Васька лежала на полу, на животе, из-под кровати торчали только ноги, и пыталась вытолкнуть из-за дальней деревянной массивной ножки ежа. Еж не сдавался, ворчал, вибрировал как старенький холодильник и вылезать совершенно не хотел. Пока из результатов операции были только каучуковый мяч размером с грецкий орех, листок перекидного календаря с рекомендациями по посеву репы и чистый пол под Васькой - вся пыль перекочевала на старенькую байковую рубашку. Девочка тоже пыхтела, потому что кровать была с ящиком и довольно низкая. До застрявшего зверька дотягивались только самые кончики пальцев, обмотанной тряпкой руки. Здесь, в пыли и полумраке комната казалась чем - то далеким. Долетало мерное тиканье часов, скрип покачивающегося маятника, да квохтанье кур за окном... И, вдруг, послышался нарастающий гул, потом все задрожало, затрясся и зазвенел сервизами сервант, и даже пол заходил ходуном. По улице ехал трактор!
Откинув подзор и выкатившись боком почти на середину комнаты, Васька подорвалась к окну, отодвинула занавеску и успела разглядеть, как трактор, разгоняя с дороги чопорных рыжих несушек, завернул за старый дуб и скрылся из виду. За трактором продребезжал прицеп, за деревом спрятаться полностью не смог, оставив две намалеванные на боку кривые красные буквы: "ЯК". Еще миг спустя тарахтение смолкло - остановились. В соседний, последний на улице дом приехали новоселы.
Девочка бросилась к другому окну так резво, что чашки в буфете снова зазвенели. Отсюда было видно верх кабины трактора из-за высокого забора. Там, где доски переходили в более низкий штакетник, начинался прицеп с первой такой же кривой и красной, как последние, буквой "М". "ОР" было не видно за дубом.
Сначала наверху показался дядя Коля. Длинный как жердь, он неловко стал как- будто протаскивать коробки и ящики сквозь дуб, внизу скарб деловито и сосредоточенно принимал дед Митя. Рядом с ним стояла женщина и указывала, что можно оставить пока возле дома, а что сразу нести на крыльцо. Она была в светлом платье с ярким платком на шее, высокая и статная, с волосами собранными в большой пушистый узел на затылке.
Последним показался вихрастый паренек, ртутью выскользнувший из-за дуба, и тут же взлетевший наверх к дяде Коле. Маленький и юркий, он то всасывался в ствол, то выплевывался с другой стороны со свертками и стопками книг, спрыгивал вниз и бежал к крыльцу, чтобы потом все повторилось. Ваське показалось, что мальчишка прошивает ее любимое дерево насквозь, она поджала губы - впереди явно была драка.
Улица, на которой жила Васька, была самой маленькой и тихой в деревне. Отсюда было далеко до магазина, библиотеки и клуба, далеко до реки. Зато совсем рядышком стояла старая и давно заброшенная, но все равно красивая церковь, а еще школа. Липовая аллея отгораживала пять сбившихся в круг домов от остального села. Дорога, вынырнув из-за кустов сирени, стеснительно проскакивала между последними двумя парами лип школьной аллеи, потом заворачивала и кралась вдоль их медвяных стволов с одной стороны, и зарослей сливы и терна с другой. Вырвавшись на пятачок среди домов, она желтой лентой прорезала изумрудную траву и дальше, пропетляв по сосновому бору, скатывалась вниз с холма в луг, огибала болото и упиралась в озеро.
Самый замечательный дом, конечно, был у Васькиного дедушки. Он стоял с края большой зеленой лужайки. Маленький, уютный, выкрашенный в густой изумрудный цвет, с белыми резными наличниками на избяных окнах, с наборными окнами на террасе и мосту. Мостом называлась кухня, пристроенная к основной избе вдоль всего дома. Зимой там было почти так же холодно, как и на улице - стены то толщиной в одну доску, а вот летом очень даже уютно. Одно крыльцо - резное, с тремя широкими ступенями - смотрело на улицу из засаженного вишнями и цветами палисадника. Второе крыльцо выходило во двор скромной дверью из трех соединенных двумя полосами металла дубовых досок, с тяжелой щеколдой и крючком, чтоб закрываться на ночь. Единственная неказистая ступенька была широкой и шершавой, а дальше шел настил двора - такие же толстые дубовые доски. Васька знала каждую. Какая шероховатая под пятками, а какая гладкая, будто отполированная, одна чуть качается под шагами, другая - скрипит. Она выучила их наизусть и в часы летнего жара, когда горячо ступать босыми ногами, а обутой бегать не хочется, поэтому нет-нет плеснешь воду из ведра, и в зимний холод, когда расчистишь тропинку в две доски, а остальной двор засыпан снегом по крышу дома.
От улицы двор прятался за высокими воротами и забором, с другой стороны к дому примыкал небольшой дровяной сарай, дальше большая цистерна, полная воды, а там и сарай с сеновалом, и калитка в огородик. Поближе к дому - теплицы и парники, дальше гряды морковки, свеклы и лука, а там уж и картофель. И сад.
Сад девочка любила особо. Большой с высокими и могучими яблонями, маленькими грушами и пеной вишен и слив по краям, он был словно душой самого дома. Хаотично рассаженные по нему прямо под яблонями цветы, кусты смородины и крыжовника, жимолости и жасмина, клубничные островки и маленькие клумбы с мятой, мелиссой, шалфеем и другими травками, все это дышало и создавало волшебный мир. Из сада вела скрипучая калитка. Выдолбленная в глиняном склоне тропинка спускалась с холма и вела вниз к озеру, где на приколе стояла лодка. У небольшого садового домика стояли весла, а в навесном шкафчике на его стенке хранилась самодельная плица, чтобы вычерпывать воду, а так же всякие мелкие рыболовные снасти.