Цормудян Сурен Сейранович : другие произведения.

Последняя тщетность. Глава 1 - Фигуры

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.05*37  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Современность человечества. Мир надрывно стонет от проблем. Хаос окутывает цивилизацию. Но кто-то находит в этом хаосе золотую жилу, а кто-то предчувствуя возможную катастрофу, пытается ее предотвратить. Будут ли эти попытки тщетны?" Роман будет публиковаться по мере написания. Это черновой вариант и возможны досадные опечатки или ошибки другого характера. Данный роман имеет прямое отношение к роману "Второго шанса не будет".
  ПОСЛЕДНЯЯ ТЩЕТНОСТЬ
  часть 1.
  ШАХМАТНАЯ ДОСКА
  
  Автор предупреждает, что в тексте имеет место ненормативная лексика и приносит свои извинения.
  Автор уведомляет, что события и люди в книге, являются вымышленными и любые совпадения с реальными, абсолютно случайны.
  Мировоззрения и взгляды персонажей книги, не всегда совпадают с таковыми автора.
  
  ПРОЛОГ
  
  Жемчужная гавань...
  Лето 201... года.
  Край вечного лета и солнца. Райский уголок земли. Робертсон не был столь сентиментален и пафосен, чтобы думать о таких эпитетах. Возможно когда-то, в молодости, когда он, будучи лейтенантом флотской разведки, получил должность на этой базе и впервые оказался на Гавайях, то он и подумал что-то подобное о здешнем климате и пейзажах. Но только не сейчас. Прошло много лет. Робертсон сделал хорошую карьеру на флоте и уже не являлся кадровым офицером. Но пределов для своего роста не видел до сих пор. А вот с лирикой что-то с годами стало хуже.
  Иногда, он любил разворачивать большое кресло, что стояло в его офисе на четырнадцатом этаже и сидеть лицом к гавани. Так чтобы ему солнце грело седой лоб, а взору открывалась широкая панорама. Мост Адмирала Бернарда справа. Кажущийся отсюда, вонзающейся в стадион "Алоха" рапирой. В центре панорамы, мемориал линкора "Аризона". Вереницы паломников в виде туристов, тянущихся к пристани катеров, доставляющих к этому мемориалу. Отсюда они выглядели столь незначительно, что напоминали насекомых. В хорошую погоду, когда в гавани не было практически волн, разве что возбуждаемых судоходным транспортом, из воды у мемориала торчали кольца подбашенных погонов затонувшего от торпедных и бомбовых ударов японских самолетов линкора.
  Так он сидел и сейчас. Но не любовался видом, а просматривал электронную почту на своем паде. Заодно проверял последние данные котировок на мировых фондовых биржах.
  - Мистер Робертсон. К вам Леви Айзек, сэр. - Послышался женский голос из динамика селекторного телефона на его столе.
  Он развернул кресло и нажал кнопку.
  - Да, Маргарет. Спасибо. Пусть войдет. И принесите, пожалуйста, два мартини со льдом.
  - Хорошо, мистер Робертсон.
  Безраздельный хозяин офиса, вернул свое кресло в прежнее положение, и продолжил перебирать электронную почту, водя пальцем по дисплею пада, подставив лицо яркому гавайскому солнцу.
  Позади, чуть шелохнулась дверь, и послышались едва уловимые шаги человека, который, казалось, все делал крадучись.
  - Здравствуйте Мартин. Как вы? - негромко произнес, чуть наклонившись у спинки кресла, невысокий человек в очках и с короткой стрижкой черных кудрявых волос. Одет он был в светло-серый дорогой костюм, в лучах солнца кажущийся совсем уж несерьезно глянцевым. Кто-то даже пошутил однажды, но только так, чтоб Айзек не слышал, что он похож Пи-Ви Хермана , с той лишь разницей, что глядя на Леви, вовсе не хочется смеяться и у него нет того велосипеда.
  - Прекрасный день сегодня, дорогой Айзек, не так ли? - Робертсон развернулся к гостю и, не поднимаясь с кресла, пожал ему руку. - Присаживайтесь, прошу вас. - Он указал на одно из пустующих мест перед своим столом. - Сейчас нам принесут мартини. Помню, как вы любите этот волшебный напиток. Переняли привычку у вашего патрона?
  Это был укол. И Робертсон был большой любитель таких вот уколов. Собственно, почему бы и нет? Леви Айзек не член "Клуба". А лишь послушный и верный исполнитель одного из представителей данного сообщества. А вот Робертсон в Клубе уже много лет. Это, возможно, отдавало некими университетскими играми, с их студенческими братствами, члены которых свысока смотрели на других студентов. Хотя, возможно, это университетские юнцы переняли некогда "клубные" забавы своих влиятельных и состоятельных отцов?
  Айзек присел. В определенном смысле, этот человек нравился Мартину. Быть может, как игроку в дартс нравится мишень, в которую тот постоянно метает дротики. Леви обладал какой-то крайне уникальной способностью находится постоянно на грани пресмыкания, угодливости, но и в то же время невозмутимости, серьезности, целеустремленности и... Оставаться при этом человеком с явным чувством собственного достоинства. При этом он никогда не повышал голос, не парировал колкости не менее колкими туше и не делал двусмысленных фраз. А если и делал, то едва ли можно было его на этом поймать. Чаще всего осознание того, как на самом деле ответил Айзек, чаще всего приходило к собеседнику уже после того, как тот удалялся. Да, Леви Айзек не так прост и видимо по этой причине его так ценил босс. Настолько ценил, что иной раз позволял ему вести свои дела.
  - Мистер Керзон сообщил вам о моем визите, не так ли. - Айзек не вопрошал. Он декларировал.
  - Совершенно верно, - Робертсон кивнул.
  Стройная Маргарет вошла без стука, как впрочем, всегда. Деловой этикет подразумевал, что на рабочем месте в дверь не стучатся. Однако она знала правило. Медленно проворачивать ручку, чтобы беседующие в офисе люди знали, когда к ним присоединится на минуту человек, в чьем присутствии некоторые вещи не обсуждаются. Она поставила серебряный поднос с двумя бокалами на высоких ножках и удалилась, покачивая бедрами. Чертовски приятное дополнение к зрелищу отраженного в жемчужиной гавани гавайского солнца и аромату мартини.
  - Желаете присоединиться к нашему ежегодному конвенту? - Мартин слегка улыбнулся, отложив пад и чуть пригубив напиток.
  Очередной укол в адрес невозмутимого как силикон, который сколько не мни, всегда останется силиконом, Айзека. Ведь было хорошо известно, что покрытые ореолом тайны ежегодные конвенты, были лишь для членов того самого, элитного "Клуба".
  - При других обстоятельствах, возможно, с удовольствием. - Ответил Леви. Вот так вот. Взял и отрезал. Понимай, как хочешь. При каких обстоятельствах? Будь он того уже уровня, что все члены "Клуба"? Располагай он таким количеством свободного от важных дел времени? Или будь он столь же вздорным от достигнутых положений и высот, избалованный своим потаенным гедонизмом старикашкой, как все они? Как хочешь, так и понимай. Леви Айзек хорош в своем красноречии. И ведь невозможно сказать, что его фраза двусмысленна. Никак невозможно прочитать сие в его выражении лица и холодном взгляде.
  - Удивляюсь вашей энергии, дорогой Леви, - снова улыбнулся Робертсон, - На этой неделе, вы успели побывать в Лондоне, Берлине и Тель-Авиве. Сейчас вы в Гонолулу. И это за пять дней. А я к своему стыду, уже вторую неделю ленюсь посетить дантиста на Манува драйв.
  - За то и ценим мистером Керзоном, - Айзек взглянул на мартини, однако оставил бокал нетронутым.
  - Я не удивлюсь, если вы улетаете сегодня же.
  - Через три часа. - Кивнул посетитель. - Я, к сожалению, не в силах лично передать извинения всем добрым друзьям мистера Керзона. Но рад, что могу высказать их лично вам и надеюсь на то, что вы их передадите остальным.
  - Можете не сомневаться. - Великодушно кивнул Робертсон. - Однако позвольте справиться о здоровье дорогого Алекса? Как он?
  - Увы, годы не делают нас моложе и не прибавляют здоровья.
  - Действительно. Это, к сожалению, мы пока купить не можем. - Робертсон изобразил грустную улыбку. - Однако надеюсь на его скорейшее выздоровление.
  - Мы все надеемся, - Леви развел руками. - Теперь, если позволите, перейдем к делам.
  - Конечно.
  - Как вы понимаете, все, что я скажу, отвечает прямым интересам вашего доброго друга, Алекса Керзона.
  - Я понимаю, что вы говорите от его имени. - Мартин кивнул.
  - В свою очередь и я понимаю, что в наше время, Пентагон не планирует никаких операций, без привлечения частных охранных фирм.
  Когда Леви переходит прямо к делу, это у него получается сверх всякой меры ПРЯМО. Как удар битой в лоб.
  - Ох, - пафосно прикрыл глаза Робертсон. - Наболевшая тема. Слышали, как клеймит нас либеральная пресса?
  - Армия наемников. Частная армия...
  - Но пиком было недавнее... Дайте-ка вспомнить. Ага. Цитирую. Частные армии для Пентагона сегодня то, чем вчера было СС для вермахта.
  Леви не повел бровью даже. Лишь слегка кивнул.
  - Чертовы либералы, - продолжал Робертсон. - Вот ведь какая штука, дорогой Айзек, считается, что наши либералы подпевают левым. А в мире красных, каждый либерал едва ли не официально считается агентом нашего госдепартамента. Поразительные существа. Иной раз посещает дикая в своей фантасмагоричности и, тем не менее, весьма креативная мысль. Вот было бы здорово, если бы капиталисты и красные объединились вместе против либералов. Самый страшный кошмар для этих хиппи. И самое кошмарное - это факт отсутствия того зада, который бы они в таком случае могли лизать.
  Мартин негромко рассмеялся собственной удачной шутке. А вот Леви с серьезным видом кивнул, соглашаясь.
  - Действительно. Кошмар страшный.
  Наверное, Айзек, не умевший еще ходить и говорить во времена падения Сайгона не так сильно понимал нарицательность термина "красный". А вот Мартин Робертсон, хорошо помнил паническую эвакуацию американских граждан из Сайгона, свидетелем которого, да и участником, он сам и являлся.
  - Чем я могу помочь вам, Леви? Что желает мой добрый друг Керзон?
  Айзек положил на стол свой пад, в точности такой же, как и у Робертсона, только в чехле из кожи того же цвета, что и его костюм. На экране развернута карта.
  - Нашу фирму интересует данный регион.
  Мартин некоторое время смотрел в светящийся экран и в круглую точку с названием столицы. Затем поднял взгляд на гостя.
  - В каком смысле? - тихо спросил он.
  - Мы хотим знать, возможны ли события в обозримом будущем. Мы хотим, как вы понимаете, опередить конкурентов с поставкой комплектующих для определенных марок вертолетов.
  - Хотите отыграться за то, как вас обошли во время подготовки действий на Балканах?
  - Не без этого, - сухо кивнул Айзек.
  - Ну, тогда, как вы помните, потерь в вертолетах было меньше чем предполагалось и ваши конкуренты не получили ожидаемой выгоды.
  - Я помню. Но и вы не хуже мистера Керзона знаете, что данный регион, это не Югославия. Более того, у спецслужб кремля, как вы понимаете, не один оружейный барон, который сейчас содержится в нашей тюрьме. Они, в обход всех возможных санкций, уже давно могут снабжать ЭТИХ средствами борьбы с воздушными целями... Тем более, учитывая, что это за регион. Да и кремль не тот, что в девяносто девятом году.
  Робертсон вернулся к бокалу мартини и мрачно посмотрел мимо собеседника, сосредоточенно отпивая напиток.
  - Ну, во-первых, вы как-то сильно переоцениваете Москву. Эта страна, большой и неповоротливый линкор, в который угодила торпеда. Причем у экипажа данного линкора, никакой дисциплины нет уже более двадцати лет. Следовательно, нет и малейшего представления о борьбе за живучесть пораженного корабля. Да и корабль этот, собственно без экипажа, а лишь наводнен крысами. Жители России уже жрут друг друга в блогах. Завтра они начнут друг друга резать уже отнюдь не виртуально...
  - А Китай? - неторопливо проговорил Айзек. - По данному региону, у Китая мнение едино с русскими. Но это отнюдь не тонущий ржавый линкор.
  - Вы, Айзек, понимаете, степенью какой секретности может быть данная информация? - произнес он после долгой паузы. - Даже президент не может знать наверняка...
  - Президент может и не знать. Но КЛУБ, знает.
  Мишенью для дартса сейчас ощущал себя именно Робертсон.
  - Но вы не член КЛУБА, дорогой Леви, - тихо, с едва уловимыми нотками угрозы в голосе, проговорил Мартин.
  - Я представляю интересы мистера Керзона. А он в клубе.
  - Вы ходите по тонкому льду, мистер Айзек, не находите? - Робертсон наигранно улыбнулся, обволакивая свою фразу в непринужденную шутку.
  - Простите, что мне приходится повторяться, но я лишь честно представляю интересы мистера Керзона. - Гость отлично понимал, что это не шутка.
  - Как скоро его здоровье, позволит мне лично переговорить с Алексом?
  - Я так полагаю, что вы не желаете обсуждать это со мной и хотите обсудить напрямую с моим шефом. Я понимаю и уважаю вашу позицию, мистер Робертсон. Однако, надеюсь вы не собираетесь делать это по телефону?
  - Я готов вылететь к нему в понедельник, - резко отрезал хозяин офиса.
  - В понедельник? - гость взял со стола свой пад и принялся водить по экрану пальцем. - А как же дантист на Манува драйв?
  Это был укол. Да еще какой! И Мартин чувствовал, что невозмутимый Леви, в состоянии вывести его, самого Робертсона из себя в течении еще каких-нибудь пяти минут беседы. А это очень скверно для бизнеса.
  - Вы не ответили на мой вопрос, дорогой Леви, - улыбнулся хозяин, допивая напиток. - И не прикоснулись к вашему мартини.
  - Мой босс примет вас в понедельник, после полудня. - Ответил Айзек, убирая, наконец, пад и взяв, наконец, бокал в руку...
  
  * * *
  Россия.
  Весна того же года (тремя месяцами ранее)...
  Снег таять не хотел прямо-таки с партизанским упорством. А ведь март уже кончился. Где те идиоты, что вопят о глобальном потеплении? Андрею Мишанскому, что слепил сейчас крепкий снежок, захотелось кинуть им одному из этих крикунов в голову.
  А вообще места здесь красивые в любую пору. Кое-где густой лес подступал к реке настолько, что угрожающе нависал над Окой. А где-то пологие склоны берегов лишь поросшие кустарником. Даже делающий однообразной цветовую гамму природы снег был здесь красив. С голубоватыми переливами и драгоценными бликами в лучах солнца, иногда выглядывающего сквозь облачность.
  Михаил Береговой, лысый, с быковатым телосложением, что все еще копошился в багажнике своего внедорожника, щелкнул охотничьим ружьем, переломив его и приготовив два патрона.
  Андрей хорошо знал звуки большинства видов стрелкового оружия. Он даже не обернулся, продолжая разглядывать зимние пейзажи леса у берега замерзшей Оки.
  - Мы же рыбачить сюда приехали. По окушкам палить будешь? - произнес он, метнув снежок в пролетавшую мимо ворону. Не попал...
  - Пострелять-то охота, - хмыкнул Береговой, вгоняя патроны в стволы.
  - Не настрелялся в свое время "за речкой" ?
  - Так то когда ж было-то?
  - Ну, а последующие командировки твои?
  - Ой, Андрей, даже не напоминай.
  Мишанский, наконец, повернулся к своему товарищу:
  - Здесь разве можно охотиться?
  - Нам всюду можно, - засмеялся Береговой. - К тому же местного лесничего, Матвеева, я знаю хорошо. Еще по Афгану. И местечко это спокойное я ему нашел, когда он работу найти не мог.
  - Ты, Миша, прекрасно знаешь, не люблю я пальбу.
  - О да. Как это у вас, у аналитиков называется? Когнитивный диссонанс? Мозгам думать мешает стрельба? - Береговой расхохотался, сверкая золотыми зубами.
  - Не совсем так. Но смысл ты уловил. - Андрей подошел к машине и принялся извлекать оттуда зачехленные спиннинги и бур. - К тому же тут городок какой-то рядом.
  - Да там к стрельбе и самолетному шуму привыкли. Военный городок это. Надеждинском зовется.
  - Надеждинск? - Мишанский взглянул на друга. - Не слыхал что-то.
  - Да его по привычке до сих пор даже на карты не наносят. Ты о нем, наверное, слышал, но под другим названием. Что по нашей номенклатуре значится. Там раньше помимо десантуры и авиации еще спецы ГРУ-шные базировались. Ну, соответственно, с кое-какими игрушками на складах, о которых до сих пор простым смертным знать не полагается. Их разогнали, правда, в девяностых. Может потому ты и не в курсе, что ГРУ там сейчас не осталось.
  - Ясно. Ну, это я не к тому, что они к шуму привыкшие. Вдруг гуляет кто-то по лесу? так что давай без пальбы. Спокойно посидим да рыбку половим. Вот это дело я люблю.
  - Андрюха, давай вон к тем камням. Там и проталина есть...
  Меньше получаса понадобилось на то, чтобы развести в разборном мангале костер и оборудовать на паре больших, торчащих у берега из речного льда камнях место для удобной рыбалки.
  Привезенные с собой дрова озорно потрескивали в огне позади. Поплавки неторопливо покачивались в ленивой холодной воде Оки. Два товарища сидели на паре раскладных стульев, неспешно потягивая коньяк из сувенирных фляжек, что подарили им на двадцать третье февраля дети. По иронии, фляжки были совершенно одинаковые, с гербами канувшего давно в небытие СССР. Наверное, и в магазине одном куплены.
  - А местечко-то прикормить надо было. - Улыбнулся Береговой.
  - Надо было... прикормить... - Задумчиво и мрачно отозвался Мишанский.
  - Андрей, да чего ты смурной такой всю дорогу? В кой это веки на природу выбрались. Отдохнуть от возни нашей да от шума домашнего?
  - Ты ведь прекрасно знаешь, где и у кого я был позавчера с докладом и рекомендациями. - Тихо отозвался Андрей.
  На лице Михаила появилась ехидная усмешка:
  - Знаю. Что, задница болит?
  - Да у всей страны задница болит. Причем давно. Причем не только у нашей. А он все... Ай... - Мишанский раздраженно махнул рукой. - Уже больше десяти лет... Одно и тоже. А ведь половина из того, что мы сейчас наблюдаем, была расписана очень и очень давно. Даже до того как он выпихнул этого пьяницу. И казалось бы... Ну, столько лет уже прошло. Хватит уже присматриваться да ходить на цыпочках. Хватит осторожничать. Тем более сейчас, когда буквально все трещит по швам. Но нет. Сейчас он вообще даже больше растерян.
  - Ну, еще бы, - кивнул Михаил. - Уж если средь бела дня, да на главной площади, толпа ему смертную казнь обещает и кричит об этом на всю катушку. А знаешь что, Викторович? Он сам виноват. Да-да, Андрюша, не смотри на меня так. Он на кого изначально ставку делал? Правильно, на тех, кто больше всего награбил. На какую-то там элиту. С сучкой этой, которой, то инвалиды то младенцы мешают, нянчился, после того как ее папаня... просто-таки икона русской демократии, - эту фразу Береговой выделил особенно брезгливой интонацией, - дуба врезал в сауне...
  Мишанский задумчиво покачал головой. Он хорошо помнил ту историю. Он лично тогда выезжал в Калининград, в окрестностях которого и находилась злополучная сауна, высокопоставленное тело и девицы, в присутствии которых это тело начало коченеть. И это он, Мишанский, отдавал приказ на устранение парочки тех знойных девиц, что и вызвали так называемый, сердечный приступ у человека, которого сейчас помянул его друг Михаил... Андрею такие зачистки были знакомы еще со времен Беловежья. Тогда он был куда моложе, да и рангом пониже. Хотя... двери, в которые он был вхож уже в то время для большинства смертных, просто-таки сакральное таинство. Но это подразумевало и определенные обязанности. Не очень приятные, в том числе. После той пьянки, буквально вселенского масштаба, что устроила троица авантюристов, поставивших крест на существовании страны, которой он присягал, ему лично пришлось ликвидировать специально подобранных девочек для данного мероприятия. Подбирал тоже он. И он знал, что их ждет. Потому и выбирались девчонки, не только красивые, но и без родни вообще, либо с такой, которая никогда их не хватится. А если и хватится, то быстро умрет от цирроза печени, который никого из их знакомых не удивит. Потом были уколы. Девицы думали, что словят кайф... Может и словили. Говорят что определенные виды смерти, это кайф. Черт их знает... Потом была кремация и так далее. По технологии. Девочки из сауны ведь тоже ничего не оставили после себя... Ничего крупнее молекулы.
  Береговой продолжал распаляться о том, что ТОТ САМЫЙ, у которого на днях был его друг, ставил долгие годы совершенно не на тех, на кого следовало бы. И шел он совсем не той дорогой, которую следовало бы выбрать после того как удалось избавиться от работающего на импортных батарейках, выжившего из ума и спившегося зомби.
  - А на народ он ставку не делал! - махнул рукой Михаил. - Даже сейчас! Он просто дождался того, что этот самый народ ходит на митинги и проклинает его. Вот чего он добился за столько лет!
  - Это какой же народ, Федорович? - зло проворчал Мишанский. - Тот народ, который обосрался от радости, когда Феликса с Лубянки демонтировали? Тот народ, который сам же дал разрушить его страну, а сейчас, вдруг опомнившись, винит в этом кого угодно: ЦРУ, евреев, горбача, но не себя любимого? Тот народ, который пивко попивал, глядя в телевизор, где в прямом эфире его парламент из танков херачили? Тот народ, что свое прошлое называет совком, а свое настоящее рашкой? И, с таким отношением, естественно, не имеющий никакого будущего. Тот народ, который после последних выборов вся эта хрень, что у штатовского посольства кормится, повела на те же самые грабли, что дали этому народу по лбу в начале девяностых и он снова поперся как баран на бойню? Ты про этот народ? Ты говоришь, что на это быдло надо ставку делать?
  - О, ну завелся, товарищ генерал-полковник. Не все же такие. Ты же аналитик высшего калибра. А утрируешь как какой-нибудь прыщавый блогер.
  - Это ты размышляешь материями, которые давно не актуальны. Глупый и никому ненужный пафос. Правила игры в природе таковы, что эволюция не терпит тупизны. Если народ продал свое первородство, кровь своих предков, что они проливали и идеалы, за которые эта кровь лилась, на джинсы и макдональдсы, то эту субстанцию надо оставить позади.
  - И с чем же нам идти в будущее, объясни в таком случае?
  - В будущее? Федорыч, я не футуролог. Я аналитик. Я тебе сейчас такое будущее распишу, что ты застрелиться захочешь. Знаешь эту поговорку - оптимисты учат английский, пессимисты учат китайский, а реалисты - автомат Калашникова? Знаешь?
  - Слыхал. - Засмеялся Береговой.
  - Ну, так вот. Устарела она, как кассетный магнитофон. Оптимисты учат китайский, а пессимисты - законы шариата.
  - Ну, а что же делать реалистам?
  - Ползти на кладбище, дружище.
  Михаил расхохотался:
  - Хорош аналитик!
  - И про народ... Знаешь, я не просто так говорю, глядя свысока. Мы с тобой ничуть не лучше, по сути. Сколько раз мы с тобой присягу нарушили? Нет, я конечно понимаю, что присяга, она может, имела значение когда-то, очень давно, а сейчас это просто нелепый атавизм и пережиток, как подшива солдатская. Но все же. Чем мы с тобой занимались во время путча? Правильно, паковали по автозакам пособников ГКЧП. Что мы делали в девяносто третьем? Правильно, расставляли снайперов вокруг белого дома и инструктировали, кому желательно прострелить лоб. А хотя нет. Ты же организовывал подкуп командиров полков, которые могли на стороне парламента выступить. Не так ли?
  - Было дело, - кивнул генерал-лейтенант Береговой.
  - Вот-вот. Было дело. А потом мы этих дураков в Чечню отправили, да слили их там. И кровавые октябрьские доллары имени октября девяносто третьего им впрок не пошли.
  - Мать твою, Викторыч. Куда тебя вообще понесло? - Михаил разозлился.
  - Я тебе напоминаю, в каком мире мы живем. А то ты тут начал загонять про народ и ставки. Это тебя куда-то не туда понесло. Ну, ставил Сальвадор Альенде на свой народ. И где был тот народ, когда самолеты Ла Монеду бомбили? Да много примеров можно привести. Делать ставку на массы... Это работало, быть может, году эдак в семнадцатом, прошлого века. Да только что они сделали тогда, опять-таки? Страну свою угробили. Нет. Все куда сложней. Тут, знаешь ли, высшая нелинейная математика, а не таблица умножения из школьной тетради. Ты бы почитал умную книжку некоего Виктора Белова, под названием "Теория элит".
  Береговой снова рассмеялся и закивал головой. Он-то хорошо знал, что под именем Виктора Белова, эту книгу написал и не кто иной, как человек, сидящий сейчас слева от него, генерал-полковник одного очень закрытого отдела, одной очень таинственной организации - Андрей Викторович Мишанский.
  - Ну, ты мне подари экземплярчик с автографом.
  - Да-да, мне еще автографы не хватало ставить на этой книге, Миша.
  - Да один черт, там у тебя сплошной плагиат. Все это было уже у Парето и Михельса.
  Андрей кивнул:
  - Конечно. А еще у Платона, Конфуция и Макиавелли. Да только никто настолько упорядочить и осмыслить не пытался, до моего труда.
  - А знаешь, ты своим негативом всю рыбу распугал. Не клюет ни хрена.
  - И черт с ней, - задумчиво отозвался Мишанский.
  - Ну, а как же рыбалка? - усмехнулся Береговой. Была за ним такая черта, усмехаться по поводу и нет, в неформальной обстановке и в кругу своих.
  - Не ради рыбной ловли для меня рыбалка. Просто нужен иногда покой, мозги упорядочить. Медитация, если хочешь. - Он легонько покачивал спиннинг и равнодушно наблюдал за реакцией поплавка.
  - То есть от дел насущных отдыхаешь? - и снова эта чертова ухмылка, - Однако даже тут дергаешь за ниточку и с бесстрастием сфинкса смотришь на результат.
  - Мда-а... - Вздохнул Мишанский. - Люди, они как поплавки. Все дергаются... Да только дергаются они, либо потому что мы за леску дергаем, либо рыба за крючок.
  - Ну, хорошо, если люди, это поплавки, то кто тогда рыба?
  - А рыба, дружище, это те, кто в силах поломать нам всю игру. Ниточки ведь к ним не привязаны. Они на своей волне плавают, как хотят. И лишь немногие из них попадаются к нам на крючок.
  
  1.ФИГУРЫ
  
  Город, в котором нет людей - пугает. Конечно, кто-то в нем должен все же появиться, чтоб прочувствовать это. Значит нельзя утверждать, что в нем нет людей вообще. Кто-то все же есть. Но пусты дома и улицы. Во дворах нет шума детворы. Из уютных кафе не доносится музыка и ароматы блюд. На крикливом восточном базаре не зазывают торговцы...
  Человек может оказаться в одиночестве на берегу океана, или на вершине горы. Среди леса или тундры. Едва ли окружающий пейзаж будет пугать его. Скорее - умиротворять. Даст возможность разуму отдохнуть. Но в покинутом городе все совсем иначе. То, что создано людьми, но не природой, в отсутствии своих хозяев, настораживает. А в брошенном городе это чувство умножается, словно на количество жителей, для которых построены все эти здания, в одночасье превратившиеся из чего-то обыденного и само собой разумеющегося в нечто угрожающее. И эта гнетущая тишина. Нет, абсолютной ее не назвать. Далеким эхом от стен и стекол отражались звуки какой-то вялотекущей перестрелки. Но звуки эти в своих бесконечных отражениях от бесконечного количества окон и домов настолько исказились, что больше походили на мрачную музыку дарк амбиент. Саундтрек, озвучивающий пустоту и бренность, оставшихся от бури отчаяния покинувших город людей...
  И все же кто-то здесь находился. Два человека торопливо, однако, стараясь оставаться как можно менее заметными, двигались через частично разрушенное задние, затем перебежали улицу до следующего. Быстро осмотрелись, и продолжили движение в сторону южной окраины. У одного за спиной висела снайперская винтовка. В руках автомат Калашникова. Тот, что двигался следом, имел более внушительную ношу. РПГ и свисающий с шеи ремень с гроздью из четырех боеприпасов к нему. Пятый был уже в самом гранатомете. В руках легкий ручной пулемет американского производства. Первый все время слушал радиосканер, поднося его к уху. Громкость он убавил, чтоб динамик не выдавал их местоположения.
  - Больше нет? - шепнул гранатометчик, тяжело дыша.
  - Все еще молчат, - отозвался снайпер, в очередной раз, прильнув к динамику рации.
  - А может... Может все-таки тебе показалось? - тоскливо проговорил второй. Он был хоть и моложе, но гораздо выше и крепче первого. Видимо по этой совокупности причин, ноша у него оказалась тяжелей.
  - Мне не показалось. Это не местная армия. И я точно знаю этот позывной. Ты понимаешь, что если здесь люди этого шайтана, то не оттого, что у местного президента солдат не хватает. Они за нашими головами пришли. Давай, за мной...
  Они преодолели еще метров сто и вновь затихли в закоулке, в тени покосившейся крыши сгоревшего не так давно кафе.
  - А может... Может просто совпало? - не унимался более молодой.
  - Что совпало? - старший покосился на сотоварища.
  - Ну, позывной. Мало ли одинаковых позывных...
  - Учкерман? Ты хочешь сказать, что в этой стране какой-то военный возьмет себе позывной Учкерман? Это чеченец! Да, он говорил по-арабски но с нашим акцентом!
  - А может, это кто-то из наших?
  - Ты что, дурак? Я же тебе сказал, что он передал артиллерии координаты группы Омара. Ты забыл, как час назад точно накрыли тот квартал, где Омар со своими людьми был? Они даже уйти не успели после моего предупреждения, настолько быстро их разбомбили. Идем...
  И снова бросок через улицу. Среди домов эхом загудел далекий звук выстрела танка и последовавшего за ним взрыва.
  - Они все-таки вводят в город армию... - запыхавшимся голосом проговорил гранатометчик.
  - Сомневаюсь. Если они знали про Омара, то наверняка знают что тут все заминировано. Просто окраину зачищают.
  - От кого? Звук с севера. Кто там из наших?
  - Не наши. То есть на нашей стороне, но не наши. Там с Африки наемники. Им не эмир платит. То ли американская разведка, то ли еврейская.
  - Я бы не стал брать у евреев деньги, - сплюнул гранатометчик.
  - Все деньги пахнут одинаково, брат. Как и кровь всех неверных. Идем...
  - Слушай, может легче найти его да убить? Ну, или... С чего ты вообще взял, что он за тобой пришел?
  - Мы кровники. Не может быть случайностью то, что он там же, где и я. Не отставай...
  Дальше улица была шире, и пришлось напрячь силы, чтобы преодолеть ее как можно быстрей.
  Достигнув очередного здания, они решили все же передохнуть. Чем оно являлось до войны, сейчас понять было трудно. Здание сильно пострадало во время боевых столкновений, впоследствии и вынудивших тысячи людей покинуть город. В стенах зияли дыры от попаданий снарядов. Кое-где и в перекрытиях этажей имелись отверстия, явно не предусмотренные архитекторами и строителями. А еще этот запах... Сладковатый до тошноты трупный запах. Снайпер внимательно осмотрел груды обломков вокруг. Из под массивных кусков обвалившегося потолка торчала полусгнившая человеческая рука, в остатках плоти которой копошились черви.
  Привыкнуть можно и к свисту пуль и к виду вывернутых наизнанку человеческих тел. Но вот этот проклятый запах...
  Снайпер вздохнул, сплюнул в сторону трупа и, приблизив к лицу ствол винтовки, втянул из него носом воздух, пропитанный запахом пороха.
  - Я все-таки не понимаю... - проворчал гранатометчик.
  - Чего ты не понимаешь? - недовольно отозвался старший.
  - Почему он позывной не сменил? Ведь он был с ним позывным еще, когда на нашей стороне воевал. Почему он не сменил позывной?
  Снайпер скривился:
  - Выродок предал наше дело. Но характер горца остался. Он думает, что круче него только сам пророк и всевышний. Вот и не сменил. Собака. Ну, ничего... Я до него доберусь, клянусь всеми предками моего тэйпа. Раз уж он приехал в эту страну, тут его голова и останется.
  - Тогда чего ждать? Чего мы бежим?
  - Думаешь, он один шастает по городу этому? Не будь глупцом. Мы сейчас измотаны двумя сутками боев. Не сейчас, короче...
  - Ладно, - гранатометчик вздохнул, - Пошли дальше. Вонь эту терпеть уже сил нет.
  Обогнув изувеченное здание, пропахшее смертью, они оказались в узком переулке. Тень немного спасала от палящего ближневосточного солнца. Да и узкая дорожка между возвышающихся стен дарила некую иллюзию безопасности и невидимости для посторонних, и уж тем более вражеских глаз. Где на окраине города усилилась канонада. В стороне послышался гул самолета. Затем жужжание. Видимо, штурмовик отработал по позициям так называемой оппозиции свое многоствольной пушкой.
  - Надо было труп тот раскопать. Вдруг солдат или полицейский? - заговорил позади гранатометчик. - Сфотографировали бы, сказали бы хозяину, что это мы его. Лишние баксы в премиальных не помешают.
  - Эти глыбы, что его придавили, ты бы поднимал? У тебя, конечно, сила есть. А вот ума нет совсем. И так еле ноги волочим, а тут еще раскапывать труп, который давно сгнил. И сфотографировать покойника любой дурак может. Я слышал, кто-то из наемников даже своих убитых поначалу переодевал. Для видеоотчетов. Только ведь спонсоры тоже не идиоты. Принимают только съемки казни, уничтожения техники, расстрел колонн. Видео с подрывом фугаса. А еще документы и жетоны...
  Снайпер вдруг остановился. Узкая улочка вывела их на Т-образный перекресток и перед боевиками возникла стена с опущенными железными жалюзи, видимо прикрывающими витрины какого-то магазина. Кое-где в жалюзи впивались пули, оставив характерные дырки, но снайпера остановила и насторожила надпись на одной из них:
  "Начали в Ливии закончем в Маскве". Вот прямо так, с ошибками и без запятой или дефиса. Примечательно еще и то, что надпись была сделана не на местном, арабском языке. Даже не на английском. Язык надписи являлся русским.
  - Какой урод это написал... - выдохнул снайпер и даже отшатнулся, тут же наткнувшись спиной на руки и пулемет могучего напарника.
  - Ты чего, Овлур? - удивился его реакции гранатометчик.
  Снайпер на миг прикрыл глаза и этого мгновения ему хватило, чтоб из памяти всплыл тот далекий и позабытый эпизод, произошедший на другой войне и в другой стране. Гораздо северней, чем эта...
  ...атака федералов на Салим-Юрт захлебнулась. Боевики знали о времени ее начала и хорошо подготовились. Фугасы на подступах. Секреты противотанковых расчетов. Позиции снайперов. Тот из федералов, что передал им сведения об атаке, помнится, все стращал, дескать, в танках сидят экипажи, что незадолго до начавшейся на родине Овлура войны расстреливали здание парламента в Москве.
  - Представьте, если они своих без жалости расстреливали, что они будут делать с вами, чеченцами, - сказал тогда тот информатор - федерал. Он еще что-то добавил про намотанных на гусеницы танков московских женщин и детей. Одним словом сделал все, чтобы даже те жители небольшого городка, что не хотели воевать и даже желали остаться в составе России, стали помогать боевикам.
  Ближе всего к городу подошел танк, который был сожжен у большой таблички с надписью Салим-Юрт. Детонацией боезапаса у танка сорвало башню и от экипажа мало что осталось. После боя, молодой еще Овлур удовлетворенно осматривал сожженную технику и трупы убитых солдат. И так же с удовлетворением наблюдал за тем, как раненому федералу перерезали горло. Тогда Овлур свежей кровью казненного, дополнил надпись Салим-Юрт словами - "это вам не Масква". Особенно тщательно, в виде полумесяца он вывел букву С. А потом сзади раздался голос:
  - Москва пишется через О, баран.
  Это был Руслан Лаудаев. Здоровяк, вечно чем-то недовольный. И в тот раз он требовал, чтоб раненного не убивали. Его ведь можно было обменять. Но, не смотря на свой грозный вид, Лаудаев не имел тогда еще серьезного авторитета, который помог бы тому неверному избежать мучительной смерти. Теперь, похоже, всю злобу за свою неудачу, Лаудаев выплеснул на молодого Овлура, назвав того бараном.
  Так почему поседевший уже боевик Овлур вспомнил тот давний эпизод? Да просто надпись перед ним заставила окунуться в прошлое. Слово "Москва" было написано точно так же, как написал когда-то сам Овлур. С ошибкой и буквой С в виде полумесяца. А еще Руслан Лаудаев... Ведь уже тогда, под Салим-Юртом, все называли его - Учкерман...
  - Поворачивай назад! - нервно зашипел на напарника снайпер. - Шевелись ты!
  - Ты чего? - продолжал недоумевать гранатометчик.
  - Это ловушка, чтоб тебя! Он здесь!
  - Кто?
  - Учкерман! Валим отсюда!
  И снова узкая улочка и высокие стены. Тень, спасающая от палящего ближневосточного солнца. Но теперь все это казалось таким зловещим и угрожающим. И Овлур чувствовал, как в спину дышит смерть. Учкерман мог бы пожалеть пленного русского. Но кровника он не пожалеет никогда. Он пришел, чтоб отомстить за сестру, превращенную Овлуром в бомбу...
  Бегущий теперь впереди гранатометчик вдруг странно качнулся, мотнув головой, его ноги согнулись так, словно в них внезапно исчезли все мышцы, позволяющие человеку стоять. Напарник рухнул на мощеную камнем улочку.
  - Ваха! - Снайпер припал к товарищу и развернул того лицом к себе. В переносице боевика зияла кровоточащая дыра от пули.
  Овлур метнулся в сторону, к мусорному контейнеру у стены, вскидывая при этом автомат.
  - Руслан! Я знаю, что это ты, ублюдок! Выходи и дерись как мужчина!
  Отчаянный голос завибрировал между стен и ушел в тишину брошенного города, нарушаемую лишь звуками далекого боя.
  Отсутствие ответа угнетало, и боевик судорожно пытался понять, откуда стреляли в его товарища. Звука выстрела совсем не было. Да и характерная дырка в голове Вахи говорила о том, что убили его девятимиллиметровым патроном из "Винтореза".
  - Сука, где ты?!
  Вдруг, левое колено охватила жуткая боль, словно по нему ударили кувалдой. Мгновение спустя Овлур, уже взвывший от боли, понял, что прямо в колено вошла пуля. Он бросил автомат и обхватил раненную ногу руками, и тут же очередная пуля продырявила ему правую ладонь и вошла в бедро.
  - Сссука! Пидааар!
  Овлур распластался и попытался подползти к мертвому товарищу. У того на поясе имелись ручные гранаты. Лучше взорвать себя, чем терпеть эти муки и уж тем более это лучше, чем попасть в руки своего кровника.
  Позади послышались торопливые шаги. Затем кто-то схватил его за седые волосы и резко запрокинул боевику голову.
  - Ну, здравствуй, баран. - Заулыбался золотыми фиксами Учкерман. - Я пришел к тебе с приветом от моей сестры и племянников. И знай, по-мужски только с мужчинами дерутся. А ты, всего лишь баран.
  Сказав это, Руслан Лаудаев перерезал Овлуру горло.
  Не мешкая, он поднял винторез и занял позицию за контейнером и внимательно осмотрел улицу.
  - Плюс, - чуть громко сказал он.
  - Чисто, - послышалось со стороны роковой для двух боевиков надписи.
  - Чисто, - раздался еще один голос, с другого конца узкой улочки.
  - Контроль! - сказал Учкерман.
  - Плюс, - ответил первый голос.
  - Плюс, - подтвердил второй.
  После этих слов, Руслан принялся обыскивать тела убитых боевиков.
  
  * * *
  В какой-то момент далекая канонада резко усилилась и небо над городом, словно ножом, с характерным звуком, вспарывали самолеты. Но потом звуки, напоминающие о людях, стали стихать, превращаясь во все более редкие обмены небольшими очередями из стрелкового оружия. Мертвый город снова принялась накрывать тишина, обволакивая изувеченные дома со следами пуль и проломами от попаданий снарядов. Солнце палило улицы, где-то в большей степени, а где-то в меньшей, покрытые отколотыми от зданий обломками разной величины.
  Старший лейтенант, смотрящий в окно, не любил жару. Ему была больше по душе зима. Настоящая. С узорами на стеклах, которые расписывал художник мороз. С сугробами и снежками, летящими посреди резвящейся детворы. Это, наверное, от детства досталось. И снег всегда напоминал ему детство. Самый яркий праздник с мандаринами и елкой, снежные крепости, "тюнинг" санок и моргающая гирлянда на окне, подсвечивающая те самые узоры, так похожие на еловый лапник. В детстве все было радостным и сиюминутным. А будущее... Ну, разве до него, когда есть такое настоящее? Когда есть детство...
  Сейчас же он смотрел на улицу, покрытую обломками зданий. На остовы сгоревших автомобилей. И на одиноко торчащие во дворе детские качели. В этом городе ведь тоже жили дети. Такие же, как он был когда-то. Только немного смуглее. Говорили на другом языке. Но ведь такие же. Шумные, познающие мир, непосредственные, любящие игры... Правда, они ведь совсем не видели снега. Что поделаешь, климат здесь такой. Впрочем, он и на родине не припомнит, когда была настоящая белая зима. Все слякоть, грязь, едва припорашиваемая снегом, не способным продержаться и неделю. Будто праздничные зимы ушли вместе с его детством.
  Из брошенной квартиры на четвертом этаже открывался хороший вид на прилегающие к дому подступы. Но картина, щедро расписанная штрихами войны, удручала. Видимо по этой причине молодого офицера потянула на минорные мысли.
  Позади раздался шорох. Продолжая держать оружие наготове, старший лейтенант обернулся.
  Немолодой уже, плечистый и бородатый Руслан Лаудаев копошился в оставшихся от покинувших это жилище людей вещах.
  - Ты чего делаешь? - тихо спросил офицер.
  - Та... - крякнул чеченец, - ищу, чем поживиться тут. Это же восток. Тут и золотишко может быть.
  - Тебе слово - мародерство, говорит о чем-нибудь? - мрачно проговорил старший лейтенант.
  - Хых... - Руслан фыркнул, продолжая свое занятие, - Искандер, слышь? Ты погляди, какой у нас старлей правильный.
  - Чего? - раздался голос из другой комнаты, где находился третий член группы.
  - Он мне мародерствовать не дает.
  - И правильно. - Послышался смешок. - Давай, Илья, поучи этого нерусского хорошим манерам.
  - Слышь, татарин, - шутливо огрызнулся Руслан. - Тоже мне...
  - Ты чай обещал, - отозвался Искандер. - Где чай, нохчо?
  - Вода не нагрелась еще. Думаешь, она быстро нагреется на одной спиртовой таблетке? Это ведь на три рыла воду греть надо.
  Очередной смешок из соседней комнаты:
  - Это хорошо, что ты и себя к рылам причисляешь.
  - Я вот думаю, может этому угрюмому рылу чай не делать? - чеченец покосился на офицера.
  - Руслан, ты видел, как он тому бугаю между глаз всадил, с полутора сотен шагов? Не-е-е, я бы на твоем месте старлея обижать не стал.
  - С оптикой любой дурак может. - Лаудаев пожал плечами, перебравшись от стола к шкафу.
  - Это пулей, которая всего триста метров в секунду летит? Сомневаюсь.
  Тем временем, Руслан нашел какой-то предмет и подошел к офицеру, стараясь оставаться в тени помещения.
  - Смотри сюда, старлей, - сказал он и показал большую фотографию в рамке. - Видишь?
  - И что я должен видеть? - недовольно проворчал Илья, глядя на фото.
  - Семья. Вот отец семейства. Здоровый мужик. Вот это, походу его жена. А вот трое детей. Это сыновья. Ну и дочка мелкая.
  - И что?
  - Вот это старший сын. Ему тут лет шестнадцать. Уже и по морде дать может, да и с оружием управится. Крепыш, судя по фото. А еще, крутого из себя строит. Глянь, одну бровь подбрил наискосок. Такой закос под брутальный шрам. А фото, может и давно сделано. Может он уже постарше, да посильней.
  - Руслан, ты мне, что хочешь сказать этим? - поморщился старлей.
  - А то, правильный ты наш, что в этой семье, по крайней мере, два крепких мужика. Но они бросили свой дом. Они бросили свой город. Они отказались защищать свои права на жизнь здесь. И свои права на это имущество тоже отказались защищать. Они сбежали. Как и тысячи жителей этого города. Вон, на заднем фоне у них дорогая машина. Среди тех, что вокруг разбитые и сгоревшие, я такой не видел. Вот они сели на нее и уехали. Они бросили все. Так что я имею право взять здесь все, что мне вздумается. Ясно тебе?
  - Бред.
  - Не понял? - нахмурился Руслан.
  - Все ты понял. Для того чтобы защищать их дом, имущество и мирную жизнь, есть армия. Они не обязаны были...
  - Это у вас, у русских, наверное, так принято, - перебил офицера Лаудаев. - Должен быть кто-то, кто за вас все решит. Должен быть кто-то, кто защитит. А тут восток, юноша. Здесь защищать свой дом, обязанность каждого мужчины. Если ты не хочешь защищать свое, то оно значит тебе не нужно. Значит и не твое это вовсе.
  - И как бы эти двое...
  - Не эти двое, старлей, - снова перебил чеченец. - Отсюда тысячи бежали. Тысячи, в том числе и мужиков. А если бы они пришли к своей армии и сказали, дайте нам оружие. Дайте нам опытного командира. Мы не хотим, чтоб наемники разрушали нашу страну. Это наша земля и наш город. И наши дома, которые мы хотим защитить. Как думаешь, долго бы эта война длилась и смогла бы местная оппозиция довести до такой кровавой войны страну? Да, все началось с оппозиции. Это потом отморозков сюда эмир и разведки разные нагнали. Вот сразу бы встали они, мужики эти... Все! И сказали бы свое слово. Оппозиция не запустила бы этот кровавый маховик, от которого сейчас сама в ужасе. Понимаешь, нет? С самого начала могло обойтись лишь малой кровью. А может и вовсе без нее. Отделались бы десятком сломанных ребер и носов.
  - Ты сам прекрасно знаешь, кто и для чего начал здесь эту войну. Как и в Ливии. И много еще где. Не в одной оппозиции дело.
  - Да-да. Конечно, знаю. - Усмехнулся Руслан. - Американцы и их союзнички. Только вот даже волк на крепкого быка не нападет. Он нападет на глупого, слабого и больного. И если это общество позволило со своим домом такое сделать, значит, оно глупое, слабое и больное.
  Кажется, Руслан опять начинает умничать. За то недолгое время, что они знакомы и в деле, молодой офицер заметил за чеченцем такую черту. Ну, благо, хоть с ножом не кидается и воплями типа "всю семью вырежу!". Всего лишь начинает обосновывать любой свой шаг эдакими метафорами и аллюзиями, стараясь вполне цивилизованно доказать оппоненту, что вокруг все дауны и один лишь Руслан шарит в жизни и всех ее перипетиях.
  - Эй, горячие парни, вы там еще подеритесь. - Напомнил о своем присутствии Искандер. - Горец, вода кипит. Мути чай.
  Лаудаев грубо всучил старшему лейтенанту фотографию в рамке, усмехнулся победно и исчез в соседнем помещении.
  Илья какое-то время смотрел на улыбающуюся с фотографии семью, затем отложил рамку и продолжил наблюдать за улицей. При этом совсем не хотелось зацикливаться на контрасте между теми улыбками и видом из окна их брошенной квартиры. Просто этот брошенный и частично лежавший в руинах город источал запах смерти, и она могла прийти и к ним.
  Через несколько минут послышался голос Лаудаева:
  - Урус. Иди чай пить. Я тебе тоже налил.
  - Я на посту, - негромко отозвался Илья.
  - Да слушай, я же растяжек понаставил. В дом даже мышь не войдет. Разве что по частям.
  - Есть инструкция, - непреклонно ответил молодой офицер.
  - Слушай, Искандер, откуда на нашу голову этот старлей взялся, а? - недовольно проворчал Руслан, после чего послышалось, как он двигает стул.
  - От начальства, - последовал ответ Искандера. Затем он обратился к старшему лейтенанту. - Илья, в самом деле, если где-то поблизости есть еще боевики, им будет не до шастаний по жилым домам. Слышишь, как войска окраины долбят? У духов сейчас одна забота - покинуть город. Да поскорее.
  - Инструкции... - упрямо повторил Илья, глядя на улицу.
  - Ох, блин, - товарищ вздохнул. - Ладно, что ты чеченца недолюбливаешь, это мы догадались (вторя словам Искандера, раздался злобный смешок Лаудаева). Но теперь у меня закрались подозрения, что ты и со мной в контрах.
  Молодой офицер нехотя отошел от окна. При этом двигался спиной вперед, продолжая до последнего смотреть на улицу. Оказавшись в соседней комнате, он увидел, что двое других членов группы сидели за большим круглым столом. Сам Руслан вертел в руках какие-то блестящие позолотой ручные часы. Искандер Мухаметов сидел с противоположной стороны и, осторожно держа фарфоровую чашку, взятую тут же, в брошенной квартире, дул на источающий пар чай. Искандеру было далеко уже за сорок. Крепкий, морщинистый и загорелый. С белой бородой и широким лбом. Чем-то на писателя Хемингуэя похож даже. И взгляд такой же - мудрый и хитрый. Чуть в стороне лежали вещи, изъятые у двух убитых ими боевиков всего час назад. Деньги, блокноты, карты. Средства связи так же были изъяты, однако помещены в специальную экранированную коробку. Предварительно, из телефонов боевиков достали карты памяти, содержимое которых и проверял все это время Искандер на небольшом портативном компьютере военного образца. Однако внимание Ильи привлекла упаковка печений, лежавших на столе. Она уже надорвана и Лаудаев с удовольствием хрустел одним из лакомств, роняя мелкие крошки на столешницу. На упаковке русским языком было написано - "Юбилейные".
  - Вы сдурели что ли?! - возмутился молодой офицер и схватил упаковку печений. - Откуда это здесь?! Было четко и ясно сказано, никаких предметов российского происхождения!
  - Ага, - покачал головой Лаудаев. - Особенно оружие. Да? - Он кивнул на "Винторез" в руках старлея.
  Искандер улыбнулся и сделал первый глоток:
  - Российским оружием по всему миру можно работать. Тогда точно никто не догадается, откуда ты взялся.
  - Слушай, Македон, ладно Руслан, - молодой небрежно кивнул на чеченца, - Он здесь за личный интерес. Но ты же кадровый офицер. Почему на каждом шагу нарушение инструкций, а ты на это сквозь пальцы смотришь? Что за ребячество?
  - Ребячество, дружище, это как раз слепое следование инструкциям. Это присуще молодым офицерам, как раз. - Поучительным тоном проговорил Искандер по прозвищу Македон. Возможно, так его прозвали из-за имени. В честь Александра Македонского, которого в арабском мире называли и называют Искандер Зулькарнайн. А может по другой причине. Мухаметов в совершенстве владел приемами, так называемой стрельбы по-македонски. Конечно, в современном мире это казалось архаикой. Существовало достаточное количество различных видов автоматического оружия не многим более пистолета, но обладающего заметно большей огневой мощью, чтоб имелась необходимость стрелять с двух рук и двумя пистолетами. Когда сослуживцы спрашивали у Искандера, зачем ему это устаревшее уже умение, тот скромно пожимал плечами и отвечал, что просто это круто выглядит.
  - Инструкции, братан, формируют общую картину. Однако, они не исключают конкретных обстоятельств. - Продолжал Мухаметов, - Вот приведу такой пример. По инструкциям, наставлениям и воинскому уставу, в автопарке воинской части ключи от замков зажигания машин, где хранятся?
  - У дежурного по парку. Опечатаны. - Пожал плечами старший лейтенант, присаживаясь за стол и продолжая недовольно смотреть.
  - Все верно. - Искандер кивнул. - Ключи сдаются под опись. Ведется журнал выдачи и возвращения этих ключей. Потом их запихивают в тубусы и опечатывают пломбой. Ну, или в шкафчик на гвоздик и дверку со стеклом запирают на замок и опечатывают. Но был я как-то в одной воинской части. Там вроде военные, но в тоже время пожарные. И машины у них в автопарке - пожарные. Но в том городке других пожарных команд не было. Никакого МЧС. Следовательно, этим ребятам полагалось тушить пожары не только на военных объектах. Горит мусорный контейнер, горит квартира, машина в гараже... Все что угодно. И пахать на ликвидации этим военным. И готовность у них, сорокасекундная. То есть прозвучать тревога может в любое время суток. И в течении сорока секунд они, погрузившись в свою большую красную машину, должны уже покинуть расположение части и двигаться к месту пожара. Можно ли уложиться в этот норматив, если все ключи от замков зажигания под замком, и выдавать их надо под роспись?
  - Я понятия не имею. Ты сказать-то что хочешь?
  - Я хочу сказать, что в той военной части, все ключи, круглые сутки, торчат в замках зажигания. Всегда.
  Молодой офицер с сомнением посмотрел на Искандера:
  - Что-то, Македон, ты мне басни какие-то рассказываешь. Уставом же запрещено.
  - Так и есть, - Мухаметов кивнул, отпивая чай. - Более того. В этой части проверяющие постоянно замечания писали. Дескать, ключи не сдают. Непорядок. Но у них была своя инструкция. Касающаяся особенностей их службы. В ней четко было сказано, что для минимализации времени реагирования на вызов по тревоге, ключи необходимо держать постоянно в замках зажигания машин. Более того, ворота автобоксов так же запирать и опечатывать возбранялось. Понимаешь? Есть устав, он описывает общую картину и обобщенные инструкции. А есть отдельно взятые случаи, которые вносят в эти инструкции свои коррективы.
  - Ерунда какая-то. А если у бойца какого-нибудь что-то в голове переклинит и он угонит машину среди ночи?
  - Практика показывает, что у бойцов в голове клинит гораздо реже, чем возникает необходимость срочно выехать по тревоге.
  - Ну ладно, допустим! - Илья схватил упаковку печений и тряхнул ею перед Искандером. - Какие здесь особые обстоятельства, вносящие поправку в инструкцию?
  Мухаметов невозмутимо достал из упаковки очередной пластину печенья и, надкусив, произнес:
  - Особые обстоятельства заключаются в том, что эти печенья чертовски вкусные к чаю.
  Сидевший справа от старлея чеченец засмеялся.
  - Да не сопи ты, крещеный. Ешь тоже печеньки. Уничтожай улики. На них ведь тоже надпись на русском.
  Руслан забрал пачку у Ильи, высыпал оставшиеся печенья на разложенную салфетку, затем извлек из кармана разгрузки зажигалку.
  - Татарин, спорим, если я сейчас начну сжигать упаковку, то этот бычок опять недоволен будет. Типа, дым развожу и наше гнездо демаскирую.
  Искандер в ответ лишь усмехнулся. А старший лейтенант повернул голову и недобро посмотрел на Руслана:
  - Именно так. Буду недоволен.
  - Да ты посмотри на него! - вскинул руки чеченец.
  - Сомни упаковку как следует. Дыма почти не будет тогда. - Посоветовал Илья и сделал глоток горячего чая. К печеньям, однако, не притронулся. - И сколько у вас в заначках еще напоминаний о родине?
  - Да нет больше, успокойся, - небрежно махнул рукой Искандер.
  - Точно? - Илья с сомнением посмотрел на Мухаметова.
  - Вот тебе крест! - выдохнул чеченец, неуклюже изображая рукой крестное знамение и издевательски смеясь.
  Молодой офицер не отреагировал.
  Руслан тем временем сжег полиэтиленовую упаковку, оставив ее догорать в крохотном фарфором блюдце.
  - Мы тут всего четыре дня, в этой благословенной стране, помнящей еще Александра завоевателя. - Вздохнул Лаудаев, вернувшись к чаю. - И нам тут еще месяц на этой жаре печься. Однако, чую, либо я нашего старлея прибью раньше, либо он попробует прибить меня.
  - Интересный у тебя настрой, - многозначительно хмыкнул молодой офицер.
  - У меня настрой? Ты бы рожу свою видел, когда в мою сторону смотришь, урус! Очень тебя коробит, что я против ваших воевал когда-то? А ваши, значит, только цветочки раздавали у нас в Чечне?
  - Не знаю. Не был там, - пожал плечами Илья.
  - Не был?! Ах ты... - Руслан резко поднялся.
  - Ну-ка сядь. - Строго сказал Мухаметов. - Что ты вспыхиваешь сразу, как террорист-смертник?
  Лаудаев опустился на стул:
  - Вот объясни мне, Македон, почему он у нас старший? Это нормально?
  - Вполне, - дернул плечом Искандер. - Ты ведь не думал, что старшим в группе сделают тебя, уж извини, бывшего боевика?
  - Да ладно я. Почему не ты старший?
  - Потому, что я в том же звании, что и он. Я тоже старлей, всего лишь. Если ты забыл, то когда я тебя в плен взял, то был всего лишь прапорщиком.
  - Помню. И как ты мне тогда ногу прострелил, тоже помню.
  - Ну, а чего ты убегал-то? Я, знаешь ли, уже тогда был не в том возрасте, чтоб по горам за тобой бегать. Уставший был. Радуйся, что я тебя в плен брал. Иной бы тебе без разговоров в дыню пулю пустил. - Искандер слегка усмехнулся, и покосился на Илью.
  - Да ладно. Не о том речь. И шут с ним, со званием. Ты же ему в отцы годишься. Ты по возрасту старше.
  - Возраст возрастом. Но, я ведь из полковой разведки ВДВ. А он кадровый офицер ГРУ. Чуешь уровень? - Сказав это, Искандер вдруг уставился на молодого офицера. - Кстати, Илья, на счет уровня. Я думал, у вас в конторе люди более сдержанные и умеющие все взвешивать. А ты даже меня начинаешь раздражать своим отношением к Руслану, уж извини за прямоту. А меня, знаешь ли, даже этот горец не так раздражал, когда мы с его гавриками в бой вступили. Я вообще добрый. Я, можно сказать, с улыбкой смотрю на мир и даже в снайперский прицел. А вот ты, Илья, не прав.
  Молодой офицер сделал большой глоток. Затем, выдержав паузу, начал говорить:
  - Если на частоту, и для ясности, то скажу как есть. В училище, наш инструктор по методам дознания много рассказывал, что они, - Он кивнул в сторону Лаудаева, - делали с нашими пленными. Более того. Он нам показывал видео трофейное. Во всех подробностях.
  - Мы? - Руслан скривился. - То есть и я тоже?
  - Ты был один из них...
  - Вот как? А этот твой инструктор не рассказывал, как ваши тренировались метать ножи в бегающих пленных? Про то, как тоже бошки, уши и скальпы резали, не рассказывал? Про казнь под названием "запаска" не рассказывал?
  - Не исключаю, что уроды были и среди наших...
  - Не исключаешь, значит? То есть, исходя из твоей логики, я ко всем русским должен относиться, как и к этим уродам? Или так же, как к тому летчику, что на штурмовике разбомбил и мой дом и соседский? А в соседском доме старушка была в тот момент, которая ходить не могла. Между прочим, даже не чеченка. Мы ее по кускам мяса, что налипли к инвалидной коляске, и определили, что она была дома, когда завалы разбирали. Как это понимать? А еще, знаешь, что я тебе расскажу? Я тогда молодой, конечно, был. Но мне вся эта возня Дудаева и его банды не нравилась. Наверное, я даже как-то симпатизировал тем, кто был за сохранение в составе России. И оппозиции сочувствовал. А потом эта оппозиция пошла в Грозный. На танках. Ну, ладно, думал я, если на то воля Аллаха, и они за правое дело борются, то победят. Но они пальбу там начали. И друга моего убили. А он просто по улице шел. Из магазина, понимаешь? А потом их разбили и стали вытаскивать из танков экипажи. И знаешь, что мы увидели? Что русские были в тех танках. Те самые, от которых потом ваш Грачев отказался с экранов телевизоров. И это в то же время, когда такие же вот танкисты Москву на гусеницы наматывали, и парламент с людьми расстреливали. И что у нас в головах должно было поселиться от этого зрелища? Эти люди своих не жалели в Москве, что же они у нас творить будут? Да, я воевал против вас. Но я воевал. Я не измывался над пленными. Не глумился над убитыми. Мне плевать, веришь ты мне или нет. Но всевышний тому свидетель. И потому он, - Руслан указал пальцем на Искандера, - Взял меня в плен живым. Да, подстрелил. Но сам же перевязал, сам же дотащил до санчасти. Километр почти тащил до машины и отвез в санчасть. Потому что у него была ориентировка, что отряд Учкермана не замаран в зверствах. Что Учкерман не продавал пленных за деньги. Не делал на них бизнес, а менял на своих братьев, которые у вас в плену. А троих солдатиков я вообще отдал матерям русским, которые приехали в Чечню сыновей своих искать. Мне этих срочников девать некуда было. Ваше командование просто плюнуло на них. А мне в горы уходить. Что мне с ними делать? Убивать я не хотел. Другой полевой командир мне предлагал деньги за них. Отдай, типа, я найду им применение. Я не стал. А тут женщины среди руин бродят заплаканные. Вы как могли допустить, чтоб на войну женщины приехали, сыновей своих искать? От сыновей ни писем, ни похоронок из военкомата уже больше полугода. Ты себе можешь представить, что с этими матерями творилось? Я им этих солдат и отдал. Не их это сыновья были, но хоть так... Ты вообще понимаешь меня, нет?
  - Допустим...
  - Допустим? - возмутился Лаудаев. - Ну, ты дурак что ли?
  - Война - это грязь. Что ты хочешь от меня услышать? - Резко парировал Илья, - Я не собираюсь оправдывать своих, кто замарался. Но вы... - У молодого офицера сжался кулак , - А роддом, а школа с детьми, а взрывы жилых домов, а театр...
  - Да мне-то что ты выговариваешь за Будденовск, Беслан и Норд-Ост? У Македона спроси, он-то все про меня знает. Я воевал с военными и на своей территории, а не с детьми и женщинами, тем более за пределами республики. И вообще, сказать тебе, где я был в августе две тысячи восьмого года? Я, между прочим, защищал уже интересы России с оружием в руках. И здесь, сейчас, делаю тоже самое...
  - Правда? - Илья скептически усмехнулся. - Интересы России, значит, защищаешь? А мне казалось, что ты здесь просто кровников своих разыскиваешь. Нет разве?
  - А одно другому мешает что ли? Или ты хочешь, чтоб этот шакал Овлур со своими людьми потом, как-нибудь, вернулся на родину, поднабравшись опыта? А он бы вернулся, уж поверь. Эта война, которая здесь сейчас идет, она не по душу местного доктора-президента. Та надпись, что я сделал в переулке: "Начали в Ливии, закончим в Москве", она ведь отражает всю суть того, что сейчас и здесь происходит.
  - Ну, вот мы и перешли к сути, - покачал головой Илья.
  - И в чем же суть? - Учкерман прищурился.
  - В нарушении инструкций.
  - Опять он за свое, а! - снова вскинул руки чеченец.
  - Да, опять. Нам надо избегать лишних телодвижений и работать чисто. То есть быстро и без лишнего шума. Но ты постоянно палился в радиоэфире со своим позывным на незащищенных частотах. Потом ты потратил целых полчаса, рисуя эту надпись в переулке. А это лишний риск, не говоря уже о том, что это занятие посторонними делами. А потом эта сцена с Овлуром. В конторе ясно сказали, что люди из нашего списка, теплыми не нужны. Тех, кто нужен для дознания живыми, ищут другие группы. Не мы. Мы не ловцы. Мы чистильщики. Следовательно, мне было достаточно одной пули на него, как и на его товарища. Но ты, какого-то черта уговаривал меня лишь изранить его. Ладно, я согласился. Предположим, если он твой кровник, то он должен был знать, кто заберет его жизнь. Но какого черта ты ему отрезал ухо? Тебе было мало, что ты перерезал ему глотку?
  - Тебе не понять, русский. Он кровник мой. Я должен был дать ему знать, что иду за ним. Потому и светил свой позывной в радиоэфире. Потому и надпись сделал. Он должен был почувствовать страх перед смертью. Он должен был вспомнить, что он сделал мне и за что я иду мстить. Он должен был забыть о других опасностях и думать только обо мне. И он должен был увидеть меня перед смертью. Он мой КРОВНИК!
  - Ухо, Руслан. Расскажи мне про ухо. - Усмехнулся молодой офицер.
  - Ухо я хотел его матери отправить. Да пожалел старуху. Выкинул я его. Когда будем выходить, покажу тебе, где оно валяется. Там, во дворе, - Лаудаев кивнул в сторону окна.
  - Не в этом суть, Руслан. Просто, после того, что ты сделал, твои заверения в том, что ты не истязал пленных, мне кажутся сомнительными. Понимаешь?
  - Я-то понимаю. А вот ты, похоже, совсем не понимаешь. Кровная месть - это древний адат. По адатам мы жили еще до прихода ислама. Русские солдаты мне кровниками быть не могут. И офицеры тоже. Это между равными. Между чеченцами.
  - То есть русский вам не ровня?
  - А это ты понимай, как хочешь, урус. У вас другие традиции, другая культура. Уклад жизни другой. В этой плоскости, мы друг другу не равны. А закон этот действует только меду чеченцами. В этом равенство. В том, что соплеменники. А если пришли инородцы воевать против тебя, тот просто воюй против них. Вот и все.
  - Тогда зачем вы нашим бошки резали, скажи?
  - Опять ты за свое. У тех, кто резал, спроси. Я этим не занимался. И, чтоб ты знал, среди нас было очень много таких, кто этим не занимался. Ты всех одним штангенциркулем не меряй. Тебе же не нравится, когда какой-нибудь дурак говорит, что все русские пьяницы? Хотя бы уже потому, что это не является правдой. Или вот, татары. - Лаудаев взглянул на Искандера. - Что можно сказать такого плохого о татарах, Македон?
  - О татарах лучше ничего плохого не говори, брат, - Отозвался Мухаметов, смакуя чай.
  - Ладно, хрен с тобой, не буду, - отмахнулся чеченец.
  - Ну а чего ты на нашу сторону потом переметнулся?
  - А я не переметнулся, - нахмурился Руслан. - Я был и остаюсь на стороне своего народа. Но если я пришел к выводу, что моему народу будет лучше именно так, не воюя с Россией, а быть с ней в союзе, то я приму это, как благо моего народа, а не выбор какой-то из сторон. Видишь ли, после смерти Дудаева, у нас в лидерах такие клоуны крутились что... - Он поморщился, небрежно махнув рукой, - Относись к моим словам как хочешь, но так уж вышло, что Дудаев-то оказался лучшим из всех лидеров, кто воевал против вас. Хоть и не нравился он мне. Но потом нас просто взяли в оборот совсем другие силы. Они и раньше вились, как стервятники. И раньше имели вес, при Дудаеве в том числе. Но позже стало все только хуже. И эти лидеры нас им, этим заграничным силами, просто продавали оптом, как кучку послушных фанатиков. Как дешевое пушечное мясо. И мы были обречены просто превратиться в живые бомбы в чужих руках.
  Сказав последнюю фразу, Руслан вдруг осунулся, помрачнел, и опустил голову. Это не осталось незамеченным для молодого офицера. Он какое-то время внимательно смотрел на Лаудаева. Затем все же спросил:
  - Что этот кровник тебе сделал?
  - Кровники. У меня их трое было. Первого я грохнул еще на родине. После амнистии своей. Второго сегодня. Остался один. Он тоже где-то здесь воюет.
  - Убьешь его. И что потом?
  - Потом твоих чертовых инструкций нарушать не буду. - Руслан усмехнулся. - Все по бумажке. До конца командировки.
  - И все же. Что эти люди тебе сделали, что ты в самое пекло вдали от родины поехал за их жизнями?
  Руслан задумчиво потер ладонью густую щетину на лице, словно решая, стоит ли рассказывать. Затем все же решился:
  - Овлур, и подельники его, после первой войны круто поднялись. Он-то и до того стал промышлять на пленных. К тому же некоторые ваши политики, депутаты, делали себе рейтинг на выкупе солдат из чеченского плена. Но там была такая отлаженная схема, что закачаешься. Были, к примеру, в вашем командовании такие офицеры, которые были в связке и с этими политиками и с такими, как Овлур. Генералы сдавали своих солдат. Наши джигиты брали их в плен. Политики их в присутствии журналистов выкупали. Долю имел каждый. В общем, Овлур поднялся настолько, что после первой войны уже напрямую работал с заграничными эмиссарами. Он четко работал на то, чтоб началась потом новая война. Этого требовали из заграницы. Ну да все это ненужные подробности. В общем, был в его лагере один небольшой отряд. Не чеченский. Там были наемники с Украины. Денег им платили немало. Но в боях они особо не участвовали. На них возлагали особые миссии. Ну, к примеру, стоит удаленный блокпост русский. И приходит туда группа. Рожи славянские. Форма российская. Свои, следовательно. А потом блокпост весь со вспоротыми животами. Они и танки умудрялись захватывать, под видом своих. И на засаду заманивать отряды федералов. Весьма они ценились. Но однажды Овлуру понадобились смертники, для выполнения заграничного заказа в русских городах. Но был еще один полевой командир, который вроде как бы конкурировал с Овлуром за денежные потоки от спецслужб и весьма нешуточных организаций в арабском мире. Овлур чуял, что может потерять расположение и симпатии, уж больно хваткий у него конкурент был. В то время сестра моя жила в одном небольшом городке, с двумя детьми. Племянниками моими. Мужчин там не было. Так, старики, женщины и дети. Потому и спокойно там было в основном. Недалеко были войска федералов, но они селение не трогали. Наведывались иногда, проведать, а не пришли ли мужья раны залечить, да камуфляжи постирать? И вот однажды приезжает в этот небольшой поселок несколько БМП и БТРов. И русские. Пьяные, как будто бы. Бутылки от водки разбрасывали. Орали что-то. Шумели. И устроили резню. Причем все это снимали на видео. Да еще и камера не одна была. Мне это потом показалось странным. Вроде как одно видео снимал кто-то из жителей, а два других, сами каратели. Другим странным фактом было, что они убивали детей, стариков, но вот молодых перепуганных чеченок почти не трогали. Да, били, кого-то насиловали. Мочились даже на них, после побоев. Но не убивали. Мне это потом тоже странным показалось. Особенно после того, как в этот поселок приехали люди Овлура и он сам. И привезли головы тех самых русских карателей. Но ведь штука в том, что на видео они все в масках были. Но самое интересное дальше. По итогам случившегося, Овлур получил двадцать молодых чеченских женщин, не желающих жить с позором, сошедших с ума от горя. И обработать их сознание в таком состоянии не составляло труда. Он получил двадцать живых бомб. И среди них моя сестра, которая оплакивала своих заколотых штык-ножами детей. И была встреча Овлура с конкурентом. Тогда, как раз, приехал некий влиятельный эмиссар, который уже принял сторону конкурента. Овлур делал благопристойный вид, что не желает вражды ради общего дела войны с неверными. И привел молодую женщину, решившую посвятить себя мести при помощи самоподрыва. Она ничего не желала. Только смерти кафирам и благословения от влиятельного эмиссара, представлявшего одного очень важного бородатого дядечку из арабского мира. Там она и взорвалась. Убив и конкурента, и мешавшего интригам Овлура эмиссара. И часть их охраны. И внезапно налетели опять русские, которые почему-то добили всех, кроме Овлура и части его людей. Этой чеченкой была моя сестра. Она, наверняка, не подозревала, как ее хочет использовать Овлур. Она, я думаю, искренне верила, что взорвется где-нибудь в Ростовском автобусе. Потом, как я выяснил, и там, резню в поселке и тут бойню учинили те самые Овлуровские парни из Украины. Но это все я выяснил потом. А до того очень люто воевал против ваших, признаю. Но когда узнал все... Это было, наверное, основной каплей, когда я понял, что оружие должен повернуть совсем в другую сторону, а не на ваших солдат. По идее, мне бы убить тех кто, устроил резню и заколол моих племянников. Но они не чеченцы. Между нами отношений по закону кровной мести быть не могут. К тому же перебили их потом. Как я слышал, ФСБ готовило операцию по их пленению. Уж очень много интересного эти украинцы могли поведать на допросах. Но кто-то слил эту тему десантникам. И десантура ломанулась на опережение, чтоб успеть раньше ФСБ-шников. Рассказывают, у них просто крышу посрывало. Говорят, у ваших особое отношение было к славянам, которые за нас воевали. Чеченцев они могли пожалеть. А вот славян - ни за что. Это уже считались не просто враги, но еще и предатели. Говорят, десантники эти даже связь всю повырубили. Короче тупо пошли на месть, а не на боевую операцию. И в живых никого не оставили. Было несколько пленных, но десантники их казнили именно "запаской". Говорят, потом некоторых за это ваши же посадили. В общем, такая история. А у Овлура что-то потом пошло не так, и под конец второй войны он вообще слинял за границу. Но до истины-то я докопался. И вот, три кровника. Первым был его дядя и соратник. Сегодня он сам. Остался его младший брат. Три смерти в его роду, за три смерти в моем. Все честно.
  Выслушав рассказ Лаудаева, старший лейтенант задумчиво смотрел на лежавшие рядом с Русланом позолоченные часы. Возможно, он осмысливал услышанное и старался решить для себя, верить ему в эту историю или нет. Либо, он думал совершенно о другом.
  - Руслан, тебе не кажется, что кровная месть в двадцать первом веке - это архаизм? - спросил он, наконец.
  Лаудаев презрительно ухмыльнулся:
  - В мире, в котором мы живем, столько дикости и архаики, которую никто отчего-то таковой не считает. Да если так и дальше человечество будет идти, то очень скоро в меню элитных ресторанов блюда из человечины предлагать будут, но если ты назовешь это ненормальным, тебя начнут чмарить как какого-нибудь гомофоба. И при всем при этом ты прикопался к нашему обычаю, который имеет больше отношение к правосудию, чем вся ваша цивилизованная судебная система, по которой убийца может получить условный срок, а человек, защищавший свою жизнь от убийцы, загремит в тюрьму на много лет. Ты посмотри, что здесь происходит. Полмира, причем самого, с позволения сказать, цивилизованного мира, помогает местным боевикам и говорит, что существование политического режима, который из себя представляет местный президент и его правительство, в двадцать первом веке неприемлемо. Тогда что приемлемо? Ты помнишь, как один из боевиков убил местного солдата, вырезал ему сердце и съел перед телекамерой? Помнишь? Значит это приемлемо? Я тебе вот что скажу, старлей. Возможно, когда-нибудь мы, чеченцы, откажемся от обычая кровной мести. Но только мы сделаем это сами, без советов из вне.
  - Но вы все-таки часть России. И по российскому законодательству...
  - Послушай, - перебил его Руслан, - Я все понимаю. Но ведь вы какому-нибудь представителю народностей крайнего севера не запрещаете кушать тухлую рыбу, верно? Вы ведь не запрещаете иудеям и мусульманам, имеющим российское гражданство, обрезание делать? Верно?
  - Это не связано с убийством людей.
  - А когда студент за взятку получает диплом врача, а сам ничего в этом не смыслит, это связано с убийством?
  - Взятки, это тоже преступление.
  - И как вы с ним боретесь? Успешно? - засмеялся Руслан. - Ну ладно. Вот тебе другие примеры. Аборты связаны с убийством?
  - Это разные вещи...
  - Это ты так думаешь. Возможно потому, что ты привык жить в обществе, где все так думают. Но, к слову, твоя церковь думает иначе. Ну а когда в обществе такое неравенство, что одни могут себе позволить сверхдорогую операцию и жить потом долго и счастливо, а другие умирают, потому что у них едва хватит денег на инсулин - это убийство или нет? Я тебе вот что скажу. Раз уж у нас с тобой одна страна, то нам надо в первую очередь научиться понимать друг друга. Не считать друг друга дикарями или баранами, а именно понимать. Вот тогда мы сможем построить великое общество и в таком обществе можно уже подумать, устарел тот или иной обычай у представителя одного из народностей этого общества, или еще нет.
  - Ну а что ты скажешь по поводу этих часов? - Илья наконец заговорил о предмете, который привлек его внимание с того момента, как он вошел в комнату. - Забирать себе понравившийся предмет в чужом доме, это тоже такой обычай? Где ты их взял?
  - За тем диваном, - невозмутимо махнул рукой Руслан. - И я тебе уже объяснил. Здесь жиль крепкий мужик и у него крепкий сын. Они мужчины. Они должны защищать свой дом, свой город, свою страну. Но они все бросили. Это им теперь не принадлежит. И я могу это взять. И - нет. Это не обычай. Это я так думаю. И считаю, что я прав. Пусть лучше эти часы достанутся мне, нежели боевикам, которые могут в город еще вернуться.
  Воздух над городом рассек шум реактивных двигателей пары штурмовиков. На окраинах продолжал грохотать бой.
  - Не думаю, что после сегодняшнего они вернутся - Заговорил Искандер. - Вон как их долбят. От души. Да еще, не сегодня так завтра, умеренная оппозиция отмежуется от боевиков-наемников.
  - Настоящая оппозиция здесь давно ничего не решает. С тех пор как война началась. Что они есть, что их нет, - Руслан махнул рукой. - Не они теперь головная боль доктора .
  Затем он взглянул на трофейные часы. Сверился со своими:
  - Время контрольного сеанса подходит. - Сказал он.
  - Сколько? - спросил Илья.
  - Минута.
  Молодой офицер извлек из кармана разгрузки переговорное устройство и протянул его Лаудаеву.
  Тот включил устройство и, выждав оставшиеся до сеанса секунды, заговорил на арабском:
  - Даль, раа, зайн. Даль, раа, зайн. Плюс, плюс, плюс.
  Три буквы арабского алфавита означали пароль. Три плюса означали, что со всеми членами группы все в порядке.
  - Даль, раа, зайн. Даль, раа, зайн. Плюс, плюс, плюс.
  Он повторил контрольное сообщение несколько раз, пока, наконец, в динамике не послышался ответ:
  - Нуун, алиф, гайн. Нуун, алив, гайн. Ахмер, ахмер, ахмер.
  Искандер замер на мгновенье, с чашечкой недопитого чая в руках и выдавил:
  - Оп-паа...
  Илья тоже понял, что это не простой отзыв. После трех букв ответчик трижды произнес слово "ахмер", что означало - "красный". Это означало, что командование, в связке с которым работает группа, не просто сообщило о том, что контрольный сеанс связи прошел успешно. Троекратный красный означал, что для группы есть срочная закрытая информация. Руслан тут же, как и было оговорено ранее, переключил рацию на резервный канал связи и повторил пароль:
  - Даль, раа, зайн. Даль, раа, зайн...
  - Нуун, алиф, гайн. - Отозвалась рация, затем голос стал что-то говорить. Выслушав каждую реплику, Лаудаев переводил ее товарищам:
  - Сообщаю координаты на северо-западе города... Доложите примерное время, которое вам необходимо для достижения указанной точки. Мы нашли кое-что, и требуется ваше присутствие. Ваше правительство это заинтересует.
  Услышав перевод географических координат, Илья тут же ввел их в тактический планшет. Затем сверился с точкой их настоящего пребывания.
  - Скажи им, что через три часа.
  Лаудаев передал сообщение.
  Из рации отозвались, что этот срок их устраивает, после чего сеанс связи закончился.
  - Собираемся. Нам надо быть в районе через час. - Строго сказал молодой офицер.
  - А как же три часа? - подмигнул старлею Искандер.
  - Надо быть там раньше и осмотреться, как следует, прежде чем обнаружить себя перед союзниками. - Тоном, не терпящим возражений, пояснил старший группы.
  - Этот шовинист даже местным, на кого он работает, не доверяет, - усмехнулся Руслан.
  - Я работаю на безопасность Российской Федерации. И только. Руслан - идешь первым и снимаешь свои растяжки.
  - Само собой, не взрывать же тебя, мой бледнолицый друг.
  Это утверждение было не совсем верно. За несколько дней в регионе, Илья успел подзагореть, как и его товарищи. К тому же он был темноволос, темнобров и с аналогичного цвета щетиной на лице. Даже с небольшого расстояния его можно было принять за местного, и только подойдя совсем близко разглядеть на лице молодого офицера славянские черты.
  Быстро собравшись, они первым делом прильнули к окнам, старясь оставаться в тени и осмотреть окрестности.
  - Слышь, недоверчивый, а ты не думал, что я мог неверно переводить тебе с арабского? - шепнул шутливым тоном Лаудаев.
  - Вот придем на место и проверим. - Коротко ответил Илья, вглядываясь в разрушенную улицу. - Так, вроде чисто. Вы с Македоном на выход. Я прикрываю. Вон ту машину видишь?
  - Да.
  - Там занимаете позиции и ждете, пока я не догоню. Ясно?
  - Дик ду .
  Руслан почти бесшумным шагом проскользнул в соседнее помещение и вскоре, он и Мухаметов уже оказались внизу, на улице, осторожно двигаясь и держа оружие наготове. Илья включил рацию и перевел на нужную частоту.
  - Квазар сорок четыре, Квазар сорок четыре, ответь.
  - Квазар сорок четыре на связи.
  - Докладывает Крест. Местные запросили наше присутствие в указанной точке, - Илья назвал координаты. - Будем там, в час "ЭМ" плюс пять. Погрешность, сорок минут. На контакт предполагаю выйти в час "ЭМ" плюс семь.
  - Понял тебя, Крест. Сэлфи будет обеспечено на второе время (это означало, что спутник сможет следить за районом через три часа, либо чуть раньше). Доложи по клиентам и по вашему состоянию.
  - Прошла встреча с клиентом номер девятнадцать и его помощником. Оба в минусе. Мы в положительной кондиции.
  - Добро, Крест. Еще информация?
  - Нет. Доклад закончил.
  - Добро. До связи.
  Илья выключил рацию и двинулся на выход, держа свой "Винторез" наготове. Начальство не сильно настаивало на том, чтоб он сменил свой позывной. Ведь слово Крест в мусульманской стране могло быть несколько провокационным. Однако в этой стране вполне комфортно себя чувствовали и коренные жители, исповедовавшие христианскую религию уже много веков. Во всяком случае, их никто не притеснял, пока здесь не началась эта война. К тому же, едва ли кто-то здесь мог услышать его позывной. Да и сам старший лейтенант едва ли отказался бы от своего позывного, который он, не мудрствуя лукаво, просто взял из своего имени. Ведь фамилия Ильи была - Крест.
Оценка: 7.05*37  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"