К чаю у Буршей подавали изумительное печенье: в тающую ванильную сладость вплеталась тонкая горчинка, в пряном аромате был дразнящий отзвук черного перца.
-Печенье особое и название соответствует - "поцелуй вдовы".
Девушка слыла в этом городишке кулинарной мастерицей. И сама он выглядела этаким сдобным пончиком, с ямочками на щечках и локотках, зелеными, словно листья мяты, глазами и кудряшками цвета меда. В ней ключом била манящая жизненная сила юности. Молодой приказчик, обедавший с хозяевами, не сводил с нее восторженных глаз. А на чужака бросал угрюмые злые взгляды.
Дандан с удовольствием бывал в этом доме, где его принимали с почестями, как желанного завидного жениха. Он от души забавлялся наивным доверием провинциалов, на которых хорошие манеры, сюртук работы отличного портного и трость с золотым набалдашником оказали гипнотическое воздействие.
На самом деле, благодаря Буршам, он прилично экономил на еде. К тому же образ потенциального зятя зажиточного купца придавал солидность его дутой фирме и затеянной им афере по сбору благотворительных денег для сироток офицеров, павших в боях за Отечество.
Как правило, в подобных ситуациях с особами прекрасного пола Даниэль достойно играл свою роль, позволяя себе немножко вольностей, но, не переступая роковой черты. При всем своем цинизме он сохранил определенные моральные устои, заложенные в детстве. И узы брака были для него священны и нерасторжимы. А Дандан не желал себе ни уз, ни оков.
Однако городское празднество с обильными возлияниями, вольницей маскарада и народным гуляньем до утра как-то невзначай привело их с Лидией в один из складов ее отца.
Орава выследивших их молодых местных завистников осветила факелами тюки тканей - ложе еще несостоявшейся любви, полураздетых девушку и Даниэля в весьма недвусмысленных позах. Лидия закричала и, прикрывая обнаженную грудь, убежала, пробившись сквозь толпу гогочущих парней. У Дандана тоже хватило ловкости и силы, отбиваясь, удрать от преследователей.
В ту же ночь он покинул опостылевший городишко. Конечно, было жаль некоей суммы, еще не полученной по заемному письму. Но свобода, как ни крути,- дороже денег.
И жизнь его потекла дальше, бурная стремительная неправедная жизнь. Океанскими волнами приходили и уплывали деньги, огромные и не очень. Дандан упивался не только роскошью мотовства, но и веселым отчаяньем, с которым выкарабкивался из очередного провала. Дерзость авантюризма будоражила его кровь.
Даже, приблизившись к полувековому рубежу, он по-прежнему играл с судьбой и людьми. Но это уже не приносило прежнего удовольствия. Исчезло сходное с оргазмом наслаждение, что прежде возникало в самых острых пиковых ситуациях.
Именно в этот момент Тео заполучил письмо испанского конкистадора о таинственном храме в джунглях Новой Индии. Ломкий заплесневелый листок бумаги несколько столетий пролежал в пыльной заброшенной библиотеке некогда богатого и знатного семейства. То ли запечатленный на нем рассказ сочли лихорадочным бредовым видением, то ли у потомков бравого искателя приключений исчезла авантюрная жилка, но лишь случайный путешественник, гостеприимно допущенный в ненужное хозяевам хранилище знаний, заинтересовался этим документом и тайком увез его с собой. Письмо еще несколько раз меняло владельцев, пока не попало в руки слуги Даниэля.
За пятнадцать лет службы Тео стал для Дандана незаменимым. Этот угрюмый неудачник поступил к Даниэлю после крушения своих надежд на золотых приисках. Недалекий, но надежный и по-собачьи преданный он стал для этого сорвиголовы опорой в самые трудные дни. Единственным недостатком Теодора была его чрезмерная привязанность к многочисленной родне. Нередкие отлучки для улаживания всевозможные проблем братьев и сестер порой раздражали хозяина. Но все искупалось воистину верной службой. Теодор неоднократно спасал Даниэля от неминуемой гибели. И тот привык полагаться на него, как на самого себя.
И вот экспедиция из двух европейцев, девяти индейцев и метиса-переводчика уже пробирается сквозь душную сельву, заполненную ароматом цветов и гниения, гнетущей пестротой, смертельными опасностями.
Последняя треть их пути была особенно нелегкой. Четверо индейцев погибли. Остальные в суеверном страхе в одну из ночей тайком покинули белых, прогневивших богов джунглей. Но ни это, ни безумная усталость не остужали пыл Дандана. В него вселился какой-то отчаянный бес. Он верил в свою звезду и не сомневался, что успешно завершит самое увлекательное приключение, выпавшее на его долю.
Мокрые до нитки после обычного здесь внезапного бешеного ливня они вышли к подернутой зеленью вонючей топи.
-Осталось совсем немного,- сверившись с картой, промолвил Тео. Его лошадиное лицо просветлело от близости заветной цели.- Судя по рассказам проводника, здесь неглубоко, к тому же есть метки - указатели дороги.
Поначалу все действительно шло хорошо. Но в какое-то мгновение сказались усталость и возраст - Даниэль оступился, завяз в трясине, и его начало затягивать. Когда Теодор вытащил его, оба полностью выбились из сил и не меньше часа просидели посреди болота, приходя в себя. Затем, продвигаясь еще осторожней, они лишь к вечеру добрались до твердой почвы и упали на берегу, не в состоянии больше сделать ни шагу.
Яркое и ясное утро словно предвещало исполнение всех надежд. И действительно в полумиле пути, джунгли вдруг расступились, перед ними выросло мрачное и величественное сооружение из черного базальта.
Даниэля ошеломила тяжеловесная красота храма. Земля вокруг него была прокрыта изразцами с изображениями змей и птиц. Кое-где между плит пробивалась трава. Джунгли тянулись к храму пальцами лиан. И все же было ощущение, что храм отнюдь не заброшен, несколько тропинок протоптанных к нему в зарослях окружающей сельвы , достаточно красноречиво говорили об этом.
-Что с вами? - в голосе Тео звучали удивление и нетерпение.- Вы не решаетесь войти?
-Погоди, не торопи меня, - хрипло ответил Дандан.- Помолчи.- Он медленно смаковал эти мгновения своего торжества и все оттягивал минуту, когда еще через несколько шагов увидит главное. И, наконец, решился...
Черный зев храма освещали не только и не столько солнечные лучи, льющиеся сквозь отверстие в тяжелом низком своде, но прежде всего ясное сияние центральной фигуры сонма странных богов или демонов, выстроившихся вдоль стен.
Она была прекрасна! Дивная женщина, вырубленная из белого мрамора гениальным скульптором примитивного племени. Даже варварский плащ из пестрых перьев, драгоценные бусы и браслеты не могли затмить ее чарующей прелести. Даниэль не только видел, он чувствовал эманацию этой красоты. Его окутало теплом и светом. Он был вне времени и пространства.
-Мой господин! - Подойдите же к ней поближе, - волшебство удивительного контраста ада и рая взволновало даже черствого Теодора.
Словно во сне Даниэль приблизился к светлой богине. Внезапно изукрашенная плита под ним перевернулась, и он полетел в темный провал.
Тренированное тело, привычное ко всяческим эскападам, автоматически смикшировало падение. И все же он больно ушиб правый бок. С трудом поднявшись на ноги, крикнул стоящему над люком Тео:
- Ну, бросай же веревку! Живее!
Но слуга даже не шелохнулся. Скрестив руки на груди, он надменно смотрел на хозяина. Тот не выдержал тягостного молчания:
- Что с тобой приключилось? К чему этот театр?
-Весь мир - театр, а люди в нем - актеры, - Теодор явно издевался. Внезапно он спросил:
- Помните ли вы Лидию Бурш?
Дандан пожав плечами, вопросительно поднял бровь.
-Где же вам помнить провинциальных букашек, - теперь в голосе слуги звенела ненависть.- И девочку, из-за которой вы так поспешно удрали из нашего городка, так и не обчистив полностью карманы горожан...
-А... Теодор, вы о рыжей малышке? Припоминаю, она пекла дивное печенье.
-Печенье! Слава Богу! Благодаря желудку, хоть что-то осталось в вашей пустой голове! Разумеется, ничего более вы не вспомните о девушке, покончившей с собой из-за вас двадцать пять лет тому назад .
-Глупости! - Рассердился авантюрист.- Между нами так ничего и не произошло. Эти гуляки нагрянули в самый подходящий момент.
-В самый подходящий момент, чтобы Лидия навсегда была покрыта позором! Если бы вы, как порядочный человек, попросили ее руки...
-Простите, я не собирался жениться на каждой барышне, которая...
-Знаю, - грубо перебил его Теодор,- хорошо изучил вас за эти годы.
-Да, теперь припоминаю, где я видел прежде вашу угрюмую физиономию. Вы были моложе и прыщавее, служили приказчиком у старого Бурша,- с веселым изумлением протянул Даниэль.- Значит, внезапно обнаружили во мне давнего соперника и решили отомстить?
-Отнюдь. Убив эту девочку, вы лишили меня всего. Я поклялся, что вы погибните жуткой смертью в тот момент, когда расставание с жизнью будет для вас наиболее тяжким ударом. И шел к этому долгие-долгие годы.
Прежде всего, я сколотил состояние. Золотые прииски вовсе не стали для меня провалом, наоборот они принесли мне удачу и огромные деньги. Затем я начал охотиться за вами. Нашел, поступил к вам на службу, и, словно ученый лягушку, исследовал вашу грязную натуру.
У меня было много возможностей уничтожить вас, но простое убийство не принесло бы вам настоящей муки. Вы из тех ненормальных, кто даже обычную пытку сочтет приключением. Мне же требовалось иное. И когда скука и хандра заполонили вас, понял, как нанести самый болезненный удар.
Вы оказались глупы и доверчивы, терпеливы к моим частым отлучкам. Потребовалось много времени и сил, чтобы разыскать этот храм и сделать из него то, что станет для вас потрясением и осуществлением мечты. В момент наивысшего торжества вы должны испытать наибольшее разочарование. Ибо прекрасная богиня, как и письмо испанца, всего лишь подделка.
-Какой-то нищий чахоточный скульптор. Получив за нее сущие гроши, готов был целовать мне руки.
-Вы - редкий осел, - все так же ровно сказал обреченный.- Положить свои лучшие годы и безумные деньги, чтобы отомстить за девушку, чье лицо вряд ли сохранила ваша память. И в то же время не распознать и не поддержать гения, с которым вас свела судьба.
-Фанфарон! - со злостью бросил Тео.- Храбритесь сколько угодно. Вы - в моих руках!
Внезапно Даниэль расхохотался, весло, заразительно, от всей души:
-А ведь я благодарен тебе, старина! Ты вызволял меня из множества никчемных передряг, а в конце дал возможность пережить невероятное ощущение, то, что греки называли "катарсис" - очищение восторгом. Какая разница, чьи руки создали совершенство. Я сподобился созерцать его! И разве не чудо, что именно в этот миг, когда наслаждение, еще живет во мне, суждено умереть. Это не проклятие, а дар. Гораздо хуже вернуться в череду скучных опостылевших будней. От всей души говорю тебе: "Спасибо!".
Желваки заиграли на квадратном лице с резкими чертами, тонкие губы разжались и выплюнули:
-Представление не окончено. Впереди - самый главный сюрприз. Оглянись, мой храбрец.
Но Даниэль, услыхав шуршание позади, уже обернулся и не сумел сдержать животный крик ужаса.
Лучи солнца, проникшие сверху в раскрытую подземную ловушку, играли на диковинных узорах змеиной чешуи. Огромный удав, развернув свои кольца, поднял треугольную голову, его немигающий взгляд гипнотизировал жертву.
Теодор заставил себя наблюдать за происходящим до конца. Он пытался ощутить радость торжества при звуках ломающихся костей и предсмертного хрипа своего врага. Не отводя глаз от тела, медленно исчезающего в пасти рептилии, хотел вызвать в памяти облик зеленоглазой девушки. Но ее черты уплывали, растворялись среди множества других лиц, встреченных им за четверть века. А хриплые стоны жертвы и раздувающиеся бока удава вызвали лишь позывы к рвоте.
Высокий мужчина медленно вышел из храма тяжелой походкой опустошенного человека, добившегося заветной цели.
Удав вольготно расположился на каменном полу подземелья. Блаженное чувство сытости убаюкивало и расслабляло. В треугольной голове не роились мысли о предстоящем голоде и неминуемой близкой смерти. Он был абсолютно счастлив, в отличие от устало бредущего прочь Теодора.