Лето в деревне у бабушки Анюты пахло свежеиспеченным хлебом, наваристыми борщами, парным молоком. Оно звенело и пело на все голоса , касалось щеки шершавым языком коровы Зорьки.
Но больше всего пятилетнего Мишу Пеночкина завораживал усатый жилистый и высокомерный киномеханик Петрович, крутивший по воскресеньям кино в крошечном сельском клубе. Желтые от махорки пальцы уверенно поворачивали ручку трескучего проектора. На сомнительной белизны простыне оживал черно-белый или блекло цветной волшебный мир. И суровые рубленые лица в тесной комнатушке "зала" разглаживались, смягчались, смеялись и плакали
С тех самых пор Миша бесповоротно определился в своем будущем: когда вырастет, непременно станет киномехаником.
Детсадовские и школьные друзья-приятели метались и разрывались между профессиями космонавтов, пожарных, капитанов, геологов. А Пеночкин был безмятежен и тверд.
Правда, после окончания школы пришлось, отодвинув мечту "на потом", пойти на уступку родителям. Экономический факультет Михаил закончил без особых усилий. Учеба давалась легко, оставляя немало свободного времени. И Пеночкин стал понемногу заниматься фарцовкой. Заграничные носки, журналы, рубашки и пластинки прошли через его руки, заметно пополняя студенческий бюджет, но никак не задевая чувств. Однако, когда удалось приобрести видавший виды кинопроектор, Миша испытал настоящую эйфорию.
В выходные дни паренек непременно открывал заветную коробку из плотного картона, бережно доставал дорогой его сердцу аппарат, осторожно протирал и смазывал его, полировал замшей и опять водворял на почетное место в платяном шкафу. И тихонько нашептывал бесценному:
-Потерпи, дружище. Вот-вот стану на ноги, оставлю всю эту мутоту, отправимся в деревню бабкам-дедкам-ребятишкам кино показывать.
Но жизнь захлестывала, вырваться не получалось. А в конце восьмидесятых все завертелось почище, чем в зарубежных киношных "экшн". Привычний уклад жизни распался, из обломков выстраивалось нечто странное, непривычное и поначалу чужое.
Среди семейных "скелетов в шкафу" обнаружилась еврейская прабабушка с маминой стороны. Сборы и оформление были напряженными и промелькнули стремительно. Разумеется, в съемной квартирке на одной из Бруклинских улочек семья поселилась вместе с Мишиным кинопроектором.
Для многих эммиграция - процесс болезненный, мучительный, так и не завершающийся с течением лет и до самой смерти. А вот у Михаила почему-то оказался врожденный иммунитет к ностальгии. Впрочем, возможно, причиной этому стала не только его удивительная везучесть, но и абсолютное отсутствие свободного времени. Днем он подрабатывал везде, где только мог. Ночами "грыз" тугой и тягучий "American English". Но с точки зрения окружающих, все у Пеночкина складывалось на диво легко и просто. Противозаконные прежде способности к фарцовке оказались вполне уважаемыми в Новом Свете. Торговля ведь не просто "купи-продай". Здесь мало образования или опыта, нужен воистину зверинный "нюх" на то, ЧТО нужно купить, и КАК его следует продать. И это качество у молодого эммигранта имелось.
Довольно скоро Майкл Пеннофф открыл магазинчик антикварных игрушек. Еще через несколько лет стал совладельцем небольшой фабрики по производству "радостей детства". Позднее вошел в долю фирмы, разрабатывающей новый тренд - компьютерные игры. И все, за что он ни брался, удавалось, процветало, приносило доход. Вот только никак не доходили руки до мечты его детства - кинопроектора.
Майкл по-прежнему в конце недели доставал из коробки старого друга, смазывал, оглаживал и, горестно вздыхая, ставил на место. Чесал в затылке, шевелил губами, подсчитывал, когда же, наконец, сумеет позволить себе оставить давно опостылевший, но уж слишком удачный бизнес.
Между тем, успел он жениться, произвести на свет троих детей, построить доходное высотное здание, уютный особнячок на Лонг-Айленде и летнюю виллу во Флориде. Следует заметить, что комфортней и естественней всего чувствовал Майкл себя лишь в собственном офисе. Домой, в лучшем случае, появлялся к ночи. Торопливо пробирался в душ. Если жена просыпалась, выслушивал привычное: "Не пойму, откуда у тебя только дети взялись!". С рассветом же отбывал "на каторгу", обжигаяся горячим утренним кофе на бензозаправке.
Семью он, практически, не видел. Лишь во время больших праздников, когда от "посиделок" увильнуть не удавалось, с удивлением замечал, как выросли дочь и сыновья. Порой путался в их именах и совершенно не представлял, о чем можно разговаривать с этим самоуверенным и нагловатым молодым поколением. Иногда от этой чужеродности в собственном доме вдруг накатывало болезненное ощущение внутренней пустоты. Но размышлять об этом было некогда. Кинопроектор теперь он доставал раз в полгода, не чаще.
К рождению первого внука Пеннофф возглавлял совет директоров крупного концерна, выпускающего разнообразную видеопродукцию, и завершал отделку роскошного пентхауза на Манхетене. Картонная каробка развалилась, кинопроектор переместился в красивый ящик красного дерева. Детская мечта залезла в самый дальний погребок Майкловой души и тревожила его крайне редко, заглушаемая мощными антидепрессантами, без которых, как известно, хорошему дельцу сегодня не прожить. Деньги множились, как кролики на Австралийском континенте. Душа отвердела, в ней уже, пожалуй, не оставалось места для сантиментов.
Свое семидесятилетие Майкл Пеннофф праздновал на собственной яхте в кругу своей большой семьи, общение с которой у него обычно теперь сводилось лишь к оплате счетов и выдаче чеков. Светило солнце, океанские волны с ленивой грацией плескались у борта, покачивая и умиротворяя мнногочисленных Пенноффых. После сытной еды. коктейлей и нескольких "бурбонов" жизнь казалась прекрасной. Не мешал даже топот детских ножек и гомон верткой малышни.
-Дедушка! А кем ты хотел стать, когда был маленьким? - пропищал какой-то карапуз, имя которого дед забыл напрочь. И успешного бизнесмена словно током ударило. Вдруг вспомнил он себя самого, такого же крошечного, как этот малыш, но полного решимости и уверенности в своем будущем. И горько ему было теперь осознавать всю несостоятельность наивной детской веры в возможность достижения правильно выбранной жизненной цели
. В сиянии роскоши и богатства почувствовал себя Пеннофф самым распоследним бедняком, так и не добившимся своей мечты. Неосуществленное отплатило ему внутренним крахом.
Ровно месяц спустя Майкл Пеннофф сложил с себя полномочия и обязанности генерального директора, передав бразды правления компанией старшему сыну.
Теперь в недрах пентхауза на Манхетене есть небольшой уютный зал, где очень любят бывать по воскресеньям многочисленные внучата бывшего Пеночкина.
Когда детвора рассаживается по местам, на белом экране оживают волшебные черно-белые и цветные сказки из детства мальчика, родившегося в середине прошлого века: о Золушке и Белоснежке, о девочках Оля и Яло, о Синдбаде мореходе.
Потрескивает старый проектор, дед Майкл залихватски крутит его ручку, а заодно, если требуется, переводит ребятне непонятную русскую речь. И оттого, что чудо рождается не само собою, но по мановению дедовой руки, под журчание его неторопливого голоса, малышам удивительно уютно.
Недавно в детском саду выясняли, кто кем хочет стать, когда вырастет. Выбор оказался невелик. Мальчишки хотели быть компьютерщиками или президентами, девочки - красавицами и супермоделями. И вдруг Сэмми Пеннофф неожиданно заявил, он непременно будет киномехаником.
Необычный выбор невероятно поразил малышей. И самая красивая девочка Эвелин Тавола, сверкая черносливинами жгучих очей, твердо решила отдать удивительному мальчику самое лучшее, что есть у нее, - горячо любимую куклу Дору.