- В общем, когда я сбежал из монастыря, надеясь выйти к нормальным людям и цивилизации, то заблудился и увяз в болоте. Вот погружаюсь я в трясину, а в голове стучит мысль: "Господи, погибаю, блин не знаю где и за что, и никто костей моих не найдет. И тут чувствую, кто-то за волосы меня ухватил и вверх тянет. С грехом пополам меня выволокли из топи. Очухался я проблевался, отдышался, смотрю, девчонка рядом со мной сидит и ревет от страха. До нее, дурехи, видно только дошло, что я мог ее за собой потянуть. Тоненькая, совсем ребенок, лет шестнадцати наверно. Я давай ругаться: "Что ж ты, - говорю, - делаешь-то, а?! А если б я тебя с собой в трясину прихватил?! А если б я злодеем оказался?!" Короче, орал на нее в таком духе, - Витус вдруг улыбнулся. - А она икает, плачет и вдруг говорит, что никакой я не злодей и что она знает, что я брат из монастыря, и что если я хочу сбежать, то она выведет меня к наезженной дороге. Какое выведет! Она мокрая до нитки, вся трясется от холода, а тут еще дождь моросит, нам бы обогреться, обсушиться. Она шалаш какой-то знала, провела к нему, там мы развели костер и согрелись. Короче... грелись, кажется, дня три,а потом, я, как миленький вернулся в монастырь. Из-за нее... Иветта меня с этим миром примирила, сделала жизнь сносной. Как потом оказалось, многие о нас знали. Настоятель тоже, но никто и словечка не сказал. Я начал привыкать к казематам монастыря и своей келье больше похожей на тюремную камеру. Подучил латынь, прочел все тамошние книги, аж одиннадцать штук, не считая свитков. Узнал, что монастырь хранит какую-то реликвию. Я собственно не придавал этому значения, пока на нас не напали. Деревенским удалось укрыться в монастыре, но Иветты среди них не было. Душа у меня была не на месте, и я с ума сходил от беспокойства за нее,и в какой-то момент понял, что если не узнаю в безопасности ли он, то скончаюсь от страха. Ну и предложил настоятелю отправить меня на переговоры с осадившей монастырь шайкой. Настоятель не стал отговаривать, а даже кое-что подсказал. Оказывается эту обитель уже не раз осаждали из-за какой-то непонятной шняги, хранящейся здесь. Настоятель толком не сказал об этом, все мялся, а мне было не до того, чтобы вникать. Старик только, знай себе, твердил, что это нечто дьявольское, сатанинское. Короче заявился я к этим козлам и что там им наплел, уже толком не помню... как вообще держался, когда Иветта лежала передо мной на столе... уже мертвая.
Ромка двинулся на своем месте, Макс смотрел исподлобья.
- Эти уроды отыгрались на ней по полной за то, что не смогли с ходу взять монастырь и вволю помародерствовать. Не знаю, как вообще тогда не сорвался... наверное останавливала мысль, что за мою девочку кто-то должен ответить. Мне жить не хотелось. Они выбросили Иветту как использованную сломанную вещь за ненадобностью. Эти животные вообще не обращали на нее внимания, а меня так и подмывало подойти и прикрыть ее тело, и желал я только одного, чтобы меня закопали вместе с ней. Меня приковали на ночь к столбу, пока решали мою судьбу, а чтобы я не скучал, бросили ко мне Иветту. Я пробыл с ней всю ночь. Я не молился за нее, нет. Она была чистой и непорочной и умерла как святая. Я молился, что бы она заступилась за меня перед Всевышним, потому что то, что намеревался сделать, я грехом не считал. Прежде чем я ушел от стен монастыря унося с собой этот гребаный свиток, кое-кто мне за Иветт ответил по полной. Она сниться мне каждую ночь и иногда я даже бываю, счастлив, когда забываю, что это всего лишь сон. В такие ночи она встает из грязи перед столбом, к которому я был прикован, кутается в плащ, которым я ее укрыл и улыбается, будто все что произошло на самом деле, было всего лишь дурным сном. Тогда мое пробуждение бывает мучительным, и если я не распускаю сопли, то бьюсь головой о стену. Так что я не буду в порядке до тех пор, пока не вырву сердца у Ноле. Слушайте, а может, пойдем в другой кабак?
- Нет, - покачал головой Макс. - Мы еще не знаем Ромкиной истории.
- А у меня, можно сказать, все прошло безболезненно в отличие от вас, ребята, - тряхнул буйной шевелюрой Ромеро. - Под кайфом я тогда был, - признался он.
- Так ты что - торчок? - удивился Макс, смотря на него так будто видел впервые.
- Ну не то чтобы я крепко сидел на игле, а так... принимал перед выступлениями, чтобы снять напряжение. В общем, разбудили меня, когда я под ширевом был. Я думал, что все... на концерт опоздал. Полный провал! Гляжу на наручные часы - четыре утра. Тогда, разозленный, решил, что сейчас встану и пойду убивать того дебила, что устроил кошачий концерт под моим окном. Сползаю с кровати, в темноте пробираюсь к окну и ни фига не понимаю. Что-то я не помнил, что бы мы планировали из Питера уезжать, и вообще, когда успели в Италию перебраться? И тут опять кто-то запел. Помню, я здорово психанул, но не из-за того, что придурки из моей группы транспортировали меня куда-то, пока я был в отключке, а из-за того, что поющий выл. Певун, мать его! Меня аж перекосило! Просто необходимо было набить ему морду за такое пение, а не фига перевирать. Спускаюсь по какой-то крутой каменной лестнице с узкими ступенями, еще полностью не пришедший в себя, выхожу в сад и вижу сидящего на скамье чудика разодетого до того пестро и нелепо... ну шут шутом, а рядом страшненькую бабец с огромным лбом, потому что у нее, оказывается, бровей нет, платье как колокол. Короче - страшный сон, да и только. И эти из моего страшного глюка, нагло смотрят на меня.
"- Что это было? - начал я выступать. - Если тебе, козел, сказали, что ты умеешь петь, это не значит, что ты должен надрывать горло и блеять на всю округу в четыре утра. Быстро заткнулся, иначе разобью твой инструмент о твою рогатую башку". А он мне: "- Так полагается, господин, ибо четыре утра - время Нокты".
Ах, Нокты! Ну, я и разбил его лютню об его же башку. Бабец заколыхалась, завизжала. Меня тут же повязали, бросили в сырой подвал, где я, наконец-то в тишине, как следует выспался. Тогда-то я решил с ширевом завязать. Потом хмурые дядьки в разноцветных штанах, перьями на беретах с алебардами наперевес приволокли меня в мраморную залу со свечами и гобеленами на стенах, смахивающую на ту, что в галерее Уфиццы. Смотрю в кресле сидит знакомая бабец, что громоздилась над тем хлюпиком о голову которого я разнес лютню, а рядом с ней нечто важное и расфуфыренное и властно спрашивающее: "- Кто такой?". Я глазами туда-сюда кошу и все соображаю, куда камеры подевались? Ясно же, что идет съемка какого-то исторического фильма. Хоть бы текст дали что ли, чтоб я знал, что отвечать. И тут до меня доходит, что речь другая, а я не только понимаю ее, но и свободно на ней болтаю, а стало быть, продолжаю глючить, но все равно осторожно отвечаю: "Певец" Тогда пой, говорят, и моли Господа, чтобы твое пение понравилось мадонне Лучиане. "И дальше что?" - встал я в позу. Все-таки эта Лучиана была отвратной бабищей. А то, говорят, что лучше бы тебе спеть, если ты, как говоришь, певец. Иначе она прикажет тебя повесить, выпустив при этом кишки. И все это на полном серьезе, без дураков. Ну, я изапел, на шутку перепугавшись, да еще как! Притом без всякого аккомпанемента.
- А пел-то что? - смеясь, спросил Макс.
- А я помню? Зато я так надрывался, что мое отчаянное вытье видно понравилось этой самой Лучиане. В общем, пригрела она меня, и я потихоньку осмотрелся, вник и понял, что все, что твориться вокруг не мои галлюцинации, как я надеялся, а суровая, блин, реальность. Пришлось опять свыкаться с тем, что у меня, все не как у людей. Живу я у этой Лучианы, поживаю, сытно, спокойно. Лучиана меня подарками задаривает, чего еще надо? Но начал меня псих брать. Лучиана была страшно богата и целыми днями развлекалась. Набрала целую толпу певцов, а потому к ней стремились попасть не только из всей Италии, но из Германии и Франции. Был даже один испанец, но идальго оказался таким склочным, что его просто выжили из двора. Чуть что сразу за шпагу хватался. Думаю, что его где-то по-тихому прирезали. Везде и всюду превозносили Лучиану как тонкого ценителя искусства, а она по-настоящему талантливых ребят вышвыривала вон, зато из смазливых и безголосых набрала себе целый гарем. Пользовалась ими, пока не надоедало. А осознал я, что тоже принадлежу к этому гарему, когда почувствовал, что эта бикса со своими подарками ко мне подбирается. В общем, понял я, что уже не смогу хлопать глазами, изображая дауна, и ушел. То есть, спокойно вышел за ворота и пошел себе, куда глаза глядят. Облавы на меня, как на тебя, Макс, не устраивали, потому что к Лучиане, наоборот, пытались попасть, а уж никак не уйти от нее. До этой дурынды подобная мыслишка пока не доходила, головка-то у нее в дырочку. Не знаю, как далеко я ушел, но одолела меня другая напасть, началась ломка. Я довольно долго без дозы пробыл и думал, что отделался легким испугом, но нет... пришлось платить по счетам. Сколько я валялся в придорожных кустах, понятия не имею. Нашли меня там какие-то отморозки. Ограбили, побили, да еще и ножом пырнули. Помню, я из последних сил выполз на дорогу, это уже потом мне монахи, что выхаживали меня, рассказали, что подобрал меня, голого, ехавший из города мимо крестьянин. Пока я жил в том монастырьке сдружился с братом капелланом Умберто. У него было убеждение, что певец, если он певец от бога, не должен полагаться на музыкальный инструмент, а только на голос. Музыка, говорил он, придана голосу и если я желаю петь, то должен уметь исполнять музыку голосом. Голос, утверждал он, самый идеальный инструмент, который дан нам Богом, а то, что придумали люди, создав из деревяшек и жил забитых животных, еще не понятно по чьему наущению. Интересный старичок. Он-то меня и научил по-настоящему петь, голос поставил. Я бы еще пожил в том монастырьке, но меня оттуда ненавязчиво попросили. Я, видите ли, своим видом смущал душевный покой некоторых братьев. Пришлось уйти. Брат Умберто на прощание подарил мне лютню и флейту. Он до пострига был придворным музыкантом у какого-то грозного Уго Кастеллани.
- Кто такой? - вскинулся Витус.
- Ладно, проехали, - отмахнулся Ромеро. - Потом я понял, что вовремя оттуда смылся, потому что, топая отмонастырька, увидел несущихся мне навстречу четырех всадников, а когда разглядел на их туниках герб Лучианы, не задумываясь, сиганул в кусты. Так, крадучись, я добрался до небольшого городка, изредка заходя в деревни, где узнал, что эта сучильда ищет меня. Ну, ребята, скажу я вам, драпал же я - это был еще тот трехдневный марафон по пересеченной местности. Тут главное было вовремя покинуть земли Лучианы и перейти границу ее княжества, и я спасен. Вот и мчался, как гончая до границы и...полный облом! Эта стерва додумалась, выставит посты вдоль всей границы. Сижу я в кустах и кляну Лучиану на чем свет стоит. Как вспомню ее за трапезой... бр-р... верите, она одна жрала, как небольшая стая оголодавших волков. Я думал, что ночью сумею как-то просочиться. Да, щас! Уж не знаю, чем она их застращала, но стражники работали не в пример нашей таможне. И сколько бы я просидел в кустах и что делал потом, если бы не бродячие акробаты, что вылезли из соседних зарослей прямо на меня. Я уже приготовился к драке и прикидывал, как использовать потасовку к своей пользе. Например, подтянуть драку к посту стражников, отвлечь их, а потом рвануть через них на ту сторону. Но ребята, разглядев мою лютню, обрадовались мне как собрату по ремеслу. Их было четверо, и они показывали трюки и фокусы, а в дни праздников устраивали на площадях мистерии. Лучиану они знали и, посочувствовав мне, переодели и загримировали так, что перед самым рассветом, полусонные стражники так и не разглядели в немощном сгорбленном кряхтящем старике, разыскиваемого ими менестреля. Я только диву давался. Будь я на их месте, уж точно поинтересовался, что делает такая развалина в труппе акробатов. Но видно у сонных солдат Лучианы в столь ранний час мозги поворачивались вяло и, оглядев, фургончик нас пропустили.
Думаете, на этом мои отношения с этой злопамятной стервой закончились? Как бы не так! Эта гадюка послала за мной двух отъявленных головорезов, полных отморозков с табуретовским интеллектом, которые нагнали нас в какой-то паршивой деревеньке. Верите, но мы впятером кое-как отмахались от них. Без акробатов я бы с этими сволочами точно не справился. Я-то больше кулаками махал, да все пытался ножом до них достать, но сами понимаете, что значат кулаки и ножик против мечей, и тут мои новые знакомые показали такой класс... Они не столько нападали, сколько уворачивались до тех пор, пока у убийц в глазах не зарябило, а там справиться с ними было как делать нечего. Дали им по черепушке и в речку. В общем, стал я с акробатами ходить из города в город, из княжества в княжество. Учился у них, неплохие ребята, сработались мы с ними, только у босса нашей труппы пошли какие-то гнилые разговоры про то, что я обязан им по гроб жизни и должен работать на него до потери пульса, что я, понятно, делать не собирался. Я добросовестно пахал на них, принося своим пением неплохую прибыль, и когда один не бедный сеньор позвал меня к себе на службу, я, естественно, не стал отказываться. Ушел из труппы, не взяв ни гроша в оплату за свою работу. Я им многим был обязан, в том числе и жизнью. Отъелся я у того сеньора, отогрелся. Напрягать он меня не сильно напрягал, но когда уходил в загул такие пиры закатывал, что приходилось давать чуть ли, не целые гала концерты. Чудил мужик будь здоров, а так вроде ничего. Как-то примчалась ко мне фрейлина жены этого сеньора вся в слезах и сопляхи,рыдая,залепетала, что сеньор согласился по горячей просьбе некой сеньоры Лучианы, которой не смеет отказать, отдать меня ей, зная ее изысканный вкус и горячую любовь к пению.Меня словно обухом по голове стукнули. Да что жеэто такое?! Когда эта зараза оставит меня в покое?! Я не собирался быть рождественским подарочком, перевязанным розовой ленточкой, преподнесенным Лучиане, а потому рьяно начал раздирать и связывать простыни, а когда связал из них веревку, оглушил дамочку ударом кулака в голову, чтобы не подумали, что она помогла мне сбежать. Приготовленную веревку привязал к ножкам кресла, куда усадил оглушенную фрейлину и скинул веревку в окно,оно как раз выходило на внешнюю сторону башни. Конечно, она оказалась коротка и порядком не доходила до земли, но мне было по фигу. И потом, подо мной был ров с водой, куда я и прыгнул, оттолкнувшись от стены, когда веревка кончилась. Выбрался из вонючей застоявшейся воды и был таков. И опять я бежал, как никогда в жизни. Если и есть на свете кошмарный ужас, то имя ему Лучиана. За ночь, наверное, отмахал сотню лиг, и отдышался только за пределами владений сеньора-благодетеля, чтоб ему тошно было после каждой кружки пива. Потом, когда пришел в себя, понял, что умчался в чем был: в легком камзоле, без плаща, с лютней, слава богу, и с несколькими лирами в кармане.
Зашел в какой-то придорожный трактир, выхлебал похлебку из тухлых потрохов и начал соображать, как мне отделаться от Лучианы, что присосалась ко мне жирной пиявкой. То, что она не перестанет меня преследовать, я уже понял, значит надо как-то избавляться от нее. Не бегать же от нее всю жизнь, но я даже мысли не допускал, чтобы вернуться туда, где меня занесло от моей беспечной жизни, прямо к этой каракатице. И вот на отдохнувшую голову я решил искать такую же богатую и влиятельную, но не такую мерзкую покровительницу, чтобы в том случае, если эта жирная жаба опять выследит меня, могла бы вцепиться ей в ее мерзкие поросячьи глазенки. Это аксиома, что одна баба никогда не уступит другой своего мужика, алучше выцарапает ей глаза, чем позволит похотливо взглянуть на свою собственность. Короче с купеческим караваном ушел я из Италии и дошел до Доринджа где услышал о мрачном замке Маргата и томящейся в нем по воле своего жестокого мужа прекрасной герцогине Клербо.Подумал что это то, что нужно, и потопал туда. Об остальном вы знаете.
- Да уж, похоже, Лучиана не отступится, - смеялся Макс. - Верность в ненависти, стойче, чем в любви. Тебе еще придется с ней объясняться.
- А мне так даже кажется, что придется мне вас венчать, - поддержал его Витус.
- Давайте, давайте, а то я не знал, что будете прикалывать меня с Лучианой до конца моих дней, - улыбался Ромеро.
Макс только головой покачал, понимая, что Ромка намеренно рассказал свою историю в легкомысленно шутливом тоне, что бы отвлечь Витуса от тяжелых воспоминаний.
- Слушай, Макс, - вдруг спросил серьезно, даже озабочено, Витус, заговорщически поглядев на Ромку. - Из всей твоей истории я так и не понял: у тебя за это время, что... ни одной бабы не было?
- Отчего же, была, - улыбнулся Макс. - Снял я, было, одну шлюшку, потом не знал, как отделаться от нее, кое-как сбежал, слава тебе господи.
Витус и Ромеро засмеялись.
- А чего мы здесь окопались, пойдемте в другой кабак, - предложил Витус. - Ромкино осадное положение как-никак закончилось.
- Пойдемте, - тут же подхватил Ромеро. - А куда?
- Есть тут поблизости неплохой кабак "Задиристый Петух", - сообщил Витус и поднялся: - Ну что пошли?
- Полный аллес капут, - ворчал Макс, идя за Витусом и Ромеро. - Монах, да? Я, хозяин города, о таком заведении знать не знаю, а смиренному постнику оно, видишь ли знакомо! Куда мир катиться, если главе воров и убийц о злачных заведениях в его городе рассказывает монашек?
- Побегал бы за Кейном с мое, ты бы и не то узнал о своем паршивом городишке, - насмешливо огрызнулся Витус под лукавые Ромкины взгляды.
Вывеску с ярко красным петухом они заметили еще издали, будучи еще на другом конце узкой улочки, которую таверна и замыкала собой. Они только подошли к дверям "Задиристого Петуха", как из нее один за другим вылетели двое детин. Последний налетел на Ромеро и Макса чуть не сбив обоих с ног.
- Что это с тобой, приятель? - миролюбиво поинтересовался Макс, удерживая едва стоящего на ногах парня с разбитым лицом, и принюхавшись, заметил: - Вроде бы не так уж ты и пьян, что бы валиться с ног?
- Лучше бы вам не заходить сюда, честный господин, - шепеляво предостерег его парень, вздрогнув от донесшегося из открытой двери грохота и треска ломающейся мебели. - Обойдите это место стороной от греха подальше...
- Там уже кто-то гуляет? - вытянув голову, пытался что-то разглядеть в проеме двери Витус. - Не удивлюсь, если это Жеко.
- Не, то не Жеко, - перевел дух парень. - Это кузнец Ор из-за городской стены... Он ежели разойдется, то Жеко рядом с ним слабым младенцем покажется. Ор, раздери дьявол его душу, напился и пока все здесь не разнесет к дьявольскому пеклу, не успокоится.
- Понятно, - одернул кафтан Макс, - кажется нам сюда.
- Наш клиент, - поддакнул Витус, пристраиваясь за широкой спиной Макса, шагнувшего через порог таверны.
Первого, кто налетел на него, Макс стукнул коротким ударом в нос, что тут же осадило задиру, но, увы, ненадолго. Схватившись за лицо, любитель драк потряс головой и с яростным мстительным воплем ринулся на вошедшего, и снова получил точно такой же удар в нос. Здоровяк, а судя по косой сажени в плечах, пудовым кулачищам, окладистой бороде и въевшейся в кожу копоти, это и был Ор, отшатнулся назад, пытаясь проморгать выступившие слезы. Макс же прошел мимо него с таким видом, будто передвинул со своего пути мешавший табурет. За ним вошел Витус со смиренно опущенными долу глазами, пугливой овечкой вздрагивавший при каждом стуке, что естественно ввело Ора в искушение отыграться на нем за свое поражение, и он с рыком занес огромный кулачище над выбритой тонзурой монашка, но... неожиданно его опять стукнули прямехонько в распухший нос.
- Проблемы, мужик? - пряча кулак в широкие рукава рясы, задушевно спросил монашек, будто подбадривал исповедующегося сознаться в своих самых постыдных грехах, и вдруг решительно добавил: - Не будет тебе моего благословения, и не проси.
Ора, похоже, это вовсе не расстроило, ему было не до того. Согнувшись и упершись ладонями в расставленные колени, он отхаркивался, давая крови, текущей из носа свободно капать на пол. Хуже всего, что боль заставила Ора протрезветь, а это злило его не на шутку. Он поднял глаза и выпрямился, уставившись на проходящего мимо него вслед за монахом, менестреля, сразу не сообразив, кто перед ним: девка, переодетая парнем, или парень похожий на девку. Менестрель, с насмешливым интересом посматривавший на кузнеца вот-вот готового задать кому-нибудь трепку, заметил его свирепый взгляд, а потому не стал дожидаться его выпада, а повторил точно такое же резкое и отточенное движение, каким драчун только что получал удары в свой многострадальный нос. Ор, под злорадный хохот забулдыг, которых не далее как минуту назад нещадно лупцевал, шарахнулся в сторону от хрупкого менестреля. Так что вновь появившаяся троица, спокойно заняла стол на четырех человек, и велели принести вина, колбасок, хлеба и лук. Пока Макс разбирался с расторопным служкой, Витус под столом пихнул Ромеро ногой и когда тот вопросительно посмотрел на него, скосил взгляд в сторону. Ромеро осторожно посмотрел туда, куда указывал Витус и увидел трех "жриц древнейшей профессии". Округлив глаза, он вопросительно уставился на Витуса. Тот ответил ему хитрющим взглядом, с озорством подмигнув. Ну и ну! Витус вознамерился свести Макса со шлюхой. Ромеро с сомнением покачал головой. Когда, служка отошел, Витус, со значимым видом, начал, как ему казалось, издалека:
- Макс, ты что, даже здесь ни разу не изменил своей жене?
Но ответа друга не услышал, так как его заглушил голос Ора.
- Никак в толк не возьму, - рокотал он обиженным басом из своего угла, где сидел теперь вместе со своими подельниками, услужливо подхихикивающими ему. - Почему от некоторых городских паршивцев, как мимо них ни пройдешь, все воняет словно от навозной кучи?!
- Кажется, это нас имеют ввиду, - оскорблено выпрямился на своем табурете Ромеро.
- Ведут себя тут словно господа, какие, а ведь ничтожнее пупка свиньи будут!
- М-да, - хмыкнул Макс, складывая руки на груди. - Надо с этим что-то делать. Вить, может проповедь, какую задвинешь, вразумишь ушлепка?
- Не, ребят, его красноречие посильнее моего будет, - начал отнекиваться Витус, виновато потупив взор. - У меня сейчас только одно на языке вертится, типа "моли Господа", "аллилуйя", да "аминь", а дальше все очень нецензурно.
- Да пусть их всех сожрут шелудивые псы! Они только и могут, что портить воздух вокруг!
- Хоть политического убежища проси, - покосился на бьющего себя в грудь Ора, Ромеро.
- Все видели, как задирать, так они... что ты! А как дело до драки... так... одна морока! - видимо от переполнявших его эмоций, кузнецу не просто было подобрать слова, чтобы выразить свои сильные чувства.
- Это вы никак нам, туманный вы наш и загадочный? - наконец повернувшись в его сторону, через всю таверну поинтересовался Макс.
Не замечать злобные и оскорбительные выпады Ора больше уже не получалось.
- Макс, ну его... не связывайся с ним, - шепнул Ромеро, дернув Наемника за рукав.
- Ты не той весовой категории, - поддержал его Витус.
- И что, это повод, чтобы спустить хамство? - спросил их Макс. - Парень нарывается.
Никто не осмеливался говорить и слова разошедшемуся кузнецу, когда он оскорблял тех, кто по какой-либо причине не нравился ему. Правда, хозяин "Задиристого Петуха" попытался было утихомирить беспокойного посетителя, и тот сорвался на него словно разъяренный бык с привязи: схватил несчастного старика за шиворот, начал орать и бить себя кулаками в грудь, топтать упавшую посуду, взвинчивая себя до невменяемого состояния. Те, кому в это время не повезло находиться в таверне, либо втягивали голову в плечи, либо быстренько покидали ее от греха подальше.
Ор вдруг замолчал и, отшвырнув в сторону полумертвого от страха трактирщика, остановился перед Максом и вызывающе вперил в него яростный взгляд налитых кровью глаз.
- Не стоит... - со спокойной насмешливостью посоветовал ему Макс. - Я существо брехливое, могу и ответить.
- А... а... - протянул, тяжело дыша Ор. - Ты все еще здесь, запердыш?
Теперь, переглянувшись, разом поднялись Ромеро и Витус. Стерпеть подобное? Макс задумчиво рассматривал Ора и что-то прикидывая, проговорил:
- Успокойтесь, ребята. Дайте мне минуту, и я поговорю с парнем.
- Лучше втроем, - заявил решительно настроенный Витус.
- Мир держится на двух вещах, - назидательно проговорил Макс поднимаясь. - Одно из них - совершенная голова, другая - совершенный кулак... - и вдруг вскочив на табурет, шагнул с него на стол и, оттолкнувшись от него, вдарил в прыжке двумя ногами в могучую грудь Ора.
Кузнец отлетел, ударившись о край соседнего стола, подавившись беконом, который в это время рвал зубами, пережевывая. Громоздкий дубовый стол под его напором поехал, а дружки Ора, следовавшие за ним, резво отбежали к стене, не желая попадать под горячую руку, когда кузнец начнет избивать наглеца смертным боем. Витус и Ромеро разошлись, каждый со своей стороны защищая спину Макса, а очухавшийся Ор и поднявшийся с переката Макс, кинулись друг на друга. Удара внушительного кулака Ора Макс отбил встречным ударом ноги, но кузнец, здорово поднаторевший в драках, неожиданно для своей неповоротливой фигуры ловко увернулся и, схватив за горло Наемника, обрушил на него свой кулак. Макс вовремя прикрыл голову сгибом локтя и Ор, как разъяренный Голиаф, швырнул его об стену, чтобы оглушить. Но вопреки ожиданию, Макс налетев на нее спиной, не сполз безвольным тюком, а оттолкнувшись, отбежал, развернулся, и вдруг с разбега взбежав на стену, с силой оттолкнулся, чтобы обрушиться на верзилу придавая силы своему удару локтя по голове Ора. Оглушенный кузнец, выкатив глаза, с грохотом повалился на спину, ломая и опрокидывая приземистые табуреты, а Макс исхитрился упасть коленями на его грудь, выбивая дух из противника. Вообще-то, это должно было если не сплющить грудную клетку, то хотя бы проломить пару ребер, но кузнец, лишь крякнул и не только скинул с себя противника, но и поднялся на ноги. Не теряя времени, Макс с разбега вскочил на стол, уравнивая свои шансы с кузнецом, что был подобен Голиафу, и когда Ор кинулся на него с глухим рыком, сжимая и разжимая кулаки от нетерпения безжалостно раздавить того, кто посмел его свалить, встретил его быстрыми ударами ноги в грудь и голову.
- Ёпт! - выругался Ромеро. - Его хоть что-нибудь может вырубить?
Судя по шевелящимся губам Витуса, тот тоже не столько молился, сколько ругался. Молча, жались в углу шлюшки, привычные к жестоким дракам и поножовщинам. Вообще, народ здесь, кажется, был впечатлен тем, что кто-то не просто дал отпор кузнецу, а довольно долго держался против него. Но и после внушительных ударов Макса, Ор умудрялся оставаться на ногах, они пошатнули, но не свалили его. Крепкий паршивец! Витус и Ромеро напряглись, когда Ор, схватился за край стола, опрокидывая его вместе с Максом, но тот успел ухватиться за столб-опору и, крутанувшись вокруг него, со всей силы ударил верзилу-кузнеца ногами в голову, после мягко по-кошачьи спрыгнув на пол. Оглушенный Ор с размазанной по разбитому лицу кровью, почти вслепую двинулся к Максу. Присев, Наемник успел поднырнуть под взмах его кулака и, что есть силы, ударил ступней под коленом кузнеца, лишая его равновесия. Здоровяк Ор повалился подобно колоссу с подломившейся глиняной ногой, и Макс, не давая ему времени очухаться и подняться, снова, всем телом, упал ему на грудь. Придавив его своим весом и сжав крепкую шею Ора в сгибе локтя, Макс, сцепив руки в замок, что есть силы, сжимал захват до тех пор, пока брыкающийся кузнец не перестал хрипеть и стучать пятками, и лишь тогда отпустил его и, пошатываясь, поднялся. Витус и Ромеро с восхищением и гордостью смотрели на подходящего к ним Макса, как и обступившие их завсегдатаи "Задиристого Петуха". Драка прошла быстро и даже красиво, доказав превосходство того, кто быстро соображает, перед тем кто просто умеет махать кулаками, даже если превосходит противника силой и мощью.
Подельники Ора дернулись было к Максу, чтобы помочь кузнецу и своим количеством смять пришлого и двух его дружков, монашка и похожего на девку менестреля, не вызывающих никаких опасений. И неизвестно как бы повернулось дело дальше, если бы не неожиданное появление Жеко. Буквально ворвавшись в разгромленный кабак, Жеко, эта простая и бесхитростная душа, огляделся, поигрывая мускулами и вдруг сграбастав двоих, решивших напасть на Макса, за шкирку и, недолго думая, стукнул их лбами, приговаривая:
- Только я могу драться с этими тремя парнями. И дерусь я, хвала Господу, не в пример вам, поганцам, честно! Один на один! И вам, заморышам, ломать честную драку не дозволю!
Пока Жеко разбирался с дружками Ора, неожиданно приняв сторону своих недавних противников, смачно разбивая упитые рожи своими кулачищами, Витус хлопнул по плечу подошедшего Макса:
- Твои впечатления? - со смехом поинтересовался он.
- Думал, локоть отшибу об его чугунную башку, - буркнул Макс, откидывая волосы назад и отряхивая камзол.
И Ромеро, Макс и Витус двинулись к своему, пока еще целому, столу, больше не беспокоясь о том, что их потревожат.