"Ирвинг Берлин, менестрель русского происхождения, чьи песни, такие как "Щека к щеке" и "Белое Рождество" стали частью ткани американской жизни, умер вчера в своем доме на Манхэттене, всего в нескольких милях от Нижнего Ист-Сайда, где он жил, когда написал первую из своих 1500 песен. Ему был 101 год."
Так писала газета Нью Йорк Таймс 23 сентября 1989 года. (Marilyn Berger)
Пятилетний малыш лежит на стареньком одеяле, брошенном на холодную землю. К нему прижимаются старшие братья и сестры. Перед ними полыхает пламя. Им становится жарко от огня и хочется домой. Но вместо дома - столб пламени. Горит, горит их бедное жилище! Глаз не оторвать! И малыш смотрит на пламя, не отрываясь... Что он видит? О чём думает? Может, в плясках огня ему чудятся резвые ноги танцоров? Может, в рёве пламени он слышит музыку, которую он напишет, но не здесь, и не сейчас, а в далёкой невиданной стране за океаном? А может мама Лэя жарко шепчет ему в озябшее ушко - не плачь, малыш! Не бойся, я рядом, и всё у тебя будет хорошо!
Мама сдержала своё слово. Увезла маленького мальчика за моря, за океаны. И стал он великим музыкантом и поэтом, чьи песни слушал народ. И прожил он долгую жизнь. И была в ней печаль и радость, бедность и богатство. И только скуки не было; знаменитые певцы пели его песни, танцоры танцевали под его музыку и самые известные и любимые артисты участвовали в его мюзиклс, шоу и кинофильмах. И умер он тихо и спокойно во сне, когда ему было сто лет и один год.
Жизнь композитора, полная чудесных превращений, как в сказке о Золушке, достойна того, чтобы шаг за шагом внимательно проследить историю малыша-бедняка, которому предстояло очаровать своими песнями и покорить своим талантом не только Америку, но весь мир.
Ирвинг Берлин родился 11 мая в 1888 году в еврейском местечке Толочин Могилёвской губернии недалеко от Витебска (в то время это была Российская империя, а позже - Беларусь). Мальчик был восьмым и последним ребенком в семье Лэи и Мозеса Бейлин (Beilin). Родители нарекли его громким именем Израиль. Но в семье малыша ласково называли Иззи. Ирвингом он стал в Америке, заодно поменяв и фамилию на более звучную Берлин. Отец Иззи в Толочине был кантором в синагоге. А для того, чтобы заработать ещё немного денег, подрабатывал шойхетом (забойщиком скота в кошерном магазине). Лэя, занималась семьёй и домом. Дел ей хватало.
Год рождения будущего композитора-песенника не вызывает сомнений. Но место, где он родился, обсуждается до сих пор и похоже так и останется навсегда загадкой в биографии Ирвинга Берлина.
Все дети Бейлиных родились в Витебской области; там же проживала и обширная родня его матери Лэи.
Тем не менее, существует несколько вариантов предполагаемого места его рождения. В особо важных документах - для натурализации и для призыва в армию во время Первой Мировой Войны - композитор указывал Могилёв. Однако родился он не в самом городе, а поблизости, в Толочине, Могилёвской губернии, в местечке, где было разрешено жить евреям. В частных беседах с режиссёром Стивом Стилбергом и автором биографической книги "Жизнь в песне", Берлин рассказывал, что родился в Тюмене, не уточняя его географическое положение, но всеми априори принимаемое за город в Сибири. В современном Толочине есть улица Тюменская. Можно предположить, что там жила семья Бейлиных, и название улицы запомнилось ребёнку. Если, конечно, эта улица существовала и в те времена... Возможно также, что Тюмень - название одного из местечек в Беларуси. Кстати, и зимы там были самые холодные, достигая минус сорок градусов. Ну, совсем, как в холодной Сибири! Эти разночтения дают надежду жителям и Беларуси, и Тюмени в Сибири, причислять себя к землякам знаменитого американского композитора. В кнгиге его старшей дочери Мэри Эллен Баррэтт "Воспоминания дочери" есть намёк на то, что отцу предложили временную работу в Сибире. Но документов о жизни семьи и рождении младшего сына в сибирской Тюмени не обнаружено. К тому же, маловероятно, что власти разрешили бы еврейской семье переехать так далеко, за тысячи километров, от черты оседлости.
В памяти композитора сохранилось одно единственное воспоминание из детства в далёкой России, настолько сильное и яркое, что навсегда осталось в памяти. Берлин рассказывал, как лежал на дороге завёрнутый в одеяльце рядом с родителями и видел, как огненные языки пламени пожирают их дом, пока он не сгорел дотла...
Частые пожары были большой проблемой для городка, который состоял в основном из деревяных построек. Однако, не все пожары были случайными. Толочин, где три четвери населения были евреи, страдал от погромов. И деревяные дома нередко вспыхивали от пожаров, которые устраивали недружелюбные соседи.
Когда терпеть погромы и пожары стало невмоготу, целый клан семьи Крейн - со стороны матери семейства Бейлиных, Лэи, - двинулся в путь через океан в страну грёз - в Америку. Через пять лет после рождения Иззи (в 1893 году) семья Бейлиных тоже приняла решение покинуть родину. Взяв с собой шесть детей (Sarah, Ruth, Augusta, Rebecca, Benjamin and Israel), они погрузились на поезд; двое старших детей по неизвестной причине остались дома.
С багажом из шести узлов, периной и самоваром, Бейлины тайком переправились в Броды (около Австрийской границы в Галиции). Благополучно (но нелегально, как и другие беженцы) перейдя границу, они продолжили свой путь на поезде в Польшу, оттуда в Германию, и наконец прибыли в Антверпен. В порту они присоединились к толпе беженцев, поднимавшихся на корабль "SS Rhynland" пароходной компании The Red Star Line, который направлялся в Нью-Йорк. Это был пароход с четырьмя мачтами, вмещавший 1150 пассажиров. Из них только 150 человек располагались с удобствами в первом классе. И уж конечно, семья бедняков Бейлиных не была в числе этих счастливчиков.
После 11-дневного изнурительного морского путешествия через Атлантический океан, 13 сентября 1893 года, Бейлины ступили на берег крошечного острова Ellis Island, где клерк записал их фамилию так, как услышал, изменив несколько букв на американский лад. Так они стали именоваться Baline (Байлин). Следуя установленному в то время порядку, всех новоприбывших тщательно осматривали иммиграционные врачи. Маленького Иззи вместе с его братьями и сёстрами заперли в помещении, немного похожем на те, в которых в деревнях держали скотину, и только после того, как их признали достаточно здоровыми, им разрешили въехать в город. Но даже этот неприятный эпизод не смог омрачить радость от прибытия в новообретённую страну. Путешественников встретили родственники Лэи и проводили в заранее снятую квартиру в Нижнем Ист-Сайде Манхэттена. Там тогда проживало большинство эмигрантов из России и Восточной Европы. Это было эпохальное время переселения евреев, бежавших от насилия, антисемитизма и погромов в царствовании Александра Третьего, а после - его сына Николая Второго.
Кто именно были эти родственники узнать не удалось. Однако, согласно таможенным документам, двое младших и единственных братьев Лэи, Самуил и Яков, прибыли в Америку в 1906 году. То, есть, только через 13 лет.
Байлины приехали в тяжёлый для Америке период национального финансового кризиса, и глава семейства долго был без работы, хотя и хватался за любую возможность заработать деньги. Был он и бутчером (продавцом кошерного мяса), и маляром, и даже инспектором кошерных кур. Иногда, в основном на еврейские праздники, он пел в хоре синогоги, где был солистом. Вскоре Мозес стал приводить туда младшего сына, когда Ирвинг уже мог подпевать в хоре. Отец был первым, кто заметил музыкальные способности мальчика и привил ему любовь к музыке, давая уроки пения.
В новой стране, ставшей родиной его будущим внукам и правнукам, Мозесу была суждена недолгая жизнь. Через восемь лет после прибытия на "Землю Обетованную", успев лишь отпраздновать бармицву Иззи, глава семьи умирает от хронического бронхита в 1901 году. Ему было всего пятьдесят три года. И увидеть грандиозный успех своего сына, ставшего американской знаменитостью уже в ранней молодости, ему не довелось.
В первое время после прибытия, семья ввосьмером ютилась в холодной сырой комнате без окон в подвале дома на улице Монро (Monroe Street) с "удобствами" на улице. Как же это было не похоже на мечту о лучшей жизни! Впрочем, к трудностям им было не привыкать. Да и соседи вокруг жили так же тяжело и бедно.
Через некоторое время они улучшили свои жилищные условия, переехав в трёхкомнатную квартиру на улицу Черри (Cherry street) в Манхэттене по соседству с Чайнатауном. Эти две улицы находились недалеко друг от друга, в густонаселённом районе, где располагались многоэтажные многоквартирные дома, фабрики и доки Нижнего Ист-Сайда Манхэттена, который по праву назывался столицей еврейской Америки в начале двадцатого столетия. На фотографиях того времени запечатлена жизнь большого города с их многоэтажными добротными домами, облицованными кирпичом. Верхние этажи сдавались в аренду жильцам. Многочисленные магазины располагались в длинный ряд на первом этаже. Тротуары и даже мостовые были заставлены повозками и столами с различными товарами у которых с утра и до поздней ночи толпился народ.
Первые восточноевропейские евреи, поселившиеся там, быстро обжились и основали синагоги, открыли магазины и даже общества взаимопомощи. Однако подавляющее большинство приезжих жило в ужасающей бедности; в квартирах, подобных печально известным советским "комуналкам". Из-за перенаселённости, без света и газа, а лишь с керосинками и примусами, в них часто случались пожары. А стоило заболеть одному человеку, как инфекция распространялась далеко вокруг. На улицах было небезопасно, особенно для детей и подростков.
Тяжело приходилось новоприбывшим бедняцким семьям, без гроша за душой и без родственных связей, которые могли бы им помочь в первое время. Мужчина, глава семьи, не мог заработать достаточно денег, чтобы содержать большую семью (семьи, в то время, зачастую, были многодетными). Поэтому даже маленьким детям приходилось работать. И семья Бейлиных не стала исключением.
Разбогатев, знаменитый композитор-песенник никогда не забывал тех детских лет, когда "спал под лестницей, ел объедки и носил подержанную одежду". Он вспоминал эти годы как тяжелые, но хорошие, приговаривая, что "каждый мужчина должен иметь в своей жизни Нижний Ист-Сайд". Берлин часто возвращался пешком в свои старые кварталы на Юнион-сквер, Чайнатаун и Бауэри. Печальные воспоминания детства и юности закалили душу, не позволив ей очерстветь и превратиться в сноба.
Чтобы не умереть с голоду, мать семейства Лена (как она вскоре стала себя называть) вносила свою лепту в семейную копилку. У неё не было ни образования, ни профессии, как и у всех еврейских женщин того времени, только умелые руки и огромное желание прокормить семью. И она стала помогать повитухам. Дочери приобщились к распространённому в то время промыслу для девочек-иммигрантов и зарабатывали тем, что упаковывали сигары, а старший брат работал в потогоной швейной мастерской по сборке рубашек. Неизвестно, учились ли где-нибудь старшие дети, скорее всего, нет. Работа не оставляла для этого времени. А самому младшему из семьи, Иззи, удалось проучиться всего два года в школе, когда нужда заставила и его начать зарабатывать деньги, чтобы помогать семье хоть как-то сводить концы с концами. Начиная с восьми лет, он стал разносить газеты в районе Бауэри (Bowery) и петь на улице, привлекая покупателей. Людям нравилось его пение и они бросали на монетку больше забавному мальчишке. Конечно же, на улице было интереснее, чем в синагоге! К тому же, Иззи очень любил петь. И как-то раз он сказал маме, что хотел бы стать сочинителем песен.
В первый же день своей работы Иззи засмотрелся на корабль в порту, отправлявшийся в Китай, и был сбит в реку портовым краном. Хорошо, что нашлись добрые люди. Не сразу, только с третьей попытки его вытащили из воды. И что они увидели? Малыш крепко сжимал кулачок. А когда медсестре удалось разжать его пальчики, она увидела на ладошке пять центов. Это был его первый в жизни заработок. Композитору было около шестидесяти, когда в интервью газете New York Sun он рассказал, что никогда не чувствовал себя бедняком просто потому, что не знал другой жизни. Он не жаловался. Ведь они не голодали и не умирали от холода. У них всегда был чай и хлеб с маслом. А на плите у матери варилось жаркое. Так что жизнь была вполне сносной и если сравнивать, даже получше, чем у других.
Примерно через год после смерти отца, переживая, что приносит слишком мало денег в общую копилку на пропитание семьи, и мечтая вырваться из женского окружения, Израиль дождался, когда ему исполнится четырнадцать лет и ушёл из дома. "С горечью, стараясь избежать невысказанные упрёки, как-то вечером после ужина в кругу семьи, он покинул домашний кров в смутной надежде выжить, или же погибнуть от голода, если не повезёт." - рассказывает в cвоей книге американский критик и журналист Alexander Woollcott: Ему повезло. Он выжил. Распевая в салунах и барах песенки и баллады, услышанные на улицах Нью-Йрка, Иззи зарабатывал себе на жизнь. Подросток обосновался в Бауэри (Bowery), в одном из доходных домов, приютивших тысячи других бездомных мальчиков в Нижнем Ист-Сайде. Это были не благотворительные учреждения, а скорее безжалостные жилые помещения, "диккенсовские в своей подлости, грязи и нечувствительности к обычным человеческим существам" - по словам историка Laurence Bergreen.
В конце девятнадцатого века, когда родился будущий автор песен, мир ещё не знал радио. Но и без радио музыка звучала на улицах большого города день и ночь: уличные музыканты пели и играли на шарманких, уличных пианино и даже на ложках. Звуки музыки неслись из окон салонов и домов жителей зажиточного среднего класса. Малыш Иззи упивался услышанными песнями, сентиментальными в основном, как тогда было модно. "Вкусность" этих песенок была крайне притягательна для передразнивания, и именно этим он стал заниматься, сочиняя свои собственные.
Мальчик был необыкновенно наблюдателен для своего возраста. Едва сойдя с парохода и ещё не успев как следует обжиться на новом месте, он замечает, как разительно отличаются его родители своим видом и речью от американцев, жителей Манхэттена. "Мы разговаривали только на идиш и выделялись своей еврейской одеждой" - читаем в книге "Как Тысячи Аплодисментов" Лоуренса Бергрина.
Как известно, дети не любят выделяться в кругу своих сверстников и мимикрируют быстрее взрослых: они с лёгкостью перенимают новый язык и стараются выглядеть, одеваться и вести себя так, как те, кто их окружает. Им нравится музыка и песенки, услышанные от друзей на улице. Но и родные мелодии с детства напеваемые в семье живут в памяти и в душе. Поэтому не удивительно, что став взрослыми, такие композиторы, как Гершвин, и Берлин - дети русско-еврейских родителей - и не только они, но и многие другие музыканты-иммигранты, использовали интонации и ритмы своей родины в своей музыке. Другими словами, американизировали её. В то же время они оставались верными своей этнической принадлежности.
"Вполне вероятно - говорил в своей лекции-развлечении "Забавно, это не звучит по-еврейски" писатель и лектор Джек Готлиб, - что в детстве Берлин видел шоу на идиш... Наследственность, окружающая среда, личные склонности - всё это вошло в развитие его психики. Берлин, несомненно, яростно отрицал бы всё это".
Ему исполнилось 18 лет, когда в 1906 году он получил место "поющего официанта" в кафе, известном как "Кафе Пелхэм". Уютно устроившись среди дымящихся закусочных и опиумных притонов Чайнатауна, это был грязный салун, из которого по вечерам доносились звуки рэгтайма на фортепиано. Каждый вечер там собиралась затейливая толпа из миллионеров и убийц, карманников и туристов. Все они были любители послушать игру Профессора на пианино и семнадцатилетнего поющего официанта, который однажды станет Ирвингом Берлином. "Пелхэмом" руководил еврейский иммигрант из России по имени Майк Солтер, ставший гангстером и, одновременно, импресарио своего времени. Кафе располагалось в старом пятиэтажном кирпичном здании на улице Пелл-стрит 12, в самом сердце Чайнатауна. Фасад здания был обвешен вывесками "Сдается в аренду". А на верхних этажах располагались "комнаты для свиданий".
Посетителям нравились похабные пародии, которые начинающий композитор сочинял на популярные песни и охотно платили сверх платы за напитки. Помимо музыкальности, мальчик был одарён многими талантами. И один из них - живое чувство юмора и склонность повеселить. У него получалось это артистично. Интересно описывает сценку в кафе один из его друзей-официантов: "Народу было полно, и нам все время кидали чаевые, просто швыряли на пол. Но, поющий официант не может их сразу поднимать. Это испортит песню, и мы поддавали их ногами и собирали в одном месте, чтобы потом сразу подобрать. Изя делал это виртуозно. Он то изображал из себя футболиста, который гонит мяч, то делал вид, что страшно нервничает, как бы деньги не пропали. Ходил вокруг них кругами, оглядывался, отгонял других официантов. Ужасно всех смешил".
Однажды "Кафе Пелхэм" посетил знатный гость, принц Луи Баттенбергский, контр-адмирал британского флота, прослышавший о музыкальных талантах Иззи. Когда довольный приятно проведённым вечером принц попытался дать Иззи чаевые, тот отмахнулся, воскликнув, что петь для принца было для него честью!
Вскоре, Иззи стал сочинять собственные песенки; вначале только тексты, а потом и полностью стихи и музыку к ним.
По воспоминаниям дочери композитора, Mary Ellin Barrett, однажды Солтер узнал, что в соседнем конкурирующем салуне "Каллахан" на Дойерс-стрит официант Ал Пиантадоси (Al Piantadosi) написал песню "My Mariucci Take a Steamboat" , чтобы привлечь внимание клиентов.
- Ребята с улицы сочинили песню, а вы почему не можете? - спросил Солтер своих ребят, поющего официанта Иззи и его друга, по прозвищу Профессор, пианиста из кафе. Юноша с радостью откликнулся на предложение. Ему давно уже хотелось писать своё, а не перелицовывать чужое. И объединёнными усилиями с пианистом Mike Nicholson на свет появилась первая песня Иззи Байлина "Marie From Sunny Italy" ("Мария из Солнечной Италии"). Написанная на английском языке, она была настоящим подвигом для юноши, в семье которого говорили только на русском и на идиш. Песня принесла копеечный гонорар в размере 37 центов. Но это был первый гонорар! А ошибка в написании его фамилии на титульном листе песни навсегда изменила имя композитора. С тех пор он стал подписывать свои песни - И. Берлин. Америка ещё не знала, что на свет появился новый гений.
По ночам в кафе, в свободное время, юноша садился за пианино и подбирал мелодии. Тексты его песен, полные сексуальных намёков, не выходили из рамок приличия той эпохи и обращались непосредственно к окружавшим его слушателям. В их числе были песенки на идиш, высмеивающие шаблонные представления об евреях. В то же время, они изображали евреев в менее, чем благоприятном свете. Еврей по национальности и по воспитанию, Берлин был человеком своего времени, когда было принято подшучивать над людьми любой национальности и своей включительно. С первых дней возникновения весёлого жанра водевиля и, примерно, до 1920 года, в так называемых "песнях новизны" (novelty songs) - их ещё называли "песнями персонажей" - главных героев изображали в комических и мелодраматических ситуациях. Таким же образом было принято изображать членов маргинальных групп Америки - ирландцев, немцев, евреев, итальянцев, афроамериканцев, шведов и китайцев - в юмористически-унизительной манере. В этих стереотипных песенках, как правило, содержался этнический диалект.
Ирвинг Берлин был особенно плодовит и популярен в этом жанре. Об итальянцах, к примеру, он сочинил песню "Sweet Marie Make-a rag-a-time-a dance wid me" ("Милая Мария, потанцуй со мной Рэгтайм"). Об евреях - "Yiddle, On Your Fiddle, Play some Rag Time" ("Йиддл, сыграй на своей скрипке Рэгтайм"). О немцах - "Oh How That German Could Love" (О, как этот немец может любить!). Не обошёл вниманием молодой сочинитель и сельских американцев, написав песню "Внизу На Ферме Дяди Джерри".
Самыми влиятельными этническими новинками были так называемые "енотовые песни" ("coon songs"). В этом жанре музыки героями были люди с чёрной кожей и этот стереотип был чрезвычайно популярным с 1880 по 1920 год. Белые люди выступали в чёрном гриме ("blackface"). Берлин сочинил в то время несколько десятков таких песен. Однако, после войны в сороковых годах, он осознал вред таких оскорбительных песенок и в интервью газете The Baltimore Afro-American сказал: "Ни одна песня не является достаточно важной, чтобы оскорбить целую расу. Я бы ни за что не опубликовал (песню), если бы знал, что эти эпитеты не уместны."
Осознание вреда такого рода песен пришло гораздо раньше. В декабре 1914 года состоялась премьера первого мюзикла Ирвинга Берлина на Бродвее "Watch your step". Выбор Берлином танцевального мюзикла показал четкое понимание того, что этнические новинки устарели и непопулярны на"высшей "сцене. Понимая приливы и отливы популярного вкуса, однажды Берлин сказал журналисту New York World: "Написание песен зависит от публики. То, что ему нравится в одну минуту, ему надоедает в следующую ... Ты должен уметь переключать свою лиру на что-то другое. Если нет, то ваше место займет новый писатель, и ваша звезда, которая взошла так внезапно, зайдет так же быстро, как и взошла". Мюзикл "Следи за своим шагом" не имел этнических символов, и был составлен полностью в стиле синкопированной танцевальной музыки. Cтоит упомянуть, что "Следи за своим шагом" имел огромный успех, играя более трех лет и оправдывая риск продюсера шоу Диллингема (Charles Dillingham) привести Ирвинга Берлина из переулка Жестяной сковороды (Tin Pan Alley) на Бродвей.
К периоду его раннего творчества относятся малоизвестные в наше время песни на еврейскую тематику. Они были легко запоминающимися и любимы публикой. Лирические и шутливые, иногда густо присыпанные "перчиком". Уже по одним названиям можно понять о чём в них поётся.
Еврейские герои в песнях Берлина соответствуют стереотипам своей этнической принадлежности. У них типично еврейские имена - Эви Коген и Бекки Розенштейн. Все их мысли, зачастую, вертятся вокруг денег. Многие из них говорят на идиш и часто восклицают: "Ой, ой, ой!" независимо от того, довольны они, или огорчены.
Ранняя лирика Берлина теперь все больше и больше окутанна мелодиями его собственного сочинения. Она изображала мир иммигрантского Нью-Йорка, который он хорошо знал, в особенности мир быстро ассимилирующихся евреев. Сценки, зачастую, были юмористические, пикантно сдобренными сексуальным подтекстом.
Так в песне "Сэди Саломея иди домой" ("Sadie Salome go Home") (опубликована в 1909 году, сочинена вместе Edgar Leslie) рассказывается о молодой леди, которая выходит на сцену в роли Саломеи, исполняющий "Танец Семи Покрывал" на библейский сюжет. Во время танца она снимает покрывала одно за другим к большому ужасу своего возлюбленного, Моисея, который умоляет её:
"Не танцуй этот танец, говорю тебе, Сэди,
это не дело для леди! Ой, ой, ой, ой
Где твоя одежда?"
"Yiddle, On Your Fiddle, Play Some Rag Time" ("Йиддл, сыграй на своей скрипке Рэгтайм") Эта шуточная песня об еврее и его скрипке была сочинена в 1909 году. Текст песни был незамысловат:
"First Line: Everyone was singing, dancing, springing at a wedding yesterday.
First Line of Chorus: Yiddle in the middle of your fiddler, play some ragtime; get busy, I'm dizzy."
"Первая строчка: Вчера все пели, танцевали, прыгали на свадьбе.
"Первая строчка припева: Йиддл на своей скрипке сыграй рэгтайм; займись делом, у меня кружится голова."
"Cohen owe me 97 dollars" ("Коген должен мне 97 долларов" - опубликованная в 1915 году - комическая песня, с элементами стиля рэгтайм, о еврейском бизнесмене. Умирая, он зовет сына к своей постели и дает ему список должников, с которых нужно взыскать деньги, и когда все они быстро расплачиваются, он чудесным образом выздоравливает, указывая, что бизнесмену сейчас не время умирать.
Лирическая "Еврейский соловей" (Yiddisha nightingale) в которой автор просит - Спой мне песенку, еврейский соловей! - была записана и опубликована в сентябре 1911 года.
"Yiddisha nightingale, sing me a song
Your voice has got such sweetness that it makes me strong
Yiddisha nightingale, sing me a song
I promise that I'll take you on a long moneymoon."
"Еврейский соловей, спой мне песенку
Твой голос такой сладкий, что делает меня сильным.
"Еврейский соловей, спой мне песенку,
Я обещаю взять тебя с собой в долгий медовый месяц."
"The Yiddisha Professor" ("Еврейский Профессор") (опубликована 23 ноября 1912 года). В ней говорится о Аби Когене, который учился в Париже и в Германии играть на пианино и теперь делает деньги, давая концерты каждый вечер.
Abie Cohen, Abie Cohen
Went to Paris and Germany and learned how to play
On the piano, now he's making money out of sight
Giving concerts ev'ry night.
"The Yiddisha Ball" ("Еврейский Бал")
Музыка к этой песне не сохранилась, только слова.
"Yiddisha Eyes" ("Еврейские Глаза") 8 Сентября 1910 года
They young Benny winked at Jenny
Whis his Yiddisha eyes.
"Молодой Бенни подмигивает Дженни
Своими Еврейскими глазами"
"Yiddisha Wedding". Слова этой песни были обнаружены в бумагах Ирвинга Берлина и в настоящее время хранятся среди его архива в Library of Congress с пометкой "Copyrighted 1913 by Waterson, Berlin & Snyder Co". К сожалению, музыка к песне не сохранилась.
Зато несколько слов из припева песни стоит процитировать, чтобы продемонстрировать тонкий юмор автора:
Oy, such a present!
Everything was sterling silver.
Cohen sent them dishes,
I sent my best wishes,
At that Yiddisha wedding Sunday night!
Ой, какие подарки!
Всё из серебра.
Коген прислал им посуду,
Я послал свои лучшие пожелания,
На эту Еврейскую свадьбу в Воскресенье ночью!
Особый интерес вызывает "Ой, эта Казацкая песня" ("Oi, that Kazzatsky dance").
Впервые она была опубликована 19 Декабря в 1910 году. Судя по тексту, молодой человек приглашает свою девушку Абби пойти танцевать казацкий танец под еврейскую мелодию.
"Abie darling dear, can't you hear very clear
They're playing that Kazzatsky dance.
Cohen with his hand leads the band, ain't it grand,
I tell you Abie take a chance,
Take me by the wrist with your fist, make a twist
Or else I'll go right in a trance
Come and give your baby just one glance
And we'll do that Yiddisher dance."
"Chorus
Oi, that Kazzatsky dance,
It makes me lose my sense,
Come and get handy its dandy, dandy
Kiss me kid, I'm candy.
Oi that Kazzatsky dance,
I'm going in a trance, I love my ham and cabbage kid,
But Oi, that Yiddisher, That Yiddisher,
Oi that Kazzatsky dance."
В сознании композитора, увезённого в пятилетнем возрасте из родного местечка в Америку, еврейская и казацкая песня родственны друг другу. И если даже родители рассказывали ему о погромах, в которых принимали самое живое участие казаки, восемнадцатилетний юноша в поисках своей идентичности вспоминает русские и казацкие песни и связывает их воедино с родной еврейской музыкой и песнями, которые напевала своим детям мать и пел отец-кантор в синагоге. Впрочем, не всегда казаки и евреи враждовали. История их совместного проживания заслуживает отдельного рассказа, но не в рамках биографии композитора.
Спустя годы, современник Берлина Граучо Маркс пел эти этнические еврейские песни на вечеринках к мучительному смущению автора. "Каждый раз, когда я его вижу, - ворчал Берлин, - я сую руку в карман и спрашиваю: "Сколько, если ты не споешь?"
"Если бы Берлин просто придерживался этнических шуток и сексуальной сатиры, - как писал в своей статье "Americanization of Irving Berlin" Stefan Kanfer, - он, несомненно, получил бы большие прибыли и яркую, хотя и недолговечную репутацию, как и многие писатели в то время. Но в нём всегда было что-то более амбициозное. Там, где другие мастера песен были внешне яркими, он был привередлив, тщательно причёсан, одет в лучшие костюмы, которые мог себе позволить. Там, где другие гонялись за секретаршами вокруг столов, он почтительно встречался с женщинами. В то время, как другие довольствовались халтурой, которую публика поглощала как орешки, он предлагал своё мастерство."
Поступки Берлина подкрепляли его веру в расовое равенство. Как-то раз, во время репетиций, актёры Клифтон Уэбб и Хелен Бродерик отказались выходить на сцену вместе с негром. Очень хорошо, ответил Берлин, никто не будет кланяться ни за какие деньги. Мятеж быстро закончился. После этого все три исполнителя дружно ответили на аплодисменты.
Ирвинг Берлин был уверен, что его музыкальное мастерство берёт начало с его пения в синагоге вместе с отцом-кантором: "Я полагаю, что именно пение в синагоге дало мне музыкальное образование... Это было у меня в крови." Заимствованные из музыки местечка, еврейских свадеб и театра на идиш, еврейские черты в песнях Берлина слышны в слегка синкопированных тягучих ритмах и минорных ладах. Некоторые из этих своих ранних песен Берлин написал на идиш, в характерном стиле для восточно-европейской еврейской музыки.
Его биограф Каплан оставил в своей книге интересную запись: "Берлин был евреем до мозга костей, я это чувствовал. Еврейство было сердцевиной его существа. Он всю жизнь был нью-йоркским евреем, хотя и светским евреем." И продолжает свою мысль: "Я думаю, что важно говорить как о простоте, так и о повторении в лирике И.Берлина, которую я нахожу глубоко еврейской, об отношении к литургии, об отношении к еврейской молитве".
Израиль Берлин не выбирал себе профессию. Она сама выбрала его. Единственные уроки, которые он получил в своей жизни, не считая двух классов в школе, были уроки пения, полученные от отца. Единственное, что привлекало - музыка. Сочинение песен стало источником его доходов. Более того, смыслом жизни. Как-то раз, во время ланча с Victor Herbert (композитор, дирижёр и виолончелист), Ирвинг Берлин спросил у него: Виктор, некоторые люди говорят, что мне не стоит брать уроки музыки, так как это может погубить мой талант. Вы согласны с ними? На что тот ответил, что его таланту немного учёбы не повредит. И тогда Берлин решил начать брать уроки музыки. Впрочем, из этого ничего не вышло. Спустя много лет, в беседе со своим биографом Michael Freedland, композитор признался, что никогда не был хорошим учеником, потому что был слишком нетерпеливым. После двух дней занятий, он бросил это дело, так как понял, что за потраченное время мог бы уже написать две песни и заработать на них кучу денег. (James Kaplan "Irving Berlin New York genius").
Тем не менее, к сорока годам, он всё же выучился играть на пианино, и хотя не мог сравниться с блистательными виртуозами, таким как Гершвин, к примеру, играл совсем неплохо. В начале своей карьеры он играл исключительно на чёрных клавишах, не зная нотной грамоты. В игре ему очень помогало необычное фортепиано со специальным рычагом под клавиатурой для переноса музыки в другую тональность.
Первые свои песни Берлин наигрывал композитору Артуру Джонсону и тот записывал их на нотном стане. Позже, в 1926 году, он обзавёлся ассистентом по имени Helmy Kresa, который не только записывал мелодию, сочинённую Берлином, но и делал к ней аранжировку и оркестровку. Не имея возможности точно объяснить, какие аккорды он хотел бы записать к своей мелодии, Берлин отбирал из тех, что предлагал Kresa, если те совпадали с тем, что он так хорошо слышал внутренним слухом. Через несколько лет Helmy Kresa стал главным менеджером музыкальной компании И. Берлина и работал с ним до конца своей карьеры.
Стоит упомянуть, что многие композиторы того времени не знали нот и не умели играть. Поэтому их музыка не сохранилась.
Нужно отметить, что игра на чёрных клавишах, так называемая блюзовая пентатоника, широко используется, как приём джазовой музыке. Над мажорным ладом (в гармонизации мелодии) исполняется минорная (в минорном ладе) мелодия. Так называемые "блюзовые" ноты - это пониженные 3, 7 и 5-ая ступени мажора, которые вносят особое очарование и характерность в джазовую музыку.
В 1909 году нотоиздательская компания Теда Снайдера наняла Берлина штатным сочинителем песен. (Вскоре, Берлин стал компаньоном компании). Талантливому молодому композитору было скучно сочинять в одном и том же жанре. И он решил попробовать написать песню в модном тогда стиле "рэгтайм". И уже через год, в 1910 году, появился на свет "Александр и его кларнет", написанный в соавторстве с Тэдом Снайдером (Ted Snyder). В песне фигурировал вымышленный афро-американский персонаж "Александр". (Существует догадка, что этот персонаж был вдохновлён лидером афро-американского оркестра кларнетистом Джеком Александером с которым Берлин дружил.)
Однако, эта композиция критикам не понравилась и успеха не принесла. В сущности это был марш, с едва содержащимся намёком на непременную синкопу, а не рэгтайм.
Неудача не обескуражила молодого композитора и он продолжал сочинять новые песни.
Берлину было всего двадцать три года, когда в он написал для нотоиздательской фирмы Tin Pan Alley "Alexander"s Ragtime Band". 18 марта 1911 года песня была опубликована и разошлась в количестве свыше миллиона копий, сразу же став выдающимся хитом по обе стороны Атлантики, а автора прозвали "Королём Рэгтайма". В 1912 году был продан ещё миллион копий. С октября 1911 до февраля 1912 года она оставалась первой песней года.
Путь к вершине популярности был не таким уж лёгким, как может показаться на первый взгляд. Берлина часто спрашивали о его песне. И в 1938 году, в связи с появлением одноимённого фильма, композитор рассказал, что вначале была написана инструментальная мелодия без слов в 1910 году. "By that I mean it was not intended to be a song with words, but it was to be my first instrumental piece. No one liked it in that form so I set a lyric to it." "Под этим я подразумеваю, что это не должна была быть песня со словами, но это должна была быть моя первая инструментальная пьеса. Никому это не понравилось в таком виде, поэтому я написал к ней лирику."
А ещё раньше, в 1914 году в журнале Theatre Magazine, был опубликован рассказ-признание Берлина, что "мелодия возникла буквально из воздуха. И я написал всю песню целиком за восемнадцать минут, оглушаемый звуками играющих пианистов и возгласами водевильных актёров."
В первоначальном варианте мелодия не очень нравилась Берлину, он даже не озаботился записать её на бумаге. И если бы не поездка во Флориду, Палм Бич, может никогда так и не сочинил песню. До отправления поезда было ещё много времени и перед тем, как отправиться на вокзал, он зашёл к себе в офис, чтобы просмотреть и выбрать манускрипт для напечатания во время его отсутствия. Его внимание привлекла записка с одним только словом: "Александр". После долгих размышлений он вспомнил, что это такое. Чтобы убить время, он сел за пианино и завершил песню. С этим произведеним не обошлось без маленького скандала. Услышав музыку "Александра", американский композитор и пианист Scott Joplin обвинил молодого Ирвинга Берлина в краже мелодии из его пока ещё не опубликованной оперы Treemonisha. В действительности же совпадают всего четыре ноты. Что касается всей песни, то по словам его биографа Edward Berlin, "это неудивительно, поскольку в то время очень много песен и инструментальных инструментов были написаны в одном и том же стиле".
Впервые песня была исполнена артисткой водевиля, звездой того времени, Emma Carus в Чикаго. А фонографическая запись песни в 1911 году комедийными певцами Артуром Коллинзом и Байроном Г.Хараном, стала самой продаваемой записью в Соединённых Штатах в течение десяти недель! Из вырученных денег, которые в конечном итоге превысили 30 тысяч долларов, Берлин купил дом в Бронксе для своей мамы. Он сдержал слово, данное матери, когда был ребёнком. Он стал сочинителем песен! С мамой у него были особенно тёплые отношения: Ирвинг обожал свою мать. С ней он разговаривал только на родном языке идиш. Портрет матери всегда висел у него в спальне над кроватью. Когда через одинадцать лет после успеха "Александра" скончалась его мать Лэя, Ирвинг был убит горем...
Внезапная слава не испортила молодого человека. "Что мне нравится в Ирви, так это то, что хотя он переехал в другой город и заработал много денег, это не вскружило ему голову. Они не забыл своих друзей, он не носит смешой одежды, и вы найдёте его часы и носовой платок в его карманах, где им самое место" - сказал в 1916 году на ранней стадии карьеры И.Берлина продюсер и композитор Джордж М.Коэн, произнося тост за молодого Берлина на обеде в клубе монахов в его честь.
Музыкальная карьера Берлина неуклонно шла вверх. Он стал участвовать в многочисленных бродвейских шоу и музыкальных развлечениях, в том числе любимых публикой "Безумствах Зигфельда" ("Florenz Ziegfeld"s Follies").
Вдобавок к своему музыкальному таланту, И.Берлин обладал тонким пониманием динамики музыкального бизнеса. Вскоре он заметил, что наибольшую прибыль приносит не сочинение песен, а их издание. И в 1913 году он стал партнёром с музыкальным издателем и композитором Тэдом Снайдером, а позже и полноправным издателем.
Всего восемь лет ему понадобилось, чтобы основать музыкальную корпорацию Ирвинга Берлина в 1919 году под названием Irving Berlin, Inc и издавать свою собственую музыку. Мало того, он стал владельцем театра. Это был успех!
"В последующие десятилетия Берлин написал партитуры для нескольких мюзиклов, одним из самых популярных из которых была "Энни достань свой пистолет" (1946; фильм, 1950). Он написал более 800 песен, многие из которых стали классикой, в том числе "О, как я ненавижу вставать по утрам", "Красивая девушка похожа на мелодию", "Всегда" (написанная в 1925 году в качестве свадебного подарка для его второй жены), "Помни", " Щека к щеке", "Как глубок океан", "Голубое небо", "Надеваю Ритц", патриотический стандарт "Боже, благослови Америку", "Жара" и "Нет бизнеса лучше шоу-бизнеса"." В эпоху больших кинематографических мюзиклов Берлину удалось перенести свой сценический успех на экран, написав партитуры для многих успешных фильмов, включая "Цилиндр" (1935), Следуйте за флотом (1936), Пасхальным парадом (1948), Зовите меня мадам (1953) и Белым Рождеством (1954). Его партитура к фильму "Холидей Инн" (1942) представила трогательную балладу "Белое Рождество", ставшую одной из самых популярных песен, когда-либо записанных. Всего Берлин написал партитуры для 19 бродвейских шоу и 18 кинофильмов." (Irving Berlin. American composer. Britannica)
До начала Первой Мировой Войны Ирвинг Берлин, судя по его песням, оставался пацифистом. Такое настроение было присуще большинству иммигрантов: не высовываться и не встревать в политику. "Stay Down Here Where you Belong" - "Оставайся там, где тебе место" - название одной его песни. Но возникшая в Америке волна германофобии в какой-то мере повлияла и на него. И Берлину его новая фамилия уже не казалась такой привлекательной. Но и менять её он не стал. Ведь он был широко известен именно под этим именем и фамилией. Публика уже привыкла к ней.
В 1915 году И.Берлин подаёт документы на натурализацию. Процесс должен был проходить в три этапа за два года, начиная с отречения от "верности Николаю Второму", царя Российской Империи.
В 1917 году Президент Вилсон объявил войну Германии в ответ на её нападение на американские корабли, пересекающие Атлантику. Была объявлена всеобщая мобилизация. Берлин ей не подлежал, так как не был ещё американским поданным. Однако и в стороне не остался. Композитор сочиняет и публикует свою первую военную песню-марш "For Your Country and My Country".
На следующий год, в феврале 1918, Берлин принёс присягу на верность Соединённым Штатам Америки. А в мае, через несколько дней, после того, как ему исполнилось тридцать лет, пришла повестка в армию на войну. Привыкшему к роскошному образу жизни, новоиспечённому солдату ох, как трудно приходилось в армии, особенно ночами на твёрдой узкой койке. А просыпаться рано утром было мучительно. И он сочиняет песню, вернее, марш, который так и назвал: "Oh How I Hate to Get Up in the Morning!" ("О, как же я ненавижу вставать рано утром!") Песня принесла новобранцу оглушительный успех и его, уже сержанта, вскоре пригласили на встречу с самим генералом Франклином Белл (Major General J. Franklin Bell). Берлин договорился с ним, что примет участие в постановке и сочинении большого шоу. Композитор при этом не приминул заметить, что ему трудно просыпаться в пять утра, поскольку сочиняет он по ночам. На что генерал, посочувствовав талантливому солдату, ответил: - Забудьте об этом. Ваше дело сочинить шоу!
И Берлин приступил к делу. Шоу называлось "Yip Yip Yaphank". Для его финала Берлин сочинил песню "God, bless America" ("Боже, благослови Америку"). Но чувствуя, что для комедии эта песня звучит слишком торжественно, не включил в постановку и отложил, как говорится, в долгий ящик. Где она благополучно пролежала двадцать лет. Сержант Берлин и участники шоу получили благодарность от командования, а доходы от представлений в размере 150 тысяч долларов пошли на строительство сервисного центра в военном лагере Кемп Аптон.
Проходит всего двадцать лет мирной жизни. И вот уже над Европой снова сгущаются тучи надвигающейся войны с фашизмом.
Осенью 1938 года, когда Берлин снова решает написать патриотическую песню, он вспоминает свою неопубликованную песню "Боже, благослови Америку". Композитор рассказывал, что часто слышал эту фразу от своей матери. Несмотря на бедность, Лэя с восторгом благославляла приютившую их страну. Старшая дочь Ирвинга, Мэри Эллит Баррен, (Mary Ellin Barrett) вспоминает в своей книге, что он верил в каждое слово. "Это была страна, которую он любил. Это был его родной дом. Он, иммигрант, который добился успеха, искренне говорил "спасибо".
Первые же слова, которыми начинается песня, взывали к патриотическим чувствам. "Боже, благослови Америку, землю которой я люблю"
"God, bless America,
Land, that I love..."
Это была молитва, похожая на гимн. Это был гимн, похожий на молитву.
Впервые песня прозвучала в исполнении певицы Кейт Смит по радио 10 Ноября 1938 года в честь Перемирия после Первой Мировой войны между союзниками и Германией и окончанием войны (Armistice Day) и мгновенно стала хитом. Все полученные за неё деньги Берлин передал на благотворительность и доходы шли бойскаутам и гёрлскаутам Америки. (Library of Congress)
Однако, далеко не всеми эта песня/гимн была встречена благосклонно. Нашлись критики, которым не нравилось, что её автор иммигрант, к тому же, еврей. В информационном бюллетене американской пронацистской организации один писатель выразил эту яростную позицию в 1940 году: "Я не считаю G-B-A "патриотической" песней в смысле выражения реального отношения американцев к своей стране, но считаю, что она попахивает настроением - "Как я рад" - орды беженцев, о которой Теодор Рузвельт сказал: "Мы не желаем дальнейших дополнений к лицам, чья привязанность к этой стране является просто разновидностью патриотизма ростовщика, чей приезд сюда представляет собой не что иное, как цель сменить одну кормушку на другую кормушку".
Быстро же забыли эти господа, что их отцы и деды в своё время приехали в эту страну в поисках лучшей доли и свободы вероисповедания! И не удивительно, что страна иммигрантов с таким воодушевлением восприняла песню, как свой гимн, выражающий благодарность за все предоставленные им блага и возможности. А на вопрос, кто имеет право провозглашать благословения на "землю, которую я люблю" и "мой дом, милый дом", Берлин мог бы ответить: любой, кто знает эти слова.
Интересна история написания гимна. Берлин позаимствовал первые 6 нот - те, что стоят за словами "Боже, благослови Америку" - из припева небольшого водевильного хита 1906 года о еврейском дирижёре с выдающимся носом: "Когда Мозе с его Носом Ведёт Группу". Примечательно, что автором, вернее, авторами той песни - "When Mose with His Nose Leads the Band" - были три ирландских композитора: Bert Fitzgibbon, Jack Drislane, Theodore Morse. В то время, когда ещё не было закона на авторские права на песню, многие авторы песен использовали фрагменты из чужих мелодий в своих произведениях. Джек Готлиб рассказывает в своей книге о том, как еврейские композиторы и авторы песен преобразовывали популярную музыку Америки в середине 20 века. По мнению некоторых, мелодия была частично заимствована из еврейской диалектной песни. Вполне возможно! Многие критики, историки и музыканты упоминали о еврейском влиянии на американскую музыку.
На своём долгом жизненном пути Берлин испытал и радость и горе. Успех многих его песен и мюзиклов был триумфальным. Но были и неудачи. В личной жизни он был счастлив. Но пришлось пережить и трагические события. Ирвинг Берлин был в самом начале своего успеха и мирового признания, когда в декабре 1912 года под колёсами троллейбуса в Манхэттене погибает его дед, Эфраим Крейн, отец Лэи. А в августе 1935 года с крыши дома, где она жила, бросилась старшая сестра, Сара Хенкин, страдавшая астмой и развившимся на этой почве нервным расстройством. Композитор бросил свои дела в Голливуде, чтобы успеть приехать на похороны сестры.
Этот год, 1912, был и счастливым, и трагичным одновременно. При неожиданных обстоятельствах, в самом начале года, молодой Ирвинг знакомится со своей будущей женой, уроженкой Баффало, Дорси Гетц (Dorothy Goetz). Она молода и красива. Ей всего девятнадцать лет. Её старший брат, певец и лирик Рэй Гетц (Ray Goetz), сотрудничает с Берлином над некоторыми мелодиями. Узнав от брата о молодом талантливом композиторе Ирвинге Берлине, Дорси стала мечтать получить право на исполнение его песни. Однако, прослушав девушку, Берлин отдаёт предпочтение исполнению другой певицы. Скандал разгорается прямо в его кабинете, когда Дорси в ярости набрасывается на соперницу с кулаками. Невозможно читать без улыбки, как композитор тщетно старался их разнять а позже вспоминал: "Они царапались, рвали волосы друг у друга и кричали приятными голосами, что хотят петь мои песни." Трудно судить, кто действительно победил в этом конфликте: та, что спела песню, или другая. Во всяком случае, чары не получившей песни красавицы взяли его в прочный плен. Он приглашает её на свидание и Дорси соглашается. Не проходит и нескольких недель, как Ирвинг делает ей предложение, и Дорси снова соглашается! Их любовь была такой же сильной, как и внезапной. Молодой композитор обещает своей невесте, что их жизнь будет похожа на клумбу из роз. Если бы он знал тогда, чем обернётся его обещание...
В феврале молодожёны уезжают на Кубу проводить медовый месяц и там... его юная жена заражается свирепствующей на острове тифозной лихорадкой. Срочно возвратившись домой, они обращаются к докторам за помощью, но те бессильны... И 17 июля, меньше, чем через полгода после замужества, Дорси умирает. Это был сильный удар, который не передать словами. Но для творческого человека существует возможность хоть как-то уменьшить боль. Только в музыке, только в песне мог он выразить свои чувства. Ирвинг сочиняет первую свою балладу, "When I lost you", в которой изливает своё горе. В течение первого года после её выпуска, Берлин не рекламировал песню. Обстоятельства его короткого брака были слишком хорошо известны обществу. Только через год, в 1913 году, песня впервые была записана в Лондоне в исполнении Henry Burr. Медленный лирический вальс немедленно стал хитом и разошёлся в более, чем миллион экземпляров. Впрочем, потрясённому горем молодожёну это вряд ли было утешением...
В течение двенадцати лет, по заказу, сделанному им цветочному магазину в Баффало, на могилу Дорси Гетц в Forest Lawn доставлялась через день по одной белой розе. Это продолжалось до тех пор, пока композитор не женился во второй раз.
I lost the sunshine and roses
I lost the heavens of blue
I lost the beautiful rainbow
I lost the morning dew
I lost the angel who gave me summer
A whole winter too
I lost the gladness that turned into sadness
When I lost you
Я потерял солнечный свет и розы. Я потерял голубые небеса. Я потерял прекрасную радугу. Я потерял утреннюю росу. Я потерял ангела, который подарил мне лето а также целую зиму. Я потерял радость, которая превратилась в печаль, когда я потерял тебя.
Двенадцать долгих лет проводит композитор в одиночестве... 12 лет, пока однажды, на званом обеде, на тридцатисемилетнего вдовца не обратила внимание очень богатая молодая светская львица и журналистка Эллин Маккей (Ellin Mackay). Их любовь стала шоком для всего высшего общества, и в особенности для её отца, главы Почтово-Телеграфной кабельной компании и наследника одного из крупнейших серебряных рудников. Помилуйте! Практически без образования, иммигрант, вдовец, старше девушки на четырнадцать лет, и к тому же еврей! Такое пережить было нелегко богатой католической семье. Кларенс Маккей (Clarence Mackay) чуть не сошёл с ума от ярости. Он отправляет дочь в Европу, надеясь на то, что там она встретит более подходящего жениха. Однако, его план не удался. Берлин и на таком расстоянии сумел связаться с ней по радио весьма остроумным способом. Он сочинил две песни: "Помни" и "Всегда" и транслировал их через Атлантику!
Как только Эллин вернулась в Европу, влюблённая пара решила сбежать от осаждавших их обозревателей сплетен. Они не стали ждать благословения отца Эллин, поклявшегося, что свадьба состоится только через его труп, и поженились на гражданской церемонии. После неё они уехали в долгий медовый месяц на Ривьеру. Взбешённый отец новобрачной в наказание лишил её наследства. Но та и не заметила! Её муж и сам к этому времени был миллионером. Мало того - ирония судьбы! - во время краха рынка в 1929 году, Маккей потерял всё своё состояние. И никто иной, как его зять, еврей и композитор, помогал ему материально. Берлины были счастливы в браке 63 года. Воспитали трёх прелестных и умных дочек. И жили в Нью-Норке до самой смерти Эллин в 1988 году. А через год ушёл и Берлин...
Однако, не будем забегать так далеко вперёд. До этих печальных, но неотвратимых событий, им предстояло прожить ещё почти полвека. И одна из самых популярных его песен "White Christmas" ещё только ждала своего появления на свет.
Осенью 1949 года семья стала замечать у него признаки глубокой депрессиии. Для неё были серьёзные основания. Не прошло и года после замужества любимой старшей дочери Мэри Эллен, как она подала на развод. Причины не афишировались, но семья знала по крайней мере об одной из них - крайняя жестокость мужа, ветерана военно-морского флота Денниса Бёрдена. Для того, чтобы не ждать положенные по бракоразводным законам того времени два-три года для развода, Берлин увёз несчастную дочь вместе с женой и двумя младшими дочками в Неваду, Мекку быстрых разводов (и молниеносных браков). Всего шесть недель потерпеть - и вы разведены! Вынужденное проживание в Неваде не оставило композитора в бездействии. Как ни горько болела душа за опечаленную дочь, создатель мюзиклов не мог не увидить ситуацию разводящихся пар, как тему для нового музыкального шоу. Он уже сочинил и название к нему - "Невада", был задуман и сатирический сюжет, но задумка так и не реализовалась.
Приближающееся шестидесятилетие напоминало о давно прошедшей молодости и радости не прибавляло... Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, Берлин пробовал увлечься живописью, но через какое-то время с горечью признавался, что для художника он достаточно хороший автор песен.
Берлин делился своими переживаниями: - "Я беспокоился обо всем, хотя на самом деле мне не о чем было беспокоиться. У меня было все, чего только мог желать человек. Деньги? Это больше ничего не значило. Они приходили и уходили. Я занялся живописью. Живопись? Это смешно. Мазня. Ужасно! В ней не было никакого смысла. Я не писал музыку. Не сочинял песен. Пять лет бездельничал. Уход от моих занятий сделал меня больным. Я серьезно. Мне стало очень плохо. Сначала были проблемы со здоровьем - нервы, неясные боли, судороги, потом депрессия. Я дошел до того, что не хотел выходить из своей комнаты после рассвета." (James Kaplan "New York Genius")
В профессиональном плане события тоже не радовали; на неопределённое время было отложено шоу "Звёзды на Моих Плечах" ("Stars on My shoulders"). Так никогда и не поставленный мюзикл был о похожем на Эйзенхауэра отставном генерале, которого уговаривают баллотироваться в президенты Соединённых Штатов. Однако, нереализовавшийся мюзикл не прошёл бесследно не только для его автора, но и для всей музыкальной истории Америке. Ведь именно в этом мюзикле, как жемчужина в раковине, родилась песня "White Christmas" ("Белое Рождество"), которой предстояло в очередной раз прославить её автора и покорить сердца, конечно же, в первую очередь американцев, а с ними всех, кто слушал её. В 1942 году вышел фильм Holliday Inn, для которого Берлин написал двенадцать песен по числу месяцев в году. Одна из них, "White Christmas", в проникновенном исполнении Биллом Косби, настолько полюбилась зрителям и слушателям, что в новой версии, и в его же исполнении, плавно перешла в новый музыкальный фильм под одноимённым названием в 1954 году. Песня стала самой популярной рождественской песней и побила все рекорды записей. А в 1942 году завоевала приз Оскар, как лучшая песня.
Как и в случае с гимном "Боже, благослави Америку", находились антисемиты, которые не могли свыкнуться с мыслью, что знаменитая рождественская песня написана евреем. Однажды журналисты осмелились задать ему нетактичный вопрос: - "Как это получилось, что Вы, сын кантора, написали лучшие американские песни, посвящённые главным христианским праздникам, "Белое Рождество" и "Пасхальный Парад"?
На что Ирвинг Берлин с достоинством ответил: - "То, что я сын кантора, не может исключить того, что я самый горячий патриот Соединённых Штатов Америки!" (Давид Розенблюм)
Не только для журналистов, но и для музыкальных критиков и слушателей оставалось загадкой, как еврей мог написать рождественскую песню. Американский писатель Philip Roth, с присущей ему оригинальностью, как-то сказал:
"Я слушал по радио музыку из "Пасхального Парада" и думал, ведь это еврейская гениальность наравне с Десятью Заповедями. Бог дал Моисею Десять Заповедей, а затем дал Ирвингу Берлину "Пасхальный Парад" и "Белое Рождество". Два праздника, которые празднуют божественность Христа -божественность, которая является самой сердцевиной еврейского отрицания христианства,- и что блестяще делает Ирвинг Берлин? Он удаляет божественность из них! Пасху он превращает в показ мод, а Рождество - в праздник снега. И неевреям это нравится! Они обожают эти песни!"
Биограф Ирвинга Берлина, американский писатель James Kaplan воспринял эти слова, как насмешку, и в свою очередь заметил, что во многих рождественских песнях нет Христа, стоит лишь вспомнить очень популярную песню "Jingle Bells," или "Winter Wonderland," да и много ещё разных рождественских песен нерелигиозного характера.
Правда, их сочинили не евреи...
Когда журналист из Вашингтон Пост попросил его объяснить, как зародилась идея песни White Christmas (1954), Берлин, вспоминая детство, ответил: "Я был маленьким мальчиком из России, сын ортодоксального раввина, мы жили в Lower East Side of NY city. Мы не праздновали Рождество. Но у меня были друзья на нашей улице и они делились со мной рождественскими подарками. Они тоже были бедняками и ёлка у них была составлена из ветвей хвои. Но мне она казалось божественно прекрасной."
Однако, была ещё одна причина, которую Берлин утаил тогда от журналиста: это была душевная боль о постигшей его трагедии в 1928 году. На Рождество скончался сын Берлина, которому было всего двадцать пять дней. И хотя еврей Ирвинг никогда не отмечал этот христианский праздник, в этот день он с женой всегда посещал могилу их ребёнка. (Jody Rosin)
С того печального дня прошло больше десяти лет до того, как зародилась мелодия песни "Белое Рождество", но боль от утраты не прошла. И возможно поэтому, мелодия песни окрашена в минорные тона, хотя и написана в мажоре.
Необходимо было принимать действенные меры от хандры. И чтобы развеяться, они с женой стали путешествовать. Они отправляются в Европу. Сразу после поездки в Европу, в январе 1951 года они отправились в Гонолулу, чтобы отпраздновать годовщину своей серебряной свадьбы. Летом, в июне, поехали на Французскую Ривьеру для встречи с Шагалом и Пикассо. С Шагалом, почти ровесником - всего год разницы - его связывали воспоминания детства. Ведь они оба были родом из местечек под Минском. Земляки!..
Ирвинг Берлин был не только высоко одарённым композитором-песенником, но и труженником. Несмотря на лёгкость его мелодий, которые было приятно слушать, самим напевать и танцевать, за всем этим стоял ежедневный поистинне титанический труд автора. По словам Сола Борнштейна, менеджера издательской компании Ирвинга Берлина, "для Берлина было ритуалом каждый день писать песню, слова и музыку в законченном виде". Берлин признавался, что "не верит в вдохновение" и чувствует, что, хотя он может быть и одарен в определенных областях, однако его "самые успешные композиции были "результатом работы." И добавлял, что большую часть работы выполнял под давлением. Обычно он начинал писать после ужина и продолжал до 4 или 5 утра. "Каждый день я посещал репетиции, - сказал он, - а вечером писал еще одну песню и записывал ее на следующий день." Не все песни давались ему легко. Большинство требовали недель длительного труда. Другие - он мог сочинить на лету, в такси. Были и такие, что он сочинял, беспокойно ворочаясь без сна в постели, и тогда из-за бессоницы, на помощь приходили барбитураты. Но никогда он не опускался до халтуры. Каждую он старался довести до совершенства.
В то же время, Берлин мужественно признался в интервью, что за пятьдесят лет наряду с замечательными песнями он написал больше трехсот плохих, к сожалению. "Я знаю себе цену, поверьте." Это не было кокетством. При всей своей мелодичности и красоте, сочинение песни давалось ему не легко. "Сколько бы лет ни прошло и сколько бы опыта у него ни было, он никогда не мог избавиться от чувства, как он однажды заметил, "Моя жизнь зависит от того, как я исполню песню". Берлин всегда испытывал нервное напряжение при сочинении. Когда он написал стих и припев "Боже, благослови Америку", его коллега сказал, что он работал очень усердно, "как женщина в родах и вот-вот родит". (Paula Anne Greten)
Песни Берлина звучали на пластинках в исполнении лучших певцов и на подмостках водевильных театров и бродвейских ревю. Число слушателей и фанатов песен Берлина возрастало и увеличивалось год от года. Но когда его песни зазвучали с экранов кинематографа, открылось новое дыхание в творчестве композитора.
В октябре 1927 года произошло событие, которое смело можно назвать революционным не только в истории кино, но и всей развлекательной индустрии. В том году вышел на экраны фильм "The Jazz Singer" ("Певец Джаза"), снятый Warner Bros"s. Это был первый полнометражный фильм с синхронно записанной речью и пением. Теперь фильмы могли обеспечить не только живой разговор с экрана, но и музыку к песням и танцам. Правда, тапёры (музыканты, играющие на пианино во время фильма) враз потеряли работу. На их место пришли певцы и музыканты оркестра. Мир искусства засверкал новыми гранями.