|
|
||
Олег много раз пытался убежать от обязанности. Один раз просто не покупал подарков, не читал письма, пытался ничего не делать. За неделю до часа Икс сорвался. Вскрывал письма пачками, бегал по магазинам как ошпаренный, по три мешка взваливал на плечи... И Новый Год состоялся. | ||
— Почему папа не с нами? — спрашивал Олежка, а она все молчала. Ему очень хотелось, чтобы когда-нибудь — хоть когда-нибудь! — папа встретил Новый Год здесь. Маме, наверное, тоже... По телевизору показывали 'огонёк'. Олежка не смотрел, неинтересно. Он сел у окна и стал глядеть. Неторопливо падали снежинки. Казалось, будто им все равно — кто на них глядит, зачем, да и падают-то скорее из привычки... Неживые они Олежке представлялись в этот день. Завтра все будет по-другому. Но то — завтра... Ну уж если папа не хочет Новый Год здесь встречать, то пусть хоть Олежку с собой возьмет! Скучает же... Папа осенью и зимой становился угрюмым, занятым, и совсем Олежку с мамой не замечал. Тому было обидно. Хотел даже Деду Морозу написать — чтоб папу исправил. Мальчишки только рассказали — неправда Дед Мороз, нет его, на самом деле родители подарки покупают и кладут... От этого становилось еще обиднее. И Дед Мороз не поможет... — Правда, что Деда Мороза нет, мама? — спросил Олежка необыкновенно твёрдо. — Кто тебе такое сказал? — удивилась. — Мальчишки в садике. — А кто же тогда подарки кладет, не сказали? — Сказали. Родители подарки кладут... Мама улыбнулась — странно, будто бы не рада была. Олежка привык, что улыбаются от радости. А оно и не так случается... Олежка Новый Год не очень-то любил. Вернее, новогоднюю ночь. Открывать подарки на следующее утро, доедать оставшуюся красную икру и улыбаться вместе с вернувшимся папой — нравилось. Любил. Но тридцать первого декабря ему нечего было делать. Какой-то печальный, странный день, когда мама сидит в кресле и молчит, а по телевизору показывают неинтересный 'огонёк'. А за окном неторопливо падают снежинки, которым и вовсе до Олежки дела нет. — Может, у одного мальчика был папа, как Дед Мороз... — внезапно сказала мама. Олежка дёрнулся от неожиданности, обернулся. — Есть такие беспокойные люди, которым под Новый Год дома не сидится, — вздохнула. — Никогда, никогда не становись таким, Олежка... Олежка удивился, но промолчал. Под утро папа вернулся. Олежка всю ночь не спал, не хотелось. Мама с папой думали, что он уже спит; а Олежка выбрался из комнаты на цыпочках, глянул в спальню родителей и прислушался. — Я уже не могу это выдерживать, Паша, — мама говорила жестко, страшно. — Сын спрашивает — где папа, почему не с нами? И я не знаю, что ему ответить... — А ты правду скажи, — мягко произнес папа. — Для начала сгодится, потом подумает, что мы сказки рассказываем... или ты шут гороховый... — Да я и для тебя — шут гороховый... — вздохнул папа. — Паша, останься хоть на один год, хоть на... — Не могу. — Можешь! — Не могу... Дверь дёрнулась, Олежка чуть не упал; из спальни стремительно вышла мама. По пути она бросила укоризненный взгляд на Олежку — подслушивать нехорошо... Папа стоял посреди комнаты, чуть наклонив голову вбок. Олежке стало стыдно; у папы были отчаянно грустные глаза. — Останусь... Только у плюшевых игрушек по-настоящему блестят глаза, Олег давно это понял. Но детям нужны были другие. Трансформеры, паззлы, барби, человеки-пауки и прочие бэтмэны... Равнодушный пластик, только и всего. А вот плюш... Но нет. Посложнее, позаковыристее, чтобы было куда прилагать ум, логику и игровое воображение. С такими игрушками, за редким исключением, не ложатся спать в обнимку. Такие игрушки не берут с собой везде и всюду. Разве что паззлы можно повесить на стенку и любоваться — но никак не любить. Все это становится ненужным. Даже 'плюшки' постепенно отмирают, теряют тот самый блеск. На пузо нажмешь — и медведь что-нибудь заорет, и ладно уж — хорошую песенку из детства... Да нет. Одна фраза, все время повторяемая. А плюшевым особям женского пола надо нажать чуть ниже, тогда услышишь звонкое 'ох, я тебя люблю!'. Видно, создатели моделей так хотели просветить детей насчет пестиков и тычинок. Чтобы родители не мучались. Сам Олег игрушки не очень любил. Ему уже давно не дарили искренних подарков. Последний — коричневый плюшевый мишка с огромными голубыми глазами. Подарили ребята из детдома Олега. Зверек до сих пор 'жил'; дряхлый, уже заметно постаревший. Глаза остались такими же большими — и такими же голубыми, пусть даже посторонний видел их серыми. 'Отцвели ж, Олежек!..'. Наверное, когда Олег выберется навестить детдом, воспитатели подарят еще что-нибудь. Совершенно искренне. Но лишнего времени никак не появлялось, визит приходилось откладывать, и Олег в глубине души чувствовал себя предателем. Ведь если бы не детдом, он мог бы с полной уверенностью сказать: 'У меня украли детство'. Никогда не забыть умирающего отца. Что же за отморозки... Олег прикусил губу. Автоматические двери супермаркета раздвинулись, дружелюбно предлагая выйти на мороз. В воздухе пахло зимой, настоящей зимой; свежий воздух больно ударял в спину и румянил щеки. В городе царила атмосфера чудесного праздника. Олег всегда гадал, отчего она берется. Каждый Новый Год. Каждый. Олег вздохнул и, сотрясая мешком с подарками, как дубинкой, ушел опустошать следующий магазин. Любой прохожий наверняка думал, что мешок легкий, и он весьма бы удивился, узнав о двадцати килограммах игрушек. Олег-то был наследником династии. — Баб Ната, а, баб Ната... — Чего тебе, милок? — Скажите, вот если человек все время выполняет одно и то же действие, через равные доли времени, притом даже не человек... ну, тело его, против воли душевной — что это такое? — Проклятье, милок, али сглаз... А зачем тебе? — Просто интересно. Спасибо, баб Ната! Всё-таки — зачем он это делает? Скорее уж и впрямь — проклятье... али сглаз... Читаешь всю осень и декабрь приходящие на адреса резиденций Дед Морозов письма, носишься по магазинам, покупаешь подарки... А в ответ-то что? Только трата своего собственного времени. Может, ну его? Но где-то в глубине души ощущение, что вот должен. Обязан. Да, папе, когда тот уже... обещал. Поклялся. Но ведь тогда, когда Олег был в детдоме — кто подарки носил? Если тогда — никто, то сейчас — зачем? А если кто-то носил, то сейчас зачем тем более? Олег откинул плед. Глаза начинали слипаться; в ванной мокрым пальцем он протер их уголки. Плюхнулся в рабочее кресло, распечатал новую пачку писем. 'Дорогой Дедушка Мороз! Пожалуйста, подари мне большово динозаврика. Я буду очень рад. Кира'. 'Дедушка Мороз! Я тебя очень прошу — подари мне нового "Человека-паука". Игрушка такая. Хорошо? С Новым Годом! Ванька'. 'Деду Морозу. Великий Устюг. Дедушка! Я мечтаю о кукле. Она была бы с меня ростом и с рыжими волосами. И с косичками. А я маленькая. Подари мне ее, пожалуста. Оля'. Динозавры вроде из плюша есть... Хорошо. Как же спать хочется, а! Олег потянулся, зевнул. Ай, пусть его... Лег обратно на диван и замотался в плед, словно гусеница в кокон. ...Папа остался. Олежка поначалу радовался. Потом увидел — не тот папа остался. Ну, не такой, как всегда. Невеселый совсем. Он все время ерзал на стуле и кусал губы. В окно старался не смотреть. И почему? Там такие снежинки красивые, Олежка папу звал, чтобы показать... Папа не остался, понял Олежка. Странная, невозможная мысль — но его здесь и сейчас не было. Под утро, когда папа всё-таки вернулся, Олежка снова не спал. Как тогда. И ему отчего-то казалось, что в спальне папа с мамой опять будут ругаться. — Паша, я ухожу. Устала терпеть... — Я догадался... — пауза. — Олежка останется у меня. — Паша... Не губи его. — Я... должен... — Зачем, Паша? Зачем?! Мама засмеялась — странно, будто бы не весела была. Олежка привык, что смеются от веселья. А оно и не так случается... ...Мама действительно ушла. Папа говорил, что у нее семья появилась и сын свой. Олежке она иногда звонила, потом перестала. Неродной стал... Когда Олежке исполнилось двенадцать, и он стал уже Олежеком, папу избили до смерти подростки. В подворотне подстерегли, спичек попросили — тогда еще про спички спрашивали, не про зажигалку. Наверное, они просто не получили подарков в тот давний Новый Год. Перед смертью папа успел рассказать Олежеку о династии. Олежек попал в детдом. Детдом оказался хороший. С первого же взгляда на воспитателей чувствовалось — они искренне любят детей, и очень старались им передать эту любовь. Мать же об Олеге уже совсем не вспоминала, да и он о ней, честно говоря, тоже. И квартиру он без трудностей получил, и вообще... По дороге домой из очередного супермаркета Олег столкнулся с девушкой. Мешок с подарками плюхнулся в сугроб. Девушка куда-то спешила и явно не ожидала 'аварии'. — Извините, — виновато произнес Олег, нагибаясь за мешком. — Да ничего, — девушка немного растерялась, потом опомнилась и возобновила прежний темп ходьбы. Олег глянул ей вслед — красивая девушка с рыжими волосами. На локонах снежинками запечатлен был особый, своеобразный, узор. — ...Ну не могу я! Дела у меня... — Какие у тебя дела? Программисты в Новый Год не работают... — Другие дела... — А, поняла, может, у тебя уже с другой девушкой назначено? — Да не назначено ничего! Ну не могу я... — Не можешь — значит, судьба такая. Пойду я... Даже не думай, напомнил себе Олег. Даже не думай. Отец посчастливей был... Мама в конце концов ушла, но всё-таки... А вот ему, Олегу, девушки просто противопоказаны. Откажешься встречать с чаруемой Новый Год или на свидание из-за пачки писем не успеешь — все, капут, финита ля комедия. Кончилась любовь. А ведь хотелось чего-нибудь настоящего, долгого... Но эта чертова обязанность... Из-за нее он не мог себе настоящего и долгого позволить. Олег вздохнул. Вот, казалось бы, везунчик... Детдомовец, но вышел в нормальную жизнь. Есть постоянный заработок, образование хорошее получено и воспитание... Ай! Олег махнул свободной рукой и вымученно улыбнулся. Мешок в сугробе немного промок. Дрона многие его товарищи принимали за чудака. Надо сказать, по праву. Этот парень был просто помешан на экстрасенсорике и всяческих биополях. Вся его комната попросту состояла из шкафов, наполненных книгами данной тематики. Между шкафами располагалась кровать. Встретился с Олегом он случайно, и это уже совсем другая история. — Дрон, вот ты как считаешь... Если человек регулярно через определенные промежутки времени совершает одно и то же действие, причем против своей воли, и не может этому сопротивляться... — Гипноз. Заложенная в подсознание программа. — Ты думаешь?.. — Определенно. — Спасибо! Олег много раз пытался убежать от обязанности. Один раз просто не покупал подарков, не читал письма, пытался ничего не делать. За неделю до часа Икс сорвался. Вскрывал письма пачками, бегал по магазинам как ошпаренный, по три мешка взваливал на плечи... И Новый Год состоялся. Потом решил применить другую тактику. Все, наоборот, закупал заранее, читал... В сам же Новый Год запер все двери квартиры на замок. Держался долго. Потом где-то за два часа он все-таки всё облетел... Бороться было совершенно бесполезно. Наверное, действительно — проклятие или гипноз. Разницы особой для себя Олег не замечал. Опять жутко хотелось спать. Олег знал, что увидит, когда уснет. В последние дни ему все время снился странный сон, в котором снег падал вверх, а ему кто-то тёпло дышал в спину. Олег боялся этого сна. Боялся, потому что он так и может остаться только сном, а жизнь будет дальше всё такой же серой. Работа — осень-зима, письма-подарки, Новый Год — работа — осень-зима... Отпуск он старался на осень брать как раз, не на лето. Ездить отдыхать куда-то совершенно не хотелось. Да и вообще покидать город — не очень. Олег очень боялся сна, но и очень хотел снова в него окунуться. Веки раз за разом становились все более тяжелыми, а лед под ногами, за которым скрывается манящая глубина сна, все более тонким. В Новогоднюю ночь Олежек мог проникать в любую дверь. И все шло как по маслу, не случалось никаких неприятностей, все возможные беды обходили его стороной. Деньги на подарки возникали будто из воздуха, но в 'несезонное' время их не было. И однажды Олежек решил, что хоть один раз ему можно войти в дверь не в ночь на первое января. Тогда ему опять чрезвычайно повезло. Дверь просто не открылась, а от приехавших на сигнализацию ментов он успел скрыться. Именно тогда понял: все эти дедморозовские способности возникают в четко определенное время. И пользоваться ими в корыстных целях лучше не пробовать. А то даст необычайная везучесть сбой и убежать не успеешь. А еще однажды Олежек долго думал — если тогда никто, то сейчас зачем? И увидел на улице коллегу. Тот в точности также был одет и шел осторожно, тихо, крался, а не шел. Олежек следовал за ним. Оказалось, что это всего лишь Дед Мороз по вызову, а его, Олега, не заказывали, впрочем, если вы готовы за бесплатно... Именно тогда понял: нет никаких коллег. Когда Олежек не дарил подарков, их никто за него и не дарил. Но он должен это делать. Должен. Это его функция, это его цель, а остальное неважно. А то иначе даст необычайная везучесть сбой... Олег отхлебнул из бокала. Отличное шампанское. Хоть что-то можно себе в Новый Год позволить? Он улыбнулся и сделал еще глоток. Роскошь какая... И кто бы зашел, хоть поздравить! Да никто... Геннадий Викторович, он, конечно, человек хороший, но своя семья и свои дела. Не до соседа. Баб Ната... А баб Ната уехала, как и всегда в Новый Год, к детям. Кухаркой быть, обслуживать, значит... Хотелось бы как-нибудь с ней отметить, да как-то все не складывалось. То одно, то другое... Дрон... Про Дрона лучше не надо. С Дроном совершенно другая история. Вот так и спиваешься, Олежек, алкоголиком становишься! Ужас! Олег отхлебнул уже из бутылки. Ничего, подумал, мне можно, я сейчас мешки таскать буду, грузчик, ё-моё!.. Неужто пьянеет? Ай как хорошо! Олег икнул. Забили куранты. Ну, в добрый путь... — Геннадий Викторович, вот вы как считаете... — Может, если человек все время делает это, и ведет им чья-то рука — может, это промысел Божий? Может, в этом его суть и предназначение? — Может, и так... Да, интересная мысль... Предназначение. Наверное... Новогодние походы действительно были единственным, ради чего Олег жил. Впрочем, разве жил? Олег усмехнулся. Жизнь он скорее в жертву принес. Предназначению-то. Был бы в нем какой толк... Ну какой смысл? Какой? А все равно. Олег чувствовал себя варежкой. В неё кто-то руку вдевает и выполняет привычную работу. Как маляр или грузчик. А потом снимает. Типа отдых. Отпуск! Варежка предоставлена сама себе. С места только не двигается, своей воли-то нет у нее. Неживая она, бездушная ткань... Олег снова усмехнулся. Потер лицо руками, греясь. Варежка. Или даже тапочек. Но варежка красивее и надевается всё-таки на руку. 'И ведет им чья-то нога'... Как драматично. Что тут такого очаровательного — столкнулся на улице... А ведь втюрился. Втюрился, как щенок последний. Знает ведь, что не встретит больше. Если только чудо не произойдет... Пф... Чудо... Олег зажмурил глаза. И, черт побери, опять всплыла картинка. Красивая девушка с рыжими волосами. На локонах снежинками запечатлен особый, своеобразный, узор. Как там на лекциях по экономике говорили... Альтернативная стоимость. Вот она, альтернатива-то. Такая желаемая и недосягаемая. Отказался ты от этого, Олежек... — ...Ну не могу я! Дела у меня... — выдох, чуть ли не стон. — Какие у тебя дела? Программисты в Новый Год не работают... — смеется. — Другие дела... — А, поняла, может, у тебя уже с другой девушкой назначено? — Да не назначено ничего! Ну не могу я... — Не можешь — значит, судьба такая. Пойду я... — разочарованно так. На самом деле давно уже решила. Олег ее и впрямь любил. Он вообще что хорошо умел делать, так это любить человека. Только вот его это умение совершенно не сочеталось с возложенной обязанностью. С предназначением. Именно тогда, в первый свой рабочий Новый Год, Олег подумал, что теперь еще одну вещь научился делать хорошо. Ненавидеть. Себя, детей (всех вместе и каждого по отдельности!), зиму и вообще весь мир. Оказалось — навоображал себе... Да, детей и впрямь не любит, но от нелюбви до ненависти - отнюдь не один шаг. Да и зима больно родна душе. А весь мир... Какой смысл его ненавидеть? Законы жизни? Так те бездушны; бездушное вообще сложно ненавидеть... Вот любить он умел. Этого не отнять. Дело еще усложняет то, что замки москвичи любят хорошие — но отмычка Олега в новогоднюю ночь сбоев не давала. Раз — ты в квартире, два — уже кладешь подарок под ёлку, три — ушел... Если всё хорошо. Раз — Олег сунул ключ в замок. Два — замок щелкнул. Три — Олег открыл дверь и тихонько прошел к ёлке... — Стоять. Олег дернулся; в этих случаях обычно все обходилось. Удача Олегу всегда сопутствовала, и удавалось как-то объясниться. Быстро обернулся — сзади стояла... та самая девушка! С топориком для разделки мяса. — Ты кто? — тоже удивилась. Узнала. — Дед Мороз, — признался Олег. — Подарки принес, — вынул из мешка пакет. Девушка подошла ближе. Угрожающе повертела топориком. — Хммм... И как ты сюда прошел? — Сквозь стену! Девушка покачала головой. — И зачем ты это делаешь? — она указала на мешок. — Награбил из квартир небось, да? Ты мне только про Санта Клауса не заливай... Олег молчал. Девушка заглянула в пакет. Кашлянул: — Там кукла для Оли. Мне ее письмо переадресовали. Это дочка твоя? Жизнь не удалась. Стала не тем, кем мечтала. Как об этом говорит — все подруги удивляются. Никто не понимает, что это все — чепуха. Не это ей нужно, хоть и кажется — любой на ее месте был бы доволен. Не то, не то, не то... Ну, менеджер, ну, получает много. Фирма крупная, престижная. Но не то! Не то! Каждый день идет на работу мимо школы и ведь чувствует — там ее. Видит детей, видит их глаза, чувствует сердце — вот ее. Хотя учителем в школе получать она будет гораздо меньше... Скажет об этом — засмеют ведь. Не понять им... Вот в детстве... Тогда хорошо было. Легко и светло, хотя и семье доставалось... Да. Вадику купила модный бумажник в подарок, так тут же позвонил, говорит, 'Оль, ну тут такая фигня... короче, не смогу, прости... дело на миллион баксов'. А ведь обещал в этот раз со мной встретить... Может, попробовать? Как тогда?.. Не поможет... Чепуха. Игра. Но все равно... Вдруг?.. 'Деду Морозу. Великий Устюг. Дедушка! Я мечтаю о кукле. Она была бы с меня ростом и с рыжими волосами. И с косичками. А я маленькая. Подари мне ее, пожалуста. (она все время в этом слове ошибалась. тогда) Оля'. Девушка долго молчала, изучала куклу, наконец произнесла: — А тебя как зовут? — Ол... Олег. — А меня Ольга, — промурчала она, улыбнулась и достала из-за спины маленькую, крест-накрест перевязанную алым бантиком коробочку. — Держи подарок, Дед Мор-роз. Олег вдруг ясно ощутил: там, за окном, снег пошел вверх. Может, это просто так ветер дунул — что снежинки взмыли ввысь и завертелись в странном танце. Москва |
|