|
|
||
"И вот сегодня Юлии Васильевне исполнилось восемьдесят пять..." |
«Дневник воспоминаний» // 08.07.2023
Юлия Васильевна. Посмертная забота сына о живущей матери
Был у меня друг. Поэт Игорь Вавилов. Очень большой друг и очень близкий. Может, даже больше чем друг. Потому что не было ревности, которая иногда всё-таки случается между просто друзьями. Нет, все его житейские и литераторские сложности были и моими сложностями, а его успехи и моими тоже.
Видимо, было что-то у него в характере, что очень тянуло к нему людей. Друзей у него было много, и не просто друзей-знакомых, а именно таких, которые любили его, готовы были всячески помочь и поддержать и, главное, всегда радовались любому его присутствию. Он был что называется душой компании. Это мной сразу почувствовалось с первых же дней нашего знакомства, которое состоялось в августе 1992 года в общежитии Литературного института, где мы с ним были поселены в одной комнате.
(Третьим в этой же комнате оказался поэт из Казани Александр Суворов. Вскоре к нам примкнули ещё двое студентов-поэтов Игорь Николаев и Сергей Смирнов. Так получилась очень сплочённая, очень дружная компания, и мы все вместе бóльшую часть времени в нашей комнате и проводили за общением. Причём формально старшим, то есть старшим по возрасту, был я, но старшим по авторитетности в том числе и для меня тоже был именно Игорь Вавилов. Такие были к нему любовь, уважение и чувство духовной и душевной близости и доверительности).
Потом, уже по возвращении в Сыктывкар, наши очень близкие дружеские отношения продолжились и ещё более укрепились. Было ощущение, что мы и живём какой-то общей жизнью. Бывали встречи и семьями, визиты друг к другу в гости. А ещё чаще встречи где-то в городе, с приходом друг к другу на работу (карманных телефонов для договорённостей ведь не было), всегда как-то легко находили друг друга. Понятно, что много разговоров было о литературе о собственных литераторских делах и о литературе вообще, то есть о книгах, об отношении к именитым писателям-классикам. Вкус Игоря был много шире моего, а ещё шире был его круг чтения. Он вообще читал (успел прочитать) много-много больше, чем я (из меня вообще читатель неважный). Так что именно он открыл мне, например, такого писателя как Кнут Гамсун, о котором я прежде разве что только слышал. Помню, ценил он и Владимира Набокова, которого я тогда тоже почти не читал, и, кажется, Марселя Пруста, и ещё многих-многих. В поэзии же наши с ним вкусы сильно расходились (что ничуть не мешало дружеским беседам быть интересными). Едва ли не единственное имя, на котором мы с ним сходились, было имя Владислава Ходасевича. И то при том, что Вавилов ценил его и как читатель, а я больше уважал как автора, но сам особым его читателем не был, у меня был свой ряд любимых мной поэтов.
Ещё нас очень сближал тогда быт. То есть сами трудности тогдашнего, 1990-х годов, бытия с постоянной необходимостью как-то выжить. Постоянный поиск хоть какой-то работы (чаще с последующей потерей её), жилищно-бытовое неустройство и прочее.
Ну а ещё и пресловутый «зелёный змий». Встречи с которым хоть и начинались не ради него самого, а ради общения, ради разговоров о многом интересном, но заканчивались они... уже по-всякому. Нередко с поиском приключений на свою голову, заканчивающимися потом приводами в милицию или чем-нибудь и того хуже. Но об этом мне тут сильно распространяться не хочется. Отмечу только, что Игорь в таких случаях был надёжным товарищем, и, когда надо было, не раздумывая, не взвешивая, шёл на выручку, иногда буквально вытаскивая тебя из трудного положения. Думается, что и мне доводилось порой его выручать или чем-то помогать. Но не об этом тут у меня речь. Главное что он был человеком очень для меня нужным, очень ценным. Нужным не как некая социальная фигура, из общения с которой можно извлечь какую-то выгоду (как это я часто вижу в человеческих отношениях в среде литераторов в теперешнее время), а именно как личность.
И ценили дружеские отношения с ним очень, очень многие. Много у нас стало и общих с ним друзей-товарищей. Из литераторов это близкий круг нашего примерно поколения: поэты Николай Кузьмин и Сергей Журавлёв, с которыми мы нередко общались, что называется, семьями, порой вместе отмечая какие-то праздники. Также в кругу нашего общего близкого знакомства были драматург Любовь Терентьева и иногда приезжавшая из Воркуты поэтесса Валерия Салтанова. Но много было у него друзей и не из литераторов, с которыми Игорь постепенно сводил и меня, так что мы потом так же дружили домами. Это, например, Сергей и Наталья Коданёвы, Олег Изъюров, Андрей Филиппов, Ольга Филиппова его давние друзья ещё с времени его недолгой учёбы в Сыктывкарском пединституте.
Ещё один важный момент, о котором не хотелось бы забыть. В первые годы нашего знакомства я хоть и не считал себя неверующим, но креститься в церкви почему-то ещё не хотел. И вот общение именно с Игорем, который рассказывал, например, как они с женой Ириной венчались в церкви, больше всего меня подвигало на это решение креститься. (А окончательно подтолкнул один случай, когда после очередного «пьяного приключения», которое едва не стало для меня роковым, я вдруг осознал, что жизнь может закончиться очень неожиданно, а я так и не успею обратиться к Богу). Именно у Игоря Вавилова я искал тогда дружеской поддержки в этом своём решении, и эту поддержку от него получал. Вплоть до последнего, решающего дня, 14 января 1996 года, когда я пошёл в церковь креститься (до этого я уже бывал в церкви на службах с Игорем же хоть и не был ещё крещённым). Игорь по моей просьбе в тот день пошёл со мной, просто чтоб быть рядом. Очень хорошо помню то морозное утро. Температура в тот день была минус сорок (и даже батюшка потом ругался было на кого-то за то, что те привели креститься детей в такой холодный день люди потом оправдывались тем, что живут рядом). И вот в этот сорокаградусный мороз мы с Игорем отправились в кочпонскую Свято-Казанскую церковь пешком. Это не очень близко, где-то семь-восемь километров. Можно было поехать на автобусе, но мне казалось, что я должен идти туда только пешком. И Игорь меня в этом поддержал, так мы и шли с ним вместе. А потом он стоял рядом со мной в церкви, где и совершалось таинство крещения.
А на следующий день мы с ним и Валерией Салтановой сели в поезд и поехали в Ярославль на Всероссийское совещание молодых писателей...
Вообще много чего нас связывало, было настолько много общего (не во взглядах, а в жизни вообще с её всякими-разными событиями), столько интересных эпизодов, что тут не небольшую заметку, а хоть целую книгу пиши. Да куда мне такое!.. Да и не хочется, признаться. Не обо всём и стóит всем подряд рассказывать. /.../.
Но ещё одну сторону душевных настроений Игоря Вавилова нужно отметить обязательно. Это его отношение к матери. Он говорил о своём отношении к матери с какой-то даже не всегда понимаемой мной нежностью, я не раз слышал от него, что он очень любит песню «Коми ань» (в переводе «Коми женщина», известная у нас песня на стихи Геннадия Юшкова, которую я, например, совсем не люблю) и что, когда слушает её, у него всегда выступают слёзы. И всякий раз, когда он рассказывал про это, я видел, что и в момент рассказа к нему тоже подступала слеза, а голос начинал чуть подрагивать.
Я не помню, когда именно я сам познакомился с Юлией Васильевной, его мамой, ведь было это, скорее всего, больше тридцати лет назад, ну или немногим меньше. Я даже не помню, была ли она дома, когда, например, в июне 1999 года мы с мамой уже моего сына приходили к Игорю, чтоб поздравить его с днём рожденья, и я передал ему наш «подарок» подготовленные мной накануне и распечатанные на обычном принтере четыре экземпляра маленькой, меньше ладони, книжечки «Превозмогая зиму» с его стихами (пятый экземпляр я оставил себе на память). Это потому, что на «настоящий» подарок у нас просто денег не было. Как и у самого Игоря не было денег на хоть какое-то «настоящее» отмечание дня рождения. Так, просто попили на кухне чай, немножко посидели, поговорили и всё. Ну таким примерно был наш тогдашний безденежный быт.
* * *
А потом... потом совершенно неожиданно для меня в наших отношениях с Игорем Вавиловым вдруг что-то стало, может и постепенно, но очень ощутимо ломаться. Явственно я почувствовал это примерно с наступлением двухтысячных. (Которые, кстати, принесли и мне, и ему хоть какое-то материальное облегчение, в сравнении с той безнадёжностью, в которой мы жили в девяностые). То есть моё-то отношение совсем не менялось он точно так же, как и до этого, был для меня близким и нужным человеком. А вот в его отношении ко мне что-то сильно изменилось. Если раньше нас всегда что-то притягивало друг к другу, то потом я стал чувствовать его отдаление. Хуже всего и тяжелее всего было то, что причин этого я не знал. С разными людьми у меня были разрывы, но в тех случаях всегда была какая-то явная причина, какой-то роковой момент (обида и прочее), вдруг отталкивающие людей друг от друга. С Вавиловым же ничего этого не было, ни размолвок, ни просто разногласий, ни, тем более, хоть как-то выраженных обид. Я ничего не понимал и первые несколько лет очень переживал. Могу даже признаться тяжело переживал.
Постепенно всё же привык, как-то признал новое положение и, случайно встретившись с Вавиловым на улице, уже просто здоровался и проходил дальше. К какому-то времени наше общение практически закончилось совсем. Однажды только, помню, он с некоторой досадой сказал об одном моём стихотворении, в 2003 году напечатанном в журнале «Крещатик». (Оно начиналось со слов: «Пройти с мороженым по улице. / Глядишь, опять Вавилов встретится...»). Он расстроено сообщил, что это стихотворение прочитала его мама и сразу с беспокойством спросила его: «Что, между вами с Володей что-то произошло?» Она переживала за него, испугалась, не потерял ли он друга. Игорь переживал за свою маму, не огорчилась ли она.
* * *
Ну а уж в последующие годы а это было ещё лет семь-восемь мы с Вавиловым стали уже совсем как чужие люди. И я уже, собственно, не сожалел о его так и оставшемся для меня непонятым отчуждении. Не о чём стало сожалеть: к тому времени я увидел, что изменилось не только его отношение ко мне, но что изменился и он сам. А таким и он мне уже не был так нужен, как нужен был прежде. Просто другой человек, которому я уже не мог верить. То есть не то что верить его словам, нет (хотя и некоторым словам действительно уже не верил, видя, что он лишь «играет»), тут имею в виду, что я не верил самому тому образу, который он самим собой создаёт. За некоторой бравадой мне начала видеться фальшь. Я (но это только я) перестал видеть в нём подлинного человека, каким и видел его раньше. А людей не подлинных я ценить не научился.
...Иногда я думаю, что и сама причина разрыва с его стороны могла быть именно в этом. Какие-то «звоночки» стали проявляться и раньше нашего явного расхождения, точнее его отхождения. Иногда я думаю, что он сам стал чувствовать, что его поведение в людской среде в чём-то изменилось и что я не смогу этого не заметить, а значит, его авторитет в моих глазах начнёт неминуемо снижаться. То есть возможно, он не хотел увидеть это въяве, и сам заранее насильно привёл к такому положению, что ни его уже не трогало бы моё отношение к нему, мои оценки его действий, ни меня бы уже не волновал вопрос: «Что вдруг стало с Игорем Вавиловым, почему он так изменился?» А он, повторяю, изменился.
Но не надо пугаться. Изменился он только в моём ви́дении, в моих оценках, быть может, чересчур пристрастных. Практически для всех остальных людей, и для всех остальных своих друзей он остался абсолютно прежним очень уважаемым и очень ценимым в плане отношений с ним. Его до сих пор многие и многие любят. Любят, помнят и уважают.
И только моё отношение к нему много сложнее. Думаю, что в последние два-три года нам с ним и словом уже не доводилось обменяться. Вплоть до дня его неожиданной и как-то очень уж быстрой смерти, когда он умер в больнице утром 8 июня 2011 года.
Очень странным (мне самому непонятным) было моё отношение к этому известию. Я даже не знал, хорошо ли мне уже почти чужому человеку приходить на похороны. То есть я думал, что он, может быть, и не хотел бы, чтоб я приходил на последнее прощание с ним. [Мои сомнения росли не совсем уж из пустого места, но о них у меня позднее будет написано в другом воспоминании, и здесь я рассуждения об этом убираю, чтоб не повторяться. 27.06.2024]. Но я пошёл. Конечно, стараясь не помнить о плохом, а помнить о хорошем (которого у нас с ним, конечно, было очень много, за что я ему по-прежнему благодарен). Пошёл, может, в конце концов, и из-за мыслей о его матери.
* * *
В ритуальном зале, где было прощание, людей было почти битком. Писатели, журналисты, просто друзья. Игоря Вавилова ценили и уважали очень многие, и в каждой сказанной там речи слышалось ощущение большой утраты (да ведь ещё и такой неожиданной). Я стоял сзади у входа, смотрел, слушал, иногда кивками здороваясь со знакомыми. Ни к кому не подходя, ни к кому дружески не присоединяясь, ни с кем не заговаривая. Но, когда люди уже начали выходить, увидел рядом маму Игоря, Юлию Васильевну. Шагнул к ней, ничего не смог произнести, просто приобнял. Хотя и боялся, что может, зря, может, она меня просто не узнает (ведь в последние лет десять с ней уже не виделись). Она, маленькая, вся в слезах (и, получается, действительно почти не видя), сказала только: «Володя?» и прижалась ко мне. Узнала всё-таки. Но мне показалось, просто почувствовала. Так просто и постояли какое-то время, говорить ни она, ни я ничего не могли.
Потом все поехали на наше тентюковское кладбище, народу много большой автобус, отдельные машины. Юлия Васильевна, потом уже, годы спустя, не раз говорила, что из того дня ничего не помнит, что он у неё прошёл как в тумане. Я, собственно, тоже плохо помню. Особенно саму картину похорон. Помню только, как Ирине, жене Игоря, надо было пройти по самому краю над вырытой могилой, и я, боясь за её состояние, взял её за руку, чтоб не упала, а она её высвободила, сказала: «Я сама». Я уже говорил, что не был уверен, что я там нужен. Успел подумать, что и этот её жест был тоже как бы отталкивающим, отстраняющимся от меня. (Ведь и при жизни Игоря отношения охладились не только с ним лично, но и с его семьёй, и я думал, что могло быть так, что и сама причина этого могла идти и от его жены, в последние годы со мной тоже малоприветливой). Но, видимо, нет. Позднее, уже после похорон, в зале, где шли поминки, она попросила меня сесть поближе к ним рядом с ней и с мамой Игоря.
И там, во время поминок, многие выступали, рассказывали о своих отношениях с Игорем. Друзей его было очень много. Конечно, все речи были хорошие, правильные, все чувства искренние. Одно у меня вызывало досаду (тем более, что заранее догадывался, что именно так и будет). Чуть ли не каждый из выступающих говорил, что теперь, дескать, нам надо собрать всё написанное Вавиловым и выпустить его книгу. Ну каждый буквально это повторял (кроме, может, тех, кто к литературе или журналистике вообще никакого отношения не имел). А меня брала досада: ну почему никто не говорит, что важнее собрать и выпустить книгу воспоминаний о нём?! Не помню точно, может, я это всё-таки и сказал (а может, вообще ничего не говорил, вообще не выступал), не могу сейчас точно утверждать.
Потом я иногда приходил на могилу Вавилова (от нашего дома ведь недалеко). Один, просто так. (Как раньше ходил, например, на могилу поэта Дмитрия Фролова, а потом ходили туда и с тем же Игорем в пору наших ещё прежних отношений). Однажды только попал на какой-то день видимо, день памяти Игоря когда так же стоял там один, а потом вдруг увидел, что сверху спускается как-то очень уж много народу. Оказалось, приехали целым автобусом его друзья-писатели, его друзья-журналисты, просто друзья. Видимо, была какая-то заранее договорённость, но я, в ту пору сильно отошедший от любой общественной жизни, о ней, об этой договорённости, тогда не знал.
Но это ладно, не об этом хотел. Хотел о могиле Игоря. Очень ухоженной. Потому что приходили к нему Ирина, дочки Юля и Саша, а чаще всех его мама-пенсионерка. Главную заботу о могиле взяла на себя именно Юлия Васильевна. В том числе и заботу об общем её обустройстве об ограде, о памятнике (хоть тут получилось и против воли Ирины и самого Игоря, когда-то говорившего и мне тоже, что у себя хотел бы иметь только деревянный крест без всякого памятника, но тут уж что сделаешь? желание матери).
Так вот. Сколько же после смерти сына у неё осталось помощников! И всё это друзья Игоря. Никто не забывает ни его самого, ни его маму. Я могу что-то и напутать, кто что делал, но попробую вспомнить. Женя Будко очень помогал им с Ириной (насколько понимаю, собственно он всё это и делал) в обустройстве могилы и в разравнивании-подсыпании земли (само место это расположено на склоне), и в изготовлении и в установке ограды. Олег Изъюров помогал спилить лишние, угрожающие упасть деревья, позднее пересаживал некоторые деревца дубок и клён уже у самой могилы [хотя тут я не могу ручаться за точность позднее как-то спрашивал об этом у Юлии Васильевны, так получалось, что вроде она занималась саженцами сама, но Олег в любом случае много ей помогал. 27.06.2024]. Сергей Коданёв, заходя к Юлии Васильевне в гости, заботится об электрике в квартире, помогает многими советами в отношениях с управляющими компаниями и разного рода коммунальными квитанциями. Навещает, и её саму, и могилу её сына Андрей Филиппов. Не забывает Ольга Филиппова. Созванивается с ней коми поэтесса Алёна Ельцова, иногда приглашая её на разные литературные мероприятия и тоже вместе с ней бывая на кладбище. Хорошо поддерживают её и работники нашего коми радио, всегда готовые дать ей записи с передачами, которые связаны с её сыном. Иногда звонят из совсем дальних краёв наши с Игорем бывшие однокурсники по Литературному институту Сергей Смирнов и Игорь Николаев. Звонит из Москвы... ах, не могу вспомнить имя, но знакомые зовут его почему-то Вахтанг, а! Виктор Айсин. Ещё один хороший знакомый, которого я вообще никогда не знал, но нередко слышу о нём от Юлии Васильевны, живущий в Москве, так же звонит, а когда нужно было, встречал в Москве дочку Игоря и Ирины Сашу, чтоб помочь ей добраться до другого вокзала. Другие знакомые по нашему Литературному институту, которых я сам уже не помню (уже со второго курса я было отстал от своей группы). И некоторые молодые друзья, которые мне и вовсе незнакомы, потому что появились у него уже после меня, знаю, помогают Юлии Васильевне тоже. Словом, никто не забывает. И, повторяю, всё это друзья Игоря.
Но что особенно удивительно, иногда ведь он сам ещё помогает ей даже конкретным действием. Однажды были с Юлией Васильевной на кладбище, и у неё зазвонил телефон. На мой вопросительный взгляд сказала: «Игорь звонит». Я спрашиваю: «Какой Игорь? Безносов?» (Как уже сказал только что, ей нередко звонят Игоревы друзья, в том числе живущие совсем в других городах). Она ответила даже немного обиженно: «Почему Безносов? Мой Игорь». Я уж успел было подумать не очень хорошее, а оказалось, уже когда-то давно Игорь установил на мамином телефоне такую штуку, что он даёт звонок в определённое время, чтоб напомнить ей, что пришло время выпить нужное лекарство. Потом я ещё много раз слышал этот звонок-напоминание, уже и сам привык к нему, уже не удивляюсь.
Вот однажды мне и подумалось... Какой же хороший сын оказался у Юлии Васильевны. Ведь получается, что это именно он даже посмертно продолжает заботиться о своей маме. Ведь именно он успел обрести в жизни столько любящих и надёжных друзей, что этот, с позволения сказать, запас продолжает поддерживать жизнь в его матери. И не только жизнь как таковую, а жизнь полноценную, активную и... жизнерадостную. Мне кажется, это именно Игорь успел обеспечить своей маме совершенно неодинокую старость.
И вот сегодня Юлии Васильевне исполнилось восемьдесят пять. И сколько звонков в том числе и от Игоревых друзей она успела сегодня получить! А ещё позвонили из службы доставки и, явившись, вручили такой огромный букет цветов, что он едва пролез в дверь. Оказалось, это от её учеников ещё той поры, когда она работала в школе [ps: сегодня она рассказала, что училась на преподавателя русского и коми языков, но, говорит, как раз в тот период, в 1961 году, в наших школах отменили преподавание на коми языке вообще, так что она всю жизнь проработала только преподавателем русского языка. 27.06.2024]. А потом приходили подруги-учительницы и долго сидели у неё и многое вместе вспоминали. Я очень рад, что у Юлии Васильевны сегодня хорошее настроение. Да я и больше скажу у неё бóльшую часть дней хорошее настроение. Иногда одолевает хвори, всё-таки возраст. Но обычно как-то находятся силы сходить на кладбище к Игорю, после чего у неё каким-то чудным образом силы всегда (всегда!) прибывают буквально, вдруг выравнивается вечно скачущее давление, повышается жизненный тонус, улучшается настроение. Потому что побыла рядом с сыном. Потому что и он её не забывает, помогает. Потому что она совершенно не одинока не одинока благодаря многим, и особенно благодаря друзьям её сына. То есть именно благодаря сыну, именно благодаря его даже посмертной заботе о ней.
Так вот получается.
8 июля 2023 года
Небольшой постскриптум
Эти заметки были написаны почти год назад, но тогда я почему-то забыл упомянуть ещё об одной вещи, которая уже много лет сидит во мне. И это очень простая мысль, что вот я когда-то потерял друга в лице Игоря Вавилова при его жизни, но зато после его смерти приобрёл друга в лице Юлии Васильевны, его матери. Так вот получается. 27.06.2024.
|
Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души"
М.Николаев "Вторжение на Землю"