Аннотация: О романе В. А. Петрова-Одинца "Боль, Закон и Рэвенж Бред", номинированном на конкурс "Триммера" (2011)
Здравствуйте, дорогие организаторы конкурса, романисты и читатели!
Предлагаю вашему вниманию обзор десяти романов, выдвинутых на конкурс "Триммера" 2011 г. в составе первой группы. Каждому роману будет посвящена отдельная статья.
Форма всех статей одна: читая главу за главой, рассказываю о чтении.
Критерии оценки:
1) Сюжет: увлекательность, ясность, "стреляющие ружья", убедительность фантастического мира, его антураж (разумеется, два последних пункта - для фантастики и фэнтези).
2) Язык: грамматика, лексика, орфография, пунктуация - вплоть до правил компьютерного набора. Дефис вместо тире, отсутствие пробела воспринимаются мною как ошибки, мешающие читать текст. Существенными недостатками, снижающим по пункту 2 оценку, буду считать употребление автором канцелярита, жаргона, мата и словечек, его "заменяющих".
3) Художественность: образная речь, внутренний мир главных героев, характеры и психология персонажей, авторское умение заставить читателя сопереживать героям романа. Оцениваться по пункту 3 будет и умение использовать весь арсенал литературных средств. К примеру, засорение текста пустыми диалогами отрицательно скажется на оценке.
Общая оценка произведения по трём пунктам - обыкновенное среднее арифметическое. Система - десятибалльная.
Оценки - относительные: сравнение выполняется внутри данной группы; лучший роман имеет все шансы получить оценку, близкую к 10, худший - к 1. Это не будет значить, что роман абсолютно плох или идеален. Это будет значить, что он относительно хорош или плох в первой группе.
* * *
Петров-Одинец Владимир Андреевич. Боль, Закон и Рэвенж Бред
Глава первая.
"позвоночник дружно хрустнул". "Дружно" могли бы хрустнуть позвонки, а позвоночник - ед. ч. Для дружбы, если говорить о предметах одушевлённых, требуется не меньше двоих. Думаю, и для предметов неодушевлённых, коли уж о таковых зашла речь, этот принцип сохраняется.
"Слезы душили, самовольно сочась из крепко сомкнутых глаз". По-моему, удивительно.
"В Дантовом адском котле, что тысячелетиями бурлит несменяемо..." Как это - "бурлит несменяемо"?
Боюсь, в погоне за красивым словцом автор не только утяжеляет собственный стиль, но и озадачивает читателя, привыкшего к языку ясному и точному.
Глава вторая.
Знакомство с Иваном Терентьевичем (Раритетом). Со следователем, "который не матерится". Одобряю.
УАЗ-"буханка" - деталь. Хорошо.
Эта глава читается легче первой: здесь меньше "тяжеловесного".
Дело: "Половые органы снесли очень острым ножом, может и "японским", минут за несколько до смерти. Или после. Вряд ли ампутация задумана сразу. Почему? А неудобно отсекать было..."
Минус балл по пункту "Язык" - за это: "е%%чий".
Глава вторая. (Я не ошибся. В тексте две вторых главы).
"то есть, перестал" = "то есть перестал"
"Долгов её внимательно прочитал и освоил новую версию "Окошек", поскольку английский язык понимал не хуже, чем родной". И вправду, следователь интеллигентный.
Да, чуть не забыл: чтение постепенно увлекло меня. Нет, не сразу. Примерно с начала второй второй главы (не описка, я уже говорил: вторых глав две).
Кроме того, в копилку плюсов автору: сюжет ясен и развивается неторопливо, в среднем темпе, что мне по вкусу, хоть я и не любитель детективного чтения; текст набран грамотно и вычитан; эпизод за эпизодом прорисовывается характер главного героя. Ну, и ещё: текст, по-моему, писан со знанием дела. Автор немало потрудился. Следователь у него следователь, строитель - строитель, психотерапевт - тоже не менеджер.
"Шварцнеггер" = "Шварценеггер"
"Текущий банковский счет на полмиллиона, несколько накопительных программ - в десяток раз больше". В десяток раз больше? Наверное, автор хотел сказать, что программ этих на сумму 500.000 х 10, но фразу лучше бы перестроить.
Отличное описание типажей и отличный же диалог - позволяющий выделить даже без авторской атрибуции говорящих:
"Эти мелкие частные предприниматели, владельцы нескольких городских киосков, особо не выделялись из массы перекупщиков, которые поганками расплодились после горбачевской перестройки. Все трое разведены, постоянных подруг не имеют. До "бизнеса" работу предпочитали непыльную. Семен Серый начинал заготовителем, скупал шкуры по деревням. Строительное ПТУ не закончил по причине судимости - по пьяной лавочке ограбили прохожего. Борис Могильных служил в музыкантской роте, потом "лабал" в пресловутом "Ребре". Оперативники постарались, собрали много сведений, которые складывались в однозначную картинку, заслуживающую детального рассмотрения.
- Конечно, воровали всегда, но не попадались. Типичные они, Иван Терентич - в религиозных сектах не состояли, в церковь не ходили, экстрасенсам не верили. Никакие. Типа, новорусские лавочники, - неожиданным термином завершил отчет Орлов, передавая листки.
Такая оценка, выданная лейтенантом, заслуживала похвалы, и Раритет поддержал разговор в том же тоне:
- То есть, интересы среднестатистические, в основном скотские, в духе Бени Крика, пера незабвенного Исаака Бабеля, - вслух подытожил он, с удовольствием выделив цитату специфическим произношением, - об выпить и об дать кому-нибудь по морде..."
Есть у меня подозрение (говоря следовательским языком), что этот текст станет моим лидером в первой группе...
Глава третья.
Тяжеловесно: "Вскрикнул Семенов, увидав себя монстром, рывком вскочил, жадно хватая воздух открытым ртом - столько сил ушло у того дикого и неукротимого зверя на растерзание выслеженного обидчика дочери".
От тяжеловесности скорость чтения замедляется. И делается скучнее.
Семёнов и Катя:
"Возвращаясь из театра, они напоролись на стайку хулиганистых парней. За просьбой закурить последовал удар в лицо, а пока Геннадий Петрович по-медвежьи отмахивался от стаи, Катя выхватила что-то из сумочки и закружилась, быстро перехватывая руками этот предмет. Негромкие удары приходились кому по спине, кому по ребрам, но чаще всего - в плечи, парализуя движения и вызывая вскрик.
Убежали всего двое. Прочие остались стонать, кто сидя, а большинство - лежа на тротуаре. Семенов с удивлением взял из руки любимой два небольших шарика на прочном шнурке, оказавшиеся эффективным оружием.
Дома Катя показала работу с бамбуковым шестом, покрутила нунчаки, похожие на укороченный цеп, поиграла булавой, кистенём, шелепугой, которые покоились на стене, рядом с коллекцией медалей и кубками Федерации каратэ-до. Такую изумительно красивую, смелую и умную женщину Геннадий Петрович не просто любил. Он ею восхищался: "Что делает с нами прекрасный пол! Давно ли я считал, что всё, дальше жить не стоит..."
Читаю увлечённо.
А вот и психология:
"До Кати Семенов существовал физически, но в его оболочке обитал безразличный ко всему, усыхающий мозг, вяло выполняющий привычные движения каждый день, и готовый безропотно умереть от любой внешней причины. Родители скончались, семья распалась, дочь выросла, работа утратила смысл. Карьеру делать в свое время он не захотел, отказался от повышения, а теперь было поздно. Тупо зарабатывать деньги ради "дешевых понтов", как некогда обозвал обывательскую состязательность отец? Скучно...
Как и когда опротивела любимая прежде профессия строителя - сразу и не поймешь. Но вдруг на очередном объекте полаялся с главным инженером, послал его, а затем уволился. Открыл свою, частную фирму, собрал бригаду отделочников, начал зарабатывать больше.
Бандюкам за "крышу" - делал ремонты бесплатно, налоговикам по минимальной цене. Обычным людям по разумной, богатым по суперкрутой. Сначала получал удовольствие, лично организуя и контролируя работу бригады, придирчиво набранной из элитных специалистов-отделочников. Некоторые работы выполнял сам, чтобы не терять навыки. Наскучило.
Назначил бригадиров, оставил себе лишь контрольные функции. Возмущался дурью богатеев, бережно снимал настоящий дубовый паркет, заменяя его дерьмовым, зато модным ламинатом. Сделал склад вторичных материалов, подторговывал ими за наличку. Деньги шли небольшим, но постоянным потоком, постепенно накапливаясь и давая все больше свободы.
Как-то, укладывая итальянскую плитку, выписанную заказчиком аж из Неаполя, Геннадий Петрович поймал себя на мысли, что ему за всю жизнь ни разу не понадобилось знание итальянской живописи. Да что там живописи, никакие знания не пригодились! И на фига тратил время на высшее образование?
И, вообще, зачем он жил, зачем живет, зачем коптит свет? Быстрого и правильного ответа не нашлось. Итог сорока лет выглядел убого - ни рожденного сына, ни посаженного дерева, ни построенного дома. Только стены отремонтированных чужих квартир.
В последней вспышке активности Семенов возмутился, решил искать новый смысл жизни, стать творцом хоть чего-то, хоть виртуального. Взял курс программирования, полез в фолианты, и понял: не только жизни, но и ментальности не хватит на постижение тонких связей нулей и единиц, записанных в закорючках одного лишь микроассемблера. В эту нишу ему не втиснуться, мозги не так заточены".
Словом, я доволен текстом. В нём есть всё, что нужно хорошей прозе. Всё, чего требует вдумчивый читатель, которому мало одного "голого" действия. Оценки "Боли..." по моим трём пунктам, видимо, устремятся к "десяткам".
"Тогда-то вектор жизни исчез окончательно. Куда жить, если будущего не видно?". Точно сказано. Раз вектор, то именно - "куда".
"о поголовном мазохизме населения России, как следствии..." Запятая не нужна.
"С персиком в руке, которая" = "С персиком в руке которая".
"- Как вас зовут? - Возмущенно спросил отец" = "- Как вас зовут? - возмущенно спросил отец".
"регистрации в ЗАГСе" = "регистрации в загсе". Да, да, районо, загс, вуз - строчными буквами.
Глава четвёртая.
"отрываться на замену, значило" = "отрываться на замену значило".
"Мы не станем огорчаться, что следствие по делу о жестоком убийстве Антана (Антона. - О. Ч.) Дойчева прервалось. Нет, оно идёт своим темпом. Так уж сложилось, что жизнь следователя не бывает размеренной. Ничего не поделаешь, тут начинается вторая новелла, хотя первая - не закончилась".
Стало быть, тут у нас скорее роман, чем цикл новелл. В принципе, что такое "Три мушкетёра", как не собрание нескольких историй? Но не называют же "Трёх" новеллами.
Глава пятая.
"Справка со скорой о ранении... Но у неё сил не хватит..." У кого сил не хватит? У "скорой"?
Хорошо:
"Наталья, дождавшись конца разговора, вмешалась:
- Я, между прочим, тоже бы мужа грохнула, если ребенка отнимать стали. Ни фига вы, мужики, в материнских делах не понимаете. Родили бы разок, сразу бы мнение поменяли...
Не остывший от ссоры с Лешкой Тинаевым муж сгоряча парировал:
- Можно подумать, ты много понимаешь, родиха!
Хлопнула дверь ванной комнаты. Иван Терентьевич запоздало крикнул вослед извинение и обреченно отправился в кабинет. Допивая остывший чай и машинально пролистывая журнал, он вслушивался, как журчит вода.
Наталья всегда рыдала при открытых кранах, надеясь, что муж не слышит. Ну, кто иной и не услышал бы, а Раритет это просто знал - при первой ссоре проверил поведение Натальи с помощью карманного зеркальца. Это несложно, подставить стул под окно со стороны кухни и посмотреть, что там происходит.
И не надо быть следователем, чтобы понять, чем вызвана истерика у бесплодной женщины".
Десятку хочу поставить автору, десятку!
"для деловых поездок при поездках..." Однокоренные слова рядышком.
Глава шестая.
"унять мучения" - неточно. Унять можно боль.
"Сдержался, легонько стукнул кулаком в стену. Та загудела, подтвердив: я тоненькая, кирпич на ребре!" Очень точно. Именно так и думал бы строитель.
"Дверь была хороша для вымещения злости..." Родительный падеж и отглагольное существительное смотрятся канцеляризмом.
Очень тяжеловесно: "Удержать, удержать остатки разума в лопнувшей от такого удара и распахнутой дохлой перловицей или мидией - черепушке!"
"Или мне доверяешь, больше, чем другим, - мозговые половинки..." = "Или мне доверяешь, больше, чем другим. - Мозговые половинки..."
Начинает проясняться название: "Нина азартно и удачливо ведет Сэма, шепчет что-то по английски, горячо, но непонятно. Семенов ловит обрывки, похожие на "асасинейт", "рэвенж", "блуд", "килл", "зэйрс", которые почти ничего не говорят выпускнику очень средней провинциальной школы..."
В этой главе серьёзный вроде бы разговор о самоубийстве: дочь спрашивает отца, как ей лучше покончить с собой, но потом садится играть в компьютерную игрушку. Всё это кажется скорее ироничным, нежели страшным. Легковесным. Даже эта вот реплика дочери - иронична и легковесна: "Да это и неважно, папа. Я больше не хочу жить. Кому я нужна с такой историей? Сам же гонял меня на анализы - СПИД, сифилис, гонорея, трихомоны? Я знаю, что анализы отрицательные, но это без толку. Все боятся, даже говорить не хотят... От меня подруги шарахаются, а Витька телефон сменил". Не видно трагедии. Может быть, я ошибаюсь, и другим читателям "смены телефона" Витьки и игры в "Крутого Сэма" будет достаточно, чтобы понять, как плохо изнасилованной девушке.
"Пап, я вены вскрыть хочу, это больно?"; "Или повеситься?"; "Нина продолжает деловито, как фасон платья, обсуждать с отцом виды самоубийства". Нет, не могу принять это как трагическое. Только как игривое.
Замечательно развивается сюжет, персонаж-заказчик-психоаналитик вовсе не случаен:
"Потом слово "психоаналитик" включило память. Его истерика в спальне у Катерины, разговор с дочерью о способах самоубийства... Ну, конечно! Именно психоаналитик Нине и поможет! Об этом психоанализе столько раз упоминалось в американских боевиках, что только дурень типа него, тупого строителя, не сообразит сразу!"
И затем:
"Геннадий Петрович, несколько слов. Я Нине помочь не смогу, тут есть нюанс. Вам бы отправить ее к толковому специалисту женского пола". <...>
Семенов очень надеялся, что Нина, глазеющая в окно, не заметила выражения его лица, хотя Иванов, несомненно, обратил на это внимание. Но человек деликатный - не выдал своего понимания. Не переспросил, как большинство бы недоумков на его месте:
- А с чего вдруг, собственно, морда ваша так внезапно полиняла, и челюсть на пол рухнула?
Полиняешь, если диктуют телефон твоей любимой женщины..."
Перед главой девятой: "Екатерина Дмитриевна Манерова..." Прежде была Мадеровой.
Глава девятая.
Ещё к названию:
"Его воспоминания всплывают во мне, однако ни малейшего сходства с перечисленными персонажами я не нахожу, хотя инструктор выглядит вполне нормальным человеком. Да какое значение имеет прошлое имя?
- Зови, как хочешь.
- Кличку дам, ты не против? Скажем, Рэвенж?
Месть. Это даже не кличка - ярлык!"
Прочитав девятую главу, с автором не поспоришь: "Трудно приходится нашему герою, строителю. Разобраться в себе удавалось немногим людям..." Но увы, "картинки" кажутся надуманными. Может, это только мне они такими кажутся. Попробую выразиться точнее: они кажутся нереалистическими в реалистическом тексте. В них нет той веры (читательской), которая есть в реалистических эпизодах. Живой Семёнов - вполне живой. "Потусторонний" - вызывает недоверие. Впрочем, читаю дальше.
Глава десятая.
"Сделав всё мыслимое для реализации своего намерения". Канцелярит.
"интересно, изыскано" = "интересно, изысканно"
В этой главе "Газель" Семёнова едет за джипом насильника. Вот так:
"Дорога перед его "Газелью" расчищалась сама, машины сворачивали в стороны, парковались, уходили в правый ряд, зато джипу все мешали, и очень активно. Даже проскочив на красный свет, Семенов не попался гаишникам, которые оказались заняты - тормозили джип за наглое превышение.
Нахально подбежав к ним, Геннадий Петрович успел расслышать фамилию с адресом, медленно и громко прочитанных гаишником из техпаспорта и водительского удостоверения".
Немножко неубедительно, правда.
"сожженой изнутри" = "сожженной изнутри"
Методы доктора Мадеровой:
"В один из вечеров вывела девушку на прогулку в ближайший парк, как раз напротив пивного бара. Три подвыпивших парня очень своевременно вывалились оттуда и немедленно принялись напрашиваться в провожатые. Катя отказывала, специально подпуская в голос жалобные и просительные интонации, чтобы подстегнуть нахалов.
Ей важно было напрячь ситуацию, сделать её похожей на ту, пережитую, и вынудить Нину к защите. Конечно, риск, что та лишь бессильно разрыдается, существовал, но на такой случай Катя была готова в темпе "вырубить" парней. Ухажеры смелели, развязно выдавали непристойные предложения, всё гуще сдабривая их матом.
Наконец, когда девушек начали лапать, Нина ткнула шокером непрошенного ухажера. Тот завопил, рухнул на колени от неожиданности. Второй замахнулся кулаком, пугая строптивую стерву, но шокер отбросил его в сторону. Третий бросился на помощь и получил от Кати удар ребром ладони в нос. Резкая боль остановила парня на месте, а хлынувшая кровь заставила замолчать.
Нина подстегнула и этого разрядом. Провожая беглецов взглядом, она принялась хохотать, потом уронила шокер, бессильно опустилась на дорожку. Катя не стала унимать девушку, только подняла и довела до дома. Там смех перешел в долгие, обильные слёзы, которые постепенно стихли.
С этого дня началось выздоровление. Шокер сменил хозяйку, став для Нины символом и гарантом уверенности. А себе Катя оставила шариковые нунчаки, которые когда-то давно, в самом начале знакомства с Семеновым, помогли разогнать стаю хулиганов".
И это, важное для сюжета:
"Лицо стройной темноволосой женщины, любимой и любящей, выглядело грустным. Понятно, почему - её мужчина, о котором напоминает каждая вещь в квартире, бьётся в безнадежном поединке с собой.
- Нет, мой милый, я не стану ждать, пока ты разберёшься, пока выплывешь из омута кипящих страстей. Спасу, не спрашивая согласия! Как утопающего - спасу и всё!"
"В "Газели" снова Геннадий Петрович расположился с удобством..." Неудобоваримо.
Глава двенадцатая.
Следователь вспоминает о Лене Авдеевой - девочке из детприёмника. Думаю, что это ружьё выстрелит.
"Родитель погибли" = "Родители погибли"
"оказали - и спроса нет" = "отказали - и спроса нет"
Автор говорит: "Здесь заканчивается вторая и начинается третья новелла, о чисто русском убийстве. Что с первой? О, ей далеко до конца..." Мне представляется, что в романе несколько смежных сюжетных линий и что я читаю всё же не "цикл новелл", а роман.
"Найденый" = "Найденный"
Глава тринадцатая.
"завести Кате" = "завезти Кате"
Разговор Семёнова с Катей:
"- Ты не хуже меня знаешь российские суды. Убийц оправдывают, бандитов отпускают под залог, а беззащитных сажают с легкостью... Не знаю. Я бы не стала снова бередить ее рану... Неизвестно, признают ли их виновными.
Семенов взвыл, скорее зарычал. Низко, угрожающе. Слова Кати проникли глубоко, до самого сердца, и больно уязвили зверя, которые едва не вырвался наружу со словами:
- Как это не признают виновными?"
Ну, после этого, конечно, будет "рэвенж"!..
"Худшие предположения доктора Мадеровой о раздвоении Семёнова сбылись. Рэвенж приобретал черты Мирного Обывателя, наделяя Гену омерзительными свойствами профессионального убийцы. Единственное, что могла противопоставить такому перерождению врач - внушить оригинальному Семёнову, Семёнову-один, разумную мысль:
- Ты строитель... Зачем тебе становиться убийцей? Любительская лига всегда хуже профессиональной.... Не стоит туда идти. Продолжай строить... А убивать должен киллер, только профессиональный киллер...
Екатерина Дмитриевна Мадерова твердила очевидную истину, вдалбливала её в подсознание упрямого человека, пациента, но слёзы текли из глаз любящей женщины, Кати, так долго ждавшей своего счастья, бабьего счастья. Бессонная ночь оставила ей головную боль, но что значит телесная, когда душа разрывается от переживаний за единственного и неповторимого, чертовски несчастного и чертовски упрямого мужчину..."
Семёнов дошёл не только до шизофрении, но и до импотенции.
Читаю дальше.
Глава четырнадцатая.
Катя исцелилась: "Внешний вид Нины свидетельствовал о полном излечении от депрессии - она сияла улыбкой, сменила стрижку, переоделась в потрясающей легкости платье, сквозь которое смутно просвечивали очертания стройных ножек. И горделивая походка, высоко вздернутая голова - господи боже! - как давно Геннадий Петрович не видел свою дочь счастливой. Он принял поцелуй в щеку, ответно ткнулся губами в аромат шампуня, духов и еще чего-то невероятно вкусного, а потом пошел рядышком с этим чудным венцом природы, щебечущим о новостях".
Но:
"- Ты знаешь, я нашел тех сволочей, здесь, в Энске. Сделал их фотографии. Посмотри, это они, да? Если они, нужно подать в милицию...
Нина меняется в лице, а Семенов понимает, но поздно, слишком поздно!!! - что непоправимо сломал, разрушил, вдребезги разнёс то хрупкое состояние счастье, в котором только что была дочь. Ее лицо снова становится испуганным, бледным, она съеживается, уходит внутрь себя, прячется от города, от вернувшихся негодяев, от жестокого отца, от всего мира..."
Далее:
"Выйдя из контакта, Катя не плакала. Она словно замерзла изнутри, заледенела. Мысль о том, что муж способен открыто пойти и сломать ублюдкам шеи - привела её в панику. Пойдёт. Уничтожит подонков. Затем теми же ногами отправится в милицию и сдастся. И его посадят с тюрьму! Навсегда!
А она навсегда останется одинокой, а потом умрёт от горя. Нет, Гена не станет убийцей! Никогда! Лучше пусть она, Катя, сойдёт с ума или того хуже, но не отдаст любимого в тюрьму!
Тут доктор Мадерова одёрнула себя:
- Что значит - того хуже? Ты соображаешь, о чём подумала?"
"Страсти вокруг строителя Семёнова накаляются..." - говорит автор. Это точно.
Глава пятнадцатая.
"вызвают" = "вызывают"
Глава шестнадцатая.
"- Да, соображаю. Я не собираюсь попадаться, но пусть даже и так. И в тюрьме можно жить, а если я их не уничтожу, то сдохну сам! И скоро! Сойду с ума, и ты всё равно меня потеряешь. Я уже схожу, - и он рассказал Кате историю взаимоотношений с СЮРом, с удивлением не слыша в виске дятла, раздалбливающего мозг.
Катя сдержала ликование, дождалась ночи, усыпила мужа и произнесла ключевые слова. Дальше в дело вступила врач Мадерова, мягко поддержавшая идею о найме профессионала для мести. Внушение пало на подготовленную почву, стопроцентно отделяя киллера Рэвенжа, с его американской ментальностью, от Мирного Обывателя Семёнова.
Никакой психокоррекции, только лёгкое внушение - и выход из контакта. Впервые за три месяца Катя спокойно заснула, прижавшись к широкой спине мужа. И вместо тревоги в её мыслях крутилось умиротворённое:
- Ты не станешь убийцей".
"%%ёт". Минус 1 балл по пункту "Язык".
Глава семнадцатая.
"Рейнджер, то есть, я Рэвенж" = "Рейнджер, то есть я, Рэвенж"
Способ излечить пациента от доктора Мадеровой:
"Катя шепотком пожелала мужу спокойной ночи. Гена быстро уснул. Ключевые слова сработали и установили отношения "врач-пациент". Мирный Обыватель повёл себя разумно, принял установку на заказ убийства преступников. Следом в его подсознание улеглась мысль о разрыве тесной связи с киллером:
- Ты можешь нечаянно сдать Рэвенжа милиции, если проговоришься.
На этом контакт исчерпал себя. Доктор Манерова превратилась в Катю и сразу уснула. Теперь, когда гипнотический контакт с Геной длился из ночи в ночь, она не сомневалась, что снимет с мужа комплекс вины. Виноват будет тот, Семёнов-два, которого зовут Рэвенж. Месть. Во сне Катя увидела этого двойника, вторую личность Семёнова и успела объяснить врачебную позицию:
- Назвался груздём - мсти. А настоящий Семенов об этом не должен думать. В нужный момент мы тебя, Рэвенж, изгоним, как ненужную личность, вместе со всем негативом. Что ты говоришь, сложно? Да. Зато стопроцентно надежно!"
"Понимая, что от небес ответа, а тем более помощи не дождаться, Катерина Мадерова подходит к стене, снимает нунчаки. Рукояти описывают круги, переходят из руки в руку, и привычная тяжесть их разогревает мышцы. Размеренность движений и дыхания упорядочивает мысли.
- Ой, Семенов-Семенов... Какие вы, мужики, глупые и наивные... Как дети. Придется включаться в твою бредовую мечту о мести... Похоже, другого пути нет..."
Глава восемнадцатая.
"то есть, отдел" = "то есть отдел"
Сюжет близится к кульминации:
"В третьем городе, стотысячном, но невзрачном и провинциальном донельзя, Долгов нашел то, что искал. Закопанский ОРС, то есть, отдел рабочего снабжения, пострадал от рук грабителей почти три месяца назад. Грузовик с товаром был ограблен по знакомому сценарию - на дороге, ночью. Водителя избили, а экспедитора, молоденькую девчушку - изнасиловали.
Начальник городского отдела внутренних дел велел вызвать следователя, который вёл дело, и даже припомнил некоторые нюансы:
- ... папашка пострадавшей, мужик такой шебутной, всё донимал, - полковник пренебрежительно махнул рукой, - нудел (лучше бы - нудил. - О. Ч.), требовал фотороботы составить...
- И что? - Долгов проницательно сощурился в лицо начальника милиции, настолько тот ему не понравился.
- Конечно, нет! У нас серьезных дел хоть отбавляй, будем мы на простенькое изнасилование фоторобот делать! Поговорили, оказали внимание, успокоили. Другой бы отстал, а этот свой рисунок принес, а потом еще и фотографии наделал, всучил следаку. Представляете, якобы в вашем же городе, в Энске, он сам лично установил всех грабителей-насильников! Какой крутой сыщик нашелся!
- И что, проверили личности? - Раритет наливался холодной неприязнью к этому сытому красномордому мужику, позорящему профессию милиционера.
У Ивана Терентьевича не оставалось сомнений - мстителя надо искать здесь".
"Я ЧТО СКАЗАЛ, БЛЯ?" И без "бля" можно обойтись. Зачем ещё заглавные буквы?
"расценивается, как пособничество" = "расценивается как пособничество"
"... держа в руках Уголовный Кодекс:
- Отыскал! Всё надобности не было, но вот сгодилась". Лучше бы: "сгодился".
"Жаль, допросить не удалось" = "Жаль, допросить не удалось."
Новелла о судье и Груне (это кыска сиамская).
Глава девятнадцатая.
"Отклонив фамильярность..." Фамильярность не отклоняется. Отклоняется, к примеру, просьба.
Отлично выписанная сцена с кавказской овчаркой: "На шум обернулись конвоиры, чем воспользовался Пономарев..."
Мысль об утюге хорошо в тексте подана:
"- Нет, не дам. Иди в спальню, там смотри. И вообще, когда ты мне нормальный утюг купишь, с паром? Я руку отмахала, попробуй сам, потягай его целый час, тяжесть такую...
И тут Раритета осенило. Он схватил горячую железяку и крутанул в замахе, примеряясь к удару. Ну, конечно!
- Клин, блин!
- Спятил? - Жена испугалась не на шутку.
- Спасибо тебе, родная! Я убийцу вычислил!"
В общем, автор умеет рассказывать. До сих пор я нигде не заскучал, не считая "кошмарных" семёновских эпизодов в начале романа, написанных довольно тяжеловесным языком.
Ружьё Леночки Авдеевой заряжается:
"Да тут еще Наташа добила - каждый день уговаривала супруга на удочерение Леночки Авдеевой.
Раритет тогда сдуру поделился с женой своими впечатлениями и получил непредвиденный эффект. Наталья немедленно злоупотребила близким знакомством, наехала на Лешку Тинаева и проникла в детприёмник. Ей удалось застать Леночку как раз в момент передачи девочки сотруднице детдома.
С того дня зачастила Наталья Долгова в гости к белокурой малютке, пару раз домой приводила и морально прессовала мужа, не произнося ни слова. Честно говоря, Раритет охотно поругался бы с женой, чтобы отстоять сложившийся семейный уклад. Но при девочке ссориться никак нельзя, а без Леночки - повод не отыскивался.
Наталья стала готовить вкусно и разнообразно, почти перестала болтать с подругами по телефону. Даже сериалы стали звучать тише. Вместо дурацких журналов появились книги о воспитании детей. Похоже, Леночка Авдеева положительно влияла на Наталью Долгову, облагораживала её. Стоило Раритету подумать об этом, как в голове появлялась глупая до невозможности мысль, что он не во всём и не всегда прав..."
Думаю, ружьё выстрелит.
"отп...ил". Нехорошо, однако.
"распросов" = "расспросов"
"Для одного - речь следователя, густо усеянная профессиональными оборотами, представляется приятной вкусовой добавкой, а иной ты..." Если уж "для одного", то "иному".
"Раритет помолчал, вспомнил футбольное университетское прошлое, без гнева подумал:
- Почему болельщику..."
"Подумал" оформляется прямой речью.
"(31 июля, 23:55)". Здесь шизофреническое смыкается с реальным. Очень хорошо подано.
Семёнов собирается в отпуск. В Усолье. Думает о ликвидации "оставшихся ублюдков".
Глава двадцатая.
"Гена с гордостью поведал, как именно Рэвенж расправился с насильником Нины. Чудовищная жестокость убийцы потрясла Екатерину Дмитриевну до глубины души. Но обрадовало, что в Гене не было привычного по предыдущим сеансам настроя самообвинения.
- Нафантазировал, - облегченно вздохнула она, закончив сеанс, - зато душу освободил, повесил вину за убийство на Рэвенжа. Прекрасно, пусть придумывает. Когда я американца из Гены вытравлю, всё и забудется".
Ага. И вот что решает врач Мадерова: "Так и не приняв окончательного решения, врач Мадерова дала пациенту Семёнову установку - подробнее расспрашивать Рэвенжа о планах. А она станет подслушивать, незаметно, исподтишка..."
Далее персонажи едут в Усолье.
И: "На Длинное озеро частенько выбирались два подельника убитого Рэвенжем ублюдка..."
Геннадий Петрович глянул поверх Катиной головы. Название водоёма задело незаживающую рану в душе. Что это? Весть от СЮРа? На противоположном берегу стояла яркая "Нива" с прицепом. Не только цвет, но и номер, и два человека, что снимали с крыши прицепа лодку - поразительно знакомы! Железнодорожная насыпи стала изгибаться, уходя в сторону от водоёма, яркая, словно раскрашенная СЮРом, точка скрылась за кустами. Скоро и озеро кончилось, грунтовка, обогнувшая воду, снова прижалась к насыпи".
Семёнов записывает "придуманные действия наёмника" - чтобы не забыть.
Шизофреническое видение мира сливается с реальным.
"Лендровер" от Катиной подруги.
Дело сделано:
"Всё исполнено безукоризненно, словно кто-то знающий за руку вёл. Гроза на обратном пути оказалась весьма кстати. Лужи отменно прополоскали машину снизу, ни грязинки с грунтовки не оставили. Зато сухого водителя промочило вмиг, пока тряпка удаляла грязные брызги и потеки с "Лендровера". Что и требовалось - чистая машина на прежнем месте и мокрый бегун.
Оставался единственный тревожный и предательский нюанс - пустой бак..."
У Семёнова увеличивается половой член. "Психофизиология великая вещь, дорогой мой. Орган растет в упражнении!"
Далее следователь Раритет говорит с Ниной.
Затем - сцена несостоявшегося ареста в номере у Семёнова и Кати.
"Тут появилось главное, но еще бездействующее лицо - Геннадий Петрович. Бросив взгляд на гостей и Катю, он улыбнулся:
- Ну, поверили? А то отказались заявление принять.
- Что? - Синхронно спросили Катя и Долгов.
- Рэвенж убил двух человек, просил его арестовать, но меня выставили...
- Что ты наделал! - Вскрикнула Катя, прижала руки во рту и онемела.
В её округлившихся глазах появились слёзы, она всхлипнула".
"Капитан, понятых и приступайте" = "Капитан, понятых, и приступайте"
Семёнов объясняет:
"- Кто такой Рэвенж и кого он убил? Когда и где? Как вы узнали об этом? Почему вы подавали заявление от его имени? - Иван Терентьевич выпал вопросы и записывал их, свирепея от непонимания.
Подозреваемый издевался над ним, нёс чушь, годную для дамских детективных романов. В его изложении фигурировал мифический персонаж, с вызывающей кличкой. Для Долгова, в оригинале прочитавшего Дойля, английское слово "месть" в качестве имени - звучало, как насмешка. Но подозреваемый без зазрения совести плёл словесные кружева:
- Американец покарал преступников. Ваша милиция отказалась, вот Рэвенж и убил негодяев. Он не скован предрассудками, - убежденно пояснял Семенов".
"Иван Терентьевич убеждался с каждым словом - перед ним актер, играющий сумасшедшего..." Это уж точно.
"Продемонстрировав знание сложных слов, и верность" = "Продемонстрировав знание сложных слов и верность"
Раритет злится: "Подозреваемым упорно косил под дурака, надеясь на алиби". (Нужно исправить: "Подозреваемый"). Говорит капитану: "Он знал об убийстве, если не сам убил. Видел, участвовал. Мог нанять киллера? Мог!"
Принимает решение:
"- Геннадий Петрович! Продолжайте лечение, отдыхайте, но никуда не уезжайте".
Далее:
"Долгов готов был поверить в существование СЮРа, который ворожил Геннадию Петровичу. Ни улик, ни свидетелей. И не признание, а бред: убивает Дойчева, после этого отдает фотографии в милицию, с требованием немедленно арестовать негодяев! Психопат? Убил в состоянии аффекта, ничего не помня. Грохнул остальных, в мозгах выключатель щелкнул. Вспомнил и признался? Придумал, записал фантазии?
Непривычная мысль пришла к Раритету тяжеловесно, мощно, словно крупная рыбина, поверх раздражения и неприязни к Семёнову:
- Ненавижу интеллигентов! То ли дело воры и бандиты. Убивают просто, оставляют следы, как принято. Прячутся, пугаются, ошибаются, создают фальшивые алиби, ловятся на противоречиях, раскалываются - все, как у людей...
Следователь раскрыл потрёпанную общую тетрадь, пролистнул страницу, где рисунок напоминал о проколе с зелёной бумажечкой. Дневник Рэвенжа Бреда. Надо же, какое имя! Мало, что английская месть, так еще и русский бред домешан:
- Киллер? Придумать и списать мокруху на него - ловкий ход, однако для идеального убийства слишком заумно. Проколется господин художник на следственном эксперименте, выдаст себя, это к бабке не ходи... Да, эксперимент необходим! И психиатры, если что...
Следователь поставил мысленную точку в рассуждениях, приступил к чтению рассказа, который начинался словами: