Чуринов Владимир Андреевич : другие произведения.

Лабиринт верности. Часть вторая. Песнь ножа и шпаги. Первая треть. Непредвиденные сложности

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Много лет назад, когда вонь и очарование Ахайоса еще не появились на горизонте жизненного пути Реймунда Стурга, убийца был молод, но уже испорчен. Ему предстояло первое задание - первый раз выйти на дело, первый раз соблазнить красотку ради работы, первый раз надеть чужую шкуру, чтобы оборвать чью-то жизнь.Добро пожаловать в развратный и блистательный Шваркарас, Реймунд! Тут тебя ждут стихи, норманитские клинки, шпионы, очаровательная леди инквизитор... И даже немного плотских утех с магическим оттенком.

Песнь Ножа и Шпаги.

Шваркарас 807 год от о.а.и.

Непредвиденные сложности.

   Желтая листва устилала мощеную серым камнем дорогу, тянувшуюся в сени древних вязов, и приятно шуршала под ногами, навевая декадентские романтические настроения. Кому угодно, но не Реймунду Стургу...
   "Задание выглядит простым, чрезмерно простым даже для первого раза. Вряд ли стоило столь долго серьезно готовить меня к убийству шваркарасского шевалье средней руки... Впрочем, работа есть работа".
   Несмотря на внутреннюю уверенность и очевидную простоту работы, Реймунд все же был взволнован. Это был первый раз, когда Альянс позволил ему действовать самостоятельно. Действовать без запретов и ограничений. На свой страх и риск. Первая миссия, первый заказ. Первая оплаченная кровь. И первые ошибки. Реймунд очень хотел сделать все правильно. И любые ошибки, всплывавшие в его возбужденном разуме, сразу начинали казаться кошмарно преувеличенными. Все долгие годы потерь, лишений, подготовки и самоконтроля не могли пресечь нарастающего в юной душе волнения.
   Впереди на дороге показалась группа явно благородных господ в плащах, широкополых шляпах и камзолах, выполненных из дорогих тканей - шелка и бархата, магически обработанных таким образом, чтоб отталкивать пыль и грязь. Каждый из четырех молодых, если зрение не изменяло Реймунду, господ был вооружен пистолями и длинными шпагами - любимым оружием шваркарасской аристократии. Вооружение, пожалуй, чрезмерное для простой прогулки.
   - Сюда скачут драгуны, герцогский патруль, - крикнул Реймунд издалека, перехватывая инициативу, как ему казалось. Разум сработал молниеносно, сразу подсказав, как избавиться от неожиданной помехи. А мандраж вопреки всему усилился.
   - И какое нам до этого дело, - несколько удивленно и явно раздраженно поинтересовался высокий худой аристократ с небольшими усиками и в парике с буклями, попутно хватаясь за эфес своего оружия.
   - Меня отправили предупредить вас, господа, так что, верно, дело быть должно, - Реймунд, одетый в кожаный пехотный колет, сапоги из грубой кожи и парусиновые штаны, производил сейчас впечатление отставного солдата, или наемника средней руки, которое усиливал потертый берет с бархатным пером. Он рассчитывал, что его внешний вид сыграет сейчас шутку с группкой вооруженных благородных господ, позволим им самим достроить предположения о том, кто и зачем послал предупредить их.
   - И далеко ли патруль, - вопросил говоривший ранее аристократ, выказывая готовность захватить крючок, - и как тебя зовут кстати?
   - Патруль не менее чем в пяти минутах езды отсюда, по Сен-кларской дороге, - меня послали предупредить вас и отвести в безопасное место.
   - Что за чушь он несет, - встрял в разговор тучный невысокий месье лет 18 на вид, вооруженный противу прочих солдатским тесаком, - никто не знает что мы здесь, никто не может...
   - Меньше слов, месье Бульдог, - одернул его худой и долговязый блондин в голубой бархатной шляпе с пышным плюмажом, - но, похоже, вы правы. Нас хотят обмануть...
   - Что вы, месье, - Реймунд всплеснул руками, - Чарли никогда не обманывает, особенно, если ему платят десять оров за часовую прогулку.
   Получилось относительно убедительно, трое расслабились, четвертый - среднего роста, одетый скромно, но со вкусом, русоволосый крепыш, - потянул из-за пояса пистоль.
   Реймунд, стоявший сейчас ближе всего к говорившему первым, заводиле, сделал быстрый шаг вперед и нанес короткий сильный удар костяшками пальцев в висок щеголю. Подхватив опадающее тело, он бросил его на толстяка и, резким прыжком преодолев расстояние в пять шагов, отделявшее его от блондина, ударил того ребром ладони, тут же лишив сознания. Выхватив дагу у падающего блондина, Реймунд метнул ее в руку парня с пистолем. Тот скорчился от боли в пораженном запястье, куда пришелся массивною рукоятью кинжал, и выронил оружие. Убийца преодолел расстояние до пытающегося подняться толстяка и ударом ноги отправил того в мир снов или в загробное небытие. Тут же Стург скривился от боли - в плечо, войдя почти по рукоять и пробив крепкую кожу колета, пришелся метательный нож. Похоже, Реймунд весьма недооценил русого противника. Не уделив внимания клинку, торчащему из плеча, убийца настиг своего противника, который в это время выхватил шпагу, и, уклоняясь от выпада, нанес удар в скулу локтем. Затем одной рукой схватил парня за затылок, сбив шляпу, и ударил два раза коленом - в солнечное сплетение и в челюсть.
   Убедившись, что все аристократы повержены, Реймунд с досадой вытащил из плеча нож и тщательно обтер его бархатным платком, который затем бережно убрал в карман.
   Убийца Альянса должен оставлять как можно меньше следов, как в материальном мире, так и в мире мистическом. Потому ни один из противников Реймунда не был сейчас убит - слишком легко гаданием определить, что именно тут случилось - без подробностей, но все же, слишком легко допросить души умерших, а Стург не кешкашивар - он не сможет убить и бессмертную сущность этих людей. Слишком легко заставить мертвых говорить и выдать своего обидчика.
   Потому Реймунд лишь оставил бессознательные тела случайных свидетелей своей прогулки, которая должна была завершиться убийством в кустах чуть поодаль от дороги. Закапав каждому в глаза немного синей белены - средства, способного отбить у человека память, в данном случае память о произошедшем в последний час-полтора. Когда они проснутся, то заподозрят, что что-то явно не так, но Реймунда точно не вспомнят.
   "Ну что ж парни, вы явно не хотели, чтоб вас здесь кто-то видел, у меня было то же желание. Удовлетворение я считаю взаимно. Еще б рука так не болела".
   Оставив свидетелей приходить в себя на обочине, агент Альянса отправился дальше по каменной дороге, постепенно поднимавшейся в гору, на холм, расположенный где-то в благополучной части Кампанских лесов Шваркараса.
   Небольшая конфронтация со случайными прохожими, к слову, имела пару весьма занятных последствий. Так, например, был спасен тот, кого дожидались на этой дороге аристократы-душегубы, молодой поэт Амори де Ансормэ, обесчестивший несколько дней назад сестру месье "Бульдога", девицу ликом невыдающуюся, но весьма приятную телесами. Впоследствии, через много лет, Амори, чудом спасенный, станет одним из идеологов Шваркарасской революции, а на закате жизни подвергнется искажению хаосом Пучины и своими безумными стихами чуть не погубит обожаемую им Люзецию - столицу Шваркараса.
   Вторым последствием стало появление человека, который позднее доставил множество неприятностей различным наемным убийцам, будь то организации или одиночки. Вильнев де Кабесто - русоволосый крепыш, по странной случайности единственный из четверых, обладавший магически взращенным иммунитетом к синей белене, запомнил все, что случилось, но никому никогда не рассказывал об этом. Ибо он поклялся, что более никто и никогда не сможет так легко совладать с ним. Годы упорных тренировок и фанатичного изучения всех и всяческих боевых техник превратили его в Вильнева "Справедливого" - человека, посвятившего свою жизнь борьбе с рыцарями плаща и кинжала, мастерами интриги и отравы, и прочими ассасинами. Немало от него настрадался и Альянс, потеряв целых трех профессионалов.

Окончательное разочарование.

   Дело продолжало выглядеть простым, несмотря на острую боль в наскоро перетянутом платком одного из благородных молодых людей плече. Реймунд собирался добраться до поместья Алана де Мелонье, и по возможности быстро проведя разведку, уже сегодня разобраться с уединенно живущим шевалье, отличающимся, как ему было сообщено, причудами из области любви к науке.
   Раскинувшееся на холме поместье представляло собой довольно добротное здание особняка, отличающееся строгими формами и, несомненно, недостаточным для Шваркараса количеством лепнины и украшений фасада. Здание утопало в зелени декоративного, в высшей степени ухоженного сада, и было окружено многочисленными хозяйственными пристройками. В саду располагались беседки и летний гостевой домик, меж кустов и деревьев протянулись опрятные мраморные дорожки, а к основному зданию вела широкая мощеная дорога, с двух сторон огибающая фонтан со скульптурной композицией "Торжествующая наука".
   Реймунд сместился с основной дороги, и, не доходя до поместья, забрался на один из вязов, чтобы бегло осмотреть окрестности при помощи подзорной трубы.
   В глаза бросалось обилие слуг - штат, пожалуй, несколько раздутый для простого шевалье. Еще более неприятным обстоятельством было наличие сторожевых собак, свободно разгуливающих по территории поместья, и наконец, мрачные ребята в клепаных куртках, при топорах и пистолях - охрана из профессиональных наемников. Становилось ясно, что объект охоты действительно был достаточно важен для того, чтоб нанимать убийцу против него, но не специалиста же из Альянса...
   Меж тем Реймунд увидел цель. На балкон второго этажа, властным жестом откинув массивные занавески, вышел высокий, статный, отличающийся благородной осанкой истинного породистого аристократа, молодой человек лет 20-25 на вид. Обладающий "классической" шваркарасской красотой, которая заключалась в тонких изящных чертах лица, длинном узком носе, столь характерном для аристократии этой страны, высоком лбе и длинных вьющихся каштановых волосах, а так же узких бледных губах, обрамленных тонкой линией усов и как бы замерших в иронически-брезгливой улыбке. И глазах, темных как два омута и с блестящей искринкой насмешки на самом дне.
   Одет молодой человек был в легкий камзол голубого сукна, с золотыми пуговицами и сияющими на солнце галунами, бархатные кюлоты, чулки, туфли из мягкой кожи и рубашку с чрезмерным количеством кружев, распахнутую на груди.
   Он вдохнул прохладный осенний воздух и что-то коротко сказал в сторону комнаты, которую только что покинул.
   Последовав его призыву, или просто для того, чтобы не разговаривать через занавески, на балкон вышел еще один человек, тоже достаточно молодой, но явно старше Алана на несколько лет.
   При виде второго вышедшего на балкон шваркарасца Реймунд понял, почему решили нанять специалиста Альянса, и почему это задание лишь выглядело легким.
   На балконе рядом с щеголеватым франтом Аланом де Мелонье стоял уступающий ему ростом и не столь аристократичный персонаж, облаченный в куртку из прочной кожи, перетянутую ремнями с крепящимися на них ножами, штаны на шнуровке, так же из кожи, невысокие ботфорты, рубашку из прочного хлопка и кожаные перчатки с металлическими набойками. В левой руке сей месье держал широкополую шляпу с высокой тульей, а на груди у него висел крупный золотой круг с кинжалом в центре.
   Облачение, снаряжение и амулет этого, в целом невыразительного мужчины, приближающегося к порогу тридцатилетнего возраста, со стянутыми в тугой хвост смолисто черными волосами, было прекрасно известно Реймунду.
   Собеседник де Мелонье принадлежал к Ордену Норманитов - монахов-воинов, которым Единый во Многих Лицах Бог давал необычайные способности на поприще членовредительства, делающие их не просто опасными врагами, а настоящими виртуозами, способными в одиночку справиться с отрядом хорошо вооруженных солдат.
   И это приводило Стурга к мысли о том, что ему предстоит сложный, кропотливый и до крайности деликатный труд по устранению своей цели. Ибо неизвестно какими еще козырями мог обладать Алан де Мелонье, если в друзьях у него числился священник ордена монахов-воинов. А если точнее, монахов-шпионов, которых на многолюдный Шваркарас насчитывалось не более сотни по самым смелым подсчетам...
   Мелонье был расслаблен и находился в явно благодушном настроении. Его приятное лицо излучало спокойствие и творческое наслаждение. Второй был напряжен и собран, суровое лицо было хмурым, вся поза свидетельствовала о рабочей напряженности. Алан наслаждался жизнью, норманит внимательно следил, за тем, чтобы отдыху подопечного ничто не помешало. И это значило, что священник тут не случайно.
   Но это было только первое впечатление, Реймунд с удивлением обнаружил - многочисленные тренировки сейчас принесли пользу, он сумел разглядеть и второе дно сценки на балконе.
   "Занятная парочка. Интересно, чем ты так раздражен, де Мелонье, вид такой, будто ты мальчишка, отказывающийся есть овсянку".
   Убийца так же заметил, что второй обитатель балкона смотрит на своего собедника с легким превосходством, какое мог бы демонстрировать отец-ремесенник, глядя на первые успехи сына, или старший брат, наблюдающий за первыми любовными успехами младшего. С легким превосходством и так же легким, отеческим, недоумением смотрел на юношу норманит. Будто сын отказался шить сапоги и заявил, что хочется податься в актеры. Или младший брат сказал, что предмет его воздыханий не грудастая молочница, а уездный писарь шестнадцати лет из соседнего городка.

Библиотека Хранителей Знаний. Краткие выдержки о истории и природе стран Южного Архипелага Гольвадии: Королевстве Шваркарас, Республике Ригельвандо и Алмарской Империи, полученные из источников разных, достоверных до степени достойной преподнесения дражайшему читателю.

Шваркарас. Край прекрасный и убогий.

   Я реис его бессомненного величия Столпа Трона Всевышнего, Охранителя, Судии и Защитника всех земель правоверных, величайшего среди ходящих по тверди, Султана Благословенного Хмаалара, смиренный слуга Абдулла абу Харрад. По воле Повелителя моего, вспомоществуемый кадиром моим благим, отправлен был, в мудрости моего Господина, что выше разумения моего, о чем и не помышляю, в земли южные, лежащие за гранью милости Темного, дабы составить подробное описание земель неверных, особо же развратного и порочного гнездилища невежества, Шваркарасом именуемого. К чему со всем тщанием, дабы угодить Господину Моему, да продлится царствование его столь долго, сколь будут светить звезды в далеких небесах, немедленно приступаю.
  
   Земли сии лежат в местности благополучной, только от неверных, ее населяющих, ущерб имеющей, ибо не угрожают ей ни ураганы, ни волны приливные, ни трясения тверди, по крайне мере за время моего путешествия по местам сиим не было мною обратного замечено, а словам неверных я доверия не проявляю.
   Земли сии благополучны, наполненные зеленью и растениями разнообразными, кои ранее я мог лицезреть лишь в бескрайних садах резиденции Господина моего! Расположение же много более южное, чем земли под десницей всевышнего расположенные, позволяет наблюдать тут дивное буйство контрастов растительных, где пальмы соседствуют с южными хвойниками, однако ж многих из плодов, что растут в землях Хмаалара, здесь не встретить. Ибо холода, что наступают в конце года, не позволяют здесь природно взрастать тропическим фруктам и овощам, потому их заменяют на плоды много более грубые, и вкус имеющие, как задница старого мула, - например, репы.
   Погода здесь воистину удивила и смутила сердце мое, ибо здесь большую часть года тепло, но оно в последних месяцах неожиданно сменяется наступлением времен холодных. Когда белые хлопья льда, снегом именуемые, падают с небес, застилая все искристым ковром, как песок устилает земли родины моей. И влекомы тучи со снегом злыми ветрами, несущимися из ледяных пустынь крайнего юга, что здесь весьма близок, не иначе как в наказание за пороки и скудоумие жителям сих земель посланными.
   Королевство Шваркарас раскинулось на едином большом, но не столь, как земли благословенного Султаната, острове, именуемом Шварк, находящемся в окружении всяческой земельной мелочи, к короне присовокупившейся и управляемой господинчиками смело, стремящимися именовать себя так же пышно, как и владыки земель Шварка. А именно герцогами - по именам родов герцогов, высших аристократов земель этих носят названия и географические местности Шваркараса. На Шварке это Таш Мюш, где обитают злокозненные местные колдуны, большую власть забравшие. Консэ, Люзеция, где располагается столица местного правителя - короля, в глупости своей мнящего себя равным по статусу моему Несравненному Господину. Юзац, где много магов учат и выпускают в большой мир. Кампань, богатая лесами. Дюкис - с верфями военных кораблей. Морпаньяк, что есть провинция с ярмаркой и крупнейшим портом. Шварцзель, Гюдиньяк возле большого озера. Ородюшон, Бургэ, Конле, Фамрэ, Люзон, затерянный среди озер и рек.
   За пределами же Шварка есть остров Дюс, который делят герцоги Дюгар и Мопанрэ, остров Ход, затянутый черными облаками от производств, во множестве пятнающих земли этого гористого места, где день и ночь в герцогстве Хюдегаль бьют молоты по наковальням и разлетаются брызги горячего металла из плавилен, обеспечивающих всю страну металлом. Есть еще архипелаги Хасконь, Нормань и Понтюш, среди которых первые два славны подвигами и горячностью нрава сынов этих земель, а третий славен непримечательностью среди прочих. Столичные города провинций этих носят названия по роду герцога правящего, а, следовательно, называются так же, как провинция, что возможно будет вызывать путаницу в чтении моих последующих заметок, однако я постараюсь сего избегать, дабы не расстроить моего Господина.
   В тупости своей и скудоумии думает, что управляет сим местом Король, коий лишь есть потомок самого сильного из герцогов Шварка, герцога Люзеции, который силой оружия, подкупом и деяниями неправедными заставил когда-то прочих среди владык земель этих признать его королем над ними. Власть его непрочна и зависит от мирских и плотских вещей вроде бюрократии, государственного аппарата, армии и благосклонности прочих герцогов. Как здесь говорят, так же он является главой местной церкви, в пустых головах здешних властителей есть мнение, что они есть столпы веры, но они не могут явить ни единого чуда, и самого простого местного священника их боги слышат лучше, чем главу церкви. Сами иерархи церкви считают сие положение о главенстве лишь "версией де юре", считая, что король имеет прав на власть не более чем любой из прочих сильных сей страны.
   А потому короли на протяжении долгих шестисот лет создают вокруг себя тонкие нити мирских органов управления, которые худо-бедно помогают сохранять их власть. Дабы ослабить герцогов, они сажают в провинции губернаторов, ответственных за сбор дани и прочие вещи, которые вроде как принадлежат королю. Создают при себе кабинеты министров, куда входит до пятидесяти дармоедов с древним происхождением, отвечающих за всяческие значимые и незначимые вещи от армии до странноприимных домов. При этом каждый из них держит при себе сотни и сотни прихлебателей - чиновников, отвечающих за исполнение решений министров, часто, как ночные тати, действующих без ведома их короля. При этом, помимо государственных чиновников, в каждом герцогстве герцог имеет собственный кабинет, отвечающий за дела в его владениях. И вся эта безумная, противная человеческой природе, бюрократия непрестанно мешает друг другу, так что я даже не понимаю, как до сих пор эта проклятая страна существует, но верю, что когда и в эти места дойдет сияние Темного, порядок придет в их несчастные земли.
   Что же до иерархий, то в этом отношении здесь царит безумие еще большее, чем в управлении государством. Есть Герцоги, которые правят большими провинциями, и они давным-давно разделили эти провинции на наследственные владения, дающие право на титул. Титулы есть такие (да простит меня Величайший из Великих за столь подробное многословие) - маркиз, граф, виконт, барон, баронет, шевалье. Притом, маркизы имеют право делить свои земли на баронства, а так же жаловать звание шевалье. А графы и бароны так же легко могут посвятить любого, кого сочтут достойным, в нижние титулы - все те же шевалье, или в оруженосцы. Как ни странно, шевалье, пожалованный бароном, считает себя столь же достойным, как и шевалье, пожалованный королем! Если герцоги и прочие, кто ниже них, могут распоряжаться титулами только по числу земель, коими владеют, то король совершенно спокойно, через свои министерства продает за баснословные деньги титулы от маркиза до шевалье без земель всем желающим купцам, статусом не ниже Коронного купца, что как правило, говорит, что это человек, много более преуспевший в извлечении злата неправедными путями, чем большая часть маркизов и графов.
   В иерархии же простолюдства царит такой первозданный бедлам, который способны были учинить только стремление народа сих земель к свободе, столкнувшееся со стремлением их господ свободу ущемлять. От провинции к провинции разнится статус и права зависимых крестьян, так что в некоторых местах они почти свободны, а в некоторых подобны рабам. В то же время в некоторых местах рабы, кои, как и в землях моего Несравненного Господина, суть есть твари, вывезенные из диких областей Экватора, предназначенные лишь для служения народам более сильным от природы, могут иметь больше прав, чем зависимые крестьяне. Притом есть крестьяне и зависимые ремесленники у герцогов, есть у графов, и даже у шевалье, и самые благополучные из них те, что у герцога, ибо его авторитет защищает их, а самые несчастные у шевалье. Ибо глумиться над ними может всякий, кто выше стоит, а сам шевалье порою не сильно богаче своих феллахов.
   Свободные же люди свободу свою могут иметь лишь в тех местах, где обитают, и там же правомочны доказать, что свободны, потому что, если нет никаких бумаг у человека, а такое часто бывает, ибо их выдают чиновники, о которых я уже вел речь, и лучше я поцелую плешивого пса в смрадную пасть, чем повторюсь о них, то он сразу, выйдя за черту мест, где его знают и поручиться за него могут, рискует оказаться закабаленным, и, лишившись всякого достоинства, отправиться пасти овец для его благородного нового господина. Потому свободных людей в Шваркарасе отличает вооружение, кое подчас многочисленней, чем у солдат, коим по труду их положено быть вооруженными, и умение этим вооружением пользоваться, защищая себя. Потому, кстати, нередко бывает, что за вольности свои города с герцогами или владетелями местными воюют смертным боем.
   Сильными же позициями в государстве обладают и могущественная Гильдия Магов, в которой много аристократов, и авторитетная Гильдия Колдунов, а так же много для страны добра свершающая и пронырливая Церковь.
   О купцах же и священниках речь позже пойдет, потому сейчас я в эту подробность впадать не стану.
   О благословенный Хмаалар, где в садах поют райские птицы, жены скромны, а мужи благодетельны, ты содрогнешься, узнав о том, каковы отвратнейшие нравы, что царят в смрадной клоаке духа, Шваркарасом именуемом.
   Рыба гниет, как водится, с головы, и мы начнем с того же. Наблюдая нравы местных аристократов, я составил мнение, что хуже этих людей не встретишь, пожалуй, нигде более. По большей части они глупы и невежественны, дуэли и охоты предпочитают учению и практикам, ум развивающим, но при том почитают себя природными талантами во всех областях без исключения. Как мужи, так и жены порочны, и, например, никто не считает чем-то особым, когда юноша и девушка, заключив брак шестнадцати лет от роду, уже не живут вместе и каждый имеет по три-четыре любовника. Впрочем, сие идет от того, что в головах этих нечестивцев лишь мрак невежества и страсти беспримерные; политический альянс, извлечение прибыли, желание нажиться на ближнем здесь соседствуют с какими-то ущербными понятиями о чести и природно раздутым чувством гордости, вернее, смрадной гордыни, что заставляет поколение старшее безвозвратно портить грядущее для поколения младшего, а младшее - терять всякое уважение к поколению старшему.
   При этом, однако, мрачные страсти, кипящие в сердцах благородных людей Шваркараса, делают их порой изворотливей шайтана, а вспыльчивый нрав рождает среди них множество отменных дерзких воинов, с коими во времена их нелепого похода в земли Хмаалара было нелегко справиться даже могучим воинам Кагана гетербагов, действовавшего по воле Султана. Тот же внутренний неверный огонь делает из них отменных поэтов и дерзновенных исследователей мира, во всех его пределах расширяющихся, что я не могу не уважать. Но непоследовательности и ветреность, присущая им как высшему сословию, привыкшему получать все и сразу, не дает им достигнуть истинных высот великих свершений. За что и возблагодарим Темного в неизбывной Мудрости Его, ибо тогда с этими поганцами не было бы никакого сладу.
   О прочих же сословиях мне менее есть чего сказать, однако и это может быть интересно. Среди неблагородных обитателей страны наиболее интересны свободные горожане, ибо думают они, что в их городах сошелся клином мир, и нет ничего прекраснее, чем узкие зловонные улочки и шумные площади их обиталища. Их невежество, впрочем, в этой области весьма компенсировано было смекалкой, прозорливостью и стремлением к прогрессу. Города живут модой, модой и стремлением вперед, что меняет быстро не только их облик, но также и природу, поскольку все новшества, улучшения и достижения науки и таланта жителей непременно оказывается вовлеченным в круговорот жизни и использованным в городе сотней разных путей. Горожане боятся и ненавидят то, что находится за пределами их толстых стен и потому стремятся превратить свой город в маленький космос, где будут комфортно и благостно предаваться неге и праздности, для чего много работают, много выдумывают.
   Свободные крестьяне и ремесленники привыкли бороться с миром, фаталистично принимая неизбывность своей борьбы, и за то будь они благословенны свыше, ибо это отношение стоило бы принять и многим нашим феллахам. Да простит меня Столп Трона Его, однако я скажу, что местные землепашцы и работники многому могли бы научить наших, их отличает способность принимать и сносить удары судьбы. И если правитель, например, растоптал армейскими телегами их поле, они примут это, и, учтя, постараются сделать так, чтобы поле было должно огорожено и посевы были иначе расположены, а не начнут восстание против правителя. Живя так, они стремятся лишь к тому, чтобы им не мешали жить, не мешаются в политику и хорошо понимают свое место в мире. При этом они не лишились творческой мысли своей, что, на взгляд верного слуги своего Господина, есть большое достоинство.
   Крестьяне же, не свободные, как и ремесленники, весьма похожи на феллахов из благополучной провинции с жестоким сатрапом - они невежественны, ибо их никто не учит, а сами учиться боятся; слабы, глупы и ленивы, ни к чему не стремятся и стараются сделать лишь так, чтобы им хватило на прокорм и на откуп от их господина. Они подстраиваются под своего владельца и, если он добр к ним, то могут начать работать лучше, а могут наоборот окончательно облениться, если же зол, то они работают хорошо, но неизменно деградируют, опускаясь все глубже в тенета суеверий, злобы и агрессии ко всем, с кем могут справиться, например, рабам.
   Маги и колдуны этих мест не слишком отличны от наших. Возможно, есть какой-то великий план Всетемнейшего в том, что колдуны мудры, спокойны, вежливы, нелюдимы и нейтральны до последнего, а маги грубы, надменны, пресыщены осознанием своего величия и считают себя властелинами мира, не смотря ни на что. Местные маги, пожалуй, так же являясь по большей части аристократами, более, чем наши, склонны к агрессии и жестокости, будто они не мастера мистических искусств, а дикие наездники Аритсанны...
   О купцах сейчас речь пойдет подробнее, так что о нравах их можно сказать в последний черед. Пожалуй, с купцами и вообще торговым сословием этой грязной стране повезло неимоверно, боле того, я желаю Горделивому Льву Пустыни насаждать такие же порядки и на нашей родине, что безусловно обогатит Хмаалар. Эти люди с одной стороны весьма непоследовательны, скаредны и вечно алчущи наживы, как голодные шакалы - падали. Но в то же время они готовы быть столпом государства, и свой интерес видят только в интересе государственном, чем несомненно превосходят и своего короля и герцогов и знать и прочих. Именно купцы настаивают на продолжении расширения колонизации, они спонсируют ученых, дают деньги университетам, снаряжают дальние экспедиции и убеждают власти содержать могучий флот. Если мы когда-либо соберемся нести тьму веры на берега Шваркараса, то первое, что должны мы будем сделать, - это подавить его прозорливых негоциантов, кои сейчас держат на себе величие государства, заставляя действовать и прочих своим примером и своими деньгами. Они не столь последовательны, зато и не столь разобщены как купцы Ригельвандо, радеющие за интересы своей гильдии более, чем за общий интерес страны.
   Подобно распутной девке, пораженной проклятьем Матери Демонов, и все время ищущей, чем бы утолить свою непрекращающуюся похоть, Шваркарас ищет, чем бы утолить свою непрекращающуюся алчность. Благодаря его купцам, а ранее аристократам, заставлявшим крестьян работать и рачительно развивавшим свои владения, эта маленькая страна обрела богатство, которое позволило ей вслед за таким же Ригельвандо отправиться к берегам Экваториального Архипелага, дабы там насыщать свою заморскую плоть новыми товарами, богатеть и предавать разбою и насилию все захваченные земли. Новые богатства, а вернее, легкость, с которой они были добыты, повлекли и рост алчности, и теперь не способный остановиться Шваркарас терзает свои колонии, вытягивая из них золото, товары, рабов и принося взамен лишь свою сомнительную государственность и ложного бога, под руководством безумных фанатиков.
   Их система торговли очень сложна, но, похоже, весьма эффективна, так что я прошу Меч Хмаалара принять мое послание к сведению внимательно. В основе торговли лежат торговцы низшего статуса, у которых в услужении могут находиться разносчики и подмастерья, эти торговцы имеют право осуществлять торговлю только в рамках небольшого района, на что им выданы соответствующие грамоты со стороны местных властей. Это может быть перекупка товаров нескольких деревень, или торговля по контракту с несколькими ремесленными цехами в городском районе. Немного, но так иногда торгуют целыми поколениями, к тому же, так начинается с малого обучение ремеслу детей и внуков, что позволяет им легко и понятно вникнуть в суть малых процессов торговли, и заменяет им, иногда, школу. Над торговцем стоит городской купец, который имеет право торговать в городе, а так же избираться на должности в городском управлении. Их, само собой, в городе может быть несколько, и все они имеют право перекупать и продавать товары, произведенные в городе и в соседних городах. Над ними стоит купец региональный - человек важный, хорошо осведомленный о торговле в своем регионе, о том, какие города что производят, где какой спрос и чего не хватает. Как правило, несколько региональных купцов хорошо конкурируют, реже, за что их наказывают люди короля, вступают в сговор, и сообща они так или иначе направляют торговлю целого региона, в котором может быть несколько графств, маркизатов или баронств. Над ними стоит купец 1-го класса, он имеет право торговать свободно в любых внутренних областях метрополии. Таким образом, внутренний рынок формируется на группах купцов разного статуса, взаимно обогащающих друг друга. Внешний же, а так же колониальный рынок, формируют купцы с разрешениями на торговлю, на которых стоит подпись короля или одного из его министров. Это полномочные купцы - имеющие право возить товары из колоний. Очень богатые люди, в своих интересах они так же существенный вклад привносят в борьбу с контрабандой, пиратами, несовершенством таможенных барьеров, помогая государству деньгами и мнением своим опытным. Над ними стоят Коронные купцы - имеющие право покупать у государства товары находящиеся под особым контролем короны, так же имеющие право осуществлять внешнюю торговлю не только самостоятельно и предоставляя такое право (а так же право на колониальную торговлю) торговцам низшего звена, и эти немногочисленные, но опытные и прозорливые люди, образуют сословие богатейших людей государства. Несколько десятков из них получают статус Олигарха, что дает им право торговых послаблений и привилегий, их богатства превосходят богатства герцогов и королевских губернаторов, но они редко больше одного поколения умудряются удерживаться у кормушки. Самый богатый из них или же самый угодный королю получает статус Коронного Олигарха, и его торговая власть почти безгранична. Фактически, это министр среди торговцев, направляющий финансы государства в то или иное русло. Сам король одалживает у него денег, при этом любой благородный шевалье может плюнуть ему в лысину и обозвать "поганой крысой", ибо Шваркарас разумом в этой области оказался не уступающим Султанату, да продлится он под сенью Темнейшего до скончания времен! И в Шваркарасе, как и в Хмааларе понимают, что даже толстейшая мошна ничто в сравненье с заточенным булатом, а потому торгаши должны знать свое место.
   Да изгниет моя плоть на солнце, да достанутся мои глаза грифам, а кровь - пустынным гулям, да будет моя семья предана умерщвленью за грехи мои, однако пусть простит меня Милосердный Владетель Земель Правоверных, но я делая записи о Шваркарасе и о Гольвадии вообще, не могу не написать про местные верованья, будь они трижды прокляты, ибо тогда утаил бы я правду, а этот грех мне запрещен кадиром.
   Заблуждения этих неверных псов зовут культом Единого во Многих Лицах Светлого Бога. Через священников своих этот многоликий бог, являясь каждому таким, каким он желает видеть его, диктует свою нечестивую волю наивным жителям сих земель. О, бедные нерадивые идиоты, разве можно серьезно верить в бога, коий проститутке является в образе проститутки, а говночерпию в образе соответствующем, и, видимо, так же зловонном. Однако они верят. И он наделяет их нечестивой силой. Но в вере этой нет чести, ибо сей тщедушный божок не нашел в себе сил, являясь каждому в искомом облике, наделять каждого же вниманием по достоинствам его. Вместо этого он говорит с людьми через священников, кои (да простит Великий мне это сравнение глупое) не наподобие кади трактует волю всевышнего, а сам решает по собственному скудоумному разумению, чего их бог от паствы хочет. То есть их бог желает веры от каждого, но при том говорит лишь с отдельными.
   Главным источником божественного откровения является у них "Книга Многих Ликов" - толстенный талмуд баек и преданий, где суть мудрости сокрыта в толще ненужных словоблудий. Зато их священникам легко читать ее с амвона безропотной пастве, внимающей сим байкам, как внимают в детстве сказкам, рассказываемым кормилицей...
   Однако, к моему прискорбию, о несправедливости, что творится в мире за пределами милости Всевышнего, есть у их веры и сила. И силе этой имя - Церковь.
   Священники Единого живут по разным заветам и разный имеют характер и привычки, но их вера столь сильна, что объединяет их. И хоть в Шваркарасе орденов и объединений церковных больше, чем червей в трехдневном собачьем трупе, и подчас правая рука не знает, что творит левая, при том все же даже в существующем бардаке церковь их столь сильна, что зло, и то, что они называют ересью, а так же и миазмы извечного врага всего сущего, не могут найти достаточно благодатной почвы ни в метрополии ни в колониях Шваркараса, будучи быстро истребляемыми сонмом разношерстных священников, притом грызущихся между собой за власть, и пытающихся ограничить короля, герцогов, аристократов, купцов, магов и колдунов во власти, считая, что только те, кто несут веру их лжебожка, знают, каким путем должна идти страна и мир.
   Главными же и самыми могущественными культами воплощений Единого в Шваркарасе являются Церковь Бога-Хранителя, занимающаяся мирным сбережением от зла и всяческих несчастий паствы его. Церковь Бога-Правителя - самая богатая и могущественная, управляемая Архиепископом и покровительствующая аристократам и чиновникам. Церковь Бога-Покровителя, защищающая простолюдье и особенно крестьян. Орден Бога-Воителя, что славится лучшими воинами и церковными полководцами, и, помнится, немало вреда принес в свое время Благословенному Хмаалару. Орден Бога-Целителя, где девы юные и умудренные опытом матроны исцеляют верой раненных и больных. И Церковь Бога-Тайного, как я уразумел, покровительствующая ученым, но подробностей я уточнить не смог.
   Помимо сих учреждений есть еще около тридцати малых орденов и объединений, носящих локальный, как например церковь Бога-Лесоруба Кампани, или специальный характер, как Орден Охотниц на ведьм - безумных фанатичек, истребляющих таких же безумных чернокнижниц.
   И все это многообразие, к великому моему удивлению, беспрепятственно существует в этой маленькой стране, на диво способствуя ее процветанию.
   Великая армия под Знаменем Темнейшего неоднократно, в малых как правило противостояниях сталкивалась с войсками неверных из Шваркараса, и подчас бывало так что даже еничери Султана, да будет его печаль утолена скорой местью, и неистовые наездники пустынь обращались в бегство под огнем стальных коробок армии южан. Коробки эти, как я узнал, называются каре, а строй, которым бьются неверные, называется линейным, и предназначен он для использования огнестрельного оружия - мушкетов и фузей коими в огромных числах снаряжены армии неверных! При поддержке специальных корпусов магов и колдунов, а так же артиллерии, коя к великому моему прискорбию, далеко вперед ушла в сравнении с ревущими жерлами Султана, да оградит его Темнейший от рева пушек безбожников, эти линейные войска способны творить чудеса на поле боя, не оставляя никаких шансов диким туземцам Экватора. Уступают они лишь яростному напору гигантов-гетербагов, о слава Всевышнему, что у нас есть Каганат, или же таким же армиям, будь то южане или кровожадные амиланийки.
   Несмотря на вопиющий беспорядок, коим наполнена эта заблудшая страна, да смилостивится над ними Даритель Жизни, их армия находится в удивительной гармонии боеспособности.
   Она комплектуется по принципу рекрутского набора в городах от каждой улицы, в деревнях от нескольких дворов. А некоторые части, как например морская пехота, составляют из пропащих душ, которым смертный приговор заменяют службой. По добровольному согласию, человек, ушедший в армию, вряд ли вернется домой - Шваркарас много воюет, а срок службы 35 лет.
   Удивительно так же и то, что армия остается боеспособной, несмотря на то, что солдат плохо кормят, и очень редко платят, впрочем, такое мы можем наблюдать и дома в армиях нерадивых эмирах, чьи головы уже давно должны увенчать острые колья на стенах сераля Владыки. Но этих несчастных, к тому же, еще и наряжают как кукол! На них надеты пестрые мундиры и всяческие украшения в виде кокард и позументов... Какой мужчина, к тому же воин, не возмутится такому? Воистину, чудны места и дела заморские.
   Офицеры - это аристократы, иного не дано, очень редко удается выслужиться неблагородным людям, но, дабы не ломать стройную систему государственного организма, этих храбрецов производят в достоинство шевалье. Офицеры имеют довольствие от короны, однако платят его довольно редко, на войне чаще, во времена мира почти никогда, потому воровство в армии на командных должностях процветает, как и неправедные попытки заставлять воинов работать на своих командиров, вне служебных нужд.
   Однако аристократы Шваркараса воинственны по духу, они идут служить не за деньги, а за славу, как правило, они сами покупают себе обмундирование и снаряжение, что всегда позволяет ярко выделить среди солдат офицера и среди офицеров богача, за которого семья даст богатый выкуп.
   Вооруженье солдатское составляют фузеи или мушкеты и багинеты, длинные лезвия, притыкаемые к ружью, или вставляемые прямо в дуло и превращающие его в копье. Так же часто используют гренады, кои опасны как для чужих, так и для своих, ибо конструкция этих чугунных горшков с порохом несовершенна и несет бесчестную смерть как тем кто их применяет, так и бесславную тем, против кого они направлены.
   Офицеры вооружаются более изящно, и привычно для нашего взгляда - их оружие шпаги, палаши или благородные сабли, впрочем, иного, нежели хмааларский, образца, но не сути, также используют пистоли с кремневыми замками, что лучше наших колесцовых, кои они давно использовать перестали.
   Так же нередко неверные используют магию, - доспехи, оружие, и свитки с заклятьями разящими смертельно но с близкой дистанции, а равно колдовство, отводящее пули и клинки, наводящее смятенье на противника в рукопашной. Но в этой области мы ушли вперед, хоть и недалеко.
   Кавалерия - удел блистательной аристократии, она, как правило, немногочисленна, но отменна снаряжена. В Шваркарасе кавалерия делится на легкую - из уланов и гусар, использующих сабли, пистоли, и пики. Среднюю - из карабинеров и драгун, вооруженных карабинами и винтовками, так же палашами, и носящих легкие прочные доспехи. Тяжелую - из кирасиров и рейтар, носящих прочные доспехи и сражающихся тяжелыми палашами. Если в другой кавалерии можно найти простолюдье, то эти новые рыцари состоят сплошь из членов благородных семей.
   Об артиллерии Шваркараса покорный и пристыженный слуга Султана сказать может весьма мало, ибо не разбирается в отличиях пушек неверных от пушек Сиятельного Владыки, знает лишь, что они совершеннее и бьют дальше. И надеяться в бою с неверными мы должны только на схватку в ближнем бою и ярость наших воинов.
   Бережение над войсками на время мира, а так же заботу о развитии совершенствовании армии принимает министерство вооруженных сил, в бой же армию ведут генералы, маршалы или фельдмаршал. Армия делится на дивизии, что скорее некая абстрактная единица, полки, квартирующиеся по военным округам соответствующим герцогствам, но находящимся на довольствии государства. Особо меня удивили их правила: для тех аристократов, что побогаче и амбициозней, у них есть особые звания коронных офицеров - коронный лейтенант, коронный капитан и так далее. Исполняя те же обязанности, эти хитрые неверные получают право при повышении скакать через звания до следующего коронного статуса, что, к счастью, не идет на пользу навыкам командования офицеров Шваркараса.
   Отдельный статус имеют подобно инженерам и артиллерии отряды магов, выделенные в отдельную службу и используемые на поле боя особым порядком, каковое нововведение следовало бы принять и на службе несметных армий Защитника правоверных.
   Так обстоят дела в Королевстве неверных собак Шваркарасе, да опустится он под толщу вод морскую, будь на то воля Темнейшего. Если покорный раб моего господина Абдулла абу Харрад выяснит что-то еще о сих удивительных землях, он незамедлительно поведает об этом Величайшему из живущих по Милости Темного.
  
   "Путевые заметки о чудных и страшных путешествиях по южным беззаконным странам. Реиса Абдулла абу Харрада".

По летоисчислению неверных 810 год "Рубинового Пламени" от Образования Алмарской Империи..

Маски и мундиры.

   Минуло не более пары дней с тех пор как юный Реймунд Стург столкнулся с непредвиденными трудностями, обозревая логово своей первой цели, как в графство Никкори-Сато герцогства Кампань, управляемое вдовой графиней Стефанией де Никкори-Сато, по двум дорогам - королевской, широкой грязной и утоптанной тысячами ног, с севера, из благословенной Люзеции, и герцогской, довольно узкой, но зато уложенной крепким камнем, с юго-запада со стороны Люзона, прибыли два путника, первый в блеске молодости и почета днем, второй незаметно, ночною порою, стараясь не привлекать излишнего внимания.
   Сим двум путникам - маскам Реймунда, предстояло обеспечить устранение Алана де Мелонье, аристократа, ученого и в высшей степени подозрительного молодого человека...
   Что такое трактир? Вопрос сложный, филисофский и важный. Настоящий трактир, расположенный на королевской дороге, это вам не деревенская забегаловка, и не городской кабак. Это заведение солидное, статусное, приносящее владельцу доход и почет.
   "Голова великана на зеленом лужку" как раз был таким трактиром, расположенным на дороге, ведущей через графство Никкори-Сато на юг, через прочие Кампанские земли к морю в герцогство Люзон. Заведение щеголяло выполненной искусным живописцем вывеской, в реалистичной манере изображающей валяющуюся на зеленом лугу отрубленную голову великана с вываленным языком, и представляло собой добротное двухэтажное каменное здание. Оно было обрамлено пристройками в виде конюшни, кузни, хлева с разнообразной скотиной, амбара, и даже небольшого нарядного домика цирюльника, по несчастливой случайности расположенного возле пяти деревянных будочек нужников, с прорезанными в дверях изящными сердечками.
   Сам трактир помимо дверей из кухни и комнат хозяев имел три входа, как и положено столь великолепному заведению. Первая располагалась как раз со стороны уже означенных нужников, вели к ней вымазанные навозом гнилые деревянные ступени, а сама она была выполнена из толстых досок, окованных железными пластинами, давно проржавевшими, для крепости. Дверь эта вела в чадный и темный зал, куда свет пробивался через небольшие окошки под самым потолком. Там стояли простые столы и грубые широкие лавки, в правой от входа стене располагался крупный очаг. А под прочими стенами была навалом раскидана солома, завшивленная и редко меняемая. Этот крупный и мрачный зал предназначался для представителей подлых сословий - крепостных, крестьян, ремесленников самого низкого статуса, пастухов, бродячих актеров, воров, разбойников и прочей шушеры, с которыми приличные люди не хотели иметь ничего общего. Кормили тут плохо, но зато недорого, спать можно было, если приплатить, на лавках или бесплатно на соломе в углу.
   Вторая дверь была много приличней, к ней вели добротные каменные ступени, сама она была обита кожей и имела небольшое смотровое окошко, через которое охранник - в данном случае старый одноногий гренадер, мог обозревать новых гостей желающих проникнуть в помещение, дабы сразу отшибать тех, кому там находиться не полагалось.
   Чистый и просторный зал был уставлен круглыми столами разного размера и простыми деревянными стульями, укрытыми шкурами. Два камина, свечные люстры и в дневное время три больших, забранных дешевым матовым стеклом, окна, обеспечивали надежное, хорошее освещение отделению трактира, предназначенному для людей сословий средних, - солдатам королевской армии и унтер-офицерам, зажиточным ремесленникам, купцам среднего и малого достатка, чиновникам, музыкантам, слугам благородных людей и прочим людям, которым посчастливилось иметь твердый доход и свободное происхождение. Кормили здесь добротно, но без прикрас, а спать можно было отправиться по трескучей лестнице на второй этаж в небольшие уютные комнатки с кроватью сундуком, рукомойником и небольшим окошком с видом на двор.
   К третьему входу вела отличная полированная мраморная лестница, у входа же стояло двое нарядных лакеев, которые, завидев гостей, немедленно отворяли створки дверей из красного дерева с изящной резьбой и позолотой. За этими дверьми открывался воистину впечатляющий, но довольно небольшой, помпезный зал, освещаемый не менее чем сотней свечей в дорогих канделябрах и бронзовых люстрах. Тут были диванчики из драгоценных пород дерева, обитые мягким плюшем, изящные столики на тонких ножках, и мягкие стулья с резьбой. Тут подавали, причем не от каминов, а из отдельной кухни, самые разнообразные блюда, способные удовлетворить взыскательный вкус, а для отдыха гостей были предназначены расположенные на втором этаже спальни (с отдельными комнатками для слуг), с видом на густые кампанские леса. Само собой этот шик был доступен лишь для представителей великой Церкви Единого, и блистательной аристократии, реже и по особому приглашению сюда так же могли пускать наиболее состоятельных купцов, желавших сорить деньгами и терпеть взгляды, полные неприязни и презрения. Этот зал имел охраняемую аляповатым амбалом в ливрее дверь в соседнее помещение для средних сословий, откуда иногда благородные господа могли пожелать пригласить кого-то себе на забаву, или позвать слуг.
   По королевской дороге прогрохотали копыта. Властной рукой, затянутой в черные краги, солдатам у рогатки при въезде в графство был предъявлен дорожный пас. Документ на имя драгунского коронного лейтенанта Антуана де Рано, Алого Люзецийского Имени Его Королевского Величества драгунского полка. С правом беспрепятственного передвижения по землям Его величества в метрополии, равно как и в колониях, включая дороги герцогств, маркизатов, графств, земель баронских и рыцарских.
   Уже через пятнадцать минут поджарый вороной конь, еще сохранивший толику боевого задора своих далеких хмааларских предков, вносил своего всадника в распахнутые ворота "Головы великана на зеленом лужку":
   - Заботься о нем как о своих детях, нет, лучше! - пророкотал молодой офицер, передавая поводья и серебряный линар (шваркарасская расчетная серебряная монета) белобрысому служке. Офицер светился молодостью и благополучием, он залихватски улыбался, излучая уверенность в том, что цепко держит удачу за хвост. Так себя умели вести только настоящие столичные аристократы.
   Проследив за тем, как парень начал водить коня по кругу во дворе, остужая после скачки, аристократ двинулся к парадному входу в трактир.
   По мраморным ступеням прогрохотали медные подбойки ботфорт, лакеи поспешно распахнули двери и, оставив на пороге горстку навоза с улицы, осыпавшуюся благодаря небольшому, но полезному бытовому заклятью, в зал вошел молодой крупный человек в форме драгунов шваркарасской армии. Приталенный алый жюстокор выгодно подчеркивал отличную фигуру. Черные краги блестели и пахли свежей кожей. Жилет и камзол блистали шитьем и пуговицами с королевскими пиками. Кюлоты были пошиты согласно последнему писку задушенной моды, а ботфорты красовались стальными шпорами. Форменный наплечник с соответствующей чеканкой и перевязь с палашом выдавали зрителям коронного лейтенанта - баловня судьбы получившего от королевства шанс скакать при повышеньях через звание.
   Взяв на локоть узкую треуголку, драгун быстро осмотрелся:
   "Шесть столов из двенадцати заняты, аншлаг для четырех часов дня, двое у окна, мичман и гардемарин, явно нездешние, наверняка получили отпуск из-за начавшегося сезона штормов и едут красоваться в столицу. Дама в дорожном платье и две девицы, с удивлением глазеющие на меня, тоже нездешние. Видимо, леди везет дочерей или подруг из провинции, представить ко двору. Человек в черном сюртуке, сидит в углу, а рожу сморщил, как уксуса хлебнул, не волнуйтесь, господин сейцвер тайной канцелярии, не трону вас. Трое с синими плащами на стульях и при тяжелых шпагах, мушкетеры из Люзона, тоже проезжие. Этот вообще пьян, а еще священник. А вот эти четверо подойдут - одежда явно не дорожная, лица без признаков пыли и усталости. Парики слишком пышные для дорожных, да и сорочки чистые и свежевыглаженные. Едят умеренно. Пьют вино местное, и сами видимо отсюда, вот вы-то мне и нужны, господа"
   и объявил, продолжая источать силу и сытое довольство:
   - Приветствую блистательное благородное собрание, дамы и господа, солнце ярко светит, птички щебечут, а Его Величество здравствует! Так пусть будет Единый благосклонен ко всем нам, в милости своей безбрежной способствуя исполнению дел добрых и важных!
   Сняв перевязь палаша и кинув его трактирному прислужнику: "Почистить", драгун двинулся к компании из четырех молодых людей, сидевших у дальнего окна зала и неспешно беседовавших, потягивая вино под сыр из хрустальных бокалов:
   - Приветствую, господа! Разрешите рекомендоваться: шевалье Антуан де Рано, Алого Люзецийского Его Величества драгунского полка коронный лейтенант! Вижу у вас веселая компания, а я столь долго в дороге, что куртуазное общение мне необходимо более, чем капля влаги умирающему в пустыне, - Он быстро повернулся в сторону возникшего за плечом официанта, - Шампанского, любезный, на пятерых, - И вновь обратился к недоумевающим аристократам, которых избрал собеседниками, присаживаясь на один из двух остававшихся свободными стульев, кидая на второй треуголку и парик со стальным прутом вплетенным, в косицу, - А не желаете ли услышать, как мне с моими ребятками удалось поймать прямо в часе езды от славной Люзеции печально известного Рене "Лиса" сам семь, за что и отпуск мне был дарован с крепким кошельком от короны в придачу...
   Выбор оказался верным, талантливо рассказанная история, шесть бутылок шампанского, под куропаток и легкий солдатский юморок позволили уже к вечеру Антуану де Рано обзавестись новыми друзьями. Из благородных аристократов, вассальных роду Никкори-Сато. Тучного и простоватого шевалье Торна де Шальгари. Угрюмого, любопытного книгочея Алекса де Гизари. Поэта и бретера Дирка де Кабестэ и сенешаля графства ведающего казной и предприятиями умного циника Марка де Эль. Последний, собственно, и пригласил ищущего развлечений и приятной компании после утомительных месяцев службы драгунского лейтенанта погостить в своем поместье, расположенном неподалеку от замка графини. Обещая, что осенний сезон этого года в землях графини и ее соседа маркиза де Шаронье, будут в высшей степени насыщенны балами, охотами и пирами, и прочими благородными мероприятиями. И при этом удовольствия эти будут столь просты и изящны, что с легкостью позволят отдохнуть и забыться в сельском кампанском колорите от помпезности столичной жизни Люзеции. Антуан, изначально собиравшийся к морю, не без труда, но дал себя уговорить, и через пару дней переехал к сенешалю.
   Молодые люди, с которыми так легко сдружился Антуан, были законченными провинциалами, отягощенными всеми и всяческими недостатками, свойственными жителям лесистой Кампани.
   Торн де Шальгари был сыном известного охотника, и не столь ценил увлечение отца, сколько его результаты. Оленина, кабанятина, мелкая и крупная птица, зайчатина и медвежатина. Это были любимые слова тучного аристократа. Он ценил хорошую, сытную кухню, и, как большинство полных людей, был добродушен и нетороплив в беседах и делах. Люзецийский офицер восхитил Торна, продемонстрировав, как нынче в столице принято правильно есть куропаток. Новый метод тут же пополнил коллекцию кулинарных знаний сына охотника, а новый товарищ - список уважаемых знакомых (в душе презирая столичную знать Торн, как и большинство провинциалов, тянулся за модой на свой манер).
   Алекс де Гизари отнесся к знакомству без энтузиазма, его никогда не впечатляли бравые вояки без капли разума в светящихся молодеческим идиотизмом глазах. Юноша из небогатой аристократической семьи всегда мечтал о службе на пользу королевства в каком-нибудь достойном министерстве. Если не в Тайной Канцелярии, то хотя бы в геральдической палате. И более всего в людях уважал ум и взвешенность суждений. Де Рано под куропатки и шампанское показался ему еще одним шумным разгильдяем. И так было до того момента, пока новый собеседник не проявил себя. Лед между де Гизари и Антуаном растаял, когда тот весьма подробно и последователь рассказал о достижениях современной шахматной мысли в столице, и о клубах умной, стратегической игры, который он предпочитает в Люзеции. Окончательную приязнь книгочея драгун завоевал, многословно и положительно отозвавшись о текущем Канцлере, коего провинциал почитал лучшим из живущих людей. К тому же офицер сразу же пообещал похлопотать о принятии де Гизари в дипломатическую службу, по возвращении. Алекс, конечно, не поверил, но предложение было лестным.
   С Дирком де Кабестэ проблем вообще не возникло. Бретер и сын бретера, юноша всегда был новым знакомствам, а особенно знакомствам, сулившим если не хорошую дуэль, то хотя бы отменную практику для его клинка. А многочисленные истории о ратных подвигах и столичной светской жизни вызвали живое возбуждение в душе поэта. За полдня драгун и провинциальный дуэлянт стали близкими товарищами, несомненно, сойдясь взбалмошными характерами.
   Но интереснее всего дело обстояло с цинником де Эль. Марк с самого начала почувствовал в шумном драгуне какой-то изъян, нечто интригующее и подозрительное. В ходе беседы, глядя, как столичный франт мастерски охмуряет его друзей, сенешаль думал о том, что этот человек не тот, за кого себя выдает. Он не драгун, во всяком случае, не просто драгун. Не без оснований де Эль мнил себя знатоком душ. Он очень надеялся, что новый знакомый окажется как минимум шпионом, а возможно даже королевским комиссаром области Кампань с тайной инспекцией. Провинциала ослепили звездные перспективы карьерного роста. Представляя большой кабинет в столичном особняке, сотенный штат подчиненных, миллионные доходы и всеобщее признание, де Эль сразу решил завлечь столичную шишку в свои тенета. Первым, очень хитрым и дальновидным шагом партии по соблазнению де Рано, Марк посчитал приглашение драгунского офицера пожить у себя.

Плащ и грязь.

   Той же ночью по каменному тракту, тянущемуся со стороны гор, минуя разъезды патрулей графской кавалерии, в Никкори-Сато прибыл на худом жеребце, одетый в простые темные дорожные одежды человек в широкополой шляпе, старавшийся скрывать в редких разговорах со встречными путниками свой алмарский акцент.
   Субъект сей поселился в деревенской придорожной харчевне "Крысиный хвост", где не было различий меж богатым и бедным, и в малом чадном зале, пропахшем копотью, вонью телесной, гнилью подвальной, да жиром свечным, он затесался среди бедняков, крестьян и сброда различного, в сем месте, не зная других убежищ, обретающегося и слушал разговоры:
   - Косой опять на дело пошел, жена замучила, вот и двинулся себе на горя, - говорил дюжий детина с вырванными ноздрями и тавро "вор" на лбу.
   - И? - вопрошал беззубым ртом тридцатилетний старик с жилистыми руками галерника.
   - Вот тебе бога душу мать и И! Разъезд, графинюшкины люди, отужинать спешили, нашли у него самопал-пистоль да осинку то им и отягчили болезным. А Марта - сука, неча было мужика тиранить.
   - Эва...
   .....................................................................................................................
   - Ох, чорт меня попутал с вами связаться, мусью, - говорил худой крестьянин с отчаянием в глазах.
   - Не скули, если б не я, - тебя маркиз за недоимки уже со света сжил бы, вместе с детишками, а я тебе денег дал, и с судьей потолковал, чтоб скостили тебе прежние прегрешения. Отдай мне Лизку, ей уж двенадцатый годок пошел, самое время, самый сок. Я жениться хочу, осесть, детишек плодить, - Говорил мрачный тип в кожаном колете, густо усеянном стальными шипами, и улыбался безгубым ртом с гнилыми зубами, и блестел единственным глазом, и привычно смахивал со щеки гной текущий из пустого провала второй глазницы...
   .....................................................................................................................
   - А давай, Пьер, подадимся за моря, там, говорят, господ нет, оброка никому платить не надо. Заживем свободно, раздольно, под солнышком жарким. - Говорил румяный парень, потирая спину с рубцами,
   - Эх, Жан, а как же детишки мои, Берта, мама, - отвечал мрачный мужик, комкая в руках войлочную шапку.
   - Да наживное это все, Пьер, и детишек новых наделаешь, и из племени какого-нибудь возьмешь себе тигрицу с титьками пушистыми, а мама, маму жалко, так ведь она ж хворая, ни за хворостом послать, ни с детьми посидеть, и так помрет скоро...
   .....................................................................................................................
   - Синий королек твою коронку на пике шарил, а ты и невдомек, что горец утек, - Говорил парнишка в красной рубахе и добротном жилете с медными пуговицами, и озорством недобро блестели глаза его.
   - Ишь, че удумал, байстрюк, ты прячь-ка на девку холодну, будет тебе, и так на златой свирели честно сыграю, - Отвечал ему худой бородач дрожащим от страха голосом, и сыпал на стол из мешочка серебряные монеты.
   И насторожился человек в широкополой шляпе, приметил нужное, и ждать стал.
   .....................................................................................................................
   - Эй, парень, - крепкая рука вцепилась в руку тисками, прижав к коже спрятанный в рукаве стилет.
   - Пусти дяденька, - отвечал мальчишка лет четырнадцати в красной рубахе, - Ей-ей помощь кликну, а тебя стукнут и за овином прикопают.
   - Сядь, - Рука с силой кинула парнишку на соседний стул за столом у стены у выхода из "Хвоста", - дело есть... денежное, - В руке показался, мелькнув проблеском надежды меж пальцев в свиной перчатке, золотой ор.
   - Так бы сразу, - Парень зачарованно смотрел на монету, то появляющуюся, то исчезающую.
   - Знаешь эти края?- Монета мягко легла на стол, ладонь накрыла ее сверху.
   - Да, почитай, шесть годков тут маюсь.- Тощая рука мальчишки нервно приплясывала пальцами по краю стола.
   - Воров, убийц, лиходеев местных знаешь? - Ладонь с монеты убралась в сторону.
   И вот он момент счастья, схватить у идиота золотую радость и рвануть со всех ног прочь из "Хвоста", где стало тухло и гнусь развелась.
   Схватить вышло, рвануть нет, грабли гада в черном, как у борца. Схватил, гад, за руку, когда успел тока, второй за волосы, и об стол! Больно, в кровь губу разбил, и "Кислый", из угла ухмыляется, гнида.
   - Остыл? Продолжим, монету оставь себе, - На стол легла ладонь, и там снова засверкало - две монеты, в край стола с легким стуком вошла дага, - Чуть серьезней.
   - Угу, - парень кивнул.
   - Имя?
   - У нас того не спрашивают, уж то ты знать должон, дядя, - Окрысился подросток, утирая кровь с разбитой губы грязным рукавом.
   - Имя... - Звучало недобро, злобно, по чести, так звучало.
   - Рен "Кот", - ответил "Кот" дрожащим голосом.
   - Допустим. - На стол легли шесть монет, вдобавок к двум прошлым. - Это за терпение и губу, забирай и смотри, чтоб тебя не похоронили по выходу отсюда...
   - Это мы завсегда, - Ухмыльнулся Рен.
   - Очень хорошо. Запоминай. Ты должен узнать за две недели все, что сумеешь об Алане де Мелонье, благородном, что живет на холме, коим заканчивается Сен-клерская дорога. Как живет, с кем общается, когда спит, что ест, сколько у него прислуги, когда и куда ходит, что за слухи о нем люди городят. Запомнил?
   - Ага - Кивнул "Кот" и очень честно улыбнулся.
   - Зови в дело кого хочешь, за тщание приплачу. Пока кладу в венце дела пятьдесят оров, может, дам больше, если узнаешь что-то особенное. Дело верное, ну а попадешься, сам дурень, а меня не знаешь. Теперь иди, встретимся тут через три дня, еще поболтаем.
   .....................................................................................................................
   Рен дневал в пастушьем шалаше, на дороге на юг в Люзон, собираясь начать все сначала, на те деньжищи которые у него были это было несложно, ночью он собирался двинуться дальше.
   Во сне ему виделся черный человек в широкополой шляпе. От человека веяло жутью. И выходило, будто это был не богатый простофиля, и даже не лиходей тертый. Выходило, это нелюдь был, тварь бездушная, бессердечная. И горели из-под шляпы алые глаза. И проступали кривые когти через свиные перчатки. Муторный был сон, тяжелый, терзал злодей мальца, не отпускал, ловил когтями и хрипел "Делай!" а из пасти валил густой черный дым, пахло серой и почему-то сухим сеном. Было страшно.
   Сон его нарушил запах гари - шалаш горел, быстро. Сбивая огонь с волос и одежды "Кот" выскочил из шалаша и с разбегу налетел на что-то очень твердое. Над ним возвышалась могучая фигура в темных одеждах, голос с чудным акцентом, голос из харчевни, произнес:
   - Не пытайся меня обманывать Рен, лучше принимайся за работу...
   Цепкие руки схватили ладонь парнишки, блеснула сталь, потом последовала нарастающая боль. Ночной кошмар обернулся еще более страшной явью.
   - Перевяжи и отправляйся выполнять мое поручение. А твой мизинец я оставлю на память. - На колени "Кота" упал батистовый белый платок. Пацан машинально приложил его к обрубку на месте правого мизинца.
   Позже Рен "Девятипалый" станет одним из лучших шпионов на службе короны Шваркараса, его первый урок ремесла был очень болезненным, и оттого на протяжении всей последующей жизни он будет ненавидеть алмарцев. И бояться людей в черных одеждах.

Охота на ведьм - женское дело.

   Графство Никкори-Сато невелико. Пол дня требуется пешему, чтобы пересечь его из конца в конец, а конный управится за час-полтора по хорошей дороге галопом. Прислугу из "Головы великана" несколько удивило, что ночью из комнаты драгунского офицера не доносилось храпа, которым столь славились кавалеристы, а утром, когда он смурной спустился к завтраку, не понадобилось выносить ночной горшок, ибо он был пуст.
   Минуло три дня, копыта худой лошадки вновь лупили в старые камни дороги, человек в черном спешил в "Крысиный хвост" ночною порою. До харчевни оставалось минут десять езды неспешной рысью, когда в свете малой, злой луны Хас, узрел он на опушке леса, вплотную подходившей к дороге, зрелище столь странное, что вызвало даже его интерес.
   По лесной тропинке, под аккомпанемент треска и грая разбуженных птиц к дороге почти бок о бок выскочили два всадника. Вернее, как пригляделся и понял наблюдатель, две всадницы. Чуть позади женщина в красном плаще и мужской одежде. Впереди, на хилой крестьянской лошадке, барышня средних лет, в рваном черном платье с развевающимися от скачки черными, как смоль, волосами.
   Не доскакав до дороги метров двадцати та всадница, что была позади, резко вынула из стремян ноги и совершив головокружительный прыжок вцепилась в волосы и левую руку той что была впереди, стягивая ее на землю. Очень быстро оба седла опустели, послышался глухой удар об землю, два тела откатились друг от друга из клуба пыли и земли, поднятой копытами коней.
   Жесткая рука в свиной перчатке схватила поводья распаренного вороного жеребца с высоким кавалерийским седлом, того на котором скакала женщина в плаще.
   Меж тем всадница вороного с трудом поднималась. Ей несказанно повезло - при падении она лишь вывернуло ногу, и сейчас на ее прекрасном лице запечатлелась гримаса боли и злости. Вторая женщина, судя по всему, пострадала много больше, она лежала среди трав без движенья, высвеченная рубиновым светом Хаса. Со зловещим скрипом сабля девы в плаще покинула ножны, она, с трудом опираясь на подвернутую ногу, двинулась к распростертой на земле брюнетке. В лунном свете лезвие казалось пылающим, текст чеканной молитвы, нанесенной на клинок, неярко сиял, становясь все сильнее при приближении к телу женщины в черном.
   Меж тем брюнетка, лежавшая на животе, неестественно выгнулась, страшно закричала и скороговоркой начала выкрикивать слова заговора. Женщина в плаще рванулась к ней, но нога подвела и она упала на одно колено. Туман окутал брюнетку, и из него было видно, как страшно меняются черты ее изящного, чуть полноватого тела. Как вытягиваются руки, трещат кости, лохмотьями осыпается кожа. Буквально через пару секунд из тумана на всадницу с саблей бросилось воплощение ночных теней, черная тварь с горящими злобой алыми глазами без зрачков. Неимоверно быстро она атаковала с прыжка. Однако дева в красном не растерялась и, взмахнув перед собой саблей, бросилась в сторону. Комья земли и трав взлетели из места, где приземлился оборотень. На его крупной укрытой мехом груди появилась кровоточащая рана сабельного удара, он зарычал и в секунду изготовился к новому прыжку. Женщина в плаще не устрашилась и, выхватив двуствольный пистоль из-за пазухи плаща, разрядила его в зверя.
   Место боя окутал пороховой морок, однако движение тени позволило наблюдателю понять, что оборотень устоял, прыжком преодолел расстояние, разделявшее его с опасной жертвой, и навалился на нее сверху. Прижав одну руку воительницы в плаще когтистой лапой к земле, зверь попытался вырвать ей горло зубами. Но та сумела выиграть пару секунд, выставив между своим горлом и зубастой пастью саблю, которую держала свободной рукой после того, как вырвала из бока жертвы, куда она вошла при его приземлении. Своей второй лапой монстр молниеносно, не оставляя противнице никаких шансов, с силой пригнул земле вторую руку женщины в плаще...
   Последовал одинокий оглушительный выстрел, рука в свиной перчатке опустила крупнокалиберный пистоль. Пуля вошла оборотню в верхнюю челюсть, вытянутую на манер волчьей, чуть не достигнув переносицы. Зверя швырнуло с добычи, распростертой на земле назад. Он прокатился кубарем по земле и начал неистово выть, рычать, затем скулить, в попытке вырвать жгучий снаряд, разрывая себе когтями морду и глаза. Очень скоро зверь затих, медленно превращаясь в женщину с почти разорванным в клочья лицом и крупной дырой на месте носа.
   Человек в черном спешился, и, ведя в поводу лошадей, подошел к распростертой на земле всаднице в красном. Увидев его она попыталась подняться, но силы оставили ее и она потеряла сознание. Весь бой занял от силы минуту, являя собой яркий пример того, сколь легко и быстро можно отнять жизнь.
   Она очнулась очень скоро, почти в тот момент, когда человек в широкополой шляпе, бережно сняв ее с плеча, укладывал деву в красном на мягкие травы под сенью высоких деревьев, чуть удалив ее от дороги и места побоища.
   - В наше время сложно рассчитывать на доброту незнакомцев, - Произнесла она, оказавшись на земле.
   - Каждый уважающий себя мирянин должен помогать по мере сил своих церкви, нашей заступнице перед Единым, - Ответил он.
   Наконец-то сумев рассмотреть ту, которую он неожиданно спас, человек в шляпе понял, что ему попалась не просто смелая воительница, но служительница церкви. Поначалу он принял ее за охотницу на демонов, поскольку красный плащ из крепкой кожи, с узкими рукавами и отворотами, а так же шляпа с серебряной пряжкой, высокой тульей и прямыми полями, притороченная к седлу вороного, были фактически форменной одеждой этого ордена. Однако выпавший из-под шелкового шейного платка медальон в виде круга с вписанным в него молотом, объятым пламенем, выдавал в ней служительницу еще более сурового культа - женского боевого ордена охотниц на ведьм. Мужской же костюм в виде камзола под плащ, жилета с несколькими карманами, облегающих гусарских лосиных штанов и кавалерийских сапог был просто данью удобству, поскольку в платье за оборотнями особо не поскачешь. Стальной наплечник с гербом, на левом плече помимо прочего выдавал в ней бывшую аристократку.
   - Воистину, - она попыталась улыбнуться, но из-за боли скорее скривилась, впрочем, даже гримаса боли выглядела довольно мило на ее круглом девичьем лице с темными глазами, чуть вздернутом носиком, и пухлыми щеками. - И церковь благодарит, вас неизвестный путник, - Голос был серьезен и сух.
   - Меня зовут Уильфрид Вульфштайн, - Он коротко поклонился.
   - Жанетта де Пуатье. Как вы уже успели заметить, я принадлежу к ордену охотниц на ведьм, - она сделала паузу. - Или вы просто на вырез глазеете?
   - Это был оборотень? - Он пропустил остроту мимо ушей и кивнул в сторону женского тела в паре десятков метров от них.
   - Слава Единому, нет. Оборотни шустрее, с ними я бы предоставила разбираться норманитам, благо, кажется ,один есть поблизости. Это ведьма, - воительница неженственно сплюнула. - Проклятое богом и людьми чернокнижное отродье, убивавшее младенцев и использовавшее их жир для того, чтобы превращаться вот в таких тварей, а затем мстить недругам. Единый в милости своей указал мне на нее, а я, впрочем, с вашей помощью, исполнила волю Его. Эта мразь не имеет права топтать благословенные земли Шваркараса! - Она замолчала мрачно ощупывая свой бок, - кстати а что за пуля, освященная?
   - Нет, святость имеет свойство выветриваться, а я не слышал о достойных служителях Единого в округе...
   - Каждый служитель Единого достоин, ибо он признал их! - горячо возразила Жанетта.
   - Возможно. Так или иначе, это было холодное серебро. Всегда ношу одну пулю с собой. В Кампани много нечисти.
   - Я бы, конечно, еще поразмышляла о том, сколь много еще трудов предстоит слугам его на благо всего рода людского, но похоже я скоро истеку кровью, вы мне не поможете в перевязке? - Спросила де Пуатье, бледнея, но очень спокойным голосом.
   Раны оказались довольно серьезными: помимо вывернутой ноги у охотницы были четыре кровоточащих дыры в боку и распоротая когтями оборотня рука. Уильфриду пришлось разоблачить девушку, освободив ее от плаща, камзола, жилета и батистовой белой рубашки. Стараясь не слишком глазеть на модное кружевное белье (даже у служительниц культа есть свои пунктики), он перевязал Жанетте руку и бок. А так же по ее просьбе развел костер и, вскипятив воду, вылил в котел содержимое небольшого флакона тонкого стекла, который нашел в седельной сумке, следуя инструкциям охотницы.
   - Через полчаса помажу раны, и уже завтра буду как новая, благодарю за помощь.
   - С моим великим удовольствием... эээ... святая мать?
   - Пока еще сестра. - Улыбнулась де Пуатье, - Но теперь и до рукоположения недалеко. С вашей неоценимой помощью.
   - Что ж, если позволите, не буду более стеснять вас присутствием своей персоны, - поклонился Вульфштайн, - Меня еще ждут дела.
   - Со мной будет теперь все в порядке. Позвольте напоследок.
   Жанетта произнесла нараспев: "Единый, как в небесах, так и на земле, промеж всех смертных духом и делом прибывающий, да будет вечно Господство Твое, благослови сего раба своего покорного, на дела во славу твои добрые и благородные, не оставь сего скота своего смиренного в благости своей, Во Веки!". Из ее рук изошло золотистое невесомое сияние, окутавшее Уильфрида ощущением тепла, заботы и нежности. Впрочем, это чувство длилось не более пары секунд, и означало, что Жанетта очень сильна в своей вере, ибо на самом деле человек в широкополой шляпе не признавал Единого, а значит и благословение ему не могло принести пользу. Очень скоро он почувствовал холод и пустоту внутри - побочный эффект не сработавшего благословения и ненадолго даже позавидовал людям, у которых есть такой бог и такие пастыри. Он раскланялся перед охотницей, сделал знак круга, прочертив его по часовой стрелке. И удалился, по дороге ловко выковырнув дагой из головы поверженной ведьмы серебряную пулю.
   Охотница на ведьм проводила своего спасителя тяжелым, вдумчивым взглядом. Она не верила случайности. Но и не ощущала прямой опасности со стороны этого человека. Значит, решила она, это был дар Единого, который привел этого человека сюда, чтобы помочь в борьбе. Господь следил за ней, и так было всегда. В самые тяжелые моменты ее жизни Единый указывал путь, протягивал руку помощи, оберегал "свою маленькую девочку" как иногда она представляла себя в Его глазах.
   Это происшествие придало ей сил, несмотря на раны и лишения, охотница знала, что находится на верном пути. Пути, указанном Небом. Знание укрепило ее волю. Решимость сейчас очень нужна была священнице. Ибо она собиралась творить страшные дела. И Он благословил ее.
   Еще Жанетта подумала о человеке в широкополой шляпе. Это был страшный человек. Опасный и жестокий. Прагматичный и наверняка скупой на эмоции. Он убил ведьму недрогнувшей рукой, будто и убивать и встречать таких тварей ему приходилось неоднократно. Он убил, а потом спокойно вел светскую беседу. Это был страшный человек. Но охотница не боялась его. Де Пуатье вообще ничего не боялась. Это был ее путь. Еще до того, как она отправилась в монастырь, дабы служить господу, она запомнила фамильный щит. Стальные буквы девиза гласили: "Страх это я"! И с тех пор, она никогда не боялась. Жанетта всегда побеждала, ибо знала, тем особым знанием, которое даруется маньякам и фанатикам (хоть и не считала себя ни первым, ни вторым) - она страшнее любой опасности, с которой может столкнуть ее судьба и Воля Его.
   Продолжив свой путь, Уильфрид сумел немного поразмыслить о прошедшей встрече. Шваркарас пестрит священниками самого разного сорта, есть среди них люди праведные, благочестивые, честные. Есть, как и в любой церкви, стяжатели, использующие сан ради власти и обогащения. В зависимости от орденов и обетов, священники эти могут быть склонны к жестокости, или наоборот представлять образец доброты и милосердия. Каждый орден, каждая церковь и каждое церковное общество накладывали на своих служителей, какими бы они ни были ранее, свой особый, сильный отпечаток. Жанетта принадлежала к ордену охотниц на ведьм - одному из самых мрачных и жестоких орденов. Ордену, руки которого, как говорила молва, были по локоть в крови. Охотница показалась Уильфриду приятной и благочестивой девушкой, а нежные черты обманчиво детского личика непроизвольно вызывали доверие, теплые, дружеские, если не сказать больше чувства. Но человек в широкополой шляпе видел, как сражалась женщина, непреклонно и уверенно. В ней не было страха, не было сомнений, она нашла своего врага, загнала и уничтожила. Не без помощи. Но важно другое - милая, вежливая и образованная Жанетта, принадлежала к особому виду священников, как редкому, так и страшному. За ее благочестием скрывалась стальная воля и готовность любой ценой выполнить свой долг. Сомнения и сожаления не были присущи таким священникам, а люди для них представлялись лишь подзащитными, пока они были на стороне Господа, и мишенями при смене сторон. Он не знал, стала ли она уже холодной, отстраненной, безразличной к боли и страданиям рациональной фанатичкой. Но подозревал, что очень скоро Жанетта сможет стать одной немногих, даже среди представительниц своего ордена, кого молва напополам зовет святой или чудовищем.

Судьбы в "Крысином Хвосте".

   Теперь его ждал "Крысиный Хвост".
   Харчевня была полна дыма и смрада. С прошлого раза ничего не изменилось, все те же мрачные, часто увечные, изуродованные люди, все те же беседы полушепотом, о горе, все чаще, и реже - о счастье воровском, недолгом.
   Согнав от столика у стены двух прокопченных углежогов, присел, скрипнув лавкой, так чтоб можно было обозревать зал, и вход, черный человек с алмарским акцентом Уильфрид Вульфштайн. Кивнул виночерпию, что стоял у бочки, окруженный страждущими, ожидающими милости со стороны пирующих. Принесли виноградной водки, злой и кислой. Напротив Уильфрида плюхнулся тощим задом на скамейку Рен "Кот", жадно хлебнул из протянутой оловянной чаши, крякнул и занюхал рукавом. Выпить было приятно, да и говорить с черным нелюдем так было легче. Рука, на которой не хватало мизинца, была замотанная в относительно чистую тряпицу.
   - Рассказывай, - Голос сухой, жесткий, деловой.
   - Человек это мирный, ученый, книгочейный, однако боится кто-то за него, охрану из опытных нанимают. Звери, не люди. Клаусу за то, что возле поместья крутился, когда поймали, нос отчекрыжили, видать нужный он кому-то. Ездиет, говорят, к графинюшке нашей, кочергу ей в место причинное, да к маркизу, гуляет редко, все больше дома торчит. Больше не вызнали пока, - Парень перевел дух и опять хлебнул водки.
   - Молодец, ты поведал вещи очевидные, теперь ищи среди них зерна тайного, запоминай, выискивай, подозрительное усматривай и мне докладывай, в следующий раз послезавтра.
   Рен буркнул "Да у благородных все, сука, странное" и собрался уходить.
   - Стой, - голос застал Рена в полуприсяде, - Ты случаем не знаешь женщины, видимо из деревни, что к северу отсюда, в получасе езды максимум, чернявая, чуть полная, красивая, черное платье носила.
   - Носила?! - Вырвалось у Рена. - Это Анцента, - затараторил он. - Знахарка наша местная. Она мне палец залечила, когда вы отчекрыжить изволили, и наших часто пользовала, из тех, кого патруль не добил. И девок, если у кого роды тяжелые, всегда выхаживала, а тем, кого, например, господин проезжий у деревца приголубить решал, она потом помогала от бремени неправого избавиться. Скотину лечит... ну и все такое... а по ночам, - Рен зажмурился от приятных воспоминаний, - К серой речке у болотца купаться иногда ходит, без ничего совсем...
   - Она умерла, - Голос был будничным и безразличным.
   - Как?! - Парень почти кричал. В трактире на это никто не обратил особого внимания. Внезапно стало обидно и грустно. Анцента умерла, а этот гад так буднично об этом говорил, будто вошь раздавили. Горло стиснула злоба, даже не так страшно стало.
   - Оказалась ведьмой, убивавшей младенцев и обращавшейся в оборотня.
   - Брехня, - Рен закрыл лицо руками, чтоб черный человек не видел предательских слез выступивших на глазах, - Морфилась, бывало. Когда четверо улан проезжих Гезку, мельникову дочку, в рощице прижали, обратилась она верно в волка зубатого, и прогнала их. Ну и что с того?! - Вскричал он, - Гезке тогда девять годков от роду было! А что детишек убивала - то брехня! Добрая она была. - Мрачно закончил "Кот" и, не останавливаемый, побрел из трактира наружу. Хотелось виноградной водки, кислой и злой. Но еще больше хотелось оказаться как можно дальше от этого свинокожего демона.
   Вульфштайн задержался после ухода парня, расспрашивая прочих своих конфидентов. И потому стал свидетелем картины занимательной и в чем-то поучительной:
   Дверь распахнулась и ударилась о стену, едва не задев Уильфрида. В зал, бряцая серебряными шпорами, вошла недавняя знакомая - Жанетта де Пуатье: правая рука на сабле, в левой - зловещий двуствольный пистоль.
   - Волей Единого и именем Благословенной Церкви Шваркараса, по праву слуги Ордена охотниц на ведьм, я Святая Сестра Жанетта де Пуатье объявляю, не далее как двумя часами назад мною была в нескольких милях отсюда предана священному суду и скорому упокоению богопротивная чернокнижная ведьма. А там, где встретилась одна, будет и вторая, ибо зло имеет привычку плодиться. Посему сейчас, в этом месте над всеми присутствующими я объявляю инквизицию, сиречь расследование, для изыскания скрытых чернокнижников, в грехе погрязших и беззаконии. Всем оставаться на местах.
   "Сама, значит, суду придала, и упокоила, видимо, своими ручками" - усмехнулся Уильфрид, впрочем, не особо заботясь о лаврах ведьмобоя.
   Двое особо шустрых парня рванули через заднюю дверь, у одного на щеке было клеймо "вор", у второго на лбу "еретик". Вульфштайн быстро заткнул уши, бухнул выстрел, первого пуля сразила наповал, второму досталось в ногу, но он все-таки успел выскочить, метательный нож, брошенный кем-то из посетителей, настиг его уже на улице.
   - Благодарю, - кивнула Жанетта невысокому кряжистому наемнику с кордом на поясе и глазами мясника, довольного своей работой. Наемник истово сотворил знамение круга и поклонился.
   - Итак, - Жанетта подошла к столу, находившемуся у дальней стены зала, стол тут же освободился. - Властью, данной мне Единым и Орденом, объявляю о начале инквизиции. Каждый, кому есть, что сказать о кознях темных сил, пусть, не робея, сядет сюда, - Она указала на лавку напротив, - И поведает мне, дабы обрести защиту и благодарность Церкви.
   Далее де Пуатье начала "исповедовать" харчевенный сброд, иногда даже записывая показания в небольшой блокнот красной кожи, толстым черным грифелем.
   Вульфштайн искоса поглядывал на охотницу. Приятные темные глаза стали суровыми и сосредоточенными, в них горел праведный огонь, огонь костров ладанок. Но работала она без фанатизма, быстро, собрано, делово, не священник - чиновник. Полезное умение - менять шкуру. Уильфрид оценил сходство.
   Перед священницей сидели сейчас не люди - факты, набор сведений для отыскания ведьмы. Работа шла легко и споро, но за спиной охотницы, вернее в ее бумагах, ужа начинали вырисовываться клещи и дыбы, для тех, кто не все сказал.
   Тех, кто по ее мнению, сообщал что-то важное, она заставляла вставать к стене и ждать более подробной беседы. Тех же, кто не представлял интереса, отпускала, одаривая благословением. Эти люди, грязные, изуродованные, злые, уходили от нее, сияя блаженством на клейменых лицах, радуясь так, как будто прикоснулись на мгновенье ко Всевышнему, наполненные верой и просветленные. Даже в рутинном, чиновничьем труде, она сохраняла огонь веры.
   И текли слова:
   - Рогнеф - лесоруб, как есть чернокнижник, уходит в лес рано поутру, а возвращается затемно, - И вырубки его всегда самые лучшие, и зверь его неймет, и жена красивая да румяная, да дети все живехонькие уродились, да в отца, да и не пьет он и налево не ходит, ей-ей чернокнижник! - Говорил селянин с сизым носом и впалыми щеками.
   - Благословляю тебя, сын мой, да не коснутся разума твоего замутненного зависть и глупость, иди с миром, - Отвечала Жанетта, одаривая его золотым сиянием.
   ..................................................................................................................
   - А проходил через нашу деревню мальчуган, годков четырнадцать, все выспрашивал про книги да фолианты древние, колдовские, не припрятал ли кто чего от давних времен, обещал золотом платить. И одет был чудно, как из сказок прям. - Говорила толстая баба со следами оспин на лице, теребя в руках полы серого от грязи передника.
   - Странная одежда это серый балахон, плоский стальной наплечник и остроконечная шляпа? - Спрашивает Жанетта скучающе.
   - Истинно так, госпожа!
   - Сестра.
   - Святая Сестра! Истинного говорите, будто сами его видеть изволили, - Поражается толстуха.
   - Ученик гильдии колдунов, - Задумчиво говорит сама себе де Пуатье, - Встань к стене, дочь моя, побеседуем подробнее с тобою позже.
   .....................................................................................................................
   - Зрел я своими глазами, матушка, - Говорит тот самый кряжистый наемник, без труда отнявший жизнь беглеца...
   - Сестра, - привычно поправляет Жанетта.
   - Да, да, - кивает крепыш, - так вот зрел я своими глазами, как кирасир полка золотого, с которым мы на Ильс де Парфю воевали вместе, целовал перед боем фигурку, фемину обнаженную представляющую, и его в бою ни одна пуля не брала. А после боя от ту фигурку в тела разъятые врагов своих погружал, пока кровию она вся пропитается.
   - Давно ли было то?
   - Почитай пять годков утекло.
   - Хорошо, - Вздыхает охотница, - Расскажешь мне сейчас чин того кирасира, имя, род и все, что помнишь о нем, потом свободен будешь, благословляю тебя, будь и впредь столь стоек и зорок в поисках скверны темной среди людей.
   Она одаривает наемника золотым сиянием, но потом вспоминает:
   - Ах, да, а ты со службой профосской не знаком случаем?
   - Ну как же, сестрица, - Хитро ухмыляется крепыш, - Сечь да ногти драть, то умеем мы.
   - Хорошо, эй, человек, - Обращается она к виночерпию, налей-ка сему молодцу за счет церкви, затем опять к наемнику - Присядь пока в уголке, позже пригодишься мне еще.
   ....................................................................................................................
   - Эх, а Анцента-то ведьмой оказалась, - говорит растрепанная женщина, поправляя порванное на груди платье, ухмыляясь ртом, где гнилые зубы чередуются с позолоченными, выглядывая из-под алых, помадой вымазанных, губ. - А ведь у нее и доченька есть. Говорят, в сельцо Лермэ ее она отдала, видать, папане, от которого прижила, сбагрила.
   - Корень сие дите, если не врешь ты, дочь моя, силы чернокнижные восприять мог, посему слова твои проверить нужно будет со всем тщанием, - Кивает с легкой улыбкой де Пуатье, - Становись к стеночке до срока.
   Харчевня быстро опустела. Осталось полдюжины человек, чьи рассказы вызвали интерес охотницы на ведьм. И тут взгляд ее пал на фигуру темную, в дыму плохо различимую, одиноко у входа сидевшую. Она рассерженно встала и, решительно бряцая шпорами, пересекла зал:
   - А тебе что же сын мой, нечего поведать церкви? - Вопросила властно.
   - Почему же, - Ухмыльнулся человек в черном, поднимая взгляд из-под полей шляпы, - недавно зреть мне довелось, как некая воительница храбрая, жизнью рискуя, долг свой исполнила, и ведьму злокозненную умертвила...
   - О! Это вы Уильфрид. - Улыбается Жанетта, сразу преображаясь, и облегченно садится на место, где недавно сидел Рен, - Прошу простить, не ожидала встретить вас здесь!
   - Взаимно сестра, взаимно, - Все еще улыбаясь, кивнул Вульфштайн, - Скажите, и много ли дают расследованию подобного рода мероприятия.
   - Очень надеюсь, что это не было сарказмом. - Нахмурившись, произнесла де Пуатье.
   - Ни в коем случае. - Человек в черном был серьезен и сдержан, - Это лишь интерес к методам церкви не более.
   - Опасный интерес, впрочем, ничего крамольного в ответе на него я не вижу - результаты бывают просто неожиданно продуктивны. Ведьмы коварны и осторожны, чернокнижники хитры и опасны, но никто не может полностью контролировать свое поведение, а Шваркарас многолюден. Кто-то где-то всегда что-то видел, и спрашивать нужно в первую очередь в таких местах, среди бродяг, крестьян, наемников, и, конечно же, воров. Крестьяне много лучше господ знают своих соседей и места где живут, прочие же постоянно в пути, в поисках хлеба насущного, много видят, много помнят, и знают немало.
   - Весьма мудрое замечание. - Вновь улыбается Уильфрид, - Никак не ожидал, что за вашей молодостью скрывается такая опытность, но что если не секрет вы будете дальше с теми, кого отобрали?
   - Я по-прежнему склонна считать это лишь любопытством.
   - Всецело заверяю вас в этом.
   - Дальше я найду хороший подвал, - Жанетта наклоняется к черному человеку, - И буду их пытать, пока они не вспомнят все подробности дел, о которых заговорили. Часть из них что-то скрывает, вторая не договаривает. А двое или трое в сговоре и пытались сбить меня с верного следа намеренно, а значит, они что-то знают, и скоро это буду знать я.
   - Бесподобно, - Искренне восхитился Вульфштайн, но голос его был чуть заметно насмешлив. Минутное наваждение молодости и обаяния девушки вновь развеевается, уступая место образу сурового, неподкупного инквизитора.
   - Именно, - Победно улыбнулась де Пуатье, не замечая странного оттенка. Она довольна собой - верный путь указан Единым.
   - И еще один, последний вопрос. Мне довелось поговорить с одним из местных, до вашего прихода, похоже, многие здесь любили почившую ведьму, и были ей весьма благодарны за добрые дела. И, похоже, мало кто из них верит, что ведьма могла совершать столь гнусные поступки, кои вы ей приписываете.
   - Хорошее замечание, - Улыбка охотницы становится зловещей, - Открою вам, мой друг, секрет - ведьмы не живут в избушках на курьих ножках в лесу. Не живут они и в темных замках, сотрясаемых раскатами грома и молниями, те ведьмы ушли в небытие вместе с Эпохой Черного Неба, когда они правили миром. Ведьмы живут среди людей: среди аристократов свои, среди крестьян свои, в городах... и в городах тоже. Они стремятся стать незаменимыми, погружая окружающих в тенета своей лжи, порока, обмана. Они делают так, чтоб их захотели покрывать, если что-то пойдет не так, и потому они творят так называемое добро, выполняют обязанности повивальных бабок, дарят детишкам подарки, приходят показывать чудеса на свадьбы и праздники. Они замыливают взгляд селян, когда начинают пропадать дети. Когда в лесу начинает пропадать чуть больше лесорубов, чем следовало. Когда зимние ночи становятся холоднее, чем должны. Селяне уже не подозревают "святую" ведьму, нет, более того они идут к ней за помощью, с просьбой защитить, оградить, утешить, покупают амулеты, несут подарки, отправляют дочерей помогать ведьме по хозяйству... - Жанетта больше не улыбалась, - Что они наговорили вам? Она лечила? Помогала при родах, или способствовала абортам, защищала крестьян от злых господских солдат или еще что-то в этом роде? Еще бы, и потому, когда у этих ленивых скотов болел пальчик, они бежали к ней, а не ехали в ближайший монастырь Бога-Целителя. Они шли к ней за утешением и помощью в улучшении урожая, вместо того чтобы за честную десятину позвать священника Бога-Пастыря. Я узнала о том, что здесь что-то не так, когда местный священник сообщил в орден, что паства перестала быть откровенной с ним, а многие стали пропускать службы. Они тупы и ограничены в своем стремлении к комфорту, в своих маленьких закрытых мирках, они оказываются столь слепы, что готовы любить и обожать ту, которая вот-вот сожрет их с потрохами. За это краткое уютное блаженство, дурачье платит своими бессмертными душами. А я лучше разрушу их тела, чем стану подкармливать чернокнижников! - Последнюю фразу охотница произнесла на весь зал, осмотрелась, увидела ужас на лицах и смущенно умолкла, затем продолжила. - И только из-за того, что вы спасли меня на той опушке, я не спрашиваю, кем был тот, с кем вы говорили, и что вы делаете в этом вертепе, Уильфрид. Однако мое терпение не безгранично.
   Человек в широкополой шляпе молча встал, глубоко поклонился девушке в красном плаще, развернулся на каблуках, и быстро покинул харчевню.
   "У каждого своя правда".

Изящество рутины.

   Марк де Эль, обитавший в добротном, но не роскошном одноэтажном особняке, окруженном необходимым минимумов хозяйственных построек и небольшим диким парком, оказался вежливым и гостеприимным хозяином. Антуану он выделил место для ночлега в правом крыле шестнадцатикомнатного здания. Это была довольно крупная уютная комната с большой кроватью, вместительной бадьей-ванной, огромным окном, забранным некачественным, но настоящим стеклом с видом на заросший вьюнком и вереском парк со старыми, внушающими чувство умиротворения деревьями. К комнате прилагалась симпатичная служанка, на четверть носившая в крови отметину рода людей-зайцев (анималистической расы заев), что выражалось в симпатичных пушистых заячьих ушках и пушистом хвостике, располагавшемся чуть повыше аккуратной попочки, в остальном же это была нормальная женщина, весьма страстная к тому же.
   Не обманул Марк и касательно развлечений, коим во множестве предавались немногочисленные, но веселые аристократы Никкори-Сато. Прожив в гостях у сенешаля всего-то десять дней (две недели), драгунский лейтенант успел поучаствовать в трех дневных охотах, двух небольших балах, которые давала в своем замке графиня. Ну и в великом множестве пиров и пирушек с уже упоминавшимися господами из трактира "Голова Великана", в ходе которых Антуан уверил обжору Торна де Шальгари, что буде он отправится в Люзецию, то будет хорошо принят в столице, ибо там обожают людей, способных много есть и ценить изящную кухню. Алексу де Гизари он отсоветовал пытаться начинать учиться магии, ибо сия наука постигаться должна с детства, и отметил, что молодому книгочею более пошло бы отправиться учиться в университет, или же поступить в обучение к какому-нибудь достойному колдуну, ибо магия требует таланта, а колдовство усидчивости. Дирк де Кабестэ отменно помогал драгуну не терять боевую форму, неизменно, каждый день, посвящая пару-тройку часов фехтовальным спаррингам, оказавшись в этом деле умельцем, но не виртуозом. Для своего же рачительного хозяина де Рано пообещал узнать о возможностях контрактов на снабжение армии для Никкори-Сато. Хотя гостеприимный Марк, продолжал надеяться на большее, со стороны "постояльца", проявлявшего все больше интересных и подозрительных странностей, типа любви к ночным прогулкам.
   Само собой, довелось коронному лейтенанту познакомиться и с графиней Стефанией, оказавшейся чуть полноватой женщиной лет тридцати-тридцати пяти, сохранившей свежесть молодости, и блиставшей горделивым аристократизмом в купе с безупречными манерами. Столичный офицер был ласково принят хозяйкой окрестных земель, он был приятен в общении и обходителен, а графиня постепенно приближалась к тому возрасту, когда красивый мундир и сила молодости начинает оказывать на женщин особенно сильное впечатление.
   Двор графини был невелик, и особо помимо означенных аристократов там выделялся лишь известный в узких кругах ученый, Алан де Мелонье, естествознатель, алхимик, энциклопедист, травник и поборник высокого искусства механики, кою даже пытался некогда изучать у гартарудов и в Сетрафии. Сей фрукт так же, благодаря красоте своей и экзерсисам поэтическим, был всеобщим любимцем, как при дворе графини, так и соседей ее, в первую очередь при дворе Клермона Жана де Шаронье, который тесную с графиней дружбу водил. Где к слову, так же обреталась и сестра Алана - Лили Бартолла де Мелонье, отличавшаяся кротким нравом, скромностью, и музыкальными дарованиями. В первую голову, Алан был популярен среди дам, как благородных, так и сословия подлого, и часто злобу на него местные купцы да фермеры имели за поруганных жен и дочерей. Говорили даже, что лакеи часто видели его после балов и приемов вечерних, порою темной, возле покоев графини гуляющим. Впрочем, от слухов мрачных, а в большей степени от кулаков крестьянских да купеческих, берег молодого ученого его друг и товарищ, в гостях у него находившийся - монах святейшего ордена Норманитов, брат Бенедикт. Сей мрачный субъект, когда не сопровождал Алана и не спал, практиковался во владении клинками - норманитскими ножами особыми. Кои у них на каждый случай разные были - прямые да обоюдоострые на людей, сиречь еретиков да врагов церкви злостных. Зазубренные да несколько лезвий имеющие, дабы цельные кусцы мяса вырывать из жертв, и кости ломать - на нежить богопротивную, кою, чтобы издохла, только на куски рвать и надо. И другие были особой закалки - на хаос, на демонов, на нечисть и прочие. И до такого истовства доходил Бенедикт в бдениях своих воинских, что даже светиться начинал от благодати тем же золотистым духовным светом, которым, как мы ранее видели, при благословении Жанетта, охотница на ведьм, паству одаривала.
   Столь страшен был норманит, что дуэлировать с ним даже храбрец Торн де Шальгари опасался, и в том честно признавался:
   "Лучше уж с обрыва на камни головой вниз, смерть быструю принять, чем дать на дуэли этому быстрому, как черт, мяснику себя кромсать. А потому и Мелонье до сих пор не нанизал никто как букашку на клинок, ибо сей святой человек, завсегда, по дуэльному кодексу, вместо Антуана за чемпиона драться становится, и дуэлянтов изрядно поубавил он уже в краях, где им бывать приходилось".
   Орден норманитов всегда заслуженно пользовался славой учреждения элитного и серьезного. Монахи-норманиты были повсеместно известны как шпионы и непобедимые бойцы. Орден был чрезвычайно невелик, но обучение, которое проходили там монахи, могло сравниться одновременно с лучшим университетским и отменным воинским образованием. Норманитов учили особым техникам боя, с помощью которых они могли легко побеждать любого противника, поскольку услуги их требовались тогда, когда пасовали все прочие. Эти монахи сражались с опасными чудовищами, высшей нежитью типа вампиров, воплощенными демонами, адскими отродьями, искаженными воителями хаоса. Благодаря отменной выучке они, как правило, побеждали. Равно поэтому, а еще из-за их ценности и редкости, - использовались они в крайних случаях. Чаще же братья-воины, великолепно образованные, знакомые с множеством дисциплин, начиная от этикета и заканчивая юриспруденцией, использовались в качестве шпионов церкви. Они следили за герцогскими домами и излишне ретивыми королевскими ставленниками, предотвращали развитие опасных еретических идей и пресекали заговоры. Действуя в колониях и метрополии, норманиты везде преследовали двойной интерес - престиж церкви и благополучие государства. И, несомненно, те, из государственных сановников и церковных институтов, кому удавалось заполучить норманитов к себе в союзники, вытаскивали в жизни счастливый билет. Норманиты не были самым могущественным орденом, и в воинском искусстве с ними могли сравниться священники Бога-Шевалье, с любым соперником сражающиеся на равных шансах, или, например, бронированные витязи из Ордена Бога-Паладина. Но, притом, орден норманитов из шваркарасских боевых орденов был, пожалуй, самым элитным и целеустремленным, а потому пользующимся неувядающей славой.

Библиотека Хранителей Знаний. Краткие выдержки о истории и природе стран Южного Архипелага Гольвадии: Королевстве Шваркарас, Республике Ригельвандо и Алмарской Империи, полученные из источников разных, достоверных до степени достойной преподнесения дражайшему читателю.

Республика! Это звучит гордо! Мать ее!

   - Республика! Прислушайтесь к этому звучному слову. Подождите. Подождите. Не отпускайте его от себя. Подумайте хорошенько. Что за чувства оно будит в душе? Заставляет ли сердце биться быстрее? Наполняет ли чувством гордости? Позволяет ли осознать свой уникальный статус? Если нет, то возможно вы шпион из Шваркараса или Империи, или откуда-то еще, в любом случае лучше покиньте класс, пока я вас не вычислил. Ибо каждый истинный ригельвандец услышав слово "республика" обязан понимать, что это не просто набор букв, это нечто большее. Нечто, из-за чего ваши отцы и деды открывали новые земли и преодолевали опасности моря, нечто из-за чего ваши прадеды проливали кровь в войнах освободительных и завоевательных. Нечто! Что заставило наших предков учиться торговать, воевать и творить лучше, чем кто-либо другой во всем мире.
   Республика - это общее дело. А значит и общая ответственность. А значит и общее благо, когда вся огромная государственная машина, и множество совершенно незнакомых вам людей исподволь трудятся для вашей пользы, это действительно воодушевляет. Королевства и Империи, деспотические теократии и магические союзы построены иначе. Там всегда есть кто-то, ради кого убиваются все остальные, и это весьма печально. Ведь сам факт того, что из этого человека, как из всех, идет кровь, и он точно так же, как и прочие, допускает ошибки в математических уравнениях, нивелирует его статус. Более того - рождает в сердце обиду, ведь это очень печально, когда ты идешь в бой, например, за короля, платишь королю налоги, создаешь для него картины и музыкальные произведения. А он пьет, жрет, допускает ошибки, а в конце еще и дохнет. А следующий может вообще отменить все предшествующие решения, да еще и объявить тех, кто сражался за старого короля, предателями, а тех, кто прославлял его, бездарями, не нашедшими лучшей темы. Помимо прочего это просто обидно, да к тому же несправедливо.
   Республика зиждется на иных основаниях. Она не идеальна, более того сложна и громоздка. Но есть один аспект, существенно отличающий республиканскую организацию от иных форм властной структуры государства.
   В республике нет отдельных людей допускающих ошибки. Само собой есть Приватпатриций и прочие правящие патриции, есть ригельпатриции, главы гильдий, цехов, торговых союзов, олигархи и прочие могущественные личности.
   Но ошибки они допускают не в одиночку, каждый из тех, кто правит нашим прекрасным Ригельвандо, является не отдельной фигурой, не кем-то, предоставленным нам богом или древними законами.
   Каждый негодяй или герой, которого мы видим у власти, приходит туда в результате нашего выбора, демонстрируя волю и решение если не всего народа, то большей его части. Да в выборах участвуют не все, и чтобы избираться, требуется пройти серьезный ценз, но это тоже важный элемент системы - так мы ограничиваем доступ к власти голытьбы, которая будет, вместо того, чтобы блюсти интересы государства, его разворовывать, насыщая пустые карманы. Каждый из нас участвует в судьбе государства напрямую - не важно, побеждаем мы или проигрываем, страну ведет вперед воля народа, выраженная в крупицах голосов большинства, складывающихся в ту или иную корзину.
   С самого низа - все жители страны участвуют в жизни и политике ее. Даже в ранге подмастерья вы высказываете свои мысли мастеру, а мастер, став одним из старшин цеха или получив право голоса на совете гильдии, если посчитает это мнение важным, поведает его, со своей точкой зрения, и так по цепочке.
   Через совет гильдии района в совет гильдии города, а оттуда в само Ригельсберме, через патриция гильдии мнение доходит до самых верхов, ибо в том, что касается управления государством, у многих людей может оказаться схожее мнение.
   И если оно оказывается достаточно важным, то получает поддержку авторитетного большинства и воплощается в виде закона или распоряжения, влияющего на всю страну.
   Это простой пример, но есть и более сложные - Ригельсберме не резиновый, в него могут попасть лишь 129 ригельпатрициев, а желающих попасть туда несравнимо больше, не все гильдии, не все знатные рода, не все цеха и уж тем более не все олигархи имеют силы и возможности достигнуть высокого поста. Но это зависит от каждого из нас, если мы желаем кандидату нашей гильдии победы, то мы должны понимать, что для этого ему потребуются как голоса граждан на выборах, так и финансовая мощь, дабы с блеском провести свою кампанию и обойти конкурентов. А значит, каждый из нас может повлиять на результат, и в первую очередь повлиять своим трудом - если каждый будет хорошо работать, то гильдия будет богатеть, и сможет лучше бороться с конкурентами, вместе с гильдией будете богатеть и вы, а значит, сможете пройти имущественный ценз и уплатить взнос за гражданство. Заплатив же взнос, вы сможете голосовать, и значит, увеличите число голосов, которые будут отданы за кандидата, который потом будет отстаивать ваши интересы, а если он будет избран, вы с чистой совестью будете иметь право обратиться к нему со своими просьбами и чаяниями, и он не имеет права вам отказать, ибо и ваши усилия тоже привели его на пост. Само собой, в случае с гильдией вам будет еще проще влиять на кандидата, ибо вместе с вами на него будет влиять и мнение совета гильдии, а ведь ваше мнение наверняка сходно с мнением ваших наставников и коллег.
   К тому же, получив гражданство, вы и сами сможете избираться в Ригельсберме, а значит самостоятельно влиять на политику государства!
   Таким образом, каждое решение принятое нашим правительством, это по сути, если оставить частности - решение народа. Ибо народ напрямую, а так же косвенно, трудом и тщанием своим избирает своих представителей и вкладывает в их уста свои мечты и стремленья, и так же народ имеет силу и вес не переизбрать неугодного ригельпатриция, если он обманет народ, и не исполнит своего долга. И это основное отличие Республики, от королевств, империй, монархий и деспотий, в Республике ваша судьба находится в ваших руках, и, проявляя должное тщание, каждый может достигнуть высот небывалых, или же так же имеет право не стараться и сгинуть в безвестности, но Главное - по своей воле! А не по воле тирана или устаревшего догмата. Начиная от Приватпатриция, что возглавляет Ригельсберме, Дивалпатриция, что стоит над министрами, Верховного Судьи - Крейгпатриция, Генерала-Патриция, членов Ригельсберме, глав гильдий и союзов, и, заканчивая последним рудокопом, судьба каждого в государстве в его руках, и за каждым стоит государство.
   Как вы видите, за каждым решением, за каждым жестом и словом, за каждым шагом любого важного лица государства стоит масса стараний, усилий, надежд и чаяний народа Ригельвандо.
   Так черт побери! Проявляйте к ним уважение, когда будете резать их глотки!
  
   Запись лекции "О Республике" наставника неофитов Силенцийской Гильдии Убийц, профессора Джакомо Джакорди. 12 синтариса 809 года от о.а.и.
  

Ах, совпадения, совпадения.

   Трактир на перекрестке дорог между графством Никкори-Сато и маркизатом Шаронье, в целом был похож на "Голову великана на зеленом лужку". Но имел одно существенное отличие, даже два - владельцем "Головы великана" был честный шваркарасский трактирщик в пятом поколении, уроженец Кампани. Этим же заведением под именем "Золотой шмель" владел ригельвандец без роду и племени, Винчензо Рацци Братиолли. Вторым же отличием была некоторая демократичность "Шмеля", помимо трех традиционных залов, тут так же наличествовали сдававшиеся за существенную плату отдельные переговорные кабинеты, в которых можно было побеседовать, так сказать конфиденциально, не опасаясь быть подслушанным. У людей определенного рода профессии, или определенного рода душевного состояния, проще говоря, шпионов и влюбленных, чьи отношения по тем или иным причинам запретны, такие кабинеты пользовались спросом.
   - Винчензо, ты старый лис, за то люблю, и к слову ценю, - по столу покатился пущенный рукой в белой шелковой перчатке, некрупный бриллиант.
   - Истинно так, сеньор Штурмхарт, но лис не только старый, но и опытный, - отвечал человек с излишне длинным носом на узком скуластом лице и хитрыми глазами, блиставшими из-под густых бровей.
   - Виктор, сейчас я Виктор де Лотерини, - на стол шлепнулся звякнувший золотом мешочек.
   - А как ни назовитесь, сеньор, только не ходите вокруг да около. - На тонких губах играла вкрадчивая улыбка. Хозяин трактира был хитер и осторожен, он поднаторел в словесных баталиях и всегда вел диалог очень тонко. Сейчас он играл с огнем, но играл расчетливо. Он знал, что сухой, замкнутый, будто пронизанный холодным южным ветром, человек напротив - очень опасен. Но знал старый стяжатель так же, что человек этот щедр и его щедрость зависит от Винчензо. Потому, стараясь его излишне не злить, ригельвандец все же умело гнался за добычей.
   - Хорошо, рассказывай, коротко, но, не упуская деталей. - Жесткие четко очерченные узкие губы были хмуры.
   - Был один случай, из ряда вон прямо - я знаю всех ваших, из тех, кто может у меня показаться.
   - Не будь самоуверен. - Собеседник трактирщика тоже был опытен, в отличие от своего конфидента, он знал так же, что играть на чувствах можно не только словами. Намеренно поддерживал он жадность ригельвандца, расставаясь с условленной наградой по частям, отвечая на правила игры навязанные самим Винчензо. Этот человек был постоянно собран и напряжен, делая расслабленный вид лишь тогда, когда этого требовало дело. Он не позволял себе лишних слов, лишних жестов и лишних мыслей. Равно как не позволял осведомителям, типа Братиолли, почувствовать свою слабость. Он был в чужой стране, с чужим именем и без единого на самом деле надежного союзника. И только умение показать свою силу, свою несокрушимость и значительность, позволяли ему вести здесь свои дела. Самых разных людей, начиная от ригельвандца-трактирщика и заканчивая графами королевства, он сумел убедить, что зависит от них, но уничтожит, если его положением решат злоупотребить. Человек, пронизанный южным ветром, уверенно, не первый год, ходил по тонкому льду.
   - Знаю, знаю сеньор, но мы не об этом, - ригельвандец отмахнулся худой жилистой рукой с синими венами, - Было так: сначала прибыл человек в черных, простых одеждах, ну знаете плащ, сюртук, широкополая шляпа, заказал кабинет, и пытался, вы не поверите, изображать алмарский акцент! Именно изображать!
   - Хамство, не иначе, - на широком лице, с чертами, будто вырубленными в камне, на миг сверкнула ухмылка.
   - Так вот, заказал кабинет, пива, сосисок, пародист прямо, алмарец анекдотический одна штука. И стал ждать, судя по всему, знаете же - я лишь слушаю, подглядывать опасно, взгляд можно многими амулетами почуять, а звук - другое дело... И истинно, скоро притопал второй - по форме коронный лейтенант драгунский, стали беседовать они, о том, о сем, знамо дело, плели перед тем как к серьезному перейти. Потом тот, что с алмарским акцентом, спросил, знает ли драгун Алана де Мелонье, тот ответил, что недолго с сим субъектом знаком, но уже искренне не терпит выскочку, а "алмарец", - Он выделил слово насмешливым голосом, - коротко так, "Так проткните его и дело с концом, на дуэли". Лейтенант же начал отпираться, говорить, что Мелонье сам не выйдет, а норманита он не сдюжит, а тот, что в черном, ему и говорит: "А вы найдите его слабости, да по больному бейте, пока он сам вас не вызовет, тогда по кодексу на чемпиона права не имеет, проткните его в сердце, а я от щедрот императора вам десять тысяч желтых кругляшков отвалю". На что драгун спросил, а уполномочен ли черный императором, а тот похвалил за смекалку и сказал, что и верно, агент он полномочный. Лейтенант и говорит "Сделаю за пять, и дружбу алмарского агента, в наши времена не повредит", на том они порешили, и разошлись - драгун через дверь, а черный прям в окошко сиганул. Агент он, хе-хе.
   - Благодарю, Винчензо, - голос был мрачен и звучал бранной сталью, на стол шлепнулась пара изумрудов. - Теперь мне есть над чем подумать.
   Он не был доволен, ибо всегда терпеть не мог мелкие дела, порой способные в прах испоганить важные начинания. Но при том был заинтригован - только некто очень смелый, и скорее всего очень глупый, способен открыто называть себя алмарским агентом в Шваркарасе - стране, над которой довлеет Тайная Канцелярия, властной рукой уничтожающая любую опасность для короны.
   Человек с лицом суровым и мрачным в силу черт своих, одетый в алый жюстокор с широкими, расшитыми шваркарасскими пиками, отворотными манжетами, где покоилась пара писем, полученных от ригельвандца, покинул трактир твердым уверенным шагом, придерживая пехотный палаш в черных лакированных ножнах.

Библиотека Хранителей Знаний. Краткие выдержки об истории и природе стран Южного Архипелага Гольвадии: Королевстве Шваркарас, Республике Ригельвандо и Алмарской Империи, полученные из источников разных, достоверных до степени достойной преподнесения дражайшему читателю.

Слава Империи! Горе Империи.

   Мой Кайзер! Я пишу вам в надежде быть услышанным. В конце концов, должны же тридцать лет верной службы быть вознаграждены вниманием Императора.
   Решение написать сие послание далось мне нелегко. В конце концов, имеет ли право граф-генерал ван Тормутт высказывать мысли, столь схожие с наставлениями, Императору Альму III Хоценголлеру. Однако чрезвычайные обстоятельства, и систематические нарушения, обнаруженные мною в Империи на протяжении многих лет службы вынуждают меня раскрыть перед моим сюзереном картину нарушений и ущемлений, кои ежечасно, ежеминутно терпит население верноподданных государства от алчного купечества и подстрекающего его разложенного клира.
   Как известно опорой Трона Дралока всегда были верные вассалы великих кайзеров империи - рыцарство и аристократия. В то же время Тиара Архиепископа уже давно и прочно покоится на горах злата худородного, жадного и многочисленного купечества.
   В те времена, когда проблемы империи решались огнем и сталью, а крепость брони рыцаря и острота его меча определяли успех государства на мировой арене, можно было мириться с тем фактом, что прямо у нас под боком раскинулась гниющая клоака порочного союза богословов и торгашей, подтачивающих стабильность и сами устои имперского правления. Притом, подтачивающие изнутри.
   Сейчас же мы стоим на перепутье, когда понятия чести и верности трону и знамени Империи диктуют нам очевидный путь - путь чести и славы. Который лежит в расширении заморских владений Империи, а так же твердого курса на упрочении позиций и умножении уважения к трону кайзера среди держав Юга. Где в первую очередь нужно сбить золотую спесь с Ригельвандо и преподать урок смирения беззаконному Шваркарасу.
   Так же очевидным фактом является необходимость колониальных завоеваний в свете все учащающихся столкновений с новым опасным врагом - если мы не остановим Амиланию сейчас, то очень скоро держава безумных баб сбросит нас в море с берегов Мейна. Потеря же колоний очевидным образом влечет гибель Империи, падение в бездну зависимости от более успешных конкурентов.
   Единственный разумный путь защиты, открывающийся перед нами, это путь атаки. Император обладает огромной, боеспособной армией, к тому же за троном стоит масса стальной аристократии державы, готовой единым порывом смести с берегов экваториальных островов любого противника, утвердив знамя Дралока на землях, что нам принадлежат по праву силы и праву древности.
   Меж тем, мечи ржавеют в ножнах. А великолепные боевые корабли Империи гниют в портах, в то время как беззаконные каперы церкви свободно бороздят просторы морей, принося все больше опасного золота в мошну архиепископа.
   Меж тем - наша надежда и оплот, все прогрессивные слои имперского населения - свободные фермеры, горожане, ремесленники, задыхаются в тенетах храмовой пропаганды. С амвонов, открыто, при свете дня, священники, чей гражданский и человеческий долг поддерживать императора, вещают пастве, идущей в церковь за божественным откровением. Вещают пастве о том, что трон заполонили еретики и предатели, что император не слышит зова народа, и якобы в этом виноваты аристократы. Да мой Кайзер. Тех, кто проливает за тебя кровь и в первых рядах встает на защиту Империи. Тех, кто под своей мудрой рукой хранит и развивает города и провинции, поддерживая закон и порядок. Тех, кто единственный заботится о наполнении казны государства. Облевывают с амвона перед жителями государства, день и ночь пытаясь вдолбить в мудрых и свободолюбивых жителей империи ненависть к благородным людям, непочтение к императорской власти и презрение к законам.
   Да, Государь! Презрение к законам! Даже среди самой лояльной частицы населения империи, я вижу неправый ропот. Ленные крестьяне, крепостные! Считая, что их обидели или унизили, идут не к господину своему, дабы тот представил их интерес в суде. Они идут к святошам, ожидая что среди притч "Книги Многих Ликов", для них найдется нечто большее, чем есть в мудрых имперских законах. Веками сковывающих державу в единый организм.
   Мы не дремлем, Кайзер. По мере сил - мудрым правлением, реформами, привилегиями и послаблениями, даже выделением под нужды городов и фермерских общин своих наследных земель. Честным исполнением своих обязанностей сюзеренов, и добрым отношением мы удерживаем чернь от глупостей. Действуя кнутом и пряником, мы из последних сил поднимаем на натруженных плечах свод Империи. Но, если ты не обратишь свой благородный взор на верных, о мой Кайзер, если останешься равнодушен, мы не сдержим напора многочисленных клириков! Не сможем противостоять зову золота купцов, столь привлекательному для уха бедного простолюдья. Мы падем. Но я верю. Что Ты не допустишь этого мой Государь.
   Империи нужна война. Долгая. Продолжительная. Тяжелая и победоносная война. Но Старый свет исчерпал свои возможности. Если мы ввяжемся в войну здесь - это будет гибельно. Нам нужна война в Свете Новом. Потоки трофеев и золото завоеваний, насытив страну, облегчат участь простого народа. Громкие победы поднимут престиж Армии. А новые земельные приобретения позволят вывезти ропщущих крепостных за пределы имперской метрополии, не потеряв над ними контроль. Опять же существенно улучшится положение безземельных рыцарей, которых во множестве породили армия и бюрократическая машина Державы. Война станет беспримерным благом. Каким всегда становилась для Империи.
   Но как воевать? Когда Архиепископ издает буллу за буллой, осуждающие имперское расширение до тех пор, пока не будут обращены и освоены земли Экваториального Мейна Империи. Архиепископская гвардия не только стоит на границах колониальных владений, но еще и всеми правдами и неправдами старается не допустить туда доблестную армию моего Императора. А колониальные епископы открыто ущемляют государственную администрацию, перетягивая на себя "одеяло" управления завоеванными землями. Если так будет продолжаться и дальше, то Мейн начнут называть не Имперский, а Архиепископский.
   И все это произошло из-за медлительности и излишней осторожности в принятии решений по колониальной политике. Пока эрцгерцоги и графы боролись за право вести армии на захват новых земель. Пока министерства ссорились о том, какой бюджет утвердить на колониальные нужды. Пока господа рыцари начищали панцири и слезно прощались с дамами сердца...
   В колонии отправились каперы, благословленные церковью, дабы не допускать к берегам, предназначенным для Империи, прочие державы юга. В туземных племенах открыли фактории купцы, начавшие подвоз товаров с Экватора еще тогда, когда министры не оформили законы о колониальной торговле и монополиях. И везде, где только можно было говорить посредством языка, тела и горячего железа, начали действовать проворные миссионеры Архиепископа, начали строиться церкви и храмы.
   И потому так тяжело нам сейчас на Мейне, ибо большая часть подданных императора здесь - это туземцы и церковные колонисты, которые верят святошам, а Губернаторов Императора с куцыми гарнизонами почитает за что-то навроде дивных зверушек.
   Нельзя продолжать в том же духе. Нельзя позволять храмовникам исполнять работу имперской армии и бюрократии. Нельзя оставлять без внимания падение авторитета и могущества власти. Мы не можем воевать против Архиепископа. Значит, мы должны найти в колониях новые земли и отвоевать их для Трона Дралока, а не для Тиары.

Письмо Графа-Генерала Эрхарта ван Тормутта, тайно, лично, в руки Императора Алмарской Империи Альма III. 8 орналика 812 года от О.А.И.

  
   В Шваркарасе, где религиозные культы не объединены каким-либо общим институтом, существует множество разнообразных религиозных организаций самой разной направленности. Бардак с церквями и орденами - визитная карточка Шваркараса.
   Аритсанна Мать Железных Клинков - одна из малых богинь Хмааларского Султаната. Покровительница наездников и налетчиков.
   Мать Демонов Феариша - еще она малая богиня, от нее и ее супруга происходят все демоны в Хмааларской религии.
   Кади - толкователь божественных законов в Хмааларе.
   Холодное серебро - мистический материал, изготавливаемый магами, колдунами или алхимиками. Он способен повредить любой нежити и нечисти, даже демонам, а так же защищает разум. Он редок и очень ценен ибо часто становится полезен.
   Знак круга - священный жест, принятый в религии Единого. Воплощается в проведении перед собой руки с двумя распрямленными перстами по кругу.
   Звание выборного государственного чиновника возглавляющего в Ригельвандо законодательную власть.
   Члены Ригельсберме - законодательного собрания Ригельвандо.
   Дралок - геральдическое гербовое животное Алмарской Империи - на половину дракон, на половину - орел. Дракон означает в широком понимании Императора. Орел - Церковь и Архиепископа.
   Алмарский Мейн - общее название для самой крупной колониальной области, находящейся под властью Императора Алмарской Империи.
   Оба иерарха Алмарской Империи обладают военной силой. У Архиепископа есть гвардия и боевые ордена. У Императора - армия.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"