В пятом классе она казалась обыкновенным светлым солнышком, каких много среди девчушек ее возраста. Бант на голове, старательно собранный пенал - предмет тайной зависти мальчишек: еще бы, в нем столько разных вещей! Из-за этого именно ее пенал чаще всего пытались стянуть со стола, чтобы потом подразнить ее, размахивая пеналом перед самым носом и не давая в руки.
...В начале сентября их класс делили на две группы - английскую и немецкую. К ним пришли два преподавателя иностранных языков, завуч... Было шумно и весело. В коридоре толпились родители и заглядывали в открытую дверь кабинета. Родители требовали, чтобы их чад определили учить английский язык. Они казались непреклонными, хотя не могли объяснить разумно, почему им так хотелось этого.
Молодой учитель немецкого языка, только что сошедший с университетской скамьи, выглядел сам почти мальчиком на фоне полных матушек и сурово-серьезных пап. Он с некоторой иронией относился к родительской суете, к тому, что взволновавшиеся мамушки видели в своих детях безусловных дипломатов, пребывающих в Лондоне или Вашингтоне. Что ж, они были простыми людьми - малярами, поварихами, продавцами, немногие - учителями или домохозяйками. Им всем хотелось лучшей доли для детей, да и картину будущего счастья они представляли себе примерно одинаково, одинаково и совсем неопределенно.
Надюшка записалась в группу к молодому учителю немецкого языка. К нему пошло всего семь человек. Зато "англичанами" стало двадцать четыре. Так получилось даже хорошо для Надюшки, но поначалу мама ее ахнула, услышав из коридора пожелание дочери.
Молодой учитель спросил свою группу вскоре, что их подвигло на такое решение. И его любимая группа ответила, что на них повлияло здравое рассуждение. Какое же это рассуждение? Очень простое - им, семерым, всегда достанется больше внимания, чем остальной части класса. А учительское внимание - вещь важная.
Прошло месяца три. Тот молодой учитель сидел однажды в своем кабинете и подготовлялся к уроку. Вдруг он услышал топот в коридоре, а потом дверь распахнулась и его взору предстали две запыхавшиеся девчушки - Наденька и ее подруга.
- Мы с физкультуры! - объявили они. - Мы быстрее всех переоделись и прибежали. Вы рады?
Он засмеялся и кивнул.
- И мы рады. Знаете, какие предметы у нас любимые? Не знаете! Физкультура и немецкий язык!
...В середине учебного года в их классе проводился праздничный вечер. Их учительница придумала много интересных конкурсов, в число которых входило и избрание королевы праздника. Королевой выбрали Надюшку, она так и сияла от радости. Одноклассники ее любили.
...Каждое лето родители Надюшки отправлялись на юг, на черноморское побережье Кавказа. Ходить неловко по горячим крупным камешкам на пляже, провожать блистающую солнечную дорожку заката на воде и встречать там же нежное лунное трепетанье, до слез обнимать сердцем огромные цветы магнолий - это было таким счастьем для девочки, которое она помнила и переживала долго. Разве только взрослым доступно это чудесное ощущение распахнутой души?
Слава Богу, что она не умела писать стихов. Чудо мира, ей открывавшееся, было бы лишь исковеркано попытками вложить его в рифму и размер. Она просто смотрела и переживала, и впитывала в себя все новые и новые ароматы дней.
Она была непоседливой и любознательной девушкой. Особенно ей нравилось гулять с родителями по тихим приморским улочкам того городка, в котором они всегда останавливались. Местные жительницы - страшные, но вместе с тем притягательные в своей некрасивости пожилые женщины - торговали у калиток красным вином. На высоких и низких табуретах стояли трехлитровые банки. А еще на улицах росли деревья с грецкими орехами на ветках! Орехи были зеленые и потрясающе пачкали лицо и руки, оставляя на коже коричневый след.
...Надюшка не любила кукол Барби. Когда ей попытались подарить заморскую диковинку, она с сомнением на нее посмотрела, осторожно взяла и долго потом словно бы не знала, что с ней делать. Родители смешались.
- Дочка моя учудила! - с тайным восхищением рассказывал потом отец. Его товарищи - рабочие-мебельщики - широко раскрывали глаза.
- А ты, слышь, продай эту куклу! - советовали ему. Пока еще новая.
- Да как же я продам, когда уже подарил? - спрашивал недоумевавший отец. - Авось сама выбросит.
Зато Надюшка попросила родителей, чтобы те купили ей маленький музыкальный пенальчик. Их во множестве навезли из Китая. В пенале имелась двадцать одна клавиша, можно было исполнять незатейливые мелодии.
Музыкой этих пеналов сопровождали звонки в школе. Учителя не знали, плакать им или смеяться, если вдруг во время урока полученная кем-то двойка вызывала со стороны класса печальные звуки.
...Надюшка занималась бальными танцами. Ее партнером был мальчик из соседней школы. Их пару хвалили, но чтобы они вдруг не стали зазнаваться, тренер гонял их до изнеможения, все выше поднимая планку своих требований. Уже в шестом классе на них было любо-дорого посмотреть! Родители шутя определяли день предстоящей свадьбы - так трогательно относился к девочке ее кавалер.
В девятом классе она всех изумила, заявив о своем решении заниматься дзюдо. И действительно - отправилась на тренировки. В первый день она вернулась домой хмурая, насупленная, прихрамывая на одну ногу. У подъезда ее ждал тот самый партнер по танцам, но Надюшка только сказала: "Извини, у меня все болит, и говорить ни с кем не хочется. А сейчас еще родители будут доставать",- и прошла мимо.
Позже она раскаивалась в своей грубости.
Танцы она не бросила. Папа на работе хвастал ее успехами, а между прочим сообщал, какого цвета пояс она получала.
- Погляжу на нее в кимоно - и никак не представлю в роскошном платье. А увижу в вальсе - не могу представить, как судья кричит "кокку" и она довольно улыбается.
- Какой же в вальсе судья? - недоумевали вокруг.
- Да это не в вальсе, это на татами.
- А "кокку" что такое?
- Какая-то их оценка. Хорошая, наверное.
...В девятом классе она перешла из обычной школы в первую городскую гимназию. Та считалась элитным учебным заведением, дававшим блестящие возможности для поступления в вуз. Директриса, строгая и решительная женщина, спасшая репутацию своей вотчины в эти трудные времена, целеустремленно спрашивала родителей:
- Что вы сможете сделать для нашей гимназии? Какую помощь сможете оказать?
И родители, всем сердцем жаждавшие видеть свое чадо в гимназической форме, открывали в себе неизъяснимую склонность к доброте. Папа Надюшки изготовил на работе красивую офисную мебель, и дочка оказалась в гимназии.
...Считалось хорошим тоном иметь при себе кавалера. Его называли своим парнем, другом или еще как - дело было не в названии. На нем можно было проверить свое очарование, иногда покапризничать, чтобы он утешил и не очень задавался. Он водил в кафе и кинотеатры, дарил ко дню рождения плюшевых мишек и французский парфюм. Пусть многие из них не читали Кастанеды и Маргарет Митчелл, не слыхивали о Просвещении или барокко - зато они были понятными и по необходимости были рядом. Половина гимназисток с их помощью лишилась невинности, наконец-то ощутив себя по-настоящему взрослыми девушками, а заодно открыв новый способ манипулирования парнями. Восхитительное и страшное занятие оказывалось, кроме того, весьма выгодным.
Надюшкин бойфренд несколько раз возил ее в ресторан. Увеселениями гимназисток, собственно, трудно было удивить. Но его красивый автомобиль, его взрослость, его опытность привлекали. Она поначалу, как и все почти, строила глазки студентам-практикантам, испытывая их "на прочность", но скоро решила, что это - пустая и бессмысленная затея. И когда ей удалось познакомиться с человеком старше себя лет на восемь, она почувствовала удовлетворение.
Она не была циничной.
- Я знаю, что я красива, - говорила она своему партнеру по бальным танцам, нежно к ней относившемуся. - Девушка радуется своей красоте, это вполне естественно. И почему я не могу гордиться собой? Ты используешь ум, а я - привлекательность. Я хочу познавать мир. Разве я этого не достойна?
Партнер по бальным танцам, недавно поступивший в политехнический институт, смеялся и утвердительно кивал головою.
- Короток девичий век, - смеялся он.
- Вот я и хочу все успеть. Ведь так много красивого на свете. Я, например, совершенно не представляю себя без наших танцев. Если бы родители не отдали меня тогда в танцевальную секцию... не знаю, чтобы я сделала!
Она, как и раньше, ходила вместе с ним на выставки и в филармонию, ей нравилось, как он рассказывал ей о компьютерах...
Влад Харчев после девяти классов понес документы в железнодорожное училище. Выбор его объяснялся просто - ближе к центру города и дальше от дома. На занятия он все-таки заглядывал, хотя считал, что вся эта канитель - явление временное, а уж если совсем разобрать его жизнь по понятиям, то достоин он был жизни лучшей. Сто пудов - достоин, как говаривали его друзья.
Потом его забрали в доблестную армию. На проводах он и батя так назюзюкались, что едва не перепутали, кому из них предстояло служить.
Особенною силой он не отличался, зато жизненной смекалкой природа наградила его в достатке. Избежав прелестей "дедовского" отношения к новобранцам, он приободрился и стал писать домой важно-философские письма. На втором же году службы Влад катался как сыр в масле, только что не посылая молоденького лейтенанта за девочками. На нем держалась дисциплина в роте. Он помогал командирам совершенствовать воспитательный процесс. Дембель он встретил розовощеким и кругломордым, с некоторым брюшком под расслабленным ремнем.
За всю службу он, пожалуй, лишь раз испытал нечто похожее на унижение. В их часть, затерянную в костромских лесах, прислали студентов, которые сдавали там войсковые экзамены на офицерское звание. И надо было такое представить себе - четверо из них отказались выполнять его повеление, когда он дежурил на кухне. Да еще прапорщик принял их сторону... И ведь ничего не попишешь, думал он злобно, студенты вместе держатся, что с ними сделаешь, коли их две сотни числом! А один их этих интеллигентов пообещал вернуться и, будучи уже лейтенантом, покомандовать ему, Владу Харчеву, "лечь-встать" раз двадцать. Издевался ведь, гад...
На гражданке Харчев решил пожить человеком, так пожить, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы.
- Сережа, иди сюда, пожалуйста! - позвала мать, когда открыла дверь и увидела стоявших на пороге милиционеров.
- Вы Аристовы?
- Да.
Молоденький милиционер замялся и, отведя глаза куда-то в сторону, проговорил:
- Вам нужно поехать с нами, на опознание, Вашу дочь убили.
Было так тихо, что слышалось биение собственного пульса. Отец, побледневший мгновенно, выглядывал из глубины коридора. Что-то орал издалека телевизор.
- Поедемте, машина внизу ждет, - умоляюще сказал молоденький милиционер.
Убийцу задержали через неделю.
Отец каждый день пил. Смотрел на фотографии и пил. Молча и страшно. Мать поседела. К ним приходили знакомые и утешали их, как могли.
Расследование двигалось медленно. Адвокат подозреваемого проявлял чудеса изворотливости, чтобы вывести подопечного из-под удара. Случайно оказался в том месте... Не имел никаких оснований для совершения преступления... Характеризуется положительно...
Мама Надюшки как-то брела по тихой улочке, без мыслей, без ощущения времени, когда взгляд ее задержался на куполах женского монастыря. Она нашла дорогу, ведущую в обитель, и ступила на монастырский двор. Тишина окружала ее, от обильных цветников плыл легкий аромат, блестели наверху кресты. Служба закончилась уже. Она все же решилась зайти в церковь, но не знала, как это делается. Она не знала, как осеняют себя крестным знамением, не имела при себе платочка, чтобы покрыть волосы.
- У меня дочка умерла, - сказала она подошедшей монахине.
Та кивнула и помогла страдалице.
- Она ведь хотела поступать в университет.
- На иностранные языки?
- Да. Она хотела поездить по миру.
- А я слышала, что она собиралась вернуться в свою школу. Не в гимназию, а именно в школу.
- Откуда ты знаешь?
- Надя сама говорила. Я у нее спросила, почему, а она так уклончиво ответила, что есть причина.
- Какая? Ей - и идти туда?
- Ребята, мы ведь даже и не осознаем, что ее нет больше.
- Хотел ей сказать одну вещь - и не успел!
- А что делает ее ухажер?
- Какой? Тот, что на "BMW"?
- Ну да.
- Да ничего не делает. Что ему надо делать?
- И чего она находила в нем? Даже на похороны не пришел. Толик, с которым она танцевала, был куда лучше.
- Господи, да ведь все не то мы говорим! - и забилась в истерике. - Не то, не то...
- Отец ее не пьет больше?
- Не пьет. Пересилил себя.
- Жаль, что доказательств не хватило.
- Он, говорят, поклялся собрать новые. Решил все с себя продать, но казнить убийцу...
- Вам нужно жить ради мужа, матушка, - говорили ей в монастыре. - Жить ради памяти дочери.
Ее душа постепенно успокаивалась. Время ли лечило ее или запах ладана - неизвестно, только мать Надюшки уже не плакала так ночами.
- Она на что-то надеялась, во что-то верила, - говорили ей, - и Вам Господь дарует возможность обрести себя. Трудитесь теперь и за нее в мире. Мало ведь там добра.
- Я буду трудиться, - отвечала мать.
Бывало при этом, что слезы наворачивались на ее глаза, когда она представляла себе мысленно образ дочки, радостный, нежный...
Прошел год.
В деле открылись новые подробности. Отец Надюшки продал дачу и нанял опытного адвоката, чтобы в этот раз не упустить убийцу. Следователь был удивлен его решением.
- Похоже, что Харчеву капец, - сказал он своим друзьям. - Родители обзавелись своим юристом, чтобы добить его и не ошибиться. И судья не рискнет смягчить приговор, потому что ясно, что пойдут они до конца.
Харчев, похоже, понял, что его дела плохи. Он уже не улыбался на допросах. Самым страшным ударом для него оказалось явление свидетеля, который видел, как Харчев убивал. Свидетель сдал его. На прошлом суде он не выступал совсем, потому что боялся. Отец Надюшки долго разговаривал с ним, целый месяц встречал у подъезда, на улицах, в транспорте, на работе... Разговаривал, молча смотрел, как бы ожидая...
Адвокат надюшкиных родителей раньше сам был прокурором.