|
|
||
| ||
Глава 20. Нас согнали в большую плотную кучу и отвели с площади в одно из стоящих недалеко старых каменных зданий. Во время короткого перемещения толпой под конвоем по улице я поглядывал по сторонам в небольшой надежде вдруг удастся незаметно скрыться, но количество возмущенных охраняющих из поезда Троцкого не давало никакой возможности без какого-либо подходящего случайного события. Благоприятной случайности не произошло, на нас ожидаемо никто не напал, ни один из конвоируемых не пытался сбежать и за ним не устроили шумную погоню, толпа не кинулась врассыпную, поэтому под гвалт и выкрики вооруженных людей в кожаных куртках всех окруженных довели до бывшего, похоже, купеческого здания и поместили в пустующий подвал с маленькими высоко расположенными окошками под сводчатым потолком. Лязгнула тяжелая дверь, отделяя сгрудившихся людей в полумраке подвала от осеннего дня. Некоторое время стояла гнетущая тишина, потом кто-то из вблизи стоящих горожан судорожно вздохнул, рядом прокашлялись, переступили с ноги на ногу, зашевелились, и вскоре послышался осторожный гул приглушенных голосов. Люди разошлись по сторонам, поодиночке или собираясь в кучки, насколько позволяли размеры подвала. Я отошел к краю помещения под узким маленьким окошком и присел на корточки, опираясь спиной на стенку из крупных кирпичей и ощущая ничем не объяснимую успокаивающую тяжесть оружия на поясе и в наплечной кобуре, ведь обыскать нас никто не удосужился. Хотя не отстреливаться же я собирался. Должны ведь опросить и выпустить, успокаивал я себя, вряд ли кто из собранных здесь людей причастен к покушению. Если кто-то и контролировал стрелявшего, то мог находиться и поодаль, на соседней стороне площади. С другой стороны, обнаружение при мне оружия, не положенного обычному красноармейцу, могло сослужить плохую службу. Неизвестно как будут вершить суд или расправу эти "кожаные". У них в поезде вроде бы даже свой ревтрибунал имеется. Расстреляют скопом всех подозрительных и классово чуждых за гибель вождя революции товарища Троцкого. Не кричать же мне у стенки "Да здравствует мировая революция", не поможет, да и не хочется. Я уже начал потихоньку озираться, выбирая места, куда мог бы незаметно припрятать наган и браунинг. Хотя ведь и кобуры лучше будет снять, а то смотреться они на мне будут неуместно, особенно бывшая офицерская портупея. Как же это проделать, не привлекая внимания? Мда, вот незадача... Я поднялся, тем более ноги затекли с непривычки, и захотелось их размять. За входной дверью раздался приглушаемый толстыми досками шум громких голосов, топот множества ног по ступенькам, ведущим в подвал. Затем послышался шорох засова, и тяжёлая дверь, набирая скорость, распахнулась и ударилась о стену. В проёме и за ним толпились люди: два-три в кожаных куртках красноватого цвета, остальные кто в пиджаках, кто в гимнастёрках. Кого-то из них я узнал, довелось сталкиваться во время расследования заговора Носовича. Впереди всех стоял Червяков, председатель царицынской ЧК и рядом с ним молодой человек в потрёпанной студенческой тужурке с карандашом и тетрадкой. - Кто тут заарестованные, подходи записываться! - зычно бросил Червяков в полутьму подвала. - Как зовут, кто такой. Потом вызывать будем по одному. Со всеми разберёмся! Люди зашевелились, присевшие стали подниматься на ноги, а начальник ЧК, присмотревшись, заметил меня, стоявшего у стены: - Эй, кто там?! Кузнецов, ты что ли? Чего тут делаешь? - Я, товарищ Червяков, - отвечаю, подходя к двери. - Ну, здорОво! Как сюда попал-то?... Ладно, выходи давай, снаружи поговорим, - прервав разговор, кивнул мне Червяков. - Этого не записывай, - сказал он парню с тетрадкой. - Вы не можете выпускать его! - взвился один из рядом стоявших "кожаных". - Он может быть замешан в покушении на вождя революции товарища Троцкого! Мы как охрана товарища Троцкого должны не допустить избежания революционной кары возможными контрреволюционерами! - Мы здесь ЧКа - и точка! - обрубил Червяков. - Сами разберёмся. Человек из охраны замолчал, раздувая ноздри и зло сверкая глазами навыкате. Парень с тетрадкой посторонился, я протиснулся мимо него в тесном дверном проёме, выходя наружу, и остановился перед лестницей, ведущей наверх. Ответил на приветствия знакомых, пожал кому-то руку. Вскоре вышел и председатель ЧК, оставив несколько человек записывать задержанных. - Что там у тебя приключилось-то, Кузнецов? - спросил Червяков, поднимаясь по лестнице. - Ну как, очень просто, - невесело усмехнулся я, идя за ним. - Отвез хлеб в столицы, был ранен, задержался в Москве, вернулся, моего полка нет, и товарищ Ерман меня в новый полк определил. Полк пошёл на митинг, а тут такое. Вот со всеми без разбору и загребли. - Что ж ты ко мне по приезде не подошёл, - попенял Червяков. - У нас, понимаешь, людей грамотных не хватает, а ты... - Да на Ермана наткнулся, не ругаться же с ним, - развёл я руками. - В следующий раз, парень, решительней бывай, - шутливо постучал Червяков по моей голове, - и башкой думай, что полезнее для дела будет. Мы с Червяковым и несколькими бойцами ЧК вышли из отдельного подвального входа во двор особняка. На постах вокруг здания стояли люди в поношенной солдатской форме или в гражданской одежде с винтовками в руках. Перед воротами толкались одетые в новые кожаные куртки десятка два человек, по-видимому, из поезда наркомвоенмора. - Пошли, расскажешь, чего видел, - мотнул головой начальник ЧК в сторону парадного крыльца. Зайдя в особняк, свернули в ближайшую комнату, где вдоль стен находились обитые тканью диванчики и буфеты с застекленными дверцами, а в центре стоял чужеродно смотревшийся явно принесённый из другого места простой стол и несколько стульев. Председатель ЧК уселся на один из них, кивнув мне на другой. Рассказ о покушении у меня не занял много времени. Уже основательно успокоившись, я смог припомнить, что стрелявший в Троцкого пробился в первые ряды ближе к концу митинга, и вроде, насколько я смог заметить, ни с кем не общался. Червяков сказал, чтобы я написал всё, что вспомнил, и подвинул стопку листов бумаги и письменный прибор. По привычке вместо перьевой ручки вытянув из стаканчика остро очинённый карандаш, я принялся записывать. Начальник ЧК, пока я заполнял листок, куда-то вышел. Потом он появился вскоре после того, как я закончил, так что ждал я его недолго. Взяв мои записи в руку, Червяков бегло их просмотрел и сказал: - Давай, двигай в этот свой полк, собирай вещи и что там у тебя. Перевод твой оформим к нам в ЧК, с Ерманом я поговорю, приказ выпишут. Завтра утром в ЧК приходи, - с этими словами он пожал мне руку. - А мне тут с этими ещё разбираться, - Червяков устало мотнул головой куда-то в сторону подвала. Я кивнул на прощанье головой и вышел из комнаты, но в просторной прихожей перед входными дверями остановился. Через окно, выходящее во двор, виднелись стоявшие посреди улицы "кожаные", похоже, не собиравшиеся уходить. Что-то мне не расхотелось идти по парадному крыльцу через главные ворота. Мало ли что сейчас стрельнёт им в голову, а затем кто-то стрельнёт и в меня. Оглядевшись, увидел уходящую вбок анфиладу комнат. Прошёл по ней, дошёл до бывшей столовой, из которой был выход на кухню, а из той к "чёрному" ходу. Прошёл мимо стоящего у задней двери постового с винтовкой, сказав ему на ходу "Я от товарища Червякова", вышел в палисадник, а из него на параллельную улицу, на которой никаких вооруженных людей не наблюдалось. Ну что ж, теперь можно и в расположение полка. В полку нашёл Никанорова, весьма удивившегося и обрадовавшегося при виде меня: - Здравствуй, здравствуй! Ты Кузнецов, не запамятовал я, верно? Поди ж ты, и выпускать наших начали? - Никаноров широко улыбнулся под густыми усами. - А то ж командир наш ужо и в штаб ходил, и к товарищу Ерману. Много наших бойцов похватали... - посерьезнел он. Пришлось его разочаровать, что меня выпустил товарищ Червяков, предЧК, сам лично за меня поручившись. А остальные всё ещё заперты, и с ними ещё будут "разбираться". Никаноров снял кепку и огорчённо потёр лоб. Я же продолжил, чувствуя некоторую неловкость: - Меня, товарищ Никаноров, в ведение царицынского ЧК переводят. Товарищ Червяков об этом с товарищем Ерманом поговорит и, думаю, назавтра приказ подвезут. Так что завтра, наверное, снимете меня с довольствия, только вот переночую здесь. - Эх... - промолвил Никаноров. - Ну, ЧК дело тоже нужное. Ты уж там узнай насчет наших-то, похлопочи, ежели что. Я с чистой совестью обещал посодействовать чем смогу в скором рассмотрении и освобождении задержанных бойцов нашего полка, сам я совершенно не видел за ними вины, и очень понадеялся, что никаких перегибов в ЧК не случится. Никаноров ушёл, я стал отправился собирать свой вещмешок, и у меня появилось время спокойно подумать. Очень некстати стреляли в Троцкого, размышлял я. Политические убийства вообще неприглядный и далеко не эффективный метод, а в текущих реалиях гражданской войны и нарастающих угроз для Советской власти я к тому же сильно опасался всплеска ответного террора, как это произошло в моём мире после покушения на Ленина, когда могли пострадать невиновные и непричастные к вооруженной борьбе люди, причём не только от репрессивных мер "сверху", но и от реакции "низов", от самочинных расправ. Что же может измениться, если не будет Троцкого, стал копаться я в своей памяти, чем же он знаменит. Троцкий, если я правильно понимал, сыграл немалую роль в Военно-Революционном Комитете Петросовета при подготовке ко взятию власти в октябре 1917 года. Правда, в ВРК трудились и кроме него большое количество человек от большевиков, левых эсеров и, кажется, даже анархистов. Кроме того был ещё и Военно-революционный центр, созданный ЦК РСДРП(б) в те же самые дни для контроля подготовки восстания со стороны большевиков, в который входил Сталин. Но нельзя отрицать, что яркость звезды Троцкого на российском политическом небосклоне многократно возросла именно во второй половине 1917 года. Троцкий в то время активно выступал перед массовой аудиторией, на фабриках перед рабочими, в казармах Петроградского гарнизона, перед балтийскими матросами. Превосходный ораторский талант Троцкого захватывал симпатии масс, слушатели бывали практически в экстазе. Благодаря многочисленным выступлениям и направленным от ВРК в военные части комиссарам и агитаторам весь Петроградский гарнизон перешёл на сторону ВРК, а остававшийся последним неподчинившимся гарнизон Петропавловской крепости распропагандировал лично Троцкий. Я припомнил связанный с этим событиями анекдот из своей прошлой жизни: "Ленин собирает ЦК. Вчера, говорит, революцию было делать рано, а завтра поздно. Надо сегодня. Ему возражают: - Сегодня, Владимир Ильич, никак не получится, Троцкий на рыбалку уехал. - А что, без Троцкого никак нельзя? - возмущается Ленин. - Без Троцкого-то можно, - отвечают. - Без Авроры нельзя." Троцкий выступал энергично, говорил красиво и эмоционально, с экзальтацией, ему были присущи огромные харизматичность и артистизм, и он превосходно умел играть на публику. У Троцкого часто присутствовало обращение к "мефистофельскому" образу, проявлялось желание поразить слушателей. В речах гремело отрицание традиционных моральных устоев во имя торжества великих целей планетарного и всемирно-исторического масштаба. Во время рухнувших порядков многих людей охватывает стремление примкнуть к видным, энергичным и решительным личностям. Время хаоса и беспорядка это время батек, атаманов, выдвинутых из своей среды ярких партизанских командиров, вожаков отрядов и разбойничьих шаек. Троцкий в годы революции и Гражданской войны отлично вписывался в образ яркого харизматичного лидера, к которому обращались восхищённые взоры, и популярность Троцкого росла день ото дня. В выступлениях Троцкий умело использовал полемических приёмы, его желание лидировать заставляло его переходить в дискуссиях на оскорбительные заявления по отношению к оппонентам. Поведение Троцкого производило впечатление беспринципности, да и в течение всей политической жизни Троцкого характеризовала частая смена им взглядов и оценок. Как говорил его современник, "Троцкий выдергивает разные принципы, как ярлычки, в зависимости от того, который из них более удобен". После Октябрьского взятия власти назначенный наркомом по иностранным делам Троцкий изрядно напортачил при заключении Брестского мира, ведя лично свою, отличающуюся от позиции Совнаркома, политику в надежде на сиюмоментную революцию в Германии, что стоило Советской власти немало населения, территорий и ресурсов. Ну, эти события даже в текущем мире уже отошли в прошлое. Сейчас Троцкий, назначенный на пост наркома по военным и морским делам, организовывал и выстраивал Красную Армию. После разложения и развала Российской армии в период Временного правительства немалая часть революционеров придерживалась мнения о достаточности вооруженного населения или местных красногвардейских отрядов. Жизнь потребовала создания регулярной армии, но и в этом вопросе широко распространено было представление о революционной "демократической" армии с выборными командирами, над которыми стояли солдатские комитеты. Назначенный на пост наркомвоенмора Л.Д.Троцкий начал создавать совершенно другую Красную Армию - профессиональную, с дисциплиной, властью командиров, с опорой на военных специалистов - бывших офицеров, служивших ранее в Русской императорской армии. Правда, в условиях начинающейся Гражданской войны вместо полного единовластия красных командиров ввели дополнительно должности комиссаров, занимающихся идеологической работой среди разнообразного и возможно политически нестойкого личного состава, а также контролирующих самих командиров. Меня стали охватывать сомнения, не сложится ли гражданская война теперь, после покушения на Троцкого, если он не выживет, намного хуже и тяжелее для Советской власти и для страны в целом, не увеличится ли время взаимного кровопролития. Ведь теперь построение РККА может складываться по-другому, армия может быть менее боеспособной и более "рыхлой" и анархичной, страдать "партизанщиной". Немного успокоило меня воспоминание о том, что точка зрения Троцкого на военных специалистов полностью совпадала со взглядами практичного В.И.Ленина и всецело тем поддерживалась. Хотя в моём прошлом подобная линия, тем не менее, встречала сопротивление. На съезде VIII съезде РКП(б) в марте 1919 года проявила себя "военная оппозиция", которая, правда, имела смешанные и не однородные взгляды - часть отстаивала принципы коллегиальности и демократизма в руководстве, часть осуждала широкое привлечение военспецов из числа бывших офицеров, а часть выражала недовольство руководством лично Троцкого. В той дискуссии Сталин, несмотря на свои конфликты с Троцким, выступил против "военной оппозиции" и согласно политике Ленина высказался за дисциплинированную регулярную армию и против предложений "оппозиции", так как её проект может подорвать строительство РККА. Кроме установления оправданных практикой принципов дисциплины и личной ответственности командиров и комиссаров в РККА в плюсы Л.Д.Троцкому можно записать его энергичность и огромную работоспособность. В моём мире современники тех бурных лет писали о "кипучей энергии" Льва Давидовича, который на своём поезде с личной командой носился по различным участкам фронтов, попутно надиктовывая большой объём статей, приказов и распоряжений имеющемуся в поезде целому штату стенографисток и секретарей. И в нынешнем мире меня охватывало сильное беспокойство, как будет проходит укрепление и боевые действия Красной Армии в отсутствие столь деятельного руководителя. Троцкого, как писали, характеризовал жёсткий стиль руководства, и он многократно издавал множество грозных приказов с угрозой расстрела. Изобретение заградотрядов тоже на счету Троцкого. Возможно, в условиях всеобщей анархии такие действия были необходимостью, но трудно сказать, насколько. Хотя наркомвоенмор не являлся военным специалистом, но по каким-то своим причинам он был противник создания крупных конных войсковых соединений. И не без оснований считается, что расстрелы в 1920-21гг. командира конного корпуса Б.М.Думенко и командарма 2-й конной армии Ф.К.Миронова произвели под влиянием Троцкого, так же как и ранее Троцкий повлиял на расстрел в 1918 году капитана первого ранга Щастного, спасшего в начале года российский флот от захвата немцами в Гельсингфорсе и приведшего в Кронштадт. По некоторым утверждениям из истории моего прошлого мира, в военных вопросах присутствие Троцкого на фронтах кроме придания энергии и побуждающих мотивов приводило и к дезорганизации и вносило путаницу личным вмешательством Троцкого в операции, его попытками непосредственного командования. Так один крупный провал произошёл в приостановке Троцким в середине 1919 года удачного наступления Красной Армии на Восточном фронте против Колчака и временное снятие комфронта С.С.Каменева, возможно для того, чтобы освободившиеся части РККА могли быть переброшены на запад и приняли бы участие в экспорте мировой революции в Европу - в Венгрию и Германию. В военно-политических вопросах неумение Троцкого договариваться также сослужило плохую службу. Как писали, Троцкий будучи в середине 1919 года на Южном фронте спровоцировал отпадение части районов юга России и Украины от Советской власти, способствовал разрыву с повстанческой армией Н.Махно и тем самым открыл дорогу Деникину, что привело к развалу Южного фронта Красной Армии и облегчило наступление Деникина вглубь России. Это был ещё один серьёзный провал Троцкого после ошибки с Восточным фронтом. И в то же время, летом 1919 года, при поражениях от Деникина у Троцкого необъяснимо созрел секретный план авантюрного прорыва Красной Армии в Индию. Позднее Троцкий был один из активных сторонников в 1920 году "марша на Варшаву", который окончился катастрофой для Западного фронта Красной Армии, гибели 60000 красноармейцев и привел к потере Советской Россией западнобелорусских и западноукраинских территорий с населением в 15 миллионов человек и передаче их Польше. Тем не менее в прошлой реальности, как я читал, сложился культ личности Троцкого во время и после окончания Гражданской войны, произошли переименования в его честь города Гатчина и многих промышленных предприятий. Инициатива масс приводила к именованию Троцкого "почетным горняком", "почетным металлургом", "почетным железнодорожником". В архивах сохранилось множество кинокадров с Троцким, с его выступлениями, торжественными встречами, оркестрами и его портретами. Тем временем нам в военной части дали скудный ужин, и тщательно прожёвывая каждый его кусочек, я продолжал вспоминать историю своего прошлого мира и размышлять о мире нынешнем. Ну ладно, Гражданская, всё же хочется надеяться, сложится не хуже, чем в моём прошлом, учитывая хотя бы то, что в этом мире мятеж чехословацкого корпуса не затронул Поволжье. Но что же будет дальше, со строительством мирной жизни, думал я. Как я вспоминал, в прошлой реальности в марте 1920 года открылся IX съезд РКП(б), на котором Троцкий активно продвигал в преддверие окончания Гражданской войны и в ближайшее мирное время использование трудовых армий с сохранённым военным аппаратом. Троцкий был охвачен идеей милитаризации труда совместно с принуждением и уравнительностью. И вот весь 1920й год длилась так называемая дискуссия о профсоюзах. Троцкий выступал за превращение профессиональных союзов в государственный орган. Сам Лев Давидович создал согласно своим идеям профсоюз нового типа - Цектран (Центральный комитет объединенного профессионального союза работников железнодорожного и водного транспорта) с суровой военной дисциплиной. Он призвал к "перетряхиванию" профсоюзов, к "усилению" профсоюзов проверенными государственными работниками и потребовал поставить у руководства ими людей, способных "закрутить гайки". Таким образом он намеревался отменить параллельное существование как союзов работников так и руководящих хозяйственных органов и превратить профсоюзы в отраслевой чиновничий руководящий аппарат принуждения. Те предложения Троцкого многие годы спустя могут показаться даже дикими. Троцкий говорил о тотальном предписании жесткой дисциплины не только на работе, но и в быту, предлагал ввести в стране нравы близкие к спартанским, заставить всех принудительно питаться в общественных столовых за общим столом, чтобы исключить потери времени каждого на индивидуальное питание дома, и хотел сформировать у населения казарменный быт и соответствующий казарменный социум. Как писал сам Троцкий, которому принадлежит идея трудовых концентрационных лагерей, причём не только для преступников, но и для широких масс, "репрессии для достижения хозяйственных целей есть необходимое орудие социалистической диктатуры". В годы войны и "военного коммунизма" военно-административные методы стали многим привычны, и у Троцкого была немалая поддержка. Однако против позиции Троцкого о милитаризации профсоюзов и распространении военных методов на гражданскую сферу энергично возражал Ленин. В ходе дискуссии о профсоюзах Бухарин сделал попытку примирения позиций и на пленуме ЦК 24 декабря 1920 года предложил эклектически компромиссную "буферную резолюцию" между двумя позициями Ленина и Троцкого, какая и была принята пленумом. Ленин с этой буферной резолюцией так же не был согласен, но остался при голосовании в меньшинстве. Позднее Троцкий вовсе объединился с Бухариным на общей совместной платформе взглядов на профсоюзы - Бухарин в то время был как и многие подвержен левацким взглядам военного коммунизма. В январе 1921 года вышла статья В.И.Ленина "Кризис партии", в которой в числе именования прочих партийных группировок дважды прозвучало слово "троцкист". В статье содержится тезисное описание Лениным профсоюзной дискуссии, где Ленин отбивался от наседавших справа и слева групп Троцкого и "рабочей оппозиции" - крайностей, которые сошлись вместе. Троцкий считал, что государственные органы должны подмять под себя профсоюзы и превратить их в дисциплинированный исполнительный отраслевой госаппарат, а "рабочая оппозиция" желала, чтобы профсоюзные организации "получили власть" в хозяйственных вопросах в свои руки и сами стали решающими государственными хозяйственными органами. Кстати, с тех пор стала использоваться даже интересная цитата Ленина из работы "Кризис партии" : "Рабочее государство есть абстракция. А на деле мы имеем рабочее государство, во-1-х, с той особенностью, что в стране преобладает не рабочее, а крестьянское население; и, во-2-х, рабочее государство с бюрократическим извращением". Троцкий, к слову сказать, не принимал во внимание необходимость союза с крестьянством и недооценивал его роль в России. Сам я не могу с уверенностью сказать, насколько та долгая дискуссия о профсоюзах была чистым выражением теоретических разногласий о путях развития страны, или всё же, как пишут некоторые исследователи, к ней примешивалась политическая борьба за влияние и власть в партии и в стране. Во время вскоре случившейся смены курса и объявленного НЭПа Троцкий не оставлял надежд на мировую революцию и вмешательства Советской России в революцию в Германии или других европейских странах. Не веря в возможности, по его мнению, более чем азиатской России Троцкий желал "Соединённых Штатов Европы" и помощи европейского пролетариата отсталой России в виде машин, готовой продукции и высококвалифицированных специалистов. Подобный настрой мешал Троцкому участвовать в общей созидательной хозяйственной деятельности в стране, плюс ко всему большую роль играло немалое честолюбие Льва Давиловича - Троцкий надменно, как пишет даже биограф Троцкого, отверг предложение Ленина пойти в заместители Председателя Совнаркома несмотря на то, что за это предложение Ленина проголосовали почти все члены Политбюро при воздержавшихся Каменеве и Томском. В отличие от предложенного места заместителя Ленина Троцкий выдвинул своё предложение: сделать Госплан ведущим и руководящим органом с распорядительскими функциями в советском хозяйстве (вместо, как можно понять, Совнаркома), предложил себя на роль главы такого Госплана и, соответственно, единственного главы всей экономики страны. Как и можно догадаться, в этом предложении Троцкому было отказано. Возможно есть правда в том, что Троцкий любил даже не революцию, и тем более не народ, ради которого должна делаться революция, а себя в революции. С конца 1922 года, как мне помнилось, обострилась болезнь Ленина, и неясно, была она последствием ранения или же была вызвана другими причинами. У Ленина, сначала отошедшего от текущего управления, а в дальнейшем и ограниченного и в политической деятельности, возникали опасения о расколе партии. Как он писал: "Я думаю, что основным в вопросе устойчивости... являются такие члены ЦК, как Сталин и Троцкий. Отношения между ними, по-моему, составляют большую половину опасности того раскола, который может быть избегнут". Для устойчивости руководящего органа РКП(б) Ленин предложил расширить ЦК партии и ввести в него значительное количество рабочих из опытных и проверенных большевиков. Троцкий какими-то целями выдвинул идею наоборот даже несколько сократить ЦК и предложил свой план реорганизации руководящих органов партии, который был отвергнут ЦК в начале 1923 года. В этот период уже вырисовывалось неявное, а иногда и явное противостояние Троцкого с остальным Политбюро. Тем не менее XII съезд РКП(б) в апреле 1923 года проходил под частые славословия в адрес Троцкого, почти наравне с Лениным. После Гражданской войны популярность Троцкого в партийных массах была высока. Предлагавший парой лет ранее казарменный быт и трудовые армии, создавший Цектран и руководивший им во время профсоюзной дискуссии 1920-21 годов милитаризованными методами, суровой дисциплиной и единоначалием, Троцкий внезапно в 1923 году стал настаивать на большем демократизме. Демократизм предлагался им не для всего населения и даже не для рабочих масс, а только для членов партии и, видимо, только потому, что Троцкий и его сторонники не имели большого аппаратного веса и не могли в существующих условиях получить власть в руководящих органах партии - ЦК и Политбюро. Одна из ставок Троцкого была на молодёжь в партии, вступившую в РКП(б) в послереволюционные годы, прошедшую Гражданскую войну и имевшую своим авторитетом Троцкого, а не старых дореволюционных большевиков. В данном случае смена предыдущего жёсткого милитаризованного стиля на призывы к большей демократии в партии была эффективным ходом Троцкого в борьбе за власть и за влияние для себя и своих сторонников. Подобные противоречия и перемены во взглядах и высказываниях были не редки для Льва Давидовича. Например, в это же время Троцкий с одной стороны предлагал не бояться безработицы, сокращать и увольнять лишних работников с предприятий, то есть бороться за эффективность рыночными методами, с другой стороны предлагал подчинить государственному планированию экономики всё хозяйство и даже сам рынок во время идущего НЭПа, что тем самым ликвидировало бы НЭП. По высказываниям Троцкого можно понять, что в своих теоретических и философских воззрениях он был подвержен механицизму и упрощенченству, сведению сложных и высших явлений к низшим и примитивным, как, например, психологию низвести к физиологии и далее к химии и физике, что явно ошибочно. Теория систем в начале 20-го века только зарождалась, однако ещё Аристотелю приписывают высказывание, называемое в дальнейшем принципом эмерджентности: "Целое больше суммы своих частей". Социальные явления скатывались у Троцкого в билогизаторство, в социал-дарвинизм, "социальный энергетизм". Троцким и его сторонниками поддерживались последователи оккультизма, фрейдизма, евгеники, педологии в СССР, проводились действия на разрушение семьи. Генетика как наука в дальнейшем пострадала попутно, так как ею часто интересовались и пытались развивать по прагматическим соображениям сторонники евгеники, с целью вывести "лучшую" породу людей. Причем речь не идёт о "коммунистическом идеале человека" - евгеника была популярна в 20-м веке в странах Европы, в САСШ и особенно в нацистской Германии. Беспринципность Троцкого в дискуссиях и воззрениях проявлялась и в политической борьбе. С одной стороны беспринципность может быть "удобным" качеством для политика, с другой стороны весь ход политической жизни Троцкого показывал, что с ним невозможно было договариваться и действовать сообща. Троцкий желал видеть на пьедестале только себя, а остальных в виде восхищённых сторонников у его подножия, причем как своих сторонников, так и политических партнёров Троцкий не раз "подставлял" своими действиями в ходе перипетий политической борьбы как до, так и после высылки из СССР. Главным для Троцкого была власть и собственное лидерство, к которому Троцкий готовил себя с молодости. Кроме новых и молодых членов партии большевиков Троцкий опирался в борьбе за власть на своё влияние на командование РККА и большое число своих сторонников в армии. Начальник Политуправления Красной Армии В.А.Антонов-Овсеенко заявлял, что если тронут Троцкого, то бойцы Красной Армии все как один выступят на его защиту, что создавало угрозу военного переворота. В результате в январе 1924 года начальник Политуправления РВС республики В.Антонов-Овсеенко и зам.Предреввоенсовета Э.Склянский были сняты с постов, а вместо Склянского заместителем Председателя Реввоенсовета был назначен М.В.Фрунзе. В ходе партийных дискуссий и возникновения различных "оппозиций" Троцкий вначале соперничал с Каменевым и Зиновьевым в Политбюро, которых в то время считал главными своими политическими противниками, затем объединялся с ними против Бухарина, после и против Сталина, но эти временные блоки не принесли ему желаемого результата. Не добившиеся успеха в борьбе за влияние и не получившие аппаратную власть в партии сторонники Троцкого практиковали создание подпольных организаций внутри ВКП(Б), имевшие подпольные типографии, распространявшие свои агитационные материалы и проводившие тайные встречи, вплоть до создания параллельной организации внутри партии со своими параллельными райкомами и обкомами, со своими членскими взносами. Ходили активные слухи о вооруженном выступлении оппозиции и об угрозе чуть ли новой гражданской войны. Теперь, думал я уже готовясь ко сну в расположении полка, в этом мире не появится термин "троцкист", и, надеюсь, не будет такой явной угрозы раскола партии, какая длилась несколько лет после Гражданской в моей прошлой реальности. Понятно, что похожие взгляды и люди, их выражавшие, никуда не денутся, но в отсутствие Троцкого, возможно, не будет центра их кристаллизации, не будет этого яркого и заметного, но на мой взгляд, деструктивного лидера для их объединения. Кто знает, но быть может не случится и таких сильных волн политических репрессий, какие происходили в моём прошлом мире, ведь не будет угрозы политического или военного переворота в партии, не будет, надеюсь, подпольных партийных организаций, аналогичных троцкистским в прошлой реальности, а значит не будет тех поводов и причин для опасений, что побуждали эти репрессии проводить. С этими мыслями о более мирной будущей жизни я и заснул... Побудка была неожиданной. Вокруг собирались и бегали бойцы, одни недовольно, другие нервно. Что-то кричали на улице. Обычно основательный и неспешный Никаноров резко поторапливал копошившихся. Снаружи я увидел бегающего и собирающего строй командира полка Гнедина и покрикивавшего на всех Сальского. На звучавшие среди бойцов вопросы "А чево случилось-то?" никто не мог дать ответа. Наконец все построились в неровную шеренгу. Перед полкам встал Гнедин и своим молодым срывающимся голосом объявил, что "белогвардейский атаман" Краснов начал новое наступление на Царицын. Наш полк получил приказ спешно занять позиции в обороне города. Полк выступает через пять минут. "А сейчас слово товарищу Сальскому." Сальский в своей краткой речи охарактеризовал "казачьи белогвардейские банды", желающие вернуть прежние "царские порядки". Призвал защитить завоевания революции и не допустить рвущихся к власти эксплуататоров. Вобщем-то по делу сказал, не знаю только, насколько он смог воодушевить собранных с бору по сосенке бойцов. Я был раздираем противоречивыми мыслями. С одной стороны, я же говорил Никанорову, что мне должны оформить перевод в царицынское ЧК. И у меня сейчас не было особого желания отправляться участвовать в полевых сражениях. Да и Червяков же говорил, что головой надо думать, как больше пользы принести. С другой стороны, для Никанорова мои слова были лишь мои слова. Он мне поверил, как я видел, но основываться на них одних и исключать меня из состава полка ни он, ни комполка Гнедин не могут, просто не имеют права. А приказ о моём переводе сегодня утром не поступил, да, думаю, ещё и не был выписан, рано ещё. Вот и выходит, что я всё ещё боец 1-го Волжского Крестьянского полка со всеми вытекающими последствиями. Если начну сейчас настаивать отпустить меня из полка, буду выглядеть каким-то трусом и дезертиром. Выступили сразу же после речи комиссара. Направились, похоже, в сторону станции, по дороге нагнав еще одну военную часть, оказавшуюся, как понял по разговором однополчан, 2-м Волжским Крестьянским полком, шедшую в том же направлении. Так и есть, пришли к железнодорожным путям, где уже стоял состав и пыхтел разведёнными парами паровоз. На станции погрузились в товарные вагоны, паровоз дал свисток и состав тронулся. Ехали мы не долго. Прокатив по железной дороге около часа, проехав одну станцию, и вскоре нас высадили в поле, где бойцы обоих полков спрыгивали из вагонов прямо на насыпь. Начали выгружать и раздавать патроны для винтовок. Пулемётов, к моему сожалению, не было. Паровоз свистнул и отправился назад толкать пустой состав в обратную дорогу. Наверное, дойдёт до ближайшей станции, где я, вроде, видел разъезд и разворотный треугольник для паровоза, и пойдёт далее прямым, передним ходом. После высадки мы ещё прошагали более часа по неровным кочковатым полям и дошли до холмов, разделённых ложбиной. Вдалеке еле виднелся маленький купол сельской церквушки, и над ним возвышался едва видимый тонкий крест. Поперёк ложбины и по склонам холмов тянулись редкие неглубоко прорытые отрезки окопов. "Гражданских, наверное, пригоняли окопы рыть," - подумал я. Послышался приказ занять окопы и приготовиться к отражению возможной атаки неприятеля. Бойцы полезли в эти углубления, причем многие всем своим видом выражали недовольство. Солнце поднялось высоко и даже в начале осени под его прямыми лучами было жарковато. Вода была не у всех. Я, к счастью, держал запас воды в солдатской, обтянутой сукном фляге, доставшейся мне по наследству от прежнего владельца тела, но так повело не всем. Кормёжки с утра тоже не было, сухари в вещмешке на днях кончились, так что и у меня настроение было не то, чтобы паршивое, но и не радостное, и ко всему прочему добавляло нервозности ожидание возможной атаки. "Ещё не известно, кому больше повезло - нам, или тем из полка, кто остался в подвале," - подумалось мне. Люди в окопах начали ворчать, особенно это касалось крестьянского состава полков. Наша часть полка под началом Никанорова мне показалась дисциплинированной ещё поболее прочих. Мы заняли отрезки окопов чуть поодаль, на краю, на подъёме высокого холма и приготовили к бою винтовки. Отсюда мне было заметно, что в середине занятой полками окопной цепочки в середине ложбины люди выбираются из окопов, начинают собираться в кучки и о чём-то толкуют между собой. В это время вдалеке из-за холмов показались идущие в нашу сторону редкие цепи. Похоже, вот и казаки пожаловали. Вроде, поболее наших недоукомплектованных полков, но кажется не так чтобы очень сильно. И пехота, хоть в этом нам повезло. Против конницы у нас не было бы никаких шансов с такими нашими бойцами и без пулемёта. В одном из скоплений людей у наших окопов выделился чернобородый человек в солдатских штанах и сапогах, но в пиджаке поверх косоворотки и в картузе. Он что-то возбуждённо говорил, размахивая руками и тыча рукой в сторону показавшихся цепей. Сборище столпившихся в одном месте бойцов росло, рядом с ним уже стоял наш комполка и громко спорил с собравшимися бойцами. - Ну-тка, чтой-то там такое, - озабоченно проговорил Никаноров, вглядываясь в середину занятой полками обороны, приложив руку к козырьку кепки. Потом он огляделся, окинул взглядом свой отряд и остановился на мне: - Товарищ Кузнецов, я пойду тудой гляну, командиру подмогну, чего-то там не в порядке. А вы тут все не оплошайте, ежели чё. С этими словами Никаноров стал быстрым шагом спускаться со склона холма в сторону сборища. Я заметил спешившего с другого конца ложбины к толпе Сальского. Спор тем временем разгорался всё ожесточённей. Гнедин сорвался на крик и стал вытаскивать из кобуры наган. Чернобородый успел первым, наставив на Гнедина винтовку и выстрелив от пояса в упор. Комполка упал, а убивший его бородач оглядел стоящих вокруг, что-то крикнул и взмахнул рукой в сторону казаков. Толпа поддержала его криками, похожими на одобрение. Стоявшая прежде на месте вокруг спора, толпа развернулась вслед за своим сиюминутным лидером и подалась в сторону подходящих казачьих цепей. К ним присоединялись ещё люди, кто-то выскакивал из окопов и спешил вслед за идущей толпой, словно боясь опоздать. Скопление идущих людей росло на глазах, и перешло на быстрый шаг, почти бег. Похоже, с линии обороны снялось больше половины состава обоих полков. Центр ложбины почти оголился. Дезертиры передвигались большой толпой и небольшими кучками, кто повесив винтовки на плечи, кто держа их в руке, и что-то кричали. Бежавший вдоль линии окопов и не успевший к стычке Сальский размахивал наганом и несколько раз выстрелил в сторону удаляющийся толпы. Он что=то приказывал оставшимся в окопах бойцам, и, очевидно следуя приказам, те принимались стрелять в перебежчиков. Никаноров повернул к нам обратно, и вместе с ним до нас добежал и комиссар: - Что молчим?! - запыхавшись крикнул он. - Стрелять в предателей революции! Огонь! Приказываю, стреляй по ним! Бойцы нашего отряда приложили приклады к плечам и начали стрельбу. Перебежчики, горланя, размахивая руками и поднимая винтовки над головой, уже успели серьёзно сократить своё расстояние до первых казачьих цепей. И вдруг произошло то, что я, да и никто, наверное, никак не ожидал. Казаки в цепях останавливались и по неслышным нам здесь командам принялись стрелять по приближающимся перебежчикам, возможно, приняв их за атакующих красноармейцев. Толпа остановилась и ринулась было назад, но с тылу её встретила пальба из покинутых ими окопов. Люди заметались, не зная куда податься, всюду встречая пули. Возможно, не все из них были убиты или ранены, но за какое-то небольшое время на ногах из перебежчиков не осталось никого. (Похожий случай произошёл при обороне Царицына в реальной истории. - прим.автора) Казаки продолжили движение, а на краю видимости появились новые цепи, и комиссар мрачно проговорил: - Товарищ Никаноров, прими командование над остатками полка. Больше некому. - Надо, значит, надо, Яков, - ответил Никаноров, - принимаю. За старшого оставляю за себя здесь... - он посмотрел на меня, - ... Кузнецова. Давайте тут, не оплошайте... - Сделаем, товарищ Никаноров, что сможем, сделаем, - просто произнёс я, вздохнув про себя. Никаноров кивнул каким-то своим мыслям, Сальский взглянул на меня из-под нахмуренных бровей, но ничего не сказал, и они поспешили к небольшому числу оставшихся возле окопов бойцов полка. Едва Никаноров с Сальским удалились, собравшиеся с нашей линии окопов и стоящие полукругом передо мной бойцы стали бросать на меня изучающие взгляды. Какой-то заросший рыжеватой щетиной мужик в крестьянской одёжке, посмотрев на меня с прищуром и с надрывом крикнул: - А чегой-то я ентому подчиняться должон?! Кто он таков, а? Не знамо откель пришёл, не знаем мы его, - он оглядел бойцов, столпившихся вокруг, и обратился к ним. - Неужто мы сами тут не выберем себе по нраву командира, а, граждане? В ответ ему было настороженное молчание вперемешку с неопределёнными возгласами. Кто-то протянул: - Ну, оно, конешно, лучше бы свово выбрать. Но, опять же, сам товарищ Никаноров тово... Я почувствовал, как у меня сама собой выпячивается вперёд челюсть, и из-под сведённых бровей оглядел собравшихся: - Меня товарищ Никаноров сюда поставил, и перед ним всем - и вам, и мне - ответ держать. Но не о том вы сейчас шумите, товарищи! Другая у нас нынче задача... Рыжеватый не унимался: - Да что вы его слухаете, граждане! Он всех нас тут погубит! Казаки вона ужо где! - и он повернул голову в сторону наступающих казачьих разреженных рядов. - Бежать надоть! - рыжеватый повернулся и замахал руками в обратную сторону. Люди, оглядываясь на приближающегося противника, стали переминаться с ноги на ногу. Я продолжил гнуть свою линию: - Товарищи, надо организовать оборону и задержать белоказаков сколько сможем. Бежать нельзя! Дадим отпор и отступим в боевых порядках, без разброда. Поэтому, товарищи... Тут рыжеватый с криком: "Долой его!..." сдергивает с плеча висящую винтовку, ловко перехватывая её для стрельбы. Но он не успевает закончить движение и направить оружие в мою сторону, как получает пулю в грудь. Я опережаю и успеваю первым - с наганом явно быстрее. Показывая стволом на упавшее тело с расплывающимся небольшим тёмно-красным пятном на рубахе, закрепляю убойную аргументацию: - Вот этот провокатор хотел, чтобы нас всех поубивали. Бежать нельзя - казачью пулю не обгонишь, перестреляют в спины. Поэтому слушайте сюда. Прячемся в окопах, занимаем оборону. Стрелять по казакам прицельно, беречь патроны! К бою! - и взмахиваю револьвером в сторону окопов. Бойцы, получив толчок и понятный приказ, начинают шевелиться и разбегаются по укрытиям. Я тоже спрыгнул в ближайший окопчик, снял винтовку с левого плеча и пристроил её на переднюю кромку. Убрал в кобуру наган, который так и держал в руке. Пересчитал патроны к винтовке, двадцать штук, негусто. И в неё саму зарядил пятёрку. Какой же в этом времени расход патронов-то, думаю я. С другого конца линии нашей обороны уже поднялась стрельба. Цепи противника приблизились. Поймал в прицел маленькую фигурку, выстрелил - фигурка продолжила двигаться. Перезарядил, выстрелил - опять мимо. Ещё одно движение затвором, выстрел - человечек упал. Слева и справа послышались частые громкие хлопки винтовочных выстрелов. Выстрелив еще два раза, безуспешно опустошил магазин своей "мосинки". Отодвинул затвор и по одному вложил в магазин четыре патрона, а пятый, оставшийся в ствольной коробке, дослал закрытием затвора в патронник. Отстрелялся сам, стреляли как мои соседи вокруг, так и остатки наших бойцов с другой стороны ложбины. Ряды казаков неумолимо приближались несмотря на некоторые небольшие потери. Из их рядов тоже раздавались ответные выстрелы, и иногда что-то пугающе посвистывало рядом. Ещё одна перезарядка. Продолжил стрелять, и вспомнил об оставшемся боезапасе. - У кого сколько патронов есть? - крикнул я бойцам. Послышались разрозненные ответы: - Десятка полтора... - Пяток... - Десяток... - Трохи ще е... Оглядываюсь. Рукопашной с казаками бойцы точно не выдержат, если они дотерпят до рукопашной, а не побегут ещё раньше. Ко всему прочему у казаков численное превосходство раза эдак в два или три. Заметил, что на той стороне ложбины красноармейцы уже перебегают на фланг и забегают за пригорок. Посмотрел в сторону, на холм, склон которого мы занимали, и прокричал приказ: - Отходим к вершине! Там занять оборону и продолжить стрельбу! Подумал, что сверху удобнее будет обороняться, да и отступать затем в холмы спокойнее, дистанция прямой видимости меньше. Подчинённые мне бойцы вбирались из укрытий и бежали, взбираясь вверх. Я выстрелил еще раза два и в свою очередь выскочил из окопчика. Побежал вверх по склону вдоль нашей линии обороны и на самом её краю на середине подъёма меня что-то жгуче ударило по ноге. Я не устоял и, упав, скатился в оказавшийся рядом окоп, утащив за собой винтовку. В окопе, застонав от боли в бедре, приподнялся на локте посмотреть, что там с ногой. На штанине виднелась дырка, окрашивающаяся красным. Со страхом подумал, что если попали в бедренную артерию, то всё, несколько минут и конец. Нет, кровь из раны не выливалась толчками. Мне почудилось, что я аж вспотел от переживаемого испуга. Уфф, повезло, если можно так сказать. Прошило мышцы, но не задело крупные сосуды, и кость должна быть цела. Шипя и ругаясь от боли, стащил с плеч лямки мешка, развязал горловину и вынул из него свёрток чистой ткани. Забинтовал туго как мог ногу, на светлой ткани проступило красное пятно, но вроде бы не сильно увеличивалось. Я откинулся на спину и лёг на дно окопа. Вверху синел неровный прямоугольник неба. И что теперь? Выстрелы сверху какое-то небольшое время доносились, а потом всё стихло. Наверное, остатки красноармейцев перестали обороняться и отступили группами в холмы. Сейчас поднимутся казаки и пристрелят меня прямо в этой яме, я же не ходячий, даже в плен не будут брать. Вот уж не думал, что ко мне будут относиться строки когда-то услышанной песни: Я все равно паду на той, На той единственной Гражданской. И комиссары в пыльных шлемах Склонятся молча надо мной... https://www.youtube.com/watch?v=Issz6D1FGFs - 1963, Москва, Б.Окуджава "Сентиментальный марш", политехнический музей (обратите внимание на слушателей - прим.автора) https://mirpesen.com/ru/bulat-okudzhava/sentimentalnyj-marsh-ac.html Только тут не комиссары в пыльных шлемах, а казаки в фуражках, и не склонятся они надо мной, а хорошо, если просто убьют. И шлемов ещё у комиссаров нет, мелькнула неуместная мысль. "Богатырки", они же "фрунзевки", они же "будёновки" ещё не поступили в РККА, а должно произойти это позже, кажется, в 1919 году. Наверное, не увижу уже... Нога жгла и болела. Казаков, лёжа на дне, я не видел, и как не напрягал слух, и не услышал. Видимо, они не стали подниматься вверх по склону и проверять оставленную линию обороны, а проследовали дальше, подумал я. Захотелось пить, вынул фляжку и сделал несколько глотков. Воду надо бы беречь, по привычке появилась мысль. Хотя для чего её беречь, куда я отсюда денусь с такой ногой... "Отставить упадническое настроение!" - попытался скомандовать я сам себе. Остался лежать на дне окопа, надеясь переждать казачье наступление, лишь бы не заметили. Надо подождать... Прячась в окопе, по моим ощущениям, я провёл несколько часов. Где-то вдалеке была слышна артиллерийская пальба. Уже чувствовалась прохлада, и света стало вроде бы поменьше. Пора. Поднялся на локте, потом сел на один бок, перевалился на здоровую ногу, попытался приподняться. Рану простреливало острой болью, и на повязке выступила свежая кровь. Осторожно, со стоном, встал на колено, в ноге как чем-то ткнули, в глазах защипало от боли и слёз. Фуражка слетела с головы, но поднимать её я не стал. Подтягиваясь за край окопа, поднялся, стоя на одной ноге, выглянул наружу. Никого. Сквозь сощуренные глаза и капли на ресницах углядел вдали над холмом расплывающийся маленький купол, и крест церквушки едва угадывался над ним. Там должны быть люди, подумал я. Больше мне никуда. Сам я тут пропаду. Навалился животом на край ямки, стал выползать, цепляясь за суховатую траву. Каждое движение отдавалось в ране. Стал сползать с холма, волоча ногу. Останавливался, лежал ничком, отдыхал, приложившись щекой к земле. Потом снова полз. Сгустились сумерки, стемнело, луны не было. Я уже сполз со склона и тянул себя в выбранном направлении. Вдруг услышал от земли легкий топот. Затаился, прислушался. Повернувшись набок, с трудом достал на всякий случай из кобуры наган. Вскоре послышались тихие удары копыт о землю, лошадиное фырканье, какие-то скрип и позвякивание. Из-за холмов выехали несколько подвод, лошадей вели под уздцы люди в обычной крестьянской одежде. Одна фигура отличалась от остальных каким-то длиннополым тёмным одеянием. "Кто это?... Не казаки. Банда?... Стволы винтовок над плечами не торчат. Тогда кто, и зачем?" - мысли ворочались в тяжёлой голове. Мышцы дрожали от неудобной позы, я неловко пошевелился, отвалившись на спину, и зашуршал травой. От подвод отделилась худая фигура, побежала в мою сторону. Не добежав, человек остановился, разглядев меня в темноте, среди высокой травы и наткнувшись взглядом на мой наган. Это был паренёк на вид лет пятнадцати-шестнадцати, с нестрижеными светлыми лохмами. Замерев, он расширенными глазами с большими тёмными зрачками смотрел на открывшуюся ему картину. Затем он мгновенно развернулся и бросился к подводам. Подлетев к темному длиннополому силуэту, парень что-то горячо заговорил, показывая рукой мою сторону. "Старшему говорит. Сейчас придут. Посмотрим, кто такие," - подумал я. Так и есть, тёмная фигура стала ко мне приближаться. Направил на неё наган, подрагивающий в ослабевшей руке. Тёмный силуэт остановился и произнёс: - Опусти оружие, человече. Мы не причиним зла. - Кто вы такие? - спросил я пересохшим голосом. - Крестьяне из села. Аз грешный есмь иерей храма Николая Чудотворца. Отцом Серафимом зовусь. Человек подошёл ближе, и я разглядел пожилого человека с седой бородой, одетого в армяк поверх подрясника. Армяк от движения человека распахнулся, и на груди его тускло блеснул бронзовый наперсный крест на цепочке. Я обессиленно опустил револьвер, и назвал священнику своё имя. Мой собеседник подозвал кого-то из крестьян, и я настороженно смотрел за его приближением. Местный священник указал на меня и проговорил: - Поможем пораненому мужу. Отвезём в село, выходим, не угодна Богу погибель людская. Крестьянин взглянул на меня и молча ушел к подводам, вскоре он повел в мою сторону лошадь с телегой. Рядом с ним, стараясь не сильно забегать вперёд, шагал паренёк, который первым меня заметил. - И вы не спросите, отец Серафим, - с перерывами между словами проговорил я, - за кого я тут воевал? - Все заблудшие дети Божьи, для всех сие братоубийство есть. Все повинны, и одни не боле других, - медленно и сокрушено ответил тот. Я перевёл дух. Хорошо, что сельский священник не заражён политикой и не склоняется на чью либо сторону в противоборствующих лагерях. Собрался с силами и поинтересовался: - А сюда вы, отец Серафим, по какой надобности? - По долгу своему и по христианской надобности, - просто ответил тот. - Стрельба была, множество людей тут жизни лишились. Негоже их без погребения и без отпевания оставлять. К месту, где я лежал в траве, подвели лошадь с телегой. Мужик подхватил меня подмышки, а парень, пытаясь держаться бережно, поднял мои ноги. Он едва не заработал косоглазие, посматривая и косясь на наган в моей руке и на окровавленную грязную повязку на ноге. Подняв, эти двое перенесли меня на телегу и уложили на устланное подсохшей скошенной травой дно. Как ни старался парень, но боль в ране заставила меня поморщиться, хотя за его старание я был ему благодарен. Мужик, аккуратно положив меня, сразу ушёл, а паренёк остался, и я спросил его: - Как тебя звать-то? - Гриня, - одновременно и серьёзно, и смущённо ответил тот. - Сей вьюнош Григорий у нас обретается, по хозяйству нам с матушкой подсобляет, - пояснил отец Серафим. - Отца его на войне убило, мать с сестрой от болезни померли, упокой, Боже, души рабов Твоих... Добрые люди были... Тем временем крестьяне разошлись по полю боя. Собирали тела убитых и складывали их в неровные ряды. Некоторые копали яму, кто-то поднимал с земли винтовки и уносил их в телеги, кто-то собирал в холщовый мешок патроны. Некоторые стаскивали с ног мёртвых пригодную к носке обувь. Понятно, практичные крестьяне, похоже, не забывали и о своей хозяйственной пользе. Когда работы были завершены, наступила очередь отца Серафима. Гриня принёс ему из телеги кадило и разжёг его. Отец Серафим начал по памяти читать заупокойную службу, медленно покачивая кадилом и проходя вдоль ряда лежащих на чёрной траве убитых бойцов. Видно было, что на земле лежало большинство красноармейцев, но попадались и казаки. Гриня же с ещё одним молодым крестьянином встали у начала ряда убитых и в нужные моменты пели печальными голосами. Крестьяне стояли в стороне, сняв шапки и изредка почти одновременно крестясь. Эта странная служба в открытом тёмном поле при свете звёзд и вспыхивающих искорок от кадила меня проняла. Мне хотелось верить, что душам убитых людей она поможет, во всяком случае, видно было, что сам священник и некоторые крестьяне в это верили. Ну а то, что душа есть, я убедился на собственном опыте, переместившись этой самой собственной душой в чужое время и чужое тело. Через некоторое небольшое время служба завершилась, и крестьяне споро надели шапки, опустили тела в свежевырытую яму и засыпали землёй. Затем хозяева лошадей взяли их под уздцы и под скрип колёс и позвякивание сбрую повели вместе с поклажей в обратную дорогу. По пути меня растрясло в телеге, даже копна сена не очень помогала. Колёса были деревянные, с деревянными ободами, и рессор, конечно, никаких не имелось. Нога к концу разболелась гораздо сильнее и вдобавок я стал замёрзать. Как въехали в село, я даже и не заметил. Телегу со мной подвели к какому-то небольшому дому с обмазанными глиной или чем-то ещё стенами. С крыльца поспешила к отцу Серафиму пожилая женщина, наверное, его жена. Он ей коротко что-то объяснил, она повздыхала, поохала и вернулась в дом. Когда Гриня с отцом Серафимом, закинув мои руки себе на плечи, приволокли меня, переступавшего одной ногой, внутрь дома, супруга отца Серафима уже расстелила на широкой с полметра шириной лавке тюфяк, на который меня и уложили. Отключился я сразу же, едва успев бессвязно поздороваться и поблагодарить, только почувствовал как меня чем-то укрыли. Утром все встали рано. С помощью Грини я надел ботинки, которые оказались снятыми с меня и стоящими под лавкой, и "сходил" до будки в конце огорода. Потом вернулись обратно, и я снова лёг на лавку. Гриня растопил печь какой-то соломенной смесью, хозяйка принялась за стряпню, а я попросил парня соорудить мне какую-нибудь подпорку подмышку, чтоб я мог ходить или стоять без посторонней помощи, пообещав отдариться. Гриня понятливо кивнул и умчался. После завтрака супруга священника налила тёплой воды и подошла ко мне: - Меня матушкой Ксений звать. Давай я тебе рану чистою тряпицею перевяжу. - Благодарю вас, матушка Ксения, - ответил я. - А я Александром зовусь. - То мне уже известно, - слегка улыбнулась женщина, - супруг мой поведал. Намочив засохшую ткань на ноге, женщина размотала мою старую самодельную повязку, затем позвала Гриню, и тот, сняв с раненой моей ноги ботинок, задрал штанину кверху, обнажив рану. Дырка в ноге была сомкнутой, но была в остатках крови и имела неприглядный вид. "Навылет, и кость не задета," - окончательно убедился я. Обтерев место ранения, Ксения перемотала его чистой тканью, а Гриня вернул штанину на место.