Белка : другие произведения.

Хиж-3: Палилуши

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    По яркому небу плыли легкие облака. Ветер, спускаясь к земле, играл налитыми колосьями пшеницы, разгонял дорожную пыль и пытался сорвать щегольскую ковбойскую шляпу с головы пастуха Леньки. Стадо двигалось по широкому проселку - коровы спешили на дойку, поэтому и пастух, и три лохматые овчарки были в этом шествии скорее наблюдателями, чем участниками. Собаки изредка лениво гавкали, выполняя долг, и убегали по своим делам в редкий пролесок, что тянулся вдоль поля.
  Палилуши
  
   По яркому небу плыли легкие облака. Ветер, спускаясь к земле, играл налитыми колосьями пшеницы, разгонял дорожную пыль и пытался сорвать щегольскую ковбойскую шляпу с головы пастуха Леньки. Стадо двигалось по широкому проселку - коровы спешили на дойку, поэтому и пастух, и три лохматые овчарки были в этом шествии скорее наблюдателями, чем участниками. Собаки изредка лениво гавкали, выполняя долг, и убегали по своим делам в редкий пролесок, что тянулся вдоль поля.
   Дорога повернула направо, впереди показался небольшой пригорок. Пять высоких берез стояли рядом, шурша листьями, будто приглашая прилечь, отдохнуть от зноя. Что-то привлекло псов, которые немедленно помчались к этому островку среди желтого пшеничного моря. Когда они подбежали, случилось нечто странное: добродушные деревенские собаки как по команде остановились на границе света и тени, плотно сбились в кучку и глухо зарычали, будто увидели медведя или волка.
   На пеньке сидел мальчик лет десяти. Одет он был обычно для мальчишек этого возраста и летнего времени - в широкую хлопковую рубашку с вышивкой по нижнему краю и шорты. Мальчик гулял давно: его неопрятный вид привел бы в ужас любую мамашу.
   Но самого мальчика не заботили ни разводы грязи на лице, ни ссадины на руках и ногах, он был занят постройкой башенки: скреплял травинками кусочки тонких веток. Его пальцы мелькали, как у заправского мастера - брали подходящую палочку из кучки, ловко привязывали, брали следующую. Мальчик отделял этажи более толстыми веточками, и не забывал про оконца, по одному с каждой стороны. У башенки имелось уже девять этажей, что было странно - ведь на Земле все домики и постройки были одноэтажными, и не похоже было, чтобы ребенок собирался останавливаться.
   Собак он не заметил, и те начали медленно приближаться, держаться рядом друг к дружке. Только когда самый крупный пес щелкнул зубами у запястья, мальчик поднял глаза и замер.
   - Пошли прочь, - громко сказал он, с заметным трудом выговаривая слова, вскочил и прижал к себе башенку.
   Псы отступили, завиляли добродушно хвостами, но в следующую секунду, словно по команде, вцепились в постройку, вырывали ее у мальчика и в мгновение ока разодрали.
   - Все равно я буду ее делать! Буду! Я вас не боюсь! И Славки с Гошкой не боюсь! - закричал мальчик, из глаз брызнули слезы. - Я никого не боюсь!
   А собаки уже забыли про него, они догоняли стадо и мечтали о сытной кормежке, плате за хорошую службу.
   Мальчик замолчал, прислонился к прохладному стволу березы и сполз на землю. "Вы не встречали светленького мальчика? Сынок Андрюшка утром убежал, теперь ищем, с ног сбились, он у нас особенный, почти не говорит. Понимаете?" - все настойчивей звучал в его голове взволнованный голос матери. "Вы не видели мальчика, светленький он у нас"...
   - Мама скоро придет, - пробормотал мальчик.
   Лицо его застыло, тело обмякло, и он стал похож на тряпичную куклу, по чьей-то прихоти превращенную в живого человека.
   - Вы не встречали мальчика? Андрюшка, сын мой, рано утром сбежал из дома. Десять с половиной лет ему, светленький, - спросила женщина у пастуха. Горожанка, судя по одежде и распущенным волосам. Собаки обнюхали ее, виляя хвостами и улыбаясь, как старой знакомой.
   - Да нет, не встречал. Рад бы помочь, но не сейчас, - пастух извиняющее развел руками. - Заходите, поможем, что же вы одна-то...
   Он заспешил за стадом, а женщина увидела березовый островок.
   - Андрюю-ша! Андрюю-ша! - закричала она и побежала к сыну, она почувствовала, что ребенок там.
   - Что же ты ушел... Прости меня, сынок, - она бросилась его целовать. - Должна была догадаться, что мальчишки тебя обижали. Завтра возьму билет, и мы с тобой уедем домой, и все у нас будет хорошо...
   Мать обняла его и потянула, мальчик поднялся, с трудом, будто лениво, и они побрели по полю, а потом по широкой проселочной дороге. Женщина все время говорила, но сыну это, по-видимому, было безразлично - его лицо сохраняло все ту же отрешенность.
   На следующее утро Анастасия, так звали мать, попросила у хозяйки дома, в котором они гостили, самого спокойного коня, оседлала его и поскакала на станцию узнавать, когда отходит паровоз, - расписание могло измениться за те два месяца, что они с Андрюшкой отдыхали.
   Андрей в это время сидел на диванчике и смотрел в окно. Выйти из комнаты он не мог: открыть окно не хватало сил, а дверь заботливая мать заперла снаружи при помощи граблей, просунутых сквозь ручку.
   Во дворе дети водили хоровод. Раскрасневшиеся, довольные, они пели песенку, которую ни один взрослый не мог сейчас слышать, потому что они пели ее про себя:
  
   Палилуши, палилуши,
   Унесите нас на небо,
   Покажите нам звезды
   И красный океан...
  
   Мальчику захотелось к ним, но он держался, помнил, чем это заканчивалось раньше.
   - Мы больше не будем тебя бить, мы все поняли. Пойдем с нами,- прозвучало неожиданно.
   Славка, хозяйский сын, открыл дверь и стоял теперь у порога. Забранные в хвостик блестящие черные волосы, раскосые глаза - он был похож на японца, хотя мать его была из местных. Так и был он, по словам его матери, наполовину японец. Отец его жил в огромной восточной стране, а Славкина мать не могла остаться с ним, родные места позвали назад. Всем понятно - на чужой земле долго не пробудешь, пройдет пара лет, не больше, и потянет со страшной силой домой, хоть пешком иди. Даже послы, уж на что к чужбине люди привычные, и то меняются каждый год, потому что тяжело, сила эта работать не дает - по ночам родные город или деревня перед глазами мельтешат, не дают заснуть. И таких ребятишек, как Славка, полно на Земле. Кто с отцом живет, кто с матерью. Хорошо еще, что Славкина мать успела еще до рождения сына вернуться, иначе остался бы ребенок на чужбине с отцом. Увезти себя из той страны, в которой родился, младенец бы не позволил - кричал бы, пока бы обратно через границу не перенесли. Детишки более взрослых чувствительны к силе этой...
   - Мы тебе поможем, - рядом со Славкой оказался Гоша, толстый веснушчатый мальчик.
   Славка и Гоша сейчас казались нормальными детьми - спокойными, добрыми. Трудно представить, как вчера они набросили на Андрея старый мешок из-под картофеля и молча исступленно били, пока не заболели костяшки пальцев. А сейчас было похоже, что они раскаиваются и действительно хотят помочь. Но Андрей знал, что кому-кому, а ему не нужна помощь от этих ребят и от ребят вообще. Может быть, найдется когда-нибудь взрослый, который ему поверит... Только для этого нужно, чтобы Андрей мог говорить, хорошо, разборчиво, а у него и с матерью-то не получалось, не то что с чужими, словно мешал кто-то. С другой стороны, сегодня или завтра он уедет и, возможно, никогда не встретится больше ни со Славкой, ни с Гошей, и не покажет им еще один свой самый главный фокус.
   - Я приду, только маму задержу, - ответил он, глубоко вздохнул и закрыл глаза.
   Мерин Рыжка, на котором тряслась рысью Андрюшина мать, вдруг, словно споткнувшись, перешел на шаг. Как она его не пинала ногами, как руками не шлепала - ничего не помогало. Мог бы помочь прутик, да хозяйка коня не советовала - мол, и так хорошо слушается, а прутика еще испугается и понесет, тогда не сладишь.
   - Теперь не скоро доберется до станции, - пробормотал мальчик и начал копаться в своих вещах. Ему хотелось, чтобы мать возвратилась как можно позже, когда он сумеет придти в себя, он почти не сомневался: то, что задумал, принесет ему еще больше физической боли, чем вчерашняя выходка.
   Во двор он вышел через несколько минут, пряча руки за спиной. Все ребята уже собрались в сарайчике, но низенькая дверка была распахнута - его ждали.
   Андрей заглянул внутрь. В полумраке, окон здесь не было, сидело на соломе два с небольшим десятка ребятишек, возрастом примерно от восьми до двенадцати лет.
   - Посмотрите, что я вам принес! - крикнул Андрей, достал из-за спины сложенный листок бумаги, махнул рукой...
   В небо взвилась бумажная птичка. Дети ахнули и, толкаясь, побежали наружу.
   - У меня еще есть! - он запустил вторую, потом третью.
   - Дай мне, дай мне! - самые маленькие столпились вокруг него и подпрыгивали, стараясь выхватить невиданную игрушку из рук.
   - Опять за свое, - прошипел сзади Слава.
   - Нам придется снова тебя наказать, - пробормотал Гоша, будто извиняясь за то, что последует дальше.
   Слава развел руки и дети, повинуясь лениво, нехотя, начали выстраиваться в круг. Как только пальцы их сцепились, раздалось молчаливое "Па - ли - лу - ши". Андрей чувствовал, как звуки, просачиваясь через кожу, растут внутри, заполняют все собой, оставляя одно: палилуши, палилуши, палилуши...
   Когда Анастасия вернулась, мальчика в комнате она не нашла.
   - Тетя Настя, он там, - к ней подошел Слава и показал на сарайчик. - Мы побоялись его трогать, вдруг хуже будет. Гоша побежал в поле, взрослых звать, но вы раньше успели. Простите нас, мы не хотели, чтобы Андрей... Мы не думали...
   - Где мой сын? - руки женщины задрожали.
   Он лежал на соломе, раскинув руки. В уголке рта застыла струйка слюны, между ног проступило темное пятно.
   - Живой, живой! Андрюшка, сынок, очнись ...
  
  
   ***
  
   Город не был большим или маленьким - он был обычным городом, как все другие города Земли. Жило в нем около двухсот тысяч человек, все до одного любители шумных праздников и уличных столпотворений. То ли дело - деревня с ее спокойной природой и стадами жующих коров... Но сельскую жизнь предпочитали люди особые, тихие и мирные. А здесь что ни день, то праздник. На свадьбы собиралось народу уйма, горланили песни и плясали так, что обувь потом приходилось выбрасывать. И так было везде, от далекой Америки до соседней с Россией Японии - везде счастье пело свою разудалую песню.
   Единственным грустным местом была больница, здесь оставались, чтобы навсегда проститься с этим весельем. Скорбящие родственники забирали вазочку с прахом, и через несколько дней будто по мановению волшебной палочки прежняя радость жизни к ним возвращалась.
   В больницах работали люди сильные и стойкие, они, а не родные, держали умирающего за руку и закрывали глаза усопшим. Но не черствость этому способствовала - их радость жизни была настолько сильна, что омрачить ее надолго было невозможно. Катерина была из таких людей, поэтому раз и навсегда выбрала больничную службу. Одно лишь по-настоящему ей мешало, точнее, не ей, а мужу Сашке, - необходимость быть наготове. В любой момент дня и ночи по изобретенной японцами пневматической почте могло придти сообщение: "Срочно нужна помощь". А несрочных и не было, кстати.
   Ранним утром Катерина встала и собралась приготовить мужу завтрак. Она разожгла печь, принесла из погреба вяленый бекон и яйца и только собралась выйти в палисадник за укропом, как за дверцей пневмопочты громко стукнуло. Катерина достала цилиндр, открыла, прочитала записку и бросилась одеваться. Записка была необычной - неровными от волнения буквами было выведено: "К нам привезли мальчика, проходи скорее".
   Детей в больницах не бывало никогда - на то они и дети, чтобы жить, а не умирать. Не удивительно, что отправлявшая записку дежурная волновалась так, что ее красивый почерк стал корявым. Настроение это передалось Катерине, она забыла разбудить мужа и выскочила на улицу в домашних тапочках.
   До больницы надо было пройти всего пять кварталов, но в этот раз дорога заняла гораздо больше времени, чем обычно.
   Задумавшись, Катерина пропустила нужную улицу и свернула в узкий проулок. На удивление, в этот утренний час там гуляла свадьба. Непривычно гуляла - складывалось ощущение, что людям ни с того ни с сего вздумалось проснуться и прямо в пижамах высыпать из домов. Самыми забавными были жених с невестой. Лохматые, раскрасневшиеся, они целовались под громкие крики "горька!". Завидев Катерину, один из празднующих крепко обнял ее за плечи, настойчиво приглашая к столу. А стола было не видать, час был слишком поздний для первого дня, и ранний для второго!
   С трудом избавившись от одного ухажера, Катерина тут же попала в крепкие руки другого. Наваждение закончилось, только когда она выбралась из переулка. Шум за ее спиной сразу прекратился, и, если бы она обернулась, то удивилась бы еще больше - люди озадаченно смотрели друг на друга, пожимали плечами и расходились по домам.
   Катерина побежала дальше, но вскоре ей пришлось снова остановиться - ее окружила толпа ребятишек. Дети наперебой просили достать с дерева котеночка, показывая на него пальцами. Крошечный зверек громко пищал.
   - Тетенька, помогите, вдруг он упадет и разобьется? - самая маленькая девочка заплакала и начала теребить Катерину за юбку.
   - Мне нужно в больницу, девочка, - твердо произнесла Катерина.
   - Так в больнице мертвые, а он - живой! - закричала в ответ девочка, и все остальные подхватили.
   - В больнице мертвые, а котенок живой! Живой! Мертвые! Живой! - дети тянули к ней руки, заглядывали в глаза, умоляли.
   Зачем спешить? Там, в больнице, ничего не изменить, если человек умирает, значит - умрет. Да и дежурный врач вполне справится без нее, не так это все сложно. А здесь существо живое пищит, в руки просится, только лезть высоко, можно и разбиться...
   Когда ее руки вцепились в нижнюю ветку американского клена, Катерина вдруг пришла в себя - замотала головой, сбрасывая наваждение. Мальчик... Там же ребенок! Она вырвалась из круга и побежала, путаясь в юбке.
   - Ты что, прямо с мужниной постели к нам пожаловала? - улыбаясь, спросила баба Дуня, впуская Катерину в больницу.
   Не заметив шутку, не поздоровавшись, Катерина помчалась к дежурному врачу.
   - Где мальчик? - сходу спросила она.
   - В пятой палате. Что случилось-то? Куда спешишь? - когда он оторвал взгляд от газеты, Катерины уже не было в комнате.
   Катерина распахнула дверь в палату. В просторной комнате были только тумбочка, стул и кровать - ничего не должно мешать успокоению больного.
   На кровати лежал худой мальчик, глаза его были закрыты, руки, как положено, вытянуты вдоль тела. Катерина подошла поближе. Неужели опоздала?
   Она пододвинула стул, села, дотронулась до его руки... Мальчик и уход - в этом есть что-то неправильное, так не должно быть! А где его мать, почему не рядом? И сообразила, что решение об отправке в больницу принимает совет, родным сюда входить запрещено. Но с мальчиком этого не должно было случиться, это не укладывалось в голове.
   - Мама, - вдруг услышала она. - Нет, ты не моя мама. Кто ты?
   - Я Катерина. А как тебя зовут?
   - Андрей. Я не хочу умирать, но они меня заставляют.
   - Кто заставляет?
   - Палилуши, - ответил мальчик.
   И тут Катерина осознала, что губы ребенка по-прежнему сжаты. Как же она слышит его? В памяти ее вмиг разверзлась пропасть. Там, далеко и глубоко, затаились детские годы. Счастливое время, самое счастливое. Только вот почему она все забыла?
   Катерина взяла руки мальчика в свои, закрыла глаза и начала повторять:
  
   Палилуши, палилуши,
   Унесите нас в небо,
   Покажите нам звезды
   И красный океан...
  
   Так, держась за руки, они оставили земные тела, вылетели наружу и унеслись ввысь.
   Далеко внизу проплывали крошечные домики и ровные поля. Катерина и Андрей поднимались над облаками, небо посинело, почернело, и стали видны звезды, россыпи звезд.
   Мир померк, чтобы взорваться, расцвести другими, такими знакомыми Катерине с детства красками. Пурпурно-лиловая темень сумерек через слепящую лазурь втекала в мягкую апельсиновую яркость рассвета, под ногами алел океан, заполнявший все, на сколько хватало глаз.
   Мгновение - и женщина с мальчиком уже под его поверхностью, лучи светила весело играют с волнами.
   - Тетя Катя, смотри, моя башенка! - крикнул Андрей, вырвался и помчался вперед.
   На ровном песчаном дне стояла та самая башня из палочек, только была она во много раз выше. Оконца ее светились, а вокруг шныряли круглые создания с колючками как у ежа и множеством крошечных плавников.
   - Это палилуши, - шепнул мальчик.
   - Я знаю.
   - Твой домик нам понравился. Прости, что мы тогда его разрушили, - к ним подплыло одно из этих созданий. - Но вам не следует. Вам еще рано.
   - А нам уже - можно! - пискнул второй, поменьше. - Хи-хи-хи!
   - Андрей, твой нынешний проступок гораздо хуже запрещенных игр. Ты привел сюда взрослого.
   - Я сделал это специально, - тихо, но твердо произнес мальчик. - Тетя Катя вернется назад и всем о вас расскажет. И другие взрослые тоже все вспомнят. Они поймут, что мы, дети, играем с ними и воспитываем их так, как приказываете нам вы. Тогда мама заберет меня из больницы, и я смогу делать все, что захочу!
   - Ого, еще один умник! - выкрикнул меньший палилуш. - Эдиссоны! Эйнштейны! Курчатовы! С одним справишься, появляется два новых! Мало им веселой жизни, не живется спокойно, норовят что-нибудь эдакое, новое, выдумать! А нам потом - начинай историю заново.
   - Да, да! - вступил большой. - Говорил я тебе - они еще не готовы, учу их, учу, а они вырастают и все самое важное забывают. Что с ними делать? Неужели снова голосовать будем?
   - Голосовать придется, это точно. Неприятно, но надо. Я предлагаю дать им пожить по своему, чтобы пороху понюхали, хи-хи!
   - А детишки как же? Были ведь и хорошие ученики, не могу же я их бросить?
   - Так не бросай, потом глядишь - и будет от них польза.
   - От одних - польза, от других - вред. Может, поступим, как обычно?
   - Надоело! Говорю тебе - пусть страдают!
   Из спора палилушей Катерина ничего не понимала, она вспоминала свое детство, которое казалось сейчас вовсе не таким счастливым. Ее наказывали, но не родители, а старшие дети...
   Андрей слушал внимательно, понимая, что он добился своей цели, что теперь все будет по-другому. Но понравится ли ему новый мир? Не ошибся ли он?
   - Голосуем! Я - за свое предложение! - меньший палилуш перекувыркнулся и выпустил большой пузырь, который, раздуваясь, помчался к поверхности.
   Большой тоже перекувыркнулся, но вверх ничего не улетело.
   Рядом с окнами башенки кувыркались другие палилуши. Продолжалось голосование.
  
   ***
  
   Собиралась поздняя сентябрьская гроза. Ветер разбросал по мостовой пластиковые стаканчики и бутылки, оставшиеся от Дня Города.
   Баба Катя, гремя бутылками, - урожай сегодня выдался на славу, перешла улицу и остановилась перед высоким новым зданием из стекла и бетона.
   - Понастроили тут, - пробормотала она и собиралась уже идти дальше, как заметила высокого светловолосого мужчину лет сорока, стоявшего рядом с "крутым" автомобилем.
   Андрей Анатольевич, главный архитектор города, пришел полюбоваться на свое последнее творение.
   По странному стечению обстоятельств их взгляды встретились.
   - Палилуши, - прошептала вдруг бабка.
   "Палилуши", как показалось им обоим, зашептали листья.
   Мужчина побледнел, - белизна пересилила южный загар, - резко развернулся, шмыгнул в автомобиль и стартовал под визг резины. Далеко-далеко, изредка посапывая, счастливым сном спал деревенский пастух Леонид Петрович. Только одно его иногда огорчало - настоящую ковбойскую шляпу ему так и не удалось раздобыть...
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"