Манасыпов Дмитрий : другие произведения.

Последнее Дело маршалла Дюффрэ

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Пустоши дикого Запада не спят никогда. Предательство, убийства, разбой и мародерство. Джексонвилль - город на самой границе со Злом, а маршалл Дюффрэ - Закон в нем. Но чтит ли Закон абсолютное Зло? Или ему ведом только язык картечи? Дюффрэ предстоит выяснить это.
  Последнее дело маршала Дюффрэ.
  
  Ветер гнал сухую красную пыль. И песок. Песка здесь хватало. Ветер довольно игрался и с тем и с другим. Хотя песок сейчас оказался сподручнее. Ветер нашел новую игрушку. Череп шерсторога, выпукло белеющий лбом, темнеющий тремя провалами глазниц, ветру хотелось отполировать до блеска самого настоящего бильярдного шара. Шары для игры джентльменов, как известно, делают из слоновой кости. Чем хуже кость шерсторога?
  - Дюффрэ? - Тень Равицки упала на череп. - Ты что-то нашел?
  Он не ответил. Поводил сломанным прутиком рядом с очень интересным отпечатком. Хмыкнул, поняв, что в этой дрянной истории неясного куда больше, чем на поверхности. И подавил желание плюнуть прямо на чертов череп. Чертов череп с чертовой гексограммой прямо на лбу. Засохшей и ставшей бурой. Но он бы побился об заклад, что сперва она алела. Потому как кровь на нее пошла артериальная.
  Равицки заметно выражала свое недовольство. Попинывала порыжевшим носком сапога камешки, дымила сигаретой и сопела. Последнее в такие минуты она делала особенно хорошо, сразу давая понять: Дюффрэ, ты в очередной раз достал целого помощника прево. И не просто помощника, а саму Равицки, приехавшую из самого Вегаса в эту чертову хренову дыру. Господь свидетель, что сам Дюффрэ такого и в мыслях не держал. То есть - чтобы ее доставать.
  Жарило. С самого утра, с его первой чашки кофе и первой забитой трубки. Пот уже даже не катился по спине, лицу или груди. Дюффрэ ощущал его клейкой пленкой, растянутой по всему его крупному телу и совершенно не желавшей высыхать. Светло-зеленая саржевая рубашка издалека казалась черной. Замшевые туфли, плюнь на них, зашипели бы. Солнце явно старалось выжечь ненавистную землю и ее копошащихся обитателей за накопившиеся грехи пред Господом Богом. Чем еще можно объяснить чертово пекло?
  - Дюффрэ, засранец... - простонала Равицки. - Ты перестанешь молчать, чертов сукин сын.
  Он вздохнул, привычно поразившись ее привычке к богохульству и ругани. Учитывая крохотные серебряные распятия в уголках воротника - она явно пренебрегала многим. Терпением и изучением Писания уж точно.
  - Выдержки бы тебе больше, Агнешка... - Дюффрэ встал, отряхивая штанины от песка, - Ты ведь хорошая и умная женщина. Но ждать не умеешь... или не хочешь. Порывистая и взрывная.
  - Мой друг, если ты помнишь, полька. А это, между прочим, говорит о многом. Я тебе не какая-то там вялокровная корова из твоей родной derevni.
  - Что? - Дюффрэ заинтересовался новым словом. - Это по-польски или по-русски?
  - Какая тебе разница?
  - Никакой. Хорошо, начинай записывать, Агнетта.
  Равицки открыла кожаную тетрадь, послюнявила карандаш. Дюффрэ почесал подбородок и начал диктовать:
  - Девушка...
  "Несомненно, - подумалось Огюсту Дюффрэ, - что стоило говорить "была девушкой". До того момента, пока не умерла. Спасибо Господу Богу, здесь у нас не Вегас. Это там, чтобы понять пол жертвы, одетой в платье, порой надо задирать подол. Джексонвилль все же лучше в этом плане"
  - Белая.
  "Странно, если бы она оказалась цветной. Заезжих джимми-африканцев в Анклаве линчевали сразу, а своих перебили практически всех и давно. Практически. Краснокожие скво после резни у Эль-Пасо сюда не суются. Ну, тоже практически. Китайцев в городе единицы, и те мужчины. Мулатки, метиски, самбо и квартеронки не в счет. Не говоря про мексикашек"
  - Возраст тринадцать-четырнадцать лет, не старше.
  "А выглядит на все восемнадцать даже сейчас. Краски на личике чуть ли не с три унции, если не больше. Волосы завивали и красили красным, платье дорогое, привозное. Что это означает, Агнешка, ну? Ладно, сам себе отвечу"
  - Род занятий... проституция.
  "Ни одна из дочек местных воротил не позволит себе пойти в таком виде куда угодно. Ни одна не забудет одеть нижнее белье. Ни одна не додумается оказаться на улицах настолько поздно, чтобы полностью стемнело. Ну и, миз помощник прево, ночные бабочки не должны прятать алую букву на одежде, да-да. Но, вы рассмотрите ее в вышивке на лифе платья? Учитесь, запоминайте"
  - Причина смерти: убийство. Преднамеренное...
  "Хотелось бы мне, чтобы это оказалась глупая, пусть и злая, случайность. Чтобы это запекшейся кровью цвёл след от удара ящера-рогача. Чтобы... Не стоит врать самому себе, Дюффрэ, ты все прекрасно понимаешь. Ее ударили зазубренным каменным ножом, вспороли живот и гадали по кишкам, когда она корчилась, умирая"
  - Предполагаемые действия маршала, как представителя закона...
  "Ну, что ты уставилась на меня, Агнетта? Не знаешь, что буду делать? Все ты знаешь. Буду искать, буду стараться очень сильно искать и найду. А потом тебе придется принимать мой рапорт о сопротивлении и необходимом применении силы. Так и будет"
  
  Джексонвилль мог позволить иметь в штате шерифа целого врача-патологоанатома. Пусть и совмещающего на полставки с работой обычного парамедика. Мотаться с маршалами, бинтовать, кромсать тела и спасать их никчемные жизни. Принимать и редко выдавать дорогие наркотики и анестетики. Потрошить и без того не самых приятных при жизни покойников. Чертова работенка. Чертова должность для чертова психа. В Джексонвилле такой, на счастье всего офиса шерифа, имелся.
  Ллойд Эндрю Бугенгаген. Костлявая высоченная хрень с желтовато-нездоровой кожей, огромными сильными кистями рук, длинным перебитым носом и короткими волосами, торчащими рыже-седыми пучками на вытянутом яйце головы.
  Дюффрэ набил трубку, следя за работой помощников Бугенгагена, меланхолично жевавшего табак. И долго ее раскуривал, наблюдая происходящее. Но, наконец, не выдержал.
  - Аккуратнее не могут? - Двое вечно сонных полуидиота, работавших у Бугенгагена за еду и кров, закидывали убитую в тачку. Один еще и шлепнул погибшую прямо заднице. - А?
  Бугенгаген сплюнул, сморкнулся, почесал бородавку на подбородке и шелушащуюся кожу вокруг нее и пожал плечами, мерно двигая тяжелой лошадиной челюстью. Длинные рыжие бакенбарды подрагивали в такт челюстям и весь вид доктора напрямую говорил о его полном согласии с маршалом. Но что взять с полуидиотов?
  - Она же не мешок маиса, нет?
  Бугенгаген вздохнул. В два шага преодолев все ярды до своих горе-работников, не останавливаясь, пнул одного по пыльному заду. Тот ухнул и покосился на него, прошепелявив что-то вроде "фто-тонефтакмаста?".
  - Грузи ровнее. Вежливо. Как супругу мясника на прошлой неделе. Понял?
  Идиот радостно махнул головой, облизнулся широченным языком в светлом налете и подхватил девчонку под спину. Аккуратно, бережно и вежливо. Дюффрэ покачал головой. Никак после мясной покойницы двум дурачкам перепало фирменных сосисок Пильдауна, именно так. Иначе с чего тот так облизывается, а второй не просто берется за щиколотки мертвой миз, а чуть ли не старается протереть ее единственную, оставшуюся на правой ноге туфельку.
  - Так нормально? - Бугенгаген вернулся к нему, достал пачку табаку и, щелкнув ножом, отрезал новый кусок. - А, Дюффрэ? Ты доволен? Чертов нудила.
  Дюффрэ раскурил чуть потухшую трубку, почмокал, косясь на Агнетту, умывающуюся из фляги. Бедняжке все-же стало дурно. Немудрено. Когда девчонку поднимали, внутренности, уже побывавшие на солнце весьма прилично, вывалились, по пути лопнув. А миз помощница прево все-таки не сам Дюффрэ и не, тем более, Бугенгаген, спокойно поднявший запачканную требуху и впихнувший ее назад. И не подумавший потом снять свои любимые перчатки.
  - Доволен. Ладно, я поехал. Здесь все ясно. Когда сможешь что-то сказать?
  - Завтра. Утром. - Бугенгаген прокашлялся, сплюнул желто-коричневый комок, сплюнул еще раз, на ладонь, присмотрелся. - Или к ланчу.
  - Я понял. Агнешка, тебя подбросить?
  Та помотала головой, кивнув на рыдван Бугенгагена. Ну, понять ее было не сложно. Ветер гнал песок со стороны Земель Дьявола. Черная туча, багровеющая по краям и разрезаемая изнутри алыми сполохами, закручивалась в огромную спираль на западе. Ну, это дело ее. Дюффрэ посмотрел на часы, достав их из кармана на поясе. Он должен успеть, не впервой.
  Его транспорту никто в офисе не завидовал. Трицикл, старый, громоздкий, но надежный. С кожаным поднимающимся верхом, с грехом пополам защищающим в бури. Но Дюффрэ он нравился. Разве что перед дьявольским семенем стоит поехать чуть быстрее.
  Равицки, вытирая воротник носовым платком, хмыкнула, глядя как Дюффрэ одевает маску, затягивает ремешки на затылке и размеренно, как и все впрочем, натягивает высокие, до локтя, перчатки с крагами на руки. Его странный транспорт ее откровенно и пугал и веселил. Но Дюффрэ, впрочем, как и всегда, было на это наплевать. Вид самого Дюффрэ, смотревшегося в потертом седле, как на детском велосипеде, веселил еще больше не только миз Равицки. Даже задние, широкие колеса, просели под его весом. Но, как и обычно, маршалу было на наплевать и на это тоже.
  Двигатель кашлянул, рыкнул, затрещал и, заставив ездока вздрогнуть, мерно взялся, еле слышно урча. Щелкнул переходник шланга от маски к баллону с дыхательной смесью, и маршал покатил к ребристым стенам восточного форта Джексонвилля.
  
  Пыль ложилась на бак, седло, самого Дюффрэ. Но пыль давно стала привычной. Приехать и выбить надетый по случаю бури плащ, выбить плотно облегающий голову кожаный шлем, потом протереть машину. Зато ехать одному и оставшись мыслями наедине с самим собой. Дюффрэ вел трицикл ровно, эту дорогу он прошел бы после двух пинт солодового и с завязанными глазами.
  Пыль окутывала плотным серым ковром, поднятая широкими покрышками его машины. Накрывала все еще державшуюся трассу, когда шедшую из Эль-Пасо на запад. Стлалась на жесткой серой травой по краям полотна, торчавшей вверх нагло и вызывающе. Стальная трава, бесполезный глупый сорняк, сосала из земли соки, превращала ее в ненавистную вездесущую пыль. Ее жгли три раза в год. Не помогало.
  Трицикл закатился в поворот, уходящий от центральной улицы города вправо. В квартал для отребья. Где Дюффрэ думал найти пару ответов. Про "если повезет" он не думал. Ответы нужны. Чем быстрее, тем лучше.
  Он поднял голову, пытаясь прикинуть оставшееся время. Хмыкнул про себя, понимая, что оно то его как раз поджимает. Дьяволово семя готовилось просыпаться на серый город в серой прерии. Черная ворчащая громада стремительно набирала ход, становясь все ближе. Ее последыш, ливень, серел пеленой уже у реки. Молнии жалили выжженную пустошь участка Мак-Кри у западного форта. Стадо чьих-то шерсторогов пылило оттуда же к ближайшему укрытию, длинному ангару старого пройдохи Вана. Дюффрэ усмехнулся, предчувствуя жалобы на алчного китаезу, что наверняка запросит немало "орлов" за такой вот постой на его территории.
  Маршал прибавил газу, летя по Дауни-стрит. Люди, застигнутые бедой, бежали. Несколько старых колымаг местных франтоватых торговцев бес-травой неторопливо набирали скорость. Автомобили, похожие друг на друга как яйца одной курицы, поскрипывали ржавыми корпусами, величаво покачивая "плавниками" и проседая на рессорах. Пара дневных шлюх, повизгивая, бежали к салуну Гарри. Пролетая мимо, Дюффрэ кивнул на них усмехавшемуся хозяину, державшему руку на рубильнике тяжелых стальных внешних дверей.
  Он все равно дождется их, впустит, и попользует ту, что задастее на складе, пока его полуслепая миз будет прятать детишек в погребе. Дюффрэ знал про ее паническую боязнь бурь из Земли Дьявола. И то, как Гарри этим пользовался. Дюффрэ не лез к нему с проповедями и увещеваниями. Зачем? Дом и салун оформлены как раз на его миз. И потому Гарри рассказывал ему много интересного. Крайне много.
  Вверху, где плети ливня уже дотягивались до и этой окраины, громыхнуло. Тяжело, раскатисто и протяжно. Пробившись даже через толстую кожу наушников шлема и маску. Вслед, не звонко, а протяжно постанывая, загудела жесть крыш. Ливень ударил вниз сразу, метя тяжелыми каплями в любую не убравшуюся живую душу. Дюффрэ, стараясь не богохульничать, свернул в узкий проулок, разбрызгивая во все стороны желтую жижу нечистот, сливаемых жителями прямо на дорогу, и газанул. Оставалось недолго.
  Под навес, закрывающий вход в "Ля Флер", шлюхин дом гранд-мадам Чикконе, он залетел и, не думая о плитке, выложенной здесь совсем недавно. Лязгнуло окошечко, отброшенное вышибалой Фредом. Тот вытаращился на маршала дико и зло, явно высчитывая штраф, что положит на него хозяйка. Дюффрэ плевать на него хотел. И на его возможные претензии. Над ним снова загрохотало. Дюффрэ посмотрел на флюгер за двух домах отсюда. Металл, бешено крутящийся, уже начал алеть точками сгорающего адского семени.
  - Открывай, сукин ты кот, - он неторопливо встал и даже чуть отодвинул маску в сторону, - Ждешь чего-то?
  Фред сплюнул и, не менее неторопливо, чем медленно шагавший к тяжелым дверям Дюффрэ, загрохотал замками. Внутрь маршал попал спустя практически минуту. Занося ногу над порогом, глядя прямо в глаза Фреда. Дюффрэ щелчком сбил в его сторону радостно затрепетавшее алое зерно. Вышибала испуганно дернулся в сторону, не понимая, что оно уже умирает. Всем умным людям известно, что зерна опасны только когда их много. Десять, к примеру. А вышибалу гранд-мадам он умным не считал. Совсем.
  - Мадам у себя? - Дюффрэ покосился на Фреда.
  Девочки собрались в зале внизу, шуршали юбками, шептались. Фреду хотелось выглядеть круто, но спорить с маршалом ему тоже не хотелось. Дюффрэ нахмурился. Усы, короткие и густо черные, встопорщились.
  - Маршал... - голос мадам Чикконе отдавал многим. Медом скрытых обещаний, горечью разочарований жизни и сталью несгибаемого характера. Вот ее-то Дюффрэ уважал крайне сильно. - Проходите. Фред, ты оштрафован.
  Вышибала выругался и поник. Дюффрэ усмехнулся. Снял плащ, на всякий случай встряхнув. Ногой додавил еще одно алое зерно и только потом шагнул дальше Мадам уже ждала возле лестницы. Маршал стащил шлем, смахнув пот с ежика волос, и двинулся к ней. По пути огибая девочек, столики с оказавшимися во время бури клиентами и двух наглых старых псов, живущих в борделе из-за жалостливого сердца мадам.
  "Ле Флёр" в Джексонвилле всегда ходил на хорошем счету. Мадам не скупилась на содержание врача и охраны, на пойло в баре и собственных музыкантов. Ну и, само собой, на девочек. Ее цветник славился даже в Вегасе. Откупные Новой Церкви мадам платила немалые, и Дюффрэ этому не удивлялся. Только здесь можно было встретить такой редкий товар, как черную Бонни или самую настоящую скво Мериду. Только здесь.
  В углу, на еще работающем синте, что-то брякал тапер, Джонни Ди. Тощий странный тип, носивший котелок и манишку на голое тело. Кривляка, каких еще поискать. Но парня здесь даже любили, многие посетители старались ставить стаканчик каждый раз, выходя из "Ле Флёр". Так что удивляться некоторым его странностям, при рассмотрении, не стоило.
  Людей внутри хватало, несмотря на всего лишь полдень. Что поделать, если в карманах водятся лишние "орлы"? Дюффрэ плевать хотел на это. Пусть Церковь сама борется с развратом, пьянством и прочими способами осквернения морали. Ему, Дюффрэ, хватало преступлений.
  Лестница скрипела под его весом. Мадам Чакконе, плавно и красиво покачивающая задком впереди, еле слышно вздохнула. Как же как же, настоящая древесина гикори, привезенная издалека и стоящая черт-те сколько много. Дюффрэ улыбнулся в усы и постарался идти как-то легче, наступая только на носки. Получилось, пусть и не особо. Ступени скрипели не трагичными вздыханиями умирающего, а жаловались легкими подвываниями кошки в течке.
  Кабинет мадам прятался в дальней части коридора на втором этаже. Паркет, полированный и красивый, мадам был нужен не только для внешнего вида. Прокрасться по нему бесшумно можно... если снять обувь. Но для этого в самом его начале мастера выложили тяжелую плитку. Хочешь, не хочешь, а зашумишь. Предосторожности Дюффрэ уважал, в Джексонвилле они порой оказывались не лишними.
  Светильники тяжелой бронзы, тлеющие фитилями, творили с тенями на стенах что хотели. Стройная и тонкая тень мадам Чакконе легко летела по темно-красному бархату портьер, а за ней, широкая и опасная, грузно топала тень Дюффре. Даже стрелки усов, торчащих вбок и вверх черными жесткими щетками, забавно подрагивали.
  За невысокими дверями из тяжелых досок клена еле слышно голосили, постанывали, томно охали и вздыхали, заливисто скрипели пружинами и даже звонко шлепали в одном из номеров. Рабочий день в "Ле Флёр" всегда в разгаре, что и говорить.
  Вход к самой мадам был куда скромнее. Совершенно незаметная дверь за небольшим поворотом. Разве что дверь из негорючего пластика снаружи и стальная внутри. А открывалась она только с помощью код-карты, вставляемой в неприметную щель.
  Мадам зашла и села в собственное огромное кресло, практически спрятавшись в нем. Дюффрэ не стал ждать приглашения и утонул в его брате-близнеце напротив. С удовольствием позволил спине отдыхать, откинувшись и заодно закинув ноги на массивный стол из ореха и столешницей из палисандра. Заодно оставив на нем новую царапину, радостно присоединившуюся к стайке своих сестричек.
  - Свинья ты, Дюффрэ, - мадам аккуратно и аристократично плюнула в высокую урну из бронзы, - весь стол мне исцарапал.
  Дюффрэ кивнул, зевая и разглядывая ее как кот мышь. Вкусную и симпатичную мышку. Мышку, в полной мере осознающую свою зависимость от кота.
  Мадам вздохнула и открыла деревянный ящичек с сигарами. Дюффрэ блаженно втянул воздух, чуть поводив мясистым носом и улыбнулся. День приобретал более приятные очертания. Или ароматы? Скорее всего, именно последнее. Во всяком случае в кабинете Чакконе, как и всегда впрочем, пахло приятно и умиротворяюще.
  Розовой водой, фиалками, пачули и хорошим ромом. Мадам предпочитала караибский ром любому другому пойлу. Дюффрэ не подумал бы пить сейчас, в разгар дня, но запах ему все равно нравился.
  Три года назад Чакконе оказалась в крайне затруднительной ситуации. Ее дорожка тесно переплелась с проторенным путем Джи-Джи, квартероном, белым на треть и индейцем на четверть, родом из бывшей резервации навахо. Джи-Джи поставлял в Джексонвилль, Форт-Кросс и Форт-Найт львиную долю бутлегерского пойла для гарнизона, старателей, фермеров, ранчеров, диггеров и прочих любителей хорошенько налакаться. А мадам Чакконе решила закупаться сама в Орлеане и Городе Ангелов. Понемногу ее винная лавка начала привлекать все больше и больше покупателей. И дело было даже не в цене, хотя Джи-Джи, пользуясь своей практически монополией, задрал их высоко.
  После рома, вина и виски мадам никто не просто не блевал по подворотням, нет. После ее пойла, причем из любой бутылки, никто не думал слепнуть, умирать от прожженного желудка и остановившегося сердца. Качество, что и говорить. Нестранно, что Джи-Джи решил решить свою проблему самым простым и доступным для него способом.
  Убив мадам и забрав себе все ее имущество. Свой нотариус у Джи-Джи имелся. Выбрав нужный момент и собрав самых преданных отморозков, Генри Лайнелла, Джакса "Быка" Фортюфа, Билли "Краша" Мозговица и Пако "Эль койота" Джуниора, он заявился прямо сюда. В "Ле Флёр". Само собой, что кроме желания наказать "мерзкую тварь, сраную шлюху и зазнавшуюся сучку", парни захватили с собой много смертоубийственного инвентаря. Как выяснилось потом: в количестве семи револьверов и пистолетов, трех дробовиков, одного пистолета-пулемета и какого-то там количества ножей. Но Джи-Джи и компании милых джентльменов не повезло.
  Дюффрэ и Мердок, его напарник, решили в тот день просто покутить. И не придумали ничего умнее, чем отправиться к мадам Чакконе. За час до появления квартерона и его банды.
  Самого Дюффрэ штопали сразу в пяти местах. Ему спалили бороду и больше он ее не отпускал. Подбородок маршала стал похож на крепко отбитый и неплохо прожаренный ростбиф. Мердока он похоронил на кладбище, рядом с его бабушкой, мамой, женой и двумя дочерьми. Джи-Джи подох прямо напротив мадам, вжавшейся в стенку и державшейся за лицо, расползшееся глубокой и алой рытвиной от левого виска и до подбородка. Квартерон упал на пол и долго дергался, пытаясь ухватиться за тяжелый шандал, вошедший в его голову полностью по один из лепестков. Пластика-хирурга мадам отыскала через неделю, но оказалось уже поздно. Теперь она всегда носила вуалетку по самые губы и тщательно замазывала и пудрила самый низ шрама. А Дюффрэ, потерявший хорошего напарника, получил должника и информатора. Бывшую шлюху, владеющую собственным борделем. Она приглашала его и в свою постель, но Дюффрэ отказался.
  Дело было не в брезгливости. Ни ее шрам, ни ее прошлое Дюффрэ никак не задевали. Дело принципа, вот и все. А заявиться к ней и поговорить о том о сем - стало привычным делом. Порой он приходил даже не за информацией. А так... посидеть, потягивая кофе с ромом, дымить трубкой и разговаривать о поэзии, охотничьих псах или просто о жизни.
  - Ну, Дюффрэ, рассказывай. - Она отхлебнула из стакана. В последнее время мадам стала пить. - Ты же не просто так заявился?
  Дюффрэ кивнул. Запустил лапищу в карман и достал серебристую, ажурно плетеную, паутинку, украшенную тремя зелеными стеклышками. Серьга смотрелась между его пальцев крохотной и беззащитной, прямо как ее бывшая хозяйка утром на пустыре за городом. Он бросил ее на стол и принялся наблюдать за реакцией мадам.
  Чакконе взяла ее, аккуратно, как делала все, чтобы не повредить маникюр. Положила на ладонь и замерла. Но ненадолго.
  - Она жива?
  Дюффрэ помотал головой. Мадам вздрогнула, прижалась к спинке кресла.
  - Как ее звали?
  - Марджи, - она отхлебнула из стакана, - Марджи Ярдли. Хорошая была девочка. Не моя, но хорошая.
  - Врешь, - Дюффрэ снова помотал головой, - если не твоя, так откуда знаешь?
  - Я хозяйка борделя, маршал. Лучшего борделя в нескольких округах Анклава. Ты, чертов засранец, ни хрена не понимаешь в этом деле.
  - Сложно спорить. Так откуда?
  - Она работала у Сигелов. Вернее, как работала? Подрабатывала. Проверь и удивись, ведь Марджи была девственницей. Поэтому я ее и знала. Хотела договориться с Сигелами и перетащить ее к себе.
  Дюффрэ хмыкнул. Да, дело принимало чуть другой оборот. Сигелы ребята хоть и мерзкие, но жесткие. Их собственность просто так не сопрешь и уж тем более не нашинкуешь на задворках. А уж если речь о таком редком товаре, как девчонка, погибшая ночью, так тем более.
  Заповеди заповедями, но человеческого в сторону не уберешь. Особенно здесь, на самом фронтире с землей Дьявола. Это Дюффрэ понимал, как никто другой. Здесь, по линии границы с песками, зверь внутри человека давал себе волю. И власти, и Церковь останавливала их только тогда, когда зверь совершенно забывал свое место.
  К пятнадцати годам девственницами оставались только дочери местных боссов и то, не всегда. А уж шлюху, да еще и красивую, любой сутенер всегда мог продать подороже тому, кто сможет заплатить. И охраняли ее не в пример лучше, чем остальных девок.
  - Сигелы?
  - Они самые... - Чакконе отхлебнула еще, нахмурилась, - я не вру.
  - Верю. - Дюффрэ встал и подошел к стеклянному бару. - Ты много пьешь. Есть причина?
  Мадам не ответила, но зато сильнее вжалась в кресло. Дюффрэ не настаивал, знал, что бесполезно. Да, кого-то она боится. Но не скажет - кого. А что оно означает? Что работы у офиса шерифа может прибавиться. И остается одно из двух: или разобраться как можно быстрее, или успеть и вовремя вмешаться. Лучше вмешаться. Хотя разобраться - еще лучше.
  - Ладно, Лу, - Дюффрэ кивнул, - заеду еще, и скоро. Береги себя, бабочка. Без тебя этот город станет куда мрачнее и скучнее.
  Она кивнула. Дюффрэ убрал сигару во внутренний карман плаща и ушел. Время не могло терпеть.
  
  Воздух за уже открытыми дверями пах грозой. Как и всегда после бури с темных земель. Вода летела вниз густо, стучала по кровле, по доскам тротуара, по баку его, Дюффрэ, трицикла. Адское семя, выпавшее в бурю, еще алело кое-где, растворяемое дождем. Под сапогами жирно чавкала разбухшая грязь. И еще его ждали.
  Дюффрэ цыкнул слюной, разглядывая трех не самых умных людей. Фреда и его дружков, кого же еще? Сложно не понять ущемляемой почти два месяца гордости, да. Тут любой вспылит, не только такой деревенский дурак, как Фред. Задире с ранчо хватило все же ума не грозить огнестрельным. Тогда бы все вопросы решились быстро. Маршалы смерть своих прощали редко. По-другому никак.
  Разговаривать с ними Дюффрэ не собирался. Для чего? Да и урок жителям квартала порой стоит преподавать. Жестко и неотвратимо. Чтобы задумывались о строгости закона. И его служителей.
  Ножей он не заметил. Дубинки, скорее всего, кастет. Ну, вполне неплохой набор для джентльменов, что и говорить.
  - Мы тебя сильно бить не будем, - крикнул Фред, - давай, законник, иди быстрее. А то мы тут мокнем.
  Дюффрэ ласково улыбнулся. Через дождь они вряд ли ее заметили, эту милую улыбку, но все же. Многим, знающим Дюффрэ куда лучше трех придурков, она снилась. В страшных кошмарах, после которых хотелось помолиться, жахнуть стакан крепкого и поплакать. Порой все вместе.
  Капли не успокаивались. Хлестали сверху, порой заставляя щуриться. Чмокало под ногами. Дюффрэ поморщился, когда какая-то нахальная струйка смогла попасть за плотно застегнутый и поднятый воротник плаща. Но не расстроился, плащ все равно стоило расстегнуть.
  В челюстях смертоглава, в первом ряду, есть несколько очень интересных зубов. Ими чертова гадина пережевывает не только самые крепкие кости, но даже и бронепластик. Добыть смертоглава могут не многие трапперы. Потому эти зубки весьма в цене. Особенно, если знать, что с ними можно сделать. Дюффрэ сроду не любил охоту, но при этом знал секрет про зубы.
  Джосайя Бинкс, траппер с Северных холмов, обычно ходил только за рогачами. Но как-то он сподобился порезать в пьяной драке сынка помощника мэра. Сынок не загнулся и даже не лег в госпиталь. Зато Джосайя оказался за решеткой. Но ненадолго. Сынок помощника мэра, плешивый и мерзкий сукин сын в брючках в обтяжку, как-то попался Дюффрэ на ввозе бес-травы. Так что Джосайя, после ночи на тонкой циновке в компании с мелкими назойливыми и кусачими насекомыми, счастливо укатил к себе в холмы. Но не за просто так.
  Зубы смертоглава стоили ему трех псов, двух пальцев и десятка "орлов" за пули "магнум". Ну и двух мальчишек метисов, убитых тварью. Зато у Дюффрэ появился кусок челюсти в целых четыре одинаково ровных, крепких и весьма острых зуба. Отлить нормальный кастет ему помог старик Чен, старый механик и оружейник, спокойно доживающий свой век на первом этаже дома, где снимал квартиру Дюффрэ.
  Свинчатка лежала в специальном кармашке на поясе. Дюффрэ остановился, не дойдя нескольких шагов до троицы с плохими намерениями. Сплюнул, сдунув капли с усов. Плащ он расстегнул на ходу, дождь стучал в высохшую саржу рубахи, снова делая ее темной.
  - Ты еще можешь просто извиниться, законник, - Фред тоже сплюнул. Прямо как настоящий рейнджер, весь такой крутой-крутой. - Поставить мне и парням выпивку и...
  - Ты собираешься мне морду бить, или так и будешь трепаться? - Дюффрэ ухмыльнулся, показав дырку между зубами с правой стороны. Прямо как пустынный красный пес. - А, дурачок деревенский?
  Фредди нахмурился, побагровел и ринулся на него. Ну, и впрямь, как хороший бык на ферме. А кастет уже лежал приятной тяжестью в руке. А рука, что и говорить, уже летела вперед.
  Дюффрэ скользнул в сторону, демонстрируя свой коронный удар: неожиданный, слева, наплевав на последствия для лица и челюстей Фреда. Ну, многие ли ожидают такой подлости, напороться на левшу? Фредди совершенно точно не ожидал.
  Острые темно-голубые пирамидки зубов с хрустом вошли ему в скулу. Кость явственно хрустнула, сразу в нескольких местах. Кровь брызнула чуть позже дикого визга, вырвавшегося наружу почти сразу. Фред подпрыгнул на месте невозможным кульбитом и упал прямо в грязь, продолжая выть и зажимая фарш на лице. Да, Дюффрэ не собирался быть хорошим и честным, не за чем. Кроме своих кромок зубы смертоглава дают еще одну интересную особенность: дикую боль на пару дней. В причинах Дюффрэ не разбирался. Мало ли, вдруг смертоглав испытывает радость не просто от вкуса крови и плоти? Вдруг тварь любит, когда жертва мучается еще и еще?
  Фред продолжал корчиться, когда Дюффрэ, не задерживаясь, оказался возле его дружков. Неписаные законы фронтира просты, и он мог бы применить ствол, но... потом бы обязательно пошли слухи. Мол, Дюффрэ постарел, ослабел, он уже не тот Дюффрэ. А репутацию терять совершенно не хотелось. Да и не стоили засранцы пуль, слишком дорого выходит.
  Первый, грузный детина с густой бородой, успел подставить под удар дубинку. Вот только Дюффрэ ударил его ногой, прямо между ног. И только потом добавил по спине, локтем, ударив всем весом. Спина ощутимо хрустнула, и здоровяк беззвучно последовал за орущим Фредом.
  А вот третий... тот просто удрал. Попытался, если точнее. Дубинка его товарища, разбрасывая налипшую при падении грязь, прилетела в голову, гулко и страшно ударив в затылок. Упала неплохая шляпа, следом рухнул и ее хозяин. Дюффрэ стряхнул воду с лица, сплюнул и проверил карманы лоботрясов. Мало ли, вдруг все неспроста?
  Оказалось, что спроста, но зато в бумажник перекочевало два "орла", несколько пятидесятицентовиков и пригоршня медяков. И Дюффрэ плевать хотел на мнение тех, кто подсматривал. Он выиграл бой и забирал полагающиеся трофеи. И, к слову, ту самую шляпу. Скатанную из самого настоящего кроличьего пуха. Стильно, красиво... пусть полежит у него на квартире.
  Дюффрэ весьма надеялся все же сбросить вес, и вот тогда она будет ему вполне к лицу. Особенно если сбрить усы. Хотя о такой мерзости, чуть ли не богохульстве, он не хотел даже и думать.
  Троица лежала и стонала, пусть и не вся. Последний что-то очень подозрительно не шевелился. Дюффрэ сплюнул и полез в карман за коммуникатором. Вызывать Бугенгагена два раза за день... это перебор. Старик все жаловался на колени, а приходится его дергать. Но ничего не поделаешь.
  - Центральная... - хрипнул коммуникатор голосом Лизы Энн, сексуальным хрипловатым голосом Лизы Энн. - Что у тебя, Дюффрэ?
  - Задержание с применением насилия, милая, - Дюффрэ попинал третьего, и тот, что само по себе казалось хорошим, все же застонал, - нужна помощь патрульных и Бугенгагена.
  - Бугенгаген тебя проклянет, - - хмыкнула центральная, - второй раз за день.
  - Ничего не поделаешь, дорогая, это судьба. Я у "Ле Флёр", жду.
  Дюффрэ убрал коммуникатор, не дослушав Лизу. Что ее слушать, если из достоинств у этой миз только хрипотца, сиськи и зад?
  Он дождался патрульных и катафалка Бугенгагена. Причем, старик в самом полном смысле водил именно катафалк. Нестранно, учитывая его собственное похоронное бюро, пусть и не самое крупное в городе. Многие раненые, а ведь именно ими занимался медик, прикрепленный к шерифу, ужасно не хотели погружаться вовнутрь длинного черного "паккарда". Но выбора им, как правило, не давали. Иногда приходилось запихивать их друг на друга, как сосиски в банку.
  - Как ты меня достал, Дюффрэ... - Бугенгаген сплюнул тягучей бурой жвачкой ему под ноги, - тебя не учили уважению к старшим? Кого ты снова покалечил, суки сын?
  - Не ворчи.
  Дюффрэ посмотрел на полуидиотов, грузящих охающую троицу в катафалк. Те обращались к пострадавшими так же ласково, как на скотобойне обращаются с тушами. Разве что вместо крюков крепыши с глупыми приклеенными ухмылками использовали собственные костистые и жутко сильные руки.
  - Что там с девочкой с пустыря?
  Бугенгаген пожал плечами. Затертый и засаленный ворс пальто встопорщился.
  - Девственная плева не нарушена. Умерла от кровопотери и болевого шока. Если бы выжила, давно скончалась бы от сепсиса, нож, которым ее кромсали, никто в жизни не мыл. Из порезов достал образцов на десять-двадцать нераскрытых случаев, подобных этому. Даже интересно.
  Один из дураков сел прямо в грязь и начал переобуваться, что-то ворча себе под нос. Дюффрэ поморщился, глядя на черные корявые ступни.
  Он повернулся к старику Бугенгагену:
  - Хорошо.
  Дюффрэ похлопал его по плечу и пошел к трициклу.
  - Эй, а у тебя что? Опять готовится к выезду? Куда?
  Дюффрэ пожал плечами, не оборачиваясь.
  - Я домой, а потом схожу в гости, всего лишь. К Сигелам. Но ты будь наготове, старик.
  - Сам ты старик.
  Дюффрэ ухмыльнулся, зажав между зубами трубку. Набивал он ее на ходу.
  - У меня с женщинами все нормально, так что я не старик
  Бугенгаген сплюнул и отвернулся.
  
  Дождь лил, превращая улицы в топь, и до квартиры он добрался где-то через час. Перед визитом к Сигелам стоило немного пополнить арсенал. Так, на всякий случай.
  Трицикл занял свое место внутри гаража старого Чена. Оружейник, не отвлекаясь на соседа, кинул пачкой почты. Дюффрэ поймал свернутую "Джекс лайтинг", несколько листов пайпер-пласта и рекламные буклеты. Зажал газету в зубах и двинул к себе, навернув по пути два круга на винтовой лестнице. Дюффрэ очень нравилась лестница. И скрипела она оглушительно, и быстро пробежать ее не получалось ни у одного из злодеев, пришедших разбираться с ним за дружков.
  Дверь открывалась старомодно, по сканированной сетчатке глаза. Сейчас все больше входили в обиход самые обычные и надежные замки с ключами. Но Дюффрэ свою систему безопасности любил. Икарус, послушник прекомандрии, умелец во всем, связанном с электроникой, колдовал над ней долго. Стоило оно баснословно дорого, но Дюффрэ не пожалел жалованья за несколько месяцев.
  Еле слышно лязгнули запоры, и Дюффрэ зашел к себе домой. Довольный хотя бы от того, что можно помыться. Почта подождет, чистота сейчас важнее. Лишь бы с водой ничего не случилось. Несколько раз за последний месяц приходилось караулить по ночам воров, повадившихся сливать ее из бойлера. А потом Чен придумал хитрую систему безопасности в подвал. Простую, и безотказную.
  Слабо натянутую и лежащую кучей на полу гибкую проволоку с привязанными банками из-под консервированных супов. Супы из банок старик очень уважал и их, банок, у него всегда хватало. И не самого большого, но очень лютого блод-терьера. Система безопасности сработала на вторую ночь. После этого попытки слить воду прекратились.
  Дюффрэ закрыл дверь, стащил пыльный и пропахший маслом, потом и газолином плащ. Встряхнул, поморщившись от пыли и песка, слипшихся в комки, и повесил на один из свободных рогов на стене. Шерсторогов убивать он не любил. Рога приобрел в дальней и мирной резервации у чокча, индейцев, разводивших животных. Они, рога, ему нравились и эстетически, полированные на кончиках и с красиво переливающимся седовато-рыжим ворсом на всем остальном, и практически. Великолепные получились вешалки.
  Китти, пушистая черная любимица, запрыгнула ему на плечо, взявшись как из воздуха. Где сидела мягкая и теплая мурлыка Дюффрэ не знал. Сколько не пытался понять, не выходило. Возможно, что Китти все же и впрямь была созданием дьявольских козней Козлоногого и ее давно стоило сдать в командорию. Но Дюффрэ любил свою кошку.
  - Моя хорошая. - Дюффрэ почесал ее за ушком. Китти немедленно замурлыкала. Это она делала несравненно уютно, бархатно и громко. Прямо как маленький трактор, какие покупали обеспеченные фермеры.
  За что ж можно не любить такую красавицу, да так, что она не показывается во внеквартирный мир?
  Китти жила здесь, только здесь и исключительно здесь. Гулять она выходила ночью на подоконники, на подвешенные цветы старухи Грейнджер и на крышу. Больше кошка себе ничего не позволяла и пряталась сразу, как внизу проходили люди. Не нужно быть ветеринаром, чтобы понять: кошке доставалось перед тем, как Дюффрэ нашел ее на собственном чердаке. И он искренне не понимал, глядя на нее тогда, побитую, волочащую заднюю левую лапку и перебитый хвост: за что: Хотя...
  Хвост зажил быстро и радостно торчал вверх каждый раз, когда он возвращался. Рядом со своим близнецом, таким же черным и густым, как ёршик у трубочиста. И Дюффрэ совершенно не исключал, что дело именно в двух хвостах. Вера в людях становилась все крепче. А кто верует в Господа Бога нашего и его сына... не может не верить в ведьм и дьявола. Особенно когда под боком территория Козлоногого.
  - Моя красотка... - Дюффрэ не снимал кошку, топоча по квартире и занимаясь своими делами. Кошка сидела на плече, щекотала его нос первым хвостом, пока второй, чем-то недовольный, бил его же по шее. И продолжала тарахтеть, наполняя комнаты мурлыканием.
  Так, что же потребуется Дюффрэ в ближайшие пару часов? Он усмехнулся. То, что лежит вот в этом незаметном металлическом шкафу, чья дверка пряталась за полированными резными дощечками. Ввести код, нажав несколько красивых листьев узора и чуть их утопив. Легонько зазвенело, и дверка открылась. Дюффрэ довольно прищурился, рассматривая свой выбор. Ну, на чем же нам остановиться?
  Трехствольный кургузый дробовик. Со складным прикладом и пистолетной рукоятью. Шикарная штука, учитывая, что нижний ствол ему превратили в нарезной, и к нему очень хорошо подходили разрывные заряды от двенадцатимиллиметровых спарок "браунинга", стоявших на броневиках шерифа. Патроны и, собственно, заряды к третьему стволу имеются в наличии?
  А как же, тут Дюффрэ всегда предпочитал иметь запас. Картечь в пластиковых цилиндрах, оперенные пули в них же, что остановят и трехгодовалого шерсторога. Причем при попадании в грудь. Лоб-то ему пробить тяжело. Ну и, в принципе, штук пять разрывных и парочку зажигательных стоит прихватить. Вместе с патронташем на пояс.
  Дюффрэ согласно кивнул, одобрительно почесал Китти подбородок за то, что она с ним согласилась. Стоило продолжить веселиться и прихватить еще чего-то для похода в гости.
  С собой у него с утра был походный многофункциональный нож. Штука полезная, но если поход к Сигелам из мирной и дружелюбной беседы превратиться во что-то более шумное, так стоит захватить и что-то, чтобы шинковать мясо, жир и кости.
  И-и-и... вот на нем и стоит остановить выбор. Старый добрый саперный тесак. Да, его Дюффрэ прихватил с собой, покидая Квебек. Старый даже не совсем верное сказано. Его он взял в музее, где тот на удивление хорошо сохранился. Широкий, обоюдострый, с глубоким долом для облегчения, гардой-крестовиной и латунной широкой подковкой-противовесом на удобной, обшитой кожей, рукояти.
  Китти мяукнула, привлекая внимание.
  - Да, милая, наш с тобой мир очень недобрый, - Дюффрэ улыбнулся, когда кошка потерлась мордочкой ему о щёку, - и людям, как и кошкам, полезно иметь длинные острые когти.
  Оставалось подумать - нужно ли брать что-то помимо револьвера? Чутье подсказывало, что обязательно. Дюффрэ прищурился, присматриваясь, и не смог отказать себе в капризе, взяв жемчужину своего небольшого арсенала.
  "Блэк Бэр Магнум 45". Тяжелое, покрытое хромом чудовище с обоймой на восемь патронов сорок пятого калибра. О, это удивительное ощущение, когда в ладонь, оттягивая ее вниз, ложится чудо оружейной мысли, редко кем применяемое. Попробуй удержать автоматический пистолет, чьи патроны имеют одиннадцать миллиметров диаметра и тридцать в длину. Дюффрэ мог себе такое позволить. Особенно, когда речь шла о визите к плохим парням.
  Китти муркнула в ухо и все-таки спрыгнула вниз.
  - Верно, девочка, - Дюффрэ кивнул, - пора заняться собой.
  В квартире немного не хватало освещения. Работали три газовых рожка из пяти, но Дюффрэ не жаловался. Ему так нравилось. Да и, памятуя о прошлых делах, в темной комнате с непривычке отыскать его всегда окажется сложнее.
  Со столика с шорохом, величественно и медленно, вниз полетел гримуар в кожаном переплете. Дюффрэ выругался и успел его подхватить. Эту чертову книгу он притащил с собой с берегов Луизианы. Не верить в его истинную природу ему не хотелось. Опасно ронять такие штуки. Хотя хранить их вот так - еще более неразумно.
  Он повесил всю необходимую для прогулки кожаную сбрую на растопыренные лосиные рога на стене. Один из немногих кусочков милого старого дома. Этого лося, впавшего в бешенство, он брал вместе с братом. Еще там, в Квебеке. Чертова скотина, под тысячу фунтов весом. С красными слезящимися глазками, слизью, летящей из раздутых ноздрей и шерстью, густо заляпанной кровью попавшихся ему бедолаг. Зверь сносил их на полном ходу, поднимал на рога, топтал копытами. Память, что и говорить.
  Разделся, побросав одежду на кресло. Любимое кресло, низкое и широкое, обтянутое бархатом. Его Дюффрэ притащил с фермы Роджерса, когда пришлось идти на нее за их сыном, Стивом. Придурок, возомнивший себя спасителем человечества от скверны, успел набедокурить. Хорошо, что его заметили, когда он добивал переселенцев с севера.
  Сукин сын, нацепивший на себя цвета флага "янки" и бегавший повсюду с дисками от циркулярной пилы, заточенным так, что хоть брейся. Для чего-то идиот намалевал на каждом круг со звездой. Сам себя именовал не иначе, как мстителем. Оставлял автографы на стенах домов и сараев. Кровью. Дюффрэ хмыкнул, вспомнив, как ублюдок расползся в кашу после выстрела из вот этого самого дробовика.
  Вода в бойлере оказалось нагретой. Явно постаралась Грейнджер, испытывающая к Дюффрэ симпатию. Он встал под тронутую ржавчиной лейку и замер наслаждаясь горячими струйками, текущими по телу.
  Пар застилал крохотную ванную, поднимался вверх, согревая и успокаивая. Дюффрэ стоял, опершись руками о стену и чуть дремал. Пар густел, вместе с водой делая воздух все более сырым. Пар...
  
  Пар был рядом с самого начала. Поднимался вверх от труб локомотивов, уже прочно вошедших в жизнь. От озерных и речных судов с паровыми котлами, появившихся после Бойни.
  В Квебеке паровых машин много стало не сразу. Но прибавлялись они год от года. Лесопилки, кузницы, трамваи. Пар окружал Дюффрэ с самого появления на свет.
  Квебек он не особо любил. Да, и вообще, к Канаде относился прохладно. Во всяком случае - к ее французской, его родной части. Дюффрэ молча не любил французский язык, клены и хоккей. Молчал, чтобы не получить неприятности и продолжал не любить. Но любишь-не любишь, а где родился, то там и пригодился.
  Адские врата открылись в провинции сразу в нескольких местах. Включая сам Квебек. Те, кто успел, выжили. Из порта в Бостон вышел караван из тридцати судов. Дошло одиннадцать. Включая баржу с еле живым Дюффрэ.
  Потом был долгий путь дальше. В Бостоне остались не все. Такое количество беженцев город принять не мог. Дюффрэ, придя в себя, понял, что остался совсем один. И двинулся дальше, на юг.
  Бойня сокращала жизни и удлиняла расстояния. Говорят, раньше он смог бы пролететь до Орлеана за пару часов. Сейчас до Орлеана Дюффрэ добирался шесть месяцев. От Орлеана до Джексонвилля он двигался еще несколько. От Джексонвилля до Фриско, куда его занесло любопытство - еще больше. Возвращение, правда, вышло коротким. Жизнь налаживалась. Хотя новая история человечества растягивалась вместе с милями, ставшими безгранично трудными и долгими. За дорогу приходилось платить не серебром или золотом. За нее платили чаще всего кровью. И потерями.
  Бойни во времена Бойни. Месилово в Остине. Мертвячья лихорадка в Паддлтоне. "Цветной" террор в Луизиане. Приход антихристовых детей в Мемфис. Дюффрэ побывал и там. И теперь охранял изо всех свой кусочек Анклава, Джексонвилль.
  
  - Ну вот, милая, теперь даже жить хочется... - Дюффрэ вышел из ванной, обмотавшись полотенцем по бедрам. Лишь бы старая Грейнджер не решилась вновь заглядывать в окно, пока поливает цветы на балкончике. А, да, он же опустил жалюзи. Да и внешние, стальные, с бойницами, не поднимал. Ведь вокруг темно. Что поделать, хорошая память молодости осталась позади. И давно.
  Китти мяукнула, сидя на подлокотнике кресла и вопросительно наклонила свою очаровательную головку набок. Дюффрэ покопался в памяти, думая о молоке. Подошел к своему сокровищу, работающему от небольшой электростанции Чена, холодильнику "Зенит". Молоко оказалось в сразу двух бутылках. И обе почему-то были открытые.
  Дюффрэ пошарил на полке для посуды, выудил синюю с золотым ободком чайную чашку без ручки. Удивился, не помня, откуда она у него взялась. Но Китти она явно по размеру. Молоко полилось и сразу же запахло кислым. Дюффрэ вздохнул и пожал плечами, извиняясь перед кошкой. Бывает. Во второй на дне что-то звякнуло.
  Он разлил его в две другие чашки, одну поставил на столик у кресла. Китти мяукнула и начала есть. Дюффрэ отхлебнул свою порцию и поднес бутылку к глазам. Потряс, вглядываясь в зеленовато-крапчатый камешек на дне. Ведьмин камень. А первая бутыль прокисла. Ага...
  Дюффрэ вздохнул. Все-таки сейчас редко встретишь тех, кто умеет выращивать фиалки. И герань. Но потом, если будет нужно, если что-то произойдет. Да.
  Он нахмурился. Но решил, что все же потом.
  - Милая, я буду вечером.
  Дюффрэ погладил Китти и начал собираться.
  Свежая рубашка нашлась в шкафу. Серая, плотная, с обрезанными рукавами. То, что надо. Брюки местные предпочитали или кожаные, плотные, или джинсы, не менее тугие. Дюффрэ с таким решением не согласился сразу. Лучше, чем мешковатые походные, серого цвета, от интенданта, снабжавшего стрелков, он ничего не встречал.
  Жилет. Единственная, после плаща, кожаная вещь гардероба. Сделанный внизу, и опять у старика Чена. Жилет со вставками из титановых пластин, кевларовой подкладки и кольчужной сетки в несколько рядов на сгибах, не прикрытых металлом. Дюффрэ не любил лихости дураков из патруля и вполне понимал нелюбовь ребят из седьмого рейнджерского к средствам защиты. Дураков понимать вообще занятие глупое. Ну, а пустынные братья так жарились во время рейдов, что не понять их было несложно.
  Сапоги тоже отличались от большинства, топтавших улицы Джексонвилля. Скорее даже ботинки, только вместо шнурков - ремни, притягивающие обделанный кожей защитный щиток к голени. Подошва от тракторной покрышки, широкий тяжелый каблук. Хоть дверь выбивай, хоть руки-ноги ломай, хоть по углям ходи.
  Ремень в брюки, второй, с патронташем, сверху. Еще два крест-накрест через плечи. Револьвер в кобуру на правое бедро. "Блэк Бэр" подмышку. Обоймы для него под вторую. Тесак в ножны на левом бедре. Нормально. Удобно, не мешает, и боезапас под рукой. Плащ, перчатки с проволочными вставками по ладоням и пальцам. Дробовик можно и на плечо. Ну и шляпа, его единственная память о Канаде. Такие здесь не носили. Королевские конные стрелки, это вам не техасские рейнджеры.
  На улице продолжало лить. Впрочем, как и всегда после дьявольской бури.
  Дюффрэ забрался под провисший от дождя кожаный кузов трицикла. Поднял его, сливая лишнее на мостовую. Завел рыкнувшую машину и двинулся назад, в Запретный квартал. На встречу к братьям Сигел.
  
  После бури всегда несколько дней льет дождь. Только что не такой сильный. Что хуже: палящее солнце или плачущее небо? Дюффрэ не знал. Его устраивало и то, и то другое. Разве что в дождь порой не так удобно водить. Или идти пешком. То в яму въедешь, то в сапогах хлюпает.
  Он остановился на Роуз-прим. Ну, как остановился? Трицикл въехал куда-то по середину вилки. Что оставалось, как не вызвать техпомощь и, дождавшись ревевшего на перекрестке буксира Энди, двинуть пешком? Просто так здесь машину не бросишь. Плевать местное жулье хотело на щиток со звездой шерифа, красующийся с обеих сторон рулевой колодки.
  Но на самом деле этого-то он как раз и не опасался. Ни капли. Какую-то другую машину хитрые умельцы Запретного разберут до шестеренок за пару часов. Но не его. И дело даже не в том, что это его, Дюффрэ, собственность. Дело в значке радиации позади сиденья пассажира.
  Мерзких уродов-мутантов, живших в пустоши или на самых удаленных плоскогорьях, в городе порой видели. И боялись радиации ничуть не меньше, чем Козлоногого. Вот так-то. Просто оставлять своего Росинанта он здесь не хотел. А Энди дотащит до салуна, и транспорт будет ждать его снаружи. А ему пора идти дальше.
  Хлюпало, чавкало и вообще, звуки Дюффрэ издавал неприятные. Дождь барабанил по жести крыш, по его собственной шляпе, по стеклу, торчавшему над редкими заборами частных домов. Двухэтажное здание "Салуна Сигел" краснело крышей впереди. Оставалось ярдов пятьдесят, не больше. Дюффрэ в очередной раз провалился в какую-то дырку, выругался, и упорно пошел дальше. Буксир Энди ревел за спиной, и Дюффрэ не хватало трицикла. Он выругался и остановился. Впереди красовалось маленькое озерцо.
  - С тебя пиво, - буркнул Энди, подкатывая к нему, - забирай свою треклятую радиоактивную колымагу.
  Дюфррэ кивнул и с удовольствием уселся внутрь мокрющего трицикла. И с еще большим удовольствием проехал оставшиеся ярды.
  Под навесом у салуна оказалось не так и много транспорта. Робомулы, парочка киберконей. Стояли байки "грешников" и красовался единственный автомобиль. Закрытый горбатый "студебеккер", скрещенный, судя по задней части и дополнительному верху с двумя какими-то "шеви". Что только не каталось по дорогам западного Анклава последние лет так сто... что и говорить.
  Он долго отскабливал грязь с подошв о ступени. И уже тогда насторожился. Из салуна доносилась только музыка из аппарата. Сигелы владели одним из трех джук-боксов Джексонвилля. И вот сейчас, надрываясь и сипя, играла во второй раз пластинка с "Крошкой":
  
  - Эй, крошка, что скажу тебе, крошка!
  Присядь со мной рядом, обними меня, крошка.
  Эй, мистер Джек, не смотри так строго
  Налей лучше выпить, впереди ждет дорога.
  Кто вернется домой, кто останется там.
  Мы не знаем, да к черту, не плакать же нам
  
  Идиотская песня для идиотов. Или полных и законченных мудаков. Именно так Дюффрэ думал про этот образец современного искусства. Глупо, пафосно и порой совершенно не в рифму.
  Но дело не в этом. Дюффрэ втянул воздух, глубоко, как только можно. И снова выругался, уже взводя курки дробовика. Пахло плохо. Пахло кровью, сгоревшим порохом и смертью. Посреди пусть и дождливого, но дня. Прямо посреди пусть и Запретного, но городского квартала. А коммуникатор уже не работал, не мог дотянуться до центральной из-за непогоды и шипящих в ее высоте молний. А еще...
  Он присмотрелся к одному из грязных следов на широком помосте, ведущем внутрь. Характерный отпечаток, уже виденный сегодня. Странно изменившаяся человеческая ступня. С характерно отсутствующим большим пальцем. Правая, если точнее, именно так. А где маршал такое уже видел? Правильно. И даже не где, а когда. Утром. Под тем самым палящим солнцем, что сейчас вспоминалось не иначе как насмешкой накатившего ливня.
  Дюффрэ сплюнул. И пошел к дверям.
  Скользнул внутрь, совершенно нетипично двигаясь при его габаритах. Это частенько обманывало многих. И всегда оказывалось ему на руку. Огляделся, прищурившись. И понял, что опоздал. И опоздал сильно.
  Воздух не зря пропах смертью. Смерть была везде. На полу, стенах, барной стойке и даже на стенах. Хотя на стенах ее все же оказалось меньше. Так, потеки и одна единственная шлюха, тоненькая и невысокая, насаженная на рог ящера-боло, чьи головы украшала салун в нескольких местах.
  Горели лишь свечи на двух из четырех огромных круглых люстр под балками перекрытия. И то не все. Странно, что салун не загорелся, учитывая несколько огарков на досках пола. Щелкнул клапан шланга к бачку. Зашипели первые порции дыхательной смеси. Дюффрэ даже расстроился, ведь в маске неудобно. Но деваться сейчас некуда. Маска нужна.
  Весь зал, коричнево-зеленый, смердел смертью. Дюффрэ, осторожно, еле слышно, сдвинулся в сторону от входа. Причина? Крайне простая... дьяволово семя. Его здесь хватало в избытке. Пусть и уже практически истлевшего в пепел, лишь кое-где алеющего затухающей в нем яростью и жизнью. И раз так, то стоит ждать неприятностей. Ведь тел, не так давно живых, здесь хватало.
  Любой оживший покойник, наполненный сатанинской мощью семян дьявола, очень чуток. Он слышит каждый звук, каждый вдох. Сначала, восстав, он может не успеть за живыми, но не бросит преследования и всегда, по запаху живых плоти и крови, выйдет на след. Дюффрэ знал это хорошо.
  Револьвер лег в левую ладонь, "черный медведь" оттянул вниз правую. Предохранителем и курком он щелкнул еле-еле слышно. Шагнул вперед, туда, где темнела лестница, ведущая на второй этаж. Носком сапога толкнул стул, мешавший видеть несколько теней на полу. Скрипнула доска. Дюффрэ замер, выжидающе следя за залом. Скрипнуло еще и еще.
  Тени на полу шевелились. Ползли, подергиваясь, в сторону единственного источника живого тепла. Дюффрэ ждал, замерев, расставив руки чуть в сторону. Матово-черные стволы пахли опасностью. Стрелять, не видя врагов, глупо. Хотя еще глупее идея пойти сюда одному. Но... но Дюффрэ почему-то знал, что не ошибся в этом выборе. И так действительно надо.
  Поскрипывали доски, все чаще, все ближе. В тенях, глубоко лежавших повсюду, чернела, влажно перекатываясь, мертвая жизнь. Шипели и постреливали последние свечи под потолком. Булькало, стекая жиденькой струйкой, пиво из бочки за стойкой. Потрескивая и шурша, опускалась все ниже гардина с одной из штор, закрывающих окна. Дюффрэ этому порадовался. Света ему не хватало.
  Зашелестело где-то справа и по низу. Дюффрэ отступил назад, перекатившись с носка на пятку. Шелестело, двигаясь, что-то достаточно длинное. Он поставил бы свою так и не выкуренную кубинскую сигару против пачки виргинского табака для самокруток, что это шелк. А раз так, то первой может вполне себе оказаться женщина. У кого еще в борделе может оказаться что-то длинное и шелковое, как не у шлюхи?
  Стоило сдвинуться назад, на небольшой открытый кусок пола у дверей. Наклоняться, чтобы выследить первую из восставших, неверно. Ты наклонился сэкономить патрон... а тебе на спину с балки прыгнул ее дохлый компаньон. Прямо стихотворение, да-да. Дюффрэ оскалился, услышав что-то новое.
  Шелестело из-под столов. Скрипели доски возле осиротевшего джук-бокса. Даже журчание пива, текшего через дырки от пуль, изменилось. Пиво теперь явно стекало по чему-то поднимающемуся.
  Одна машина, три робомула, два киберконя и байки. Байков три. Дюффрэ хотелось снять маску и хорошенько прочистить глотку, сплюнув погуще. Итак, сколько на него одного даже по самым скромным меркам?
  В машине наверняка сидели двое, если судить по отпечаткам в грязи. Мужчина и женщина. Это точно, если знать про аренду комнат на втором этаже и строгость церковных законов о прелюбодеяниях. Но со счетов не сбрасываем. Итак, уж два патрона.
  Реднеки, деревенщина с ферм, на животных, трое. Мулы, двое, явно под груз, не под седло, шерсть у них вытерта до блеска именно там, где обычно свисают переметные огромные мексиканские сумки. Раз так, то все же три патрона.
  Байкеры, три штуки. На баках черепа и крылья. Банда местная, здоровенные кабаны. И, поди-ка угадай, хватит ли на каждого по одному выстрелу?
  Бармен и шлюхи, минимум пять. Хороший расклад.
  Одиннадцать патронов как минимум. А у него семь в барабане, восемь в обойме. Всего четыре на корректировку. Дюффрэ вздохнул, косясь на совершенно потемневшую кучку дьявольского семени, переставшую даже мерцать. И рывком опустил маску вниз, чуть не взвыв от резкой боли от ремней за ушами. Но вроде бы уши выдержали. Да и ремни тоже.
  Маска опустилась с мерзким звуком растягиваемой резины. Да-да, Дюффрэ владел сокровищем из прошлого этого мира. Но сейчас скрип оказался ненужным. Совсем ненужным.
  Один из столов с грохотом полетел в сторону. Револьвер ударил сразу, Дюффрэ решил не жалеть патронов, выход все-таки за спиной. Высокий и плотный силуэт покачнулся, в полутьме голова взорвалась брызгами густо-чернильного цвета. Загрохотало еще раз, только теперь по второму столу, ломая его тяжестью падавшего тела. Но Дюффрэ этого уже не видел.
  Шлюха, Энни, в шелковом поблескивающем платье, при жизни была красавицей. Напавшие на салун не пожалели красоты, выев ей половину лица. Или выдрав. Но даже так, со свисающими лохмотьями вместо левого глаза, скулы и части носа, она, быстро перебирая руками и ногами по полу, неслась на него.
  Насчет балок он тоже угадал. Двое ранчеров, не реднеков, спускались вниз по ним. Что их потащило туда, кто знает. Где еще один? Да черт знает. Куда больше Дюффрэ беспокоили оставшиеся байкеры и мокрый от пива бармен, с огромным стальным дверным запором в руках, несущиеся к нему по проходу между столами.
  Энни, шипя, подскочила к нему, напряглась и прыгнула. Двое с потолка добрались до балки прямо над Дюффрэ. Бармен и байкеры, грохоча по доскам, приближались. Дюффрэ оскалился. Радостно и зло.
  Если бы он мог заткнуть уши, он бы так и поступил. Внутри салуна порох рвался с грохотом добрых старых противотанковых гранат. Ожившие добавляли, ревя и похрипывая.
  Прыжок Энни прервал выстрел в упор. Пуля из "кольта", войдя ей прямо в раскрытый рот, пошла дальше, проломив дорогу через затылок и по дороге зацепив одного из байкеров. Колено у здоровяка в черной жилетке разлетелось, бросив того под ноги бармену Филу. Фил, споткнувшись, пролетел пару ярдов, не выпуская тяжеленного запора-засова. Стальная полоса с чавканьем перебила ноги одному из прыгавших с потолка ранчеров.
  Дюффрэ продолжал стрелять. Помехи ему только на руку, но он не успел даже порадоваться. Забот хватало, целых шесть забот. Хотя нет, уже пять. Ему повезло, шлюх оказалось меньше. И Энни все же упокоилась навсегда. Выстрел, и второй потолочный прыгун даже притормозил. Одиннадцатимиллиметровая пуля пробила ему грудь, сместив в сторону, и ранчер приземлился точно на своего компаньона. Обезноженного компаньона.
  Выстрел, выстрел, Дюффрэ быстро добил их из револьвера, прыгнув в сторону и увернувшись от растопыренных рук байкера. Выстрел из "медведя" заставил голову в красном платке хрустнуть и брызнуть во все стороны красным.
  Выстрел из револьвера, прямо в лицо Филу, довольно часто составлявшего Дюффрэ компанию вечерком, когда не хотелось идти домой. Еще один, прямо в голову последнему из байкеров. Дюффрэ услышал шорох и успел прыгнуть в сторону, разворачиваясь и спиной врезавшись в столешницу. Столешница хрустнула и разломилась на три части, заставив Дюффрэ крякнуть и втянуть голову в плечи. Полет продолжился еще немного, до тупого стука дробовика и левого плеча Дюффрэ об пол. Но стрельба продолжилась в унисон всему полету.
  Одну из подкравшихся шлюх он смог вырубить, практически развалив ее наполовину тремя пулями "блэк бэра". А вот вторая увернулась.
  Синди, милашка смугляшка Синди, с красивыми индейскими глазами, доставшимися от бабушки, решительно рвалась к горлу Дюффрэ. Перекошенное и пористо-бледное лицо, красные от прилившей мертвой крови глаза и зубы, разодравшие изнутри десны при росте в длину. Дюффрэ успел подставить рукав, который она и рвала, глухо чавкая и стуча клыками. Револьвер отлетел в сторону, "медведя" заклинило. Синди рванула толстую кожу совсем дико, заставив ее затрещать. По предплечью Дюффрэ пробежали мурашки. Вместе с четкими ощущениями от давления ее челюстей.
  Дюффрэ заревел, перехватил "медведя" за стол и начал лупить им как молотком. Под тяжелой рукоятью хрустело и плевалось жидким. Синди перестала дергаться после пяти ударов и лишь моталась из стороны в сторону, метя руками платья по доскам. Дюффрэ закряхтел, остановившись и стараясь спихнуть ее в сторону. Залеживаться не стоило.
  Он перевернулся на живот, прополз вперед, опираясь на локти. Воздух стал гуще, дым практически не выветривался. Сильнее пахло кровью, так и не свернувшейся в телах погибших. Сизые облака пороха рассеивались, резали нос и глаза.
   Дюффрэ ногой отпихнул вяло щелкающую нижнею челюстью голову кого-то из оживших. Снова выжил? Он вздохнул и сел. Покосился на тело, прижатое сразу и столом и рухнувшим сверху товарищем по несчастью. А, понятно. Один из ранчеров, тот самый, с перебитыми ногами. Сила, даруемая Козлоногим, силой, но против природы и физики не попрешь. Если коленные чашки превращены в крошку - не встанешь.
  - Вряд ли Господь тебя упокоит в мире, - он встал, подхватил тяжелую ножку стола и отошел, примериваясь, - гореть тебе в аду, дружище.
  Дерево свистнуло и потом хрустнуло, разлетаясь от удара на самом конце. Вместе с ним хрустнула и голова парня, еще утром привезшего в Джексонвилль картофель. Или кукурузу. Или еще чего-то.
  - Чертово дерьмо... - Дюффрэ с наслаждением плюнул на пол, - иногда так утомляет.
  Он выпрямился и огляделся. Дым победы рассеивался, а новые враги пока не появлялись. Хорошо это? Да кто знает. Как минимум там. Наверху. Его ждут четверо. Приехавшие в машине и сами братья. А раз незаметно двух серьезных вышибал, то и все шестеро. А нападавшие?
  Пискнул коммуникатор. Дюффрэ посмотрел на него и вздохнул. Сигнал "аларма" приняли, но местонахождение его не определили. Так и остается работать одному. Ну, или выходить на улицу. И снова, уже во второй раз за пять минут, он не успел сделать ничего из задуманного.
  Лязгнули падающие стальные щиты, закрывающие салун на ночь. Дюффрэ хмыкнул, поняв, что его все же ждут наверху. А что делать? Работа у него такая.
  "Медведь" нехотя выплюнул перекосивший патрон. Но стрелять из него Дюффрэ сегодня бы не решился. Вот тебе и безотказная и простая система. Хорошо, что для "кольта" патронов хватит еще на пару таких же стрельб. И он пошел к лестнице, по дороге позаимствовав на стойке старый, но исправный фонарь на кварцевых "огоньках" и примотал его к дробовику найденной там же клейкой лентой.
  Нет, конечно можно было бы и подождать здесь, да... Но как это неправильно. Некрасиво. Не по-мужски. Дюффрэ усмехнулся.
  - Эй, есть же еще кто-нибудь!
  Кто-нибудь явно не хотел отвечать. Хотя звуки шагов, неторопливых и шаркающих, Дюффрэ уже слышал. Странно, если судить по упокоенным ранее недавно живым людям. Хотя...
  Дьяволово семя, попадая в организм, ведет себя по-разному. Это знали все, кому приходилось сталкиваться с обращенными. Понятное дело, что маршалам приходилось заниматься упокоением куда меньше, чем командорам или "пустынным братьям". Но на их долю тоже хватало. А любопытный Бугенгаген даже делился с Дюффрэ собственным исследованиями, проводимыми на кадаврах, оставшихся после упокоения.
  Попадая в кровь семя выжидало. Таилось внутри, не торопясь пробираться до сердца и мозга. Как правило, такое случалось при случайном порезе, если на чем-то остром оставались уже погасшие семена. В таком случае человека можно было спасти. Пожертвовав той его частью, где находилось ранение. Если, конечно, это не оказывался корпус или голова.
  Если семя попадало с укусом дьявольской твари, обращение проходило быстрее. Ну, а если несчастной или несчастному не везло, как в баре, и свежее семя осыпало его с ног до головы... хватало минут десяти-пятнадцати. Результат приходилось убивать как можно быстрее.
  Обращенный начинал жить совершенно нечеловеческой жизнью. Адская субстанция захватывала его душу полностью, подчиняя животным злобным инстинктам. Ведомый сатанинским наваждением, уже не человек превращался в зверя. Быстрого, злобного, голодного и неукротимого. Зачастую их выдавали звуки, с которыми они двигались. Как сейчас...
  Хриплое ускоренное дыхание легкими, уже начавшими разлагаться. Легкими, жадно всасывающими пока еще нужный воздух. Скрип быстро выросших зубов, таких непривычных и таких нужных, таких необходимых для одной цели - впиваться в плоть, рвать ее на куски, рассекать и упиваться вкусом и кровью. Да, все-таки двое приехали сюда из-за второго этажа и его комнат. Ну, а братья Сигелы... сейчас здесь оказался один, старший, Питер. Он-то, практически неузнаваемый, и бросился вниз первым.
  Дробовик грохнул нижним стволом, выпустив разрывной снаряд. Тот попал в цель, рванув сразу, оторвав низ Питера прямо по тазовым костям. Обращенный взвыл и упал, скребя ногтями дерево. Его соседей, совсем молоденьких парня и девушку Дюффрэ встретил картечью. Встретил, уже жалея о потерянных зарядах и времени на перезарядку. Постарался отступить назад, но не успел.
  Еще на входе он увидел тот самый странный отпечаток, что впервые заметил на пустыре. Хозяин неполноценной ступни свалился на него оттуда же, откуда пришли два ранчера. С потолочных балок. Чертово дерьмо!
   Летя вместе с тяжелым, пахнущим чем-то резким, телом, Дюффрэ как мог старался отпихнуть его дальше. Не зря. Второй, а это точно, уже был все ближе. Напавший навалился сверху, пахнуло псиной, животным и тленом. Въевшимся запахом разложения и формальдегида. Дюффрэ воткнул стволы дробовика прямо между раскрытых шире некуда чудовищно деформированных челюстей, чувствуя, что сейчас ему может прийти самый настоящий конец. Тварь оказалась чудовищно сильна. Стволы со скрипом и скрежетом вминались, как казалось маршалу.
  Дюффрэ выдохнул, чувствуя, как сжались канатами мышцы на спине, крякнул и смог, встав чуть ли не на акробатический мостик, скинуть нападавшего. Лохматая скотина отлетела в сторону, с треском вломившись в чудом уцелевший стол. Стол треснул и разлетелся. Сам Дюффрэ откатился в сторону, выхватив револьвер и засадив, не жалея, прямо в еще шире раскрывшуюся алую блестящую пасть.
  Надпиленные крестом пули разлетелись брызгами. Дюффрэ не жалел денег на серебряные боеприпасы. Против людей они работали не хуже обычных, а против адских тварей лучше и не придумаешь. Лохматая образина взревела остатками пасти и гортани, отлетая назад, да так и осталась лежать там. Булькала кровью и не вставала.
  Развернуться ко второй маршал снова не успел. Не день, а сплошная полоса невезения. Зато успел и выстрелить, швырнув напоследок револьвер той в морду, и выхватить тесак. Сталь против пары сотен фунтов адских мышц, пасти чуть ли не в фут длиной и зубами в дюйм, великолепный расклад. Дюффрэ всегда любил сложные задачи. Точно, так и есть.
  Давешнее неторопливое шарканье уже прекратилось. Свист, раздавшийся с лестницы, сказал о многом. Как минимум - кроме Дюффрэ, владевшего таким же свистком, в здании был еще кто-то из офиса шерифа. И этот "кто-то" управлял тварями. Дюффрэ оскалился, вертясь вокруг неторопливо подбирающейся лохматой скотины. Левый глаз практически не видел, залитый кровью, и рассмотреть что-то, кроме высокого силуэта в полутьме на ступенях, он не мог.
  Тесак крутился в пальцах, неуловимо меняя положение и заставляя тварь нервничать. Оставшееся освещение алело на стали кровавыми сполохами, отвлекало урода от движений Дюффрэ. Со стороны лестницы раздался такой неожиданный и такой знакомый смешок. Дюффрэ сплюнул и шагнул вперед. Одновременно с выстрелом.
  Пуля зацепила левую ногу, он покачнулся, дрогнув в сторону всем своим крупным тяжелым телом. Тварь рыкнула и ринулась вперед, слившись в мохнатый стремительный силуэт. Ринулась на падающего Дюффрэ. Падающего обманщика Дюффрэ.
  Законы физики одинаковы для всех. Даже если ты неведомая скотина, обратившаяся в таковую из человека. Скорость и масса, помноженные на усилие встречного удара, правильную позицию и валявшуюся без дела ножку стола, обломанную очень удобным острым краем. На нее, с хрустом насадив самого себе, и напоролся чертов сукин сын, решивший отобедать маршалом Огюстом Дюффрэ.
  Дюффрэ отвернул лицо, стараясь прикрыть видевший более-менее правый глаз. Кровь плеснула на лицо и грудь, горячая и не по-человечески остро пахнущая. Тварь ревела, а рука Дюффрэ делала знакомое и привычное дело. Пластала шею и горло твари, стараясь отделить голову от остальной туши. С лестницы раздалось несколько выстрелов, пришедшихся в плотную лохматую тушу. Тварь рявкнула, завыла, горько жалея о чем-то, забулькала и навалилась на Дюффрэ, уже стоявшего на одном колене. Левая нога, кровоточившая все больше, отказала. Подло и предательски.
  Дюффрэ засопел, скидывая с себя тяжеленное тело. Туша гулко ударилась, переворачиваясь и обдав напоследок последней порцией кровищи. Маршал вцепился правой рукой в торчавшую доску и потянулся. Тесак, застрявший между позвонков твари, выходить наружу не хотел. И таким нехитрым способом оружия у Дюффрэ не осталось. Чертов невезучий день.
  Шаги со стороны лестницы приближались. Бесполезный фонарь, прикрученный к стволам, светил в сторону. Щиты надежно закрывали салун от гостей. Ситуация патовая. Но не сдаваться же ему?
  Скрип-скрип, доски кряхтели все ближе. Твою мать, как же все глупо... Дюффрэ подтянулся сильнее. Левая нога практически не слушалась, штанина промокла насквозь от крови. И его и чужой. Вставай, чертов сукин сын, хватит валяться, вставай...
  Он смог, встал, покачиваясь и кряхтя. Шаги за спиной остановились. Дюффрэ выдохнул, держась за чудом уцелевший стул. Покосился в сторону мертвой твари, в сторону еле заметного мерцания у нее на груди. Не почудилось, даже во время сраного боя он увидел необходимое. Ажурную серебряную паутинку большой серьги. Но это не главное. Куда важнее ее лапа, уже приобретавшая нормальную форму человеческой ступни. Ну, если в случае с таким уродом можно говорить о нормальности. Любая сатанинская скотина, обращенная злом, после смерти возвращается к исходной форме. Жаль, что Дюффрэ не понял чуть раньше - кого надо искать. Или не поверил, что одно и то же.
  - И давно ты продался? - поинтересовался Дюффрэ у стоявшего за спиной. - И почему?
  - Понял, чертов зануда, - человек кашлянул, - сейчас столько, да?
  - Ага. По твоему полуидиоту. По его ноге. Без одного пальца. Следы оставлять не стоило.
  Бугенгаген каркнул смешком. Дюффрэ обернулся, все также держась за стул.
  - Отвратно выглядишь, старик...
  Выглядел Ллойд Эндрю Бугенгаген и впрямь мерзко. Оборотная сторона сделала его неприглядную внешность еще хуже.
  Желтая кожа пошла коричневыми пигментными пятнами, от лба, в редкую поросль пучками торчащих волос убегали какие-то то ли бородавки, то ли бляшки, то ли чешуя. Он ссутулился еще больше и, одновременно, вытянулся. Ноги стали длиннее, торчали распухшие суставы коленей.
  - Какая разница, оставил или нет? - Бугенгаген усмехнулся, дико и страшно. - Сейчас уже не важно. Я свое дело сделал. А ты сейчас умрешь.
  - Чего не убил до сих пор? - Дюффрэ сплюнул. - А?
  - Хочу посмотреть, как ты будешь умирать. На твое лицо хочу посмотреть. Ты, Дюффрэ, интересный экземпляр.
  - Да что ты?
  - Да. - Бугенгаген, не убирая револьвера, старого и потертого "Уэббли", вытянул из-под пальто длинный тесак. О да, Дюффрэ его хорошо помнил. Старик таскал его с собой повсюду. - Счастливчик, сукин ты сын. Мне очень хотелось убить тебя давно. Но просто так тебя убивать не получалось.
  - И за что ж ты так меня не любишь?
  Бугенгаген заметно наслаждался. Сложно было бы его не понять, если бы Дюффрэ понимал мотивы патологоанатома.
  - Сколько раз ты не подыхал за несколько лет, Огюст? - Бугенгаген наклонил голову набок, став похож на большого, старого и уродливого грифа. - Ты мог помереть после пяти пуль от братьев Джеймс. Мог, но не помер. Тебя цапнул бронзорог, и ты должен был сдохнуть. И не сдох. А я...
  Бугенгаген кашлянул, сплюнул на ладонь и присмотрелся.
  - А ты умираешь, Буген... у тебя туберкулез, или рак, - Дюффрэ вздохнул, - а дальше можно не рассказывать. Ты поверил Козлоногому, ты поверил обещаниям искусителя.
  - Да! Да, твою мать, чертов урод! - Бугенгаген оскалился. - И я верю обещанию его...
  - И ты меня до сих пор боишься, раз заткнулся. Ладно, старик... - Дюффрэ скрипнул зубами, понимая, что тело слушаться не хочет. Слишком много потеряно крови, слишком много ушло сил. - Я потравлю тебя, но ты не обижайся. Мне положено последнее желание.
  Бугенгаген непонимающе нахмурился. Дюффрэ полез в карман плаща, не сводя взгляда с черной точки револьверного ствола.
  - Сигара, старик. Не хочешь?
  Бугенгаген вздрогнул. Трансформировавшееся тело заходило ходуном. Дюффрэ пожал плечами, щелкнул спичкой и прикурил, окутавшись дымом. Патологоанатом чуть сдвинулся к нему. Спичка горела, Дюффрэ раскуривал сигару. И, косясь на скатерть, лежавшую на полу прямо между ним и Бугенгагеном, думал. Лихорадочно думал, старался найти хотя бы какой-то вариант.
  Старик явно пешка. Им управляет кукловод, прячущийся здесь, в городе. Значит надо выжить, надо выбраться отсюда. А вариантов немного. Тем более, что Бугенгаген, чье лицо постоянно дергалось в нервном тике, явно на взводе. Ну да, умирать от легких, съедаемых изнутри хворью, это страшно. И вполне можно ненавидеть того, кто выживал столько раз на твоих глазах. Ненависть штука странная и страшная. Это Дюффрэ знал хорошо.
  Они начали действовать одновременно.
  Дюффрэ щелчком отправил толстую и почти догоревшую спичку на скатерть. Если ему не изменило обоняние, та насквозь пропиталась каким-то дешевым пойлом. Так и оказалось.
  Сухо ударил курок револьвера, даря Дюффрэ осечку и жизнь. Стоило этим воспользоваться как можно лучше.
  Ткань вспыхнула факелом, заставив Бугенгагена, шагнувшего вперед, взвизгнуть и испуганно шарахнуться в сторону. Пальто старика, ветхое и заношенное, вспыхнуло чуть позже, занявшись от пламени, куда патологоанатом все же наступил.
  Дюффрэ смешным разлапистым прыжком, как жирная старая жаба, скакнул вперед, метнув в него стул, стараясь сбить с толку или зацепить. Не повезло. Козлоногий все-таки дарил своим адептам что-то. Умирающему от болезни Бугенгагену он подарил силу. Тесак никак не мог развалить стул в полете. Но развалил, и потом встретил падавшего сверху Дюффрэ. Дюффрэ завопил, ощутив, как металл прошел через предплечье, ударил в кость, разрубая ее совершенно невообразимым способом.
  Но он тоже успел кое-что.
  В комбинированном ноже все-таки есть и лезвие. И его Дюффрэ правил всегда на совесть, куда там порой ножам мясников. Пригодилось.
  Лезвие чиркнуло по горлу Бугенгагена. Вроде бы и неглубоко, вроде бы и не опасно. Если бы разрез на глазах не раскрылся в стороны, не набух густой черной кровью. Бугенаген выронил тесак, испуганно косясь на Дюффрэ и падая на бок. Ну нет, дорогой, дарить ему шанса восстановиться Дюффрэ не собирался. Подхватил тяжелый и длинный нож старика и ударил. Раз, второй, третий. А тот не смог помешать.
  Голова Бугенгагена ударилась об пол. Дюфрэ пинком отпихнул ее от огня и упал на задницу. Кровь в перерубленной руке пульсировала, боль накатывала все сильнее, рассудок уже затуманивался. А пламя внутри начало полыхать все сильнее. Стоило поторопиться.
  Ремешок, кожаный, прочный и узкий, он всегда носил в одном из внутренних карманов. Перетянул руку выше локтя, ногой подвинул к себе горящую ножку стола и примерился, положив непослушную левую руку на спинку стула. Выдохнул и ударил.
  Сознание Дюффрэ потерял ненадолго, ремень смог сдержать кровь. Второй раз он упал в темноту после горящей ножки, с силой прижатой к обрубку. Когда Дюффрэ пришел в себя, мясо и кровь запеклись углями, воняющими паленым и истекающими сукровицей и уже редкими алыми струйками.
  А вот нога стала слушаться. Дюффрэ стиснул зубы и встал. Нужное ему он нашел за барной стойкой. Выключатель для щитов, две ведерка и самое важное: морозильный ящик со льдом. Осталось только добраться домой.
  Дождь не прекратился. Толпа, собравшаяся у салуна, дружно выдохнула, увидев его. А то, зрелище из редких.
  Дюффрэ, покачиваясь шел к трициклу. Нести две ведра со льдом и плотью в одной целой руке крайне неудобно. Но что поделать, если и рука дорога, и голова нужна. Пока еще нужна. Пока ее можно пусть и ненадолго, но оживить. Но для этого стоило все-таки не перестать функционировать его, Дюффрэ, совсем уже старому телу.
  Как он себя чувствовал? Как мешок с дерьмом. Покалеченный и изломанный мешок с дерьмом, нежелающий в очередной раз умирать. Дюффрэ плевать хотел на зевак вокруг, он просто хотел выжить. Ну а все остальное? Тоже наплевать.
  Два жестяных ведерка, постукивающих тающими кубиками льда. Из одного торчит рука с растопыренными пальцами в перчатке-митенке. Из второго выглядывает яйцо с редкими кустиками волос бедолаги Бугенгагена. Непонятно окружающим, интересно, хочется потыкать пальцами и поохать? Да и Козлоногий с ними.
  Дюффрэ добрел до трицикла, поставил груз внутрь. Рука дрожала. Еще бы, тащить немалый вес, истекая кровью и любуясь ее сестренкой в одном из ведерок. Он усмехнулся. А что еще оставалось?
  Толпа расходиться не желала. Коммуникатор ожил, хрипя бранью и переговорами ближайших патрульных. Дюффрэ сел в кресло, уперся головой в стекло. Сердце било все сильнее, стучало, нагоняя багровую муть в глазах. Хреновые дела...
  Дюффрэ открыл ящик справа, прикрученный к полу крепко-накрепко. Да, мои драгоценности, вы снова дождались своего часа. Ах...
  Пальцы крепко вцепились в пластиковый шприц-самовпрыску. Красный - остановить кровотечение и поднять уровень красных тел. Прозрачный - стимулятор, ударяющий по голове с силой лягающегося мула. Зеленый - анестетик, так...
  Дюффрэ вдохнул, выдохнул, жадно хватая воздух. В глазах прояснялось, барабаны в висках колотили чуть слабее. Фляга с водой нашлась за сиденьем, и он надолго припал к ней, жадно, как губка, всасывая воду.
  Так... время дорого, время убегает, как песок меж пальцев. Дюффрэ откинул крышку хитрого устройства с правой стороны у рулевой колодки. Знали бы его коллеги из офиса про нее - сами захотели бы поменяться с Дюффрэ на любой из своих транспортов. Забыв даже про значок радиационной опасности.
  Еще бы, можно налакаться в стельку где угодно, хоть в районе Кривого Джека. А потом машина сама тебя равномерно довезет домой, да-да. Автопилот. Лишь бы работал маяк, вторая часть, оставленная дома. Алый диод, говорящий про отсутствие сигнала, не горел. Вместо него, наливаясь ровной изумрудной глубиной, горел зеленый. То, что надо.
  Дюффрэ нажал тумблер подтверждения, закинул ногу внутрь и, практически падая в темноту, почувствовал, как трицикл тронулся вперед. Да... он не поднял верх, и теперь дождь спокойно хлестал по нему, как хотел. Да и ладно.
  Вода лила на Джексонвилль не переставая. Странный контраст природы после Бойни. Еще утром прерию за дальними дюнами, редкие грядки, да и сам город выжигало беспощадное раскаленное солнце. А сейчас? Третий час, без перерыва, не останавливаясь практически ни на минуту, хлестал дождь. Дюффрэ, плавающий в забытье, косил глазами на улицы, и видел то же, что и каждый день.
  Темная бурлящая поверхность несла на себе многое. Несколько мертвых крыс и на половину обглоданного ворона, чью-то тряпичную выцветшую куклу, банкноты Конфедерации, покрытые странными бурыми пятнами, наклейку на бампер, призывающую выбирать президентом только Гендальфа и что-то неприятное, похожее на недавно извлеченный из мертвеца тусклый глаз. И розу. Бархатистую пурпурную розу. Декаденствующий диссонанс. Плавающий внутри собственного тела Дюффрэ усмехнулся. Горько и печально.
  Людей на тротуарах практически не было. Да какой дурак в такую погоду выйдет из-под надежной и теплой крыши?
  Трицикл вздрогнул и остановился. Дюффрэ открыл зажмуренный левый глаз и покосился в сторону. Ну, вот он и дома. А средства начинали заканчиваться, темнота снова сгущалась, а вся левая сторона груди взрывалась болью от обрубка. Боль Дюффрэ чаще всего переносил легко. Но отрубить руку... это не просто очередная дырка от пули, что зарастет быстро и не причинит проблем.
  Он ухватился рукой за широкий ремень, закрывающий левую сторону вместо двери, натужно встал. Срочно, срочно надо домой. Срочно надо подняться наверх и добраться до чулана. Срочно откинуть крышку саркофага и забраться внутрь. Срочно...
  Удар пришел сзади, подрубив ему целую ногу. Дюффрэ рухнул в воду, уйдя в нее всей головой. Неудивительно, холодная черная гладь поднялась уже выше щиколоток. Маршал булькнул водой, не желая подниматься. Хотелось остаться здесь и, наконец-то, отдохнуть. Очень сильно хотелось.
  Но он встал. Неторопливо, дрожа всем телом, выпрямил руку, отжимая весь свой немалый вес. Вода стекала с опаленного, продранного, порезанного и даже продырявленного плаща потоками. Дюффрэ выдохнул, удивившись легкому парку. Холодало?
  На улице перед ним никого так и не появилось. Ставни на всех видимых окнах оказались закрыты. Мелькнула в прорези у старухи Грейнджер ее цветная мексиканская накидка-сарапе и все. И тут Дюффрэ удивился. По-настоящему, без глупостей. На желобе у его окна, мокрая, несчастная и злющая сидела Китти. Смотрела вниз своими желтыми глазами и топорщила шерсть, усы и оба хвоста. Хотя... Дюффрэ улыбнулся. Пока он пропал не дольше, чем на час, кошка все же выпустила крохотный третий, назойливо пробивавшийся весь последний месяц.
  - Маршал Дюффрэ! - громыхнуло за спиной. - Обернитесь, чертов иуда, предавший город и нарушивший присягу.
  Надо же... как красочно и витиевато решил поорать мистер шериф Ди Силлоу. Дюффрэ повернулся, смахнув с лица черную жидкую грязь. Китти на желобе издала звук, схожий с сиреной приближающегося автопоезда.
  Шериф смотрел на него спокойно и ровно, как и полагается олицетворению закона города. Каменное лицо, веки, чуть сильнее нависающие по краешкам, презрительно поджатые тонкие губы. Когда-то, по меркам Дюффрэ не так и давно, лет десять назад, Ди Силлоу был очень хорош. Настоящий воин, да, Дюффрэ даже задумывался - а справится ли он с ним, если что? Шериф умел многое. Хорошо стрелять, ломать кости любой из конечностей и даже метать топоры. Дюффрэ даже стыдился последнего. Он, настоящий канадец, этого не умел.
  - Маршал Дюффрэ, - Шериф поднял руку с "миротворцем", - вы обвиняетесь в предумышленном убийстве Ллойда Бугенгагена. А также в многочисленных прочих смертях, разбойных нападениях, подстрекательстве в мятеже против Анклава, участии в бандах и грабеже.
  Дюффрэ пошатнулся и все равно хмыкнул. Надо же, даже в грабеже. Интереснее другое: кто сообщил про голову Бугенгагена и почему он явно не хочет его просто арестовать?
  "Миротворец" следил за каждым его движением, а действие препаратов заканчивалось. Стрелял шериф как настоящий шарпшутер. Бил белок-летяг в глаз на пятидесяти шагах. Никто в Джексонвилле такого не умел. Ка и многого прочего.
  Как-то раз Дюффрэ наблюдал в офисе, как Ди ударом ноги потушил свечу. Смотрел и завидовал. Несмотря на то, как шериф потешно натянул джутовые широкие штаны для бразильского джиу-джитсу чуть ли не по самые ребра.
  Дюффрэ вздохнул. Судя по появлению из-за спины Ди Силлоу его помощника, Алека "Маста" Ли, его судьба уже решена. В руках Алека, чуть подрагивая, злобно косил в сторону Дюффрэ странный пулемет с раструбом на конце, патронным диском сверху и какими-то нелепыми и отчасти смешными костяшками, камешками и перышками. Оружие ходило взад-вперед не просто так. Алек любил заложить за воротник.
  Ну, зато теперь Дюффрэ точно знает, кто стоял за Бугенгагеном. Ну надо же. Верить в это не хотелось. Хотя верить в то, что Ди Силлоу и есть главный кукловод Козлоногого в Джексонвилле не получалось. Ну, шериф немного... в общем, немного.
  - Я готов сдаться, - в голове Дюффрэ лихорадочно мелькали разные варианты решения проблемы. Вот только ни один не давал даже восьмидесяти процентов успеха. Даже теоретически. - Шериф?
  - Не стоит. Сэкономим городу расходы на твое содержание. - Шериф усмехнулся, взводя курок "миротворца". - Давно пора. Ты, Дюффрэ, счастливый сукин сын, мог все испортить.
  Надо же, говорит-то прямо как картинный злодей из старых пленочных фильмов. В Канаде Дюффрэ любил старенький кинотеатр "Грайндхаус", ходил в него в свободное время. Хотя того всегда оказывалось немного.
  Двое хозяев, янки и мексикашка, весьма уважали те самые старые фильмы. Квентин и, как его, Роберт, точно. Вот в каждом втором подобном кино злодеи выражались именно так. Но это никак не отменяло "миротворца", смотревшего на Дюффрэ. Как оказалось, схожего мнения о шерифе придерживался еще кто-то, до сих пор прятавшийся за сточной трубой.
  - Хватит, - он оборвал Ди Силлоу, только открывшего рот и решившего продолжить, - кончай с ним.
  Странный тип. Даже смешной. Высокий черный цилиндр, пальто с мехом на воротнике, трость, ухоженная длинная борода, синие круглые очки и крючковатый длинный нос. Даже сейчас Дюффрэ не смог не запомнить внешность подозреваемого.
  Шериф кивнул и потянул на себя спусковую скобу. Алек прижал пулемет к боку и повторил движения босса. Китти зашипела и прыгнула вниз, издав звук, куда более схожий с ревом смертоглава, чем с сигналом автопоезда. "Миротворец" грохнул, послав свинец в правое плечо Дюффрэ. Шериф все же или промахнулся, или решил его помучить.
  Дюффрэ бросило назад, он медленно завалился, успевая увидеть немногое. Но и немногого оказалось достаточно. Потому что Китти, растопырившая в полете лапы и хвосты неожиданно изменилась. Сразу, без каких-либо длительных метаморфоз. Просто превратилась в густое черное облако из шерсти и пустоты, внутри которой желтели глаза и блестели сахарно-белые зубы. Очень много белоснежных, длинных и острых зубов. А потом мир вокруг Дюффрэ разом густо покраснел, потемнел и схлопнулся, сжавшись сперва в сияющую точку, и чуть позже став совсем черным.
  
  Жизнь возвращалась к нему через до оскомины привычно надоевшие мерные щелчки регенератора. Дюффрэ открыл глаза и уставился на красные цифры дисплея внутри саркофага. Ну, жить точно можно.
  Осторожно, боясь самого плохого пошевелил пальцами левой руки. Те откликнулись сразу. Он вздохнул, довольно и облегченно. Все получилось. Ну, жизнь - хорошая цена за раскрытое инкогнито. Осталось понять только одно: кому он этим обязан. Хотя, нет. Следовало еще разобраться в Китти. Потому что не должна обычная кошка, пусть и мутант с тремя хвостами, превращаться в адское зубастое облако, спасая своего... не совсем человека-компаньона.
  Щелкнули запоры капсулы регенерации. Модель "Джанго-Х" ему досталась случайно. Но без нее Дюффрэ умер бы еще лет сорок назад. Длинный черный гроб из титана и странного сплава, не имеющего названия в справочниках по металлургии, покрытый сверху мягким эластичным пластиком. Он возил его с собой повсюду, объясняя своей привязанностью к антиквариату и, в частности, к времени расцвета Древнего Египта. И вот, в очередной раз, он жив благодаря ему. Маршал, или бывший маршал, шагнул вперед, навстречу очередному витку своей длинной и странной судьбы.
  Кто его ждал Дюффрэ понял сразу, как щель между бортиками капсулы и откатившейся крышкой стала больше. Такой табак в Джексонвилле курила только одна личность. Миз помощник прево Агнетта Равицки.
  Он шагнул вперед, пошарив глазами вокруг и ища - чем бы прикрыться. Некрасиво появляться перед незамужней женщиной голышом. Но вопрос решился быстро, хотя и в два этапа.
  Сначала он поймал полотенце, брошенное Равицки. Потом присмотрелся и понял, что вопрос с прикрытием чресел куда как неважен по сравнению с другим. Потому как Равицки сидела в его любимом кресле, нога на ногу, куря табак из Виргинии с примесью Берли и вишни. И при этом на ней оказался длинный темный плащ. Топорщившийся на плечах. Равицки болтала ногой и смотрела вовсе не на него. Она смотрела на Китти, сидевшую напротив и вновь топорщившую все, что только топорщилось. Кошка клокотала как хороший котел для локомотива.
  Дюффрэ прекрасно знал, что скрывается под такими плащами. Наплечники, украшенные серебряными распятиями. И, стало быть, прямо у него, регенерировавшего с помощью непонятной технологии, спрятанной в гробу, сидела не миз помощник прево. А командор Новой Церкви. Одна из тех, что боролись с детьми Козлоногого без пощады.
  - Здравствуй, Дюффрэ... Если, конечно, ты на самом деле Дюффрэ. - Командор повернула точеное лицо к нему. Если бы не носик, торчавший вверх, она была бы классическим примером классической женской красоты. Дюффрэ даже залюбовался.
  - Я и есть Дюффрэ, - проворчал он, - судя по тому, что ты не спешишь швырнуть меня проявлением силы Господней в виде огня, молнии или еще чего-то, то могу спокойно одеться?
  - Можешь, - она кивнула, - только ты убрал бы кошечку. Она немного заставляет меня нервничать.
  Дюффрэ пожал плечами. Китти заставила нервничать и его. Как теперь жить дальше, осознавая, что твой любимый комок шерсти и ласки превращается во что-то странное и страшное?
  - Сейчас попробую.
  Дюффрэ взял кошку в охапку. Китти дернулась, но тут же замурчала, ловя его руку коготками. Ну, самая обычная кошка, что еще сказать? Вот куда ее деть?
  - Просто держи на руках, - посоветовала Равицки, - и все.
  Он кивнул, соглашаясь.
  - Итак, миз Равицки...
  - Итак, мсье Дюффрэ, мне стоит задать вам несколько вопросов. Но перед этим, от лица Церкви, хочу поблагодарить тебя, чертов везучий сукин сын.
  Дюффрэ удивился.
  - За что?
  Равицки затушила сигарету об его любимое блюдце с золотой каймой. Но Дюффрэ решил не обижаться на нее.
  - Огюст, сам того не хотя, ты уничтожил целый ковен.
  Вот так так... Дюффрэ сел напротив нее и вцепился в стакан с молоком. Большой, да что там, просто огромный, на пинту, стакан молока. О, да, жажда терзала немилосердно. Он знал, что это самообман, капсула восстанавливала баланс жидкости в ходе регенерации. Но каждый раз брел к крану, к трубе, к водяной колонке, к кофейнику, да хоть к ведру с грязной половой тряпкой, плавающей посреди комков пыли, шелухи и фильтров. Докуривал сигареты он именно до них. И пил. Жадными длинными глотками.
  Ковен. Ковен, мать его. Организация, тайная, несущая с собой печать зла и службу Козлоногому. Эмиссары тьмы, да...
  - Кто дотащил меня сюда?
  Равицки улыбнулась.
  - Старая ведьма Грейнджер. Я дала ей сутки скрыться. Твоя кошка... превратила в кровяной фарш двух мужчин, изломала оружие и расплескала их мозги по асфальту. А ты умирал. Так что, Дюффрэ, фактически ковен прикончила Китти. Но если бы ты ее не завел, то... сам понимаешь.
  - Понятно. Я видел третьего.
  - Третьего она не убила. Покалечила и оставила лежать. Сейчас он в камере, ждет дознавателя из прекомандории. Дело передано нам, Церкви.
  - Что с городским управлением, патрулями и маршалами?
  Равицки расстегнула застежку плаща. В комнате заметно теплело и пахло золой, старик Чен растапливал котельную. Мягко блеснули кресты наплечников. Китти еле слышно подражала закипающему чайнику и подрагивала мускулами. Дюффрэ мягко гладил ее за ушками.
  - Все нормально. Граждане, состоящие в милиции, взяли на себя патрули. Прибыли три группы рейнджеров из седьмого полка. Кроме того, в городе еще два моих брата. Все в норме, Дюффрэ. Ты помог нам и Анклаву.
  - По этой причине я еще жив? Вы могли взять меня прямо из капсулы, тепленького и беспомощного.
  Равицки улыбнулась. Улыбка ее Дюффрэ нравилась. Мягкая, почему-то застенчивая, совершенно не показывая зубы. А они, кстати, у сестры Агнетты были ровными, белыми и блестящими. Редкость на текущее время.
  - Ты нам помог, это первое. Второе... за что тебя брать и уничтожать? Почему ты так думаешь, Огюст?
  Дюффрэ покосился на свой саркофаг, хмыкнул. А ведь она совершенно не удивилась его появлению из него и даже подготовила уже допитое им молоко. Он взял бутылку, стоявшую у стола и налил еще.
  - Ты знаешь, что это такое?
  И показал на капсулу. Равицки не ответила, лишь улыбнулась еще раз.
  - Ты хочешь знать про меня больше?
  Она кивнула. Все также молча. Дюффрэ кивнул в ответ и погладил Китти. Кошка успокоилась и улеглась на животик, мягко перебирая коготками по его бедру. И замурлыкала.
  - Она у тебя красавица, - Равицки вздохнула, - надо тоже завести котенка.
  - Заведи. Только не просто кошку... а друга, пусть и мохнатого. - Дюффрэ пошарил глазами вокруг, потом вспомнил, что сигара, как и его шляпа, осталась в салуне Сигелов.
  Равицки его удивила. И порадовала. Сигара оказалась с Караибов, такие он курил лет десять назад, в Луизиане. Дюффрэ с удовольствием затянулся. Капсула крайне полезная штука, обновляет все. А учитывая, что в год он в ней оказывается минимум раз, курить может позволить себе сколько угодно. Просто мечта.
  - Меня зовут Огюст Луи Дюффрэ. Но это не мое имя. Его я выбрал сам, уже после Бойни. А перед ней, когда мне довелось вылупиться из клоно-кокона, был только номер. Шестьдесят шестой, да. Проект "Баньян", в честь застратого лесоруба.
  Выжил кто-то кроме меня... не знаю. Капсулу мне довелось спереть в Бостоне, когда на остатки центра евгеники напала местная банда. Креатор, создавший меня и братьев, был талантлив. Три местных босса крайне хотели заполучить себе такого умельца. Когда Бойня началась, Бостону повезло, там не оказалось Адских врат. Но потенциал солдат, похожих на меня, они все равно смогли оценить.
  Биологический возраст - девяносто пять лет, шесть месяцев и семь дней. Создан на основе генетического материала, подготовленного в рамках исследований по созданию солдат подразделений САС при генерал-губернаторе Канады.
  - Хорошо сохранился, - улыбнулась Равицки, - что-то такое мы и предполагали. Брат Марк, сейчас допрашивающий прочих маршалов, знаком с кем-то из похожих на тебя военных янки.
  - Про них ничего не знаю... честно. - Дюффрэ погонял по рту сигарный дым. - Что дальше?
  - Ты примешь офис шерифа.
  На стол легла серебряная звезда. Вот как... Дюффрэ хмыкнул. Равицки положила на стол лист пейпер-пласта.
  - Почему-то мне кажется, Дюффрэ, что ты знаешь русский язык. Что скажешь?
  Что скажешь?
  - Мне довелось провести несколько месяцев во льдах на Аляске. Было дело. И русских там хватало. Вместе оборонялись. Врата открылись на их территории, но лагерь беженцев находился как раз на границе. Водка, боевые медведи, эти, как их, балалайки... Сейчас наврал. Кроме водки.
  - Прочти. Это интересно. Но об этом кроме тебя никто знать не должен. Потом уничтожь. Странно, сам поймешь. Ох уж эти русские...
  Равицки встала. Дюффрэ тоже приподнялся, но полотенце предательски скользнуло вниз, и ему пришлось вернуться в кресло.
  - Твоя кошка опасна. Но если она будет здесь, и в твоем, теперь твоем городе, не будут находить людей, напоминающих хорошо отбитые и порубленные бифштексы... то это твое дело. Поздравляю вас, шериф Дюффрэ. Клянетесь ли вы защищать закон и порядок в Джексонвилле?
  Да, ему выпадало давать присягу в разных ситуациях. Но ни разу при этом он не сидел и уж тем более в одном полотенце. С кошкой, мирно спящей на коленях. Намучилась бедняжка, решила отдохнуть.
  - Клянусь.
  И Равицки ушла.
  Ну, что сказать? День выпал странный. И закончился еще более странно. Дюффрэ бережно переложил Китти на пустое кресло и прошел к окну. Нажал на рычаг, понимая щит. Дождь все же закончился. И ничто не напоминало о бойне, случившейся недавно.
  Дюффрэ хмыкнул и решил все-таки одеться. Тем более, что окна у него большие, полотенце упало и трое моложавых миз на противоположной стороне хихикали и показывали пальцами явно на него. Да, все-таки стоит сбросить вес. Капсула не может решить все проблемы физического тела. Хорошо, что хотя бы полностью справляется с имплантированным гибридным скелетом. Он же не ящерица, чтобы заново за просто так отращивать себе что-то.
  И надо еще просто выспаться. Но не сейчас.
  Дюффрэ открыл шкаф. Не одежный, оружейный. Пора ехать в офис и стоило подобрать что-то серьезное из оружия. Он же теперь шериф.
  
  П.С:
  "Viktor, zdravstwuy. Poprowu tebya usilit rabotu. Mne neobxodimy novie tela dlya eksperimentow. Na proshloy nedele ustanowka po generirovaniyu granul alogo vybrosa priwla v negodnost. Neobxodimo sleduyuwee: ....., ..... i ....
  Amerikawki yawno chto-to podozrewayut. Na obekt pronikla gruppa cerkovnikov. Moi vedmy s nimi spravilis, no stoit jdat gostey i dalee. Neobxodima panika. Nado otvlech cerkovnikov. Pust tvoy idiot pripugnet narod. Ustroy jertvoprinoweniya. Otvleki ix. Ya vywel na svyaz s Aloy korolevoy s Urala. Rezultaty peregovorov xorowie.
  Lokyn"
  
  Д. Манасыпов.
  Самара, 2015.
Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"