Чиненков Александр Владимирович : другие произведения.

Адепт

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  АДЕПТ
  Повесть
  1.
  Гражданская война свирепствовала в Оренбургском крае. Красные теснили белых, а те, цепляясь за каждую станицу, за каждый хутор, отступали. Неразбериха и хаос царили повсюду. Где красные, где белые, никто не знал. Везде грохотали взрывы снарядов, строчили пулемёты, звенели сабли. Вдоль дорог, по обочинам были разбросаны взорванные повозки и замерзшие трупы лошадей.
  Госпитальный обоз артиллерия накрыла в тот момент, когда он миновал станицу Верхне-Озёрная. Тяжелораненый осколком в пах Аверьян Калачёв открыл глаза и попытался выбраться из-под обломков телеги, и в этот момент земля рядом с ним вздрогнула. Всё сразу же перевернулось с ног на голову. Аверьяна подбросило кверху, швырнуло обратно на землю. И всё померкло.
  Сколько времени он провёл без сознания, Калачёв не знал. Когда мужчина открыл глаза, увидел полосу багрового заката вдоль горизонта. Кругом - пугающая мёртвая тишина, только в ушах непонятный звон. Аверьян попробовал пошевелиться, да куда там. Во всём теле слабость, ноющая боль внизу живота, и голова тяжелая. Что с ним случилось? Почему он лежит в этом ужасном месте?
  И снова беспамятство. Пришёл в себя уже в телеге, на ворохе сена. Едва ворочая головой, осмотрелся. Увидев впереди себя широкую спину в тулупе, насторожился. Аверьян хотел спросить у управлявшего лошадью человека, кто он и куда его везёт, но вместо слов из его груди вырвался тяжёлый продолжительный стон.
  - А-а-а, очухался, друг сердешный, - обернулся возница. - Небось обспросить хотишь, хто я и куды едем?
  Еле заметным шевелением Калачёв дал понять, что хотел бы это услышать.
  - Ивашка я, Сафронов, - охотно ответил мужичок, оборачиваясь и устраиваясь поудобнее. - Живу тожа недалече отсель, в Гирьяльской станице значится. Щас вот к себе тя везу, ежели довезу токо вот...
  Аверьян закрыл глаза и лишился сознания. Когда он пришёл в себя и, не поднимая головы, осмотрелся, увидел несколько человек, лежащих на полу. Кто они, красные или белые, распознать было невозможно. Одно ясно: все тяжело ранены и находятся между жизнью и смертью.
  Калачёв ещё долго лежал неподвижно, уставившись отсутствующим взглядом в сторону окна, через которое яркие солнечные лучи проникали в горницу. Затем, осторожно повернув голову, он снова посмотрел на раненых. У него зашлось сердце. Люди лежали неподвижно. Их лица были бледны, глаза закрыты, а губы не шевелились. Никаких признаков жизни. Таких вот бедолаг ему не раз приходилось выносить на себе с поля боя. Живы они или нет, приходилось определять уже потом, в тылу, у обоза. Смертельно раненые уже знали, что умрут, и потому не кричали, не ругались, не требовали к себе внимания и не просили помощи. Они просто ждали смерти и молчали...
  Скрипнула дверь. В избу кто-то вошёл. Посетитель склонился над Аверьяном, и тот увидел обросшее, переполненное злобой или страданием лицо. Калачёв не смог вынести колючего цепкого взгляда незнакомца и закрыл глаза. А когда открыл, у его кровати теснились две женщины в чёрных платках на голове. Что это: забытьё или явь?
  - Жив ешо?! - воскликнул незнакомец, и Аверьян узнал голос мужичка, подобравшего его на обочине дороги.
  Он попытался ответить, но из его горла вырвался лишь хриплый звук.
  - Живёхонек, - улыбнулся ободряюще возница. - Знать выкарабкаешься. На то моё те слово...
  Спустя несколько дней, которые Калачёв провёл в состоянии между жизнью и смертью, Ивашка Сафронов и женщины заботливо ухаживали за ним. Благодаря их стараниям у Аверьяна начали восстанавливаться речь, слух и зрение.
  А за дверью избы бушевала война. Станица поочерёдно переходила в руки то красных, то белых. И те, и другие навещали избу, но... Аверьяна никто не трогал. Сафронов что-то говорил им, показывая на Калачёва и, понимающе кивая, "гости" мирно уходили прочь.
  Однажды в станицу снова нагрянул отряд красных. Бойцы вломились в избу, Сафронова увели, а Калачёва не тронули. Аверьян больше уже не надеялся увидеть своего спасителя живым, хотя женщины, которых Ивашка называл сёстрами, не очень-то беспокоились его отсутствием. И они оказались правы. Уже к вечеру Сафронов вернулся в избу с опухшим от побоев лицом, но, как ни странно, бодрый и весёлый. Нимало не заботясь о своём плачевном состоянии, Ивашка присел у кровати Калачёва и радостно хмыкнул.
  - Ну чаво эдак зыркаешь на меня, Аверьяха? - спросил он. - Чай очам своем не веришь, што живым меня зришь?
  - Не верю, - прошептал Аверьян. - Ты хто, обскажи мне наконец?
  - Хто я? - Сафронов улыбнулся и посмотрел на "сестёр", притихших за столом, словно призывая их в свидетели. - Мы есть голуби с корабля Христова, ежели знать хотишь!
  - Голуби? - глаза Аверьяна полезли на лоб. - Ты што, спятил после побоев?
  Ивашка, видимо, ожидавший именно такой реакции Калачёва, улыбнулся ещё шире.
  - Раны не беспокоют? - вдруг спросил он, уходя от затронутой Аверьяном темы.
  - Вроде как нет, - ответил Калачёв. - А што, их шибко много на теле моём?
  - Было много, а теперь не шиша не осталося, - ответил уклончиво Сафронов. - Тебя сам Хосподь спас, отняв токо кое-чаво лишнее от тела.
  - Лишнее?! - воскликнул Аверьян удивлённо. - А што на теле моём лишнее было?
  Он посмотрел на руки - Ввроде на месте. Хотел приподнять голову, чтобы убедиться, на месте ли ноги, но не смог.
  - Ноженьки тожа при тебе, - успокоил его Ивашка. - Не сумлевайся в том.
  - Тады об чём ты мелешь? - зашептал Аверьян встревоженно. - Сказывай зараз, што Хосподь отнял у маво тела.
  - Об том опосля потолкуем, - ответил Сафронов таинственно. - Ужо скоренько срок подойдёт к беседе нашенской задушевной, а покудова не спеши. Всему своё времячко.
  ***
  Ивашка Сафронов был высок, широк в плечах, с тонким носом на слегка рябоватом продолговатом лице. Во взгляде его чувствовались хитреца и лукавство. Ему было под пятьдесят. Густая шапка чёрных с проседью волос. Такие же усы и борода. На Аверьяна он производил отталкивающее впечатление, хотя...
  - Скоко времени ты лежишь на спине, горюшко луковое? - осведомился как-то он, присаживаясь около Калачёва.
  - С тово самова дня, када ты меня сюды привёз, - ответил Аверьян, морщась. - И хожу под себя срамно, и...
  - А вот вставать и ходить тебе покудова рано, - перебил бесцеремонно Сафронов. - Постельку под тобою перестилают, вот и не горюй понапрасну. - Он приподнял одеяло и осторожно коснулся рукой раненого паха Аверьяна. - Вот и рана подживает, хвала Хосподу. Ешо маненько, и как новенький станешь!
  - Я ужо спины не чую, - посетовал Аверьян. - Об том токо и мечтаю, штоб хоть маненько на боку полежать.
  - А хто тебе не велит на бок перевалиться? - удивился или сделал вид, что удивился, Ивашка. - Как хошь, так и дрыхни, ежели раны не беспокоют.
  - Раны-то не беспокоют, да вот силов нету, - вздохнул Аверьян. - Я ужо и сам таво не ведаю - жив ли ешо али нет.
  - Не спеши помирать, башка садовая. Мы ешо с тобой...
  Сафронов почему-то не договорил фразы, видимо, посчитав её преждевременной. Он встал с табурета, вышел на крыльцо и громким окриком позвал женщин.
  Аверьян оживился. Этой минуты он ждал с нетерпением. Постоянно лежать на спине было для него невыносимой мукой. Грудь будто наковальней кузнечной придавлена, спина онемела. Он мечтал повернуться на бок, как голодный о корке хлеба, и, видимо, сейчас его мечта сбудется!
  Как только Ивашка и его "монашки" вернулись в избу, лоб Калачёва покрылся испариной. Он вдруг оробел, не решаясь пошевелить ни рукой, ни ногой.
  - Ну-ка, голубок, давай потихоньку, - сказал Сафронов и с помощью "сестёр" начал осторожно помогать раненому.
  Аверьян, переборов свою слабость, медленно повернулся на левый бок и даже вымученно улыбнулся. Ивашка снова уселся на табурет и вздохнул с облегчением:
  - Вот и всё. Делов-то...
  Сафронов ещё некоторое время задавал Калачёву самые разнообразные и неожиданные по своей простоте вопросы. А тот отвечал "лекарю" рассеянно и невпопад, наслаждаясь тем, что наконец-то сменил гнетущую его позу.
  - А ты как на обочине дороги оказался? - допытывался Сафронов.
  - В обозе госпитальном ехал, - отвечал Аверьян.
  - Ты уже был ранен?
  - Нет, я служил санитаром при госпитале.
  - Так ты красный?
  - Нет.
  - Белый?
  - Я казак! Можа, слыхал о таких? А служил в армии Ляксандра Ильича Дутова!
  - Всё понятно. Благодари судьбину, казак, што служба для тебя уже закончилася.
  Как только Ивашка замолчал и ненадолго задумался, Калачёв сам принялся донимать его.
  - Хто вы? - спрашивал он.
  - Много будешь знать - скоро состаришься, - уклончиво отвечал Сафронов.
  - Видать, нездешние?
  - С чево взял?
  - Да вот скоко "гощу" тут у вас, а соседи-то и не заходят?
  - Потому и не заходят, што я не велю.
  - А пошто не велишь?
  - Штоб тебя раненова зазря не беспокоить.
  - Тады сами куды ночами шляетеся?
  - И об том обскажу, но тока малёха пожже.
  - И скоко со мной нянчиться собираетеся?
  - Покудова на ноги не встанешь. Вот тады и покалякаем ужо всласть!
  ***
  Минула неделя. Около восьми часов вечера Ивашка подошёл к кровати Калачёва и раздвинул занавески вокруг неё.
  Аверьян дремал. Сафронов присел у его изголовья и чуток подался вперёд, разглядывая раненого. Его лицо - сплошное тусклое пятно.
  Рот приоткрыт, дыхание чуть заметно, опущенные веки подрагивают. Лежащие поверх одеяла руки сжаты в кулаки. Видимо, почувствовав рядом с собой присутствие другого человека, Калачёв открыл глаза. Удивлённым взглядом он медленно обвёл избу. Аверьян словно возвратился в неё после долгого отсутствия.
  Ивашка молчал, давая ему время осмотреться и встряхнуться ото сна.
  - Избу щас свою зрил, - прошептал Аверьян. - Жану Стешу тожа зрил зараз. Детишки-сорванцы... Двое их у меня. Один Стёпка, другой Вася-Василёк. Я было об них позабыл ужо из-за ран, а теперя... Теперя, видать, выздоравливаю я, не выходит из башки вона жинка с робятами. - Улыбка его уже не была такой жалкой, как раньше. - Как оне щас без меня? Поди горюшко мыкают. Обо мне ни слуху ни духу. Вот кады на ноги встану, зараз домой подамся. Истосковался я по семье, однако.
  Сафронов, хмуря брови, подметил, что голос раненого заметно окреп. Ещё неделю назад разобрать его слабый шёпот было едва возможно. После нескольких слов начиналась одышка, а сейчас...
  - У тебя жана красавица и хозяйство крепкое? - спросил он, хитро щурясь.
  Почувствовав неладное в прозвучавших словах, Калачёв замолчал. Затем он попытался что-то сказать Ивашке. Слова ещё не пришли к нему, но он очень хотел найти их, чтобы сказать своему "благодетелю", что ему не нравится интерес посторонних к его семье.
  Аверьян внимательно вгляделся в лицо Ивашки. Борода всклокочена, лицо бледно и напряжено. Сафронов больше не был улыбающимся и спокойным. Аверьян невольно придвинулся к стене, словно колючие глазки Ивашки гипнотизировали его и проникали в самую душу. "Не ври мне?" - прозвучал где-то в голове вопрос Сафронова, но Аверьян готов был поклясться, что не видел, как у него шевелились губы. Калачёв зажмурился. Противоречивые чувства боролись в нём - он наполовину боялся удостовериться в том, что испытывает сильнейший страх, видя "благодетеля" рядом с собой.
  Когда глаза открылись, ему пришлось закусить губу, чтобы не вскрикнуть. В какой-то момент это был не Ивашка, кто-то другой смотрел на него сквозь прорези глаз. Это было что-то вылезшее из глубин ада: горящие огнём глаза с колючими, как раскалённые иглы, зрачками, какой-то демон, наблюдавший за ним - он знал это в глубине души - с ненавистью внутри.
  Видение длилось несколько секунд, но этого было достаточно, чтобы Аверьян смог отвести глаза в сторону и поднять их снова, встречая всё тот же демонический взгляд.
  - Ивашка?
  Его глаза моргнули, а лицо вдруг приняло человеческие очертания. Ну, конечно, это был он - спасший его от смерти мужик. Он смотрел на него улыбаясь и вовсе не напоминал исчадие ада.
  Сафронов отошёл от кровати. Его "сёстры" тут же оказались рядом и принялись менять под Аверьяном постель. Свою работу они делали привычно и сноровисто, не причиняя раненому никаких страданий. Женщины поворачивали тело Аверьяна как большую тряпичную куклу и, что самое интересное, рана в паху ничем не заявляла о себе.
  В самом начале, как только Калачёв "поселился" в избе Ивашки, он едва различал их. Одеты они были одинаково - во всё чёрное. Их лица тоже казались похожими, но теперь...
  Агафья русоволосая и тонкобровая, с тонкими губами. Ей лет тридцать. Губы её всегда плотно сжаты, словно она боится, как бы невольно не сорвалось с языка что-то неразумное, роковое и непоправимое. А глаза широко открыты, ищущие, беспокойные. Если она была вынуждена что-то сказать, говорила торопливо, глотая слова.
  В отличие от Агафьи Акулина была черноволосой и смуглой. Правильный овал лица, ровные, в ниточку брови. Нос прямой, без горбинки, тонкий и изящный. Она была невероятно красива. Впрочем, этого достоинства она, видимо, стыдилась или не догадывалась про него.
  Пока Агафья выносила корзину с грязным бельём в сени, Акулина поднесла к постели раненого варёное яйцо, кусочек хлеба и чашку с ароматным отваром. Накормив Аверьяна, она молча отошла к столу и посмотрела на наблюдавшего за ней Ивашку.
  - Ну што, радеть айдате, - сказал тот, вставая и потягиваясь. - Поди ужо заждалися нас голуби с корабля нашева.
  Они погасили лампу и друг за другом вышли из избы, а Калачёв...
  Всё, чего он хотел сейчас, так это закрыть глаза и уйти в небытие. Как только в избе воцарился мрак, Аверьян вдруг почувствовал, как кто-то прикоснулся к нему. Он вздрогнул и завертел головой. Изба была пуста. Мужчина был уверен, что рядом никого не было. Однако его нервы были на пределе. Он по-прежнему ощущал, как подрагивают его руки, а на шее чувствуется прикосновение чьих-то пальцев. Это ощущение на время отодвинуло сон и заставило сердце бешено колотиться.
  Лёжа, он заставил себя думать о семье и детях. Наверное, спать улеглись или ужинают чем бог послал. А много ли Он им послал в это трудное военное время? Они поди уже схоронили его, не получая весточек?..
  Неожиданно прикосновение повторилось. На этот раз Аверьян отчётливо почувствовал пальцы на своём плече, как будто кто-то протянул к нему руку из темноты.
  - Это сон, - прошептал он. - Я сплю ужо и зрю дурной сон.
  Но этот сон больше походил на страшную явь. Пальцы из темноты перестали давить на его плечо и переместились на горло. Теперь они давили на кадык, будто собирались вырвать его. Будучи не в силах противостоять этому, Аверьян закрыл глаза и приготовился к смерти. Но пальцы вдруг отцепились от горла и, облегчённо вздохнув, он открыл глаза.
  То, что Аверьян увидел, повергло его в ужас. Кровь в жилах похолодела, а сердце остановилось. Перед его кроватью прыгали странные фигуры, которые светились во мраке сатанинским потусторонним огнём и не имели чётких очертаний. Аверьян наблюдал, как фигуры кружатся по избе в ужасном танце. Затем танец кончился, фигуры исчезли, а он погрузился в тяжёлый сон, полный кошмарных сновидений...
  ***
  Наступившее утро не добавило оптимизма в настроение Аверьяна Калачёва. Проснувшись, он с трудом открыл глаза и увидел пробивающиеся через окно солнечные лучи. Но мужчина не испытал от этого радости, напротив, почувствовал в теле свинцовую тяжесть. Аверьян не мог понять, откуда это тягостное ощущение, почему он чувствует себя, как выжатая и брошенная в ведро половая тряпка?
  И потом вдруг он вспомнил: в его состоянии давно нет перемен. Уже много дней он не встаёт с кровати, и сила от того в теле не прибывает. Тягостное давление избы, её отвратительные обитатели... Когда они вернулись в избу, Аверьян не видел, но удивительнее всего то, что троица уже на ногах и их лица бодры.
  Заметив, что раненый проснулся, Сафронов присел около него.
  - Как спалось? - спросил он участливо. - Не мучали ли кошмарные видения?
  - Мне привиделся плохой сон, - ответил Аверьян, морща лоб. - Мне привиделось, што меня хто-то душит и ломает!
  - Это плохой сон, - согласился Ивашка. - Эдакий сон беду сулит. Тебе бы исповедоваться надо.
  - Я бы рад-радёшынек, токо вот попа нету рядышком, - прошептал озадаченно Аверьян. - Не сочти за труд, приведи ко мне батюшку.
  Услышав эту, казалось бы, безобидную просьбу, Сафронов аж подскочил на табурете.
  - Ишь чаво захотел! - крикнул он возмущённо. - Попа, видишь ли, ему подавай! А нету ево здеся! Тю-тю! Революция пришла, и попа гирьяльскова зараз ветром сдуло!
  Такая неожиданная реакция крайне удивила Калачёва.
  - А ты-то пошто эдак взбеленился? - спросил он, недоумённо глядя на Ивашку.
  - Не приемлю я веры поповской, - ошарашил неслыханным ответом тот. - Православная вера никудышная и поганая! Даже Хосподь вона отверг её действиями своеми, наслав на грешные головы православных войну и разруху!
  Аверьян не поверил своим ушам. Такой ереси и богохульства ему ещё не доводилось слышать никогда.
  - Так ты большевик?! - прошептал он. - Ты есть большевик краснопузый и христопродавец?
  Сафронов неожиданно успокоился и рассмеялся.
  - Ну ты и загнул, Аверьяха! - воскликнул он. - Уж с кем, с кем, но с большевиками мя ешо не путали! Даже сатанистом я никогда не был. Уж не взыщи, коли што!
  - Тады хто ты есть такой, ежели не большевик и Сатане не поклоняешься, а Хоспода ни в грош не ставишь? - спросил Калачёв.
  - Верующий я, вот хто есть такой, - перестав смеяться, ответил Ивашка. - И вера моя што ни на есть правильная!
  - Фу-у-у, - облегчённо вздохнул Аверьян. - Дык ты раскольник- кулугур! Как же я энто зараз сам не догадался?
  - И сызнова обмишулился, башка верблюжья, - сказал Сафронов, вставая. - Я тот...
  Он задрал рубаху, расстегнул пояс и с ухмылкой выставил на обозрение свою спину. Ивашка пронаблюдал, как побледнело и вытянулось лицо раненого.
  - О, Хосподи, да ты хлыст! - прошептал потрясённо Аверьян, увидев на спине Ивашки рубцы от самобичевания. - Ты... ты...
  Сафронов опустил рубаху, не спеша подпоясался и сел.
  - Теперя и ты эдакий, как и я, Аверьяша, - сказал он с ядовитой улыбочкой. - Добро пожаловать на наш корабль, голубок сизокрылый!
  Калачёв был настолько поражён услышанным, что почувствовал дурноту. Его едва не вырвало прямо на одеяло.
  - Т-ты ш-што, с-скопец, и м-меня о-оскопил, сука б-болотная?! - прошептал он одними губами. - Ты п-посмел и м-меня с-себе у-уподобить, д-душа в-вражья?!
  Ни один мускул не дрогнул на каменном лице Ивашки.
  - Энто не я тебя оскопил, - сказал он, сверкая яростно глазами. - Энто судьба тебя эдак отметила! На роду, знать, эдак написано было, что снарядный осколок не убьёт, а оскопит тебя, отсеча детородные уды!
  - Дык энто...
  Аверьян впал в отчаяние. Он не верил, что всё происходящее - не дурной сон. Его бросало то в жар, то в холод, а руки... Они тянулись к промежности, чтобы проверить, всё ли там в порядке.
  - Не ишши, оскоплённый ты, - Сафронов взял его за руку. - Милости просим на корабль наш, голубь. Таперя зараз сообча идтить будем и в горе, и в радости!
  - Хосподи! Прочь от меня, аспид кастрированный! - разъярился Аверьян. - Не верю я, што осколок "хозяйства" детороднова мя лишил! Ты энто... ты энто, паскудник, руку свою приложил и калекой меня сделал!
  - Оскопление не есть грех, - ответил Ивашка с кислой миной. - Свальный грех и иное плотское сожительство - вот што грехом смертным зовётся! Спасти душу зараз можно токо борьбой с похотливой плотью - оскоплением! А тебе вот судьба эдакий путь к Хосподу указала!
  - Какой ешо путь, гад ползучий, - прошептал, заливаясь слезами, Аверьян. - Таперя кому нужон я, калека разэдакий?
  - Не калека ты, не сетуй понапрасну, - покачал осуждающе головой Сафронов. - Ты таперя сыт и богат будешь! А жана с детишками... Да ежели захотишь, мы и их к себе обустроим. Оне щас поди с голодухи пухнут, а с нами в рай - и земной, и небесный - попадут и, што такое нужда, позабудут!
  - Ну уж нет, токо не энто! - прошептал возбуждённо Аверьян. - Ступай прочь с глаз моех, паскудник, а не то...
  Вырвавшиеся из груди рыдания помешали ему закончить фразу. Он закрыл лицо ладонями и издал стон, полный такого отчаяния, безысходности и боли, что Ивашка как ужаленный вскочил и, что-то шепча себе под нос, попятился к двери.
  ***
  Весь день до вечера Аверьян провёл в кровати, накрывшись с головой одеялом. Он отказался от пищи и замены постели под собой. В его голове царили хаос и боль. Ему хотелось умереть. Мужчина звал смерть, но она не шла. Он молил Бога, но и тот оказался глух к его мольбам. И тогда он решился на отчаянный шаг.
  Смастерить петлю было нетрудно. Пока Сафронов с "сёстрами" находился где-то "в гостях", Аверьян рвал простынь на лоскуты и плёл из них верёвку. Когда он закончил, наступила ночь.
  Закрепив один конец верёвки за спинку кровати, Аверьян просунул в петлю голову. Затем он попросил у Бога прощения за грех, который собирался совершить, и повалился с кровати на пол. Как только петля затянулась на шее, он...
  Страх пронзил мозг. Руки ухватились за петлю и стали расширять её, не давая затянуться. Падение с кровати и последовавший рывок не сломали шею, и его тело стало извиваться змеёю. Боли Аверьян не чувствовал, но содрогался от ужаса, исходящего от неспособности контролировать себя, от запаха экскрементов, вышедших из тела без его позволения. Ноги дёргались и ёрзали по полу в поисках опоры, а пальцы всё ещё пытались расслабить всё туже затягивающуюся на шее петлю.
  Сплетённая верёвка оказалась крепкой. Аверьян, теряя остатки сил, уже не мог бороться за жизнь. В голове нарастал шум, а перед глазами появилась яркая радуга.
  Внезапно свет померк, и мужчина ощутил прикосновение смерти. Все чувства, включая и страх, улетучились из головы. Вскоре темнота переросла в плотный мрак. "Вот и всё! - подумал он. - Хосподи, как всё просто". Но вдруг чьи-то руки подхватили его с пола и бросили на кровать. Те же руки сняли с него петлю. Вокруг снова стали проступать очертания избы. Из груди вырвался кашель, а когда дыхание выровнялось, снова вернулось отчаяние.
  - Жив што ль, голубь сизокрылый? - услышал Аверьян знакомый голос.
  Он помотал головой, но голос прозвучал снова, и теперь глаза Калачёва увидели встревоженное лицо Ивашки. И тут он понял, что на всю оставшуюся жизнь попал под влияние этого страшного человека. Аверьян стал рабом этих огненных глаз, в которые сейчас смотрел.
  - Как знал, што ты чаво-нибудь отчубучишь, - сказал Ивашка. - Прямо сердцем беду чуял...
  2.
  В тот день, когда Аверьян впервые вышел из избы на улицу, шёл снег. Поддерживаемый "сёстрами", он сошёл с крыльца и проследовал к калитке. А когда Агафья открыла её, у него вдруг стеснило дыхание, и он прислонился плечом к воротам. Глядя на улицу, Аверьян почувствовал, как сильно бьётся и замирает в груди сердце. На глаза навернулись слёзы, но они были уже не от горя и тоски.
  По обеим сторонам улицы возвышались сугробы - снег всю неделю валил не переставая. У проходящих мимо людей были видны только платки и шапки. Сегодня заметно потеплело, и в высоте, озарённой солнцем, реяли мягкие и лёгкие как пух снежинки. Медленно покачиваясь, они опускались на голову и плечи Аверьяна и, ослепительно сверкая, ложились на сугробы.
  - Какое нынче число? - спросил он у стоявших рядом "сестёр", продолжая неотрывно смотреть на сугробы и парящие в воздухе снежинки.
  - Двадцатый годок ужо стукнул, - ответила тихо Акулина. - И Пасха минула, и Святки тожа.
  - Об том и сам ведаю, - угрюмо пробубнил Аверьян. - Хочу знать, какое нынче число.
  Агафья и Акулина промолчали, да и он не настаивал на ответе. Его душевное равновесие всё ещё было нарушено, одолевали всякие тягостные сомнения. В душе Калачёва надолго поселился безотчётный страх. Как зверь чует беду, так и он чувствовал, что в глубине творится что-то неладное, и, охваченный тягостной тревогой, он готов был как зверь бежать куда глаза глядят и затаиться в каком-нибудь логове или берлоге.
  День и ночь Аверьян не переставал думать о своём убожестве. Он не раз пытался представить свою будущую жизнь, но не мог сделать этого. Мужчина осознал, что возврата в прошлую жизнь у него нет. Жена, дети... А были ли они у него вообще?
  После долгих и тяжёлых раздумий Аверьян решил: нужно взять себя в руки и смириться с тем состоянием, в каком он оказался. А прежде всего изменить своё неприязненное отношение к Ивашке. Он уже успел понять, что Сафронов человек не простой: не мелочен, но мстителен, любит властвовать над другими, твёрд и принципиален.
  Когда Ивашка и "сёстры" уходили вечером "в гости", Аверьян чувствовал себя гораздо спокойнее. А когда они возвращались поздно ночью, в душу снова заползал страх. И Аверьян, лишённый покоя, остаток ночи проводил в тревоге. Ему становилось жарко, и он стягивал с себя одеяло, затем становилось холодно, и он укрывался с головой.
  Сафронов разговаривал во сне. Он выкрикивал то ли молитвы, то ли заклинания. И сон уходил, а ночь становилась длинной, без конца и края. Аверьян ворочался на кровати, и в голову ничего не лезло. Он лежал в каком-то забытье и засыпал лишь к утру.
  Но и сны Калачёв видел тревожные, кошмарные. Обычно ему снился Ивашка, стоявший у кровати в окровавленной рубахе. Рукава закатаны выше локтей, а в руке нож. Аверьян испуганно вскрикивал, прижимался к стене, а Сафронов сдёргивал с него одеяло и подносил лезвие ножа к его детородному органу...
  Проведя "на воздухе" чуть больше четверти часа, Аверьян поплёлся к сеням. Когда он взошёл на крыльцо, вновь нахлынула тоска.
  Стол уже был накрыт к обеду - чугунок с супом, несколько варёных картофелин и варёная свёкла. Когда Аверьян сел за стол, Агафья поставила перед ним чашку с вкусно пахнущими щами.
  Сидевший напротив Сафронов придирчиво осмотрел блюда, вздохнул и тяжело опёрся локтями о поверхность стола. Затем, вытянув голову, он ещё раз взглянул на приготовленную пищу, взял ложку и, ни к кому не обращаясь, проговорил:
  - Пора отсель в город подаваться. От эдакой жрачки зараз скоро ноги протянем.
  Ивашка был не в духе. Сегодня, с утра, он беседовал с казаками станицы, и они предложили ему убираться вон подобру-поздорову.
  "Колоды неотёсанные", - думал он, угрюмо пережёвывая пищу.
  Сразу же "уразумев", что спорить со станичниками неблагоразумно и опрометчиво, он поспешил домой. И шёл он с высоко поднятой головой, точно пострадавший невинно. В его сердце зародился панический страх и одновременно стыд за своё недостойное поведение. Лицо Сафронова раскраснелось от безысходной ярости, но он ничего не мог поделать.
  "Поповские прихвостни, - зло подумал Ивашка. - Будьте вы все прокляты, твари неразумные..."
  Жуя пищу и глотая её, Сафронов не чувствовал вкуса. Он мысленно клял свою горькую судьбину и проклинал "наказ" станичников, который вынужден был исполнить. Затем он поднял тяжёлый взгляд на Калачёва, который вяло жевал корку хлеба.
  - Ты, - выкрикнул Ивашка, едва не задохнувшись от ярости. - Ты пошто аппетит мне портишь, варнак? Жри, как все мы, али из-за стола вон проваливай!
  - Не нравлюся - не гляди, - спокойно ответил Аверьян, не переставая жевать. - Сам меня сюды приволок, от смерти спас. Так вот таперя терпи меня завсегда с собою рядышком. Я ужо никуда с "посудины" вашенской без елды и яиц.
  - Гляжу, поумнел ты, - натянуто улыбнулся Ивашка. - Што ж, нынче в нашей избе радеть будем! Коли своим себя ужо щитаешь, знать и к радениям приобчаться время пришло.
  ***
  Вечером в избу пожаловали четверо мужчин и две женщины. Аверьян угрюмо наблюдал за ними, не вставая с кровати.
  Одна из вошедших женщин скромно присела на табурет у окна с отчуждённым видом. Вторая "гостья" - худенькая, средних лет, осталась стоять у двери, будто дожидаясь приглашения.
  Мужики сняли верхнюю одежду и сели на лавку около печи.
  Самый старший из них - Стахей Губанов, седой как лунь, с безобразным шрамом на щеке - сидел, опустив голову, словно уйдя в свои тайные мысли. Слева от него сидел Савва Ржанухин - носатый, с обвисшим жирным подбородком и большим животом. Справа от Губанова - Авдей Сучков. С виду он был приятен: волосы совершенно белые, но лицо ещё свежее, взгляд ясный, как у юноши. Четвёртый "гость", Тархей Прохоров, низенький, полный, сразу же прошёл к столу, не дожидаясь приглашения, и присел на табурет, чуть склонив на бок лысую голову. Он смотрел на Аверьяна дружелюбно и даже сочувственно.
  Почувствовав себя неуютно под пристальными взглядами "гостей", Аверьян резко отвернулся, почти уткнувшись лицом в стену.
  Усевшись за стол, Сафронов счёл необходимым рассказать людям о встрече с казаками. Все, конечно, сразу же встревожились. Внешне Ивашка держался вроде бы спокойно, но голос его дрожал, и все понимали глубину его несчастья. Никто не утешал его, но все молча разделяли его и общее горе.
  - Да-а-а, нелёхкая нынче у нас жизняка, - изрёк Стахей Губанов, когда Сафронов замолчал. - Путь наш теперя везде усыпан одними колючками, а не цветами. Отошли хорошие денёчки... Нынче горя мы зрим гораздо больше, чем радостей.
  - Почитай кажный день, кажный час ступаем мы по топи болотной, - поддержал его Савва Ржанухин, сокрушённо вздыхая. - Чуть влево, чуток вправо - и айда в пучину вонючую.
  - Но нихто силком не тянул нас на путь энтот, - покачал головой Тархей Прохоров. - Мы все сами ево избрали зараз. Нет для нас теперя дороги в обрат с корабля нашева. И не потому, што мы канатами привязаны к судьбине своей, а потому, што навек теперя все мы вместе и заодно!
  Наступила тягостная пауза. Первым её нарушил Ивашка Сафронов:
  - А ведь при Кондратии Селиванове (основатель секты скопцов) преподобном, как сказывали, наши голуби припеваючи жили! Много возжелавших было сокрушить душепагубнова змия оскоплением (кастрацией)! Ведь Кондратий Евангелие на зубок изучил и великим словом убеждения владел в свершенстве! Он ведь как Евангелие толковал: дескать, што око, кое тя соблазняет, надлежит с корнем вырвать, а руку али ногу отсечь и бросить от себя! Во как! А скоко люда богатова к нам оскопляться валом валило. Многие тады возжелали праведной жизни без греха совокупления и Царствия Небеснова!
  - И порядок завидный был на корабле нашенском, - продолжил Савва. - Один голубь наследует всё, што оставалося от другова, усопшева. Нихто нужды не испытывал. Нихто!
  - И всё одно наша мука всю жисть тянется, - возразил Авдей Сучков. - Завсегда власти вне закона нас выставляли. И терпеть приходилося как при старой власти, так и при нынешней. Ежели бы мы силы теряли и терпение, то веру бы зараз и профукали. Отступниками стали бы. Вот и щас одно нам остаётся, голуби, - сохранить веру и хранить терпенье! Наше Царство ешо впереди, а покудова терпи, не падай духом и невзгодам не поддавайся!
  Скопцы долго сидели в этот вечер, уныло рассуждая о былом величии и о невзгодах "теперяшних". Потом Сафронов, несколько воспрявший от присутствия единоверцев, поднялся из-за стола:
  - Што-то засиделися мы нынче, голуби вы мое! А ну хватит заупокойную по себе справлять! Пора и раденью время посветить, а то час начала давно уже миновал!
  Скопцы разом поднялись со своих мест. Женщины заперли изнутри двери и задёрнули занавески, мужчины убрали к стене стол, скамейки и табуретки. Затем все в белых одеяниях сошлись на середину избы и запели.
  Их сильные чистые голоса слились воедино. Аверьян, окаменев на кровати, с открытым ртом наблюдал за ритуалом. Голоса скопцов становились всё сильнее и сильнее, а лица всё торжественнее и торжественнее. Они пели молитвы, которые звучали так вдохновенно и величественно, что у Аверьяна аж перехватило дух от невольного восхищения. Ему никогда в жизни не приходилось слышать ничего подобного, и он был просто потрясён происходящим.
  Скопцы взялись за руки. Шаг за шагом их движения стали убыстряться, и уже вскоре они лихо отплясывали по всей избе да так топали ногами, что половицы жалобно скрипели и визжали. Их коллективная пляска, сопряжённая с великолепным пением, была бесподобна. Скопцы с "хождениями в духе", с самобичеванием, глоссолалиями и выкрикиваемыми пророчествами впали в состояние религиозного экстаза. Как безумные, они топали ногами, кружились по избе, размахивали руками и пели, пели, пели!
  Наблюдавший за радением Аверьян не заметил и сам, как попал под влияние этой бешеной пляски. Вначале он, сидя на кровати, пытался только подпевать танцующим, но уже скоро ноги сами понесли его в центр танцующих, а возбуждение было так велико, что заглушило в нём все остальные человеческие чувства. Он стал частицей, влившейся в одно общее тело пляшущих в экстазе сектантов, и был так счастлив, словно находился не в казачьей избёнке, а парил где-то высоко-высоко над землёй, среди облаков, туч и звёзд, подбираясь всё ближе и ближе к ярко сияющему солнцу.
  ***
  Первые минуты пробуждения, когда Калачёв высвобождался из объятий сна, он сладко потянулся и радостно улыбнулся. Аверьян вдруг почувствовал, что с наступлением утра у него началась новая жизнь. Точно вовсе не было никогда его страхов, переживаний, волнений и боли. Невероятное ощущение, которое он испытал во время ночного радения, вобрало в себя всё плохое, что с ним когда-то происходило.
  А что будет потом? Наверное, всё страшное и плохое снова обрушится на него? Пройдёт ещё немного времени, и вдруг выяснится, что жизнь не так уж хороша, как наступившим утром...
  Аверьян во время его не слишком близкого знакомства с Сафроновым чувствовал по отношению к нему, помимо всего прочего, сильнейшее любопытство. В Ивашке, без сомнения, было зло, может быть, не большое, но зло. Сафронов всегда казался беспечным и неунывающим, но от него исходила непонятная, неосязаемая чернота. Ивашка вовсе был не таким, каковым хотел казаться.
  - С добрым утрецом, голубок! - воскликнул Сафронов, подходя к кровати. - По рылу твоему довольному зрю, што радение наше пришлося тебе по сердцу!
  - Я был полон восторга, - ответил Аверьян не лукавя. - Мне почудилось, што сам Хосподь сошёл к нам с небес и выплясывал рядышком, громче всех топая!
  - Хосподь не с небес к нам сходит, а завсегда промеж нас, - ответил Ивашка назидательным тоном. - А ежели знать хотишь, то он в меня вселяется во время радения!
  - В тебя? - округлил глаза Аверьян. - Да брешешь! Мыслимо ли энто?
  - Ешо как мыслимо, - ухмыльнулся самодовольно Сафронов. - Кады сызнова радеть будем, ты полутше пригляди за мною. Вот опосля и обговорим об том, што глазоньки твое высмотрят.
  - Дык я сам себя едва помню после радения! - вскричал Аверьян. - Вот токо очи продрал и, што случилося ночью, никак не вразумляю!
  - А ты не пыжься, - улыбнулся Ивашка. - При радениях Хосподь все помыслы наши на себя заворачивает! Энто я верно тебе говорю, ибо Хосподь завсегда во мне в то время!
  Они помолчали. Аверьян переваривал услышанное, а Сафронов, видимо, подбирал "правильные" слова для продолжения беседы.
  - Мне благостно было, - сам не ожидая от себя, признался Аверьян. - Я не помню што вы в пляске буробили, но...
  - Сёдня ешо одно таинство исполним, - сказал Сафронов, глядя на Калачёва. - Тебе пора с нами сообча жить-поживать, голубь! С нашева корабля два пути: либо с нами, либо... Ты потонешь даже в мелкой луже!
  Калачёв промолчал. Затих и Ивашка. И вот, подумав о чём спросить, Аверьян сказал:
  - Слыхать-то слыхал про секту вашенскую, но помыслить не мог, што зараз промеж вас убогих окажуся.
  - О бытие нашенском опосля посудачим, - ответил Сафронов вкрадчиво. - Ты вота определися щас, с нами ты али врозь? Ежели што, то мы и без тебя обойдёмся, а вот обойдёшься ли ты без нас?
  - Нет, наверное, - признался вынужденно Аверьян. - И впрямь теперя кому я эдакий калека убогий нужон буду?
  - Ты Хосподу нужон, - заверил его Ивашка, положив доверительно руку на плечо. - А Хосподь Бог - энто я! Не серди меня понапрасну, Аверьяха. Душами зараз сростёмся, вовек сообча жить будем!
  ***
  Следующим утром Аверьян проснулся встревоженным. Открыв глаза, он пытался выяснить причину своей тревоги. Мужчина набросил на плечи тулуп и вышел на улицу. В избе и вокруг неё не было никого. Видимо, Ивашка и "сёстры" ещё не вернулись из гостей. Но почему топится баня в огороде?
  Аверьян подошёл к колодцу. Он заглянул вниз и увидел далеко в глубине воду. Сам не понимая, что делает, Аверьян склонился над колодцем и стал разговаривать с водой. Она поблёскивала где-то далеко внизу, но он заговорил с ней о своих бедах и бросил вниз камешек. Он увидел круги на воде, которые быстро рассеялись. И тут в нём снова пробудилась невыносимая тяга к самоубийству. Вода в колодце манила его к себе, а он решался - прыгнуть ли вниз или...
  - Сигануть никак собрался? - прозвучал сзади голос Сафронова, заставивший Калачёва сжаться и отскочить от колодца.
  - Да нет, - проблеял Аверьян сконфуженно, кротко глядя на Ивашку. - Я завсегда любил в колодцы глядеть. Хто-то на огонь зыркает, а я вот в колодец, водицу разглядываю.
  - Оставь озорство энто, не маленький ужо, - сказал Сафронов, останавливаясь рядом. - Не забивай головушку хренью разной. Убить себя хотишь, дык не телися, а убей. Удерживать не станем! А вот ежели жить... Мозгами-то раскинь на досуге. Я ж тебе дело сказывал: али с нами, али хрен с тобой! Токо не боися убивать себя, ежели надобность в том приспичила. Мы тебя как своево, как святова захороним!
  - Ну с вами я, куды же теперя! - воскликнул в сердцах Аверьян. - Токо душу не мотай на руку. Я ужо завсегда с тобой, и довольствуйся сеим, ежели потребность во мне имеется!
  Ивашка окинул его оценивающим взглядом.
  - Што ж, - сказал он, - быть посему. Нынче в баню пойдём. Тела ополоснём малёха и...
  Ночью, после радения, когда другие участники обряда покинули избу, Сафронов подсел к кровати Аверьяна. Он долго и внимательно разглядывал возбуждённое, покрытое капельками пота лицо Калачёва, после чего вкрадчиво поинтересовался:
  - Што, впечатляют радения нашенские?
  - Ага, - выдохнул Аверьян, открывая глаза. - Я бутто сызнова возродился! Я... я... - он облизнул губы, - я бутто в раю побывал!
  Ивашка довольно крякнул, по лицу расплылась широчайшая улыбка.
  - То ли ешо будет, Аверьяша, - сказал он, томно вздыхая. - Вот кады ешо адептами пообрастём, то окрепнем зараз! Чем больше народу в раденьях участвует, тем больше благодати с небес снисходит!
  - Шуткуешь, - посмотрел на него недоверчиво Аверьян, - хто ж захотит увечье себе причинять оскоплением?
  - Энто ужо моя заботушка, голубок, - ответил Сафронов загадочно. - Мир полон грешников неприкаянных, и среди них достаточно эдаких, хто на корабле нашем местечко себе найтить захотит!
  - И хде ты эдаких полоумных искать собираешься? - спросил Аверьян с сарказмом в голосе.
  - Хде? А ну собирайся. Подсобишь малёха в деле праведном, а заодно и поглядишь, как голубки дикие на наш корабль залетают.
  Шагая гуськом друг за другом, они подошли к бане. Из предбанника вышел Стахей Голубев.
  - Как она? - спросил Ивашка. - Не передумала в участии своем?
  - Вроде как засумлевалася, - ответил Голубев, - но ничаво. Савва и Авдей её даже в предбанник не выпускают. Дали зелья соннова и...
  - Силком вливали али сама выпила?
  - Сама, не супротивлялася.
  - Об чём вы энто? - встревожился Аверьян. - Вы што, кому-то худо причинить хотите?
  - Не взбрыкивай. Щас сам всё увидешь, - ответил Сафронов. - Делай всё, как я велю, и ни об чём не вопрошай, покуда на то дозволенья не дам. Щас самолично коснёшься Великова таинства оскопления, голубок. А ежели об чём обспросить возжалаешь, заранее упреждаю, што обо всём опосля судачить будем!
  Ивашка взялся за дверную ручку предбанника, и вдруг что-то заставило его остановиться и обернуться.
  - Ты вота што, - обратился он к Аверьяну. - Гляди там без придури. Ведаю, што впервой всё для тя станется. Токо меня слухай и не чуди. Делай всё, што велеть буду, и айда за мною. Будя попусту трепаться, кады дело ждёт!
  Они вошли в предбанник.
  - Хде она? - спросил Сафронов у Саввы, который, завидя его, сразу же отпрянул от печи.
  - Тамма она, - кивнул Авдей на дверь бани. - Готова ужо к оскоплению праведному.
  - Ступай к ней, - распорядился Ивашка, обернувшись к Аверьяну. - Ничаво не делай, токо рядышком с голубкой нашенской на полок присядь.
  Аверьян вошёл в баню. Переступив порог, он остановился, увидев обнажённую красивую девушку, лежавшую на полке. В нерешительности потоптавшись, он, вспомнив наказ "кормчего", приблизился к ней и присел рядом. Аверьян покосился на дверь, за которой находились Ивашка и другие скопцы. Он был растерян, не зная, как поступить, но что-то подсказывало ему...
  Аверьян опустился на четвереньки и легко прикрыл ладонью рот девушки, затем потряс её за плечо. Она, казалось, не хотела просыпаться. Сонно нахмурившись, она пробормотала что-то, но глаз так и не открыла. Аверьян нагнулся ближе и решил разбудить её шёпотом в ухо. Это произвело эффект. Глаза девушки широко раскрылись, а её рот попытался издать крик под его ладонью.
  Аверьян убрал руку от губ девушки. В это время за дверью послышались шум и топот сапог. Дверь открылась. Вошёл Сафронов.
  Его лицо было напряжено как никогда, а в руках он держал железный прут, конец которого был раскалён добела. Его вид ярко свидетельствовал о том, что все мысли и чувства кормчего скопцов были устремлены к обнажённому телу девушки. В этот момент он ничего больше не видел и видеть не хотел. Ивашка не отказался бы от задуманного, если даже на его голову в этот момент посыпались проклятия всего рода человеческого или бы даже загорелась баня.
  Аверьян, всё ещё сидевший рядом с девушкой, вытер рукавом капли пота, выступившие на лбу, и настороженно посмотрел на раскалённый прут в руках Сафронова. Кажется, всё идёт так, как надо, но сердце беспокойно ёкнуло. Калачёву показалось, что сердце перестало биться в груди, дыхание замерло. На лицах скопцов, вошедших за Ивашкой, - решительность и фанатизм. Они словно жаждали видеть ужасное зрелище и были готовы ускорить его своим вмешательством.
  Сафронов, нахмурив брови, несколько секунд молчал, словно изучая тело своей жертвы. Затем поднял голову, окинул живыми чёрными глазами баню, только после этого сказал:
  - Вот и всё, Аннушка, времячко вышло. Щас ты познаешь все таинства обряда божественнова и обретёшь вторую чистоту! - Он обернулся к застывшим сзади единоверцам, затем приподнял керосиновую лампу перед лицом девушки и продолжил: - Разглядел ли хто из вас очи энтой голубки? Вы токо поглядите, как она трепещет! Имеем ли мы право обрекать её на излишнее ожидание? Нет и нет! Заставлять её ждать благодати, кады она рядышком, - преступление! - Ивашка замолчал, передавая в руки Саввы керосиновую лампу. И тут он повернулся к едва живой от страха девушке: - А ну?!
  - Не-е-е-ет! - закричала не своим голосом несчастная, отпрыгнув к стене. Сафронов отдёрнул прут от её груди.
  - Аверьян?
  Он поднял глаза, прищуриваясь, чтобы лучше разглядеть её перекошенное страхом лицо.
  - Аверьян?
  Голос девушки, взывавшей к нему за помощью, дрожал от ужаса:
  - Аверьян?!
  Девушка потянулась к нему обеими руками. Она задыхалась и тихо поскуливала. И тут Аверьян понял, что если он немедленно не поможет ей, то она умрёт. Тогда он попытался заслонить её своим телом и, в этот момент... Его голова повисла где-то между небом и землёй от сильной боли, но сознания он не потерял.
  Аверьян присел на полку, залитый кровью. Звон полностью заполнил его уши, заглушая возгласы толпящихся в бане скопцов. Он качнулся вперёд. Из носа фонтанчом выплеснулась кровь.
  - За што ж вы эдак меня, братцы? - прошептал он и сам не услышал своих слов.
  - Штоб место своё знал и нос куда ни попадя не сувал! - проник сквозь хаос в его сознании голос.
  Затем Аверьян почувствовал чью-то руку на своей талии, а ещё пара рук поддержала его за плечи. Голос, который он слышал, становился всё более обеспокоенным, Аверьян не был уверен - молчит ли сам или разговаривает с кем-то.
  Лишившись единственной, хотя и ненадёжной поддержки в его лице, девушка перешла к активному и отчаянному сопротивлению. Она схватила с полки большой медный таз и стала прикрываться им от нападавших скопцов.
  - Не трогайте меня! - кричала она в отчаянии. - Я ещё не готова ступить на ваш корабль! Не касайся и ты меня, изверг! - яростно бросила она в лицо Ивашки, всё ещё стоявшего перед ней с остывающим прутом в руках.
  Сафронов предпринял неудачную попытку схватить девушку. Она ловко увернулась, отступила на шаг и забилась в угол, прикрываясь тазом.
  - Хосподи, помоги мне! - задыхаясь, прошептала она, когда Ивашкина рука выхватила её из угла и с силой уложила на полку. - Хосподи, молю Тебя... молю, Хосподи!
  Сафронов вытёр губы и взглянул на скопцов. Они толпились в дверном проёме, уставясь на него. Тогда он схватил раскалённый прут и поднёс его к соску левой груди девушки.
  - Всем вон отсель! - приказал он своим последователям. - Нынче я сам, без вас справлюся!
  Скопцы послушно вышли в предбанник и закрыли за собою дверь, а вот Аверьяна, случайно или умышленно, оставили в бане.
  Как только дверь за вышедшими закрылась, по маленькому помещению мгновенно разнёсся резкий запах поджаренного человеческого мяса. Девушка дико взвизгнула и тут же провалилась в глубокий обморок. Скопцы в предбаннике запели один из своих псалмов, а Ивашка прижёг сосок на второй груди девушки.
  Продолжая чудовищную экзекуцию, Сафронов велел снова накалить в печи прут, а сам вытащил из кожаного футляра бритву. Он собственноручно удалил у несчастной большие и малые половые губы. Вторая чистота завершилась. Присыпав чудовищные раны каким-то порошком, Ивашка, чтобы окончательно заглушить "зов грешной плоти", на всю спину несчастной выжег крест.
  - Хосподи, да ты убил её, Ирод! - закричал в отчаянии Аверьян, придя в себя и увидев широкую спину "колдовавшего" над девушкой кормчего. - Ты... ты сгубил её, Ивашка?!
  Сафронов никак не отреагировал на прозвучавшие обвинения, хотя они разозлили его. Он бережно обернул тело оскоплённой простынёй, после чего крикнул не оборачиваясь:
  - Эй, хто там... Голубку нашу в избу снесите и Агафье передайте!
  Он медленно обернулся и хмуро посмотрел на Калачёва, которого удерживали в дверном проёме Савва и Авдей.
  - Аверьяшку как пса, на цепь садить велю! Пущай ночь мозгами ворочает, а с утреца раннева прямо к покаянию ево и призовём!
  ***
  На следующее утро Ивашка сам пожаловал в баню и развязал руки и ноги Аверьяна.
  - Эх ты, лапоть ушастый, - укоризненно покачал он головой. - Скажи спасибочки, што на цепь тя не усадили, штоб мозги проветрить. Ты нам чуток всё таинство в балаган не обратил. Девку, видишь ли, спасать мылился... А от ково, скажи на милость?
  Аверьян не помнил, как провёл ночь. А вот издевательство над девушкой он запомнил хорошо и брошенный Ивашкой упрёк встретил во всеоружии.
  - Она не жалала оскопляться, - сказал он, хмуря брови и растирая на запястьях рубцы от верёвок. - Ты же сам сказывал, што оскопленье завсегда таинство добровольное.
  - И щас от своех слов не отлыниваю, - согласился Ивашка. - Девка энта, Аннушка, давно ужо с нами проживает и в раденьях участвует! Оскопиться она сама возжелала. Токо вот прут огненный увидела и со страху боли решение своё враз и поменяла! Теперя она Хосподом обласкана, в избе лёжа. Ступай и сам погляди, ежели сумлеваешься.
  Аверьян присел на скамейку в предбаннике и принялся растирать ноги. Он покосился на наблюдавшего за ним Сафронова:
  - Вот я гляжу на вас и раденья вашенские, а вот в толк не возьму, чем вы от хлыстов отличаетеся. Ведь всё одинаково у вас, токо не оскопляются оне?
  - А што ты энто вдруг о христоверах воспрошаешь? - удивился Ивашка, явно не ожидавший вопроса. - Можа от нас да к ним переметнуться замыслил?
  - Куды я от вас теперя, - вздохнул обречённо Аверьян.
  - И то верно, - согласился Сафронов, успокаиваясь. - Ты таперя без нас никуды! А христоверы...
  Он закрыл дверь и присел на порожек.
  - Я вот што поведаю тебе, голубь, - начал издалека Ивашка. - И мы, и хлысты из одново теста вылеплены. Раньше и оне, и мы с ними - все христоверами щиталися. Токо вота разошлися кораблики наши. Хлысты после радений спать попарно ложатся, кажный со своею избранной! И грех эдакий грехом не щитают. Сын могёт с матушкой блудить, отец с дочерью... А блуд - энто грех великий и непрощаемый. Радеец наш, Кондратий Селиванов, глас с небес услыхал! А глас тот повелел ему супротив свальнова греха выступить! От греховых влечений велено ему было раз и навсегда - "калёным жалезом отжечь детородные свое уды"! Селиванов cам оскопил себя, вот так-то!
  - И што с тово? Чаво достиг он, плоть свою эдак терзая?
  - Великое множество адептов тады веру нашу зараз восприняли! Многие возжелали "сокрушить душепагубнова змия", оскопив себя.
  - Видать, Селиванов ваш знатно в души влазить мог.
  - Богословских аргументов у Кондратия было превеликое множество. Он ничавошеньки и не выдумывал вовсе. Кондратий открывал Евангелие и читал из нево, што око, кое тя соблазняет, надлежит вырвать, а руку или ногу отсечь и бросить от себя!
  Ивашка посмотрел на собеседника, но, не увидев на его лице ничего пугающего, продолжил:
  - Верующим с нашева корабля нужда есть пройти "огненное крещение". На энто существуют две степени посвящения: первое убеление - малая печать и большое убеление - большая печать! А ешо большая печать царской зовётся. Навсегда запомни, голубь, есть скопцы, которые оскоплены от людей, и есть скопцы, которые сами себя оскопили для Царствия Небеснова! "Нихто иной, а именно скопцы будут составлять те 144 тыщи избранных ангелоподобных людей, кои останутся после Страшнова суда"!
  - А у меня какая печать? - не удержался от едкого вопроса Аверьян.
  - У тебя царская, - охотно пояснил Ивашка. - А таперя в избу айда. Ужо трапезничать черёд приспел. Теперя сообча с тобой оскоплять адептов будем, хто к нашему кораблю прибиться захотит!
  - Мыслишь, эдаких много будет?
  - Не сумлевайся в том...
  ***
  В станице скопцам жилось далеко не праздно. Кроме казаков, у них был ещё один враг - голод. Если вооружённые до зубов красные или белые могли лихо ворваться в станицу и потребовать что угодно, скопцы, в отличие от них, могли лишь рассчитывать на жалость людей и просить милостыню.
  Скудные запасы подходили к концу, и сектантам приходилось думать, как жить дальше. Повесив на шеи нищенские мешки, женщины ходили по окрестным хуторам и сёлам, выпрашивая милостыню. Они уходили из станицы ещё затемно, а возвращались к ночному радению. За день они обходили по два-три населённых пункта, истоптав ногами не менее 20 - 30 вёрст.
  Приносимая ими пища бережно делилась между скопцами поровну, съедалась, и все переходили к "молению-радению". Но и на этом испытания не заканчивались. Ивашку в очередной раз предупредили, что казаки-гирьяльцы готовят погром их избам...
  - Уходить отсель надо, - наседали на него скопцы. - Не кончится добром сеё. Война разделила людей и обозлила всех несоизмеримо. Казаки теперь во всех врагов видят.
  - Да я бы рад-радёшенек увести вас отсель куды подальше, - вздыхая, оправдывался Сафронов. - Токо вот покуда идтить нам некуда. Сами зрите, война кругом. Покудова до Оренбурга доберёмся, в лапшу изрубают!
  После радений, заканчивавшихся в полночь, скопцы больше не покидали избу Сафронова. Бледный от голода и переживаний Ивашка бродил из угла в угол. Любой звук, доносящийся с улицы, заставлял его нервничать. Глаза кормчего ввалились и лихорадочно блестели.
  В эту ночь станицу накрыла сильная буря. За окнами выло, а в трубе гудело; казалось, кто-то ходит по двору, заходит в сени и стучит в дверь.
  Скопцы не спали. Они сгрудились у печи и тихо, вполголоса, напевали грустные мотивы. Сафронов подкладывал в печь полешки дров и о чём-то сосредоточенно размышлял.
  Из сеней послышался топот сапог, дверь распахнулась, и в избу ворвался Савва. Скопцы вскочили со своих мест, а Ивашка поспешил к нему навстречу.
  - Оне идут! - выкрикнул Савва посиневшими от холода губами и рухнул на пол.
  Скопцы, как отара перепуганных баранов, сбились в кучу. Они готовились встретить смерть.
  В дверях появился огромный чернобородый казак с нагайкой в руке. Все затаили дыхание, глядя на вошедшего с ужасом.
  - Ну, чаво оробели, безбожники? - спросил громко казак, разглядывая скопцов сквозь густые, шапками нависающие над глазами брови. - Мы зла вам не жалаем и чинить таковова не станем. Вы ужо и без тово наказаны, сами себя искалечив. Но вот зрить вас и терпеть радом не хотим! - подчеркнул он внушительно. - Щас собирайтеся и выметайтеся из избы. На дворе узрите сани, вот на них и полезайте!
  - И што? - спросил Ивашка, протискиваясь вперёд. - До утра обождать невтерпёж было? Вы сами-то зрите, эдака погода на дворе? Да в такую пургу хозяин собаку на улицу не выгонит.
  - А ты мне на жалость-то не дави, - грозно сдвинул брови к переносице казак. - Мы тя уж не единожды упреждали, штоб подобру-поздорову из станицы выметалися. Теперя ужо не взыщите! Живо собирайтеся - и в путь. Довезём до Саракташа зараз, а тама сами как знаете!
  Высказав всё, с чем пожаловал, казак вышел из избы, оставив скопцов наедине со своими страхами и сомнениями.
  - Што делать будем, голуби вы мое? - обратился Сафронов к своим последователям. - Видать, не отстанут оне от нас, коли уходить воспротивимся?
  - Сожгут и нас, и избы наши, - вздохнул кто-то. - Мне сразу почудилося, што не приживёмся мы в станице Гирьяльской. Казаки - оне не приемлют веры нашенской! Как токо мы сюды приехали...
  - А ну замолчь! - раздражённо рыкнул на говорившего Ивашка. - Все зрим зараз, што нечаво рассусоливать. Раз не прижилися в станице, в город пойдём! Тамма вере нашей чинить препонов нихто не станет, да и с голодухой справляться легшее будет!
  А затем всё как во сне - пурга, сани, скользящие по снегу, занесённая дорога, дикая ночная степь... В покинутой станице вдруг загорелись большие костры, и скопцам стало ясно, что казаки жгут покинутые ими избы.
  Склонив голову на бок, Аверьян наблюдал за бушующей вокруг пургой. Он ни о чём не думал. Все мысли словно испарились из головы, выдуваемые сильным ветром. Рядом с ним, на санях тихо стонала и плакала оскоплённая Анна. Но ему нечего было сказать ей в утешение. А может...
  Неожиданно в голове вихрем пронеслось множество мыслей. Но это были совсем не те слова, которые, наверное, с радостью бы выслушала искалеченная девушка.
  Аверьян в годы своего отрочества не переживал особых трудностей, каких-либо лишений и испытаний, выпадающих обычно на долю большинства казачьих детей. Он не знал сомнений в правильности жизненного пути, так как полагал, что живёт именно так, как угодно Богу. Женитьба, рождение детей... Всё шло как положено, да вот только война в корне изменила всю его жизнь.
  Вплоть до мобилизации в армию атамана Дутова Аверьян не переживал ни страха, ни потрясений, ни разочарований. Но назвать его баловнем судьбы было бы опрометчиво. Он с раннего детства привык много работать по хозяйству и, казалось, был достаточно закалён родителями для дальнейшей самостоятельной жизни.
  И вот случилось такое, что, как казалось Аверьяну, перечеркнуло всю его жизнь. Он потерялся перед лицом настигшего его ужасного испытания и окончательно пал духом. Ему до слёз было жалко искалеченную Ивашкой сиротку Аннушку. Девушка жила тихо в их общине. Готовила еду, стирала, помогала по хозяйству и никогда не высказывала пожелания об оскоплении, а тут...
  Аверьян снял рукавицу, нащупал руку девушки и накрыл её своей ладонью.
  - Ничаво, Аннушка, крепися, - сказал он ей, когда девушка прильнула головой к его груди. - Жива ведь, и то хвала Хосподу! - уже более убедительно закончил он. - Сама зрила, што хотел я уберечь тя от мук адовых, а вона как всё вышло...
  Анна мгновенно посмотрела на него. И это был всепрощающий взгляд. Девушка спрятала лицо у него на груди. Аверьян обнял её и прижал к себе. Анна не сопротивлялась. Она притихла, замерла, и только плечи слегка подрагивали под его рукой. И вдруг девушка снова вскинула голову и отшатнулась от него. У Аверьяна даже холодок пробежал по спине от тёмных полных горя и страданий глаз девушки.
  - Теперя и мне коротать свой век в девках, - медленно проговорила она. - А я ведь и не мыслила оскопляться. За што они эдак меня?
  - Ведаю я об нежелании твоём, - вздохнул сочувственно Аверьян. - Теперя не пеняй на судьбину и живи эдакой, каковая есть. Погляди-ка вот на меня, дева. Не Ивашка, а сам Хосподь с небес оскопил меня осколком снарядным! Мыслил руки на себя наложить, токо вот опосля...
  - Всех нас хто-то оскопляет, но токо не Хосподь! - Аннушка отчётливо произнесла эти суровые слова. - А я, дура, мечтала познать радость материнства. Хотела любить и быть любимой! А што теперь? Токо со скопцами жизнь коротать?!
  - Иных путей нету, - вздохнул Аверьян. - Ни у тебя, ни у меня, ни у ково, хто нас окружает.
  Не слушая его, Аннушка словно продолжала разговор с собой.
  - И што теперя? И ты, и я - мы калеки убогие! Мы принесли жертву, а што взамен получили?
  - Наверное, то, об чём ты мыслишь, мы ужо сполна заполучили, - крикнул Аверьян.
  - Но почему, штобы обрести щастье, человек должен быть искалечен?
  - Эдак Ивашка уверяет. А он...
  Аверьян замолчал, так как видел, что девушка не слушает его или утомилась, перекрикивая шум пурги и надрывая голосовые связки. Она смотрела на чёрное небо, на крутящийся вокруг саней снег, - тоска, боль, безнадёга, но и решимость угадывались в ней.
  - Когда Ивашка привёз тебя в станицу, - Аннушка прикусила губу. - А теперь... - Она проглотила застрявший в горле горький ком. - А тогда... Снаряд не оскопил тебя, а лишь в живот ранил. А я... а я... я не смогла уберечь тебя от оскопления! Ивашка с Саввой... Оне осколок из живота вытащили, а заодно и... - Она снова прикусила губу, прижалась к груди Калачёва и замолчала.
  Аверьян сидел молча. Он был потрясён неожиданно открывшейся правдой. Эта несчастная девушка за несколько минут перевернула весь мир в его голове. Он прижал её крепче к груди, а сам не мигая смотрел на пургу, на снег, на спину управлявшего конём казака и словно видел всё это впервые.
  В таком неподвижном состоянии сани довезли их до Саракташа. Пурга затихла, и на небе засияло утреннее солнышко.
  Казаки высадили скопцов у вокзала, оставили им кое-какие продукты и... Сани покатились в обратном направлении. Скопцы же обступили своего обескураженного кормчего, желая услышать от него хоть что-то обнадёживающее относительно их дальнейшей судьбы.
  3.
  И вот они в Бузулуке.
  Аверьян Калачёв стоял на перроне в странном состоянии - без мыслей и чувств. В отличие от остальных сектантов ему было тяжело приехать в родной город. Он боялся и подумать, что может ожидать его в Бузулуке. Аверьян даже всплакнул, тая от остальных свои слёзы, и быстро смахнув их с лица.
  Боясь быть узнанным, Аверьян протиснулся с мешком в серёдку сектантов и натянул шапку поглубже на глаза. Он вдруг почувствовал, что завершился необъяснимый круг его жизни и начинается новый. Аверьяну трудно было судить, что готовят ему перемены, и он не мог знать, как долго ещё будет блуждать его душа в потёмках страстей, падать в бездну, взлетать и вновь проваливаться во зло. Он чувствовал себя великовозрастным младенцем, вдруг родившимся на свет и не знавшим, что теперь ему с этим делать.
  Неожиданно Ивашка Сафронов собрал всех вокруг себя. До этого он успел куда-то отлучиться и вернуться к своей "пастве" с блуждающей улыбкой на озабоченном лице.
  - Здеся неподалёку есть брошенный дом с подвалом, - объяснил он скопцам, смотревшим на него глазами, полными надежды. - Щас мы в нево заселимся и приведём в надлежащий вид.
  Четверть часа спустя он привёл их к большому каменному дому без окон и дверей.
  - Да-а-а, - протянул озабоченно Ивашка, разглядывая это каменное чудовище, - а мне вот иначе об нём сказывали. Што ж, айдате зайдём. Всё одно выбирать боля не из чево.
  Вход в подвал скопцы увидели сразу же, как только переступили порог негостеприимного дома. Спустившись по каменной лестнице вниз, они с облегчением увидели дверь, закрывающую собой вход в подвальное помещение, но... Подвал оказался обитаем, ибо дверь была заперта изнутри.
  Ивашка постучал. Послышалась возня, затем шаги и звук отодвигаемого засова. Навстречу скопцам вышел невысокий худой, заросший седой щетиной человек.
  - Кто такие будете? - спросил он хриплым простуженным голосом.
  - А тебе сеё не всё ли равно, голубь? - спросил в свою очередь "гласом" проповедника Ивашка, с опаской косясь на правую руку хозяина подвала, в которой он сжимал топор.
  - Извольте ответить на мой вопрос, раз припёрлись, - повысил голос тот. - Это не я к вам заявился, а вы ко мне. Так уж извольте представиться или проваливайте с глаз моих долой.
  - Может, впустишь нас, мил человек? - простонала Агафья так, что невозможно было отказать. - Мы аж до косточек промёрзли, дозволь согреться?
  - Согреться? - усмехнулся мужчина, слегка посторонившись и давая проход. - У меня вы как раз и "согреетесь"! На улице теплее, чем в этом каменном склепе.
  В большом подвальном помещении дома действительно было чуть теплее, чем на улице. Скопцы разбрелись по углам и расположились кто где.
  - Как же ты тут живёшь? - спросил Ивашка у хозяина подвала. - Дык эдак же существовать невозможно?
  - Не веришь, что возможно, так на меня полюбуйся, - ухмыльнулся тот. - У меня четыре тулупа старых. Кутаюся в них с головою и ничаво. Сплю спокойно!
  - А нас на постой примешь? - поинтересовался Ивашка, меняя догорающую лучину.
  - Все? На постой? - опешил мужичок. - А вы что, ещё спрашивать меня об этом желаете?
  - Конечно, - важно кивнул Ивашка. - Мы ж люди набожные, а не лихоимцы с большой дороги!
  - Пожалуйста, обживайтесь, - повёл вокруг себя рукой мужчина. - Места всем хватит! Кстати, я Егор Кузьмич Мехельсон. Бывший хозяин этого бывшего лабаза, руины которого у нас над головами. А сейчас я безродная нищая крыса, обитающая в подвале этого жуткого могильника.
  ***
  Первую ночь в Бузулуке скопцы провели в тесноте и холоде. Они жались друг к другу и молчали.
  Чтобы было хоть немного теплее, в подвале развели костёр. Чёрный едкий дым довольно быстро заполнил помещение. Скопцы задыхались и кашляли, но терпели эту вынужденную пытку в ожидании тепла.
  Аверьян Калачёв делал вид, что дремлет, сидя в углу, а сам наблюдал за Ивашкой, который о чём-то оживлённо разглагольствовал с хозяином дома. Аверьян с того самого момента, как сошёл на перрон, едва сдерживал в себе бурю противоречивых чувств. Он был уже не тем, каким покинул Бузулук с отрядами армии атамана Дутова. Сейчас, в родном городе, он чувствовал себя чужеродным телом. Чувства кипели в нём, как вода в чайнике, и ему теперь уже не казалось, что они давно умерли. Он страдал среди людей, для которых страдание - смысл жизни. В мире уродцев он вдруг почувствовал себя нормальным.
  Ему захотелось прогуляться. Едкий дым от костра просочился в лёгкие и рвал их на части. Аверьян тихо выбрался из подвала и пошёл вниз по улице. Мужчина знал, что она приведёт его к вокзалу, но начисто позабыл, как она называется.
  Город спал, улицы молчали. Не спали и не молчали только лозунги и плакаты, развешанные повсюду. С фонарных столбов, с деревьев они вели свою бесконечную агитацию, вывешенные вровень, как по линейке, нарисованные белой краской на красной материи. "Все на борьбу с Колчаком!", "Все на борьбу с Дутовым и всей белогвардейской сволочью!", "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" Самый большой транспарант висел поперёк улицы: "Вся власть Советам! Да здравствует Диктатура Пролетариата!".
  Глаза Аверьяна равнодушно скользили по плакатам. На перекрёстке, у поворота в сторону вокзала, он увидел большой костёр и греющихся возле него вооружённых людей. Один из них, притоптывая от холода, скорчил ему уродливую гримасу и матюгнулся. Остальные громко засмеялись. Аверьян, стараясь не привлекать внимания патрульных, ускорил шаг и вдруг заметил высокую крепкую фигуру, стоявшую метрах в пятидесяти впереди и будто поджидавшую его. "Фигура" напряжённо разглядывала приближавшегося Аверьяна, легонько пританцовывая на месте от крепчающего мороза. Но как только он приблизился на достаточное расстояние, "фигура" вдруг попятилась и скрылась за стволом раскидистого клёна.
  Аверьян замедлил шаг, когда до вокзала оставалось рукой подать. И снова плакаты, плакаты, плакаты... "Долой эксплуататоров!", "Вся власть Советам!", "Все на Колчака и Дутова!", "Антанту в Антанту!" и т. д., и т. п. У вокзала костров было больше, как и гревшихся вокруг них патрульных. Не искушённый в шпионских играх, Аверьян продолжил свой путь, не ускоряя и не замедляя шага. Он и предположить не мог, что кто-то идёт за ним по пятам. Преследователь двигался хоть и быстро, но неуклюже, неестественно, словно стеснялся своего поведения.
  Аверьян шагал прямо. Знал ли он, что его преследуют? Страх мешал ему обернуться, хотя затылком чувствовал, что кто-то идёт за ним следом. Преследователь как тень скользил позади.
  Калачёв миновал привокзальную площадь. В воздухе стоял запах угольного дыма, долетавший от пыхтевших на железнодорожных путях паровозов. И тут Аверьян впервые обернулся. Он словно очнулся от состояния оцепенения и тут же снова почуял сзади опасность. Но, кроме нескольких костров и гревшихся возле них людей, мужчина никого не увидел.
  Мимо вокзала прогрохотал паровоз. Аверьян зябко поёжился и решил возвращаться. Туда, куда несли его ноги, идти сегодня было не с руки. Но и возвращаться в холодный задымлённый подвал не хотелось. Он готов был замёрзнуть на улице, лишь бы не видеть полные смирения гнусные физиономии скопцов, а особенно...
  - Видать, нагулялся, голубь! - прозвучал как гром среди ясного неба противный голос Ивашки Сафронова, и он сам вышел из-за дерева. - Я тута мимо проходил, да вот тебя и углядел. Ну так што, на "корабль" потопали? А?
  - Ты што, за мною доглядывать решил? - ухмыльнулся Аверьян, чувствуя облегчение. - Мыслишь, што с "корабля" тваво эдак вот возьму и утеку?
  - Што я мыслил, пущай при мне и остаётся, голубь, - сказал Ивашка, подходя ближе и беря Аверьяна за руку. - Айда в обрат, Аверьяша. Семью понаведывать светлым днём сходишь, а не как вор ночкой тёмной! Хошь без нас, один ступай, неволить не станем. И ешо хочу сказать - не стыдися ты нас, горюшко луковое. Поверь на слово, што к весне ужо мы будем жить в сытости и достатке, всем на зависть!
  - Сумлеваюсь я в том, - вздохнул Аверьян и поплёлся с опущенной головой за Ивашкой.
  - А ты не сумлевайся, голубь. Весна-красна придёт, и сам всё увидишь...
  ***
  Весна наступила не сразу и не так быстро, как хотелось бы. Предприимчивый Ивашка сумел за короткий срок привлечь на свою сторону нескольких зажиточных одиноких горожан, торговавших на рынке и возжелавших "праведной жизни и Царствия Небесного". Сафронов умело убеждал новых адептов в правильности выбранного пути. В общине существовал порядок, согласно которому одному скопцу наследует другой. Таким образом, ценой оскопления сектант вступал в круг богатых наследников и вполне мог по прошествии лет разбогатеть. Большую роль играла человеческая жадность, которой умело манипулировал Ивашка, разжигая её в сердцах вербуемых сектантов. "И на семью не надо тратиться, - разъяснял он сомневающимся, - а энто немалая выгода и экономия! И мирские греховодные соблазны - совсем ничто по сравнению со всеобщим радением!"
  По Бузулуку поползли фантастические слухи о появлении богатой секты скопцов. Стали появляться желающие приобрести благосостояние ценой утраты "детородных уд". И всё же заманивали в секту большей частью уговорами, подкупом, и бывали случаи, когда попросту выкупали детей у обнищавших до крайности родителей.
  Ивашка Сафронов был неоспоримым лидером секты. Под его руководством скопцы отремонтировали большой дом Егора Мехельсона и приспособили его под жильё и под монастырь. Самого хозяина оскопили и сделали рабом секты. Сафронов так прочистил ему мозги, что Егор стал предан ему как пёс. И потому Ивашка сделал его хранителем скопческого общака.
  Однажды в полдень Сафронов позвал к себе Аверьяна. Они спустились в подвал, где уже находился Егор Мехельсон, изучавший какие-то бумаги.
  - Ну што, голубок, весна вон пришла, - сказал Ивашка, загадочно улыбаясь и кивая Аверьяну на скамью. - Токо погляди, как подвал мы обустроили? Любая церковь православная позавидует!
  - Завидовать уже некому, - вздохнул Мехельсон, отрываясь от изучения бумаг. - Все церкви сейчас закрываются. Синагоги и мечети, как я слышал, тоже закрытию и сносу подлежат!
  - Зато нас нихто не коснётся, - убедительно заявил Ивашка. - Наш корабль никакому антихристу не по зубам!
  Аверьян с интересом осмотрел подвал, в который не заходил последнюю неделю. Помещение было просто не узнать! В нём было всё, кроме икон. Лавки, столы, чистенькие скатерти, выбеленные стены. А на образа скопцы не молились. Они предпочитали молиться Ивашке Сафронову, считавшемуся Христом и Богородицам в лице Агафьи и Акулины. Радения становились всё более изощренными и зрелищными, а число прихожан и желающих оскопиться заметно росло.
  - Чаво молчишь? - услышал Аверьян возглас Сафронова и в ту же секунду пришёл в себя. - Я ж те говорил, што к весне всё сладится. Говорил?
  - Да, было дело, - не стал он отпираться.
  - И дом отремонтировали, и "корабль" для радений в потребный вид привели!
  - И сее зрить отрадно.
  - И жизнь наша налаживается, и голод особо не гнетёт?
  - Христу спасибо. И в том забот не ведаем.
  - Пожалуйста, - ответил Ивашка на адресованное не ему "спасибо" и считавший Христом только себя одного. - Токо вот... - Он внимательно и даже пронзительно посмотрел на Аверьяна. - А ты пошто семью свою не навещаешь? Ужо стоко времени мы в городе твоём, а ты... Али не заботит тебя боля житиё жинки и детишек?
  Упоминание Сафроновым о семье заставило Аверьяна вздрогнуть, но он быстро взял себя в руки. Первоначальное напряжение от приглашения в молельный подвал угасло. Единственное, на что он сейчас уповал, это какая-нибудь подходящая причина, чтобы окончить неприятный разговор и уйти. Он давно уже тайно ненавидел Ивашку, сделавшего из него безропотного раба и калеку. Но Аверьян не мог противопоставить себя "Христу" скопцов, так как был одним из них и в отдалении от "корабля" жизнь свою уже не мыслил. Аверьян будто попал в замкнутый круг. Он переставал чувствовать себя ущербным и инвалидом убогим, когда впадал в экстаз и...
  - Жинка моя померла, а робятишек забрали сродственники, - солгал Аверьян, так как не желал видеть Стешу и сыновей в числе адептов секты.
  - И ты зрил воочию супружницу мёртвой? - прищурился Ивашка, не отрывая от его лица изучающего взгляда.
  - Я зрил еёную могилу на кладбищах. А двери и ставни избы нашей гвоздями зараз заколочены.
  - А про детей откель прознал? - допытывался Сафронов. - Можа, с кем из сродственников об них судачил?
  - С соседом встренулись, - снова солгал Аверьян. - Он мне и про супружницу, и про деток всё обсказал.
  - Соболезную тебе, голубь, - вздохнул театрально Ивашка. - Нынче некогда, а завтра... завтра всей общиною на кладбище сходим и память супружнице твоей, безвременно помершей, всем обществом почтим!
  Аверьян побледнел. Он испугался. Ему не хотелось прослыть среди сектантов лгуном и быть презираемым.
  - Так што? Могилку-то укажешь? - процедил сквозь зубы Ивашка, всё ещё буравя лицо Аверьяна пронизывающим взглядом.
  - Нет, не хочу я тово, - увёл он в пол глаза.
  - Не хошь как хошь, - пожал плечами Ивашка. - И не серчай на меня, голубь. Я же энто тово, от всей души хотел...
  Он холодно смотрел на нахмуренное лицо Аверьяна. Ивашка видел, что тот пытается его обмануть, но всем своим видом пытался подчеркнуть, что верит Аверьяну.
  - А я ему не верю, - неожиданно подал голос Егор Мехельсон. - Неискренне говорит адепт этот. И врать он не мастак. Я, если хотите, за версту обман чую!
  Лицо Сафронова блеснуло в полумраке подвала, в глазах - ликование.
  - А теперь, Христа ради, - сказал он вкрадчиво, - ради нас обоих - правду!
  В горле у Аверьяна пересохло настолько, что слова едва выходили наружу.
  - Супружница моя мертва, - сказал он упрямо. - Какая ешо вам правда нужна? Ежели бы она жива была, то я...
  Ивашка кивнул; его взгляд, когда он заговорил, казался сострадательным.
  - Ты щас обсказал мне нечто эдакое, во што мне хочется верить, и энто обсказал ты с такой прямотой, што я поверил! - Он тяжело вздохнул. - Стало быть, супружница твоя на кладбище покоится, детишки у сродственников... А изба? Изба осталася, а нам здеся места на всех не хватает?
  - Послухай, энто моя изба, а не наша! - закричал Аверьян в отчаянии, ощущая необходимость что-то предпринять.
  - Изба твоя, а ты наш, - повысил голос и Сафронов. - Али ты запамятовал, голубь, што в общине нашей всё общее?
  - Жана померла, дык ведь дети осталися?! - взмолился Аверьян. - Им же...
  - Деток твоех к себе возьмём, - оглушил его Ивашка. - Все сообча, я и вы, под одной крышей проживать станем! Эдакое счастье не кажному предначертано в жизне энтой!
  - Обожди, об чём ты мелешь? - Аверьян сжал кулаки.
  - Ухи прополошши, коли не слышат, - ответил Ивашка. - Я тебе дело предлагаю, а ты морду воротишь.
  - К избе моей и деткам моем не дозволяю суваться!
  - И в мыслях сеё не вынашиваю. Как лутше хотел, а ты...
  Аверьян напрягся. Лицо Ивашки выразило разочарование. Аверьян с трудом проглотил ком, застрявший в горле, прежде чем начать говорить.
  - Ты мне што-то обсказать мыслишь? - спросил Сафронов.
  - Спать я хочу, - ответил Аверьян устало. - Захворал, видать, я шибко, вот ко сну и клонит.
  - Што ж, иди отоспися до радения, - пожал плечами Ивашка. - А мы тута с Егоркой ешо кой об чём порассусоливаем.
  ***
  В этот вечер к скопцам на радение пожаловало довольно много народу. Падение влияния религии, разгром и разграбление церквей - весь этот хаос внёс в души верующих россиян пустоту и безысходность. Революционное движение, большевистский переворот и захват власти положили начало падению влияния религии в России. Победившие большевики не только активизировали процесс превращения церковных и монастырских земель в собственность советской власти, но и частично осуществили так называемые принципы "свободы совести", понимаемой как свобода вероисповедания, отделение церкви от государства, изъятие образования от участия церкви... С другой стороны, с ослаблением влияния церкви укрепились позиции сект, которые начали разрастаться в России со сказочной быстротой.
  Закрывая церкви, советская власть таким образом пыталась покончить с православием на Руси, но... Воспитанные на вере в Бога люди не могли так вот просто, как требовалось, взять и выбросить Хоспода из души, а потому они стали искать утешение в сектах, распахнувших для своих адептов "гостеприимные" объятия.
  Весть о секте скопцов довольно быстро облетела улицы Бузулука. С каждым днём всё больше людей стали "заглядывать" на радения. Кто-то шёл ради любопытства, кто-то просто так, а кто-то... Поприсутствовав на радениях и даже приняв в них участие, большинство "любопытных" и "зевак" сами не замечали, как попадали под мощное влияние "живого Христа" - Ивашки Сафронова. А он изо всех сил изображал из себя Бога, да так талантливо, что самозабвенно входил в роль и действительно верил, что он и есть "тот самый спаситель человечества".
  Ивашка мастерски демонстрировал "патологическую одержимость" и свою "христианскую чистоту и праведность". С пеной у рта он убеждал приходящих, что только оскопление подтверждает их преданность Иисусу Христу гораздо сильнее, чем у всех остальных верующих.
  - Ежели вы не веруете в Хоспода, голуби, - нараспев разъяснял Сафронов "гостям" радений, - то вам лутше не ходить к нам и не трогать сваво грешнова тела. А ежели веруете всей душой и всем сердцем, то оскопляйтеся и ступайте чистыми в Царствие Небесное!
  - Аминь! Восславим Хоспода! - хором вторили ему скопцы.
  А в это время Ивашка продолжал:
  - Ежели те, хто пришёл к нам нынче, принесли с собою злобу и недоверие, ступайте в обрат, ибо не будете вы приняты на корабль наш и не станете белыми голубями , коими мы являемся!
  Скопцы в это время начали размахивать руками, пританцовывать на месте и нараспев повторять: "Хосподи Иисусе! Хосподи Иисусе!" А Ивашка, облачённый в блестящие церковные одеяния, сильно грохнул о пол посохом и пустился в пляс. Все, кто присутствовал в подвале, - и скопцы, и "гости" - встали в круг и помчались за "Христом" следом, топая в пляске ногами и выкрикивая молитвы. С каждой минутой их голоса звучали громче и громче, пока не слились воедино.
  - Хосподи Иисусе! Хосподи Иисусе!..
  Сегодня религиозный экстаз захватил Аверьяна во много раз сильнее, чем всегда. Ему казалось, что скопцы особенно возвышенно распевают псалмы и пляшут намного ярче, чем всегда. Он легонько толкнул локтем Анну и шёпотом поделился с ней своими мыслями.
  - Чую, нынче што-то необычное? Можа, праздник какой?
  - А у скопцов всегда праздник, - прошептала в ответ девушка. - Как раденье, так и праздник! Если не будем стараться, то гости станут смеяться над нами. А вот если постараемся и все возьмутся выплясывать рядом с нами, то тогда никто уже не скажет про веру нашу ничего плохого и что будто нет в ней священной силы!
  Пришедшие на радение посторонние люди делали всё то же самое, что и скопцы. Они копировали движения сектантов, постепенно впадая в состояние экстаза. Иначе поступать гости не могли. Всё "иное" могло быть истолковано скопцами как прямое оскорбление их религиозных чувств и знаком неуважения по отношению к их вере.
  - Восславим же Хоспода нашева! - завизжали Агафья и Акулина. - Уверуйте в Иисуса Христа, голуби! Ведь он вота. Хосподь средь нас! Он с нами!
  С этими словами они поспешили к Ивашке и взяли его под руки. Тот полным торжества взглядом осмотрел как скопцов, так и гостей и некоторое время наблюдал, как они, тяжело дыша, всё ещё нашёптывают молитвы, шевеля губами. Потом он провёл по лицу ладонями. На его лбу выступили капли пота, но с губ не сходила блаженная улыбка.
  - Я люблю вас, голуби мои! - воскликнул Ивашка, обнажив крупные зубы. Его громкий голос перекрыл даже общее пение скопцов.
  Аверьян покосился на Анну, наблюдая за её реакцией. Девушка нервно закусила губу и хищно прищурилась. Затем она что-то прошептала и сжала руки так, что у неё побелели костяшки пальцев. Анна откровенно ненавидела сейчас "Христа" Ивашку и не делала из этого секрета. А вот Агафья и Акулина...
  "Богородицы" грохнулись перед Сафроновым на колени и, глядя на него безумными остекленевшими глазами, зычно заголосили:
  - Хосподь ты наш, Иисус Христос!
  - Хосподи, я готов помереть, ежели ты захотишь забрать меня! - в экстазе вторил им Стахей Голубев.
  И тут же круг вокруг Ивашки замкнулся. Сектантам и тем, кто присутствовал в молельном подвале, захотелось дотронуться до "живого Христа".
  - Голуби мои! - подняв руку, заговорил Сафронов. - Все нынче зрили воочию, как на меня снисходит Святоц Дух?!
  - Да! - выдохнула толпа, всё ещё находящаяся в состоянии экстаза после радения.
  - Тех, хто оскопится, на тово тожа снизойдёт благодать Небесная и Святого Духа! - продолжал "агитировать на свой корабль" Ивашка. - Оскопление - энто благодать Неземная, и мы все должны выполнять волю Хоспода! Нам надо делать всё так, как указано в Евангелие от Матфея! А указано нам, што оскопление - есть очищение от всех грехов!
  Сафронов говорил ещё долго, и каждое слово его проповеди било точно в цель. Как только он замолчал, из толпы к нему протиснулся Егор Мехельсон, держа за руку крепкого подростка с рябым лицом и испуганными глазами.
  - Господи Всемогущий! - воскликнул Егор, падая на колени перед Ивашкой и увлекая за собой подростка. - Оскопи вот племянника моего, молю тебя! Хочу, чтобы он очистился от скверны нынешней и голубем белым взлетел на корабль веры нашей!
  Видимо, эта выходка Мехельсона была неожиданна и для Сафронова. Сначала он явно смутился, округлил глаза и быстро взял себя в руки.
  - Хто ты есть, чадо моё? - спросил Ивашка у подростка, кладя ладонь ему на плечо.
  - В-Васька я, Н-Носов... - ответил тот, заикаясь от волнения.
  - Племяш он мой, - оживился Егор. - Сестра померла, а мальчонку сиротой оставила.
  - Он истину молвит? - спросил у подростка Ивашка.
  Тот стоял ни живой ни мёртвый и во все глаза таращился на "живого Бога".
  - Ну чего ты, не молчи! - дёрнул его за руку Егор, и тогда Васька, заикаясь и дрожа, заговорил:
  - Д-да. Д-дядя Е-Егор в-всегда х-хорошо с-со м-мной о-обращался... К-кормил и ж-жалел м-меня. А-а п-потом с-сказал, ш-што э-эдак л-лучше б-будет...
  - Истинную правду твой дядя говорил тебе, - вздохнул Ивашка и потрепал волосы на голове подростка. - Хорошо жить теперь будешь. Станешь святым, а душа будет, как у ангелочка! Блудить не надо будет. И богатство ждёт тебя на земле, а в небесах бессмертие!
  - А-а-а ешо-о-о д-дядя о-обешшал м-мне, ш-што т-три т-тулупа о- отдаст и д-дом э-этот в-вот о-отпишет? И д-денег м-много о-обещал, и-и-и...
  - Раз обещал, знать эдак и поступит, - поспешил заверить его и притихших слушателей "Христос-Ивашка". - У нас всё общее, и мы не токо кажный для себя, а для всех живём!
  - Чтоб у тебя язык отсох, - прошептала стоявшая позади Аверьяна Анна. - Мальчонку жаль. Ещё жизни не видел, а уже в инвалиды угодит.
  - Но он же сам тово хотит? - обернувшись, прошептал Аверьян.
  - Башку ему задурили, - последовал ответ девушки. - Как и тебя дурят, будто осколком снарядным Святой Дух тебя оскопил.
  - Который раз ты мне об том талдычешь, Анька, - нахмурился Аверьян. - А не наговариваешь ли ты со зла на Ивашку нашева?
  - Я?! - поджав губки, возмутилась девушка, и её восклицание было таким громким, что привлекло внимание присутствующих.
  Аверьян даже испугался, увидев десятки пар глаз, уставившихся на них.
  - Пора на покой расходиться, голуби мое, - отвлёк на себя всеобщее внимание Ивашка. - Утро вечера мудренее. Спите спокойно и хорошенько над словами моими поразмышляйте. Хто на корабль наш засобирается - милости просим! Токо покой и Царствие Небесное отныне и навсегда ожидают нас!
  ***
  Оскопление племянника Егора Мехельсона было назначено на следующий день.
  Аверьян с Анной более часа беседовали с Васькой после радения, пытаясь отговорить от опрометчивого поступка. Но мальчик был упрям и ни на какие уговоры не поддавался. Разочарованные, они разошлись спать.
  Скопцы с утра натопили баню, хорошо отмыли и отпарили в ней Ваську, после чего облачили подростка в белое новое нижнее бельё. И вот Сафронов вошёл в предбанник.
  Баня была залита красновато-розовым светом солнечных лучей, пробивающихся через закопчённое окно. Заблаговременно опоённый снадобьями подросток лежал на полке, укрытый до подбородка белой влажной простынёй. Солнечный свет коснулся рябого лица Васьки и превратил его в маску, на которой застыло выражение глубокого смирения, терпения, готовности принять на себя тяжкую ношу и огромного, невысказанного горя. Когда Васька увидел входящих в баню скопцов, губы его задрожали, а из глаз выкатились две слезинки.
  - И какова рожна ты эдак нас слезами встречаешь? - спросил, улыбаясь, Ивашка. - Ты радоваться должен, Василёк! Ужо щас уберём у тебя удесных близнят - и всё зараз. Малой печатью эдак тебя отметим.
  - З-знаю я, - прошептал одними губами несчастный подросток. - П-пожалуста, с-скорее в-всё д-делайте. Б-боюся я, ш-што п-помру, п-покуда б-благодать н-на м-меня с-снизойдёт.
  Васька разволновался. Простынь у него на груди то спускалась, то поднималась. Чистое полотенце, лежавшее на простыне, соскользнуло и упало на пол. Когда Аверьян наклонился за ним, подросток задрожал и закрыл глаза.
  - Ничаво, потерпи малёха, - прошептал зловеще Ивашка, приближаясь к мальчику. - Я быстро, я щас...
  - Ну, - так же тихо отозвался Васька и, помолчав, добавил: - Токо скорее. Все жданки уже прождаты.
  Сафронов, словно растягивая удовольствие, не спеша обмыл нож горячей водой и смазал его салом. Выражение его лица было таинственным и сосредоточенным. Видимо, возбуждаясь от предстоящего, он задышал учащённо и...
  Савва схватил мальчика за ноги и развёл их. Аверьян, обливаясь потом, взял Ваську за руки и, закрыв глаза, отвернулся. Внутри забурлили угрызения совести. А "Христос" Ивашка взялся за дело...
  С мастерством бывалого мясника Сафронов владел острым ножом. Первоначально он ампутировал у подростка яички с частью мошонки. Достигнув тем самым первой чистоты, Ивашка решил не останавливаться на проделанном.
  - Крепше держите! - крикнул он Савве и Аверьяну. - Ключ бездны заодно оттяпывать буду.
  - Царскую печать ставить? - удивился Савва.
  - Её самую, - истерично хохотнул Ивашка, беря член подростка дрожащими окровавленными руками. - Ну-у-у... добро пожаловать на наш корабль, голубь белый! Токо помирать не смей! Мы тебя для лутшей жизни зараз готовим!
  За время чудовищной кастрации мальчик только стонал. Он ни разу не крикнул и не пытался вырваться. "Видать, опоили какой-то хреновиной, - думал Аверьян, выходя из бани. - Ну и дела здеся творятся, Хосподи, неужели ты энтова не видишь?"
  Он не устал, но чувствовал себя совершенно разбитым. Аверьян сопоставлял себя со страшным злодеем, только что совершившим чудовищное кровавое преступление, которому нет ни оправдания, ни прощения. "Но ведь ты не по своей воле?" - попробовала оправдаться стонущая совесть. Но вид окровавленного Васьки тут же заслонил её и окончательно лишил Аверьяна душевного равновесия.
  Опустив голову, он шёл к дому, не видя ничего вокруг. Изуродованное тело подростка мелькало перед глазами, и его губы шептали: "Што же вы со мною сделали? Ведь не эдак обешшали?"
  Хотя на улице было прохладно, Аверьяну вдруг стало жарко. Он расстегнул пальто, но облегчения не почувствовал. "Хосподи, што ни говори, а я виноват в евоном уродстве. Я ешо во много чём виноват, пошто не остановишь меня, Хосподи!"
  Погружённый в тягостные мысли, Аверьян начал озираться как человек, теряющий рассудок. Затем он остановился на крыльце и посмотрел на своё отражение в оконном стекле. Калачёв тяжело вздохнул и покачал головой, увидев осунувшееся лицо с глубоко запавшими глазами совершенно чужого человека. И тут он вдруг осознал всю никчёмность своего бытия. Он одинок и никому не нужен!
  Аверьян встряхнул головой. Чувство одиночества неожиданно сменилось нестерпимой душевной болью. Ему вдруг захотелось облегчить душу и хоть с кем-то поделиться горем. Если бы рядом была сейчас его жена Стеша, она могла бы выслушать его и понять!..
  И тут он вспомнил про Анну. Вот кто нужен ему сейчас! Девушка ненавидит скопцов, ненавидит их "Христоса", и ей он без раздумий и сомнений открыл бы свою душу. Рассказывать-то ему особо нечего, а вот облегчить страдания...
  Аверьян вошёл в дом и тут же спросил у пробегавшей мимо Агафьи:
  - Анна хде, не видела?
  Вид у него, должно быть, был страшный, так как Агафья шарахнулась от него в сторону, как от чумного.
  - Анна хде? - снова спросил Аверьян, глядя на неё. - Пошто зенки пялишь, бутто на мертвяка, а рот не открываешь?
  - Откель мне знать, хде Анька шатается, - хмуро ответила та. - А ты и впрямь с вурдалаком схож. Ночью узришь и не проснёшься вовек.
  - А ты дрыхни ночами крепше и больше молися перед сном, - огрызнулся Аверьян, направляясь к выходу. - А штоб вурдалаки не мерещилися, к "Христу" почаще прикасайся. Благо он не на небесах, а завсегда под рукой. И молитву послухает, и на сон благословит!
  4.
  Наступило лето 1920 года. С окончанием интервенции и Гражданской войны молодая Советская республика переживала исключительные трудности. Глубокая хозяйственная разруха, голод и обнищание были суровой действительностью тех дней. Фабрики и заводы простаивали из-за отсутствия сырья и топлива. В умирающем состоянии находился железнодорожный транспорт: повсюду замерли на вечных стоянках искалеченные паровозы и вагоны, мосты через реки разрушены. От бушевавших на полях губернии военных действий значительно пострадало сельское хозяйство.
  По мере того, как Советскую республику начал охватывать голод, наступило золотое времечко для кастрированных сектантов. Хотя скопчество всегда считалось вне закона, число его последователей продолжало расти. Более того, учение проникло в городскую среду и нашло много новых приверженцев. И какой бы абсурдной ни была вера скопцов, их деловая хватка оказалась крепкой. НЭП как нельзя кстати пришёлся для развития и укрепления секты. Ивашка Сафронов безошибочно угадал, что "время пришло", и рьяно взялся за дело...
  ***
  Лавку открыли на городском рынке. Раздобытые Ивашкой товары заняли свои места на полках, и торговля началась.
  После девяти часов утра на рынке стали появляться крестьяне, приехавшие из окрестных сёл. В руках у них были корзины, и все громко разговаривали.
  Увидев новую лавку, люди останавливались и, недоумённо пожимая плечами, переглядывались. Женщины подзывали мужей, дети родителей, и все наперебой восхищались торговой точкой.
  Ивашка Сафронов, стоя у дверей, буквально дрожал от переполнявшей его энергии. Он широко улыбался, с надеждой посматривая на подходивших людей, и бросал хмурые взгляды на Егора Мехельсона и Аверьяна Калачёва. Всем сердцем он уповал на то, что торговля будет бойкой, а выручка немалой.
  Однако покупатели не слишком спешили заходить в лавку. Поглазев на витрину и сожалеючи вздыхая, люди неторопливо переходили к соседней, более привычной для них лавке, которая торговала уже давно. Там они тоже останавливались, глазели на товары, но ничего не покупали. Ивашка с плохо скрываемой досадой смотрел им вслед, и в глазах его вспыхивали злобные огоньки. Как ему хотелось, чтобы покупатели заходили в его лавку и не выходили из неё без покупок!
  С унылым видом он подошёл к прилавку, ощущая слабость во всём теле.
  - Не извольте беспокоиться, Иван Ильич, - подал голос Егор Мехельсон. - Дело вовсе не в том, что наша лавка хуже других, и даже не в том, что мы будто бы торговать не умеем. Покупатели нынче бедны как мыши церковные. Война, разорение...
  Время приближалось к полудню. Людей на рынке становилось всё меньше, а лавка скопцов наторговала совсем немного.
  - Эдак дело не пойдёт, - сказал с понурым видом Ивашка. - Надо искать иные пути для добычи денег.
  - Ещё только полдень, к чему печалиться, - попытался успокоить его Мехельсон.
  Но охваченный тоской Сафронов прошёлся взад-вперёд по лавке, перебирая в памяти все способы, с помощью которых можно было бы дать толчок туго зарождающемуся бизнесу. Но подобрать что-нибудь более-менее подходящее было не так-то просто. Упадок чувствовался не только в торговле, но и везде - все обнищали, ничего не поделаешь.
  Однако Ивашка не терял надежды. Он искренне верил, что пусть не сегодня, так завтра дела всё одно пойдут в гору. Люди есть люди, и всем хочется есть, пить и хорошо одеваться. А если кто захочет что-то приобрести, предпочтение будет отдано лавке скопцов, так как в ней товары дешевле, чем у других.
  Эта мысль несколько воодушевила Сафронова. Он подозвал к себе Егора Мехельсона и Аверьяна.
  - Вот што, голуби мои, - сказал он им заговорщеским тоном. - Теперь поступим вот эдак, и никак боля.
  Егор и Аверьян непонимающе переглянулись.
  - Отныне эта вот лавка и доход с неё ложатся на ваши широкие плечи, - продолжил Ивашка. - Вы в ней днюете и ночуете! Товар тожа сами продаёте.
  - А радения как же? - высказался удивлённо Егор, которому не понравился замысел кормчего.
  - Поочерёдно приходить будете, - ответил тот. - Ваську ешо в помощь вам придам. Вот втроём и потянете лямку торговую. Егор ужо опыт в том имеет и тебя, Аверька, торговому ремеслу зараз обучит.
  - Позволь спросить тебя, Иван Ильич? - обратился Мехельсон. - Ты ещё что-то задумал, так ведь?
  - А энто ужо не вашева ума дело! - нахмурился, отвечая, Сафронов и нехорошо покосился на Аверьяна. - То, что я задумал, токо одново меня и касается. Так што делайте своё дело, а в мои дела носы свое не суйте. Знайте одно, што на одну казну все работаем, и усердствуйте, не ленясь, штоб мозги зараз жиром не обросли.
  ***
  Они встретились на берегу реки Самары. Произошёл короткий, но многозначительный разговор.
  - А ты хоть раз навестил жену и детей, Аверьян? - спросила Анна. - Как им живётся, знаешь?
  - Разве нынешнюю жизнь можно назвать жизнью, - посетовал он тогда. - Едва концы с концами сводят. Стешу в мастерские на работу шуряк пристроил, а мальцов в станицу к сродственникам свезли.
  - Она тебе сама о бедах своих рассказала?
  - Ни в коем разе. Я ей на глаза не показываюся, токо издали наблюдаю. Хотя и не узнает теперь она меня. Я ужо скоко знакомых повстречал, но ни один не признал Аверьяна Калачёва, так вот.
  - А может, тебя как раз сейчас семье и не хватает?
  - Могёт и эдак быть, - согласился Аверьян, горько вздыхая. - Токо вот... на кой ляд я им таперя нужон? Я ж не мужик и не баба. Я ж таперя калека никудышный и сам не ведаю, пошто Хосподь мне жизнь сохранил, а "хозяйства" мужицкова напрочь лишил?
  - Да разве щас супруге твоей до "хозяйства" твоего? - усмехнулась Анна. - Она как прожить думает да и деток на ноги поставить.
  - Ей брат Игнат подсобляет, червяк пронырливый.
  - Твой брат?
  - Еёный. Мое все братья и сёстры, сказывают, с Дутовым в Китай подались. А сродственники Стешки завсегда голодранцами были. Им с новой властью делить нечаво. Мое стали врагами и бандитами значится, а еёные все во власть полезли! Из грязи в князи значится. А Игнашка, подлюга, щас, говорят, в ЧК до начальника какова-то дослужился
  - А как он к деткам твоим относится?
  - Никак, - нахмурился Аверьян. - Смертным боем лупцует вражина. На двор, сказывали, вывел и давай с плеча нагайкой стегать! Мальчонки криком кричат, а он... Ладно Стешка вовремя подоспела, а то энто рыло пьяное до смерти бы мальцов забило!
  Аннушка слушала с широко открытыми глазами, в которых застыли боль и страдание. Она взяла мужчину за руку и взволнованно спросила:
  - Ты хотел бы жить в своей семье, Аверьян?
  - Ежели бы я токо мог! - с жаром ответил он.
  
  Всю минувшую неделю Аверьян думал об одном и том же. А сегодня...
  Они встретились у лодочной станции. Взгляд девушки был задумчив, на губах блуждала вялая улыбка. А вот лицо её было озабочено.
  Аверьян с трудом собрался мыслями.
  - Анна, - начал он, превозмогая нерешительность, - ты ведаешь, для чево я сюды тебя пригласил?
  - И да, и нет, - ответила девушка, глядя на реку.
  - Как энто? - не понял он.
  - Думаю, что на сердце слишком много грязи накипело, - предположила Анна. - Видать, высказаться захотелось?
  Аверьян озабоченно нахмурил лоб.
  - Обспросить тебя кое об чём хочу я, - сказал он, глядя поверх головы девушки. - Ты вот как к скопцам приблудилася? И ешо. Ивашка силком тя оскопил али по согласию?
  Хотя над городом уже сгустились сумерки, Аверьян заметил, как смутилась и густо покраснела его собеседница.
  - Не желаю я говорить о том, - сказала она наконец, поёжившись. - Из Тамбова пришли мы. Шли в Саратов, а пришли в степи оренбургские. А што, Ивану Ильичу здесь понравилось. Видать, он навсегда здесь обосноваться мыслит!
  - Видать, мало из тебя Ивашка кровушки попил, раз ты ево всё ешо по отчеству величаешь, - усмехнулся Аверьян.
  - Ещё бы, - вздохнула Анна. - Иван Ильич в Тамбове почитаемым человеком был! Купцом первой гильдии, вот кем был Иван Ильич! В своём доме он и скопцам приют давал. Много их у него тогда проживало. Многие "голуби" тогда все богатства свои Ивану Ильичу доверяли. По завещаниям тоже всё ему опосля отписывали. А когда слуги царя-супостата всё у скопцов поотнимали, а самих в Сибирь сослали, то... Всё, больше не хочу говорить о том! - девушка нахмурилась, подняла с земли камень и с силой запустила его в реку.
  - А ты? Как же ты с ними повязалася? - настаивал Аверьян. - Но не может быть тово, што подобру и согласию?
  - Я всё время у Ивана Ильича в прислужницах была, - нехотя пояснила девушка. - Привыкла я к нему и привязалася. А куда сиротке деваться было? Теперь куда Иван Ильич, туда и я, горемычная.
  - Тогда почему он оскопил тебя, милая? - удивился Аверьян. - Столько времени за собой таскал, а оскопил совсем недавно?
  - Всё, замолчь, уйду а то, - зло прошептала Анна. - Больше не хочу болтать об этом!
  - А Агафья и Акулина с вами пришли?
  - Да.
  - А Стахей, Савва, Авдей?
  - Тожа с нами.
  - И пошто тады Ивашка меня от смерти спас?
  - Никогда не говорил об этом. Сам у него спроси, если интересно.
  Анна замолчала и ушла в себя. Сколько Аверьян не задавал ей вопросов, она угрюмо отмалчивалась и прятала глаза. А когда наступило время прощаться, девушка вдруг взяла его за руку и посмотрела в глаза.
  - Иван Ильич человек хороший и добрый, ты не думай, - сказала она. - Только вот невзлюбил он тебя. Ума не приложу почему, но он готов тебя со свету изжить!
  - Меня? За што? - удивился Аверьян.
  - Лучше не спрашивай, а поберегись, - ответила Анна, собираясь уходить. - Чую я, что он чего-то супротив тебя замысливает, вот только что? Ума не приложу.
  Она повернулась и ушла, оставив Аверьян на берегу реки в полном недоумении.
  ***
  Прошло две недели. Всё это время Аверьян, Егор и его племянник провели в торговой лавке. Питались они там же, радения посещали поочерёдно. Каждое утро начиналось с того, что Егор Мехельсон вставал у двери и любезным взглядом встречал и провожал горожан, проходивших мимо. Если вдруг кто-то останавливался перед входом, Егор готов был из кожи вон вылезти, скаля угодливо зубы и приговаривая:
  - Зайди внутрь, мил человек, и выбери товар, достойный тебя! В нашей лавке всё недорого, только зайди и убедись сам!
  Если человек, поддавшись уговорам, заходил в лавку, чтобы посмотреть на товар, Мехельсон тут же развивал бурную деятельность. Он и Васька ловко и настырно обхаживали покупателя, следя за каждым его жестом. Как только взгляд человека останавливался на какой-нибудь вещи, Егор с племянником тут же хватали её с прилавка, уговаривая разглядеть получше. Еврей то и дело окликал Аверьяна, который, стоя в подсобке, через дверь наблюдал за торговлей. Тогда тот выносил ещё товары и раскладывал их на прилавке.
  В подобных хлопотах проходили дни. Худо-бедно, а торговля потихонечку набирала обороты. Егор Мехельсон хоть и выматывался за день, но к вечеру ликовал. Он открывал кассу, извлекал из неё конторские книги и долго щёлкал на счётах, затем хмурился и вздыхал, думая, что торговля могла бы идти значительно лучше.
  - Слишком цена низкая, - вздыхал Егор, убирая счёты. - Если продавать по ценам нынешним, торговля, конечно, пойдёт. Надо будет малой ценой завлечь покупателя, а потом незаметно поднять цены. Вот тогда всё будет хорошо!
  Его заманчивые рассуждения прервал неожиданно появившийся в лавке Ивашка. Взгляды Аверьяна и "Христа" скопцов встретились. Калачёву ничего не оставалось, как выйти из подсобки и идти навстречу Ивашке.
  - А-а-а, Иван Ильич, родненький! Никак не ожидали вашего сегодняшнего посещения! - Егор ткнул локтем в бок племянника, и тот быстро поднёс хозяину табурет.
  Ивашка присел перед прилавком и, сложив перед собой руки, выжидательно посмотрел на Мехельсона. Тот схватил товарную книгу и трясущимися руками поднёс хозяину. Егор пошевелил губами, собираясь что-то сказать, но Ивашка уже раскрыл её.
  - Торговля налаживается, Иван Ильич, - проговорил вкрадчиво Мехельсон, пытаясь прочесть на лице хозяина его настроение. - Мало-помалу, но...
  - Да, да, судя по записям, дело сдвинулось с мёртвой точки, - Ивашка водил указательным пальцем по исписанной странице. При этом он всё время поджимал губы, будто ему очень трудно было говорить.
  Мехельсон метнулся к кассе, выбрал из неё деньги, вырученные от сегодняшней торговли, и передал их Сафронову.
  При виде того, с каким усердием Ивашка пересчитывает наличность и, весь дрожа от жадности, убирает её в кожаный кошель, Аверьян не мог удержаться от вздоха отвращения.
  - Ты вот што, - сказал Ивашка, поманив Егора пальцем. - Ты научил ево торговать? - и он кивнул в сторону Аверьяна.
  - Когда я продавал товар, он всегда рядом был, - ответил Мехельсон, недоумённо глядя на хозяина.
  - Как мыслишь, без тебя справится?
  Егор пожал плечами:
  - Если только племяш подсобит.
  - С Васькой, стало быть, справится?
  - Ну, наверное.
  - Я тебе другое дельце приготовил. Там твоя жидовская хватка нужна. Давай передавай товар Ваське и Аверьяну, а сам айда за мной...
  ***
  Наступил август. Торговля в лавке начала давать хорошие результаты. Ежедневная выручка, невзирая на надвигающийся голод, составляла внушительные суммы. Аверьян удачливо и ловко торговал за прилавком, а Васька носился в подсобку за товаром. Вытирая вспотевший лоб, весь возбуждённый, он восхищённо спрашивал:
  - На скоко севодня продали, дядя Аверьян?
  А когда тот отвечал, паренёк весь светился от радости и приговаривал:
  - Ну ты даёшь, дядя Аверьян! Егор вон, дядяка мой, хоть с малолетства торговлишкой промышляет, но ему за тобой не угнаться!
  Хотя у Аверьяна по случаю оживлённой торговли не сходила с лица дежурная улыбка, сердце изнывало от непонятной тревоги.
  - Аверьян, а ты веришь в Бога, которому православные поклоняются?
  Те несколько месяцев, которые он провёл в секте скопцов, Калачёв не был уверен в этом. А теперь, после заданного Васькой вопроса, Аверьян почувствовал необходимость в пересмотре этого мнения. Сегодня он вдруг увидел в себе другого человека - не одураченного учением секты, одинокого и пропащего, а человека, говорящего о Боге и искренне верящего в Него. У Аверьяна появилось чувство, что он находится в нескольких шагах от истины, и оставалось только пройти это короткое расстояние, чтобы постичь её.
  Он не понимал, что на него нашло. Может быть, благодать небесная? Жизнь среди скопцов чуть оживила его, а влияние Ивашки изменило. Аверьян почувствовал, что, поддавшись однажды учению секты, он удалился от Бога истинного, настоящего, и страстно возжелал раскаяться и вернуться к ясности белого и чёрного.
  У него на лице заблестели капельки пота. Вся жизнь промчалась перед глазами, как у человека, собравшегося умирать. Он видел её так ясно, как будто всё было лишь вчера. Аверьян почувствовал невероятную физическую усталость. Всё потеряно...
  Чтобы поднять дух и разогнать кровь, он решил прогуляться.
  - Пойду пройдусь, - сказал он Ваське. - На душе штой-то муторно. Когда Калачёв привычно побрёл в сторону реки, прохожие бросали на него любопытные взгляды. "Я, наверное, гляжусь, как пугало", - подумал он. Эта мысль доставила ему некоторое удовольствие. Недалеко от рынка назревала драка - двое подвыпивших мужиков обменивались оскорблениями и бранью, а девицы с интересом наблюдали за ними, воинственно подбоченившись. Аверьян прошёл мимо.
  Ближе к реке людей стало попадаться меньше. Но это не смущало его. Он знал, куда идёт. Его сердце забилось сильнее, когда он остановился у ворот своего дома. Аверьян долго наблюдал за крыльцом и окнами, желая увидеть хотя бы издали жену и детей. Он долго решался на этот шаг, но, вспомнив о своём увечье, тут же замыкался, оставаясь наедине с горем. Но сегодня...
  - Эй, горемыка, чево у моей избы топчешься? - услышал он недружелюбный окрик. - Ты чево здесь вынюхиваешь, бестолочь? А может, избу купить хочешь?
  - Нет, нет, - ответил он незнакомцу в кожаной куртке. - Я ужо ухожу. Не серчай Христа ради.
  - Нет уж, теперь обожди, тля огородная, - ухмыльнулся тот, обходя Аверьяна и преграждая ему путь к отходу. - Щас мы документики твои поглядим и ближе познакомимся. - Он посмотрел по сторонам - нет ли поблизости любопытных, выхватил из кабуры маузер и приставил ствол к горлу Аверьяна.
  - Токо не ори! - предупредил зловещим шёпотом налётчик. - Отдай мне деньги, и с тобой ничево не случится. Только быстро соображай, мешочник, не то...
  Аверьян не шевельнулся. Неожиданность нападения ошеломила его, даже голова слегка закружилась. Бандит для убедительности надавил стволом пистолета ему на горло.
  - Деньги отдай, торгаш проклятый! Думаешь, я не знаю, сколько ты в своей лавке на рынке заколачиваешь? Я упрашивать тебя не собираюся, - заверил он. - Я застрелю тебя как врага народа и одёжку твою обыщу!
  - Спрячь пистоль, Игнаша, - сказал Аверьян, немало не напуганный действиями налётчика. - У меня нет при себе ничего ценного. Так што стоит ли грех на душу за непонюх табаку брать?
  - Ты откель меня знаешь, торгаш недобитый?! - Игнат пришёл в ярость, но он явно не узнавал зятя.
  - Пистолет убери, тогда и посудачим, - предложил Аверьян.
  - Нам не о чем с тобою судачить, контра недобитая, - прохрипел Игнат. - Документ давай, коли денег нету и не дури, без шалостей ежели не хотишь пулю в бошку!
  Свободной рукой он схватил Калачёва за пиджак и так рванул его на себя, что отлетели пуговицы. Аверьян, позабыв о ставшей уже привычной покорности, резким движением перехватил руку с маузером у своего горла. Игнат растерялся. Он не ожидал такой прыти от "торгаша и буржуя недобитого". А между тем зять завернул ему руку и легко, как у ребёнка игрушку, отобрал пистолет.
  - А я слыхал, што ты в ЧК служишь, шуряк, а ты вона... Разбоем промышляешь, паскуда!
  К Аверьяну перед лицом опасности явились былая отвага и уверенность, так долго подавляемые в нём Сафроновым. За этот день он прожил, передумал целую жизнь за последние месяцы. Он видел смерть, он видел, как убивают; его кастрировали - это было тяжёлое существование, а сейчас он снова обрёл себя, пусть не навсегда, а хотя бы на время.
  Аверьян всё ещё держал Игната за вывернутую руку.
  - Хосподи, да отпусти ты меня! - взмолился негодяй. - Разве не видно было, што пошутил я?!
  Аверьян посмотрел на его искажённое болью и страданиями лицо.
  - Што ты хотишь от меня, оборотень? Пошто эдак мучаешь?
  Куртка Игната распахнулась, и Аверьян успел заметить за поясом штанов рукоятку ещё одного пистолета.
  - Наган? - спросил он.
  - Нет, браунинг.
  Желая поскорее прекратить мучения, Игнат выдернул из-за пояса оружие и бросил его под ноги Аверьяна.
  - Вот и ево забери, товарищ. Токо руку отпусти Христа ради!
  - Подними и мне отдай, - потребовал Аверьян.
  Игнат присел на корточки, схватил браунинг и протянул его Аверьяну. Тот взял.
  - Я могу убить тебя, Игнашка, - сказал он с некоторой отрешённостью и даже ленью.
  Тот закрыл глаза и стал покорно ждать. Но Аверьян не выстрелил:
  - И убил бы, не будь ты, дерьмо собачье, братом моей Стешки!
  Он развернулся и пошёл. Держась за плетень у ворот, Игнат проводил его долгим взглядом, после чего, словно спохватившись, начал громко кричать, размахивать руками и материться. Он не отдавал себе отчёта в своих действиях и удивлялся этому дикому приступу ярости. Игнат всё ещё матерился и орал, когда над головой громыхнуло и засверкали молнии.
  - Аверьян! - воскликнул он наконец членораздельно. - Как ты изменился, сучья рожа! Но теперь всё, тебе от меня никуда не деться, выкидыш пёсий!
  ***
  На следующий день Аверьян не вышел к покупателям. Пока Васька Носов занимался торговлей, он отлёживался в подсобке и размышлял о своём.
  Ближе к полудню в лавке не осталось ни одного покупателя. Мальчонка отпросился куда-то на пару часов и ушёл. Несколько минут в лавке не было слышно ни звука. Открылась дверь, раздался стук каблучков.
  - Хто там? - крикнул Аверьян, подскакивая на лежанке.
  - Это я, - послышался знакомый женский голос. - Позволишь войти?
  - Ты осмелилась прийти ко мне днём? - удивился Аверьян и тут же поправился: - Мне казалось, што тебе не можно отлучаться с "корабля" в эту лавку, в которой я веду торговлю?
  - Так и есть, нельзя, но бывает, что и можно! - ухмыльнулась не слишком-то весело Анна. - Может, ты закроешь лавку на время? Или будем разговаривать с оглядками на дверь?
  - Да-да, конечно.
  Аверьян запер дверь. Девушка вымученно улыбнулась и, не дожидаясь приглашения, присела, не спуская с Аверьяна настороженного взгляда.
  - Ты уж не взыщи, что я вот так вот, не спросясь, припёрлась, - сказала она, ничего конкретно не имея в виду. - Просто мне кое-что сказать тебе захотелось, а потом сам суди - что и как!
  - Есть хотишь? - спросил Аверьян, указывая на стол. - Я в самый раз перекусить малёха собирался.
  На столе лежало несколько картофелин в мундире, луковица, соль, пучок укропа и кусок чёрствого хлеба.
  - Я не ждал тебя, - продолжил Аверьян. - И не гляди на меня, как на чучело!
  - А ты сам себя в зеркале видел?! - усмехнулась Анна и взяла в руки картофелину.
  Аверьян смотрел, как девушка очищает картофелину от кожуры, подсаливает её и ест. То, что он сейчас чувствовал, глядя на неё, напоминало панику. Ему хотелось спрятать это чувство, чтобы не выглядеть дурнем.
  Когда Анна перекусила, они поговорили о том, о сём, особенно как трудно жить в это неспокойное время. Девушка говорила обо всём и ни о чём. Было похоже, что она чем-то смущена и никак не может решиться высказать то, с чем пришла.
  - О-о-о, - сказала она наконец. - Я, наверное, говорю много лишнего?
  - С чево взяла?
  - Мне так показалось.
  - Ты севодня... Я вообще не вразумляю, в какую дуду дуешь.
  - В чё дую?
  - В дуду! Токо ты не серчай. Энто так у нас говорят, к слову. Просто я щас слухаю тебя и в толк не возьму - што ты мне эдакое обсказать мылишься, Анютка?
  - Ничево. Зашла вот мимоходом поговорить. А что, нельзя было?
  В голосе девушки прозвучали нотки обиды, а в голосе не чувствовалось ни малейшего энтузиазма. И вдруг она заёрзала на табурете, видимо, начиная нервничать и злиться.
  - Чего-то ты не больно приветлив нынче? - спросила она. - Гляжу, не ко времени я заявилася.
  Анна вскочила и поспешила к выходу. Аверьян увидел, идя следом, как она нервно дёргает задвижку. Он подошёл к ней.
  - Обожди, не суетися, - сказал он, глядя на спину гостьи. - Чево зашла-то? Пошто рвёшь и мечешь, бутто обсердилась на что? Иль я и впрямь не угодил чем?
  - Не на тебя я злюся, - залилась слезами Анна. - Иван Ильич... он... он...
  - Уж не помер ли часом? - спросил Аверьян с надеждой в голосе.
  Девушка всхлипнула:
  - Он... он...
  - Да што он, дурёха?! - прикрикнул Аверьян. - С ума спятил али ешо што непотребное выкинул?
  - Он... он... он полюбовницу новую завёл! - ошарашила его невероятным ответом Анна.
  У Аверьяна аж рот открылся от изумления. Он смотрел на плачущую девушку не мигая и не верил своим ушам.
  - Видать, ты спятила, Аннушка? - выдавил из себя Аверьян, поглядывая на неё недоверчиво. - Ведь быть такова не могёт?!
  Вместо ответа девушка зарыдала ещё громче. Размазывая по щекам слёзы, она воскликнула:
  - Разве до шуток мне теперь? Он... он... он снова за старое взялся. А ведь обещал! Клятвенно обещал!
  - Ежели не он и не ты спятили, то, выходит, рехнулся я! - Аверьян задыхался от волнения. - Да он же оскоплённый? Да он же кастрат, как и все мы, без мужских причиндалов?! Да он...
  - Это вы все дурни оскоплённые! - истерично взвизгнула Анна. - Иван Ильич все "причиндалы" при своём теле содержит! Так-то вот!
  - Постой, не гони, об чём ты мелешь, Анна? - закричал на неё Аверьян. - Ты бреши-бреши, да меру знай! Ивашка не могёт быть неоскоплённым! Он же есть сам "Христос на корабле скопцовом"?
  - Да он никогда скопцом не был, дураки вы набитые! - нервно рассмеялась девушка. - Он всегда был купцом и уважаемым человеком! Иван Ильич верховодил скопческим кораблём на Тамбовщине. В его доме всегда скопцы собиралися, и радения проводили тоже в доме его! И никогда он оскоплённым не был, хотя других оскоплял с превеликим удовольствием!
  - Так значится, - прохрипел Аверьян сорванным от сильнейшего волнения голосом. - Но для чево он людей калечил? Для какова ляду он всех к кастрации призывал?
  - Для тово, чтоб "Христосом" промеж них слыть и подчинить всех своему влиянию! - ответила Анна с ожесточением. - Если люди стремились на "корабль" скопцов, чтобы стать богатыми, то Иван Ильич оставался на нём, чтобы стать ещё влиятельнее и богаче! Ведь если богачи-скопцы завещали всё своё имущество беднякам-скопцам, то купец Сафронов обогащался сам! Вот таким, кому всё завещали бедные и богатые, был в самый раз Иван Ильич Сафронов!
  Аверьян едва удержался на ослабевших ногах.
  - Ты хотишь сказать, што Ивашка богат немеряно?! - спросил он, бледнея.
  - Да, - ответила Аннушка. - С его деньжищами... - она вдруг осеклась и замолчала, видимо, боясь сболтнуть лишнее. Но Аверьяна не волновали несметные богатства лжепророка скопцов. Ему вдруг захотелось узнать как можно больше о самом "пророке" и почему он вдруг...
  - Выходит, он оскоплял людей, себе подчинял, бошки им дурачил, а сам... - Аверьян вдруг посмотрел на девушку страшным, не обещающим ничего хорошего взглядом: - Постой, а для чево ты мне всё энто порассказала, Анна?
  - Захотела, чтобы знал ты, - призналась она, опуская глаза в пол.
  - Кроме Ивашки, ещё неоскоплённые в секте есть?
  - Все оскоплённые, кроме него.
  - А женщины?
  - Тоже.
  - А кроме меня, ешо хто знает об том, что ты мне поведала?
  - Все знают, хто с нами из Тамбова прибыл.
  - И не возмущаются?
  - А кому это надобно на руку дающую голос возвышать?
  Аверьян, чтобы устоять на ногах, опёрся на прилавок. Голова гудела, пот струился по лицу, а язык прилип к нёбу. Он во все глаза смотрел на бледное лицо девушки, пытаясь отыскать на нём хоть намёк на подвох. Но как он ни старался, так и не увидел и тени затаённой насмешки. Весь её опустошённый вид говорил, что девушка далека от каких-либо шуток.
  - Когда Иван Ильич тебя по дороге подобрал, - неожиданно прервала молчание Анна, - все уверены были, что не жилец ты на свете белом. Вот он и решил из тебя осколок вынуть, а заодно и оскопить. Он боялся позабыть, как это делается, вот и решил...
  - А я вот взял и выжил, - скрипнув зубами, прошептал злобно Аверьян.
  - Иван Ильич всем сказал, что это он сотворил чудо, - продолжила Анна. - Он всех убедил, что если бы не оскопил тебя, то ты бы обязательно помер.
  - Выходит, я ему ещё и подыграл, - ещё громче и злее проговорил Аверьян. - Помощь Хоспода Бога истинного он записал на свой счёт? Анна всплеснула руками.
  - Хосподи, Аверьян, ты только Ивану Ильичу о сеём не говори, - зашептала она взволнованно. До неё, видимо, только дошло, что она наговорила лишнего. - Он... он...
  - Ничево не скажу никому, не трясися, - заверил её Аверьян.
  - Он... он...
  - Успокойся, говорю, ни одна живая душа об нашем разговоре не проведает!
  - Обещаешь?
  - Обешшаю.
  Они помолчали.
  - Мыслю, ты явилася предложить мне што-то? - спросил Аверьян, посмотрев на притихшую девушку. - Или мне сеё почудилося?
  Она кивнула.
  - И што же, дозволь узнать?
  - Язык не поворачивается предлагать эдакое.
  - Убить Ивашку задумала?
  - Упаси Хосподи! - ужаснулась Анна.
  - Тады што? Может, кастрировать, как он всех нас?
  - Да.
  - Ишь ты. А пошто ко мне с эдакой просьбой обратилася?
  - Потому, что только ты сделать это сможешь!
  - Оскопить Ивашку?
  - Да.
  - И ты для тово мне всё понарассказывала, штоб привлечь на свою сторону?
  - Да.
  - Но с чево ты взяла, што я соглашуся на энто?
  - Потому што сыновей твоих он оскопить собирается, - ответила девушка, видя, как потемнело лицо Аверьяна. - И ещё он жену твою, Стешу, полюбовницей своей делает. Ежели не хотишь мне помочь, то...
  - Я убью ево! - взревел Аверьян. - Я ему не токо яйца отрежу, я ему всё, што промеж ног болтается, с корнем выдеру! Я...
  Аверьян увидел Ваську, и оставшиеся угрозы застряли у него в горле. Он сначала посмотрел на удивлённое лицо девушки, затем перевёл взгляд на рябое лицо подростка.
  - Как ты вошёл? - спросил он. - Дверь ведь была закрыта?
  - Ты что-то путаешь, дядя Аверьян, - улыбнулся ему мальчуган. - Когда я подходил к лавке, из неё покупатель вышел. А может, это вор был, дядя Аверьян?
  - Я, пожалуй, пойду, - засобиралась Анна. - Вы уж без меня тут разберётеся, кто заходил в лавку.
  - Хоть убей, но я ничего не слышал, - нахмурился Аверьян. - А ежели хто и заходил, то пошто бутто вор тайно и скрытно?
  Проводив девушку, Аверьян и Васька переглянулись.
  - Што делать будем? - спросил первым подросток.
  - Ясно што, пропажу искать, - ответил Аверьян задумчиво.
  - Думаешь, он что-то украл?
  - А ты разве эдак не думаешь?
  - Но в руках у нево ничаво не было?
  Аверьян задумался. В том, что в лавке кто-то побывал, он не сомневался. Не верить Ваське у него оснований не было. Но как этот человек открыл снаружи внутренний засов и незаметно вошёл в лавку? Он даже, видимо, не боялся быть пойманным. Но почему он это сделал?
  - Слышь, Васёк? - обратился он к мальчику. - А как тот "покупатель" одет был, ты не запомнил?
  - Как же, запомнил, - ответил Васька, хмуря озабоченно брови. - Пинжак кожаный на нём и фуражка тоже из кожи.
  Больше вопросов мальчику Аверьян не задавал. Он уже понял, кто был в их лавке незваным гостем.
  5.
  Откровение Анны повергло Аверьяна в трясину жесточайшей депрессии.
  - Хорошо хоть живой ешо, - озабоченно рассуждал Васька Носов, глядя на Ивашку Сафронова, зашедшего навестить больного в лавке. - Почитай всю ноченьку напролёт горел, как сковородка на керогазе.
  - И што, он так в себя и не приходил? - полюбопытствовал Егор Мехельсон, таращась на больного равнодушным взглядом.
  - А што будет, ежели он скопытится прямо здесь? - спросил озабоченно Савва.
  - Не подохнет, не надейтесь, - с невозмутимым видом возразил Ивашка.
  - А вдруг сомлеет? - упрямо стоял на своём трусливый толстяк. - Ведь Васька токо што сказывал, бутто он тлел всю ноченьку, как головёшка из костра вынутая?
  - Сомлеет - схороним, делов-то, - хмыкнул Сафронов.
  - А может, в больницу снесём? - зашептал торопливо Мехельсон. - Может, он болезнь какую заразную подхватил?
  - А што, вполне могло и эдакое случиться, - поддержал его Савва. - Скоко за день народу в лавку заходит. А за неделю и тово тьма-тьмущая!
  - Обождём ешо малёха, - буркнул Ивашка. - Этот голубок выкарабкается. Голову даю на отсечение, ежели хотите.
  - Так что, в лавке его оставим или в больницу свезём? - поинтересовался Мехельсон, озабоченно вертя по сторонам хитрыми глазками. - Если люди прознают, что в лавке хворый, да ещё умирающий - конец торговле!
  - Нам он эдакий тожа не нужон, - пробубнил Савва. - А вдруг позаражает нас всех?
  - Надо бы ночью ево вывезти отсель, - вставил своё слово в наступившей паузе Васька. - Человек всё же...
  - Вывозить, дык ночью тёмной, - с горячностью согласился с ним Савва. - Токо не к нам на "корабль" ево отвезть, а под двери больницы подбросить.
  - И я так думаю, - поддержал прозвучавшую идею Мехельсон и взглянул на Аверьяна: - Только вот доживёт ли он до полуночи?
  - Не в больницу, а к нам ево перевезём и знахарку позовём, - подвёл черту под разногласиями своим веским словом Ивашка. - Оскоплённый он, аль запамятовали вы об том? Поглядят на нево дохтора больничные, опосля слава об нас дурная пойдёт, бутто своех адептов в беде и хвори бросаем!
  Аверьян лежал на стареньком диване в подсобке, укрытый одеялом, вытянувшийся, расслабленный, не отрывая неподвижного взгляда от потолка, тихий и неподвижный, как покойник. Он не видел собравшихся рядом скопцов и не слышал их голосов. Мужчина был измотан высокой температурой. После жаропонижающих снадобий и отваров озноб утих, жар спал, а тело покрылось липкой испариной и стало вялым. Им овладели блаженство и полная апатия.
  Разлившийся по телу покой напоминал умиротворение весеннего леса. Теперь, казалось, он видит всё по-иному.
  Единственное, что сильно тревожило душу, - воспоминание о детях и жене Стеше. Он никогда так сильно не тосковал по ней и никогда так не сгорал от острого, непреодолимого желания увидеть её, может быть, заново прочувствовать мирные глубокие ощущения и её красоту. Сейчас он воспринимал всё намного серьёзнее, в своём пристрастии к страданиям воспринял бы Стешу как преданную и брошенную любимую жену. А вот возвращение к ней - означало бы очищение от скверны и прощение. А ещё...
  Дрожь глубокого необъяснимого предчувствия пробежала по телу. Совершенно неожиданно Аверьян осознал своё истинное состояние и положение. Словно в последнюю минуту ухватился за руку спасения, протянутую кем-то с небес! Сегодня тот день, когда снова обретёт себя. День возрождения? Да, наверное! Сегодня он окончательно, по-настоящему, навеки освободится от ужасного, страшного сна, который, к великому сожалению, являет собой действительность. А впрочем, эта действительность - так ли она страшна и ужасна? Не замыслили ли Бог и Судьба эдак вот испытать его? И выпадет ли ему ещё случай обрести милость испытания? Не постиг ли он теперь вещей, о которых стоило бы глубже поразмыслить, глубже проникнуть в их суть?
  Сейчас ему казалось, что в памяти всё откладывается медленно и мучительно, капля по капле, и так может тянуться всю жизнь. А он...
  Ивашка наклонился над его "ложем" - хмурый, недоверчивый, вспотевший от возбуждения.
  - Аверьян, голубок! - прошептал он, улыбаясь и щуря глаза. - Ты тута держися, слышишь? А нам вот покуда идтить надо. - Он кивнул на дверь.
  - Што?! Хто здеся? - неожиданно для всех встрепенулся больной, с трудом приподнялся с топчана, и вдруг всё поплыло у него перед глазами, он закрыл их и затих в напряжённой молитвенной позе.
  - Деды "пихто", - небрежно бросил Мехельсон.
  - Всё, за мной айдате, - поторопил всех Ивашка, направляясь к двери. - Васька, закрой за нами. А лавку нынче не открывай, нечаво народец понапрасну булгачить.
  ***
  За те три дня, которые Аверьян провёл в молельном доме скопцов, он успел оправиться от болезни и встать на ноги. Но непонятное окружающими равнодушие не покидало его. "Ну хорошо, - думал он, - пущай Ивашка оскопил меня, но што энто изменит теперь? Ведь яйца и елду в обрат не воротишь? И прошлова не вернуть?"
  Анна и горячилась, и сердилась на него. Она не могла понять Аверьяна. Этот человек словно раздвоился после болезни. В окружении скопцов - один Аверьян, наедине с ней - совсем другой. Аверьян - скопец, потерянный, вялый и равнодушный. А вот Аверьян рядом с ней - человек, способный к действиям и рассуждениям над совершёнными поступками. А в общем целом - Аверьян для всех, и для неё в том числе - человек-загадка: голова опущена, спина сгорблена... Что с ним? Какие мысли он вынашивает? Какие замыслы от всех таит?
  - Пойми, Аверьян, - убеждала она его. - Он же искалечил тебя. Он же твою жену полюбовницей сделал. Он же детей... сыновей твоих к вере скопцовской приобщить собирается. Остановить его надо, пойми!
  Аверьян упорно отмалчивался.
  Но Анна не прекращала попыток вывести его из апатичного состояния. Она убеждала, сочувствовала, наконец бранила и костерила на чём свет стоит. Но Аверьян не хотел или не мог преодолеть своей пассивности.
  Девушка хорошо видела его угнетённое состояние. И однажды в упор спросила:
  - Скажи-ка мне наконец, Аверьяша, мужик ли ты или тряпка?
  - Я то, што из меня сделали, я скопец - ответил он угрюмо. - И ничаво с собой поделать не могу, раз внутри всё померло! Куды бы я ни пошёл, што бы я ни сделал, всюду Ивашка стоит надо мной. Он бутто тень бесовая, што за грешником завсегда везде ходит.
  - Тень бесовская? - переспросила Анна. - А ты, голова садовая, не думаешь, что тень эта "бесовская" скоро деток твоих оскопит? А супруга твоя уже во грехе с тенью энтой путается? Неужели всё это тебе безразлично?
  Аверьян, кажется, впервые прямо посмотрел в глаза девушки, и она поняла, что ему действительно очень тяжело. Она взяла его за плечи и встряхнула:
  - Ты слушаешь меня или нет?
  - Слухаю, не сумлевайся, - вздохнул он.
  - Ты знаешь, что я правду говорю. И когда я злюся, то режу правду-матку не за глаза, а прямо в лобешник.
  Аверьян, удивлённый новыми неожиданными интонациями, зазвучавшими в голосе девушки, поёжился и трогательно вздохнул. Будто всеразрушающий смерч пронёсся в его душе. В жар и холод бросило Аверьяна, а лицо залилось краской смущения. Он вспомнил детей и Стешу. Нестерпимая боль сдавила грудь. Мужчина взялся руками за голову, ушёл в другую комнату, заперся там и погрузился в свои мысли.
  На другой день, точнее вечером, он встретился с Анной на улице, за забором. Аверьян взволнованно поздоровался с девушкой, торопливо предложил ей отойти куда-нибудь, где меньше народу. Он сам не знал, зачем это нужно ему. Но так хотелось душе.
  - Возьмём лошадей, - предложила Анна. - Мальцы к реке собираются купать лошадок. А вместо них мы с тобой поскачем...
  ***
  Уже стало смеркаться, когда они доехали до реки. Напоив лошадей, стреножили их и отпустили пастись. Аверьян и девушка уселись прямо на песок у воды.
  Прозрачная вода сверкала у их ног, и было видно белевшие на дне камешки. Над головою розовело закатное небо. Неподалёку слышалось довольное похрапывание пасущихся лошадей.
  - Век бы отсюда не уходила, - грустно прошептала Анна. - Однако уже скоро ночь настанет.
  - Ну и што с тово? - с безразличием отозвался Аверьян. - Пущай себе ночь настаёт. Нам-то што? Чай не заплутаем на городских улицах, кады в обрат поскачем?
  Анна взяла его руку и прижала к своей груди.
  - Всё равно нам придётся возвращаться на "корабль" наш сухопутный, - сказала она. - Сегодня будет большое радение. Наверное, ещё ково-нибудь оскопят.
  В ответ Аверьян только пожал её руку. Они ещё некоторое время любовались закатом, наслаждаясь тишиной и покоем тёмного летнего вечера.
  - Возвращаться надо, а мы сидим, - тихо сказала Анна.
  - Ничаво, успеется.
  - Хватятся нас и не знай чего подумают.
  - Не боися, в прелюбодеянии не уличат, - ухмыльнулся Аверьян, но потом заговорил серьёзно: - Не мысли, што им всем щас без нас худо и тоскливо. Оне радеют и выплясывают так, што пыль до потолка.
  - А ты не боишься, что нынче сыновей твоих оскопят? - вкрадчиво прошептала девушка.
  - А про жинку мою пошто зараз не спрашиваешь? - спросил Аверьян. - Мыслишь, што её Ивашка касаться не будет?
  Анна повернулась к нему в пол оборота и усмехнулась.
  - Что-то я не пойму никак, Аверьян, тебе что, вместе с яйцами мозги оттяпали? Я тебе уже вталдычивать устала, что жена твоя и дети в опасности, а ты... ты почему от них открещиваешься, скажи? Они же зёрнышки из семени твоего, Аверьян? Ты должен оберегать и защищать их?
  - Не морочь мне голову, Анна! - огрызнулся он, начиная заводиться. - Теперь я ломоть отрезанный. А ешо сумлеваюся в том, што Стешка нужду по мне испытывать станет, кады прознает, што оскоплённый я.
  - А дети? Ты о сыновьях своих вспомнил? Оне же калеками станут? Или тебе не жаль их вовсе?
  Аверьян обхватил голову руками.
  - А што дети... - вздохнул он. - Одно дело - жить со скопцами в сытости и гладости, а другое - ютиться в лачуге с дырявой крышей и голодным пузом. Война, разруха... Разве эдак, по-собачьи, жить лучше?
  - Война и разруха уйдут, - возразила Анна. - А твои мальчики... Они очень сообразительные и способные. Но если Иван Ильич будет усердно вбивать в их головы не мытьём так катаньем постулаты скопцов, то всё в их жизни может закончиться плачевно. Я же говорила тебе, Аверьян, что Иван Ильич человек хороший, но то, что он делает... Твои жена и дети уже участвуют в радениях, и они начинают верить, что учение скопцов правильное, необходимое и должно быть просто целью жизни всякого нормального человека. Неужели тебе хочется, чтобы твои дети стали скопцами, как и их мать с отцом?
  - Ну што ты от меня хотишь, Анька? - взмолился Аверьян. - Я ужо уяснил, што немыслимо пытаться вталдычить хоть што-то скопцам и "Христу" Ивашке! Днём меня слухать нихто не станет, а ночью... Во время раденья все находятся в трансе и ничавошеньки не соображают. Оне не видят и не знают, што творят и што вокруг делается!
  - А жену и сыновей ты должен отвадить от скопцов, - настаивала девушка. - Сам, чёрт с тобой, живи, как хочешь, а на своих ты должен оказать влияние и развенчать скопцовскую веру! Но следует быть осторожным, иначе Иван Ильич объявит тебя "демоном" или ещё кем хуже.
  - Никак не вразумлю, пошто он ешо не поступил эдак? - улыбнулся Аверьян. - А скопцы... Им больно хорошо на "кораблике" своём, и вреда от их учения никакова.
  - Так уж и никакова? - нервно хохотнула Анна. - А я вот думаю, что им уже скоро не до веселья будет. Что было в станице, не запамятовал ещё? Тогда нам повезло. Казаки не спалили нас в избах, а просто выставили вон! А здесь, в городе, может всё иначе сложиться. В одну из ночей вооружатся люди факелами, ворвутся в наш дом молельный и спалят всё дотла! Помяни моё слово, Аверьян, учение скопцов не воспринимают люди...
  - И потому ты хотишь, штобы я...
  - Я хочу, чтобы ты помог мне оскопить Ивана Ильича! - твёрдо ответила девушка на не озвученный до конца вопрос Аверьяна.
  - Дык ты ешо не отказалась от энтой паскудной затеи?
  - Я даже подумываю, не убить ли его, если кастрировать не получится. Не будет его - и секта распадётся. Никто уже не сможет заменить его на скопцовской "посудине"!
  - Всё энто суета, - покачал осуждающе головой Аверьян. - Смерть Ивашки не решит ничавошеньки. Он помрёт, а куды все мы денемся? Али ты запамятовала, што я на весь свой век обречён жить в общине?
  - Наверное, и впрямь вместе с "удесными близнятами" ты мозгов лишился, - вздохнула Анна. - Не хочешь помочь, я сама справлюсь. В отличие от тебя у меня ещё есть цель в жизни, и я достигну её, чего бы мне это ни стоило!
  Когда они оседлали лошадей и поскакали обратно, небо уже совсем потемнело. Ярко светила луна, и её света хватало, чтобы легко видеть дорогу. Они доехали до молельного дома без приключений, отвели лошадей в стойло и сняли с них уздечки и сёдла.
  ***
  Уже несколько месяцев прошло, как Аверьян вместе со скопцами поселился в городе Бузулуке, а вот встретиться с женой и детьми "времени как-то не находилось". Аверьян часто проходил мимо своей избы, и каждый раз что-то мешало ему зайти в неё. На сердце было неспокойно. И всё же он тянул день за днём.
  И среди скопцов он чувствовал себя неуютно. Аверьян не доверял им. Да и сектанты платили ему той же монетой. Они всегда смотрели на него подозрительно и отчуждённо. Когда он приходил в молельный дом, ни у кого из скопцов не оживлялись лица.
  Аверьян шагал по улице, опустив голову, погружённый в раздумья. А люди, догоняя и обгоняя его, спешили кто куда по своим "надобностям". Аверьян не обращал на них внимания, в голове кружились невесёлые мысли. Многочисленные заботы угнетали его сознание, и он никак не мог найти из этого хаоса хоть какого-то мало-мальского достойного выхода.
  Проходя мимо закрытой и разграбленной церкви, Аверьян остановился. Он увидел, как из ворот вышла Стеша и, не взглянув в его сторону, пошагала в сторону вокзала. У него заскребло на сердце. Да, да! Перед глазами Аверьяна возникли дом, дети, венчание в церкви... Дрожащие губы Стеши произнесли тогда перед алтарём : "Я люблю тебя и хочу быть любимой!" И вдруг Аверьян понял, почему он увидел Стешу выходившей из церкви. Она...
  Он прибавил шаг и пошёл за ней. Где-то в глубине души зарождалось смутное, до сих пор неизведанное чувство: было похоже, что он очищается от какой-то мерзкой скверны и одновременно наполняется чем-то новым и положительным.
  Шагавшая впереди Стеша неожиданно резко обернулась:
  - Здравствуй, Аверьян.
  Он едва не налетел на неё всем телом, не успев остановиться. Видя укоризненный взгляд Стеши, Аверьян поёжился. Жена, к которой всё это время он боялся приблизиться, стояла перед ним в простеньком сарафане, с белой косынкой на голове, раскрасневшаяся и красивая.
  - Думаешь, што я не углядела тебя у церкви? - сказала она не очень-то приветливо. - А я видела, што ты за мной топаешь. Што, совесть загрызла или соскучился?
  Щуря глаза, она смотрела на Аверьяна, ожидая, что он ответит. Но он то ли не догадался, чего она от него хочет, то ли слова застряли в горле, и ограничился неловким пожатием её руки, от которого Стеша слегка поморщилась от боли.
  - Не серчай, я задумался и... не сразу заметил тебя.
  - И об чём же думы твое? - теперь Стеша уже не могла скрыть обиды, и из её глаз показались слёзы.
  - Дык энто... Суета разная, - засуетился Аверьян, как пойманный с поличным жулик. Он был до того растерян, что не замечал ни обиды в голосе жены, ни её слёз.
  - Суета значится?! - теперь Стеша взглянула на него открыто и осуждающе. - А я-то грешным делом подумала, што ты в семью возвернуться возжелал? А я ужо тебя похоронила, кот ты блудливый.
  - Ежели похоронила, знать долго проживу, - хмыкнул Аверьян. - Люди эдак говорят, я сам слыхал. А домой вернуться я завсегда мечтал и мечтаю!
  - Мечтаешь?
  - Да.
  - Тады пошто прячешься по закоулкам, бутто пёс бездомный? Мне люди ужо давно сказывали, што тебя, козла, зрили, а я не верила им, дура бестолковая.
  Аверьян взял жену за руки и отвёл в сторону.
  - Понимаешь, - сказал он ей, глядя в глаза, - не мог я домой возвернуться. Не мог!
  - Другую встренул?
  Лицо у Аверьяна стало серьёзным, он покачал головой.
  - Негож я для жизни семейной таперя, - сказал он, пряча глаза. - Я не ужо тот Аверьян, каковым ты меня знала и помнишь.
  - А какой же ты стал? - чуть отступив назад, Стеша осмотрела его придирчивым взглядом с ног до головы. - Не золотой, гляжу, и не серебряный? Што в тебе эдакова, што выше нас себя ставишь?
  Аверьян устремил взгляд на церковный купол, возвышающийся за спиной супруги. Фуражка у него съехала на затылок, волосы прядями упали на лоб, а лицо стало сосредоточенным и сердитым.
  - Ты што, оглохла? - грубо прикрикнул он на Стешу. - Я разве непонятно сказал? Ступай домой, баба чёртова, опосля загляну и всё обскажу сызнова!
  - А нет у тебя дома, понял? - воскликнула в сердцах супруга. - У мя документ имеется, што сгинул ты, пропав без вести! Вот и проваливай туда, откель заявился!
  Стеша резко развернулась и ушла. Аверьян тоже поспешил унести подальше ноги, чтобы не заострять на себе внимания уже начавших останавливаться прохожих.
  Раздражённый до крайности встречей с женой, Аверьян вернулся в молельный дом, когда сгустились сумерки. Его встретила обеспокоенная Анна. Из подвала уже слышались пение и грохот ног. Скопцы радели. Аверьян умылся, сел к столу. Девушка молча поставила перед ним еду.
  - Где шлялся? - спросила она, глянув на него исподлобья. - В лавке тебя не было. Может, семью навещать ходил?
  В её голосе слышался упрёк. Аверьян ответил ей в том же тоне:
  - Стешку я встретил. В церковь она ходила.
  - В какую ещё церковь? - не поверила Анна. - Большевики все церкви позакрывали.
  - А она внутрь не заходила. У дверей помолилася и в обрат. Нас в этой церкви венчали с ней. Бутто вчерась сеё было.
  - И ты думаешь, что я поверю в твою брехню? - резко оборвала его девушка. - Не для того закрывали церкви комиссары красные, чтобы их снова открывать!
  Не желая больше пререкаться с настырной девушкой, Аверьян присоединился к радеющим скопцам. Вступив в круг, он затопал ногами с непонятной для себя яростью.
  Пение скопцов, как всегда, прорвалось к самой заветной струне его сердца. Мелодия напевов завладела мозгом. Она как будто звала его куда-то, потом с яростью, словно лавина извергающегося вулкана, ударялась о воду реки, шипя, рассыпалась тысячами брызг в клубах пара. Но вот вступила медленная, задумчивая и величественная мелодия, похожая на осенний листопад. И вот снова темп убыстряется, звуки снова набирают бешеный ритм, словно сверкают молнии и грохочет гром...
  Во время радений скопцы теряют контроль над собой. Аверьян привычно быстро достиг такого состояния. Что с ним творится в эти минуты? Слёзы сдавливают горло. Нет, нет! Это не слабость! В нём снова просыпается непокорность судьбе. Снова просыпаются надежды и желания... "Стеша теперь обо всём знает. Я сказал ей..." Должно быть, он выкрикнул сейчас эти слова, о которых думал, и начал ещё яростнее топать по полу. Глаза закрыты, а он раскачивается как маятник и топает, топает, топает...
  Кто-то тронул его за плечо. Аверьян почувствовал это, но продолжил свою бешеную пляску. Его охватил кураж! Но человек, который пытался привлечь его внимание, схватил его грубо за руку.
  - Энто хто меня тревожит? Што надо?
  Он открыл глаза и посмотрел на наглеца, позволившего себе отвлечь адепта от богослужения. Им оказался...
  ***
  - Значит вот ты хде окопался, зятёк! - ухмыльнулся Игнат Брынцев. - А мы уж с сестрой схоронили тебя, Аверьяша. Стешка долго верить отказывалась в смерть твою. Как щас погляжу - права была, однако.
  Ухмылка на лице шурина растаяла, чтобы уступить место выражению злобы и ненависти, затем вернулась - ещё более сияющей:
  - Хто бы только зрил щас тебя?!
  И теперь он уже раскинул руки для приветственных "родственных" объятий.
  - Когда ты мне руку чуть не сломал, я ешо сумлевался - ты или не ты! А теперь... Аверьян! Аверьяха!
  Аверьяну ничего не оставалось, как ответить приветствием на показную "радость" шурина. Они наполовину обнялись, пожали друг другу руки.
  Брат Стеши совсем не изменился. Хотя одевался не так, как прежде. Его волосы начали терять былую густоту, но в остальном он был по-прежнему всё тот же пышущий остроумием пройдоха и мошенник.
  - Значит ты к "кораблю" скопцов причалил! - противно хихикнул Игнат. - Вот чего-чего, а эдакой дурацкой выходки я от тебя не ожидал, зятёк!
  - У кажнова своя стезя в жизни энтой, - проговорил нехотя Аверьян. - Зато у тебя, судя по виду, тожа всё прекрасно?
  - И у меня всяко было, покуда тебя хде-то черти носили, - уколол его Игнат. - А у ково щас напряжек нет? За жинкой твоей вон приглядывал, штоб не скурвилась. Да и детишкам подсоблял всяко-разно. И твоя, и моя семьи... Все на моих плечах! А жрать все кажный день хотят. Вот и приходилось выворачиваться.
  - Зрил, как у тя энто получается, - подковырнул Аверьян. - От разбойника с большой дороги ничем не отличишь!
  - Энто я так, шутканул со скуки, - ни на грамм не смутившись, тут же нашёлся Игнат. - Подозрительным ты мне показался, вот и решил проверить!
  - А в лавку пошто тайком заглядывал? - спросил Аверьян. - Не мог по-человечески зайти, как все?
  Игнат посмотрел на него как на умалишённого.
  - О какой ешо лавке ты мне тут впариваешь? - округлил он глаза. - Меня, конечно, можно спутать с разбойником, но только спутать, понял? Сам посуди, для чё мне тайно вкрадываться куда-то, ежели я и не спросясь, по долгу службы, в любую избу и в любой магазин войтить волен?
  - Вот и я эдак же подумал, - кивнул Аверьян. - Могёшь так могёшь, а сам почему-то тайно влезть в лавку удумал.
  - Ты што, меня видел? - побагровел Игнат.
  - Нет, - честно признался Аверьян.
  - Тады хто посмел оговорить меня?
  - Не важно хто, важно, што тебя видели!
  - Обозналися значит, - ухмыльнулся негодяй. - Эдаких, как я, в городе много ходит!
  Игнат схватил Аверьяна за руку, оглянулся, отвёл его подальше от молельного дома и сказал, понизив голос до едва слышимого:
  - Знаешь што, зятёк мой любезный, я ведь сюды по делам службы заглянул. Усёк?
  - Што усёк? - не понял Аверьян.
  Игнат, надуваясь от важности, тут же продолжил непрерывную цепочку из замечаний и поучений.
  Как только он замолчал, чтобы перевести дух, Аверьян выждал момент и спросил:
  - А какие могут быть у тебя дела в молельном доме? Грехи пришёл замаливать или ешо по каким сурьёзным вопросам?
  - Да так, поглазеть на сборище вашенское заглянул, - уклонился от прямого ответа Игнат. - Определить вот хочу, пора вас гнать взашей али погодить малость?
  - А я вот подумал, что ты за пистолетами своими заявился?
  - И за ними тожа. Но просить их в обрат не стану. Не сумлеваюся, што ты и сам мне их щас отдашь.
  - А ежели нет? Што тогда?
  - Тогда в другом месте разговаривать будем. Только после разговора тово смертной казни через расстрел тебе не избежать!
  Игнашка говорил, подчёркивая каждое слово, как будто предъявлял ультиматум враждебной стороне.
  - Энто ты моех мальцов сюды приваживаешь? - спросил Аверьян, хмуря брови. - И Стешу под Ивашку тожа ты подсовываешь, шкура продажная?
  - Я? - Игнат нервно рассмеялся. Видимо, вопрос попал в самую точку.
  - Ты, хто ж ешо, - пронзил его грозным взглядом Аверьян. - Уж кому-кому, а мне доподлинно известно, што добродетели тебе неприемлемы. Ты к скопцам мою семью сбагрить хотишь, штоб зараз моею избою и пожитками завладеть.
  - Вот уморил, кастрат несчастный! - хохотнул Игнат. - Да твоя изба давно уже моя, понял! И тебя я никогда не забывал, зятёк. Вот токо и в мыслях не держал, што ты живым возвернёшься.
  Аверьян даже в темноте ночи почувствовал пристальный взгляд шурина. Он знал и помнил этот взгляд. Возможно, у Игната есть свои причины, чтобы быть здесь, может быть, он пришёл, чтобы присоединиться к скопцам, что было на него не похоже...
  - Какова хрена ты возвернулся? - спросил Игнат, сплюнув под ноги. Он был в ярости, и Аверьян чувствовал это.
  - Так Хосподу было угодно, - ответил он.
  - К скопцам в секту тебя тоже Хосподь твой послал?
  Аверьян не ответил, он даже бровью не повёл, услышав провокационный вопрос шурина.
  - Чаво молчишь, бутто говна в рот набрал? - наседал Игнат, бросая пугливые взгляды в сторону дома. - Чем тя скопцы эдаким приманили, што ты от яиц и от семьи своей зараз отказался?
  Аверьян промолчал и на этот раз, но на глазах его выступили слёзы сильной обиды.
  - Ладно, не сердись, - ослабил натиск шуряк. - Жив остался - и то хорошо! Раз ты здеся, среди скопцов затесался, значит у меня есть дело к тебе.
  - И тебе понадобится моя помощь? - проглотив ком в горле, поинтересовался Аверьян.
  - Верно мыслишь, зятёк... - кивнул Игнат.
  Аверьян смахнул рукавом слёзы. Он вдруг почувствовал себя достаточно сильным, чтобы задать пару наглых вопросов шурину.
  - Так пошто ты семью мою к скопцам сманиваешь? Эдак избавиться от них замыслил?
  Игнат нахмурился. Он пробормотал под нос какое-то ругательство и снова сплюнул.
  - Не тваво ума дело, - процедил он сквозь зубы. - Подсобишь мне кое в чём, в покое твоих оставлю. Не подсобишь... тады локти кусать будешь. Не обессудь.
  Аверьян осознал, что скользит по тонкому льду, но решил не сдаваться. Если Игнату понадобилась его помощь, то он должен будет потребовать что-то взамен.
  - Об чём я могу пожалеть, скажи на милость? - спросил Аверьян.
  - Об том покуда умолчу, - ответил тот таинственно.
  Аверьян недоверчиво хмыкнул. Ему не понравился ответ.
  - Тебе што и впрямь хочется знать большева? - насторожился Игнат. - Ну? Говори? Ежели есть сомнения, то выскажи их.
  - Я хочу знать, хде мои жена и дети? - сказал Аверьян, чеканя каждое слово. Его глаза уже привыкли к темноте, и он старался разглядеть лицо брата жены в окружающем мраке.
  - Нет их нынче здесь, - ответил тот. Голос Игната, обычно ровный, с лёгкой бравадой, сейчас был искажён до неузнаваемости. - Но с ними всё хорошо, не сумлевайся.
  Аверьян всё понял. Да и нетрудно было догадаться, что негодяй задумал какую-то афёру. Расчёт был прост. Он,тайком от Стеши, "продавал" её и детишек скопцам. Сектанты их оскопляли и тем самым лишали возможности возврата к прежней жизни. А Игнат, без особых хлопот, становился хозяином их имущества. Если скопцы попытались бы заявить права, то с мандатом чекиста и с маузером Игнат быстро указал бы им на "место"!
  - Ты кому служишь, иуда? - спросил Аверьян, глядя грозно на шурина. - Видать, ты и чекист, и разбойник заодно! Хороша власть советская, ежели ей вот эдакие проходимцы служат.
  Игнат не обиделся, а рассмеялся. Ему, видимо, даже польстил упрёк зятя.
  - Энто ты здорово щас сказанул! С таким нажимом, аж дух захватило! А я власти советской достойно служу, не сумлевайся. Твое вона все в Китай с Дутовым подорвались, а я... я лояльность власти новой возымел. Меня за то обласкали и на службу приняли! Так што не лайся на меня, говнюк кастрированный, и маузер мой обратно возверни! Щас со мной шутки плохи! Могёшь у ково хошь об том обспросить!
  - И кем же тебя приняли на службу? - спросил Аверьян. - Пошто здеся околачиваешься, а не дело своё делаешь?
  - А энто как сказать... Када ты был казаком, я бы тебе ешо ответил по-мужицки, а щас...
  Последняя фраза поразила Аверьяна с абсолютной точностью. Он сжал кулаки и бросил мрачный взгляд в сторону шурина.
  - Служба моя в том и заключается, штобы везде разом быть, - ответил вдруг Игнат. - Я вот щас подумал над предложеньем одним. Мой начальник... - он покосился на дверь, из-за которой всё ещё слышались пение и пляски скопцов. - Мне было велено искать подходящева кандидата на службу Республики Советской нашей!
  - А я-то здесь с какова бока припёка? - прошептал удивлённо Аверьян, пытаясь понять, куда клонит шурин. - Ежели што, то к службам я ужо и не пригоден.
  - Начальник мой человека велит найти, который одновременно по моему и по ево выбору будет достоин возможности вернуться в общество, имея за собою работу и должное самоуважение. Вот ты в самый раз и подходишь!
  - Што, теперя честной народ вдвоём грабить предлагашь? - горько усмехнулся Аверьян.
  - Ты што, сурьёзно ответить не могёшь? - рассердился Игнат.
  - Но ведь оскопленный я, сам ведаешь.
  - И што с тово? Не человек уже што ль? Без яиц и хрена ешо не значит што без совести, понял? Щас я не жду от тебя ответа. Помимо тебя я ешо с другими на сей щёт калякать буду. Но ежели ты согласие дать надумаешь, то я им всем по задницам мешалкой!
  Аверьян улыбнулся про себя.
  - Ты уразумел, об чём я речь веду?
  - Да вроде как уясняю.
  - Мой начальник нуждается в человеке, который будет верно служить Республике и разоблачать еёных скрытых врагов!
  Лоб Аверьяна покрылся морщинами. Подобного ему никогда и никто не предлагал. Игнат быстро почувствовал смущение зятя и решил тут же дожать доверчивого мужика.
  - Сызнова человеком себя почувствуешь, а не выродком церковным, - сказал он.
  Аверьян пожал плечами:
  - Не мыслил я как-то насчёт жизни новой. Всё энто время я верил, што секта мой дом. Нет, я не верил, што Ивашка Сафронов есть Христос, сошедший с небес. Только в одно верил я - энто в свою убогость и в то, што нет мне места боле возле людей, а есть место токо среди калек, мне подобных...
  Кивок Игната приободрил Аверьяна, и он закончил:
  - Но зла я скопцам не желаю, хотя и не верю в ихнее учение.
  - К жизни нормальной вернуться хотишь? - снова спросил шурин.
  - Хочу, но...
  - Никаких но! Как жить дальше мыслишь без скопцов и им подобных?
  Аверьян поморщился. Он не хотел говорить об этом. Это была его боль, он подавлял её, и сам должен был её излечить. Никто, даже дотошная Анна не смогла вытянуть из него малейшего намека о душевном состоянии. Но сейчас ему, видимо, придётся что-то сказать, ибо Игнат не отстанет от него.
  - Я не мыслю, как жить буду без себе подобных, - Аверьян попытался выразить спутанный комок своих ощущений, но, не найдя слов, резко заявил: - Я не мыслю, што снова с жаной и детьми жить буду. Не нужон я ей эдакий! И деткам тоже не нужон!
  Игнат ощутил острую боль в голосе зятя.
  - Не думай о том, башка садовая, - сказал он. - Ты даже эдакий нужон бабе будешь! Скоко мужиков на войне полегло... Тыщи! А у тя и руки, и ноги есть. Так што живи и радуйся!
  - А я потому к скопцам и прилип, кады прознал о своем ранении, - вздохнул Аверьян. - Ивашка ведь сказал, што энто осколком меня оскопило, а он, дескать, меня на обочине подобрал и от смерти спас. Как я мог эдакий в семью возвращаться? Я заставил себя отречься от семьи. Вот и всё.
  Выслушав его, Игнат дружелюбно улыбнулся.
  - Я не хочу лезть в твою жизнь, Аверьян, - начал он. - Хочу вот токо упредить, што в ЧК я служу. А борюся я... Одним словом, мы с тобою против влияния церкви и сект на людей бороться будем!
  - Вот значит как, - прошептал удрученно Аверьян. - А для чево с церковью воевать? Разве церковь враг государству?
  - Враг! - твёрдо заявил Игнат, - и не просто враг, а што ни на есть коварный! Религия отравляет умы советских людей, а энто недопустимо в нашей рабоче-крестьянской республике.
  - Скоко жил, не знал об этом, - изумился Аверьян. - Веруют в Христа люди, ну и пущай себе веруют. Разве батюшка с кадилом и крестом на пузе может быть врагом целой, вооруженной до зубов власти?
  - Тем-то религия и коварна, што туманит умы народные, - усмехнулся Игнат. - Вот хто ты? Верующий? А в ково веруешь?
  Аверьян растерялся. Он не нашел, что ответить на столь убийственные аргументы, и лишь развел руками.
  - Вот-вот, - продолжил шурин назидательно, - ты не веришь в Бога, а веришь в то, что веришь в него!
  - Но... я...
  - Ты лехко поменял веру, Аверьяха! Ты верил в Христа небеснова, а теперь веришь в Христа земного. А не грех ли это великий, зятёк? Ты ведь хуже предателя...
  Последовала напряженная пауза, во время которой Аверьян обречённо вздохнул. Ему потребовалось несколько тягостных минут, чтобы восстановить равновесие.
  - Так што, ты со мной или со скопцами? - спросил Игнат.
  - Н-не з-знаю я, - ещё раз вздохнул Аверьян.
  - Ты не веришь мне и хотишь остаться со скопцами? - протянул разочарованно шурин.
  - Сам не знаю, - ответил Аверьян. - Запутался я, Игнашка.
  - Вот оно и есть влияние сектантов, - ухмыльнулся тот. - Я тоже долго сумлевался, покуда товарищи не убедили меня в том, что нету Бога! Небеса есть, а Бога нету. Тю-тю, понял!
  Аверьян не понял. Он хотел солгать, но был ли в этом смысл? Всё, что нужно было сделать, это сказать "да". А он ответил:
  - Не могу я вот эдак сразу...
  - Жаль.
  У Аверьяна засосало под ложечкой.
  - Но я...
  Он осёкся и замолчал, почувствовав, как в его голове возникла непрошенная дрожь.
  - А што мне надо будет делать? - спросил Калачёв, глядя на шурина. - Што мне надо будет делать, обскажи, Игнашка?
  Дрожь в голосе нарастала, а внутри мутило. Надо бы было промолчать и не задавать больше вопросов, но он не смог остановиться.
  - А скопцы? Ты и твоё начальство хотите што-то с ними сделать?
  Игнат посмотрел на него с чувством, похожим на жалость. Аверьян стиснул зубы и отвернулся, сцепив руки в замок, чтобы унять дрожь. Он не мог смотреть на шурина, чувствуя что сморозил глупость. Хорошо, что на улице царила ночь, а не то Игнат увидел бы в его глазах всю боль и все его желания.
  - Мы всего лишь разгромим секту, - сказал Игнат.
  - Это правда? - спросил Аверьян с надеждой в голосе.
  - Не изволь сумлеваться, зятёк, - ответил, ухмыльнувшись, Игнат. - Нам не нужны жизни сектантов, нам нужно кое-что другое... - Он посмотрел на Аверьяна, а тот внимательно смотрел на него. - Ты доволен моим ответом, "сродственник"?
  Аверьян кивнул.
  - Подсобишь по-родственному?
  Аверьян не ответил, а снова кивнул.
  - А теперь ступай, - велел ему Игнат. - Скопцы закончили свои песнопения. Они не должны больше видеть нас вместе.
  Аверьян пожал протянутую руку и повернулся, не предполагая, что шурин ухмыляется ему в спину.
  - Маузер завтра верни, - сказал он на прощание. - О нашем разговоре никому не слова, а не то...
  6.
  Незаметно прошло лето. Калачёв сидел, как обычно в полуденное время, у входа в лавку. Стоял ясный сентябрьский день, но Аверьян занимался далеко не торговлей: он обстругивал ножом говяжью кость и, густо подсаливая мясо, отправлял его в рот. Мимо лавки проходили две женщины.
  - Ну, кума Марья, - сказала одна, останавливаясь и обращаясь к спутнице, - если бы большевики церквя не позакрывали, то севодня в самый раз Рождество Пресвятой Богородицы праздновали. - И женщина указала на купол церкви, возвышавшийся над домами в центральной части города.
  - И я об том самом размышляю, Варька, - сокрушённо вздохнула Марья, перекрестившись.
  - Так почему власть новая на церкви замки понавесила? Почему я спрашиваю? - заговорила Варвара, подёргивая головой.
  - Энто токо самим большевикам и ведомо, - снова вздохнула, отвечая, Марья.
  - А я скучаю вот по праздникам христианским, - сварливо затараторила Варвара и яростно зажестикулировала руками. - Пошто им, нехристям никудышным, церкви-то помешали? Молилися люди и молилися себе, а щас што?
  - Щас вона сектантам дороженьку порасчистили, - монотонно пробубнила Марья и бросила враждебный взгляд на лавку Аверьяна. - Церквей, стало быть, нам не надо, а скопцам поганым всё нипочём!
  - Ага! Вот видели! Для тово, значит? - закричала, подбоченясь, Варвара. - Стало быть, скопцы все чисты до единова, бутто голубки, и белы как простыни? Ну? Что на то скажете, люди добрые?
  Вокруг них у лавки начала собираться толпа.
  - Люди, да што энто творится округ?! - горланила Марья, вдохновляясь вниманием зевак. - Нынче день-то какой, люди?! Рождество Пресвятой Богородицы, а нам сердешным и головы преклонить не перед кем! Скопцы вона што не ночь радеют, подлюги, бутто сам Сатана адовый обвил им души своем мохнатым хвостом! И им всё зараз пожалуйста! А мы? Пошто нас в храм Божий не пущают, люди-и-и-и!
  - А вона на скопца поглядите! - выкрикнул кто-то из толпы, указывая пальцем на Аверьяна. - Нам, православным, жрать нечаво, а энтот пёс, поглядите, мосол говяжий обгладывает?!
  - Упырь вонючий! - взвизгнула какая-то женщина.
  - Глядите, даже не подавится! - подлила масла в огонь Марья.
  - Тьфу, тьфу, тьфу! - заплевала Варвара. - И мы, православные горожане, должны всё энто терпеть?
  - Не станем терпеть! - загорланила разъярённая толпа.
  - В нашем городе!
  - Скопцов проклятущих!
  - Долой их... долой!
  - Они веру в Христа истинного паскудят!
  - Кончать их всех за Хоспода нашева!
  - Оторвать башку поганцу!
  - Пришибить ево! Пришибить! - истошно заревела толпа и двинулась на лавку, решив взять её приступом.
  Камни, обломки деревьев, комья грязи градом посыпались на дверь лавки. Призывая в помощь Хоспода, Васька забился в угол под прилавок. Разъярённая толпа была уже готова разнести лавку, и тут...
  - А ну назад, черти полосатые! - загремел голос Игната Брынцева. - Хто не отойдёт от лавки, застрелю именем Революции!
  Выглядывавший из-за двери Аверьян увидел, что глаза шурина сверкают, как у свирепой рыси, усы топорщатся, грудь вздымается от гнева. Толпа в нерешительности остановилась, затем отступила.
  - Назад, говорю вам! Чтоб всех вас разорвало в клочья! Сами вон на Хоспода уповаете, а што вытворяете? Чево вам надо от энтова горемыки-торгаша, что он вам сделал, чево беситесь, за что убить ево замышляете, бутто собаку паршивую? А ну разойдитеся подобру-поздорову, а хто не внял моем увещеваниям, тово застрелю али душонку вышибу!
  Ошеломлённые окриком человека с маузером люди на мгновение притихли. Но при виде спешивших к ним бойцов патруля с винтовками в руках толпа снова забесновалась и пришла в движение.
  - А хто этот хрен в кожанке?
  - Долой его!
  - Бей его каменями, чтоб пистолем не размахивал!
  Кто-то метнул в Игната камень, который едва не угодил тому в голову. Брынцев поднял вверх руку и выстрелил в воздух. Затем он направил ствол маузера в сторону того человека, который бросил в него камень...
  Мужик, увидев направленный на себя ствол пистолета, попятился. Угодив пяткой в выбоину, он оступился, изогнулся, пытаясь восстановить равновесие, но... Он упал на колени и взвыл от боли. Лицо его стало красным как у варёного рака.
  Толпа ревела, шумела, смеялась и бранилась.
  - Ты, мудила! Выбрал бы одно - или камнями бросаться, или на коленях елозить!
  - Бей скопца и евонова защитничка!
  - А этот мудила всё ещё на коленях! Может, он знамение какое увидал?!
  - А этот, с маузером, стрелять не будет. Он один, а нас вон скоко!
  Подоспевшие бойцы патруля стали протискиваться сквозь возбуждённую толпу.
  - Что здесь происходит? Какие черти в вас вселилися? - кричал их командир, рослый мужчина, размахивая наганом и расталкивая локтями скопище народа. - А ну расходитеся по-хорошему, пока не применили силу!
  Видя, что вооружённые бойцы настроены не менее решительно, чем их командир, толпа стала расходиться. Мужик, бросивший в Игната камень, ушёл последним. Он прихрамывал на обе ноги, ощупывая и поглаживая на ходу колени.
  - Давно бы так, - бросил Игнат им вслед.
  Подошедшему командиру патруля он протянул мандат. Но тот, видимо, узнав его, убрал револьвер в кобуру:
  - А ты, товарищ Брынцев, знай, что я доложу о твоих действиях начальству!
  - Поступай, как знаешь, - ухмыльнулся Игнат, и глаза его презрительно сузились.
  Он повернулся спиной к командиру и, насвистывая что-то под нос, вошёл в лавку, где его дожидался всё ещё бледный от пережитого волнения Аверьян.
  - Очам своем не верю, - прошептал он, глядя на шурина с нескрываемым уважением. - Я ужо мыслил, всё... разнесут меня вместе с лавкой в клочья.
  - И разнесли бы, не проходи я мимо, - без ложной скромности заявил Игнат. - Щас люди, что волки лютые. Жрать нечево и церкви закрывают. Ещё немного, и они от скопцов и им подобных сектантов мокрова места не оставят.
  Он посмотрел на Аверьяна и строго сказал:
  - Слухай, зятёк, настаёт твой черёд, об котором мы уговаривалися, помнишь?
  - Не запамятовал ешо, - ответил тот, бледнея.
  - Тогда мы уговаривались, что ты исполнишь всё, что я ни попрошу, не так ли?
  - Истинно, - прошептал Аверьян настороженно.
  - Вот и хорошо, коли эдак! А давеча я в самый раз и шёл к тебе, чтоб об обещании твоем зараз и напомнить!
  Аверьян оцепенел и окончательно упал духом. Сдерживая дрожь, он проговорил:
  - Што я должен делать, Игнатка?
  - Благодарить судьбину, что я нынче появился вовремя, иначе бы ты уже помер!
  - А ешо што?
  - Запри дверь.
  - Но ты мне об семье моей ничаво...
  - Всё в порядке с ними, не сумлевайся. Дело сделаем и...
  - Давай говори, што деть надо. Токо грех смертоубийства на душу не возьму, заранее упреждаю.
  - А тебе энтова делать и не придётся, кишка тонка. Айда-ка ближе, бери табурет, гони из лавки Ваську, а сам слухай да запоминай...
  ***
  После того как она встретила Петра и согласилась жить с ним под одной крышей, жизнь с каждым днём всё больше открывала перед Стешей свои радости. Сейчас она даже не представляла, как могла жить одна, с двумя детьми на шее, в этом мире, как проводила дни без Аверьяна, не видя его, не общаясь с ним, не чувствуя его грубых ласк. Но муж ушёл из её сердца безвозвратно, и его место прочно занял Пётр. Если бы Стешу сейчас разлучили с любимым, она, наверное, руки бы на себя наложила.
  А теперь она счастлива. Пётр чуть ли не пылинки с неё сдувает! Он внимательный, обходительный и покладистый. Правда, старше Аверьяна раза в два, но Стеша привыкла не замечать этого. Зато Пётр не подчёркивает - вот, мол, какой я хороший-пригожий. Нет, он только и знает, что хвалит её, Стешу.
  - Радость ты моя! - говорит он, любуясь ею. - Нарадоваться не могу, што тебя встретил!..
  В такие минуты женщина теряла голову от невероятного счастья. Ей казалось, что её несбыточная мечта сбывается и стучится в окно. Ей всегда хотелось любить и быть любимой, но родители, вопреки её воле, решили иначе. Они сговорились с родителями Аверьяна и решили судьбы детей. А после свадьбы она смирилась и стала, как и все казачки, трезво смотреть на жизнь. Стеша поняла, что едва ли удастся достигнуть своей мечты. Трудно было жить с нелюбимым мужем и рожать ему детей. Зато теперь её жизнь изменилась как в сказке и бурлит, чуть ли не выплёскиваясь через край. Месяцы и годы, прожитые бок о бок с Аверьяном, кажутся ей кошмарным сном.
  Однако сейчас Стеша переживала за своё благополучие, сомневаясь в его устойчивости. Теперешняя её жизнь - это всего лишь сладкий сон... Росло счастье, росло и сомнение в душе. Стеша никак не могла поверить, что всё это происходит с ней, а не с другой женщиной. Она даже расстраивалась из-за пустяков, боясь, что Пётр бросит её, и счастье рухнет в один момент, словно его никогда и не было.
  - Не тужи без меня, я скоро, - предупредил он, уходя утром из избы. - Дня через три возвернусь.
  Она проводила его со двора, и...
  В дверь постучали. Стеша встрепенулась.
  - Хто там? Входи, не заперто! - крикнула она.
  В избу вошла красивая девушка.
  - Здеся проживает иногда Иван Ильич Сафронов? - спросила она. В её голосе и взгляде было что-то странное, пугающее и даже отталкивающее.
  - Нет, - ответила Стеша незваной гостье, и у неё почему-то задрожали руки от плохого предчувствия.
  - Странно, а я видела, как он из этого дома частенько выходит? - оглядываясь кругом, спросила незнакомка.
  - Нет. Здеся проживаю я с детьми и ешо Пётр Евстафьевич Коновалов, - поспешила заверить гостью Стеша.
  - А ты хто ему? Полюбовница али "сестра"?
  - Я?
  - Ты.
  - А тебе-то што с тово? - возмутилась Стеша, слегка поёжившись под пристальным взглядом странной гостьи.
  - Есть дело, - холодно хмыкнула та и, настраиваясь на боевой лад, подбоченилась. - А ты не бойся, не трону. Сейчас кое об чём посудачим и распростимся навсегда.
  Стеша растерянно смотрела на незнакомку. Молода, хороша собой. Круглолицая, глаза насмешливые, чёрные. Чернее переспелой черёмухи.
  - Я пришла сюда для того, чтобы объясниться по-доброму, - начала гостья. - Конечно, я могла бы подкараулить на улице и выцарапать твои зенки лубошные. Но так вот, с глазу на глаз, по-моему, мы лучше поймём друг дружку.
  Стеша облизнула пересохшие губы. Волнение усиливалось.
  - Будь по-твоему, ежели хошь, - прошептала она. - Теперь выкладывай всё, с чем припёрлася.
  - Только будем серьёзны, - предупредила девушка. - Я говорить пришла не потому, что язык чешется, а потому, что своё возвернуть хочу. Скажи, ты когда со своим полюбовником снюхаться успела?
  - О-о-о... Но тебе-то для какова ляда сеё?
  - Вы уже под одним одеялом спите?
  - Тебе-то што?
  - Правду скажи мне, чучело огородное! От этого много что зависеть может.
  - Ты што, белены объелась, курва полоумная? - закричала вне себя Стеша. - Ты што энто себе позволяешь, кобыла необхоженная? Што тебе за шлея под хвост попала?
  - Садись, живо! - спокойно, но требовательно произнесла незнакомка. - Я к тебе не лаяться пожаловала, так что уймись и слушай.
  Стеша смотрела на неё в упор, стиснув зубы, с горькой ненавистью. От напряжения её лицо начало покрываться капельками пота. Женщина тяжело дышала и не могла проронить ни слова.
  - Скажи мне, што ты попуталася и не в ту избу нос свой сунула! - сказала она, едва сдерживаясь. - Ты не ко мне шла, так ведь?
  - Не дождёшься, - последовал ответ. - Я пришла сказать тебе, лярва безмозглая, что живёшь ты во грехе не с Петром Коноваловым, а с Иваном Ильичём Сафроновым!
  Это было уже слишком. Стеша вскипела и забушевала.
  - Ты што припорола ко мне, профура? - истерически закричала она. - Петю маво от меня отлучить? Может, сама на нево глаз положила?
  Гостья покачала головой.
  - Нет, я тебя, дуру набитую, уберечь от несчастья пришла. Выслушаешь и поймёшь, не пропадёшь тогда. Но а слухать и вразумлять не станешь, всю оставшуюся жизнь себя проклинать будешь!
  ***
  Ивашка в этот же день "узнал", что Аверьян едва не попал в беду. Васька Носов, хныча и заикаясь, рассказал ему обо всём, стирая с лица слёзы и сопли. Перепуганный подросток даже умолял Сафронова не посылать больше на работу в лавку. "Пошлите куды угодно, токо не в обрат к Аверьяну", - упрашивал он.
  - Поступим не так, - ответил Ивашка. - Я заберу из лавки Аверьяна, а тебя оставлю и в помощь ково-нибудь дам. Ты мал годами, и громить тебя никто не придёт.
  - Но...
  Ивашка погрозил ему пальцем, и мальчик замолчал. Сафронов сам организовал нападение на лавку. Аверьян, на которого он первоначально возлагал большие надежды, разочаровал его и гроша ломаного не стоит. Он просто стал не нужен "на корабле". Когда он подобрал тяжелораненого Аверьяна в степи, возникла, казалось бы, хорошая задумка. Ивашка мыслил слепить из найдёныша послушного и преданного последователя! Он даже оскопил Аверьяна для этой цели, привязав тем самым крепко-накрепко к секте. Но жизнь показала, что он ошибся, сделав ставку не на того. Окончательно уяснив, что из Аверьяна ничего путного не вылепить, Ивашка решил порвать с ним все отношения.
  Когда затея с разгромом лавки провалилась, Сафронов решил придумать что-то более действенное. Ивашка не был храбрецом и боролся с неугодными людьми, действуя исподтишка. А отступал он только в тех случаях, когда его проискам давали решительный отпор; того, кто проявлял слабость, он, не поморщившись, растаптывал. Человек с пистолетом неожиданно вступился за Аверьяна, и это озадачило Ивашку, тем более что этого "защитничка" он не раз видел во время радений среди своих единомышленников.
  В душе "Христа" скопцов поселились тревога и плохое предчувствие. И всё же, когда он пытался рассуждать трезво, ему становилось очевидно - если и угрожает какая-то опасность ему и секте, то только не от безвольного увальня Аверьяна, а со стороны таких людей, которые пока ещё предпочитают не высовываться. Не так давно он думал, что секта не может существовать без него ни единого дня, даже ни одного часа. И вот - постепенно убеждается, что власть над кастратами ускользает из рук, заведённые традиции скопцов отмирают, а на смену им... на смену им уже ничего не приходит, и это очень злит и настораживает!
  В конечном итоге Иван Сафронов был близок к тому, чтобы из живого "Христа" скопцов превратиться в ничто. Горожане злы и раздражены закрытием большевиками церквей и мечетей. А молельный дом скопцов их сильно раздражает. Может разразиться катастрофа, если не принять срочных и решительных мер. Но что же делать? Первым делом необходимо укрепить свой пока ещё не угасший авторитет, пока его имя всё ещё окружено ореолом "святости" и пользуется большим уважением у сектантов.
  Теперь он уже раскаивался, что в своё время, ослеплённый амбициями, не ушёл за рубеж с немалым богатством. А самое глупое было то, что он, перебравшись в Оренбургский край из Тамбова, снова взялся за возрождение секты. Он понадеялся, что ему удастся сделать это в глуши, но всё получилось наоборот. Как оказалось, большевики не только на Тамбовщине, в Питере и Москве, но и повсеместно объявили войну религии.
  "Опиум для народа!" - называли они религию в любом её проявлении. И эти тревожные мысли весь остаток ночи не выходили у Ивашки из головы. Когда он, утомившись, ложился после радения в постель, в ушах слышалось: "Всё бросай и беги, пока не поздно!". Он открыл глаза и посмотрел в потолок. Сон окончательно улетучился, время остановилось. А тут ещё из соседней комнаты донеслось всхлипывание, что окончательно взбесило Ивашку. Это рыдала от боли недавно оскоплённая им женщина. Он постучал кулаком в стену и громко крикнул:
  - Перестань рыдать, Прасковья, без тебя нынче тошно!
  Рыдания смолкли, а он бессильно растянулся на кровати и крепко зажмурил глаза.
  Незаметно для себя Ивашка задремал. Его сон был тревожен: он бежал от огня, а за ним гналась стая злобных собак. Спасаясь от них, Сафронов угодил в жуткое болото и сразу же стал тонуть в вонючей мутной тине...
  Он проснулся весь в поту. Вскочил с кровати и обхватил голову руками. Из соседней комнаты послышался надрывный стон. Ивашка прислушался.
  "Беги, беги, пока не поздно!" - снова услышал он.
  - Чёрт знает, какая ерунда в башку лезет, - прошептал он удручённо и вытер с лица холодный пот.
  День прошёл спокойно, а вот вечером... Когда городские скопцы стали стекаться на радения, на Ивашку снова нахлынула хандра. Поручив Савве Ржанухину провести радения без него, он набросил на плечи пальто и вышел на улицу.
  Немного прогулявшись, он заглянул в кабак. Выпив несколько рюмок водки без закуски, он пошёл туда, где, как он был уверен, его ожидала тёплая постель и... жена Аверьяна Стеша. Эта покладистая женщина отнюдь не пленила его своей красотой, но... Таким образом он мстил Аверьяну - соблазнив и принудив к сожительству его жену. Подло? Да. Но именно это радовало и возбуждало Ивашку, как злого и капризного ребёнка, у которого боль другого дитя вызывала восторг и удовольствие.
  - Ого-го! - встретила его возгласом удивления Стеша, впуская в избу. - Дык ты по делам уежжал, Петя, а сам...
  - А у меня праздник севодня, душенька! - пьяно ухмыльнулся Ивашка, передавая ей пальто. - Жизнь хороша, вот и праздную!
  Стеша улыбнулась.
  - Ни сном ни духом я не ведала, - повела она оголёнными плечами. - Да и не ждала я тебя нынче.
  - Ты не ждала, а я вот он весь, - пробормотал Ивашка, уставясь помутневшими глазами на женщину. - А ты не больно-то хвастайся передо мной своими бабьими прелестями.
  Чего греха таить, ему нравилась Стеша. Молодая и соблазнительная, к тому же умеет возбуждать страсть. Как переспевшая ягодка, она возбуждала зверский аппетит у Ивашки. Но до поры до времени... Он знал, что роман с ней не продлится долго, а потому брал от её влюблённости всё, что было возможно, как вурдалак высасывая кровь из своей жертвы.
  - Стеша, скорее в постель! Кровь бурлит во мне и играет! - весело крикнул он и захохотал. - Щас под одеялом мы зададим с тобой жару!
  - А ты не слишком-то пьян для энтова? - ответила игриво женщина, играя соблазнительно глазками.
  - Я не пьян и полон сил! - хмыкнул Ивашка.
  - Да ведь говорят, што грешно любить замужнюю?
  - Не все эдак мыслят, - обнимая её, сказал Ивашка. - Одни так говорят, а другие эдак. Грех - он что орех! Завсегда разгрызть ево приятно!..
  Ранним утром Ивашка разлепил глаза и ужаснулся. Он увидел себя лежащим на кровати и связанным. Рядом сидели... О Боже! Стеша и Анна, сурово хмуря брови, разглядывали его и плотоядно, как голодные хищницы, скалились.
  ***
  Игнат снова пришёл в лавку. По его требованию Аверьян выпроводил Ваську и запер дверь.
  - А теперь уточним кое-какие детали, - сказал Игнат, закуривая папиросу. - "Наверху" принято решение разогнать секту скопцов к чёртовой матери. В Оренбургской губернии нет места церковникам, сектантам и их приспешникам!
  - Дык деть-то их всех куды?! - ужаснулся Аверьян, бледнея. - Неушто расстрелять всех прикажут?
  - Опять ты за своё, башка тупая, - нахмурился шурин. - Сколько можно говорить: погрузим в повозки, вывезем в бор, запретим возвращаться и... скатертью дорога!
  - А вещи? Вещи ихние себе прикарманите?
  - Реквизируем, - уточнил Игнат и тут же добавил: - Не все конечно. Оставим скопцам самое необходимое и пиндалей под задницы надаём.
  - А я? Ихняя участь и меня постигнет?
  - Да-а-а, тебе не яйца надо было отрезать, зятёк, а помело, что во рту болтается. Сколько разов можно тебе вталдычивать, что ты сейчас под моей защитой?!
  Аверьян смотрел мимо Игната. Карие колкие глазки шурина унесли его в прошлое. Он помнил брата жены совершенно другим человеком. Взбалмошный, задиристый и любивший погулять казак в прошлом являл полную противоположность настоящему Игнату.
  - Секту разгонят однозначно, - продолжил шурин с ухмылочкой. - Но нам до скопцов нет дела. Нам нужен их "Христос", и мы им займёмся!
  - Ты сказал "мы", Игнашка? - насторожился Аверьян.
  - Ну конечно, - ответил тот, позёвывая. - Из дела государственного мы сделаем чуток "семейное". И сделаем это так, чтобы никому обидно не было! Сечёшь, зятёк непонятливый?
  Аверьян задрожал от зародившейся надежды. Пусть она пока ещё ничем не подтверждалась, но и отказываться от неё не было оснований.
  - Я тебе верю, Игнашка! - сказал он возбуждённо. - Как велишь, эдак и сделаю. Могёшь не сумлеваться, шуряк.
  Аверьян перевёл дыхание. От облегчения всё окружающее поплыло у него перед глазами.
  - Ночью, после радения, мы Ивашку захватим! - быстро заговорил Игнат, заговорчески глядя на насторожившегося зятя. - Чтоб никто ево случаем пальцем не коснулся! Аверьян, ты за ним приглядывать будешь. Как зеницу ока беречь! Ясно?
  - А для чё он нам сдался? - запальчиво воскликнул Аверьян, красный от возбуждения.
  - Опосля обскажу, - небрежно бросил Игнат. - Твоё дело приглядывать за супостатом издали, штоб не сбёг ненароком. Устанет - дрыхнет пущай, пить захотит - воды ему в рот, жрать захотит - еды подать готов будь.
  Слушая шурина, Аверьян одобрительно кивал, холодный пот леденил спину. Его удивляла значительная перемена в поведении шурина, он не понимал его, но и противоречить не собирался. Лицо его выражало немое изумление и озабоченность. Глаза у него горели, а руки вздрагивали.
  - А для чё он нам сдался, Игнат? - в который раз он задал один и тот же вопрос, будто позабыв, что шурин уже отвечал на него.
  Игнат смотрел на него полным сожаления взглядом и с важностью.
  - Ты когда отупеть успел, зятёк? - спросил он, укоризненно качая головой. - Что с тобой? Ежели оскоплённые такие вот тупицы, то я начинаю понимать вражину Сафронова.
  Игнат резанул зятя косым насмешливым взглядом. Аверьян в свою очередь мельком взглянул на него. От шурина несло потом, как от жеребца, и дышал он, точно перегруженный конь. Аверьян не шевелясь ожидал, что он скажет.
  - Не гляди на меня эдак, зятёк, - нахмурился Игнат. - И не жалей этих... Как вы там зовётеся... "Голуби на корабле"?
  Аверьян кивнул.
  - Так вот, - продолжил шурин, - ничаво не поделаешь, все когда-нибудь помирают, а корабли тонут!
  - Об чём ты? - испугался Аверьян, и его взгляд сделался жалобным. - Ты же токо што...
  - Наплюй на сектантов этих и разотри! - выпалил Игнат, став серьёзным.
  - Но ведь об ихней смерти не велося речи? - обомлел Аверьян. - Ты же уверял, што их в бор сосновый и всё на том?
  - Заткнись, надоел, - отмахнулся шуряк. - Всё будет так, как начальство мне велит. Нам бы вот Ивашку Сафронова, ежели што, от пули отвести. И от начальства скрыть понадёжнее.
  - А остальные? Их-то за што?
  - Этого не мне решать.
  - А кому?
  - Тому, кто сидит повыше...
  7.
  Иван Сафронов сидел перед окном, у которого проводил второй вечер, наблюдая, как угасает вечер и наступает ночь. Он даже привык, что его руки и ноги связаны, и не обращал на это внимания. Он не возмущался, не угрожал, не требовал. Ивашка всецело полагался на судьбу, которая, в общем-то, всегда благоволила к нему, своему избраннику.
  Ивашка верил в свою исключительность и даже значимость на земле. Не один раз, а много, когда он ещё закладывал основы своего богатства, он доверялся "шестому" чувству. Благодаря способности предвидеть удачу в делах риск всегда оправдывался.
  Сафронову везло невероятно. Когда нужно было уловить момент, почувствовать над собой крыло птицы-удачи, не было в купеческой среде никого удачливее купца Сафронова Ивана Ильича, и все вокруг это знали.
  Ивашка знал, что его авторитет в купечестве несомненен, а в некоторых кругах вызывал возмущение.
  Церковь, однако, не принимала чересчур удачливого купца "в свои пенаты". Видимо, настойчивые слухи о его "братании" с Сатаной, распускаемые завистниками, возымели определённое воздействие на умы священнослужителей. Но Ивашка не унывал. Он считал, что жизнь его чиста, а его судьба о нём всегда позаботится.
  Однако сегодня Ивашка Сафронов не чувствовал себя хозяином положения. Он ненавидел свой возраст! Невыносимо было осознавать себя стареющим и слабеющим. Внешне он пока ещё здоров и крепок, но сотни мелких недугов и хворей устроили из его тела самое настоящее гнездо. Редкий день проходил без раздражения от того, что какая-нибудь из болячек не заявляла о себе, и Ивашка всё больше и больше стал обращать внимания на стареющее тело. Как только он подумал об этом, что-то кольнуло его внутри. Это напомнила о себе одна из его хворей. И тут он отчётливо осознал, что худшее ещё впереди...
  Ивашка вспомнил отца. Он лежал на кровати за печью и был уже настолько слаб, что сиделка не отходила от него. Страшная болезнь разлагала его внутренности и приковала к постели, но голова несчастного была светла, как у юноши. Как-то раз Иван подошёл к кровати отца. Он ворочался как в бреду, и что-то говорил. Сын остановился у изголовья. Он ждал, что отец, как это обычно бывало, начнёт цитировать евангелие, а именно те главы, которые вещали о смерти и загробной жизни, но, к счастью, на этот раз отец замолчал.
  Купцу Илье Сафронову было шестьдесят пять лет, из которых пять последних лет он провёл в постели, став инвалидом в тот злополучный день, когда возвращался на санях домой из деловой поездки. Тогда он был здоровенным мужиком, настоящим богатырём! И надо же было такому случиться: он провалился под лёд, проезжая через реку.
  Лошадь с санями вода затянула под лёд, а вот Илье повезло. Мужчина в одежде острожника успел вытащить его из полыньи. На том спасение купца и закончилось. Незнакомец влил ему в рот стакан самогона и оставил на берегу, в сугробе. Илья пришёл в себя в чьей-то избе. Впоследствии он хоть и поднялся на ноги, но прежнее здоровье не вернулось к нему.
  Он умирал от нескольких болезней: задыхался от астмы, не работали почки, разлагались лёгкие и отказывался работать желудок. Он мучился целых пять лет и, несмотря на постоянное лечение, таял как снег под лучами весеннего солнышка. Оставалось только поражаться живучести и терпению этого человека.
  Отец был убеждённым православным христианином. Он свято верил в Иисуса Христа и был уверен, что любой праведный и богобоязненный человек способен одержать победу над силами зла. И даже умирая, Илья Иванович славил Господа. Ивашка тоже присутствовал при кончине отца - тогда ему было десять лет. Он вместе с матерью и старшими сёстрами в страхе молился, плакал и с ужасом наблюдал за последними минутами жизни страдальца. Он вскрикнул и лишился чувств, когда отец дёрнулся последний раз и затих.
  Спустя год после похорон отца в доме появился некий Карп Сурков. Среди домочадцев он вёл себя скромно и даже смиренно, хотя... хотя и невооружённым взглядом было видно, что он обладает очень большим влиянием на матушку. Тихо, ненавязчиво он частенько внушал домочадцам, что отца погубил злой дух, ибо покойный погряз "во грехе и разврате"!
  И так было вплоть до того рокового дня, когда Карп от непонятных Ивашке проповедей вдруг перешёл от слов к делу. Карп Сурков заманил подростка в баню и едва не оскопил его. Тогда Ивашке показалось, что он встретился лицом к лицу с злым духом, который погубил его отца, и от этого душа его сжалась и спряталась от мира.
  Тогда они разошлись "мирно". Унаследовавший от отца могучую силу Ивашка одолел не блещущего здоровьем Карпа и... Он остался неоскоплённым, но извлёк из скопцовской веры кое что "эдакое", что позволяло ему верховодить над сектой и быть для адептов всем на этом белом свете!
  С тех пор минуло уже много лет. И вот сейчас... Ивашка обернулся к двери. Анна стояла у порога и молча смотрела на него. Эта сильная и своенравная девушка обладала какими-то странностями, объяснить которые было невозможно. Когда она родилась, умерла её мать Кланя, привязанность к которой Ивашка пронёс через всю свою жизнь. Девочка росла замкнутой и нелюдимой. Говорить она начала поздно, хотя была на редкость смышлёной и всё понимала. Аня молчала, и Ивашка начал даже подумывать, что она немая, но он ошибся...
  Девочка заговорила, когда ей исполнилось три года. И первые её фразы были ничем иным, как предсказанием страшного события, которое не замедлило произойти. Девочка напророчила матери Ивашки смерть от укуса бешеной лисы. Так и случилось: его матушка умерла в страшных мучениях...
  - Иван Ильич, ты почему отказываешься от еды и питья? - спросила Анна, приблизившись. - Твоё поведение мне не нравится.
  - А мне не нравится, как ты обращаешься со мной, - ответил Ивашка, вздыхая.
  - Я поступила так, как должна была поступить, - сказала Анна, и в этот миг её загадочные глаза озарились пророческим огнём.
  Ивашка вздрогнул, вспомнив, что слова, произносимые девушкой, всегда имеют под собою почву. А вдруг и на этот раз её заявление исполнено глубокого смысла? Что, если она и теперь прорицает истину?
  - Твоя жизнь на волоске, а я спасаю тебя от смерти.
  Слова девушки звучали убедительно и зловеще. Анна выговаривала их с торжественной уверенностью, и было похоже, что она знает гораздо больше, чем говорит.
  - Чёрный человек охотится на тебя, Иван Ильич, и на твоё состояние! А ещё он собирается погубить всех скопцов, - прошептала Анна таинственно. - Но ему помешают.
  - Кто? Я? - ужаснулся Сафронов.
  - Нет, это другой человек, - ответила девушка. - Только он один способен остановить чёрного выродка, только сам этого не знает.
  Сафронов закрыл глаза. Он попытался представить, что может случиться дальше, и затрясся от страха. Ивашка издал ничего не выражающий звук. Он был утомлён днём ожидания со связанными конечностями, и желания продолжать разговор с девушкой больше не было.
  За окном быстро темнело. Анна, скрестив на груди руки, прогуливалась от окна к двери в глубокой задумчивости. Ивашка по-прежнему испытывал благоговейный страх перед ней, как перед судьбой, обладающей властью над его жизнью и смертью. Девушка всегда помогала ему своим присутствием...
  Убеждение в своей высочайшей ценности делало его самым уверенным в себе. Его сильные природные качества были отшлифованы до такой степени, что одним словом он мог подчинить себе толпу или уничтожить любого человека, опустошив безжалостно его жизнь, разрушить психику и погубить окончательно. Ивашка проделывал это бесчисленное количество раз. Девушка всегда помогала ему манипулировать людьми. Благодаря своему "шестому" чувству и её таинственной помощи ему удалось скопить огромное состояние. Но почему Анна тревожится? Что она видит в его и своём будущем?
  Сафронов повернул голову, чтобы посмотреть на девушку:
  - Мы выживем в этой кутерьме, Анна?
  Слова были произнесены так тихо, что, казалось, выплывая из его губ, зависали воздушными шариками посреди избы. Внутренности Ивашки сжимались от плохого предчувствия.
  - Этого я сказать не могу, - ответила Анна. - Сама не знаю почему, но я не вижу нашего будущего.
  Ивашка никогда не видел девушку такой озабоченной и погружённой в себя. Ей сейчас явно было не до него, но он спросил:
  - Ты мне не ответила - выживем ли мы?
  - Мы сделаем всё, чтобы выжить, - ответила Анна. - Только придётся всё бросать и спешно убираться из Бузулука.
  Ивашка закрыл глаза. Он почувствовал, как страх холодной струйкой проникает в самое сердце.
  - Я боюсь, Аннушка, - проговорил он. - За всю свою жизнь я не боялся так, как сейчас.
  Он говорил медленно, невыразительно, будто по принуждению:
  - Все эти годы я жил без страха; я забыл, на что он похож. А вот грянула революция...
  Девушка подошла к нему и обняла сзади за шею. Она ощутила всю бездну отчаяния своего благодетеля. Он никогда не был таким раньше.
  - Что ты сделала со Стешей? - спросил Ивашка, прижимаясь затылком к упругой груди девушки. - Ты не причинила ей зла?
  - Нужда была об эту холеру пачкаться, - ухмыльнулась Анна. - Ежели бы я со всеми полюбовницами твоими что-то делала...
  - Ладно, ладно, душенька, - Ивашка ещё сильнее прижался затылком к груди девушки. - Сказывай, что мы с тобой делать будем. Своя рубаха ближе к телу, а все другие пускай выбираются сами, как хотят. Уже теперь мы с тобой им всем не помощники...
  ***
  Выйдя замуж, Стеша полагала, что счастье любой семьи покоится на незыблемом фундаменте и не поддаётся никаким испытаниям жизненных стихий. Жили они с Аверьяном как и все казачьи семьи в Бузулуке, не бедно, но и не богато. Нажили двух детей. Но когда Аверьян ушёл с армией Дутова и пропал, Стеша в минуты раздумий отчётливо поняла, что любовь между ними так и не завязалась, а кажущееся счастье в их доме было построено на зыбком песке.
  Вспоминай - не вспоминай, думай - не думай, их семейная жизнь никогда не была благополучной. Жили они с Аверьяном под одной крышей, а души их жили врозь. А теперь Стеша пугалась, представляя, как ей теперь жить одной и поднимать малолетних детей. Вот если бы кто-то позаботился о ней, преподнёс бы счастье на блюдечке...
  Однажды к ней заглянул брат Игнат:
  - Есть у меня на примете один балбес, в самый раз для тебя сойдёт, хоть и не молод годами. А чтобы заполучить его, придётся похлопотать нам обоим!
  - Похлопотать? - удивилась Стеша. - Энто поухаживать што ль за ним?
  - В самую точку угодила, - согласился брат. - И следует поспешить, сеструха! Жаних хоть и немолод, но богат! Из купцов, говорят, бывших! Эдакий буржуй долго в жанихах не "заваляется"!
  Чего греха таить, Стеша была ещё довольно привлекательной женщиной. Она умела кокетничать с мужчинами, не впадая в вульгарность и не выходя за рамки приличия. Поклонников у неё хватало всегда, хотя она, как женщина семейная и порядочная, не подавала никому поводов для ухаживаний. Но сейчас, когда Аверьян сгинул невесть где, ей почудилось, что перед ней вдруг распахнулись врата счастья.
  С неожиданной для себя смелостью Стеша взялась мёртвой хваткой за указанного братом человека. И тот легко позволил себя "охмурить". При знакомстве с ней он назвался Петром. Её новый знакомый рассказал, что служит снабженцем и... о, счастье, совершенно одинок! Стеша ещё настырнее взялась за дело. Излишняя медлительность была опасной. Она боялась упустить шанс, который выпадает далеко не каждой женщине в голодное послевоенное время.
  Надежды на свадьбу рухнули сразу, как только Стеша увидела у церкви пропавшего Аверьяна. Муж, которого она уже привыкла считать безвозвратно сгинувшим, вдруг повстречался ей в центре города.
  Он шёл за ней, а она старалась спешно отделаться от него. Но когда стало ясно, что от преследования Аверьяна не уйти, Стеша остановилась, развернулась и встретила мужа с каменным лицом и холодным взглядом. Аверьян ничего не говорил, он только смотрел на неё во все глаза и судорожно сглатывал наполнявшую рот слюну. Его мучения, как видела Стеша, были сильными. Выглядел он неважно без привычных для казака усов и бороды. Его несвежая щетина казалась скорее серой, чем чёрной, а лицо носило отпечатки страданий и утомления, возможно, даже трагедии. То, как он мучается, можно было прочесть по нездоровому блеску его кожи и сведённым мускулам лица. Его взгляд был молящим и таил в себе просьбу о прощении...
  Разговор у них не получился. Видимо, слишком разными людьми они стали вдруг после нескольких месяцев разлуки. Стеша тяжело переживала эту встречу. Она всячески проклинала мужа и кляла свою судьбу, преподнесшую ей такой нежелательный подарок. Стеша была сама не своя от горя. Она даже готова была руки на себя наложить от безысходности. Её отчаянное положение скрасил всегда неунывающий и находчивый брат Игнат. Когда Стеша рассказала ему о встрече с Аверьяном и крушении в связи с этим своих надежд, Игнат успокоил её.
  - Ну и что с тово? Жив Аверьян, и то отрадно. И ты когда увидела его, глаза ведь не лопнули?
  - Глаза-то не лопнули, - посетовала Стеша. - Токо вот как я при живом муже сызнова под венец пойду?
  - А тебе-то кака в том нужда приспичила? - рассмеялся Игнат. - Нынешняя власть советская и религию всякую отменила! Так что не найдёшь теперь венца, под который мужика тащить надо! Щас "вас" в книгу в Совете запишут, и всё. Ни церквей тебе, ни венцов!
  - А как же Аверьян? - недоумевала Стеша. В её "отсталой" голове никак не "усваивались" слова брата.
  - Да выбрось ты из башки энтова обормота! - хлопнул в ладоши от переизбытка веселья Игнат. - Вас кады венчали? При царе-косаре? А теперя и царские, и церковные законы недействительны! Стало быть, ты с Аверьяном не жанаты! Уяснила наконец, дура безмозглая?
  Стеша поняла, что ничем не привязана к Аверьяну, и, пользуясь подходящим случаем, всецело отдалась завоеванию сердца Петра. Сыновья не особенно отягощали её: Игнат "сплавил" мальчиков в станицу Верхне- Озёрная к прабабушке на неопределённое время.
  Однако старания Стеши выскочить за Петра замуж ощутимых результатов не приносили. Петр вначале проявлял интерес к Стеше, затем он охладел к ней как к женщине, а вскоре и вовсе стал избегать её. Стеша пыталась разыгрывать из себя обиженную страдалицу, чтобы привязать Петра к себе покрепче. Как-то раз она закатила ему сцену ревности. Но этими действиями отнюдь не приблизила своего избранника, а отдалила его от себя, как оказалось, на очень значительное расстояние. Видимо, разгадав её намерения, Пётр всё реже оставался на ночлег в её избе. Всё чаще, ссылаясь на служебные дела, он исчезал в "длительные командировки". К ней же он наведывался теперь зачастую в нетрезвом состоянии, и Стеша внутренним женским чутьём безошибочно улавливала, что Пётр к ней безразличен.
  Явившаяся гостья ещё больнее травмировала душу Стеши сногсшибательной новостью. Как оказалось, у "её Петра" есть взрослая дочь, которая проживает где-то в Тамбове. Об этом ей поведала всё та же гостья с язвительной ухмылкой, так и пляшущей на губах. Теперь Стеша обратила свой гнев на неё. Гостья наговорила ей ещё столько плохого про Петра, что у неё голова пошла кругом
  - Ты заявилась испохабить мою жизнь! - кричала она девушке. - Сознайся, што оговариваешь Петеньку маво?
  Гостья, которая, входя, назвалась Анной, тоже не на шутку рассердилась. Она вцепилась пальцами в горло Стеши и, ненавидяще глядя ей в глаза, злобно прошептала:
  - Он вообще-то любил тебя хоть когда-нибудь, курица дохлая? - Её глаза были холодны и жестоки. Этим своим отпором Анна заставила Стешу прикусить язык и умолкнуть. - Тебе, женщине замужней, - беспощадно наседала девушка, - не пристало быть изменщицей и дурой наивной, ясно?
  Отпустив Стешу, Анна, успокаивая нервы, прошлась по избе. Она шагала тихо, почти неслышно, как хищная кошка, подбирающаяся к добыче. А когда она приблизилась и заговорила, её голос уже напоминал шипение змеи, готовящейся к атаке.
  - Поищи себе другого дурня, сука похотливая. А на меня ещё роток раззявишь, я тебе помело твоё с корнем вырву!
  - Ты ешо лаешь меня! - воскликнула Стеша, сжимая кулаки. - Но я не собираюсь терпеть эдакова хуления! Убирайся отсель, курва подзаборная! И штоб в моей избе больше твоей ноги не было!
  Пытаясь сдержаться от невыносимого желания запустить когти в лицо собеседницы, Анна обхватила голову и закрыла глаза. Сделав несколько глубоких вдохов, она расслабилась:
  - Не пытайся разозлить меня, Стешка непутёвая. Мне наплевать на тебя. Я хочу оградить от твоей прилипучести пророка сектантов-скопцов. А любишь ли ты его или же нет, твоя забота.
  Стеша, услышав, для чего в её дом явилась эта "негодница", притихла, забилась в угол у печи, угрюмо вытирая слёзы.
  - Я не знаю, какая ты по счёту у Ивана Ильича, - продолжила Анна, - только раньше у него и получше девахи были!
  - Если бы знать, што он меня не любит, мне бы эдак обидно не было, - жалобно и зло прохныкала Стеша.
  - Странно, почему он на сей раз выбрал тебя, развалюху старую, да ещё с двумя "хвостами", а не девушку помоложе? - вздохнула Анна. - Хотя какая теперь разница. Всё одно он ни с кем вязать свою судьбу не собирается.
  - Типун тебе на язык! - Стеша снова вспыхнула как спичка. Она подалась вперёд, словно тигрица, готовая вцепиться в лицо своей противницы. - Он любит меня, а я ево. Так што не больно-то верти хвостом, вертихвостка!
  - Он не любит никово, акромя себя самово, - остудила её пыл девушка. - Даже меня... Но спасать от таких, как ты, прилипалок, я его обязана. А теперь просьба к тебе имеется. Подсоби мне Ивана Ильича образумить?
  - Хто? Я? - не поверила своим ушам Стеша. - Ты што, от ревности умом повредилася? Ума не приложу, для чё мне тебе подсоблять спасать сектанта энтова, греховодника брехливова?
  Анна злорадно ухмыльнулась.
  - Вот и вся ты как на ладони, - сказала она. - А куда подевалась любовь твоя? Ладно, быть посему, оставим это словоблудие. Так скажи ты мне на милость, душа сучья, подсобишь в просьбе моей или самой управляться "дозволишь"?
  - А што ты с Петенькой сотворить замышляшь, змеюка подколодная? - спросила Стеша, глядя на девушку исподлобья.
  - Усыпишь ево, когда явится, и в постель к себе затащишь, - ответила Анна. - Свяжем мы его опосля. Я думаю, что больше ты мне не понадобишься. Дальше я и без тебя обойдуся.
  - А ну замолчь, лярва! - крикнула Стеша, потемнев от злости. - Теперя я тебе говорю, што не я в твоей, а ты в моей избе, ясно? Ты мне нет нихто и не лезь в жизнь мою, тебя не касаемую.
  Анна промолчала на выпад собеседницы и отвела глаза в сторону. Она была довольна, что досадила очередной любовнице кормчего скопцов. А ещё она была уверена, что Стеша не посмеет отказать ей ни в чём. Уж кому-кому, а ей были известны способы воздействия на подобных людей. Анна загадочно улыбнулась, глядя на Стешу, которая сгорбилась у печи, и мысленно поздравила себя с очередной победой над беззащитной человеческой душой.
  8.
  Разгоралось. Молельный дом, именуемый "кораблём", был заполнен множеством людей всех возрастов. В подвале, в котором проводились радения, теснилась основная масса скопцов и их гостей. Помещение было наполнено тяжёлым едким дымом от горящих свечей, от которого у многих першило в горле. Сектанты, находясь в экстазе, горланили на все лады религиозные куплеты. Кто-то, уже надорвав голос, просто сипел и лихо выплясывал вместе со всеми.
  Дом сотрясался от песнопений и пляски скопцов. Им подпевали с улицы те, кому не посчастливилось найти места в подвале.
  "Надо же, - подумал Ивашка, - столько людей к скопчеству приобщается. Живи и радуйся! Знали бы они, черви ползучие, что всему подходит конец. Неважно, - ободрил он себя, - когда это произойдёт, но завтра я уже буду далеко отсюда..."
  Грустными глазами он смотрел на радеющих. Этих людей он готовился предать и бросить на произвол судьбы. А ведь многих из них он "крестил" собственноручным оскоплением, а теперь... Он бросал свою паству и не испытывал при этом угрызений совести. Сейчас он чувствовал, что получил сполна ответ на вопрос, не дававший ему покоя несколько последних лет его жизни. Этот вопрос был обращён к Богу: "Существуешь ли ты, Иисус Христос, и если да, то почему прячешь от мира светлый лик свой?" Теперь, глядя на радеющих скопцов, он знал, что ответ лежит далеко в подсознании. "Ты избрал неправильный путь, Иван Ильич, купец из Тамбова. Ты воплощение зла, но Бог пока ещё на твоей стороне и Оо ждёт тебя!"
  "Я много грешил, - подумал Ивашка. - И сам сейчас не пойму, для чего я делал это?" В своём воображении он нарисовал мрачную картину. Господь Бог! Он вдруг вошёл к радеющим скопцам с посохом и в рубище. Он даже близко не был похож на него, на Ивашку. "Ну что, теперь ты счастлив? - спросил Бог. - Давай наслаждайся, пока ещё есть время..."
  Ивашка закрыл глаза и встряхнул головой, отгоняя наваждение. А когда он снова взглянул на радеющую паству, увидел наблюдавшего за ним человека. Чуть выше среднего роста, с рыжеватыми волосами, с густыми бровями, высоко посаженными над грустными чёрными глазами. Вид у него был вполне дружелюбный, располагающий и невинный.
  Кто-то подтолкнул его под локоть. Ивашка медленно повернул голову и заставил себя улыбнуться. В полумраке он не смог сразу разобрать, кто именно перед ним стоит. На мгновение ему почудилось, что это Егор Мехельсон или Савва, но это были не они.
  - Давненько тебя зрить не приходилось, Иван Ильич? - сказал мужчина. - Бутто сквозь землю канул. Я уже грешным делом подумывал, што ты тово... Пятки дёгтем смазал .
  Рука мужчины нащупала руку Ивашки и сжала её.
  - Ну што же ты, "Христос всемогущий"? Не признал што ль адепта своево?
  - Я признал тебя, Аверьян, - продолжая натянуто улыбаться, ответил Ивашка. - А ты чего не радеешь вместе со всеми?
  - Уходил бы ты отсель, - сказал Аверьян. - Тебе несладко придётся, ежели доброва совета не послухаешь. - Он улыбнулся и исчез.
  "Иисус Христос теперь на моей стороне", - почему-то подумал Ивашка, пропустив слова Аверьяна мимо ушей. Он снова расслабился, потом вспомнил: - Анна! Где она?
  Он завертелся на месте, пытаясь разглядеть девушку. Вдруг кто-то ещё бесцеремонно похлопал его по спине, кто-то что-то сказал, но он не расслышал слов. Он искал Анну, но почему-то не находил её рядом. А вдруг она ушла и бросила его? Нет, такого быть не может. Они уйдут из этого дома вместе. Вот только закончится радение, и он заберёт то, за чем сюда пожаловал. Жаль, что он раньше об этом не позаботился...
  Минуту спустя он всё же увидел девушку. Анна стояла в углу и наблюдала за ним со стороны. Взгляд её был отсутствующим, но напряжённым. Заметив, что он смотрит на неё, девушка одобрительно улыбнулась.
  И тут, откуда ни возьмись, возле Ивашки вдруг появилась Стеша Калачёва. От удивления у него вытянулось лицо. Уж кого-кого, а свою любовницу Ивашка не ожидал здесь увидеть. Он бросил беспомощный взгляд в сторону Анны, но по её встревожившемуся лицу сразу же понял, что появление на молебне Стеши и для неё тоже полная неожиданность.
  - Чево стоишь, а не выплясываешь со всеми, Петенька? - спросила она холодным как лёд голосом.
  - Наверное, ему сейчас не до этого, - сказал, приближаясь, мужчина, который наблюдал за ним давеча. Он слащаво улыбался и подмигивал Ивашке как старому закадычному приятелю. И тут Сафронова осенило. "Да это тот самый чекист с маузером, который защищал не так давно лавку и Аверьяна от бушующей толпы?!"
  - Игнат, ты обещал ево не трогать! - воскликнула Стеша. Глаза её испуганно расширились, и она попыталась заслонить собою Ивашку.
  - Не вмешивайся! - Игнат схватил сестру за руку и отшвырнул в сторону. Затем он приблизился вплотную к Ивашке и заглянул ему в глаза. - А я уже испугался, что ты сбёг из города.
  Анна тем временем решительно протиснулась сквозь толпу и встала между ними.
  - Отойди, - сказала она, глядя в бегающие глаза Игната колючими прищуренными глазками. - Здесь не место для разговора, поверьте мне.
  - Тогда укажи нам на то место, - процедил злобно Игнат. Глаза у него были стеклянными, а лицо непроницаемым. - Только пусть этот поп отдаст мне то, чего я его попрошу. Тогда выплясывайте здесь хоть до конца света.
  Девушка усмехнулась.
  - Я знаю, чего тебе надо, - сказала она. - Ты хочешь завладеть золотом скопцов. Когда-то у них водилось много золота, но это было очень давно. А сейчас... сейчас скопцы бедны и беззащитны. У них нет того, на что ты рассчитываешь!
  Игнат сглотнул слюну. Его лицо покрылось капельками пота, но он не мог отвести глаз от магического взгляда девушки. Его руки начали дрожать, и он почувствовал холод, пробежавший по спине. Но ещё больший холод он почувствовал внутри, когда колючие глаза Анны заглянули ему в самую глубину души.
  Стеша, глядя то на брата, то на девушку нервно рассмеялась, а радеющие скопцы остановились и встревоженно замерли. Игнату показалось, что все вокруг них испугались, все, кроме этой жутковатой девки, которая так и буравила его мозг своими сатанинскими зенками. "Идти на попятную", - прозвучала команда где-то в затылке, и Игнат шумно выдохнул.
  - И правда, - сказал он, - чего мешать людям... - Его язык слегка заплетался. - По мне тоже лучше с глазу на глаз выяснять свои отношения.
  - Ты разве для этого сюда пожаловал? - спросил Ивашка.
  - Нет, помолиться "живому богу", - ответил с враждебной улыбкой Игнат. Он подмигнул ему. - Ну, сотвори чудо, останови меня от того, что я сейчас собираюсь сделать?
  - Оставь их, брат? - взмолилась Стеша, заламывая в отчаянии руки. - Ты же обещал... ты же...
  - Вались отсель, дура, - посмотрел на сестру с кислой миной Игнат. Но когда он перевёл взгляд на Анну, увидел, что она напряжённо смотрит прямо сквозь него.
  - Э-э-эй? Ты чаво эдак на меня зыркаешь, ведьма? - Он подался вперёд, но замер, так и не коснувшись Анны.
  - Оставь нас в покое, Игнат, - прошептала девушка зловеще. - Иначе тяжёлая болезнь снизойдёт на тебя, от которой излечивает только могила.
  - Вот значит как?! - ухмыльнулся Игнат, и в его голосе отчётливо прозвучали нотки напряжения. - Да вы тут не безобидные сектанты - кастраты убогие, как я погляжу? Вы все здесь колдуны и сатанисты?!
  Анна посмотрела на него, чуть опустив веки.
  - Ты не веришь моему предупреждению? - тихо спросила она.
  - Не верю! - огрызнулся он. - Но тебе вовсе нет нужды доказывать обратное.
  - А я думаю, что есть. Ты ведь зло замыслил, верно?
  Игнат облизнул губы и оглянулся по сторонам. Он только сейчас обратил внимание, что их обступили довольно много людей и все они с интересом наблюдают за происходящим. В подвале стало тихо.
  - Нет, я не зло замыслил, - ответил он. - Я пришёл исполнить приказ своего начальства. Именем Революции, именем трудового народа, все вы здесь присутствующие кастраты стебанутые разом арестованы! Кто окажет сопротивление или попытается бежать, будет застрелен немедленно, без просьб угомониться и всяких других объяснений!
  ***
  Отряд чекистов быстро ворвался в дом и произвёл арест всех, кто в нём находился. Перепуганных людей вывели на улицу и взяли в кольцо.
  - Оружие, ценности, марафет (кокаин), деньги... Сдать всё, что есть при себе! - распорядился громким выкриком Игнат. - Всех, у кого обнаружатся документы, подводить ко мне для проверки. - Он кивнул на Ивашку и Анну. - А с этих глаз не спускать! Я ими лично займусь чуток позже.
  Чекисты ревностно взялись за дело. Аверьян стоял в стороне и молча наблюдал за происходящим. Никто вокруг его не замечал. Видимо, чекисты в отношении него не получили никаких указаний от Игнашки. Но он знал, что делать...
  Оставаясь никем не замеченным, Аверьян опустился на колени и на четвереньках дополз до вентиляционного окошечка дома. Рядом в кустах уже стояла пятилитровая канистра с керосином. Аверьян, открыв окошечко, вылил в подвал керосин, а остаток выплеснул на тряпку, в которую канистра была замотана. Он перекрестился, пробормотал себе под нос что-то вроде молитвы "Отче наш" и осторожно вытащил спички. Он зажёг одну и поднёс огонёк к пропитанной керосином тряпке. Она загорелась. Аверьян сбросил её в подвал, а сам сжался, в ярости и бешенстве кляня себя за свой грех и того, кто принудил его это сделать.
  Горящая тряпка, оказавшись в подвале, вызвала пожар. Красные языки пламени разорвали мрак вокруг дома. Запахло дымом и ещё непонятно чем. Перепуганные скопцы были похожи на привидения, вырывавшиеся из чёрного удушливого дыма, чтобы с тоской и бессилием наблюдать, как погибает в огне их разорённый "корабль".
  Ивашка стоял без шапки в клубах дыма, который густой струёй, как из трубы, через входную дверь вырывался из подвала. Он стоял как вкопанный, как обугленный, покрытый сажей пень, и беззвучно открывал и закрывал рот. Из-под бровей вытаращенные, налитые кровью глаза блестели в отсветах огня. Вытекающие слёзы стекали по щекам, оставляя грязные бороздки.
  Рядом стояла Стеша - испуганная, лицо в копоти, волос растрёпан, словно её терзали десятки рук. Она горько рыдала, размазывала по щекам слёзы и беспрестанно, как заведённая, повторяла:
  - Хосподи Боже ты мой милостливый! Да што же энто творится, Хосподи...
  Анна стояла в стороне от всех. Её заплаканные глаза выдавали печаль по гибнущему в океане огня "кораблю". Никто не заметил, как она растворилась в ночном сумраке.
  Остальные скопцы, ограбленные и униженные чекистами, стояли тихо, со слезами и без слёз горюя о потере молельного дома, который был им дорог.
  Последние языки пламени полыхнули из обгоревших обломков, когда на небе засеребрился рассвет. Утихающий огонь лизнул клубы утреннего тумана и незаметно осел в мигающие угольки.
  Ивашка застонал, согнулся, будто внутри у него что-то надломилось. Он испустил короткий болезненный выдох, а затем взвыл, заламывая руки и колотя себя в грудь. Он выглядел очень трагично в своём великом отчаянии. Он тёр глаза и подвывал, будто пытаясь вырваться из объятий кошмарного сна.
  Стеша и все скопцы заголосили вместе с ним, будто только что пробудившись от спячки. А вот Анны уже рядом не было...
  Причитания и истеричные выкрики несчастных людей вдруг заглушил хриплый окрик Игната.
  - Всех отвести за город, к берегу реки! - приказал он чекистам. - Без меня ничего не предпринимать. - Он посмотрел на Ивашку, всё ещё рыдающего на пепелище: - А этого голубя в "голубятню" заприте! Караульным передайте, чтоб никаво к нему на пушечный выстрел без моего ведома не подпускали!
  Слушая его, скопцы сбились плотнее в кучу, с опаской поглядывая на окружавших их вооружённых людей. Но те не заставили своего командира повторять приказ ещё раз. Пинками, матом и ударами прикладов чекисты привели толпу в движение и направили её по указанному маршруту. Игнат, подозвав к себе Аверьяна, протянул ему руку.
  - Ты всё сделал как надо, зятёк, - сказал он одобрительно. - Теперь ступай к Стешке, отдохни и помойся.
  - А как же они? - спросил Аверьян, провожая тоскливым взглядом уводимых в неизвестность скопцов. - Ты же обещал, Игнашка?
  - Как обещал, так и сделал, - успокоил его шурин. - За город к реке выведут и отпустят на все четыре стороны, верь мне, Аверьяха...
  ***
  Спустя час чекисты привели скопцов к берегу реки Самары. Осеннее солнце светило ярко, но не давало тепла.
  - Эй вы, кастраты! Слухайте меня! - обратился к замёрзшим и уставшим от перехода скопцам один из чекистов. - Всем оставаться на месте и не расходиться! К воде подходить запрещаю, в лес идти тоже запрещаю! За ослушание - пуля!
  Скопцы удивлённо загудели, а чекист возвысил голос, перекрикивая их:
  - Возмущаться и спорить тоже запрещаю! - выхватив револьвер, он успокоил тем самым глухой ропот. - По нужде большой и малой вон в овражек ходите. Но только по одному или по двое!
  Чекист опустил голову, делая вид, что о чём-то размышляет. Этот хитроумный приём всегда действует на толпу успокаивающе.
  - С вопросами тоже не торопитесь! - выкрикнул он спустя минуту. - Приедет начальник, вот к нему и обращайтесь. Все меня поняли?
  - Выходит, нас здесь всех и положат, сынок? - с волнением произнёс Егор Мехельсон, с трудом сдерживая дрожь в коленях.
  - Нужны вы кому, коровки божьи, - отмахнулся чекист с нарочитой небрежностью. - Ни у кого волос с головы не упадёт, не сомневайтеся!
  - А для чево нас тады, как баранов, в куче держите, а не отпускаете восвояси? - не отставал Мехельсон.
  - А это не твоего ума дело, старик! Любопытной Варваре на базаре нос оторвали!
  Еврей присел на корточки, подняв воротник пиджака и втянув голову в плечи. Он смотрел на конвойных хмуро, насупленно, но не теряя надежды.
  - Могёте судачить друг с другом сколько влезет, - отдал неожиданную команду всё тот же чекист, отпив из фляжки несколько глотков самогона и закусив корочкой хлеба.
  Савва Ржанухин подсел к Авдею Сучкову и Стахею Голубеву.
  - Глядите, как над нами измываются! - прошептал он с досадой. - Ограбили, приют спалили... Хотели мы в рай попасть, а угодили прямиком в ад кромешный!
  - А где же Иван Ильич? - спросил, обращаясь ко всем сразу, Авдей Сучков. - Сбёг от супостатов али в застенок свели демоны красные?
  - Теперь нам того не узнать, - ухмыльнулся Стахей Голубев. - Нас всё одно в расход пустят, так что гадать нечево. Ежели жив Христос наш, Иван Ильич, то многие лета ему!
  Неожиданно один из чекистов, стоявший на посту, вскочил с земли и закричал:
  - Отряд конный вижу, братцы! Не из города, из леса в нашу сторону скачет!
  Чекисты занервничали, а скопцы заволновались. Все они напряжённо вглядывались в жёлтую, выгоревшую на летнем солнце степь, пролегающую между бором и рекой.
  По дороге, в лучах солнца, клубилось облако пыли. Оно исчезало, затем снова поднималось над извилистой дорогой.
  - Оружие к бою, вон они! - закричал чекист, оставшийся за старшего вместо Игната. Он был возбуждён, ошеломлён и раздражён одновременно. - Это бандиты, товарищи! Готовимся к бою!
  - Мало нас против них, Маркел! - упал на колени рядом с ним молоденький чекист с юношеским пушком вместо усов под носом.
  - Не бойтесь ничего, товарищи! - улыбнулся, привстав, Маркел. - Мы в степи тоже воевать обучены! Все на свои места, кто какое выбрал! Порядок и спокойствие! Когда... - Он осёкся, посмотрев в сторону притихших в ожидании смерти скопцов. - Макаров, Печёнкин, Нестеров, рассредоточьте сектантов по периметру! Бандиты их за нас примут и вряд ли на атаку отважатся!
  Названные бойцы быстро и точно исполнили команду. Угрожая оружием, ругаясь, они развели скопцов по овражкам вдоль берега реки. Каждый из них взял в руки всё, что попало. И вот они уже выглядывали из укрытий, будто птенцы из гнёзд.
  Когда для встречи приближающейся на рысях банды было всё готово, Маркел взволнованно махнул Макарову. Тот подбежал. Возле них мигом образовалась группка.
  - Где же Игнат? - со злостью выдавил Маркел, уставившись на бойцов. - Что делать, ума не приложу. Я почитай всё делать могу, а вот боем командовать...
  Ответом на его слова было угрюмое молчание. Маркел привстал, прикрыв глаза ладонью, посмотрел на степную дорогу, по которой приближался враг.
  - Придёт Игнат, вот увидите, - высказал запоздало своё мнение Пчёлкин, но, наткнувшись на скептический и колючий взгляд Маркела, сконфуженно пробормотал: - Видать, припоздает вот токо он.
  - А нам что делать прикажешь, пока он "задерживаться" изволит? - заорал, обозлившись, Маркел. - Его обязанность быть вот здесь, вместе с нами, а не...
  - Отстреляемся, не впервой! - перебил его смелым выкриком молоденький чекист. - Мой батька всегда говорил, что не так страшен чёрт, как его малюют!
  Маркел скрипнул зубами.
  - Теперь Игнату к нам точно не поспеть! - сказал он разочарованно.
  Отряд приближался. Чекисты, ожидавшие его в огромном напряжении, насчитали около сотни всадников и три тачанки с пулемётами.
  Верховые держались близко, на небольшой дистанции, будто звенья одной цепи. Они ехали неторопливо, осторожно, то замедляя ход, то останавливаясь.
  Всадник с офицерскими погонами на плечах поднёс к глазам бинокль...
  ***
  Вокруг всё казалось спокойно. Подходя к крыльцу, Игнат осмотрелся. Соседей рядом не было, только ободранный кот крался к своей добыче. Но Игнат даже не подумал разглядывать его жертву. В избе, за дверью, у него была своя.
  Плотно сжав губы, он постучал в дверь. Подождал немного и постучал снова. Убедившись, что дома никого нет, он счёл нелишним на всякий случай обойти избу вокруг. Повернув за угол, Игнат сделал пару шагов и тут же остановился.
  Он увидел ту, за которой пришёл. Она снимала с верёвки бельё. Игнат ещё раз внимательно осмотрел двор. С боков и сзади он был отгорожен от соседей высоким плотным плетнём. Хороший ухоженный дворик...
  Бесшумно ступая, в два прыжка, Игнат подскочил к девушке вплотную. Он зажал ей рот и приставил к виску ствол маузера.
  - Только пикни, Нюша, я прострелю тебе голову! - тихо предупредил он.
  Девушка дёрнулась и попыталась что-то ответить.
  - Ты думаешь, что я шуткую, и хочешь в том удостовериться?
  Анна замерла.
  - Вот эдак оно будет лучше.
  Игнат убрал ладонь от её рта и схватил за волосы.
  - Так, теперь обернися. - Он потянул девушку за волосы и, когда та повернулась к нему лицом, улыбнулся: - Вот и свиделися, Аннушка. Думала, сбёгла от меня? А ну веди в избу "гостя"!
  После яркого солнечного света Игнату показалось, что в горнице очень темно, как в погребе.
  - Мне нужно то, что ты принесла ночью домой, - потребовал он. - Куда ты "это" запрятала?
  - Теперь мне можно говорить? - тихо полюбопытствовала Анна.
  - Отдай то, что унесла!
  - Я ничего в избу не приносила.
  Игнат взвёл курок и сильнее надавил стволом на её висок.
  - Тебе лучше отдать что прошу. Так как, поладим, ведьма?
  - Я... я... - В тот же миг девушка задохнулась от боли: Игнат с силой рванул её за волосы.
  - Поднапрягись, Нюша!
  - Наверное, в узел увязана.
  - Покажи, в который? - Он немного отстранил ствол маузера от её виска.
  Из горницы они прошли в спальню. Там стояло несколько узлов. Анна указала на левый крайний.
  - Здесь, - сказала она.
  - Развяжи!
  Она развязала.
  - Ну и...?
  - Наверное, в другом узле.
  Игнат отпустил волосы девушки, отвёл маузер от головы и приставил ствол к спине.
  - Развязывай следующий.
  Анна развязала, но и в нём не оказалось того, за чем явился Игнат.
  - Сдаётся мне, что ты мне голову морочишь? - Он надавил стволом ей между лопаток. - Ну... развязывай все узелочки. Может, в каком-то из них золотишко Ивашкино всё же завалялося?
  Девушка послушно развязала второй узел. Её рука на мгновение замерла, и это не ускользнуло от внимания Игната.
  - А ну показывай, что там? - тихо проговорил он и медленно провёл стволом пистолета вдоль спины Анны.
  Девушка поморщилась от боли, но не произнесла ни слова. А Игнат...
  - Что это? - он выхватил из узла толстый альбом с фотографиями, небрежно перелистал страницы и отшвырнул его в сторону. - Очень хорошо. Теперь слухай: мы больше не будем играть в прятки и перепрятки. Что скажешь?
  Анна покорно кивнула.
  - Тогда пошли, - коротко приказал он.
  Они вернулись в горницу.
  - Скажи мне, ведьма, с кем бежать собралась? - потребовал Игнат.
  - С чего взял? - ответила девушка.
  - Узлы твои эту мысль подсказали.
  - Они тебя обманули.
  - Да брось ты...
  Игнат достал из кармана часы. Стрелки показывали полдень.
  - Не отдашь мне золото, я убью тебя, - вздохнул он театрально. - Или жизнь твоя молодая для тебя ничего не значит?
  - Я очень хочу жить, - тихо сказала Анна. Голос её дрожал.
  - Тогда жизнь твоя в обмен на золото?
  - Но я правда не знаю про него.
  - Быть посему, покажи мне, что ты принесла домой утром с пожарища.
  - Альбом с фотографиями, ты его уже видел. - Девушка старалась не смотреть на Игната, чтобы не привести его в бешенство.
  - Врёшь, паскуда! Послушай, Нюша, я не собираюсь здесь торчать до старости. Но мне очень нужно золото вашего чёртова "архангела". Ты ведь отдашь его мне, правда?
  Девушка промолчала.
  - Ну что ж, если ты не хочешь по-хорошему, я ведь могу и по-другому. - Кончик ствола маузера снова надавил на висок Анны.
  - Я... я не знаю ни про какое золото! - прохрипела она.
  Ствол надавил сильнее и едва не проломил висок.
  - Говори, сучка!
  - У... у Ивана Ильича были деньги, но немного. Он был богат, но не здесь, а в Тамбове. Если у него и есть золото, то оно спрятано только там.
  - Тогда для чего он сюда притащился? Как нищий на заработки?
  Перед глазам у Анны всё поплыло. Боль в области виска стала нестерпимой.
  - О-он собирался вернуться, - еле слышно проговорила она.
  - Куда?
  - В Тамбов.
  - Где это?
  - Далеко отсюда.
  - Не брешешь?
  - Нет. - Анна судорожно глотнула. Её била нервная дрожь.
  - Быть по-твоему, - сказал Игнат. - Теперь я свяжу тебя от греха подальше, а сам пойду с Ивашкой по душам посудачу. А ты меня здесь дождёшься. Может быть, у меня ещё к тебе вопросы появятся.
  Игнат связал девушку найденной в избе верёвкой и уложил её на кровать. Анна не сопротивлялась, боясь разозлить его. Привязав её для верности ещё и к кровати, Игнат затолкал в рот платок. В глазах девушки застыл ужас. Она начала дёргаться и мычать. Тогда Игнат со всей силы ударил её ладонью по лицу. Анна ещё разок дёрнулась и затихла.
  - Теперь очередь Ивашки! - прошептал он, глядя на девушку. - Надеюсь, он более сговорчивый, чем эта грязная сука...
  В сенях скрипнула дверь. Игнат замер. Маузер в его руке был готов в любой момент к действию.
  Минуту спустя дверь отворилась. Игнату не было видно из-за печи, кто вошёл, но он знал, кто это...
  ***
  Кругом так тихо, что Маркелу даже было немного не по себе. Высоко в небе сияет солнце. Странно, но сейчас он чувствовал себя на удивление бодрым и свежим.
  Вдруг со стороны степи прогрохотал пулемёт, а над головой просвистели пули. Одна из них прошила Маркелу плечо. Ему показалось, будто раскалённый в кузнечном горне прут пронзил его. Неожиданно привиделось, что он летит в бездну, один край которой вздымается к небу, а дно усеяно острыми камнями. Упав ничком на землю, Маркел застонал и только тут осознал, что ранен. К удивлению, он ещё не потерял способности размышлять: "Я должен руководить боем, я должен...". Теперь он не сомневался в том, что тяжело ранен: тёмная густая кровь стала пропитывать гимнастёрку и медленно растекаться по телу.
  Снова загрохотал вражеский пулемёт. Пули зажужжали над головой. Маркел откатился в ближайшее углубление.
  Слева и справа загремели винтовочные выстрелы. Это чекисты вступили в бой. Или ему так кажется? Маркел слышал свист вражеских пуль, но, к счастью, все они пролетали мимо. Он пошевелился и попытался занять более удобную для стрельбы позицию, но... ещё одна пуля настигла его. Острая боль в правом бедре отозвалась по всему телу остро и мучительно.
  Маркел привстал, быстро огляделся и, едва удерживая равновесие, бросился в более надёжное укрытие - заросшую бурьяном яму. Он выругался. Раненое бедро затрудняло движения. А затем, как только он собрался перевязать раны...
  Сначала Маркел услышал голоса, затем, привстав, увидел людей. Скопцы в панике бежали к реке. Вдогонку им неслись пули - один из мужчин упал на землю. Рядом с ним растянулись две женщины.
  "Вот подлюги! - вскипел от негодования Маркел. - Что, не видите. по кому с пулемётов жарите?"
  Выстрелы смешались с криками перепуганных скопцов. Маркел, выбравшись из укрытия, побежал к несчастным сектантам с такой лёгкостью, будто в его теле не сидели две пули.
  - В реку! - кричал им Маркел. - Плывите вниз, покуда мы здесь бандитов задержим!
  Увидев ползущего к реке скопца, ноги которого были пробиты пулемётной очередью, Маркел упал с ним рядом на колени и схватил его за руку. Скопец испуганно уставился на него.
  - К реке ползи, там спасение! - закричал на него Маркел. - Только быстрее шевелитеся, нас надолго не хватит!
  Скопец прослезился и поцеловал ему руку:
  - Храни тебя Иисус, сынок, за заботу о нас. Токо ведь не уйтить ни вам, ни нам. Оне ведь всюду стреляют!
  К ним подбежали остальные. Растерянные, жалко смотреть. Женщины, дети, плачут и дрожат от страха. Но что делать? Как им помочь?
  - Спасайтесь сами, - вздохнул Маркел, опуская глаза. - Мы вам помочь не сможем! Разве что задержим немного бандитов, пока вы по реке поплывёте...
  И тут произошло такое, чего не ожидали как обороняющиеся чекисты, так и атакующие их бандиты. Высокий и самый крупный из скопцов, Савва Ржанухин, вдруг встал во весь рост, расправил плечи и, сорвав с головы шапку, бросил её под ноги. Все оставшиеся в живых сектанты тут же последовали его примеру. Мужчины, женщины, дети и даже раненые, кто смог встать на ноги, не страшась свистевших пуль, образовали круг и пришли в движение. Скопцы ходили по кругу, подскакивая и выкрикивая: "Ой, дух! Ой, Бог! Царь Бог! Царь дух!" Изнурённые переходом, находясь в состоянии нервно-психического возбуждения, вызванного завязавшейся перестрелкой, скопцы очень быстро вошли в экстаз. Темп пляски возрос до предела. Радеющие скопцы выкрикивали бессмысленные слова и переживали особую "духовную радость" от "накатывания духа".
  - Чего это они? - спросил Маркел у раненого скопца. - Спятили что ль со страху?
  - Эдак помирать они хотят, в радении, - пояснил тот, смахивая слёзы. - А я вота... - И он пополз к собратьям по вере, цепляясь пальцами за землю, волоча за собою перебитые ноги и выкрикивая: - Ой, дух! Ой, Бог! Царь Бог! Царь дух!..
  Несколько скопцов упали срезанные пулями. Пятеро остались лежать. Им уже никогда не подняться. А вот одна женщина опустилась так естественно, будто присаживалась на корточки. Маркел слышал ей протяжный, полный боли и отчаяния стон. Но ему было не до неё.
  Будучи уверенным, что смерть, если захочет, отыщет повсюду, Маркел сменил позицию. Взяв наизготовку револьвер, он пристально вглядывался в сторону расположения врага.
  "Бандиты проклятые! Шныряют, будто крысы!" Он прицелился. Маркел не ощущал боли от ран. Он тщательно целился и не боялся промахнуться. Огромная волна классовой ненависти захлестнула его в эту минуту.
  Его выстрел затерялся среди других. Один из всадников, в которого целился Маркел, покачнулся в седле и упал. Оставшиеся стали разворачивать коней. Ещё один согнулся вдвое и нелепо вывалился из седла. Оставшиеся стали пришпоривать коней.
  "Уйдут!" - мелькнула паническая мысль в голове, и Маркел достал из-за пояса гранату.
  Отведя руку, он с силою метнул гранату через голову, а сам уткнулся лицом в землю. Грохнул взрыв, и комья земли долетели до него. Послышались крики и стоны. Маркел приподнял голову и увидел двух коней без седоков, мчавшихся в разные стороны от дымящейся воронки.
  - Знай наших, бандюки недобитые! - крикнул вслед лошадям Маркел, вытянул руку с револьвером вперёд, прицелился, и... он увидел, что тачанки бандитов снимаются с занимаемых позиций, а стрельба смолкла.
  ***
  - Входи, входи, зятёк! - произнёс Игнат. - Добро пожаловать!
  Аверьян был поражён, увидев шурина в избе, где ожидал застать только Анну. Однако он пожал протянутую руку. Ладонь Игната показалась ему слишком влажной и холодной, но он не подал виду, что это смутило его. Шурин выглядел взвинченным и взволнованным, отнюдь не усталым.
  - Почему ты здесь? - спросил Игнат. - Хотя чё я об энтом спрашиваю. Проходи и сам мне всё обскажешь.
  Аверьян вошёл и осмотрелся.
  - Ты што, энту чумичку Аньку высматриваешь? - беззвучно рассмеялся шурин. - Без хрена и яиц, а всё туда же...
  - Жену я ищу, Стешу, - угрюмо пробубнил Аверьян, не разделяя "радости" Игната. - Дома её нету, так я мыслил...
  - Ты мыслил, что она у своего полюбовника! - уже вслух хохотнул тот. - А ты не такой простофиля, как кажешься. Откель проведал, что полюбовник Стешкин здесь бока пролёживает?
  - Проследил за ним, - ответил Аверьян уклончиво.
  - Ух ты! - воскликнул Игнат восхищённо. - Ты даже на эдакое способен?!
  У Аверьяна внезапно в голове стало пусто, и он почувствовал себя бьющимся на земле, выуженным из пруда карасём.
  - Ну чего ты стоишь, как пень, зятёк? - хмыкнул Игнат. - Проходи и за стол садися. Вижу, ты покалякать со мною хотишь, правда?
  Они сели.
  - Может выпьем как бывалочи? - предложил шурин.
  Аверьян поднял на него глаза и пожал неопределённо плечами.
  - Тогда выпьем, - кивнул Игнат. - Где-то здесь я видел бутыль с медовухой. Достань-ка из комода стаканяки.
  Аверьян взял стаканы и поставил их на стол, а шурин сходил за печь в спальню и принёс оттуда бутыль с мутной золотистой жидкостью. Игнат наполнил стаканы медовухой и поставил бутыль посреди стола.
  - За что пить будем, зятёк? - подмигнул ему Игнат. - За удачный твой поджёг "посудины" скопцов?
  Аверьян покраснел от досады и промолчал.
  - А может, за твоё освобождение от влияния секты? - продолжил насмехаться шурин. - За это стоит выпить, как и за рога, которые тебе нацепила жёнушка. Хотя...
  Он осушил свой стакан, прежде чем продолжил:
  - Хотя рогатым тебя называть даже совестно. Калека безрогий - вот кто ты!
  Аверьян отставил стакан, даже не пригубив его. Злые насмешки шурина обидели его. Игнат ещё что-то говорил, а Аверьян с угрюмым видом слушал его, пытаясь отделить иронию от истины, но это было непросто. За те минуты, пока он выслушивал разглагольствования шурина, он так ничего и не понял. Шурин наполнил свой стакан медовухой и кивнул Аверьяну:
  - Ну ты что? До такой степени башку сектанством заморочил, что пить разучился?
  - Што-то мутит меня, право дело, - вынужденно солгал Аверьян. - Боюся, жалудок в обрат зараз всё выплеснет.
  - А я ещё хочу испить чашу за то, чтоб эта вот изба твоею стала, зятёк. Стешка всё одно с тобой жить не станет, скопцов тожа нет уже. Так что забирай лавку ихнюю и избу эту в придачу! Ну как? По сердцу тебе подарок мой?
  Аверьян кивнул.
  - Завтра... - Игнат встал, не закончив мысли, и прошёлся по горнице. Его лицо исказила гримаса боли и недоумения. - ...мы узаконим дом и лавку на тебя.
  Из спальни послышался какой-то звук. Аверьян невольно повернул в ту сторону голову.
  - Здесь хто-то ешо есть?
  - Я и ты, гость приблудный, больше никого, - ответил шуряк, облизывая губы.
  Ему было плохо, но он снова наполнил стакан медовухой и залпом выпил. Затем Игнат жестом показал Аверьяну, что следует встать и уходить. Бледность его лица и обильный пот на лбу и щеках заставляли думать, что ему становится хуже.
  - Но мне некуда податься, Игнат? - сказал Аверьян, не спуская с шурина настороженного взгляда.
  - Ступай, куда хотишь, - выдохнул тот с усилием. - Хоть в лавку, хоть к Стешке под подол, токо...
  Он тяжело опустился на стул, закрыл глаза и уткнулся лицом в стол. Аверьян вздохнул, услышав его густой храп.
  ***
  Аннушку Аверьян увидел сразу, как только из любопытства заглянул в спальню. Она встретила его молча, только взглянула быстро и испуганно. Закутанная в одеяло, со связанными руками и ногами, она лежала в кровати с кляпом во рту, прислонившись головой к стене. Бледная, с красными пятнами на щеках, глаза лихорадочно блестят... Она вся дрожала.
  - Хосподи, да хто же энто так тебя?! - воскликнул поражённый Аверьян. - Неушто Игнашка, вражина, штоб ему пусто было!
  Он поспешил к девушке, освободил её рот, после чего развязал верёвки.
  - Как же случилось эдак? - спросил он, присаживаясь рядом. - Энтот вурдалак истязал тебя?
  Девушка всхлипнула, но ничего не ответила. Она выравнивала дыхание.
  - Вот душа вражья, - сжал кулаки Аверьян. - Я всегда недолюбливал ево и побаивался даже.
  - Налей мне медовухи, - прошептала Анна, растирая "узоры", оставленные верёвкой на запястьях. - Только не ту, что этот образина лакал, а вон... В углу под тряпками найдёшь.
  Аверьян извлёк поллитровку и налил полстакана. Анна с закрытыми глазами отпила большой глоток и с облегчением вздохнула.
  - Мне тожа не помешало бы щас, - Аверьян вдруг осознал, что уже двое суток на ногах без сна и отдыха. Он поднёс к губам горлышко бутылки, отпил несколько глотков и сразу же почувствовал, что в голове у него прояснилось. Он улыбнулся девушке.
  - Я перед тобой виновата, - сказала она.
  - Не выдумывай, - отмахнулся Аверьян.
  - Виновата! Это я втянула тебя во всю эту грязь, от которой самой тошно.
  - Видать, эдак Хосподу надобно было, а ты не вини себя.
  - А ты почему всё Иисусом прикрываешься? Ты же скопец... ты же...
  - Никогда я вере скопцовской привержен не был, хотя и жил в их общине. Да, пробовал приобщиться к калекам, себе подобным, но... Опреть души мне сеё. Я токо видимость создавал. Из всей веры энтой мне токо радения по сердцу пришлися! Пляшешь, поёшь... На душе зараз лехко становится и всё худое нипочём! Все горести прощевайте, а благости - милости просим! А Иисус Христос завсегда в душе моей жил. Небесный, прекрасный, а не землю топчащий самозванец грешный!
  - Выходит, ты притворялся?
  - Нет, я просто жил как небесам угодно было. Вот и вся эдака истина моя, душа-девица. А ты вот пошто в энту бучу ввязалася? Разве бабье энто дело об эдакое дерьмо обгаживаться?
  - Как знать... Кроме всего, я забыла тебе сказать нечто важное, потому что... потому, что это вылетело у меня из головы! - Она взяла у Аверьяна из рук бутылку и отпила глоток. - Впрочем, тебе уже это знать не обязательно. Радуйся тому, что жив и дышишь.
  - Об чём энто ты? - насторожился Аверьян. - Моей жизни какое лихо угрожает?
  - В рубашке ты родился, так и знай, - ответила загадочно девушка. - А теперь всё, не задавай мне больше вопросов.
  - Быть по-твоему, - кивнул, соглашаясь, Аверьян. - Токо вот про шуряка маво растолкуй: што он здеся делал, пошто тебя связал и што с ним таперя?
  - Много знать хочешь, - мрачно возразила Анна и отпила ещё медовухи. - Сначала он, шуряк твой ненормальный, ворвался ко мне в избу, как демон с шабаша. Он угрожал мне пистолетом и требовал золото. О каком золоте он выпытывал, я так и не поняла. Да, был Иван Ильич богатым купцом когда-то, сейчас... он беднее церковной мыши. Как только началась революция, он всё потерял, что имел. Лавки, магазины, товары, деньги... Ничевошеньки не осталось! А этот придурковатый шуряк твой вбил себе в башку, что у Ивана Ильича будто денег куры не клюют. Вот и явился нынче как снег на голову, чтобы выпытать из меня, где скопцовское золото спрятано!
  - А у Ивашки самово што ж об том не обспросил, сучонок? - удивился Аверьян.
  - А я почём знаю, - огрызнулась Анна. - Видать, не добился от него ничего, вот за меня и взялся, паскудник.
  Аверьян почесал затылок. Неожиданно пришедшая в голову мысль заставила его побледнеть и со страхом посмотреть на слегка захмелевшую собеседницу.
  - Скажи мне, Аннушка, а то пойло, от которова шуряк мой окочурился, ты для меня изготовила?
  - Не для тебя, для Ивана Ильича, - уже веселее ухмыльнулась девушка.
  - Отравить ево собиралася? - побледнел Аверьян.
  - Усыпить, чтобы оскопить кобеля старого! - зло рассмеялась Анна. - Он ведь людей без счёта к вере оскопленьем приобщил. А сам по бабам охоч и поныне, жеребец похотливый. Вот и решила я оскопить его с твоей помощью, чтобы угомонился под старость и место своё знал, а на баб не заглядывался!
  - И у тебя рука бы поднялася на своево благодетеля?
  - Ещё как. А тебя чего это интересует?
  - Дык ты мне другое говорила, кады на сторону свою склоняла?
  - Потому и говорила, что склоняла. Но ничего, не майся. Тебе же родственничек твой лавку с товаром и дом этот вот посулил? Вот теперь пользуйся дарами этими и радуйся!
  - А с Игнашкой... с шуряком што сделать замыслила? - осторожно, чтобы не вызвать неудовольствие собеседницы, поинтересовался Аверьян.
  - Ничего, - ответила она, поднося к губам горлышко бутылки. - Он теперь до утра дрыхнуть будет. А утром меня уже здесь не будет!
  - Ты што, али утечь собралася? - очередной раз изумился Аверьян. - А Ивашка как же? Неушто ево одново здеся бросишь?
  - А на черта он мне теперь сдался! - расхохоталась Анна. - Ежели выпустят из тюряги большевики, пусть к жене твоей, прохвостке бессовестной, ступает. Эта овца души в нём не чает, а я и без него теперь обойдусь.
  Аверьян задумался. Чего-то он не понимал в этой запутанной истории. Он беседовал с Анной, но как будто не узнавал её. Опустив глаза, она сосредоточенно смотрела в одну точку на полу. Наверное, эта девица не так уж и беззащитна, несмотря на свой ангельский облик! Едва ли она нуждается в чьей-то помощи...
  - Хорошо, что всё закончилось вот так, - сказала Анна. - Случись всё по-другому, то... я не поняла бы самого важного - того, что я занимаю в этой жизни не своё, а чьё-то место.
  - Какое место? - не понял Аверьян.
  - Чужое. Я должна была сейчас жить в роскоши и богатстве за границей, а я... я рядом со старым свихнувшимся развратником, возомнившим себя Иисусом Христом! Ему нужен человек, с которым он смог бы прожить свою старость! А я? Только одна мысль об этом вызывает во мне отвращение. У нас с ним была возможность уехать за границу, а он... Этот стареющий интриган предпочёл бродяжничество по обнищавшей России лёгкой и красивой жизни где-нибудь в Италии! Нищета и кучка свихнувшихся кастратов - вот предел его мечтаний!
  - И куды же ты теперя собираешься? - спросил Аверьян. - Мыслишь, хде-то лутше теперя, чем у нас здеся али в Тамбове вашем?
  - А чего тебя интересует, куда я собираюсь? - пьяно ухмыльнулась Анна. - От всех скрывала, а вот тебе скажу! За границу я теперь одна уеду, чтоб не видеть мне больше ни Ивана Ильича "преподобного", ни России, которую я с некоторых пор просто ненавижу!
  - Успокойся, глупости ты молвишь неразумные, - покачал осуждающе головой Аверьян. - Ты хорошая и добрая дева, а то што...
  - Не говори со мной так, как нашкодившие мужики своих жён задабривают, - оборвала его Анна на полуслове. - Я тебе не жена, да и ты мне никто! И не понимаю я, почему вот сижу перед тобой и как на исповеди душу выворачиваю? А ты почему меня слушаешь?
  - Думал, што плохо тебе одной будет, - пожал плечами Аверьян.
  Девушка горько улыбнулась.
  - А мне одной никогда плохо не бывает. Мне не привыкать коротать время одной. Мы дошли с тобою до перекрёстка, где пути расходятся, так что...
  - Нет, мы не шли с тобой по одной дороге, - возразил Аверьян. - Мы шли каждый своей дорогой...
  - Ну, продолжай: мужик и баба - существа разной породы. А уж мы с тобою и того пуще. Ты кастрат, а я... Ничего общего промеж нас быть не может!
  - Даже не будь я оскоплённым, мы бы не смогли быть вместе. Я продолжаю идти той дороженькой, по которой и ступал всю жизнь!
  От этих слов Анна поёжилась. Ей стало холодно и неуютно.
  - Твои помыслы меня не интересуют.
  - Вот видишь. Ты так говоришь, бутто думашь, што слова энти доставляют мне удовольствие.
  - Да мне начхать на тебя, увалень кастрированный! Ты никчёмный жалкий человечишка. Вот гляжу на тебя и удивляюсь - как бы я прогадала, если всё обернулось бы не так, как сейчас, а так как я задумала...
  Они снова замолчали. Аверьян мог бы встать, сказать, что у него дела и что им пора прощаться. Но он не сделал этого, потому что чувствовал: его охватывает усталость и даже злоба. Всё в нём противилось желанию собеседницы унизить его.
  Анна взглянула на него вызывающе и даже враждебно. Но она, словно устыдившись чего-то, быстро опустила глаза, глубоко вздохнула и вся сжалась. Потом мотнула головой - какая-то обречённость была в этом движении - и посмотрела на него если не с ненавистью, то с вызовом.
  - Хорошо! Давай поговорим начистоту! Я думала, что как только освобожусь от всего, то мне станет легко. Но не получается. Гляди, даже вот руки дрожат.
  - Наверное, нам нечаво больше обсуждать, - сказал ей Аверьян. - Тебе щас поспать малёха надо б, раз в путь дорожку собираешься.
  - Нет, выслушай меня! - воскликнула Анна. - Мне надо выговориться. - Строго посмотрев на него, девушка продолжила: - Сколько я помню Ивана Ильича, он был так энергичен, так умён, он настолько превосходил всех, что я гордилась им и шла за ним, как зачарованная. Я жила его мыслями, его чувствами, его желаниями. Я, как собачка, была готова к полному подчинению. В этом было что-то эдакое, слепое и животное, что невозможно осмыслить. Я уже думала, что привычка подчиняться ему у меня в крови, но... Так я и жила эдакой постылой жизнью. Стоило Ивану Ильичу свистнуть, и я прибегу. Но так не может больше продолжаться. Он превратился в ничтожество, и моя любовь и обожание превратились в тлен...
  Анна тяжело дышала. Она запрокинула назад голову, от чего её шея, казалось, вот-вот надломится. Её настроение словно передалось Аверьяну. Он пребывал в затруднении и был бессилен определить своё отношение к тому, что только услышал. Если бы в такую непонятную ситуацию угодил кто-нибудь другой, а не они с Анной, то и...
  Поддавшись какому-то внутреннему порыву, Аверьян положил ладонь на голову девушки, провёл по её мягким шелковистым волосам. Анна отстранилась и тихо сказала:
  - Уходи.
  Аверьян убрал руку.
  - Уходи, - повторила она.
  Он встал, пожал плечами и направился к выходу.
  - Ты хороший человек, Аверьян, - услышал он голос Анны. - Я рада, что мы с тобой расстались именно так, как расстались, а не так, как я замыслила...
  ***
  Бандиты ушли. Их поспешное отступление вызвало недоумение у чекистов.
  - Это на них не похоже, - сказал Маркел, глядя на окруживших его бойцов. - Взяли вот так просто и отступили, несмотря на своё численное превосходство. С чего бы это?
  - Они, наверное, скопцов тоже за нас приняли, - предположил кто-то.
  - Ага, особенно когда они запели и в пляс пустились, - усмехнулся ещё кто-то из бойцов. - Бандиты всех нас за спятивших приняли, вот и ушли восвояси!
  - Как бы то ни было, а всё обошлося, - вздохнул с облегчением Маркел. - Бандиты ушли, а беда нас миновала. Игнат тоже всё ещё не приехал, хмырюга. Что со скопцами делать, ума не приложу.
  - Расстрелять как врагов народа! - выкрикнул молодой энергичный боец. - Будь сейчас Игнат средь нас, он бы так и приказал, не сомневайтеся!
  - Ишь ты, душегуб какой выискался, - возразил боец постарше возрастом. - Да ежели бы не они, то и нас бы сейчас в живых не было. И ещё понять не могу, кому могут помешать эти горемыки? Ну молятся своему богу с песнями и плясками, что в том худого?
  - И без того нелёгкая житуха у них! - согласился с говорившим Маркел. - Всеми гонимые и презираемые. Сам не знаю почему, но мне их жалко.
  - Им-то ночевать щас негде, - прибавил третий чекист. - Осень на дворе, а не лето красное.
  - Откуда они? Зачем явились сюда? - снова выкрикнул молодой.
  - Отовсюду, - ответил ему резко Маркел. - Страна наша не маленькая и людей тоже немало. Так бы всё ничего, только вот почему Игнат к нам не приехал. Попа скопцов в городе оставил, а нас с остальными бедолагами за город выпер. Не знаю, как вам, товарищи, а мне что-то не нравится его эдакий поступок!
  Чекисты загудели, совещаясь, а Маркел задумался.
  Скопцы тем временем хоронили своих убитых. Их оказалось больше десятка. Могилы копали что под руку попало.
  - Где же Игнат? Где его черти носят? - стонущим голосом закричал Маркел, теребя пальцами фуражку. - Отправил нас сюда, а сам...
  - А чего надрываться, - ухмыльнулся молодой боец. - Всех сектантов в расход, и головная боль долой. Башкой клянуся, Игнат именно для того нас здесь и собрал.
  - А если не для того? - усомнился Маркел. - Я понимаю врагов расстрелять, а вот этих тварей верующих?..
  Тишина. Чекисты смотрели на него пристально и недоброжелательно. С поникшими головами, равнодушные к его слабым аргументам, защищающим каких-то придурковатых сектантов...
  - Сколько у нас убитых? - спросил Маркел у бойцов.
  - Все живы, - ответил кто-то.
  - А раненых?
  - С тобой шестеро. Да и те не шибко задеты.
  - А у скопцов?
  - Да нам-то какое до них дело? - процедил молодой чекист сквозь зубы.
  - Пусть знают, как мы к ним относимся, - пробубнил неприязненно ещё кто-то.
  - Кто "мы"?
  - Мы! Все! Народ! У меня к церковникам особые счёты! Понятно? - снова высказался молодой.
  - Чёрт тебя поймёт, Гришка... - проговорил недовольно Маркел. - А церковники не люди? Так что ль мозги твои считают?
  - Будь по-вашему, - сдался Гришка. - Давайте ещё Игната подождём. Чую, без него мы ничегошеньки не порешаем. Жалостливых слишком много и средь нас завелось. Хорошо, хоть не видит нас вот эдаких товарищ Дзержинский.
  И, сдвинув на лоб шапку, он почесал затылок.
  - Напали на нас внезапно, - принялся размышлять вслух Маркел, повернув голову в ту сторону, откуда пришли бандиты. - С чего бы это? Случайность или ещё что?
  - Намекаешь, что предательство... - бросил раздражённо Гришка.
  Но Маркел пропустил его едкую фразу мимо ушей и продолжил:
  - Игнат нам приказал сюда скопцов вести и его дожидаться. Затем на нас напали бандиты. Игнат не появился. Мы, как дурни, торчим здесь и ждём, сами не зная чего. Игнашка, сучий выродок, как сквозь землю провалился!
  - А можа, ево бандюки по дороге прихлопнули, когда к нам скакал? - предположил чекист, которого все называли Прохором.
  - Всё может быть, - согласились с ним другие.
  - Спешил к нам, а угодил к врагам, - вставил едкую фразу и Гришка.
  - Можно думать, что бандиты его пристрелили, - Маркел как ножом рубанул ребром одной ладони по другой. - А я уверен, что жив он и здоров. Только с нами нет его! Не вижу я его среди нас, товарищи! А теперь вопрос. Почему он нас и всех скопцов за город выпроводил, а сам остался? Ответ. А остался он потому, что попа скопцов в городе оставил! Я не знаю, что наш Игнат замышляет, но он что-то хочет выпытать из арестанта, или...
  - Мы что одни из отряда ЧК? - хмуро пробубнил Прохор. - В городе ещё сотня осталася.
  - Игната над нами командиром поставили, вот он нами и командует, - сказал громко, чтобы все слышали, Маркел, расправляя плечи. - А так как его сейчас нет, думаю, и нам обратно пора. Бандюки наскочили на нас, обожглися и отступили. А вот ночью, ежели не уйдём, они в самый раз с нами сполна и поквитаются.
  Все смолкли, точно по команде. Утихомирились и скопцы, захоронив последнего погибшего. Всё вокруг тоже умолкло, будто сделало передышку. Люди были взведены, как курок, и...
  Маркел стоял с поникшей головой. Душа ныла, словно предчувствуя ещё какую-то скрытую беду. На сердце тяжким грузом давила горечь вины и поражения. Он готов был провалиться на месте от стыда и неловкости и только время от времени шумно и обречённо вздыхал. Глаза большие, горящие, непонимающие. Он, несомненно, завыл бы от безысходности, если бы не стыдился окружавших его товарищей. Маркел хотел скрыть своё состояние от других. Он не хотел, чтобы бойцы догадались, что он убит сомнениями, будучи не в силах разрешить их. Ему казалось, что все видят его насквозь и осознают его неуместную жалость к отверженным сектантам.
  Один из скопцов, издали наблюдавший за чекистами, пытался определить участь, ожидавшую их. Изучая лицо Маркела, он озабоченно морщился, открывая и закрывая рот, шмыгал носом и тяжело вздыхал.
  Чуть в стороне стояла женщина. Её лицо было полно тревоги, а в голове всё смешалось. Несмотря на свою неопытность в жизненных сплетениях и сложность ситуации, она старалась держаться ровно. Женщина ощущала направленные на себя недобрые взгляды чекистов, но так и не понимала, что происходит.
  Остальные скопцы суетились возле раненых. Они перевязывали как своих, так и чекистов белыми тряпками, разрывая рукава рубах. Только молодой Гришка и ещё двое бойцов равнодушно смотрели на хлопоты "презренных" сектантов.
  Маркел "взирал" на всё это внешне спокойно, но на сердце было тяжело. Он чувствовал напряжённость во всём, горькую двусмысленность своего положения - роковое перепутье. Голова его шла кругом от жалости к скопцам, от ненужных мыслей... Война, беспощадная война на истребление между красными и белыми, пока ещё не закончилась. Но это поединок двух вооружённых враждующих сторон! Причём здесь жалкие и безропотные сектанты, которые и так сполна наказаны чудовищным оскоплением?
  Скопцы тем временем готовились к смерти. Они выстроились вдоль берега реки, возвышаясь над водою. Неподвижные в своём молчании, загадочные, они казались слабыми, но со временем, когда их расстреляют, у них вырастут крылья, и тогда они вознесутся в небеса.
  Маркел вздохнул и зажмурился. Он вдруг почувствовал, что взвалил тяжкий груз на свою душу. А теперь он никак не мог взять в толк, что с ним делать. Сбросить с себя эту тяжесть и продолжить путь вместе с людьми или безумным поступком завершить своё падение?
  - Ну? Что делать прикажешь, "командир"? - крикнул Гришка, глядя на небо.
  - Ничего. Возвращаемся обратно, - глухо ответил Маркел.
  - И то верно, - закивали чекисты. - В город пора, а то смеркается уже.
  - А скопцов за собой потащим? - выкрикнул удивлённо Гришка.
  - На кой они нам? В расход пустим! - зло "гыгыкнул" кто-то из отряда. - Поглядите-ка, товарищи, они даже выстроилися вона как для расстреляния!
  - Скопцов оставляем, а сами уходим, - проговорил Маркел решительно.
  - Ты что, ополоумел? - заорал возмущённо Гришка. - А для чего мы тогда их сюда притащили?
  - А ты, молокосос крикливый, что бы сделал? - посмотрел на него утомлённо Маркел, морщась от ноющих ран.
  - В могилы их всех определил! - страшным голосом заорал вышедший из себя Гришка так, что жилы на его шее вздулись. - Они людей живьём кастрируют и в сети свои затягивают, а мы... В расход сектантов, и сказ весь!
  - А ну заткнись, горлопан сопливый! - рявкнул на него Маркел, тоже начиная сердиться. Он, с видом человека только что принявшего очень важное и ответственное решение, повернулся к ожидавшим в смирении своей участи скопцам и громко крикнул: - Чего ухи развесили, овцы безропотные? Хватит хоронить себя заранее! Уносите прочь свои задницы, да побыстрее, покуда не передумали!
  Чекисты зашумели, удивлённо переговариваясь. Такого исхода они не ожидали.
  - А может, не стоит поступать эдак, командир? - обратился к Маркелу Прохор. - Вдруг приказ на их расстрел всё ж имеется? Ты же голову свою подставляешь?
  Маркел горько усмехнулся.
  - Может быть, и так, - сказал он. - Но приказа этого мы все не видели и не слышали, так ведь?
  - Так-то оно так, но...
  Но Маркел уже его не слушал. Он повернулся и крикнул скопцам:
  - Всем пути счастливого, черти убогие! И никогда... никогда больше сюда не возвращайтесь!
  Не глядя на товарищей и боясь их осуждающих взглядов, Маркел нахлобучил шапку и пошагал в сторону города.
  - Эй, начальник! - услышал он окрик из множества голосов и, не оборачиваясь, остановился.
  - Мы никогда вас всех не забудем, братцы! - закричали скопцы. - Век за ваши души души бессмертные молиться будем, верьте нам, люди добрые!
  Макею показалось, что все скопцы взволнованы до крайности и дают своё обещание от всего сердца.
  - Это что, они нас добрыми назвали? - послышался удивлённый возглас Гришки.
  - А ты думал, - ответил ему рассудительный глуховатый голос Прохора. - Это ты у нас молодой, да ранний. Ещё не знаешь, что больше к добру стремиться надо, а не к смертоубийству кровавому!
  Усталый, но довольный собой и своим поступком, Маркел шагал, тяжело прихрамывая, в направлении города. Ему хотелось одиночества, хотелось побыть одному, но... он спиною чувствовал, что все бойцы отряда молча, без шуток и выкриков, медленно бредут за ним следом.
  9.
  Будучи не в силах больше блуждать вокруг дома с противоречивыми сомнениями в душе, Аверьян подошёл к крыльцу. Дверь оказалась не заперта.
  Стеша сидела за столом перед зеркалом и внимательно разглядывала своё отражение. Как только Аверьян переступил порог, она живо обернулась и слегка побледнела от неожиданности.
  - Может, я не ко времени? - спросил он срывающимся голосом.
  - Заходи, коли пришёл, - ответила она без ложного энтузиазма.
  Стеша сидела всего в двух шагах от него. Аверьян смотрел на её спину, на которой знал каждую родинку. От воспоминаний захватило дух. Он подошёл к ней и провёл ладонью по голове.
  - Стеша...
  Она обернулась и посмотрела на него. Аверьян тут же понял, что между ними уже не осталось ничего общего. Стеша брезгливо поджала губы и увела в сторону глаза. Она явно не хотела его видеть, но не могла в этом признаться.
  - Зря ты заявился, Аверьян.
  - Но-о-о... Мы ешо вроде как повенчаны и ты мою фамилию носишь?
  - И што с тово? Не серчай, Аверьян, но я не хочу, штобы ты здеся оставался.
  - А я вот хотел поглядеть на тебя и детишек, - сказал он. - Как они?
  - С ними всё хорошо, - ответила Стеша. - А вот о тебе я ужо давно думать перестала. Сызнова у нас ничаво не выйдет, и ты сам поди об том прекрасно ведаешь.
  Пальцы Аверьяна готовы были коснуться плеча жены, но он не решался этого сделать, словно перед ним сидела не родная супруга, а совершенно чужая женщина.
  - Я хочу, штобы ты ушёл, - очень тихо произнесла Стеша, глядя в зеркало. Голос её дрожал, в нём слышались слёзы. Аверьян ждал, что она вот-вот расплачется, а он обнимет её как прежде, чтобы утешить. А Стеша сдерживала слёзы, она знала их воздействие на мужа и твёрдо решила не давать ему повода расслабиться.
  - Прошу, уходи, - сказала она, вставая и отходя к окну, словно давая понять, что на этом разговор закончен.
  Рука Аверьяна повисла в воздухе, так и не коснувшись плеча жены. Не вспыхнуло никакой искорки между ними.
  - Мы бутто совсем чужие, Стеша, - язык Аверьяна отказывался произносить эти страшные слова.
  - Да, - сказала она. - Мы всегда были чужими, а жили по надобности.
  - А я по-другому мыслил, - признался Аверьян.
  - Я тожа, покуда ты не пропал без вести, - вздохнула Стеша. - Я обрадовалася даже, прости меня, Хосподи. Мыслила жизню свою постылую сызнова начать, а ты вот он весь. И под венец нельзя таперя, и ты... Не мужик и не баба, а скопец, причындалов мужицких лишённый.
  - Но ведь у нас дети? Тяжело ведь одной поднимать их на ноги?
  - Аверьян, токо не надо щас об детях упоминать, - она прервалась.
  - Што, пужаешься сеим испортить нашу беседу?
  - Нет, лучше ступай с глаз долой. Зрить тебя не хочу. Уходи же!
  Аверьяну вдруг захотелось ударить её. Он отвернулся, чтобы этого не сделать. Он долго молчал, прежде чем произнёс:
  - Мне ночевать негде. И пожрать бы чево.
  - Аверьян...
  - Я правду говорю. Уж не взыщи, коли супротив жаланья твово правда моя будет.
  Стеше потребовалось некоторое время, чтобы переварить неприятную для неё просьбу мужа.
  - Ежели он придёт и увидет тебя, то меня бросит, - прошептала она.
  - Об ком ты? Об Ивашке Сафронове?
  Она покраснела, занервничала, но промолчала.
  - Не придёт он, не жди. Братцу свому непутёвому за то спасибочки скажи.
  Стеша снова не проронила ни звука.
  - Во грехе живёшь, не стыдно тебе? И энто при живом муже. Деток бы постеснялася...
  - Да ведь не муж ты мне, Аверьян! - не выдержала Стеша. - Ну... Повенчаны мы, деток завели. А я не могу зрить тебя, слышишь! Не мо-гу!
  Его лицо скривилось, он вздохнул.
  - Дык што скажешь? Оставишь меня переночевать али за дверь, как пса бродячева, выставишь?
  Она смотрела на него с ненавистью.
  - Даже ежели я решу оставить тебя в избе, - начала она; мысль, казалось, вдруг убежала от неё, - я не смогу энтова сделать.
  Он пожал плечами.
  - Ты боишься, што явится твой полюбовник и застанет меня у тебя? Но он...
  - Он придёт нынче, не сумлевайся, Игнатий выпустит ево.
  - А я как же? Ведь энто и моя изба тоже? Я што, ужо не имею права занять здесь свой угол?
  - Конечно, имеешь, зятёк! - послышался голос из сеней. Не прошло и секунды, как его обладатель вошёл в горницу.
  ***
  Когда действие снотворного закончилось, Игнат пришёл в себя. Он сразу же вспомнил, что с ним случилось. Анны в избе не было. Увязанных в узлы вещей тоже. Вывод напрашивался сам собой: она покинула город.
  - Чёртова сука! - выругался он в бешенстве. - Но я ещё до тебя доберусь! Мы ещё поглядим, чья осилит, замухрышка паскудная!
  Разбив окно, Игнат выбрался из избы, а четверть часа спустя он уже вбежал в городской отдел ЧК.
  Кивнув дежурному, он спросил:
  - Маркел с бойцами с задания не возвращался?
  Тот пожал плечами.
  - Понятия не имею.
  - Ладно, сектанта арестованного ко мне веди. Да, пригляди повнимательнее, чтобы мне никто не мешал при допросе!
  На допросе Сафронов заявил, что понятия не имеет, про какое золото спрашивает у него "начальник".
  - Было бы у меня золото, я бы давно уже заграницу обживал, - усмехнулся он. - То золото, что у меня было, я всё на деньги поменял.
  Игнат буравил его взглядом, а Ивашка - бледный, не выспавшийся, с красными глазами - сидел напротив, лишь изредка поднимая голову и позёвывая. Отвечал на вопросы спокойно как человек, давно всё обдумавший. Но за внешним спокойствием чувствовалось внутреннее напряжение, что-то неврастеническое, будто он испытывал удовольствие от своего явно выдуманного рассказа.
  - Даю тебе пять минут на то, чтобы ты сказал, где прячешь золото, - сказал Игнат, тоже начиная нервничать. - Говоришь, где золото, а я спасаю тебя от смерти. Идёт?
  Сафронов поднял голову, посмотрел на него, провёл рукой по волосам и, опустив её, с сожалением произнёс:
  - Жди не жди, а мне сказать больше нечего. А что касается смерти, если она мне и угрожает, так это только от тебя.
  - Значит не хочешь делиться по-хорошему?
  Ивашка с тревогой взглянул на Игната, глаза его невольно сузились - "шестым" чувством он ощутил приближение большой опасности.
  - Никак не пойму чем! - выдавил он из себя. - Я что, по-твоему, похож на человека, у которого много золота?
  - Издеваться изволишь, поп скопцовский, - ухмыльнулся недобро Игнат, приблизился к окну и осторожно, прикрываясь шторкой, выглянул на улицу. - А мне не понаслышке известно про богатства скопцов. И я не поверю, что ты беден! Ну так как?
  - Нет у меня ничево, - не задумываясь ответил Ивашка, решивший про себя держаться до конца.
  - Так я тебе и поверил, гавнюк бородатый. А на какие вши ты содержал секту?
  - Как на какие? На добровольные пожертвования.
  - На чё? Ты хотишь мне впарить, что "пожертвователи" твои златом-серебром тебя осыпали?
  - Нет, каждый делился чем мог.
  - Шуткуешь?
  - И в мыслях не было.
  - И это в голодное время?
  - И в эдакое время людей хороших больше, чем злых.
  - И ты, сектант проклятый, морочил горожанам головы просто так, без выгоды?
  - Я внушал адептам истину, а морочить головы вы горазды.
  - А людей для чего кастрировал, упырюга?
  - Не кастрировал, а оскоплял. Так по вере нашей положено.
  Сафронов говорил спокойно, несмотря на то что пара колючих глаз внимательно наблюдала за ним. Чекист зорко следил за малейшим его движением, взглядом, выражением лица.
  - У меня нет золота, - сказал Ивашка. - Даже ежели ты убьёшь меня, тебе это не поможет.
  - Не-е-ет, я не убить, а спасти тебя пришёл, - заверил Игнат. - Убивать тебя другие будут, те, кто сектантов твоих уже у реки расстрелял. Так вот, ублюдок, как они вернутся, тебе конец!
  Ивашка занервничал и замялся.
  - Ну-у-у... Я имею кое-что на жизнь безбедную, - признался он. - Только...
  - Сколько? - оборвал его на полуслове Игнат, алчно сверкнув глазами.
  - Ну-у-у...
  - Хрен гну! Говори, не мямли.
  - Не могу сказать точно, не считал.
  - Так и быть, вместе посчитаем, - взглянув на дверь, перешёл на шёпот Игнат. - Я тебе и за границу помогу перебраться. Богатым людям, как мы с тобой, нечего делать в этом нищем государстве.
  Игнат чувствовал себя, как побитая собака: всё, что он хотел, так это лечь и умереть. Сегодня, после невероятного освобождения девушки из его власти, казалось, всё потеряно. Он и надеяться не смел, что так просто удастся разговорить упёртого сектанта, а тут... Может быть, девушка вовсе и не сбежала из города, а прячется где-то? Нет, она не может вот так вот запросто бросить своего благодетеля. Но где она может отсиживаться?
  Игнат нервничал. Он всё поставил на кон, и ему было что терять. Затеянная им игра более важна, чем вся его карьера или даже жизнь!
  С улицы послышалось какое-то оживление. Игнат метнулся к окну.
  - Ну вот и Маркел с "товарищами" вернулись, - прошептал он. - Вернулись одни. Стало быть, скопцам уже кердык! Но, судя по тому, как они настроены, нам тоже остаётся жить не так уж и долго!
  - Они меня расстреляют? - встревожился не на шутку Ивашка, которому сейчас жизнь показалась милее денег.
  - Нет, сейчас мы тихо выскользнем отсюда, - ответил Игнат, досадливо скрипнув зубами.
  - Ускользнём? Куда?
  - В дом к твоей Аннушке. Кстати, кем она тебе приходится - прислугой или любовницей?
  Услышав упоминание о девушке, Ивашка сразу же обмяк.
  - Как ты пронюхал про неё, аспид? - спросил он, едва ворочая языком.
  - Извиняй, но я служебные тайны не разглашаю, - ответил Игнат.
  - Так она дома и не арестована?
  - Сейчас пойдём, и сам убедишься. У нас нет сейчас времени обсуждать лишнее.
  Сафронов посмотрел на Игната, тот выглядывал в окно и осторожно вытягивал из кобуры маузер.
  - Это что ж получается, - удивился Ивашка, - нынче и ты у своех не в чести?
  - Ну что ты, - оскалился Игнат. - Это я из-за тебя стараюсь. Товарищи хотят убить тебя, а я не хочу им этого позволить.
  - Я хочу видеть девушку, - сказал Сафронов.
  - Прежде всего ты не должен был позволять ей сбегать из города.
  - Сбегать? Да ей некуда идти без меня.
  - Я тоже на то надеюсь, - прошептал Игнат. - Хотя твоя Аннушка уверяла меня в обратном.
  - Нет, она не уйдёт без меня, - сказал Ивашка уверенно. - Хотя... ежели подумает, что меня уже нет в живых...
  - Я отыщу её для тебя, ежели понадобится, - ухмыльнулся Игнат, переходя от окна к двери.
  - Нет в сеём необходимости, - отклонил его предложение Сафронов. - Это не я её, а она меня сама искать начнёт, ежели уже не ищет.
  Игнат, приложив ухо к двери, помрачнел.
  - Сюда идут, - выдохнул он озабоченно. - Их много.
  - Но это же твои "товарищи", чекисты?
  - Были товарищи, да сплыли. Давай-ка подсоби, друг сердешный. Мы теперь уже вдвоём спасаем наши жизни!
  - А куда же мы отсюда денемся? - ужаснулся Ивашка, чувствуя внутри себя холод. - Нас же не выпустят живыми? А может, через подземный ход?
  - Подземный ход? Даже не мечтай об эдаком благе! - с грустью покачал головой Игнат. - Но боюсь, что эдакова в этом здании не предусмотрено. Ежели бы был здесь лаз подземный, то я бы один из первых узнал про него...
  Он оборвал себя на полуслове, поскольку в голову неожиданно пришла здравая, а может, даже и спасительная мысль.
  В дверь кто-то тихо постучал.
  - Занят я, - крикнул Игнат, целясь из маузера.
  - Это я, Гришка Мантуров, открой, - послышалось из коридора.
  - Говори, что надо, и уходи, - крикнул раздражённо Игнат.
  - Макей к начальству пошёл на тебя доносить, а я вота упрядить пожаловал.
  - А чем я эту гниду обозлил, не знаешь?
  - Он думает, что ты пособник бандитский и банду на нас к реке наслал.
  - Выходит, на вас напали?
  - Еле отбилися.
  - А скопцов расстреляли?
  - Нет, Маркел не велел. Их токо бандиты малость прорядили, а мы и пальцем не тронули!
  - Так вот за что Маркел на меня оклычился.
  - За всё сразу. И бойцов всех, акромя меня, против тебя настропалил!
  - А ты? Почему ты за меня заботишься?
  - Сам не знаю. Наверное, за то, что вместо фронта в ЧК пристроил!
  - Хоть один благодарный нашёлся, а все остальные суки тифозные.
  - Ты бы уходил, Игнат, от греха подальше, - снова заговорил из-за двери Гришка. - Кто знает, что сейчас Маркел Савелию Григорьевичу на тебя наговаривает?
  Игнат посмотрел на массивный шкаф, стоявший у стены справа от окна. Решение пришло мгновенно.
  - А ну-ка подсоби, тварь божья! - кивнул он притихшему на стуле Ивашке, и тот поспешил к нему на помощь.
  Приложив немало усилий, они отодвинули тяжеленный шкаф от двери.
  - Куда ево? - спросил Ивашка, взмокший от напряжения.
  - Дверь подопрём, - ответил Игнат. - Только пошевеливайся, Иисус недоделанный. А может, прямо сейчас сотворишь чудо и сделаешь нас невидимыми?
  Ивашка поджал губы, но промолчал. Он проглотил обиду. Скандалить сейчас в логове чекистов не входило в его расчёт. Вдвоём с Игнатом они придвинули шкаф к двери, обернулись к стене, от которой его отодвинули, и... о счастье! Они увидели в стене заколоченный досками проём.
  - Что, зришь воочию "райские врата Иисуса Христоса"! - прохрипел Игнат, указывая стволом маузера на "открывшееся чудо". - Я, конечно, не Бог, как ты, урод мордастый, но, как видишь, тоже кое-что умею!
  - Да, - согласился Ивашка и утвердительно кивнул.
  - Ты веришь глазам своим или ущипнуть для убедительности?
  - Не надо. Я вижу доски. Но что за ними?
  - За ними подвал и спасение.
  - Так чего мы ждём?
  - Признания...
  Ствол маузера, описав полукруг, остановился нацеленным в грудь Сафронова.
  - Я же признался тебе? - пролепетал тот, бледнея.
  - Ты только обещал чем-то поделиться, - злобно улыбнулся Игнат. - Осталось выяснить, чем и где "это" спрятано.
  - Нет, я скажу тебе всё только тогда, когда мы выберемся отсюда! - заупрямился Ивашка, совершенно не доверявший хитрому чекисту.
  Но тот умел дожимать строптивцев.
  - Последний раз спрашиваю - где спрятано золото? - "надавил" безжалостно Игнат. - Говори, где оно спрятано, контра, и мы сразу же уходим?
  - Но ты обманешь меня, по глазам твоим вижу? - всё упорствовал Ивашка.
  - Не скажешь, я уйду, а ты останешься, - пригрозил Игнат. - Тогда тебя расстреляют, дурень.
  - Меня? Расстреляют? Но за что? - прошептал Ивашка полуживой от страха. - Но ведь других отпустили. Я же сам слыхал об том только что?
  Игнат для устрашения взвёл курок маузера, а обомлевший Ивашка уставился на ствол, как на жало скорпиона.
  - Других отпустили, а тебя расстреляют, - ещё сильнее надавил на него чекист. - Твои скопцы - люди несознательные и твоими проповедями обманутые. Главный враг ТЫ! Так вот думай, вражина, расстреляют тебя или, как всех, живым отпустят?
  - А ты? Ты меня выведешь отсюда, ежели скажу, где богатство моё? - захныкал от отчаяния Ивашка.
  - Всенепременно, ежели обсказать успеешь, - заверил его Игнат, становясь серьёзным. - Слышишь шаги за дверью? Ох, и не нравится мне перестук железных подковок!
  В дверь забарабанили чем-то тяжёлым.
  - Ну? - глянул он на обомлевшего Сафронова.
  - А ты тово... Ты не убьёшь меня, правда? - промямлил тот, едва удерживая своё тело на трясущихся ногах.
  - Будь ты проклят, дурень! - рявкнул в сердцах Игнат и попятился к проходу. - Тут смерть в дверь стучится, а он торгуется как на базаре!
  Едва не лишившись рассудка от сковавшего мозг смертельного ужаса, Ивашка бросился вслед за ним. Он уже плохо отдавал отчёт своим действиям.
  - Ты куда?! - заорал он во всё горло, цепляясь за Игната. - Я жить хочу, ты слышишь меня, рожа бандитская?!
  - Ну уж нет, - оттолкнул его мучитель. - Теперь ты тут сам как-нибудь с товарищами разбирайся. А я...
  - Чемодан... - не дав ему договорить, зажмурившись, выпалил Ивашка. - В нём всё моё состояние!
  - Где он? - тут же спросил Игнат, хватаясь за доски.
  - У полюбовницы моей в избе спрятан, - ответил Ивашка, весь сотрясаясь от страха.
  - Место то где в избе Стешкиной?
  - Как, ты и её знаешь?
  - Мы с ней в школе одной учились.
  - В подполе.
  - Что в подполе?
  - Чемодан мой там спрятан.
  - Стешка знает о нём?
  - Мы его сообща с ней в подпол прятали.
  - А ты не брешешь мне случаем, "Хосподь Всемогущий"?
  - Как на духу говорю...
  - Тогда покойся с миром, душа окаянная!
  Игнат нажал на курок и выстрелил. По лицу Ивашки скользнуло недоумение, обеими руками он схватился за грудь и тут же бесформенным мешком рухнул на пол.
  - Не обессудь, "Христос" Ивашка, - оскалился Игнат, глядя на распростёртое у ног тело. - С тобой бы я не ушёл, а без тебя попробую.
  Освободив от досок проход, он ужом проскользнул в заброшенный угольный подвал. Слыша за собой грохот и треск разбиваемой прикладами двери, Игнат усмехнулся и был таков. Он тут же растворился в кромешной тьме, не оставив преследователям ни единого шанса для своей поимки.
  ***
  - А вот и я, сродственнички мои уважаемые! - воскликнул Игнат, входя в избу. - И муж, и жена - одна сатана, да ещё под одной крышей собралися?! Ну-у-у... Любо-дорого поглядеть! Вам щас ещё детворы для полного счастья в самый раз недостаёт!
  - Откудова ты, Игнат? - поспешила к нему навстречу Стеша. - Весь в грязи и пылюке. Да хде тебя черти носили?
  - В преисподней, ясно дело, - отшутился братец, одаривая сестру улыбкой, и чмокнул в щёчку. Он посмотрел на притихшего у стола Аверьяна. - А ты чево пригорюнился, зятёк? Али не рад меня зрить?
  Аверьян, удивлённый неожиданным приходом шурина, не находя слов, пожал плечами и шмыгнул носом.
  - Тоже правильно, - подмигнул ему Игнат и протянул для пожатия руку. - Вот видишь, зятёк, всё у меня ладненько складывается, хотя. Гляжу, и у тебя всё не так худо.
  - У меня всё хуже некуда, - возразил, обретя дар речи, Аверьян. - Как оказалося, у меня в избе родной ничавошеньки не осталося. А жана...
  - Спохватился поздно, - рассмеялся Игнат. - Жёнок, чтобы любили, завсегда смертным боем лупить надобно. А ты... а ты много со Стешкой сюсюкался! Вот и пожинай теперь плоды своей бесхребетности!
  Аверьян покачал головой.
  - Гляжу на тебя, Игнаха, и диву даюся. И откуда в тебе всё энто паскудство скопилося? Ты же совсем другим человеком до войны был?
  - И я другим был, и ты, и Стешка, - продолжил за него шурин. - И знаете, что... Вдруг я осознал, что сеструха моя, Стеша разлюбезная, просто умолчала кое о чём! Я ей подсобил скопца Ивашку захомутать, а она... она не говорила тебе, Аверьян, что по моей воле с этим попом скопцовским закадрила? По зенкам лубошным зрю, что вы уже успели энто обчирикать. Но Стешка, видимо, не обсказала тебе, что с полюбовником своим спеться супротив меня успела, зараза.
  - Э-эй, куды тебя понесло, Игнат? - спросила женщина, обеспокоенно глядя на брата.
  - Что, сестра? - уставился на неё холодным враждебным взглядом тот. - Может, я что привираю? А? Мы же как с тобой уговаривалися... Ты морочишь башку энтому попу и выпытываешь, где он прячет своё богатство. А ты? Ты влюбила его в себя и сама в него втрескалася! А потом ты с ним меня обнести сговорилася?
  - Игнат, чего ты мелешь, - попробовал вступиться за жену Аверьян. - Она же...
  - А ты, убогий, и вовсе заткнись! - рявкнул на него шуряк. - Энто не твоё собачье теперь дело за Стешку встревать! Теперь это наше с ней дело о чём судачить. Эта чёртова кукла, жинка твоя бывшая, умело, но без умысла использовала свои чары бабьи. А Ивашка... Он хоть и скопец, но особый, не кастрированный, как вы, дурни. И он не отворачивается от бабьих прелестей, как и от богатства своего, в тайник запрятанного.
  - Игнат, ты што, очумел што ль?! - воскликнула Стеша, делаясь белой как бумага. - Да хто тебе про меня эдакую напраслину наплёл?
  - А то ты не знаешь! - ухмыльнулся брат. - Ты же тварь хитрющая. Вот только в кого уродилася, ума не приложу. С виду баба здоровая, умная, трудолюбивая. Мечта любова мужика! А вот что касается порядочности, то энто ещё вопрос! Но могёт ли сговор, который она с полюбовником супротив брата своего замыслила, быть веским доказательством порядочности? А ведь Ивашка обсказал мне давеча, где чемодан с богатством своим припрятал! Ты не знаешь, где он, Стеша "преподобная"?
  - Чемодан какой-то у меня в подполе, - ответила вдруг Стеша, и её признание обескуражило не только Аверьяна, но и Игната, у которого от неожиданности в самом прямом смысле отпала челюсть.
  - И... ты заглядывала в него? - проглотив слюну, спросил брат в сильнейшем волнении.
  - Даже не притрагивалась, - округлила глаза Стеша. - У чамадана чай хозяин есть, вот пущай он сам в нём и копается. - Она вдруг замолчала и напряглась. И это тут же заметил Игнат.
  - Ну, чего умолкла? - спросил он заинтересованно, разглядывая сестру с подозрением. - Договаривай, что сказать хотела, и не заводи меня недомолвками!
  - Щас в подполе, с чамаданом рядом, Анька сидит, - нехотя ответила Стеша.
  - Хто-о-о? - чуть ли не в один голос воскликнули потрясённые Игнат и Аверьян.
  - Я её тама заперла зараз, кады девка за чамаданом явилася, - сказала Стеша, пряча глаза. - Она сказала, што за чамаданом её Петя послал, но я-то знала, што не эдак всё. Анька мыслила, што я дура набитая и не ведаю, што Петя-то ЧК арестованный. Теперя она хотела забрать чамадан и сбёгнуть с ним подальше от Бузулука.
  Шмыгнув носом, Стеша вытерла рукавом увлажнившиеся глаза и замолчала в ожидании.
  - Вот это да! - воскликнул Игнат, оправившись от шока, вызванного словами сестры. - Теперь я понял, в кого ты, Стеша моя ненаглядная! Ты в прабабку Химку пошла, царствие ей небесное! Та везде свой нос совала, где надо и не надо. Кажись, она у плетня и померла, когда за соседским двором подглядывала!
  - Нашёл с кем сравнить, - поджала обиженно губы Стеша, которой слова брата пришлись не по вкусу.
  - Что, правда глаза колет?
  - Но...
  - Анька и щас в подполе мается?
  - Тама она, а хде ж ещё.
  - А что молчит будто рыба в проруби?
  - Полезай сам туды и обспроси. Можа, деньги зараз перещитывает.
  - Деньги? - прошептал Игнат, багровея. - А она... - Он метнулся к крышке подпола и завис над ней, как стервятник над падалью.
  Аверьян и Стеша недоумённо переглянулись и устремили на него полные любопытства и удивления взгляды. Тяжело дыша, Игнат приподнял дрожащими руками крышку, затем, взявшись поудобнее, с силой отшвырнул её в сторону. Не мешкая ни минуты, он проворно спустился в подпол и... Аверьян и Стеша снова переглянулись, услышав оттуда злобные выкрики, брань и проклятия.
  ***
  Анна сразу поняла, что угодила в ловушку, как только крышка подпола захлопнулась у неё над головой. Она пеняла на себя за беспечность и доверчивость. "Где была моя голова, когда я доверилась этой коварной женщине"? - думала девушка, с трудом сдерживая слёзы. Теперь ей предстояло поломать голову над тем, как спастись.
  Стараясь взять себя в руки, Анна закрыла глаза и глубоко вздохнула. Спёртый воздух подпола едва не вызвал приступ рвоты. Но она быстро справилась с этим. Ещё несколько раз вдохнув и выдохнув, Анна почувствовала себя уверенней. Трагедия, которую ей сейчас приходилось переживать, не оставляла ничего другого, кроме как уповать на помощь Бога. Сильнее, чем когда ни было, она надеялась на чудо и свою счастливую судьбу.
  - Всё это грех! - тихо прошептала Анна. - А ещё больший грех верить в то, что сектантские догмы и обряды завещены Иисусом. Может, за это я сейчас расплачиваюсь, сидя запертой в этом ужасном месте?
  Проведя ещё несколько томительных минут в тягостном молчании, девушка подняла голову и крикнула:
  - Эй ты, подстилка затасканная, почему заперла меня в подполе?
  Ответа не последовало, видимо, Стеша куда-то вышла или решила хранить упорное молчание. Тогда Анна упёрлась руками и головой в крышку подпола, пытаясь отодвинуть её в сторону и освободить проход. Но всё было тщетно. Крышка, судя по всему, была придавлена сверху чем-то очень тяжёлым.
  - Будь ты проклята, сучка блудливая, - прошептала девушка, начиная осмысливать отчаянность своего положения.
  Как же она могла так просчитаться? Взяла и влезла сама в тёмную ловушку. А ведь она всего-то попросила у этой мерзавки забрать из подпола старый чемодан... Стешка не отказала. Видимо, сразу сообразила, что "мышка" сама желает быть пойманной, и впустила её в избу...
  Подойдя к сеням, Анна некоторое время ждала у запертой изнутри двери. Она стучала в неё, пытаясь привлечь внимание хозяйки дома, но та не спешила открывать. Когда она постучала ещё раз, уже более настойчиво, в сенях послышались крадущиеся шаги.
  Наконец дверь открылась.
  - А-а-а, - протянула Стеша, загораживая собою проход, - ты энто. А я думала-гадала, ково ешо черти к дверям принесли?
  - А ты быстрее дверь открывать, даже не спрашивая, кто за ней, - не менее едко ответила ей Анна. - Видно, не меня, а чертей в самый раз и поджидала.
  - Не их и не тебя тем более, - буркнула Стеша, нахмурившись. - Ну? Чево лупишься? Айда проходи.
  Девушка вошла в избу. Подозрение, что она пришла "не вовремя", росло в ней с каждой минутой.
  - Я пришла забрать кое-какие вещи, - объяснила Анна цель своего визита. - Иван Ильич теперь очень долго не сможет тебя навещать и просил меня забрать кое-что ему принадлежащее.
  Стеша бросила на неё презрительный взгляд.
  - Хорошо, забирай чаво хочешь, препятствий чинить не стану.
  Анна посмотрела на Стешу вопросительно, а та ей ответила красноречивым молчанием.
  - А где хранятся вещи Ивана Ильича, ты мне укажешь?
  - Смотря чево тебе надобно, - ответила Стеша спокойно.
  - Мне нужен его старый потёртый чемодан.
  - И всё?
  - Всё остальное себе оставить можешь.
  - Спасибочки за дозволение.
  Выслушав Стешины слова, которые та высказала с ядовитой ухмылочкой, Анна ощутила холодок затылком.
  - Может, жрать хотишь али чайку испить?
  - Некогда мне чаи распивать, - отказалась от предложения девушка.
  - Аль спешишь куда?
  - Да, мне надо.
  - Тады в подпол мыряй. Чамадан туды Петенька определил...
  Анна сменила позу, перевалившись со спины на бок. Она обхватила прижатые к груди колени и стиснула зубы, чтобы они не стучали. Девушка страдала от мысли, что ей придётся умереть здесь, в холодном тёмном подполе, а может быть, и...
  От утомительного лежания на жёсткой земле у неё быстро затёк правый бок. Но она не хотела шевелиться и тем более изменить позу. Ей было холодно и била дрожь. Наверное, прошло уже много времени, потому что...
  Она вдруг почувствовала, как что-то приблизилось к ней. Крыса?
  Девушка вздрогнула от омерзения и затаила дыхание. Но "крыса" оказалась мягкой и пушистой. А когда она с мурлыканьем стала тереться об её ноги, Анна с облегчением вздохнула, сообразив, что к ней присоединилась пушистая кошка. Но откуда она взялась в закрытом подполе?
  - Мурочка, - прошептала Анна и погладила животное.
  Вдруг скрипнувшая над головой половица спугнула кошку, она прыгнула в сторону и исчезла.
  - Куда же ты? - встрепенулась девушка и вдруг... Она вдруг поняла, что нужно делать.
  ***
  Игнат встал на корточки и пригляделся.
  - Эй, Аннушка? - тихо позвал он.
  Не услышав ответа, он стал шарить вокруг себя руками.
  - Эй, ответь, чего пришипилась?
  Но ему снова никто не ответил. Тогда Игнат стал потихонечку обследовать подпол, осторожно продвигаясь вперёд.
  Он медленно пробирался на коленях всё дальше и дальше, ежесекундно пригибаясь, чтобы нечаянно не задеть головой деревянные бруски. Он старался отогнать от себя чувство удушья, создаваемое теснотой этого замкнутого, плохо проветриваемого помещения.
  Ещё до того, как он спустился в подпол, Игнат пытался представить, какова он размера. Но он не мог даже предположить, что подпол так велик! По каким-то соображениям казаки, строившие избу, сделали его во много раз больше, чем это было необходимо. Когда глаза привыкли к темноте, он вскоре увидел ещё один люк, только в другом конце подпола. Люк был открыт, а вот в подполе никого не было!
  - Ах, ты змея подколодная! - выкрикнул Игнат и поспешил к обнаруженному люку. Он спешно выбрался через него и оказался в чулане избы.
  Выкрикивая перемешанные с бранью проклятия, он осмотрелся. Чулан представлял собой каморку, в которой хранился различный хлам, в хозяйстве уже практически не нужный. И входу в подпол здесь самое место, чтобы складывать в него продукты, не занося в избу. Только вот что это?
  Игнат не поверил своим глазам, увидев чемодан, обладать которым он так стремился! Чемодан вот так запросто лежал брошенным в пыльном чулане! Но почему девка не забрала его с собой? Может, она взяла из него что-то очень ценное, а чемодан...
  Он испугался, схватил чемодан и внёс в избу. Как только он закрыл за собой дверь и запер её на засов, Аверьян и Стеша в ту же секунду оказались рядом. Они зачарованно поглядывали то на чемодан, то на раскрасневшееся от возбуждения лицо Игната. А тот поставил чемодан на стол, щёлкнул замками и открыл крышку.
  - Вот это ни хрена себе! - присвистнул он, увидев толстые пачки денег, которыми чемодан был набит до отказа. - Да сколько их тут?!
  - Видать, мульёны! - предположил Аверьян, тяжело дыша от возбуждения. - Мне никогда не доводилось зрить стоко денег!
  - Аль взаправду всё энто деньги?! - прошептала поражённая не менее других Стеша. - Да ведь на них всю Россею купить можно?
  - Было можно, - приходя в себя, прохрипел сорванным от волнения голосом Игнат. - Деньги-то все царские! Раньше были они огромным богатством, а сейчас... это бумажные картинки, которые разве что для растопки печи годятся!
  Он вывалил содержимое чемодана на пол. Кроме пачек с бесполезными царскими банкнотами, в нём ничего больше не было.
  - А ну разрывайте упаковки, - приказал Игнат сестре и зятю. - Может, в них что меж купюр запрятано?
  Но и между денежных купюр тоже ничего не было. Ни золота, ни бриллиантов... По-видимому, Ивашка ещё до революции превратил всё своё состояние в деньги. Эта огромная сумма лежала сейчас на полу бесформенной бесполезной кучей. Это одно из вероятных объяснений наличия в чемодане такой невероятной денежной массы. Но, может, на самом деле всё обстоит иначе? А вдруг Сафронов возил за собой эту бумагу с какой-то другой целью, а золото спрятал?
  Странным образом рассуждение о золоте закончилось мыслью об Анне. Видно, она что-то всё-таки взяла из чемодана, бросив его с бумажным хламом в чулане?
  Тут он, очнувшись от раздумий, заметил сидящих рядышком сестру и зятя. Игнат смотрел на них невидящим взглядом, но они-то видели его и смотрели на него со страхом.
  - Хде мне найти эту чёртову девку, кто подскажет? - спросил он. - Мне хочется знать до слёз, что она ещё выудила из чемодана.
  - А может, ещё есть какое иное место? - предположила вдруг Стеша. - Она ведь врозь от нас с Петей и от всех остальных скопцов проживала.
  - Я был уже у неё, - нехотя признался Игнат. - У Аверьяна вон обспроси, коли не поверишь. Кстати, зятёк, а тебе она не говорила ни о каком золотишке или цацках с брюликами? Может, вы об них зараз и шепталися, кады я дрыхнул за столом ею опоенный?
  - Не доверяла она мне настолько, штоб душу свою наизнанку выворачивать, - ответил Аверьян.
  - Не верю! - рявкнул Игнат. - Не верю, и всё тута! Мне вот почудилося, бутто она тебя больше попа скопцов обожает?
  - Будя хрень всяку выдумывать, Игнаха...
  "Семейная" вражда вдруг резко обозначилась между Аверьяном, Стешей и Игнатом. Вопрос о золоте окончательно разъел тоненькую нить, связывавшую эту семью.
  - Пойду за водицей в колодец схожу, - засуетилась Стеша. - Вы покуда здесь без меня покалякайте, а я...
  Она встала и поспешно накинула на себя старое пальто.
  - А ну сядь на место, - прорычал на неё Игнат.
  - Ты што, братец? Пошто медведём на меня зыркаешь? Просто эдак вот случилося... - Стеша не знала, что сказать, а её дрожащие пальцы никак не могли застегнуть пуговицы.
  - Как пить захочу, тогда выпущу из избы! - сказал Игнат твёрдо.
  - Но я... но я... - женщина попятилась к двери.
  Игнат ястребом загородил ей дорогу. Стеша посмотрела на него исподлобья, отступила и тяжело присела на скамью.
  - Не серчай, сестрица, - ухмыльнулся Игнат. - Уже темно на улице. Покуда водицу черпать будешь, на тебя лиходей какой возьмёт и набросится!
  - Думаешь, Аньку упреждать поспешу? - выкрикнула Стеша истерично и в то же время вызывающе.
  - А хто тебя знает, - прищурился Игнат. - Может, вы сговориться ужо успели?
  - Выпусти меня.
  - И не подумаю!
  В избе зависла тягостная пауза. В это время с улицы послышались крики и топот множества ног. Не успели Игнат, Стеша и Аверьян опомниться, как в запертую дверь громко постучали.
  ***
  - Вот и "товарищи" по мою душу пожаловали, - прошептал Игнат, целясь в дверь из маузера. - Следовало бы догадаться, что они перво-наперво меня здесь искать будут.
  Стеша схватила его за руку:
  - Не стреляй! Много их! Оне ведь разнесут всю избу в щепки, Игнат?
  Она дрожала. Игнат взвёл курок, оттолкнул сестру и почему-то почувствовал смертельную усталость. Дверь едва удерживалась в косяке, растрескиваясь от ударов прикладов. Из сеней что-то кричали и требовали, но Игнат хранил молчание. А с улицы в окна избы загрохотали выстрелы.
  - Уходи, Игнат! - крикнул Аверьян, приседая. - В подпол мыряй и... Как Аннушка, стало быть...
  - Видать, всурьёз за меня взялися "товарищи", - зло ухмыльнулся Игнат. - Видать, мне не сдобровать, попадись я им в лапы.
  - Уходи, Игнат! - закричала Стеша в ту минуту, когда дверь была готова разлететься на щепки. - Ой, Хосподи, да што же энто!
  - А энто то, што мне "за службу верную" полагается! - процедил сквозь зубы Игнат и несколько раз выстрелил в дверь. Из сеней послышались стоны и проклятия. - Это ещё не всё, "товарищи"! - заорал Игнат. Он схватил свою сумку, извлёк из неё гранаты. Обе он швырнул через выбитое окно на улицу. Чекист громко захохотал, как только во дворе грохнули взрывы. - Што, нахрапом взять меня захотели, "товарищи"? Но это уж хрен вы угадали!
  - Хосподи, оне ведь тожа кидаться бомбами станут! - причитала перепуганная насмерть Стеша. - Оне же...
  - Не скули, а в окно выглянь! - крикнул ей Игнат. - Как там "наши", погляди! А заодно как уходить отсель будем, кумекай! Токо не маячь долго у окошка-то, не приведи Хосподь без башки останешься!
  - В подпол надо, - выкрикнул уж в который раз Аверьян. - Оне ведь не знают про второй выход.
  - А что проку в том? - огрызнулся Игнат, вынимая из сумки ещё гранаты. - Изба окружена, и выход в чулане не поможет. Ежели бы ход куда подальше вёл, тогда стоило бы попробовать! Хотя...
  Ещё две гранаты полетели в окно. Взрывы и крики, донесшиеся с улицы, подсказали, что и на этот раз они достигли цели.
  - Аверьян, ты жив? - позвал он зятя.
  - Да, покудова, - отозвался тот, осторожно выглядывая из подпола.
  - А ты, Стеха?
  - И меня покуда Хосподь сохранил, - отозвалась сестра из-за печи.
  - Ко мне оба живо!
  С улицы загремели выстрелы. Пули залетали в окна, но, к счастью для обороняющихся, не причиняли им вреда. Но так долго везение продолжаться не могло. Аверьян, Стеша и Игнат хорошо осознавали всю тяжесть своего положения.
  - Маленько обождём, - заговорил Игнат, - я швырну ещё две гранаты. Покудова они в себя приходить будут, мы из окна разом сиганём и поползём огородами. На улице уже темно, и, глядишь, зараз выберемся.
  Он взял в руки последние гранаты, а опустевшую сумку отшвырнул в сторону.
  - Айдате к окну поближе. Кады громыхнёт, сразу все выскакиваем друг за дружкой: я первым пойду, а вы за мной.
  Так и поступили. Игнат швырнул в окно гранаты, после чего они выбрались через окно во двор. Воспользовавшись сгустившимися сумерками и небольшой дымовой завесой после взрывов гранат, беглецы, друг за другом, переползли через лаз в плетне на соседний двор. Сзади по-прежнему гремели винтовочные и пистолетные выстрелы, но их никто не преследовал. Видимо, дерзкий побег из осаждённого дома пока ещё оставался незамеченным. Однако... Неожиданное произошло в какую-то долю секунды...
  - Игнат, братик! - крикнула вдруг Стеша и как-то странно рванулась к нему.
  Глухо щёлкнул винтовочный выстрел, и голова женщины припала к груди брата. Он обхватил её руками, прижал к себе и быстро осмотрелся. Один из чекистов выглянул из-за плетня и вскинул винтовку. Игнат выпустил обмякшее тело Стеши и выстрелил из маузера. Чекист, взмахнув руками, с простреленной головой рухнул за плетень.
  Игнат упал на колени подле Стеши и вгляделся в её лицо. Совсем живое, только слегка бледное. И не единой капли крови.
  - Стешка, будя дурить-то, вставай, - затормошил он её безвольное тело. Игнат не сразу заметил на груди сестры алое пятно.
  - Господи, Стешенька, да что с тобой?! - К его глазам подступили слёзы, а к горлу горький ком. - Ты што, сеструха, будя дурить-то, не время сейчас?
  Игнат прижал к груди бездыханное тело Стеши. Он понял, что она приняла на себя предназначенную ему пулю. Он не заметил целящегося в него чекиста, а сестра... Она увидела ствол винтовки, направленный в брата, и метнулась к нему, заслоняя от смерти.
  Игнат лихорадочно соображал, как поступить, и вдруг его взгляд упал на стоявшего рядом Аверьяна.
  - Слухай меня, вдовец, - сказал он, всхлипнув. - Жену твою на тебя оставляю. Схорони по-людски.
  - А ты? - вытерев слёзы, спросил Аверьян. - Она же твою пулю на себя приняла, паршивец? Она же...
  - Некогда мне, - огрызнулся Игнат. - Ты муж, ты и хорони её. Могилку потом покажешь.
  Словно позабыв про опасность, он бросился бежать в сторону от дома, оставив убитую сестру на попечение морально убитого Аверьяна.
  ***
  Где-то рядом грохнул взрыв. Лёжа ничком, Аверьян чувствовал... Нет, он ничего не чувствовал. Он не ощущал своего тела. Аверьян хотел поднять правую руку, но не в силах был это сделать. Кровавый ручеёк, выбивающийся где-то в области затылка, проложил себе путь до бровей и, переливаясь через левый глаз, устремился по щеке вниз, к шее. "Наверное, я ранен", - подумал Аверьян и удивился, почему он воспринимает своё состояние как игру и не думает о смерти. А вроде бы сейчас самое время думать о ней, когда рядом грохочут выстрелы, свистят пули, а его жена, Стеша, лежит мёртвая в десятке метрах от него.
  Аверьян попробовал приподняться, но не смог даже пошевелиться. И всё- таки он должен доползти до Стеши. Конечно, между ним и ею не осталось ничего общего, но всё же... Они не разведены были до смерти, а потому он просто обязан предать её тело земле.
  Собрав последние силы, взбадривая себя и понукая, он полз к телу Стеши. "Только бы доползти до неё, а там..." И он полз, опираясь на локти. Руки болят, тело деревенеет, но он его начинает чувствовать: "А Стеша, может быть, жива, а Игнат обознался?" - думал он.
  В глазах потемнело, а голова стала наливаться свинцовой тяжестью. Тело стало необычайно лёгким, невесомым. До тела Стеши уже рукой подать. Оставшиеся до неё метры он полз уже с закрытыми глазами. Он ничего не видел, но слух улавливал топот ног и незнакомые голоса. Аверьян не был уверен, слышит он или ему чудится:
  - Хватайте Игната живьём! Только живьём, мать вашу!
  Аверьяну почудилось, будто его хватают вместо Игната чьи-то руки и резко переворачивают с живота на спину. Он не понимает, что с ним. Нигде не болит, только глаза не открываются. А слух различает тот же голос, который требовал хватать Игната живьём...
  - Не Игнат это! - воскликнул ещё чей-то голос. - Мертвяк кажется.
  - Не тратьте на него времени, гада и предателя ловите! - потребовал уже знакомый Аверьяну голос. - Кругом эту гниду ищите и живьём хватайте!
  - А с этим что делать, Маркел? - крикнул кто-то.
  - Да пусть себе возле мёртвой бабы валяется. Кто-нибудь всё одно из сострадания похоронит.
  10.
  Уже несколько часов они провели вместе в лавке, за запертой дверью, прежде чем почувствовали необходимость выговориться. Разговор начался совсем спокойно и обыденно, но нервозность Анны росла, и диалог быстро перерос в отчаянную попытку девушки отвлечь мысли от всепоглощающей тревоги.
  Она рассказала Аверьяну, какой была жизнь с Ивашкой: унижения, обманы, ощущение, что она знала его и себя саму лучше, чем ей это казалось раньше. Аверьян в свою очередь рассказал ей, что похоронил Стешу, но Анна была слишком рассеяна, чтобы сочувствовать. В конце концов речь её становилась сумбурней, а глаза...
  - Мне нужно уезжать, Аверьян.
  - Севодня?
  - Чем скорее, тем лучше.
  Он ждал, что Анна обратится к нему с просьбой, и заранее ломал голову, как ей помочь.
  - Я боюсь, что этот безумный Игнат найдёт меня, - сказала она.
  - Мне тожа не по себе от энтова, - признался Аверьян.
  - Он убьёт меня. Этот полудурок требует от меня невозможного! Он вымогает то, чего у меня нет и не было!
  - Он нашёл в избе деньги, но их находка токо обозлила ево до крайности. Он...
  Мысли Аверьяна снова и снова возвращались к пережитой неделю назад трагедии, когда на дом Стеши напали чекисты. Воспоминания ужасали его. Он чувствовал, может быть, первый раз в жизни, что в его душе православная вера, которую он вынужденно отвергал, вдруг возродилась с новой силой. Но какая-то часть его почти умерла и... Ему хотелось разобраться, кто за это в ответе. Игнат?
  - Он найдёт нас и убьёт, - сказала Анна, будто читая его мысли. - Он уже где-то рядом, я кожей чувствую его. И противостоять ему мы не можем!
  - Неделю назад... - начал Аверьян, собираясь рассказать ей, как Игнат едва унёс от чекистов ноги. Но девушка отмахнулась от его слов, прежде чем он начал. Напряжение её лица было ужасным.
  - Аверьян...
  Он снова посмотрел на неё.
  - ...ты обещал, - сказала она как-то нерешительно.
  - Я не запамятовал.
  Он не мог представить, где взять телегу с лошадью. Ему придётся искать их по всему городу. Сейчас он и Анна, оба, были беглецами от обезумевшего Игната и... Может быть, и озлобленные чекисты ищут его по всему городу.
  - Мне придётся искать коня и подводу, - сказал Аверьян, вздыхая.
  - Так ищи, - ответила она.
  Девушка, казалось, очень сильно изменилась за последнюю неделю. Кожа стала отливать нездоровой желтизной, живой огонёк в глазах угас, появился блеск унылого отчаяния.
  - Господи, да не тяни же ты время! - в сердцах воскликнула она.
  Аверьян нахмурился.
  - Ежели покупать коня с подводой придётся, то быть как?
  - Покупай, но только надёжных, - сказала Анна уже тише. - Деньги вот, возьми. На...
  Она вложила в ладонь Аверьяна несколько золотых монет.
  - Этих денег за глаза хватит, - оживился тот. - Я прямо щас пойду. Есть казак... Он живёт на окраине у реки, и он продаст мне коня с телегой, не сумлевайся. А может, от греха подальше со мною пойдёшь?
  Анна обняла себя за плечи и зябко поёжилась.
  - Нет, - сказала она. - Я тебе буду только мешать. Ступай один.
  Он натянул пиджак, стараясь не смотреть на девушку. Её облик, полный отчаяния и жалости, пугал его. Видимо, от волнения на лбу Анны появились капельки пота, а её руки нервно вздрагивали.
  - Запрись и к дверям не подходи боля. Ладно?
  Она кивнула и увела взгляд в сторону. Когда он вышел, она закрыла за ним дверь и вернулась обратно в подсобку, на диван. Оказавшись в безвыходной ситуации, Анна пришла искать помощь к мягкотелому Аверьяну, так как более в этом городе ей податься было некуда. Только вот сможет ли он ей помочь?
  То, что она чувствовала по отношению к нему, не было ни любовью, ни дружбой. Он просто был необходим ей. Он...
  Мысль об Игнате перечеркнула все остальные. Она навязчиво закрутилась вокруг головы, набирая скорость и увеличиваясь в размерах. Анна провела по лицу руками, встала с дивана и... Она была готова поклясться чем угодно, что её враг не просто бродит где-то рядом, а уже присутствует здесь, в лавке...
  ***
  Игнат появился в лавке слишком неожиданно, чтобы Анна могла попытаться не впустить его внутрь. С помощью ножа он сумел сдвинуть задвижку в сторону и открыл дверь. Девушка обмерла, когда увидела своего врага в лавке. Но слабость, которую она ощущала во время его отсутствия, вдруг сменилась приливом бодрости и способности к сопротивлению.
  - Ну вот я и нашёл тебя, гадючка, - сказал он, запирая дверь.
  - Оставь меня в покое, выродок чёртов, - ответила Анна, собирая в кулак всю волю.
  - Вот уж нет, - сказал он ей. - Я не для того тебя искал повсюду целую неделю!
  - Нашёл, посмотрел и убирайся! - прикрикнула она. - У меня нет того, чего ищешь, даже если ты замучаешь меня до смерти!
  - Ты думаешь обо мне плохо, Аннушка. Но я должен наказать тебя. Договоримся по-хорошему - я не буду... я не буду тебя наказывать, сучка, если отдашь мне золото! Разве я так много прошу в обмен на твою молодую жизнь? А на золото я имею право, не сомневайся. Ты знаешь это в глубине сердца. Оно принадлежит мне!
  Анна чувствовала беду. Она уже слишком хорошо знала, что значит доверять вкрадчивому голосу негодяя. Этот оборотень, скорее всего, уже расправился с Иваном Ильичём. А что он уготовил ей? Нет, он убьёт её тоже, как только убедится, что взять с неё нечего. Игнат убил бы её даже после того, если бы она смогла отдать ему всё, чего он так настойчиво добивается.
  - Чего ты взяла из чемодана, Аннушка? - спросил он.
  - Ничего, - покачала головой девушка.
  - А для какого ляда приходила за ним?
  - Я, как и ты, думала, что он полон золота и драгоценностей.
  - Тогда скажи, почему ты раньше не знала, что в чемодане бумажный хлам, а не золото?
  - Мне Иван Ильич не доверял своих тайн.
  - А почему он хранил чемодан не у тебя в избе, а у своей полюбовницы?
  - Я же сказала, что он не доверял мне своих тайн.
  Её глаза остановились на кобуре, из которой выглядывала рукоятка маузера. В глаза Игната она старалась не смотреть, боясь, что он уловит её внутренний страх. Он сам был измотан и сильно чего-то боялся, и она это чувствовала.
  Усталый и озлобленный, как загнанный волк, он сидел перед ней. И его присутствие приносило ей боль, достаточную, чтобы затуманить и парализовать её мысли.
  - Отдай мне то, что нашла в чемодане, - настаивал Игнат. - Не отдашь это мне, не воспользуешься и сама, слышишь?
  - Я же тебе сказала, что нет у меня ничего! - ответила она, борясь с потребностью упасть и забиться в истерике. Вместо этого она рванулась к прилавку и схватила ножницы для резки ткани.
  - Не делай глупостей, - посоветовал Игнат с угрозой. - Ты не мне, а себе хлопот доставишь!
  - Я убью тебя, нелюдь! - пригрозила Анна, занося руку с ножницами как для удара.
  - Сумлеваюсь я, однако, что ты успеешь это сделать, - положив руку на рукоятку маузера, сузил упреждающе глаза Игнат.
  - Тогда я убью себя! - предупредила девушка.
  - Ножницами энтими не убьёшь, сила нужна, - сказал со знанием дела Игнат, почувствовав её сомнение. - Только калекой на всю жизнь останешься.
  - Отойди, не трогай меня!
  - Уйду, не сумлевайся, но прежде ты мне сознаешься, что взяла в чемодане!
  - Мне не в чем сознаваться, уйди с глаз долой!
  - А это мы сейчас зараз и проверим, красавица. Мы прямо сейчас...
  Игнат схватил её за руку, без труда вырвал ножницы и отбросил их в угол. Затем он, невзирая на отчаянное сопротивление Анны, затащил её в подсобку и бросил на диван.
  - Последний раз спрашиваю, что взяла из чемодана? - прошептал он, зловеще сверкая глазами.
  - Альбом с фотографиями, - с отчаянием выкрикнула девушка, начиная понимать, что он задумал, и готовясь сопротивляться до конца.
  - Ты всё шуткуешь, сука. Но ничего, сейчас ты зараз всё вспомнишь!
  - Но я по правде взяла только альбом! Я...
  Сильнейший удар кулаком в лицо заставил её замолчать и проглотить невысказанную фразу. Когда Анна приоткрыла глаза, увидела своего мучителя, который, пригнувшись, стоял перед ней и ухмылялся, вытягивая из брюк ремень. Его влажное от пота лицо блестело при свете лучей заходящего солнца, проникающих через окно.
  - Вот сейчас и породнимся, Аннушка, - прохрипел он, возбуждённо дыша. - А потом ты мне сама и расскажешь всё по-"родственному", правда, милая?
  - Нет! Нет! Не подходи! - жутко взвизгнула она.
  Но он лишь отрицательно замотал головой. Тогда, вцепившись ногтями в ненавистное лицо Игната, Анна попыталась выбраться из-под него. И тут руки насильника схватили её за запястья и резко отвели их в сторону. Извиваясь от боли, девушка силилась освободиться от негодяя. Но тот крепко удерживал её. Игнат больно надавил ей локтем на грудь. Потом он встал рядом на колени. А ещё минуту спустя он перекинул через неё ногу. Теперь он сидел на её животе, прижимая руки Анны к дивану.
  - Ты красивая, - произнёс он с похотливой ухмылкой. - Поди с мужиками ни разу не кувыркалася, верно?
  Девушка продолжала сопротивляться с отчаянием обречённой, пытаясь освободиться из мерзких объятий грязного насильника.
  - Не рыпайся, сука! - прорычал злобно Игнат.
  - Слезь с меня, ирод, креста на тебе нет!
  - Не рыпайся, покуда не покалечил, лярва! - повторил он и, наклонившись, припал слюнявыми губами к её бледным от напряжения губам.
  Анна укусила его за губу и тут же почувствовала солёный вкус тёплой крови, но он не переставал целовать её. Изловчившись, она снова укусила его. Игнат с проклятиями отпрянул, а потом с размаху ударил её ладонью по лицу.
  Оглушённая ударом, Анна всё же предприняла отчаянную попытку освободиться, но Игнат снова дважды ударил её по лицу. Каждый удар отзывался в голове девушки всплесками боли. Едва удерживаясь от потери сознания, Анна чувствовала, как Игнат срывает с неё одежду. Её руки были свободны, но в них уже не было сил, чтобы сопротивляться.
  Игнат с силой сорвал с неё бюстгальтер. Девушка почувствовала, как колыхнулись её обнажённые груди. Она накрыла их ладонями. От боли и жгучего стыда сознание Анны немного прояснилось. Она ощутила очередное прикосновение губ насильника к своей шее и...
  Анна вдруг почувствовала необъяснимый прилив сил. Она поняла, что может поднять руки. Открыв глаза, она увидела Игната, который стоял на коленях между её ног и, наклонив голову, рвал на ней трусики. В тот момент, когда девушка уже готова была вцепиться в волосы насильника, сзади него неожиданно появился Аверьян и ударил насильника по голове.
  Игнат вздрогнул, дёрнулся и... Он подался вперёд и вцепился в горло Анны зубами. Свет померк в глазах девушки. Теряя сознание, она уже не видела, как Аверьян пытается разжать ножом челюсти насильника, вцепившегося в её горло мёртвой, звериной хваткой.
  ***
  На поиски телеги и лошади Аверьян затратил гораздо меньше времени, чем предполагал. Сторговавшись за три золотые монеты, на оставшиеся он набрал девушке провизии в дорогу.
  Подъехав к лавке, мужчина привязал лошадь, взял корзины с продуктами, подошёл к двери и прислушался. Изнутри доносились непонятные звуки. Он замешкался, будучи неуверенным, стоит ли стучать в дверь. Изнутри послышался женский крик. Аверьян, услышав его, мгновенно преобразился.
  Не зная, что предпринять, он тихо постучал.
  - Анна? - тихо позвал он.
  Ответа не последовало.
  - Анна! - немного громче позвал он.
  Наконец Аверьян услышал какое-то движение за дверью. А полный отчаяния вопль, который он услышал, заставил его действовать немедленно.
  Выхватив из-за голенища сапога нож, Аверьян отодвинул засов и осторожно заглянул внутрь лавки и...
  Игнат стоял спиной к нему и вращал головой. Шуряк раздвинул ноги отчаянно сопротивлявшейся девушки и готовился обесчестить её насильственным совокуплением. Анна кричала и отчаянно сопротивлялась, а Игнат... Он навалился на неё всем телом и покрывал поцелуями шею девушки.
  Аверьян вихрем ворвался в лавку. Насильник, занятый своим делом, даже не обернулся. По всей видимости, он не услышал, как зять вошёл внутрь. Аверьяна же будто кто огнём опалил. Внутри у него всё взыграло, а голова... Мозг приказал немедленно убить насильника и спасти девушку! Он осмотрелся, увидел на полу ножницы. Не мешкая ни минуты, Аверьян подобрал их, подошёл к Игнату и с размаху воткнул их в его голову. Послышался громкий хруст. Ну, всё!.. Казалось, дело сделано. Оставалось лишь снять с забившейся в судорогах девушки насильника.
  Аверьяну пришлось затратить немало сил, чтобы разжать при помощи ножа челюсти мёртвого шуряка. Это ему удалось сделать лишь после того, когда он выломал вгрызшиеся в горло Анны зубы.
  Сбросив труп Игната с тела девушки, Аверьян склонился над ней. Лицо у Анны было белое, застывшее, а из ужасных ран на горле хлыстала кровь. Вид крови произвёл на Аверьяна неожиданное воздействие...
  - Наклонися ближе, - прошептала Анна, - я постараюсь... Т-ты выслушай меня, пока я ещё говорить способна...
  - Щас, щас... Потерпи малёха.
  Он оторвал спешно широкую полосу от рулона материи, свернул её вчетверо и приложил к изуродованному горлу девушки.
  - Аспид этот упорно твердил, будто я должна знать, где золото, которое у отца было. Теперь-то я понимаю: он и первый раз наведывался, потому что был уверен, будто отец прячет золото у меня. Я ему сегодня много раз повторяла, мол, не знаю ничего. Это его ужасно взбесило. Как вспомню глаза его, кровь холодеет в жилах. Лицо у него было, как у помешанного, а я от страха... И всё-таки он вот что со мной сотворил.
  - Обожди, помолчи, Аннушка, - сказал Аверьян, задыхаясь от жалости. - Об каком отце ты молвишь? Ты же...
  - Иван Ильич Сафронов мой отец, - прошептала девушка. - Мы скрывали от всех своё родство. Отец верховодил скопцами и не мог иметь детей.
  Аверьян был поражён и обескуражен услышанным откровением.
  - Тады пошто ты оскопить ево с моей помощью собиралася? - спросил он, всё ещё не веря вдруг открывшейся правде.
  - Со зла. Мне не нравилось, что он по бабам шляется, даже меня, дочери своей, не стеснялся...
  Девушке стало хуже. Лоскут ткани на её шее уже разбух от крови. И Аверьян с тревогой заметил это.
  - Всё, не говори ничаво, - засуетился он, видя, что состояние Анны ухудшается с каждой минутой. - Я щас тебе в больницу свезу, а тама...
  - Не довезёшь, помру я, - прошептала она, закатывая глаза. - За заботушку спасибо. Но мне уже никто не поможет...
  - Я! Я тебе щас подсоблю, голуба, токо...
  - Библию в сумке вон возьми и ко мне поднеси, - потребовала девушка.
  Аверьян быстро исполнил требование умирающей.
  - Открой её. Фотографию видишь?
  В библии действительно между страницами он увидел фотографию маленькой симпатичной девочки. Ангельское создание гуляло в саду и весело улыбалось снимавшему её фотографу.
  - Хорошее фото, - похвалил Аверьян, закрывая книгу. - Только у меня щас нету времени, штоб её разглядывать.
  - Открой Библию и на фото глянь! - ещё упорнее потребовала Анна. - Я на ней запечатлена, маленькая...
  - Послухай, дева! - взмолился Аверьян. - Да нету времени мне фоту ту разглядывать! Ежели не поспешим, то...
  - Под яблоней, что слева от меня, клад отцом закопан, - прошептала совсем слабо девушка, начиная хрипеть. - Там золота и бриллиантов на десять мильёнов!..
  - Ты што, касатушка, бредишь ужо? - испугался Аверьян. - Будя глупости болтать. Жизнь вона спасать надо!
  - Дом наш в Тамбове найдёшь, - продолжила Анна. - Тебе всякий на него укажет! Бери золото и не сомневайся. Скопцовское оно. И ты скопец тоже по вине отца моего. Так вот забирай золото и за границу уходи, иначе...
  Девушка не договорила. Аверьян, почувствовав неладное, склонился над ней. Но Анна была уже мертва. Её открытые глаза "смотрели" на потолок, а в уголках застыли две прощальные слезинки.
  - Хосподи, да за што же ты забрал жизню юную! - всхлипнул Аверьян в отчаянии. - Пошто мою не отнял, пропащую и греховную?!
  Аверьян ещё долго проливал слёзы над телом Анны, оплакивая её преждевременную кончину. "Хосподь завсегда забирает вперёд лутших", - наконец подумал он, закрыл глаза мёртвой девушке и задумался над тем, что же делать ему теперь.
  ***
  Дождавшись темноты, он вынес тело Анны на улицу, уложил её в повозку и присыпал сеном. Затем он вернулся в лавку и полил тело шурина керосином. Он полил керосином так же лавку и поджёг её. Огонь вспыхнул и весело принялся пожирать все вокруг.
  Аверьян, с неожиданным для себя спокойствием, смотрел на этот бушующий пожар, уничтожающий лавку и всё, что в ней находилось. Завтра он будет уже далеко отсюда. Он похоронит Анну и вернётся к детям. Видимо, Господь Бог распорядился так, что поднимать сыновей ему одному придётся. Но, несмотря на всё, с ним случившееся, в сердце его рождалась какая-то едва уловимая гордость за себя.
  Аверьян понял, что в час свалившихся на его голову жестоких испытаний он способен превратиться в человека действий и не только на словах, но и на деле доказать, на что способен. Аверьян знать не знал о своих возможностях проявлять храбрость и мужество в самых трудных жизненных ситуациях. Да, ему многое пришлось пережить...
  И он понёс много потерь. Жена Стеша, несчастная красавица Аннушка... И только теперь он понял, что окончательно и бесповоротно укрепился в вере! В ВЕРЕ ПРАВОСЛАВНОЙ, ИСТИННОЙ! Благодаря посланному испытанию он убедился, что и сам обладает всеми лучшими качествами тех людей, из сословия которых вышел, которых любил, уважал и боготворил. Эти люди, простые русские казаки, сражались со злом и никогда не отрекались от ВЕРЫ ИСТИННОЙ! Они не падали духом даже тогда, когда лишались близких. А теперь он сам пережил это страшное испытание. И не сдался, не отчаялся и не сломался. Теперь он снова переосмыслит свою жизнь и начнёт всё сначала...
  - РАБ БОЖИЙ Я, а не адепт сектантский! - прошептал тихо, одними губами Аверьян. - А вера моя есть и будет ИСТИННАЯ, ПРАВОСЛАВНАЯ!
  Осторожно протиснувшись сквозь толпу собравшихся вокруг горящей лавки людей, он вынул из кармана фотографию девочки в цветущем саду.
  - Красивая была, - вздохнул он, глядя на пожелтевший снимок.
  Немного подумав, он смял фото в комок и швырнул её в огонь.
  Вернувшись к телеге, он отвязал лошадь и не спеша повёл её, держа под уздцы, к выезду из города.
  "Прости меня, Аннушка, за поступок эдакий, - думал он, шагая по улице. - Не со зла я, а штоб искушений греховных избегнуть. Сама сказывала, што золото то скопцовское, вот и пущай оно навсегда в землице сырой остаётся!.."
  Пройдя ещё несколько десятков шагов, Аверьян присел на край телеги и подстегнул кнутом лошадь. Он был уже не тот, что несколько часов назад. Хотя в кармане у него по-прежнему было пусто, желудку голодно, зато голова освободилась от переживаний, сомнений, соблазнов и огорчений. Теперь её переполняли мечты о семейном счастье и думы о своих сыновьях, к которым он едет и из которых собирается вырастить настоящих мужчин, набожных, чистых сердцем, могучих духом и сильных характером!
   село Сакмара Ноябрь 2009 года
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"