К пятилетию пребывания на работе коллеги подарили мне часы. Огромные часы с боем, с позолотой, с бронзовым атлетом, укрощающим дикого, надо понимать, коня над циферблатом. Мне пришлось нанять грузовичок, чтобы отвезти их домой - таксисты, видя меня с часами на обочине, тут же давали газ. Видно, своих рессор им было жальче моих рук. Эгоисты.
Дома я поставил часы на журнальный столик. Рук я не ощущал давно. С легким треском столик подломился всеми тремя своими ногами и уронил часы на одну ногу - зато мою. Теперь от прямо-таки свалившегося на меня счастья я не чувствовал не только руки, но и ногу.
На мой вопль из комнат вышла наша кроткая серая кошка. И тут часы ударили в первый раз. Бедное пушистое животное взлетело на первый попавшийся объект и намертво вцепилось когтями. Объектом оказался я, но на бедолажку не рассердился. По правде сказать, все эмоции просто вылетели из меня не хуже, чем из семидесятипятилетнего йога после ночевки на гвоздях. Удары были таковы, что через пару минут в дверь зазвонили соседи. Я открыл и после третьей попытки по губам прочитал слово "землетрясение". Жестами и мычанием я успокоил их, пригласив посмотреть на часы. Тут хронометр, поразмышляв, ударил в пятый и последний раз (ровно пять часов), и звуковой волной меня вынесло из квартиры прямо на соседку - к счастью, потому что соседка оказалась мягкой, а пол у нас в коридоре бетонный.
Едва "скорая" увезла ушибленную в пяти местах соседку и оглохшего соседа, вернулась с работы жена.
--
Какая прелесть! - вскричала она, - но почему они на полу?
--
Дорогая, - судорожно разыскивая по квартире вату, отвечал я, - я просто дожидался тебя, чтоб ты хозяйским взглядом определила этот подарок на место. Хоть какое-нибудь. - Совсем тихо закончил я.
Жена сняла пальто и задумчиво изучила бронзовую табличку на днище часов:
"От признательных и благодарных коллег".
--
Какой ценный подарок - сказала она, глаза ее засветились расплавленным золотом. - И что же он символизирует?
--
Порыв? - ласково спросила жена и постучала голого атлета пониже спины. - Интере-есный порыв. А лошадь...
--
Сокровище мое, лошадь как лошадь! - вскричал я, но было поздно.
--
Лошадь, милый, у тебя на работе одна. Твоя "коллега" Верка Симакова! Настоящая кобыла! За что это она тебе благодарна, а?! И ты мне будешь врать...
Когда жена в слезах ушла к маме, я сел рядом с часами на пол и тихо застонал. Потом вспомнил и запихнул в уши припасенную вату. Часы я водрузил на шкаф в кухне.
Так я вполне сносно перенес и шесть, и семь, и даже восемь часов. Соседи снизу больше не донимали, сверху у меня крыша, справа живет совершенно глухая старушка, а соседи слева все еще не отошли после получки и только тихо скреблись в стенку при каждом ударе. Мне было их жаль. Кошку, запертую в стиральной машине, мне тоже было жаль. Я сидел на подпрыгивающем ящике и клятвенно убеждал ее, что все скоро закончится и вообще не из-за чего паниковать. В три минуты девятого я осторожно слез и подошел к окну. На наружном жестяном подоконнике лежали два голубя и одна ворона. Искусственным дыханием удалось вернуть всех троих к жизни, они улетели, кренясь и громко икая. На расстоянии полутора километров от дома не осталось ни одной птицы.
Выпустив кошку из квартиры, я больше ее не видел. Засыпая, я вспоминал кошку и жену, или по старшинству, жену и кошку, так что не заметил, как из уха выпал комок ваты.
В девять я осознал, что чувствуют люди на картине "Последний день Помпеи". Особенно тот, справа, на него еще падает колонна...
На пятом ударе я стал варваром-берсерком - вместо края щита я зубами вцепился в спинку кровати.
Я прогрыз дюймовой толщины доску за четыре удара часов.
Когда, шатаясь, я вошел в кухню, глазам в свете лампы под треснувшим на третьем ударе абажуром представилось невероятное зрелище: по полу текли рыже-бурые ручейки, сливаясь у входной двери.
Из дома навсегда уходили тараканы.
В своем тогдашнем состоянии я донес бы живую лошадь до мусорного контейнера. Часы с бряком ухнули в железную утробу. Назад я бежал, потеряв шлепанцы, но счастливым и свободным. Рухнул поперек постели и сорвался в мертвый сон.
Меня разбудил звон разбитого окна - с пожарной лестницы через занавески таращилось противогазное рыло, поводя стеклянными очами.
--
Что там? - в ужасе вопросил я.
--
Дом взорвали! - рявкнул пожарник, сдирая маску.
Я позабыл школьный курс физики, посвященный резонации! Звук, вырвавшийся из металлического контейнера, легко проломил ветхую стену на песке, ведь весь цемент при постройке уворовал прораб.
Дом закачался (но меня не разбудил), покривился и рухнул бы, если б не тот же прораб - героический человек украл столько кирпича из фундамента с другой стороны, что противоположная стена тоже обрушилась. Равновесие было сохранено: дом устоял.
При неоновом свете мигалок саперы раскопали и обследовали заваленный контейнер.
Я сидел, завернутый в одеяло, у пожарной машины и слушал мнения соседей: предрекали конец света, прилет инопланетян и введение государственной монополии на водку.
--
Который час? - робко спросил я пожарника. Тот пораздумал, стоит ли отвечать, но потом проронил:
--
Без трех минут одиннадцать!
Я не герой. Я не заслуживаю благодарности человечества. Но в иные моменты в самой робкой душе просыпается подвиг. Например, в моей.
Я не помню, как все случилось. Потом рассказывали, будто я в одних трусах и майке расшвырял негодующих саперов, выхватил у них часы и перевелстрелкинаполчасаназад. После чего закричал, давясь рыданиями, как кричал древнерусский душегубец на площади:
--
Вяжите меня, люди добрые!!!
Часы у меня изъяли. Боюсь, когда-нибудь их мощь узнает мирное население страны, рискнувшей на нас напасть.
Но ко мне вернулась сначала кошка, потом и жена. Не вернулись только тараканы.
--
Ты у меня рыцарь! - ласково сказала супруга, - Но не надо было возвращать этой дуре Симаковой часы. Пусть бы лопнула со злости, что зря потратилась на такую шикарную вещь!