Чибис Ольга : другие произведения.

За пределами сна. Часть третья

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (окончание)

   Часть третья. ПрОклятый.
  
  -- Хороший ход, - сказал Коваленко, - дальновидный. С одной стороны, никто не мешает турусцам предложить себя в Крону - срок объявлен; и только если этого не произойдёт (беспрецедентная ситуация!), члены Промежутка составят Крону сами. Но делить верховную власть с перерождёнными для исконного турусца - само по себе ситуация беспрецедентная.
  -- При этом всё идёт согласно Традиции, - добавил посол.
   Бортман и оба охранника первыми прошли все службы контроля и с небольшими сумками в руках направлялись уже в Зал отлёта. У самой двери Пётр оглянулся и тоскливо обвёл глазами тихую улицу. Ему тоже не хотелось улетать. Гордон поймал его взгляд и ободряюще улыбнулся. Лорс, охранник постарше (он не любил разрисовывать автомобили, не стремился нравиться мотылькам и не был влюблён в Шейли), тяжело шагал следом за Бортманом и не оглядывался.
  -- Будьте осторожнее, Гордон, - продолжал Коваленко. - Они очень боятся. Очень. Ходят слухи, что кое-кто пытается, и очень активно, прикрыть Заповедник...
  -- Или хотя бы уменьшить количество тех, кто через него проходит. Эта программа буквально навязывалась старому Промежутку, - подтвердил посол. - Из-за чего он, возможно, в конце концов и распался.
   За стеклянными перегородками Зала отлёта в последний раз мелькнул полосатый костюм Бортмана. Муравья, не захотевшего отдать капельку крови этой земле. А может, побоявшегося?
  -- Но они таки успели чего-то добиться? - Кто "они", Гордон и сам толком не знал.
   Посол беспокойно посмотрел на него - возможно, это был лишний вопрос? - но всё же заговорил:
  -- Помните недавнюю смерть Рэнетла?
   Ещё бы не помнить!
  -- Очень вероятно, что обострение его заболевания (а как следствие, и несчастный случай, который с ним произошел), было спровоцировано отказом, полученным при попытке вступить в Заповедник. - Сухостью и колкостью слов посол словно снимал с себя ответственность за их смысл - как и нарочито размеренным тоном. - Согласно общественному мнению, настоявший на отказе фактически ответственен за эту смерть.
  -- Это же чушь! - возразил Коваленко.
  -- Зато хороший рычаг давления, - заметил Гордон. - Особенно если кому-то нужно расчистить себе дорогу. - Смысл записей о похоронах становился ему всё более понятен. - "Общественное мнение" наверняка было сильно подогрето.
  -- Наверняка, - согласился посол. - Хотя до сих пор не совсем ясно кем и с какой целью. Турусцы отчаянно боятся потерять Заповедник, и часть из них пойдёт на крайние меры.
   Гордон кивнул. Об этом он читал в новых псевдодневниках.
  -- С другой стороны, даже умеренные транстурусцы не прочь прибрать Заповедник к рукам, а для этого им нужно всего-навсего, как вы правильно заметили, расчистить себе дорогу. Иначе, даже если они доберутся до власти, им некем будет управлять. Правда, многие сейчас принялись лихорадочно строить домашние "спальни". Очень многие.
   ...И об этом тоже. Его способ сбора информации оказался довольно действенным, хотя и сомнительным с точки зрения его собственного этикета.
  -- Происходи дело на Земле, - сказал Коваленко, - Заповедник давно бы уже разгромили - тем самым проблема была бы решена кардинально.
  -- Я счастлив, что здесь не Земля. Иногда мне кажется, что они в чём-то богаче нас. Или мудрее? Серж, вы позволите? - Он отвёл Гордона в сторону и, помолчав, начал очень тихо и значительно: - Сейчас здесь решаются проблемы куда более крупного масштаба, чем то, с чем мы привыкли иметь дело. И вы можете принять в этом живое участие - настолько живое, что от него, вероятно, будет зависеть тот самый масштаб. А можете не принимать... Гордон?
   Гордон выдержал его взгляд.
  -- Целит нужен "Комете". Турус нужен Земле.
  -- Желаю вам удачи - при любом раскладе. - Посол крепко пожал ему руку. - Пойду взгляну всё же, всё ли в порядке с нашим багажом.
   Гордон вернулся к Коваленко.
  -- Я не знаю, что вам сказал Бернус, - заявил Коваленко, - но я с ним полностью согласен.
   Должно быть, Коваленко счёл некорректным говорить об этом сам. Гордон рассмеялся. Как ему будет не хватать этого добродушного "гуманитария"!
   По радио объявили посадку.
  -- Мне очень жаль, Серж. Я понимаю, что так сложились обстоятельства, но всё же мне кажется, что это ужасно несправедливо - для вас в первую очередь. Мне был предложен Турус только потому, что всех остальных сочли ещё более неподходящими. Кого-то, как Нейва Гедита, отстранили сами турусцы, кто-то ещё вышел в отставку, а кого-то переманили. Я, говоря откровенно, здесь гость случайный. Остаться следовало бы вам.
  -- Мне тоже жаль, Гордон, - вымученно улыбнулся Коваленко. - Но вы вовсе не обязаны испытывать чувство вины. Как вы правильно заметили, так уж получилось. Возможно, всё к лучшему.
  -- Да...
   За Коваленко потянулись оставшиеся земляне.
   Группа земных танцоров: несколько субтильных девушек с нервными движениями и пластикой, явно перенятой у мотыльков. Одна из них уронила стаканчик с кофе и, стряхнув с одежды капли, округло подняла
   руки и несколько раз пружиняще прогнулась назад. Чтобы успокоиться, как он понял.
   Преподаватели из Школы земных языков... Пара-другая учёных. У этих вид был хмуро-подавленным.
   Дождавшись, когда последний из них скрылся за лёгкой дверью, из которой сам он вышел пару меяцев и пару столетий назад, Гордон повернулся к порту спиной и побрёл к своей машине.
   Он ехал по знакомым улицам, чувствуя вокруг себя пустоту. Из запасного человека он превратился в единственного, но от сознания этого у него не выросли крылья.
   Ощущение чуждости усугубляло количество транстурусцев. Их плотные фигуры, попадались, казалось, на каждом углу - Закон о Временном Выселении окончательно утратил силу.
   Большие и мелкие птицы, перекрикиваясь, скакали по родонитовой мостовой. Цветные стёкла ульев бросали на землю яркие пятна; за ними мелькали любопытные детские лица. (Детей турусцы не укладывали в спячку).
   А взрослые? На улицы они не выходили. Обсуждали обстановку? Готовили спальные комнаты?
   У академии Танца он остановился. Площадь перед закрытым зданием была ровно освещена ярким светом летнего солнца, а по доске для афиш одиноко хлопал большой полуоторванный плакат. "Реклама" последнего, так и не состоявшегося спектакля.
   Танец назывался "Привыкший". Гордон придержал афишу, читая содержание "сюжета".
   Двое возлюбленных чувствуют, что их совместные ритмы замедляются, но, не желая терять друг друга, уходят в Заповедник - вместе. Проходит полгода. Сначала просыпается он. Ждёт, готовя подарки к её возвращению. Но встречать девушку приходит еще один молодой человек, в надежде на то, что за время Сна её ритмы изменились. И героиня, выйдя из Заповедника, действительно обнаруживает, что готова к новым импульсам, и предпочитает нового поклонника старому. Герой в отчаянии: он привык к возлюбленной и не хочет видеть на её месте никого другого. Что же ему остаётся? Жизнь в старом ритме? Возвращение в Заповедник? Что он изберёт?
  -- Смешно, правда? - звонко произнесли сзади.
   Он оглянулся. Элен Маркович. Её лиловая машина стояла с другой стороны здания.
  -- "Не привыкай". Существа, для которых главное - постоянная смена ритмов, статусов и партнёров, - как могут они поддерживать какую-то там Традицию?
  -- Почему нет? - Он отпустил афишу, и она снова затрепетала на ветру, как крыло огромной бабочки. - Ведь это тоже часть Традиции.
  -- Мы всё ещё не знакомы официально, - сказала она. - Но, думаю, в излишних церемониях нет нужды.
  -- Согласен.
   Она подошла ближе.
  -- Нам нужно поговорить. Вы не находите? - Она старалась казаться беззаботной, но это не была лёгкая беззаботность Дэрринела.
  -- Нахожу...
  -- Прекрасно! - Она откровенно обрадовалась. - Тогда, может быть, завтра в обед?
  -- Почему нет? - сказал Гордон.
  

* * * * *

   Наконец-то пришла. Я ждал, что она придёт гораздо раньше.
   И мне не понравилось, как она выглядит.
  -- Я просмотрела кассеты, которые ты мне дал. - Голос у неё был тоскливый (ещё бы чуть-чуть - и безжизненный). - Я не все поняла; но, ты знаешь, иной раз меня пугает то, что я вижу. Все их сюжеты, все их герои... - Она остановилась у ниши и как-то беспомощно огляделась. - Они постоянно взывают к Космосу, к Вечности или Природе - даже когда решают свои личные проблемы. Они мыслят так масштабно и такими глобальными категориями... А я...- Она потянулась к Туви, а он вздрогнул и осторожно отодвинулся. - Я чувствую себя однодневкой. - Она расстроилась окончательно.
  -- Светлячок мой, у них в запасе гораздо больше времени. Они дольше живут, и их жизнелюбие не сравнить с нашим. - Я говорил совсем не то, что было бы нужно, но то, что нужно, сейчас бы не помогло. - А у нас с тобой совсем другие ритмы. Нам ни к чему Вселенная. Мы не знаем, что делать с Природой. Нам достаточно четырнадцати лепестков. Ты помнишь стихотворение, которое написала твоя мать, когда приходила в себя после трансформации? Оно заканчивается так:
   Слышишь: в саду, над бутоном цветка
   Тихо воркует шмель -
   Так тонкозвучна и так коротка
   Жизнь. Словно бродит хмель.
  -- Словно бродит хмель, - эхом повторила она. - Ты прав, конечно. Я помню, ты всегда говорил: дело не в том, сколько успеешь прожить, а в том, сколько успеешь прочувствовать.
  -- Конечно, - подтвердил я. - И потом, четырнадцать - это так много... Это и есть мир, если разобраться.
   Она улыбнулась и обняла меня. Потом спросила:
  -- Но почему всех их так к ней влечет? И так подолгу... Асояна. Гедита. И этого смешного Антона. И даже Бортмана - он ведь тоже, в своё время, несколько месяцев не выходил из её флигеля, правда? Да все земные мужчины только и делали, что посылали ей импульсы! И турусцы вроде Бьорка... А теперь вот он. - Она расстроенно отвернулась. - Дело ведь не в том, что она старается быть красивее, чем есть? Я тоже могу научиться красить ресницы. Я могу даже носить куски золота в ушах...
   Я расхохотался; но она не обиделась и настойчиво продолжала:
  -- В ней есть что-то необыкновенное?
   В Клавдии действительно что-то есть. Внутренняя ясность, например, уверенность без категоричности и бездна юмора. Но Шейли была слишком воздуждена, чтобы попробовать это оценить... или попытаться посмотреть на всё глазами мужчины. К тому же земного. Поэтому я сказал просто:
  -- Она похожа на твою мать.
  -- Ну, если ты так говоришь...- с сомнением протянула она.
  -- Поверь мне.
  -- Хочешь сказать, она тоже умеет зажечь огонь, не опалив крылышек? Тогда мне проще отступить... - (Значит, девочка по-прежнему переживает, что ничего не сумела взять от матери. Нейллин всегда горела ровным, но ярким пламенем - это и роднит их с Клавдией. Шейли вспыхивала - и гасла... и постоянно боялась обжечься, вот как сейчас.) - Я не хочу привыкать, - проговорила она, с тоской озираясь по сторонам, точно ожидая, что стены изменят привычные линии. - Не хочу.
  -- Ну так и не надо.
  -- Мне лучше его не видеть, да? - Она заглянула мне в глаза.
  -- Наверное.
   Её взгляд стал ещё беспокойнее.
  -- Нет, - твёрдо сказал я. - Даже если бы я мог и хотел - нет. Ты должна жить. Здесь.
  -- Хорошо. - Она облегчённо вздохнула. - Я и так потеряла слишком много времени. - Она поискала взглядом Туви - он спрятался в углу на крыше домика и спускаться не собирался, - и тихо повторила, выходя: - Словно бродит хмель...
  

* * * * *

  
   Зал ресторана, как и большинство ему подобных, делился по периметру на небольшие уютные ниши, полутёмные или, наоборот, ярко освещённые, с круглыми столиками и пугающе хрупкими стульями. Ниши закрывали и одновременно открывали своих гостей взгляду остальных посетителей. (Вероятно, кому-то это давало иллюзию защищённости). Стены в каждой были расписаны сценами из мифов и наиболее популярных "сюжетов".
   На крохотную, не предназначенную для танцев сцену, выложенную небольшими плитами цвета воды, вспрыгнул молодой турусец. У него были зелёные волосы длиной в три пальца - очевидно, артистическая шевелюра по-турусски. Глядя в зал, он запел, нервно притоптывая.
   Гордон немного послушал - голос довольно резкий и при этом маловыразительный - и включил переводчик, пытаясь понять, о чём песня. Хотя какие могли быть сомнения? Конечно, о любовном импульсе.
  -- Турусский эквивалент "О, как я люблю тебя, крошка", - заметила Маркович, тоже прислушавшись. - У них редко встречаются сильные голоса. Так же, как сильные характеры и простое здравомыслие.
   Расхожее мнение.
  -- Итак, о чём вы хотели поговорить? - Она перешла на энергично деловой тон, но он видел, что она зажата и изо всех сил скрывает неуверенность.
  -- А вы? Не хотел бы показаться невежливым, но у меня сложилось впечатление, что поговорить предложили вы.
  -- Да... - Она растерянно оглянулась на бар. - Может быть, нам сначала заказать что-нибудь?
  -- Не стоит, - отсоветовал он. - Я был здесь много раз, и никогда официант не подходил к тем, кто пришёл не один, раньше чем через полчаса. Сначала разговор, потом еда.
  -- Да, здесь своя логика, - сказала Маркович с досадой. - Ну так что ж... Гордон, давайте откровенно.
  -- Давайте.
   Кроме них в ресторане почти никого не было. Лишь в двух полутёмных нишах сидели, склонясь друг к другу, тонкие фигурки. Снова мёртвый сезон? Правда, у большей части активного населения, по-видимому, ещё не закончился рабочий день.
  -- Гордон, - Маркович кашлянула, - какой нам смысл держаться по отдельности? Здесь только вы и я, а сколько возможностей!
   Он был в целом того же мнения, но пока молчал, разглядывая тщательно, до последней прожилки на крыльях выписанную Бабочку у неё над головой. Сквозь радужные крылья просвечивал голубоватый фон. Бабочка держала в лапке (руке?) кончик паутины.
  -- Не думаю, что мы не сможем поделиться, - продолжала она. - И, между нами говоря, - она наклонилась к нему, заговорщески понизив голос, - и ваше, и моё задание - это не задание для одиночки.
  -- С этим спорить сложно. - А может, это паутинка держала Бабочку. Нить уходила вверх (и туда же смотрела Бабочка), но источник её терялся "за кадром".
  -- Так почему бы нам не образовать команду? - Маркович откинулась на спинку стула и расправила плечи.
   В этом рисунке незримо присутствовал Незгирь, и он был наверху, хотя выше полагалось бы находиться Бабочке.
  -- Команда - это, конечно, неплохо. Но на основе чего?
  -- Ну... - Она снова оглянулась на бар. Костюм-двойка сидел на ней великолепно, серьги из белого золота (со вставками целита, надо думать) дополняли его весьма удачно, и пепельные волосы были красиво уложены, но в турусском ресторане, в нише под парящей Бабочкой она казалась заблудившейся иностранкой. - У меня осталась неплохая информационная сеть, у вас - неплохие знакомства...
  -- Знакомства? Боюсь вас разочаровать, но ими я так и не обзавёлся.
   Маркович вкрадчиво улыбнулась.
  -- Но вы же здесь, Гордон. Сейчас. Тогда как остальные...
  -- Я здесь потому, что "не имел дела со старым правительством и не был замечен ни в чём предосудительном", - процитировал он.
  -- Это официальная версия, - шире улыбнулась она. - Ну а в реальности?
  -- И в реальности... - От каждого его движения стул под ним прогибался и покачивался. Непрактичный, а потому отвлекающий на себя внимание. То ли дело мебель Клавдии, основательная, располагающая к размышлениям... просто располагающая, как она сама. С её кресел не хотелось вставать; в них хотелось сидеть и сидеть, и говорить, и слушать... - Реальности это вполне соответствует.
   Маркович изучала его, барабаня пальцами по столу. Певец вскинул руки и на пронзительной ноте закончил песню.
  -- Кажется, вы действительно в это верите, - сказала она раздумчиво. - И вам кажется, что это логично?
   Он улыбнулся.
  -- Как вы уже заметили, здесь своя логика. А вы - вам помогли остаться?
  -- Конечно, - подтвердила она. - Вы ждёте кого-то ещё?
   Гордон спохватился: всё это время он невольно искал взглядом Шейли. Но ни среди девушек в нише у входа, принимающих заказы по телефону, ни у бара - ни в одном из мест, где он привык её видеть, её не было.
  -- Я знаком с одной из здешних служащих. Я давно не видел её и хотел удостовериться, что у девочки всё в порядке...
  -- Девочки? - хмыкнула Маркович. - Если вы о Шейли А'Рзет, то не думаю, что эта "девочка" нуждается в опеке. Ведь, если разобраться, она не намного младше нас с вами. Да-да, - ответила она на его взгляд, - даже если ей было семнадцать или восемнадцать, когда разразился тот скандал с Лисовским...
  -- Откуда вы знаете?
   Элен Маркович хихикнула
  -- Это Турус. Здесь, как правило, все всё про всех знают. Если желают знать, конечно. Восемнадцать и плюс десять лет Заповедника...
  -- Восемь.
  -- Всё равно. Пусть восемь. Восемь лет! - Она покачала головой. Золотые полумесяцы у неё в ушах задрожали. - Восемь лет жизни в нигде. Коту под хвост! Просто мурашки по спине.
   Правило номер один порой ещё доставляло ему дискомфорт. Возможно, всё дело было в том, кто ему следовал. Возможно, не все умели им пользоваться... Возможно, не все имели на это право.
  -- Катаба, - решительно заявил он подошедшему официанту.
  

* * * * *

  
   Мне всегда казалось, что залы проведения церемоний не должны сверкать голыми стенами. Но за время последней Кроны броские декорации вышли из моды (чему я, впрочем, только рад), а нового стиля так и не сформировалось. Так что, кроме нас с Кордоэлом, трёх членов Промежутка и столика на единственной высокой ножке (размера ровно такого, чтобы разместить на нем пачку бумаги), в комнате никого и ничего не было.
   Они ждали нас в центре, как и полагается: Пермеи Китаис, Зерним К'вингл и Ве Мегинз.
  -- Мы рассмотрели вашу петицию, - хмуро начал Китаис - Неужели вы это всерьёз?
  -- Почему нет?
  -- Вы предлагаете официально ввести плату за вход в Заповедник. - Он взял подчёркнуто недоверчивый тон, лучше всяких слов говоривший: "А вы в своём уме?" - Но вы ведь понимаете, что допустить этого мы не можем? По крайней мере должны понимать.
  -- Почему? - Я старательно изобразил непонимание, не дожидаясь, пока это сделает Кордоэл и уведёт разговор куда-нибудь за линию горизонта.
   Китаис всплеснул руками.
  -- Да потому хотя бы, что это единственное, что у нас есть! Ни у кого нельзя отнимать единственное!
   В этом я как раз уже не был уверен.
  -- Всё идёт к тому, что скоро мы сами начнём отнимать это "единственное" друг у друга. Заповедник близок к переполнению. - Я протянул ему ещё один лист со статистикой, но он попятился, глядя на него, как на тарантула. - А всё потому, что мы привыкли преувеличивать его значение.
   К'вингл в возмущении было открыл рот, но тут неожиданно вступил Мегинз:
  -- Мне тоже так думается. В конце концов, всякий желающий уйти в Сон может сделать это в любой момент и у себя дома, разве не так?
  -- Так было когда-то, - мягко возразил я. - А теперь...- Я сделал знак Кордоэлу, и он шагнул вперёд. - Кордоэл Ринн здесь как полномочный представитель Верхушки здравоохранения, и у него на руках ряд медицинских заключений. Мы почти разучились строить ульи по старому образцу: комнаты для Сна недостаточно хорошо вентилируются, либо же в них слишком большая влажность и легко проникает малейшая инфекция. В таких условиях уходить в Сон попросту опасно. - Я сделал паузу. - Вероятно, в ближайшем будущем - одновременно с введением ограничений на вход в Заповедник - придётся вводить запреты на пользование личными спальными ячейками - теми, которые не соответствуют необходимым стандартам.
  -- Да вы хоть понимаете, к чему это приведёт? - почти крикнул Китаис и беспокойно задвигался: сделал несколько круговых движений плечами; проверил зачем-то на прочность столик.
  -- Но, - продолжал я ровно, - у нас есть ульи, есть больницы и есть, в конце концов, медики. Ещё в прошлом веке медицина как-то справлялась с большинством заболеваний, из-за которых сейчас мы почему-то немедленно удаляемся в Заповедник.
   Ве Мегинз задумчиво смотрел на меня и, кажется, внутренне был согласен.
  -- Все усложнилось, - проворчал К'вингл. - Другие условия и другие заболевания.
  -- Поэтому логичнее развивать медицину, а не перегружать Заповедник, тем более что нам есть у кого поучиться. Я имею в виду землян.
   К'вингл поморщился.
  -- Нейллин твердит об этом постоянно, на каждом заседании. И о том, что мы не должны жалеть средств на научные исследования. Только средств-то в казне и нет. Разве что подключить богатые улья...
  -- Значит, подключим.
   Я видел, что они не желают слушать, но всё же говорил, довольно долго, нарушая все правила этикета. Заканчивая, я повысил голос:
  -- Я настаиваю, чтобы с моей петицией были ознакомлены кандидаты в Торгово-промышленную Верхушку до того, как каждый из них примет решение вступить в должность. Более того, я разослал копии во все остальные Верхушки, и если не получу поддержки хотя бы половины из них, намерен обратиться непосредственно к Кроне. В пределы моего статуса это входит.
   По крайней мере это им всё-таки не удалось пропустить мимо сознания.
  -- Есть традиция и есть правила, - заявил Китаис немедленно. - Люди теряют ритм и сбиваются, а традиция живёт века.
  -- Всё нужно делать по правилам, - согласился с ним К'вингл.
   С удивительным для него спокойствием Кордоэл сообщил:
  -- Это только инопланетяне думают, будто мы никогда не меняем правил. На самом деле наши правила постоянно варьируются... в пределах основной традиции, разумееся, но меняются ведь! Начать хотя бы с того, что когда-то, чтобы войти в Заповедник, требовалось получить благословение у жреца, а переродиться и вовсе могли единицы.
   Китаис с раздражением отвернулся от него.
  -- Кстати, на вас поступила жалоба, - обратился он ко мне, как бы о чём-то вспомнив.
   Я кивнул.
  -- Линуал Рэнетл.
  -- Вы отказались пропустить его в Заповедник, и он подал официальный протест, в котором ваше решение объясняет недостаточным уважением к нему и его улью в целом.
  -- А ещё намекает, - вяло закивал К'вингл - что люди из ульев побогаче, подавшие заявки одновременно с ним, не встретили на своём пути ни малейших препятствий.
  -- Полагаю, вы заверили улей, что к уважению или неуважению это не имеет никакого отношения? - И что соты не продаются. Проклятье, неужели каждый раз теперь придётся это доказывать?
   Да, если мы решим настаивать на вводе пошлины, этого, как видно, не избежать.
  -- Этот улей действительно не из самых влиятельных, - заметил К'вингл. - Однако Линуал Рэнетл заявляет, что его кандидатура - единственная, которую вы признали недостойной за последние несколько месяцев.
   Я пожал плечами - надеюсь, с нужной долей беззаботности.
  -- Боюсь, теперь это будет случаться чаще.
  -- То есть как? - Китаис недоверчиво нахмурился. - Вы что же, и здесь собираетесь устанавливать новые правила? Или - как вы это называете? - он покосился на Кордоэла, - варьировать старые?
  -- Если вы внимательнее ознакомитесь с Уставом... - рассудительно начал Кордоэл.
  -- Я знаком с Уставом в той степени, в какой мне это полагается по должности!
   К'вингл подхватил:
  -- Нам хорошо известно, что основная обязанность Привратника - "проверять вступающего в Сон на предмет серьёзности намерений", а основное право - запретить ему доступ к сотам. Но нам известно не хуже, что основания для такого отказа должны быть весьма и весьма вескими.
  -- Эти проверки давно уже стали формальностью, - сердито добавил Китаис. Он был взвинчен, бледен и сер. Он сам подумывал о Заповеднике.
  -- Так вы считаете, - улыбнулся я, - что ради пустой формальности я отказался от семейных статусов?
   Они, все трое, слегка стушевались и дали мне наконец возможность сказать.
  -- Я очень рад, что вы хорошо знакомы с Уставом. Но тогда вы должны помнить, что в понятие серьёзности намерений входит не только отсутствие у вступающего желания скрыться от правосудия, но и так называемое прикрытие статусов. - Я взял папку, которую всё это время держал подмышкой и вынул из неё два скреплённых листка. - В этом улье на данный момент триста пятьдесят взрослых человек и практически нет перерождённых. В этом улье почти семьдесят детей. За ним могло быть будущее.
  -- Пожалуй, - задумчиво согласился Мегинз. Чем-то он мне напоминает Сержа Коваленко с завода "Кометы" - недаром же они давние друзья.
  -- Но, - я глянул в свои записи, хотя знал их наизусть, - из наших трёхсот тятидесяти пятьдесят находятся в Заповеднике, причём тридцать пять удалились туда в течение последнего полугода. Пятеро имели проблемы с нервной системой или были по-настоящему утомлены, один - очень стар и тоже нуждался в отдыхе, а остальные - сколько? двадцать девять? - не смогли даже внятно мотивировать свой поступок. (В том числе и Линуал Рэнетл - он не страдает физическими недугами, не подвергается постоянным стрессам из-за присутствия в роду необжившихся перерождённых и не перенапрягается на ответственном посту.) - Я оторвался от бумаги и поглядел на притихших координаторов Промежутка. К'вингл, самый молодой, отвёл взгляд. - Таким образом, на пятьдесят несовершеннолетних у них приходится всего триста взрослых родственников. Каковы реальные шансы для прикрытия хотя бы клановых валентностей? Ознакомьтесь.
   Я протянул отчёт Мегинзу. Он стоял нахохлившись и не взял его - точь-в-точь незгирь, опасающийся подвоха. Я бросил листки на столик. Он чуть заметно дрогнул.
  -- И ещё одно. Хочу вас заранее предупредить, что намерен поступить так же в отношении еще двух кандидатов. - Я назвал имена. - Они из ульев покрупнее и побогаче, можете сообщить об этом улью Рэнетла, если их это утешит.
   Они молчали. Я подождал и закончил:
  -- Как хотите, но я считаю, что вовремя остановиться - лучше, чем потом обнаружить, что летишь под откос.
  -- А что вы всё-таки ответили родственникам Рэнетла? - спросил с любопытством Кордоэл. Он вёл себя на удивление тихо сегодня, почти не вмешивался и не язвил.
   Очевидно, координаторы это оценили.
  -- Конечно, мы не стали раздувать скандал, - ответил Мегинз.
  -- И вы, конечно, предложили их улью выдвинуть своего кандидата на место Привратника, если они не согласны с действиями ныне имеющегося? - вкрадчиво подсказал Кордоэл.
   Старейшины переглянулись, а я едва удержался от смеха. Они явно хотели призвать меня к порядку, и в их планы не входило демонстрировать столь очевидную поддержку.
  -- Конечно, - сказал затем Мегинз. - И, предупреждая ваш следующий вопрос: да, они отказались. Сразу. Категорически.
   Кордоэл победно ухмыльнулся и откинулся назад в плавном движении с разворотом.
  -- А к теме платы за необязательный Сон мы ещё вернёмся, - пообещал он напоследок координаторам.
  

* * * * *

  
   - Клавдия, - сказал он, когда в трубке раздался сочный глубокий голос, - мне срочно нужна консультация. У Заповедника ведь только один привратник?
  -- Ну да. Дэрринел Т'Антуин. А что? - спросила она с любопытством. - Вы снова открыли что-то новенькое?
  -- Привратник ведь - невысокая должность?
  -- С чего вы взяли? - откликнулась она после небольшой паузы. - Дэрринел очень влиятельный человек.
  -- Влиятельный?
  -- Разумеется. Как вы думаете, откуда у меня всё необходимое для работы?
  -- Я думал, технику вам привозят земляне - тот же Антон...
   Она рассмеялась.
  -- Что вы! Антон - мелкая сошка. Коробка дисков, пара кассет с "сюжетами"... - (Так вот откуда Шекспир у Дэрринела! Он усмехнулся, вспомнив, как занервничал Антон, когда он наткнулся на него в саду в день первой неудачи с Продлением; как тут же увёл его к Клавдии...) - Даже детали для компьютера провезти он уже не смог бы. А как мне удаётся удерживать флигель? Попадать на семейные церемонии? Почему я вообще ещё здесь?
  -- Значит, Дэрринел... - Гордон переложил трубку к другому уху. - Но я много раз слышал, как его называли двойным именем - и вы сами только что, - тогда как тот, кто пользуется влиянием...
  -- Т'Антуин не имя. Это прозвище. Т'Антуин - один из видов незгирей. Диких. Он мельче тех, которые в Парке, и почти чёрный, с зелёными пятнышками. А зачем...
  -- Дэрринел Незгирь?..
   Клавдия терпеливо начала объяснять:
  -- Он не имеет права пользоваться своим настоящим вторым именем, но знает, что для землян это звучит несолидно, поэтому представляется таким образом. А что, собственно, произошло?
  -- Ничего...
  -- Да, он один, - повторила она. - Фактически он единственный представитель администрации в Заповеднике. Он проверяет всех, кто собирается остаться во Сне, он обязан следить за состоянием каждого и будить тех, кто к исходу срока не просыпается сам.
   Один на весь Заповедник? Но Заповедник едва ли не с Город величиной - как же он может контролировать всю территорию? Хотя он слышал что-то о правах родственников, обязанностях ульев и бесконечных медицинских комиссиях и проверках.
  -- Конечно, у него должны были бы быть помощники, но таковых, к сожалению, не находится: видите ли, кроме всего прочего, служащие Заповедника не имеют права сами отправляться в Сон, - продолжала Клавдия. - Я, кстати, почти в таком же положении: второй год работаю без ассистента, а теперь и Бьорк отпросился "отдохнуть", - и что мне прикажете делать с таким объёмом информации?.. Гордон? - В её голосе появилось откровенное любопытство. - Вы что же, столько времени не могли поверить, что человек, отвечающий за главную святыню своего общества, пользуется в этом обществе некоторым влиянием?
   Гордон молчал, думая, что ответить.
  -- Что же вам мешало?
   Действительно, что? Не говорить же, что мнение Бортмана.
  -- Он смеялся... - проговорил он медленно. - Понимаете, всякий раз, когда я видел его, он смеялся.
   Теперь молчала Клавдия.
  -- Он улыбался даже на похоронах.
  -- Вы тоже улыбались, - сказала она наконец.
  -- Я?
  -- Когда ходили по Городу. Дела у вас шли неважно, но вы улыбались.
   Ну да, он улыбался: "старался понравиться". Программа "Тейрис" (которая завершилась, не успев толком начаться).
  -- Улыбка - признак сильного, - добавила Клавдия.

* * * * *

  
   Он пришёл немного раньше условленного срока и, войдя в тихий солнечный дворик, увидел, что на пороге Дэрринел - какой-то не такой, как всегда, - разговаривает с довольно молодым, подвижным человеком. Оба встретили его улыбкой.
  -- Это Кордоэл Ринн, - сказал Дэрринел, - мой близкий друг. Но, кажется, вы знакомы.
  -- Бодрой активности, Гордон, - поздоровался турусец. Он оказался одним из тех, с кем Гордон свёл знакомство (вполне приятное, но не оставившее в его памяти слишком ярких впечатлений) благодаря своей программе ''Тейрис''.
   Теперь он вспомнил, что этот человек был также одним из немногих, кто во время скандала на похоронах демонстративно не отходил от Нейллин.
  -- Вы всё ещё ходите в тот бар? - спросил Кордоэл. - Я давно вас там не видел.
  -- Хожу, - улыбнулся Гордон.
  -- В таком случае, может быть, ещё встретимся. - Он махнул им вместо прощания и легко зашагал к ограде.
  -- Я немного не рассчитал время, - извинился Гордон. - У вас дела?
  -- Ничего срочного. Кордоэла интересует всё, что связано с Заповедником. Иногда он приходит мне на помощь, - сказал Дэрринел, закрывая дверь. - И, надеюсь, заменит меня, если я решу уйти. - Он оглянулся на заставленный стол: один из аппаратов беззвучно, но яростно мигал. - А теперь, если вы не против, подождите несколько минут: я проверю, не было ли срочных сообщений.
   В комнате было прохладно - видимо, из-за широко распахнутых окон. Незгирь, блестя глазами, сидел в своём углу. Гордон осторожно пробрался через груды бумаг, присел на диванчик и, пока Дэрринел разбирался с телефоном, попытался сообразить, что сегодня в нём было не так. То ли он казался старше, то ли серьёзнее? Нет, не то. Потом понял: впервые он видел Дэрринела не в его обычном зелёном камзоле. На нём было что-то вроде джинсов и светло-коричневая земная рубашка, и этот фон оттенял однозначно зелёный цвет кожи.
   Гордону вспомнилось утро и трое в зелёном у флигеля Клавдии. Дэрринел, Бьорк и Шейли. Про себя он так их и называл: трое зелёненьких, не вкладывая в это того, что вкладывала Клавдия и не делая между ними разницы. Хотя разница была очевидной.
   Бьорк просто следил за модой и хотел быть привлекательным. Шейли, в отличие от него, натуральный зелёный оттенок кожи получила в наследство. Но не запас жизненых сил. Дэрринел был единственным, чьё внешнее не противоречило внутреннему, и его портрет почти наверняка входил в забавную коллекцию Клавдии. Как странно. Мелочь, казалось бы; но если бы не этот бежевый пиджак, он, возможно, еще долго не задумался бы об этом.
  -- Я понимаю, - сказал Дэрринел.
   Гордон вздрогнул.
  -- Всех меняет одежда. Я и сам не слишком комфортно себя чувствую в этом цвете, - продолжал Дэрринел, садясь в кресло напротив, - но мои костюмы почти все в чистке, а у меня нет времени туда выбраться.
  -- Вы любите зелёный?
   Дэрринел кивнул.
  -- Он позволяет не выделяться.
   Гордон усмехнулся: типично турусский парадокс.
  -- Я уже два дня не выходил в Город, - сказал Дэрринел. - Что там новенького?
   Поделившись своими впечатлениями, Гордон добавил:
  -- Улицы понемногу оживают. Но вот молодёжи с узорами на лицах больше не видно.
  -- Оно и к лучшему, - заметил Дэрринел.
  -- Вы думаете? - удивился Гордон. - А почему? Это так... - Он хотел сказать "экзотично", но передумал. - Оригинально.
  -- Видите ли, - вздохнул Дэрринел, - по моим наблюдениям, если массовое увлечение декоративной косметикой, в том числе цветами и прочими рисунками, не проходит за пару дней, - это не слишком благоприятный фактор.
  -- Вы имеете в виду, что повышается спрос на контрабандные товары, в том числе и не слишком полезные?
  -- Я имею в виду, что неестественно, когда праздник затягивается. Внешним начинают интересоваться и уделять ему столько внимания тогда, когда исчерпаны ресурсы внутренние. Когда уже не удаётся получать достаточно внутренних впечатлений, чтобы чувствовать: да, это жизнь, - отсюда надежда убыстрить свои ритмы, глядясь в зеркало. Меняя краски. Меняя линии...
   Гордон покачал головой.
  -- Мне кажется, суть украшений - любых - в другом.
  -- Может быть, - кивнул Дэрринел. Пока он говорил, он казался таким же беззаботным, как раньше, но стоило ему замолчать или перестать улыбаться, как на лице его явственно проступала усталость. - Может быть, цветы на коже - вполне безобидный способ самовыражения, а я слишком сгущаю краски или примитивно формулирую мысль, но когда мы с моими приятелями сами пробовали земную косметику, то пришли именно к таким ощущениям.
   Гордон напрочь забыл, о чём только что собирался спросить.
  -- И вы... лично вы тоже пробовали?
  -- Конечно. И долго не мог понять, почему мой вид смущает встречаемых землян, а позже - почему мужская косметика должна радикально отличаться от женской или почему для женщины подчеркнуть красоту важнее, чем для мужчины.
   Гордон смотрел на него в растерянности. Перед ним сидел вполне обычный человек и говорил очень странные вещи.
  -- Боюсь, я оказался не единственным, кого отпугнули многочисленные условности: собственно косметика, как вы видите, в обиход у нас так и не вошла. Но тогда земные товары только начинали ввозить, их было не слишком много, а никаких запретов на распространение ещё не существовало, - конечно же, было до безумия интересно, хотя и страшновато, с другой стороны...
  -- Как это не было запретов? Они же появились несколько десятилетий назад.
  -- Да, - подтвердил Дэрринел.
   Гордон понимал его всё меньше.
  -- Но вы не можете помнить то время.
  -- Я помню то время, - спокойно объяснил Дэрринел, - потому что как раз вскоре после этого я удалился в Заповедник и пробыл там... впрочем, неважно. Когда я вышел оттуда, то застал уже иную эпоху. И новый виток традиции. Те же салоны красоты, например. В моей юности их не было.
   Он продолжал рассказывать, а Гордон молча смотрел на него. Человек, сидящий перед ним, уже не казался ему обычным. Точно так же он сидел перед людьми, которые принадлежали разным эпохам, и они точно так же беседовали с ним... Интересно, что чувствуют те, кто проводит во Сне годы? Если, конечно, они что-нибудь запоминают.
  -- Вы были в Заповеднике только раз?
  -- Да. Я был очень молод, и у меня была вполне банальная, я бы сказал, традиционная депрессия пополам с любопытством. Потом, когда я ждал Нейллин, я тоже частенько подумывал об этом. Она решилась на эксперимент с ускоренной трансформацией, а мне не хотелось терять пять лет. Пять лет, которые мы могли провести вместе. Но я удержался. - Он задумался, глядя куда-то вглубь себя. - Я ни о чём не жалею, но не могу сказать, что мой опыт Сна меня порадовал. И я знал, что дальше может быть хуже.
   Гордон осторожно уточнил:
  -- Хуже?
   Дэрринел провёл рукой по голове, где светлели отросшие волосы, словно снимая боль. На вид ему было чуть больше сорока. А может быть, ему и было примерно столько - биологически. Шейли ведь при любом раскладе не больше двадцати пяти.
  -- Я Привратник уже много лет. И я думаю, что общее правило "не привыкать" изначально относилось именно к Заповеднику. - Он усмехнулся и вздохнул - одновременно. - Несколько веков назад мы стали сами решать, сколько проведём во Сне. Многих теперь не устраивает счёт на недели. Некоторые просят разбудить их "по усмотрению". Месяц, год, столетие - как определить, в какой именно день разбудить тебя ещё не поздно?
   Гордон почувствовал холодок между лопатками.
  -- Вы говорите об изменениях, которые претерпевает организм? Они могут быть необратимы?
  -- Я говорю о снах. Сны, которые дарит Заповедник - возможно, не всем, а только наиболее чутким... или нервным? Вам не рассказывали? - Он был на редкость серьёзен; карие глаза казались очень яркими на бледном осунувшемся лице.
   Гордон покачал головой.
  -- Строго говоря, то, что земляне называют спячкой, не есть сон в полном смысле этого слова. Это скорее грёзы наяву. Что происходит в мозгу, когда ритмы тела предельно замедлены? - Глаза Дэрринела приняли отсутствующее выражение - таким же взглядом смотрела Нейллин, когда произнесла: "Всё можно простить, кроме скуки". - Вы балансируете на грани сознания, и вас посещают видения - прекрасные, яркие, иногда тревожные, но почти никогда кошмарные. Мир, который вокруг вас оживает, в который вы погружаетесь, иногда куда более живой, чем жизнь, что многие проживают в реальности. Вы видите древние города, которые вам что-то нашёптывают, и огромных, неведомых зверей, крадущихся на их развалинах. Вы слышите музыку - шорох песка, перепевающий ваши импульсы, пение внутри вас. Вы понимаете, что говорят звёзды; вы знаете, что будет завтра... Вы и хотите и не хотите просыпаться.
   На какой-то миг Гордону стало по-настоящему страшно. В сознание ворвались образы смерти, тления и мысли о хрупкости рассудка...
   В следующий момент раздался свист рассекаемого воздуха, заставивший его вздрогнуть, и на колени Дэрринелу с обезьяньей ловкостью приземлился Туви.
  -- Незгири не летают, - пробормотал Гордон, немного - на всякий случай - отодвигаясь.
  -- Прыгают, - улыбнулся Дэрринел. - А это иногда одно и то же. Почти.
   Туви повертелся, устраиваясь поудобнее, как комнатная собачка, потом замер бесформенным пятнистым комком, свесив вниз две передние лапы, а остальные подобрав под себя.
  -- Но, как я уже сказал, - Дэрринел вновь заговорил легко и весело, - мы больше не собираемся этим увлекаться. - Он погладил незгиря. - Правда, Туви?
   Наваждение прошло, и Гордон потёр занемевшую шею. Этот человек не переставал ставить его в тупик... и этот осьминог.
  -- Да, - сказал он, пересаживаясь поудобнее, - кажется, чего только не было у нас на Земле! Революции. Возрождения. Эпидемии, подъёмы и снова кризисы... Единственное, что трудно себе представить - это земляне и десятилетия Сна.
  -- Вы думаете? - откликнулся Дэрринел. - Может быть. Хотя Коваленко сказал мне однажды: "Знаете, Дэрринел, на Турусе люди часто стремятся в Сон, на самом деле пытаясь восполнить активную жизнь. А на Земле люди чаще всего уверены, что не спят, а сами спят, да ещё как крепко!"
  -- Он и мне пытался сказать что-то похожее, - заметил Гордон. Это подвело его к одному из вопросов, которые он собирался выяснить. Но неожиданно он ощутил мучительную неловкость. Возможно, ему не полагалось бы этого знать? И даже не возможно, а скорее всего. - Дэрринел, а что с Шейли?
   Туви развернул лапу и протянул её к ноге Гордона. Однако в нескольких сантиметрах остановил и принялся раскачивать, словно обнюхивая его колено.
  -- Она...
  -- С ней всё будет в порядке, - мягко заверил его Привратник. - Не надо беспокоиться, Гордон.
   Значит, Заповедник ей не грозит. Он рад был в этом убедиться, особенно после того, что сейчас здесь наслушался.
  -- Гордон, я, как обычно, заговорил вас. Вы ведь пришли не только спросить о Шейли?
  -- Нет... Я пришёл поблагодарить вас, Дэрринел. Сейчас я понимаю, что остался здесь благодаря вам.
   Дэринел опустил голову; его верхние брови раздумчиво дрогнули. После долгой паузы он сказал:
  -- Не стоит благодарности, Гордон. По правде говоря, я не уверен, что мы оказали вам хорошую услугу.
   Гордон улыбнулся.
  -- Нет, в самом деле. Знакомство с нами принесло вам множество неприяных моментов. За вами следили и даже пытались надавить, придавая вашим поступкам какой-то особый смысл... Мы с Нейллин невольно поставили вас вместе с нами - между двух огней. А могли бы уберечь от этого.
  -- Отказавшись со мной общаться? - уточнил Гордон и покачал головой. -Этот "огонь" пошёл мне только на пользу. Я начал чаще улыбаться.
  -- Я мог бы быть осторожнее, - повторил Дэрринел, хмурясь. - Но не был. Мне хотелось, чтобы вы остались. - Он пожал плечами. - Мотыльковая психология!
  -- А почему вы хотели, чтобы я остался? - спросил Гордон прямо. - Я хочу сказать, зачем я вам понадобился?
   Дэрринел окинул взглядом загромождённую комнату; Гордон вслед за ним. Большая часть вещей снова была сброшена на пол, но рабочего пространства, очевидно, всё равно не хватало. Непрерывное мигание телефона становилось привычным.
  -- Как мне кажется, - заговорил Дэрринел медленно, - очень важно, чтобы сейчас на Турусе присутствовали те, кто захочет поддержать... - он поморщился - нас. Нас, а не перерождённых. Если бы вы улетели, на ваше место пришёл бы кто-то другой, кому, возможно, не было бы дела до этих тонкостей. А может быть, уже никто не пришёл бы.
  -- Я рад был бы оказаться вам полезен, но, к сожалению, не вижу, какая от меня может быть польза.
  -- Гордон, только слепому не ясно, что перерождённые так или иначе, но в скором времени настоят на своём праве входить во власть. И так и должно быть. Но, если они заберут себе Крону сейчас, они могут перегрузить паутинку... перегнуть палку?.. Необходимо, чтобы их что-то уравновешивало. - Он помолчал, проверяя, всё ли понял Гордон. - Вспомните о предельности статуса. Новый Договор вам придётся подписывать не со всей Торгово-Промышленной Верхушкой, а с конкретными представителями её и Кроны. И, если эта часть Традиции не пострадает, ваш выбор может иметь решающее значение.
  -- Я смогу выбирать, с кем именно мне подписывать Договор?
  -- Думаю, вы сможете настоять на этом. Что бы там ни говорили крайние, Земля нужна нам, как никогда, и тот, кто будет отвечать за Договор с ней, будет иметь не только большую головную боль, но и больший авторитет в правительстве.
   Да, определённый смысл в этом был.
  -- А кого бы посоветовали мне выбрать вы?
   Дэрринел задумчиво погладил Туви.
  -- Ве Мегинза, пожалуй. Из тех, кто метит в Крону, на данный момент он наиболее достойная кандидатура.
   Незгирь всё ещё раскачивал лапами вблизи его колена. Гордон задержал дыхание и медленно протянул руку навстречу. Лапа вздрогнула, но не свернулась. Перламутровый мех оказался шелковистым.
  -- А на самом деле, - сказал Дэрринел, улыбаясь, - всё это, пожалуй, вторично - все эти соображения о Договоре и прочее... Наверное, я к вам просто привык. - Он встретил взгляд Гордона и ослепительно, как Шейли, улыбнулся. - В вашем обществе я не замедляюсь.
   Ну что ж, когда-нибудь он поймёт смысл и этой фразы.
  

* * * * *

  
   Кордоэла Ринна он встретил на следующий же вечер и именно там, где ожидал - в баре напротив ресторана Шейли. Увидев Гордона, он приветливо махнул рукой и подвинулся ближе к стене, приглашая его за свой столик.
  -- Муравьиный коктейль, - сказал он, указывая на свой бокал. - Очень рекомендую. Немного муравьиной кислоты ещё никому не повредило.
   В этом Гордон не был так уверен, но отказываться не стал. Сделав знак бармену, Кордоэл поинтересовался:
  -- Ну что, договорились вы с Элен Маркович? - и пояснил: - Я видел вас недавно, вы разговаривали, и она очень нервничала.
   Ну да: "здесь все всё про всех знают".
  -- Нет, ни о чём определённом... Не хочется торопиться.
  -- А как ваш Договор?
  -- Отлично, - отозвался Гордон, разглядывая полученный сосуд в форме цветка, со дна которого, казалось, поднимался лёгкий дымок. - То есть, - уточнил он, подумав, - пока никак, но, надеюсь, всё ещё наладится.
  -- Почему нет? - спокойно кивнул Кордоэл. - Вам по-прежнему нужен наш целит, а нам - ваши технологии. Хотя я начинаю подозревать, что вы без целита обойдётесь значительно легче, чем мы теперь без земного оборудования.
  -- Да, - согласился Гордон, - без целита прожить в общем-то можно. - Он долго думал об этом накануне. - Хотя с ним, конечно, живёшь активнее.
  -- Дэрринел предполагает, что он содержит вещества, которые убыстряют ритмы ваших органов, в том числе отвечающих за восприятие. - Кордоэл взболтал свой напиток. Дымок превратился в искорки, которые, кружась, медленно оседали на стенках тонкого бокала. - Именно поэтому целит не подходит нам - даже на перерождённых он оказывает лишь временное воздействие... и то не на всех. Нам ни к чему перманентное ускорение, и мозг с ним активно борется.
  -- Интересная мысль, - сказал Гордон, присматриваясь к собеседнику внимательнее. В прошлый раз, когда он общался с Кордоэлом, тот без конца шутил и задавал какие-то "несерьёзные" - в духе мотыльков - вопросы: любят ли на Земле мороженое? Какие машины предпочитает его жена? (Правда, Гордон и сам не пытался тогда выйти на "серьёзные" темы.) Сейчас мотылёк даже не пытался балагурить. - Вы с ним согласны?
  -- В том, что касается ритмов, я привык ему доверять. Он чувствует ритмы всего, что его окружает. Поэтому он такой хороший танцор... ну или был когда-то.
  -- Он выступал?
  -- В молодости. Шейли пошла по его стопам: начала карьеру танцовщицы, а потом бросила.
   Гордон вдруг осознал, что ни разу не видел, чтобы Дэрринел танцевал - хотя во время их разговоров (за исключением разве что последнего) всегда ожидал подспудно, что он вот-вот закружится в лёгком вальсе.
  -- Танцевать на самом деле совсем нетрудно, - продолжал Кордоэлл, - однако по-настоящему хорошо далеко не у всех получается.
  -- Несомненно. - Наконец решившись, Гордон сделал осторожный глоток.
   Кислоты, муравьиной или нет, в напитке было от души. И ещё целый букет специй... Однако пить можно.
  -- Взять, к примеру, мелодраму на кладбище. - Кордоэл вопросительно посмотрел на него. - Вы ведь там были, я видел.
  -- Да, - подтвердил Гордон.
  -- Это называется рассчитать момент. Литнерл, конечно, такого не ожидал. Он, очевидно, рассчитывал, что Дэрринел будет на похоронах, и готовился заставить его оправдываться - дескать, состояние почившего, в котором тот не справился с управлением, было не чем иным, как шоковой реакцией на грубый отказ от Заповедника. Ну, вы себе представляете.
  -- Не очень. - Представить Дэрринела грубым было трудно.
  -- Но Дэрринел на похороны не пришёл. Тогда он и этим сумел воспользоваться. Его человек принялся кричать, что такое непоявление суть признание своей вины, что неизвестно, на чьей стороне люди, заправляющие важнейшими делами Города, в том числе его главной святыней, и поэтому скоро каждый из нас сможет оказаться в той же ситуации, что и бедный Рэнетл (и как знать, не с тем ли исходом)... И тут он вдруг появился.
   Появился спокойный, расслабленный... И одним своим невозмутимым видом снял напряжение у перепуганной толпы. Да. Чувство ритма. Определённо.
   Второй глоток дался ему легче. Меньше кислоты и вкус совсем не такой терпкий, как показалось сначала. Наверное, всё дело в неправильных ожиданиях.
  -- Литнерл - это?..
  -- Лидер немногочисленной группы крайне неуживчиво настроенных людей.
  -- Он настоящий лидер?
  -- Несомненно.
  -- В таком случае почему бы ему не предложить себя в Крону?
  -- Он и предложил, - отозвался Кордоэл равнодушно.
  -- Вас, кажется, это не вдохновляет?
  -- Нет.
   Гордон вздохнул и уставился на золотистую пену по краям своего бокала.
   Бортман оставил ему свои сводки - блоки информации, которые содержались в идеальном порядке и были классифицированы по признаку достоверности - недостоверности. Требования и претензии ульев: друг к другу, Верхушкам, Кроне, землянам, перерождённым... Статистика ухода в Сон. Группировки транстурусцев: крайние (2), умеренные (4), прочие (?). Их декларации... Информация обрабатывалась скрупулёзно, но каждый абзац был перегружен пометами типа "Проверить дополнительно!", выпутаться из которых он не видел никакой возможности.
  -- Кордоэл, а вы бы не согласились...
   Мотылёк повернул к нему голову.
  -- Делиться информацией?
   Гордон ещё раньше обратил внимание на землистый цвет его лица, но списал это на освещение. Теперь он заметил и тёмные круги под глазами, больше похожие на синяки.
  -- Бортман мне это уже предлагал. - Кордоэл опустил голову и словно нахохлился. - Но я отказался.
  -- Почему?
   Мотылёк пожал плечами.
  -- Он мне не нравился. Ни он, ни Яков Крех... - Такие же "синяки" были у Бьорка, когда он видел его в последний раз (у Бьорка, которого Клавдии ввиду неважного самочувствия пришлось временно отпустить, так что проводить первичную обработку записей она уже не успевала, и большая часть того, что в последний раз попало к Гордону, оказалось неудобоворимым).
  -- А я? - мягко спросил он Кордоэла.
   Тот снова пожал плечами.
  -- Вы друг Дэрринела. - Он залпом допил свой коктейль и толкнул бокал к официанту. - Что вы хотите узнать?
   Группировки. Его интересовали группировки турусцев, которые существовали на данный момент, имели реальное влияние и могли противостоять жукам...
  -- Таких нет, - не дослушав, заявил Кордоэл.
  -- Нет? А группа Литнерла?
  -- Вот разве что они... Но у них нет цельной программы. Они просто призывают "быть активными", свести контакты с крайними перерождёнными (а желательно со всеми) до необходимого минимума... А в случае прихода их в Крону - устроить "показательный уход в cон". Всем, дружно, прямо у себя в ульях - это его последнее "изобретение".
  -- Зачем?
  -- Чтобы перерождённым стало некем управлять.
  -- Но это по меньшей мере... неблагоразумно, - удивился Гордон.
   И совершенно безответственно. Спящие совсем беспомощны; и кто же будет работать?
   - Последствия...
  -- Вряд ли они думают о последствиях, - пояснил Кордоэл. - Но они очень активны, и к ним прислушиваются.
  -- А другие лидеры у исконных турусцев есть?
  -- У остальных? - Кордоэл задумался. - Л?деры-то, конечно, есть. Но все они заняты в Верхушках; да и в ульях должен кто-то оставаться. По крайней мере предложить себя в Крону никто пока не решается.
   Неужели, чтобы на это решиться, им нужно стать крайними?
  -- А Ве Мегинз?
  -- Ве Мегинз стар и прибаливает, а если он не выдержит, в Кроне останутся одни крайние. Взять хотя бы Литнерла и Гифа - два диких незгиря в чужой нише. Нет, там нужно ещё несколько нормальных людей. - Слово "нормальный" означало одновременно "устойчивый". - Или хотя бы один.
   Бар постепенно наполнялся, хотя до обычной шумно-оживлённой обстановки пока ещё было далеко.
  -- Почему вы считаете, что Турус сейчас больше заинтересован в земных технологиях, чем мы в целите?
   Кордоэл тяжело вздохнул.
  -- Я ведь говорю не о зонтиках и колясках. Я говорю о Заповеднике.
  -- Заповедник?
  -- Заповедник нашпигован земной аппаратурой - системы слежения, медицинские приборы, датчики...
  -- Приборы?.. Датчики?.. - А он считал, что мотыльки не нуждаются ни в чём подобном...
   С другой стороны, почему бы, действительно, не использовать достижения прогресса?
  -- Как мне кажется, - Кордоэл криво усмехнулся, - что и эту спобность мы потихонечку начинаем утрачивать.
  -- Я никогда не задумывался о том, как выглядит Заповедник внутри...
  -- Поверьте, там нет ничего интересного, - сказал Кордоэл устало, - просто длинные полутёмные коридоры с сотами. Иногда - чуть слышное жужжание каких-нибудь аппаратов. Как правило - тишина. - Он залпом допил коктейль и поднялся. - Пожалуй, пойду. Всего хорошего, Гордон. Если понадоблюсь, вы легко сможете меня здесь найти...
   И Гордон остался один. Он сидел в темноватом полупустом баре с низким потолком, и у него не было никакого желания выходить под затуманенное небо и по сырым, безрадостным улицам возвращаться в пустой корпус.
  

* * * * *

  
   На стук никто не отозвался, и он толкнул дверь. Из глубины комнаты до него тут же донёсся взрыв смеха.
  -- Клавдия! - позвал он и заглянул внутрь.
   На скрип двери обернулись две женщины. Они держались за руки, и в первый момент он не узнал ни ту, ни другую.
  -- Гордон, - сказала Клавдия, широко улыбаясь. - Заходите. - На ней был мраморно-синий турусский костюм, делающий её моложе и стройнее.
   Он зашёл и растерянно уставился на Нейлин, веки, скулы и губы которой были искусный подкрашены - макияж в золотисто-зелёных тонах.
  -- Нейллин учит меня танцевать, - сообщила раскрасневшаяся Клавдия.
   Они взглянули друг на друга и снова залились смехом.
  -- Вот как...
   Он обвёл взглядом сдвинутую мебель, коробки дисков, составленные в нишу... Островок смеха среди бледных, но тёплых пятен. Окна были плотно закрыты, и бесцветный, дождливый, безмолвный день, от которого ему так хотелось отвлечься, казалось, отступил далеко-далеко.
  -- Да, - сказала Нейллин, - иногда мы всё же пытаемся. Клавдия - научиться танцевать, я - пользоваться косметикой по-земному. - Она протянула руку, и он увидел карманное зеркальце. - Но, кажется, мы по-прежнему безнадёжны.
   Гордон с интересом посмотрел ей в лицо. "Земнее" оно не стало, но макияж странным образом шёл ей, именно такой: лёгкая зелень в золоте.
  -- Почему вам не нравится краситься?
  -- Не то чтобы не нравится... - Она задумчиво посмотрелась в зеркало. Глаза её под светло-оливковыми веками напоминали уже не золото, а янтарь. - Скорее я не нахожу в этом смысла.
  -- Смысл может быть в том, чтобы передать настроение, - заметил он. - Выразить импульс.
   Нейллин отдала зеркальце Клавдии и усмехнулась.
  -- Душу не скроешь, а макияж надоедает быстрее, чем импульс успевает сменить ритм. Как и металлические украшения, впрочем... - Она покосилась на Клавдию, и та с улыбкой потёрла мочки ушей - серег в них не было (должно быть, они нарушили бы её сегодняшний "турусский" имидж). - И потом... - Она подкупающе улыбнулась, показав красивые, ровные зубы. - Таким, как мы, вероятно, везде нужна точка опоры.
  -- Не уверен, что понимаю, - проговорил он, оглянувшись на Клавдию.
  -- Я тоже не поняла, - призналась Клавдия.
  -- А я не знаю, как объяснить, - сказала Нейллин. - Взять нашу одежду. Если вы заметили, мы часто меняем цвета и рисунки, но фасон сохраняем традиционный.
  -- И у автомобилей, - протянула Клавдия. - Что-то должно оставаться неизменным на фоне импульса? Это не приходило мне в голову. - Она обернулась к столу - за блокнотом, понял Гордон. Но тут же передумала его искать. - Вот ваши диски. Вы ведь за ними?
  -- В том числе. - После разговора с Дэрринелом он принял решение не рыться больше в чужих импульсах... в чужих записях, но скоро ему пришлось его изменить: сейчас он нуждался в информации больше, чем когда-либо; и это было ему не слишком по душе. - На самом деле я зашёл просто так. Теперь в моём "улье" нет даже Бортмана, и...
   Нейллин вдруг перебила его.
  -- Скользкий тип, - проговорила она, стирая ладонью румяна, - и холодный. Как гусеница.
   - Как змея, - машинально поправил Гордон. - Это тоже вроде гусеницы, только очень длинной. Но почему?
  -- Он не любит мою девочку, - объяснила Нейллин, чуть сморщив нос. На фоне золотисто-зелёного макияжа это выглядело забавно. - Ему будто нравилось испытывать её нервы на прочность!
   Вот как?
  -- Мне казалось, вы специально устроили так, чтобы по долгу службы ей пришлось с ним сталкиваться - что-то вроде своеобразного испытания жизнестойкости...
  -- Ну... - Нейллин развела руками в широких рукавах; кисти у неё были маленькими и точёными. - Кто же знал, что он его не выдержит?
   Он? Бортман?
  -- Вы ожидали, что он будет вести себя иначе?
  -- Разумеется, - откликнулась Клавдия.
  -- Но... Но если он так чувствует... - А ему-то казалось, что он уловил самое главное! - Разве импульсы нужно скрывать?
  -- Импульсы? - нахмурилась Нейллин. - Каждый импульс имеет пределы. Десять лет в одном ритме... - Она передёрнула плечами. - Кроме того, знаете ли, есть импульсы, и есть весь остальной мир. Мне, например, скорее понравится украшение, а не... не экспонат музея геологии.
   - Простите?
   - Кольцо, - она протянула руку, указывая на его безымянный палец. - Такие любят носить земные женщины, правда? Только некоторые с камнем.
   - Да...
   - Оправа, - сказала Нейллин, - она тоже ведь дорого стоит?
   - Иногда.
   - Оправа, - повторила она. - Манеры. Если так высоко ценишь свой импульс, что мешает тебе позаботиться о достойной форме?
  -- Гордон, не напрягайтесь, - хмыкнула Клавдия. - Нейллин сегодня в ударе: она только что предложила себя во власть. Её непосредственный начальник вышел в отставку. - Она обняла Нейллин за плечи. - Перед вами одна из старейшин Верхушки Социального Надзора.
   Он помолчал, свыкаясь с новостью.
  -- Значит, вас можно поздравить?
   Нейллин усмехнулась.
  -- Думаете, есть с чем?
   В самом деле. На планете, где власть - проклятие, в данной ситуации не уместнее ли соболезнования?
   Новая старейшина Социального Надзора спокойно стирала краску с глаз.
  -- Я знаю одно, Нейллин, - сказал он серьёзно. - Мне стало спокойнее за Город.
  -- Мне тоже, - присоединилась Клавдия.
  
   Нейллин распрощалась и ушла. Клавдия со вздохом оглядела комнату.
  -- Я помогу вернуть всё на место, - вызвался Гордон.
  -- Замечательно. - Она явно обрадовалась. - Я только переоденусь.
   Она исчезла в другой комнате, чтобы через несколько минут появиться в простом брючном костюме цвета топлёного молока и с золотыми капельками в ушах:
  -- Ну вот, так мне намного удобнее.
  -- Вам очень идёт турусский наряд, - сказал он. - Хотя я почему-то не могу представить вас в танце.
  -- Я тоже, - весело призналась она. - Но Нейллин утверждает, что я просто не понимаю, что теряю, вот я и пробую. Уже освоила целых три поворота! - Она энергично принялась наводить порядок. - А вы не хотите поучиться?
   Он с улыбкой покачал головой.
  -- Почему?
  -- Честно говоря... - Он поставил на место стол и задумался. - Да просто потому, наверное, что это отнимало бы довольно много времени. Есть ведь более важные занятия...
   Клавдия подняла от коробок взгляд, заискрившийся неожиданно ярким хризолитом.
  -- Другими словами, вы "не желаете размениваться"?
  -- Вроде того.
  -- Жизнь не цела, - сообщила она нарочито строго, с выражением учительницы, пытающейся донести очевидную вещь до сознания шаловливого первоклассника, - и состоит из тысячи частиц, рождённых прахом.
  -- Да, - согласился он, - мне тоже нравится этот образ. Я, правда, не очень разбираюсь в турусской поэзии...
  -- Турусской? - удивилась она, вставая и стряхивая с колен пыль. - Это Шекспир.
  -- Шекспир? - Гордон рассмеялся, чувствуя, что напряжение последних дней отступает. (Странно: Клавдия, казалось бы, не обладала ни юным очарованием Шейли, ни безупречной кожей Маркович, ни изяществом Весты; - но именно в её флигеле ему хотелось смеяться по-настоящему.) - А я подумал, что это стихтворение о незгире. Про жизнь - мелодию мелочей, сплетенную в паутину... совмещенье орбит мотылька и звезды. Только в другом переводе.
  -- Почему о незгире? - Клавдия отодвинула пару ящиков на столе и вытащила из-за них чайник. - Я всегда считала, что это о человеке... - Она задумалась, застыв с чайником в руке. - И существ, создавших подобный образ, у кого-то хватает ума считать ни на что не годными! Бред. Они считают свою жизнь неполноценной, если в ней меньше семи успешно реализованных статусов. А сколько - реально - способна выдержать, скажем, я? - Вздохнув, она скрылась за шкафами и продолжила оттуда, перекрывая шум воды: - Они просто больше боятся утратить цельность... А потому не склонны раздирать себя на две половинки.
  -- В отличие от нас, - снова согласился он, а Клавдия, выглянув из кухни, неожиданно засмеялась.
   Глядя на нее, Гордон улыбнулся тоже.
  -- Вы все чаще со мной соглашаетесь, - проговорила она своим сочным низким голосом. - Вы не заметили?
  -- Возможно. И что бы это значило?
  -- Вот уж не знаю. Но одно могу вам открыть: мне с вами не скучно. Уже некоторое время.

* * * * *

   Очередная партия псевдодневников снова оказалась малоинформативной. Он чувствовал: в Городе что-то происходит. Неготовые транстурусцы стали встречаться реже, остальные вели себя немного "скромнее"; шоссе вновь запестрели машинами, и даже возобновились "Уроки мифологии". На главной улице в торгово-промышленной части зажглись витрины и открылись двери; однако всеобщее напряжение по-прежнему легко улавливалось. Из других источников ему было известно, что соответствующими Верхушками предпринимаются попытки провести вторичный Указ о выселении неместных неготовых жуков. На этот раз предполагалось обеспечить их "независимым кровом", выторговав и построив (их же силами) несколько ульев, нечто вроде академического городка, в одном из тихих сельских районов ближе к Машине (триста километров от Города, почти на границе заселённых земель). А в записях мотыльков мелькало имя Литнерла, часто упоминались его визиты в ульи, призывы - насколько он мог разобраться - в случае крайней нужды "всем вместе", по оговорённому знаку, "отказаться от активности"...
   Ему нужен был Дэрринел. Он уже взял телефон и начал набирать номер - последовательность забавных, похожих на птичьи лапки (или кусочки паутины) знаков, - но остановился.
   Дэрринел слишком многому сейчас противостоял; его хрупкая с виду фигура выдерживала одновременный натиск нескольких лагерей. Крайних "натуралов", порицающих его за связи с перерождёнными; крайних жуков, которым он мешал добраться до Заповедника и одновременно был нужен для переговоров с собратьями; собственная родня...
   Нет. Он не пойдёт к Дэрринелу. Он лучше поищет Кордоэла.
   Всё ещё было пасмурно, но в мутных затяжных облаках появились лучистые просветы. По дороге в "ресторанный" квартал ему позвонила Маркович:
  -- Вы знаете новость о Хенке Бортмане? Он теперь работает у нас.
  -- Угу... - откликнулся Гордон. Удивления он почти не почувствовал.
  -- Его не устроили условия, которые ему предложили в родной корпорации, - звонко продолжала Маркович. - Вам об этом не сообщили?
  -- Нет, - ответил он спокойно, стараясь игнорировать птиц. Целая стая больших серых птиц, издавая по-вороньему надсадные крики, преследовала его машину.
  -- Возможно, вам следует подумать о том же? - прощебетала она и отключилась.
   Возможно.
   Кордоэла он не нашёл, хотя прождал около трёх часов. Зато у него было время обдумать услышанное.
   Новость его задела.
   Ему как-то слишком долго ничего не сообщали. Совсем ничего. С ним просто никто не выходил на связь.
   Ну что же, он выйдет сам.
  
   Связь устанавливалась довольно долго. В ожидании бродя по комнате, он остановился перед компьютерным столиком и тронул глобус - прощальный подарок Коваленко. Турус. Шесть материков, три океана. Его палец задержался на серо-зелёном пятнышке вокруг невидимого Города. Залежи целита - единственное на два обитаемых материка месторождение.
   Экран наконец прояснился, и он увидел холёное, полноватое, незнакомое лицо.
  -- Господин Шекли, - учтиво поприветствовали его. - Я Томас Реган, временный начальник отдела турусских связей.
   Что значит "временный"?
  -- А Ян Месгрейв? - спросил Гордон.
  -- Переведён.
   Интересно, почему и куда...
  -- Я слышал, что Хенк Бортман ушёл от нас в "Темпы", - сказал он прямо. - Это правда?
  -- Значит, вы уже в курсе? Да, - ответил Реган (не добавив при этом "к сожалению"). - Хенк Бортман - отличный специалист, но за свои дальнейшие услуги запросил слишком много и наотрез отказался идти на компромисс.
   Да, это похоже на Бортмана.
  -- Что касается вас, Шекли, готовьтесь к возвращению.
   Прямо так, сразу? Гордон почувствовал, что напрягается. Он явно не успевал подстроиться под новую волну.
  -- Два дня назад совет правления принял окончательное решение, - уверенно продолжал его новый шеф. - Отказаться от дальнейших турусских разработок. Мы переключаемся на Мейл.
  -- Но затраты?..
  -- Турусские акции большей частью будут распроданы. Реализация уже начата. А вас мы вернём, - повторил Реган, - как только представится возможность, - и бодро пообещал: - Мы подыщем для вас что-нибудь, не сомневайтесь. - Посчитав, видимо, разговор законченным, он отключился, прежде чем Гордон успел что-либо сказать.
   С трудом подавив желание громко выругаться, он отвернулся от экрана и уставился в окно, за которым в вечерних лучах, первых за последние дни, торопливо, словно навёрстывая упущенное, трудились пчёлы.
   В каком-то смысле он прекрасно понимал Бортмана. "Мы подберём для вас что-нибудь, не сомневайтесь"... Теперь ему этого тоже было недостаточно.
   Какое-то проклятие висело над ним и его турусской миссией!
   Полгода назад он не задумываясь вернулся бы домой, в свой уютный кабинет в центральном офисе, на семнадцатом этаже. Но тогда в его паутинке не было Туруса. Не было Города, и его непостижимых жителей, и Заповедника, и Парка. Не было незгирей...
   Он отошёл от окна и взял телефонную трубку. Если не можешь взлететь - хотя бы прыгни.
  

* * * * *

  
   Едва услышав его голос, Маркович взволнованно сообщила:
  -- Ко мне приходил Вагир Гиф.
  -- Чего он хотел?
  -- Он не сказал.
  -- Но о чём-то же вы говорили?
   Она колебалась какое-то время, потом неуверенно начала:
  -- Он говорил, что настало время поднять вопрос о правах на недра. Что целит принадлежит не только мотылькам...
  -- Он так и назвал их - "мотыльками"?
  -- Да.
  -- Интересно... - Не выпуская трубки, он накинул плащ и отыскал ключи. - Это не телефонный разговор. Сейчас я подъеду к вам...
   Она перебила:
  -- Он может вернуться. Мы не закончили разговор, потому что его отвлекли, но...
   Гордон вздохнул. Фактически это была ещё одна просьба о помощи.
  -- Это он помог вам остаться?
  -- Да...
  -- И теперь он ожидает, что вы его поддержите, - закончил он полувопросительно.
  -- Мы всегда делали ставку на него и других транстурусцев. - Она словно оправдывалась. - Нам казалось, что так будет разумнее...
  -- Потому что они больше похожи на нас?
  -- Ну, в каком-то смысле... Мне кажется, вы не одобряете нашу логику?
   Он промолчал.
  -- Но не на крайних же мотыльков нам было рассчитывать!
  -- Почему на крайних?
  -- Да потому что мотыльки либо крайние, либо никакие.
   Он вышел из комнаты и запер дверь - скорее по привычке, чем в целях безопасности.
  -- Я не понимаю другого: зачем вам понадобились мои "связи", если у вас имеются свои собственные?
  -- С ним всегда имел дело Яков, - объяснила Маркович. - А я... Я, честно сказать, его боюсь, - с нервным смешком призналась она.
   Ну что ж, это он как раз понять мог.
   Перед ним встало лицо Хенка Бортмана - суховатое, сосредоточенное лицо - и Гордон вспомнил вопросы, которые задавал ему главный инженер в день знакомства. Вопросы об опыте, квалификации, образовании - вполне корректные, но очень настойчивые, слишком даже настойчивые, как будто он только что не прошел самый тщательный отбор на Земле. Теперь он ясно понимал: Бортман сомневался в нём с самого начала, и в глубине души, очевидно, ответственность за провалы всё же возложил на него. Что он скажет, узнав, что они снова в одной упряжке? Впрочем, имеет ли это значение?
  -- Гордон?
  -- Хорошо, - сказал он, на ходу застёгивая плащ. - Будем считать, что мы достигли соглашения.
  -- Отлично! - Ему показалось, что она с облегчением перевела дух, сбросив с себя часть ответственности. - Формальности предоставьте мне. Я сегодня же договорюсь с руководством...
  -- Я сам, - отказался он вежливо. - Но мы не будем поддерживать Гифа.
  -- Кого же тогда?
  -- Ве Мегинза - или того, кого он порекомендует.
  -- Вы уверены? - В её голосе вновь появилось беспокойство. - А что мне ему сказать, если он вернётся?
   Он завёл машину.
  -- Что вы не отвечаете за действия своих предшественников.
  

* * * * *

   Он стоял у радио с тряпкой в руках, когда в его дверь постучали. (Он успел уже отвыкнуть от этого звука.)
  -- Не заперто, Клавдия! - сказал он громко.
   Но это оказался Дэрринел. По-прежнему в чём-то светло-коричневом - видимо, всё ещё не добрался до химчистки.
  -- Вам привет от Шейли, - улыбнулся он вместо приветствия.
  -- У неё всё хорошо?
  -- Да. Она обнаружила много интересной работы внутри улья и почти перестала выходить в Город. А раньше ей это совсем не нравилось. А вы чем это занимаетесь?
  -- У меня вдруг заговорило радио, - сообщил Гордон весело. - Насколько я понял, ещё двое исконных турусцев предложили себя в Крону.
   Хорошая новость для Туруса. Очень хорошая - и важная настолько, что её считают нужным передать по радио.
  -- Да, я уже слышал утром - откликнулся Дэрринел, с откровенным интересом осматриваясь. - Вы полюбили незгирей?
   На диване был разложен турусский костюм. Он всё-таки купил его Весте. Сдержанно-зелёный, с серенькими паучками. Довольно банально для Туруса, зато для Земли - весьма оригинально и свежо.
  -- Выходит, так, - признал Гордон. - Проходите, Дэрринел. Я делаю уборку, но вот сюда сесть уже можно. - Он подвинул ему кресло, прочное, удобное - земное. - Я думал над тем, почему вам кажется странным Шекспир.
  -- Да? - Дэрринел прошёл в комнату, но остался стоять. - Так что же?
  -- Во-первых, думаю, дело не столько в нём, сколько в особенностях жанра. Вы смотрели трагедии, а это совсем особый вид литературы. Он очень специфичный, и вряд ли по нему можно судить о реальной жизни...
  -- Почему? - спросил Дэрринел.
  -- Ну, - сказал Гордон, предчувствуя, что вряд ли сегодня произнесёт "во-вторых", - за основу в нём берётся что-нибудь выдающееся, нестандартное - личность или событие - и затем показывается, как оно вписывается - или не вписывается - в повседневность.
  -- И что?
   Как что?
  -- По выдающемуся не судят о типичном.
   Дэрринел улыбнулся.
  -- А в чём же, как не в нестандартном, проявляется типичное? Если бы из сюжетов того же Шекспира мы не узнали, что кто-то готов умереть ради импульса... или убить, задумались ли бы мы о том, что обычно такого не бывает?
  -- Сдаюсь. - Гордон махнул рукой. - Вы прямо как Клавдия: "Откуда же, по-вашему, берутся тейрисы?" Кстати, я видел её недавно, и, можете себе представить, вы с ней и в других ситуациях выражаетесь почти одинаково.
  -- Что же она сказала?
  -- Что ей со мной не скучно.
  -- Вот как? - Дэрринел задумчиво посмотрел на него. - Ну что ж, я так и думал.
  -- Что?
  -- Пожалуй, мне пора... - Он ещё раз окинул комнату взглядом. - Удачи вам, Гордон.
   Он исчез так же неожиданно, как появился, оставив после себя, как всегда, лёгкую недосказанность и нечто вроде смутной неудовлетворённости. Такое чувство иногда возникало у Гордона после очередного экзамена в университете, если ему казалось, что в целом хороший ответ мог бы быть лучше.
   Закончив уборку, он аккуратно сложил костюм с паучками, убрал в шкаф и обнаружил, что почти перестал на каждом предмете - глобусе, экране, стенах - видеть незримую огненную надпись: Веста, Веста, Веста. Если всё получится так, как он рассчитывает, он предложит ей перебраться сюда - способ найтись должен. Если нет - он тоже сделает всё, что сможет; но выйти из спячки она должна захотеть сама.
   Перед сном он придирчиво изучил "Противоречия натуры турусцев" и к прежнему списку добавил ещё одно: "Красят кожу в зелёный цвет, чтобы быть похожими на лидеров, не желая таковыми быть; носят зелёную одежду, будучи лидерами, чтобы не выделяться". И ещё: "Много усилий тратят на то, чтобы выразить импульс, но пренебрегают косметикой и не любят разнообразия стилей в одежде. То же в искусстве".
   Закончив, он внимательно перечитал свои "наблюдения" и, начиная с последней строчки, снизу вверх, стер все, одну за другой, ухмыляясь при мысли о том, как прокомментировала бы их Клавдия: "Не-гуманитария удивляет, что человек полон противоречий, а гуманитария удивляет, что его это удивляет".
  

* * * * *

  -- Вон тот, видишь?
   Я показал на одного из спящих: бледная синева лица с проступившими тёмными пятнами, запавшие глаза и деревянная спина - поза тех, кто спит уже очень долго.
  -- А вон второй. - Я подвёл его к следующей ячейке, ближе к соседнему коридору. - Я пытался разбудить их уже дважды и не смог.
  -- Налицо изменения пигмента, - отметил тоном врача Кордоэл, поочерёдно рассматривая обоих, и повернулся ко мне: - А когда они сами планировали проснуться?
  -- Почти через полгода.
  -- Столько им, конечно, не продержаться, ни тому, ни другому... Ты отправил доклад?
  -- И доклад, и просьбу срочно прислать комиссию.
  -- И что тебе ответили?
  -- Велели действовать по обстоятельствам.
  -- Угу... - Он ещё раз посмотрел на неподвижные тела. - А что родичи? Неужели не появлялись?
  -- Появлялись, как же. Полюбовались на пятна. И сообщили, что Привратник - я. А со своей стороны они сделали что могли - обеспечили должный уровень медицинской поддержки... и тому подобного. - Честно сказать, от этого улья я такого не ожидал.
  -- Сами, вероятно, на грани Сна? - заметил Кордоэл.
   Мы пошли назад вдоль стен с сотами - открытыми и полузакрытыми, чуть больше и чуть меньше, глубокими и не очень. Мне они иногда напоминают ниши в модных ресторанах (при моей молодости таких не строили), только температура здесь гораздо выше. По дороге я механически проверял датчики у каждой; на тех, кто был внутри, мы не смотрели.
   Я не должен был бы никого сюда приводить, кроме кровных и статусных родственников спящих, но Кордоэл врач и почти сотрудник Заповедника.
  -- Ты можешь повлиять на кого-нибудь из своей Верхушки?
  -- Надеюсь, - отозвался он как-то вяло. - Но всё стало так странно... У нас там сейчас только и разговоров, что о новом Указе: прежде чем его объявлять, нужно подготовить реальную базу для выселения. Такое ощущение, что все вокруг заняты исключительно этим. И все чего-то боятся... Я уже не понимаю, на кого и как можно воздействовать. Кто имеет влияние, а кто нет. За кем стоит что-то, а за кем - пустота.
   Он действительно выглядел растерянным.
  -- У нас нет запаса бодрости - в сущности, у нас ничего нет, кроме Традиции, - продолжал он задумчиво. - Да ещё, возможно, целита. Но те, другие... Я не вижу за ними будущего. Я не вижу за ними - души...
  -- Душу можно создать...- заметил я осторожно. От него я ни разу не слышал ещё этого "мы" и "другие" и не понимал пока, куда он клонит.
  -- Может быть, мы действительно несовместимы и кто-то один должен уступить?
   Я даже остановился.
  -- Что уступить? Кому?
   В полутьме его глаза ярко блестели.
  -- Наши реакции такие разные, - проговорил он как во сне. - Там, где мы замедляемся, они устраивают истерику...
   - Ты видишь здесь принципиальную разницу? Я - нет. Ибо что такое депрессия, как не истерика, растянутая во времени?
   Он пристально посмотрел на меня. Решил, видимо, что я шучу.
  -- Я серьёзно.
   Он недоверчиво покачал головой; отвернулся и пробормотал:
  -- Мне становится легче от мысли, что они будут где-то далеко. По правде сказать, их давно уже пора изолировать.
   Я не спорил. Сейчас он не хотел разговаривать. Он хотел, чтобы его выслушали.
  -- Думаю, я смогу вздохнуть с облегчением только тогда, когда этот Указ буден узаконен. И мы по-прежнему спокойно будем ходить по Городу. И я не буду волноваться за своих родичей... - Он исподлобья глянул на меня. - Я ведь тоже серьезно, Дэрринел. Ты лёгок и весел. А мне хочется плакать.
   И он туда же. Все считают меня таким сильным... Просто какое-то проклятие.
   Я посоветовал:
   - Плачь. Плакать лучше, чем плакаться.
   Он ответил мне долгим взглядом.
   Я почуял недоброе. И, опережая его, сказал:
  -- На кого же я оставлю Заповедник?
  -- Пригласи кого-нибудь из нашей Верхушки. Пригласи Лия Эвала.
  -- Я не знаю его...
  -- Пригласи кого знаешь.
   Мы были почти у входа. То есть, учитывая обстоятельства, выхода. Наверное, я провёл здесь слишком много времени. Иногда мне кажется, что я начинаю терять связь с внешним миром.
  -- Ну, Дэрринел... Не сердись.
  -- Если ты уйдешь, я останусь совсем один.
   - У тебя есть Нейллин. - Взгляд он всё же отвёл.
   Я молчал, глядя назад, в чёрную стену, вдоль которой редко вспыхивали маленькие зелёные лампочки.
   - Это нечестно, Дэрринел, - сказал он совсем по-детски. - Ты не должен меня отговаривать.
   - Я и не отговариваю. Но это ведь правда: ты бросаешь меня.
  -- У тебя много друзей.
   Я усмехнулся. Из-за моей спины выпрыгнул Туви и пристроился у меня в ногах.
  -- У тебя есть дочь.
   Я отвернулся. Но потом всё же сказал:
  -- Лучший друг - это совсем особая валентность. Совершенно необязательный статус.
   Он начал нервничать.
  -- Ты не прав, Дэрринел, ты сам знаешь, как ты не прав.
   Я знал, что я не прав. Я не мог мешать его Сну. Но...
  -- Без тебя я стану ущербным.
   Он опустил глаза и сделал пару шагов к выходу. Потом оглянулся через плечо.
  -- Ты никогда не будешь ущербным, Дэрринел.
   Теперь уже я отвёл глаза. И признался:
  -- Я боюсь. Я очень боюсь, Кордоэл. - Почувствовав его недоумение, я пояснил: - За Заповедник.
  -- Заповедник защищён...
  -- Да. Но что толку? Кто решится включить защиту? Только безумец. Слишком много смертей.
   Он на секунду закрыл глаза - словно боялся, что я заставлю его передумать.
  -- Ты справишься, Дэрринел. Ты со всем справишься. Ты сильный. Ты умеешь настоять на своем и при этом ничего не разрушить. Ты даешь людям отстоять свою точку зрения и не становишься от этого беднее. Ты как огонек, который притягивает бабочек. И ты должен это сделать.
   Он, ссутулясь, побрёл к свету, а я вспомнил: три-четыре дня назад его статусный ученик, совсем молодой, ушёл в долгий Сон - прямо в улье. Должно быть, он винит себя в том, что не сумел его удержать. Последняя капля.
   Я догнал его у самого выхода и развернул к себе.
  -- Прости меня. Ты устал. Ты заслужил отдых.
   Взгляд у него стал почти затравленный.
  -- Дэрринел... Я ведь ненадолго...
  -- Конечно.
   Он торопливо вышел. Когда стихли шаги, я поднял на руки Туви и оглянулся.
   Я снова остался один на один с бесконечными переулками и тёмными, пустыми переходами. Я стоял, прижимая к себе Туви, и в голове у меня вертелся Миф об ограничении душ - тот вариант, который прозвучал совсем недавно в "Уроках мифологии":
   И тогда разделил он людей, дав каждому посильную ношу. Любимому он дал очарование; почитаемому он дал силу и мужество; вдохновенному он дал талант. А прОклятому он дал всё.
  

* * * * *

  
   Он в два прыжка пересёк садик и ворвался во флигель Клавдии.
  -- Вы тоже слышали?
   Она молча указала на бормочущее радио, подключённое одновременно к переводчику и компьютеру.
  -- Я не ослышался? Совершено нападение на Машину?
  -- Я вообще ничего не успеваю разобрать на слух, - сказала она. - Сейчас почитаем - я как раз вывожу текст.
   Разумно, одобрал Гордон. Надо бы и ему завести такую систему, тем более что технически она очень проста.
  -- Так... - сказала Клавдия, подходя к экрану. - Да. Попытка вывести из строя Машину. Машине были нанесены незначительные повреждения (здесь сказано - "ранения"), прежде чем злоумышленников удалось остановить.
  -- Когда же это случилось?
  -- Надо думать, не менее суток назад. Они не афишируют таких вещей сразу. Двоих удалось задержать на месте преступления, - продолжала читать она, одновременно выправляя в тексте грамматику. - Один из них показал, что нападение было организовано группой лиц под руководством Литнерла из улья Имсун, одного из служащих среднего звена Верхушки Социального Контроля. "Мы не собирались причинять Машине непоправимый ущерб. Но развитие социальных программ необходимо было подтолкнуть, - на вопрос о целях данной акции отвечает задержанный. - То, что нам удалось сделать, очистит Город от неблагонадёжных элементов много быстрее и эффективнее любого Указа. Мы предоставили жукам носиться вокруг своей драгоценной Машины - чтобы самим заняться наконец наведением порядка..." То есть они рассчитывали, что страх за Машину вызовет "отток" транстурусцев из Города, - пробормотала Клавдия. - Глупо. Возможна и обратная реакция... тем более что в сельских районах их всегда принимали плохо. "Тем более что несколько дней назад представители земной корпорации объявили о своём решении и в дальнейшем поддерживать исконных сынов Города, что не только очень укрепляет наши позиции, но и даёт нам возможность подумать о дальнейшей модернизации Заповедника..."
   "...", - подумал Гордон.
  -- Второй отказался отвечать на вопросы и ушёл в Сон (фактически - "сбежал") прямо в камере предварительного заключения. Ведутся споры о том, следует ли вывести его из этого состояния искусственным путём... Больше, кажется, ничего существенного. Обратите внимание - "нападение на Машину", - повернулась к нему Клавдия. - Они воспринимают Машину как живое существо. А вы, значит, успели объявить о выборе турусского партнёра...
  -- В том-то и дело, что нет... не совсем. На прошлой неделе мы встретились с Ве Мегинзом - полуофициально. И "договорились" о... сотрудничестве "с тем из исконных турусцев, кто на момент подписания Договора будет ощущать в себе достаточно сил"...
   В числе прочего, Мегинз посоветовал внести в текст Договора пункт, согласно которому одним из способов оплаты сырья будут поставки ряда "технических средств" - начиная от кондиционеров и заканчивая системами переливания крови.
  -- Клавдия, как вы думаете...
  -- Не спровоцировало ли это то, что мы имеем? - легко подхватила она. - Как знать... Может быть.
   Он нервно, как это делали мотыльки - как он их сейчас понимал! - прошёлся взад-вперёд, до окна и обратно.
  -- Если такого рода "поддержка" дала повод крайним мотылькам... турусцам почувствовать свою безнаказанность, а у жуков вызвала острый приступ досады...
  -- То что? - полюбопытствовала она. - Бросьте, Гордон. Повод - это только повод.
  -- Да, вероятно, вы правы... - Он постарался взять себя в руки. - А откуда вообще взялась эта их Машина?
  -- Существует три версии о её происхождении, - бодрым тоном отозвалась Клавдия, - инопланетная (оставили пришельцы), генеративная (создали предки) и божественая (получена в подарок от божества). Для вас принципиально важно остановиться на какой-то одной?
   Он подумал и пожал плечами:
  -- Да нет... - и лишь тут заметил, что Клавдия дрожит, одетая только в лёгкую пижаму: было рано настолько, что не проснулись ещё даже шмели.
   Он не взглянул на часы, когда его разбудило радио. Турусцы не слишком считались со временем суток... Ну да: они же испытывали совсем небольшую потребность во сне - нормальном, общечеловеческом.
   Он извинился за вторжение и поспешил распрощаться.
  
   Вечером Клавдия явилась к нему сама, подтянутая, с сумкой через плечо, словно почтальон.
  -- Я весь день не могу дозвониться до Дэрринела.
  -- Занято?
  -- Никто не снимает трубку. И автоответчик не включен - вот это действительно странно. - Она побарабанила пальцами по косяку. - И с Нейллин связаться не получается.
  -- Я тоже пробовал, - сообщил Гордон.
   И с тем же результатом.
  -- Но ничего, - заявила Клавдия, - мы с вами сейчас проедем по Городу и сами посмотрим, что там творится.
   Он успел попробовать и это, но возражать не стал.
   У "улья" уже стояла её большая тёмно-голубая машина; на левом крыле появился рисунок - бабочка и паук, держащиеся за лапки, оба нежно-янтарного цвета.
  -- Что-то мне не хочется делать это одной, - призналась Клавдия, садясь за руль.
   Рванув с места, она решительно понеслась вперёд, не слишком ограничивая себя в скорости. Гордон не имел ничего против (скорее наоборот), но наслаждаться "гонками" у него не получалось.
   Ульи почти везде казались необитаемыми. Окна не светились в весенних сумерках, а кое-где были зашторены. Вдоль стен бесформенными кучами лежали мешки; чаще, однако, они были вынесены за невысокие ограды - там их раздирали птицы, большие, чёрно-серые, с воинственными хохолками. Самые смелые уже вовсю хозяйничали и во дворах. Они копались в отходах, вырывали друг у друга яркие пакеты и хрипло каркали, чем-то похожие на могильщиков.
   Вот откуда столько мусора в Городе. Мусор на чистейших доселе улицах - первое, что ещё утром бросилось ему в глаза. И это видимый результат двух или трёх последних дней. Что же будет ещё через месяц?
  -- Страшно подумать, - пробормотала, глядя по сторонам, Клавдия, - но, похоже, перед нами "программа" Литнерла в действии.
   Большой улей, мимо которого они проезжали, выглядел подавляюще мрачным; на крыше, на танцующей фигурке сидела птица, держа что-то в клюве.
  -- Не могут же они уйти в Сон все?
  -- Всем и не надо, - заверила его Клавдия. - Достаточно процентов сорока. Остальные перешли во внутренние комнаты и, так сказать, самоизолировались. Однако! - сказала она, свернув на следующую улицу, одну из центральных.
   Мысленно он с ней согласился.
   Такого количества транстурусцев он ещё не видел. Даже сегодня, ещё каких-то пару часов назад. Пространство между ульями было переполнено плотными, широкоплечими людьми, которые как будто чего-то ждали; несколько групп стояло посреди дороги. Клавдия сбавила скорость; потом остановилась.
  -- Не нравится мне это, - изрекла она, глядя, как к ним приближается человек - дюжий транстурусец в мешковатой, багряного цвета хламиде.
   Подумав, Гордон вышел из машины ему навстречу; Клавдия - следом за ним.
   Человек в тёмно-красном окинул их взглядом, в котором трудно было что-либо прочесть, и неспешно заговорил.
  -- Мы просим вас вернуться домой, - пискнул переводчик, - и по крайней мере до утра не покидать пределов своей территории. - Странный звук для передачи низкого, даже утробного голоса жука.
   Этот контраст почему-то заставил Гордона ощутить всю зыбкость и уязвимость своего положения.
  -- Насколько я понимаю, - сказал он осторожно, - вы не являетесь представителями власти?
   К ним подошёл ещё один транстурусец.
  -- А вы хотели бы побеседовать с представителями власти? - Жуки посмотрели друг на друга. - Можете поверить, мы тоже.
  -- Думаю, нам лучше уйти, - сказал он молча стоявшей Клавдии.
  -- Вы правильно решили, - сказал второй транстурусец. - Если вам что-то требуется в торговой части Города, уже утром, я надеюсь, вы это легко получите.
   Жуки остались стоять где были; под их бесстрастными взглядами Гордон повернулся к машине и открыл дверь перед Клавдией.
   Та молча уселась
  -- Гордон! Подождите! - Откуда-то из-за широких спин вынырнула Элен Маркович. - Они отправляют по домам всех землян и турусцев-натуралов, которых замечают; я еле упросила их пропустить меня к вам... - Она нагнулась, заглядывая в машину. - Можно мне с вами?
  -- Конечно, - радушно, хотя и с мрачноватым видом, сказала Клавдия. - Поехали.
  
   Он отправился к себе, чтобы захватить что-нибудь из "продовольственных запасов", а когда вернулся во флигель, Клавдия гремела чем-то на своей кухоньке, Маркович сидела в кресле, а огромный экран на стене перед ней матово светился. Церемония Принятия в род.
   Морщинистые патриахи осматривали очередного младенца, переглядывались, изрекали: "Да будешь ты силён и красив!" - и шли дальше, вдоль аскетично убранной комнаты.
   Гордон присоединился к просмотру. Он видел это уже дважды, и снова действие его увлекло, несмотря на внутреннюю тревогу.
  -- Я смотрю это, когда хочу успокоиться, - сказала Клавдия, подтверждая его ощущения, и села рядом.
   Он пришёл поздно: церемония уже близилась к концу. Впервые он обратил внимание на то, что старики устали. Должно быть, это не так просто - замещать Творца. "Да сможешь ты быть неповторимым", - пожелали они следующему "претенденту в род"...
   Предпоследний тихий малыш получил напутствие: "Да будешь ты весел и ярок"; вернув его на нарядную кроватку, главный патриарх вручил ему большую пёструю игрушку и чуть помедлил перед тем, как обернуться к его соседу. С минуту они смотрели друг на друга - старейшина, украшенный глубокими морщинами, и маленький, серьёзный ребёнок с зеленоватым личиком.
   Затем тихо и совсем не торжественно прозвучало: "Да будешь ты любим и уверен в том, что тебя любят"...
  -- Красиво, - сказала Маркович, а Гордона что-то тревожно кольнуло.
   Клавдия, - сказал он медленно, глядя, как она расставляет на столе широкие цветные чашки, - представьте себе, что вы жук. Нет, не так.
   Оторвавшись от своего занятия, она повернулась к нему.
  -- Представьте, что вы - турусец, который перестал быть исконным... и оттого потерял часть себя. Вам нужно будущее. Вам нужна активность. И вам нужны элементарные гарантии. Да?
   Она кивнула.
  -- А теперь представьте себе, что вас подставили. Что вас ударили в спину, а потом спрятались и не захотели даже объясниться. Что вы сделаете?
  -- Рассвирепею, - сказала Маркович. - И начну крушить всё вокруг.
   Клавдия молча смотрела на него.
  -- Куда вы пойдёте? - спросил он ещё раз.
  -- Да, - медленно произнесла она и потянулась за телефоном.
  -- Что происходит? - спросила Маркович, переводя взгляд с одного на другого.
  -- Как бы я хотел это знать! - сказал Гордон. - Давайте-ка ещё раз попробуем. Должен же хоть кто-то в этом городе что-то знать! Элен, вы тоже попытайтесь...
   С полчаса они методично набирали знакомые номера, начиная с приятелей и заканчивая магазинами и ресторанами, пока наконец Маркович не повезло. Один из её абонентов оказался на связи и - более того - в курсе проблемы.
  -- Не люблю говорить через переводчик, - проронила Клавдия, прислушиваясь, - по крайней мере о серьёзных вещах. Дурацкое ощущение: как будто играешь в игру, в которой всё надо повторять дважды...
  -- Транстурусцы собрались у Заповедника, - растерянно сообщила Маркович, чуть опустив трубку. - И продолжают подходить всё новые...
   Клавдия почти выхватила у неё телефон.
   Минуту она буквально забрасывала собеседника вопросами. Потом посмотрела на Гордона.
  -- Похоже, они хотят войти внутрь.
  -- Зачем? - уточнил он.
  -- Пока неизвестно... - Она вернула телефон Маркович.
  -- Возможно, им кто-то нужен? - предположила та. - Где сейчас Литнерл?
  -- Не думаю, чтобы его пропустили в Заповедник, - возразил Гордон. - И, как я сильно подозреваю, поимка Литнерла ничего бы уже не изменила.
  -- Боюсь, у них просто лопнуло терпение, - согласилась Клавдия. - Нужно убирать причину, а не следствие. Все пути ведут в Заповедник.
   Гордон быстро глянул на неё.
  -- Вы думаете, они могут решиться на... штурм?
  -- Штурм не продлится дольше нескольких минут, - сразу сказала Маркович. - По крайней мере, если в Заповеднике есть кто-нибудь из администрации. Они просто задействуют защитную систему...
  -- Дэрринел? - нахмурилась Клавдия. - Сомневаюсь.
  -- Должно быть, вы хорошо его знаете, - заметила Маркович, вновь принимаясь набирать какой-то номер.
  -- Неплохо.
   Маркович послушала очередные гудки и отложила трубку.
  -- А как вы познакомились?
   Гордону тоже стало интересно.
  -- Я пошла в парк посмотреть на ручных незгирей. Он стоял там. Кормил их с руки кусочками рыбы. А может, чем-то ещё - они ведь на самом деле всеядны... Давайте всё-таки выпьем кофе? Он местный, но это, к сожалению, всё, что у меня осталось.
  -- Не отказался бы, - сказал Гордон.
   Маркович кивнула.
   Клавдия пошла на кухню, а он принялся разворачивать то, что принёс. Подарок одного из мотыльков. Нечто долгохранящееся, среднее между бутербродами с холодцом и вафлями.
  -- Здешний сухой паёк, - объяснил он Маркович.
   Та посмотрела с подозрением - на яркой упаковке была изображена задумчивая гусеница, - но "бутерброд" взяла.
   Клавдия принесла горячий чайник, уселась к ним лицом и неспешно, явно стараясь отвлечь Маркович, начала:
  -- К нам подошла старушка, туруска, и стала жаловаться на детей и внуков: как мало они уделяют ей внимания, занятые только собственными делами... - Говоря, она наполняла чашки. - Он слушал ее, сочувственно улыбаясь, а когда она выдохлась, пообещал: "Когда-нибудь они поймут, как вы в них нуждаетесь, а главное - как они в вас". - Она поставила чайник на пол. - Когда она ушла, он повернулся ко мне: "Вы Клавдия Шульц, исследователь из земного научного корпуса, и вы меня не одобряете. Что, по-вашему, я должен был сказать?" Я пожала плечами: "У меня была похожая соседка - всегда недовольна всем и всеми и очень сварлива. Неудивительно, что дети ее избегали. Я обычно советовала ей проявить терпение". Он в ответ указал на мальчика, поторого поцарапал, испугавшись резкого движения, незгирь: "Ему не столько больно, сколько обидно. Когда-нибудь ему станет ясно, что они просто не поняли друг друга; но все, к чему он стремится сейчас, - это поддержка". Я сказала: "Но взрослые не дети"... Пейте, Элен, холодным он потеряет последний вкус.
  -- А что он? - поинтересовалась Маркович.
  -- Засмеялся и сказал: "Вы так думаете?" - Она надкусила бутерброд с мясом гусеницы. - Вполне съедобно.
   Особенно в условиях кризиса.
   Он спросил:
  -- А потом?
  -- А потом он учил меня кормить незгирей - вы знаете, они ведь не ко всем спускаются...
  -- В отличие от людей, - пробормотал Гордон.
   Маркович, поразмыслив, заметила:
  -- При таком подходе к людям вскоре большая часть окружающих повиснет у тебя на шее.
   Клавдия покачала головой.
  -- Умение вовремя говорить "нет" - помните? - Она подняла палец. - И умение правильно говорить "да".
   Телефон на её коленях переливчато тренькнул (ему показалось - вздрогнул). Чуть помедлив, она ответила; встала и отошла к окну, повернувшись к ним спиной.
  -- Кто это? - спросила Маркович, едва дождавшись конца разговора.
  -- Помощница Нейллин, - сказала Клавдия, опускаясь на низкий широкий подоконник. - Нейллин просит передать, что всё под контролем и чтобы мы оставались там, где есть...
   Маркович вскочила.
  -- Если всё идёт как надо, почему мы должны сидеть здесь? Мы можем что-нибудь сделать?
  -- Например? - глянула на неё Клавдия.
  -- Ну, связаться с кем-нибудь... С тем же Ве Мегинзом, например...
  -- Что мы можем сделать, после того, как свяжемся? - пояснил Гордон.
  -- Ну... Объявить о своём протесте или что-нибудь ещё...
  -- Ох, не знаю, - протянула Клавдия. - Свои собаки дерутся - чужие не мешай. - Она потянулась, встала, медленно шагнула вперёд - и вдруг затанцевала, чуть покачиваясь, словно дерево. - Надо же, кажется, впервые у меня получилось... - пробормотала она немного растерянно, останавливаясь у противоположной стены и опуская руки.
   Гордон осторожно поставил чашку на столик.
  -- Ладно, - зевнув, сказала Маркович, - раз репортажа с места действия всё равно не предвидится, я бы поспала немного... если это возможно.
  -- Конечно... - Клавдия повела её в спальню, оставив Гордона в тревожной задумчивости.
   Он в свою очередь поднялся, чтобы размяться; подошёл к столу, бездумно тронул одну из клавиш, и на экране беззвучно заплясали кадры - ряды машин, белозубые люди в комбинезонах аляпистых расцветок, ленты конвейеров, что-то похожее на гигантскую печь... Легендарный турусский завод, на котором ему так ни разу и не удалось побывать.
  -- Почти жалею, что столь категорично отказался учиться танцам, - сказал он Клавдии, когда она вернулась. - Возможно, голова бы у меня сейчас работала много лучше. Элен спит?
  -- Думаю, засыпает... Страшно подумать, Гордон, - а ведь мы трое едва ли не единственные на всей планете земляне...
  -- Клавдия, - он на всякий случай понизил голос, - что именно под контролем у Нейллин?
   Смахнув с кресла крошки, она села и устало посмотрела на него.
  -- Они выдвинули требование - разбудить хотя бы треть спящих. Немедленно. Чтобы уже завтра-послезавтра Город был полон "активных" людей, которые начнут наконец решать реальные проблемы. И будут в курсе того, что происходит в реальном мире...
  -- Иначе?
  -- Иначе они сделают это сами; тогда они разбудят всех. Но они не умеют управляться с аппаратурой.
  -- То есть для спящих это наиболее травматичный вариант.
  -- Для спящих любой вариант очень травматичен, - поправила Клавдия, хмурясь. - И вряд ли они этого не понимают.
  -- А нельзя сделать то же самое, но постепенно?
  -- А это реально?
   Он вздохнул.
  -- Наверное, нет...
  
   В окно уже вливалась ночь, а вместе с ней - тишина и мысли о будущем, неспокойные, будоражащие.
  -- Нейллин сейчас там, - сказала Клавдия, помолчав, - вся её Верхушка. И Промежуток тоже...
  -- Давайте посмотрим ещё что-нибудь, - попросил Гордон. Чего ему сейчас хотелось меньше всего - это возвращаться к себе.
   Клавдия что-то произнесла - и он увидел полупустой зал и Асояна, одного из своих предшественников, на церемонии продления Договора. Личная запись Клавдии Шульц. (Его впервые заинтересовало, что ей дают эти записи и кто разрешал ей снимать; но он предпочёл не спрашивать.)
   Церемонию Асояна сменила следующая...
   Всё было таким, как всегда: старейшина торжественно выходит на середину зала, три минуты благосклонно выслушивает речь представителя земной корпорации, затем расслабляется - иногда расстегивает верхние пуговицы - и словно бы забывает о цели встречи; и начинаются долгие разговоры о погоде, урожае, новых танцах и семейных делах. Затем, наконец, подходит к столику и спокойно, буднично ставит подпись, цена которой - миллионы долларов... Такие "ролики" он прокручивал десятки раз в надежде отыскать ключик к разгадке успеха в поведении своих сослуживцев. Теперь он смотрел отстранённо. Но, кроме умения вставлять удачные реплики у Кольцова и смеяться турусским шуткам у Асояна, нового ничего так и не обнаружил.
   В конце концов они добрались до "фильма" с его участием. Со спокойным интересом, заново он оценивал и себя, и действия старейшины. И теперь, с высоты своего "мотылькового" опыта, остался собой вполне доволен. Он совсем неплохо держался, не дергался, был в меру раскован и произносил нужные слова... Да, ситуация в самом деле была тогда сильнее его.
   А сейчас?
   По экрану поплыли стены, высокие, каменные, бесцветные от древности, чуть поблёскивающие в каплях мелкого дождя. Сейчас они показались ему живыми. Камера, очень медленно, приблизилась вплотную, так что видны стали трещины - трещины-глаза, трещины-ноздри, чуткие, настороженные... Жизнь, замершая глубоко внутри. Место, которое никто не может потревожить...
   Он решительно поднялся на ноги.
  -- Знаете, Клавдия, вы как хотите, а я таки съезжу туда, взгляну.
   Она не успела ответить. Резко, как будто торопливо, звякнул телефон, потом ещё раз и ещё; рука у неё дрогнула, и трубка чуть не упала.
  -- Нейллин? - Слушая, она менялась в лице. - Когда?
   Гордон подошёл к ней вплотную, но ему ничего не удавалось разобрать, несмотря на то, что человек на другом конце провода говорил по-английски и почти кричал.
  -- Где они? - бросила Клавдия напоследок. - Спасибо, Бьорк... - Всё ещё прижимая трубку к щеке, она подняла на него странно потемневшие глаза. - Пожалуй, Гордон, я с вами, - произнесла она медленно, словно возвращаясь откуда-то издалека. - Мы будем будить Элен?
   Но Маркович проснулась сама. Она вышла из спальни, торопливо поправляя одежду и приглаживая волосы, и тревожно уставилась на них:
  -- Что-то определилось?
  -- Более чем, - буркнула Клавдия, озираясь. - Вы не поможете мне кое-что собрать? - Она ухватила свою вместительную сумку, но, поймав его взгляд, махнула рукой. - Вы правы. Съёмки подождут...
  -- Так что вы узнали? - нетерпеливо повторила Маркович.
   Поглядев в окно - оттуда уже лились робкие, бледно-изумрудные лучи, - Клавдия встала.
  -- Не слишком много. - Она сгребла со стола ключи и ещё какие-то мелочи, сунула в карман. - Они собрались у входа и потребовали Дэрринела. Он вышел. Они предъявили ему свой ультиматум. Он попытался успокоить их, пообещал найти более подходящее решение... - Выудив из другого кармана расчёску, она протянула её Маркович.
   Та механически взяла.
  -- Они заявили, что ждать больше не будут, и дали ему полчаса на раздумья. Он вернулся к себе и включил защиту. А потом вышел снова.
  -- Чтобы предупредить? - спросил Гордон.
   Клавдия кивнула.
  -- Они не поверили.
  -- А дальше?
   Нахмурившись, она пробормотала:
  -- Не думаю, что нас теперь кто-то захочет задержать... Интересно, я ничего не забыла?
  -- Клавдия? - произнёс Гордон.
   Она коротко глянула на него.
  -- Есть жертвы.
   Маркович, сжимая в кулаке расчёску, уточнила:
  -- Среди жуков?
  -- Вероятно... Исконных турусцев там было очень мало. - Она открыла шкаф. - Возьмите плащ, Элен: ещё, скорее всего, прохладно. - Захватив тёплый жакет для себя, она пошла к двери; они за ней.
   На пороге Маркович вспомнила о собственных вещах и побежала в спальню, а Клавдия негромко спросила:
  -- Вы ведь знаете, что собой представляет защита?
  -- Насколько мне удалось понять - механизм, настроенный на живое тело. Активизированный, он излучает волны определённых частот, которые сбивают ритмы жизненно важных органов, выводя их из строя - временно или навсегда, в зависимости от силы и длительности воздействия...
  -- Мощность давно не регулируется, - сказала Клавдия. - Могли пострадать спящие - система слишком стара и, по прогнозам, скорее всего сработает и в "обратную сторону".
   И тогда ударит по тем, кто находится в ближайших секторах Заповедника - по тем, кого это должно было охранять...
  -- Что с Дэрринелом?
   Она отвела взгляд.
  -- Слава богу, ничего...
  

* * * * *

   В больнице царила спорая суета - обычный спутник сложнокоординированной деятельности. Кто-то сновал взад-вперёд с нагруженными тележками, кто-то куда-то убегал, кто-то возвращался, кто-то выкрикивал распоряжения... Медицинские работники не носили специальной одежды, из-за чего поначалу ему трудно было отличить их от гостей или пациентов.
   Изучив схему у входа, он прошёл операционный отсек, затем реанимацию и отделение интенсивной терапии. Дальше начинались "палаты" - комнаты, огибаемые двумя коридорами: для медперсонала и для посетителей. Со стороны посетителей стена была застеклена, выставляя на обозрение сидящих или шагающих из угла в угол людей, играющих в настольные игры, смотрящих кассеты с танцами... Некоторые "окна" изнутри закрывали ширмы, но из большинства на него спокойно, даже с любопытством, смотрели больные. Для них, привыкших ко Сну, своему и чужому, в том, чтобы лежать вот так, у кого-то на виду, ничего особенного не было.
   Когда он добрался до нужного отсека, одного из самых дальних, полупустого, оттуда, навстречу ему, вышел Вагир Гиф. Они обменялись внимательными взглядами и разошлись, кивнув друг другу сдержанно.
   Дэрринела он увидел, завернув за угол. Он стоял перед застеклённой стеной, глядя в неё не отрываясь, один.
   Гордон тихо подошёл и остановился рядом.
   В комнате за стеклом, на широком столе-ложе, в окружении многочисленных приборов лежала Нейллин. Золотистое лицо было спокойно, губы словно готовились улыбнуться... Здесь и сейчас, на широкой кушетке под лёгким покрывалом, она вовсе не казалась крупной, а тем более массивной.
   Вот она, Бабочка, увидел он. Бабочка, которой не повезло...
  -- Я рад, что вы пришли, - проговорил Дэрринел, не пошевельнувшись.
   На миг Гордон почему-то почувствовал себя виноватым.
  -- А я рад, что вас не задело...
   Дэрринел просто ответил:
  -- Я знал где стоять.
   Нейллин выглядела так, будто вот-вот откроет глаза. Один раз ему даже показалось, что она улыбается; но это была иллюзия.
  -- Я никак не мог вас отыскать, а потом Клавдия сказала, что вы, скорее всего, ещё здесь... - Он не уходил отсюда уже два дня. - Что говорят врачи?
  -- Ничего... - Дэрринел повернул голову. Кожа у него на лице чуть посерела и натянулись, обозначив складки от скул к подбородку. - Если бы такой удар получил землянин, он бы, скорее всего, давно оправился. Мотылька бы это, вероятно, убило, а она... - Он снова перевёл взгляд на Нейллин. - Никто не знает, насколько это нарушило её ритмы.
  -- А другие пострадавшие, из перерождённых? - Он знал, что таких было всего человек пятьдесят - не слишком много, учитывая ситуацию. - Как сейчас они?
  -- Шестеро очнулись, - отозвался Дэрринел, по-прежнему стоя к нему боком. - Ещё у восьми ситуация аналогичная. Остальные отделались лёгким шоком - те, кто был недостаточно близко или вовремя почувствовал, что пора отступить... - Он коснулся лбом стекла и добавил: - Двоих спасти не удалось.
   Они помолчали, глядя на неподвижно-умиротворённую фигуру среди разноцветных проводов.
  -- Жизнь её вроде бы вне опасности, - негромко сказал Дэрринел. - Но прийти в себя она может сейчас, может через две недели, а может пройти пара лет.
   Гордон спросил осторожно:
  -- И что вы будете делать?
   Дэрринел неопределённо покачал головой, потом сказал:
  -- Я заявил о своём желании вступить в Крону.
  -- Вы ради этого хотели оставить Заповедник?
  -- Да. Я долго не решался; они меня уговаривали, Кордоэл... и она. - Он провёл пальцами по матовому стеклу. - Комиссия уже работает. Заповедник тщательно обследуется; посланы группы в самые дальние сектора... Все, кто был потревожен, получают помощь... И все остальные, кто в этом нуждается.
  -- Это правда, что кое-кому разряд пошёл на пользу?
  -- Кому-то - да... Кое-кому стимуляция никогда не помешает. Некоторые, как я подозреваю, смогли проснуться только благодаря этому. Думаю, мы примем закон, разрешающий поднимать из Сна. - Он слабо улыбнулся, обернувшись. - Во всяком случае, я собираюсь попробовать. Тем более что защита, похоже, отгорела.
  -- Как-как?
  -- Перегорела, - подумав, поправился Дэрринел. - Пришла в негодность. Разрушилась...
  -- Ничто не вечно, - пробормотал Гордон.
   Дэрринел снова отвернулся к стеклу, по краям которого - даже здесь, в больничном корпусе - пестрела мозаика.
  -- Возможно, будет принят закон, запрещающий вход в Заповедник, -продолжал он задумчиво, - до определённого возраста, или без особой причины, или без одобрения улья, или в условиях неблагоприятной экономической ситуации, или... - Он устало махнул рукой. - Да мало ли что!
  -- Вариантов много, - согласился Гордон. - Значит, вы нашли себе замену?
   Дэрринел подтвердил:
  -- Двоих. Кордоэл - он уже вернулся - убедил одного из своих коллег разделить с ним пост. А может быть, к ним присоединится третий - он из тех, кто пострадал во Сне, но сейчас быстро приходит в норму и, надеюсь, не передумает. Всё ведь совсем неплохо, вы не находите? - закончил он неожиданно, заставив Гордона вновь почувствовать себя застигнутым врасплох.
  -- Наверное, раз вы так говорите...
  -- Я знаю одно: мы выживем. Не знаю, кем мы станем и чем, но раса выживет, а это главное. - Он посмотрел ему в лицо и улыбнулся. - Правда?
  -- Разумеется, - заверил его Гордон.
   Шагнув ближе к стеклу, он ещё раз вгляделся в Нейллин-бабочку. Вспомнил, как она смеялась, учась накладывать макияж... и как танцевала у Заповедника...
  -- Вы ведь теперь служите в другой компании? - поинтересовался Дэрринел.
  -- Да...
  -- Что у вас с Договором?
  -- Я говорил с Ве Мегинзом, - сообщил ему Гордон. - Нам назначена аудиенция на послезавтра - наутро после утверждения новой Кроны.
   Кроны, "биологический" состав которой впервые будет смешанным. Как развернётся Клавдия! Уже сейчас вокруг неё всё кипит...
  -- Я лично прослежу, чтобы ничего не сорвалось, - кивнув, сказал Дэрринел.
  -- Отлично... - На церемонии Заключения Гордон предпочёл бы иметь дело с ним. Но Дэрринел, он знал, собирался заниматься другими делами. Предельность статуса.
   Гордон окинул взглядом его коричневую куртку, чуть опущенные плечи и вздохнул.
  -- Дэрринел, когда вы пришли ко мне в тот раз, я просто не подумал, что могу как-то помочь. Я, видимо, слишком рано расслабился... - А он не захотел сбивать его с приятного ритма. - Но теперь-то я понял; и если вам захочется зайти... - Дэрринел не ответил; но сейчас это было не важно. - И вы невольно помогли мне понять ещё кое-что.
   Впрочем, так уж ли невольно?
  -- Я скоро вернусь, - сказал он бывшему уже Привратнику.
   Дэрринел, не отрывая взгляда от Нейллин, улыбнулся.
   Гордон вышел на улицу, оглянулся на больницу, залитую тёплым солнечным светом, и зашагал по чистой мостовой, не в силах сдержать улыбку.
   Он шёл к Клавдии Шульц - редкой земной бабочке с огоньками в глазах. Он не знал ещё, что скажет, но чувствовал, что должен что-то сказать; ведь на планете, где замедление подобно отказу от мира, а "замедление" и "скука" - синонимы, фраза "С вами я не скучаю" равносильна признанию в любви.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"