Когда тебе некуда будет идти, ты придешь ко мне. Забарабанишь в дверь, забыв про звонок. Я выйду, не удосужившись натянуть майку, а ты прошаркаешь в квартиру, окинув меня невидящим взглядом. Сядешь, буквально упадешь, на пол. Я протяну тебе руку, но ты ударишь по ней. Тогда мне ничего не останется, как все-таки привести себя в божеский вид и тащиться в магазин. И там стоять, как школьник, перед хмурящейся продавщицей, мучительно вспоминая, что ты пьешь и какие сигареты куришь. Почему я вообще должен это знать? Почему тебе смогла прийти в голову мысль заявиться ко мне? И почему я не спустил тебя с лестницы? Наверное, потому что в голове вертится сказанная кем-то умным фраза "Цени врага даже больше, чем друга". Как-то так. Поэтому, открывая дверь, я не боюсь напороться на нож, уже оставивший на мне шрамы. Не сейчас. Если бы у нас была война, я бы назвал это перемирием. Ведь я тоже оставил пистолет на столе рядом со значком. Я же дурак каких поискать. Все еще сидишь на полу, среди хлама и просто мусора. Не надейся, ради тебя убирать не стану. Ты откроешь банку и демонстративно поморщишься, но я же знаю, что угадал. Отхлебнешь еще, все так же уставившись в стену и тихо, хрипло процедишь: "Предатели" Тебе не надо ругаться, я и так понимаю. А ты знаешь, что сейчас мне ничего не стоит дотянуться до стола, защелкнуть наручники и отволочь тебя в участок. И я буду полностью в своем праве, мы все-таки по разные стороны закона. Я получу премию или даже повышение, а ты заслуженный срок. Но так же ты знаешь, что если я это сделаю, то всю жизнь буду винить себя, что смалодушничал, и сравнивать с теми твоими предателями. Сидишь в квартире человека, которого ненавидишь и который ненавидит тебя, и парадоксально, но ведь становится легче, ты уже не буравишь несчастные обои взглядом. А ведь я тебя понимаю. Поэтому мы просто курим в тишине, сидя у разных стен. Когда сигареты кончаются, ты просто встаешь и уходишь. И мы оба знаем, что однажды мне тоже будет некуда идти