Проснулся, опять же не помня сна. Но ощущение "послевкусия" сонного осталось положительное. Спустился вниз. Глянул в кресла. Она так и сидела, не отдыхала, наверное, совсем. Решил, что рожу свою мятую ей показывать не будет. Вышел на крыльцо, умылся. Провел ладонью по подбородку. Ой... Уже не стильная небритость, уже противная бомжицкая борода. Посчитал сколько дней. Ужаснулся - он тут неделю. И обрадовался - спор с Петром наполовину выиграл. Или нет, не выиграл. Завтра. Опять завтра... завтра... не сегодня.
Вернулся в дом, спросил у Полинки, как у хозяйки - может знает она - есть ли тут большие кастрюли. Та посмотрела на него, как на чудака.
"Зачем тебе?"
- Помыться надобно.
Засмеялась беззвучно.
"В сарае за домом бочка лежит большая. Если к реке скатишь и начерпаешь туда воды, она к вечеру от солнца нагреется. В сумерках помоешься".
Господи, как все просто! Улыбнулся ей по-дружески. Была бы реальная - чмокнул бы в щеку. Интересно, а какая она была живая? Вспомнил, как она смеялась. Интересно, а смех у нее какой - заливистый и высокий или низкий и грудной?
Отогнав от себя идиотские мысли и нашед ключи, пошел доставать бочку из сарая.
Бочка, действительно, была. Железная стандартная двухсотлитровая, одна из тех, в которых обычно перевозят жидкости от подсолнечного масла до горючих материалов. Понюхал ее для верности. Вроде бы чистая. Нет, конечно, не чистая, пыльная и все такое. Но, по крайней мере, бензином или маслом не воняла.
Вытянул. Оглядел еще раз. Вроде бы целая. Отпинал ее вниз к реке. Чертыхнулся, вспомнив, что забыл наверху ведро, не ладонями же черпать.
Вернувшись в дом, не увидел Полину, забеспокоился, заметался. Потом опомнился, что из-за открытой двери света очень много.
Прикрыл дверь, оглядел комнату, заметил клуб дыма у камина.
- Полин? - Протянул руку, но одернул, вспомнив, что бессмысленно - не поймать.
Она тут же "заклубилась", материализовалась насколько это возможно. Поглядела с насмешкой, достоинством и гордостью. Улыбнулась Моной Лизой. Пальчиком едва заметным тонким указала на стол.
Там лежал ворох исписанных листов. Поверх всех полупустой, на котором большими буквами с неимоверным количеством восклицательных знаков значилось - "Будь осторожен!"
- Угу, - кивнул он. Решив прочесть попозже, подхватил ведро и, почти вприпрыжку, спустился к реке.
Странница нисколько не изменилась со времени рыбалки. След от кострища сохранился, а вот другие весьма неприятные для воспоминания следы река смыла, к счастью. Недалеко валялась леска с обломком удочки. Евгений нахмурился.
Жара. На небе ни облачка.
Набрал полную бочку воды. Устал до одурения. Как выжатый лимон. Полез за сигаретами и не нашел их там. Потихоньку поплелся домой. Подходя к терему, приосанился: плечи расправил, живот подтянул. Прежде чем совсем зайти заглянул в гараж. Нашел в бардачке походный комплект для бритья. Достал вторую водяную канистру. Мысленно костерясь, проявляя чудеса виртуозности бритья в антисанитарных условиях, порезался безопасной бритвой всего два раза.
В гостиную пришел, сияя, как начищенный самовар. Как-будто и не задыхался двадцать минут назад от боли в печени, как будто и не переводил дух через каждые двадцать шагов, как-будто не саднила спина и ладони, и не чесался противно порезанный подбородок.Она заметила. Она не могла не заметить.
Я флиртую с привидением? Неет, - отогнал эту мысль от себя Евгений.
Ни кофе, ни чаю не хотелось. Нашел еще одну бутылку минералки, жадно из горла, издавая гортанные звуки влил в себя полбутылки. Кажется, в доме запахло жасмином. Или мерещится. Ладно, пусть пахнет или мерещится. Все равно.
Упал в кресло. Пододвинул к себе листы. Начал было читать, да мысли устав от солнца, попав в вожделенную прохладу, хотели спать. Вот только не спать! Он - Рыцарь, он - Лонцелот! А внутренний голос усмехался - Дон Кихот ты, крезанутый...
Ну и ладно, путь Дон Кихот. Пусть без клячи и без Санчо. Или нет... Д'Артаньян... Пусть один. Но на него надеются. Вернее он пообещал, значит должен!
Поднявшись, растворил кофе в холодной сырой воде. А ну и что...
Полины не было. Вернее, возможно, она была, но видно ее не было.
Хмыкнул. Попытался сосредоточится на рукописи. Но не смог.
- ПОЛИНА! - крикнул он.
Сверху, со второго этажа послышался едва уловимый шорох. Дымкой пронеслась над лестницей, возникла в кресле. Взглянула удивленно и укоризненно. Видно было - переоделась.
Теперь на ней был сарафан, хитро сшитый, - вроде все наглухо закрыто, но вышивка и кружева дают простор воображению. Косу высоко подняла верх, закрутила на голове венцом. Кокетка.
Смутился под пристальным взглядом. - Ну, ты это... Не пугай меня больше.
Её брови изогнулись в немом вопросе.
- Ну, ладно, ладно... - оправдывая себя, - Мне так спокойнее. Я привык видеть.
Принялся читать, иногда поглядывая на молчаливую визави. То, что она написала, было несмешно, даже не просто не смешно, а очень серьезно. И все-таки, глядя, как совсем по-детски мается Полинка, он едва скрывал улыбку.
Вот она откинулась на спинку кресла, вот облокотилась локотками на стол (интересно, как у нее воздушной так получается?), вот стала играть с солнечным лучиком, стараясь, своей прозрачной ладошкой его поймать. Оп, перехватила его взгляд. Все-все, не отвлекаюсь.
Итак, Полина Лемидова... Это я уже читал... Дальше... Погибла... Ну, вот ведь, заразка, сказал же, напиши подробнее... Ааа... Вот подробности... Отец, местный священник... Дом его стоял на месте терема, а церковь на соседнем холме. Дом потому и построили ниже, что выше или на одном уровне с церковью ничего ставить было не положено (церковь обязательно должна быть выше всех зданий в округе). Так, это интересно, теперь понятно, отчего дом именно тут построен. А что отец? Отец, отец, отец... Вот и отец... Отца опоили однажды отравой чужие пришлые люди пущенные на ночлег, опоили и ограбили. А деньги куда-то как раз очень нужны были. Отец обратился за помощью к тутошнему помещику. Тот сказал, что денег он ему даст, но отец должен будет сыграть с ним в карты. Священник в конце концов согласился. На кону были деньги и одно помещичье желание. Сделку, как оказалось, засвидетельствовал кто-то... В общем проиграл священник, денег ему все равно дали, но желание попросили исполнить. Помещик просил священника расторгнуть брак со своей тогдашней супругой и в жены ему отдать Полину. Поп был в шоке. Сказал обо всем Полине. Она, конечно, замуж и не надеялась, но, чтоб так, не любя и с позором... (Тут у Полинки стояли восклицательные знаки строчки на три). Решила она бежать из родительского крова. Дожди в это лето шли непереставая, Странница бурлила и была полна, как никогда. В одну из ночей Полина оделась, собралась и пошла на соседний холм, к церкви, помолиться и испросить прощение для себя и батюшки. В тот самый момент, когда она стояла у паперти, случился землетрус (как она сказала). А Евгений по описанию решил, что просто-напросто река подмыла основание холма, и прошел сель, похоронив под слоем земли и девушку, и церковь. (Теперь стало понятно, откуда на берегу лежит рукотворно ограненный известняк - это просто обрушенная церковь). Поутру посчитали, что Полина сбежала, а церковь рухнула, как знак Божьего гнева (ну это спорно, хотя кто знает этого Бога (вспомнил слова Иванихи), может и так). Ночью призрак Полины явился к отцу, чтоб сказать, что она не сбежала. Вот только сердце отца не выдержало, и он умер. Помещик же рассказал селянам иную историю, выдавая священника за последнего гада (сейчас бы сказали - оборотень в рясе). Селяне его душу даже отпевать не стали. А место это посчитали проклятым и забросили. Кто бы тут после не селился - долго не оставался (еще бы, один только первый кошмар с той самой разбитой лампой чего стоит). Однажды приехал молодой человек, с твердым намерением Полину уничтожить. (Александр). Полину он слушать не захотел, стал чертить в доме какие-то знаки, орать какие-то заговоры. Полине стало плохо. На следующий день того молодого человека нашли растерзанным. По отпечаткам лап, опознали, что убит он был медведем. Вот только Полина недоумевала, откуда тут взялся медведь, ведь отродясь их (медведей) в здешних местах не водилось. Сама Полина была плоха, и ничего не помнит. (На этом месте Евгений пристально посмотрел на мающуюся от скуки подругу - а может она оборотень? не похожа, ладно разберемся). С тех пор в этих местах вообще неспокойно стало. Тот растерзанный покойник гоняется теперь за Полинкой и ее отцом. Живет в лесу. А еще он вредит и пугает всех, кто этой дорогой едет или сюда наведывается. Технику его (Евгения) дяди он портил. Теперь за Евгением гоняется. (Забавно, а про дядькину смерть ничего не сказала, знает что-то и молчит, про запас держит? ладно разберемся тоже).
Да... Евгений отложил листы. Девчонка и не жила вовсе, а столько вытерпела. Вот запарила...
- Полин! Не мельтеши, а? - Все это надо обдумать хорошенько. - Да не мельтеши, я сказал!
Фррр... Она растворилась.
- Полина!
"Что?"
- Ты почему разговаривать не умеешь?
Проявилась вновь, пожала плечами.
- Полина, ты это не мерцай, а?
Она смешно наклонила голову набок, спрятала руки за спину, бровки хмурила, губу нижнюю прикусила.
- Да не сердись ты. Просто все это, - Евгений замахал руками, образно показывая, как она разлетается и собирается вновь, - Пугает. Мне страшно, что ты вот так разлетишься и потом тебя не собрать.
Она засмеялась. Она смеялась, а он жалел, что не слышит этот смех.
Остаток дня они провели вместе, сначала играли в крестики-нолики, потом Евгений захотел сыграть в "Корову" (точное название игры он не знал, суть заключалась в том, что нужно было написать слово в квадрате 10Х10, а потом добавлять по букве так, чтоб образовывалось новое слово, подсчет очков происходил по сумме задействованных букв). Но игра не пошла - она не знала большей части новых слов (все-таки хоть и сто лет, а ведь провела она их тут, а не в библиотеке). Он тоже из того, что она говорила, не знал, большей частью это были слова местечковые, фольклора тутошнего. Он искренне пожалел, что не взял с собой ноутбук, читать она умеет, вот бы пригодилось ей.
Травил анекдоты, рассказывал о мире, о море, о науке и технике. О машинах (насколько мог). Она писала ему стихи Алексея Толстого и Жемчужникова, частенько цитировала какую-то Кохановскую, и жутко, почти ненавистно отзывалась о Льве Толстом. Потом она упросила Евгения рассказать о себе, но, с того места, когда Южанин признался, что неравнодушен к алкоголю, слушала плохо. Написала ему целый трактат об иконе "Неупиваемая Чаша" и не успокоилась до тех пор, пока он не дал ей обещания к этой чаще съездить и молебен заказать.
Потом совсем стемнело. Евгений как-то случайно заснул.