Александр Черныш
НЕ ТОЛЬКО
О СЕБЕ
(Книга воспоминаний)
Издание второе,
дополненное и исправленное
г. Маркс
ООО "Компьюсерв"
2020 г.
Посвящаю своей семье, оторванной от древних корней.
Глава 1
Мама вспоминала, как в 1918 году в село пришли немцы, зарезали свинью, а её отец - мельник, схитрил и, вроде нечаянно, проткнул ножом свиную кишку. Брезгливые немцы, зажав носы, оставили "трофей", который семья съела после хорошей промывки.
В мае 1929 года Тимофей Черныш и Марфа Степаненко поженились, причём ему пришлось побороться с соперником за свою любовь. Наш отец одним из первых в селе стал комсомольцем, некоторое время работал секретарём сельсовета. Однажды ночью в него стреляли, к счастью промахнулись. В 1963 году папа ездил на родину хоронить брата Прокопа, и ему показали в школьном музее его фотографию, как пер- вого комсомольца.
Семьи военнослужащих эвакуировались на восток на грузовых автомашинах. Поскольку мама была беременна, и не могла
залезть в кузов, она сидела в кабине, а дети - в кузове. Немецкие самолёты охотились на такие автомобили, расстреливали из пулемётов и бомбили, поэтому приходилось ехать по ночам, но они были очень коротки. Мама рассказывала, что лёжа в кювете, слышала странные звуки "цвик, цвик", а потом поняла, что это свистят пули с фашистских самолётов. Володя бегал и кричал "Мама! Мама!", а ему кричали "Ложись!!". Шофёры-латыши дезертировали, и за баранки машин посадили русских солдат. Некоторые из них никогда не водили автомашины и учились на ходу.
Глава 2
Саратов уже бомбили фашисты, и у Марины были сильные приступы страха от звуков разрывов бомб. Из Саратова их направили на левый берег Волги, в бывшую республику Немцев Поволжья, дальше, в степь. Так семья попала в село Мечетку, ныне Калининское. Там, в Мечетке, 27-го августа 1943 г. родился четвёртый ребёнок - Сергей.
Вскоре отца, как бывшего офицера, члена ВКП(б) с 1939 года, взяли на работу в райком партии заведующим военным отделом, и семья переехала в г. Маркс - бывший Марксштадт Автономной респуб- лики немцев Поволжья. Вначале в крохотную квартирку в доме на углу ул. Кирова и 7 линии, а весной 1944 в дом N54 (потом N62) по улице Энгельса, где 4 марта 1946 г. родился я. Точнее, не в этом доме, а чуть подальше - там, где сейчас находится отдел ЗАГС. Именно там был родильный дом. Потом там была детская больница, потом зубная поликлиника...
Тогда же, в день 5-летия, родители решили меня сфотографировать, и поручили сделать это старшему брату Владимиру. Когда меня собирали, мама всё наказывала, чтобы на фотографию не попал ремешок от моих брюк - узкий, из сыромятной кожи. Не помню, сколько мы с братом ходили, побывали в трёх, кажется, местах, но нашли, наконец, фотомастерскую. Как-то меня усадили, и конечно, злосчастный ремень попал в кадр.
Как-то летом, мы пошли с мамой в ма-
В детский сад я почти не ходил, так же, как и Лариса. Во-первых, я возмутился в садике, не тем даже, что днём меня положили спать на стол, а не в кровать, а тем, что мне постелили клеёнку под простынку. "Я уже большой, и не писаюсь!". Недели через две меня за что-то наказали, не помню - как и за что, и я ушёл домой. Детсад на углу ул. Либкнехта и 6-й Линии, и наш дом стояли в одном квартале, а заборы сожгли ещё в войну, как дрова, поэтому я спокойно огородами пришёл домой и сказал маме, что больше не пойду. Мама согласилась. Только Сергей из нас троих ходил в детсад до школы. Однажды он зимой решил посмотреть на улицу через дырочку в калитке, и прилип губами к какой-то железке. Воспитательница отливала его от этой железки водой. Сергей очень похож на папу, и его полные губы папины, а не потому, что он примёрз к железке в детстве.
Глава 3
Дело было в декабре
Стояла ёлка на горе,
Бродили злые волки...
Глава 4
Но первого сентября наш класс взял мужчина - Александр Акимович Ларюков. Он занимался с нами больше недели и всё это время мы рисовали в тетрадях какие-то кружочки, флажки. Наконец пришла молодая красивая женщина в очках и сказала, что её зовут Лия Николаевна Афонина и она - наша учительница. Я попал в 1 "б" и очень радовался, потому что в 1 "а" учительница была "старая" и очень крикливая. Мы быстро перезнакомились. С "нашей" улицы были Саша Ленков и Вовка Иванов, который уже начинал учиться годом раньше, но почему-то был отправлен из школы. Он жил наискосок от нашего дома и на одной ноге у него был врождённый дефект пальцев, за что получил уличное прозвище "картошка". В их доме я единственный раз видел полати, на которых спали младшие дети. Их отец - дядя Федя первым в нашем квартале посадил настоящие яблони, но нас в сад не пускали. А ещё у них был настоящий патефон, и старшие с нашей улицы иногда у них собирались на танцы. Мы, конечно, тоже крутились между них. Ужасно хотелось покрутить ручку патефона. Однажды я всё-таки добрался до неё и стал крутить. Поворачивалась она очень тяжело, и вдруг что-то щёлкнуло, и он замолчал. От испуга я отскочил в сторону, и никто не понял, что это я сломал пружину патефона. В моём классе учился серьёзный мальчик в сером костюмчике, которого я раньше видел в детском парке, катавшимся на настоящем детском велосипеде. Было ужасно завидно. Все просили у него покататься, но родители не разрешали давать велосипед никому. Звали его Валера Олехнович. Позже он закончил спортфак пединститута, и долгие годы руководил в нашем городе Детско-юношеской спортивной школой.
Глава 5
В этой пьесе я выходил на сцену с песней синьора Помидора, которую слышал в радиоинсценировке в исполнении замечательного артиста Николая Литвинова. Я старался, как Литвинов, петь низким голосом, а Василий Иванович Ерёмин, который аккомпанировал на аккордеоне, всё время говорил мне "выше, выше". Я, как Дениска Кораблёв в знаменитой книжке, не понимал - что значит выше, и старался петь всё громче и громче, то есть орал, а не пел.
Нашему хору и танцовщицам в поездках аккомпанировал на аккордеоне Василий Михайлович Иванов. Там, в совхозе, он нарисовал карандашом мой портретик, и я впервые
увидел себя нарисованным на бумаге. Оказывается, он в юности окончил Саратовское художественное училище Разносторонне талантливый, он сменил живопись на музыку, позже занялся стереофотографией. Его родители жили напротив нас на улице Энгельса, и с его младшим братом, позже доцентом Саратовского социально-экономического университета,
.
Глава 6
Во второй раз "на этюды" я поехал на велосипеде к мельнице. Устроившись на берегу протоки, я написал этюд, на котором чуть виден дальний берег Волги, лес вдоль пляжа, а ближе - те протоки, поросшие кустами, через которые мы переходили на пляж. Я храню его, как и некоторые ранние этюды, до сих пор. За то лето я написал с десяток этюдов на своём первом, самодельном,
Ну, как же, я взрослый парень, уже пробовал вино, я тоже согласился. Этот дядька притащил из сельпо 2 бутылки водки, ужин из столовой забрали в палатку, и... Так я впервые попробовал водку. Помню, что этот мальчишка ходил со мной по территории базы и говорил: "Ты только не улыбайся, не улыбайся". Где-то в кустах на берегу Волги меня "вывернуло", после чего стало легче. Когда вечером у прощального костра вручали значки и удостоверения, я ещё как-то дошёл до вручающего. Когда на фамилию Ревенко из рядов вышла какая-то хулиганистая женщина, я не понял, что это Лёшка, переодетый в женское платье. Я орал: "это не он, не он!". Утром мне было плохо и стыдно.
Глава 7
На занятиях в вечернем техникуме, так же, как и в дневном, я продолжал рисовать некоторых однокурсников и преподавателей, в основном шаржами. До сих пор храню шаржи на Валентина Крапивко, Константина Хохлова, Гену Серебрякова, которого друзья в шутку называли "березниковским грузином", И.Т. Васильева и на Николая Решетникова, отвечающего у доски Б.В.Галкину. Решетников был маленького роста и достаточно плотненький, а Галкин - его полной противоположностью.
Глава 8
Глава 9
было его вытаскивать. А он через две секунды опять уходил. После застывания бетона надо было снимать опалубку, а она словно приклеивалась
В век электроники и техники Глядеть, как двое пИлитехников
В тот раз мы заняли первое место в ежемесячном конкурсе факультетских стенгазет, который проводила институтская много-тиражка "За инженерные кадры".
На втором курсе я познакомился с первокурсником Виктором Галанцевым. Он вырос в Грузии, хорошо говорил по-грузински. когда он узнал, что я пишу маслом этюды, он почему-то стал ко мне неравнодушен. Приглашал к себе на квартиру, где жил, угощал сухим грузинским вином. Однажды он решил угостить меня сациви - курица с орехами. За орехами мы поехали в Крытый рынок, где Виктор подошёл к продавцу-грузину и стал ему что-то говорить по-грузински. В ответ продавец по-русски заявил достаточно громко: "Я не для того привёз сюда орехи, чтобы тебе их за так отдавать". Сациви Виктор всё-таки сварил, мы посидели у него на квартире с бочонком хорошего вина. Я подарил ему этюд - это была первая моя работа, "ушедшая" в чужие руки. Почему-то я не помню - как он учился и как окончил институт.
Глава 10
Весной 1967 года прошёл слух, что будет институтский КВН. Когда шёл КВН по телевидению - в красном уголке общежития места занимали с утра. Юру Самойлова взяли в команду, как составителя эпиграмм, а меня - на всякий случай - вдруг будет конкурс каких-нибудь рисунков. И тут я вспомнил, что в детстве занимался в драмкружке в Доме пионеров. Разыграли сценку - получилось. Первую игру мы выиграли у команды автомобильного факультета .
Продолжение руководство отложило до следующего года. В полуфинале встретились с командой факультета электронной техники. Со сценарием была беда - не сочинялся. Пытались связаться со знаменитым артистом Л. Гореликом - он был на гастролях. Наш капитан Саша Гильман связался с Филиппом Вольниковым, членом институтской команды КВН, уже аспирантом, - но и там ничего не вышло. Кто-то сочинил для выхода куплеты на мотив "ярославских ребят". Когда выходили в платочках и женских халатах с приветственными куплетами, держали на груди вырезанные из бумаги сердца, а Юра Самойлов сложил его и сунул в ботинок - "сердце в пятки убежало". Эти сердца мы отдали членам жюри. Председателем жюри была заведующая институтской библиотекой Татьяна Леонидовна (фамилию увы, забыл), так мы и пропели: "Ты ж, Татьяна Леонидна, ОХ! Баб в обиду не давай".
Приветствие мы выиграли, а разминку проиграли. Для домашнего задания нашли сценку для детского театра, где рассказывалась сказка "Репка" на новый лад - с интегралами и дифференциалами. Мне пришлось играть главную роль. Хохотали даже противники.
Победив электронщиков, в финале мы должны были встретиться с приборостроительным факультетом - самым сильным по всем показателям. Решили подготовиться основательно - снять кино. Сценарий писали коллективно, поэтому получилась полная ерунда. Главную роль опять поручили мне. Там я покупал букет на базарчике у кинотеатра "Победа" (теперь там дом быта) и шёл на свидание с девушкой. Поскольку букет стоил 1 рубль, который тогда называли "рваный", я и согнул краешек рубля перед бабушкой, у которой покупал букет.
Снимал на плёнку Яша Богатин (в 90е годы уехал в США), стоя на заборе за спиной старушки. Эта сценка больше всего понравилась Татьяне Леонидовне и спасла нас от наказания. Дело в том, что мы ещё хотели показать, почему студенты опаздывают на занятия, добираясь до института на трамвае. Собрали всё общежитие к кинотеатру "Победа" и облепили очередной трамвай. Яша, забравшись на ларёк, всё это снимал. Вагоновожатый, возмущённый нашим поведением, вызвал милицию. Дошло до ректора института Андрющенко, и с нас потребовали плёнку на просмотр. Пока мы с Яшей в лаборатории проявляли плёнку, комитет комсомола собрал факультетское комсомольское собрание. Речь зашла об исключении инициаторов из института. Наш капитан Саша Гильман, собиравшийся в аспирантуру, "струхнул", и просил кого-нибудь назваться инициатором. Поскольку я играл главную роль, я и сказал в деканате, что идея моя. Что, в общем-то, и не было неправдой. Кроме того, учился я на "отлично", и от завода, я не боялся, что меня выгонят. При просмотре снятого, председатель жюри Татьяна Леонидовна смеялась от души над кадрами, где я объясняюсь со старушкой по поводу рваного рубля, и убедила всех, что ничего криминального в фильме нет. Однако, плёнку нам не отдали, и пришлось всё начинать сначала - за неделю до встречи. Как мы выиграли финал - я не помню, но помню, что сразу после вручения кубка, директор студенческого клуба Тин Тиныч (Константин Константинович) его забрал. В ресторан мы пошли вместе с прибористами, скинувшись по три рубля.
Учёба, как и в школе, давалась сравнительно легко, однако иногда подводила излишняя самоуверенность. Изучая многие дисциплины в техникуме, я был уверен, что это всё уже хорошо знакомо, и особых усилий для запоминания не прилагал. Отсюда иногда были "провалы" - на четвёрки. На втором курсе - теоретическая механика и гидравлика, на третьем - сопромат, на четвёртом - металлорежущие станки. И это притом, что на практических занятиях всё было действительно отлично. Помню, как на экзамене по сопротивлению материалов удивилась преподаватель, которая вела практические занятия, узнав, что профессор поставил мне четвёрку. Позже я понял, что подводило опять-таки лёгкое зазнайство - я же всё это уже изучал, зачем мне "зубрить"...
После таких "проколов" стипендия, соответственно, уменьшалась, а у родителей просить было нечего, так как папа ушёл на пенсию. После войны у него была третья группа - он отказался от второй, чтобы можно было работать, и он регулярно ездил на ВТЭК продлевать инвалидность. (А вдруг культя выросла, и можно обойтись без протеза). В 1965 году он досрочно ушёл на пенсию и получил вторую группу (нерабочую) пожизненно.
Студентов всегда в финансовых вопросах выручала товарная станция. Разгружать вагоны приходилось, наверное, всем поколениям. Так и мы. Были свои люди на станции, на хлебозаводе, и всегда можно было подставить спину под корзины с картошкой, мешки с сахаром или мукой. Иногда это были ящики с апельсинами, и тогда благоухало всё общежитие. "Ой, нечаянно ящик упал и разбился".
Летом 1967 года вновь формировались студенческие стройотряды, и я записался на строительство газопровода "Средняя Азия - Центр". Дело в том, что уже было известно, что он пройдёт мимо нашего города, и я надеялся, что буду работать и жить дома. Увы, нас отправили в Александров Гай, где мы заливали бетон в фундамент дизельной электростанции. Степь, жара, три деревца на квадратный километр. Вдруг проливной дождь, ливень - и никуда не пройти, не проехать по солончакам. Только на "Урагане" - ракетовозе, снятом с вооружения.
Работали в жару в одних плавках, загорели до черноты. Работавшие женщины ругали нас, почти голых, но нам было всё равно. Как-то недели через две пошли купаться на речку и, когда разделся один парень с энергетического факультета - дружно захохотали: при негритянско-чёрном торсе ноги были белые, как снег. Оказывается, он стеснялся раздеваться до плавок, особенно при женщинах.
Там я увидел старт ракеты с полигона в Капустином яре: поздно вечером над горизонтом появилась яркая звёздочка, поднимавшаяся вертикально. Вдруг она разделилась на пять частей, четыре скоро погасли, а пятая, менее яркая, поднималась всё выше, постепенно угасая.
С первого по третий курс у нас в группе жила традиция: в первое воскресенье после зимних каникул мы шли в лыжный поход. Через Смирновское ущелье от института поднимались наверх, делали круг до 4й - 6й дачной остановки и трамваем возвращались домой. Ещё на первом курсе произошёл казус. Часть группы села в трамвай, а часть не успела - слишком много было людей. Мы уже приехали в общежитие, приготовили чай и какой-то перекус, а второй половины нет. Ждали долго, уже забеспокоились, решили обратиться в милицию, как они все вернулись. Оказалось, что почти ни у кого не было денег заплатить за трамвай, и кондуктор требовала выйти.
Тогда Толя Тарасов достал последнюю трёшку, и, щегольнув перед девушками, ляпнул: "без сдачи!" Кондуктор и оторвала ему 100 билетов (билет стоил 3 копейки). Толя возмутился, стал требовать деньги назад, на что кондуктор ответила: я вас штрафую, вы ехали без билетов. Тогда Вовка Шанин схватил её за нос и тоже потребовал вернуть деньги. Кончилось
милицией. Кстати, Шанин
не дошёл до диплома. Отчислили за неуспеваемость после первого курса.
Лыжный поход
После третьего курса нас ждала производственная практика. Мы тоже её ждали, надеялись, что на практике мы ближе познакомимся с тем, что изучали в теории. Большую часть нашей группы направили в УНИПТИМАШ - Ульяновский научно-исследовательский и проектно-технологический институт машиностроения, который занимался проектированием автоматизированных складов для автомобильных заводов. В Ульяновск мы летели самолётом ЛИ-2, гордые и счастливые. Разместились в общежитии, познакомились с городом и помчались утром "на работу". Увы, мы никому не были нужны, и руководство никак не могло придумать, чем полезным нас занять. Один день нас отправили кататься по Волге на яхте, другой день мы принимали участие в соревнованиях по спортивному ориентированию... Интересно, что лесную землянику там называют просто ЯГОДА, а садовую клубнику - земляникой. Наконец придумали: отправить нас в командировки на автозаводы для обследования их складского хозяйства. Эллу Миськову с Людой Манько отправили в Белоруссию на МАЗ, Мишу Николаева с Толей Тарасовым - в Миасс, Гена Ташов, Володя Полуян и, не помню кто - во Владимир. Потом они рассказывали, как посидели в погребке с медовухой - после выпивки голова ясная, а ноги не идут. Мы с Яшей Богатиным и Геной Скачковым отправились в Запорожье, на ЗАЗ. Конечно, с нами ездили специалисты института. Погуляли по городам, по заводам, посидели в ресторанах, и вернулись в Ульяновск, так и не поняв, зачем ездили.
Однажды вечером сосед по гостиничному номеру довольно бесцеремонно послал Гену Скачкова купить груш. Когда Гена принёс, тот достал литровую банку со спиртом и стал нас угощать, закусывая грушами.
Почему именно грушами - мы так и не поняли, но к ночи были очень "хорошие". Оказывается, он приехал с севера, а спирт привёз, чтобы подпоить кого-то с целью "выбить" дефицитные материалы. У него ничего не получилось, а везти спирт назад обидно. В конце концов, он попросил нас посадить его на поезд. Мы поехали на вокзал, пробились к кассе. Кассир сказала, что билетов нет, есть только мягкий вагон. "Давайте мягкий!". Мужичок завопил: "мне не оплатят мягкий", но мы дружно ответили: "Оплатят, куда они денутся!" - что сделаешь с пьяными студентами, которых сам и напоил.
До Москвы летели на ИЛ-14, а из Москвы в Ульяновск летели на Ту-104, в котором от рёва двигателей не было слышно соседа по креслу.
Вернувшись, стали "собирать материалы" - делали светокопии разных автоматических устройств для будущих курсовых и дипломных проектов. Копировали тогда с кальки на светочувствительные "синьки", в которых надо было достаточно долго эту бумагу засвечивать. А поскольку нам хотелось "нахапать" побольше, то и скорость мы включали побольше. В результате на этих синьках почти ничего не было видно.
Там же, в Ульяновске, я увидел в магазине настоящий этюдник, за 18 рублей. Я написал жалостливое письмо старшей сестре Марине, и она прислала мне 20 рублей. Счастливый до одури, я шёл из магазина, с настоящим этюдником, как художник!
Коля Рашников на эту практику попал в Москву на АЗЛК, где на главном конвейере ввинчивал брызговики автомобилям "Москвич". Потом рассказал, что не успевал завинтить, как следует, и цеплял на одну нитку резьбы - хозяин потом завернёт, как надо.
После окончания практики я решил ехать домой на пароходе, но большие теплоходы к нам не заходили, а наши местные поднимались только до Балаково. Изучил расписание, увидел, что какой-то рейс прибывает в Вольск за полчаса до отхода "Ракеты" на Саратов, а они заходили в Маркс. Я пришёл на пристань с расчётом: взять билет третьего класса (в каюте, но не очень дорого), но выяснилось, что кроме палубных, билетов нет. Куда деваться? - железной дороги в Маркс нет, самолётом - опять только через Саратов. Взял палубный билет, в надежде, что займу место, хотя бы, на простой лавке. Увы, опять прокол - даже сесть негде было, кроме как на саму палубу, поскольку народу на ней было - битком. А у меня багаж - чемодан, новенький этюдник и рулон чертежей из УНИПТИМАША, который я никому не доверил. Больше суток я маялся на этой палубе, практически без сна. Самые красивые места - Жигули мы прошли ночью. В Куйбышеве достаточно долго шлюзовались через ГЭС, потом Балаковская ГЭС, и когда, наконец, теплоход подошёл к Вольску, я с ужасом увидел, что "Ракета", на которую я рассчитывал, чтобы доехать до родного города, отчаливает. Следующая должна быть только утром. Сойдя с теплохода, уныло бродил по берегу, пока кто-то посоветовал переправиться на моторной лодке на левый берег. "а там Михайловка рядом, от неё на попутке уедешь в свой Маркс". Заплатив рубль, я залез в лодку. Набралось несколько человек, и мы отправились. До левого берега, действительно дошли быстро, но оказалось, что до этой самой Михайловки, точнее, до дороги еще километра четыре. Какими-то тропинками через пойму Волги в траве по колено мы гуськом добирались до этой дороги. Через плечо ремень этюдника, в одной руке тяжёлый чемодан, в другой - такой же тяжести рулон синек, который я проклял уже метров через триста, поскольку он всё время норовил вывернуться из руки. Какая-то девушка, шедшая сзади, посмотрев на мою войну с рулоном и чемоданом, предложила помощь - донести хотя бы этюдник, но я "мужественно" отказался. Без сил, на каком-то автопилоте добрался до трассы. Ещё попробуй, останови машину! Наконец, "газончик" подобрал нас. Асфальта на трассе Балаково - Маркс тогда не было, и домой я приехал с таким слоем пыли на лице, одежде и прочем, что можно было без лишнего грима играть в кино кочегара.
Насмотревшись в кино и книгах на старую русскую архитектуру, попробовал написать картину на эту тему. После некоторых мучений написал кладбище с северными крестами, которые покрыты досками треугольниками. Вдали за деревьями колокольня деревянной церкви. Осень, тучи, грязная мокрая дорожка между могил. Назвал "Погост". К 13 июля на мамин день рождения приехали Володя с Алевтиной. У Али день рождения был на 2 дня раньше, и я решил подарить ей картину. Я в то время считал "Погост" лучшей своей работой, и подарил её. Глупому пацану даже в голову не пришло, что это - страшный подарок! У Володи в квартире я её не видел. Наверное, выкинули. Через 35 лет я повторил этот сюжет, и картина висит дома.
В то лето я снова отпустил бородку, но без усов. Осенью я, несмотря на военную кафедру, не сбрил бороду, и никто из полковников не потребовал от меня сбрить её. Когда оформляли военные билеты, я так и сфотографировался с бородкой. Лишь, когда после 4-го курса собирались на военные сборы, начальник кафедры предупредил, что нас будут проверять в противогазах, и борода может навредить. Я побрился.
После зимней сессии 4 курса профком предложил мне, как активисту, бесплатную путёвку на туристический поезд по Украине. Сдали последний экзамен, а наутро отправка. Вечером я почувствовал, что горю от температуры. "Ничего, сейчас вылечим!" - сказали друзья, бухнули в стакан водки столовую ложку красного перца и заставили выпить. Наутро я встал, как новенький, но ничего вспомнить не мог.
Поездка оставила противоречивые воспоминания. Сидеть в купе было скучно, экскурсии интересны. Хорошо, что ехали больше ночью, а гуляли днём. Первый город - Полтава. Запомнился музей полтавской битвы, поле битвы насыщенное памятниками и мягкий украинский говор жителей. Харьков оказался русским городом по языку. Запомнилось только большое здание правительства Украины, когда этот город был столицей. Потом Киев с его Крещатиком, святой Софией и Печерской лаврой, в которой запомнилась мумия Ильи Муромца, на удивление - маленькая.
Львов, знаменитый занавес в знаменитом театре... А на улице ничего нельзя понять - смесь украинского, польского, чешского, румынского и т.д. Потом Карпаты, Рахов, где снимался популярный в своё время фильм "Над Тиссой", граница с Румынией и потом маленькие курортные городки Яремче и Ясиня. А дома в это время дома паника - пропал студент. Сессию сдал, а домой не приехал. Родители позвонили Володе, тот приехал в институт и в деканате узнал, что я в поездке. Ох, и попало мне потом.
Глава 11
Осенью 1966 года, отслужив на Тихом океане 4 года, демобилизовался Сергей. Ему предложили работать комсоргом в ПТУN18. Год он пробегал там мальчиком на побегушках, а потом в военкомате ему предложили пойти на офицерские курсы, и служить в Армии. Он согласился, проучился полгода в Алма-Ате, и получил звание младшего лейтенанта. Его хотели направить в Одинцово Московской области, но невеста Галя Закуткина не хотела далеко отрываться от своей родни, и уговорила его поменяться на Саратовскую область. 30-го апреля 1968 года, в день рождения Галиной мамы они с Галей поженились. Сергею было 24 года. В марте 69-го родилась дочка Ирина. Я был "крёстным отцом" на регистрации в ЗАГСе. Они получили 2-хкомнатную квартиру в Саратове на Московском шоссе в районе Военно-строительного отряда. Дослужился Сергей до капитана, но со службы ушёл на неполную пенсию, досрочно. Устал от неразберихи в Армии в годы "перестройки". Работал шофёром в геологоразведке, летая в Казахстан, потом на прокладке газопровода....
Осенью 1968г. общежитие "восстало" против председателя студсовета Мири Али-оглы Тагиева. Слишком жёсткое "правление", вплоть до выселения. Почему-то председателем избрали меня. Я поспешил в деканате отказаться от обязанностей старосты группы, и предложил вместо себя Николая Рашникова, который перевёлся к нам после первого курса с заочного филиала института в Уральске. Он был старше нас всех, с 1940 года. Декан Герман Адольфович Бейк согласился со мной. Теперь мне приходилось заниматься проверкой порядка в комнатах, организацией различных вечеров и пр.
Организатором я был плохим, но чувствовал себя "маленьким начальником". Жили мы с Валерой Плотниковым, Геной Ташовым и Славой Пантелеевым на 5 этаже. Рядом жили 5-курсники, в том числе староста группы, член партбюро факультета Борис Земсков, однофамилец Коли Земскова из нашей группы, которого мы прозвали Купой Купычем после фильма "Республика Шкид". Однажды, не знаю, с чего, мы с соседями "завелись". Выпивки в общежитии, конечно, были запрещены, но мы закрылись, и, после возлияния, играли в преферанс. Вдруг в дверь постучали. Все притихли, но я встал и заявил: "Я председатель студсовета, подумаешь - пришёл кто-то". За дверью стояла комендант. "Не ожидала, что председатель студсовета может позволить себе такое. Мы поговорим позже". Она ушла, а мы продолжили игру. На полу - пустые бутылки, в комнате табачный дым. Вдруг опять стук в дверь. Опять все притихли, а я открыл дверь - ничего не будет. На пороге стоял незнакомый мужчина средних лет: "Кто председатель студсовета?" - "Я!". "Да, неудачное время выбрал для знакомства. Я куратор вашего общежития от кафедры экономики". И тут Боря Земсков, известный всему факультету, срывается со своего места, падает на колени и кричит: "Отец, прости, я не знал, что здесь нельзя, я из деревни!". Парни попадали на подушки, зажимая рты руками, чтобы не "заржать". Серьёзных последствий не было, но для себя я сделал вывод, и теперь на предложения "хорошо" выпить я говорю, что "свою канистру" я выпил в студенческие годы.
На 4-м курсе я влюбился. На одном из вечеров я обратил внимание на девушку, которая училась курсом ниже, а её сестра - курсом выше меня. Они были саратовские, но жили в общежитии, поскольку
их отец умер, а жили они за подшипниковым заводом, куда не ходили ни трамваи, ни автобусы. Она приходила за лекциями или на консультации к своему однокурснику, жившему напротив нас, моему земляку Володе Абдрашитову. Небольшие очки, сползающие на кончик носа, какое-то изящное движение руки. Звали её Люба Кривошеина. После нескольких танцевальных вечеров мы немного сдружились. Через некоторое время я расписал стены в их комнате гуашью, изобразив над Любиной кроватью обнажённых юношу и девушку, стоящих на коленях. Остальные росписи не помню. Через 45 лет перед очередной встречей однокурсников, я зашёл в своё общежитие, и вахтёр мне рассказала, что об этой росписи и о нас сложили какую-то легенду. Потом, после нашего ухода из института стены побелили и забыли, а легенда осталась.
К четвёртому курсу многие парни имели постоянных
подруг: Слава Пантелеев дру-
жил с Людой с факультета электронной техники, с которой познакомился в Балаково на строительстве ГЭС, Валера Плотников с Наташей с экономического отделения, Гена Ташов с землячкой Татьяной, Миша Окулов - с Аней, вывезенной в СССР во время корейской войны.... Так или иначе, все эти пары стали семьями. Кстати, в начале четвёртого курса, первым в нашей группе женился Толя Шинкарёв, потом Володя Буданов. Всё чаще и мне приходила мысль, что со временем должна быть семья и у меня. Я вспоминал, как подтрунивали над однокурсником по техникуму Толей Павленко, что он долго не женился, и решил, что к концу учёбы тоже надо будет жениться. Мне было 23 года.
Весной военная кафедра отправляла нас на учебный сбор на два месяца в Пинск, и наши подруги и однокурсницы пришли провожать нас. Поездом до Москвы в плацкартных вагонах, потом до Пинска - сидя на креслах. Долгая остановка в Брянске, где нас отпустили погулять. В эти дни вышел фильм "Кавказская пленница", и мы упросили кассира в кинотеатре продать нам билеты, хотя был аншлаг.
Нас определили в какую-то дорожную бригаду, которая в это время была на учениях, но в казармы нас не пустили. Поставили большие палатки - на 20 человек каждая. Учились нести караул, ходить строем и т.д. Во время строевой полготовки всех смешил Валера Лужков. Он ходил, как иноходец - одновременно левая нога и левая рука вперёд. Он же напугал нашего командира роты во время стрельб из пистолета. Уже после команды "целься" он повернулся всем корпусом с вытянутой рукой с пистолетом к комроты и спросил: "а в какую мишень?". Лейтенант ударил его по руке и развернул в сторону мишеней. Стреляли также из автоматов Калашникова, а потом нам устроили ученья по специальности наводить понтонный мост через реку.
Там, в Пинске меня едва не арестовали. Рядом с дислокацией дорожной бригады находилась какая-то ракетная часть, хотя с трёх сторон территория дорожников даже не была огорожена. В свободное время я взял этюдник (вёз с собой на сборы!) и пошёл искать красивые места. Узкая дорожка среди сосен привлекла моё внимание. Я развернул этюдник и стал писать. Одет был в спортивное трико, майку и кирзовые сапоги. Какая-то тень промелькнула сбоку - я не обратил внимание. Почти заканчивал этюд, когда подошёл офицер с двумя солдатами, и спросил: кто я такой и что делаю. Я спокойно ответил, что я студент - курсант на военных сборах, художник-любитель. После нескольких минут допроса мне приказали собраться и уйти, поскольку здесь запретная зона. Оказывается, я сидел в десятке метров от стены, огораживающей ракетную часть.
После принятия присяги некоторые ребята решили "обмыть" её. Поскольку забор вокруг части был весьма не сплошным, сбегали к местным бабкам за самогоном. Хорошо, что я не стал пить. Болели страшно, даже Коля Земсков, который при его могучей комплекции мог без закуски один выпить бутылку водки. Потом нам сказали, что бабушки, чтобы придать напитку "крепость", настаивают самогон на всякой гадости - от полыни до куриного навоза.
В эти дни американские астронавты достигли Луны, и все ждали прямой трансляции с поверхности планеты. Мы умоляли командиров разрешить нам ночью посмотреть телевизор, однако ответ был предельно кратким: "отбой!".
В один из выходных нам объявили, что организуется экскурсия в Брест, но за свои деньги. Увы, у меня не было трёх рублей, и я не поехал. Потом такой возможности больше не было.
Там же, в лагерях меня попытался излечить от аллергии лейтенант медицинской службы. Дело в том, что с малых лет я летом очень много чихал. Думали, что я простываю. Однажды бабушка Володи Дружинина посмеялась надо моим чиханьем и сказала, что вылечит. Уложив меня на спину, она накапала мне в нос лукового сока. Я думал, что умру. Уже работая на заводе, я узнал, что у меня, возможно, "сенная лихорадка". В Саратове, в институте её не было, но как только приезжал домой, опять начинал чихать. Это продолжалось обычно 1,5 - 2 месяца - май и июнь.
Поскольку на ученьях в поле приходилось много ползать на "брюхе", я опять начал чихать и пожаловался медику. Он велел приходить к нему в санчасть три раза в день и давал мне какую-то таблетку. Чиханье действительно прекратилось. Перед отъездом со сборов я спросил его - что он мне давал? Димедрол. Дома я стал покупать его в аптеке, и первое время димедрол спасал меня от "чихотки", но при этом всё тело становилось каким-то напряжённым, меня ломало. Через некоторое время я узнал про другие средства от моей аллергии, но все они клонили в сон и напрягали мышцы. Так я и не излечился от этой беды, мало того, наградил по наследству своих детей и внуков.
Прошли два месяца сборов, мы вернулись домой, получив звания младших лейтенантов, и я пригласил Любу к нам в гости на денёк. Показал ей город, наш дом. Мы были так воспитаны, что ни о какой близости речь не шла. Она ночевала в спальне, а я в зале. Проводив её, я заговорил с родителями. Мама сказала, что сразу поняла, зачем я привозил девушку. Некоторое время меня отговаривали - рано, посмотри на старших братьев: Владимир женился в 26 лет, Сергей в 24, а мне только 23. Тем не менее, согласились. В августе мы пошли в кировский ЗАГС и подали заявление. Нам назначили регистрацию на 29 октября. Мы немного расстроились - осень, грязь... Когда я приехал домой и сказал об этом, сестра Лариса посоветовала сходить в наш, марксовский ЗАГС. Тем более, что она там когда-то работала и хорошо знала заведующую. Я сходил туда, и Раиса Владимировна Сорокина согласилась принять заявление и сразу назначила дату - 27 сентября. Люба приехала ещё раз, и мы подали заявление второй раз.
Шёл учебный год, я учился на пятом курсе, Люба на четвёртом. Для регистрации нам надо было ехать в Маркс рано утром, в субботу. Я заранее взял 4 билета на "Ракету" на подводных крыльях - нам, Любиной подружке - свидетельнице и тётушке Клаве. Чтобы ехать всем вместе, я вечером электричкой поехал к ним, чтобы там переночевать. В какой-то момент я оглянулся и увидел в конце вагона съёжившуюся девушку, которая плакала, закрыв лицо руками. Не сразу я узнал свою невесту. Оказывается, в парикмахерской, пока мастер делала причёску, у неё украли фату. Убитая горем, Люба твердила только, что это плохая примета, и счастья нам не будет. Только дома, когда её сестра Валя сказала, что можно взять фату у двоюродной сестры, которая выходила замуж через неделю, моя невеста чуть успокоилась. Мы сходили к родственникам, которые жили недалеко, и взяли фату.
"Ракета" уходила в 8 00 , а мы встали в 5, но никакого транспорта от них до пристани не было, поэтому шли пешком до автопарка, там уговорили таксиста довезти нас в порт. Только мы забежали на борт "Ракеты", как отдали швартовы, и она пошла. В 1100 мы вошли в зал регистрации. Кольца, подписи, шампанское... Как на грех, перед этим прошёл дождик - везде лужицы. Где-то пронёс невесту на руках. Дома родители накрыли стол. Поздравления, тосты. У меня свидетелем был Гена Ташов, пришли Володя Дружинин с женой. В подарок мои родители дали нам 50 рублей, а сестра Марина купила кровать с деревянными спинками. Надо было уезжать в Саратов, где Любина мать с родственниками готовили основное гулянье. Я позвонил в речной порт - билетов на "Ракету" не оказалось. Звоню в аэропорт. Пожалуйста, билетов из 12 продано 2. Поскольку автобусы по городу тогда не ходили, мы отправились пешком. Компания увеличилась: поехала сестра Лариса и Гена Ташов.
Прилетев на АН-2 в Саратов, опять оказались перед проблемой: как добраться до места? Автобусов туда нет, таксисты везти в Комсомольский посёлок отказывались. Уговорили двух частников, но, когда они увидели лужи в посёлке, высадили нас, не довезя до дома два квартала. Опять шли пешком.
На свадьбу, кроме Ларисы, приехали сестра Марина с мужем и дочкой Леной, а из однокурсников - Гена Ташов, Валера Плотников и Миша Николаев. Я ужасно опозорился перед ними: закупая продукты к свадьбе, я купил несколько арбузов. Кто-то в очереди съязвил по этому поводу, но я не понял. Так вот, когда на десерт подали арбузы, я увидел, что мои друзья после них стали какие-то скучные и трезвые. Срочно стал подливать им водки, чтобы трезвые со свадьбы не ушли. Тогда я понял, почему надо мной посмеялись в очереди за арбузами и запомнил на всю жизнь, что арбузы отрезвляют.
Недели через три, после того, как вышла замуж двоюродная сестра Любы, у которой она брала фату, нас пригласили "на смотрины" к их родственникам. Чтобы проверить меня на устойчивость к алкоголю, дядюшка достаточно часто подливал мне в рюмку, и когда я уже почувствовал, что мне плоховато - подали арбузы. Я воскрес!
Глава 12
Так началась моя семейная жизнь. Жить стало труднее. Любу ревновала старшая сестра Валя, не вышедшая ещё замуж. К тому времени она уже окончила институт, и пришла работать на ГПЗ-3 - так назывался тогда Саратовский подшипниковый завод. Её активность в жизни очень скоро заметило руководство, и её избрали секретарём комсомольской организации завода. Завод большой, поэтому комитет комсомола имел полномочия городской организации. Высокий пост повысил её самооценку, и спорить с ней было трудновато.
Их мама Мария Васильевна преподавала в вечерней школе математику. Работала вечером, а утром часто уезжала в г. Энгельс на мясокомбинат, чтобы купить что-то подешевле - ливер, требуху... Я оказался лишним ртом, а отдавать всю стипендию как-то не хотелось, чтобы потом не просить копейки. Такие проблемы, наверное, во всех новых семьях.
В эту осень я так ни разу домой и не приехал, а когда настала преддипломная практика, я выпросил направление на родной завод. Да и выпрашивать не пришлось, я ведь учился по направлению завода. Тему дипломного проекта предложил бывший мой шеф - Главный технолог завода "Коммунист" Лаймон Альбертович Дерум. Завод осваивал новую продукцию - форсунки для дизелей ленинградского завода "Звезда", для которых и надо было что-то придумывать. Специальность "Автоматизация производства" предполагала создание каких-то автоматизированных линий, станков-автоматов и т.п., а мне пришлось больше заниматься технологией изготовления, за что и упрекнул меня зав. кафедрой Н.В. Полтев. Николай Васильевич в своё время занимал достаточно высокий пост в региональном Совнархозе - такие были созданы Н.С.Хрущёвым при реорганизации системы управления промышленностью в 50е годы. С приходом Л.И.Брежнева восстановили ведомственные министерства, и совнархозы распустили. Вот, на старости лет, Н.В.Полтев и попал к нам на кафедру. Читал он скучно, и поэтому на его лекциях особого внимания не было. Иногда мы с Колей Рашниковым, грешным делом, играли в "балду", которую позже переименовали в "полтева".
Последним экзаменом была специальность. Поскольку я весь год халтурил, то и ответить что-то на вопросы я не мог. Когда я вконец обнаглел, и на вопрос о характеристиках индуктивного датчика сказал, что при необходимости найду в справочнике, Николай Васильевич вскипел, схватил мою зачётку, чтобы поставить двойку, но, вспомнил, наверно, что я иду по всем годам на красный диплом, и поставил четвёрку. Так закончилось теоретическое обучение в институте.
Дипломная работа особых трудностей не вызывала, хотя я сидел над ней достаточно много. В апреле я поехал в родной город на консультацию к Л.А. Деруму. Он слегка пожурил, почитал мораль о необходимости как следует учиться, и в основном всё одобрил. Это была, кажется, вторая и последняя консультация моего руководителя.
Был апрель, бездорожье, т.к. асфальта до города Энгельса ещё не было. Из дома я вышел в полшестого утра, в шесть сел на попутку, а в полседьмого мы крепко застряли в грязи. Через полчаса подошёл дежурный трактор К-700, вытащил из грязи две соседние машины и потащил их в Энгельс. Мы сидели. Ещё через час подошли две заводские машины с продукцией. Везли в Энгельс на станцию. Мы с попутчиками пересели на одну из них. Двигались медленно. Если застревала одна машина, вторая её вытаскивала, и снова шли на прорыв. Два раза нам, пассажирам, приходилось разгружать ящики с продукцией, вытаскивать застрявшую машину и снова загружать. Так к четырём вечера мы проехали 4/5 пути и снова застряли. Когда разгрузили застрявшую машину, подъехал бортовой УАЗик, который, перепрыгивал с кочки на кочку, как воробей. Все пассажиры дружно пересели на него, бросив несчастных шоферов с их ящиками. К жене я приехал около 6 часов вечера, потратив на дорогу более 12 часов.
16 или 17 июня была зашита. Я как-то даже не волновался особо. К одному чертежу "прицепился" доцент А.В. Шаталин, да Н.В. Полтев упрекнул за большую технологическую часть. Через несколько дней было распределение по местам работы, в советское время - очень важный этап. Последовательность выбора места работы устанавливалась в зависимости от успеваемости, т.е. по среднему баллу в дипломе. Всем хотелось получить работу с предоставлением жилья, особенно семейным. Законодательство гарантировало молодым специалистам обеспечение жильём в течение 3х лет, но... не везде это было даже так. Мне волноваться не приходилось, у меня был договор с родным заводом. Такие, как я шли впереди всех. Я ждал, что пойду первым, но первым вызвали Сергея Добрынина - он учился от какого-то завода из г. Балашова. Меня это даже задело, что не меня первым: Сергей учился слабо, поступал раньше нас, но потерял год, и заканчивал с нами. Ему было уже лет 37-38, был женат, дети уже большенькие. После окончания я его больше не видел, и ничего о нём не знаю.
"Обмывали" дипломы в ресторане "Волга" на проспекте Кирова. Люба как-то неважно себя чувствовала, и мы ушли сравнительно рано. Остальные "гудели" хорошо, и даже девчонки расхулиганились и хотели искупать доцента Шаталина в Волге.
Поскольку я закончил с отличием, про меня опять вспомнил студенческий профком: мне предложили путёвку в Ленинград на двоих, причём очень дешёвую - всего 12 рублей. Я, конечно, обрадовался, но потом выяснилось, что в эту стоимость входило только проживание и экскурсионное обслуживание. Остальное - за свой счёт. Надо было срочно покупать билеты на поезд, а денег не было. Я набрался нахальства, и "попёр" к Н.В. Полтеву, просить взаймы. Он вежливо, но твёрдо отказал. Выручила тёща. Она оплатила всю нашу поездку. Спасибо ей, ведь Люба так больше в Ленинград и не попала, а я туда съездил только через 42 года.
В Москву приехали утром, днём побывали у тёщиных родственников, которые даже приезжали на нашу свадьбу, а ночью отправились в Ленинград. На вокзале полюбовались на пьяных финнов, которые из-за своего "сухого закона" приезжают пьянствовать в нашу страну. Утром разговорились с попутчиком по купе, и он, коренной ленинградец, выйдя из поезда, повёл нас к метро, вывел на перрон, объяснил - до какой остановки ехать, и только после этого пошёл, куда ему надо было. Это к вопросу о вежливости и внимательности коренных ленинградцев - петербуржцев.
Экскурсий было много: Петергоф с его фонтанами, Пушкинский лицей, Екатерининский дворец и Камеронова галерея в Царском селе... Екатерининский дворец ещё не весь был восстановлен, и янтарную комнату я увидел через 42 года. В Эрмитаже мне запомнились только полотна П.П. Рубенса, и то - только своей величиной, в Русском музее - "Лунная ночь на Днепре" А.И. Куинджи. Перед ней ещё стоял небольшой барьерчик, не позволявший любопытным зрителям заглядывать за картину в поисках лампочки.
Традиционная в советское время, поездка в Разлив к шалашу В.И. Ленина запомнилась унылым дождём. Дожди вообще шли каждый день, но небольшие. Быстро уходящая с тротуаров вода не причиняла особенных неприятностей. После обеда было свободное время, и мы иногда садились на любой трамвай и ехали вкруговую, любуясь городом. В те дни в Ленинграде гостили французские военные корабли, и вокруг них всё время собиралась толпа. Однажды поехал и я. Нашёлся какой-то студент, знавший французский язык, и моряков, вернувшихся с экскурсии, засыпали вопросами. Что такое безработица, как проходит военная служба по контракту?.... Через двадцать лет наша страна узнала - что такое безработица, а ещё через двадцать - военная служба, как и во Франции, стала одногодичной по призыву и контрактная.
Возвращение запомнилось посещением ВДНХ в Москве. Конечно, меня больше всего интересовал павильон "Космос". Фотографировались под ракетой "Восток", потом у колёс БЕЛАЗовских автогигантов.
Билеты в Саратов закомпостировать было очень трудно - лето, сезон отпусков. Пришлось брать в общий вагон. К вечеру кое-как устроил Любу на второй полке без постели, а сам забрался на третью полку - багажную. Так и доехали.
Глава 13
Не помню, как я провёл последние две недели отпуска, но первого августа я вышел на работу - в "родной" завод "Коммунист".
Оказалось, что я опоздал, так как надо было оформляться на работу день в день по числам: 30-го июня уволен из института - 30 июля должен быть принят на работу. Правда, отдел кадров пожалел меня, и оформили с 30 июля. Но начать работать вовремя мне не удалось. Мы с Сергеем что-то делали в погребе, а потом искупались под струёй холодной воды из колонки во дворе. На следующий день у меня была температура под 40о. Я провалялся с больничным листом неделю, но оплатили его по максимальной ставке - 100%. В советское время годы учёбы в институте для направленцев, каким я и был, входили в общий стаж работы, и у меня по возвращении на завод, получилось 8 лет стажа, что требовалось для полной оплаты больничного листа.
Я надеялся на работу в отделе Главного технолога, в бюро автоматизации, но меня отправили на беседу к директору - Виктору Родионовичу Сонину, который сменил Н.И. Колесниченко. Разговор был короткий: или работаешь в цеху, или на квартиру не рассчитывай. Квартиру надо было зарабатывать, т.к. с родителями жила сестра Лариса с сыном Алёшей. Жизнь с Юрой Кулагиным у неё не сложилась, и они расстались. Лариса работала воспитателем в школе-интернате для слабовидящих детей и заочно училась в пединституте на биохимическом факультете. После окончания института её пригласили на завод "Радон", сначала лаборантом по водоподготовке, а потом она стала начальником химической лаборатории, где проработала до 90-х годов и развала всей электронной промышленности, завода в том числе.
Назначили меня старшим мастером участка форсунок цеха N1. В моём подчинении было два сменных мастера Виктор Кузнецов и Виктор Кузьменков. Оба окончили тот же вечерний техникум, работали на станках и вышли в мастера. Начальником цеха был мой бывший однокурсник по техникуму Степан Иванович Хлебников, его замом - Евгений Александрович Сивохин, а начальником производства завода - Бронислав Петрович Сычёв, тот самый, который 8 лет назад, будучи мастером, настраивал мне станок, а я загнал почти все детали в брак.
Наверное, руководство завода рассчитывало, что я грамотный специалист, изучавший экономику и организацию производства (в дипломе - 5), сможет организовать работу участка... Как они все ошиблись! Я ходил по цеху и ничего не понимал. Когда, какие детали, сколько запускать в производство? Первый месяц моей работы участок провалил план с треском. Рабочие остались без зарплаты, задела на следующий месяц не было. На планёрках каждый день меня "пытали" то начальник цеха, то начальник производства завода: что, когда, сколько? Я ничего не мог ответить. Я ничего не понимал. Было стыдно, обидно, досадно. Когда учился, в мечтах видел себя конструктором, хотел делать сложные расчёты, а попал...
В сентябре или в октябре ко мне прикрепили "буксир" - начальника планово-диспетчерского бюро цеха Валентина Яковлевича Крапивко. Он тоже когда-то был старшим мастером этого участка, учился вместе со мной в вечернем техникуме. В теории был слабоват, но зато на участке - как рыба в воде. Когда-то в детстве он попал под сенокосилку и, говорили, что у него оторвано пол-уха. Я этого не видел, но волосы он носил длинные, и зачёсывал их на одну сторону. С возрастом голова стала лысеть, и он выглядел несколько забавно. Ещё когда мы учились в техникуме, я нарисовал на него шарж, который храню до сих пор. Вообще Валентин был похож на артиста Евгения Леонова. Позже он тоже ушёл с завода и работал в Горгазе.
Так я стал пятым колесом в телеге. Фактически руководил участком Крапивко, а я был у него мальчиком на побегушках. В ноябре "мы" выполнили план, и директор решил премировать руководство цехов, в том числе и меня - формально старшего мастера. Степан Хлебников пригласил меня к себе и намекнул, что неплохо бы поделиться премией с Валентином Крапивко. Получив премию, я так и сделал, отдал половину премии. Позже понял, что моей заслуги в выполнении плана не было совсем, и надо было отдать всю премию. Увы, время не вернёшь.
Вскоре руководство завода решило укрепить участок производства форсунок М-50 для Ленинградского завода "Звезда". Двигатели эти устанавливались на военные суда, и спрос на них был высок, но и требования к качеству были строгие, а технология очень сложна. Станки для их производства перенесли на другое место, выстроили в линию, и набрали молодых рабочих. Нас с Геннадием Гурбичевым, который уже работал на этих форсунках мастером, сделали сменными мастерами, с тем, чтобы обучали этих ребят. Участок стал работать в две смены, и как-то сложилось, что здесь у меня стало получаться, поскольку в основном работа сводилась к обучению ребят.
Работая посменно, приходилось идти домой далеко заполночь. Однажды, выйдя с завода, мельком заметил, что в небе какой-то свет. Поднял голову - в небе светится правильный крест, только без малой и косой перекладин, как у католиков. Иду дальше - крест светится. Был бы верующим - упал бы на колени и вопил бы на весь город "знамение божье!!". Уже когда подходил к общежитию, где мы жили, увидел, что крест перекосился, расплылся, и через разошедшиеся облака выглядывает луна.
Гена Гурбичев тоже был женат, приехал на завод по распределению после окончания Ростовского политехнического института. По образованию он был механиком по двигателям, и не очень разбирался в технологии обработки металлов. Он считал, что стальные заготовки льют в литейном цехе завода, как чугунные корпуса насосов. Кое-чему его тоже приходилось учить, подсказывать.
Люба в это время училась на пятом курсе, иногда приезжала. Иногда я вырывался к ней, помогал с курсовыми работами. Однажды осенью она шепнула мне, что у нас будет малыш. Стало одновременно и радостно и немного страшно. На преддипломную практику я вытащил её на наш завод. Набирали материалы для диплома. Теперь я старался каждый выходной сидеть над её расчётами и чертежами. Когда подошла защита дипломной работы, она была уже достаточно тяжёлая. Я приехал к ней на защиту, которая была несколько раньше, чем у её группы. Это зав. кафедрой настоял на досрочной защите, вместе с заочниками. Когда она закончила доклад, и председатель обратился к комиссии - есть ли вопросы, одна дама, член комиссии, замахала руками - что вы, что вы! Через девять дней, 25 июня, прямо в цех сестра принесла мне телеграмму от Марии Васильевны: "Поздравляем с дочкой". Забирать из роддома поехали вместе с ней. Потом поехал в ЗАГС Заводского района регистрировать. От торжественной регистрации отказался, поскольку надо было работать. Вместе со свидетельством о регистрации Светлане - так я решил назвать дочку, дали медаль "родившейся в Саратове". Вернувшись домой, увидел, что в деревянных сенях вспыхнул керогаз, на котором Лариса собиралась кипятить бельё в стирке. Схватил голыми руками полный вещей бак, страшно, до мяса обжёг пальцы рук накалившимися высоким пламенем ручками. Всё-таки вытащил на улицу бак, потом горящий керогаз. Только после этого залил водой горящую стенку сеней. Несколько дней ходил с забинтованными пальцами.
В июле я получил отпуск и поехал к жене. Она часто жаловалась на усталость, недосыпание, и я старался как-то помочь ей. Чаще всего приходилось стирать пелёнки. С обожженными руками это было трудно, больно, но ... хотелось помочь. Потом я понял, что тёща продолжала проверять меня.
В конце июля, когда Светланке исполнился месяц, мы всей семьёй поехали в Маркс. Пока я догуливал последние дни отпуска, Люба пошла в отдел кадров завода и оформилась на работу инженером-технологом в отдел Главного технолога. В тот же день она написала заявление о предоставлении ей отпуска по рождению ребёнка. Главный технолог Дерум даже разозлился и кричал потом на меня: "Нет технолога Черныш!".
В родительском доме пришлось делать перестановки: мы заняли маленькую спаленку, Алёшку поместили к деду с бабушкой, а Лариса спала в зале на диване. Неудобно было всем. Сестра очень ревниво относилась к воспитанию сына, и поэтому Любе было очень трудно контактировать с ними. Кроме того, маленький ребёнок в доме - это всегда бессонные ночи. Жена часто плакала и просила добиваться квартиру. Завод строил дом, но маленький, на 36 квартир, а очередь была огромная. Нам предложили квартирку в мансарде в том самом доме, куда переехала наша семья в 1944 году. Мы отказались, потому что там не было элементарных удобств, даже воды, и надо было запасать дрова и уголь, чтобы топить печку, а уже была осень. К концу года сдали строившийся дом, и, из шести молодых специалистов - инженеров, квартиру дали одному, жившему с женой в общежитии. Он был корейцем по фамилии Ким. Оставаться здесь он не собирался, хотел уехать, как только отработает положенный для молодого специалиста срок - 3 года. Тем не менее, квартиру дали ему - "с политической точки зрения". Нам отдали их комнату в общежитии, и в конце декабря мы уже переехали. Удобства в общежитии были, как обычно, в конце коридора, но была небольшая прихожая на две семьи, которую использовали, как кухню. Соседями были Гурбичевы. С Геной мы работали на одном участке, а его жена - в отделе Главного конструктора, в бюро нормализации и стандартизации. Детей у них не было, и через несколько лет они усыновили ребёнка и уехали из нашего города.
В том же общежитии жили ещё молодые специалисты - Василий Колесняк с женой и трёхлетней дочкой и Ердяковы. Евгений был местный, а Валентина приехала после окончания университета, работала в центральной химической лаборатории.
Весной 1972 года Виктор Родионович Сонин ушёл с завода первым секретарём горкома партии, и с Украины прислали нового директора - Валентина Николаевича Сапунова, которого скоро, с подачи Б.П. Сычёва, окрестили "мамочкой" - так он называл свою жену. Новому директору было 37 лет, и вначале к нему отнеслись как-то пренебрежительно, но вскоре почувствовали твёрдую руку. На заводе началась перестройка. Наводить порядок новый директор начал с руководства. Опоздавших на планёрку не пускали, даже начальников цехов и начальника производства. Однажды всех работников отделов вывезли в лес резать дёрн, которым стали застилать территорию завода между асфальтированными дорожками. Директор лично выходил проверять - как ходят работники завода. Если он видел, что кто-то идёт по расстеленному дёрну, он пальцем подзывал к себе, и потом долго и нудно объяснял, что это нехорошо. Через некоторое время это стало притчей во языцех, но ходить по "газонам" перестали.
Глава 14
Однажды я поинтересовался, как сейчас обстоят дела в вечернем техникуме, который я закончил. Мне сказали, что там другой заведующий - Анатолий Петрович Бакал, поскольку Валентина Ивановна Преображенская вместе с мужем, бывшим директором завода уехала куда-то в Подмосковье. Через некоторое время мне показали Анатолия Петровича, и я, познакомившись с ним, попросил дать мне возможность преподавать в техникуме. Он обещал подумать, и зимой прислал ко мне двух студентов, чтобы я руководил их дипломными проектами. Я ещё работал в цеху, и встречаться приходилось то в конторе цеха, то дома, в общежитии. Не помню, какие у них были детали на диплом, но помню, что Л.А. Дерум ужасно возмущался теми технологическими процессами, которые "мы" разработали для них.
В мае 72 года меня, наконец, отпустили из цеха, и я пришёл работать в то самое бюро автоматизации техотдела, о котором мечтал ещё в институте. Шефом был Александр Николаевич Вьюрков. Тогда же А.П. Бакал сказал, что Борис Васильевич Галкин отказывается от преподавания, и я могу начинать преподавать дисциплину "Сопротивление материалов" - предмет достаточно сложный, но интересный. Я обрадовался, т.к. изучал его в двух техникумах и в институте с большим удовольствием, многие теоретические выводы формул помнил даже спустя много лет. Теперь, когда мой рабочий день был строго фиксирован, у меня появилось дополнительное время, которое я стал тратить на подготовку к урокам.
Объяснять материал у меня получалось, и, как мне кажется, неплохо. А вот с опросом и выставлением оценок была беда. Критериев я не знал, и то ставил низкую оценку за неплохой ответ, то ставил четвёрку за какое-то невыразительное мычание.
Однажды произошёл позорный для меня казус: мы обговаривали с преподавателем электротехники - кто проводит первой парой свой урок, а кто второй парой. Договорились, но на следующий день я забыл, и пошёл ко второй паре. Подходя к заводу (занимались в кабинетах на территории завода), я встретил своих студентов, идущих домой. Я удивился - "почему?" - "Так Вы не пришли, и нас Анатолий Петрович отпустил"... Бакал ходил свирепый. Оказывается, из Сызрани приехал завуч базового техникума и хотел побывать на уроке сопромата, который он там преподавал. А я.....
Тогда же, в мае, с Украины приехал двоюродный брат, племянник отца Виктор Черныш. Первый гость с родины родителей. Встречали, конечно, очень тепло, собрались все.
Пока остальные разговаривали в зале, мы с Виктором вышли во двор, прихватив Светланку, которой было 11 месяцев. Водили за ручку, а потом она пошла от Виктора ко мне и сделала несколько шагов самостоятельно. На радостях я схватил её и понёс в комнату, чтобы похвастаться успехом. Увидев маму, дочка побежала к ней и упала, разбив до крови носик. После этого она долго не хотела ходить самостоятельно. Когда Виктор пришёл к нам в гости в общежитие, он даже удивился, что мы ещё требуем от завода отдельную
квартиру. И так, дескать, квартира. В этой комнатке мы прожили немного больше года, до января 1973, когда завод построил ещё один такой же дом на 36 квартир, и после отказа от однокомнатной квартиры токаря из первого цеха Николая Рогулёва, её отдали нам. Радость была неимоверная.
Поскольку квартира была на первом этаже, мебель, которую перевозил Марат Павлович Гущёнок, заносили через окно, чтобы не разбирать. Теперь было своё "гнездо", которое надо было обустраивать. Была ванная, правда с дровяным титаном, но это не пугало. Сначала набирали всякий строительный мусор, а летом я возил из леса на велосипеде сухие деревья - подтопорник.
Когда рядом построили третий такой дом, получился достаточно уютный
двор, где жили все с одного завода, все всех знали, и почти не было каких-то конфликтов. Вскоре активисты добились от руководства завода, чтобы для всех жильцов этих домов построили сараи с погребами. Наш сарайчик оказался прямо перед окнами, и позже я даже провёл туда электричество. Через 40 лет эти дома снесли, как "ветхие". Наверное, для того, чтобы отдать землю под застройку "новым русским".
Света наша была "не садиковая". Когда ей исполнился год, и Любе надо было выходить на работу, мы устроили дочку в ясли на проспекте Ленина, напротив рынка. Ей ужасно не нравилось в яслях и, когда мы её несли туда, она начинала плакать и кричать. Какой бы путь ни выбирали, как бы ни говорили, что идём гулять, за квартал до яслей она поднимала крик. То же самое было и в новой квартире, когда водили уже не в ясли, а в детсад. Она была не общественным ребёнком, и поэтому пришлось искать няню. Договорились с бабушкой Монаховой, которая жила в двух шагах от проходной завода. Теперь мы были спокойны. Света перестала болеть, всегда была сыта и умыта.
На заводе работало много старых друзей, ровесников. Так, мы вновь подружились с Женей Беляевым, который работал шлифовщиком в первом цехе. Он тоже был женат, имел сына Димку и дочь Свету. Они с женой Олей и детьми приходили к нам в гости, причём, обычно без предупреждения и поздно вечером, когда мы уже собирались укладывать Свету спать. Иногда Женька баловался - подхватывал нашу Свету и сажал её на шкаф. Визгу было!!
Когда мы приходили в их дом, нас первым встречал пёс, которого Женька назвал Черныш. В "отместку", когда мы завели рыжего кота, я назвал его Женькой, поскольку Беляев был светло-рыжим. Его мама была из российских немцев, говорила с заметным акцентом и работала кассиром в магазине Коопторга. Женщин, которые были замужем за русскими, в 1941 году не выселяли. Она была довольно полная, потому что после отмены карточной системы в 1947 году никак не могла наесться, и ела, сколько могла, тем более, что работала в торговле. Женя рассказывал, как его дразнили в детстве "немец-перец-колбаса", и как это было обидно. В 2014 году мы встретили его в Энгельсе возле раковой больницы. Вскоре он скончался.
В то время не давали дачные участки, но выделялась земля под заливные огороды, чаще всего, на островах, которые весной заливались рекой. Там сажали картошку, но добраться туда можно было только на лодке. Завод организовывал выезды на посадку картошки на небольших баржах, но у многих были свои лодки, деревянные "гулянки" или вошедшие в моду дюралевые лодки с подвесными моторами. Уже в 71 году дюралевую лодку "Казанку" купил Гена Гурбичев, который летом работал в совхозе комбайнёром и неплохо "закалымил".
1972 год выдался ужасно засушливым, и картошки практически не было: что посадили, то и выкопали - 4 ведра. Осенью меня вызвал шеф, и предложил поехать за картошкой для всего отдела. Так делали все цеха и отделы. Завод выделял 2-3 машины, люди сдавали по 20 рублей на мешок картошки. Учитывая, что обычно картошка стоила 16-20 копеек за килограмм, это было дороговато. На отделы Главного конструктора и Главного технолога выделили ЗИЛ. От ОГК поехал молодой специалист, недавно приехавший на завод по фамилии Молодожён. Вокруг его фамилии было много казусов, особенно, когда он надумал жениться.
Поехали в Башкирию на трёх машинах. Ночевали, где придётся, чаще всего в стогах соломы. По вечерам обязательная выпивка, благо, не на свои. Мы с напарником в первый вечер выпили, а потом не стали, покупая "четвёрочку" для водителя. Заехали достаточно глубоко, закупая по сёлам картошку у населения. Мы отчаянно торговались, и в результате, когда вернулись, у нас, в отличие от других, мешок картошки оказался по 10 рублей с копейками. Узнав, что у нас получилась самая дешёвая картошка, "мамочка" устроил разнос начальникам других цехов и отделов. Но, без грязи не обошлось. Весной я уговорил Любу купить моторную лодку. И сплетня понеслась: "это он на те деньги купил, что мы на картошку сдавали". А купил я в этой поездке только серого плюшевого медвежонка для дочки Светы, и, конечно, за свои деньги.
Поскольку одного мешка на семью было мало, остальные деньги отдельцев мы сдали на закупку картошки с завода "Сардизель", с которым наш завод был в то время объединён. Эта картошка была привезена из Польши и заражена личинками колорадского жука. В следующем году на наших огородах впервые появился этот страшный картофельный вредитель, о котором мы раньше знали только по книжкам.
Лодка позволяла теперь свободно добираться до заливных огородов, ездить по грибы и на рыбалку. На рыбалку мы много раз ездили с начальником металлургического бюро Виталием Павловичем Романченко, который жил в соседнем доме. Его жена Зоя Григорьевна была врачом-дерматологом и иногда приглядывала за здоровьем нашей Светы. У них был мотоцикл, и мы с Виталием вечером ехали на лодочную базу, выходили на моей лодке на Волгу, в заливы или старицы и ставили сетки. Утром перед рассветом снимали, мчались во двор моих родителей. Там вытряхивали из сетей рыбу, делили её, вешали сети сушить, а сами мчались на работу. Несколько раз ездили с Володей Чоботовым, работавшим озеленителем на заводе, ловить сомов на перемёты. Первый раз поймали трёх сомов - один другого меньше. Он взял себе двух маленьких - килограмма на 4, а мне одного побольше. По весу примерно одинаково. Вернулись под утро перед работой, возиться с сомом было некогда, поэтому я бросил его в ванну, налил воды и ушёл. После работы решил разделать его, выдернул пробку из ванны, чтобы сошла вода. Вместе с водой к сливному отверстию поплыл сом. Я отодвинул его, толкнув в морду. Он снова стал сползать к сливу, закрывая его. Я протянул руку, чтобы снова оттолкнуть, и вдруг он цапнул меня за руку. От неожиданности я дёрнулся, задел головой Светину ванночку, висевшую над большой ванной... грохот. До сих пор смешно вспоминать. На следующий день приехали Любины родственники, пожарили моего сома и съели. Я даже не попробовал. Было обидно. Второй раз за сомами мы отправились на Володином самодельном тримаране. Зацепились 9 сомов - от 9 до 1,5 кг. Тут уж я наелся сомятины и решил сделать балык. Посолил, выдержал в бачке, а потом повесил сушить, как обычную рыбу. Увы, балык мой пересох, и был съедобен очень недолго. Половина его засохла так, что стала как дерево. Даже размоченный, он был несъедобен. Оказывается, его надо было всё время держать в рассоле, а потом вымачивать по мере надобности.
В ту, вторую поездку Володя заехал переждать и спрятаться от рыбнадзора к какому-то острову. Я вышел вместе с ним на остров, и так расчихался, что слышно было, наверное, не только нашему, но и саратовскому рыбнадзору. Там оказались заросли трав - моих аллергенов.
Из рыбалки запомнилась ещё ловля судаков на "балаберку" - тяжёлую блесну из нержавеющей стали, которую воровали с завода "Радон". На лодке поднимался повыше, к Чир-горе, глушил мотор, и лодка шла по течению над глубокими местами, где играл судак. В это время надо было периодически поддёргивать рукой леску с блесной. Однажды после такого нудного длительного дёрганья опустил руку, а леска легла на борт лодки. Вдруг - резкий рывок, и леска 0,9 мм обвисла - порвана.
Работая в техотделе, я вспомнил наши студенческие стенгазеты, и решил к Новому 1974 году поздравить коллег. Газеты делали всегда - на одном листе ватмана писали поздравление коллективу от профкома, от руководства и т.д. Я склеил три листа, конечно, нарисовал Деда Мороза и Снегурочку, нарисовал несколько шаржей, подписал сочинённые эпиграммы и наклеил несколько фотографий. Вокруг этих фотографий подрисовал - что кому снится в предновогоднюю ночь. Всё не помню, но на фото, где начальник технологического бюро Владимир Алексеевич Михайлов что-то обсуждает с дамами-технологами, я подрисовал: одной - поджаренную тушку курицы, другой - бутылку вина, а Владимиру Алексеевичу ничего не придумал, и нарисовал подушку - дескать, он мечтает отдохнуть. Через несколько минут после того, как повесил, возле газеты собралась толпа из двух отделов. Кто-то подошёл и сказал мне, что Владимир Алексеевич обиделся на подрисованную подушку, и добавил, что он заядлый грибник. Я тут же побежал и перерисовал подушку в грибы. Потом мы разговорились с ним о грибах, и он обещал летом показать мне грибные места. Действительно, летом мы с ним поехали на Чёрные воды по грибы. Лазили часа два, но ни одного гриба не взяли. Там, на Чёрных водах, я единственный раз видел кабанов. Речка извилистая, и пройдя какой-то поворот, увидел пару кабанов, пивших воду из речки. Через пару секунд они скрылись в высокой траве от треска лодочного мотора.
Два года работы конструктором не принесли мне особой радости и успеха. Как-то так получалось, что всё, что я проектировал, не шло в работу. Собственно, я помню только два своих спроектированных изделия - пневматический зажим на фрезерно-центровальный станок и камеру для продувки распылителей после мойки в керосине. Пневмозажим я неправильно рассчитал, и он не держал деталь при обработке, а камеру стали испытывать без отсоса подаваемого воздуха, и весь грязный керосин остался на деталях. Работа, о которой я мечтал ещё во время учёбы, оказалась "не моей".
Единственно, что я интересного сделал в техотделе - это новогодняя стенгазета, которую похвалил и шеф - Лаймон Альбертович Дерум, и парторг завода. Меня несколько десятилетий преследовали кошмарные сны, в которых я бесцельно брожу по территории завода, словно БОМЖ, не нужный ни в цеху, ни в отделе.
Единственная работа, приносившая мне удовольствие - это было преподавание в вечернем техникуме. Там у меня стало получаться всё. Научился ставить оценки, никого не обижая, но справедливо. Пришло понимание задач и оценок дипломных работ.
Глава 15
Ещё в 1972 году с завода ушёл преподавать в техникум племянник В.И. Рогулёва Андрей, который был на год моложе меня, и прошёл тот же путь. Отпустили его через год работы, именно потому, что его дядя - Владимир Иванович к тому времени уже был директором создаваемого в городе филиала саратовского приборостроительного завода "Тантал". Так вот, в 1974 году Андрей Рогулёв, с которым мы ещё в детстве ходили в драмкружок Дома пионеров, сказал, что он переходит в сельскохозяйственном техникуме на другую дисциплину, и освобождается место преподавателя технической механики, дисциплины, которая соединяла теоретическую механику, сопромат и детали машин - мои любимые предметы во время учёбы. Я стал спрашивать жену - стоит ли, а она ответила - решай сам. И я решился уйти с завода, с которым был связан уже 12 лет. Сначала я пошёл к директору техникума Михаилу Савельевичу Кочергинскому, рассказал ему, что я уже два года веду в вечернем техникуме эти дисциплины, что мне нравится преподавать и т.д. и т. п. Он выслушал меня со скептическим выражением лица и предложил прийти в конце августа. В конце августа М.С. сказал, что может меня принять, и я побежал увольняться с завода. Шеф согласился меня отпустить без явного сожаления - он уже давно понял, что от меня большого толку не будет. Он даже подписал моё заявление с формулировкой "в связи с переходом на преподавательскую работу". Директор, без беседы с которым ИТР не увольняли, тоже долго не сопротивлялся. Наверное, ему объяснили, что от меня на заводе пользы нет, и не будет. Правда, он съязвил, что у него был друг, который пошёл в учителя. Но вот теперь ОН - ДИРЕКТОР, а друг - "всего лишь учитель". Теперь, по прошествии многих лет, я знаю, что "всего лишь учитель" - самое уважаемое и почётное звание. За несколько дней до увольнения меня пригласили в милицию и предложили работу в КГБ. Я сразу отказался, т.к. уже настроился на преподавательскую работу. Позже узнал, что рекомендовал меня именно директор завода.
2 сентября 1974 года я пришёл работать в техникум, в котором в юности учился 2 года. Началась моя профессиональная преподавательская деятельность, с которой я был связан более 41 года.
В мою преподавательскую нагрузку кроме технической механики включили также "основы теплотехники и гидравлики". Я, конечно, изучал теплотехнику ещё на втором курсе этого же техникума, а гидравлику - и в институте, но они мне не были интересны, особенно теплотехника.
Поскольку набор в техникуме был большой, и групп было много, то и преподавателей на этих дисциплинах было несколько. Зав. кабинетом был Владимир Михайлович Шиндров, старше меня на два года. Он окончил механико-математический факультет Саратовского университета. Работали также Владимир Иванович Бачурин и Мария Иосифовна Украинская, муж которой, Леонид Фёдорович тоже работал в техникуме, преподавал то ли двигатели, то ли сельхозмашины. В том же году преподавать в техникум пришли Виталий Иванович Жуков и Игорь Анатольевич Ковалевский, ставший через десяток лет директором техникума.
С Виталием мы дружили с детства. Очень симпатичный на лицо, он в юности занимался штангой, "моржевал", и выглядел очень стройным, с накачанными мышцами. Отработав в техникуме 25 лет, он ушёл на досрочную пенсию и посвятил себя сыну. Как-то при встрече, он поздравил меня с праздником, при следующей - тоже. Я спросил - с каким? - А мы с тобой встретились - вот и праздник. С тех пор при каждой встрече, мы, пожимая руки, дружно говорили "С праздником!". К сожалению, он очень рано ушёл из жизни.
Кабинет, в котором я работал, был проходным, и в следующем обычно работал Владимир Михайлович. Я так старался объяснять, что вынужденно слушали меня не только мои студенты, но и его группа. Он каждый раз закрывал дверь, разделяющую нас и, наконец, не выдержал: "Что ты так орёшь? Ты можешь говорить нормально?" А я даже не понимал, что говорю очень громко. Эта громогласность сопровождает меня всю жизнь.
В подсобке кабинета был гидравлический пресс для проведения лабораторных работ, ещё какие-то приспособления и приборы, но мне, как новичку, их не доверяли.
Я, проведя уроки, спокойно уходил домой, а мои коллеги обычно задерживались, что-то обсуждали. Однажды меня вызвал директор, и стал выговаривать, что я не живу жизнью коллектива, веду себя, как почасовик. Оказывается, работа преподавателя не ограничивается только проведением уроков. Составляются планы, ведётся методическая работа, даются открытые уроки... Я обо всём этом, не имея педагогического образования, не знал ничего. Учился - уча других.
В конце учебного года мне сказали, что я должен ехать на курсы повышения квалификации в Тульский политехнический институт на три месяца. Люба очень испугалась, поскольку она ждала второго ребёнка.
5-го апреля 1975 года я уехал в Москву. Весна того года была необычно тёплая, и я вместо пальто надел плащ "болонья", которые тогда были очень модны. Эта весна и запомнилась мне теплом. До 9 мая отцвели все сады даже в Туле, которая севернее наших мест. В том году исполнилось 5 лет со дня окончания института, и наши ребята в мае организовали встречу, на которую я не попал из-за этих курсов.
Курсы были очень напряжённые, мы изучали психологию, педагогику, механику, сопромат и т.д. Тем не менее, мы с новыми знакомыми находили время для отдыха. Однажды выбрались в оперу на "Чио-Чио-сан", где одна дама расплакалась на эпизоде прощания Чио-Чио-сан с сыном. Она вспомнила своего сыночка, и не смогла сдержать слёз. Один выходной мы посвятили Льву Николаевичу Толстому, съездив в его усадьбу "Ясная поляна", другой выходной - поездка к С. Есенину в Рязанскую область, но главной для меня стала поездка в музей-усадьбу В.Д. Поленова. Больше всего потрясло полотно с угольным рисунком картины "Христос и грешница", которое висело в переходе между этажами. Рисунок выполнен настолько сильно, что сам Поленов пожалел записывать его красками, и для живописи сделал новый холст. Там мы с новыми друзьями решили искупаться. Почти переплыв Оку, я услышал странный гудок. Оглянувшись, я увидел судно на воздушной подушке, которому я мешал.
Я и там продолжал немного рисовать. Карандашные портреты, шаржи на новых друзей пополнили мой альбом. Из Тулы я привёз домой гостинцы - полчемодана тульских пряников.
После окончания курсов я ещё немного поработал, съездив со студентами на практику в какой-то колхоз, и в начале июля ушёл в первый свой учительский отпуск - почти на два месяца. Отпускные по тем временам для меня показались огромными - более 600 рублей. А вскоре Люба ушла в декретный отпуск. Сергей подтрунивал: "Как дочку назовёшь?". Он так подтрунивал, когда мы ждали Свету, потом я над ним - когда они с Галей ждали второго ребёнка - Оксану.
31 октября я пришёл в роддом, чтобы узнать - как дела, и медсестра поздравила меня с дочкой. Я так и сел: "Опять девка!".
Забирал я их 6 ноября. На улице лежал снежок. Поскольку мы жили рядом с роддомом, домой шли пешком. Возле дома я попросил Любу сфотографировать меня с конвертом на руках. Мы дружили с соседями Михаилом Николаевичем и Екатериной Петровной Юдахиными, и я решил назвать дочку Катей. Оказалось, что у неё был небольшой дефект ступни. В роддоме сказали, что к специалистам надо будет обратиться через год, однако тёща Мария Васильевна, узнав об этом, сразу поехала в институт травматологии и ортопедии на консультацию. Там сказали коротко: привозите немедленно. Через две недели я выпросил у директора техникума машину, и повёз жену с двухнедельной дочкой в Саратов. В институте объяснили, как надо бинтовать и массировать ножку, и мы целый год делали нужные процедуры, иногда показывая Катю специалистам. В год она пошла, как будто ничего и не было, за что я очень благодарен Марии Васильевне.
Весной 76 года я уговорил Любу купить у своего студента-заочника мотоцикл ИЖ-Ю3к. Гаража не было, сначала держал во дворе отцовского дома, потом договорился с соседом, который уже построил себе гараж, ставить у него. Теперь мы стали все вместе ездить за город, в лес. Удобнее стало добираться до лодочной базы.
Глава 16
В однокомнатной квартире становилось тесновато, а в техникуме строить новое жильё в ближайшее время не собирались - денег не было. Как-то летом я встретил А.П. Бакала, и он сказал, что вечерний техникум, в котором я учился, а потом преподавал совместителем, передают из одного министерства в другое - Министерство электронной промышленности. Соответственно, базовым вместо завода "Коммунист" становился завод "Радон", который построили в нашем городе, как филиал саратовского завода "Тантал". Руководителем "Радона" с самого начала был Владимир Иванович Рогулёв, который в 1962 году принимал меня в первый цех завода "Коммунист". В связи с переходом под эгиду "Радона" в техникуме открывалась новая специальность - электрики, допускалась двухсменная учёба, и поэтому нужны были штатные преподаватели. Кроме того, техникум становился филиалом Саратовского техникума электронных приборов им. П.Н. Яблочкова. Бакал предложил мне перейти на работу в вечерний техникум, но я ответил, что мне нужна двухкомнатная квартира. Недели через две Анатолий Петрович сказал, что В. И. Рогулёв, понимая роль вечернего техникума в становлении завода, согласился предоставить квартиру преподавателю при сдаче очередного дома.
Надо сказать, что в семидесятые годы в саратовском Заволжье интенсивно развивалась мелиорация, руководителем Главного управления которой в Саратове стал бывший первый секретарь нашего горкома партии Иван Петрович Кузнецов. Очень много строилось жилья. Одновременно развивалась промышленность, в т. ч. завод "Радон". Там также строилось жильё.
В конце августа я подал М.С. Кочергинскому заявление об увольнении, одновременно подав заявление о приёме на работу в вечернее отделение Сызранского машиностроительного техникума. Как объяснил Анатолий Петрович Бакал, передачи всех материалов не могло быть, поскольку техникум находился в ведении Министерства тяжёлого машиностроения, а при Минэлектронпроме открывался "новый" филиал Саратовского техникума. Короче, из-за бюрократических препонов, я числился в одном техникуме на основной работе, а в другом - совместителем. Кроме того, на заводе меня оформили технологом в каком-то цеху, чтобы я занимался в техникуме оформительской работой.
Суммарная зарплата в трёх местах получалась неплохая по тем временам - около 240 рублей. Работать за эти деньги приходилось много: двухсменные занятия были с 9 до 12 40 и с 18 30 до 22 10. Мало того, что день был разорван, надо было заниматься всякой "оформиловкой". Когда начинались курсовые и дипломные проекты, приходилось сидеть со студентами после занятий до полночи и даже дольше. Домой приходил поздно. Вместе со мной в техникум перешёл с завода Василий Константинович Колесняк, с которым мы работали на соседних участках в первом цехе. Но, поработав год, он понял, что особых перспектив на преподавательской работе нет, и вернулся на завод. С годами он дорос там до должности Главного технолога.
Летом 1977 года завод "Радон" сдал на проспекте Строителей новый 70-квартирный дом, в котором мы получили двухкомнатную квартиру на первом этаже. Да, и в то время дома сдавали с большими недоделками. Весь отпуск я провёл в новой квартире, занимаясь строительными работами - настилал пол, вешал на петли оконные рамы и прочее... В конце августа мы переехали в новую квартиру. Катюшку определили в "Радоновский" детсад, а Свету на время взяла бабушка Мария Васильевна - она ушла на пенсию.
Тогда же Люба ушла с завода "Коммунист", где она работала в отделе Техники безопасности, в техникум механизации сельского хозяйства преподавать эту же технику безопасности. Кроме того, А. П. Бакал дал ей преподавать эту же технику безопасности и в нашем, вечернем техникуме.
В то же лето я выпросил в горисполкоме разрешение на строительство гаража в большом гаражном массиве недалеко от дома. Осенью выкопал и, перекрыл погреб, а летом 78-го, наняв строителей, построил гараж.
Первый учебный год в "новом" техникуме мы провели в комнатах над автоматно-заготовительным участком на заводе "Коммунист", а в сентябре 1977 года перешли в отдельное здание на проспекте Ленина. Здание - старинное, 1911 г. постройки, красивое. Оно было построено как гимназия, в 50-е годы там находилось то самое ПТУ N18 (37), где учился мой друг Дима Вершинин. Потом там было общежитие. Базовый завод выделил деньги на ремонт, там наладили отопление, подремонтировали двери, стены, сделали библиотеку, завезли учебную мебель.
Поскольку групп было мало, приходилось вести несколько предметов, чтобы набрать полторы ставки на зарплату. Я иногда шутил, что преподавал в этом техникуме до 15 дисциплин. Работать было трудно, но интересно.
Самым интересным было "реальное проектирование" - практика Сызранского машиностроительного техникума, которую позже мы перенесли и в Саратовский техникум. Заключалось оно в том, что студенты разрабатывали какой-либо прибор или макет, модель станка, а затем изготовляли его на заводе. В теоретическом плане студенты разрабатывали технологию изготовления какой-нибудь детали, и рассчитывали режимы обработки её на станках. Учились, в основном, рабочие-станочники или мастера-практики. Они "доставали" не только обычные материалы, но и дефицитные. Проектировать чаще всего приходилось преподавателям - в этом и заключался особый интерес для меня.
Под моим руководством были изготовлены стенды для проведения испытаний на прочность материалов - для дисциплины "сопротивление материалов", макет доменной печи с разрезом, закрытым оргстеклом, которое сам расписал, а также несколько моделей металлообрабатывающих станков. Первым был зубофрезерный станок, который нарезал зубья шестерни на фторопластовой заготовке, потом ещё более сложный - зубострогальный станок для конических зубчатых колёс. Последним в моей практике был многорезцовый токарный полуавтомат. Конечно, все эти модели станков были не перестраиваемые, т.е. могли изготовить только один вид детали, но наглядно показывали сам процесс изготовления детали.
Когда до дипломных работ дошли электрики, мы попробовали также делать реальные проекты. Поскольку я в электронике не смыслил, то проектом руководили двое: я отвечал за механическую часть, а Виктор Рожков с базового завода "Радон" - за электронику. Студенты под нашим руководством сделали цветомузыкальную приставку к проигрывателю и чертёжный прибор с программным управлением, который на защите написал на закреплённом листе ватмана слово МИР.
Тем не менее, больше приходилось работать со студентами, выполнявшими дипломные работы в традиционной форме - с расчётами и чертежами. Приходилось много читать специальную литературу, рассчитывать вместе со студентами и за них. Память была хорошая, голова - свежая, поэтому студенты иногда называли меня "ходячим справочником".
В январе 1979 года А.П. Бакал сказал мне, что на заводе "Коммунист" новый директор - Борис Васильевич Галкин, который учил меня в юности в этом же вечернем техникуме. Так вот, Галкин зовёт его, Бакала, на завод на должность Главного технолога. "А кто же будет здесь?" - спросил я. "Ты". Так 30-го января я стал заведующим филиалом Саратовского техникума электронных приборов имени П. Н. Яблочкова. Забот стало ещё больше, дома я бывал ещё меньше, что привело к некоторой напряжённости в семейных отношениях.
Рядом работали интересные люди: историю преподавал Семён Егорович Егоров, который меня учил в этом техникуме, Анатолий Михайлович Темрин-Козырев, электротехнику и электрические машины преподавал Юрий Николаевич Емелин, электронику - Александр Петрович Мананников...
В 1978 году Люба поехала со Светой на юг, погреться у моря, подлечить дочку. Катя была у бабушки, а я занимался рыбалкой, грибами, этюдами. Когда они вернулись с Кавказа, я поехал на мотоцикле встречать их в аэропорт Саратова. Отвёз к Валентине, которая жила с мужем на улице Чапаева недалеко от Крытого рынка, и поехал на автостоянку на угу ул. Соколовой (тогда - Антонова-Саратовского) и Вольской (тогда Братиславской). Вовремя загорелся зелёный свет светофора, и я, пропустив встречную легковую машину, повернул налево к воротам стоянки. Какой морок на меня напал, не знаю, но следом шла грузовая машина, а я поторопился и врезался в её заднее колесо. Вылетел из седла и "рыбкой" врезался головой в асфальт. Встал, и не могу понять - что произошло. Водитель грузовой остановился, подошёл ко мне и спросил: "Претензии есть?". Я понял, что нарушил правила движения, помотал головой и сказал "счастливой дороги". Какой-то человек на углу перекрёстка окликнул меня "Парень, тапочек не твой?" - он держал в руке мою сандалию. Я освободил проезжую часть, забрал сандалию и осмотрелся. Каска спасла мне жизнь, разлетевшись на три части. В топливном баке была солидная вмятина от моего колена, которое жутко болело. Вилка переднего колеса была согнута и не амортизировала. Колесо - восьмёркой. Я еле уговорил дежурного автостоянки пустить мой мотоцикл на ночь, пообещав забрать его до восьми утра, когда у сторожей пересменка. Добравшись до Валентины, где все уже сидели за столом, я ничего не стал рассказывать о приключении, чтобы никого не нервировать. Утром я уехал домой один. Ехал, как джигит на лихом скакуне - мотоцикл подпрыгивал на каждый оборот колеса, потому что оно было овальное, а вилка не амортизировала. Дома осмотрел ногу - от середины бедра до щиколотки она была синяя.
Осенью со своим студентом Николаем Панкратовым на его "Запорожце" я съездил в село Красный Кут Энгельсского района, где был хороший кооперативный магазин, торговавший запчастями, и купил колесо и переднюю вилку к мотоциклу.
Годы шли. Работа, летом отпуск - лодка, немного рыбалки, осенью грибы. Дети росли. Света пошла в школу N1, которую строители сдали за год до этого. Люба бегала, договаривалась, чтобы устроить Свету к лучшему учителю. Я не влезал в эти вопросы.
Девчонки захотели держать каких-нибудь птичек. Я купил клетку с двумя канарейками, думал, что они будут петь. Не дождались. Дочки их перекармливали, выпускать полетать боялись, что их съест кот Женька, и они ужасно разжирели. Так и случилось. Одна из птичек как-то сумела раздвинуть прутики клетки, и вылетела. Долго полетать не удалось - от ожирения опустилась на кровать, а Женька тут как тут. Когда Люба пришла с Катей из садика, на полу лежали пёрышки и недоеденные крылья. Вторая птичка пережила подругу недолго - сдохла от одиночества и тоски.
Работая на заводе, а потом в вечернем техникуме писал очень мало. Не было времени. Иногда заезжал к Шамилю Ахметовичу, любовался его этюдами, завидовал белой завистью. Иногда летом во время отпуска удавалось вырваться "помазюкать", но Люба просила наловить рыбы, набрать грибов.
По делам работы мне часто приходилось ездить в Саратов, в базовый техникум. Налаживались какие-то связи, знакомства. Всем "бюрократическим" делам, т.е. ведению учебной документации, меня учил завуч техникума Владимир Сергеевич Юдин - очень интеллигентный человек. У него была абсолютно седая голова, а борода, которую он отпускал во время отпуска - чёрная. Он шутил, что борода на 19 лет моложе, чем макушка.
По учебному плану занятия должны были длиться до 5 июля, но учились-то все взрослые люди, у которых было много дел, летом - огороды, дачи... Я старался как-то помочь им, сократить время учёбы, и для этого занимались не по 4 дня в неделю, а по 5. Тем не менее, в документации я оформлял всё, как положено. Когда пришлось уходить, В.С. Юдин очень жалел - у меня были лучшие показатели из трёх филиалов.
Осенью 1979 г. мы с Любой поехали копать картошку на "дальнем" огороде, оставив детей у моих родителей. Когда приехали забирать детей, мама вся в слезах причитала: отцу плохо, увезли в больницу. Инсульт. Он пролежал в районной больнице десять дней, и 27 сентября, в 10-летнюю годовщину нашей с Любой свадьбы, скончался. Это была первая смерть в нашей семье. Люба приготовила мне подарок к юбилею - купила костюм, но мне было не до юбилея и не до подарков.
Лариса, получившая в один год с нами двухкомнатную квартиру, вернулась к маме. Её сын Алёша в это время учился в Москве, точнее, в Дубне, в физико-математической школе при МГУ им. Ломоносова. В следующем, олимпийском, году он поступил в МГУ на мехмат, чем сестра очень гордилась.
В младших классах школы Алешку часто обижали, и Лариса классе в 5-м отвела его в секцию бокса. Через некоторое время все его бывшие обидчики стали если не друзьями, то обходили стороной. Он ездил на соревнования в Саратов, и даже на Всесоюзные соревнования в Сочи, привёз оттуда диплом.
Весной 1980 года Лариса сказала, что в районе выделяют площади для дачных участков, и что она может записаться вместо меня на заводе "Радон". Я отказался от её помощи, поскольку сам имел пропуск, как зав. вечерним техникумом, и через председателя профкома, который преподавал по совместительству в нашем техникуме, получил участок. Первый год сажали только картошку, осенью туда привезли саженцы плодовых деревьев. Что-то сажал.
Зимой ходил на дачу на лыжах обтоптать снег вокруг стволиков, чтобы мыши не погрызли. Однажды, возвращаясь напрямую через лес и волжские протоки, увидел невдалеке двух лосей. Зима была снежная, большие сугробы, и они медленно, как в кино, перепрыгивали из одного сугроба в другой. Я заторопился, пытаясь хоть немного приблизиться к ним, но через минуту они исчезли из виду.
В том же, олимпийском году был большой урожай груздей. Я расспросил бывшего студента, Анатолия Маркелова, где он так много собирает грибов? Стал туда ходить на своей лодке "Казанке". В зиму было запасено больше 30 литров маринованных груздей.
Глава 17
Новый 1981 год мы встречали дома вдвоём с Любой. Вдруг незадолго до 12 часов она застонала от боли в животе. Не помню, что из лекарств я ей дал, но она лежала, свернувшись клубочком, и плакала. Постепенно она заснула, и я встречал Новый год, сидя один перед телевизором.
Через некоторое время боли стали возникать снова, всё чаще и чаще. В марте она пошла в больницу, и её направили в г. Энгельс в онкологическую больницу на обследование. Чтобы помочь мне управляться с детьми, приехала её мама Мария Васильевна. Я работал, как обычно, и отношения у нас были напряжённые.
Первого апреля ввели "летнее" время, а через неделю я отвёз Любу в г. Энгельс в больницу. Долго обследовали, и 25-го апреля Любе сделали операцию - рак толстой кишки. Врач Пётр Александрович самоуверенно заявил: "Гарантирую 15 лет жизни". Это было в пятницу. В воскресенье я приехал навестить, и привёз кисель, чтобы она немного покушала - ведь она до операции голодала несколько дней, чтобы кишечник был чист. Люба улыбалась, и сказала, что уже может пить воду. В понедельник к ней поехала Валя, а вечером позвонила мне, что с Любой что-то неладно - у неё раздуло живот. Во вторник, 29 апреля я приехал в больницу. Врачи суетились, вставляли газоотводную трубку, но больше ничего не предпринимали. Я остался с женой. Оказалось, что в воскресенье ей принесли покушать - стакан кефира. Ложечку дала нянька и ушла, оставив стакан на столе возле кровати. Голодавшая 10 дней, Люба выпила весь кефир, и в желудке началось брожение. Кишечник раздуло газами и разорвало швы. Перитонит. Наступили майские праздники, продлённые выходными. 4 дня дежурные врачи ничего не делали, а 5 мая пригласили из Саратова профессора Чернышова, сделали операцию и заявили, что надеяться можно только на чудо. Чуда не произошло. Ещё 2 мая Люба попросила привезти цветов. Я съездил в Саратов, купил букет тюльпанов. Когда лепестки стали осыпаться, Люба сказала: "Вот упадёт последний - я умру". Он упал вечером 8 мая, а 9-го в 326 я услышал её предсмертные хрипы, потом начались конвульсии. Я сам закрыл ей глаза, которые не закрылись совсем. В 6 часов её вынесли в морг, а в 8 я на своём мотоцикле уехал домой.
Дочки в эти дни были у нашей мамы, и меня пытались не пустить на свою улицу, потому что уже шла демонстрация в честь Дня Победы.
Хоронить несли на руках преподаватели техникума, рабочие завода "Радон". Донесли до техникума, где она работала, дали ей последний звонок, и только после этого поставили гроб на машину. Возле вечернего техникума тоже остановились. На поминки в столовой техникума пришли человек 80.
Не могу описывать подробно горькие дни. Мария Васильевна и Валентина обвинили меня в смерти Любы, и наши отношения испортились надолго. После похорон тёща увезла Свету в Саратов и заявила, что не отдаст её мне. Только в августе мы с братом Володей и мужем сестры Марины, Николаем Шестаковым забрали её.
На семейном совете решили, что мне лучше перейти жить к маме - она присмотрит за девочками, а я помогу в доме и огороде. Когда я стал забирать из своей квартиры некоторые вещи, в меня "вцепились" люди из профкома завода: уезжаешь - отдай квартиру. Сказал, что мы меняемся с матерью, новая прицепка: "зачем одинокой старушке двухкомнатная? Мы ей дадим однокомнатную, но на втором этаже в новом доме". Уговорили, так я потерял двухкомнатную квартиру, а потом и однокомнатную.
Ещё папа провёл во двор водопровод и поставили колонку, чтобы можно было поливать огород. Я переехав в этот дом, провёл воду в дом, чтобы не носить вёдрами со двора..
В конце июня того же, 1981 года из Москвы, где окончил первый курс МГУ, на каникулы приехал Алёша, сын Ларисы. 18-летний красавец, высокий, с густой шевелюрой. Днями он сидел в квартире, которую Лариса получила в один год со мной на заводе"Радон", где работала, а вечерами они ходили на городской пляж. 6-го июля у нас раздался телефонный звонок со спасательной станции на пляже: "Приезжайте, у Вашей сестры утонул сын". На мотоцикле я рванул на пляж. Лариса сидела и плакала. Они с Алёшей искупались, вышли из воды, но он решил ещё разок нырнуть. Через 10 - 15 минут Лариса опомнилась, стала звать его, но...
Её кто-то пытался успокоить - он, наверное, на ту сторону протоки уплыл, может, на лодке ... Когда он нырял, к берегу подходила
моторная лодка... Искали до темноты, но не нашли. Только на третий день опять позвонили со спасательной станции "приезжайте, тело всплыло возле нефтебазы". 13 июля, в день рождения нашей мамы, ровно через 60 дней после похорон Любы, хоронили Алёшку. Кто-то предло-
жил похоронить его к деду - так они и лежат рядом уже несколько десятилетий в шести шагах от Любы. Лариса едва не сошла с ума. Больше трёх лет она не снимала траур, несколько раз лежала в психиатрических лечебницах. Отошла лишь лет через семь.
Свету я перевёл из первой школы в шестую, поближе к дому, а Катю в другой детсад, тоже рядышком. Продолжая работать с утра до ночи, я не замечал, как росли и озоровали мои девчонки, и только весной мама пожаловалась: "Я не могу больше с ними - я устала". Ей было 73 года. Надо было менять работу, и Лариса сказала, что в первой школе нужен учитель черчения и рисования. В середине августа 1982 года я пришёл к директору школы N1 Раисе Ивановне Зыковой и попросился на работу. Меня сразу же загрузили оформиловкой. Чтобы оплатить мне эту работу, Раиса Ивановна сразу написала приказ о принятии на работу. Но я ещё не был уволен из техникума, и несколько лет эта ошибка висела в моей трудовой книжке, пока её не исправил Денис Матвеевич Переплётчиков, бывший заведующим отделом образования.
Чтобы уволиться, я поехал в Саратов в техникум, но мне сказали, что я - материально ответственное лицо, и уволить меня без передачи имущества не могут. Где искать замену? Я обратился опять к А. П. Бакалу, моему предшественнику, который работал теперь Главным технологом на заводе "Коммунист". Незадолго до этого у него умерла мать, и он хотел забрать к себе отца, но для этого нужна была трёхкомнатная квартира. Теперь уже я пошёл к директору завода "Радон" А.А. Арефьеву просить, как когда-то для меня, квартиру для Анатолия Петровича. Александр Андреевич пообещал помочь, но теперь надо было Бакалу уволиться с завода "Коммунист". Поскольку он был членом КПСС, то увольнение нужно было согласовать в горкоме. Я записался на приём к первому секретарю горкома В.С. Кащееву, но едва я переступил порог его кабинета, как он обрушился на меня с руганью: "Кто Вам позволил подменять собой горком?! Кто занимается кадрами?!" Я опешил, ничего не понимая, и промямлил: "Отдел кадров"... "Горком занимается! Когда надо будет, мы найдём Вам замену!"
Конечно, никто замену не искал, А.П. Бакалу отказали в переводе в техникум, и мне пришлось до середины октября совмещать работу в школе и в техникуме, где я уже не вёл учебную нагрузку. Наконец, позвонили из Саратова и сказали, что есть человек, приехавший аж из Твери, который ищет работу преподавателя. Ему предложили моё место, и он согласился. Ему нужна была квартира, которую сразу же, по согласованию с техникумом, предоставил завод "Радон". Звали его Лев Иванович Терентьев. Он оказался двоюродным братом моего бывшего однокурсника по сельскохозяйственному техникуму Александра Терентьева.
Правда, в его трудовой книжке уже были заполнены два вкладыша, т.е. он очень часто менял работу, что продолжил и на новом месте. Через год он стал инструктором горкома КПСС, потом за бесполезность его убрали в сельскохозяйственный техникум заместителем директора по воспитательной работе, а там вскоре перевели рядовым преподавателем. Ещё через год, он уволился и уехал в село фермерствовать.
При передаче дел не обошлось без неприятностей: я не заметил, когда в подвале нашего здания, где была оборудована небольшая мастерская, кто-то сбил замок и украл настольный сверлильный станок. Надо было выплачивать, но директор пожалел меня, и станок как-то списали. Я стал свободен от забот о техникуме, и с головой ушёл в школьную работу.
Глава 18
После вечернего техникума, где у студентов не было проблем с дисциплиной на уроках, первые дни работы в школе показались мне адом. Как всегда, ученики проверяют нового учителя "на вшивость". Всякие каверзы выводили меня из равновесия, особенно в восьмых классах, где я вёл черчение. Лишь в одном восьмом из четырёх в параллели у меня сложились нормальные отношения - я чертил им загадки на доске, рассказывал байки, связанные с техникой... В остальных трёх восьмых я за учебный год разбил о преподавательский стол три указки, требуя внимания и тишины.
В седьмых классах тоже иногда приходилось вести себя достаточно жёстко: выгонял озорников, а иногда и выносил из класса. Через несколько десятилетий эти озорники с улыбкой подходят и спрашивают - как здоровье? А помните меня? - и если называют фамилию, я действительно их вспоминаю, теперь уже взрослых людей, бывших озорников.
Легче было с младшими, 4 - 6 классами - они в этом возрасте любят рисовать, а я старался, в первую очередь, заинтересовать их. Когда какой-нибудь бесталанный пищал: "я не стану художником", я говорил, что я и не ставлю такой цели, я хочу, чтобы вы научились смотреть картины художников, понимать и любить живопись.
В первый год работы мне для догрузки дали ещё и уроки труда в двух четвёртых классах. И, хотя я сам с 16 лет начал работать на станке, для меня это были очень трудные уроки.
Уроки рисования я вёл по общепринятой тогда программе В.С. Кузина, т.е. учил рисовать с натуры. Поскольку сначала постоянного кабинета не было, то приходилось носить предметы из класса в класс. То гипсовые тела, то какие-то предметы быта. Где карандаши, где краски у детей - полнейший кавардак. Я взвыл, и пошёл к Раисе Ивановне - так работать нельзя! Мне нужен класс с подсобкой. Класс мне не дали, но выделили полку в подсобке 8-го кабинета, где хозяйкой была учитель математики и физики, которая дорабатывала последние месяцы до декретного отпуска.
Как восприняли меня дети, мне через четверть века через интернет написал из Швеции Костя Горохов, бывший тогда ещё в пятом классе: "Помню, должен быть урок рисования, и вместо тётки, которую не помню, как звать, входит бородатый дядька, и увлекает нас всех рассказами о художниках. Потом этот дядька ставил мне за рисунки пятёрки, шестёрки и семёрки. Пятёрки в журнал, шестёрки в дневник и семёрки на мои рисунки".
В ноябре умер Генсек ЦК КПСС Л.И. Брежнев, и в коридоре ко мне подбежала испуганная Наташа Коршунова из 5 "в" класса: "А что, теперь война будет?". Успокаивал с улыбкой.
В декабре вызвала завуч Надежда Михайловна Павленко: "Асия Хабибуловна уходит в декрет, и мы отдаём тебе её класс с подсобкой, который ты просил, и её 5"д" на классное руководство". Я пытался отговариваться, как только мог, но ничего не принималось: "Ты мужик, ты справишься". Детям уже сказали, что я буду классным, и они повисли на мне, как яблоки... Вот когда я вспомнил своего классного руководителя в 6-м классе - Владимира Васильевича Ларина....
Как с ними работать, что делать? Помогать мне взялась зам. директора по воспитательной работе Антонина Петровна Чернова. Она была сестрой мачехи моего институтского друга Гены Ташова, знала меня давно и считала "своим". Научила писать планы воспитательной работы, проводить классные часы, пионерские сборы и т.д. и т.п. Она очень много занималась в то время патриотическим воспитанием и соответствующим оформлением школы. Пионерская дружина носила имя Зои Космодемьянской. В одном коридоре были стенды, посвящённые Зое, в другом - молодогвардейцам, ещё где-то землякам-фронтовикам...
Поскольку в нашем городе формировался в годы войны Первый воздушно-десантный корпус, то соответственно, был стенд и о нём, а также о 28 героях-панфиловцах. В весенние каникулы 1984 года она собрала экскурсию детей по Панфиловским местам в Подмосковье, и уговорила меня ехать с этой группой. Ох, как это хлопотно везти 28 разновозрастных (5 - 10 классы) озорников в столицу! Весна, слякоть, то снег, то дождь... Ночевали на полу в спортзале какой-то школы. Ездили на разъезд Дубосеково, к памятнику героям - панфиловцам. Там я уговорил Антонину Петровну сводить детей в Третьяковскую галерею, и первый раз выступил в качестве "экскурсовода". Я рассказываю детям о картинах, о художниках... Оглянулся, а вместо моих детей - толпа взрослых...
В те дни, когда я был в Москве, в нашей районной газете "Знамя коммунизма" напечатали мой первый литературный опыт - рассказик "Цыганская песня". Когда-то Анатолий Петрович Бакал рассказал, что он нечаянно подслушал ночью, как пела молодая цыганка. Слова были непонятны, но её тоска выплёскивалась через мелодию. Я этот рассказ оформил литературно, как мне казалось, и принёс в редакцию. Заместитель редактора Евгений Муравлёв прочитал и сказал, что в нём что-то есть и, возможно, напечатают. Напечатали, но пока я ездил, газета разошлась, дома её куда-то затаскали дети, и я не прочитал. Потом, работая с озорниками в школе, наслушался от них много историй об их приключениях. Некоторые истории я также перерабатывал и носил в редакцию. Что-то печатали. Пригласили в литературный кружок при редакции газеты, где я познакомился с интересным поэтом - разнорабочим Геннадием Неверовым. Он был очень худой, скуластый, косоглазый, да ещё и лохматый. Однажды я набрался нахальства, и пришёл к нему в гости с этюдником - написать его портрет. За три часа я написал его портрет, от которого Геннадий пришёл в восторг: "Даже косоглазие моё передал". После очередной выставки марксовских художников, я подарил ему этот портрет.
Мой 5-й "д" считался в параллели самым непослушным и неорганизованным. Постоянные жалобы то на Смирнова, то на Водолеева, то на братьев-близнецов Бахарей.. Бегал за ними по классам, ругал, стыдил, жалел... Иногда тряс за воротник. Они были ровесниками моей Светы, которая до перехода в шестую школу, училась в классе "б" этой же параллели. Тогда часто проводились различные конкурсы - "Строя и песни", "А ну-ка, девочки". Пришлось помогать им в организации этих мероприятий, и вдруг - самый "непутёвый" 5 "д" стал занимать какие-то места - третье, второе...
Дети стали чуть организованней, чуть послушней, чуть самостоятельней... Взрослели. В третьей четверти мы с родителями организовали поездку в цирк - но не только. Завёз их в областной краеведческий музей. Сколько восторгов! Самолёт Ю. Гагарина! Кости мамонтов!
Весной мы с ними стали ходить на природу, в лес - с мячами, играми... Вторая поездка - в художественный музей им. А.Н. Радищева. Когда закончился учебный год, мы, как и другие классы, сфотографировались.
Осенью завуч Надежда Михайловна сказала мне, что мой класс реформируют. Пришёл ещё один ученик, изучающий английский
В лесу
язык, и в 6 "в" будет 41 ученик. Поэтому половину класса "в" переведут в твой класс "д", а у тебя половину заберут туда. Мне, конечно, было всё равно, но дети были недовольны: они ведь уже проучились вместе 5 лет. Классным руководителем 6-го "в" была дочь завуча Татьяна, поэтому Надежда Михайловна постаралась забрать у меня учеников получше, а озорников "слить" мне. Я попытался сопротивляться, но она сказала: "Ты мужик, справишься". Первого сентября плакали два полкласса. Уговаривал всех. Постепенно привыкали, ведь я вёл уроки рисования у всех классов. Три года я вёл этот класс.
Ездили в поле убирать лук или морковь, ходили на экскурсии в лес, на речку, на встречи с художниками, ездили в Саратов... Я познакомил их с саратовской художницей Татьяной Михайловной Хахановой, которая привозила в наш город свою выставку, со своим первым учителем живописи Шамилём Ахметовичем Валиевым. Все годы я много фотографировал своих питомцев. Года за два я нарисовал почти на всех шаржи.
Некоторые шаржи школьных лет
Ануфриев С. Богомолова О. ИконниковА. Кашкарова Т.
Перевозный С Гулевская О. Яшина Н. Брездинский А
Сестра подсмеивалась надо мной: "тебе мало своих детей".
Расстались мы после их восьмого класса в 1986 году, когда я перестал вести у них уроки черчения, а полкласса ушли в другие учебные заведения. Через три года, когда бывшие мои "10-классники" впервые собрались на вечер встречи, я привёл их к себе домой. Пришли человек 20. Мама даже испугалась. Посидели, поговорили. Пили чай, я рисовал шаржи на них. Эти сборы продолжаются до сих пор - уже 30 лет. Конечно, не все приходят каждый год, но даже в трудный для нас год пришли на встречу одноклассников 5 человек. Теперь уже все они старше меня того, каким я был у них классным руководителем. И пьём на встречах уже не только чай... В мой день рождения поздравляют почти все - через интернет или по телефону.
Некоторых моих воспитанников уже нет в живых. Ушла из жизни во время родов Лена Чернышова, добровольно ушла Таня Коротеева, погиб в автокатастрофе Дима Светлов, служивший в милиции. Нет братьев-близнецов Володи и Валеры Бахарей. Один утонул на рыбалке, другой после выпивки полежал на снегу и умер от воспаления лёгких. Неизвестно где и как пропал Андрей Брездинский - отчаянный озорник в годы учёбы. На каждой встрече вспоминаем ушедших... Радуют их успехи и достижения. Андрей Степенко - полковник, преподаёт в Санкт-Петербургской военно-космической академии, Оля Богомолова завуч-организатор, преподаёт русский язык и литературу в своей бывшей школе, даже некоторое время была директором лицея.
Глава 19
Каждое лето я отправлял дочерей в пионерские лагеря. Дядя Любы, Александр Фёдорович Кривошеин работал в саратовском АТПN1 водителем, а возле нашего города, в сосновом лесу, уже действовал пионерский лагерь "Орлёнок", принадлежавший "Сароблавтотрансу". Александр Фёдорович каждый год получал путёвку в этот лагерь для моих девчонок, а наш райком профсоюзов давал им бесплатные путёвки в районный лагерь "Огонёк" на берегу Волги. Однажды Света, пробыв в "Огоньке" смену, отказалась ехать в "Орлёнок" - устала от отдыха. Александр Фёдорович даже обиделся.
Директором "Огонька" в те годы была Лия Николаевна Афонина - моя первая учительница, а музыкальным работником - её сын Сергей, который преподавал в детской школе искусств. Лет через 20 он получил звание Заслуженный работник культуры. Когда в "Огоньке" была Катя, он уговорил её петь песню под аккомпанемент его баяна. В какой-то праздник Катя пела на площади песню "Папа может". Некоторые слова этой песни меня задели - ведь я старался быть для дочек и папой и мамой.... Увы, действительно - папа не может быть мамой...
Как-то раз по дороге в "Орлёнок", я увидел впереди какую-то странную фигуру возле дороги. Подъехал ближе и очень удивился - в метре от асфальта сидел орёл. Огромная птица, хозяин степи, сидел, не обращая внимания на проезжавшие машины, шум и треск моторов.
Занимаясь огородом, сталкивался с вопросами земледелия и садоводства. Стал смотреть телепередачи на эту тему, читать журналы. В 1983 году решил вести фенологический дневник. Завёл тетрадочку, стал ежедневно отмечать графиком ночную (рано утром) и дневную температуры, условными значками обозначать осадки и т.п. Так увлёкся, что продолжал это 28,5 лет. И сейчас забавно смотреть на старые тетрадки с записями: когда что посадил в огороде или на даче, когда что взошло, когда консервировал... Из графиков суточных температур высчитывал средние за месяц, строил годовые графики температур. Позже в интернете нашёл такой же годовой график температур для нашей местности, и он совпал с моим графиком.
В 1984г. в школе устроили выставку "Умелые руки", на которую женщины выставили свои вышивки, вязание и прочее рукоделие. Я принёс свои этюды. После окончания выставки забрать их не дали, объяснив, что будет городская выставка. Её организовали в клубе завода "Коммунист". Я не позаботился об оформлении этюдов, лишь закрепил их на каком-то стенде. Рядом развешивал свои работы в рамах художник постарше меня. Он сделал замечание, что работы надо оформлять, как следует. Мы познакомились, его звали Герман Иванович Кокшаров. Работал он оформителем вместе с Анатолием Грачёвым в тресте "Марксводстрой". В далёком 1955 году он с отличием окончил Свердловское художественное училище. В нашем городе он жил сравнительно недавно - лет 10. Был знаком с Ш.А. Валиевым, а его я не знал. Очень мягкий по характеру, он напоминал очень большого и очень доброго пса. Анатолий Грачёв, как и я - самоучка. Его пейзажи очень тонкие и подробные, но немного жгла глаза зелень в его картинах. Он писал обычными малярными красками - дешевле, и не чувствовал, что краски "кричат", особенно зелёные. Позже я сказал ему об этом, но он отреагировал не сразу, а лет через 30 - к 65-летию.
Через год я предложил марксовским художникам сделать общую выставку, чтобы заинтересовать жителей города живописью. По принципу "предложил - делай", я договорился с директором кинотеатра "Комсомолец" о месте выставки. Принесли картины и развесили в фойе. Я кроме пейзажей повесил портрет Светы. Её одноклассницы потом подводили её к портрету и сравнивали.
В следующем году я предложил устроить такую выставку на территории заводе "Коммунист", чтобы приблизить искусство к людям, у которых нет времени на хождение по выставочным залам. Хотелось также, чтобы мои работы увидели бывшие коллеги по заводу. Выставку развесили в красном уголке цеха N3. Посетителей было много. Книга отзывов была исписана. Иван Тимофеевич Васильев, который когда-то учил меня в вечернем техникуме, и на которого я рисовал шарж, написал: "Уважаемые передвижники, благодарим вас....".
Ещё через год такую выставку я устроил на стенке отделения связи рядом с центральной площадью. Выставка была однодневная в организованный властями День города. Впервые на выставку пришли первые лица района - первый и второй секретари горкома КПСС. Первый секретарь Николай Григорьевич Жевак купил картину Ш. Валиева, а второй секретарь, Шаповалов - мою. Это была первая покупка моей работы. С той же выставки купили мою работу супруги Васильевы. Пётр Петрович учился у меня в вечернем техникуме, а Людмила Михайловна преподавала в СШN1 труд для девочек. Их сын Саша тоже учился у меня в школе.
Потом была выставка возле кафе "Волна", где теперь стоит памятник Екатерине II. Такие выставки стали традицией, проводятся и сейчас, через 30 лет. Уже без меня.
В школе тогда работало достаточно много мужчин-учителей. Как-то сложилось, что я, вспоминая Юру Самойлова, стал сочинять частушки про наших дам. К празднику 8-го Марта мы отрепетировали под баян Константина Константиновича Родикова и на очередном "корпоративе" хором спели:
Откровенные ребята
Мы вам сразу сообщим
В нашей школе три усатых,
Ох! Бородатый лишь один...
И дальше о некоторых дамах.... Конечно, только хорошее, но с юмором. В какой-то год на День учителя мы, 10 мужчин-учителей исполнили такие частушки на сцене ЦДК на городском торжественном собрании. Зал неистовствовал...
Вообще, о работе в первой школе, о коллегах остались очень добрые, хорошие воспоминания. Вспоминаю учителя физики Юрия Ивановича Петрова - заядлого грибника, которому я рассказал, какие вкусные рядовки фиолетовые. Он до этого не брал их, а потом набирал больше меня. Владимир Алексеевич Петров - большой юморист, всегда подтрунивал надо мной, и учил водить машину. Музыку вёл Константин Константинович Родиков, брат-близнец Евгения, который учился у меня в вечернем техникуме. Тин Тиныч, как я его звал, сам сделал в своём кабинете ярусный подъём, так, что парты возвышались к задней стене. Я расписал эту стену яркими фигурами скоморохов, а на боковую стену подарил ему свою картину "Гусляр" - слепой старец играет на гуслях, а мальчик-поводырь на рожке. Потом он объяснял ребятам, что такое мажор - скоморохи, и минор - мой гусляр. Кира Николаевна Варламова, с которой мы в детстве занимались в драмкружке Дома пионеров, вела физкультуру.
Когда отмечали 60-летний юбилей Виктора Михайловича Трушева, который вёл начальную военную подготовку и физкультуру, я нарисовал на него шарж - одной ногой на лыже, другой - на футбольном мяче, в руке кубок, в другой - винтовка. Он был кадровым офицером, как и Семён Егорович Егоров, и оба попали под "хрущёвское" сокращение Армии. Так оказались в школах. Виктор Михайлович служил в Группе советских войск в ГДР, и я придумал ему поздравление как бы от правительства этой страны. Всё не помню, но написал, что в благодарность за его службу, правительство ГДР решило переименовать Трептов-парк в Трушев-парк, а Александер-платц в Виктор-платц. Я попросил учительницу немецкого языка перевести этот текст на немецкий язык. На немецком же, этот перевод написал на открытке с видом Берлина, и читал на торжестве.
Кто-то уже ушёл из жизни, с кем-то иногда встречаемся. На юбилейные мероприятия обычно приглашают.
Однажды мне позвонил Денис Матвеевич Переплётчиков, работавший начальником отдела образования, и сказал, что он рекомендовал меня в члены районного комитета Народного контроля. Я удивился и немного испугался - это же большая ответственность. Денис Матвеевич успокоил: это общественная работа, не в ущерб школе. На первом заседании председатель райкома Народного контроля Александр Иванович Потехин, бывший третий секретарь горкома КПСС, рассказал, чем будем заниматься. По сигналам народных контролёров с мест, комитет рассматривает мелкие нарушения руководителей организаций, разбирается в причинах нарушений законодательства и налагает взыскания на руководителей организаций и предприятий. Да, это, в какой-то степени, дублировало работу прокуратуры, но при меньших размерах ущерба хозяйству. Из членов комитета почему-то запомнил только Николая Николаевича Тарасова и секретаря комитета - Владимира Дмитриевича Батяева, который через несколько лет стал начальником отдела сельского хозяйства районной администрации. В 1987 году неожиданно отправили на пенсию А. И. Потехина, и на его место заступил Павел Васильевич Агарёв. Моя деятельность в этом комитете закончилась в 1991 году, когда первый президент России Б. Ельцин своим первым указом распустил Народный контроль.
Зимой 1985 года сестра Лариса сказала, что она взяла для меня на заводе путёвку в санаторий с детьми в Анапу. Решили, что повезу Катю. Зима была очень холодная и снежная. Даже в Анапе лежали сугробы, а возле берега лебеди плавали между льдин и брали из рук хлеб, который мы выносили из столовой. На берегу часто встречались замёрзшие бакланы, утки и даже лебеди.
В комнате с нами жил такой же молодой папаша с сыном. Он занимался йогой и выделывал мышцами живота удивительные трюки. Потом я отослал им в Москву пару этюдов. Запомнился нам ещё один мальчик, который в столовой наклонялся так низко над тарелкой, что как будто сгребал еду из неё прямо в рот. Мы и сейчас иногда вспоминаем его, чтобы объяснить Катиным сыновьям - как надо сидеть за столом.
Гулять было холодно и скучно, поэтому в основном сидели в помещениях. однажды выбрались на прогулку на маленьком теплоходике в море, но поднялся ветер, и большинство пассажиров находились в невменяемом состоянии. Нам с Катей эта прогулка напоминала качели и, в целом, понравилась.
В те дни умер Генсек КПСС К.У. Черненко, и, когда мы ждали в аэропорту самолёт, чтобы возвращаться домой, по радио передали сообщение, что генеральным секретарём ЦК КПСС избран М.С. Горбачёв. Заслушавшись радио, я пропустил сообщение о регистрации на рейс, и мы едва не опоздали. Вначале Горбачёва все восприняли с энтузиазмом - молодой - 54 года, шёл к людям на улицах...
Новые лозунги, выборы... В годы перестройки стали меняться руководители районных управлений и подразделений. Сменился и руководитель городского отдела образования. Этот пост заняла директор нашей школы Алевтина Андреевна Дьякова. На её место после "выборов в коллективе" назначили её сноху по брату - Тамару Оттовну Бумагину, которая преподавала немецкий язык. Через некоторое время она намекнула мне, что неплохо бы создать в школе музей. Мне эта идея очень понравилась. Я приготовил свою картину, выпросил по одной - две картины у своих друзей: два этюда Шамиля Ахметовича Валиева, у Михаила Патракова - сюрреалистическую фантазию, у Германа Ивановича Кокшарова - зимний пейзажик, у Анатолия Грачёва - натюрморт с карасями. Съездил в Саратов, нашёл мастерские художников и выпросил работы у Василия Осиповича Фомичёва, Бориса Ивановича Давыдова. Владимир Мошников подарил мне две работы в технике "мягкий лак", Павел Маскаев - две акварели, а Валерий Апин - линогравюру "Осокорь" из цикла "На волжских берегах" - часть своей дипломной работы в институте им. В.И. Сурикова. Пётр Алексеевич Гришин отказал, а у Татьяны Михайловны Хахановой я постеснялся просить. Я объяснял всем, что я - преподаватель изобразительного искусства из города Маркса, и хочу, чтобы дети видели работы художников не только в репродукциях. Это знакомство с молодыми художниками стало началом дружбы, которая продолжается и поныне. С учениками 6х - 7х классов мы ходили по улицам города и выпрашивали у бабушек старые иконы, предметы быта. Набралось несколько самоваров, рубелей, прялок и т.п. Украшенные вышивками полотенца, вязаные подборы, кружева... Очень интересной оказалась резная икона из дерева с изображением пяти святых. В их одежды были вставлены крохотные камни-самоцветы. Некоторые уже выпали, но всё равно было очень красиво. Мы решили, что икона осталась со времён немецкой республики, поскольку никак не соответствовала православным канонам. К сожалению, через несколько лет один из моих помощников, повзрослев, стал воришкой. Во время новогоднего праздника он сломал замок и украл из музея все иконы, чтобы продать. Директор не захотела связываться с милицией, и спустила кражу, что говорится, "на тормозах". Позже этот парень воровал в музее, по квартирам и получил срок.
Надо было разместить все эти богатства в классе, который Тамара Оттовна выделила для музея. В каникулы мы собрали рабочую бригаду из учеников, и за месяц создали в классе витрины для всех этих предметов. Картины я повесил на правую стену, чтобы не отвлекала учеников во время урока. У меня была книга, описывающая народные промыслы России, в приложении которой перечислялись фабрики, профессионально выпускающие предметы искусства. Я не постеснялся, и написал письма в комсомольские комитеты некоторых фабрик с просьбой прислать в качестве шефской помощи школьному музею некоторые предметы. Позже такие письма мы с ребятами написали ещё - в общей сумме 59 писем. На удивление, из 9 городов пришли ответы. В двух письмах лежали прайс-листы на продукцию этих фабрик, а из 7 городов пришли подарки. Из Архангельска прислали ковш-утицу ручной резьбы с мезенской росписью и щепную птицу счастья. Из Кунгура прислали несколько керамических изделий авторской работы с зелёной глазурью. К сожалению, мастер не
Напрессовал внутрь кув-
шинов набивку, и кое-что в дороге разбилось. Пришлось склеивать клеем "момент". Прислали матрёшек из Полхов-Майдана, инкрустацию деревом из Подмосковья, богородские резные игрушки. В общем, музей был укомплектован. Витрины мы с ребятами украсили узорами хохломской росписи. Классы ходили на экскурсии, а я готовил ребят - экскурсоводов.
Глава 20
В 1986 году, 1-го января я купил автомобиль "Запорожец". Точнее, купил раньше, весной 85-го - уплатил деньги в Горторг, но пришлось ждать почти год, пока с завода пришла целевая партия машин для нашего города. Той же весной записался на курсы вождения при городском АТП. Поскольку у меня училась дочка Главного инженера этого предприятия, то мне сделали большую скидку в оплате - 100%. Права на вождение были, но практики очень мало, поэтому я договорился с отцом моих озорников Анатолием Николаевичем Бахарем, что он пригонит машину со станции. Точную дату прихода состава не знали, сказали 1-го или 2-го января. Позвонили: 1-го едем, выделяем машину для покупателей. Я к Бахарю, а он отказывается: "Я же Новый год встречал, выпивал". Пообещал, что поведу сам, а он только контролировать будет. Приехали на станцию Покровск (Энгельс), а там уже почти все машины разобрали те, кто приехал с друзьями на их машинах. Мне достался красный "Запор", на котором я под руководством Анатолия Николаевича добрался домой по заснеженной дороге.
Поскольку печка у "Запорожца" бензиновая, зимой на нём ездить было невыгодно - слишком много бензина съедал. Весной я решил свозить своих дочек на место приземления Ю.А. Гагарина. Долго плутали по г. Энгельсу, наконец, выбрались. Конечно, это было уже не то, что в 1962 году, когда я был там в шлюпочном походе с турбазы "Волга".
Машину надо было где-то укрывать, поэтому решил строить гараж. За разрешением пошёл в отдел архитектуры. Главный архитектор Валерий Евгеньевич Веретенников, с которым мы встречались на военных офицерских сборах, помялся, но подписал разрешение. Согласовал с соседом, к дому которого планировал поставить гараж, отступив на 2 метра. Во время отпуска выкопал траншеи под фундамент, и залил на битом кирпиче. Надо выкладывать стены, а я ни разу этого не делал - даже погреб в гараже за проспектом Строителей мне выкладывал Сергей в 1977 году. Неожиданно узнал, что на базе отдыха "Чайка" отдыхает мой однокурсник Анатолий Шинкарёв. Я поехал к нему, потом привёз его к себе. Поговорили, вспоминая студенческие годы, и я признался, что не умею вести кирпичную кладку. А он сказал, что умеет это делать, и показал мне, выложив углы, и три ряда двух стен. Дальше я управился сам.
На этом "Запорожце" мы с дочками, а иногда и с мамой, ездили по грибы, я на этюды. В октябре 1987 г., в День учителя мы с Катей поехали в лес к газопроводу "Средняя Азия - Центр", который проходит километрах в 10 от города. Я - писать этюды, а она - набрать осенних опят, которые я углядел там за неделю до этого. Выезжая из города к трассе Энгельс-Балаково, я постарался выжать из своего авто всё, что можно - 80 км/час. Перед трассой стоит знак "Уступи дорогу", и я довольно резко тормознул. То ли из-за влажной дороги, то ли из-за неправильной регулировки тормозов, машину дёрнуло в сторону. Я крутанул руль и ещё раз тормознул... Машину занесло, ударило кормой о столб того самого знака, и она медленно, как в кино, стала крениться влево. Через секунду она перевернулась, и мы с Катей заскользили вверх ногами, наискосок пересекая дорогу. Стёкла вылетели, и, когда машина остановилась, мы вылезали из неё через дыру вместо заднего стекла. Хорошо, что не было встречных машин. Подбежали ехавшие сзади люди, помогли поставить машину на колёса. Единственная травма - Катя поцарапала руку, когда вылезала. Кто-то спросил - застрахована ли машина, я ответил: да. Мне посоветовали вызвать ГАИ, иначе страховку не получу. Дошёл до АЗС, позвонил, что ДТП. Первый вопрос: жертвы есть? - нет. Машина застрахована? - да. В трубке приглушённый мат, потом - "ждите".
Приехали начальник ГАИ капитан милиции Юрий Алексеевич Коротков и сержант Александр Михайлович Найдёнов, с которыми я до сих пор дружу. Меня сразу повезли в районную больницу для экспертизы на алкоголь. Честно говоря, я немного струхнул, так как перед этим встретил в бане коллегу из школы Юрия Ивановича Петрова, который зазвал меня к себе, и мы выпили грамм по 100. Поглядев на жидкость, через которую я выдыхал, дежурный доктор махнул рукой и написал "трезв". Тем не менее, меня лишили прав на полгода - до апреля, потому что я "нанёс ущерб государству" своей страховкой. Поскольку я зимой всё равно не ездил, я не очень огорчился этому.
Тем не менее, надо было ремонтировать машину, а ремонтная станция в городе была всего одна. Экспертиза показала, что корпус "восстановлению не подлежит", и мне сказали, что надо ждать, когда придёт новый корпус. Чтобы ускорить процесс, я подарил начальнику станции картину, написанную по мотивам поездки в Карпаты на 4-м курсе, но, увы..
Весной 1988 года отремонтировать мой "Запор" согласился мой бывший студент вечернего техникума Сергей Раздорский. Он с другом купил у кого-то старый корпус со стёклами, срезали стойки и приварили крышу на мою машину. Денег, полученных по страховке, было немного больше, чем уплатил за ремонт. В апреле я забрал отремонтированную машину и получил назад изъятые осенью права на вождение. Без пересдачи. Через несколько лет мою картину "Над синими Карпатами", подаренную начальнику ремонтной мастерской, нашёл на помойке мой друг по заводу "Коммунист" Юрий Васильевич Краснов. Наследники выкинули.
Вообще, когда дело доходило до какого-то мелкого ремонта моего "Запорожца", мне помогали мои коллеги по школе - Владимир Алексеевич Петров, преподававший автодело, Константин Константинович Родиков. Получалось довольно нелепо: я, инженер по образованию, не мог разобраться в технике, помогали обычный водитель и музыкант. Потом я зарёкся самостоятельно лезть в машину - пусть это делают механики. Каждый должен заниматься своим делом. В 90-е годы появилось много частных авторемонтных мастерских.
Весной того же 1988 года меня вызвали в Отдел образования, где инспектор сказала, что обязательно надо ехать на курсы повышения квалификации. Как я ни упирался, меня заставили ехать. Чтобы не оставлять маму с девчонками, я решил ездить на занятия каждый день на своей машине, тем более, что эти курсы в Саратове возле моста из Энгельса.
Приехав в первый день, как положено к 10 часам - началу занятий, я увидел, что все "блатные" - подальше от доски, места заняты, и остался свободным первый стол в первом ряду у двери. Учителя, как ученики, на лекциях стараются сесть подальше. Я думал, что я самый последний, но минуты за три до начала вошла молодая женщина и, увидев, что мест больше нет, села рядом со мной.
Начались занятия. Чувствуя себя дилетантом среди профессионалов, я написал соседке записку: "Где Вы учились?" - "Хабаровский пединститут, худграф". О! Для меня это "высший свет". Я вспомнил Анатолия Дубинина, с которым работал в сельскохозяйственном техникуме. Он вёл черчение и, узнав о моём увлечении живописью, рассказывал о годах учёбы на худграфе. К сожалению, он умер в тот же год, что и моя жена. Я написал соседке об этом, и она вдруг расплакалась. В перемену мы разговорились, и оказалось, что они с Толей земляки, что он учился на два года раньше неё, и был её "опекуном" по поручению сахалинского землячества. Звали мою новую знакомую Лидия Александровна Ермакова. Приехала из города Калининска, где преподавала ИЗО и черчение во второй школе. По окончании первого дня занятий я уехал, а на следующий день приехал автобусом, и несколько дней ночевал у племянницы Лены - дочери моей сестры Марины.
Восьмидесятые годы горбачёвской перестройки вывели на телеэкраны много педагогов-новаторов, в том числе и Бориса Михайловича Неменского, который разработал новую, очень интересную программу преподавания изобразительного искусства в школе. Я слышал о ней, но не знал никаких подробностей. Оказалось, что Лидия Александровна уже работает по этой программе, взяв за основу книгу Б. Неменского "Мудрость красоты". Я очень заинтересовался её опытом работы по программе Б.М. Неменского и просил поделиться какими-нибудь методическими разработками.
В последний день курсов я уехал, потому что у Светы был выпускной вечер в школе. Я, правда, на вечер не пошёл, т.к. считал, что она уже самостоятельная девочка. Она закончила с серебряной медалью и собиралась поступать в МГУ, потому что там уже учился Игорь Хлебников, в которого она успела влюбиться ещё в восьмом классе. В том году для медалистов ввели новую льготу - на некоторые специальности в ВУЗы медалистов принимали без экзаменов - по собеседованию. Когда Света собралась везти документы в Москву, я посоветовал не соваться в МГУ, а поискать что-нибудь попроще. Поскольку на мне был огород и прочие хозяйственные вопросы, я ехать с ней отказался, и поехала с ней Валентина, сестра Любы. Это стало началом нашего примирения после долгой размолвки. Документы сдали в Московский энергетический институт на специальность "инженер-преподаватель". Осенью Света уехала учиться в Москву, а Игоря Хлебникова той же осенью взяли в Армию.
Летом я задумался о работе по программе Б.М. Неменского и, помня, что Лидия Александровна уехала в санаторий им. Ломоносова в Геленджик, написал ей туда письмо с просьбой помочь освоить программу Неменского. Потом она призналась, что посчитала меня чуть ли не сумасшедшим: "отпуск, а ты о программе". Вернувшись домой, она прислала мне книгу "Мудрость красоты" с подсказками - как пользоваться. В осенние месяцы мы переписывались, и в одном письме она написала о своей загруженности уроками: "Хорошо, что нет семьи...". У меня ёкнуло сердце: а вдруг...
В сентябре меня нагрузили кроме средних классов ещё и малышами: дали первые классы. Одновременно я все классы - с четвёртого по шестой сразу перевёл на программу Неменского. Это было очень интересно и мне и детям. Каждую неделю я менял на вывешенном в коридоре стенде детские работы с уроков. Это очень всем понравилось, и возле стенда всегда роилась кучка ребят. Некоторые с гордостью показывали свои работы.
Летом 1988 года на месте бывшего АТП, недалеко от моего дома, рядом с детским парком начали строить новую школу. Когда весной 1989-го вновь назначенный директор Николай Григорьевич Чесноков спросил меня - нет ли у меня на примете хорошего преподавателя рисования, я сказал ему, что к открытию новой школы привезу. Я имел в виду, что сделаю предложение Лидии Александровне, и она переедет в наш город.
В переписке Лида поделилась, что занимается росписью разделочных досок акварелью под лак, а для масляной живописи у неё не хватает красок. Однажды меня, как новатора - работал по программе Б. Неменского, от нашей школы послали в Саратов на какую-то педагогическую конференцию. Я набрал красок для Лиды, нашёл на конференции делегацию от Калининска, и отдал краски заведующему районо с просьбой передать Лиде. Потом, когда Лида увольнялась из своей школы, её бывший директор, узнав об этом случае, назвал его "сводней". А ещё позже мы встретились с тем заведующим районо Калининского района на заседании областного совета народных депутатов.
Глава 21
Работая в школе, я видел - сколько талантливых к искусству детей. Ещё весной я написал в нашу районную газету статью о талантливых детях, о том, что им нужно учиться, о потребности человека видеть искусство. В редакции название немного изменили, озаглавив просто: "Нужна художественная школа". Мне передали, что моей заметкой заинтересовался выпускник Саратовского художественного училища Сергей Матвиенко, и дали его адрес. Я пришёл и нашёл нового друга. Когда зашла речь о создании в школе художественной студии, я сказал директору, что нужна постоянная аудитория, а классов не хватает, поэтому студию лучше создать при Центральном Доме культуры. Вот туда я и "перетащил" С. Матвиенко из районной оформительской мастерской, где он работал. Честно говоря, я боялся работать на уровне художественной студии или школы, поскольку не имею специального образования. Этот комплекс живёт во мне до сих пор.
В октябре 1988 года студия начала работать на третьем этаже ЦДК. Сергей сразу заявил, что никаких программ не признаёт, и будет работать так, как считает нужным. К сожалению, эта его "самостийность" позже навредила и детям и ему. Поскольку директор нашей школы считала, что студия работает под патронатом школы, она согласилась оплатить нашему учителю труда Михаилу Ивановичу Омельченко изготовление мольбертов для студии. Сергей был инвалидом детства, с трудом передвигался даже по ровному месту, а подниматься на третий этаж было очень трудно. Но работа с детьми его очень увлекла, он радовался, как ребёнок их работам. Я часто заходил к студийцам после работы, благо - ЦДК рядом со школой. В числе первых студийцев были Лёша Бледнов, Костя Монахов, которого я прозвал "марксовским Моне", всего - около тридцати человек. В одной комнате было тесно. Мало кто из первых студийцев стал художником, но больше всего Сергей гордился Лёшей Бледновым, который после 8 класса поступил в Саратовское художественное училище, а потом в Ленинградскую художественную Академию им. И.Е. Репина. К сожалению, потом Лёша как-то загадочно погиб там, уже в Санкт-Петербурге, работая в Этнографическом музее.
На моём "Запорожце" мы с Сергеем ездили на этюды. Из-за своей инвалидности он не мог самостоятельно куда-нибудь далеко перемещаться, поэтому такие поездки для него были праздником. Работал он медленно, мелким мазком на небольших картонах, оставшихся, видимо от студенческих лет. Однажды я привёз его на курган недалеко от села Бородаевка. Поднявшись на его вершину, я закричал, что здесь великолепный вид во все стороны. Сергей тоже захотел подняться наверх, но при его болезни ног, он запутался в траве, упал и ужасно расстроился. Я подбежал, поднял его, пытался успокоить... Работать в этот день он не смог, хотя я возил его по интересным местам. Мне было стыдно, что я забыл о его "ущербности", и так подвёл его.
У Сергея была богатейшая библиотека по искусству. Книги были и в шкафах, и на столах, и на полу. Но читать их он никому не давал, даже мне.
Курсы проходили в два этапа: неделя летом и неделя зимой. Ко второму этапу нужно было написать какую-то методическую работу. Я решил описать создание своего музея.
Приехав в декабре на курсы, я на регистрации первой увидел её. Маленькая, рыженькая... Беседуя о нашей работе, общих интересах, я почувствовал, что эта маленькая женщина мне нужна. Рядом. Всегда. Она призналась, что не выходила замуж, что у неё есть проблемы со здоровьем, что живёт она со старенькой мамой.
В то время в музее имени Радищева прошла выставка замечательного художника Николая Михайловича Гущина, посвящённая 100-летию со дня его рождения. В годы гражданской войны он, уходя от белогвардейцев, вынужден был отходить на восток, и оказался сначала в Китае, потом в Америке и во Франции. Вернуться в СССР он смог лишь после войны, и поселился в Саратове. Работал реставратором в художественном музее им. Радищева. Его живопись была похожа на живопись французских импрессионистов, под впечатлением которых он работал во Франции. На юбилейную выставку собрали работы со всего мира. Я предложил Лидии Александровне сходить на эту выставку, но мы опоздали - она завершилась. Встретив в музее искусствоведа Ефима Исааковича Водоноса, я спросил его о выставке, и он пригласил другого искусствоведа - Людмилу Пашкову. Она для нас двоих показала все слайды, что пересняли с выставочных работ Н.М. Гущина, показала много документов о его жизни. Эта необычная лекция сблизила нас с Лидой. Потом я попробовал переписать свой серо-зелёный неудачный этюд в духе Н.М. Гущина, добавил среди ветвей дерева бледное женское лицо и назвал эту работу "Лесная фея". Лида рассказывала, что выросла на Сахалине, в тайге, куда она с братьями и родителями ходили за грибами и ягодами.
Обучая детей искусству, я помнил слова бывшего шефа на заводе, Л.А. Дерума: "Учить имеет право только тот, кто сам умеет это делать". Я стал больше писать, причём решил не ограничиваться пейзажами. Насмотревшись работ Константина Васильева, попробовал компоновать картины на темы древней Руси: витязь прощается с сыном, положив ему руку на плечо - "Прощание", "Ведунья" - по опушке леса идёт старушка с клюкой и несёт в другой руке какую-то плошку со снадобьем, возле ног кот, а на плече ворон. Потом эту картину купили американцы. Решил написать картину о древнерусских художниках. Знал, что Благовещенский храм в Кремле расписывали три художника: Даниил Чёрный, Прохор с Городца и Андрей Рублёв. Долго мучился с композицией - не шло.... Однажды вечером, уже в полусне пришла мысль: не показывать троих художников, достаточно одного, а к нему на леса поднимается настоятель церкви. Утром сделал маленький, в пол-ладони набросок, другой, потом в большем размере... Перенёс на холст. Нужны два лица: художника и церковного служки, освещающего дорогу настоятелю. Художника написал фактически со своего профиля, а для образа служки пришёл домой к Владимиру Алексеевичу Петрову, и написал его. Картина собралась, написал, но что-то мучило: как-то нет цельности. Показал Сергею Матвиенко, и он нашёл причину: я написал все стены церкви тёмно-синими, а место, где богомаз пишет образ - серым, как только что оштукатуренный под фреску. Эта серая полоса и разрезала картину. Я сделал её тоже синей, а образ почти законченным. Картину назвал "Богомаз", и она сейчас в нашем краеведческом музее в постоянной экспозиции.
Весной 89-го начальник отдела культуры предложил в День города сделать в Детском парке выставку марксовских художников, а я предложил выставить детские работы. Развесили на сетке, ограждающей танцплощадку. Посетителей было много. Пришёл и директор завода "Радон" Александр Андреевич Арефьев, с которым мы были знакомы со времени моей работы в вечернем техникуме.
Он оказался большим любителем живописи, и я предложил ему купить работу Кости Монахова, назвав его марксовским Моне. Просмотрев выставку, Александр Андреевич спросил - что можно сделать для этих детей? Я начал говорить о бумаге, мольбертах, кистях... Он задумался, а потом сказал, что отправит нас на экскурсию в Звёздный городок, где у него было много друзей. Завод "Радон" когда-то делал для музея космонавтики в Звёздном городке выставочные стенды, и сотрудники завода часто ездили туда на экскурсии.
Той же весной я несколько раз ездил "на свидания" в Саратов, где мы встречались с Лидой на квартире у общих знакомых - Шарковых. С Татьяной мы оба познакомились на курсах. На такой встрече я предложил Лиде переехать в Маркс и пожениться.
Во время отпуска она, как обычно, уехала в санаторий в Геленджик, а я через некоторое время, оставив повзрослевших дочерей с бабушкой, тоже поехал туда. Поселился рядом с санаторием и, пока она с утра проходила всякие лечебные процедуры, бродил с этюдником по окрестностям города. Писал горы, море... Однажды поехал на автобусе к Тонкому мысу, но на полпути увидел интересное сооружение. На следующей остановке сошёл с автобуса, вернулся. оказалось, что это очень старый христианский храм, построенный еще греками в каком-то "затёртом" году. Конечно, я выбрал ракурс и написал его.
После обеда мы обычно ходили на пляж, хотя Лиде было противопоказано загорание. Она или плавала, или пряталась под навесом. Однажды, я заплыл за буйки, повернул назад и услышал крики Лиды и её подруги Светланы Романцовой, с которой они обычно ездили туда. Они махали руками, что-то показывая. Я оглянулся, и немного похолодел - почти рядом из воды показался огромный чёрный хвост. Он очень медленно поднимался и вновь погружался в воду. До меня дошло - дельфин! Я развернулся и поплыл к нему, пытаясь догнать. Движения дельфина были как будто медленные, но он с каждой секундой удалялся от меня.
20-го августа мы с мужем моей сестры Марины Николаем Шестаковым приехали на двух машинах в Калининск и увезли Лиду с её мамой в Маркс.
Привыкание проходило непросто. Моя мама встретила сватью насторожённо. Перед этим она потребовала, чтобы я опять прописал её из однокомнатной квартиры в свой дом. Чтобы её не расстраивать, я сделал это и потерял ту квартиру.
На следующий день после переезда нам с Лидой пришлось идти работать. В эти дни готовилась к сдаче новая школа, где ей предстояло работать, и нас пригласили расписать стены её коридоров. Договор на роспись заключил Владимир Петрович Солдатов, с которым меня познакомил в начале лета Шамиль Валиев. Объём работ был большой, одному не справиться, и он позвал нас. Рисунок на стенах наносил Солдатов, а мы расписывали водоэмульсионными красками, чтобы сохли быстрее. Так что первая неделя новой жизни пролетела быстро.
Поскольку сдать школу к 1 сентября строители не успели, занятия нового коллектива проходили во второй школе, часто во вторую смену. Появились новые подруги: Татьяна Константиновна Самопалова, Елизавета Алексеевна Кудашева, Галина Михайловна Орехова, в девичестве Трушева. Та самая Галя Трушева, которая играла Котёнка в "Кошкином доме", где я играл Козла. В школе она была завучем, потом директором, а ещё через несколько лет - зав. гороно. Месяца через два отделку школы закончили, и коллектив перешёл в новое здание.
В конце сентября мы с Сергеем Матвиенко повезли студийцев в Москву за счёт завода. На вокзале нас встретила представительница завода с автобусом, и мы поехали в Звёздный. Когда от проходной шли к Музею космонавтики я увидел космонавта Ю.В. Романенко. Не знаю, как вспомнил его имя и отчество, но закричал "Юрий Викторович!" и показал на детей. Он показал на часы - дескать, некогда, но потом махнул рукой и остановился. Ребята, по моей подсказке, заранее нарисовали какие-то работы на космическую тему, и Ю.В. Романенко подписал им их работы на капоте "Волги" космонавта А.А. Леонова, а также набор открыток с картин известного художника-фантаста А. Соколова.
В музее посмотрели спутники, ракеты, побывали в зале, где вращается центрифуга, на которой проверяют космонавтов на перегрузки. Потом посмотрели через иллюминатор в бассейн, где испытатели плавали вокруг станции "Салют" и т.д. После экскурсии нас отвезли в гостиницу Министерства электронной промышленности. Ребятишки, конечно, устали от всех впечатлений, поэтому успокоились и уснули сравнительно быстро.
Утром я решил повезти их на Арбат, где выставляются художники, чтобы они увидели настоящее искусство. Оказалось, что там не только настоящее искусство, но и много халтуры. Пришлось объяснять ребятам, в чём отличие настоящего искусства от халтуры. Через некоторое время они сами стали давать характеристики некоторым работам, и "оскорблённые художники" бранились нам вслед. После этого мы побывали на Красной площади, походили по собору Василия Блаженного, и поехали на вокзал.
Ещё в августе мы с Лидой подали заявление в ЗАГС на регистрацию, но когда подходил срок регистрации, Лидиной маме Пелагее Владимировне стало хуже со здоровьем, и 4 октября она скончалась. На похороны приехали родственники и подруги из Калининска. Похоронили на новом, открытом год назад, кладбище в первом ряду. Мы попросили в ЗАГСе перенести регистрацию на более поздний срок - после сороковин, и нам назначили на 18 ноября.
На свадьбу пришли Сергей Матвиенко, Гена и Татьяна Ташовы, Шамиль и Кадрия Валиевы, приехали из Саратова Шарковы, у которых мы встречались, и подруга Лиды Светлана Романцова из Калининска. В ЗАГС от коллектива 4-й школы пришла Вера Алексеевна Исаева, и принесла букет белых хризантем. С тех пор белые хризантемы стали символом нашей свадьбы, и каждый год 18 ноября я стараюсь подарить Лиде такой букет.
Глава 22
Жизнь пошла своим чередом: уроки, уроки... Света училась в Москве, Кате было 14 лет - переходный возраст. Из Калининска Лида приехала со званием Старшего учителя, а здесь, увидев уровень её работы, вскоре присвоили звание учитель-методист, избрали председателем районного методического объединения учителей изобразительного искусства. Весной 1990-го её вызвали в Калининск в бывшую её школу, где вручили удостоверение "Отличник народного образования" - представили к этой министерской награде ещё год назад.
Летом Шамиль Ахметович привёл ко мне гостя - Владимира Петровича Солдатова. Он был на 2 года старше меня, окончил Саратовское художественное училище, работал в районной оформительской мастерской. Несколько лет назад они с женой уехали из Маркса на Урал, и вот весной вернулись. Посмотрев мои работы, он похвалил их, даже пообещал купить один этюд, что мне польстило. Позже он судил обо всех работах достаточно безапелляционно, и не только о моих. Характер у него был очень сложный, неуступчивый. Постоянно не просто советовал, а требовал, чтобы я писал не так, как привык, а так, как он считает нужным. Первое время они жили в городе, потом уехали в село, потом опять вернулись сюда, поскольку Людмила получила в наследство небольшой домик. В селе она преподавала в школе изобразительное искусство и заочно училась в институте в Томске. Дипломную работу, по словам самого Владимира, он сам написал за неё.
Какое-то время он вёл в детской группе эстетического воспитания при Марксовском училище искусств занятия изобразительного искусства - 4 часа в неделю. Ему показалось, что платят мало, он разругался с администрацией и ушёл. Меня нашла завуч-организатор училища Антонина Ивановна Фоломьёва и попросила вести эти уроки. С моей большой школьной нагрузкой это было трудно, но я взялся. Через некоторое время, встретив свою бывшую ученицу по СШN1 Любу Васильеву, окончившую Ленинградское училище художников-модельеров, я предложил ей эту работу, а сам отошёл.
Вообще, 89-й год стал богатым на события. Весной по телевидению показали сюжет о том, что лидеры объединения российских немцев на волне перестройки решили, что пришло время восстановить республику немцев Поволжья, ликвидированную в августе 1941 года.
Немного истории: вскоре после восшествия на российский престол Екатерина II в 1763 году издала указ о приглашении европейцев, страдающих от безземелья на поселение в Россию - на пустующие земли. Через год-полтора из Европы потянулись обозы в Подмосковье, на Украину, но больше всего - в Поволжье. Ехали немцы, австрийцы, швейцарцы... Даже итальянцы и французы. Российское правительство выделило на их переселение большие деньги. Одно из самых больших поселений немцы назвали в честь землячки-императрицы Katharinenstadt. Жили колонисты обособленно, русский язык не очень хотели учить. Соседний городок Покровск называли Казакенштадт. Они имели по Указу некоторые льготы и привилегии. Постепенно колонии разрастались. Об этом написано достаточно много в нашей исторической литературе.
После начала Первой мировой войны царь Николай II, сам на 96% немец по крови, решил выселить немцев в Сибирь. Но, слишком долго собирался, его самого свергли и выселили...
В 1918 году в Екатериненштадт приехал устанавливать советскую власть друг Сергея Есенина большевик Пётр Чагин. Через некоторое время он был на приёме у В.И. Ленина, и предложил переименовать город в Марксштадт. Владимир Ильич одобрил название и предложил преобразовать колонии в Трудовые коммуны немцев Поволжья. В 1924 году из этих Коммун была образована Автономная республика немцев Поволжья, причём в её состав включили территории, на которых немцев и не было совсем, а жили русские, украинцы, казахи... Был введён немецкий язык, как основной. Документация велась на двух языках - немецком и русском. Первой столицей республики был Марксштадт, потом её перевели в соседний, более крупный город Покровск, который переименовали в Энгельс.
После нападения фашистской Германии на нашу страну, НКВД устроило проверку немцев на лояльность: забросили парашютистов в немецкой форме на эту территорию. Мнения о реакции жителей на это явление различны. Немцы утверждали, что всех парашютистов они выловили и сдали в НКВД, русские говорили, что их пытались спрятать. Руководство НКВД доложило Сталину, что среди немцев много предателей, и последовал Указ Президиума Верховного Совета о выселении немцев на восток - в Сибирь и Казахстан. Им дали сутки или двое на сборы, разрешили взять по 100 кг. багажа, погрузили на баржи и отвезли до железных дорог, а потом - на восток... Современные потомки тех выселенных немцев объявили Сталина извергом, убийцей...
Для сравнения: в "демократической" Америке после нападения Японии на Пёрл-Харбор всех лиц с японскими корнями собрали в концлагеря. И это притом, что Япония не нападала на континентальную Америку.
Территория опустела. У названия города "отрезали" окончание "...штадт", и он стал городом Марксом. Сюда стали свозить эвакуированных людей из оккупированных регионов страны. Так попали сюда и наши родители.
В 1955 году обвинения с российских немцев сняли, и разрешили им возвращаться к родным пенатам. Но дома-то были заняты переселенцами, которые здесь обжились, нарожали детей. В 1956-м или 57-м году, когда я пришёл из школы, мама рассказала, что приходила бывшая хозяйка нашего дома, смотрела, радовалась, что всё сохранилось так, как было при них, и сказала, что они хотят вернуться сюда. Мама ответила, что можно возвратиться, если найдут - где жить. Бывшую хозяйку это покоробило. Помню осень и зиму 1955/56 года, когда город охватили пожары: каждую ночь горели 1 - 2 дома. Говорили, что их поджигали немцы, которых выселили в 41-м. Никто не знает - так это было или нет, но было страшно. По ночам в каждом квартале ходили патрули из жителей. Поскольку наш отец на протезе не мог бегать, то в "нашу очередь" ходила мама. Отец держал возле кровати топор, чтобы в случае пожара выбить оконные рамы. Мы, пацаны, бегали по утрам посмотреть - где горело. Мне долго ещё снились кошмарные сны, что горит наш дом и весь город.
В 1972 году российские немцы были окончательно реабилитированы. В принципе, мы уже давно не обращали внимания на фамилии живущих рядом, или учившихся у нас детей. Шмидты, Гердты - какая разница. В советское время мы считали себя одной нацией - СОВЕТСКОЙ, в которой армяне и азербайджанцы, башкиры и немцы, латыши и татары были одним народом.
И вот, в перестройку, некоторые господа (теперь это слово перестало быть запретным) на всю страну заявили, что они хотят руководить автономной республикой, ввести немецкий язык, как государственный и т.д. и т.п. Я сначала вяло отреагировал на это заявление, но когда меня познакомили с программой обществ "Haimat" (Родина), "Widergeburt" (Возрождение) - меня покоробило. Хотят на территории, где российских немцев меньше 3% (!) населения ввести немецкий язык, как государственный, людям одной национальности предоставить какие-то привилегии. И это притом, что они уже все считались реабилитированными после репрессий 1941 года. По городу пошли слухи о претензиях немецких лидеров на власть.
Моя сестра Лариса очень активно включилась в работу противодействия. На заводе "Радон", где она работала, очень многие были возмущены заявлениями немецких лидеров, образовалась инициативная группа противодействия. Летом 89-го мы несколько раз собирались, чтобы обсудить наши действия по недопущению планов воссоздания автономии. При этом, мы не "наезжали" на немцев, которые не агитировали за неё. Скоро мы почувствовали, что к нам проявляют внимание некоторые государственные органы. При разговорах по телефону раздавались подозрительные щелчки, чуть-чуть менялся звук. Наверное, заинтересовался КГБ, включали прослушку.
В сентябре в нашем районе произошло событие, которое дало повод говорить, что "перестройка" дошла и до нас. На очередной перевыборной конференции коммунисты отправили в отставку первого секретаря горкома КПСС Николая Григорьевича Жевака. Обвинили в авторитаризме и даже в состав бюро не избрали. Первым секретарём избрали Валерия Викторовича Рогалёва, который до этого был председателем горисполкома.
В октябре рабочие завода "Радон" потребовали у своего партийного руководства разъяснений: что это за слухи о возрождении немецкой автономии? В заводском ДК "Кристалл" собрали большое собрание, пригласили представителей немецкой диаспоры, а также представителей соседних районов, где тоже возникло движение противостояния. Я тоже получил через сестру приглашение. После того, как представители немецкой диаспоры пожаловались на трудности во время их депортации, я, в числе других попросил слова. Я рассказал со слов матери, как ей пришлось эвакуироваться с детьми, через какую боль и страдания ей с детьми пришлось пройти в те самые дни, когда выселяли немцев. Почему нашей семье пришлось жить в этом городе.
Через несколько недель была созвана вторая такая конференция, затем третья... Я выступал на всех. Я убеждал немцев, что нельзя дважды войти в одну реку - нет условий для национальной автономии, если количество лиц этой национальности ничтожно. Говорил о том, что сохранять язык и традиции можно в рамках национально-культурной автономии... на одной из конференций я рассказал, как эвакуировалась в 1941-м году наша мама с двумя детьми у подола и с третьей под сердцем. На меня со стороны сторонников автономии посыпались всякие обвинения: что я сравниваю российских немцев с фашистами, что такие, как я не имеют права работать в школе... В каком-то селе отчаянные ребята из российских немцев пригрозили убить меня.
В Саратовской и Волгоградской областях прокатилась волна митингов и манифестаций против немецкой автономии. На третьей конференции решили послать делегацию в ЦК КПСС за разъяснением позиции центральных органов власти. В состав делегации включили В.В. Рогалёва, генерального директора откормсовхоза "Трудовой" Сырема Захаровича Байзульдинова, парторга техникума механизации сельского хозяйства Юрия Николаевича Неделяева, радоновскую работницу Тамару Николаевну Веселову и, по предложению В.В. Рогалёва, меня - беспартийного. В школе я взял краткий
отпуск без содержания, а все расходы по командировке, включая питание, оплатил С.З. Байзульдинов за счёт своего совхоза.
Поездку "благословил" обком партии, поэтому нас разместили в гостинице "Москва", в которой тогда размещался только что избранный Верховный Совет СССР. В коридорах встречались часто мелькавшие на экране телевизора деятели, в т. ч. писатель Ч. Айтматов, известный эколог профессор Яблоков и др.
В ЦК КПСС на ул. Старая площадь нас принял зав. отделом межнациональных отношений, сам из российских немцев, и стал убеждать, что восстановление АССР НП сулит нам благо. Мы поняли, что здесь мы ничего не добьёмся. В Верховном Совете СССР нам ответили, что это проблема РСФСР, и надо обращаться туда. Там нас даже не приняли, поскольку предстояли новые выборы, и никто ничего не мог и не хотел решать. Домой вернулись ни с чем.
Во время ожидания приёма в ЦК мы разбрелись на 1,5 часа по окрестностям, и я зашёл в ГУМ. Время различных перестроечных кооперативов, вытягивания денег из "лохов". Увидел афишку: "Проверьте своё биополе". Две пластинки: латунная и цинковая, соединённые через микроамперметр. Передо мной дама приложила руки к ним, и стрелка амперметра сдвинулась. Я отдал 2 рубля, прижал свои ладони к пластинкам, и стрелка микроамперметра зашкалила. Хозяева закудахтали: "у Вас сильное биополе, Вы можете лечить людей, как Джуна". Потом я несколько раз пробовал снимать у людей головную боль пассами - иногда получалось.
В сентябре 89-го после моих настойчивых публикаций в районной газете и выступлений, по решению начальника Отдела культуры - Ивана Андреевича Ледерера, тоже российского немца, в Детской школе искусств открыли художественное отделение. В ЦДК, рядом со студией выделили ещё одну комнату. Из Омска приехала супружеская пара: Николай Молодцов и Светлана Вормсбехер, которая надеялась на восстановление немецкой республики. Увидев противостояние, они через три месяца вернулись домой, а классы "художки" объединили с нашей студией. Преподавателем для всех учеников - и студии и ДШИ остался Сергей Матвиенко.
В январе 1990-го я задумал устроить традиционную выставку марксовских художников. В это время в здании, где раньше был "мой" вечерний техникум, находился Дом быта, выселенный из здания на площади, где в 1984 году разместился исполком Городского совета. Я пришёл к директору Дома быта Алексею Ивановичу Беликову и предложил в актовом зале устроить эту выставку. Не помню, как, но нам с Лидой и работниками музея удалось собрать картины около 20 марксовских художников. Некоторые совсем забросили живопись, так как никто ей не интересовался, и про них забыли. Поскольку следить за порядком в зале было некому, я договорился с одной своей выпускницей по СШN1, что она будет сидеть в зале, а вход мы сделаем платный - 20 копеек. Всё, что наберётся - её.
На открытие выставки впервые пришёл первый секретарь ГК КПСС В.В. Рогалёв, недавно избранный на эту должность. В это время Дом быта постепенно переводили в здание на проспекте Строителей, и мне пришла мысль, что в это здание неплохо бы перевести художественное отделение ДШИ, а второй этаж отвести под картинную галерею с постоянной экспозицией саратовских и марксовских художников. Мы с Лидой взяли лист ватмана, и она крупно написала: "Если Вы согласны, что это здание нужно передать под картинную галерею и детскую художественную школу - поставьте подпись". Этот лист-воззвание мы повесили в зале. Кроме того, написали несколько объявлений о работе выставки и расклеили по городу. За время работы выставки набралось более двухсот подписей. Через несколько дней после закрытия выставки, в здании дома быта загорелась проводка, и здание едва не выгорело внутри.
Целый год потребовался на соблюдение всяких бюрократических условий, чтобы после моей агитации среди депутатов городского совета, и многих хождений по инстанциям директора ДШИN1 Светланы Васильевны Жуковой, здание передали ей под художественное и хореографическое отделения. Картинная галерея не получилась, но выставочный зал исправно работает уже многие годы.
Глава 23
В марте 1990-го предстояли выборы в местные и областные советы народных депутатов. Я надумал баллотироваться в Городской совет, но как-то вечером в январе позвонила Лариса и сказала, что рабочие "Радона", а там многие знали меня ещё по вечернему техникуму, хотят за мои выступления на собраниях против автономии, выдвинуть меня кандидатом в областной совет. Я пришёл на завод и на собрании дал согласие. Это стало началом многих встреч и приключений. В избирательной комиссии (в горкоме партии) меня стали отговаривать "зачем тебе это нужно, давай в городской совет, мы тебе округ подберём...". В это время большая делегация от районов, входивших в бывшую автономию, поехала в Москву. У гостиницы
"Россия", рядом с Кремлём три дня стоял огромный пикет с лозунгами "Не допустим немецкую автономию на саратовской земле", "Нет межнациональной розни", "Не допустим второй Карабах" и т. п.
Я не поехал, потому что уже пропустил много уроков с предыдущими поездками.
Моим соперником на выборах стал Виталий Павлович Романченко, тот самый, с кем мы дружили, ездили на рыбалку. Вместе мы ходили на встречи с избирателями, отвечали на их вопросы - иногда одинаково, иногда по-разному. Никакой грязи друг на друга мы не лили, как это делают сейчас некоторые соперники. 4-го марта, в 44-й день моего рождения, прошли выборы. Утром в понедельник зазвонил телефон, и Виталий Павлович поздравил меня с победой. За меня проголосовали 79,5% избирателей.
Через две недели прошёл второй тур в одном городском округе, и определился шестой депутат от нашего города и района - Геннадий Григорьевич Косарев - зам. директора техникума механизации по воспитательной работе. Первый секретарь ГК КПСС В.В. Рогалёв, председатель горисполкома Николай Дмитриевич Цыганок, главный инженер треста "Комсомольскводстрой" Сергей Михайлович Денисов, я и какой-то чиновник от мелиорации из Саратова. Из шести депутатов от нашего района и города я был единственный не член КПСС, рядовой учитель.
На первую сессию Совета поехали в двух "начальственных Волгах". Пока регистрировались, нечаянно подслушал разговор двух чиновников: "...нас депутаты запинают...". Распределялись по комитетам. Меня, как активиста антиавтономного движения, В.В. Рогалёв включил в состав комитета по межнациональным отношениям. Его председателем стал зав. идеологическим отделом Обкома КПСС В.В. Шмаков. Считая себя художником, я попросился ещё и в комитет по культуре.
На первом, объединённом заседании комитетов, утверждали кандидатуры членов Облисполкома - правительства области. Наши, гуманитарные комитеты утверждали заместителя председателя облисполкома по социальной сфере - Ялынычеву Ию Фёдоровну. Позже я увидел, что эта маленькая худенькая женщина везла большой воз социальных забот.
Председателем областного Совета был избран, конечно, первый секретарь обкома партии Константин Платонович Муренин. Для меня, беспартийного и никогда не бывавшего в верхах, эти люди казались какими-то особенными, почти небожителями.
Когда в ходе сессии предложили проголосовать за какой-то документ, практически без обсуждения, я понял, что реальная власть не у депутатов, а у чиновников. Депутаты лишь утверждают то, что чиновники придумали. Позже я в этом убедился неоднократно. На утверждение нам часто давали распечатки документов только перед началом сессии. Обсуждения практически не было - председатель говорил о регламенте, слово давали только председателю соответствующего комитета, иногда прорывался кто-нибудь из оппозиции - все-таки, это были действительно конкурентные выборы. Голоса никто не считал до осени 1991 года.
Чтобы не срывать уроки в школе, я попросил завуча Михаила Ивановича Леонкина сделать мне свободный день в четверг - день заседаний постоянных комитетов. В комитет по межнациональным отношениям вместе со мной вошёл В.В. Рогалёв. На эти заседания мы ездили вместе на его служебной машине. На заседания комитета по культуре я ездил один, пользуясь льготным проездом для депутатов. В кассе автовокзала показывал удостоверение, и мне давали бесплатный билет. Бывали и казусы: однажды, прозаседав до 8 часов вечера, понял, что последний автобус с автовокзала давно ушёл. Пришлось ехать на окраину города Энгельса и ловить попутку. Голосовал долго, потом подъехали два милиционера и что-то обсуждали неподалёку от меня. Я подошёл, показал удостоверение и попросил помочь уехать. Один из них достал полосатый жезл, остановил фуру-длинномер и сказал водителю: "Подбрось отца-депутата до Маркса". Ехал он медленно, да ещё и не заезжая в Маркс, шёл в Балаково. Пришлось выйти на окраине города и до дома идти пешком. Пришёл к 11 часам вечера. Лида была в панике - пропал.
В то же время прошли выборы в городской и районный советы. В их составе оказались все активисты - противники немецкой автономии, в том числе, сестра Лариса, и члены делегации в ЦК КПСС. Меня, как депутата областного совета стали приглашать на сессии городского совета. Председателем его избрали В.В. Рогалёва (тогда можно было состоять депутатом двух разных уровней), его заместителем - бывшую директора школы N5 Тамару Михайловну Панфилову.
С ней я и завёл разговор о передаче здания Дома быта, где мы проводили недавно выставку марксовских художников, под художественную школу. Она сказала, что планируется сессия горсовета, посвящённая вопросам культуры, и она предложит провести её не в зале заседаний горкома, как обычно, а в Центральном доме культуры, где работало художественное отделение ДШИN1. За день до этой сессии я зашёл к Сергею Матвиенко на урок и сказал детям, чтобы они не убирали мольберты и стулья к стенам после занятий, как они обычно делали. В перерыве сессии я пригласил депутатов подняться из зала на третий этаж в классы художественного отделения, посмотреть на работы детей. А в комнатах я завёл речь о тесноте, о нехватке места и т.д. И тут же рассказал о своём предложении передать здание бывшего Дома быта под художественную школу. Потом в эту борьбу включилась С.В. Жукова - директор ДШИ. Летом 1991-го начался ремонт, и я часто ездил со Светланой Васильевной то за какими-то материалами, то что-то выбивать, то подбирать колорит окраски стен. Пол-отпуска я провёл в ДШИ. В сентябре 1991г. занятия художественного и хореографического отделений начались в новом здании. В связи с увеличением количества детей приняли ещё одного преподавателя - выпускницу Саратовского художественного училища Эльвиру Сакову. Она проработала один год и ушла в декретный отпуск. Ей на смену приняли её мужа Сергея, которого через год Жуковой пришлось выдворять из школы за его неорганизованность, нетактичное поведение с детьми и религиозную пропаганду. Он был членом секты "свидетелей Иеговы".
Летом 1990-го Лида по традиции поехала в Геленджик в санаторий, куда она ездила со своей астмой 15 лет. С собой она решила взять Свету и Катю. Тогда это ещё можно было сделать за свой счёт. Поскольку путёвок на всех не было, они жили в частном секторе, а в санатории взяли курсовки. У обеих дочерей обнаружили сильную аллергию на травы, переданную мной "по наследству".
Осенью 1990-го мы с В.В. Рогалёвым отправились в Москву на какую-то конференцию по межнациональным отношениям. Были в Госкомнаце РСФСР, спорили с его председателем Л.П. Прокопьевым о немецкой автономии. Жили в гостинице "Россия". Это было так называемое Зарядье, где в старые времена находилось много церквушек. Теперь их приспособили под нужды культуры. В одной из них был выставочный зал. Однажды, возвращаясь в гостиницу, я обратил внимание на афишу: "Художники Акциновы". Зашёл, взял билет, ещё и лотерейный билетик - одна из картин должна была разыгрываться после встречи с художниками. Супруги Людмила и Аркадий Акциновы прошли сложный путь, дважды были репрессированы, большую часть жизни провели в Сибири. Их полотна были наполнены суровой сибирской красотой. Тайга, озеро Байкал... Людмила не смогла приехать на открытие по болезни, Аркадий пришёл. Познакомились, поговорили. В конце открытия какой-то малыш вытянул из стеклянного шара билетик с выигрышным номером. Оказалось - мой номер. Когда московские журналисты стали расспрашивать - кто я и что, и я ответил, что преподаю изобразительное искусство в школе, кто-то сказал: бог знает, кому дать. На обратной стороне натюрморта с сиренью, написанного воскомасляной темперой, Аркадий написал "Ученикам школы N1 города Маркса". Она висела в моём классе вместе с другими картинами. Уходя из школы, я забрал её. Через много лет я узнал, что в г. Чебоксары, где жили Акциновы, детской художественной школе присвоено имя Акциновых.
Тогда же в свободное время заглянул в общежитие к Свете, познакомился с её новым другом - однокурсником Николаем Витель. Он родом из города Балаково, сошлись, как земляки, и Света забыла про Игоря Хлебникова, из-за которого поехала учиться в Москву. В декабре Света вышла замуж за Николая. Летом 91-го молодые приехали к нам в гости. Помогли выкопать картошку, поскольку меня прижал очередной приступ радикулита, и 18-го августа уехали на учёбу. Утром 19-го по радио прошло сообщение, что Президент СССР Горбачёв смещён, что в Москве "путч". Я потом шутил, что это Света с Николаем приехали в Москву и устроили "заваруху".
События этих дней, как известно, изменили мир вследствие последующего развала СССР. Отразилось это, в первую очередь, на работе Народных советов. После "подавления путча" Б. Ельцин своим указом запретил деятельность КПСС. На местах в советах со всех руководящих постов сместили работников обкома. Осенью на сессии приняли отставку К.П. Муренина, и заседание вёл "триумвират": Николай Николаевич Тимофеев - председатель обкома профсоюзов работников образования, Виктор Васильевич Уханёв - полковник в отставке и Николай Сидорович Макаревич - преподаватель юридического института. "Демократия" забила фонтаном: каждый вопрос теперь обсуждался по несколько часов. Выделили счётчиков - считать голоса "за" и "против". Сессия длилась два или три дня. В школе завуч нервничал, потому что мои уроки срывались. Лида дома нервничала, потому что приезжал я не раньше девяти вечера.
Я обратил внимание, что когда председательствовали Уханёв или Тимофеев, зал гудел, кто-то куда-то уходил... Когда вёл заседание тихий и скромный Николай Сидорович Макаревич, зал почему-то стихал, не было выкриков с мест, хождения по залу. Я сказал своим землякам: "Вот кого надо избрать председателем совета". Когда подошло к выдвижению на пост председателя, я встал возле микрофона в зале, но кто-то меня опередил и предложил В. В. Уханёва. Зал немного похлопал. Я предложил избрать Николая Сидоровича, и в зале вспыхнули аплодисменты - настолько дружно депутаты встретили эту кандидатуру. Тайным голосованием из трёх кандидатов председателем Областного совета был избран Н.С. Макаревич. В перерыве, после обсуждения кандидатов на должность заместителя я подошёл к Николаю Сидоровичу и сказал, что полковник Уханёв может быть с претензией на его место - найдут ли они общий язык? Я рекомендовал Н.Н. Тимофеева, которого уже хорошо знал по заседаниям комитета по культуре и образованию. Николай Сидорович со мной не согласился, и замом стал В.В. Уханёв. Со всеми ними у меня впоследствии были очень хорошие отношения, и через много лет, встречаясь, обнимались, как настоящие друзья. Им обоим я позже подарил по этюду, а Николай Сидорович ещё и покупал мои картины.
На заседаниях комитетов "обкомовских" председателей тоже смещали, и в комитете по межнациональным отношениям, бывший первый секретарь красноармейского ГК КПСС Валерий Леонидович Зюзин предложил меня в председатели. Я отнекивался, говорил, что я никогда не был никаким руководителем... Проголосовали дружно, и я стал на два года, до разгона Ельциным советской власти, председателем постоянного комитета по межнациональным отношениям Саратовского Областного совета. Соответственно, по предложению Н.С. Макаревича, меня избрали в Малый совет - то, что раньше называлось Президиумом областного совета.
В эти же дни на всех уровнях убирали с председательских постов бывших секретарей райкомов и горкомов КПСС. У нас тоже переизбрали председателя городского совета. Избрали Т. М. Панфилову, которая была заместителем В.В. Рогалёва, а он теперь стал безработным.
Однажды нам надо было ехать в областной совет на заседание комитета по межнациональным отношениям, а служебного транспорта теперь у Валерия Викторовича не было. Я предложил ехать на моём "Запорожце". После некоторых колебаний, Валерий Викторович согласился и мы поехали. Время поджимало, и я решился на мосту Саратов-Энгельс выехать на среднюю полосу. Метров через двести увидел, что прямо навстречу по средней полосе едет машина. Я попытался прижаться вправо, но машина перекрыла мне движение. Это были ГАИшники. Мы с В. Рогалёвым достали удостоверения депутатов, и выскочили им навстречу. Посмотрев удостоверения, один сказал: "Что же вы себя не бережёте? Вы нам нужны". Нас отпустили и тут же остановили следующего "смельчака", который поехал за нами.
Поскольку председатель облисполкома Н.П. Гришин подал в отставку, исполнительная власть осталась без руководителя на значительное время. Б. Ельцин в это время реформировал власть: убирали исполкомы, переименовывали в "администрацию". Появилось слово "губернатор".
На одной из многочисленных в те годы сессий облсовета подняли вопрос о восстановлении немецкой автономии. Я выступал с докладом, после которого на трибуну вышел приглашённый по этому вопросу председатель Энгельсского общества советских немцев Артур Генрихович Карл. Так же, как и все лидеры немецких организаций, он много говорил о несправедливом выселении их в 1941 году, но впервые в его речи прозвучало, что он тоже против создания автономной республики, потому что это расколет общество.
После этого моего выступления меня пригласили на Саратовское телевидение. Тогда часто шла прямая трансляция сессии, что было ново для жителей области. Когда я выступал, трансляция, как мне передали, прервалась. Было досадно, что жители районов, не взволнованных возможной автономизацией, не услышали наши доводы против неё. Я спросил совета у Николая Сидоровича Макаревича - как мне построить интервью. Он посоветовал просто зачитать постановляющую часть резолюции по этому вопросу. Я так и сделал. И только потом понял, какую возможность я упустил - не объяснил ещё раз всему населению области нашу принципиальную позицию против автономии. Даже теперь, увидев на экране телевизора корреспондента саратовского телевидения Григория Александровича Вингурта, я краснею от стыда - выглядел тогда дрессированным попугаем...
И ещё одно воспоминание, от которого я краснею.... В Москву на конференцию по межнациональным отношениям мы поехали от области втроём: В.В. Рогалёв, В.Л. Зюзин и я. Жили в гостинице "Россия". Внизу были концертные залы, кинотеатры, т.е. было, где провести свободное время. Валерий Леонидович Зюзин предложил пойти на вечер романсов. Рогалёв сказал, что не любит романсы, и предложил пойти смотреть американский кинофильм. Решать пришлось мне, и я смалодушничал - согласился пойти в кино. Зюзин сказал: "Потом всю жизнь жалеть будете". И действительно, фильм, как и большинство американской кинопродукции, оказался глупой пустышкой, и я до сих пор жалею, что не пошёл на вечер романсов.
Глава 24
В 1990-м году муж Лидиной двоюродной сестры Таисы Анатолий Григорьевич Дворянов, работавший председателем райисполкома в Калининске, помог обменять Лидину квартиру в Калининске на квартиру в Марксе. Я заказал в АТП машину и перевёз оставшееся имущество. В декабре 1991г. из-за сложных отношений с моей сестрой Ларисой, которая приходила к нам и, игнорируя Лиду, вела себя, как хозяйка, мы вынуждены были перейти жить в эту квартиру. Мне стало ближе ходить на работу, а Лиде - дальше.
Однажды, посмотрев на пустые стены, я предложил Лиде: "Давай развесим свои работы на стенах в зале". Прикинули, что - куда. Я насверлил в стене отверстий, забил деревянные чопики, гвозди, и повесили картины, этюды... В том числе и мой юношеский автопортрет. Когда Катя пришла из школы, мы предложили и в спальне - её комнате сделать также. Она подумала и сказала: "Только без морд". Когда пришлось некоторые картины менять из-за выставок, я понял, что нельзя забивать гвозди под каждую картину. Тогда я забил гвозди вверху стены через 18-20 сантиметров, и нижние ряды стали вешать, как в выставочных залах, на длинных шнурах.
В 92-м году Катя окончила школу, и встал вопрос о дальнейшей учёбе. В мединститут - нет, в пединститут - "я насмотрелась на папину работу" - нет, остался политехнический институт. Мы ещё не знали, что страну ждёт экономический крах, и, в расчёте на завод "Радон" выбрали специальность "Электронная промышленность" на машиностроительном факультете. Приехали сдавать документы. Проходя по институтскому коридору, услышал оклик: "Александр Тимофеевич!". Обернулся - однокурсник Ваня Байдов, Иван Викторович. Мы обнялись. Он привёз своего сына на наш же факультет. Это была единственная наша встреча после окончания учёбы в институте. На регулярные встречи выпускников, каждые 5 лет, он не приезжал, а в 2017 году через сайт "Одноклассники" его жена написала, что Ваня умер.
В январе 1992 г. прошло известие, что в нашу область приедет Ельцин, будет в каком-то совхозе Энгельсского района. Активисты антиавтономного движения решили ехать на встречу с Ельциным. Договорились с АТП, взяли автобус, а от треста мелиорации выделили КрАЗ с закрытым пассажирским кузовом. Утром на выезде из города вдруг работники ГАИ остановили наш автобус и объявили, что он не может ехать, так как неисправна тормозная система. Как они это определили - сказать никто не мог. Я показал удостоверение депутата областного совета, стал ругать гаишников, но они твердили своё - нельзя. Пока шла эта разборка, КрАЗ проехал дальше и остановился чуть дальше АЗС. Раздосадованные, злые, мы вышли из автобуса, и пошли вперёд. Там мы сели в КрАЗ, и поехали дальше. Понятно, что сработал КГБ или служба безопасности президента, но мы их перехитрили.
В Энгельсском районе мы с подъехавшими представителями других районов перекрыли дорогу, по которой должен был ехать Ельцин. Ждали больше часа, и показался кортеж. Люди подняли заготовленные плакаты и транспаранты "Нет немецкой автономии", "Нет - межнациональной розни" и т. п. Какая-то бабушка закрыла лицо плакатиком: "Спаси Христос от автономии". На одном плакате было написано "Макаревича - в губернаторы". Я стоял в первом ряду, и когда машина Ельцина остановилась, и он вышел - я оказался рядом с ним. Первая реакция Ельцина на плакаты: "Не губернатор, а Глава администрации". Я ответил, что неважно, как назвать, люди доверяют Николаю Сидоровичу. Ельцин ко мне: "А почему Вы за всех говорите?" Из толпы кто-то крикнул "А он депутат областного совета, мы и ему доверяем". Откуда-то между мной и Ельциным возник крепкий паренёк, у которого к уху шёл проводок из-под воротника, и стал медленно втираться между нами. Я не успел опомниться, как оказался на обочине. После этого разговор перешёл на тему автономии. Ребята из Советского района привезли с собой электромегафон, его передали Ельцину, и он заявил на всю округу: "Мы поговорили с маршалом Шапошниковым (министр обороны России в то время), выделим от военного полигона полосу, и пусть они там ковыряются. Обещаю, что никакой автономии не будет". Даже меня, противника автономии, покоробили эти слова "...пусть ковыряются...", сказанные с таким пренебрежением к гражданам своей страны. Мы никого не хотели унижать, даже своих противников. Когда этот момент вездесущие телевизионщики показали на экранах первый раз, эти слова Ельцина прозвучали. Во всех последующих передачах - вырезали.
Непоследовательный во всех своих действиях, Ельцин менее, чем через месяц, подписал Указ "О поэтапном восстановлении автономии немцев Поволжья", обманув всех - и сторонников автономии, и противников. Лишь через 24 года президент Путин 31 января 2016 года издал Указ на эту тему, в котором из ельцинского Указа исключались слова о "поэтапном восстановлении автономии немцев Поволжья", а предложил создать немецкий национальный район в Саратовской области и немецкий национальный округ в Волгоградской. В эти дни уже не было никаких активистов, страсти угасли. Летом 2016г. мне позвонил об этом Указе лидер антиавтономного движения из города Энгельса Виктор Иванович Надеждин, с которым мы подружились ещё в то время, и предложил сходить на приём к губернатору области. Принял нас вице-губернатор И.И. Пивоваров, который совершенно не знал этой темы. Я кратко объяснил суть проблемы, и он спросил: "Вы что же, хотите, чтобы мы дули на холодное?" - "Да, чтобы опять не было горячо", ответил я. Через некоторое время я получил письмо из Правительства области, в котором разъяснялось, что изменение статуса района может быть проведено только по запросу из этого района. Поскольку население района и руководство сохраняют отрицательное отношение к национальной самоорганизации, надеюсь, что этого не произойдёт. Но это сейчас, а тогда....
После этого мне не раз ещё приходилось ездить в Москву и Саратов на различные конференции по национальным вопросам. В нескольких поездках мне пришлось спорить с Рамазаном Гаджимурадовичем Абдулатиповым, который тогда был председателем Совета Национальностей Верховного Совета РСФСР. Он отчаянно защищал "право наций на самоопределение", которое не вполне подходило для немецкой автономии, поскольку существовало государство Германия, в то время уже объединённое. Я объяснял, что Германия уже сейчас "давит" на нас и на Правительство России, а дальше будет ещё хуже. Я объяснял, что мы никого из немцев не выгоняем из страны, а наоборот, предлагаем развивать национально-культурную автономию. Создаются Русско-немецкие Дома, в школах - классы с углубленным изучением немецкого языка, и т.д. Но создание немецкой автономной республики невозможно, поскольку немцев в регионе почти не осталось. Для кого немецкий государственный язык? Мы сошлись на развитии национально-культурной автономии...
Через 20 лет я, организуя выставку марксовских художников в здании Правительства Саратовской области, встретил Р. Г. Абдулатипова, который был тогда директором Московского института культуры, напомнил ему о наших старых спорах, и спросил: как он оценивает тогдашнюю нашу позицию с нынешней точки зрения? Помолчав несколько секунд, он ответил: "С нынешней точки зрения вы были правы". Таким образом, этот умнейший человек, доктор философских наук, в возрасте 42 лет уже работавший в ЦК КПСС, а потом в Верховном Совете РСФСР, признал наше предчувствие о давлении Германии на нашу страну. Позже он был Главой республики Дагестан, одной из труднейших на Северном Кавказе.
Вспоминается ещё одна встреча. Однажды Н.С. Макаревич, после какого-то заседания Малого совета, куда я был избран по его предложению, сказал мне, что в Саратов приехал специальный представитель правительства Германии по делам российских немцев Хорст Ваффеншмидт. Вечером 9 июля мы с Макаревичем должны быть на встрече лидеров немецкого движения за автономию с этим представителем. Встреча была в большом зале заседаний правительства области. Столы стояли большим квадратом. Народу было достаточно много. "Наши" немцы "пели осанну" Германии и Ваффеншмидту, возлагая на них большие надежды. Когда объявили об окончании встречи, я встал, и своим зычным голосом без микрофона, сказал: "Если Германия будет вмешиваться в наши внутренние дела, народ вас не поддержит!". Какой шум поднялся! Меня обзывали провокатором. Ваффеншмидт что-то пробурчал, и переводчик перевёл: "Тогда вы не получите ни пфеннига!". Эти слова прекрасно охарактеризовали действия Германии: купить часть нашей страны, чтобы остановить эмиграцию российских немцев в Германию, а потом давить на наше правительство через них. 90-е годы в нашей стране были очень трудные, как их позже назвали - "лихие". Некоторые сторонники автономии из местных говорили, что Германия поможет нам, если будет республика!!! Я отвечал, что когда болен весь организм, вылечить отдельный палец невозможно.
Уже в наши дни, в начале 21-го века с помощью Российско-немецкого Дома в нашем городе проходило большое культурное мероприятие, посвящённое очередной годовщине выселения немцев на восток. Открывая его, ведущая заявила, что оно проходит при поддержке Министерства ВНУТРЕННИХ дел Германии. Меня это так возмутило! Это что же, Германия считает нас своим внутренним делом?!
Ещё одна встреча с интересным человеком состоялась на очередной конференции в подмосковном Доме отдыха Правительства РСФСР. Я попал в одну комнату с представителем Камчатской области, тоже председателем комитета по межнациональным отношениям областного совета Михаилом Иосифовичем Угриным. Он окончил, как и моя Лида, художественно-графический факультет Хабаровского педагогического института, по распределению уехал на Камчатку и создал там краеведческий музей. Поскольку там не сохранились объекты деревянной архитектуры, он решил вывезти из Сибири то ли церковь, то ли острог. Ему не разрешали, и он решил его "украсть". Договорился с рабочими, с капитаном парохода. Разобрали, погрузили. Когда пароход выходил из устья Лены в Северный Ледовитый океан, Михаила смыло с палубы волной. К счастью, быстро заметили, спасли. Через несколько дней он получил письмо от матери, в котором она спрашивала - что случилось с ним, поскольку она слышала его крик "мама!". Услышала сердцем. В свободное время он играл на варгане.
Михаил Иосифович долго переписывался со Святославом Николаевичем Рерихом, получил от него 13 писем. 12 писем он отдал в музей Рерихов, а тринадцатое не отдал, поскольку там было очень личное. Убеждённый православный христианин Угрин был против объединённой религии, за которую ратовал С.К. Рерих. В одном из писем он очень резко высказался, и поэтому ответное - последнее письмо Святослава Николаевича не хотел показывать никому. В 2015 году во время музейной практики студентов училища мы были в музее Рерихов в Москве. Я спросил сотрудницу музея о письмах С.Н. Рериха М. Угрину. Она ответила, что ничего об этом неизвестно...
В 1992-м правительство Ельцина "отпустило" цены. Деньги катастрофически быстро обесценивались, зарплаты не хватало на основное - еду и платежи. Начались забастовки, в том числе и педагогические.
Летом мы получили достаточно большой денежный перевод от Лидиного брата Анатолия, жившего на Сахалине и ставшего на паях хозяином рыболовецкого судна, промышлявшего в Тихом океане. Мы подумали, что он просто хочет помочь нам, но через несколько дней получили от него письмо, в котором он предлагал нам приехать в гости, и эти деньги - на авиабилеты. Я пытался купить билеты в Саратове и в кассе, и через знакомых - ничего не получалось. Потом мне сказали, что Москва не хочет отдавать деньги за авиаперевозки в регионы, и покупать их нужно только там. Мы решились. Взяли билеты в Москву. По прилёту я сразу отправился в кассу брать билет на Сахалин, но кассир ответила, что билетов нет. Это было 5 августа. Я показал ей два своих этюда и спросил: "А если за две картины?" - "Так они сейчас и выскочат - на 7-е устроит?". Вот так, не переводя дух, и не останавливаясь, и сказала. Я взял билеты, и мы помчались в другой аэропорт переоформлять их на сегодняшнее число. Ситуация повторилась: когда я протянул кассиру с билетами и паспортами этюд и линогравюру, то билеты были оформлены быстро. Самолёт должен был вылетать минут через 15, и мы помчались прямо по лётному полю к самолёту. Сели, перевели дух... и ещё 40 минут сидели, пока стюардессы по головам пересчитывали пассажиров. Кто-то улетел предыдущим рейсом, кто-то, как мы сел с более позднего рейса.... В общем, кавардак, как во всём и везде в России. Широкофюзеляжный ИЛ-96, конечно очень комфортабелен. Смотреть в иллюминатор было захватывающе интересно и немного жутковато. Особенно запомнились Саяны, где между вершин в долинах лежал снег. Промежуточная посадка в Красноярске, и утром - Южно-Сахалинск.
Нас никто не встретил, Лида расстроилась. Мы поехали домой к Анатолию, но дома никого не было. Поехали к старшему брату Юрию. Позвонили в дверь - опять никакой реакции. Подумали, что он на работе, и решили ждать во дворе. Просидев до пяти вечера, позвонили ещё раз, и Юра открыл дверь. Оказывается, он был в отпуске, и просто спал, когда мы звонили в первый раз.
Выяснилось, что Толю срочно отправили в Японию, и он поручил старшему сыну Саше опекать нас и выполнять любые наши желания. И нас действительно "ублажали". Юра и Саша возили нас, куда только не пожелаем. Ездили к Тихому океану на рыбалку с Юрой, и я поймал маленькую камбалу, которая сорвалась с крючка на мелком месте, и удрала. Ездили на Холмский перевал, видели, как растёт бамбук, видели пролив Лаперуза. Первый день трудно было привыкать к большой разнице во времени. Привыкли к концу гостевания...
Хотя Толи не было, мы ночевали в его квартире с его женой Ольгой и сыновьями Сашей и Денисом. У них был серенький пудель Грей, с которым мы очень подружились, потому, что после небольшой выпивки, я встал рядом с Греем на четвереньки и, балуясь, перегавкивался с ним.
Мы взяли с собой небольшие картоны и краски, и несколько раз писали этюды: на берегу Анивского залива, на речке Лютоге... Когда жена Анатолия Ольга увидела, как мы пишем, она уговорила младшего сына Дениса отдать нам коробку корейской масляной пастели. Я сразу вцепился в неё и стал писать этюды пастелью. Я всё просил отвезти меня к каменистому берегу, чтобы написать камни, но не получилось. Мы взяли с собой фотоаппарат и позитивную фотоплёнку для слайдов, но она очень быстро кончилась. Юра дал нам свой японский фотоаппарат с негативной плёнкой, но когда аппарат перестал снимать, Юра решил, что плёнка вся отснята, и открыл аппарат. Оказалось, что "сдохла" батарейка, и плёнка засветилась. Все кадры, которые мы сняли в Южно-Сахалинске, пропали.
В последний день Юра повёз нас на берег Охотского моря к рыбакам купить горбуши. Перед этим штормило, и в море не ходили. Но рыба у рыбаков была - по 15 руб. за штуку. Она лежала в деревянных ящиках со льдом. Рыбак показал, откуда брать и отвернулся. Я стал перекладывать рыб в сумку и считать: "Одна, две...". Решил обмануть, и одну не посчитал, кинув 7 штук, сказал, что 6. - на 90 рублей. Рыбак сказал, что сдачи со ста рублей у него нет, и дал ещё одну рыбину.
Доехав от моря до озера Тунайча, Юра остановился. Мы донесли рыбу до озера, и Юра выпотрошил её. Потроха ушли в озеро - "другие рыбки съедят". 4 рыбины оказались с икрой. Дома Юра посолил рыбу и сложил в многослойный бумажный мешок, как из-под цемента. С Сахалина мы летели на ИЛ-86, сумку с рыбой взяли в салон. Когда выходили, я увидел на полу мокрое пятно - посоленная рыба потекла. В Москве в аэропорту до посадки на саратовский самолёт негде было даже стоять, не то, чтобы сесть. Я увидел табличку "депутатский зал", и мы пошли туда. В нём было тихо, прохладно и стояли свободные кресла. На входе я показал удостоверение депутата Саратовского областного совета, и никто не сделал замечания, хотя зал был для депутатов Верховного Совета. Просидев до времени посадки на самолёт, мы встали, и я снова увидел под сумкой мокрое пятно. Стыд!
Глава 25
В эти "лихие" 90-е годы, когда не хватало денег даже на самое необходимое, я приспособился продавать свои работы в магазине "Искусство" на проспекте Кирова в Саратове. На глаза попались фотографии собак и кошек размером 24х30 см., оформленные в металлические рамки. Под фото был подложен хороший картон, на котором я писал этюды в разных техниках = и маслом, и пастелью, и акварелью. Приезжая на сессию областного совета или на заседание комитета, я выкраивал время отнести 10-15 работ в магазин. Цены назначал невысокие, помня о своём "непрофессионализме". Распродавались быстро. Однажды кассир магазина, выдавая мне деньги, призналась, что хотела купить мою работу, но не успела. Теперь даже немного жалко некоторые работы - по ним можно бы написать более крупные картины. Тогда же я стал вести учёт "ушедшим" работам. Постарался вспомнить и те немногие, которые раздарил ещё в студенческие годы, что раздарил, работая в школе. Позже перевёл этот список в компьютер, и теперь в моём списке "ушедших" более 1300 работ, из них более половины раздарены.
Зимой, по выходным, мы иногда выходили гулять, уходили достаточно далеко - то к Волге, то за автовокзал в сосновый лес. В соснах, по весне, однажды провалился по колено в какую-то мокрую яму - пришлось бежать домой греться, сушиться. Брали с собой бумагу и карандаши, делали наброски, зарисовки. Потом эти наброски становились основой для линогравюр.
В ожидании лета Весенняя распутица
Линогравюры 1990-х годов
Однажды в лесополосе за автовокзалом встретили бывшего ученика.
-А что Вы тут делаете?
-Рисуем.
-Ну, вы меня удивляете. Художник должен рисовать красивые места - горы, водопады...
Пришлось объяснять ему, что есть картины красивые, и есть "красивенькие", т.е. надуманные, с фальшивой, лакированной красотой. А настоящий художник может и должен увидеть и передать в картине красоту живую, окружающую человека каждый день, там, где он живёт.
Перейдя в Лидину квартиру, мы вновь стали обрабатывать мой дачный участок, а Лариса - огород возле дома. Разрослись яблони и груши, которые я когда-то посадил, была клубника, смородина, крыжовник. Разросся виноград, не требующий укрытия на зиму. Сажали огурцы и помидоры. Посадили иргу, которая скоро разрослась и начала плодоносить. Её очень любят воробьи, и мы с ними соревновались - кто быстрее уберёт урожай. Чтобы их отпугнуть, вешали пластиковую бутыль с наклеенными "глазами", сделанными их цветной бумаги. Ага, так они и напугались.
Пока винограда было мало, я стал делать фруктово-ягодное вино - из яблок, вишни.. где-то прочитал, что для осветления вина рекомендуют добавлять желирующие компоненты, которые соберут осадок. Поскольку мы увидели, как желирует ирга, то и стали добавлять в вино сок ирги. Результат был отличный - вся муть собиралась в малоподвижную желеобразную массу, и она при фильтрации хорошо отделялась от сока. Вина мы называли по составу ягод: "Вишмалир", т.е. вишня, малина, ирга. "Яблир" - яблоко, ирга.
Однажды у нас дозрело яблочное вино, и мы наметили его на следующий день разлить по бутылкам. Я пришёл с работы, а по квартире плывёт аромат яблочного вина. Я с порога спрашиваю Лиду: "Ты без меня решила разлить?". Она вышла из спальни с половой тряпкой в руках и в слезах. Оказывается, она мыла пол и решила чуть отодвинуть 10-литровую бутыль с вином, но та попала донышком на какой-то выступ в полу, и под собственной тяжестью лопнула. Всё вино оказалось на полу. Мало того, бутыль стояла у стены, и часть вина утекла под плинтус. Через час пришла соседка с претензией: "Вы нас залили, по стене течёт!". Когда мы ей объяснили - чем залили, она посочувствовала, но картину в возмещение "ущерба" взяла.
Когда набиралось много винограда, я делал вино из него. Поскольку этот виноград был кисловат, то я подслащивал сок сахаром в 5-6 приёмов, граммов по 50 на литр сока. На всех "корпоративах" и дома у нас, вино хвалили. Я давал вину хорошо вызреть - как минимум, полгода. А когда рождались внуки, я берёг вино до их 18-летия. И сейчас ещё стоит вино для Вани и Егора.
Однажды, из-за отсутствия стеклянных бутылок, я разлил вино в пластиковые бутыли, и отнёс в погреб. Зимой принёс такую бутыль и поставил в кухне. Вечером, готовясь к урокам, услышали хлопок и какое-то шипение. Забежав в кухню, увидел, что все стены и потолок заляпаны красной жижей, а бутылка падает из-под потолка. Наверное, вино, в своё время, чуть-чуть не добродило, в погребе брожение остановилось, а согревшись в доме, возобновилось, и газ прорвал бутыль. Она, как ракета, летала по всей кухне.
Как-то раз, мы ехали с дачи, прихватив соседей, у которых машины не было. Говорили о разном, в том числе, я рассказал о своей аллергии, и о том, что после уколов от аллергии, у меня она проявляется, если я выпью спиртное. Соседка с сердцем сказала мужу: "Хоть бы на тебя напала какая-нибудь аллергия, чтобы ты пить перестал". Посмеявшись, заметили, что в машине пахнет бензином. Я глянул вниз и увидел, что под ногами плещется бензин - слоем в толщину пальца, а стрелка указателя бензина почти на нуле. Остановился, снял резиновые коврики под ногами и выдернул пробочки в днище. Бензин вытек, и я снова завёл мотор, торопясь доехать до гаража. В гараже зажглась лампочка, показавшая, что бензина больше нет. Хорошо, что сосед не закурил. Оказалось, что бензиновый бак проржавел от попавшей когда-то в него воды. Друзья помогли снять бензобак, но как его отремонтировать никто не подсказал. Сваркой - нельзя, взорвётся, клепать - не подлезешь внутрь. потом где-то прочитал, что кто-то заклеил такой бак стеклотканью на эпоксидной смоле. Стеклоткань я не нашёл, поэтому взял обыкновенную и, промазав её эпоксидкой, заклеил дырку. Ездили потом ещё несколько лет, и даже продал так.
В июле 93-го принесли телеграмму от зятя Николая "Поздравляю внучкой". Я собрался и поехал в Москву. Когда встретились с Николаем, он удивился, что я приехал - он забыл, что дал мне телеграмму, поскольку все эти дни "обмывал дочку". Из роддома Свету забирали вдвоём. В общежитии показывал молодым - как пеленать, как купать ребёнка, что делать, чтобы не заразить плохой водой. Пообещал приехать осенью. Света назвала дочку Любой - в честь умершей бабушки.
Тогда же Лида проверилась в Саратове на УЗИ (в Марксе ещё не было) и узнала, что у неё нелады с желчным пузырём. Я договорился с депутатом-врачом Дмитрием Владимировичем Свищёвым, и её положили на обследование в Третью Советскую больницу в Саратове. Обследование ничего не показало, но ей предложили операцию по принципу "разрежем - увидим". Увидев, что врачи частенько бывают пьяными, она потребовала: "Забери меня".
Я рассказал об этом Н.С. Макаревичу, и он сказал, что проблема легко решается лечением травами. Оказывается, он давно занимался народным целительством. Параллельно с учёбой в юридическом институте, он слушал лекции в медицинском институте. Сейчас ему некогда было помогать нам, и он дал мне адрес своего друга, травника Виктора Станиславовича Матусевича. Второго октября 1993-го года мы взяли билеты на "Метеор", и отправились в Хвалынск к Матусевичу, взяв две картины в качестве оплаты за предстоящее лечение.
От пристани до дома Виктора Станиславовича вдоль Волги шли с полчаса. Маленький домик,
рядом строящийся большой. Первый вопрос - кто дал адрес? Узнав, что от Макаревича, подобрел и стал расспрашивать: что и как. После опроса вышел и через некоторое время принёс пакет с протертыми травами, объяснил, как пить. Поговорили о жизни, нашли общие взгляды на жизнь. Подарив привезённые картины, пошли к пристани.
Через пару месяцев приёма трав, Лида сказала, что вся еда отдаёт прогорклым маслом, и в животе какие-то толчки. Позвонили Матусевичу, и он сказал, что значит, заработал желчный пузырь. Весной мы снова поехали к Виктору за новой порцией
С Виктором Матусевичем 1992г.
трав. В тот раз Лида рассказала о своей астме, которая мучила её с 13 лет. Совет ошеломил: наберите цветов мать-мачехи по весне, и пей отвар. В апреле мы поехали в старый карьер, набрали большой пакет цветов, и Лида стала пить отвар. Где-то в июне на этюдах в лесу она мне сказала: "А ведь я не пользуюсь ингалятором, с которым не расставалась 30 лет". Для неё это было шоком.
В конце лета я узнал, что директор ДШИN1 С.В. Жукова уволила Сергея Сакова, мужа Эльвиры, проработавшей там один год до декрета. Он очень плохо обращался с детьми, оскорблял их и вёл в школе религиозную пропаганду. Я решился: 11 лет преподавал изобразительное искусство в общеобразовательной школе, может быть, теперь смогу преподавать в художественной? Перед началом учебного года я пришёл к Жуковой и предложил свои услуги в качестве преподавателя. Работали всё так же Сергей Матвиенко и Герман Иванович Кокшаров, которого я уговорил перейти туда на работу, поскольку оформительская мастерская при тресте "Марксводстрой", где он работал, "умерла" вместе с трестом. Мне дали нагрузку в двух классах, причём в одном, где рисунок и живопись вёл Г. Кокшаров, дали вести композицию. На второе моё занятие пришёл мальчик лет 11, и, узнав, что композицию буду вести я, а не Герман Иванович, заявил: "Мой учитель - Герман Иванович!". И перестал ходить на занятия. Звали его Юра Чайковский. Через год мы встретились в другом месте, и он признал меня своим учителем.
Уходя из первой школы, я узнал, что меня хотели представить на какое-то звание, но... В то же время, я забрал из школы подарки марксовских, саратовских и других художников и сделал небольшую выставку в кабинете истории искусств ДШИN1.
В сентябре я съездил в Саратовский музей им. А.Н. Радищева и попросил у директора Г. Курманкуловой хоть небольшую выставку для нашего выставочного зала в художке. Она отказала, потому что мы - не музейная организация, но пообещала дать работы детей, занимающихся в студии при музее. После детской выставки С.В. Жукова договорилась с директором Саратовского художественного училища В. Л. Масловым, и зимой привезли выставку работ преподавателей училища. На открытии со мной поздоровался человек с бородкой, как у меня и, прочитав в моих глазах сомнение, представился: Апин Валерий. Я как-то забыл тех ребят, у которых выпросил работы для выставки в своём классе. Я показал ему его подарок - гравюру в классе истории искусства. Потом завёл в этот класс В.Л. Маслова, показал собранную мной коллекцию, напомнил, что я когда-то просил у него несколько студенческих работ для этой коллекции, и напоследок показал свои несколько линогравюр, и спросил его мнение. "Ничего, только они у тебя какие-то деревянные". Я не признался, что самоучка.
Во время одной из поездок в областной совет я увидел на проспекте Кирова вывеску: художественный салон "Автограф". Рядом стояла афишная тумба. Я зашёл, посмотрел выставку и спросил: а как провести выставку марксовских художников? Пожалуйста, заплатите за аренду помещения, и выставляйтесь. Дома я обговорил с коллегами, собрали картины и привезли в этот салон. Нас было семь участников: Ш. Валиев, Г. Кокшаров, В. Солдатов, мы с Лидой, А. Грачёв и М. Патраков. Когда Михаил вешал на тумбу нашу афишу, мимо шёл знаменитый саратовский артист эстрады, Народный артист РСФСР Лев Григорьевич Горелик. Его называли "саратовский Райкин". Он заинтересовался нашей выставкой и зашёл в салон. Я незадолго до этого прочитал в какой-то газете, что он большой любитель живописи, и у него есть коллекция работ советских художников. Я набрался нахальства, и предложил ему выставить его коллекцию в нашем выставочном зале в школе искусств. Он ответил, что подумает.
Вернувшись домой, я рассказал об этой встрече С.В. Жуковой, и она ответила, что Лев Григорьевич теперь работает в методическом центре министерства культуры области, и она часто с ним встречается. Обещала поговорить с ним. После двух таких переговоров с Гореликом, С.В. Жукова сказала, что он согласился, но попросил в качестве компенсации пару мешков картошки, лук и чеснок. Жукова договорилась с каким-то фермером или другим хозяйством, но овощи ему отвезли.
Лев Григорьевич привёз коллекцию графики. Листы надо было выставлять под стеклом, но было мало зажимов, соединяющих стекло с подложкой. Я нарезал стальных тонких полосок, обработал их фосфорной кислотой от ржавчины, и нагнул зажимов, после чего выставку развесили полностью.
На открытие пришло много детей из школ, и Лев Григорьевич устроил целый спектакль, рассказывая об этих картинах. Разъезжая с гастролями по стране, он приходил в мастерские художников и выпрашивал работы, пользуясь своей популярностью.
Мы с Лидой тоже пригласили его к себе. В это время Лида увлекалась росписью разделочных досок. Раньше, в Калининске, она расписывала на темы русских поговорок, а здесь она расписала несколько досок на темы восточного календаря. Наступил год Петуха, и у неё были две доски с чудесными петухами. Одну она решила подарить Горелику. Кроме того, она в некоторых досках разглядела образы, спрятанные в линиях годового прироста дерева. Расписав по этим линиям, она получила Бабу-ягу и Водяного. Доски мы поставили на стол в спальне, и, увидев Водяного, Лев Григорьевич потянулся за ним, но стол качнулся, и доска соскользнула за стол, к стене. Мы рассмеялись - не хочет Водяной уходить к Горелику.
Когда сидели в комнате и пили чай, я попытался нарисовать гостя. Получился шарж. Горелик написал на нём "Ещё чуть-чуть, и это я". Фотограф Владимир Николаевич Бредихин много фотографировал во время открытия, и потом по мотивам этих фотографий, я попытался написать картину "Меценат". Не очень удачная, но я храню её.
После этой были ещё выставки: детская, марксовских художников, и выставка Володи Мошникова, с которой связано досадное воспоминание. В марте Жукова предложила мне съездить за его работами, хотя мы договорились, что когда он подготовит выставку, позвонит. Я сказал Светлане Васильевне, что раз не звонит, значит, выставка не подготовлена. Она стала упрашивать: "Я заказала у Ледерера машину, если не используем - он меня съест". Я доказывал, что ехать бесполезно, но она настаивала. Конечно, выставка не была подготовлена, и я вернулся ни с чем. Привезли Володины работы через 2 или 3 недели, в марте. Человек думающий, философ, Мошников написал ряд картин на библейскую тему обоеполого первочеловека - андрогина, так и назвав выставку: "Фантазии на тему Андрогин". Работы были акварельные, и цены, заложенные Владимиром Александровичем, нас ошеломили. Тем не менее, одну работу удалось продать.
Глава 26
За два года после "путча" и развала СССР в Москве и стране произошли большие изменения. Ельцин всё больше жаждал власти, не хотел делиться ею с Верховным Советом РСФСР, и подписал указ о роспуске Верховного Совета. Как раз на следующий день после нашего возвращения из Хвалынска в октябре 1993 года в Москве танки расстреливали Верховный Совет РСФСР. Нашему возмущению не было предела, но сделать что-либо мы не могли. Вечером мне позвонил соратник по борьбе против немецкой автономии Виктор Алексеев. Он страшно возмущался, кричал в трубку: "Ну, надо же что-то делать!!". Через некоторое время он повесился.
В Белом доме сгорели, наверное, и мои работы, подаренные Руслану Хасбулатову, председателю Верховного Совета.
Через несколько дней собрали сессию областного Совета народных депутатов. Последнюю. В повестке дня стоял один вопрос, навязанный Москвой всем регионам - "О прекращении деятельности Совета". По-другому говоря, о самороспуске. Мы с В. В. Рогалёвым были против, председатель горисполкома Н. Д. Цыганок - за. Г. Г. Косарев и С. М. Денисов, как-то связанные по работе с исполкомом, подчинились Цыганку. Незадолго до этого прошли довыборы по нескольким округам, и в областной Совет был избран заместитель саратовского мэра Дмитрий Фёдорович Аяцков. На сессии он выступил за самороспуск Совета, и я, выступая после него, "поддел": "Вы, господин Аяцков, баллотировались в Совет только для того, чтобы взорвать его изнутри?". У него была хорошая память, и через несколько лет он вспомнил меня. Критикуя расстрел Ельциным Верховного Совета, я привёл в пример картину Питера Брейгеля-старшего "Слепцы": не так ли и нас ведёт слепой поводырь.
Когда дело подошло к голосованию, я встал, и с места без микрофона (благо, голос громкий) предложил: "Уж если мы подписываем смертный приговор Советской власти, давайте сделаем это поимённо, чтобы наши избиратели знали, кто за что стоит". Как ни странно, моё предложение было принято, и когда В.В. Уханёв называл фамилию депутата, тот отвечал: ЗА или ПРОТИВ. Так закончилось моё депутатство и вообще советская власть в России.
Когда теперь встречаюсь с бывшими депутатами, говорю - мы последние представители советской власти. Теперь многие сожалеют о развале Союза ССР, об уничтожении советской власти, но тогда ещё не все понимали, куда ведёт нас ельцинская клика. Всё познаётся в сравнении.
В осенние каникулы мы с Лидой решили съездить в Москву, посмотреть внучку. Понянчившись два дня, решили съездить в Третьяковку. Старая ещё была на ремонте, поехали в новую, на Крымском валу. Поднимаясь по эскалатору на станции метро Октябрьская, мы увидели спускающихся старушек с маленькими красными флажками, какие раньше носили октябрята. Я поздравил их с праздником, а одна сказала: "Улыбайтесь, улыбайтесь, сейчас тоже своё получите". Мы ничего не поняли, но поднявшись на площадку, увидели, что выход на улицу перекрыт двумя рядами ОМОНа в касках, со щитами и дубинками. Всех поднимающихся ОМОНовцы заворачивали на эскалатор, идущий вниз. Я подошёл к офицеру и сказал, что мы приехали из Саратовской области, и хотим пройти в Третьяковскую галерею. Он буркнул что-то, омоновцы расступились, и мы вышли на площадь. Насколько видел глаз - на Ленинском проспекте и Крымском валу не было видно ни души, даже машин. Позади нас шла молодая женщина в слезах. Я спросил - что случилось? Сквозь слёзы она ответила: "Я не могу это видеть". Потом мы узнали, что в этот день - а было 7 ноября, у памятника Ленину был намечен митинг против политики Ельцина. Конечно, власти не могли допустить его, поэтому все подъезды к Октябрьской площади были перекрыты. Мы прошли по путепроводу до угла, и, свернув на Крымский вал в сторону Третьяковки, поравнялись с шеренгой омоновцев со щитами, также вооружённых дубинками. Лида созоровала: "С праздником, ребята".
Офицер вскинулся: "Это - с каким?" - "С настоящим" ответила моя хулиганка. Я дёрнул её за рукав: "Молчи, а то сейчас получим, и в галерею не попадём". Спускаясь к Третьяковке, увидели ещё группу омоновцев, которая отдыхала, поставив щиты в ряд поперёк тротуара, и подперев их своими дубинками. На проезжей части улицы стояли символы "новой демократии" - пожарная машина и специальная, водомётная, серого цвета, для разгона демонстраций. Окна зарешёчены, над кабиной наконечник водомёта.
Подойдя к парку, окружающему Третьяковку, увидели множество художников, стоящих со своими картинами. Увы, покупателей не было. Когда я похвалил у одного работы, как оказалось, его жены, он ответил: "Не надо хвалить, лучше купи что-нибудь, жрать нечего".
В нескольких залах галереи была выставка работ, представленных на соискание Государственной премии в области искусства. Нас поразили работы детской экспериментальной архитектурной студии ЭДАС, руководил которой Владислав Кирпичёв. Особенно интересными были объёмные проекты "сумасшедших" по смелости сооружений, склеенных из обычных спичек. Они были закрыты большими стеклянными кубами. На стендах находились рисунки детей. Там я узнал, что фотографии этих проектов помещены в журналах "Архитектура и строительство в России". По возвращении домой я выписал эти журналы по межбиблиотечному абонементу и упросил начальника отдела культуры Ивана Андреевича Ледерера сделать на отдельском ксероксе копии этих фотографий. Много раз потом я показывал эти фото детям, чтобы разбудить их фантазию. Позже мы узнали, что студия ЭДАС получила Государственную премию имени И.Е. Репина в области изобразительного искусства.
Вернувшись в общежитие, мы увидели, что Света с Николаем очень напуганы. Оказывается, только что по телевидению показали события на станции метро "Октябрьская", где ОМОНовцы дубинками разгоняли съезжавшихся на площадь демонстрантов. Они думали, что и мы попали под эти дубинки.
Конец 1993 года - это голосование по принятию новой Конституции. Споры, раздоры... Мы голосовали против неё, как бы предчувствуя, что она не в пользу простых людей.
На работе всё шло своим чередом. Я учился новым программам и методам преподавания. Работал в одном кабинете с Г. И. Кокшаровым, который хмыкая, подсмеивался над моими объяснениями детям. Я предложил детям попробовать резать линогравюры.
Попробовали, некоторым понравилось. Попробовал и Герман Иванович, но не увлёкся. Я до сих пор храню оттиски некоторых детских гравюр.
Весной предстояли выборы в областную Думу. Мне позвонил В.В. Рогалёв и предложил поехать в Саратов на встречу сторонников советской власти. Там были некоторые члены Малого совета, люди, голосовавшие против роспуска Советов. Состав думы должен быть вдевятеро меньше бывшего Совета - всего 35 человек. В. Рогалёв предложил по нашему округу выдвинуть Николая Сидоровича Макаревича. В ходе предвыборной агитации решили выпустить плакат-агитку за него с подписями агитаторов. Так и сделали. Под биографией Николая Сидоровича напечатали фамилии агитаторов: В.В. Рогалёв - инженер, Л.П. Краснова - Заслуженный работник сельского хозяйства (она преподавала в нашем сельскохозяйственном техникуме и была избрана первым секретарём райкома КПРФ, теперь на общественных началах), В. В. Шиленков - ветеран вооруженных сил и А.Т. Черныш - учитель. Нас в городе и районе люди знали, верили, и Н.С. Макаревич на выборах победил.
В мае, защитив диплом в Самарской Академии искусств, приехала С.В. Жукова. Вызвав меня, она завела разговор о том, что у меня большой отсев детей (ушли двое, одной из-за болезни глаз запретили врачи), что нам с Матвиенко, в её отсутствие, объявлен выговор за курение в классе (я вообще не курю после вечернего техникума, Сергей курил). Слишком много выставок за один год, истоптали паркет и негде взять лак для него. Кроме того, слишком много сожгли бензина для поездок в Саратов (это - когда она уговорила меня ехать за неподготовленной выставкой Володи Мошникова), и вообще, я - не специалист, что подтвердили мои новые коллеги (Матвиенко и Кокшаров, которых я привёл в эту школу). Я сказал, что всё понял, и заявление об уходе подам в конце августа. Ничего не высказывая коллегам, я доработал до конца учебного года и ушёл в отпуск. Через некоторое время один из чиновников администрации сказал мне, что на планёрке мэр города Н.Д. Цыганок напрямую приказал начальнику отдела культуры И.А. Ледереру уволить меня за то, что я агитировал на выборах "не за того". Чтобы побегал, поискал работу. Тот надавил на Жукову, и ...
Двадцать четвёртого июня, перед своим днём рождения, из Москвы приехала Света, ушедшая от Николая, который стал пить, и поднял руку на неё, когда она держала Любашку. Я поехал за ней к поезду в Саратов на своём "Запорожце" рано утром. Она привезла диплом, швейную машинку, подаренную свекровью, годовалую дочку Любашку и щенка по кличке Бакс. Когда выезжал из Саратова по проспекту Ленина к Волге, меня вдруг остановил милиционер - вы превысили допустимую скорость - показал он мне свой радар: 51км/час. Пока мы с ним разбирались, "Запорожец", оставленный мной у бровки, покатился вниз к Волге, сворачивая на встречную полосу. Оказывается, я не поставил его на ручной тормоз. Сердце чуть не оборвалось. На заднем сиденье Света с Любашкой! Догнал набирающую скорость машину, запрыгнул внутрь, повернул руль на свою полосу и потом затормозил. Хорошо, что было очень рано, машин на улице не было. Плюнув, я отдал менту причитающиеся ему на опохмелку три рубля, и уехал домой. Дома я сказал Свете, что если ребёнок в доме, то не стоит держать собаку, и выпустил Бакса во двор. Больше мы его не видели, надеюсь, что кто-то приютил.
Свету с Любашей мы определили в спальню, а сами с Лидой спали на диване в зале. Света сразу стала называть Лиду мамой, а за ней и Катя так же. Когда Катя приехала на каникулы, ей поставили в спальне раскладушку.
Летом 94-го мы решили поехать в Хвалынск на этюды. Приезжая два раза к Матусевичу мы посмотрели на красоту тамошних мест, и Лида сказала, что эти места напоминают ей родной Сахалин. Подготовили этюдники, картоны, еду. Ночевать решили в лесу, а вместо палатки взяли большой кусок полиэтиленовой плёнки и верёвки, чтобы натянуть её между деревьев.
Оставив дочерей и внучку дома, рано утром мы уехали. Сначала решили заехать к В.С. Матусевичу, поблагодарить его за лечение и избавление от астмы.
Когда мы рассказали о своих планах, Виктор с Татьяной предложили ночевать в их новом недостроенном доме. Они строили этот дом уже 16 лет, и конца стройке не было видно. Строить надо летом, а у него самый сезон сбора трав. Три дня мы прожили в Хвалынске. С утра до вечера мы проводили время на этюдах, уезжая от города на "Запорожце" километров за тридцать. За эти дни Лида написала 15 этюдов, а я 17. Однажды три часа писали этюды Волги, стоя на берегу. За это время ни одного теплохода, баржи или катера не прошло мимо нас. Волга была "больна". Меньше года назад мы приехали сюда на теплоходе "Метеор", а теперь даже лодок не было видно. К концу дня болели глаза. Матусевичи кормили нас завтраком и ужином.
Как-то мы решили "проверить" Виктора: набрали большой букет разных трав и показали ему. Он о каждой траве рассказывал много интересного - при каких болезнях её надо применять. Лида хотела что-то записать, но он остановил - "Не надо тебе это, ты же не будешь людей лечить. А вот эту запомни - твоя, и вот эту надо тебе пить". Он подсказал, что для профилактики "самого страшного", т.е. рака, надо делать настойку из нераспустившихся цветов лопуха большого. Решил и он нас проверить: спросил, какие травы мы знаем. Мы назвали достаточно много, на наш взгляд, и он нас похвалил. Действительно много для неподготовленных людей. У него стояли на полках книги по фитотерапии, от современных изданий до старых, с ятями и еръами. Уезжая, мы подарили хозяевам несколько свежих этюдов.
Глава 27
Лето проходило сравнительно спокойно - ездили на дачу, в сосновый лес. В конце августа надо было искать работу себе и Свете. Я пошёл по школам. Света хотела преподавать физику. В физико-математическом лицее, где директором был Сергей Алексеевич Акимов, работавший ранее со мной в первой школе, сказали, что возможно, но прийти нужно попозже. В пятой школе, куда после разгона советской власти из распущенного горсовета директором вернулась Тамара Михайловна Панфилова, сказали, что место физика занято, а художник нужен. Уроки ИЗО там вёл преподаватель химии Александр Чесноков, зять Ш.А. Валиева.
Чтобы Света могла работать, надо было определить Любашку. В садик рано, всего год, решили искать няню. Сначала согласилась бабушка из соседнего дома, которой я, как депутат, помог когда-то отремонтировать балкон. Потом пришлось перевести к другой, третьей, и через полтора года в марте удалось пристроить в детский сад. Она оказалась "не в маму" - общительной с детьми и воспитателями.
Так в сентябре Света пришла преподавать в лицей, а я - в пятую школу. Кабинет мне отвели в филиале, где занимались начальные классы. Кабинетик маленький, узкий. Я сначала и столы поставил в один ряд лицом к лицу, но через месяц вернулся к традиционной расстановке в два ряда, потому что дети слишком много разговаривали, глядя друг на друга. Принёс туда свой радиоприёмник, чтобы ставить пластинки на уроках, свой диапроектор для слайдов, коллекцию картин и репродукций. Когда потекла крыша, приёмник "накрылся", как и репродукции картин. Два года я ютился в этом кабинете, потом дали большой, когда начальных классов стало меньше. Мне сразу дали младшие классы на изобразительное искусство, причём, два часа в неделю вместо одного, и средние - на черчение и "Мировую художественную культуру". Кроме того, в начальных классах дали "Мифологию". Я был в восторге. Здесь я встретился с учеником, который не признал меня своим учителем в ДШИ - Юрой Чайковским. Мы подружились, поскольку он был очень способным в рисунке. Чтобы сделать затемнение на окнах для показа слайдов, я за две свои картины выменял у зам. директора птицесовхоза Михаила Александровича Косоурова списанный автомобильный брезентовый тент. Разрезал на куски, подбил снизу черенки от лопат, и, обогнув верёвками, закрепил на окнах. Потянув за верёвки, поднимал эти шторы, отпуская - опускал.
Не помню, где, я увидел объявление, что в Саратов приезжает "Малая академия искусств" из Санкт-Петербурга, и будут мастер-классы для учителей ИЗО и всех интересующихся. Я отпросился на 2-3 дня у Панфиловой и съездил на мастер-классы. Интересная, но сложная философская система, основанная на религии, меня не привлекла, но некоторые методы и приёмы работы мне понравились, и я решил попробовать.
Упрощенно, можно описать так: задаю детям вопрос - что такое человек, как его можно изобразить? При всех ответах подхваливаю детей, чтобы не спугнуть, не обидеть. Предлагаю мысленно подняться высоко-высоко. Как мы увидим человека? До детей доходит, что очень маленьким, почти точкой. Перехожу к вопросам о характерах людей: чем один отличается от другого? Называют очень много признаков характера - всё правильно. Здесь главное - дать детям раскрыться, говорить смело, не бояться ошибиться. Делаем вывод, что все люди разные, как краски, а поскольку их на земле много, и с высоты они выглядят маленькими точками, всё общество можно изобразить набором разноцветных точек. Предлагаю детям на маленьком формате - 6х8 см. нарисовать - как выглядит наше общество. Казалось бы, у всех детей будет один и тот же набор точек - ан, нет. Кто-то изображает тёплый звучный набор цветов, кто-то - мрачный. Психологи давно пришли к выводу, что в абстрактных изображениях человек подсознательно передаёт свое состояние, своё отношение к миру. Процесс рисования недолог - минут 6-7, но на этом урок не закончен. Я предлагаю ребятам под рисунком написать, что происходит в том обществе, которое они сейчас изобразили. Подписи потрясали детским восприятием мира и своей откровенностью, ведь во время разговора я поддерживал их самые необычные высказывания.
После 2-х - 3-х уроков с точками, я выводил детей на понятие судьбы человека, его жизненной позиции. Предложил рассмотреть ситуацию, когда человек, выйдя из дома, идёт долго-долго. Что-то с ним происходит во время пути: встречи, разлуки. Дети опять рассказывают - что может произойти, а я хвалю их за мысли, за воспоминания каких-то событий в их маленькой жизни, постепенно переводя на жизнь взрослую. В конце мы с ними приходим к выводу, что такая долгая дорога и есть жизнь. Спрашиваю: а как же можно изобразить дорогу? Они сами приходят к выводу, что линией. Но поскольку каждый человек имеет свой характер-цвет, то и линии будут разного цвета. Эти линии могут пересекаться, идти рядом, расходиться, обрываться... Опять дети минут 6-7 рисуют своё видение жизненных путей, а потом они подписывают - что происходило в их рисунке.
Следующий этап - группы в обществе. Задаю вопрос - есть ли между разными людьми что-то общее? Какие могут быть признаки общности людей?, что их объединяет? От деления и объединения на мужчин и женщин к делению и объединению по возрасту и профессиям, по привычкам и увлечениям, дети строили грандиозные группы. К процессу изображения общества по группам дети приходили к выводу, что эти группы людей пересекаются, перекрываются, потому что каждый человек по разным признакам может входить в разные группы. Рисуем пятнами - каждый цвет - это какой-то признак группы, но они переплетаются, перекрываются... И опять дети подписывают под своим маленьким рисунком свои мысли. Однажды ко мне на такой урок пришла директор Тамара Михайловна. Села на последнюю парту рядом с очень озорным мальчишкой, от которого стонала вся школа. Вдруг в конце урока, когда он подписал свой рисунок, она прослезилась. Мальчишка нарисовал в маленьком квадратике большой чёрный треугольник, окружённый маленькими цветными пятнышками, и подписал: "в мою жизнь вошёл плохой человек". Тамара Михайловна сказала: "Мы его всей школой понять не могли, а ты за один урок расколол".
Лида позже тоже попробовала эту методику, и летом к какому-то торжеству в Доме пионеров мы сделали выставку этих детских абстрактных работ с их подписями. Эффект был потрясающий. Те, кто читал подписи под картинками, уходили с мокрыми глазами. Дети оказались гораздо умней, чем мы считали. Такие философы!
Очень интересно было работать с малышами на мифологии. Учебников нет - я купил себе единственный, изданный Саратовским университетом. Чтобы малыши могли вспомнить, о чём я рассказывал, я приучил их вести опорный конспект, записывая одно-два слова из части мифа. Кроме того, я придумал оценки по крестикам. Я задавал вопрос так, чтобы можно было ответить одним словом. Оценку за такой ответ ставить нельзя, поэтому я предложил ставить им крестик в своей тетрадке. На этом же уроке, или на следующем ребёнок мог заработать ещё один-два крестика. Когда таких крестиков набиралось достаточное количество, я ставил пятёрку. Иногда на мой вопрос поднимался лес рук. Тогда я поднимал всех желающих и позволял отвечать хором. Крестики получали все. Поскольку в начальных классах дети ещё правдивые, то они всегда "сдавали" того, кто встал, но не отвечал. В средних классах такая практика не проходила, и я сам ставил отвечавшим детям точки в журнале, которые потом превращал в оценки. Такую практику переняла и Лида - она тоже вела мифологию у малышей и МХК у старших. Мы всё время негласно соревновались, и я признавал, что у неё дети работают лучше. Сказывалось специальное образование, больший опыт и, наверное, большая увлечённость работой.
В 1994 году Лиду представили к званию "Заслуженный учитель школы РФ". У неё были две конкурентки: директор первой школы Тамара Оттовна Бумагина и директор третьей школы Людмила Григорьевна Венедиктова. Обе отказались в пользу Лиды.
Из Саратовского министерства образования приехала в школу проверяющая сотрудница. Приехала после обеда, сказала директору, что хотела бы встретиться с претенденткой. Галина Михайловна Трушева ответила, что нет проблем, она здесь. Министерская дама удивилась - как здесь? Время около 17 часов. Г.М. Трушева проводила её в Лидин кабинет, где только что закончила работу художественная студия. Дама посмотрела оформление кабинета, выставки детских работ. Лида пыталась ей что-то объяснять, но она отмахнулась и сказала, что ей всё понятно.
В ноябре мы поехали в Саратов, где, в здании правительства Саратовской области, губернатор Ю. Белых вручил ей удостоверение, подписанное Б. Ельциным и нагрудный знак. Обычно это звание присваивают учителям начальных классов, математики, физики, русского языка. Лида стала первой и единственной пока в Саратовской области, из учителей-художников, работавших в общеобразовательной школе, получившей это высокое звание. Я очень горжусь ей.
Летом мы встретили Светлану Мартыненко, ранее тоже работавшую в первой школе преподавателем английского языка. Она рассказала, что в село Баскатовку приехал американский "десант гуманитарной помощи" - пенсионеры, которые приехали "поднимать Россию". Они три-четыре часа в день работают, а потом их надо развлекать. Она была при них переводчицей, и уже не знает, куда их вести и как развлекать. Я предложил: приводи к нам, пусть посмотрят картины. А может, кто-то что-то купит. Через некоторое время она позвонила и назвала день и время "экскурсии". Стены в наших комнатах уже были завешены картинами, приготовили этюды и картины, которые не умещались на стенах. Свету с Любашкой отправили гулять.
Гостей оказалось 13 человек, в основном, мужчины, весьма большого роста. Пока я встречал последних, первые уже оказались в спальне, где я сложил этюды, и достаточно бесцеремонно перебирали их. Мы показали картины и этюды. Этюд, который я писал недалеко от детского лагеря "Ровесник", понравился одному гостю, я назвал цену - 100 долларов. Он замотал головой, я снизил до 90. Согласился. Американец вышел в спальню, расстегнул штаны и достал из какого-то потайного кармана деньги. Мне стало смешно - он боялся, что его ограбят русские варвары. В это время ещё кто-то купил несколько небольших этюдов, и я смог отдать сдачу в 10 долларов.
В это время вернулись с прогулки Света с Любашей, и Света показала вышитые ей мелким крестиком прихватки для оконных занавесей. Какая-то гостья восхитилась ими и взяла, сказав, что деньги отдаст муж. В суматохе прощания, мы забыли про эти 10 долларов, и прихватки ушли задаром. После ухода гостей мы долго сидели какие-то опустошённые и возмущённые бесцеремонностью и жадностью гостей, которые торговались за каждый доллар. Всего мы получили 225 долларов за 9 работ, Светины прихватки и Лидину декоративную доску, расписанную акварелью под лак. Доллар тогда стоил 2000 рублей - неденоминированных (2 рубля после 1998 г.)
В конце сентября, в возрасте 56 лет, умер Анатолий Петрович Бакал, мой предшественник по вечернему техникуму. На похоронах я выступил с прощальным словом, упрекнув руководство завода "Волгодизельаппарат" (бывший "Коммунист") за плохое отношение к людям.
Лето и сентябрь того года были влажными, с дождиками, и было достаточно много маслят. На похоронах Бакала нам показали дорогу в большой сосновый лес, о котором я и не знал. Теперь по выходным мы стали ездить туда. Однажды мы с Лидой набрали там 7 ведер маслят, и весь вечер сидели, очищая шляпки от слизистой плёночки. Пока мы со Светой чистили, Лида варила грибы и мариновала. Последнее ведро не успели обработать, и поставили в холодильник.
Как-то в октябре мы с Лидой поехали в лес в сторону базы отдыха "Политехник". Остановившись на берегу затона, вышли из машины, и подошли к берегу. Вдруг мы услышали какое-то курлыкание. Вышли к воде и увидели невдалеке огромную стаю журавлей. Они поднимались от воды и летали кругами над одним местом. Мы с восторгом наблюдали за ними несколько минут, не понимая - почему они ходят по кругу. А потом заметили, что круг постепенно превращается в клин - тот самый знаменитый журавлиный клин. Оказывается, они не сразу взлетают клином, а постепенно строятся из такого круговорота. Так жалели, что не было возможности снять на плёнку это построение.
1995-й год стал грустным. Восьмого января принесли телеграмму с Сахалина: "С глубоким прискорбием извещаем, что Ваш брат Ермаков Юрий Александрович скончался....". Я без очков не успел прочитать сам, и отдал Лиде. Тяжело вспоминать, что с ней было. Юре было 56 лет. Ни проститься, ни похоронить мы не могли.
Готовясь к аттестации на первую категорию, я стал фотографировать детские объёмные работы из пластилина и бумаги. На плёнке осталось два кадра. Дома я, не снимая крышки с объектива, перемотал, щёлкая затвором, эти кадры, и проявил плёнку. Когда повесил её сушить, Лида показала на тёмное пятнышко на последнем кадре:
-Тут кто-то есть.
-Никого не может быть, просто залипла плёнка в проявочном бачке.
Когда стал печатать фотографии, она уговорила меня напечатать и этот последний кадр. Подняв увеличитель на максимум, я напечатал. На фотографии БЫЛО ЛИЦО! Точнее, часть лица, выхваченная из темноты узкой полосой света. Высокий, с залысинами, лоб. Тонкий, благородный нос, закрытые глаза с небольшими, старческими мешками под ними. Мы решили, что в кадр попал наш домовой, и назвали его, по мультяшному - Кузей. Непонятно только: ведь объектив был закрыт крышкой!
Мы часто гуляли вечерами по проспекту Ленина, и заметили: подходим к фонарному столбу, и метра за два - гаснет фонарь. Ещё прошли, и снова гаснет фонарь. Или наоборот - зажигается не горевший. Такие случаи были весьма часто, и мы решили, что Кузя гуляет с нами и озорует.
На уроках мифологии, рассказывая в славянских мифах о домовом, мы стали показывать фотографию Кузи. Восторгов было! Однажды рассказали о нём Владимиру Бредихину, работавшему тогда в районной газете. Он выпросил у нас плёнку, и на профессиональном увеличителе ещё немного увеличил фотографию. Потом он рассказал нам, что это фото он напечатал в какой-то энгельсской газете с заметочкой о нас. Я рассердился: а почему не спросил разрешения? Через некоторое время плёнка пропала. Искали-искали, но увы... Мы решили, что Кузя рассердился на публикацию, и уничтожил плёнку.
В марте мы устроили Любашку в садик, а летом снова пришли деньги от Лидиного брата Анатолия. Мы снова полетели на Сахалин. Теперь Толя был дома, и в свободное время также возил нас по острову. Съездили на могилу Юры. Толя поставил ему мраморный памятник. Ездили на пикник с рыбалкой на речку Лютогу. Ездили на юг острова в Корсаков к сестре Толиной жены Ольги - Ирине. Там кто-то снимал застолье на видеокамеру. Мы подарили всем родственникам наши этюды.
Когда Толе было некогда, мы садились в автобус, и ехали самостоятельно. Так мы съездили в Долинск, где когда-то жила Лидина семья, съездили в Ново-Александровск к Лидиной однокласснице Галине Тимофеевой, с которой они были неразлучными подругами в школьные годы. Они не виделись почти 30 лет. Лида часто вспоминала, что в школе, когда на уроке истории им рассказали, что Ермака по отчеству звали Тимофеевичем, весь класс захохотал, потому что они сидели рядом - Ермакова и Тимофеева. Она сначала не поняла, почему класс смеётся, дошло только к концу урока, и тогда засмеялась она. Теперь класс смеялся над её "заторможенностью".
Когда пришло время уезжать, Толя подарил нам 2600 долларов - на автомобиль и телевизор. В аэропорту при прощании у него было такое выражение лица, словно он чувствовал, что видится с сестрёнкой последний раз. Мы купили на Толины деньги машину "Москвич", телевизор и видеомагнитофон "Funai". Тот телевизор проработал 22 года, пока дети не подарили нам новый.
В конце декабря ко мне в класс вошёл преподаватель ОБЖ Николай Евстигнеев и сказал, что мне срочно надо идти в четвёртую школу, потому что у Лиды умер брат. Я сказал, что это недоразумение - брат умер в январе. Он настоял - звонили из четвёртой школы. Я побежал. Лида сидела в медпункте вся в слезах, вокруг хлопотали коллеги и медсестра. Увидев меня, Лида зарыдала: "Толя....". Он скончался от разрыва аневризмы через 10 дней после дня рождения в возрасте 56 лет, как и Юра. Они были погодками. Нас отвезли домой, Лиду трясли рыдания. Ночь почти не спали. На следующий день почтальон принесла извещение о посылке ... от Толи! Лида повторяла: "Это ошибка, он жив, прислал посылку!". Посылка была отправлена за 8 дней до смерти. В ней была сушёная корюшка, которую он присылал и раньше, всякие мелочи и видеокассета. На этой кассете была запись и поездки на Лютогу, и в Корсаков, а также встреча Толи с сыном Сашей в южнокорейском городе Пусане, куда они пришли на разных судах. Лиде врачи дали больничный лист на несколько дней, чтобы она пришла в себя. Все эти дни она смотрела эту кассету, присланную Толей. Наверное, эти записи спасли её от сумасшествия. Такое потрясение - потерять за один год двух братьев в таком раннем возрасте...
Глава 28
В семидесятые годы горком КПСС решил создать в городе музей Карла Маркса. В здании бывшего горкома, где с 1969 года находится училище искусств (ранее - музыкальное), выделили комнату. Вход сделали с улицы. В комнате на стендах поместили книги К. Маркса разных изданий, в том числе и на немецком языке - а что ещё можно было здесь поместить? Посетителей приводили. Школьников - больше никто не хотел туда идти. Когда построили новый Дом пионеров, старое здание занимали какими-то конторами, а потом переместили туда этот музей. Теперь места было много и надо было заполнять не только наследием К. Маркса. Решили сделать краеведческий музей. Я как раз работал в первой школе, и один ученик рассказал об этом музее. Я зашёл один раз, второй, познакомился с новым директором. Им был кто-то из российских немцев, который вскоре уехал в Германию. После него назначили ушедшего на пенсию директора ПТУN18 Николая Васильевича Титова. До этого он был редактором районной газеты с громким названием "Знамя коммунизма". Родившийся в 1927 году, он в 1945 г. был призван во флот, и стал участником войны с Японией.
Почему-то Николай Васильевич очень хорошо отнёсся к моим замечаниям по организации экспозиции, и мы подружились. В сложные годы противостояния с лидерами немецких организаций, он занимал нейтральную позицию, а я согласился с его мнением, что историю не перепишешь - да, республика немцев Поволжья была, и вычёркивать эти годы из истории города и района нельзя.
В те годы была построена новая поликлиника, и Н.В. Титов по документам доказал, что старое здание поликлиники в годы республики было музеем. Он стал от властей добиваться, чтобы здание вернули музею. Будучи депутатом областного Совета, я поддержал его статьёй в местной газете и на заседании городского Совета.
В 1994 году здание передали Саратовскому областному музею краеведения, был сделан хороший ремонт. Сначала были отремонтированы только залы второго этажа. Какие-то экспонаты собирали у жителей города, какие-то передали из Саратова. В декабре 1995 года музей открыли. На открытие Н.В. Титов пригласил и меня, как активно сотрудничавшего с музеем. Мы пришли, конечно, вдвоём. Я на открытии сказал, что музей будет культурным центром города, и в нём найдётся место для выставок марксовских и саратовских художников.
Летом 1995 года из Америки вернулся Александр Солженицын. проезжая всю страну, 14 сентября он приехал в наш городок. Не знаю, как его "зацепил" наш мэр Н.Д. Цыганок, но ажиотаж был страшный. На встрече с ним в ЦДК зал был забит до отказа. Пришёл и я - хотел спросить Великого Лжеца 20-го века: чувствует ли он свою долю вины за уничтожение великой страны - СССР? В зале стоял свободный микрофон, и большая очередь желающих задать вопрос или высказать своё мнение. Когда я добрался до микрофона, переволновался и растерялся, поэтому сказал не то, что хотел. Сказал только, что я рядовой учитель, (Солженицын стал что-то записывать) никогда не был в КПСС, но сейчас хочу, чтобы коммунисты РКРП и КПРФ объединились в один кулак и вышибли всю эту нечисть из власти.
Сразу после меня к микрофону подбежал какой-то либерал и заверещал: "Вот они уже кулаками размахивают"... Я расстроился оттого, что сказал не то, что хотел, но потом понял: что бы мы ни говорили, новой власти наплевать на наши слова.
Приближался мой 50-летний юбилей, и Николай Васильевич предложил мне сделать в музее персональную выставку. Я выставил 74 работы, в том числе с десяток линогравюр, и несколько пастелей. Выставка разместилась в первом зале на втором этаже. На открытии сначала никто не хотел выступать, и я рассказал о своём пути в искусство. После меня захотели выступать другие. Ирина Павловна Хорина, которая преподавала математику в первой школе и немного в вечернем техникуме. Потом поэтесса Маргарита Фёдоровна Фадина, кто-то ещё, а потом я попросил высказаться Германа Ивановича Кокшарова и Шамиля Ахметовича Валиева. Настоящие художники не говоруны, но выставку они одобрили. После выступлений мы с Лидой устроили фуршет - домашнее вино и апельсины. В пятой школе тоже немного отметили мой юбилей: мы накрыли столы, а коллеги поздравили шуточными сценками.
Выставка провисела два месяца, кое-что зрители купили. Потом была выставка В.П. Солдатова, Лиды, "выставка девяти", Анатолия Грачёва, других художников, в том числе были выставки и саратовских художников. И поныне некоторые залы музея заполнены картинами марксовских художников, в том числе и нашими.
После открытия одной из выставок, собрались, как обычно посидеть у нас за столом, поговорить о картинах, о своих успехах и неудачах. Михаил Патраков, разведённый со своей первой женой, увидев Свету, восхитился, и весь вечер шептал: "Какая у тебя дочь!!".
Он сразу после окончания школы стал работать оформителем. Сначала в районной художественной мастерской, а потом в Центральном доме культуры. Окончил Заочный народный университет искусств имени Н.К. Крупской, и больше нигде не учился. Хороший рисовальщик, он отошёл от реалистического рисунка и увлёкся сюрреализмом. Он делал монотипии акварелью, а потом дорисовывал на этом фоне свои фантазии.
В декабре 96-го года Света вышла за него замуж и ушла от нас. Михаил старше неё на 10,5 лет.
У нас жил ещё один Кузя - рыжий кот. Точнее не рыжий, а палевый, цвета спелых абрикосов. Иногда он подолгу сидел в зале возле двери в тёмную прихожую без движения. Мы шутили: Кузеньки беседуют. Потом мне пришла мысль написать картину на эту тему.
Кот Кузя у нас был не гуляющим - на улицу его не выпускали, боялись, что заблудится. В туалет он ходил на лоток, но однажды случился грех: он вышел на балкон, и согрешил на смежном балконе у соседки Марии Ивановны. Я, увидев это, жутко рассердился. перелез через оградку, убрал за ним, но пообещал убить его за такое действо. Но в квартире найти никак не мог - ни в зале, ни в спальне, ни под ванной, ни за батареей, где он иногда прятался от меня. Я подумал, что он сбежал как-то на улицу и постепенно успокоился. Лида наблюдала за мной со спокойным лицом, а потом рассказала, что этот проказник спрятался не за батареей отопления, а между ней и шторой, и иногда выглядывал - где я. Она еле сдерживалась, чтобы не засмеяться и не выдать бедного кота - боялась, что я вправду убью его.
Летом мы привозили Кузьке травку, и он, переминаясь с лапки на лапку, ел её, пока я держал в руке. Однажды решили вывезти его на дачу. От шума мотора, тряски бедный кот описался в машине. Когда его выпустили на даче, он пошёл знакомиться с обстановкой и заглянул к соседям - Борису и Татьяне Губер. У них там жила кошка. Наверное, Кузьке было интересно с ней познакомиться, но эта фурия так погнала его, что он летел оттуда, перескакивая через кусты смородины и крыжовника. Пришло время уезжать, а его нет. Я ходил по соседским участкам, звал, но нигде не видел. Уже когда решил уезжать, сел в машину и услышал тихое "мяу". Он понял, что может остаться один, и пришёл.
А весной у него была любовь. Этажом выше, у Лидии Ивановны была кошечка, тоже выходившая на балкон. Они с нашим Кузькой перемурлыкивались, Кузя даже залез на перила балкона и.... свалился вниз. Вышли искать - не нашли. Только на следующий день, садясь в машину, увидел, что под ней кто-то сидит. Оказалось, Кузька.
Однажды осенью зазвонил телефон, и женский голос в трубке сказал: "мне нужна Лидия Александровна и Саша". Я удивился и отдал трубку Лиде. После разговора она объяснила, что её подруга и бывшая коллега по школе в Калининске Галина Викторовна Антонова дружит с влиятельной дамой из Саратова. Галина после школы работала в райкоме КПСС, даже была третьим секретарём райкома, и подружилась с Зоей Тимофеевной Ларионовой. Та работала в горкоме КПСС г. Саратова, заведующей отделом культуры, была директором театра оперы и балета им. Н.Г. Чернышевского, а теперь была председателем Совета ветеранов г. Саратова. Имела большие связи. Галина рассказала ей о нас, как о художниках, и Зоя Тимофеевна решила посмотреть нас и наши работы. Они приехали, и, посмотрев наши этюды и картины, Ларионова заявила: "Сидите на миллионах, и никто вас не видит. Я сделаю вам выставку в Саратове!". В начале ноября она позвонила и сказала, чтобы привезли работы на просмотр. Поскольку я зимой на своей машине не ездил, я решил сразу отвезти всё, что хотели выставить. Привезли к ней в Совет ветеранов, а она сказала, что наша очередь ещё не подошла, и надо где-то сложить работы. "Поехали к Учаеву!".
Об Анатолии Васильевиче Учаеве я знал по журналу "Огонёк", в котором была напечатана репродукция с его картины "Победитель", за которую он получил Государственную премию имени И.Е. Репина и звание Народный художник РСФСР. Кроме того, во время моего депутатства, Анатолий Васильевич вместе с тогдашним председателем Саратовского отделения Союза художников России В.Н. Ситниковым приходили в администрацию области, и я водил их на приём к губернатору Ю. Белых. Уже тогда начиналось давление "бизнесменов" на художников, чтобы отнять у них помещения мастерских, расположенных в центре города. Губернатор отказался защитить художников, и мне было очень стыдно.
Мы привезли свои работы на Набережную Космонавтов, где несколько лет назад был выставочный зал Союза художников, а теперь мастерская А.В. Учаева. Работы сложили в уголке прихожей, и Анатолий Васильевич пригласил за накрытый стол. У него в гостях находился председатель саратовского отделения Союза композиторов России Юрий Владимирович Массин, с которым я тоже встречался на заседании комитета по культуре областного Совета.
Анатолий Васильевич предложил выпить за наш будущий успех. Я отказался, поскольку был за рулём, а Лида немного пригубила. Я потом подтрунивал над ней, что пила водку с такими людьми, как Учаев и Массин.
В декабре нам сообщили, что заканчивается время нашей предшественницы Елены Губарь, и подошло наше время. Работы от Учаева привезли в выставочный зал фирмы "Ванька-встанька" на ул. Горького в бывшей гостинице "Европа". В это время у меня почему-то отказалась работать левая рука - не поднималась ни вверх, ни в сторону. Я не мог вешать картины, и пожаловался Зое Тимофеевне. Она позвонила куда-то: "Володя, надо помочь". Через некоторое время приехали... Павел Маскаев и Володя Мошников - те самые ребята, у которых я когда-то выпросил работы для школьного музея. Быстро развесили работы, а через несколько дней приехали на открытие.
На открытии Зоя Тимофеевна сказала, что решила послать нас в творческую командировку в Сирию, и чтобы мы готовили загранпаспорта.
Куратором нашей выставки была Тамара Викторовна Гродскова. Нам рассказали, что она до этого долго была директором музея имени Радищева, но после нехороших "подсиживаний" была вынуждена уйти. Её место заняла Г. Курманкулова, у которой я выпрашивал работы для нового выставочного зала в ДШИN1. Через несколько лет, когда зазвучала тревога о состоянии здания музея, министерство культуры области обратилось к Тамаре Викторовне с просьбой вернуться и взять музей "под своё крыло". Она много сил вложила в ремонт исторического здания, построенного ещё при жизни основателя музея А.П. Боголюбова. С лета 2016 г. после 85-летнего юбилея, Тамара Викторовна оставила свой пост генерального директора, став почётным президентом музея. Мы подружились с Тамарой Викторовной, и в последующем, когда встречались в музее или в художественном училище им. А.П. Боголюбова, она очень приветливо с нами разговаривала.
Открытие прошло очень тепло, хотя зрителей было немного. Да и зал небольшой. Из нашего города на открытие приехал зам. мэра В.А. Стародуб, директор музея Н.В. Титов, директор центральной районной библиотеки Татьяна Ильинична Яшина, она же председатель профсоюза работников культуры. От союза художников пришли Павел Маскаев, Владимир Мошников и Ситников-младший, сын бывшего председателя СО СХ. Выставка провисела два месяца, несколько работ даже продали.
Дни за днями шли годы. Лида очень много работала в своей школе. Кроме уроков, она вела студию, иногда даже по две группы. Работы детей посылали на различные конкурсы - российские, областные, международные. Италия, Франция, Македония - отовсюду приходили дипломы, грамоты, призы. Работа её ученика Кирилла Горелова, посвящённая морю, попала в постоянную экспозицию детской художественной галереи им. И.К. Айвазовского в Феодосии.
Во время отпуска ездили на этюды, на дачу. Подрастала внучка Любаша, которая очень любили ездить на дачу - купаться с бабушкой. Однажды весной, когда ещё не совсем прошло половодье, мы поехали на природу. Обрадовавшись свободе и простору, Любашка побежала от нас - куда глаза глядят. Мы звали её, но она не реагировала. Тогда Лида крикнула: "Люба, волки!"... Что было!!! С какой скоростью ребёнок бежал вперёд, с такой же, даже с большей скоростью, побежал назад, в мгновение изменив направление. Она бежала с таким криком ААААА!!!!!!, что нам самим стало страшно. Мы кричали, что бабушка пошутила, что нет волков.... Я отругал Лиду за такую шутку.
Экономическое положение в стране от реформ Ельцина-Гайдара ухудшалось. Зарплату задерживали. Нам, учителям, предложили положенную на приобретение методической литературы сумму зарплаты перечислять на оплату коммунальных услуг, в частности - за свет. Мы подписались. Однажды, 6 марта, вернувшись с работы после второй смены, увидел, что дома нет света. Это не очень удивило, поскольку свет отключали целыми кварталами, как после войны. Через некоторое время увидел, что в доме напротив свет горит. Вышел на площадку - свет горит. Позвонил дежурному в горэлектросети, спросил - почему? Услышав адрес, дежурный ответил: "Вас отключили за неуплату". "Как, у нас подписано перечисление с зарплаты!" - "Ничего не знаю, рабочий день закончился". Что делать? На носу праздник, выходные. Я позвонил в администрацию, заместителю главы по ЖКХ. Тогда им был Владимир Семёнович Егоров, до этого бывший начальником треста мелиорации "Марксводстрой". Мы были хорошо знакомы. Незадолго до этого, в местной газете был опубликован список должников по оплате за газ. В этот список попал и Егоров. Я спросил его: "Владимир Семёнович, тебе за долги ничего не отключили?" - "Нет" - "А вот моей жене, Заслуженному учителю России, отключили свет к празднику 8 Марта, хотя у нас подписано перечисление части зарплаты за свет". Через час пришли двое электриков и подключили нам свет. После праздника я зашёл в контору гор. электросетей и узнал: наших перечислений не хватило на оплату ДВУХ киловатт-часов - что-то около 50 рублей - неденоминированных. Сейчас, когда некоторые жильцы дома не платят тысячи рублей, и им не отключают свет, переводя эти деньги в общедомовые расходы, нас очень возмущает такая ситуация.
На фоне постоянных задержек с выплатой зарплаты в стране постоянно вспыхивали забастовки. Наш профсоюз тоже несколько раз объявлял их. Однажды учителя из разных школ решили пойти с требованиями в администрацию к мэру Н.Д. Цыганку, с которым у меня после разгона советов, и моего увольнения из школы искусств, контактов не было. От четвёртой школы делегировали Лиду, а от пятой - меня. Перед встречей Лида тормошила меня: "Не вылезай, ты уже терял работу...". Когда в кабинете мэра делегаты сели вокруг стола, Н.Д. Цыганок довольно резко пробурчал: "Ну что, нашли крайнего?". Тяжёлое молчание, и через полсекунды Лида выпалила: "Ну конечно, мы быдло, с нами можно так разговаривать!". Цыганок опешил и после этого сменил тон. Он стал жаловаться, что от него мало зависит, бюджет города почти не наполняется и т.д.
Учителя в России всегда были самыми понимающими и самыми дисциплинированными. Когда областной совет профсоюза учителей объявил следующую забастовку, в пятой школе учителя захныкали: "Уроки пропадут, как будем догонять, выполнять программы? Давайте забастовку проведём на местах...". После этого я написал заявление о выходе из профсоюза. Через некоторое время Лида тоже вышла из профсоюза.
В том же году губернатором области был назначен Дмитрий Фёдорович Аяцков, тот самый, которому я на последней сессии областного совета "вставил шпильку" о развале совета. Объезжая все районы, приехал и к нам. В ЦДК опять собрался народ. В конце встречи, когда люди стали жаловаться, что местная власть ничего не делает по жалобам, а ехать к нему на приём неудобно, он сказал:
- Давайте кандидатуру человека, будет моим представителем, с вопросами будете обращаться к нему.
Несколько человек сначала назвали фамилию В.В. Рогалёва, а потом почему-то зазвучала моя фамилия, довольно дружно поддержанная. Аяцков спросил:
- Этот человек здесь?
Я стоял наверху, на самой галёрке и поднял руку.
- Завтра две фотографии 3х4 и начинайте работать.
Я увидел, как зам. мэра А. А. Захаров что-то нашёптывает ему на ухо и сказал:
- Дмитрий Фёдорович, Вы же знаете, что такие вопросы ТАК не решаются
- А, самоотвод! Ну и ладно. - и губернатор пошёл к выходу
На меня напали: зачем Вы отказались? - Я не успел отказаться, но работать с ним не точно хочу.
Через 5 лет у нас снова была короткая встреча в Болгарии, но об этом позже.
Глава 29
Летом 97-го Катя окончила институт. Электронная промышленность в стране рухнула, рассчитывать на работу по специальности было нельзя. Моя бывшая свояченица, Катина тётя Валентина, воспользовавшись своими связями на подшипниковом заводе, устроила её на какой-то склад кладовщиком с оплатой 200000 руб. - до деноминации, после которой тысяча стала рублём. Через некоторое время зарплату подняли, потом она перешла в бухгалтерию.
В заводском общежитии дали место: сначала койку, потом в комнате она осталась одна. Ещё через некоторое время её пригласили в какую-то частную фирму при заводе, каких тогда возникало много, и она уговорила директора оплатить ей бухгалтерские курсы. Так она официально стала бухгалтером. Уже в 2000-м году фирма купила ей однокомнатную квартиру, а Катя поступила на заочное отделение экономического института.
Света жила с Михаилом в его однокомнатной квартире. Развод с Николаем она оформила сразу после приезда в Маркс. Подавать на алименты она сначала не хотела, но мы с Лидой настояли, и она подала в суд. Николай уехал к родителям за полярный круг, и алименты стали приходить хорошие. Лида сразу сообразила: меняйте однокомнатную квартиру на двухкомнатную с доплатой. Света загорелась: ДОМ! Когда набралась достаточная сумма алиментов, она стала искать вариант обмена. Нашла возле четвёртой школы: маленький домишко на полторы комнаты и пристройка-кухонька. Рядом неплохой огород. Место удобное - рядом школа, садик близко. За обмен пришлось доплатить 12 миллионов (до деноминации). Весной 98-го они перешли в этот дом. Договорившись с друзьями, Михаил провёл в дом воду.
К этому времени Света сменила работу: в 97-м из лицея её переманили в электротехнический лицей (бывшее ПТУ N18), но проработав там полтора года, она сбежала, потому что для работы с тамошним контингентом надо было иметь более крепкие нервы. Потом она работала компьютерным наборщиком в типографии. Директором там уже много лет был Александр Валентинович Абрамов, который в далёком 1965 году поступал вместе со мной в политехнический институт, но не прошёл тогда по конкурсу. Позже, он окончил его заочно. Здесь Света неплохо освоила компьютер, что очень пригодилось ей в последующей работе.
Летом 97-го по Саратовскому телевидению прошёл сюжет о молодом французе, который решил на велосипеде проехать полмира - из Франции в Индонезию. Он уже проехал Европу, Украину, и теперь едет через Саратовскую область. В Энгельсе ему отремонтировали велосипед, везде люди бескорыстно помогали ему. Мы ехали с дачи, и уже на въезде в город я увидел необычного велосипедиста, у которого велосипед был оборудован большим багажником. Я понял, что это тот самый путешественник и предложил Лиде отдать ему часть урожая - ягоды, огурцы, которые везли домой. Обогнав туриста, я остановился и протянул руку. Он остановился. Я спросил: "франсе?". Он ответил по-русски - "да". В Индонезию? - "да". Я предложил ему наши продукты с дачи, он охотно взял. Я спросил его - где он ночует, он довольно сносно объяснил по-русски, что у него палатка. Обернувшись к Лиде, я спросил: дадим ему переночевать у нас? Лида согласилась, и я предложил французу заночевать у нас. Он согласился. Я поехал потихоньку, он за нами.
Во дворе я
высадил Лиду и Свету и поехал в гараж. Путешественник за мной. Назад мы шли через двор, и я, увидев фотографа нашей районной газеты Владимира Бредихина, сказал ему - кто идёт со мной. Он кинулся за фотоаппаратом, позвонил сотруднику газеты В.В. Сафронову, чтобы пришёл к нам
Ужин прошёл в долгой и инте-
ресной беседе. Кристоф Рей
наль - так звали путешест- венника, рассказывал о своей поездке, об отношениях с людьми в разных странах, о дорожной полиции, и поломках велосипеда. Объясняя, почему он не женат, он сказал, что девушки согласны с ним путешествовать, но не на велосипедах, а в хорошем автомобиле. Проезжая через страну, он обязательно изучал язык, чтобы общаться. Утром мы проводили его, предложив подарки - Лидин и мой этюды. Он попросил выслать их домой, во Францию, чтобы не везти с собой. Мы так и сделали, получив через месяц благодарственное письмо от его родителей.
Корреспондент районной газеты Владимир Вячеславович Сафронов, приглашённый В. Бредихиным, напечатал небольшую заметочку об этой встрече в нашей районной газете.
Тем же летом нам сказали, что в селе Каменка живёт художник, приехавший из Казахстана - Игорь Владимирович Кириченко с женой Натальей. Не помню - как мы встретились и познакомились. Он с семьёй жил у тёщи, ветерана войны Анны Михайловны Стовпивской, которая часто писала статьи в районную газету. Окончив худграф Алма-Атинского пединститута, работал оформителем в домах культуры, театре. После распада СССР работы для русских не стало, и они с дочерью и сыном уехали в Россию. Наталья пианистка, пела сама и учила детей пению.
В эти дни было принято решение об открытии в Марксовском училище искусств художественного отделения, чтобы дети, окончившие художественную школу, могли получить среднее профессиональное образование, не уезжая из своего города. Директором училища был Владимир Михайлович Ситников. Начальник отдела культуры И.А. Ледерер пригласил нас с Лидой, чтобы посоветоваться об организации художественного отделения. Мы прошли с В. М. Ситниковым, посмотрели кабинеты, которые он планировал отдать художникам, позвал нас работать. Я, конечно, не мог согласиться, поскольку не имел соответствующего образования, а Лида не захотела уходить из школы. Там всё было привычно и отработано годами. Мы предложили кандидатуру Игоря. Надо было перевезти их семью в город. После недолгих поисков Кириченко купили квартиру в новом микрорайоне города, прозванном по мультфильму - "Простоквашино".
В августе прошли приёмные экзамены. Пришла учиться моя бывшая ученица по первой школе Наталья Колбасина, которая там работала вместо меня. После восьмого класса она уезжала в Саратов учиться на декоратора в ПТУ при мебельном комбинате, и после его окончания в 1994-м году, её взяли в СШN1 на моё место. Теперь она вышла замуж за моего бывшего ученика Александра Варламова и родила дочку Снежану. С ней пришла учиться Наталья Вейс, окончившая 11 классов и двое выпускников 9-классников - Катя Попова из села Подлесное и Юра Чайковский - тот самый, который отказался учиться у меня в "художке", а потом учившийся в пятой школе. Я сказал ему об открытии художественного отделения, и он принёс документы.
В сентябре начались занятия. Преподавать пригласили и Германа Ивановича Кокшарова, который совмещал работу в училище и в школе искусств. Педнагрузку они с Игорем разделили, хотя с одной группой её было немного и для одного. Игорь не хотел брать большую нагрузку, чтобы оставить больше времени для творчества. Работы у него очень интересные, необычные для нас. Реалистические, и в то же время, с выдумкой. В основном он писал по тёмному подмалёвку, как бы выкладывая мазки мозаикой. У него были красивые городские пейзажи, чаще с храмами, поскольку он глубоко верующий. На этой почве мы иногда спорили. Я доказывал абсурдность любой религии, особенно христианской, но он порой едва не приходил в ярость, доказывая, что Иисус - сын божий. Натюрморты его отличаются фантазией - то чайник чашке руку подаёт, то тыквы или какие-то другие предметы общаются, гуляют по столу. Работает он и в графике - иллюстрируя книги. Герман Иванович был лучшим и, наверное, единственным в нашем городе акварелистом. Его акварели, прозрачные и лёгкие, вызывали у меня белую зависть - почему я так не умею? Работы маслом были чуть слабее акварельных. Он в 1955 году окончил Свердловское художественное училище с отличием, и был направлен в институт имени Репина в Ленинград, но, посмотрев на конкурс, уехал. Почти всю жизнь он работал оформителем в различных организациях.
Через год, наверное, поняв, что уровень обучения не соответствует Образовательному стандарту, администрация училища не стала делать второй набор. Так одна группа шла все четыре года.
Помогая обустроиться Игорю Кириченко и его семье, мы восстановили добрые отношения со Светланой Васильевной Жуковой. Она проявляла большую активность в организации выставок марксовских художников - то в областном Центре народного творчества, то в областной думе, которая после разгона Советов, разместилась в здании бывшего горкома КПСС. О выставке в ЦНТ сохранилась видеозапись, о выставке в областной думе - одна фотография.
Все эти годы наша мама была достаточно самостоятельна, несмотря на то, что у неё воспалился какой-то нерв в левой руке. Рука постоянно мёрзла, и мама кутала руку в платок, надевала варежку даже летом. Но при этом пыталась что-то делать в огороде, сама готовила обед. С ней жила Лариса, которая при распаде промышленности и развале завода "Радон", ушла работать на маслозавод. Мамин огород мы с Ларисой разделили: половину СА
жала она, половину я. Возвращаясь с работы, я почти каждый день заходил к ней, мерил давление, покупал лекарства. Заходил и к тёще брата Сергея Дарье Зиновьевне Закуткиной, которая жила недалеко от пятой школы. Иногда шутил: "Пошёл по бабам - к бабе Марфуше, к бабе
Даше". Сейчас, вспоминая эти визиты к маме, понимаю, что не был с ней достаточно ласков, мало разговаривал, ссылаясь на занятость.
26-го мая 1998-го позвонила Лариса, и сказала, что маму увезли на "скорой" в больницу - она задыхается. Ещё через некоторое время сказала, что мама умерла. Отёк лёгких. Хоронили на новом кладбище, уже достаточно далеко от подъездной дороги. По настоянию Ларисы, ставшей "православной христианкой", на могиле поставили металлический крест, сваренный из труб на маслозаводе. Мама не дожила 48 дней до 89 лет.
Она очень хотела, чтобы мы с Лидой вернулись в свой дом, но незадолго до смерти призналась, что Лариса заставила её подписать в завещании свою долю дома на неё. Чтобы разделиться, надо было дом продавать. Из-за капризов сестры, это удалось сделать только через два года. Во время приватизации, паспортистка не включила в справку Катю, потому что она поступила в институт и уехала в Саратов. Но на тот момент Кате не было 18 лет, и по закону, отстаивать свою долю ей пришлось через суд. Пока дом не могли продать, мне пришлось осенью и зимой ночевать в нём, чтобы топить печь. После работы я шёл домой, обедал, а к вечеру уходил туда. Телевизора не было, и я включал проводное радио - слушал новости, концерты и т.д., готовился к урокам.
Приближался 50-летний юбилей Лиды, и я, слушая по радио концерты по заявкам, решил поздравить её песней А. Экимяна на слова Е. Долматовского "Случайность" в исполнении Вадима Мулермана. Написал письмо на Всероссийское радио, а чтобы там на него обратили внимание, написал, что я 8 лет был вдовцом, а она до 40 лет не выходила замуж - "ждала меня", и написал, что очень люблю её. Когда подошёл Лидин день рождения, я в том доме был занят очередной "оформиловкой" для школы и выключил радио, чтобы не отвлекало. Неожиданно зазвонил телефон, и знакомая по заводу "Радон" спросила - слышал ли я исполнение заказанной песни? Увы, нет. Я позвонил Лиде и спросил её - слышала? - нет. Оказывается, ведущая передачи полностью прочитала моё письмо перед тем, как включить песню. Так мы "прогремели" на всю страну с моими признаниями в любви.
На следующий день передачу полностью повторяли днём, но мы оба были на работе, и опять не слышали. Зато слышали соседки, и
"все уши прожужжали" Лиде о том, как я её люблю. После этого она перестала меня ревновать.
Ко дню рождения мы подготовили выставку "Учитель и ученики" - работы самой Лиды и лучшие работы её студийцев.
Открытие провели, как и моей выставки, в первом зале второго этажа. Приехали гости из Калининска - директор школы N2, где работала Лида, её подруги,
приехала семья её бывшей
ученицы Н. Трухачёвой
Глава 30
В начале 99-го, обозлённый нехваткой денег на самое необходимое, решил поехать на заработки за границу. Где нашёл рекламу - не помню, но уплатив 100 долларов, послал свои данные в какую-то канадскую фирму по найму на рыболовецкие суда. Потрошить селёдку. Пришло уведомление, что меня поставили на очередь. Через полгода пришло новое письмо: срок ожидания закончился, но если я хочу продолжить регистрацию, надо заплатить ещё 100 долларов. Понял - лохотрон.
При встрече с Лёшей Чусляевым, преподававшим в Боголюбовском училище, я пожаловался на нехватку денег. Он посоветовал поехать в Чехию, где можно, дескать, писать этюды и тут же сдавать их в художественные салоны на продажу. Я заинтересовался, а Катя пообещала найти турфирму, которая поможет оформить необходимые документы. Загранпаспорт у меня был после обещания З. Т. Ларионовой послать нас в Сирию.
В мае 2000 года я написал заявление в школе на отпуск за свой счёт, и, получив в фирме документы, уехал в Прагу - пока не ввели визовый режим. Кроме чемодана с собой был этюдник с заготовленными холстиками и несколько написанных работ - на всякий случай, а вдруг продам. На границе таможенник спросил - не везу ли я что-нибудь запрещённое? Как честный дурачок, я ответил, что везу несколько своих картин в подарок "друзьям". Нельзя! Пришлось отдать этому таможеннику два этюда, приготовленные именно для таких случаев. Стало - можно.
Поезд из Москвы приходит в Прагу часа в два ночи. Мне обещали, что меня обязательно встретят, но я на всякий случай выпросил телефон человека, к которому меня должны отвезти. Кто должен был - мне простил. Встретили другие - бандиты. Подошёл молодой человек и потребовал 10 % денег, которые у меня есть с собой. Увидев, что я ищу глазами полицию, он сказал: не зови никого, здесь все наши. Хорошо, что у меня отдельно лежали 10 долларов. Я отдал, и бандит позвонил кому-то по мобильному телефону (я впервые увидел): человек отдал.
Я увидел обменный пункт валюты, поменял доллары на кроны и пошёл на стоянку такси. Хорошо, что мне дали в этой фирме туристический ваучер на какую-то местную гостиницу, предупредив, правда, чтобы я туда не ездил.
Показал таксисту этот ваучер, и он повёз меня, переключив счётчик на два щелчка. Потом я узнал, что, услышав русскую речь, таксисты переключают на загородный тариф, вдвое дороже обычного. Поездка в 8 минут обошлась в 990 крон. Хозяин гостиницы, до которого я достучался в три часа ночи, очень удивился, но разглядев подпись своей жены, успокоился и отвёл меня в номер стоимостью 20 долларов в сутки. Я расплатился, принял душ и завалился спать. Утром хозяин объяснил мне, как позвонить по телефону, где находится автовокзал, как проехать на трамвае.
На улице я купил талон на трамвай, талон для телефонного разговора. Автовокзал оказался недалеко от железнодорожного, и доехать до него стоило 12 крон вместо 990 за ночное такси. Позвонив по выпрошенному в Саратове телефону, я узнал, что ехать мне надо до города Раковника, адрес.... Я взял билет на автобус, и часа через два нашёл двухэтажный домик, куда меня должен был привезти ночной встречающий. Хозяин неплохо говорил по-русски. Жил он один, без жены, хотя у него в Праге жила дочь и внучка лет двадцати. Когда-то он был то ли шахтёром, то ли поваром на шахте. Бывал в СССР, работал в каком-то ресторане в Сочи, и даже пел там с Аллой Пугачёвой. Внизу в домике было три комнаты, и как-то я насчитал у него 12 или 13 неплохих эстампов в рамках. На втором этаже в мансарде жили временные рабочие - "гастарбайтеры", как сейчас говорят, в основном из западной Украины. Работали на стройке, копали канавы. Ко мне отнеслись очень хорошо, каждый день приглашали ужинать. Жили они вскладчину, но узнав, что я приехал всего на 5 дней, деньги с меня не взяли.
Хозяин, узнав, что я художник, подсунул мне фото внучки и попросил написать её портрет. Портрет получился плохой, но дед остался очень доволен, и заявил, что возьмёт с дочери 100 долларов за этот портрет. Этим портретом я расплатился с ним за квартиру.
На следующий день я с этюдником пошёл по городу. Городок небольшой, вроде нашего Маркса. На улице стоят четыре закрытых крышками мусорных ящика. На одном написано "sklо", на другом "plastа" и т.д. Подошёл дедок, приподнял одну крышку - положил что-то в ящик, потом в другой... Крышки закрывал. Раздельный сбор мусора. Когда через несколько лет такие ящики поставили у нас, никто крышки закрывать не собирался. А потом поставили мусорные ящики без крышек, чтобы мухам и кошкам было удобнее.
Пройдя по улице, я увидел вдали какой-то тёмный шпиль. Подошёл ближе и ахнул - готика! Храм! Зашёл с одной стороны, с другой - никак на видно всё здание. Мешают деревья. Прошёл дальше, и снова ахнул: ещё интереснее! Башня с арочными воротами, за ней шпиль этого храма. Отошёл подальше - прекрасно вписывается в холстик.
Я встал прямо на тротуаре, развернул этюдник и стал работать. Пешеходы обходили меня и что-то бурчали. Одной даме, сказавшей мне что-то, я ответил, что я русский, приехал из России. Она сразу перешла на русский язык, и объяснила, что это "Пражска брана", т.е. оборонительная башня на дороге к Праге. Есть ещё одна - "Высока брана" - немного в другой стороне. Закончив писать, я пошёл в указанном направлении, и вскоре увидел эту "Высоку брану". К вечеру написал и её.
Вечером рабочие, жившие в мансарде, заинтересовались моими этюдами. Один молодой украинец из Явора - Антон, попросил написать его портрет, а за это он свозит меня в Прагу, покажет те самые галереи и салоны, про которые рассказывал Лёша Чусляев.
Я днём, пока он работал, написал его по фотографии, а вечером подправил с натуры. Утром мы дошли с ним до конторы, в которой он работал, и на их грузовике поехали в Прагу. Только в этот раз я разглядел, что дорога шла в горах. Водитель так гнал, что я не успевал любоваться окружающими красотами, а только думал - не врезались бы во встречную машину или какую-нибудь скалу на повороте.
Во всех салона, магазинчиках, торгующих живописью, я показывал свои работы, привезённые из России, но везде слышал одно - нет, не надо. Поднялись мы с Антоном на Пражский град, прошли мимо королевского, а ныне президентского дворца и я увидел знаменитый готический храм св. Вита. Антон несколько раз фотографировал меня, а я - красоту города. Интересно было смотреть на Прагу сверху - вся под красными черепичными крышами. В парке я быстро набросал аллею со скульптурами. Пришли на Карлов мост, и я понял, почему не брали в магазинчиках мои работы. Половина моста занята художниками, и каждый ждёт - не купит ли кто-то его работу. Работы в основном акварельные, очень хорошие. Да, крушение социалистической системы сказалось на культуре не только нашей страны.
Вечером мы вернулись в Раковник, но на следующий день у меня заканчивался срок пребывания в стране, ограниченный пограничниками размерами моей валюты.
Утром я один уехал в Прагу. Днём написал ратушу на Староместской площади, а к вечеру - какой-то мост с храмом св. Вита на заднем плане. Когда писал мост, подошли двое ребят, заговорили со мной по-английски. Я, не сразу разобрав, что они спрашивают, включился с опозданием. Один уже махнул рукой, когда я понял и попытался ответить тоже по-английски. Сказал, что я русский, из Саратова. Он ответил, что португалец, приехал на 10 дней. Я ответил, что здесь 5 дней и сегодня уезжаю. Всех моих знаний английского языка, изучавшегося три года в институте, хватило на эти фразы. Этюд Староместской площади потом купила жена моего бывшего ученика.
В двухместном купе я почти до отхода поезда был один. В последний момент зашёл человек, оказавшийся земляком - из Саратова. Он 4 месяца работал на стройке, просрочил время отъезда, и вёз домой 500 долларов. Я не понял - какой смысл был в такой поездке на заработки, если за 4 месяца заработать всего 500 долларов - примерно 15000 рублей. Он очень боялся, что таможенники его "растрясут", будут обыскивать. Я посоветовал надеть две пары носков, а деньги спрятать между ними. Даже если заставят раздеться при обыске -носки никто смотреть не захочет. Его действительно увели пограничники. Они знали, что все просрочившие срок отъезда "калымят" в Чехии или в Польше. На границе отправку поезда задержали минут на двадцать. Я уже думал, что он не вернётся в купе, но он пришёл вскоре после того, как поезд тронулся. В Москве на перроне его сразу задержала милиция. Опять я подумал, что больше его не увижу, но надо же! Он вошёл, и опять в моё купе, прямо перед отправкой поезда.
Поездка в Чехию не принесла мне дивидендов, но я не жалел. Впервые побывал в другой стране, увидел всемирно известные объекты культуры, Злату уличку... Поработать на улицах Златой Праги! Единственный минус поездки в Чехию - это пропущенная встреча выпускников нашего факультета, организуемая каждые 5 лет в мае.
В августе встретил учителя физкультуры из первой школы Алексея Ембекова, жена которого работала в гороно. "У тебя загранпаспорт есть?" - "Да"
- "В Болгарию хочешь поехать?" - "Хочу".
В те годы Дмитрий Фёдорович Аяцков, с которым у меня была небольшая стычка на последней сессии областного совета, стал губернатором области. Каждый год он за счёт бюджета области посылал выпускников школ - золотых медалистов на Золотые пески в Болгарии. С ними посылали учителей, выпускавших учеников на экзаменах. За каждым преподавателем закрепляли 4 - 5 детей. В 2000 году в нашем районе были две медалистки - в СШN4 и в селе Подлесное. Учительница, направленная с ними, за несколько дней до отъезда, отказалась от поездки из-за болезни матери. Так я попал в список отъезжающих. На следующий день поехал в Саратов на инструктаж, а ещё через день уже был в поезде. Полдня в Москве, и мы в Боинге на пути в Бургас. Несколько километров по асфальтовому шоссе, и мы в маленьком городке Приморско.
Постоянного населения около 10 тысяч, а в разгар сезона отдыха до двухсот тысяч. Гостиницы, гостиницы, гостиницы. Два пляжа - северный и южный. Северный пляж, на котором мы купались очень длинный - более двух километров. За ним - скалистый мыс с пограничной вышкой. На этом мысу и стоит городок.
За мной закрепили кроме наших двух медалисток ещё троих ребят из Саратова. Умные, хорошо воспитанные. Мы нашли общий язык. Основное время проводили на пляже. Кроме того, были разные конкурсы вроде бодиарта. Я провёл конкурс на знание русских художников. Надо сказать, что знали много.
Один день посвятили поездке в древний болгарский городок Несебр, где находятся ранние христианские храмы - 4 и 11 веков. Я сделал несколько набросков, чтобы потом попытаться написать эту древность. На обратном пути нас завезли в какой-то дорожный трактир, где можно было пить вино - сколько хочешь. Подходи к бочке, наливай... Вино было терпкое и не очень сладкое - натуральное. Но, "на халяву и уксус сладок". Я немного перебрал, и когда приехали в свою гостиницу, забыл в автобусе очки. На следующий день отдали коллеги из соседнего номера.
Вскоре к нам в Болгарию приехал губернатор Д.Ф. Аяцков. А в те дни в нашем Марксовском районе по его инициативе проходил всемирный слёт скаутов - впервые в нашей стране. Разместили их возле бывшего села Обермонжу, недалеко от детского лагеря "Ровесник".
Дамы - учителя обступили Аяцкова и что-то радостно щебетали. Из за их спин я спросил - как с уборкой хлеба, и как прошёл слёт скаутов. Он зыркнул на меня колючим взглядом и ответил, что урожай хороший и слёт прошёл хорошо, подробности расскажет позже.
Потом он ничего не рассказывал, но дома мне сказали, что вся округа была усеяна шприцами от наркотиков.
Я брал с собой акварель и пастель. Когда, во время тихого часа, удавалось уйти из гостиницы, я шёл к каменистому мысу и писал камни, море... Потом по этим этюдам дома написал несколько картин.
Однажды мои подопечные предложили утром пойти на море встречать рассвет. Я согласился. Ночью в комнате услышал шорохи и тихие голоса "Александр Тимофеевич, пойдёмте, Вы обещали". В первое мгновение спросонок хотел отругать их за то, что разбудили, а потом мелькнула мысль: "Не к кому-то, а ко мне пришли. Значит доверяют". Выходить ребятам из гостиницы, без сопровождающего педагога было запрещено. Погода была чудесная, тихо. Только начинало светать. Пошли не только мои подопечные - вышли человек 8. Когда над морем показался краешек Солнца, они, как солнцепоклонники, дружно закричали "ура!". Потом я дома попытался написать этот восход.
Однажды ночью разыгрался шторм. Наутро купаться не разрешили, но мы всё-таки пошли на пляж. Вода была очень грязная, а на песке длинными полосами лежала морская трава, выброшенная волнами. На следующий день всё успокоилось, и мы продолжили купаться.
Одна девушка, как оказалось, год училась в США. Я стал расспрашивать: как же там поставлено обучение? Она рассказала, что выпускники 12-го класса знают математику на уровне нашего шестого класса. Но если ребёнок выбрал в старшем классе какую-то специализацию в обучении, то ему будет предоставлено всё необходимое оборудование и приставлены специалисты. Она выбрала биологию моря. У неё был инструктор по дайвингу, катер, необходимое оборудование вплоть до электронного микроскопа.
Основное внимание в обучении уделяется английскому языку (родному), истории Америки и культуре Америки. Когда я дома рассказал об этом Лиде, мы решили в преподавании МХК больше внимания уделить русской культуре.
Был у меня очень интересный разговор с одним болгарином - рабочим этой гостиницы. Мы обсуждали русско-болгарские отношения в течение многих веков, и я спросил: мы до сих пор для вас "братушки", или всё, развал? Он сидел, покачивая головой слева направо, и я подумал сначала, что всё, развал. А потом вспомнил, что у болгар - единственного народа - кивание головой сверху вниз означает "нет", а слева направо - "да".
На обратном пути у нас было полдня в Москве. Я предложил детям пойти в Третьяковскую галерею - только что открытую после обновления. Увы, умненькие и воспитанные дети предпочли "макдональдс". Со мной пошли человек пять. В галерее я по привычке стал рассказывать ребятам о художниках, о картинах... Когда оглянулся - как всегда: за мной толпа любопытствующих взрослых, и ни одного медалиста.
При посадке в вагон саратовского поезда, наши "умненькие и воспитанные" так ломанулись занимать места, что мне досталась верхняя боковая полка возле туалета.
Через три года двое ребят - Саша Стрельцов и Андрей Корнилов, что были прикреплены ко мне, приехали в гости, уже будучи студентами. Мы их накормили, угостили домашним вином, поговорили о жизни, а на прощание подарили по этюдику. Где они теперь, и кем стали - не знаю. Уже в 2018 году приехал ещё один бывший медалист Родион (его фамилию я не запомнил).
Из Болгарии я привёз подарки Лиде и дочерям - маленькие флакончики розового масла - единственно, что смог купить на взятые с собой деньги.
Пока я был в Болгарии, Лида вынуждена была ездить на дачу одна на автобусе. От остановки в Павловке ещё надо идти около 4х километров до дачи. Полить грядки, собрать огурцы и помидоры - август, и нести их до автобуса. Дорогой, чтобы легче было нести, она понемногу выкидывала самые крупные огурцы. В городе от автобуса опять надо нести это всё до дома.
Когда через три года мы подарили нашу дачу соседям, я жалел только об одном - что не бросили её раньше.
1 сентября 2000 года Любашка пошла в первый класс. Света работала в типографии, и проверять её учёбу не могла. Иногда брала её с собой на работу после уроков, но директор - Александр Абрамов, с которым мы когда-то поступали в институт, бурчал - нельзя. Михаил вообще не считал нужным заниматься с ней - сама поймёт, разберётся.
Глава 31
Летом я, досадуя на то, что картины не покупают, дал объявление в местную газету о продаже картин. "Картина - лучший подарок на юбилей..." Через некоторое время к нам пришёл сдержанный в разговоре мужчина, и сказал, что он по объявлению. Представился: Пупченко Михаил Павлович. Я стал показывать наши работы, но он сказал, что может нам помочь их продавать. Он из Уральска, много зажиточных знакомых, и он будет возить картины туда. Я назвал цены: небольшие - по 150 рублей, крупнее - по 450. Он пожевал губами и предложил: небольшие - по 50, покрупнее - по 150. Я ответил - до свидания, и он согласился на мои расценки. "А если Вы узнаете, что я продаю дороже?" - "Конечно, Вы должны иметь свой процент". Я знал, что в магазине "Искусство" за продажу брали 7%, а в комиссионных магазинах - 30 %. Я отдал ему несколько картин, и через месяц примерно, он принёс деньги. Мы обрадовались - хоть что-то будем получать за художественный труд. Так он продал 3 картины. Через некоторое время он пришёл с заказом на большую картину 100х150см с видом Волги от нашего бывшего речного порта. Обсуждая заказ, он как-то мельком заметил, что это будет стоить 1500 руб. - для такого размера не очень много. И при этом выставил требование, о котором он уже несколько раз намекал: "Не надо подписывать картину своей фамилией". Раньше - только намекал, а теперь требовал. Я написал картину, на переднем плане написал камыш, а среди стеблей написал свою фамилию. Когда он пришёл забирать, я потребовал больше денег, т.к. работа достаточно крупная. Он чуть истерику не закатил - "Я уже договорился о цене с заказчиком!". Но заплатил больше - 1750 руб.
За то время, что Пупченко к нам приходил, он набрал у нас десятка полтора картин, но денег больше не приносил. Предстояли выборы в местные органы власти, и мне позвонил Н.Д. Цыганок, который теперь работал директором завода "Агат" - бывшего "Радона". После наших трений в 1994 году прошло время, и мы наладили отношения. Он попросил поддержать его сына, который баллотировался в городской совет по нашему округу. Я пошутил: "Купишь мою картину - поддержу". Николай Дмитриевич ответил: "Очень уж дорогие картины у тебя" - "Как дорогие? - 500-600 руб." - "Да вот твой представитель просит 5-8 тысяч за твои картины". Я чуть не упал. Этот "друг" продавал наши картины за бешеные по тем временам деньги, а мне отдавал десятую часть. Я позвонил ему и сказал, что нам предстоит выставка, и картины я забираю. Когда я вошёл в его квартиру, увидел, что наши картины украшают все комнаты. Я понял, что это делец, покрутившийся в среде художников, нахватавшийся терминологии, решил нажиться на чужих картинах.
Мы с Лидой теперь по очереди, в разные годы ездили на курсы повышения квалификации. Когда в 1993 году ввели категории для учителей, Лида сразу получила высшую, поскольку уже имела звание "Отличник народного просвещения". Я в том году только пришёл в ДШИ, и С. Жукова сказала мне, что я не имею права подавать на категорию, поскольку работаю первый год. Когда я вынужденно перешёл в пятую школу, Т.М. Панфилова сразу предложила аттестоваться осенью на вторую и весной на первую категорию. Всё прошло благополучно, а в 1995 году я уже защитил высшую категорию.
Так вот, осенью 2000 года, будучи на курсах, я встретил возле цирка Павла Александровича Маскаева, который теперь был избран председателем областного отделения Союза художников России. Он предложил пойти на открытие выставки лоскутного шитья - "квилта" - в Доме работников искусств. Эту группу женщин поддерживала известная саратовская художница Нина Петровна Семёнова, великолепный график и душа-человек, позднее получившая звание Заслуженного художника России. На это открытие пришла и Зоя Тимофеевна Ларионова, которая расхвалила нас с Лидой и рекомендовала дать нам возможность провести выставку в этом Доме.
Я рассказал, что дочь Светлана тоже занимается квилтом, и предложил сделать семейную выставку: мы с Лидой, Светлана с её ДПИ и Михаил с его сюрреалистическими работами. Примерно через месяц дошла наша очередь на выставку. Развешивать поехали с Михаилом. Когда стали крепить таблички под работами, он резал бумагу ножом на стуле и нечаянно прорезал его обивку. Потом мне было ужасно стыдно. "Во искупление" подарил ДРИ свою картину.
На открытие пришли Зоя Тимофеевна Ларионова, Володя Мошников, Анна Гладкая, которая на курсах повышения квалификации вела историю искусств. Художественный руководитель ДРИ Лариса Александровна Попова пригласила артистов, поэтов, танцоров из детской студии, и открытие получилось очень тёплое. Самым эмоциональным было выступление Зои Тимофеевны Ларионовой. В. Мошников вообще сказал, что он потрясён ростом уровня нашей с Лидой живописи. В "Ваньке-встаньке" мы выставляли в основном этюды, а теперь больше было крупных и более проработанных картин. Выставил я и картины, написанные по мотивам поездок в Чехию и Болгарию. Всего выставили 94 работы.
С нами приехали друзья - Владимир Васильевич Жмуров со своими учениками. Инженер, как и я, он преподавал в школе села Звонарёвка труд и изобразительное искусство. Влюблённый в обработку дерева, он всех детей в школе увлёк этим искусством, создав студию с названием "Тёплое дерево". Пришла Татьяна Шаркова, с которой Лида подружилась на курсах, где мы познако- мились, и в квартире кото-рой встречались во время
"букетно-конфетного" пе-
риода.
На этом открытии я познакомил Анну Гладкую с Володей Мошниковым, и потом она очень благодарила меня за это. Позже, она ушла из института повышения квалификации, стала работать искусствоведом в Союзе художников, получила мастерскую и очень много работала творчески. У неё были великолепные акварели, написанные в творческой командировке на Кавказе.
К сожалению, болезнь очень рано подкосила её, и она ушла из жизни в 37 лет, оставив сына сиротой. Она хорошо знала нас обоих потому, что во время её лекций, мы в силу своей несдержанности, опережали её в некоторых моментах объяснения. Она даже немного обиделась, сказав Лиде: "Вам здесь слушать нечего". Однажды летом она приехала с сыном к нам в гости - на этюды. Мы ездили на нашу дачу, где можно было найти сотни пейзажных сюжетов. Когда у Лиды разболелась голова, и мы никуда не поехали, Анна написала Лидин портрет, который и поныне висит в нашем зале.
В октябре или ноябре к нам домой пришла Наталья Варламова и сказала, что Игорь Кириченко бросил их и уехал жить в г. Белгород. У них остался только Г.И. Кокшаров, но он не может вести все предметы. Они просят нас довести их до диплома. Лиду просили взять на себя методику обучения и композицию. Лида сначала отказывалась из-за большой нагрузки в школе, но потом согласилась на методику. Решили, что я буду вести композицию, но оформят всё на Лиду.
Живопись и рисунок вёл всё так же Герман Иванович. Но писали они только натюрморты, причём до окончания - акварелью. Когда я спросил, почему не пишут маслом - дорого. Почему не пишут живую натуру? - не знаем, есть ли деньги, ведь натурщикам надо платить. Я пошёл в бухгалтерию отдела культуры, где главбух сказала: деньги есть, заключайте договора и приглашайте натурщиков. После этого Варламова привела свою младшую сестру Татьяну, которая позировала им одну постановку. Писали гуашью. Вообще за 3,5 года они один раз попробовали писать маслом - Герман Иванович дал им свои краски.
Занятия методикой и композицией проводили у нас дома по вечерам, поскольку днём мы оба были заняты в школах. Когда я посмотрел - что они делали на уроках композиции, я обомлел: одна оформиловка. Какие-то цветочки в разных стилях, виньетки, узоры - т.е. всё декоративно-оформительское. Ни одной тематической композиции. Я заставил их делать разработки и эскизы к тематическим композициям.
Поскольку мы начали с ними заниматься в декабре, то к выходу на диплом ничего путёвого у них не было. Тем не менее, они уже выбрали виды и жанры дипломных работ. Наталья Варламова решила писать портрет мужа с дочкой, Наталья Вейс - портрет бабушки. Юра Чайковский выбрал графические работы - интерьеры нашего краеведческого музея, а Катя Попова ограничилась тремя
плакатами.
Я съездил в Саратовское художественное училище и проконсультировался, как должна выглядеть дипломная работа. Работали они все дома, поэтому для контроля над ходом работы мне пришлось помотаться по городу.
Семья Чайковского жила в том доме, где когда-то жили мы в общежитии завода. Юра разложил на столе лист ватмана и по сделанному в музее эскизу строил интерьер. Для правильного перспективного построения пришлось в стол забить два гвоздика в качестве точек
схода, и, используя метровую линейку, проводить все линии.
Юра сделал три листа, передавая тональность точками, наносимыми пером с тушью. Потом он шутил, что ещё три месяца у него тряслась рука, как будто, он всё ещё наносил эти точки.
Наталья Варламова вначале писала картон с портретом мужа Александра на фоне интерьера, тщательно прописав рисунок обоев и узор на диване, а когда перешла на холст, решила писать их в пейзаже. За неделю до защиты я поправил ей пейзаж, поскольку он был не очень воздушным и глубоким. В портрет мужа я не полез, поскольку чувствовал, что сильно улучшить его я не смогу. С Натальей Вейс было меньше всего хлопот. Рисунок был неплохой, живопись похуже,
но ей помог Герман Иванович. Писать пейзажи за четыре года их не научили.
Катю Попову я заставил вместо трёх плакатов делать пять, поскольку для дипломной работы такого объёма было мало. Она частенько пропускала уроки, пряталась от меня во время работы над дипломом - у неё была любовь. Вскоре она вышла замуж.
Лида, прочитав студентам курс "Методики обучения", провела их через педпрактику. Варламовой зачли её работу в первой школе, а остальные пробовали давать уроки в классах у Лиды.
Экзамен по методике обучения.
Председателем ГАК пригласили Н.В. Водолагину, преподававшую в Подлесновской ДШИ. У неё высшее архитектурное образование.
Глава 32
Той же весной я посчитал, что у меня набирается 25 лет педагогического стажа, и подал заявление в пенсионный фонд о начислении пенсии. От меня потребовали кроме трудовой книжки ещё какие-то справки. Вообще-то 25 лет, как я считал, должно было исполниться раньше на несколько лет, но, как мне объяснили, работа в должности заведующего филиалом Саратовского техникума электронных приборов им. П.Н. Яблочкова в педстаж не входит. Я доказывал, что я также вёл часы... "Вот если бы Вы вели эти часы в другом техникуме, то их Вам зачли бы в педстаж". Так у меня отняли 3 года восемь месяцев педагогического стажа. Тем не менее, в 2001 году набрались нужные мне для начисления пенсии 25 лет, и 3 сентября мне начислили пенсию в 1101 рубль.
В сентябре же нас с Лидой пригласили в гороно, и объяснили, что объявляется конкурс на роспись придорожных оград, сделанных из бетонных плит. Какая-то школа в городе Энгельсе вывела своих учеников на улицу, и дети расписали такие бетонные ограды рисунками на тему освоения космоса, победы в Великой Отечественной войне и т.д. Губернатору Д.Ф. Аяцкову это понравилось, и он стал требовать такие росписи во всех городах. Наше городское начальство взяло "под козырёк". Объявили конкурс. Нас с Владимиром Васильевичем Жмуровым откомандировали в Саратов за призами. Мы купили детям акварельные, гуашевые краски, пастель...Начали росписи с плит, окружающих завод железобетонных
Л.А. Черныш с участницами росписи стен изделий вдоль окружной дороги. Перед этим по совету М. Патракова, который раньше делал рекламу на таких плитах, мы загрунтовали их. В растворитель добавляли олифу и белую алкидную краску, и этим составом с помощью малярных валиков прокрасили плиты. Отдел образования организовал подвоз столов, на которые вставали дети, чтобы доставать до верха плит.
Стулья, времянки для своих и Лидиных детей, а также все краски и кисти, я возил на своём "Москвиче". Большие фоны закрашивали малярными валиками, а остальное дети рисовали кистями.
Работа заняла два или три дня. Уроки для участников росписей были сорваны. Во второй день работы произошло несчастье: моя семиклассница покачнулась на стуле и вылила чёрную краску из стакана себе на голову. Я срочно отвёз её домой - купаться.
Участие принимали все школы и учащиеся ПТУN18, где в то время работали супруги Солдатовы. Они не стали грунтовать плиты, как мы, и потом их дети жаловались, что очень трудно было расписывать - кисти плохо скользили по поверхности.
После этого администрация стала требовать всё больше и больше росписей. Не стало отбора рисунков, некоторые учителя стали гнать откровенную халтуру. У некоторых детей стали появляться признаки отравления ядовитыми красками. Через год, во время таких работ, у Лиды на ноге появились какие-то язвочки. Она показалась школьной медсестре, и та подняла шум - отёк Квинке! Немедленно в больницу! Хорошо, что вышло наружу, а не внутрь, иначе мог быть страшный итог. Лида отказалась руководить росписями. После этого случая мы стали протестовать против продолжения росписей.
Действительно, организаторы от администрации однажды отвезли на границу района к воинской части группу детей и оставили до вечера. Дети остались без еды и питья до 17 часов. Учитывая низкий уровень продолжающихся работ, повторяющиеся случаи отравления детей, мы во всеуслышание заявили о недопустимости продолжения росписей алкидными красками.
25 сентября мы с Лидой куда-то ездили, и подъехали домой к четырём часам вечера. На лавочке напротив нашего подъезда сидел мужчина, который увидев нас, встал и пошёл навстречу. Пару секунд я вглядывался в него, а потом ахнул: Юра Самойлов, однокурсник! Он после окончания института уехал по распределению в г. Фурманов Ивановской области. Оказывается, он приезжал в Балаково к сыну, а потом решил навестить меня - по соседству.
Только мы собрались поужинать, как зазвонил телефон. Директор школы Т. М. Панфилова требовала, чтобы я пришёл на родительское собрание в шестой класс. Я объяснял, что у меня гость, которого я не видел 20 лет, но она ничего слушать не хотела. Я поехал.
Оказывается, у родителей появились претензии ко мне: я вставляю детям указку за шиворот, привязываю девочек за косы к спинкам стула, и т.п. Я объяснил, что дети сутулятся, портят глаза и осанку, что это было в шутку, но одна мамочка так "развыступалась", что я психанул и ушёл с собрания.
Дома мы с Юрой хорошо посидели, выпили и поговорили, вспоминая студенческие годы, стройотряды, и то, как он уговаривал меня поехать в Карелию - какая там красота для живописи.
Утром 26-го сентября я проводил его, и на работе написал заявление об увольнении на пенсию. Спасибо Тамаре Михайловне, она подписала, хотя и побурчала, что ухожу в начавшемся учебном году. Так я стал пенсионером. Было немного страшно - на какие средства будем жить? Лида меня поддержала и успокоила: она зарабатывает неплохо, тоже получает пенсию, хотя и половину от начисленного - такое было правило.
Я дорвался до живописи. Писал по 7 - 8 картин в месяц. При этом ещё готовил обеды, убирался дома. Занялся бумажной архитектурой - по фотографиям, без всяких чертежей склеил из бумаги макеты храмов: Преображенского - на острове Кижи, и Вознесенского - в Коломенском, в Москве. Через 16 лет, уйдя на пенсию окончательно, я подобным образом склеил макет готического храма, взяв за основу Нотр-Дам де Пари.
Часто ездили в лес по грибы. Однажды, возле базы отдыха "Ландыш", где мы часто находили опята, я пошевелил палочкой листву, и увидел свернувшуюся плоской спиралью змею. По чёрно-серому рисунку на спинке, я понял, что это гадюка. Было уже холодно, и она впала в спячку, хотя глазки были открыты. Я вспомнил, как в 1972-м году на заливных огородах мужики лопатами зарубили такую гадюку, и не стал её тревожить. Аккуратно закрыл листочками и ушёл.
В ноябре директор музея Н.В. Титов попросил меня прокомментировать выставку электронных копий картин Н.К. Рериха, которую им привезли из Саратова. С 1996 года в городе работала своя телестудия. Полулегально наши телевизионщики "оседлали" какой-то спутниковый канал, и за небольшую плату показывали поздравительные клипы с днём рождения, транслировали фильмы, которые не шли на основных каналах, а также передавали городские новости. Вот для этого канала и надо было подготовить рекламный ролик, чтобы жители пошли в музей смотреть картины Рериха. Я нашёл нужные тексты, подготовился, и пошёл на телестудию, которая располагалась в
ДК "Кристалл". Его директором был Виталий Васильевич Емельянов, до того руководивший театральной студией "Альянс" в ЦДК. К выставке прилагалась видеокассета, на которой показывались картины, но не было сопроводительного текста. Я озвучил этот видеофильм, и его выпустили в эфир.
В это же время разгорелся новый скандал с М. П. Пупченко. Поскольку мы отказались сотрудничать с ним, он нашёл Германа Ивановича Кокшарова. Увидев написанные им портреты, он решил "запрячь" его. Он пообещал директору нашего краеведческого музея Н.В. Титову создать галерею портретов лучших людей района, причём, бесплатно для музея. Приходил к кому-то, о ком говорили люди и писали газеты, он говорил: "Хотите, чтобы Ваш портрет висел в Марксовском музее? - платите деньги". Нашлись тщеславные люди, которые платили ему по 5-8 тыс. рублей. Пупченко брал у них фотографии и отдавал Герману Ивановичу. Тот писал портреты, а Пупченко платил ему вначале рублей 200-300, потом 500-600. При этом он ещё давил на Кокшарова, чтобы работал быстрее, и запрещал подписывать своей фамилией. Я высказал Герману Ивановичу, что подпись художника - дело чести, и не стоит идти на поводу у этого прохиндея. Он с виноватым видом сказал, что другого заработка нет. В итоге получились портреты довольно неказистые, и, когда зашёл разговор о размещении их в музее, глава района Н.В. Доровской категорически воспротивился. Оказалось, что у него был художественный вкус. Я тоже критически отнёсся к этим портретам, что и высказал в своё время Николаю Васильевичу Титову. Так они и лежат в запасниках. В последнее время мне пришла мысль извлечь их из запасников и всё-таки выставить в музее лучшие из них, как памятную выставку хорошему художнику Г.И. Кокшарову.
Мало того, однажды мне позвонил из Саратова председатель саратовского отделения Союза художников России Павел Маскаев и спросил: что за новый художник у вас появился - М.П. Пупченко. Я рассказал ему все истории, связанные с этим человеком и спросил - почему он спрашивает? Оказывается, Пупченко пришёл к директору ТЮЗа, представился художником и пообещал написать его портрет. Директор обещал подумать, а сам попросил Маскаева узнать об этом "художнике". Позже Павел рассказал мне, что когда Пупченко пришёл оформлять заказ, директор ТЮЗа сказал ему, что он знает про него, что он не художник. "Так и Вы не артист!" - "А я не говорю, что я артист. Я директор театра". Года через три после этого Пупченко скончался.
В марте 2002 года в ДК "Кристалл" должен был состояться слёт женщин района. Ждали губернатора Д.Ф. Аяцкова. Меня попросили сделать выставку. Кроме того должна быть выставка "достижений" хозяйственников. Зимой большую выставку не сделаешь, поэтому ограничились комнатной выставкой - торты, рукоделия, цыплята из птицезавода. После беседы с Д. Аяцковым я остался в коридоре, не пошёл в зал. Походил, посмотрел. В ящике, подогреваемом снизу лампой пищали суточные цыплята. подпрыгивали, пытаясь вырваться на свободу. Я пошутил: "Ладно, одного усыновлю". Мне сказали, что одного брать нельзя, т.к. он с тоски подохнет. В конце мероприятия я взял у телевизионщиков небольшую коробочку, посадил туда двух цыплят и, спрятав под пальто, принёс домой. Лида сварила пшено, и гостей накормили. Для жилья приспособили большую картонную коробку. Назвали цыплят Пуся и Муся. Пушистенькие - один коричневый, другой жёлтенький, такие симпатичные. Быстро росли, и требовали не только есть, но и гулять. Мы их вынимали из коробки, и они сразу же какали на пол, а если сажали на диван, то на диван и какали. На диване они любили "закапываться", как в песок - ложились на бок, и гребли лапками и трепыхали крылышками. Вскоре у них начали расти пёрышки, и они стали колючими и некрасивыми. Ещё позже, пёрышки подросли, цыплята оформились и стали похожи на маленьких курочек. Иногда я брал их на руки, и тогда они клювиками чистили мне зубы, выклёвывая оттуда остатки еды.
Однажды мы заметили, что один цыплёнок сидит, нахохлившись, какой-то грустный, и не клюёт пшено. Через день он уже почти не двигался, и мы поняли, что случилось какое-то несчастье. Чтобы он не сдох в мучениях сам, я решил его прирезать. Оказалось, что у него в горлышке застряла нитка от холста. Я готовил холсты для живописи, и цыплёнок принял нитку за червячка. Через некоторое время и второй загрустил. Наверное, они, и правда, не могли жить в одиночестве.
Через день после завершения мероприятия я пришёл снимать картины и увидел, что одной не хватает - "Луна над Лизелью", которую я писал по этюду у речки Лизель, пропала. Я потребовал от директора ДК возместить убыток, но именно за день до этого директора сменили: вместо Любови Семёновны Вишняковой, с которой у нас сложились хорошие отношения, назначили Оксану Горбатову, учившуюся у меня когда-то в первой школе. Она заявила - я не принимала картины и ничего не знаю. Поскольку организатором женского слёта была С.В. Жукова, как председатель местного отделения общественной организации "Женщины России", я обратился к ней. Через некоторое время она выплатила мне половину стоимости картины. Вообще, Светлана Васильевна часто покупала у нас картины в подарок кому-нибудь. Да и мы ей дарили картины к праздникам и дням рождения.
Глава 33
Вскоре Н.В. Титов ушёл из музея и стал руководить районным Советом ветеранов вместо болевшего Алексея Викторовича Алексеева, тоже участника Великой Отечественной войны. Директором музея стала Ирина Николаевна Аврамиди, с которой мы с Лидой очень сдружились. Она, узнав, что я теперь безработный пенсионер, предложила работать на полставки художником-оформителем в музее. Иногда, к праздничным мероприятиям оформлять какие-то декорации. Кроме того, после выставки копий Рериха, она привозила другие копии, и каждый раз просила меня записать на телевидении такую же беседу о выставке. Телевизионщикам это тоже понравилось, и Виталий Васильевич Емельянов предложил вести постоянную рубрику что-то вроде "Бесед об искусстве". Я, в свою очередь предложил вести передачи для детей "Юный художник", наподобие того, как шла на Центральном телевидении передача "Выставка Буратино".
Для этого цикла передач я взял за основу программу Бориса Михайловича Неменского, по которой мы с Лидой работали в школе, с теми добавками, которые я ввёл, работая в пятой школе. Первые записи передач проходили очень трудно. Как и многие, я немного терялся перед глазком видеокамеры, хотя, будучи депутатом, давал много интервью. Оператор Сергей Гурин иногда даже бурчал на меня: "Ну что зажались, смотрите, как мышь из норки". Позже я освоился перед камерой, и стал держаться свободнее. До лета 2002 года я провёл 15 или 16 передач "Юный художник", а также 7 - 8 передач "Беседы об искусстве". Беседы об искусстве шли один раз в две недели. К сожалению, я сразу не сообразил, что можно сохранить эти передачи, если приносить новые кассеты для записи - операторы экономили, и после выхода в эфир, перезаписывали кассеты. Осенью я стал покупать кассеты, а записанные забирал.
Для детских передач я выпросил у В. Емельянова лист ДВП, и расписал его. Изобразил палитру с кистями и радугу, идущую от этих кистей. Сделал небольшой настольный мольберт и работал на нём, показывая детям основные приёмы рисунка и живописи. Мне рассказывали, что в некоторых семьях дети, по четвергам, когда шла моя передача, не позволяли родителям переключаться на другие каналы, смотреть другие передачи.
Весной я подумал, что "Беседы об искусстве" надо систематизировать, а не только показывать привезённые в музей компьютерные копии. Съездив в Саратов, я пришёл к Т.В. Гродсковой, которая вернулась в музей им. Радищева директором, и рассказал ей, что хочу сделать цикл передач о Саратовском художественном музее им. А.Н. Радищева. Ей идея понравилась. Летом мы со съёмочной группой приехали в музей. Тамары Викторовны не было, и вступительное слово к циклу передач записала её заместитель.
Поскольку исторический корпус музея был в то время на капитальном ремонте, вся экспозиция размещалась в новом корпусе на ул. Первомайской, 75. В советское время там находилась Высшая партийная школа, и, после попытки запрета Ельциным Коммунистической партии, на сессии областного совета стоял вопрос: кому отдать это здание. Я вместе с другими депутатами активно выступал за передачу музею им. Радищева.
Решили начать с зарубежного искусства. Нам выделили искусствоведа Лидию Петровну Краснопёрову - специалиста по этому искусству. Оператор Виктор Сурин решил записывать без микрофона, и когда он снимал широким планом, звук в записи был очень тихий, когда "наезжал", звук усиливался, можно было понять - о чём рассказывала искусствовед. В следующие командировки оператором ездил Виктор Павлович Панкратов, который ушёл с завода "Радон" при его развале. Он записывал звук через микрофон, и передачи получились гораздо лучше по звуку.
О русском искусстве рассказывал заведующий отделом русского искусства Ефим Исаакович Водонос. Рассказывал он очень сочно, вкусно, то углубляясь в историю создания картины, то анализируя её сюжет и цветовую композицию. Чтобы записать всё о русских художниках, нам пришлось приезжать дважды - так много было информации, и так интересно рассказывал Ефим Исаакович. Первый сеанс записи длился около трёх часов, и Ефим Исаакович устал. Повторно приехали через месяц.
В студии мы разрезали общую запись на фрагменты, я делал вступление к очередной части и заключение. Таким образом, нам хватило записанного в три поездки материала на весь год - около тридцати передач. Почему-то диск с записями этих передач у меня не сохранился.
Иногда приходилось делать традиционные передачи о выставках электронных копий с картин, которые привозили в наш музей. Редактором этой маленькой студии была вначале Ольга Панкратова, потом Ольга Самсонова. Корреспондентом была еще одна Ольга. Когда их было три, я шутил: триО, потом пришла ещё одна Ольга - стал квОртет, потом ещё одна Ольга - квинтеттО. Операторами и монтажёрами работали Сергей Гурин, Виктор Сурин, Василий Кулькин и Виктор Павлович Кривченков, отец Ольги Панкратовой. Коллектив был достаточно дружный, и мы иногда после работы оставались отметить чей-нибудь день рождения.
В ДК "Кристалл" меня оформили художником на полставки, и получился небольшой приработок, который продолжался более трёх лет. Работу в музее я передал Светлане Варбанской, которая приехала с двумя сыновьями в 99-м или 2000-м году из Туркмении, похоронив мужа, и работала в ДШИN1 у С. Жуковой. Когда-то она окончила художественно-прикладное училище, а потом худграф пединститута. Оформитель из неё не получился, и через два месяца ставку художника в музее ликвидировали. Для выполнения работы, которую не могла сделать, она пригласила С.В. Рожкова, а тот стал требовать с И.Н. Аврамиди плату, которую ему должна была отдать Варбанская, поскольку не работала. Ирина Николаевна выплатила ему деньги, но ей сказали - у вас есть штатная единица, а вы ещё приглашаете. Единицу сократили.
Осенью 2003-го мы начали новый цикл "Бесед об искусстве". Начав со средневековья, я за полтора года дошёл в своих рассказах до эпохи высокого Возрождения, но весной 2005 года "ТВ Маркс" прекратил свои передачи, поскольку его работу признали незаконной, чуть ли не контрабандой.
Надо было оплатить значительную сумму за лицензию, а в районной администрации таких де-
нег не было. Однако за это время многие жители города полюбили мои передачи - как детские, так и взрослые.
При этой загруженности на телевидении я всё-таки находил достаточно времени, чтобы писать картины. Именно тогда был большой
спрос на живопись, и в некоторые годы на продаже картин, мы с Лидой зарабатывали больше, чем я получал в школе.
Ещё весной 2001 года, до моего ухода на пенсию, мне позвонил Александр Иванович Потехин, который когда-то был третьим секретарём ГК КПСС, а потом председателем районного комитета народного контроля. Теперь он был руководителем группы советников при главе администрации Марксовского муниципального района. Он сказал, что предложил главе администрации Николаю Васильевичу Доровскому мою кандидатуру в состав группы. Я засомневался, но Александр Иванович сказал, что хорошо помнит мою работу в комитете народного контроля и уверен, что я справлюсь. А заседания группы не очень часто - один раз в месяц, как и комитет народного контроля когда-то.
Когда я в первый раз пришёл на заседание, то некоторых членов группы узнал, а с некоторыми знакомился. В группу, созданную предшественником Н.В. Доровского - Николаем Петровичем Косаревым, приглашали людей опытных, хорошо проявивших себя в работе. Были некоторые бывшие руководители хозяйств, организаций. Таким руководителем районного Общепита был когда-то Иван Петрович Сокунов, руководителем районного финотдела раньше была Надежда Яковлевна Тяпаева, директор нашего музея Н.В. Титов, бывший директор совхоза "Мелиоратор" Алексей Иванович Ефремов, бывший коллега по первой школе и народному контролю Михаил Иванович Омельченко, в основном - пенсионеры, всего 15 человек. Я понял, что мне достанутся вопросы образования и культуры. Группа работала по плану, составленному А.И. Потехиным и утверждённому Н.В. Доровским, хотя он, в силу занятости, не часто бывал на наших заседаниях. На каждом заседании рассматривались 2 -3 вопроса: от организации отдыха детей летом в оздоровительных лагерях - до качества асфальтирования дорог и подготовки хозяйств к посевной. Приходилось ездить по сёлам, особенно перед началом учебного года. Конечно, решение многих вопросов не было подвластно районной администрации. Приходилось составлять петиции в высшие органы власти.
Вскоре после моего прихода в группу, Н.В. Доровской значительно обновил её состав. Пришёл Виктор Иванович Хлебников - последний председатель районного совета народных депутатов. Он вскоре сменил А.И. Потехина. Пришёл бывший первый секретарь Краснопартизанского райкома КПСС, а потом директор нашего плодосовхоза Вячеслав Павлович Пресняков, сменивший потом В.И. Хлебникова, бывший директор птицезавода "Марксовский" Александр Михайлович Косоуров. Из первого состава осталось пять или шесть человек, а к концу моего участия в этой группе я оставался один из пяти, кто был при Доровском и Потехине.
В этой группе я продержался более 15 лет, повидав разных глав района. Наиболее энергичным и деловым был за это время Юрий Михайлович Моисеев, которому я в первой школе когда-то преподавал черчение. Поднявшийся в бизнесе в "лихие" 90-е годы, он остался патриотом своего города и района. Избранный депутатом районного Собрания, он боролся за пост главы района с директором завода "Волгодизельаппарат" Вячеславом Владимировичем Покровским. Большинство жителей города поддерживали Моисеева и не ошиблись. Он продолжил благоустройство города, создав парк Екатерины второй, создал аллею Героев, в которой поставили бюсты Героев социалистического труда из нашего района. Но главное, что он делал для города - искал вложения в экономику района и города. При нём реанимировали завод "Радон" - "Агат", ставший "Моссаром", на котором вновь появились рабочие места. Позже его перевели в правительство области, а потом доверили руководить строительством нового Саратовского аэропорта.
Во втором классе Любаша стала учиться хуже. Света всё время была занята на работе, а Михаил, хотя и проводил время дома больше, чем на работе, ею не занимался. Чтобы помочь внучке, я стал ходить к ним домой - делать с Любашей уроки. Постепенно положение с учёбой стало исправляться. К Новому году тройки исчезли.
Светлане от бывшего мужа приходили алименты, но уже в меньшем размере, потому что он оставил и вторую жену с ребёнком. А ещё сказала, что беременна. Позже выяснилось, что будет мальчик. Весной Света ушла в декретный отпуск, и я перестал заниматься с Любашей.
В том же году, сменив работу, Катя познакомилась с Алексеем Улыбиным. Устав от одиночества, она жила с ним в гражданском браке. Он был разведён, и от первого брака у него была дочка, жившая с мамой. Звать её тоже Катя, и между ними сложились дружеские отношения. Катюша часто приезжала в гости, иногда даже ночевала у них.
Лёша работал на перегонке автомобилей с заводов торговым фирмам. Однажды на повороте у его машины "выстрелило" колесо, и машина пошла "винтом" под откос. Потом его обвинили и потребовали возместить стоимость автомобиля, но эксперты доказали, что в колесе был заводской брак. Требовать оплату перестали, но Катя категорически настояла, чтобы Лёша сменил работу
Тогда же мы решили сменить машину. Экономическое положение в нашей семье стало немного улучшаться, лежали доллары от американцев, купивших картины, и я попросил Катиного мужа Лёшу подобрать мне "Жигули". Он с друзьями подрабатывал на ремонте и продаже машин на саратовском авторынке, и я надеялся, что он не промахнётся с выбором. Через некоторое время он позвонил, что нашёл подходящую машину - ВАЗ-2105, работавшую на природном газе вместо бензина. Я приехал в Саратов, оформили машину в ГАИ, и поехали на выезд, в сторону нового моста. За рулём сидел Лёша. Как только он включил четвёртую передачу, раздался щелчок. Переключил - снова. Выяснили, что коробка передач неисправна. Лёша отправил меня домой автобусом, а сам отогнал машину на станцию к друзьям для ремонта.
Отремонтированную машину я забрал в начале июля, и в роддом - забирать Свету с сыном Ванечкой, родившимся 4 июля - через 3 дня после Любашкиного дня рождения, мы приехали на "новой" машине. Потом, правда, приходилось ещё не один раз заниматься ремонтом коробки передач.
Глава 34
Вскоре я узнал, что в здании областной Торгово-промышленной палаты, на углу улиц Вольской и Большой казачьей, где в советское время был обком комсомола, есть неплохой зал, и там проводят выставки саратовских художников. Я записался на приём к депутату областной думы от нашего района В.Н. Давыдову, который был президентом этой палаты, с предложением организовать в их зале нашу с Лидой выставку. Он заинтересовался, и через некоторое время мы получили приглашение. Павел Маскаев, председатель Союза художников, очень удивился - как это вы туда попали? У нас такая очередь на этот зал. А ещё он сказал, что если мы подарим палате картину, они сделают нам фуршет. Вдвоём мы выставили 94 работы - интересное совпадение с выставкой в Доме работников искусств. Я развесил все работы за один день, потому что там очень хорошая система развески.
Руководство ТПП на открытие нашей выставки пригласило асов искусствоведения - Льва Григорьевича Горелика и Ефима Исааковича Водоноса. Увидев их, мы немного испугались - такие люди! В интервью марксовскому телевидению Е.И. Водонос достаточно деликатно отозвался о нашем "непрофессионализме", наивности и "широте кругозора". Лев Григорьевич только пожелал нам "ни дня без масла", то бишь, без живописи.
На открытие опять приехали наши друзья, приехала сестра Марина с дочерью Леной. Они впервые увидели наши работы, не считая моих этюдов подросткового возраста. Приехали наши коллеги из школ, где мы работали, директор районной библиотеки Татьяна Ильинична Яшина, корреспонденты нашего телевидения... Мы привезли с собой музыканта Тимура Ивашутина, студента Марксовского училища искусств, который сыграл на аккордеоне два произведения. Талантливый музыкант, после окончания училища он уехал в Москву, но через несколько лет, погиб, попав под электричку.
Неприятный осадок остался от общения с одной чиновницей Палаты, Элладой Петровной, фамилию которой не помню. Она сказала, что мою работу "Утро над Хвалынском" я должен оставить в подарок В.В. Володину, который тогда уже поднялся на политическом небосклоне. Она это требование мотивировала ещё и тем, что для выставки напечатали рекламу и буклет. Я сказал, что конечно, мы оставим картину, но она чуть ногами не затопала - снимайте немедленно. Когда я через два месяца снимал выставку, эта картина висела в кабинете чиновницы. Не знаю - доехала она до Володина или нет. А за рекламу и буклет я заплатил 1500 рублей - почти всю пенсию в то время. Мы привезли из дома около пяти литров своего вина для фуршета и почти ведро своих ягод с дачи. Эллада Петровна возмутилась: почему нет мясного? Я как-то растерялся - П. Маскаев сказал, что фуршет организует Палата...
В январе 2003-го Катя сказала, что они с Лёшей решили узаконить отношения и подали заявление в ЗАГС. Регистрацию наметили на 22 февраля. Осенью, после всех выставок я отвёз несколько картин покрупнее в магазин Союза художников на ул. Рахова, и в феврале продали две работы: одну за 3000р., другую за 4000р. Мы решили, что это как раз на подарок молодожёнам. Добавили немного из накопленного, и получилось 10 000 руб. По тем временам это было неплохо. Свадьба была скромная, дома у родителей Алексея. Познакомились со сватьями. Сразу перешли на "ты" - Зина и Володя, Саша и Лида.
И всё было бы хорошо, но весной случилось несчастье. Кровотечение, "скорая", операционный стол... 6-месячный плод... выхаживать младенца не стали. Катя очень долго не могла прийти в себя, замкнулась, не разговаривала ни с кем.
Дальше весь год прошёл без каких-либо заметных событий и потрясений. Приближался юбилей Лиды - 55 лет. Особенность в том, что родилась она 21 декабря 1948 года, но в деревне Фирсово на Сахалине, к тому времени, наверное, не было бланков свидетельств о рождении. Зарегистрировали её рождение в январе 1949 года, а соответственно и свидетельство было выписано на 26 января 1949 года. Мы отмечали её дни рождения в декабре по-домашнему, и в январе - официально.
Пока она была на работе, я подготовил большую "газету" с фотомонтажами на темы её жизни - от рождения до нынешних дней. К этим фотомонтажам сочинил небольшие четверостишия, вроде эпиграмм, и даже стихи.
Мы любим тихое с природой единенье,
Когда под кистью вдруг рождается этюд.
То Волги ширь, то юный лес весенний,
И рядом ты - единственный мой друг.
Но вот приходит осень золотая,
И между нами вспыхивает спор:
-Мы едем на этюды, дорогая.
-А я хочу набрать ведро грибов!
Когда, преодолев моё сопротивленье,
Растаешь ты, как леший, меж стволов,
Накатит вдруг плохое настроенье,
И, бросив кисть, бреду, не видя тех грибов.
Не зря тебя, наверное, лешачкой
Зову, из леса силой уводя.
Ведь это сахалинская заначка
В крови, таёжница, бушует у тебя.
Юбилей получился на славу. В школе организовали прекрасный вечер со сценками, поздравлениями, песнями от коллег и учеников. Надарили много подарков, некоторыми мы пользовались почти 20 лет. После торжественной части праздник переместился в столовую. Мы принесли на весь коллектив своего вина, заказали повару ужин, который она сделала великолепно. Присутствовал почти весь коллектив.
Пили вино, приготовленное мной из винограда с нашей дачи, которую мы за год перед этим отдали соседям - участникам войны Ивановым.
На следующий день в выставочном зале ДШИN1 состоялось открытие юбилейной выставки, которую, как и 5 лет назад назвали "Учитель и ученики". Зрителей было очень много. Пришли коллеги, ученики, которым было интересно увидеть свои работы в выставочном зале, ученики художественного отделения ДШИ и их родители. Опять было много тёплых слов и поздравлений.
Летом Лида подала заявление об увольнении на пенсию. Устала, хотелось отдохнуть. На своё место она предложила поставить Свету, у которой заканчивался декретный отпуск, но работать в типографии она уже не хотела - зарплата была очень маленькая, а сидеть надо весь день. Всё лето Лида готовила её к преподаванию ИЗО, знакомила с программой, показывала методические материалы и т.д. Ванюшку устроили в детский сад N10, за что я отдал две картины, а Михаил делал какие-то росписи.
В августе я узнал, что Ш.А. Валиев болен - воспаление лёгких оттого, что весной полежал на земле в одной рубашке. Я приезжал к нему в больницу, помогал водить на процедуры. Он был очень слаб, но я поддерживал его морально - вот, скоро юбилей, сделаем выставку. 10-го августа ему исполнилось 75 лет, а на следующий день он скончался. Хоронили по мусульманским обычаям, сошлись очень многие татары. Пришёл и В. Солдатов, с которым у нас давно были испорчены отношения. Он несколько раз пытался подчеркнуть, что он - единственный друг Шамиля Ахметовича. На кладбище из русских я поехал один.
За август и осень мне удалось сделать, набрать достаточно рам для этюдов Шамиля Ахметовича, и в октябре мы открыли его выставку в краеведческом музее. После закрытия я оставил там некоторые этюды для продажи. Когда кто-то покупал их, музейщики звонили мне, и я отвозил деньги Кадрие Махмутовне. Соседки завидовали: "Какой у тебя муж хороший - и с того света деньги присылает"
Долго Лиде, как и мне, отдыхать не пришлось. В августе 2004-го мы встретили нового директора Марксовского училища искусств Алёну Ивановну Морозову, которая пригласила нас работать в училище на художественном отделении, вновь открытом в 2002 году. Лиде опять предлагали Методику обучения и, возможно, живопись. Мне - на выбор: технологию живописи, черчение, перспективу, пленэр, цветоведение... Лида отказалась наотрез - хочу отдохнуть. Я сначала тоже отказывался - у меня ведь нет художественного образования, но потом согласился именно на эти предметы и пленэр. Оказывается, они приглашали С. Варбанскую, которая работала в ДШИ, она согласилась вести пленэр. Однако администраторы - музыканты, не разобрались, что пленэр - это практика, которая проводится после окончания теоретического обучения, и включили пленэр в текущее расписание. Варбанская не пришла на первое же занятие, и директор с завучем очень на неё рассердились.
Так, 5-го или 6-го сентября я начал преподавать в училище искусств. Конечно, о такой работе я, инженер-механик по образованию, художник-любитель не мог и мечтать. Как говорится - на безрыбье и рак - рыба. Два года после восстановления этого отделения преподавали Г.И. Кокшаров, Наталья Вейс, сразу после окончания училища в 2001-м, поступившая в пединститут на специальность "Искусствоведение", Наталья Варламова и... Екатерина Попова, которой я просил на защите поставить тройку.
Когда я пришёл, Герман Иванович уже не работал, Н. Варламова была в декретном отпуске со второй дочкой. Оставались Е. Попова - Ларгина по мужу и Н. Вейс. Уже было три курса. На третьем - двое: Сергей Важинский и Наташа Попова. На втором шесть человек: Андрей Гонженко, Катя Уткина, Ира Мурго, Вася Тургалиев, Рипа Айрапетян и Александр Суворов. На первом - семь человек: Анжела Борисова, Ани Давтян, Оля Дьякова, Евгения Долгих, Володя Кудряшов и Евгений Агапитов, который хотел учиться в училище и в техникуме одновременно, и поэтому почти не ходил на занятия. Он к концу года был отчислен. Ютились в одном кабинете N6, но я сразу сказал директору, что этого мало, и нам выделили маленький класс N7 по соседству. Третий курс перевели туда, а в шестом остались две группы.
Начинать было очень трудно - программ почти не было, учебников - никаких. Наши бывшие выпускницы, как учились сами - весь курс акварелью, так и учили других. Когда я сказал, что надо писать маслом, мне ответили - это дорого. Цветоведение шло по учебному плану в первом семестре, а технология - во втором. Черчение шло на втором курсе, а перспектива - на третьем, т.е. до третьего курса у студентов не было теоретического обоснования перспективы. Для преподавания перспективы я нашёл книгу Л.М. Эйдельса "Занимательные проекции", а для цветоведения - в читальном зале районной библиотеки выпросил книгу В. Зайцева "Свет и цвет". Ох, и понервничал я при подготовке к урокам. Особенно с цветоведением. Сложное изложение с теоретическими выкладками, графиками и пр. надо было перевести в простой, понятный студентам язык. Спрашивать теорию было бесполезно, поэтому оценки ставил за выполнение практических работ.
На пленэр выходили с каждой группой на 4 часа один раз в неделю. Когда похолодало, и студенты отказывались выходить, я предложил завучу Светлане Юрьевне Денисовой прекратить это безобразие, а перенести пленэр на весну, когда будет тепло. Сейчас, чтобы не пропадали часы, надо пленэр заменить живописью и рисунком. С.Ю. Денисова согласилась, расписание изменили.
В середине октября уволилась Н. Вейс. Её мама была "челночницей", торговала на рынке женской одеждой, простыла и сильно заболела. Наталье пришлось её заменить, поскольку семья жила на доход от этой торговли. Учебная нагрузка "повисла в воздухе", и я уговорил Лиду прийти в училище - дети "пропадают" без преподавателя. Она согласилась и взяла первый и второй курсы на живопись. Я взял третий курс на живопись и рисунок. Со второго семестра Лида вела у них Методику обучения.
Учебный процесс, в основном, строился по воспоминаниям Лиды о своей учёбе. Был Стандарт, но почти не было программ. Мы ввели оценку умений студентов в рисунке, живописи и композиции как положено, на просмотрах. Устный экзамен по композиции отменили, потому что теория - теорией, а умение работать - это главное в таком предмете.
На третьем курсе я дал дописать натюрморт акварелью и заставил их покупать масляные краски. Объяснил - как натягивать холст на подрамники, которые сам сделал для них, и поставил натюрморт: открытая толстая книга, череп и свеча в подсвечнике. У Наташи Поповой была инвалидность - проблема с ногой, не работал голеностопный сустав. Она в детстве даже лежала в клинике д-ра Илизарова. Из-за этого она часто пропускала занятия, иногда спекулировала на этом, пока я не разобрался. Сергей писал этот первый натюрморт один. Точнее, мы вдвоём, потому что, я тоже принёс этюдник и писал этот череп. Всю постановку потом отнёс домой Наталье, и она писала её самостоятельно.
Лида тоже вскоре перевела второй курс на масло, оставив акварель только для первого курса. Позже мы определились с программами: акварель - только один семестр на первом курсе, потом масло.
Композицию вела Екатерина Ларгина (Попова), и когда мы посмотрели - что делают студенты на уроках, были в шоке: она повторяла со студентами ту же декоративную работу, что с ними проводил Игорь Кириченко. Мы стали её настраивать на то, что должны быть сюжетные, тематические композиции. Весной она дала два таких задания.
Несколько раз я ездил в Саратов в художественное училище на консультации. Познакомился с Фёдором Александровичем Саликовым, встретился с Валерием Апиным. Они подсказывали - что и как должно быть организовано в учебном процессе. Познакомился с завучем училища Ниной Борисовной Клопыжниковой. Вначале она меня принимала не очень приветливо, но когда разобралась, что я делаю и как, подобрела. Она поделилась многими программами, инструкциями по проведению практик и многим другим. Подружился я и с Алексеем Петровичем Чусляевым, когда он узнал, что его однокурсник Сергей Матвиенко работает в нашем городе в "художке". Потом он приезжал к Сергею в гости, а позже мы вместе ездили на этюды.
В апреле 2005-го я снова вывел студентов на пленэр. Возил их на своей машине по пригородам, выбирая интересные места, где раньше работал сам. Часто писал рядом с ними, чтобы они видели - как работаю я. Так мы когда-то работали с Шамилём Ахметовичем.
В конце учебного года на педсовете Е. Ларгина не могла ответить на вопросы директора о положении на нашем отделении, и пришлось отвечать мне. После этого со всеми вопросами Алёна Ивановна обращалась ко мне.
Глава 35
Главой районной администрации был Николай Васильевич Доровской, и однажды на совещании, я, как советник, сидя рядом с ним, завёл разговор о работе нашего отделения. Объяснил, что не хватает наглядных пособий, и нужно купить учебные гипсы. Потребуется тысяч двадцать. Он согласился, пообещал помочь. Я съездил в саратовское отделение Союза художников, выяснил, что в городе Энгельсе есть скульптор, который льёт гипсовые пособия, и оформил заказ на 25 изделий. Выписанный счёт я отдал в бухгалтерию отдела культуры районной администрации, и стал ждать решения. Прошла неделя, другая - нет денег. Я ещё раз при встрече с Н.В. Доровским напомнил о его обещании - опять тишина. Я записался на приём по личным вопросам, который Доровской проводил в школе N3. Увидев меня, Николай Васильевич удивился: "Зачем? Вы же можете ко мне в любое время в кабинет зайти". Я напомнил про обещание оплатить гипсы, и через день счёт был оплачен бухгалтерией отдела культуры. Начальник отдела И.А. Ледерер, правда, ворчал на меня - почти весь годовой бюджет отдела культуры "съел" своими гипсами - 29000 рублей.
В апреле С.В. Жукова поехала на "Газели" со своими сотрудниками в Саратов. Я пристроился к ним, и мы, заехав в Союз художников, забрали наши гипсы. Теперь наглядность для уроков рисунка была обеспечена. Через четыре года Наталья Хмеленко, вернувшаяся в училище и совмещавшая преподавание с торговлей, купила на свои деньги ещё одно пособие - обрубовочную голову, с которой начинается изучение рисунка головы человека.
Ещё раньше, когда только пришёл преподавать, поинтересовался - а где четыре гипсовые головы, которые покупали при И. Кириченко? Оказалось, что их отдали в школу искусств Сергею Матвиенко. Я зашёл туда, забрал две головы - Сократа и анатомическую, и унёс, сказав, что их покупало училище. Голову кондотьера Гаттамелаты, оказывается, отдали в село Звонарёвку, где работал В.В. Жмуров. Там открывали филиал ДШИ, и Герман Кокшаров ездил туда два раза в неделю преподавать. Сколько я ни "воевал" за возвращение Гаттамелаты, не смог его вернуть - то ли его отдали за станок, то ли разбили. Четвёртую голову в ДШИ разбили ещё раньше - так мне сказал завуч ДШИ Валерий Борисович Жильников.
В начале второго для нас, в училище, учебного года нас пригласила завуч, тогда ещё Светлана Юрьевна Денисова, и сказала, что нужно ввести какие-нибудь факультативы и предметы по выбору учебного заведения. Вспомнив свои опыты с бумажной архитектурой, я предложил такой факультатив. Если кто-то из выпускников захочет дальше учиться на дизайнера или архитектора - пригодится. Лида предложила ввести мифологию, которую мы преподавали в школах. Был факультатив "Этика и эстетика". В разговоре с директором училища я доказал, что мифология важнее, потому что даёт объяснение многим произведениям искусства не только в живописи, но и в музыке. Как раз в этот год на дирижёрское отделение поступила дочь Алёны Ивановны, и она согласилась на такую замену факультатива.
На старших курсах решили ввести компьютерную графику. Когда я спросил свою дочь Светлану - не найдёт ли она мне преподавателя на эту дисциплину, она предложила себя. Она уже освоилась в школе на месте Лиды, преподавая ИЗО, и, кроме того, ей в догрузку дали Информатику. Она прошла какие-то дополнительные курсы, и прекрасно управлялась с компьютером. Кроме того, вспомнив своё увлечение прикладным искусством, взяла и этот факультатив. Лида взяла себе шрифты. На четвёртом курсе я предложил ввести "Графические техники". Теоретически я знакомил студентов с несколькими техниками, но практически занимались линогравюрой. Позже в наш город вместе с директором Боголюбовского училища приезжал профессор Суриковского института М. Н. Аввакумов, и я спросил его - можно ли живописцам вести курс линогравюры. Он ответил, что это очень полезно, т.к. линогравюра учит обобщать, убирать лишнее и мелкое в композиции. Когда о приезде М.Н. Аввакумова узнал Валерий Апин, он очень удивился - "Это же мой руководитель дипломной работы в институте"
В двух кабинетах четырём группам заниматься стало тесно. Я заговорил об этом с Алёной Ивановной, и она предложила пустующее помещение во втором корпусе училища. Там было несколько классов и спортзал. Когда-то, в моём детстве, этот корпус принадлежал ремесленному училищу, и там на втором этаже был актовый зал. Теперь этот зал стал спортивным.
Мне показали большую комнату с подсобкой, в которой начальник отдела культуры хотел организовать швейный цех для русско-немецкого дома. Я сразу перевёл туда две группы, разделив большую комнату занавеской. На четвёртом курсе уже начиналась живая натура, и не резон было объединять две группы.
Большим недостатком этого помещения был холод, и малое количество ламп освещения. В первую очередь я купил несколько электрических патронов, принёс большой моток провода, оставшийся у меня ещё со времён вечернего техникума, и сам сделал проводку, повесив несколько ламп.
С теплом было труднее. Приносили тепловентиляторы, но проку от них на 100 квадратных метров площади было мало. Я поинтересовался - как отапливается всё это большое помещение со спортивным залом и множеством классов. Оказалось, что при "ленинградской" системе отопления теплоноситель входил в корпус в один кабинет, где проводились уроки ОБЖ, потом шёл в балетный класс, а потом через туалет шёл ... на отопление трёх гаражей отдела культуры, где стоял один автобус. Я поговорил с директором, и она пообещала, что летом промоют или заменят батареи отопления, и тогда будет тепло.
Второй учебный год в училище мы начали уже освоившись. Меня официально назначили председателем предметно-цикловой комиссии специальности "Живопись". Лида вела в двух группах живопись и Методику обучения на четвёртом и третьем курсах. В августе мы принимали вступительные экзамены. Группа складывалась сильная: Мурат Муратов из Александров-Гая прошёл хорошую художественную школу. Его земляк Манарбек Ишманов без школы, но обладал врождённым чутьём к рисунку и живописи - был левшой. Особое внимание на себя обратила Вероника Дисенова, поступавшая после 11 классов и художественной школы в посёлке Дергачи. На экзамене она не просто встала, где стоял мольберт, а минут 10-12 выбирала позицию, чтобы получилась удачная композиция. На четвёртом учились всё те же двое: Сергей Важинский и Наталья Попова, на третьем - шестеро. Я взял себе композицию на всех курсах, поскольку для преподавания рисунка, особенно на старших курсах, надо было знать пластическую анатомию, а я имел о ней только общее представление. Потом пришлось многое преподавать: и рисунок и живопись, но к композиции у меня осталось особое предпочтение.
В сентябре на преподавание Истории искусств директор направила к нам вместо историка Татьяны Алексеевны Прыгушиной, с которой мы иногда конфликтовали, молодую преподавательницу Оксану Борисовну Алёшину. Она только что закончила заочное обучение на искусствоведческом факультете пединститута. Дипломную работу защищала по творчеству Анри Тулуз-Лотрека, и очень любила историю живописи, хотя сама - музыкант: флейтистка, балалаечница и пианистка. Красивая и энергичная, очень обаятельная, она быстро завоевала сердца студентов. Вскоре А. И. Морозова назначила её завучем вместо С. Ю. Денисовой. Некоторое время я помогал ей ориентироваться в программах, в составлении расписания для нашего отделения. Она быстро всё схватывала, и мы подружились.
После декретного отпуска вышла на работу Наталья Варламова. Правда, только совместителем, оставаясь в декретном отпуске в первой школе. В январе 2006г. неожиданно ушла Екатерина Ларгина. Она развелась с мужем, вышла замуж за другого, и уехала в пос. Горный. Нужно было искать нового преподавателя. Варламова уволилась из первой школы и оформилась в училище на постоянной основе. Она взяла часть нагрузки Ларгиной, но оставались ещё часы. Я пошёл "на разведку" к Владимиру Солдатову. Он сразу поставил условие: чтобы был вечерний рисунок. Это своего рода факультатив, на который могут приходить все студенты рисовать обнажённую натуру. Кроме того он заявил: "Я прирождённый педагог!". Я заметил, что Лида имеет звание Заслуженного учителя школы России, но таких заявлений не делает. "А я говорю, и буду говорить!" - выдал Солдатов. Меня это очень насторожило, и я вместо него обратился к Сергею Сакову, хотя и помнил о его странностях, связанных с религией. Предложив работу, сразу сказал о недопустимости религиозной пропаганды. Вскоре на Сергея посыпались жалобы от студентов: плохо объясняет, не повторяет, если непонятно. Я побывал на его уроке. Объяснял он грамотно, но повторять, если кто-то не понял, действительно не хотел.
Поскольку методику обучения Лида начала читать не с начала 3-го курса, педпрактику для Сергея Важинского и Натальи Поповой она провела лишь на четвёртом курсе осенью 2005 года. Практику проводили в четвёртой школе, где после Лиды работала наша Света. Они долго вспоминали, как от волнения тряслись руки у Сергея. После практики он сказал: "Практику надо проводить на первом курсе - студенты будут больше уважать учителей."
Весной 2006 года на практику отправилась следующая группа - А. Гонженко, Е. Уткина, И. Мурго, В. Тургалиев и А. Суворов.
Работая в училище, мы влюбились в Саратовский областной театр хоровой музыки. Руководит им Людмила Алексеевна Лицова. Первый раз мы попали на концерт этого хора, ещё, когда я работал в 5-й школе, и заменял в училище "взбрыкнувшего" Солдатова. Мы пришли в зал и увидели на сцене хор взрослых людей с папками. Среди них стояли два монаха в рясах. Когда хор запел, казалось, что звучит сам воздух. После исполнения нескольких номеров монахи сошли со сцены, и хор грянул озорные частушки. Второй раз мы попали на их концерт летом, когда они выступали в евангелической церкви на площади. Мы приехали с дачи и помчались туда, но чуть-чуть опоздали. В помещении с высоким потолком звучание голосов было ещё великолепнее. Понятно, для чего в каждой церкви во время службы поёт хор - чтобы создать у паствы благостное настроение. Верующими мы не стали, но многоголосное исполнение, конечно, доставляет удовольствие. После этого концерта я подарил Людмиле Алексеевне небольшой этюд.
Следующие встречи с хором происходили в концертном зале училища, и каждый раз мы старались попасть на такой концерт. Наши юные коллеги старались улизнуть с концерта, а мы убеждали их: в стенах училища искусств надо использовать такие возможности для знакомства с прекрасной музыкой. На одном из таких концертов в зале была размещена выставка преподавателей нашего отделения. Я снял со стены свою картину "Первые капли дождя", которую в то время считал лучшей, и подарил Лицовой.
Март 2006 года. Приближался мой 60-летний юбилей - очень важный рубеж в жизни каждого человека. Своего рода отчёт о прожитой жизни. Отмечать его решили, как всегда, выставкой. Подготовкой я занялся, конечно, раньше. Ещё осенью 2005-го договорился со Светланой Васильевной Жуковой, чтобы выставку провести именно в том зале, который я "отвоевал". Летом строгал, заказывал рамы. Набрал 145 работ - картины, удачные этюды. В экспозицию включил и несколько ранних работ - в частности, портрет мамы, написанный ещё в 1963 году. Открытие прошло неплохо, зрителей было достаточно много - знакомые, студенты, учащиеся ДШИN1... Поздравляли коллеги по работе в школах и в училище, бывшие ученицы - Ира Судоргина и Тома Кашкарова.
Несмотря на жуткую метель перед этим, приехали ребята из Боголюбовского училища - Лёша Чусляев, Рома Белянин и Нина Сергеевна Решетникова. Пришла вдова Шамиля Ахметовича. И конечно, дочки - Света и Катя.
С. Жукова организовала небольшой, но интересный концерт, потом, по традиции - фуршет. За два месяца, что выставка экспонировалась, несколько работ купили.
По предложению Лиды семья купила мне в подарок цифровой фотоаппарат и цветной принтер. Покупала в Саратове Катя, и ей в магазине "впарили" аппарат "Кодак" с маленьким принтером, который печатал фотографии только одного размера - 10х15см. и в нём нельзя было пополнить запас цветных чернил. Когда краска закончилась, и я пошёл искать краску к принтеру, мне объяснили, что этот принтер ни на что не годится, и надо покупать новый. Я ужасно расстроился и так бурчал, что довёл Лиду до истерики. В конце концов, купили по совету продавца новый цветной принтер с встроенным сканером. Стало можно делать копии с любых изображений. Этот принтер-сканер можно было заправлять красками с помощью специальных шприцов. У нас начался бум фотографий. Щёлкали себя, студентов, детей и внуков. В училище сделали несколько альбомов с фотографиями - историю отделения "Живопись".
Через два года уже и этот принтер не получалось заправлять, я зашёл в другой магазин, посмотреть принтер. Хозяин уговорил меня купить компьютер, чтобы не только печатать фотки или записывать на диск, но и хранить в компьютере, а также работать с документами. Окончательно на покупку компьютера повлияло заявление директора училища, что все документы должны быть напечатаны на компьютере, но "за вас это никто делать не будет". Работать на нём нас обоих учили наша Света. Потом шутила - "Ты самый способный ученик у меня".
Весной 2006 года я посидел в самом тёплом кабинете нашего корпуса - ОБЖ, и увидел что рядом, через тонкую стеночку из ДВП находится почти пустое помещение, в котором свалены сломанные музыкальные инструменты. Пришла мысль, что если этот кабинетик объединить со складом инструментов, получится неплохая мастерская. Пошёл к Алёне Ивановне с таким предложением. Вначале она меня не поняла и отказала, но когда пришла в этот корпус, и своими глазами увидела - что может получиться, согласилась.
Глава 36
По образовательному стандарту на третьем курсе должна проводиться учебная практика по ознакомлению с произведениями искусства в других городах. Художники обычно называют её "музейной". В 2006 году должна была проведена первая на нашем отделении такая практика, поскольку для первой группы все сроки уже прошли. В Саратовском училище мне предложили присоединиться к ним на эту практику, но на поездку надо было 6000 рублей на каждого. Я обратился к А. И. Морозовой по вопросу финансирования, но как всегда, услышал - денег нет. Я составил список предпринимателей и организаций, у которых можно было просить спонсорской помощи. Таких набрал 29. Обходя первый раз, слышал много обещаний, но часто говорили, что сами не могут решить этот вопрос, надо согласовать с вышестоящими.... В итоге, после трёхкратного посещения предполагаемых спонсоров помогли 9 человек. Студентам пришлось доплатить по 2000 рублей. Не смог поехать А. Суворов, поскольку он до тех пор не сменил паспорт СССР на российский. Сопровождающей поехала Оксана Борисовна Алёшина и Наталья Вейс - за полную оплату. Очень хотела поехать Наташа Попова с четвёртого курса, но в эти дни у нас проходила аттестация училища, и отпустить "половину группы" с уроков А.И. Морозова не разрешила. В Петербурге нашим экскурсантам выделили микроавтобус, и, пока группа саратовских выгружалась из большого автобуса, наши успевали на все экскурсии раньше других. Василий Тургалиев потом говорил, что я выполнил одну мечту из двух главных: побывать в Эрмитаже и Академии им. Репина, куда их водили по договорённости с преподавателями Академии. Вторая мечта - совершить хадж в Мекку. Зачем? - мне непонятно.
Я уговорил руководство Саратовского художественного училища назначить к нам экспертом на аттестацию Алексея Петровича Чусляева, поскольку мы были с ним в очень хороших отношениях. Приехав к нам, он посмотрел мастерские, работы студентов и дал много полезных советов по организации учебного процесса.
В июне во время пленэра мне позвонила жена бывшего главы района Л. Доровская, и предложила расписать с помощью студентов стены большой конюшни в племзаводе "Мелиоратор", куда вернулся после ухода из администрации района Николай Васильевич. Я съездил, определился с фронтом работ, и договорился об оплате. Во время пленэра мы выкроили четыре дня, и с группой 12 студентов сделали эту работу. Утром за нами приезжал транспорт, вечером отвозили. Ребят бесплатно кормили в совхозной столовой, в жару немного отдыхали
За работу ребята получили по 3000 рублей, и часть денег я оставил на оборудование нового кабинета. Мы с мальчишками разобрали стенку, отделявшую класс ОБЖ от склада, перестелили пол из ДВП, покрасили его и оклеили стены обоями. Я опять сам сделал проводку на большое количество ламп и купил новые энергосберегающие лампы холодного света. Получился неплохой класс. Через год, когда училище с муниципального бюджета перешло на областной, и появились некоторые деньги, Алёна Ивановна в первую очередь распорядилась отремонтиро-
вать именно этот кабинет.
В конце пленэра преподаватель ОБЖ и физвоспитания Владимир Валентинович Апанович предложил на своей лодке-гулянке вывезти наших студентов на остров. Он имел в виду отдых, но мы ехали с этюдниками.
Пленэр есть пленэр. Конечно, не только писали этюды, но и купались. Мальчишки, несмотря на запрет, убежали на другой конец острова, чтобы понырять на глубине. Я их нашёл, когда готовился прыгнуть Сашка Суворов. Я потом шутил, что слышал визг его тормозов, когда он увидел меня.
Родилась новая традиция - выезжать на остров.
И тогда же мы организовали первую внешнюю выставку - "Новые имена" - в нашем краеведческом музее. Потом несколько лет осенью мы там делали выставки "Пленэр - 200...", а в декабре участвовали в рождественских выставках в выставочном зале ДШИN1
Уже будучи в отпуске, узнал, что в нашем новом корпусе начался ремонт отопления. Я приехал, и вместе с рабочими лазил в подвал, выясняя - где вход и выход теплоносителя, помогал снимать батареи... Когда срезали старые трубы, я попросил рабочих поменять направление хода теплоносителя, то есть поменять местами вход и выход. Объяснил, что у нас 12 - 13 градусов тепла зимой. Ребята поняли меня и сделали как надо. После этого тепло из нашего нового кабинета через балетную раздевалку и две комнаты общежития пошло в нашу большую мастерскую, потом через маленькие классы, которые сделали общежитием, в гаражи. Из гаражей тепло возвращалось в балетный класс.
Теперь балерины осенью стали жаловаться на холод, но, поскольку они всё время в движении, директор не стала меня преследовать за такое новшество.
Осенью мы узнали, что Сергей Саков взял декретный отпуск - по уходу за родившимся ребёнком. Его жена Эльвира зарабатывала в ДШИ больше, чем он в училище, и они решили, что он будет сидеть с детьми, которых у них к тому времени было четверо или пятеро. Это создало новые проблемы. Надо было искать преподавателя. Уговорил вернуться Наталью Вейс, теперь Хмеленко по мужу. Бойкая и острая на язык, она частенько подшучивала над студентами, и однажды так пошутила в адрес Володи Кудряшова, что тот выбежал из класса, а потом сказал мне, что не будет у неё учиться. Едва погасили этот конфликт. Володя до этого учился в ПТУN46 на механика, и во время практики упавший агрегат сломал ему ногу. Мама, с которой мы были знакомы, как с художником-любителем, решила переучить его, и направила в училище искусств. Особых способностей к рисунку и живописи не было, но он старался.
Летом я заговорил с соседкой - бывшей ученицей в СШN1 Ирой Быковой и спросил - чем занимается, где работает - нигде, работы нет. Я предложил ей позировать нашим студентам, и она согласилась. Так я нашёл замечательную натурщицу, которая проработала у нас несколько лет и очень сдружилась со студентами. Потом она благополучно вышла замуж, стала мамой двух девчушек, и живёт в Саратове.
Набор в 2006 году оказался неполный и слабый. Одного мальчишку пришлось отчислить по итогам первого курса, ещё одна студентка - сирота, получавшая солидную стипендию, оказалась весьма неорганизованной, не приученной в Хвалынском детском доме к самостоятельности. Она бездумно тратила деньги, часто пропускала занятия, и через два года мы вынуждены были отчислить её за неуспеваемость. В этой группе учились и дошли до защиты дипломов Катя Столбушкина из
Новоузенска, Камила Чагирова из Красного
Кута и местная Маша Должникова.
Машина мама работала бухгалтером в типографии, а потом в нашем училище. Когда она работала в типографии, я через неё выпросил 1,5-литровую банку типографской краски для печатания линогравюр.
Осенью подошло время посвящения в студенты, и я решил сам принять в нём участие. Придумал небольшую сценку, где я играл роль бога, Лида - Богоматерь, а Андрей Гонженко и Володя Кудряшов - апостолов. Для подарков я выпилил из толстой фанеры палитры и подарил новым первокурсникам.
В том же 2006 году Мурату Муратову Глава районной администрации Александрово-гайского района сделал районную стипендию. Тогда же, его брат, работавший заместителем областного министра ЖКХ и строительства, предложил нам провести в их офисе выставку студенческих работ. Так мы вышли на уровень Саратова. С этой выставки министр купил картину Натальи Поповой "В нехорошей квартире" по книге "Мастер и Маргарита", которую она писала в теме "Иллюстрирование литературного произведения". Счастье Наташи было - неописуемое! Тогда же, во время открытия, мы договорились, что министр поможет нам выставиться в Доме Архитектора. Через 1,5 - 2 месяца картины перевезли в Дом Архитектора, чуть позже мы с кем-то из студентов приехали развесить работы, а вскоре приехали всем отделением на открытие. Отдел культуры выделил свой автобус для этой поездки. Для концертных номеров мы пригласили студентку отделения Народное пение Юлю Сотскову. Когда она запела своим сильным, звучным голосом, у нас с Лидой невольно потекли слёзы. С той поры мы сдружились с Юлей, и поддерживаем дружбу через интернет, потому что она потом уехала в Москву учиться, и там осталась.
Жизнь шла своим чередом. Любашке было 13 лет, Ване - 4, а 28 ноября 2006 года Катя родила нам ещё одного внука - Егора. Мы, конечно, очень переживали за неё, и были очень рады, что на этот раз всё прошло благополучно.
Студенческие годы обычно запоминаются, как самые счастливые. И часто запоминаются не столько занятия и серая обыденность, а какие-то внеурочные мероприятия. Мы решали и эти проблемы.
Ещё в пятой школе я сделал небольшую электрическую установку с двумя лампочками, кнопками и блокирующим реле для игры "брейн-ринг".
"Брейн-ринг",
команда А. Гонженко
Несколько раз на классных часах мы проводили эту игру, используя для призов конфеты или шоколадки. В состав команд включали студентов с разных курсов. Соответственно и вопросы были из тем, которые изучаются на разных курсах. Кроме того, посмотрев на Саратовском телеканале передачу "7 шляп", проводили и такие игры. На первые игры пришли даже директор с завучем.
Глава 37
В январе 2007 года первая группа выходила на дипломные работы. Осенью Сергей и Наталья писали преддипломные работы: Важинский - что-то из сельского хозяйства, а Наталья, до этого не делавшая наброски, сделала удачный набросок, когда в кабинете стояли Лида, Наталья Вейс и Наталья Варламова. Из этого наброска она написала не очень удачную сценку - обсуждение выставки. В январе на уроках композиции они начали разработку дипломных картин. Сергея я подтолкнул к продолжению сельской темы - что-то связанное с тракторной техникой, а Наташа решила писать зимнюю рыбалку - отец любитель зимней ловли. Когда дошло до этапа этюдов, она принесла наловленных отцом рыбок и писала их, разложив в мастерской на полиэтилене. Для фигуры рыбака я позировал в своём овчинном тулупе, сидя во дворе на фоне последнего снега.
А.И. Морозова поручила мне найти председателя Государственной экзаменационной комиссии, и я поехал в Боголюбовское училище. Поговорил с Алексеем Чусляевым, и он рекомендовал Фёдора Александровича Саликова. Я познакомился с ним поближе, потом поговорил с директором училища Станиславом Константиновичем Таратухиным, и вопрос был решён.
В апреле я на своём "Жигулёнке" привёз Ф. Саликова в наше училище для утверждения тем дипломных работ. С темой С. Важинского он согласился, подкинув несколько интересных идей, а Натальины наработки раскритиковал в пух и прах. Посмотрев её преддипломную работу первого семестра, он вернул её к этой теме, заставив работать над позами героев картины. Действие решили перенести в музей, добавить ещё немного действующих лиц второго плана.
За весну я шесть раз ездил за Фёдором - привозил и отвозил его домой. Он уже обижался: мама ждёт помощи на даче, а ты меня увозишь. Мы с большим вниманием слушали его анализ, советы, рассуждения о композиции и пластике героев картин. Каждый его приезд был для нас с Лидой большим и важным уроком. Несмотря на молодость - ему было 33 года, он был в боголюбовском училище одним из самых сильных преподавателей композиции.
Дипломная работа С. Важинского складывалась, как встреча в поле весной старого тракториста с девушкой, прискакавшей к нему на коне с какой-то вестью. Противопоставление старого и нового - основная идея. У Н. Поповой картина формировалась, как дискуссия в музее возле картины. Я заставил её пойти в наш музей - написать этюд интерьера на месте. а Фёдор заставлял её работать над пластикой фигур, чтобы каждая фигура передавала индивидуальные особенности героев.
Весной 2007 года предстояла новая музейная практика. Ехать должна была группа А. Борисовой, А. Давтян, О. Дьяковой ... На этот раз А.И. Морозова обещала финансировать поездку из бюджета. Я решил не присоединяться к боголюбовцам, а самостоятельно направить наших студентов в Москву. Нашёл фирму, которая могла бы организовать нужные экскурсии, гостиницу. Когда Алёна Ивановна увидела расценки в гостинице, она возмутилась - дорого, и обещала найти подешевле.
Дни шли, но вопрос с дешёвой гостиницей не решался. От турфирмы пришёл факс, что, поскольку деньги не перечислены вовремя, наш заказ снимается. Я, конечно, расстроился, но кто-то сказал, что в 4-й школе Елена Анатольевна Александрова (дочь нашего преподавателя Тамары Дмитриевны Плужниковой) часто организует поездки детей и может помочь с адресами.
Я связался с ней, взял телефоны, и за два дня провернул организацию поездки по Золотому кольцу России - Владимир, Суздаль,
Боголюбово... В апреле группа уехала в Москву, оттуда во Владимир. Со студентами опять поехала руководителем Оксана Борисовна Алёшина. За свой счёт поехали Н. Вейс с сестрой, и наша Любашка - за наш счёт. На обратном пути почти день они были в Москве, и сходили в Третьяковскую галерею. По возвращении они заявили, что такая поездка лучше, чем в
Петербург или только в Москву, поскольку туда они ещё смогут съездить, а по Золотому кольцу - под вопросом. Любашка привезла мне в подарок из Москвы бокал с фотографией собора Василия Блаженного.
Наконец, пришло время первой защиты дипломных работ под моим руководством. Волновались все - не только те, кто должен был защищаться. Защита проходила в самом первом выделенном отделению кабинета. Мы прервали на один день пленэр, чтобы все студенты могли посмотреть защиту и "поболеть" за дипломников.
Помня уровень дипломных картин боголюбовцев, я предложил поставить Сергею Важинскому оценку 4, а Наталье Поповой - 3, но Фёдор Саликов сказал: "Зачем вам на первой защите тройки? Сразу сложится нехорошее впечатление, что вы ничему не смогли их научить". Обоим поставили четвёрки. Закончившийся учебный год был для меня очень тяжёлым. Особенно в части дипломных работ. Я, не имеющий не то, что среднего, но даже начального художественного образования, взялся за такое ответственное дело. Лида помогала, подсказывала, но ведь после её окончания института прошло 34 года. Да и композицию она не вела, хотя бы в художественной школе.
После первого выпуска дипломников у меня появилась некоторая уверенность в себе, в правильности ведения композиции.
Недалеко от города в селе Павловка в 80-е годы был построен бассейн. Туда ездили и городские жители. Когда мы пришли работать в училище, администрация заключила долгосрочный договор на посещение этого бассейна коллективом преподавателей по абонементу. Нам предложили участвовать, и мы согласились. По вторникам на автобусе отдела культуры многие преподаватели ехали в Павловку. Там была сауна, где все вместе парились (в купальниках), а потом прыгали в малый бассейн под струи душа, или шли по коридорам в большой бассейн, где можно было плавать и нырять. Когда пришла зима, стало холодновато идти по этим коридорам. Однажды в большом бассейне мы увидели какие-то лохмотья вроде водорослей, плавающие в воде. Стало очень неприятно, и мы больше не поехали.
Летом Лида пожаловалась на неприятные ощущения в животе. Я заставил её пойти к врачу. Диагноз оказался весьма неприятный. Грозили операцией и направили в областную поликлинику в Саратов. Приехав туда, увидели громадную очередь в регистратуру. Выстояв её, Лида получила направление пройти 9 или 11 врачей. Простояв в очередях часов до двух дня, она прошла только 5 или 6 врачей. Причём врач онколог-гинеколог, только открыв тетрадь-карточку, заполненную в регистратуре, стала кричать, что оформлено неправильно, швырнула эту тетрадь на стол. Лида, чуть не расплакавшись, пыталась объяснить, что оформляли-то здесь, в регистратуре, но та не слушала. Потом мы поняли причину её гнева - мы не положили в карточку деньги. Лида вышла от неё в слезах и сказала, что сюда она больше не придёт. Тогда я вспомнил о Викторе Станиславовиче Матусевиче и предложил поехать к нему.
В ближайшие выходные мы поехали в Хвалынск. Так совпало, что приехали мы почти день в день через двенадцать лет после первого знакомства. Виктор внимательно выслушал, посмотрел медицинские бумаги от врача и дал пакет трав, опять подробно объяснив, как заваривать и пить. Пять лет мы ездили к нему каждый месяц. Летом на своей машине, зимой на автобусе. Он подчёркивал, что каждый раз кладёт противораковые травы. Теперь, конечно, картинами не обходилось, платили деньги. Мы не обижались, понимая, каких трудов стоит собирать их по лесам и болотам с ранней весны и до предзимнего снега.
Однажды я пожаловался Виктору, что у меня есть проблемка с предстательной железой, и он подсказал, что надо весной перед распусканием почек набрать кору осины с небольших веток и настоять её на водке. Потом пить по столовой ложке раз в день или по чайной - три раза. Уже следующей весной я сделал эту настойку и начал принимать. Позже я сказал ему, что есть улучшение не только в этой области, но и с сердцем - я смог спать на левом боку, чего раньше не мог. Он спросил: "Осину пьёшь?" - "Да" - "Чего же тогда удивляться. Осина - самое полезное дерево в наших лесах. нижние веточки мышки объели, повыше - зайцы, верхние - лоси. Животные знают, что полезно". Теперь этот рецепт я рекомендую всем знакомым мужчинам. Позже выяснилось, что она снижает уровень сахара в крови, изгоняет всяких паразитов.
Через год или два я рассказал Виктору, что моя мама мучилась сильными головокружениями от атеросклероза, а теперь и я испытываю подобное. Теперь он посоветовал набрать весной кору рябины красной, также настоять её на водке и принимать по чайной ложке. И снова он здорово выручил меня. Когда я сделал такую настойку и стал принимать, то через неделю мои головокружения и "заносы" прекратились. Через полгода после этого головокружения снова появились, но через два-три дня приёма настойки рябины всё прошло.
Еще раньше, когда ездили к Николаю Сидоровичу Макаревичу, чтобы подлечить Лидино давление, я написал картину "Хозяин леса" - из высокой запутанной травы выглядывает голова . Она понравилась Николаю Сидоровичу, и он купил её.
А потом я написал другой вариант картины на эту же тему: из-за ствола сосны выглядывает "Хозяин" и манит нас пальцем. Тела почти не видно, только голова. Вот этот вариант я подарил Виктору Станиславовичу. Он сразу сказал: "Это я!"... Потом мы возили к нему и Свету и Любашку, давали знакомым его адрес и телефон.
Весной 2010 года я позвонил Виктору, чтобы договориться об очередном приезде за травами. Трубку взяла его жена Татьяна, и сказала, что Виктор лежит и хрипит. Как хрипит? Что случилось. Был пациент, Виктор его выгнал, а потом упал. Я посоветовал вызвать "скорую помощь".
Созвонившись позже, узнали, что некоторое время назад одного пациента Виктор предупредил о строгой диете, дал травы, а через некоторое время тот пришёл, весь в пятнах на лице, и устроил Виктору скандал. Обещал опозорить через интернет на всю страну. Виктор его выпроводил, но уже грянул первый инсульт. В больнице Виктора выходили, а через неделю пациент снова пришёл просить прощения, так как он сам был виноват - нарушил диету. Вот тут и ударил второй инсульт. 6 мая 2010 года Виктор Станиславович скончался.
На похороны мы приехать не смогли. Договорились с дочерью Виктора Юлей, что она продолжит лечение Лиды по рецептам отца. Приехали через два месяца. Юля давала те же травы, что и Виктор. В своё время она окончила медицинский институт, где защищала диплом по фитотерапии. Её спросили: Откуда у Вас такие знания? - От отца. Ещё год мы ездили в Хвалынск за травами, пока не грянула беда.
Глава 38
Первые годы нашей работы в училище искусств были очень насыщены различными мероприятиями. В 2007/08 учебном году узнали, что в Саратов привезли выставку работ Сальвадора Дали - скульптуру и графику. Мы поехали - студенты и преподаватели. Впечатлений было много. Тогда в отделе культуры ещё был автобус ПАЗ, на котором можно было съездить группой в Саратов. Сейчас - только за свой счёт на маршрутном автобусе.
Летом 2008 года состоялся второй выпуск дипломников. Выходила группа Андрея Гонженко, Кати Уткиной... К сожалению группа не вся дошла до финиша: в конце 4-го курса пришлось отчислить Александра Суворова за пропуски занятий, ещё раньше ушла в декретный отпуск Рипа Айрапетян, вышедшая замуж за Сергея Важинского.
Уткина решила писать автопортрет, Гонженко - сюжет "Дедушкин урок", в котором наш натурщик Виктор Алексеевич Иванчук сыграл роль дедушки, объясняющего что-то внуку, для образа которого позировал ходивший в детскую группу сынишка технички.
Проблем хватало. Ира Мурго, учившаяся слабо, и не сумевшая работать с живой натурой, писала серию натюрмортов "Народные промыслы". Василий Тургалиев вначале пожелал написать серию портретов однокурсников, но не справился, и взял тему "Студенты на пленэре". Из-за его частых отлучек по семейным обстоятельствам, я занял жёсткую позицию по отношению к нему, и он написал директору заявление с просьбой освободить его от руководителя. Тем не менее, до защиты дошли все четверо. Ф.А. Саликов очень хорошо работал с нашими дипломниками, для чего мне опять приходилось возить его из Саратова и обратно через каждые две недели. Я очень благодарен ему до сих пор.
После защиты мы решили принять на работу преподавателем Андрея Гонженко при условии, что он поступит учиться заочно. Незадолго до этого я встретил в Саратове бывшего заместителя начальника областного Управления культуры В.А. Дьяконова, имевшего художественное образование. Он стал деканом факультета дизайна филиала Московского РГСУ, и просил присылать наших выпускников. Вот туда и поступил Андрей. Уткина собиралась поступать в институт, но позже уехала в Москву и год проработала дизайнером штор в какой-то дизайнерской фирме. После этого она поступила на специальность "Дизайн архитектурной среды" Саратовского технического университета.
И ещё одно событие того лета - Ани Давтян вышла замуж за земляка Сергея Важинского - Володю Назаренко. Это событие мы отметили домашним вином и чаем прямо в мастерской. Получилось забавно: Аня была с нами, а Володя уехал к друзьям.
Осенью того года мы опять открыли в музее очередную выставку "Пленэр-2008", которые стали теперь традиционными. Во время этого пленэра мы опять с помощью В.В. Апановича ездили на остров, теперь - на Колтовской. В декабре - очередная "Рождественская" выставка в выставочном зале ДШИN1.
В январе 2009 года Лиде исполнялось 60 лет. Она перед этим достаточно много писала, и мы решили отметить юбилей выставкой
в музее краеведения. Поздравлять пришли не только студенты и преподаватели училища, но и бывшие коллеги и ученики из 4-й школы Было очень много тёплых слов и цветов. Зам. главы администрации А. Г. Паршина удивилась, увидев такое количество картин, и пообещала благодарственное письмо от губернатора области. Недели через 3 Лиду пригласили в зал заседаний администрации на районный актив и вручили благодарственное письмо от губернатора П.Л. Ипатова.
Я попросил Сергея Гурина, с которым работал на телевидении, чтобы он снял всё это открытие на видео, и теперь мы иногда возвращаемся к тем счастливым минутам.
Павел Леонидович Ипатов, работавший директором Балаковской атомной станции, в 2005 году сменил губернатора Аяцкова. В марте 2009 года Алёна Ивановна Морозова представила меня на награждение губернаторской грамотой. вручать грамоты губернатор должен был 25 марта - в День работников культуры. Мы уже собрались ехать утром, как вошла Алёна Ивановна с растерянным видом: Ипатова президент снял с должности. Кто же будет вручать губернаторские грамоты? Приехав в администрацию области, напряжённо ждали - КТО? С небольшим опозданием вошёл П.Л. Ипатов, и церемония началась. Награждаемых было много, вызывались по алфавиту, и я с моей буквой Ч оказался последним. Я получил грамоту, нас сфотографировали, и я вернулся на место в зале. Оттуда я увидел, что бывший губернатор как-то растерянно постоял несколько секунд, потом сел в первом ряду. Немного посидев, он встал и пошёл к выходу. Так получилось, что я стал "точкой" в деятельности П.Л. Ипатова, как губернатора области.
И снова дипломники. Выходила большая для меня группа - 6 человек. Из этой группы ушла в декретный академический отпуск Вика Сивко, но вернулся отчисленный раньше Александр Суворов. Сложности с дипломной работой были почти у всех. Ольга Дьякова все годы училась очень хорошо, шла на красный диплом, но почему-то Фёдору Саликову не понравилась выбранная ей тем "Ожидание материнства", и он браковал все её подготовительные эскизы. В результате картина получилась банальная и неинтересная.
Анжелика Борисова, приехавшая, как и Ани Давтян из г. Духовницкого, решила показать свои частые поездки домой - "Ожидание на автовокзале". Композиция сложилась, но Анжеле немного не хватило умения написать лица людей, хотя писала с натуры. Радовала Ани Давтян, теперь Назаренко. Она ещё на первом курсе показала себя неплохой пейзажисткой, а на третьем курсе, узнав, что можно защищаться на пейзажной работе, заявила: "Буду защищаться на пейзажах". Мы с ней решили, что она будет писать серию из четырёх пейзажей - "Времена года". В том году она с мужем жила у его родителей в селе за 25 километров от города, ездили каждый день, он - на работу, она на занятия. По впечатлениям от этих поездок она написала несколько неплохих зимних пейзажей, потом по своим этюдам с пленэров - несколько летних. Когда они были на четвёртом курсе, я писал вместе с ними на пленэре. Выбрав купу деревьев, я сказал, что буду "озоровать", и написал эти деревья в осеннем убранстве, показав, что может художник. Видимо, вспомнив тот случай, Аня написала похожий осенний пейзаж для диплома. Весной уже за месяц до защиты, я уговорил её писать во дворе училища соседний дом с реденьким забором и цветущими яблонями и сиренью "Весна". Форэскизы к теме "Лето" нас с Ф. Саликовым не устраивали, и я отправил Аню на берег Волги, где студенты работали на пленэре, и она на удивление первокурсникам, довольно быстро написала этюд Волги с теплоходом, который и стал основой четвёртой картины.
Ещё в январе 2008 года, завуч ДШИN1 В. Б. Жильников попросил прислать кого-нибудь из студентов на подмену ушедшей в очередной декретный отпуск Эльвиры Саковой. Я направил Ани Давтян. Она так понравилась детям и руководству школы, что её чуть позже приняли на постоянную работу. А после защиты я предложил нашему директору принять её и в училище на работу на небольшую нагрузку, поскольку опять ушла в торговлю Наталья Вейс. Лиде рассказывали Анины однокурсницы, что она говорила им - какую черту или педагогический приём она возьмёт от разных преподавателей. Вот уже девять лет Ани Давидовна работает в двух местах - в ДШИN1 и в училище. Красивая, добрая, но строгая, она может служить образом лучшей молодой учительницы. Я называл её своей преемницей, и хотел бы, чтобы она после моего ухода возглавила отделение Живопись", но...
С остальными дипломниками 2009-го года проблем было - "выше крыши". Володя Кудряшов учился слабо - ни с людьми, ни с пейзажем он особо "не дружил", и был большой вопрос - что он будет писать на диплом. Нашли одну более-менее удачную композицию - "Строители", написанную на третьем или четвёртом курсе, и взяли её за основу. Суворов при его сумбуре в голове не мог до последнего определиться с темой. Я повёл его по старым дворикам недалеко от училища и заставил писать этюды. Один из них, увеличенный до требуемого формата, и стал его дипломной картиной. Хуже всего была ситуация у Евгении Долгих. Осенью она вышла замуж, много пропускала занятия, а когда вышли на дипломное проектирование, почти пропала. Незадолго до защиты она принесла три натюрморта с цветами.
На защите я настоял на оценках "удовлетворительно" для этой "троицы", хотя это достаточно сильно подрывало показатели училища и мой авторитет. О. Дьякова и А. Назаренко получили пятёрки, А. Борисова - четыре.
После выпускного вечера нам домой неожиданно принесли извещение о штра-
фе мне за нарушение общественного порядка в пьяном виде. Я написал письмо начальнику милиции общественного порядка с просьбой разобраться - откуда такая клевета.
Оказалось, что это сделал муж Евгении Долгих, сержант милиции, сумевший достать бланк такого извещения. Позже, Дима Светлов (из моего класса), служивший в милиции, сказал, что этого сержанта обсуждали и хотели выгнать из милиции, но он служил поводырём розыскной собаки, а они очень трудно привыкают к новым проводникам.
Музейная практика в том году не получалась. Сколько я ни доказывал необходимость поездки в центральные музеи страны, мне отвечали "денег нет". Летом я на своей машине повёз третьекурсниц Катю, Машу и Камилу вместе с Оксаной Борисовной в Хвалынск. Побывали в местном музее, где хранятся работы некоторых советских классиков 50-60-х годов, работы наших современников. Потом заехали во вновь отстроенный дом К.С. Петрова-Водкина - и всё... На обратном пути по ужасной дороге машину так тряхнуло, что потом пришлось ремонтировать подвеску. А в следующем году вообще музейная практика ограничилась Саратовом: музей им. А.Н. Радищева, дом-музей В. Э. Борисова-Мусатова и дом-музей П.В. Кузнецова, в котором экспонировалась авангардная выставка.
Осенью 2009-го в Саратовском художественном училище имени А.П. Боголюбова состоялась четвертая Всероссийская выставка дипломных работ выпускников художественных училищ и отделений училищ искусств. Я отвёз на эту выставку четыре работы - "Автопортрет" Кати Уткиной, "Ожидание" Оли Дьяковой и два пейзажа из "времён года" Ани Назаренко. Я понимал и понимаю сейчас, что уровень наших работ не таков, чтобы конкурировать с выпускниками известных училищ, где преподают профессионалы высокого уровня.
Когда прозвучало, что специальным дипломом награждается работа "Весна" из серии "Времена года", я даже не сразу отреагировал, потому что ещё из одного училища привезли подобную серию. Когда назвали фамилию Назаренко и мою - меня как током стукнуло. Дипломы вручали директор московского Училища Памяти 1905 года и Анатолий Васильевич Учаев, у которого мы когда-то оставляли наши с Лидой работы. Членом жюри был и директор "Боголюбовки" С.К. Таратухин, которого я уже "достал" своими визитами с просьбами, вопросами, консультациями. Возможно, он и рекомендовал отметить мою выпускницу.
В те же дни в областной научно-технической библиотеке проходили научные конференции. Доклады делали профессора Академии им. Сурикова. Один из них, читая лекцию по Технологии живописи, сказал, что выпускники училищ совершенно не знают технологию. Меня это как-то задело. Мне казалось, что раз я веду эту дисциплину, то МОИ студенты - знают. Потом понял, что он был прав. В перерыве я подошёл к этому профессору и спросил - как он относится к синтетическим грунтам на основе ПВА? "Отрицательно! Они не проверены временем. Вся живопись со временем почернеет". - "Но ведь ещё в 60-е годы Академия им. Репина разрешила ими пользоваться" - "Пусть Академия Репина пользуется".
Там же в библиотеке я встретил В. А. Мошникова. Незадолго до этого он похоронил жену, был немного уставший или подавленный. Немного поговорили с ним. Он стал развивать теорию о сближении нашего искусства с западным. Я, не особенно подкованный в вопросах теории искусства, спросил - он считает, что наша живопись хуже, чем западная, где практически нет реалистического искусства? - Нет, ты не понимаешь, реализм ни при чём... он говорил ещё минут 10, я так и не понял, в чём он видит сближение нашего искусства с западным. Позже я переосмыслил его слова. В современной живописи почти не остаётся места реализму. Верх берут примитивизм, авангардизм худшего пошиба. Может быть, это и есть сближение с западным искусством, где давно потеряна реалистическая школа. Это "сближение" я вижу даже в современных мультфильмах, которые смотрят мои внуки: какие-то одноглазые уродцы в виде медицинских капсул двигаются, говорят...
Глава 39
Осенью 2009 года отмечали 40-летие училища. После торжеств с нашей выставкой в ДК "Кристалл", я записался на приём к депутату Областной думы Н.И. Кузнецову, ректору Саратовского аграрного университета и предложил провести выставку наших студентов и преподавателей в здании думы. Он согласился, и в ноябре 2009 года мы открыли нашу выставку
Среди участников были и студенты и выпускники, и мы с Лидой, конечно. На открытии опять нам всем сказали много хороших слов и вручили грамоты. От Боголюбовского училища поздравить нас приехал Алексей Петрович Чусляев. Одну из моих картин - "Апрельский снежок" купил С.Н. Афанасьев, депутат от КПРФ, за которого мы голосовали на предыдущих выборах.
После открытия выставки меня вызвала Алёна Ивановна Морозова и сказала, что ей в министерстве культуры предъявили претензию - как это мы сумели провести выставку в Думе, если туда "такая" очередь? Я сказал: "А Вы ответьте, что это предложил сам депутат Н.И. Кузнецов в честь юбилея училища - его же не будут спрашивать". На том и отстали чиновники.
В 2010-м году должна была защищаться первая группа, у которой мы с Лидой принимали вступительные экзамены в 2005 году. Группа была достаточно сильная, хотя тоже "понесла потери" - ушла после первого курса Лена Анисимова, которая один год училась у меня в ДШИN1. Она разошлась с мужем, а двоих малых детей надо было кормить и одевать. Ушла в академический (декретный) отпуск Лена Батырева. Из оставшихся четверых студентов трое были очень сильными. Вероника Дисенова, окончившая художку в р. п. Дергачи имела свой взгляд на форму и цвет, воспитанный её учителем дома. Точность рисунка, хорошее цветовидение придавало её работам особый шик. К сожалению, на третьем курсе она "взбрыкнула", решила бросить учёбу и работать журналистом. На три месяца она уехала в Саратов, работала в какой-то газете, но потом поняла, наверное, что на одной интуиции стать журналистом нельзя, и перед зимней сессией вернулась. По общегуманитарным предметам ей преподаватели поставили оценки, но я "упёрся" - не будем ставить "просто так" за три пропущенные месяца. Во втором семестре она наверстала пропущенное, и снова шла на пятёрки.
Мурат Муратов приехал с Манарбеком Ишмановым из Александрова Гая. Там тоже был замечательный педагог, который открыл особые данные у Мурата. Прекрасный рисовальщик, тонко чувствовавший цвет, он с Вероникой составил своими работами большую часть нашего методического фонда, куда мы забирали после просмотров лучшие студенческие работы.
Манарбек не учился в художке, но в нём были скрыты такие же данные, как у первых двух. Левша, как и Вася Тургалиев, писал несколько своеобразно, но именно его одного похвалил за первый в их жизни портрет натурщика Алексей Чусляев, когда приезжал к нам в качестве эксперта во время аттестации училища и отделения.
Кристина Кириенко поступила после окончания ПТУN18. Таких данных, как у этих троих не было, но она тянулась за сильными однокурсниками, и имела неплохие результаты.
У этой группы рисунок и живопись вела Наталья Варламова, а я вёл композицию до пятого курса. На пятом тоже отдал Наталье. К сожалению, она не объясняла построение головы и фигуры человека, а отсылала студентов к учебнику рисунка. Когда позже в качестве эксперта из Боголюбовского училища приехала Татьяна Юрьевна Соколовская, она раскритиковала работы следующей группы Натальи, а "красивенькую" работу Вероники Дисеновой, висевшую в коридоре, велела снять и не позориться.
На дипломную работу Мурат решил писать портрет. Просил позировать меня, написал один этюд, но мне было некогда. Он написал этюд шофёра автобуса, который стоял в гараже рядом с мастерскими - тоже не очень. Тогда он взялся за нашего дворника Сергея Ивановича Пылаева, который часто подрабатывал у нас, позируя на уроках. В конце концов, он нашёл удачную композицию, написав его сидящим на скамейке.
Манарбек Ишманов, поколебавшись между сюжетом с бабушкой, принимающей гостей, и сельскохозяйственной темой, всё-таки "ушёл в поле". Мы отпустили его на время преддипломной практики домой, чтобы он писал этюды. Он привёз 2 или 3 этюда, мало соответствующие теме. Дома он копал огород бабушке. Пришлось здесь выгонять его в поле - писать трактора и жнивьё.
Кристина Кириенко решила показать своё училище через балет. До этого она дважды писала композиции, связанные с балетом, и мы решили, что будет неплохо, если она продолжит эту тему. Я договорился с заведующей хореографическим отделением Верой Николаевной Ледерер, чтобы Кристине разрешили поработать в их кабинете, но она так долго возилась, раскладывая этюдник и материалы, что Вера Николаевна занервничала и выпроводила Кристину. Ей потом пришлось рисовать девчат-балерин после их занятий.
Вероника долго не могла определиться с идеей картины. На все мои советы и подсказки отвечала: "Не хочу высасывать из пальца". Но выбрала тему, как раз "высосанную из пальца" - художник И.И. Шишкин среди крестьян.
Поскольку Ф.А. Саликов отработал у нас три года председателем ГАК, по положению нужен был новый человек. Я договорился в Боголюбовке с Валерием Арвидовичем Апиным, с которым был знаком давно. Это он подарил мне для школы свою дипломную линогравюру "Осокорь" из серии "На Волжских берегах", и которая висела теперь в нашей мастерской. С.К. Таратухин разрешил ему председательствовать у нас, и теперь я привозил его к нам вместо Ф. Саликова. Мы очень подружились. Он старше Фёдора, но ко мне обращается только на "Вы". Очень грамотный - окончил Суриковский институт, умный и деликатный, он, как и Саликов, очень много объяснял студентам (и мне, соответственно) и простые истины, и тонкости композиции. Он запретил Веронике "мучить" Шишкина. Однажды он предложил мне повезти наших дипломников к Анатолию Васильевичу Учаеву - показать их форэскизы, послушать советы. У меня дух
захватило от такого предложения. До того Анатолий Васильевич много лет был председателем ГАК в Боголюбовском училище, но в тот год его "подвинули", поставив председателем ГАК Константина Васильевича Худякова из Москвы. В мае мы поехали. Отказалась ехать Дисенова и вместо неё поехала Н. Варламова.
Мастерская Анатолия Васильевича находится на Набережной космонавтов, там, где когда-то находился выставочный зал Саратовского отделения Союза художников СССР, и где в 86-м году были выставлены мои 3 или 4 работы с автопортретом на выставке самодеятельных художников. Когда Анатолий Васильевич получил звание Народный художник РСФСР, часть этого помещения отдали ему под мастерскую. Там же, через стенку - его квартира. Там мы с Лидой оставляли свои этюды перед выставкой в "Ваньке-встаньке", там Лида "пила водку" с ним, Массиным и З.Т. Ларионовой.
На мольберте стояла неоконченная картина с изображением полуобнажённой девушки в ренессансном стиле. Он писал её пастелью, сказал, что заканчивать будет маслом. Дал возможность Мурату положить пару мазков на этом холсте, но тот не попал в тон. На стенах работы из серии "Красные ворота". Эти работы известны по репродукциям в журналах.
Мне особенно понравилось, как Анатолий Васильевич анализи-
ровал работы наших дипломников. Неудачные, по мнению Валерия Апина, этюды шофёра и мой портрет, он прикрыл с одной стороны, с
другой, сложил пальцы квадратиком, отсекая лишнее, неудачное и сказал: "Вот, готовая дипломная работа, пиши". И так - со всеми.
Ребята уезжали вдохновлённые, переполненные эмоциями. К защите все пришли благополучно. Вероника написала небольшой этюд с Виктора Алексеевича Иванчука в его квартире, развернула его до нужного формата, и получилась картина "Одиночество". За окном она показала освещённую солнцем улицу, по которой идёт молодая женщина с ребёнком, а внутри темнота и тоска. На защите все получили "отлично".
Через четыре года в Йошкар-Оле, на пятой Всероссийской выставке дипломных работ выпускников художественных училищ и отделений училищ искусств, куда я возил работы наших студентов, работа Муратова "Отдыхающий дворник" получила Грамоту. Во время просмотра комиссией, профессор МГАХИ им. В.И. Сурикова С.А. Гавриляченко - однокурсник В.А. Апина по Суриковскому институту, заявил: "Ну, здесь без фотографии не обошлось", подразумевая, что портрет писали с фото, а не с натуры. Я ответил: "Голову кладу, что студент фотографией не пользовался". Мурат действительно на всех этапах писал Сергея Ивановича с натуры.
С Сергеем Александровичем Гавриляченко я познакомился в 2009 году на четвёртой Всероссийской выставке выпускников в Боголюбовском училище. Там он проводил мастер-класс по композиции рисунка. Лекция была очень интересная, с показом слайдов с работ студентов МГАХИ. Я попытался у своих студентов применить некоторые его принципы, но понял, что в училище и в институте разные задачи. Наше дело - научить правильно, со знанием пластической анатомии, строить человеческую фигуру, а в институте можно говорить о творческом подходе к изображению человека. Там каждый студент может и должен создать художественный образ по своему пониманию.
В мае 2010 г. нам сказали, что умер Сергей Матвиенко, не дожив до 50 лет. Года за два до этого он увлёкся росписями досок с детьми, но не традиционными, а в авангарде. На очередной выставке в Саратове его буквально разгромили за эти росписи, и у него случился психологический надлом - он хотел повеситься, и уволился из школы. До этого у него постоянно были скандалы с Жуковой по поводу его курения в классе. Он замкнулся, никого к себе не пускал, отпустил длинную бороду. После похорон его маму увезла в другую область племянница, и больше мы о ней ничего не слышали. Когда через несколько лет я собрал в музее выставку всех марксовских художников, его работ не нашли. Потом, правда, узнал, что два этюда есть у его бывших учеников - Саши Кочерова и Лены Евлампиевой, которые поженились. Долго уговаривал подарить хоть один этюд музею, но так пока и не добился.
Катя была беременна, и 14-го сентября 2010 года родила второго сына - Семёна, который стал четвёртым внуком. Позже она призналась, что решилась на второго ребёнка после того, как Егор сказал, что не хочет ни братика, ни сестрёнку. Они с Лёшей насторожились - вырастет избалованным эгоистом. Надо рожать. Сёма рос очень живым, подвижным. Он и сейчас не может стоять спокойно, весь в движении - как Ваня в раннем детстве.
Осенью к учёбе вернулись наши "академики" - Вика Сивко и Лена Батырева. В группе, в которую они вернулись, за четыре года тоже были "боевые потери", оставались трое: Должникова Маша, вышедшая замуж в 18 лет, Зверева (Столбушкина) Катя, которая тоже летом вышла замуж, и Камила Чагирова. Маша, достаточно способная, но захваленная преподавателями, доставляла мне некоторые проблемы в работе. На мои замечания по рисункам она иногда вспыхивала и даже убегала из мастерской со словами "Вы ко мне придираетесь". Через несколько лет, поработав с детьми в художественной школе, она написала мне в интернете "Как Вы меня терпели?".
Катя Зверева, поступавшая в училище через год после 11-го класса и попытки поступить в Боголюбовку, была достаточно серьёзна, внимательна, работала много и с интересом. После третьего курса, она - единственная из всех прошедших через мои уроки, привезла с каникул несколько вариантов композиционных тематических зарисовок, своего рода готовых эскизов картин. На четвёртом и пятом курсах у неё не было проблем с выбором темы для очередной композиции.
С Камилой было сложнее. Хотя она окончила в Красном Куте, откуда приехала, художку, особых успехов не было. Композиции строились тяжеловато, хотя на третьем курсе, работая над свободной темой, он порадовала меня, написав молодую пару, бредущую по затопленному водой городу. Формулировку "Свободная тема по выбору студента", стоящую в программе, я трактовал по своему, и решил настроить студентов на сюрреализм, "фэнтези" - что-то, развивающее фантазию студентов как художников. Первыми это попробовали выпускники 2010 года, и теперь эта свободная тема укоренилась в училище даже после сокращения срока обучения.
На диплом Камила стала писать сценку в кафе, но, не слушая моих советов и замечаний В. Апина, создала не очень интересную вещь. Вика Сивко, пропустив два года, тосковала по прежним однокурсникам, и в новый коллектив входила трудно. Она обладает повышенной цветочувствительностью. Ещё на первом курсе её живописные работы были очень интересные, хотя грешила в построении. В новой группе рисунок и живопись вела Н. Варламова. Она Вику приняла неоднозначно, и частенько "пилила" её за огрехи, и за цвет. Когда в качестве эксперта к нам приехала Т. Ю. Соколовская из Боголюбовки, она из всех пятикурсников отметила только живописные работы Вики. К дипломной работе она написала интересный этюд своей родственницы с подойником, который вылился в картину "Доярка", достаточно интересную по цвету. После окончания училища она уехала в Саратов и работала в автосервисе на покраске машин, подбирая цвета без компьютера.
Лена Батырева, после замужества Масляницына, потеряв таких сильных однокурсников, как Мурат, Вероника и Манарбек, отягощённая семейными заботами, учиться стала слабее, но не сползла на тройки. Поскольку она стала мамой, и круг интересов был замкнут на ребёнка, она и тему диплома взяла детскую - мама идёт с малышом, а тот отвлёкся на собачку.
Маша писала на диплом семейный портрет - поздравление отца с юбилеем. Несмотря на долгие поиски и смену ракурсов, работа получилась не очень удачной с точки зрения композиции.
Катя взяла очень интересную для неё тему - "Венчание". Возможно, они венчались с мужем в церкви - поэтому, но намётки у неё были ещё после третьего курса. Несмотря на свои атеистические убеждения, я не стал возражать против такой темы, и посоветовал ей сходить в нашу церковь и написать там этюд, если разрешит священник. Работала очень хорошо, но уже в итоговом холсте "не дотянула" лица, и В. Апин спросил - не "звёздная ли болезнь"? Более удачный эскиз этой работы я выставлял на фестивале "Возрождение", который проходил в Боголюбовском училище в год их защиты. Эскиз получил диплом.
В том же году я попросил Катю, теперь Звереву, поработать год у нас. Ей достался очень слабый набор - три студентки, причём одна вскоре бросила учёбу, а оставшиеся - Лена и Люся учились очень слабо, много пропускали занятия. Позже они стали у нас "притчей во языцех". В том же году снова изменили Образовательный стандарт, уменьшив срок обучения до 4-х лет. Предыдущий набор учился 5 лет, и через 4 года выпускались две группы.
Глава 40
После смерти В. С. Матусевича Лиде постепенно становилось всё тяжелее ездить в Хвалынск. Да и на работу ходить она не могла - только на автобусе. В январе 2011 года Лида решила провериться на УЗИ. Доктор сказал: "есть небольшая миома, но это не страшно. С ними живут". Когда мы в начале апреля поехали на машине в Хвалынск к Юле, я отодвинул спинку её сиденья, чтобы Лида ехала полулежа. Нам приходилось делать несколько остановок, чтобы она отдыхала. Сразу после майских праздников Лида снова пошла на УЗИ. Теперь доктор закричал: "Куда Вы такую отрастили? Нужно оперировать!" - словно мы специально выращивали эту миому. Что делать? Созвонились с Юлей, она "благословила" на операцию. Я вспомнил, как Александр Максимович Гридчин "хвастался" своим двоюродным братом Виктором Константиновичем Шабаровым, который работал Главврачом областной детской больницы, и, по словам Максимыча, мог решить любые проблемы. Я позвонил ему и попросил связаться с братом, чтобы как-то найти путь к хорошим врачам. После Дня Победы Максимыч позвонил и сказал, что брат примет. Я сразу взял две картины, и мы поехали. В кабинете Виктора Константиновича уже висела какая-то картина, что я воспринял, как хороший знак. Он созвонился с главврачом областной больницы и спросил нас - когда мы хотим ложиться? Я ответил - хоть завтра. Вот завтра и приезжайте.
Назавтра, 12 мая 2011 года я привёз Лиду в областную клиническую больницу в Смирновское ущелье. В приёмную Главврача я снова пришёл с двумя картинами. Он был занят, и в приёмной набралось достаточно много посетителей. Тем не менее, когда начался приём, секретарь спросила: "Кто от Шабарова? Проходите". Главврач коротко расспросил о причине, куда-то позвонил, и сказал, чтобы мы поднимались на восьмой этаж к заведующей гинекологическим отделением. Немного подождав в коридоре, мы увидел невысокую энергичную женщину плотного телосложения, которая на ходу отдавала распоряжения сопровождающим её врачам, медсёстрам и женщинам, лежавшим на лечении. Инна Валерьевна Соколова - врач, которая спасла жизнь не только Лиде, и которую мы много лет благодарим и боготворим...
В училище у меня оставалась нагрузка - уроки и дипломники, поэтому я сразу уехал домой. Утром Лида позвонила во время урока, и плача, сказала, что у неё рак. Я пытался её успокоить - хорошая больница, сильные врачи, всё сделают, но самого трясло. Стало страшно: неужели я опять потеряю близкого человека.
12 дней Лиду обследовали и проверяли. За это время я несколько раз приезжал, возил её на компьютерную томографию в областную поликлинику, где её обхамила 6 лет назад врач-онколог...
На несколько дней я отпросился у руководства училища и уехал в Саратов. Жил у Кати, ездил в больницу. 24-го мая я был у Лиды в палате, когда в сопровождении свиты, пришла с обходом Инна Валерьевна. Я вышел из палаты, чтобы не мешать, а когда вернулся - оказалось, что её увезли на операцию. Я расстроился - как же так, не поцеловал, не сказал ничего. Мне подсказали, где находится операционный блок, и я пошёл туда. В сам блок меня не пустили, поэтому я всё время, пока шла операция, стоял в коридоре напротив входа в этот блок. Видел, как носили ёмкости с кровью, с какой-то жёлтой жидкостью. Врачи или медсёстры уговаривали уйти в ординаторскую, посидеть, но я не мог. Через 5 с лишним часов вышла Инна Валерьевна. "Обычно мы таких - зашиваем и отдаём, но я сделала всё, что могла. Полтора года жизни гарантирую". Я вспомнил, как 30 лет назад доктор, оперировавший Любу, сказал: "15 лет гарантирую...". Вместе с ней вышла молоденькая девушка. Инна Валерьевна представила: "Моя операционная сестра - также 5 часов стояла, не пописала, не покакала". Потом я привёз для неё картину, как и для многих других врачей и сестёр, кто помогал в операции и ухаживал за Лидой.
Инна Валерьевна сказала, что опухоль была неожиданно огромной - килограммов 5 - 7. Она отрезала её по частям.
Ещё через час из операционной на каталке вывезли Лиду. Она ещё не отошла от наркоза, сестра будила её, похлопывая по щеке. Я пошёл рядом, поцеловал Лиду, но она не реагировала. Её отвезли в реанимацию, куда меня не пустили.
Шесть дней Лиду продержали в реанимации. Родственников туда не пускали, но я сумел прорваться раза три, подарив картины заведующему отделением, врачу-реаниматологу и медсестре.
У меня были дипломники, поэтому я не мог постоянно быть рядом с Лидой, приезжал через день-два. Меня подменяли Н. Варламова и Н. Вейс, отказавшись потом от денег, предложенных за мои педчасы. Когда Лиду перевели из реанимации в палату обычного отделения, я уже несколько дней жил в Саратове у Кати, приезжая в больницу утром и уезжая вечером около 7 часов. У неё были выведены трубки из живота, и даже в туалет ходить было очень трудно. Я держал её, чтобы она училась ходить - сначала по палате, потом по коридору. Чтобы делать "химию" Инна Валерьевна посоветовала препарат цисплатин. Достать его помогла директор нашего музея Ирина Аврамиди через свою знакомую в аптечной системе. Препарат привезли в аптеку, близкую к больнице. Лида очень тяжело переносила эту "химию", но волосы, как обычно после такой процедуры, не выпадали.
Перед выпиской Инна Валерьевна объяснила, что операцией лечение не закончено. Лечиться надо постоянно, причём, не только официально признанными препаратами, но и народными средствами. Без них - не обойтись. На просьбу Лиды написать - что именно принимать, она ответила: "Как врач, я не имею права этого делать". Но перед выпиской она пригласила Лиду в свой кабинет и написала большой список лекарств и народных средств. В том числе и траву болиголов. Я позвонил позже в Хвалынск Юле Матусевич, и она приготовила настойку болиголова, которая потом пригодилась не только Лиде.
17 июня нас выписали. Перед этим я купил большой букет роз для врачей и вручил его лечащему врачу - Светлане Васильевне Камневой. На прощанье обнялись со всеми, кто помог спасти Лиду.
Через несколько дней в училище состоялась защита дипломов, и я стал более свободен. Мы с Лидой начали гулять потихоньку - сначала по двору, потом ездить в лес, чаще всего в сосновый, где сам воздух целебный. И целый год я не позволял Лиде работать по дому, готовить на кухне. Всё делал сам.
Инна Валерьевна не просто отпустила нас, она требовала, чтобы мы регулярно приезжали к ней на проверку. Мы приезжали, предварительно созваниваясь по телефону. Однажды она сказала, что в ОКБ больше не работает, ушла в Ди-центр на Московской улице. При встрече она рассказала, что её затравили и вынудили уйти.
Вскоре мы снова стали ездить в Хвалынск к Юле Матусевич, которая готовила наборы трав, сделала настойку болиголова - ядовитой травы, которая избирательно действует на раковые клетки. Кроме того, мы через 2-3 месяца ездили к Инне Валерьевне. Она назначала не только лекарственные препараты, но и народные средства, о чём говорила перед выпиской. Как-то получилось, что через некоторое время позиции И.В. Соколовой и Ю. Матусевич стали входить в противоречие. Мы подумали, и решили отказаться от поездок в Хвалынск. Всё-таки доктор со степенью и званием Заслуженного врача России надёжнее - решили мы. Кроме того, дорога от Балаково до нашего города была ужасно неровная, и я очень уставал. С Юлей мы простились по-доброму, и до сих пор поддерживаем хорошие отношения и знакомым рекомендуем обращаться к ней.
За время поездок в Хвалынск с нами происходили забавные случаи. Однажды свернули с трассы на просёлок, заехали в сосновый лес, чтобы набрать грибов. Из грибов нашли только грибы-зонтики. Когда выехали из леса на трассу, заглох мотор. А время - к вечеру. Почти час стояли, пока нас "подобрали". Хозяин машины оказался человеком искусства - организовывал выставки художников, ехал в Саратов. Когда он нас довёз до дома, я подарил ему картину, на которой был написан маленький "лешачонок", сидящий в "ведьмином" кольце из грибов-горькушек.
Однажды, обгоняя ползущую впереди фуру, я "напоролся" на гаишника - пересёк сплошную разделительную линию. Не имея опыта общения с такими настырными блюстителями порядка, отдал значительную сумму, чтобы он отвязался. Позже, начитавшись в интернете советов, отшил ГАИшника с помощью фотоаппарата, как будто бы включённого на видеозапись. Правда, в тот раз я и не нарушал запрет обгона, поскольку шедший впереди КАМАЗ сам отодвинулся на обочину.
Через три месяца Лиде дали первую группу инвалидности на два года и, по положению, уволили с работы. В училище я расписал педнагрузку так, чтобы после ухода Лиды можно было перераспределить педчасы без проблем.
Задача стояла сложная: укрепить здоровье Лиды и не допустить рецидива. По совету кого-то из медиков, я купил в аптеке для животных препарат АСД-2, имеющий жуткий трупный запах. Тем не менее, Лида стала его пить из принципа: хочешь жить - будешь пить. Главное - укрепить иммунитет. Все средства были направлены на это.
Осенью 2009-го внук Ванечка пошёл в школу. Читать он научился очень рано, по афишам и вывескам, и учился нормально. Чтобы заполнить его свободное время, Света определила его в "народно-хороводное пение" N1. У нас в гостях я давал ему какую-нибудь детскую книжку, и, если это были стихи, то он не читал их, а пел. Очень живой и подвижный, он постоянно кого-то дёргал, толкал... Во втором классе его в ДШИ уже не повели, и там все вздохнули облегчённо. Света отдала его в секцию борьбы тхэквандо, но там были значительные физические нагрузки, и это ему не нравилось. Когда он перешёл в третий класс, С.В. Жукова предложила Свете привести его на духовое отделение ДШИ. Сначала дали флейту. Он поучился с полгода, но... то ли ему не понравился "девчачий" инструмент, и он его где-то закопал в сугроб, то ли он действительно потерял, но его перевели на трубу к преподавателю Анатолию Григорьевичу Синявскому. И открылся талант! Сам Анатолий Григорьевич чуть позже говорил, что у него третий в жизни такой талантливый ученик. Ваня стал участвовать в конкурсах, получать дипломы лауреата. Мы были очень рады, что вместо уличных "тусовок" с пацанами он ходит на репетиции. Света сказала, что он туда не идёт, а летит - так ему понравилось быть музыкантом. Борьба была брошена, да об этом и не сожалели.
Весной 2012 года предстояла музейная практика для группы Жанны Нагумановой, Лены Шибаевой, Лены Сычёвой и Юли Овчинниковой. Отказались ехать Марина Рябова - у неё ребёнок-инвалид, оставить не на кого, и Дима Лаврентьев. К этому времени мы научились немного хитрить, и вместо натурщиков иногда сажали позировать самих студентов. Или позировали сами преподаватели. Сэкономленные деньги откладывали на поездку. Когда я поехал договариваться о совместной поездке с боголюбовцами, завуч Нина Борисовна спросила меня:
- А сам когда в последний раз был в Эрмитаже?
- В 1970-м году
- Гнать тебя надо из училища! 40 лет не был! Давай деньги, поедешь с нами.
Хорошо, что у меня были с собой 5000 рублей, я отдал, подписавшись, таким образом, на поездку в Петербург. С Лидой мы решили, что неплохо бы снова взять в такую поездку Любашу, которая ещё школьницей ездила с нашими студентами по Золотому кольцу. Сейчас она уже училась в марксовском филиале Экономического института. Света, которая сама работала в этом же филиале, обещала договориться с преподавателями, или взять для неё больничный лист. Её поездку оплатили мы.
Непонятно, как распределялись деньги в Боголюбовском училище, но в Питер ездили не только студенты и преподаватели. Поехала секретарь директора, преподаватель физкультуры, который жил со мной в номере гостиницы. Гостиница на Каменном острове, и до метро надо было идти пешком, если не приезжал автобус. В целом поездка была организована очень хорошо - во все музеи возили автобусом, пускали без очереди. Поскольку Нина Сергеевна Решетникова сама оканчивала институт им. Репина, была договорённость с её однокурсником, работавшим там, о посещении института. Правда, в тот год в мастерские рисунка и живописи не пустили. Только в мозаичную мастерскую.
В Эрмитаже нашу группу сразу повели в греческие залы. Я попытался "вякнуть", что нам нужнее живопись, но на меня цыкнула какая-то дама, и я шепнул девчонкам "Я иду смотреть Леонардо да Винчи". По плану музея, с помощью смотрительниц, я нашёл зал Высокого возрождения и постоял у Леонардовских мадонн - Мадонны Литта и Мадонны Бенуа. Студенток я потом спросил, водили их в итальянское Возрождение? - нет. В русском музее я, как обычно, распустил язык, и говорил для своих - больше, чем экскурсоводы. В те дни в корпусе Бенуа была юбилейная выставка Н. Фешина, и я, конечно, не мог её пропустить. Любаша везде ходила со мной, студентки отстали, только Юля Овчинникова сидела на банкетке в первом зале и стонала, что ноги больше не идут.
Возили нас и в Царское село, где в Екатерининском дворце я украдкой фотографировал Янтарную комнату, и в Павловск... Но в этих музеях основной упор на декоративное оформление залов, на роскошь, поэтому мне было не очень интересно.
В 2012 году защищалась группа, в которой опять остались четверо студентов: Даша Вдовина, Даша Ключка, Света Кроткова и Антон, который поступал под фамилией Забиров, но на третьем курсе отказался от фамилии отца, бросившего его малышом, и взял фамилию деда - Морозов. Он был инвалидом детства после тяжёлой болезни в 4 года, и мама - Светлана Михайловна привозила его на занятия в автомашине "Ока". Он пересаживался в инвалидную коляску и ездил в мастерские, из корпуса в корпус. Иногда возили однокурсницы, иногда - я. В обоих корпусах, где ему надо было переезжать ступеньки, я сделал небольшие пандусы. На третьем курсе он отказался от коляски и стал ходить пешком, опираясь на трость, чтобы чувствовать себя более свободным.
Даша Вдовина училась в 4-й школе и ещё маленькой ходила к Лиде на студию. В училище она собиралась поступать после 8-го класса, но по стандарту нельзя было. Способная, особенно в пейзаже, она много работала каждое лето, принося после каникул большие стопки этюдов, которые составляли значительную часть выставок "Пленэр - 20..". Большая заслуга в этом принадлежала родителям, которые поняли её стремление. Папа, Владимир Анатольевич, бывший мой студент по вечернему техникуму, каждый раз, уезжая на рыбалку, брал её с собой, и она писала этюды. Мама, Елена Викторовна, часто позировала у нас не только в Дашиной группе. В апреле 2011 года, когда Боголюбовское училище проводило Всероссийский пленэр, посвящённый 50-летию полёта Ю.А. Гагарина в космос, я именно Дашу послал туда. Она получили за свои этюды Диплом 2 степени, а осенью - губернаторскую стипендию.
Даша защищаться решила на серии пейзажей. Мы обсудили варианты и выбрали городские пейзажи - старые постройки. Она за весну на преддипломной практике написала много этюдов, ездила даже в дальнее село, чтобы написать полуразрушенную лютеранскую церковь. Года через два какой-то богатый меценат из российских немцев дал деньги на восстановление этой церкви, а Дашин этюд я отдал в наш краеведческий музей.
Даша Ключка до училища посещала уроки в ДШИ села Подлесное, где работала Наталья Петровна Водолагина, и откуда многие выпускники поступали учиться в Боголюбовское училище в Саратове. Ко времени защиты у неё, как у многих девушек этого возраста, вспыхнула любовь, и темой дипломной работы она выбрала ожидание ребёнка. Увы, работа получилась, как и Ольги Дьяковой, не очень интересной.
Над Светой Кротковой весь период обучения подшучивали за её неаккуратность - руки всегда были в краске чуть ли не по локти. После долгих поисков она написала портрет своей мамы. Сходство было, но колорит получился немного тяжеловат - какой-то серый.
Антон тоже долго выбирал тему, работа не шла, и уже в марте он принёс этюд: две женщины сидят за пасхальным столом, и одна подаёт другой крашеное яйцо. Я аж закричал: тема! Оказывается к ним пришла его крёстная мать в пасхальное воскресенье, и он заставил их сидеть, позируя. Этюд получился с настроением, и Антон стал развивать его в картину. Учитывая его инвалидность и трудности в работе с большим холстом, мы разрешили ему уменьшить формат холста. Обе женщины улыбались на картине, и она получилась праздничная. Дали название "Светлое воскресенье". Хотя я убеждённый атеист, я не протестовал, если студенты выбирали темы, связанные с религией - это личное дело каждого.
Глава 41
Летом 2012 года на Театральной площади Саратова (бывшей площади Революции) каждое воскресенье по инициативе губернатора Валерия Васильевича Радаева, назначенного вместо Ипатова, проходил День какого-нибудь района. Районы показывали свои успехи в сельском хозяйстве, промышленности, культуре и т.п. В августе пришла очередь и нашего района.
Алёна Ивановна предупредила меня, что будет нужна выставка картин студентов и преподавателей. Мы с абитуриентами покрасили мольберты, которые я делал для них 7 лет назад, отобрали удачные студенческие работы и несколько наших с Лидой работ. Со мной поехали Андрей Гонженко и Марина Рябова, перешедшая на 4 курс. На площади мы поставили мольберты в круг, чтобы удобно было обходить, и расставили на них картины. Марина стала писать этюд ёлок возле оперного театра, который потом подарила главе нашего района Ю. Моисееву. В середине дня губернатор дошёл до нашей выставки. Я объяснил, что это за картины, чьи, и что за сюжеты. Закончив разговор о живописи, я спросил: можно вопрос не по теме, и коротко рассказал, как в ОКБ "съели" замечательного врача Инну Валерьевну Соколову. Радаев как-то лениво протянул: "А что должен делать главврач? А что должен делать художник?" Повернулся, и, уходя, показал на сопровождавшего его А.С. Ландо, сказал: "Это к нему, к нему". Я только успел пробормотать: "Ну, нельзя же разбрасываться такими специалистами..." Юрист, бывший уполномоченный по правам человека нашей области, Александр Соломонович Ландо подозвал помощника: "Запиши телефон и выясни". Помощник сразу заявил: "У меня есть его телефон", и исчез. Я только подумал: откуда у тебя мой телефон? Ты меня первый раз видишь, так же, как и я тебя. Потом этот помощник, А. А. Гайдук, стал депутатом областной думы от нашего района.
Отработав год, уехала Катя Зверева и на работу вернулась после декретного отпуска Наталья Хмеленко (Вейс). Я решил, что мне хватит уже руководить отделением. Я написал заявление А. И. Морозовой, чтобы меня освободили от этих обязанностей, и она назначила Н. Хмеленко.
Во время приёмного экзамена пришёл Андрей Гонженко и сказал, что уходит с преподавательской работы. Опять нужно было искать преподавателя. Подумав, мы с Лидой решили, что кроме Даши Вдовиной некого. Осенью она приняла первый курс, в котором было семь человек, из них один парень - Саша Кондратьев, уже отслуживший в армии. Поскольку первый курс занимается в старом корпусе, а остальные в новых мастерских, я не мог часто посещать Дашины уроки. Она была ненамного старше своих "птенчиков", и между ними установились отношения подружек, что мешало строгости спроса.
Сразу после окончания, Даша, как и многие наши выпускники, поступила в институт на заочное отделение. Осенью, когда её "птенчики" перешли на второй курс, она уехала на сессию, а потом заявила, что выходит замуж, и уезжает в Саратов. Мы были ошарашены. Пришлось её нагрузку перераспределять. Хорошо, что я заранее взял себе композицию в этой группе, а живопись и рисунок пришлось вести по очереди всем - кто был рядом в мастерской: Н. Хмеленко, Н. Варламовой и мне. Постепенно я приспособился вести живопись, отдав рисунок двум Натальям. Студентки стонали: одна объясняет так, другая - этак. Разный подход и разный уровень преподавания сбивали их с толку. Группа была хорошая, сильная. Там были явные лидеры - Даша Жильцова, учившаяся в ДХШ в Ижевске, Дина Хисамова, Настя Феоктистова, учившаяся в ДХШ в с. Подлесном. Без особых способностей был Саша Кондратьев, поступивший после службы в Армии, но он старался, и был для всех, включая коменданта общежития, первым помощником.
Не складывались отношения между Кристиной Диппель и Дашей Жильцовой. Кристина, приехавшая из села Полековское, была весьма самолюбива, самоуверенна, считала других неграмотными и невоспитанными. В то же время, сама очень любила поговорить во время занятий, и на этой почве часто вспыхивали неприятные ссоры. Миротворцем чаще всего выступала Аня Стороженко, очень скромная, мягкая и добрая.
Постепенно мы всё лучше осваивали интернет. Через сайт "Одноклассники" мы установили связи с некоторыми художниками. Лида нашла некоторых своих сахалинских одноклассниц и однокурсниц по худграфу. Я нашёл только Толю Шинкарёва, но у него оказалась болезнь Паркинсона, и связь быстро прервалась, потому что ему было трудно переписываться через компьютер. Света настроила нам скайп, и Лида стала часто разговаривать со своими однокурсницами. Чаще всего - с Татьяной Борисовной Аистовой в Комсомольске-на-Амуре и Еленой Петровной Полкуевой в Хабаровске. Обе они работали в художественных школах. Чуть позже наладилась связь с Зинаидой Викторовной Ронис (Ярошкевич), с которой Лида делала дипломную работу в институте. Она живёт в г. Хилок Забайкальского края и работает директором Детской художественной школы. Для Лиды, сидящей целыми днями дома, эти разговоры через скайп стали большими отдушинами.
Мы разместили в "Одноклассниках" свои картины и у нас появилось много друзей, с которыми обменивались мнениями - как об искусстве, так и о нашей жизни. Таким другом стал Сергей Дерябин, позже поменявший фамилию на Стенкин. У него были очень интересные авангардные картины, писал музыку... К сожалению, он скоро ушёл из жизни по непонятной причине.
Позже подружились с Юнусом Каримовым, живущим в Германии. Он учился в Ташкентском художественном училище, потом два года вольнослушателем в Ленинграде в Репинском институте, а потом в Суриковском. Там он учился в одной группе с Валерием Апиным на графическом факультете, а потом ушёл на факультет живописи. С ним мы связались через скайп, и он много рассказывал об учёбе, об особенностях немецкой живописи. Блестящий рисовальщик, великолепно знающий пластическую анатомию, он разместил в интернете свои рисунки графитными блоками, которые создают очень интересную светотень. Я даже приводил студентов к себе домой для заочной встречи с этим мастером.
Осенью 2012 года мне неожиданно позвонила Антонина Ивановна Фоломьёва - директор электротехнического колледжа - бывшего ПТУN 18. Она сказала, что к ней приезжали друзья из Саратова, она водила их в наш музей, и все остались в восторге от моих картин. "Там больше и смотреть нечего" заявила она. Потом она сказала, что за мои работы меня могут принять (избрать) в Санкт-Петербургскую Академию русской словесности и изящных искусств имени Г.Р. Державина. Она пригласила меня к себе в колледж и объяснила, что за это "избрание" надо заплатить вступительный взнос т.к. организация общественная, финансирование только от её членов и спонсоров - как в Союзе художников. Мы с Лидой посоветовались, и решили рискнуть. Я приехал в колледж, мы поговорили с Антониной Ивановной, которую я знал ещё с тех пор, когда она работала в училище искусств завучем-организатором, а я в пятой школе.
Я заполнил необходимое заявление, написал автобиографию, отдал копии каких-то документов, деньги для пересылки президенту Академии, и уехал. Ждать пришлось достаточно долго, я даже занервничал и написал через интернет Антонине Ивановне - не мошенники ли они там. Она ответила, что всё в порядке, просто в дипломе сделали ошибку в моей фамилии, и она вернула диплом в Питер. В декабре, наконец, пришли диплом и удостоверение в том, что я избран действительным членом Академии русской словесности и изящных искусств имени Г.Р. Державина. Я, конечно, не удержался и похвастался этим событием в училище и в интернете на сайте "Одноклассники", где мы с Лидой "жили" уже больше года.
Летом следующего года после защиты дипломников, которых я передал после ухода Андрея Гонженко Н. Варламовой, мне опять позвонила А. И. Фоломьёва, и сказала, что меня приглашают в Питер, на открытие выставки в Академии им. Державина. Едут все члены Академии от Саратовской области, но она не здорова, поэтому не поедет. Потом мне позвонила из г. Энгельса поэтесса Людмила Борисовна Ильина, которой мой телефон дала Фоломьёва, и мы договорились о поезде и месте встречи. Через интернет я нашёл в Питере маленькую гостиницу - хостел и забронировал себе место. Поскольку я сам не участвовал в выставке, у меня было много времени. Я дважды побывал в Эрмитаже, в Русском музее, съездил на "Метеоре" в Петергоф полюбоваться на фонтаны...
Выставка открывалась вечером в зале Союза художников на Свердловской набережной. Перед открытием я подошёл к президенту Академии Евгению Павловичу Раевскому (наследнику славной фамилии) и подарил ему небольшую картину "Зимний вечер на Волге" - в знак признательности за моё избрание в Академию. После торжественных речей в честь открытия, Е.П. Раевский стал награждать отличившихся членов Академии общественными наградами. И вдруг вызвал меня и вручил мне медаль "За заслуги в культуре и искусстве". Я сначала опешил, а потом, подумав, решил, что награда мной заслужена. Я достаточно сделал для пропаганды и развития живописи в родном городе...
Удостоверение к медали было подписано писателем-фронтовиком, Героем социалистического труда, Лауреатом Ленинской премии Юрием Васильевичем Бондаревым - как президентом Международного союза писательских сообществ. Эта подпись для меня, сына фронтовика, дороже, чем президентская.
В том же году осенью меня пригласили участвовать в следующей выставке Академии. Мы поделились этой информацией с Татьяной Аистовой, которая обижалась на правление Союза художников у себя в Комсомольске на Амуре, и я написал президенту АРСИИ им. Г.Р. Державина рекомендацию Т. Аистовой. Татьяну приняли в Академию и пригласили участвовать в зимней выставке. В декабре я отпросился с работы и в составе делегации Саратовской области снова поехал в Питер. В состав делегации входили поэтесса из г. Энгельса Л.Б. Ильина, преподаватель из Боголюбовского училища Михаил Степанович Усанов с женой, ещё одна самодеятельная художница из г. Энгельса. Я взял 4 картины покрупней: "Автопортрет", "Ранний снег", "Осенний свет" и "Солнечное утро" - все в пластиковых рамах, и 4 маленьких - 30х40см. Пока ехали в такси от вокзала до гостиницы на Почтовой улице, одну раму раздавили. Поздно вечером на следующий день после нашего приезда прилетела и Татьяна Аистова. Я встретил её возле Исаакиевского собора. Пока вечера были свободны, я побывал в Мариинском театре, послушал "Бориса Годунова", на следующий вечер пошли втроём - с Л. Ильиной и Т. Аистовой на "Дон Жуана". Сейчас в театрах оперы поют на языке автора, поэтому понять, что происходит на сцене, помогало электронное табло с бегущей строкой перевода над сценой.
В один из вечеров Евгений Павлович Раевский пригласил нас с М.С. Усановым выступить на кабельном петербургском телевидении. Я заблаговременно поместил фотографии некоторых своих работ на флэш-карте, и беседа сопровождалась показом картин. Потом ребята с ТВ на эту же флэшку скинули всю передачу, и я привёз её
домой.
Выставка опять размещалась в зале Союза художников России на Свердловской набережной. Мы приехали на такси пораньше, попробовали разместить свои картины, но пришедшие кураторы- распорядители велели всё снять, пока они не сформируют всю экспозицию. В результате мои работы оказались разбросаны по залу. Открытие прошло торжественно, меня опять вывели "на сцену", где Е. П. Раевский вручил мне орденский знак "Екатерина Великая".
После открытия мы поговорили с М. Усановым - как забирать потом картины после закрытия выставки? Он решил забрать их сразу на следующий день и сдать в магазин на реализацию. Подумав ночь, я тоже решил так сделать. М.С. Усанов повёз свои в магазин на Невском проспекте, а я - на Петровскую набережную, как мне посоветовал молодой человек в магазинчике на Большой Морской улице, где мы с Татьяной Аистовой завели об этом разговор. В магазине на вопрос - что я хочу получить за свой "Осенний свет", я назвал 35 тыс. рублей. Через год, забирая её, непроданную, я увидел, что магазин назначил цену втрое больше моей - 105 тыс. рублей. Чтобы поменьше везти назад, я позвонил интернет-другу, земляку Виктору Колчину, и он приехал на вокзал, где я и подарил ему картину "Ранний снег".
Глава 42
После памятной поездки со студийцами в Звёздный городок, у меня сложились очень хорошие отношения с Александром Андреевичем Арефьевым. Встречаясь, мы говорили, кроме всего прочего, о живописи, в которой он неплохо разбирается. Друзья подарили ему на юбилей мою картину "Осеннее утро", и она висела у него на новом месте работы после ухода с завода "Радон". Он несколько раз помогал нашим студентам материально, выделяя деньги на проведение музейной практики. Однажды он сказал, что мной заинтересовался Николай Иванович Музыченко, который раньше работал на "Радоне", а теперь организовал предприятие "Товарное хозяйство", где выпускают подсолнечное масло. Александр Андреевич дал его телефон и сказал, чтобы я звонил, не стесняясь. Я позвонил, и Николай Иванович пригласил меня к себе. Принял сразу же, без задержки. Поговорили о живописи, о студентах, о проблемах, и он сразу предложил материальную помощь для наших студентов. Он вообще был удивительным человеком: строгий, даже жёсткий в работе, и очень добрый к нуждающимся. Он оплатил костюмы для нашего районного хора ветеранов, помогал больным. Нашему отделению он помогал неоднократно, оплачивая музейную практику.
Выпускники 2013 года были не очень активны в общественной жизни училища, и как-то не легли мне на сердце. В живописи были середнячками, хотя у Кати Катаны были интересные работы в композиции.
Надя Ефремова после интересной курсовой работы "Встреча на вокзале" стала писать сцену встречи в речном порту, Катя Сусликова написала сцену с цыганкой-гадалкой, но почти без лиц, Лера Улитина написала двух студентов, идущих по улице с конспектами, как в кинофильме Л. И. Гайдая "Наваждение". Композиционно слабой оказалась работа самой сильной студентки этой группы - Катаны. Она показала охотника, седлающего коня, но так отодвинула его от переднего плана, что получился пейзаж со стаффажем.
Новый набор в том году опять оказался неполным - всего три человека, причём одна девушка - Анна Максимова, пришла после музыкальной школы, вообще не имея никакой подготовки по живописи, Сабина Рыскалиева из Новоузенской ДШИ и местная Даша Хмельникова. В октябре мне через интернет написала наша выпускница Ольга Дьякова, чтобы мы приняли её бывшую ученицу по Ершовской ДШИ Татьяну Качанову. С опозданием, но приняли. Когда они уже перешли на второй курс, меня вызвали к директору: просится к нам переводом из Балашовского педучилища Мария Варавина, окончившая 2 курса специальности "преподаватель изобразительного искусства". Приняли на курс ниже - на второй, но технологию, цветоведение и перспективу она вовремя не изучала, и чтобы выставить ей итоговые оценки в диплом, ей пришлось сдавать эти предметы экстерном. Эта группа запомнилась только тем, что часто пропускали занятия. Иногда вообще никого не было на уроках.
Осенью Лиде предстояла переаттестация по инвалидности. Проходила врачей, собирала справки... На МСЭК в Саратове ей дали вторую группу инвалидности на один год. Хорошо, что про нас не забывала Инна Валерьевна Соколова. Она каждые полгода требовала приезжать на проверку, хотя её вынудили уйти из областной клинической больницы. Теперь она работала в частной клинике "Ди-центр" на ул. Московской в Саратове. В январе 2014 года она после осмотра сказала, что паниковать не надо, но, похоже, что рак вернулся. Она предложила препарат "солковагин" и несколько раз обработала Лиде прооперированное место.
С.В. Камнева из ОКБ предложила съездить в Москву в онкологический центр им. Блохина и дала нам телефон специалиста в этом центре, курирующего Саратовскую ОКБ. Весной мы поехали в Москву. На приёме у двух профессоров выяснилось, что, хотя анализы на стёклышках подтверждают наличие раковых клеток, в организме их не стало. Это Инна Валерьевна убрала их тем препаратом. Тем не менее, мы попросили направление на облучение в энгельсскую онкологическую больницу, в которой сразу после операции Лиде отказали в лечении, сославшись на плохие анализы.
Свободное время в Москве мы использовали с пользой - побывали в Третьяковской галерее, в музее им. А.С. Пушкина, в галереях И. Глазунова и А. Шилова.
Там же произошёл забавный случай: профессор-радиолог Ольга Александровна Кравец отказала всем пациентам в приёме, и на следующее утро я решил ехать за билетами домой. На выходе с территории центра встретил женщину, которую принял за врача-гинеколога, у которой накануне были на приёме, поздоровался и сказал, что иду за билетами, поскольку нам отказали в приёме. Она спросила, почему не жаловались? - я ответил: "Я понял, что мы здесь никому не нужны, мы только мешаем профессорам". Она взяла меня за рукав и повела к служебному входу. У одного из стоявших у входа мужчин она спросила, здесь ли Миша. Потом спросила - кто такая О.А. Кравец? Мужчина скривился: "Дрянь баба" - "А как же она сюда попала?" - "Чья-то родня". Оказалось, что этот мужчина - заместитель Главврача центра им. Блохина. Мы с ней поднялись в лифте на 3-й этаж, и подошли к кабинету, на котором висела табличка: "Заслуженный деятель науки и техники РСФСР, Заслуженный врач РСФСР, доктор медицинских наук, профессор, заведующий отделением радиационной хирургии М.Н. Нечушкин". На стенах в кабинете высели головы кабана и волка, а в углу стояло чучело медведя. Дама пояснила мне, что он завзятый охотник, а она готовит им с друзьями еду из охотничьей добычи. А Михаилу Николаевичу, которого она назвала Мишей, она сказала, что обидели её земляков из Саратовской области. "Какие земляки? Ты же из Сибири" - "А я училась в Саратовском мединституте". Оказалось, что я наскочил на заведующую реанимационным отделением этого центра, проработавшую там уже 50 лет.
Михаил Николаевич спросил, в чём проблема, и я объяснил, что вчера нас не приняла Ольга Александровна Кравец, а нужно только написать режим облучения после операции. Он велел подождать в коридоре, и, когда через час в коридоре появилась Ольга Александровна, он подозвал её и сказал: "Займись этими людьми". Через полчаса Лида зашла в её кабинет, а вечером мы ехали домой в мягком вагоне с необходимыми документами. Лиде назначили облучение, в котором ей отказали 2,5 года назад в Энгельсской областной онкологической больнице. Теперь эти врачи, отказавшие в помощи из-за того, что она оперировалась не у них, обязаны были сделать это.
Дома я предварительно съездил в г. Энгельс, в онкологическую больницу, где за 33 года до этого угробили Любу. Я показал документы заведующей радиологическим отделением, и она назначила день приёма для Лиды. Она признала, что и её подпись стоит под отказом в лечении Лиде после операции в 2011 году.
Я привёз Лиду на несколько недель в больницу и остался один дома. Поскольку ей нельзя жареного, а я соскучился по жареной картошке, то в первый же вечер нажарил на свином сале полную сковородку. Через несколько дней повторил "подвиг". И вдруг заметил, что у меня вернулось головокружение. Ещё при жизни Виктора Матусевича я пожаловался ему на эту проблему, и он посоветовал пить по чайной ложке настойку коры рябины красной. Несколько лет назад я сделал такую настойку, и головокружения прошли. И вот - вернулись. В шутку я ворчал на студенток, что они своим озорством раскачали стены училища... Пришлось снова пить настойку коры рябины, и скоро всё прошло.
К Лиде я ездил через день: то покушать привозил, то красное вино, которое вроде бы помогает выводить из организма радиоактивные элементы. Какой же русский не любит быстрой езды?! Иногда на хорошем участке дороги хотелось прокатиться с ветерком. А там понаставили фотокамер с радарами, и за этот месяц, что я ездил к Лиде принесли несколько штрафов за превышение скорости.
Когда Лиду выписали, я ахнул: кожа в местах облучения была фиолетовая - сожгли. Через некоторое время у неё обострился цистит, и врач-гинеколог Надежда Алексеевна Труляева, к которой мы обратились за помощью, сказала: лучевой цистит. Начался новый этап борьбы с болезнью "после лечения".
В училище в 2014-м году я выпускал своих любимцев - группу, которую приняла на живопись и рисунок в первый год работы Ани Давидовна Назаренко (Давтян), а я вёл композицию. Группа была дружная, способная, озорная. Диме Лаврентьеву мы ещё на первом курсе сделали персональную выставку рисунков, которые он привёз из Мокроуса, где учился в художке. Жанна Нагуманова из села Орловское, без художки удивляла нас всех композиционными решениями и живописностью работ. Она продолжила ту цепочку талантливых пейзажистов, которую составили Ани Давтян, Мурат, Манарбек и Вероника, Катя Столбушкина и Маша Должникова, Даша Вдовина и Антон Морозов...
Обстоятельная и серьёзная Лена Шибаева, и её антипод - озорница и острослов Юля Овчинникова, взрослые семейные сёстры Татьяна Иваничкина и Марина Рябова - костяк группы. Лена Сычёва, вначале не понятая однокурсниками, позже раскрылась как такая же озорница и "веселушка". Ани вела у них рисунок и живопись, а я - композицию. Когда Ани ушла в декрет, мне пришлось взять их на все основные дисциплины. Прекрасный рисовальщик и фантазёр Димка оказался почти дальтоником - что выяснилось на пленэре после первого курса. Зелёную травку он писал охрой, и на мои замечания безапелляционно заявил, что всё так и есть, всё в порядке.
Увы, и в этой замечательной группе были потери на подходе к диплому. После третьего курса ушла 33-хлетняя Татьяна Иваничкина, заявив, что разводится с мужем, а детей надо кормить и одевать. После четвёртого курса неожиданно "взбрыкнула" её сестра Марина Рябова, которая только что говорила мне, что со мной легко говорить, как с батей. Перед Новым 2014 годом Дима сказал, что его забирают в Армию. Я созвонился с военкомом в с. Мокроус и просил продлить отсрочку на полгода. Он пообещал помочь, но я сделал глупость - написал письмо областному военкому, чтобы Диме дали полгода отсрочки, чтобы защитить диплом. Что он сирота, что он не отказывается служить, но осталось всего полгода... Через четыре дня Диму забрали. Служил он недалеко, в Саратовской области, часто звонил девчонкам-однокурсницам. Говорил, что у них в армии теперь тихий час после обеда, как в детском саду.
Лена Шибаева приехала из дальнего села Липовки, где не то что художественной школы не было, а даже уроки изобразительного искусства не всегда шли. Вступительные экзамены сдала на тройки, но уже в первую сессию сдала все экзамены на отлично, и все годы училась на повышенную стипендию.
Итак, остались опять четыре выпускницы. Конечно, первым номером шла Жанна. Она колебалась между портретом мамы и сюжетом восточного базара. Я настоял на базаре - маму потом напишешь не один раз. Когда-то она с родителями ездила в Казахстан, увидела там пестроту и шум восточного базара и решила показать это в своей работе.
Работала много. В натурных этюдах писала и маму и соседей, и даже ездила в другое село к какому-то "бабаю", чтобы написать его в национальной одежде для главного героя.
Приближалось 70-летие Победы, и я посоветовал Лене Шибаевой взять военную тему. После поисков остановились на словах из песни "Землянка". Она показала бойцов в блиндаже, к которым зашёл фронтовой почтальон с треугольничком письма. Она, как и Жанна писала много этюдов, заставив позировать всех родных и близких. Картина получилась очень сдержанной и тёплой по колориту. Обе они - и Жанна и Лена шли на красный диплом.
Юля Овчинникова училась немного слабее, но взяла на диплом достаточно сложную композицию: мальчик играет в саду на баяне для мамы, а маленькая сестрёнка сидит за столом, положив голову на ручки. Позировала комендант общежития Наталья Окуловская с сыном Данилой, который когда-то ходил в подготовительную детскую группу при нашем отделении.
Лена Сычёва долго не колебалась с выбором темы - цыганами она занялась ещё на четвёртом курсе. Писала в преддипломе и оставила на диплом цыганскую свадьбу. Увы, работа получилась... не очень.
На защиту к нам приехала директор Саратовского областного колледжа искусств Надежда Николаевна Скворцова. Ведь за полгода до защиты наше училище, как и другие училища искусств в области "влили" в этот колледж. Живописцев у них никогда не было, и Скворцовой стало интересно - что это за такое? Председателем ГАК второй год после Валерия Апина был Александр Михайлович Козинцев. По уровню подготовки он уступал Валерию, хотя его консультации дипломникам для меня тоже были интересны. Когда я, как руководитель давал отзыв о работе моей любимицы Жанны, у меня комок в горле застрял, и я запнулся, чем очень удивил Н. Скворцову.
Осенью же Лиде снова пришлось собирать справки для МСЭК. Когда вошли в комнату заседания комиссии, я приготовил фотоаппарат для видеозаписи - если будут говорить что-нибудь неприятное или откажут - запишу и пойду в прокуратуру. Обошлось, дали вторую группу инвалидности пожизненно. Правда, перед этим пытались выпроводить меня из комнаты как постороннего.
Глава 43
В 60-е годы, когда строился завод "Радон" и развивалась мелиорация, проспект Ленина застраивался 5-этажными домами. Архитекторы планировали на новом участке этого проспекта сделать две полосы для транспорта, разделённые газоном. Что-то не получилось при строительстве, и одна полоса стала широким тротуаром, а машины пустили в обе стороны по одной стороне. Когда на ней случались какие-то препятствия или заторы, ловкие водители использовали для проезда широкий тротуар. Каюсь, и я пару раз согрешил - лень было объезжать ремонтников дороги за три квартала.
Позже мы с Лидой часто гуляли по этому проспекту. Однажды впереди нас шла молодая мамочка с сынишкой лет четырёх - пяти. Дети есть дети, им нужно бегать. Он рванулся от мамы вперёд и влево, но мамочка схватила его за руку и дёрнула к себе. Через мгновение по этому месту пролетела машина. Инстинкт матери спас ребёнка. Меня затрясло - мы едва не стали свидетелями трагедии. Мне пришла мысль, что надо запретить автомобилистам ездить по этой части проспекта. Я стал делать замечания водителям, но мне отвечали, что нет знаков, запрещающих езду. Я спрашивал работников ГАИ - они отвечали то же. Я написал статью в районную газету - никакой реакции. Я поднял вопрос на заседании группы советников при главе района - меня обсмеяли. Помещал фотографии в интернете - то же самое. Два года я бил тревогу. Наконец я поговорил с главой администрации района В.И. Андреевым, он обещал подумать.
В конце августа 2014-го ко мне пришёл бывший главный архитектор района Валерий Евгеньевич Веретенников, с которым мы были давно знакомы, и сказал, что у главы администрации района В. Андреева предстоит юбилей, и чиновники решили подарить ему мою картину. Он выбрал картину "Волга. Ветрено", выпил последние 100 граммов водки из моей бутылки, и пообещал через некоторое время рассчитаться. Через несколько дней, в начале сентября узнаю, что В.И. Андреев уволен нашими депутатами, и на его место назначен другой: Олег Тополь. После представления на группе советников, я подошёл к нему и обрисовал проблему с тротуаром на проспекте Ленина. Он предложил написать пояснительную записку, что я и сделал, не выходя из приёмной.
Примерно через месяц я увидел, что два квартала этого тротуара проспекта оборудованы дорожными знаками "Пешеходная зона". Я обрадовался - наконец-то я нашёл единомышленника! К концу 2014 года весь тротуар был оснащён такими знаками. Конечно, подействовало не сразу. Я неоднократно просил работников ГИБДД проверять ситуацию на этом тротуаре. Однажды, увидев едущую машину, я включил свой фотоаппарат на видеозапись, и снял подъехавшего гражданина в форме спасателя МЧС. Получившийся видеоролик выложил в интернете. Ох, сколько дебатов он вызвал!
Год для нас с Лидой был юбилейный - 25 лет вместе. Мы решили этот юбилей отметить выставкой. Я опять договорился со Светланой Васильевной Жуковой, и в октябре мы открыли выставку, назвав её словами из песни - "25 серебряных апрелей". Мы выставили 107 работ. Как всегда, организация открытия была сделана очень хорошо. Жукова пригласила главу администрации, и О. Тополь стал вторым после В. В. Рогалёва руководителем района, пришедшим на открытие выставки. Я зауважал его вдвойне. Много тёплых слов, музыки... какие-то работы потом купили, две крупные работы подарил дому престарелых и Дому ребёнка.
Через несколько лет вокруг О. Тополя разгорелся скандал. По его поручению чиновники придрались к ошибке в документах на владение землёй известного в районе фермера В.П. Быкова, и землю отняли. Потом её продали подставному лицу, а деньги принесли... жене Тополя, владевшей сетью магазинов автомобильных запчастей в г. Энгельсе. Против него составилась группа активистов, требовавших отставки Тополя. Когда я узнал о нечестности этого господина, я так же, как многие перед видеокамерой подписался за его отставку. Вопрос решился вскоре: в один "прекрасный" день в его кабинет вошли работники ФСБ и увели. Через полтора года судебных разбирательств вскрылись несколько его преступлений, за что он получил 10 лет строгого режима.
А деньги за картину для его предшественника я так и не получил...
Перед арестом у меня с О. Тополем был ещё один конфликт: наши попы задумали построить церковь на территории СШN3. Тополь их активно поддержал. И когда я в зале ЦДК достаточно резко критиковал эту идею - отнять у школы часть стадиона, он заявил: "Церковь ведь плохому не учит....". Да и Юрий Мельничёнок, учитель физкультуры, ставший к тому времени руководителем городского совета, поддержал попов, отдал часть стадиона под церковь. Фарисеи.
2014/15 учебный год был сложен по педагогической нагрузке: опять ушла Н. Хмеленко - пришлось опять искать нового преподавателя. Поскольку Жанна поступила учиться в СГТУ на дневное отделение, взяли Лену Шибаеву. Она тоже поступила, но на заочное отделение. Ей мы не могли дать большую нагрузку из-за неопытности, поэтому мне досталась нагрузка в две с половиной ставки.
Живопись, рисунок и композицию в выпускных группах вела Ани Давидовна Назаренко. На четвёртый курс вернулась после двухлетнего перерыва Татьяна Иваничкина, а на пятый - её сестра Марина Рябова и Дима Лаврентьев, демобилизовавшийся из Армии. Таким образом, выпуск предстоял самый большой - восемь человек.
В октябре предстояла пятая Всероссийская выставка дипломных работ студентов художественных училищ и отделений училищ искусств - в Йошкар-Оле. Я согласился ехать, чтобы ещё раз пообщаться с художниками-преподавателями высокого уровня. Повёз 4 картины: "Отдыхающий дворник" Мурата Муратова, "Светлое воскресенье" Антона Морозова, "Восточный базар" Жанны Нагумановой и "Письмо из дома" Лены Шибаевой. Для меня эти работы были очень дороги, хотя у Мурата и Антона официально была руководителем Н. Варламова. Я ехал туда поездом через Москву, и, в ожидании поезда на Казанском вокзале попал на очень интересную выставку молодых художников из Орла. От Саратовского художественного училища поехали Станислав Константинович Таратухин, которого незадолго до этого сместили с должности директора, и Фёдор Александрович Саликов. Они приехали автобусом напрямую из Саратова, сидя всю ночь, а потом сутки не могли ходить.
Жюри состояло из профессоров Академии им. В.И. Сурикова. Тон задавал, как и в 2009-м, Сергей Александрович Гавриляченко. Он смог переговорить всех оппонентов, и навязал по всем картинам своё мнение. Мне, конечно, было обидно, когда на работу Жанны походя, он сказал: "Ну, здесь всё шумит и кричит". Я попытался защитить: "Это же восточный базар - там всегда ярко и шумно!". На мои слова не обратили внимания. Отметили грамотой работу Мурата, хотя тоже пытались подать её, как написанную по фотографии.
В то же время, из пяти работ Боголюбовского училища Сергей Александрович настоял на дипломе для работы "Между Петром и Павлом", на которой показан дом Павла Кузнецова в Саратове, и на его фоне фигуры самого Павла Кузнецова и Петра Уткина - саратовских художников начала 20-го века, членов объединения "Голубая роза". Вот эти фигуры были явно написаны по фотографиям ушедших из жизни художников, но, как сказал Гавриляченко: "Ну, вот нравятся они мне и всё!". Когда я рассказал об этом Валерию Апину, который руководил этой дипломной работой, он рассмеялся: "Студент слабый писал, и на защите колебались в оценках от тройки до пятёрки, поставили четыре". Вот это к вопросу об объективности жюри из профессоров Суриковского института.
В январе 2015-го предстояла очередная выставка в Академии в Питере. Мы опять связались с однокурсницей Лиды Татьяной Аистовой, и решили поехать с Лидой вдвоём. Забронировали через интернет хостел, взяли билеты. Когда в хостеле встретились однокурсницы, радостного визгу было!!! Не виделись вживую 42 года.
В этот раз я привёз опять 4 картины, но размером поменьше - 40х60 см. - 4 времени года. В свободное время сходили в Эрмитаж, Русский музей, конечно в театр. До приезда Татьяны сходили в театр комедии имени Н. Акимова, а потом вместе - в театр им. В. Комиссаржевской. В театре комедии смотрели "Тень" по мотивам сказки Г.Х. Андерсена. Роль министра финансов там блистательно сыграл Михаил Светин. В театре им. Комиссаржевской посмотрели "Бурю" Шекспира.
Выставка опять размещалась в зале Союза художников на Свердловской набережной. Как и в прошлый раз, мы приехали пораньше, и развесили самостоятельно. Когда распорядители выставки опять попытались снять наши работы, мы проигнорировали их мнение и оставили картины там, где повесили. На открытие приехали племянники Татьяны Аистовой, которые живут в Питере. После фуршета Антон Аистов провёз нас по ночному Петербургу. В этот раз я не стал забирать картины, а сказал Е. П. Раевскому, что дарю их Академии - пусть распоряжаются по своему усмотрению: продают или дарят кому-то от имени Академии. Выкроив время, я съездил в магазин на Невском проспекте, и забрал все непроданные картины. Две из них я подарил Антону и Татьяне Аистовым.
В мае предстояла музейная практика у третьего курса. Я решил везти их сам, в Москву. Заранее разработал полный план поездки - когда в какой музей вести. забронировал хостел, подготовил письма от руководства колледжа на руководителей музеев и галерей с просьбой разрешить бесплатное посещение.
Я обратился за помощью к Николаю Ивановичу Музыченко, он дал неплохую сумму, и студентам не пришлось платить за дорогу и хостел - только за питание. И всё-таки поехали не все - Алине Капустиной родители не нашли денег даже на питание. Хостел расположен так удачно, что оставив вещи, мы сразу пошли пешком в Третьяковскую галерею. Идти пришлось всего 12-13 минут. Новый директор Третьяковки отменила бесплатное посещение для студентов средних художественных учебных заведений, но я так уговаривал дежурного администратора, что она, взяв письмо, провела нас, как студентов ВУЗа. Как всегда, я сам был экскурсоводом, как всегда, за мной шёл "хвост" слушателей... Там же в Третьяковке обедали, потом отправились устраиваться в хостел. На следующий
день утром поехали в музей им. А.С. Пушкина. Приехали за час до открытия, и поэтому пошли смотреть храм Христа-спасителя и парк вокруг него, потом в музей. Там тоже пропустили бесплатно, но предупредили, что если я сам буду рассказывать, как экскурсовод, то с нас возьмут за экскурсию. Было очень непонятно - почему, но я сказал, что ходим группой, и, если что-то будет непонятно, я объясню, но всё время рассказывать не буду. Пока прошли все залы - обезножели.
На следующий день опять поехали в музей им. А. Пушкина, но в другой корпус - искусство 19-20 веков. Полюбовались работами импрессионистов и последующих течений, а потом пошли в галерею А. М. Шилова. Они у меня ошалели, и некоторые заявили, что всё остальное не живопись. Постарался объяснить, что живопись бывает разная.
Там в галерее пообедали - оказалось, что очень вкусно, сытно и, по московским меркам, недорого.
От Шилова пошли через дорогу - в галерею И.С. Глазунова, потом в Кремль через Боровицкие ворота. Прошли мимо Царь-пушки и Царь-колокола, заглянули в один храм, и через Спасские ворота вышли на Красную площадь. Саша Кондратьев очень хотел попасть на нулевую отметку России, и мы все пошли туда. Там же договорились на обзорную экскурсию, после которой, съездив на Поклонную гору, они без сил доползли до хостела. Утром следующего дня мы, опять пешком, пошли в музей В. Тропинина, благо, он находится в пяти минутах ходьбы от хостела. Там нам неожиданно преподала урок смотрительница музея, которая стала расспрашивать - что же мы увидели