Она лежала и смотрела своими стеклянными, нарушенными отчаянным испугом, вольной решимостью перед неизбежным и проклятыми внезапным, так нежеланным покоем, мёртвыми глазами, полными пустоты и безысходности, как результатом инстинкта сознания предательства и преданности этому предательству, этому несправедливому заключению судьбы, которое называется существованием.
Этот покой, должно быть, последнее явление или даже завершающий предел этого самого предательского существования, которое так хотелось бы назвать маленькой жизнью, такой маленькой, что сейчас уже никто, а точнее ничто, ни единый представитель семейства кошачьих уже не вспомнит и тем более не почувствует её отсутствия, которое, хоть и никому и ничему неважное, теперь уже никогда не кончится её обязательным и таким инстинктивно привычным присутствием. У кошек нет представления о памяти, ведь память - это качество сознания, а где начинается инстинкт, там кончается, даже не начинаясь то самое сознание, являющееся доминантой в принципе существования человека, определяющее это существование как жизнь и регулирующее психическое врождённое самосознание, которое совершенствуется по ходу осознанной жизни, питаясь трактовкой информации, которую даёт разум, наученный опытом, и формируя собственное мировоззрение.
Таким образом, человеческое сознание контролирует три аспекта: самосознание, в первоначальном виде равное инстинкту; мировоззрение, сформировавшееся под воздействием ощущения самого себя как психологической единицы психиатрического общества и на почве разумного опыта; и последнее, инстинкт, не разум, а психологический атавизм, свойственный живому организму, имеющему хоть какое-то подобие системы контроля, в данном случае - систему нервную.
Память кошки - инстинкт, привычка, которая контролируется определённым участком мозга, определённым количеством и расположением нервных центров и не подлежит каким-либо изменениям без причины, ставящей вопрос о существовании, и без условий для совершенствования. Это как навык, шлифующийся у людей годами, чтобы довести его до автоматизма для достижения оптимального результата. Вот в чём суть, для разума существует круг вариантов и возможностей, применимых к определённой ситуации, для инстинкта же нет ничего, кроме оптимума, кроме той природной физиологической автоматики, предназначенной для обеспечения физического бытия и не более.
В её глазах можно было прочесть всё это, будто, действительно, маленькая смерть убила маленькое существование, дав возможность хоть в духовном смысле ощутить разумную жизнь как величайшее достижение эволюции и столкнуться со всеми сопутствующими этому проблемами. Это был взгляд не животного, взгляд чистого человека, только вдохнувшего глоток существования, маленького человека, подверженного запретному плоду вируса сознания, споры которого в существовании повсюду. Казалось, вот-вот границы узкого вертикального зрачка, через которые может пройти лишь диаметр, основа жизни, вот-вот эти границы лопнут, и отражение глазного дна в хрусталике приобретёт округлую форму, форму зрачка разумного существа, способную пропустить в себя всю сферу жизненных аспектов, подвластных обработке, которая осуществляется сознанием.
Но этого не произойдёт. Она мертва, теперь у неё нет ничего, нет инстинкта, нет разума. Всё. Вот, что означает конец: полная неспособность систем контроля действовать, но отнюдь не потому, что нечего контролировать. Но почему она умерла? Она просто хотела перебежать через проезжую часть, её вёл инстинкт, но почему инстинкт дал ей так просто попасть под колёса чье-то автомобиля?
Это не был сбой, нет, проблема автоматизации инстинкта - её немногозадачность, система не подразумевает достижение оптимума в нескольких направлениях, в определённый момент может быть только один определённый оптимум. Её задачей было - попасть на другую сторону дороги, и других вариантов быть не могло, но в тот момент не рассматривалась зависимость достижения места назначения от эффективности совершаемого действия, программа действует только с первым планом, с определяемой величиной уравнения, но не с переменными, которые эту величину определяют.
Единственное, что спасает кошек в подобных ситуациях - это безупречная способность инстинкта менять задачи в считанные мгновения, но не более чем до выполнения поставленной, в процессе система стремится достичь оптимума примитивным способом, то есть прилагая все усилия для получения желаемого результата, принимая в расчёт вопросы, связанные только с непосредственной сутью выполнения. Ни о каких побочных причинах и условиях в этот момент речь не идёт. А предзадачное переопределение цели и оптимума зависит только от взаимодействия физиологической раздражимости и инстинкта, по своей сути тоже биологического.
Мир полон пугающих аналогий и зловещих совпадений, которые при полном рассмотрении картины ситуации кажутся абсолютно самостоятельными фактами, никоим образом между собой не связанными. Это если задуматься, но когда сперва становятся известны лишь отдельные факты, имеющие лишь гипотетическую и сугубо субъективную связь, возникают естественные вопросы об их причинах, и когда всё более или менее разъясняется, когда гипотеза опровергается, наступает чувство некоторой фрустрации и скрытого желания того, чтобы всё было так, как предполагалось, ведь эта гипотеза, это мнение - есть собственное умозаключение рядовой персоны, которая по умолчанию имеет свойство желать внести свой вклад в любое дело, и если этот вклад оказывается оправданным, то внешний и внутренний социальные выигрыши отходят на второй план, пропуская вперёд внутренний психологический.
Откуда было знать ей, кошке без разума, что буквально на расстоянии в километр от места её маленькой трагедии, стоившей ей её маленькой жизни, произошла трагедия, взявшая в цену большую человеческую жизнь.
Другие глаза смотрели с той же пустотой и безысходностью, теперь уже разбавленной непониманием и мутным знанием, в этих глазах, в этом взгляде было множество моментов, отличающих эту, как ни странно, тоже маленькую смерть от той на шоссе. В них был тот же отчаянный испуг, но... Но там не было той решимости, отсутствие которой превратило этот испуг в неподдельный и всепоглощающий ужас; испуг по своей сути - явление моментальное, рефлексное и инстинктивное, не более того, страх и ужас - вещи гораздо более серьёзные и на самом деле осмысленные, своей подвластностью разуму в данном случае более высокие, в то же время делающие это завершение таким маленьким. Только маленькая жизнь подвержена этому. Что заставило большую жизнь быть маленьким существованием? Почему? Здесь уже не важны ни разум, ни инстинкт, они уже не играют роли, всё дело в человеческих ценностях, с точки зрения которых, страх - чувство гораздо более низкое, чем с точки зрения сознания.
Ножом по венам... Грех - ещё один факт не в пользу этой смерти. Зачем ей нужно было это самоубийство, зачем нужно было искать свидания со смертью в этой ванне с зелёной водой, разбавленной багровым дымом безкислородной венозной крови, когда в глазах ужас... Ужас сознания, ужас перед этой встречей.
Что такое страх? Страх - это осознание невозможности предотвратить своими силами нечто, что может причинить вред системе ценностей, которую утверждает личность. В данном случае мы имеем дело ни с чем иным, как со "страхом смерти". Это не тот "страх смерти", причиной которого может стать возможность незапланированного несчастного случая или убийства, человек в состоянии контролировать условия, от которых эти вещи зависят, приход же естественного конца находится вне компетенции человеческого сознания. Никому неизвестно, что она с собой несёт, никто не знает о ней ничего определённого, кроме того, что рано или поздно она приходит, нельзя даже назвать даты. Страх тёмного переулка - это не сознание, это инстинкт самосохранения, который отвечает лишь за выброс адреналина, рисующего картины в темноте, разум же занимается контролем. Страх естественной смерти - лишь трепет перед неизведанным...
Маленькая смерть всё та же смерть, но это смерть маленькой жизни...