Ни один сериал не круче жизни. Тема "провинциалка едет в столицу, чтобы выйти в люди", неисчерпаема.
Зина училась в поселковой школе, "сцепив зубы", так как считала, что не имеет права ни пo одному предмету получать ниже четвёрки. При её средних способностях этого можно было достичь, только забыв о том, что есть другие занятия, кроме сидения за письменным столом. Цель - получить хороший аттестат - поселилась в голове у маленькой тихой девочки чуть не с первых классов: ей надо было выбраться из того "беспросвета", которым она называла свою жизнь. Что и говорить, повзрослела она рано.
Родная мать умерла при родах, и Зинка росла с мачехой в обоюдной ненависти. Отец, потеряв любимую жену, вообразил, что виноват ребёнок, похоже, его навсегда переклинило. Дочь с пелёнок была виновата во всём. Страдал, страдал по жене, да тут же "записываться" повела его бойкая соседка и заполнила собой всё пространство. Слово "папа" так и не выучила малышка, ведь его дома почти
не видели, "известное дело - дальнобойщик".
Нет, девочку не били, не морили голодом, не заставляли тяжело работать - просто не замечали. В её маленькую комнатку не заходили. Ни о чём не спрашивали, еду давали отдельно. "Я - мебель, с горечью сознавала затворница. - Сама по себе".
Как-то ей попала в руки одна из центральных газет
с объявлением о приёме в медучилище. "Предоставляется общежитие" - это стало главным в решении ехать в Москву. Стала тайно собирать деньги для поездки. Подвернулось небольшое дело - покупать продукты для одинокой больной женщины. Перепадали 5-10 рублей в неделю, но и они вместе с мелочью, которую ей давали дома, складывались на дно потрёпанной дорожной сумки, спрятанной в глубине диванчика.
На выпускной бал не пошла. О новом платье даже разговоров не было. Содержанием аттестата никто не поинтересовался. Отец бросил:
- Ищи работу.
Отослала документы и получила вызов. Были собраны вещички, и осталось только наконец-то сказать, куда и зачем она едет. И тут разразился скандал. Из битком набитого шкафа мачехи как бы пропал отрез на платье. Кто же ещё, кроме Зины? Девочка разбирала на полке книги, как вдруг ворвалась взлохмаченная фурия:
- Воровка! Верни отрез!
- Что?
Следом вошёл отец:
- Ты посмела взять чужую вещь?
- Вы о чём?
Это она, - орала "пострадавшая" - ей деньги нужны. Хочет продать на рынке. Надо осмотреть комнату. Вон и сумка с вещами.
Зина замерла от ужаса: если увидят деньги, то не объяснить, откуда они. Она схватила сумку и пулей вылетела из квартиры. Вслед ей неслось:
- Всё ясно! Чтобы ноги твоей здесь не было!
Почти скатилась с лестницы и долго шла по улицам, пока не остановилась у дома одноклассницы. У неё и переночевала, а рано утром села на поезд. Билет был куплен заранее. Всю дорогу тихо плакала и твердила про себя: "Никогда не вернусь!".
...В Москве на площади Трёх вокзалов огляделась и приободрилась: вокруг спокойные деловые люди. Расспрашивать не стеснялась и к середине дня по адресу нашла медучилище. И первый "облом": экзамены, а значит, и общежитие, - через неделю. Села в углу вестибюля на раздолбанный стул и постаралась сосредоточиться. Не паниковать! Перебиваться придётся на вокзалах, деньги есть на чай с булочкой. А пока можно открыть "новую страницу в биографии" с исполнения желания: увидеть восстановленный храм Христа Спасителя, по телевизору показывали много раз.
Сумка плечо не оттягивала. Не успела положить ни одной книги, только летняя одежда и пакет с печеньем, что дала подружка. Немного поблуждав, по чьему-то совету вышла на "Арбатской" и оказалась в начале Гоголевского бульвара. У памятника Гоголю села на скамейку, так как почувствовала, что накатила сильная усталость, руки-ноги ослабели, внутри появилась какая-то дрожь. "Что-то со мной не так, - подумала, - надо отдохнуть немного". Зина уселась поудобнее, облокотилась на сумку, зажмурила от солнечного света глаза и... как провалилась.
Любой взрослый понимает, что в этот момент девчонка могла сгинуть без следа в огромном городе. Слава богу, что ей впервые повезло: рядом присел не "лихой человек",
а нормальный парень Игорь. Шёл мимо и случайно обратил внимание на съёжившуюся фигурку: потёртая синяя курточка, ноги не достают до земли, туфли без каблуков с грубыми пряжками из нержавейки, чёлка до бровей, глаза закрыты, короткая толстая коса с резинкой и пластмассовой бабочкой на конце. Тронул за плечо:
- Девочка, что с тобой?
Зина вздрогнула и повернула голову на голос. Над ней склонился большой, хорошо одетый молодой мужчина
в очках в тонкой золотой оправе, буйная шевелюра, доброе лицо. Вскочила и тут же села, вокруг всё завертелось колесом. Парень невольно взял за руку:
- Ты здорова? А рука-то горячая.
Подождала, когда голова перестанет кружиться.
- Я, кажется, простудилась.
- Тебя отвести домой?
- Я не москвичка. Приехала поступать, а экзамены только через неделю. Что-то мне нехорошо.
Игорь немного подумал.
- Ну раз у тебя в Москве никого нет, придётся идти
ко мне. Тут рядом, на той стороне бульвара.
Он взял сумку, сжал Зинину руку и повёл её по дорожке.
...Давно отшумели бурные пересуды о том, что 60-летний ректор крупного технического вуза, бездетный вдовец, высокий, статный, с породистым лицом и копной серебристых волос, грёза всех неустроенных и плохо устроенных женщин института, вдруг женился на 25-летней аспирантке и через полгода у них родился сын. Мальчик со временем стал точной копией отца, что, оказалось, немаловажно для прекращения домыслов. Профессор (так звали его в семье и ласково, и в шутку) от счастья не находил себе места, а аспирантка быстренько забросила свою кандидатскую и направила все устремления на роль матери, жены и хозяйки крупногабаритных хором. Всё в доме на своих местах, всё совершается в правильном направлении. И сын растёт правильным, то есть без подростковых закидонов. Его способности проявились в школе: два языка, интерес к хорошей музыке, театру, литературе, архитектуре - всему было время. Стержневым талантом стала физика.
- Игорёк меня обгоняет, - гордился профессор перед знакомыми.
И всё же главным в натуре юноши был его спокойный уравновешенный характер. Являясь центром семейной вселенной, он даже не предполагал, что кто-то может не уважать отца, не любить мать, предъявлять им какие-либо претензии. Но и добродушным он не воспринимался. Чёткое, быстрое мышление, острый язык не вызывали желание поддеть или переспорить его. И в семье тоже.
Материнская любовь рисовала в мечтах сына-дипломника ни много ни мало лауреатом Нобелевской премии - и рядом с ним эдакую гламурную жену. И действовала: кое-кого присмотрела "в своем кругу". И тут открывается дверь: сын ведёт за руку странную девчонку, скорее похожую на дворовую кошку, которую когда-то в детстве притащил со двора и охотно с ней возился. Ирина Сергеевна в ступоре:
- Что случилось, Игорёк?
- Мама, девочка заболела, сидит на бульваре и не знает, что делать. Надо помочь. Как тебя зовут?
- Зина. Я сейчас пойду на вокзал.
- Куда?! У тебя температура.
Засуетилась, сыну возражать бесполезно. Кое-что выяснила, отвела девочку в "нянину" комнатку (у мальчика до семи лет была няня), дала анальгин, стакан сладкого чая, уложила на кушетку. Зина не сопротивлялась, не могла. Позвали знакомого врача из соседнего подъезда, тот предположил, что простуда, подождём до завтра.
Игорь ушел по делам, а Ирина побежала к соседке - подружке Натэлле, чтобы обсудить новость.
- Ты только подумай, привёл какого-то подкидыша
с улицы и имя - Зина, как в песне Высоцкого. Вдруг она серьёзно больна, что делать?
Шутливо-грубовато разговаривать друг с другом им разрешала многолетняя дружба, которую не отличить от родственных отношений. Они давно являлись сообщающимися сосудами. Наталья Вахтанговна вдовствовала лет двадцать. Четырехкомнатную квартиру берегла по просьбе дочери. Та удачно вышла замуж за англичанина и постоянно жила с детьми при муже, а у матери поддерживала надежду на возвращение. Натэлла (так она просила себя называть) давно перестала в это верить, но держала "хвост морковкой", мол, всё отлично. К семье ректора привязалась прочно, что и ежу понятно.
Обсуждение, в общем, закончилось, стали ждать при-хода профессора. Тот не удивился, да и в другие дни
не вникал в детали, мол, Игорёк сам знает. Ничего особенного не происходит!
Однако происходило многое. Через три дня девочка поправилась и попыталась уйти, но Ирина Сергеевна, понимая, что придется объясняться с сыном, уговорила подождать до экзаменов.
И начались прогулки Игоря с Зиночкой - показ московских пейзажей. Пара смотрелась очень забавно: крупный стильно одетый парень и худышка-провинциалочка. Их можно было принять за брата с младшей сестрёнкой. Ирине удалось убедить Зину купить легкие туфельки на каблучках и не заплетать косу, тогда вымытые французским шампунем волосы падали на плечи и в сочетании с наивной челкой смотрелись "по-столичному".
- Нашёл игрушку, подобрал на бульваре, - жаловалась она Натэлле, - везде водит её за руку. Скорее бы переезжала в общежитие. Молчунья, себе на уме.
В училище Игорь повёз будущую медсестричку на машине с водителем - попросил у отца. Общежитие оказалось обшарпанным, в комнате шесть кроватей, ручка на двери еле держится. Объяснили:
- Ребята с нижнего этажа ночью рвались. Стулом забаррикадировались.
Услышав такое, Игорь посадил Зину обратно в машину и отвёз домой:
- Мама! Там девушке нельзя жить. Считай, что она снимает у нас нянькину комнатку.
У Ирины Сергеевны внутри буря, ведь ни сын, ни муж не понимают двусмысленности положения. Негодовала по поводу Зининой покорности. Девушка была сама не своя. Всей своей обиженной, измученной душой, каждой клеточкой она полюбила уверенного, надёжного парня, который проявлял столько заботы и внимания. Она понимала, что не ко двору, что мать в шоке, но... Игорь брал её за руку и все рассуждения пропадали.
Экзамены сдала хорошо, сказалась подготовка, и начала учиться с обычным своим рвением. С таким же упорством стала всё делать по дому, и Ирина вскоре обнаружила, что вокруг всё сияет, всё вымыто, а девчонка старается оставаться незамеченной, на глаза не попадаться. Разговоры с Натэллой продолжались.
- Ну разве может мужчина полюбить такую пришибленную девицу, прямо восточная рабыня. Никакой гордости. Плебейка. Поиграет и бросит.
- Не знаешь ты своего сына. Теперь сам не бросит.
Но у Ирины Сергеевны мечта родилась вновь, когда на одном званом вечере она незаметно наблюдала, как Игорь не отходил от прелестной молодой певицы, приглашённой из консерватории. Отметила и блеск глаз, некое вдохновение и желание нравиться, даже пластика изменилась. Она видела сына влюблённым, и ей так захотелось для него возвышенной и равной любви. Разве можно отказать матери в этом? Не тут-то было.
Утром за завтраком, приготовленным молчуньей, Игорь неожиданно, поразмыслив, сказал:
- У Зины в нашем доме унизительное положение. Надо её прописать.
- В качестве кого?
- Я на ней женюсь. Через месяц ей восемнадцать лет.
Ирина подобрала с пола свое упавшее сердце, побежала плакаться к соседке-подружке и услышала в ответ:
- А что я тебе говорила?
Свадьбы не было, внезапно заболел профессор: микроинсульт. Поход в загс отменить было нельзя, а вечером Игорь повёл Зиночку в Большой театр. Ирина пришла из больницы с новостью, что больному стало лучше, накрыла стол и задумалась. Что произошло? Как это повлияет на судьбу сына?
"Дети" пришли поздно и почему-то невесёлые. Есть не стали и закрылись в спальне родителей. Мать заволновалась - что не так? - но, услышав из-за двери негромкий смех сына и невестки, утешилась. Теперь можно полностью переключиться на уход за мужем. Учитывая его возраст, быстрое выздоровление не светило.
Окончила первый курс училища Зина, защитил диплом Игорь. Ему предстояли двухмесячные военные сборы. Перед отъездом подошёл к матери:
- У нас будет ребёнок, посмотри за Зиной.
- Сынок, папа очень болен, ему нужен полный покой.
- Мама, а вдруг у меня будет сын?
Улыбался, довольный, но отклика не нашёл, вернее, Ирина Сергеевна, как обычно, не показала ему, что чувствует плохие перемены.
С невесткой всё-таки отважилась поговорить:
- У тебя большой срок?
- Около двух месяцев.
- Не время сейчас для ребёнка. Игорь должен уехать на год на стажировку. Профессор очень плох. Тебе ещё учиться. Подумай.
- А что я скажу?
- Скажешь, что потеряла.
Несколько дней не спала Зина, но доводы о преждевременности, как гвозди, вбивались каждый день. Хотела угодить свекрови и добиться её расположения, да и не понимала серьёзности операции. В назначенный день с утра ушла с запиской от Ирины Сергеевны и конвертом с деньгами.
К дому подъехала "неотложка": у профессора гипертонический криз. Врач помог довольно быстро, выпил кофе, и бригада уехала. Ирина и Натэлла сидели расстроенные и грустные, даже говорить не хотелось.
- А где Зина?
- Ой, забыла сказать. Пошла на аборт.
- Что?! Ты в своем уме? Зачем?
- Ты видишь ситуацию в доме.
- Какая ситуация? Профессора подлечат, а сына ты потеряешь.
- Она не скажет...
- Ирка, идиотка! Звони в больницу, всё отмени. Иначе я тебя перестану уважать. Бедная девочка!
Ирина вздёрнулась, как пелена с глаз упала: сын и правда не простит. Кинулась к телефону. Долго не соединялось. Наконец: уже поздно. Пусть побудет до завтра, срок оказался больше, чем предполагалось.
За Зиной назавтра послала водителя с машиной: от профессора нельзя было отойти. Нервное напряжение нарастало, драматические события сплелись в клубок, Игорю послали телеграмму о состоянии отца. Зашла к невестке, та лежала, отвернувшись к стене, глухо проговорила:
- Я видела его в тазике. Сказали, что мальчик.
Как жутко было это слышать! Ничего не вернуть!
В голове у Ирины Сергеевны застучали тысячи молоточков, и мир покачнулся.
Ночью профессор умер. "Бог наказал", - твердила про себя Ирина, и ничто не могло изменить её уверенности
в страшном грехе. На фоне потери отца Игорь не понял, что произошло с беременной женой, и ни о чём не спрашивал, сразу поверил в случайность.
Жизнь в доме замерла надолго. Все работали, приходили в разное время, порядок поддерживала Зина. Натэлла выслушивала уже другие речи:
- Что бы мы делали без Зинули. Какая я сволочь, сейчас бы нам ребёнка. Был бы мальчик, его бы звали, например, Юрочка. Моё любимое имя. Натуся, нет мне прощения. Не дай бог, Игорь узнает, - говорила, не переставая, одно и то же.
- Хватит ныть, Ириша, - урезонивала терпеливая подруга. - У тебя появилась навязчивая идея. Это клиника.
С этим жить нельзя.
Отчаяние усугубилось, когда невестка ей сообщила, что вмешательство бесследно не прошло, детей у неё больше не будет. Тут у Ирины совсем "крыша поехала", ни
о чём и думать не могла, перед Зиной стала даже заискивать. Та испугалась подавленного состояния свекрови:
- Мама, - так стала обращаться после похорон, - не надо убиваться, прошу Вас. Мы обе виноваты. Я больше Вас.
...Как-то Зину попросили подменить медсестру в доме ребёнка. Для неё это стало тяжёлым испытанием - видеть десятки детских глаз. На игровой площадке заметила девчушку, которая в стороне от всех катала в колясочке куклу. Толкнуло в грудь: это я в детстве! Теперь ноги сами несли сюда, глаза искали малышку, зацепившую за сердце. Хочу взять ребенка в семью, заявила она, набравшись храбрости, мужу и свекрови. Ирина Сергеевна рванулась навстречу совершенно искренне. Когда выяснилось, что у девочки есть сестрёнка-близнец, от решения не отказались. Обе женщины сошлись в мысли: пора искупать ошибку.
В квартире зазвучали детские голоса, и всем досталось хлопот. Включился и Игорь. По вечерам он охотно играл
с малявками в просторной гостиной на большом ковре, когда-то привезённом профессором из соцстраны. Женщины подглядывали, как в новой роли "папочка" складывает кубики. Умилялись, но у Ирины шумели молоточки в голове: так мог играть и мальчик Юрочка, толстенький, шустрый,
с хохолком на затылке, как у его отца.
Когда девочкам исполнилось по пять лет, Зина сообщила ошеломляющую новость: она беременна! Возликовали, а Игорь размечтался:
- У меня будет сын!
Ждали с надеждой. Родились девочки-близняшки. Быстро подавили разочарование, и женщины кинулись в бой - растить четверых! Приняли как дар Божий, как искупление грехов. К этому времени они стали почти единым целым, и Ирина уже не помнила, как когда-то называла невестку "жалким заморышем". Да и Зина давно похорошела и округлилась; стройную фигурку не потеряла после родов, приобрела даже некую величавость. Вот только по-прежнему отказывалась посещать юбилеи, приёмы. Своё место определила навсегда - дом, дети, работа медсестры.
С какой гордостью Ирина Сергеевна обычно вместе
с Натэллой гуляла с выводком девчонок! Старшие обожали младших, и казалось - вот оно настоящее счастье, а моложавой бабушке всё равно не хватало мальчика в голубой шапочке, с лопаткой для снега, Юрочки. От этих мыслей она очень уставала, но... не могла избавиться.
Ещё одна тайная тревога не покидала Ирину: стала бояться, что её сын, ставший зрелым, привлекательным мужчиной, деканом факультета, не растворился чувствами в тихом семейном благополучии и может вдруг безоглядно влюбиться. Вокруг него столько женщин! И тогда их мир раз-рушится. Подобных историй немало.
Шла из магазина и заметила Игоря, стоявшего с той прелестной певицей. Между ними шёл оживлённый разговор. "Вот оно", - встрепенулась Ирина Сергеевна и отвела глаза.
Вечером собралась с духом и зашла к сыну в кабинет:
- Игорёк, извини, я видела тебя сегодня с женщиной. Кто она?
Посмотрел внимательно, задумался, отошёл к окну и несколько минут смотрел на верхушки тополей.
- Мама, ты не должна волноваться. Поменять шесть женщин на одну - это запредельно. У меня не может быть выбора.
У матери похолодело в груди. Она всё поняла.
- Сыночек, соединить несоединимое нельзя. Не получилось ни у кого.
Игорь погладил мамину руку и озорно улыбнулся:
- Ты наш ангел-хранитель. Я весь ваш с потрохами.
Этот нелегкий разговор они больше не продолжали. Но гладкой жизнь не бывает. Младшие пошли в первый класс, а у Ирины Сергеевны обнаружили заболевание. Спасали "всем миром", с привлечением лучших врачей, но ни лекарства, ни операции не смогли остановить процесс. Привезли домой, и стало ясно, что дни на исходе, хотя все бодрились, как могли. Ирина лежала в своей комнате, дверь в которую просила не закрывать. Около неё дежурили все по очереди. Она часто бредила, вспоминала мужа, сына, когда он был маленьким, всех внучек. В её угасающем сознании и внучки, и сын были одного возраста, а рядом с ними - мальчик Юрочка в вязаной шапочке.
...В тот последний, так получилось, день рядом на тахте полулежал с книгой Игорь, изредка поглядывая на заснувшую после очередного укола больную.
- Игорёк, подойди, - вдруг ясно произнесла Ирина Сергеевна.
Сын с нарастающей тревогой смотрел на мать и чувствовал, что ей открывается другое измерение. Исхудавшее лицо было неподвижным, глаза медленно гасли. Белоснежную подушку накрывали волны не тускнеющих вопреки гибельной болезни роскошных золотистых волос, в которых когда-то утонул очарованный профессор.
- Прости, сынок, за всё...
- Мама, мамочка, я тебя так люблю.
- Знаю. Спасибо. Я ухожу.
Умолкла и как бы уснула, к утру её не стало. Рыдания из "профессорской" квартиры слышал весь двор. Всем домом и проводили.
...На девятый день Игорь, Зина и Натэлла сидели на кухне, поминали. Девочки, обложенные игрушками, расположились в гостиной, каждая на своем углу необъятного ворсистого паласа. Их попросили вести себя потише.
- Она была мне мамой, а таких бабушек больше про-сто нет, - вытирала слёзы Зина.
- Святая женщина, мой родной человек, - вторила ей враз постаревшая Наталья Вахтанговна. - Она успела с тобой попрощаться, Игорёша?
- Да, но она уже заговаривалась. Отчётливо прошептала: иду к Юрочке. У нас в роду таких нет.
Женщины обменялись быстрыми цепкими взглядами: так и унесла с собой свою тайну.
В большой комнате детские голоса звучали всё громче и веселее.................