Николай Иванович, бывший десантник, водитель двадцатитонного КАМАЗа, полжизни проведший на Севере, никем не замеченный за чтением книг и никогда не отличавшийся сентиментальностью, тем не менее, имел голубую мечту. Подобно Чеховскому тезке, грезившему об усадьбе с крыжовником, он мечтал о доме на берегу моря с виноградником. Вернее, его привлекал не сам виноград, а вино из собственного подвала, которым он будет угощать родню и знакомых. Фантазии особенно одолевали его зимой: он видел веселую компанию в увитой виноградом беседке за накрытым столом - шашлычок, свежие овощи, зелень горкой... Мангал тоже присутствует, и не переносной, а настоящий, сложенный своими руками из кирпича "на века", - но это так, между прочим. Под одобрительные возгласы он выносит из дому оплетенную бутыль с залитым воском горлышком и объявляет: сухое красное, урожай две тысячи такого-то года. Потом ведет всех показывать подвал: припавшие пылью бутылки лежат на полках плашмя, чтобы деревянная пробка не пересыхала и не нарушалась герметичность, в самом темном углу стоят пузатые баллоны с зреющим молодым вином, в водяных затворах тихо булькают выходящие наружу газы... Мезга, сусло, бродильный шпунт, снятие с осадка, - Николай Иванович часто смаковал эти слова, как будто они приближали его к мечте. Ради такого дела он даже купил несколько книг по виноделию и в особо стылые дни перечитывал их, согреваясь душою.
Приезжая с семьей на юг, он неизменно изучал газеты с объявлениями о продаже домов и земельных участков и был в курсе цен на недвижимость на всем черноморском побережье. Но когда, дождавшись, наконец, пенсии, он засобирался в теплые края, оказалось, что жена Лариса и слышать не хочет ни о каком доме с приусадебным участком, который ей, конечно, придется обрабатывать: слава Богу, ее миновала судьба советских дачников, и она не собирается наживать радикулит на старости лет. Лучше купить благоустроенную квартиру в курортном поселке, да еще и деньги зарабатывать, сдавая комнаты отдыхающим. А вино, если уж так приспичило, можно делать и из покупного винограда, хотя и с меньшим размахом, - но так оно и здоровее будет.
Откровенно говоря, Николай Иванович ничего не смыслил в жизни на земле. В его мечтах о шашлычках под вино собственного производства с домашними же помидорами, перцами и прочими баклажанами, картины обрезания-подвязывания, вскапывания-окучивания и прополки-поливки всегда оставались за кадром. Работы он, конечно, не боялся, но крестьянский труд считал нудным, поэтому волей неволей согласился с женой. Они продали трехкомнатную квартиру и, добавив из личных сбережений, купили двушку с просторной застекленной лоджией в тихом поселке, в котором отдыхали несколько последних лет подряд и даже имели кое-каких знакомых.
Поселок окружали виноградники. Летом из окон их квартиры на восьмом этаже склоны гор казались лоскутным одеялом, сшитым из зеленой ткани разных оттенков. Темно-зеленые участки соснового леса в пушистых дубовых оборках чередовались с лоскутами в веселую изумрудную полоску. Вот только по недосмотру мастерицы полоски на лоскутах шли в разных направлениях - то сбегали с запада на восток, то тянулись с юга на север. Вблизи были видны старые виноградные лозы в руку толщиной, каждый год безжалостно обрезаемые от молодых побегов. Распятые между железными столбами, продираясь корнями сквозь камни к подземным источникам, они напитывали кровью земли избранные тугие гроздья, которые затем превратятся в расплавленный янтарь и рубин, наполняющий сердце радостью...
***
"Чтобы стать прекрасной, лоза должна страдать", - подумал Анатолий Петрович, спускаясь мимо виноградников в поселок. Он был немного философ, немного поэт, а по основному роду деятельности - старший научный сотрудник НИИ приборостроения. Уже много лет он приезжал в эти места в сентябре-октябре, чтобы подлечить нервы морскими купаниями и промыть почки виноградом, а заодно добавить немного краски своим анемичным щекам. Всякий раз он останавливался у одной и той же хозяйки, которая за диван на лоджии брала с мученика науки воистину символичную плату и даже хранила кое-какое его имущество.
Суетливое лето с жарой, мокрыми подмышками, криками и толкотней на пляже и бешеными ценами на рынке Анатолий Петрович не любил. То ли дело осень - мягкое солнце, теплое море, прозрачный воздух... "Весь день стоит как бы хрустальный, и лучезарны вечера..." - залюбовался он поэтической строчкой. - "Как там дальше у Тютчева1? Та-ра-ра... Птиц не слышно боле... И льется чистая и теплая лазурь на отдыхающее поле..." Он уже подходил к поселку и бросил последний взгляд на оставшиеся за спиной поля.
Осень была к лицу виноградникам. Ярко-желтая в бурых подпалинах листва, многократно прореженная ради лучшего вызревания гроздей, просвечивала на солнце, низко стоящем над кромкой гор. Дело шло к вечеру. Золотились опознанные Анатолием Петровичем крупные кисти позднеспелого Шабаша2 - столового винограда, завершающего сбор урожая в Крыму. Изумрудно-желтые с коричневыми пятнами загара ягоды матово блестели в нежарких осенних лучах. Еще пару дней и виноград будет убран; настрадавшаяся лоза отдохнет до следующей весны.
Он успел искупаться до захода солнца и, купив на рынке два килограмма того самого Шабаша, умаянный после долгой прогулки пришел, наконец, домой. На кухне квартирная хозяйка жарила оладьи под аккомпанемент какого-то бандитского сериала.
- Ну что, Анатолий Петрович, нагулялся? Садись, оладушками угощу, с вареньем.
- Добрый вечер, Людмила Степановна! Уж я сегодня нагулялся, так нагулялся, - давно собирался обойти пешком ваши окрестности, так что моцион получился знатный. Проголодался зверски, поэтому от оладушек не откажусь, хоть и неудобно как-то.
- Да чего стесняться-то. Ты какое варенье любишь: абрикосовое или вишневое?
- Вишневое. Оно у вас с косточками?
- С ними.
- А вот за косточки вам отдельное человеческое спасибо, - и Анатолий Петрович галантно поцеловал женщине руку.
Криминальные разборки были своеобразным дополнением к оладьям: кровь растекалась по экрану, как вишневое варенье по тарелке. Вдруг, вклинившись в киношную перестрелку, наверху что-то ухнуло по-настоящему, послышались возбужденные крики и забористая ругань.
- И часто у вас соседи так буянят? - поинтересовался Анатолий Петрович.
- Да эти, вроде, тихие. Хотя, кто их знает, - пол года всего как переехали. С северов откуда-то...
- Я тоже, если до пенсии доживу, переберусь в ваш рай для пенсионеров, пропишусь у вас на балконе на постоянной основе. Примите?
- Приму. Усыновлю и пропишу как близкого родственника. За лекарствами бегать будешь?
- Буду! И даже посуду мыть и полы по праздникам.
Поблагодарив хозяйку за ужин и, в подтверждение сказанного, перемыв тарелки, Анатолий Петрович с миской винограда отправился на лоджию поклевать ягод. Окна по случаю затянувшегося бабьего лета стояли открытыми: тихо шелестел дотянувшийся до седьмого этажа серебристый тополь; жужжали мухи, заглянувшие на огонек тусклой лампочки; где-то в кафе на далекой набережной играла музыка, и даже приглушенные выстрелы, доносившиеся из-за прикрытой кухонной двери, не нарушали вечерней идиллии. Мухи кружили под потолком в медленном танце, словно под музыку, и Анатолий Петрович невольно начал подпевать едва уловимой мелодии.
Его внимание привлекла жирная ленивая муха, не принимающая участия в общей вечеринке. Она неподвижно сидела в слабо освещенном углу и, кажется, увеличивалась в размерах. Пока он ее рассматривал, она раздалась во все стороны, и теперь это был огромный жук из тех, что, бывает, заползают на юге в ванные и пугают женщин и детей. Анатолий Петрович потянулся за очками, однако никаких сомнений быть не могло: на потолке расползалось темное пятно. Терзаемый нехорошими подозрениями, он попросил у хозяйки фонарик: пятно, уже величиною с ладонь, было красного цвета. Людмила Степановна, оторвавшаяся, наконец, от своего сериала, схватилась за сердце: когда кровавое преступление сходит с экрана телевизора в твою собственную квартиру, в этом мало увлекательного.
- Похоже на кровь, - констатировал Анатолий Петрович. - Надо вызывать милицию. Какой номер квартиры у ваших соседей?
- Тридцатая...
- Вот так вот: живешь, на что-то надеешься, и вдруг на тебе. А ведь не старые еще оба - жить да жить. И чего они там не поделили? А может это маньяк или киллер? Кто их знает, чем они там у себя на севере раньше занимались... - строила предположения Людмила Степановна, пока они дожидались приезда милиции. Для снятия стресса она выпила рюмочку ежевичной настойки и теперь ее тянуло поговорить.
Милицейская машина приехала довольно быстро, раздался резкий звонок наверху и забубнили мужские голоса. Через пять минут все стихло, никого не выводили, заламывая руки, не выносили, прикрыв простыней. Вместо этого позвонили в их дверь:
- Это вы милицию вызывали? Что ж вы, граждане, зря панику поднимаете ... - на пороге стоял милиционер.
- А по-вашему кровавые пятна на потолке не повод для беспокойства?
- Да не кровь это. Вино! - выглянул из-за спины стража порядка придавленный горем сосед.
***
Самым первым приобретением Николая Ивановича на новом месте жительства стали два стеклянных баллона на двадцать литров каждый. Они заняли почетное место на лоджии, назначенной им на роль винного погребка и оборудованной добротным стеллажом для бутылок. Все его помыслы были направлены на домашнее вино, которое он приготовит после стольких ожиданий: любовно отделит от черешков виноград - Саперави3 или Каберне4, произрастающий в местной долине; растолчет ягоды деревянной толкушкой, - лицо и руки окропит брызнувшая во все стороны кровь земли; заквасит мезгу в кадушке (на счет винных дрожжей он уже договорился), а через неделю отделит сусло от мезги, отпрессовав через чистую холстину. Перельет в баллоны и... о дальнейшем он даже думать не мог, настолько интенсивно начинал вырабатываться желудочный сок: к новому году, дай Бог, снятое с осадка вино можно будет пить! На этом его фантазия меркла...
Николай Иванович с нетерпением ждал осени, и даже лето было ему не в радость: он мерил саженками море, будто отбывал повинность, и ел ранний, не пригодный на вино виноград, не ощущая его вкуса. На новоселье, отпразднованное в августе, приехала дочка с зятем и внуками, и вроде бы все было, как положено: прямо на пляже под шорох волн они ели шашлык, приготовленный на виноградной лозе, и пили разливное каберне из фирменного магазина совхоза "Таврида" - но не то это, не то...
Сентябрь порадовал: рынок и подступы к нему были завалены спелыми гроздьями Изабеллы, Кардинала, Кишмиша, Муската всех оттенков. Из всего этого роскошества Николай Иванович выбрал непоказной черный виноградик и купил несколько ящиков буквально за копейки. Дальше все было, как в мечтах, а сверх того - заляпанные виноградным соком стены, мошки по всей квартире и ворчание жены. По утрам и вечерам, священнодействуя, он голыми руками перемешивал мезгу в эмалированных ведрах и прикидывал, через сколько времени при установившейся в помещении температуре сусло будет готово. На седьмой день решил - пора!..
- Поспешил я, видать, не дал мезге перебродить. Ну и с баллонами накосячил: сусло немножко до горлышка не долил, а надо было строго на три четверти, как книжка пишет. Баллонов-то у меня всего два, - эх, один теперь только остался! - а сусла получилось почти сорок литров. Вот пена-то, поднявшись, и забила газоотводную трубку. Баллон разорвало... - на этом месте уже дважды повторяемого рассказа голос Николая Ивановича дрогнул. Он сидел на кухне у Людмилы Степановны, ерошил седую шевелюру и заново переживал трагедию. - Это что у вас? - кивнул на бутылку с ежевичной настойкой. Не дожидаясь ответа, налил в рюмку и выпил.
- Вот послушай, - обратился он к Анатолию Петровичу, как к более компетентному на его взгляд слушателю. - В разных книжках пишут про разные сроки брожения, от трех дней до нескольких недель, в зависимости от температуры. Так? - Анатолий Петрович послушно кивнул. - Температуру я контролировал. При двадцати - двадцати двух градусах Щедров четко пишет - неделя! Правда Джон МакГрю рекомендует продолжать брожение до тех пор, пока не ферментируется треть сахара. Ну где ж я ему рефрактометр или винный ареометр возьму? Туды-перетуды!
Видя расстройство соседа, Людмила Степановна сама налила ему рюмочку. Теперь он обратился к ней, как к человеку, не чуждому виноделия:
- А у вас, Степановна, лишнего баллона не завалялось? Октябрь только начался, я успею поставить новую партию... Где бы мне еще ареометр достать?
- Да через Интернет заказать, и всех делов! - подал голос Анатолий Петрович.
- Ну ты голова, профессор! По такому поводу не грех выпить. Плесните-ка еще, Степановна, настойка у вас хорошая, крепкая... А насчет потолка не переживайте, завтра же побелю, все сделаю в лучшем виде. Снежка у меня после ремонта осталась...
От пережитого и выпитого Николая Ивановича быстро развезло. В двенадцатом часу ночи Лариса забрала бесчувственного винодела домой. Во сне он плакал.
Примечания:
1) Федор Тютчев
Есть в осени первоначальной
Короткая, но дивная пора -
Весь день стоит как бы хрустальный,
И лучезарны вечера...
Пустеет воздух, птиц не слышно боле,
Но далеко еще до первых зимних бурь
И льется чистая и теплая лазурь
На отдыхающее поле...
2) Шабаш - местный крымский столовый сорт винограда, завершающий уборку всех сортов винограда Крыма (в переводе с тюркского означает "конец"). Относится к группе восточных столово-винных сортов.
3) Саперави - древний грузинский сорт винограда (в переводе означает "красильщик", название получил благодаря обилию в ягодах красящих веществ). Относится к эколого-географической группе сортов винограда бассейна Черного моря. Технический сорт винограда, используется при приготовлении красных сухих столовых вин.
4) Каберне-Совиньон - французский сорт, распространен в Бордо, его культивируют во многих странах мира, в т.ч. в Крыму. Сорт стал очень известен после Чернобыльской аварии как отлично выводящий радионуклиды. Технический сорт винограда, используется при приготовлении красных сухих столовых вин.