Аннотация: О моем беззаботном детстве и прекрасной юности с лирическими отступлениями.(пишите комментарии, буду рада узнать ваше мнение)
НЕВОЗВРАТИМОЕ ДЕТСТВО МОЕ
Свое детство я помню с раннего возраста. А родилась я в послевоенные годы в 1949 году, вернее в начале этого года 2 января. У мамы были очень тяжелые роды, рожали в основном в то время дома. Да и если бы захотели, ехать в больницу было не реально. Новый год, у всех праздник, на улице страшная метель, все дороги замело.
Деревенька моя, в которой я родилась, называется Гусевка. Да, кстати говоря, у нас в Воронежской области, название деревень, сел, поселков и всех маленьких поселений, имеют свою автобиографию. Многие имеют романтические названия, например: "Красный лог", "Трежсковка", "Арбузовка", "Подлесная", другие - смешные названия, как например: "Лохматовка", "Капкановка", "Голоспиновка", а есть и не очень эстетические названия, такие как: "Вшивка", "Крысиные дворики". С чем связаны такие названия никому не известно, ведь не нами это придумано, а нашими предками. И не смотря ни на что, люди там рождались красивыми и талантливыми, а главное с чувством собственного достоинства. Вообще в Воронежской области народ очень доброжелательный, отзывчивый, трудолюбивый.
Да, я немножко отвлеклась. Итак, родилась я в деревне с романтическим названием "Гусевка". Роды у мамы принимала молодая акушерка, которая не имела опыта. Я неправильно шла, в утробе матери я перевернулась и шла бородой, застряв в проходе. Мама кричала страшно. Вначале акушерка думала, что так и нужно, человек рождается в муках, природа распоряжается по-своему. Но потом поняла, здесь что-то неправильно, уж слишком затянулись роды, у мамы уже не было сил кричать, и она стала терять сознание. Вот тут закричала и сама акушерка. Она взмолилась "Господи, помоги! Что же мне делать, женщина умирает?!". У мамы уже не было ни сил, ни потугов, но с Божьей помощью я появилась на свет. Все мое личико было черное оттого, что меня акушерка старалась перевернуть, поэтому кожица была вся содрана. Но, слава Богу, акушерка облегченно вздохнула, а я лежала и громко кричала. Тогда она сказала:
- Дуня (так звали мою маму), дочка родилась, певуньей будет, голосистая. (Предсказала мне судьбу).
****
Жизнь послевоенная была трудной, хлеба не наедались. Хорошо, что урожай картошки всегда был богатый. Варили щи, похлебку, кулеш, картошку в мундирах. Без картошки ни дня. Этим и спасались. В каждом доме была скотина, коровы, козы, овцы, птица. Зимой в каждом доме было мясо, но а летом про него забудь. Хранить продукты было негде, холодильников тогда не было, да и летом резать скотину было неприемлемо. В основном резали свиней к Михайлову дню. (Это в ноябре месяце). Летом в основном ели окрошку, опять-таки картошку, пекли блинчики, бобышки (по нашему оладьи), на зиму бочками солили капусту, огурцы, помидоры, а хлеба стали наедаться уже ближе к шестидесятым годам. А до этого в колхозах работали за трудодни. И только в конце года колхозникам выдавали пшеницу на заработанный трудодень. Трудно жилось крестьянину. Семьи были не маленькие, работали много, что такое отдых не знали. С темна до темна в колхозе, а дома ночами с делами управлялись. Детей и покупать надо и вещи постирать и в доме поубирать, и дров приготовить на утро нужно. Женщинам особенно трудно приходилось, вставали ни свет ни заря. До работы нужно было и печь истопить и есть на день приготовить. Маленьких детей досматривали старики и старшие дети. А родители работали. Но об этом все после, а сейчас я хочу продолжить о самом раннем детстве.
Очень хорошо помню теплую, летнюю погоду и меня несла на руках моя бабушка по отцу, через какое-то поле. И принесла в какой-то дом. На чердаке складывала сено моя крестная. Бабушка подняла меня над собою высоко-высоко, подавая меня на чердак, и умоляюще проговорила:
- Олюшка, сил больше нет, кричит день и ночь. Завет маманю. Вовка с Валей и на гармошке играли и всячески ее забавляли, все бесполезно. Не ест, ни пьет все кричит и кричит.
Маманя моя (так я после ее начну называть) слезла с чердака и взяла меня на руки. Так я осталась с нею. Как я говорила, что жизнь послевоенная была тяжелая и моя мама уехала на заработки в подмосковье разрабатывать торф. Отца у меня не было (я родилась внебрачно). Маме было трудно прокормить себя и ребенка и поэтому, обговорив с сестрой, уехала на заработки. Там, хоть маленькие платили, но деньги. Сестра согласилась оставить меня с ней, но ей было тоже не легко, так как она была беременная и поэтому иногда относила меня к моей бабушке, которая жила за километр от нашей деревушки. И хотя бабушка разлучила моих родителей (она была против мамы...), от меня не отказывалась.
****
Раньше парни старались жениться на богатых, а мама была бедная. Красавица, черноволосая, кареглазая, но бедная. С восьми лет осталась сиротой, круглой сиротой. И отец и мать умерли в один год, а мою маму и мамину сестру забрал к себе старший брат. Хотя у самого была уже большая семья. Детство у моей мамы было как у Ваньки Жукова. Голодная за частую, холодная, разутая, полураздетая, битая и загнанная в самый дальний угол на русской печи. Была лишена слова, по дому работала как золушка, а за столом самая последняя протягивала руку к чашке со щами. Раньше ели все с одной чашки, не то, что сейчас, у каждого отдельная тарелка, салфетки, вилки, и т.д. И старший, т.е. отец следил, чтобы все по строгой очереди черпали из чашки. Не дай Бог если кто в не очереди еще зачерпнет из чашки, то сразу ложкой по лбу получит от отца.
****
Но время на месте не стоит, жизнь идет своим чередом. Одни умирают, другие рождаются. Одни смеются, другие плачут. Это закономерно. Пришло и мамино время идти в школу. Ни одеть, ни обуть нечего, поэтому в школу моя мама ходила босиком. Босиком не только в весенне-осеннюю погоду, но и зимой. Школа была не далеко от дома, но все равно снег...зима. Прибежит в школу, а ноги красные как морковь. Учитель бывало скажет "Дунечка, ты три, три ножки руками, а у нее и руки ничего не чувствуют от холода, а потом и руки и ноги разойдутся с пару и она начинает плакать. А дети одноклассники смеются, дразнятся "Сиротка, сиротка босая!". Но она не только была босая, ей и одеть-то нечего было. Вместо какой-нибудь одежонки, на худеньких плечиках бедной сиротки, был рваный платок жены брата, да это и не удивительно, тридцатые годы, бедность. У брата, как я уже говорила, своих было семеро по лавкам, а тут еще и две сестренки. Училась мама хорошо, на всех утренниках была запевалой. В этой школе учился и мой будущий отец. Семья его была зажиточная. Дед был председателем колхоза, в семье был достаток и хлебосольность. На переменах дети все играли, бегали, толкались, но дети в любые времена дети. И вот, однажды, отец подошел к моей маме и сказал: "Дунечка, если тебя кто обидит, скажи мне, я его убью". (А несколькими годами позже, он сам обидел мою маму, оставив ее одну со мной на руках).
Когда Дунечка перешла в пятый класс, нужно было ходить в школу за пять километров. Пока погода была терпима, а одежда была таже, тот же платок, да еще галоши, которые подарил колхоз, как сиротке, она ходила в школу, а завьюжило, села дома. Вот и закончилось ее образование. Моя мама Дунечка, росла красивой, черноволосой и кареглазой девочкой. Уже грудочки стали расти, а прикрыться нечем. В 1941 году ей было 14 лет. Она уже вовсю работала в колхозе. Ночами носила фонарь впереди трактора. Волки в двух метрах от нее прыгали, отпугивал их свет от фонарей. Бывало начнет жаловаться трактористам. "Дядечки, я так боюсь волков". А они ей отвечают: "Дунечка. Не бойся, они света боятся, они тебя не тронут".
Ноги в кровь порезаны от кошенного жита, от сухих земляных комков, совершенно нечем было обмотать ноги. Было такое время, что даже тряпки в доме лишней не было. А днем, она возила воду в поле. Платьичко совсем порвалось, одеть нечего было. Шла война. И вот недалеко от их деревни проходила воинская часть, в которой служил мамин брат Петр. Он попросился у командира забежать к родным на один час. Сколько было радости вновь встретиться с родными. Может быть в последний раз. (Так и случилось, погиб он по Сталинградом. Сгорел в танке заживо). Увидя маминого брата, невестка заголосила в голос. Все его обхватили, все плакали, как чувствовали, что больше никогда не увидятся. Увидя маму, уже взросленькую девочку в оборванном платьичке, оно уже как марля разлезлось. Он снял с себя сапоги, снял с ног портянки и подал невестке, сказав:
- А это Дунечке, пошей платьице. Совсем моя сестричка голая.
И больше никогда им не пришлось встретиться. Вместо встречи получили похоронку. Невестка действительно пошила из портянок моей маме платьичко. И она в нем очень долго ходила.
***
Шли годы, мама выросла красивой певуньей. Раньше собиралась молодежь погулять на лесных полянах, а зимой на дому у кого-нибудь собирали вечера. Не нужно было и артистов, молодежь сами были и артисты и зрители. Среди них были гармонисты, балалаечники и девчата подпевали частушки. Лучше моей мамы и ее сестры никто ни пел и не плясал. И как в народе говорят "Камни бросают в плодоносящее дерево". Так и здесь. Красивых и талантливых никогда не любили бездарности. Не любили подружки ни маму ни Олю, за их красоту и артистичность. За то отбоя от женихов у них не было. Вот тут-то и появился тот мальчик, который и обещал побить всех за Дунечку. Виктор Лаврентьев. Высокий, стройный с балалайкой в руках, острый на словцо. Так и завязалась их дружба. Они и стали моими родителями. Когда отец заговорил со своей матерью о женитьбе, она и слушать не хотела. "Тебе скоро в армию, а я что должна ее кормить, да еще и с ребенком?". Но главной причиной было то, что бедная. "Что у нее? Одна юбка с кофтой и все! Что тебе невест мало? Сколько богатых из почетных семей! А у нее отец был пьяница, все пропивал. В голодный год только у него два сына-близнеца умерло от голода. А уже им было около десяти лет. Ни у кого не умирали дети, только у него двое. Бесприданица мне в доме не нужна!". Вот так ответила мать на предложение сына о женитьбе.
Да, раньше было все другое, чем сейчас. Это сейчас родителей не спрашивают на ком жениться и за кого выходить замуж. А раньше слово родителей было законом. Когда отец уходил в армию, мама должна была со дня на день родить. Уходя, он ей сказал: "Родишь сына, назови Виктор, дочь-Алла.". В декабре 1948 года отец ушел в армию, а второго января 1949 года родилась я. Раньше родить в незаконном браке считалось большим позором. Трехмесячную мама меня отдала в ясли, а сама пошла работать. Жизнь еще сложнее стала. Ясли были на дому. В доме пока натопят, холодно. Я постоянно болела и все равно мама несла меня в ясли. В доме единственной кормилицей была она. И невольно вспоминаются слова Максима Горкого: "Восславим женщину-мать, чья любовь не знает преград, чьей грудью вскормлен весь мир", а Аварский - поэт Рассул Гомзатов как бы вторя ему, продолжает его мысль: "Люди, братья мои, берегите своих матерей, настоящая мать человеку дается однажды". Как это все правильно сказано. Ведь истинная любовь у женщины бывает только к ребенку.
Идя домой с работы, мама забирала меня из садика, в одной руке несла ведро с водой, чтобы постирать нехитрые мои вещицы, а в другой руке меня. На русской печи она сушила мои вещи. Молодежь сейчас не представляет себе, что такое русская печь. Она-то в деревнях и спасала людей от холода. В ней готовили еду, на ней спали, и мы не представляли жизни без этой печи.
Я росла, надо было ребенка и одевать и обувать и кормить и растить. Вот тогда мама и задумалась, как дальше жить. А ведь еще сама молодая, всего 21 год. И как моя бабушка говорила, что действительно одна юбочка и кофточка. Вот тогда она и решилась ехать на торф. Разработка торфа была очень тяжелая работа. Но не смотря ни на что, мама кое-что заработала. Обулась, оделась, много что мне накупила, и даже на вырост вещи купила. И возвратилась она в свою родную деревню, когда мне было уже три года. Я естественно отвыкла от мамы, передо мною стояла чужая женщина, которая говорила: "Доченька, Алла, я твоя мама, иди ко мне". Но я все сильней прижималась к своей мамане Оле, то есть к маминой сестре. И только когда она поманила меня калачом и кусочком сахара, и тогда я пошла к ней. Перед нею стоял чемодан, из которого она достала связку калачей, пакет сахара и еще что-то, что раньше считалось гостинцем. За эти годы, что мама была на торфу, много что изменилось. По приезду домой, она сразу пошла в колхоз. В колхозе мама во всем была передовой. Работала и на свиноферме и свекловичницей и дояркой до самой пенсии. Мама всегда была красивой, трудолюбивой и гордой женщиной. Сколько за нее сваталось парней, но она посвятила всю молодость для меня. И только когда я твердо встала на жизненный путь, только тогда мама решилась на этот шаг. Но об этом чуть позже.
***
Итак в 1956 году я пошла в школу. Училась я с интересом, была активисткой в классе. Принимала самое активное участие в общественной жизни школы, пока ее не закончила. Занимала призовые места в смотрах художественной самодеятельности. Меня так и называли Алка-артистка. Была секретарем комсомольской организации, но это все было потом, а пока я первоклассница....
Мама рассказывает, купила мне школьную форму на вырост (в ней я ходила шесть лет). Волосы у меня были густые и пышные. Остерегаясь вшей (а в то время это была эпидемия) мама обрезала мне их и навязала банты. Купила туфельки, портфель, и я такая счастливая пошла в школу. Придя из школы, с нетерпением ждала с работы маму и показывала какие палочки и крючочки мы сегодня рисовали. Помню в третьем классе мы по природоведению проходили "рыхлость почвы". После этого урока у нас был урок труда, и мы копали на пришкольном участке. Вернее мальчики копали землю, а девочки подметали дорожки. Тогда Мария Алексеевна (Так звали мою первую учительницу) посмотрела на меня и спросила: "Алевтина, скажи, какая сейчас почва?". Я посмотрела на вскопанную землю, она была слегка влажная. И на штыковых лопатах рассыпалась как творог. Недолго думая, я ответила: "Бухнатая". Все рассмеялись и учительница тоже. Но видя мое смущение, захлопала в ладоши, сказав: "Ребята, успокойтесь. Алевтина просто забыла это слово "рыхлая". Ведь, так, Аллочка? А под словом "бухнатая", она имела ввиду разбухшая. Но вы ведь еще маленькие, литературно выражаться не умеете. Поэтому отвечаете, как понимаете".
В нашей деревне школа была начальная, а уже в пятый класс нам приходилось ходить за четыре километра в село Рамонье. Там была средняя школа. Ходили через лес, другой дороги не было. По - началу было трудно, уставали, а потом привыкли. Бывало на улице метель, не видно не зги, а в лес заходишь, как в сказку. Тихо снег ложиться на деревья и ссыпается с них на ветви и все ниже и ниже. Идешь и любуешься, до чего ж красиво. Городские жители такое могли увидеть только в парках, в аллеях, а чтобы вот так видеть лес, как мы, нет. Мы видели не только сказочный лес, но и хрустальный лед, который весной таял и превращался в пруд. В этом пруду все лето деревенские дети принимали водные грязи и процедуры. Дно пруда было не песчаное, обычная грязь. А от воды она была такая ластичная, как сметана, только черная. Дети обмазывались этой грязью, а потом выполащивались в воде. Может быть этим самом мы оздоравливали наш организм. Я не помню, чтобы мы болели, у нас были крепкие зубы, не то, что сейчас у детей. Мы ели сырые овощи, грызли морковку, яблоки, свеклу, даже сырую картошку, поэтому зубы у нас были прочные, получающие все необходимые витамины натуральных продуктов.
****
Когда я училась в седьмом классе, меня вызывает директор школы в свой кабинет и говорит: "На наш район пришел запрос по школам из Воронежского музыкального училища. От каждой школы мы должны отправить на учебу в это училище самого талантливого ученика или ученицу. В смысле музыкального плана. Вот, мы учителя подумали и решили предложить первой тебе. Ты у нас самая музыкальная, сценичная, голос красивый, в общем скажи маме и если она согласна, ну, конечно, и ты, скажете мне. Мы с мамой все хорошо взвесили. " С одной стороны это очень хорошо. - Сказала мама. - "Город, троллейбусы, трамваи, огородов нет, не придется горбатиться. Все в магазине можно будет купить. День отработаешь, в магазин зайдешь, купишь что-нибудь на ужин. К примеру, колбаску, на газе с яичками поджаришь и отдыхай. А в колхозе слово отдых не существует, в колхозе с темна до темна пашешь не жалея сил, да и дома огород, скотина и так далее". Она рассуждает, а я представляю, как я катаюсь на троллейбусе, трамвае, как в магазине покупаю колбасу и жарю ее на газе. Хотя я и представления не имела, что такое газ. Ведь мы в деревне все готовили или на русской печке или на плите. И я так загорелась, что взмолилась: "Мамочка, я хочу стать артисткой....".
Настал день, и мы отправились с мамой в Воронеж, в это музыкальное училище. Долго мы его искали, но наконец-то нашли. Я должна была играть на каком-нибудь инструменте или петь. Но так как играть ни на чем я не умела, я запела песню "Мама, милая мама". Комиссии я понравилась, понравилась и моя песня. И они сказали: "Будем работать с тобой, Алла, учить будем грамотно петь, учить будем артистизму". Много они что-то говорили, но я это не понимала. Все слова для меня были не знакомые, не понятные. Они это поняли и заулыбались. Но, что было взять с деревенской девчонки. Все это для меня было чуждо. И куда девалась моя радость с которой я ехала в город. Я представила, что буду здесь без мамы, без своих школьных подружек. Все мне показалось здесь чужим, не интересным. И я уже не хотела быть артисткой. Я хотела домой в деревню.... (И я представить не могла, что через несколько лет, я буду петь на профессиональной сцене в ансамбле Воронежские девчата и в Воронежском Русском народном хоре, там где работала М.Н. Мордасова). Мама поняла мое состояние, она подошла ко мне и спросила: "Что доченька ты плачешь?". А я посмотрела на нее и ответила: "Мамочка, поедем домой. Я не хочу здесь оставаться. Здесь все не такое, как дома".- Ответила я. - "Я хочу в свою деревню. Там и воздух чище и солнышко ласковей и ты рядом со мной". Я никогда не забуду мамины глаза. С какой любовью и заботой она смотрела на меня, поглаживая своей натруженной, шершавой ладонью мои волосы. По сравнению с другими женщинами, ярко одетыми, с прическами ,с накрашенными губами, моя мама была одета по-деревенски: вязанная кофточка, черная юбка, резиновые сапоги. На гладко причесанной голове, был легенький цветной платок. Но она была у меня самая красивая. Глядя на нее, невольно вспомнишь слова Некрасова "Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет". На таких женщинах, как моя мама, держится земля. Они и хлеборобы, и животноводы, и землепашцы, и детей рожают, и в трудную минуту последним куском хлеба поделятся. Сейчас пошла мода, 90х60х90. Это фигура класса. Одним словом фотомодель. Что взять с этой модели? Она вкус борща и хлеба уже давно забыла, она бедная боится есть. А вдруг на сто грамм поправиться. Она не есть, а лижет как кошка. Какая с нее мать? В ней фунт вони, и одна ложка крови. Разве может такая женщина выкормить грудью ребенка? Да и есть ли она вообще у нее. А таких женщин, как моя мама, называли и называют Некрасовскими женщинами. При всех своих женских достоинствах.
***
Мама была звеньевой сахарной плантации. В звене у нее было двадцать женщин. И на каждую женщину было нарезано по пять гектар. То есть сто гектар на звено. Это фантастически непосильный ручной труд. Два раза нужно было прополоть вручную и прорвать свеклу, чтобы каждый росток был на расстоянии друг от друга. А женщины не испугались, обработали, вырастили и выбрали всю свеклу до единого корешка. Единственной помощью был трактор, который выпахивал корни, а выбирали руками. Складывали в кучи, чистили ножами, затем грузили в машины и отправляли на сахарный завод. Вот такие русские женщины в наших селениях. Не то, что те с накрашенными губами или те, что 90х60х90. Но это я немножко отступила от главного. Продолжу о музыкальном училище.
Видя мое волнение, мама не долго думая, берет меня за руку, никого не предупреждая об этом, и ведет по длинному коридору на выход. Наконец-то мы на улице, вот и трамвайная остановка. Я быстро подпрыгиваю на ступеньку и сажусь около окошка. Перед моими глазами быстро проезжали машины, трамваи, троллейбусы. Куда-то все бежали, толкались, ругались. "Вот, это и есть город". - Сказала мама.- "Что здесь хорошего дочка? Тебе нравится?". "Нет". - Ответила я. - "Здесь нет такой воды, как у нас в колодце. Я весь день пила сладкую воду, но напиться не могла. И здесь слишком шумно". - Добавила я. Потом мы ехали молча. Каждый думал о своем. Я думала, как хорошо, что завтра, я снова пойду в свою школу, в свой родной класс, сяду за свою парту, как хорошо, что я здесь не осталась. Петь я смогу и в школе. А мама думала, как-то не хорошо получилось. Долго ехали, прослушались, дочку взяли в училище. С нами как с людьми, а мы даже до свидания не сказали. Надо было бы предупредить. Ну, да ладно, что уж теперь. Что с меня взять с колхозницы. Приехав домой, жизнь моя пошла своим чередом. Утром в школу, под вечер из школы. Восемь километров каждый день. Затем уроки, помочь по хозяйству это святое дело.
****
Летние каникулы! Кто придумал эту блажь для школьников? Все три месяца деревенские дети на воздухе, купались в пруду, на лужайке играли во все возможные уличные игры. Но и нельзя не отметить то, что мы еще и трудились. В каждом доме была скотина: коровы, овцы, козы, которых нужно было кормить не только летом, но и зимой. По-этому нам приходилось помогать родителям заготавливать корм скоту. Мы рвали траву и сушили около своих домов. Принесем вязанку, разбросаем, затем дня через три-четыре переворачиваем и так до тех пор, пока не высохнет. За лето каждый из нас много травы натаскивал. Мы были приучены к физическому труду. Родители наши работали с темна до темна в колхозе. Мы видели, какие они уставшие приходили домой. А мы до прихода родителей и не хитрый ужин уже приготовили. Это или картошка вареная в чугуне на тагане на улице, или похлебка (так назывался жидкий картофельный суп). Мне было не более шести лет (а ростом я была большая), а я уже полола картошку на огороде. Меня из-за ботвы не было видно, а я так старалась, каждый кустик оберу руками, а потом тяпкой. Мама меня всегда называла "моя помощница".
Вот так и проходили наши годы детства, годы беспечности, радости и счастья. Наступали годы юности и годы любви.
Новый 1965 год был очень снежный и тихий. На нашей улице стояли электрические столбы, на которых были фонари с лампочками. Так что улица была достаточно освещена. Мы девчонки, около двенадцати часов ночи, собрались около дома председателя колхоза. Вернее напротив его дома, под столбом где был самый яркий электрический фонарь, и громко кричали :
-Ура! Новый 1965 год! Живем последние минуты 1964 года! Новый год, что ты нам принесешь?
А снег все шел и шел, так тихо и дружно и такими крупными хлопьями. Мы ловили их руками, ртом, обсыпались снегом и долго-долго бегали по улице с криками: - Ура! Новый год! Веселились как маленькие дети, а нам было уже по шестнадцать лет. Домой я пришла вся мокрая от снега, варежки хоть выжимай. Лазая по снегу и валенки были мокрые. Мама заворчала :
- Что шляешься? Уже скоро час ночи. Где тебя носило?
- Мама, люди все встречают новый год! Новый год, а ты спишь! С новым годом тебя!
- Может в городах и встречают, но не у нас в деревне. Ложись, мне завтра, вернее уже сегодня, рано вставать на ферму. Коровам новый год ни к чему, их доить надо.
****
В конце января 1965 года, к нам в деревню приехали молодые специалисты, проводить телефон по колхозам. Это была суббота. И как обычно по субботам мы ходили в клуб. Это сейчас у молодежи много мест для развлечений: и дискотеки и ночные клубы и спортивные залы и бассейны и многое-многое другое. А у нас в деревне единственным местом где можно было развлечься был клуб. И школьные вечера по праздникам. А как я уже раньше писала, праздников в деревнях намного меньше, чем будней. А у взрослых, можно сказать, их вообще не было. В клубе показывали фильмы, а до показа крутили пластинки, под которые молодежь танцевала. И опять мне хочется сравнить настоящее время и время моей молодости в деревне. Ведь сейчас как? В любом культурном заведении (а клуб тоже культурное заведение), есть раздевалки. В раздевалки сдашь одежду, приведешь себя в порядок, кругом зеркала, поправишь прическу, улыбнешься в свое отражение и идешь танцевать или смотреть спектакль, если ты в драм театре. А у нас в клубе, какие раздевалки? Зачастую даже помещение не отапливалось. По-этому мы танцевали в одежде, в пальто, в валенках, некоторые даже с рук не снимали варежки. Попрыгаем под музыку, кино посмотрим и по домам. Вот и все развлечение. Кстати танцевали в основном девчонка с девчонкой. У нас было мало мальчиков, которые танцевали или просто стеснялись. Но зато когда мы шли домой, тут они были герои, обсыпали нас снегом, и бросались снежками, если снег был влажный. Итак была суббота.... Играла музыка. В клубе на этот раз было тепло. Я танцевала со своей подружкой Наташей. Вдруг на горизонте появились те самые молодые люди, которые приехали к нам в колхоз на практику. Целая толпа, и сразу ринулись к танцующим девчонкам. Ребята, по всему было видно, что городские. Хорошо одетые, в отличие от наших мальчишек, без комплексов. Подойдя к танцующей паре, они, спросив разрешение, стали, как ни в чем не бывало, танцевать. Подошли к нам двое парней. В один голос спросив: - Разрешите с вами потанцевать.
Я была высокого роста, по-этому со мной пошел танцевать парень, который был выше другого. А тот пригласил мою подружку. Мы, конечно, очень смущались, не поднимая глаз. А из клуба, мы девчонки, сбились все в кучу и шли отдельно от мальчиков. А они нас не выпускали из виду. Когда дошли до деревни, парни подошли к нам и сказали:
- Девчонки, давайте знакомиться.
И стали делать перекличку.
- Атос!
- Я!
- Партос!
- Я!
- Д, Артаньян!
- Я!
- Арамис!
- Я!
- Кинг!
- Я!
И пошла дальнейшая перекличка.
Мы все рассмеялись.
- Что это, мушкетеры к нам приехали?
И после этого мы все разбежались по домам. И, конечно, в первый вечер знакомство не состоялось. Это сейчас молодежь знакомиться: по интернету, в парках, в кафе и так далее.
Раньше молодежь была другая. Я не хочу осуждать нынешнюю. Нужно рассуждать логически. Третье тысячелетие, сейчас все другое и культура другая, и нравы другие, и сама жизнь диктует по-другому. Сейчас у молодежи все есть: есть, где проводить свободное время: парки, кафе, кинотеатры, спортивные залы, библиотеки и многое другое. А что было у нас у деревенской молодежи? Нам было по шестнадцать лет, а многие из нас даже трамваи и троллейбусы видели только в кино. Телевизор был один на всю деревню. И будучи артисткой Ансамбля "Воронежские девчата" меня приходили смотреть пол деревни по этому телевизору. И кто не смог придти спрашивали друг друга. : "Ну, что смотрели Алку по телевизору?". Это было тогда в диковину. Но это и было полвека назад. А сейчас телевизором никого не удивишь. Уже почти в каждом доме компьютер, домашний кинотеатр и много другой техники. Хорошо мы сейчас живем.
Но я отвлеклась. Люблю рассуждать иногда даже не по существу. Но продолжу о знакомстве.
Прошло немного времени и Гусевские девчонки подружились с телефонистами. Они оказались хорошими ребятами. После работы встречали нас из школы. Мы готовились к экзаменам за десятый класс, и другой раз задерживались допоздна на консультациях. А по вечерам все девочки собирались у кого-нибудь из нас и вязали пуховые платки. А наши мальчики сидели с нами и ждали, когда мы закончим свое рукоделие, чтобы потом с полчасика с нами погулять. Но они не просто сидели и ждали нас, они нам рассказывали анекдоты, смешные случаи из жизни. Некоторые из них хорошо играли на гитаре, а я со своей подружкой всегда пела песни, совмещая приятное с полезным. Но свою вечернюю норму мы должны были связать, иначе в следующий раз родители не отпустят гулять. А мы родителей не только любили, но и побаивались. Это сейчас научный подход в воспитании детей, а раньше один был подход, если, что сделали не так, получай по заслугам не взирая на возраст. А время шло. Мы учились, ребята работали.
Весной 1966 года мальчиков призвали в армию. Грустно было расставаться. Мы обещали ждать, писать письма. У всех нас на глазах были слезы. И у моего Кинга тоже были слезы. И никто не знал, как измениться наша жизнь за эти два года....
Жизнь не стоит на одном месте. Не осуществились и наши мечты, которые мы загадывали в шестнадцать лет. И судьба сложилась не так как мы мечтали. Одна только мечта осуществилась у меня, я все-таки стала артисткой. Работала вначале в ансамбле "Воронежские девчата", затем в "Воронежском Русском народном хоре" с Великой Мордасовой. И завершила свою профессиональную деятельность в "Кубанском казачьем хоре".
Но счастье заключается разве только в работе? Я помню в десятом классе у нас в школе был диспут, который назывался "Что такое счастье?" и что важнее семейное счастье или общественное. Многие выступали за общественное счастье, а на втором месте было семейное. Наш директор школы Сахаров Олег Владимирович посмотрел на меня и говорит:
- А вот Алла Горбачева думает по-другому. Она думает счастье-это когда муж красивый, много денег получает, на своей машине ездить в отпуск по морям.
После этого все рассмеялись. Мне показалось, что я была в этот момент унижена. Тогда я встала и говорю:
- А какая девочка не мечтает выйти замуж за богатого и красивого? Главное, чтобы еще и не глупый был. Это только в песне поется "С милым рай и в шалаше". А я бы добавила, а квартира в новом доме, ну кому ж не по душе?
И опять все рассмеялись. Я много, что-то говорила про семейное и общественное счастье. Главное, что семейное счастье было мною поставлено на первое место.
- Какое может быть общественное счастье...-Продолжала я. - ...если муж пьяница и дети поболели? А я должна, придя на работу, улыбаться, как многие здесь говорили. А при этом сердце кровью обливается, при одной только мысли, а что там дома? А вот, когда дома и муж трезвый, и дети здоровые и на столе есть что покушать, вот тогда и идешь на работу с радостью. Вот тогда можно всем улыбаться, и даже прохожим.
Хорошо помню, когда я закончила свой диалог, в зале сразу стало тихо, а через секунду шквал аплодисментов. Одним словом все со мной согласились. И даже сам директор после диспута мне сказал:
- Молодец Алла, умеешь отстаивать свою точку зрения. Ни одним хлебом сыт человек.
Прошло много лет, мы уже не те шестнадцатилетние девчонки-хохотушки. Жизнь побила каждую из нас. И когда я приезжаю в свою Гусевку (ее сейчас трудно узнать) я всегда хожу по всем стежкам-дорожкам, где в детстве и юности пробегали наши молодые ножки. Где впервые я встретила свою любовь, где впервые услышала признание в любви. Гусевку нашу, сейчас не узнать. Ни людей, ни птиц, ни собак. Раньше детские голоса сливались в одну ноту, в одну высокую ноту. Со всех сторон слышался звон и смех ребятни. Сколько свадеб гуляли в сезон, сколько детей рождалось! А сколько было молодежи!!!! Вечерами то на одном краю деревни, то на другом, разрывалась гармошка. Весело было и многолюдно. Люди раньше общались друг с другом (не то, что сейчас, у каждого все свое, и общение тоже свое, т.е. телевизоры, телефоны, интернет). А сейчас наша старушка-деревушка одна сиротинушка. Многие разъехались кто куда. А многие умерли. Осталось несколько жилых домов, и, кажется, что оставшиеся дома вросли в землю. Сады одичали, а какие были сады!!! И яблоки, и груши, и сливы, и вишни разных сортов и в каждом доме сад. А весной как все зацветет вокруг, такой аромат от цветения, а красота неописуемая!!! Идешь по колхозному саду (мы там всегда гуляли) как по облакам. Внизу зеленая, сочная, мягкая трава, а вверху яблони в цвету. Раскроешь широко-широко руки и бежишь, не ощущая веса в теле. Так и кажется, сейчас вместо рук появятся крылья. И ты полетишь высоко-высоко наслаждаясь этой неземной красотой. Сколько было сил, здоровья, энергии, и желания жить, жить, жить...
А сейчас на склоне лет своих, все чаще и чаще меня посещает ностальгия. Грусть о родине, о далекой юности, о своих гусевских подружках, о своих людях, о своей родной сторонушке, которая вырастила меня, дала образование, научила читать, писать, мыслить и мечтать. Скоро полвека, как я живу на Кубани, но никогда не забывала и не забываю родные края. Как в детстве я говорила:
- Там и солнышко ласковей греет, и воздух чище и вода прохладней....
А сейчас ко всему этому хочу добавить, что там и люди намного проще, гостеприимней, дружней.
И в заключенье я хочу обратиться к своей сторонушке словами песни "На Воронежских просторах".