Женщина в длинном платье до самой земли, укутанная с головы до ног платком-шалью, поставила у моих ног глиняную чашку с супом, а на чашку положила горячий чурек и кусок бараньего мяса. Из глиняной чашки торчала самодельная деревянная ложка. Рядом поставили глиняную кружку с козьим парным молоком.
Посмотрел, как сели мальчишки аула и точно также сел сам, свернув ноги калачиком под себя. Си-деть было совершенно неудобно. Ноги стали отекать.
Как матрёшка, перекатывался из стороны в сторону, а пацаны, глядя на меня, гримасничали и хихикали. Тогда сел на кусок ствола дерева, на котором только что рубили дрова для костра. На брёвнышке сидеть было удобно.
Принялся уплетать поданную мне пищу. Всё было очень вкусно. Никогда не жаловался на свой аппетит, а тут в горах мне захотелось кушать больше.
- Саша! Ты где хочешь спать? - спросил меня, Акмал, после сытного ужина. - В шалаше с мальчишками или в кошарах за дувалом? Где спят все взрослые и девчонки. Выбирай себе сам место для своего ночлега.
Какой из городских мальчишек не хочет спать в шалаше летом в горах. Как раз здесь мне сейчас такое предлагают. Конечно, выбрал шалаш, в котором было много сена, пахло травой и цветами. Шалаш был большой, из веток деревьев, покрытых камышом и соломой. Прямо, как дом в горах под открытым небом. Разница в том, что вместо крыши и стен, в шалаше камыши и солома.
Места много. Все легли по кругу, ногами вовнутрь и головой к стенам шалаша. Получился огромный ветер из человеческих тел. Под головой соломы и сена было гораздо больше, чем под телом и под ногами, так что спать было очень удобно. Вот только с непривычки весь чесался от травы.
Мне все казалось, что по мне кто-то бегает. Это всего лишь трава касалась моего тела, а, совершенно машинально начинал чесаться. Не видел лиц пацанов, но слышал их насмешки над моим не привычным поведением. Однако все же заснул очень быстро. Ведь с самого раннего утра, как мы уехали от родственников, ещё не спал. Целый день скакал с местными пацанами.
Вероятно, это ночью сильно замёрз, так как когда проснулся, то обнаружил себя укрытым сеном, из которого торчала только одна голова.
В шалаше пацанов не было. Вылез из шалаша. Над шалашом светило яркое солнце. На дворе был день. Хорошо и долго спал на природе. Теперь тут отдохнул хорошо. Можно считать, что подлечился в горах на свежем воздухе.
- Каптар! Каптар! Вах! Вах! Ха-ха-ха! - услышал крики и смех местной шпаны. - Ай-яй-яй! Ух! Ух!
Только сейчас увидел, что вокруг шалаша собралась вся детвора аула. Дети смеялись, показывая на меня своими грязными пальцами. Посмотрел на свою одежду и увидел, что на меня прилеплены колючки-липучки, а уже на этих колючках-липучках нацеплялись солома и сено. Также у меня было и на голове. Выходит, пока долго спал, детвора потешалась над моим видом. Делали из меня какое-то лесное чучело? Можно сказать, что сотворили из человека лесное чучело.
- О-го-го! Ау! Мяу! Гр-р! - начал, издавать дикие звуки, которые мог издавать каптар в ущелье.
Мальчишки и девчонки весело засмеялись над моим видом. Кинулся на них, как дикий зверь. Дети тут же разбежались в разные стороны. Затем каждый пацан стал подбегать ко мне из-под тешка и дёргать у меня колючки-волосы. В шутку кидался в их сторону, как затравленный зверь. Местная детвора смеялась над моим видом. Они бегали вокруг меня, а вновь гонялся за ними. Так мы играли до тех пор, пока на моей одежде не осталось ни одной колючки и сами дети устали от этой игры. После чего, дети помогли мне полностью очистить себя от соломы и сена.
- Утро доброе, аксакал Акмал! - ответил с приветствием, как горец. - Как дела? Как жена и дети? Как ваше здоровье? Каптар вас не беспокоит ночью? Меня ваши внуки в каптара превратили.
- Молодец, джигит! - как молодой, засмеялся Акмал. - У меня все хорошо. Каптар не беспокоит. Мы с ним по ночам за отарой овец смотрим, чтобы волки овец не задрали. Дети и внуки здоровые.
Мы оба засмеялись над удачной шуткой, и пошли к кошарам, где в это время готовили завтрак. Вкусно пахло национальными блюдами Дагестана. В мою честь готовили шербет. После супа из говядины, с большим наслаждением лакомился сладким шербетом с орешками фундук. Запивал сладости козьим парным молоком. Вместе со мной шербет кушали все дети аула. По лицам детей было видно, что они рады моему присутствию. Взрослые тоже били довольны нашей дружбе.
Когда мы досыта наелись, то дети позвали меня с собой в ущелье, в котором водился каптар. Подумал, что если дети аула не боятся каптара, то чего мне тогда его бояться. Можно отправиться с ними в заросли леса, который густой стеной стоял в расщелине между величественных гор. Было приятно понимать то, что быстро нашёл с ними общий язык дружбы, на котором разговаривают дети любой национальности. Между нами, фактически отсутствовал языковой барьер. Это ущелье было намного больше Уллубиевской балки. Но когда был в пионерском лагере "Сергокола", то в это ущелье мы почему-то не ходили в походы. Может быть, это тогда в ущелье жил каптар, и его все боялись. Но почему сейчас каптара не боятся местные пацаны? Словно этот неведомый зверь у них старый друг. Можно свободно общаться с ним, как с обычным человеком.
Когда мы углубились в ущелье, густо поросшее кустами и деревьями, то увидел всюду следы огромных ног. Но местные пацаны даже не обращали на них никакого внимания. Мальчишки хотели показать мне что-то другое, что их интересовало больше чем следы каптара. Только этого не знал.
Мне было очень интересно скорее узнать тайну, которую знали местные мальчишки из аула и, наверно, хранили тайну от взрослых. Теперь они мне, как своему кунаку, доверяли тайну гор.
Как только наша орава пробилась сквозь заросли кустарников к отвесной скале, то сразу понял, зачем меня сюда привели пацаны из аула. Перед нами открылось потрясающе зрелище. Прямо из скалы было высечено лицо похоже на обезьяну или придуманного людьми каптара. Изо рта, ноздрей и ушей высеченной физиономии на скале стекали ручейки кристально чистой воды, которая сливалась на бороду и небольшим водопадом падала вниз к нашим ногам.
Тут же вода растекалась по дну ущелья и поглощалась растительностью. Был поражён этим зрелищем. Такого мне никогда не приходилось видеть. Кто же был этот таинственный скульптор, который создал такую красоту в ущелье? Ведь пацаны знают наверняка этого таинственного мастера. Иначе б они сюда не ходили так просто, без всякого страха, как ходят к себе домой, точнее в кошары аула.
- Кто это сделал? - спросил, пацанов, показывая жестами, как такую работу делают скульпторы.
- Каптар! - хором ответили замызганные пацаны.
Они стали, на словах и жестами, объяснять, кто делал. Пока продолжал разглядывать это зрелище, мальчишки тем временем разделись догола и полезли купаться под совершенно прозрачный водопад. Тоже последовал за ними под струи водопада, вода которого была настолько холодной, что едва продержался пару минут под водопадом.
Но даже этого времени хватило мне, чтобы смыть с себя грязь и почувствовать, как дышит моё тело, умытое родниковой водой, которая обладала приятным вкусовым качеством.
Брал эту воду от водопада в свои ладони, с большой жадностью пил и не мог никак насладиться. Настолько была вкусна эта вода, напоенная ароматом природы, зелень которой окружала прелестное место, прятало от постороннего людского глаза. Так и хотелось мне навсегда остаться здесь, чтобы жить здесь на дикой природе, вдали от душного воздуха городских улиц. Наверно, именно поэтому в горах Кавказа живут столетние аксакалы.
Мальчишки аула ещё долго плескались под холодными потоками воды из водопада. В этот момент тоже не терял зря ценное время, постирал свою одежду и полакомился плодами ягод. Тут в основном росли ягоды и плоды - барбариса, ежевики, винограда, кизила, алычи, груш и яблок. Просто трудно перечислить все, то богатство, которое сотворила здесь в горах дикая природа.
Когда пацаны накупались до посинения, то мы быстро побежали из ущелья на поле, чтобы там согреться и посушить своё мокрое белье на солнце. Разложил свою одежду прямо на траву. Мы стали играть в различные игры, которые знали мальчишки аула и которые были известны мне.
Это были такие игры, как лапта, казаки разбойники, альчики, чижик, городки, жошка и многие, многие другие игры, которые можно перечислять целый день. Так мы играли до самой темноты. Даже забыл про свою одежду и бегал в одних трусах, как из аула орава пацанов моего возраста, словно родом из этих гор и всегда жил в этом ауле.
Постепенно, даже стал понимать некоторые слова на языке этого народа и мальчишки тоже стали меня понимать также, по жестам и, по некоторым словам, русского языка. Мы даже придумали свой собственный сборный язык. Пацаны называли по-русски какой-то предмет, а называл на их языке что-то другое, затем мы составляли сборное предложение из двух языков и получался наш собственный язык, который могли понять только мы и никто другой. Это была, в своём роде, игра и учёба. Мы познавали сразу два языка совершено разных народов. Многие из этих слов помню до сих пор.
Мы разрабатывали различные варианты игры со словами и моё мнение об этих мальчишках сильно изменилось. Пацаны из аула оказались совсем не глупые, как мне казалось в начале нашего знакомства. Возможно, что в грамоте они отставали от городских детей, но в природе пацаны из аула разбирались гораздо лучше меня городского. Пацаны с домашними животными общались, как с людьми и животные понимали пацанов с полуслова.
Когда в темноте стал искать свою одежду в поле и никак не мог найти. Карапуз Яхъя шепнул что-то на ухо своёй кавказской овчарке, которая днем охраняла стадо овец, овчарка понюхала меня и убежала в поле. Через несколько минут овчарка вернулась обратно и принесла всю мою одежду, причём собака тащила одежду на своёй спине, слегка придерживая зубами. Выходит, собака знала, что одежду пачкать нельзя, а возможно, что овчарка тащила мою одежду как волки, которые таскают зарезанных овец у себя на спине. Ведь все здесь учатся жить от диких животных.
Когда овчарка притащила одежду, то принесла её не своему хозяину, а именно к моим ногам. После этого собака улеглась у ног хозяина карапуза Яхъя, который довольный работой собаки, отблагодарил её косточкой от ужина. В этот вечер, перед сном, обратил внимание на то, что после того, как мы улеглись спать, овчарка, по кличке Абрек, пригнала отару овец к нашему шалашу.
Овцы плотным кольцом легли вокруг нашего шалаша и образовали как бы утеплённый круг. В горах ночью всегда очень холодно, даже летом. От овец исходило тепло. В шалаше не было холодно. Ночью совершенно не укрывались ничем, было тепло.
Мне так понравилось в ауле с моими новыми друзьями, что даже не заметил, как прошло три дня. На четвёртый день утром приехал на драндулете мой отец. Отец был слегка пьян. Выходит, что эту ночь отец спал у наших родственников в горах и с дядей Ильёй выпивал водку, которую отец привёз из города, так как в ауле спиртного нет. Так нам за ужином сказала тётя Маша, которая предупредила отца о выпивке.
Издали услышал трескотню нашего драндулета, появление которого облаял Абрек. Вслед за Абреком поднялись остальные собаки из аула и сопровождали отца до самых кошар. Отара овец не успела покинуть кошары и чабаны, цокая своими языками, усмирили собак из аула, которые расположились рядом с овцами и внимательно следили за продвижением моего отца на драндулете. Тем временем отец с приветствиями подошел к старику Акмалу.
Они обратно начали свои переговоры на тему отстрела секача и его вывоза в город. Старик долго чему-то не соглашался, но, когда отец показал мне, что мы сейчас уезжаем, тогда аксакал ударил с отцом по рукам и они оба вернулся обратно в кошары. По пути обсуждая какие-то детали будущих событий.
Отец сел у костра, как почётный гость и ему оказали особое внимание, как тут того требует обычай гор. После всей церемонии приёма гостя, все мужчины аула расселись вокруг костра и принялись за завтрак. Лишь чабаны с отарой овец уже покинули кошары и медленно поднимались в горы к сочным травам альпийских лугов.
Вероятно, что эти чабаны завтракают до восхода солнца. В то время, когда приехал мой отец, солнце здесь только всходило из-за гор.
До обеда отец отдыхал. Он спал в нашем шалаше и его никто не беспокоил. Мне было как-то неудобно обращаться к отцу, так как отец сам ни стал говорить со мной. Может быть, выпивка ему мешала, а, возможно, что отец просто устал с дороги. Но только в этот день не играл с пацанами аула, и пацаны меня понимали.
Прямо после завтрака мальчишки ушли подальше от кошар и не появлялись мне на глаза до самого обеда. Лишь издали слышал игру и смех пацанов аула. Но мне не было дозволено играть с ними. Наверно мой отец хотел, чтобы был рядом с ним.
- Нам надо посмотреть тропу свиней к водопою, - сказал отец, после обеда. - Мне надо определить место лежбища свиней и в ночь сесть в засаду там, где секач стоит на своём дозоре и охраняет стадо. Вожака стада так просто не убьёшь, это умный и сильный зверь, готовый постоять за стадо.
Отец не спеша надел на пояс, кожаный патронташ с патронами заряженными пулями, проверил наличие патронов в патронташе. Как полагается охотнику, открыл затвор ружья и разломил ружье. В таком виде, раскрытое ружье, положил через плечо и медленно пошёл к опушке леса. Тоже последовал за отцом.
Присутствующие мужчины внимательно следили за нами, как за героями, идущими на схватку с врагом. Никогда не встревал в дела своего отца, но мне было удивительно интересно, почему отец не пошёл в ущелье, где полно следов каптара и свиней, а отправился именно в обход ущелья. Чего ему там надо? Так думаю, что отец зря в горы не пойдёт.
- Если пойду прямо в ущелье, то секач будет знать мой запах, - сказал отец, словно прочитал мои мысли. - Но, если тропу проверю с опушки леса, которая продувается ветром, то секач меня никак не почувствует. Смогу его увидеть раньше, чем он успеет меня обнаружить в лесу по шороху или по запаху моего тела. Нам надо перехитрить вожака стада и захватить его врасплох.
Мы медленно поднимались в гору, по тропе между деревьями. Деревья росли в ущелье и на другой стороне горы. Тропа как бы разделяла два мира природы. В ущелье были в основном плодовые деревья и ягодники, а также травы и папоротники величиной с человеческий рост. На наружном склоне горы в основном росли хвойные и обычные лиственные деревья, но плодовых деревьев и ягодников там вообще не было, а трава была настолько хилой, что едва прикрывала на склоне землю.
Зато лишайник на склоне горы был на всех камнях и на некоторых деревьях. Остальной растительности на холодном склоне горы не было. Где-то к вечеру мы достигли намеченного отцом места. Отец хотел было спускаться в ущелье. Но, совершено неожиданно, оступился с тропы и встал прямо на огромную колючку, которая проткнула мне, снизу сандаль правой ноги и поранила сильно подошву. Свалился на землю и стал плакать от боли. Отец сразу выдрал колючку и сандаль с моей ноги.
Яркая кровь потекла с моей подошвы. Отец пошарил глазами вокруг нас, нашёл несколько листьев подорожника, которые тут же приложил к моей ране на подошве и надел мне вновь на ногу сандаль. От этого мне легче не стало. Как прежде болела нога, не мог идти дальше. Терпеть боль у меня не было никаких сил.
- Возвращаться обратно, плохая примета, - сказал мне, отец. - Ты потерпи, кровь скоро перестанет течь из раны. Посиди здесь. Спущусь в ущелье. Посмотрю следы свиней и вернусь обратно к тебе. Без меня не смей никуда ходить. Здесь не Уллубиевская балка. Можешь заблудиться.
Отец ушёл, а мне сказал остаться одному на опушке дикого леса. Где всюду водится много диких зверей и каптар гуляет вместе со свиньями на водопой к таинственному водопаду, где-то там внизу ущелья. Вот только мне приходится сидеть здесь, дрожать от страха, холода и боли моей правой ноги, которая опухла, как валенок. При такой боли можно душу Каптару отдать или откинуть сандалии.
Серые сумерки незаметно поглотила страшная тёмная ночь. С гор спустилась ночная прохлада. Прямо из ущелья потянуло сыростью. На мне были сандалии, трусы и майка. Вся кожа на моём теле покрылась пупырышками от холода, а волосы на моих руках и ногах поднялись, стали колючими, как иголки.
Под листьями подорожника на раненой подошве набралось много крови и в правом сандале хлюпало, как от болотной грязи.
Нога сильно опухла. Кружилась голова и слегка тошнило. Боялся, что сейчас в лесу потеряю сознание. Поэтому щипал себя, чтобы хоть как-то бодрствовать и быть в состоянии контролировать своё сознание.
Но это мне мало помогало, голова продолжала кружиться. Чтобы меня не съели хищники, если потеряю сознание, залез на дерево и укрепился между ветками так, что во время сна или потери сознания не мог упасть вниз. Конечно, мне не хотелось быть съеденным хищниками или умереть в лесу на ветках.
Как всегда, время движется быстро. Вскоре ночь приняла землю в свои черные объятья. В небе появились миллиарды звёзд. В ущелье захихикали и заухали, ночные звери и птицы. Заскрипели от старости огромные деревья. Всюду были слышны разные лесные шорохи. Мне было очень страшно. Мне некуда было деться.
До кошар далеко и одному мне идти в лесу страшно. Кроме того, отец такой строгий, что если уйду с этого места один, то он мне может всыпать хорошего ремня. Мне ничего не оставалось делать, как ждать отца или сидеть здесь до самого утра. Надо только удобно сесть, чтобы хорошо выспаться на дереве.
У меня стали слипаться глаза. Чуть не заснул, как вдруг, где-то выше на опушке леса, услышал шаги и непонятный мне разговор. Хорошо пригляделся и при слабом свете луны увидел две человеческие фигуры.
Возможно, что это мой отец с кем-то встретился в ущелье. Они вместе смотрели следы свиней. Ветки дерева, на котором сидел, были низко от земли и находились вблизи тропы на опушке леса.
Мне совсем не требовалось больших усилий. Спрыгнуть с дерева рядом с людьми, идущими по тропе в мою сторону. Удобно расположился на ветках, чтобы было легче соскочить на тропу, скользящую по склону горы близко от дерева. Когда две тёмные человеческие фигуры поравнялись рядом с моим деревом, то с шумом и криками упал прямо перед ними.
- Гр-р-р! Ого-го! - громко прокричал, в середину ближней фигуры, от страха чуть сам не умер.
Передо мной стояло какое-то огромное волосатое чудище. Даже ощутил это руками, когда во время прыжка не удержал равновесие и руками коснулся упругого тела, покрытого густой шерстью или волосами. Рост у него такой огромный, что моя голова едва доставала ему до пояса. От страха в тот момент не мог разобрать, кто был передо мной.
Одно мгновение прошло от увиденного мной чудища. Через несколько секунд мчался с дикими воплями вниз по тропинке, не чувствуя под собой ног. Даже совсем забыл о своёй раненой подошве правой ноги и о своём очень плохом состоянии, которое не давало мне уснуть. Бежал так быстро, как никто никогда не бегал. Неизвестно, сколько пробежал вниз горы, поглощённый истерическим страхом, но не успел опомниться от страха, как откуда-то из леса выскочила огромная кавказская овчарка и громко лая побежала следом за мной.
У меня словно появилось второе дыхание от добавочного страха. Быстрее пустился бежать вниз горы. Собака вплотную следовала за мной и пыталась укусить меня за пятку. Даже чувствовал, как собака тычется в мои пятки мокрыми губами и носом.
У меня ещё больше прибавилась скорость. Следом за собакой из леса выскочил на лошади чабан. Чабан что-то громко кричал мне и собаке, но не мог никак понять, так как не знал этого языка и продолжал бежать, прямо как затравленный зверь. Так бежал долго и не мог остановиться, а сердце моё вот-вот готово было выскочить из груди от бега и от страха.
Ни знаю, чем бы все закончилось бы, но зацепился ногой об какую-то палочку и со всего бега рухнул на твёрдую землю. Да так сильно, что в кровь разбил своё лицо, тело, руки и ноги. От самой головы до ног на мне не было целого места. Все тело было ободрано до крови от скольжения по горной тропинке, когда со всего маха рухнул на тропу и по инерции пролетел ещё по камням. Переломов у меня вовсе нигде не было.
Как только свалился на землю, собака остановилась возле меня и стала гавкать, но не кусала. Подъехал на лошади чабан и отогнал от меня собаку. Но, уже через мгновение, потерял сознание, только чувствовал, как ноет от боли моё тело и меня куда-то несут большие мужские руки, которые мозолями впились в мои раны. Боль в ободранных ранах была такая ужасная, что стал стонать в бессознательном состоянии.
Очнулся в кошарах, к вечеру нового дня. Моё тело сплошь было перебинтовано какими-то разными тряпками. Видимо, что в ауле не было бинтов. Ссадины и ушибы тоже ныли. Была такая боль, от которой хотелось выть волком.
На своём лице всюду чувствовал ободранные места и синяки. Болела голова и сильно тошнило. Очевидно, опять сотрясение головы. Такое состояние у меня было во время сотрясения головы после удара мотоциклом.
Теперь все повторилось. Вновь моя спина была холодной и не чувствовал своего тела в обычном состоянии. Возможно, что меня парализовало? Так как руки и ноги лежали рядом, как плети, а спина была, словно доска. Вокруг меня сидели мальчишки и девчонки аула. Смотрели на меня глазами полными слез и ничего не говорили. Когда увидели, что открыл глаза, то позвали старика Акмала.
- Саша, почему так сильно бежал? Собаки не кусают. - спросил меня старик. - Где твой отец?
Мне было больно даже моргать, ни то, чтобы говорить. Боялся, что мои заживающие раны на лице порвутся при разговоре, так как чувствовал, как они натянули моё лицо. Поэтому промолчал. Но мои солёные слезы сами по себе стали стекать по моему лицу, обжигая солью не затянувшиеся раны. Отчего мне было, больно и неприятно, но не мог пошевелиться и терпел эти издевательства от слез на самом себе.
Все существо моей жизни было напряжено, как сильно натянутая струна, готовая в любое мгновение лопнуть, чтобы не иметь связи с музыкой жизни. Кожа на моём теле, подобно папиросной бумаги, могла от лёгкого движения в любой момент порваться, просочиться моей собственной кровью.
В таком положении лежать было ужасно неприятно. Но и поменять позу также не мог. Все моё тело было парализовано от боли.
Лишь на второй день, когда мой организм стал истощать, меня начали кормить из самодельной деревянной ложки, каким-то суповым бульоном, вкус которого не мог никак определить. Но моё сознание подсказывало мне, что если хочу жить, то должен кушать все, что мне дают эти люди. Можно сказать, что через силу, стал осторожно употреблять пищу и почувствовал, как жизнь опять возвращается в моё тело.
Питательные соки жизни растекались по всему моему телу. До этого напряжённые от боли жилы и ткани организма стали постепенно принимать обычное состояние. Кровь в венах и артериях забурлила, ко мне вновь стал возвращаться интерес моей жизни.
Вот только отца моего до сих пор рядом нет. Что с ним случилось? Может быть, каптар его убил? Сидел тогда, примерно, до середины ночи, но выстрелов из ружья не слышал.
Отец прошел всю войну. Служил в "Дикой дивизии", в которой в основном были представители кавказских регионов и бывшие заключённые "смертники", у которых был только один выход - выжить и дойти до Берлина. Эта дивизия всегда находилась на передовой позиции советской армии. Мой отец много кратно раз рассказывал, что даже после многочисленных ранений его вновь отправляли служить в ту дивизию в передовые части.
Так что у отца был богатый опят на выживание в любой ситуации, раз он выжил в такой ужасной войне с фашистами. Да и охотник он очень хороший. Никогда из охоты не возвращался домой пустыми руками без дичи. Очевидно, что в том есть какая-то особая причина, что он не вернулся с охоты. Надо мне только дождаться его возвращения и все будет ясно.
Можно было бы послать за ним людей из аула, но они никогда не пойдут туда, где каптар и дикие свиньи. Каптара горцы боятся, а свиней призирают. Надо ждать, когда отец вернётся из ущелья. Отец с войны вернулся живым и тут не погибнет. Ни такой он человек, чтобы погибнуть в мирное время.
Шёл четвёртый день ожидания отца. Люди из аула все чаще стали вспоминать каптара, Аллаха и Избербаш. Кое-что научился понимать из разговора на местном языке и сделал свой собственный вывод. Местные жители аула думают, что каптар убил моего отца. Теперь им надо меня больного и раненного отправить как-то домой в город, чтобы ещё и не умер здесь.
Всё также лежал без движения. За мной ухаживала старая женщина, которую звали Манаба. Несколько раз приходил старик Акмал, который спрашивал меня об улучшении моего здоровья. Видимо старик сам решил отвезти меня домой в Избербаш. Просто никак не мог собраться из-за своёй семьи. Ведь он здесь в кошарах, ни только старший по возрасту, но и глава своего племени. Все слушают его и выполняют все его поручения.
- Акмал! Прошу тебя, не увози меня домой без отца. - сказал старику, когда он вновь подошел ко мне. - В соседнем ауле, за перевалом, живут мои родственники. Ветеринар Исса и врач, его жена Маша. Отвези меня лучше туда, к ним. Они за мной присмотрят и организуют поиски моего отца. Тебе тоже не надо ехать в город. Дорога дальняя и трудная. У тебя здесь большая семья...
- Почему сразу это ни сказал? - возмущённо, спросил старик. - Меня, как-то, Маша лечила. Если твой отец сегодня не появится, то тебя завтра отвезу на бричке домой к твоим родственникам.
Акмал ушёл по своим делам, а остался лежать в кошарах за дувалом под камышовой крышей, через щели которой пробивались яркие лучи солнца и сушили мои заживающие раны на лице. Манаба принесла козье молоко и стала делать мне примочки на раны молоком, а после просушки ран на солнце смазала их каким-то жиром. Даже чувствовал, как после этих процедур мои раны заживают. Меня только беспокоила моя неподвижность, которая ни давала мне быстрее выздоравливать. Лежать так было тоже противно.
Человек, по своёй натуре, очень подвижный, а тут лежу, как бревно и с пацанами из аула не могу поиграть. Мальчишки и девчонки из аула, постоянно приносят из леса различные ягоды и кормят меня ими прямо из своих рук, так как не могу руками двигать. Дети что-то приятное говорят мне на своём языке, но плохо понимаю их язык, зато жесты мне больше понятны. Вот только не могу им жестами объяснить общие понятия окружающей меня жизни и поэтому улыбаюсь им за их внимание, которое помогает мне выжить.
Где-то к обеду услышал шум и крики со стороны ущелья. Прибежали пацаны, без всяких объяснений они подняли меня на руки и понесли на другую сторону дувала, откуда было видно ущелье. Со стороны ущелья, опираясь на палку, шёл мой отец.
Едва он вышел из теневой полосы гор на поляну, как тут же свалился на землю. Мужчины из аула побежали к моему отцу и на своих руках принесли его к кошарам. Лицо отца было обросшее щетиной, а также измучено длительным голодом и бессонницей. На голове у отца запеклось много крови.
Отца положили рядом со мной у дувала и сделали ему искусственное дыхание. Отец открыл глаза и на одном дыхании выпил целый кувшин козьего молока, которое ему дал старик Акмал. Отца никто из аула не спрашивал, где он был четыре дня. Все были рады тому, что мой отец остался жив и его не убил каптар. Может быть, отец был без сознания все четыре дня? Возможно, что каптар ранил отца?
Отец спал до следующего утра. Но уже с первыми лучами солнца стал вести переговоры с Акмалом, чтобы вывести убитого им секача из ущелья в Избербаш. Старик соглашался выполнить уговор насчёт обещанных баранов, гусей и кур, но вывозить отсюда секача категорически отказывался.
Говорил отцу, что у него бричка поломалась и лошадь сильно больна. Хотя вчера говорил, что отвезёт меня на бричке к тёте Маши. Значит Акмал сейчас врал, так как после секача, то есть свиньи дунгус, мусульманам пользоваться бричкой и лошадью вообще нельзя. Бричка и лошадь в горах стоят очень дорого. Купить такое добро им в горах негде. В горах лошадь дороже золота.
Аллах не велит мусульманам трогать дунгуса, грязное животное, которое испоганило место купания Мухаммеда, проповедника Аллаха. Когда Мухаммед купался в водоёме, в это время пришла свинья и легла туда своёй грязной задницей, тем самым испоганила святое место ислама. Мухаммед сказал, что эту часть свиньи кушать нельзя, но только не уточнил именно какую.
По этой самой причине мусульмане не едят свиней вообще и призирают свиней за скверный поступок перед исламом. Так мне объяснил один мусульманин. Вот почему старик Акмал ищет любую причину, чтобы только жители аула не имели контакта с дунгусом и не осквернили свиньёй место в своём ауле. Так как нельзя будет пользоваться осквернённым видом.
- Если оставлю секача у вас в ущелье, - со злобой в голосе, сказал отец, - то он станет разлагаться и в вашей долине начнётся эпидемия. Тогда вам никто не поможет и вам придётся либо вымирать всем аулом, либо покинуть долину навсегда.
Так что у вас нет другого выхода, как только помочь мне вынести секача из ущелья, хотя бы до моей машины. Чтобы не осквернять ваш обычай свиньёй, привяжу секача к двум длинным палкам. Четверо мужчин возьмутся за концы этих палок и вынесут секача к моей машине. Так никто из ваших мужчин не коснётся дунгуса. Дальше с дунгусом разберусь сам. Вы лишь помогите мне с ним до погрузки на машину.
Старик Акмал долго беседовал с мужчинами своего аула, но никто не соглашался. Тогда Акмал показал на троих рослых парней и сам пошёл четвертым. Вероятно, это были дети Акмала, которые не посмели выступить против воли старика и повиновались его приказу. Мой отец, с ружьём и верёвками, пошёл следом за стариком и его парнями. Они ещё не успели выйти на поле, как со стороны кошар за ними побежал ещё один парень, видимо с их рода. Решил помочь своим соотечественникам и моему отцу.
Вся группа в шесть человек остановилась и после непродолжительного разговора с этим парнем, двинулись дальше в ущелье. Старик Акмал дальше не пошёл. Он вернулся обратно в свои кошары и занялся своим привычным делом. Все зеваки разбрелись по своим местам. Манаба принесла мне кушать суп. К полному выздоровлению мне нужно было хорошо кушать и набираться калорий.
Через пару часов появился мой отец с парнями. На двух длинных шестах парни несли огромного кабана-секача, который был настолько большой и тяжёлый, что два толстых шеста прогибались с кабаном почти до самой земли. Парни едва передвигали свои ноги под тяжестью этого груза. Трофейная процессия направилась в сторону нашего драндулета, который стоял далеко от кошар, чтобы запах дунгуса не осквернял жилище мусульман. Парни подошли к нашей мотоколяске и положили кабана на выступ сзади сидения.
Драндулет вздрогнул всем своим корпусом и спустил свой дух сразу с двух задних колёс. Затем слегка качнулся взад, задрал к верху своё единственное переднее колесо и перевернулся кверху колёсами, сбросив с себя секача, который бухнулся на землю. Зрелище было, словно на родео у ковбоев с Дикого Запада. Драндулет вращал колёсами, как раненый бычок копытами. Туша кабана валялась рядом прямо на дороге.
Отец ни стал убиваться горем. Он тут же перевернул мотоколяску обратно на колёса. Достал из-под сидения драндулета насос и ниппеля для колёс. Так как старые ниппеля лопнули под тяжестью кабана.
Заменил оба старые ниппеля на новые и быстро стал качать колеса своёй мотоколяски. Парни по очереди помогали отцу качать колеса. Вскоре драндулет был готов к дальнейшей поездке. Как заядлый ковбой, отец лихо вскочил в мотоколяску.
Отравляя окружающую среду копотью из выхлопной трубы драндулета, он скрылся на другой стороне долины, откуда постоянно доносился рёв тракторов и машин. Там, в сторону посёлка Сергокола, шло какое-то строительство. Наверно строили дорогу. Машины ездили вкруговую от долины, где находились эти кошары.
Прошло больше часа, прежде чем мы увидели огромный самосвал, в кузове которого лежал наш драндулет. Туда же парни закинули секача вместе с шестами, на которых он был привязан. Мой отец дал какие-то указания старику Акмалу насчёт меня, а сам забрался в кабину самосвала и уехал домой в Избербаш.
Обратно остался лежать там же у дувала в шалаше, который для меня смастерили мальчишки аула.
Меня постоянно охраняла кавказская овчарка по кличке Абрек. Рядом бегали девчонки в длинных платьях до самой земли, с босыми ногами. Лежал в шалаше и наблюдал за этими девчонками сквозь щели. Старика Акмала долго не было.
Лишь к обеду старик Акмал появился на бричке, в которую запряжены два огромных вола с горбами. Наверно старик Акмал ходил куда-то пешком за этими волами с бричкой.
"Может быть, действительно лошадь в ауле заболела?" - подумал о ситуации. - "Старик не врал, а мне пришлось плохо о нём подумать. Запряжённые волы, точно для меня. Теперь он меня неделю будет везти домой"
- Ты больной и не на скачках, - залез дед в мои мысли. - Тебя повезу, как больного прямо домой к твоим родственникам.
В последний раз меня кормила Манаба бульоном, на бараньем жиру от курдючного сала. Пришли пацаны. Они помогли старику Акмалу удобно положить меня на бричку в большую кучу сена.
Под мою голову постелили охапку жёлтой соломы, чтобы удобно было лежать и все видеть. Каждый мальчишка, а затем и девчонки, по очереди пожали на прощанье мою правую руку, которая лежала плетью на сене рядом с моим телом.
Почти не чувствовал пожатия рук. Но прикосновение рук девчонок определил сразу. Руки у девчонок были какие-то мягкие и нежные.
Такие же руки, как у девчонок нашего класса. Когда девчонки одноклассницы приходили ко мне в больницу и жали мне руку, тогда тоже ощущал приятное прикосновение их нежных рук и меня это волновало.
Тогда, как и сейчас, вся душа моя невольно трепетала. Мне очень хотелось продлить приятное прикосновение девичьих рук. Девчонки аула, как замарашки, но они все-таки тоже девчонки. Может быть, какая-то из этих девчонок станет женой одного из моих друзей из горного аула...
Наше затянувшееся прощание прервали волы. Когда старик Акмал привязал на оглобли палку с пучком соломы перед мордами волов, волы тут же потянулись к соломе. Качнув слегка своими большими горбами на холке, волы медленно двинулись в путь. Бричка заскрипела под тяжестью груза и от своёй ветхой старости.
Колеса, повинуясь движению волов, покатили меня к пыльной дороге через горный перевал в сторону аула, в котором жили наши родственники, терские казаки. Опять у меня с ними продлится наше знакомство.
Волы медленно раскачивали своими огромными бёдрами, как та полная дама с собачкой вовремя своёй очередной прогулки в городском парке. Также как полной даме, волам некуда было спешить, поэтому они медленно жевали пучок свежей соломы и на ходу обильно удобряли землю и колеса брички.
Назойливые мухи тучами летали вокруг свежей халявы из помёта волов, на которой можно было отложить яйца со своим потомством и заодно полакомиться дармовым деликатесом волов. Волы нехотя отбивались длинными хвостами от назойливых мух.
Тяжело фыркая на подъёме в гору, пускали огромные пузыри из мокрых ноздрей. Старик Акмал слегка шлёпал ореховой веткой по толстым задницам волов, слева и справа, направляя движение брички в центр дороги. Волы нехотя поворачивали свои бедра от шлепков ореховой веточки.
Бричка медленно передвигалась к центру, закрывая волами проезжую часть дороги. Ползли дальше, чем думал.
- Так никуда не доедим, - сказал старику. - Ползём, словно черепахи. Можно быстрее двигаться?
- Тише едешь, дальше будешь, - ответил Акмал, старой поговоркой. - Сегодня будем на месте.
Ничего больше ни сказал. Закрыл глаза и стал дремать, чтобы как-то мне сократить дорогу в горах. Вообще-то мне некуда было спешить. Можно было хорошо выспаться в мягкой соломе.