Аннотация: тяжелый хлеб ни тот, который мы кушаем, а тот, который мы изготовляем
Тяжелый хлеб.
Обратно я оказался безработным. Мне нужно было искать себе постоянную работу. Так как на случайных подработках прожить нельзя. К тому же нашей семье надо оплачивать огромные кредиты по ипотечной ссуде расписанные банком "Машкапнтаот" на двадцать восемь лет. Кроме того, в течение семи лет нашей семье необходимо выплатить Сахнутовскую ссуду, которая через три года возросла в несколько раз. Вместе с другими кредитами, взятыми нами на приобретение собственной квартиры, Сахнутовская ссуда сейчас составляет сумму долга, в несколько раз превышающую первоначальную стоимость старой квартиры приобретенной нами шесть лет назад со вторых рук. Теперь нам не хватит даже остатка своей жизни, чтобы рассчитаться со всеми нашими долгами за кредит перед банком.
Три дня хождения по коахадама ни дали мне ничего. Частные бюро по трудоустройству словно сговорились. Служащие коахадамов отвечали мне отказом даже на временные работы. У меня было такое скверное состояние на душе, что в голову приходили дурные мысли, пойти утопиться в Средиземном море или повесится на том самом дереве, где весной 1996 года повесился молодой парень лет тридцати. Наверно парня давно сняли с дерева, хотя лично я этого не видел. Сейчас там освободилось вакантное место на добровольное повешение следующего человека. Может быть, так бы я давно поступил, если бы за моей спиной не было семьи, за которую я в ответе. Если я покончу жизнь самоубийством, то моей душе никогда не будет покоя на том свете за мою семью. Да и сейчас на этом свете я не могу найти себе покоя за ответственность перед своей семьей, которая прозябает в нищете по моей вине. Мало того, что я увез семью от роскошной жизни в Средней Азии. Теперь я здесь не могу прокормить своих взрослых детей, которые мечутся между учебой в средней школе, службой в израильской армии и поисками работы для себя.
- Мы можем предложить работу на хлебозаводе. - сказала мне, служащая коахадама "Ламед Мем". - В городе Ришон-ле-Цион построили новый хлебозавод. Сейчас туда идет большой набор рабочих и служащих.
- Наверно точно также с конкурсным отбором, как на консервный завод. - ехидно, напомнил я, про мошенников консервного завода. - Я не хочу, чтобы меня обманули на хлебозаводе, как на консервном заводе.
- На государственном хлебозаводе тебя никто не обманет. - заверила меня, служащая коахадама "Ламед Мем". Тем более, что после того случая с мошенниками на консервном заводе, все предприятия находятся под особым контролем со стороны гестратруда. Мы своих рабочих сдаем из рук в руки представителям буквально всех фирм Израиля.
- Хорошо! Я согласен работать на хлебозаводе в городе Ришон-ле-Цион. - согласился я. - Когда мне ехать?
- Да, хоть сегодня в ночь. - ответила мне, служащая коах-адама "Ламед Мем". - Только ты распишись за работу в ночную смену. Некоторые люди на словах соглашаются работать во вторую смену, а после сбегают с места работы...
- Какая разница, в какую смену работать? - удивленно, воскликнул я. - Главное, чтобы тебе много платили.
- Насчет много ничего не могу сказать. - ответила, служащая коахадама. - Но сверхурочные часы тебе будут оплачивать по сто двадцать пять процентов. Хлеба домой тебе буду давать столько, сколько унесешь.
Я стал подписывать документ, подготовленный на русском языке. В этом документе говорилось, что подписавший соглашение на работу от коахадама "Ламед Мем" обязан отработать не меньше сорока восьми часов. В противном случае коахадам "Ламед Мем" сохраняет за собой право не оплачивать работу меньше выше указанного времени. Ниже подписанный документ закреплен реквизитами и печатями с обеих сторон. Договор обязан выполняться всеми. С таким документом, я фактически добровольно подписывал себе приговор, к рабскому труду на сорок восемь часов рабочего времени. За это указанное в документе время коахадам "Ламед Мем" мог меня эксплуатировать, как только ему вздумается. Такой документ не может быть обжалован в суде, так как его подписали обе стороны на добровольных началах вполне здравом уме и без каких либо противоречий с обеих сторон. Контракт нам надо уважать.
В шесть часов вечера, я стоял на улице Бней Брит, в указанном месте в ожидании автобуса с надписью "Ламед Мем" на языке иврит, а также на русском, арабском и английском языках. Можно было подумать, что коахадам "Ламед Мем" относится к Организации Международных Наций. Обслуживает какой-то дипломатический корпус, который распределяет своих агентов по разным дипломатическим представительствам в Государстве Израиль, с баснословной оплатой за труд в конвертируем валюте, которой всегда в Государстве Израиль являются американский доллар. Вопреки моим ожиданиям, я оказался ни одинок в подписании варварских соглашений с коахадамом "Ламед Мем". Большой автобус со всеми реквизитами и рекламами коахадам "Ламед Мем" был переполнен такими безработными, как я. Многие лица мне были знакомы из среды обманутых конкурентов, на фиктивном консервном заводе. Других конкурентов по своему труду я видел впервые. Но мы все одинаково имели желание заработать себе деньги. Свободных мест в автобусе не было. Усевшись в салоне автобуса на ступени между сидениями, я тут же уставился в потускневшее окно от надвигающихся вечерних сумерек. Ничего кроме серого пятна на стекле, я не мог видеть. Иногда смотровое стекло автобуса озарялась вспышками фар встречных автомобилей и светом редких уличных фонарей. Вскоре на фоне темного смотрового стекла в автобусе, как на экране огромного дисплея или в иллюминаторе космического аппарата, появилось ночное темно-синее небо, на котором засверкали мириады различных созвездий.
Почему-то сразу я заскучал, о чем-то не избыточном в моей жизни. Мои мысли наполнились воспоминаниями о встрече с племенем людей-птиц, которые резко изменили всю мою жизнь с первой нашей случайной встречи в пещере духов в горах Таджикистана. Хотя о случайности нашей встречи можно поспорить даже со Стариком ОН. Не все происходило так случайно, как это нам кажется. В жизни все закономерно. Каждое обстоятельство случайных встреч имеет свой закономерный порядковый номер. В таком случае получается, что все заранее предусмотрено в обстоятельствах нашей жизни или в нашей судьбе предначертанной нам кем-то сверху заранее до нашего рождения. Стоит вспомнить все встречи со Стариком ОН с племени людей-птиц. Хотя с той первой встречи, которая произошла между дедушкой Гуреем и Стариком ОН, прошло более ста лет тому назад. Конечно то, что Старик ОН прекрасно знал о моем существовании. Может быть, даже наблюдал за моим взрослением, это можно не обсуждать. Старик ОН словно ждал, когда я наконец-то повзрослею и наберусь ума, чтобы войти со мной в разумный контакт или в разумный диалог на тему разумной жизни. Мог, конечно, Старик ОН не дождаться моего взросления. Мало ли что могло произойти со мной смертным во время моего развития. Из-за своих различных необдуманных вылазок на дикую природу я мог многократно раз погибнуть. Однако, Старик ОН, словно ангел-хранитель, был всегда рядом со мною и в самые тягостные минуты моей жизни. Можно сказать, что Старик ОН часто вытаскивал меня с того самого света.
Как бы ни говорил, Старик ОН, что представители из племени людей-птиц не вмешиваются в судьбы обычных людей. Однако я не могу поверить в чистую случайность или совпадения, когда я бывал на грани смерти, но что-то спасало меня от неминуемой смерти. Видимо все же Старик ОН дорожил моей жизнью в каких-то целях, о которых я не знаю. Пускай даже цели не были корыстными, а какими-то другими. Все-таки мои спасения нельзя было назвать случайными. Конечно, я не могу утверждать, что было именно так, как я думаю. В этом вопрос напрашивается сам себе. Возьмем хотя бы несколько примеров из возможной моей гибели. Первым примером можно назвать случай на Чертовой горе рядом с городом Гудермес. Я совершенно не знаю, как объяснить мой переход из настоящего в будущее и обратный возврат к себе домой в детскую кровать. Ведь я мог не вернуться обратно из моего будущего и остаться там до конца своей жизни со всеми обстоятельствами судьбы. Однако, кто-то решил вернуть меня обратно домой.
Следующими примерами моего спасения могут служить многочисленные события происшедшие со мной в городе Избербаш. Когда я попадал под колеса мотоцикла. Тонул в открытом море. Прыгал в морскую воду с нефтяной вышки, после которой даже взрослый едва ли мог выжить. Что говорить о нашем походе в пещеру. Когда мы в пещере целой группой, пропали на много дней, фактически без солнечного света и без нормальной пищи. Я понимаю, что здесь можно сослаться на групповое выживание. Однако надо не забывать, что ответственность за эту группу нес я. Так что можно сказать, что ангел-спаситель, заботясь обо мне, заодно спас всю нашу группу, которые были со мной.
Таких примеров огромное множество. Нельзя это назвать языком иврит просто мазаль (везение), которое снизошло на меня от самого Бога. Выходит, что не Бог, а кто-то другой беспокоился за меня. Много кратно раз вытаскивал меня фактически с того света. В моем случае таким спасателем мог быть лишь Старик ОН, который постоянно опекал меня по какой-то причине и не давал мне погибнуть во время опасных моментов моей жизни. Закономерность на лицо. Взять хотя бы последние, опасные моменты моей жизни. Когда русская мафия, находясь по своим делам в Государстве Израиль, хотела закатать меня вместе с другими жертвами в бочки с бетоном. Ведь если бы я случайно не услышал разговор русских мафиози с водителем грузового автомобиля, то вряд ли я мог остаться живым. Даже самые последние случаи с рулонами бумаги, которые сорвались с грузового автомобиля и передавили массу людей. Причем рулоны с бумагой оставили в живых меня. Тот же самый автомобильный мост на государственной трассе с автомобильными авариями, возле города Ришон-ле-Циона, где я дважды попадал в самую гущу автомобильных аварий. Каждый раз во время аварий оставался живым. Какая-то неведомая сила дважды спасала меня от гибели.
Размышляя над прошедшими событиями, я сразу не заметил, как наш автобус с безработными людьми нырнул в ночи с широкой государственной трассы через новый мост в маленькие улицы и переулки города Ришон-ле-Циона. Петляя по окраинам города Ришон-ле-Циона, автобус направился в новую промышленную зону, которая граничила с городом Холон. Когда-то мы жили в городе Холон рядом с новой промышленной зоной города Ришон-ле-Цион. Даже пользовались товарами в каньоне "Зеленый попугай" супер-маркета новой промышленной зоны. Теперь вот приехал сюда работать на новый хлебозавод, который здесь построили совсем недавно. Посмотрим, что меня ожидает здесь.
Автобус с безработными людьми остановился возле шлагбаума перед красивым, совершенно новым одноэтажным производственным зданием с двухэтажной пристройкой административного корпуса. Мы дружно вышли из автобуса и расположились на площадке возле производственного здания. Пустой автобус с одним водителем сразу развернулся и уехал в сторону нового района города Ришон-ле-Цион. Мы группой в сорок человек остались одни на бетонной площадке перед хлебным заводом, возле будки с вооруженной охраной и мощной современной сигнализацией. Безработные люди, словно цыплята, выпущенные из инкубатора, жались друг к другу, опасаясь пространства, в которое их выпустили из инкубатора. Немного осмелев в незнакомом пространстве, безработные люди разбрелись по всей бетонной площадке возле хлебного завода. Сами по себе, безработные люди разделились вначале на две группы, мужчины отдельно, а женщины отдельно. Затем две группы разделились, на курящих и не курящих. Принялись знакомиться между собой. Можно было подумать, что безработные прибыли сюда не на работу, а на экскурсию. Мне совсем не хотелось ни с кем знакомиться. Я просто отошел в сторону и стал ждать, когда нас наконец-то заметят с хлебного завода. За время безработицы я столько раз со многими знакомился, что мне уже надоели эти бесконечные знакомства в местах распределения рабочей силы и на временных работах. Зачем мне такое однодневное знакомство с людьми? Был бы какой-то совместный интерес, то другое дело. Знакомиться просто так на один день? Совсем ненужное занятие забивать свою голову всякой ерундой на день. В Государстве Израиль любое знакомство должно иметь под собой какую-то перспективу взаимной помощи на благо материального положения каждой семьи.
- Граждане! Пройдите за мной во внутрь здания. - услышал я, голос женщины, вышедшей из здания хлебного завода. - Мужчины и женщины сразу разделитесь на две группы. Каждая группа пройдет в свою раздевалку хлебного завода.
Как стадо баранов мы направились следом за женщиной в открытую дверь, откуда потянуло запахом свежеиспеченного хлеба и теплом электрических печей. Дальше по коридору, справа и слева, были мужские и женские раздевалки, в которые мы разошлись по половым признакам. В мужской раздевалке на каждого прибывшего оказались аккуратные шкафчики с новой белой одеждой, с белыми колпаками, с белыми тапочками на ноги. Прямо как в морге.
- Так можно ложится в гроб. - сказал полный мужчина, который едва натянул на себя белую спецодежду.
- Скорее всего мы будем кремированы в жарких печах вместе с хлебом. - сказал худощавый мужчина, на котором спецодежда весела, как спецодежда на вешалке перед входом в морг. - Даже отсюда чувствуется, какая жара в цехе.
- Свои новости будете обсуждать на обратном пути. - прервал разговор безработных, вошедший в раздевалку мужчина средних лет в синем халате. - Сейчас все быстро следуйте за мной на свои рабочие места.
Мы вышли из мужской раздевалки обратно в коридор и направились следом за мужчиной в синем халате в сторону двери, ведущей в цех хлебного завода. По тому, как все было вычищено до блеска и выкрашено свежей краской, то можно было определить, что хлебный завод открылся совсем недавно. Вполне возможно, что всего пару месяцев назад открылся хлебный завод. Даже свежая краска до конца не выветрилась и все еще пахла растворителями. Когда мы вошли в огромный цех, который занимал все пространство крытого здания, то я поразился множеством механизмов и конвейеров, вращающихся по всему цеху. С первого впечатления хлебный завод показался мне современным кирпичным заводом, в котором по конвейеру передвигаются обожженные в печах кирпичи. С той лишь разницей, что сделанные из красной глины кирпичи, обожженные в электрической печи, пахли керамикой, в то время как изделия из теста обожженные в электрической печи пахли колосьями ржаного хлеба. Однако, как много схожего...
- Будешь работать на упаковке хлеба. - сказал мне, мужчина в голубом халате, показывая аппарат упаковки хлеба. - Будь внимателен к автомату по резке хлеба и к самому аппарату по упаковке хлеба. Здесь можно остаться без пальцев. Поэтому если хлеб не прошел, то вытаскивать его не нужно. Лучше останови машины и вытащи хлеб обратно.
Мужчина в голубом халате показал мне, как работать на упаковке хлеба. Затем пару минут посмотрел, как я работаю. Убедившись в том, что я справлюсь без него, мужчина в голубом халате ушел распределять на рабочие места других безработных, которые, столпившись у механизмов, рассматривали работу наших конкурентов с дневной смены. По всем приехавшим со мной безработным людям было видно, что подобную работу они ранее совсем не знали. Оставшись один на один с упаковочным аппаратом у конвейера. Я едва успевал снимать с конвейера упакованный хлеб и складывать в пластмассовые коробки, которые медленно передвигались по другому параллельному конвейеру. Рядом с несколькими упаковочными аппаратами конвейерной параллельной линии до выхода на конечную площадку. Работа буквально мелькала. Дальше стояла маргиза(электрокара), которая увозила коробки с готовым хлебом к специальному автомобилю по перевозке хлеба в магазины до потребителей хлеба по Государству Израиль.
В начале работы все у меня получалось хорошо. Я даже удивлялся тому, что рабочие на этом предприятии не удерживаются в течение двух дней. Надо всего лишь следить за резкой и упаковкой хлеба, который затем нужно поправлять в пластмассовых коробках, куда готовый хлеб в упаковке сам сползает с конвейера. Дальше движение до электрокары пластмассовых коробок с готовым упакованным хлебом меня совсем не касается. Работа на конвейере идет как по маслу. Все бы хорошо, но вот одна буханка хлеба взбрыкнула под ножами и сразу застряла перед упаковкой. Не успел я сообразить, что сделать дальше, как конвейер моментально стал забиваться буханками хлеба по всему цеху. Пока я нажал на кнопку стоп, сотни буханок хлеба валялись на полу по всей длине конвейера до моего аппарата. В одно мгновение цех готовой продукции хлебного завода превратился в единую свалку готового хлеба. Я начал паниковать.
- Ты, что совсем тупой что ли? - орал на меня, дежурный по цеху готовой продукции. - Теперь минут двадцать надо устранять балаган. Сейчас же складывай хлеб с пола в картонные коробки и отодвигай в сторону. Быстро двигайся!
Пустые картонные коробки стояли в стороне от конвейера возле стены. Я разложил несколько картонных коробок вдоль конвейера возле хлеба на полу. Стал складывать горячий не резаный хлеб в картонные коробки. Хлеб был настолько горячий, что мне даже через белые перчатки обжигало ладони. Отчего у меня никак не получалось ровными рядами быстро положить хлеб в картонные коробки. Работа шла совсем медленно. Меня могли выгнать с работы. Дежурный по цеху готовой продукции отключил мою линию конвейера. Остальные линии движения хлеба включил. Цех готовой продукции продолжил свою работу без моего участия. Сам дежурный по цеху готовой продукции пришел до меня и голыми руками без перчаток стал показывать, как укладывать горячий хлеб с пола в картонные коробки. У дежурного по цеху готовой продукции все получалось быстро и проворно, что мне даже было удивительно. Откуда дежурный по цеху успел так быстро научиться работать с горячим хлебом? Ведь хлебный завод совсем новенький.
- Так быстро работать с горячим хлебом я научился лишь через два года работы на другом хлебном заводе. - объяснил мне, дежурный по цеху готовой продукции, словно прочитал мои мысли. - Со временем ты тоже научишься так быстро работать. Сейчас пойдешь работать в цех замеса теста. Поможешь женщинам с тестом. Здесь будет работать другой человек.
Едва мы с дежурным по цеху очистили от буханок хлеба линию моего конвейера, как дежурный по цеху готовой продукции поставил на упаковку хлеба более проворного человека, чем я. Запустил конвейер с горячим хлебом в мое отсутствие. Нам же вдвоем понадобилось еще минут двадцать упаковывать горячий хлеб с пола в картонные коробки. Затем руками передвигать картонные коробки с горячим хлебом в сторону на выход, до площадки отгрузки. Когда цех готовой продукции был очищен от разбросанного хлеба, я был весь мокрый от пота после горячего хлеба. Белая одежда буквально прилипала к моему телу и вся просвечивалась. То же самое было с женщинами в цеху заготовки теста, куда меня отвел дежурный цеха готовой продукции. Я словно попал в гарем восточного эмира. Вокруг меня были прекрасные дамы с мокрыми от пота и воды белыми халатами, сквозь которые просвечивались все женские прелести, вплоть до розовых сосков без лифчиков, в которых женщинам было неудобно работать. Так как интенсивность работы настолько была велика, что женщины даже не обращали внимания на мое появление в цехе теста, а также на то, что просвечивались их прелести сквозь взмокшие белые халаты. Хотя лично мне было как-то неудобно разглядывать обнаженных женщин сквозь промокшую ткань белья. Я все-таки не в махоне(дом терпимости) у проституток, а на работе рядом с вполне порядочными женщинами.
Основной работой в цехе теста было закручивание кренделей и разных фигурных булочек из сдобного теста. В функции моей работы входило отрезание ровных кусков теста из полосы готового теста и перекладки этих кусков теста на огромную карусель, вокруг которой сидели женщины и закручивали кренделя из теста. Затем эти кренделя отправлялись на конвейер, который укладывал кренделя на металлический лист перед электрической печью. Дальше кренделя проходили сквозь электрическую печь в цех готовой продукции на упаковку и расфасовку по ящикам. Риска в этой работе не было никакой. Однако всюду, в любой работе, нужна была проворность. Так как тесто шло по конвейеру сплошным потоком. Моя нерасторопность могла привести к завалу тестом всего участка кренделей. Поэтому мои руки мелькали, как автомат от конвейера с тестом до карусели изготовления кренделей. Хорошо, что отрезание теста проводилось автоматически за прозрачным стеклом и за прозрачной пленкой, куда я не мог просунуть свои руки. Иначе мои руки можно было расфасовать электрическим ножом, как куски расфасованного теста.
Наконец-то долгожданный звонок оповестил наступление афсаки(перерыва). Все движение на хлебном заводе прекратилось. Женщины направились в свою раздевалку. Мужчины направились в свою раздевалку. По пути снимая с себя мокрые халаты, которые пришлось на время обеда повесить в раздевалке перед калорифером с холодным воздухом. Возможно, за время обеда до работы халаты немного подсохнут от воды и пота. Так будет легче работать. Дежурный по цеху готовой продукции привез в раздевалку хлебную тачку с разными готовыми продуктами из теста, которые по каким-то соображениям не соответствовали стандарту готовой продукции к продаже. Хлеб вполне пригодный к употреблению в пищу. Горячие черный кофе и чай, могли приготовить сами. Холодные напитки разных видов находились в большом холодильнике возле столов употребления продуктов. Напитки на халяву за счет фирмы.
Я взял себе сдобную булочку и баночку кока-колы из холодильника. Больше мне ничего не хотелось. Просто хотелось спать и отдыхать. Ведь в это рабочее время на хлебном заводе была полночь. Когда все нормальные люди спят дома, а все не нормальные люди, вроде меня, жарятся возле электрических печей с горячим хлебом. Можно подумать, что в Государстве Израиль больше нет другой подходящей работы. Потянуло меня работать на хлебный завод. Едва я задремал, уткнувшись на стуле в углу раздевалки, как истерический звонок где-то в потолке раздевалки оповестил нас об окончании нашего перерыва. Все нехотя поднялись со своих насиженных мест. Надевая на ходу свои высохшие на холодном воздухе белые халаты, мужчины медленно направились в сторону своих рабочих мест. Я тоже надел свой белый халат и направился на свое рабочее место следом за женщинами в цех теста и кренделей.
Находясь в закрытом помещении без окон, как в казино, мы не знали, когда прошла ночь. Глядеть нам на свои часы во время работы, не было времени. Поэтому мы радостно были удивлены, когда прозвенел звонок окончания работы. Женщины поздравляли друг друга с окончанием работы. Как поздравляют космонавтов вернувшихся на Землю с длительного космического полета или олимпийских спортсменов добившихся новых спортивных рекордов на очередных соревнованиях и вернувшихся на Родину с наградами. Женщины также поздравляли меня с окончанием работы, чмокая в щеку. Женщины совсем не обращали внимания на свои промокшие белые халаты, сквозь которые были видны розовые и бордовые соски их грудей. Как будто мы всегда были вместе и никогда не стеснялись друг друга.
Приняв холодный душ и переодевшись в свою повседневную одежду, мы стали, не спеша из цеха готовой продукции выходить во двор хлебного завода. Во дворе хлебного завода нас ждал рассвет с ярким восходящим солнцем и хлебные тележки с разными видами готовой продукции, которые выпустили за прошедшую ночь нашей работы на хлебном заводе. Дежурные по заводу разрешили нам взять с собой по одному виду разных хлебобулочных изделий. Каждый рабочий набрал себе, сколько мог, в целлофановые пакеты различных булочек, кренделей, батонов и просто буханок разного хлеба. Я тоже ни стал церемониться и набрал в целлофановый пакет с десяток разных видов хлебобулочных изделий. С этими пахнущими свежей выпечкой хлебобулочными изделиями, мы сразу стали садиться по своим местам в подошедший за нами тот самый автобус, который привез нас сюда ночью на работу. Можно было подумать, что автобус вообще не отъезжал ночью от этого хлебного завода. Водитель автобуса тоже взял себе хлеб.
Когда все расселись по своим местам, то я вошел последний и сел обратно на ступени в салоне автобуса. Другого места в салоне автобуса не было. Склонив голову себе на колени, я тут же уснул. Словно у себя в квартире в мягкой постели. Мне было как-то все равно оттого, что я еду в переполненном автобусе и кроме меня здесь в салоне автобуса есть много людей. Даже не глядя на пассажиров этого автобуса, я мог себе представить, что все они спят после тяжелой ночной смены. Иначе бы женщины делились своим мнением насчет прошедшей работы на хлебном заводе. Так бы я проспал до конечной остановки, если бы автобус резко не затормозил перед светофором на перекрестке возле северной промышленной зоны. Я открыл глаза и приготовился к выходу. Так как автобус повернул, на улицу Бней Брит, на которой после двух промышленных зон сразу начинается наш микрорайон "Гимель", где проживает моя семья. Наверно, мои дети и жена, ушли из квартиры на работу и в школу. Я же только возвращаюсь домой с пакетом хлеба после ночной рабочей смены, которая была на хлебном заводе. Скорее бы мне добраться до постели. Попрощавшись с сонными попутчиками, я вышел из автобуса. Дождавшись зеленого света у светофора на перекрестке, медленно пошел к своему дому. После такой изнурительной работы мне ничего не хотелось делать дома, как только спать. Хорошо, что дома никого не было. Я оставил пакет с хлебом на столе. Скинул с себя верхнюю одежду. Помыл в ванной ноги холодной водой. Едва добравшись до кровати, свалился в постель и сразу крепко уснул.
Проснулся я за два часа до отъезда в ночную смену, на хлебный завод. Семья едва только вернулась с работы и учебы. Все вели себя спокойно, стараясь не потревожить мой сон. Даже когда я проснулся, никто не задавал мне вопросов, так как по мне было видно, что мне за ночь достался тяжелый хлеб в прямом и переносном смысле. От усталости на мне не было нормального лица. Я не знал, как буду работать в эту ночь. В душе проклинал такую работу. С мыслями о том, что мне нужно набраться сил перед следующей ночной сменой, я пошел на кухню и плотно поел. Хорошо, что Людмила позаботилась обо мне. Сварила любимый суп шурпо со свежей зеленью и сочным куском говядины. К тому же поджарила картошку с кусочками курдючного сала молодого барашка. Если смотреть на такие блюда, то можно подумать, что шикарно живем. В то время, как мы едва сводим концы с концами и к десятому числу каждого месяца у нас на банковском счете ровно ноль. Как говорил Козьма Прутков, что ноль, это лучше чем минус. Ноль почти плюс. Так мы живем семьей между плюсом и минусом в Государстве Израиль почти девять лет. Даже себе представить не можем, что когда-то мы будем жить лучше. Видимо у Бога нет милости к нашей судьбе.
В этот раз в автобусе были свободные места. Наверно ни все выдержали такой сумасшедшей ночи работы на хлебном заводе. Решили одну рабочую ночь подарить коахадаму и хлебному заводу, а одно свободное место в салоне автобуса подарили мне. Я сразу уткнулся в угол автобуса на свободном месте и стал дремать. Спать мне совсем не хотелось, но я хотел, как можно больше отдохнуть перед ночной работой, чтобы лучше себя чувствовать до конца ночной смены. Ни так как вчера ночью едва дотянул до конца работы. Чуть было не отключился во время ночной работы. Хорошо, что рядом с моим рабочим местом был кондиционер, который почти всю смену обдувал меня холодным воздухом и не давал мне уснуть за работой. Какой сегодня у меня будет ночная смена, я не думал.
Когда мы подъехали к хлебному заводу, то дежурный по цеху готовой продукции ждал нас у двери в цех готовой продукции. Мы тут же пошли в раздевалку. Быстро оделись в белое белье хлебного завода. Женщин сразу направили в цех заготовки теста. Я хотел, было направиться следом за женщинами, но дежурный цеха готовой продукции сказал мне, что сегодня я буду работать возле печей булочных изделий. Буду снимать с металлических листов из электрической печи готовую продукцию. Затем укладывать готовую продукцию в пластиковые коробки на листы, покрытые специальной бумаги, которые пачкой лежат между пустыми пластиковыми коробками и печью с булочками. На первый взгляд, мне показалось, что это такая простая работа, что любой справится. Надо с конвейера, который вращается в электрической печи, снимать металлических листов булочки, ватрушки, сладкие пирожки и другие сдобные продукции из печеного теста. Класть отдельно слой каждого вида продукции в пластмассовую коробку. Затем каждый слой готовой продукции перекладывать специальной бумагой предназначенной для хлебобулочных изделий. Едва я подошел к электрической печи, как все мои мечты о легкой работе отпали сразу сами по себе. Так как на меня из электрической печи дыхнул, сам "Змей Горыныч" своим огнедышащим пламенем. Мои ресницы и усы тут же обгорели. Я едва успел отскочить в сторону, чтобы совсем не спалить свои глаза и поредевшую с возрастом шевелюру, которая слегка выглядывала у меня из-под белого колпака униформы хлебного завода. Я едва остался живым рядом с раскаленной печью.
- Ты, что как ошпаренный отскочил от электрической печи? - спросил дежурный по цеху готовой продукции. - Ничего страшного тут нет. Надо держать дистанцию при выходе готовой продукции из электрической печи.
Дежурный по цеху готовой продукции ловко стал снимать сдобные булочки с металлического листа и укладывать в пластиковую коробку. Металлический лист откладывал на специальную тележку, а каждый ряд сдобных булочек прокладывал специальной бумагой, которая лежала тут же на полу огромной пачкой. На укладку сдобных булочек в одну пластиковую коробку, у дежурного по цеху готовой продукции ушло минут. Работа казалась мне совсем не сложной. В следующую пластиковую коробку сдобные булочки укладывал я. У меня это получилось немного медленнее. Однако я успевал за движением конвейера. Так что со временем я мог научиться работать у электрической печи точно также как дежурный по цеху готовой продукции. В итоге мог стать заправским пекарем хлебобулочных изделий на современном хлебном заводе. Конечно, на такую профессиональную работу мне надо определенное время работы.
Увлеченный темпом работы, я не заметил, как подошел обеденный перерыв в ночной смене. Раздевшись до пояса, я сполоснул себя холодной водой под умывальником в раздевалке. Весь обеденный перерыв я простоял рядом с холодным ветром из-под огромного калорифера с бутылкой кока-колы и сдобной булочкой в руках. За время перерыва я даже ухитрился стоя вздремнуть, обдуваемый холодным воздухом из-под огромного калорифера. Набираясь силы.
После перерыва дежурный по цеху готовой продукции обратно поставил меня работать возле электрической печи по выходу готовой продукции из сдобного теста. К этому времени я наловчился работать возле электрической печи и почти не обращал никакого внимания на жар, который исходил на меня из электрической печи. Можно было подумать, что я всю свою сознательную жизнь работал сталеваром у доменной печи. Поэтому жар из электрической печи хлебного завода для меня был просто теплым ветерком исходящим откуда-то изнутри электрического оборудования.
К концу рабочего времени я не был настолько уставшим, как за вчерашнюю ночную смену. Вот только все открытые участки моего тела пылали, как готовая продукция из сдобного теста. Даже кисти рук под белыми перчатками были розового цвета, словно свежие сваренные в кипятке молодые омары или креветки, как бы с легкой корочкой на кистях рук. Отчего кисти рук были словно сваренные клешни омаров или речных раков. Осталось объедать мои руки. У меня на открытом теле было состояние ожога от первых весенних лучей знойного солнца, которое наказывает тех, кто не может пользоваться весенним загаром и получает сильные ожоги от первых лучей весеннего, знойного солнца. Однако я давно не был на пляже и не загорал на открытом весеннем солнце. Видимо, электрическая печь так наказала меня за необдуманное отношение к горячей современной техники, которой я не мог совсем пользоваться и вел себя беспечно, как ребенок, который впервые увидел нагревательную печь или открытый огонь у костра.
Пока я доехал до своего дома, от соприкосновения с солнечными лучами через стекло салона автобуса, мои открытые участки тела опухли до неузнаваемости. Опасный румянец на моем лице пылал с такой силой, что мне казалось, вот-вот я начну лопаться и трескаться в местах большего ожога. Надо было быстрее принимать какие-то меры от ожога. Иначе завтра я не смогу работать. Могу оказаться на больничной кровати, которая стоит в Государстве Израиль так дорого, что лучше стараться о больничной кровати вообще не вспоминать. Поэтому здесь в Израиле мало больных. Люди здесь либо живут, либу умирают.
В нашей квартире обратно никого не было. Все ушли учиться и работать. Я написал на бумаге, что меня не надо беспокоить, на работу я проснусь сам. Листок бумаги приклеил с обратной стороны спальни. На всякий случай завел все будильники на семнадцать часов вечера и поставил их рядом со своей кроватью. После чего намазал сметаной все обожженные участки своего тела и лег спать так, чтобы не размазать маску из сметаны. Прямо, как дама в маске. В таком виде я проспал до семнадцати часов вечера. Когда мои будильники почти разом зазвенели, то я сразу проснулся и почувствовал облегчение во всех обожженных местах своего тела. Маска из сметаны мне помогла. Однако в тех местах, где сметана полностью высохла и впиталась в мое тело, кожа на моем теле натянута, как струна, в любой момент могла лопнуть со звоном и причинить моему телу ужасную боль. Я боялся шевелиться и открывать рот. Стараясь как-то снять напряжение во всем теле, я забрался под слегка прохладный душ и стоял под душем до тех пор, пока спало напряжение во всем моем теле. Затем я помылся с мягким мылом и шампунем. Процедура окончательно сняла напряжение во всем моем теле. Вот только тело мое стало настолько по-детски нежным и уязвимым. Я даже боялся пошевельнуть всем телом, чтобы не принести боль нежным участкам своего тела. Поэтому я осторожно надел на себя нижнюю и верхнюю одежду. После чего незаметно ушел на работу. Стараясь не беспокоить семью.
На третий день моей работы в ночную смену на хлебном заводе, меня поставили работать к электрической печи, из которой выходили только одни пирожки. Но укладывать пирожки надо было точно так же, как вчера ночью я укладывал в пластмассовые коробки сдобные булочки. С той лишь разницей, что надо пирожки в пластмассовые коробки я укладывать вместе с металлическими листами. Отчего процесс работы ускорялся. Я брал пирожки из горячей печи. Однако из этой электрической печи валил такой сильный жар, что я едва мог стоять около электрической печи с пирожками, которые вскакивали вместе с металлическими листиками в таком темпе, что я едва успевал снимать листы с конвейера. Мне пришлось увеличивать свой темп работы. Иначе металлические листы вместе с пирожками могли выскакивать из электрической печи и падать на мраморный пол, который здесь был далеко не съедобный. К обеденному перерыву я был чуть живой. К концу ночной смены вообще никакой. Работал я у электрической печи, как электронный автомат. В то же время мне казалось, что мои мозги давно закипели от жара электрической печи. У меня было такое состояние, словно мои мозги лежат на раскаленном металлическом листе, а мое сознание наблюдает за процессом поджаривания моих мозгов на раскаленном металлическом листе среди поджаренных пирожков. Мне только оставалось кушать свои мозги вместе с готовыми пирожками. Я чувствовал, что не доживу до утра.
Когда закончилась работа, то я был не в состоянии снять с себя заводскую, белую рабочую одежду и купался в ней под холодным душем до тех пор, пока мокрая одежда обвисла на моем измученном теле. Мне только оставалось вынуть из мокрой одежды свои руки и ноги, которые обгорели от электрической печи. Остальные части тела были настолько беспомощны, что даже после холодного душа я едва мог различать, где и что у меня находится. Словно я был в каком-то неопределенном положении души и тела, которые не нашли покоя после присутствия в адовой печи. Совершенно не соображая, что я делаю. Буквально машинально и инстинктивно, я набил хлебом, булочками и пирожками два целлофановых пакета вместо одного разрешенного администрацией хлебного завода. Затем также бессознательно я забрался в салон автобуса и сел на первое же свободное место. Хотя на третий день работы на хлебном заводе у каждого пассажира было свое персональное место в автобусе. Но никто не посмел меня беспокоить.
Очевидно, у меня был такой устрашающий и измученный вид, что меня боялись остановить даже охранники хлебного завода, когда я взял с собой лишний пакет хлеба. Я не говорю о пассажирах автобуса, с которыми я был почти на равных отношениях после ночной смены. Меня никто не попросил освободить чужое место. Пассажиры просто сели на свободные места. Автобус медленно отправился от хлебного завода города Ришон-ле-Цион в город Ашдод. Едва мы проехали по государственной трассе километров пять от развилки с городом Ришон-ле-Цион, как возле моста через маленькую речку с запахом сероводорода образовалась пробка в оба направления. В это время по радио сообщили, что на государственной трассе между городами Риќшон-ле-Цион и Явна произошла авария. На повороте во время обгона занесло грузовой автомобиль с металлическими трубами большого диаметра предназначенного газопроводу. Грузовой автомобиль пробил металлическую полосу между автомобилями и опрокинулся по самой середине между встречными полосами на государственной трассе. Металлические трубы большого диаметра предназначенному газопроводу разбросало на обеих по-лосах государственной трассы. Движения автомобилей по государственной трассе в обе стороны прерваны на длительное время. На разборку аварии с трубами большого диаметра нужен специальный большегрузный автомобильный подъемный кран или специальный вертолет. Вблизи аварии техники нет. Ближе всего, большегрузный автомобильный подъемный кран и вертолет, находятся в городе Хайфа.
О жертвах при аварии ничего не сообщалось. Однако то, что трасса будет закрыта на длительный срок, понимал каждый пассажир в нашем автобусе. От морского порта города Хайфа до места аварии километров сто двадцать. Время час пик. В любом месте могут быть такие же пробки. На разборку только нашей пробки понадобиться около пяти часов. Так что с этого места нам придется расходиться пешком до ближайшего подвижного городского транспорта. Откуда можно будет ехать окружными дорогами через другие города Государства Израиль или идти пешком. Я порылся в своих карманах. Кроме ключей от квартиры больше ничего в карманах не было. Так что мне в любом случае придется идти пешком до города Ашдод или сидеть в автобусе до победного конца. Когда расчистят государственную трассу от аварии и от металлических труб большого диаметра предназначенных газопроводу. Кушать у меня две сумки хлебобулочных изделий. Питьевая вода у водителя всегда бывает с запасом. Вот только от запаха сероводорода здесь некуда деться. Пожалуй, что лишь из-за этого запаха придется мне добираться домой пешком.
После известия по радио об автомобильной аварии на государственной трассе, водитель открыл двери своего автобуса. Пассажиры, не сговариваясь, вышли из салона автобуса. Направили в сторону города Ришон-ле-Цион, новый микрорайон которого было видно с места стоянки нашего автобуса из-за пробки во время аварии. Так что до ближайшего городского транспорта, чуть больше пяти километров ходьбы. В то время как мне предстояло идти пешком в город Ашдод в три раза дальше. Причем идти в тридцати пяти градусную жару, без капли воды с собой в дорогу. У меня не было другого выбора. Поэтому я поспешил идти через мост над речкой, чтобы не задохнуться от запаха сероводорода. Заткнув нос пальцами, я почти бегом сталь пересекать мост с вонючей, сероводородной речкой, тухлый запах которой пронизывал все мое дыхание. Так же мешал мне размышлять по существу происходящих событий. Меня поражало то, что рядом с таким запахом находятся поля и сады, на которых работают люди. Не задыхаются от запаха сероводородной смеси, как сейчас задыхаюсь я, переходя мост. Наверно ко всему привыкают люди?
Едва я избавился от запаха сероводорода и поднялся от поймы вонючей реки на высоту государственной трассы, как сразу государственная трасса вильнула влево. Перед моими глазами открылась панорама аварии, которая имела ужасающий вид с многочисленными разбитыми автомобилями и с разбросанными металлическими трубами большого диаметра. Здесь наверно были многочисленные человеческие жертвы. Иначе, зачем сюда прибыли санитары скорой помощи на санитарных вертолетах и многих автомобилях скорой помощи. Зрелище, прямо как в фильме ужасов.