Аннотация: придурки жизни, это не больные люди, а просто хамы в отношении других людей
ПРИДУРКИ ЖИЗНИ.
1.Курица, Петух и Веревка.
С резкими переменами нашей жизни во время переселения в Государство Израиль, мы так запутались во всем, что никак не могли сообразить, когда люди здесь отдыхают, а когда работают. Благо, что у нас в запасе было определенное время на нашу адаптацию в Государстве Израиль. Нам не нужно было вставать чуть свет, чтобы сломя голову мчатся куда-то на работу. Мы могли спокойно выспаться, прежде чем начать поиски новой работы. В это же время нам нужно было устроиться на курсы по изучению языка иврит. Эдуарда и Викторию надо устроить учиться в среднюю школу. С учебой Виктории легче. Начальная школа сто метров от нашего дома. Вот с учебой Эдуарда сложней.
Старшие классы имеются только в специализированных школах с получением профессии наряду со средним образованием. Таких школ в городе Холон совсем мало. Одной из таких специализированных школ была школа "Микве исраель", которая находилась на другом конце города Холон на стыке между городами Тель-Авив и Азур. В народе говорили, что этой школе более 135 лет, то есть, специализированная школа "Микве исраель" на девяносто лет старше Государства Израиль. В этой школе можно получить различные профессии по сельскому хозяйству, а также по управлению разной сельскохозяйственной техникой. Поэтому мы решили устроить в эту школу учиться нашего среднего сына Эдуарда, который не очень-то стремился учиться в школе. Но по общему понятию - учеба в средней школе прежде всего. Дальше, будучи взрослым человеком, каждый человек может самостоятельно выбрать работу.
- Папа! Как вообще можно учиться на языке иврит, если в нем не хватает букв в алфавите? - возмущенно, сказала Виктория, когда в первый день занятий в местной школе вернулась домой. - Мало того, что в языке иврит в письме одни только палочки и закорючку, у них в алфавите самих букв на двенадцать штук меньше, чем в русском языке.
- После знания русского языка нам тяжело будет освоить язык иврит. - откровенно, сказал я, Виктории. - Мы сейчас перед местными евреями, как придурки жизни. В то же самое время мы тоже со своей стороны смотрим на местных жителей, как на придурков жизни. Так мы будем жить в Государстве Израиль до тех пор, пока не научимся одинаково мыслить и говорить вместе с местными жителями на языке иврит. Пока мы с обеих сторон просто придурки жизни.
- Папа! В твоей обычной жизни встречались когда-нибудь придурки жизни? - поинтересовалась Виктория.
- Конечно, были. - откровенно, признался я. - Было так, что я выглядел придурком жизни в глазах других.
- Папа! Расскажи мне хоть один свой рассказ о придурках жизни. - пристала Виктория. - Ну, расскажи мне.
- Хорошо! Расскажу сейчас! - согласился я. - Надо нам хотя бы немного снять с себя напряжение жизни.
Наверно у каждого человека в жизни бывают встречи с придурками жизни. Возможно, что жизнь без таких странных людей у нас была бы скучной. Вполне нормальные с виду люди порой выкидывают такие штучки, что об этом смешно и страшно подумать. Бывает трудно представить, что в очередной раз могут выкинуть люди с необычным странным мышлением. Такие странные люди приятны и опасны простым людям в нашей с вами повседневной жизни. Мне хочется рассказать один случай моей встречи с таким человеком во время службы в армии. Как ты сама знаешь, служил я в армии художником-оформителем. Вместе со мной служили в одной части три украинца со смешными фамилиями - Курица, Петух и Веревка. С виду обычные парни. Одного года службы. Даже на гражданке жили где-то рядом на Украине. Вроде бы рассказывать о них нечего. Если бы ни одна особенность в поведении трех парней.
Задолго до службы в советской армии я слышал различные байки о хохлах-украинцах во время службы в армии. Часто говорили мне на гражданке, бывшие солдаты, что хохол на службе в армии без лычки. Все равно, что небо без звезд. Лычками в армии называют сержантские нашивку на погонах солдат. Так хохлы всеми силами старались в армии дослужиться до звания сержанта и выше до старшины. Во время моего призыва в армию самым высоким званием среди солдат был старшина. Звание прапорщика в армии ввели немного позже, во время моей службы в армии. Нет ничего особенного в том, что люди стремятся к высокому званию быть известным человеком. В армии с давних времен существует поговорка, что плохой тот солдат, который не мечтает стать генералом. Эти хохлы - Курица, Петух и Веревка, не были исключением среди остальных хохлов и других солдат, служивших в советской армии. Курица был сержантом взвода связи. Петух служил сержантом медицинского взвода. Веревка числился сержантом взвода пехоты. Первые два сержанта, Курица и Петух, были обычными парнями. Я даже с ними дружил. Удивительным образом фамилии трех хохлов-украинцев, как-то своим видом и характером соответствовали названиям их фамилий.
Курица чем-то был похож на квочку с цыплятками. Курица был такой же заботливый и нахохлившийся, словно курица несушка. Курица постоянно бегал по воинской части в поисках солдат своего взвода. У него не было ни одной свободной минуты без какого-то дела необходимого взводу связи. Возможно, что именно благодаря заботам сержанта Курицы наш взвод связи постоянно был лидером во всех армейских соревноќваниях по нашему гарнизону.
Сержант по фамилии Петух с огненными, рыжими волосами и длинными ногами всем своим видом был похож на настоящего петуха со шпорами. Если бы в советской армии к сапогам крепили шпоры, как у кавалеристов в царской армии, то наш сержант Петух был бы точно похож на настоящего петуха. Солдаты и офицеры поговаривали, что наш сержант Петух и девчонок всех в санитарной части перетоптал, как настоящий петух топчет своих куриц несушек.
Веревка то же соответствовал своей фамилией настоящей веревкой, которую почему-то не любят люди. Нашего сержанта Веревку тоже не любили в нашей воинской части. Длинный и серый, как настоящая веревка, с вечно мрачным и недовольным лицом, Веревка всячески старался дослужиться до звания старшины. Солдаты его взвода постоянно находились на строевом плацу. В любую погоду сержант Веревка гонял своих солдат строевой подготовкой. Мечтая на городских военных парадах во время праздника быть первым в строю. Взвод сержанта Веревки с отличной строевой подготовкой.
Получилось так, что после того, как меня оставили служить художником в воинской части в городе Батуми, то в первый день меня поселили жить в казарму, где была первая рота пехоты нашей воинской части. Надо было так случиться, что место кровати у меня оказалось как раз на втором ярусе над постелью сержанта Веревки. Наверно офицер этой роты пехоты специально поселил меня над кроватью сержанта Веревки, так как до моего прибытия в воинскую часть над ним никто не хотел спать. Это я узнал значительно позже от самих солдат роты пехоты. Где солдаты предпочитали отсидеть срок на гауптвахте за свое неподчинение офицеру или выполнять любой наряд наказания, но только лишь бы не быть вблизи сержанта Веревки, который был противен всем солдатам в нашей воинской части. Когда я вошел в казарму роты пехоты, в это время сержант Веревка отдыхал в кровати от очередной маршировки по воинскому плацу, в то время как его взвод пехоты чистил до блеска всю казарму роты пехоты. Увидев офицера штаба рядом со мной, сержант Веревка вскочил с постели и вытянулся по струнки перед офицером. Как только офицер вышел из казармы, сержант Веревка тут же завалился прямо в сапогах в свою кровать. Словно не заметил меня.
- Салага! Быстро сними сапоги. - брезгливо, сказал сержант Веревка протягивая в мою сторону свои ноги.
- В какое место ты контужен, что сам не можешь снять с себя сапоги? - брезгливо, спросил я, у сержанта.
По казарме прокатилось дружное хихиканье солдат взвода пехоты, которыми командовал сержант Веревка. На какое-то время в казарме наступила полная тишина. Никто не ожидал такого поворота от меня салаги против сержанта Веревки, который себя считал, почти вором в законе на зоне, то есть, в советской армии и все ему подчинялись, как "пахану". Несмотря на то, что я был салагой мне были хорошо известны многие уставные и неуставные порядки в Советской Армии. Я прекрасно знал, что до принятия присяги мне можно поставить на место всех "дедов" в воинской части, которые хотят погонять меня как салагу без уставных положений в Советской Армии. Кроме того, в этой воинской части служили "деды" которых я хорошо знал до службы в советской армии. В основном это были ровесники мои земляки, друзья и соседи по городам Беслан и Орджоникидзе. Мы были одногодки. Просто я был призван на службу в армию на год позже этих "дедов". Так что за меня в этой воинской части могли постоять "деды". Я сам тоже мог постоять за себя. Поэтому, такое хамство со стороны сержанта Веревки, мне совсем не хотелось терпеть.
- Сейчас тебе покажу неподчинение старшим! - угрожающе заикаясь, выкрикнул на меня, сержант Веревка.
Мне никак не хотелось, чтобы в первый же день моего пребывания на службу в воинской части мне дали по морде. Поэтому я бросил на верхний ярус своей кровати рюкзак. Уловил момент, когда поднимался сержант Веревка, чтобы показать мне неподчинение старшим. Со всех сил я врезал в челюсть сержанту Веревки, который не успел выпрямиться в полный рост. Сержант Веревка со всего маху растянулся обратно на своей кровати, словно подкошенный.
- Раз! Два! Три! - стали считать солдаты пехоты, которые поняли, что сержант Веревка лежит в нокауте.
- Пока он придет в себя, я пойду в столовую кушать. - спокойно, сказал я. - Я почти сутки голодный в армии.
Под общие шутки, смех и приветствия солдат я направился к выходу из казармы. Мне действительно хотелось кушать. Тем более что мои земляки, которые служили в солдатской столовой, пригласили меня на ужин. Со дня призыва моих друзей на службу в армию, мы не виделись больше года. Нам было о чем поговорить. Я рассказывал друзьям за гражданскую жизнь на нашей общей родине, а друзья рассказывали мне о своей службе в рядах советской армии. Между нами была простая дружеская обстановка без всякого напряжения в эмоциях и нравственных отношений между солдатами советской армии. За солдатским столом встретились земляки и друзья, далеко от родных мест. Тогда я даже предполагать не мог, что обычная мужская разборка в казарме роты пехоты между мной салагой и "дедом", сержантом взвода пехоты, с редкой фамилией Веревка, может обернуться в мой адрес почти трагедией на все время службы в рядах советской армии. Никто даже подумать не мог, что самолюбие психически больного человека может до такой степени захлестнуть его эмоции к другому человеку, когда псих сам себя посчитает врагом. В конце концов, вместо намеченной жертвы псих сам падет от собственных рук. Даже не разобравшись в самом себе.
В тот вечер в солдатской столовой мы сидели за столом. Смеясь над прошлым, мы вспоминали разные случаи из нашей гражданской жизни в Северной Осетии. Нам нечего, было, боятся о каких-то нарушениях службы в армии. В это час было свободное время после армейского ужина у всех солдат нашей воинской части. Мы все просто немного расслабились от армейского напряжения повседневных занятий строевой и политической подготовкой, которые мне пока небыли известны. Нормы солдатской службы были у меня впереди, как и сама служба в военной части армии. Не успели мы закончить наш ужин, как в солдатскую столовую ворвались вооруженные солдаты караула комендантской роты. Патрули комендантской роты тут же взяли под прицел нашу группу в количестве десяти человек. По новенькому солдатскому обмундированию сразу вычислили меня, как солдата новобранца. Взяли меня под арест. Повели в штаб нашей воинской части. Мои земляки тоже последовали за мной, пытаясь выяснить у солдат комендантской роты причину моего задержания. Солдаты комендантской роты сами толком ничего не знали. Им было приказано задержать художника-новобранца Черевкова Александра. Солдаты выполняли приказ своего командира. Возле штаба нашей воинской части нас ожидала странная картина. Прямо на площадке возле здания штаба нашей воинской части большим кругом собрались солдаты и офицеры. В этом большом кругу, взвод санитаров нашей медицинской части. Под руководством сержанта Петух, санитары оказывают помощь сержанту взвода пехоты с фамилией Веревка. На сержанте Веревка изодрано все воинское обмундирование, тело в синяках, до крови разбито лицо.
- Кто сержанта так сильно отделал? - удивленно, спросил я, не догадываясь о том, что меня подозревают.
- Чего это ты прикидываешься придурком? - сказал мне, офицеров. - Ты сам в казарме его так разукрасил.
- Я всего лишь защищался от него. - принялся я, оправдывать себя. - Сержант сам на меня напал. Я его лишь раз ударил в челюсть. Он тут же упал на кровать, как сраженный боксер на ринге в нокаут. Солдаты взвода стали считать, сколько секунд он будет в нокауте. Я ни стал считать, сколько минут сержант будет в нокауте. Вместе со своими земляками я пошел ужинать в столовую, где меня сейчас задержали солдаты комендантской роты. Вот и все дела...
- Сержант Веревка рассказал нам совсем другое, когда его нашли без чувств на площадке возле штаба. - сказал мне, все тот же офицер. - Сержант Веревка говорит, что когда ты его не за что ударил в челюсть, то он пошел следом за тобой, чтобы арестовать тебя за нарушение воинской службы. Однако ты оказал сопротивление и избил сержанта.
- Какая чушь! - удивленно, воскликнул я. - Если бы так все было, как вам сказал сержант Веревка, то на мне могли быть признаки сопротивления и неповиновения такому высокому парню, как сержант Веревка. Ведь он ростом и весовой категорией намного больше меня. Сержанту Веревке ничего не стоило притащить меня за шиворот в штаб воинской части. Однако на мне нет никаких признаков сопротивления. Даже на моих руках нет ссадин от драки с сержантом Веревкой. Я провел в казарме пехоты всего лишь один удар в свою защиту в челюсть сержанту. Если бы я этого не сделал, то сейчас бы вам пришлось беседовать не со мной, а с сержантом Веревка о моих побоях. У меня есть подозрение, что сержант Веревка сам себя отделал, чтобы все свалить на меня. Посмотрите на его руки. У сержанта Веревки все руки разбиты до крови, об удары по своему лицу. Если я ошибаюсь, то тогда проведите прямо при мне судебно-медицинскую экспертизу на увечья и на ссадины у сержанта Веревки. В отличие от сержанта, мои руки целы. Если бы я руками нанес такое количество ударов по лицу сержанта, то мои руки были бы в ссадинах и в крови.
После моей длинной речи в свою защиту никто больше ни сказал, ни единого слова обвиняя меня. Несмотря на то, что сержант Веревка придя в себя, сценически указал на меня и обратно упал в обморок, никто ему ни стал оказывать медицинскую помощь. Командир взвода медицинской службы сержант Петух сказал своим санитарам оставить "пострадавшего" без оказания помощи. Вскоре на площадке у штаба, сержант Веревка остался лежать совсем один. Прошло несколько минут, сержант Веревка вернулся в казарму. Шепотом пригрозил мне, что со мной разберется отдельно. Я не остался перед ним в долгу. Сказал сержанту Веревки, что он может не дожить до того времени, когда собирается разобраться со мной. Так как верхний этаж кровати может рухнуть на него раньше, чем он успеет открыть глаза. Все спишут на несчастный случай. Так что ему сегодня лучше ни спать внизу подомной в целях безопасности. Видимо мои слова сильно подействовали на сержанта Веревку. Он быстро собрал свои личные вещи и переселился ночевать в свою взводную каптерку, куда часто вызывал своих солдат на разборку с шестерками за плохую службу под его руководством. Я остался спать один на верхней части двухэтажной кровати. После ухода сержанта Веревки с казармы солдаты сразу предупредили меня, что от сержанта Веревки можно ожидать чего угодно. Мне следует его опасаться. Сержант Веревка обязательно когда-то подготовит мене какую-нибудь пакость, чтобы посадить меня на гауптвахту за нарушение армейского уставного порядка. Может даже сфабриковать преступление и привлечь меня к военному трибуналу. За время службы сержанта Веревка нечто подобное было с солдатами срочной службы.
- По крайней мере до утра останусь жив. - шутя, сказал я, солдатам роты пехоты. - Ведь к нашей общей охраны в казарме имеется ночной караул, который охраняет наш покой. Дальше я с ним сам сумею разобраться. Вы видели это.
Наверно в казарме роты пехоты были "шестерки" сержанта с фамилией Веревка. Так как на утро в нашей воинской части прошел слух, что салага художник и "дед" сержант Веревка объявили друг другу войну. Офицеры штаба части утром пересилили меня жить в другую казарму. Вскоре я вообще переселился жить в свою художественную мастерскую. Так как наступали многочисленные советские праздники, а вместе с ними агитационные, политические, тактические, строевые, хозяйственные и другие многочисленные отчеты перед командованием Советской армии.
- По тебе Веревка плачет. - шутили надо мной, солдаты и офицеры, в прямом и переносном смысле слова.
Они были правы. Сержант Веревка не мог смериться с тем первым поражением от меня и с моим положением, которое росло с каждым днем моей службы в воинской части. Я не помню ни одного дня за время моей службы в этой воинской части, чтобы за мной не следили "шестерки" сержанта Веревки. Мне постоянно делали какую-нибудь гадость. То в масленую краску ацетон вливали. Масляная краска от ацетона сворачивалась. То пачкали сделанные мной новые плакаты. Бывали попытки поджога моей художественной мастерской, которая находилась в здании штаба воинской части. Возможно, что при такой диверсии против меня, однажды ночью в нашей воинской части загорелся армейский клуб, который тоже находился в здании штаба нашей воинской части. Несколько раз на меня нападали незнакомые мне гражданские и солдаты в центре города Батуми, когда я там был в увольнении или в самоволке. Я тоже не оставался в долгу перед сержантом Веревкой и его "шестерками", которым доставалось от меня и от моих многочисленных друзей, которых у меня было значительно больше, чем "шестерок" у сержанта Веревки. Кроме того, на моей стороне были многие офицеры нашей воинской части. В первую очередь, за меня горой был мой прямой командир замполит подполковник Карпухин, который искренне ненавидел сержанта Веревку. Я не знал в части ни одного солдата или офицера, которые уважали сержанта Веревку. Зато взвод пехоты под руководством сержанта Веревки был самым лучшим в нашей воинской части. Вскоре сержант Веревка стал старшиной роты пехоты.
За полгода до конца моей службы меня направили на уборку урожая вначале в Краснодарский край, затем в Ставропольский край. В заключении сезона уборки урожая мы поехали убирать урожай в Челябинскую область. Служба на уборке урожая каждому солдату была как награда или как увольнительная к себе на Родину. Во время уборки урожая солдаты и офицеры были почти равные между собой. Могли позволить вместе выпить спиртного или сходить погулять с местными девчатами. Никто никого не контролировал на уборке урожая. Лишь бы все было в меру, и никто не совершил грубого нарушения службы за время уборки урожая. Все остальное там у нас было как на гражданке. Надо же было такому случиться, что вместе со мной на уборку урожая поехал Веревка, который за год до своей демобилизации из советской армии дослужился до старшины роты пехоты. Как раз в тот год в советской армии ввели должность прапорщика и возможность оставаться на сверхсрочную службу в советской армии. Видимо, по этому случаю старшина Веревка решил дослужиться до генерала. Получив увольнение в запас, старшина Веревка тут же подал в штаб воинской части рапорт на сверхсрочную службу, при которой старшина пехоты Веревка автоматически становился прапорщиком. Фактически на службе прапорщик Веревка стал офицер низшего ранга в советской армии.
Едва прапорщик Веревка был зачислен на сверхсрочную службу, как его тут же направили с ротой пехоты и автомобилистов на уборку урожая по всему Советскому Союзу. Меня в роту зачислили в качестве агитатора и пропагандиста. В мою обязанность входило писать лозунги, плакаты, стенные газеты и агитационные стенды для тех, кто был на уборке урожая. Кроме того, я должен был постоянно отправлять в штаб гарнизона все сведения по уборке урожая. Прапорщик Веревка рассчитывал поиздеваться надомной во время уборки урожая. Так как он думал, что я во время уборки урожая буду находиться в его подчинении. Но все офицеры и солдаты нашей воинской части были в курсе моих отношений с прапорщиком Веревкой. Поэтому начальник политотдела дивизии, через моего командира замполита подполковника Карпухина, написал указ по роте на время уборки урожая. В том, что я буду подчиняться непосредственно замполиту роты капитану Куратову. Никто другой не имел право командовать мной. Тем более прапорщик Веревка. Так что намерения прапорщика Веревки поиздеваться надомной во время уборки урожай зерновых полностью провалился. К тому же замполит подполковник Карпухин строго запретил прапорщику Веревки приближаться ко мне на расстоянии нескольких метров или как-то контактировать со мной через своих подставных людей.
Замполит сборной роты капитан Куратов оказался толковым офицером. Мы сразу с ним нашли общий язык на уборке урожая. Капитан Куратов никогда не притеснял меня. Он знал, что я за свою службу в советской армии был добросовестным солдатом, за что многократно раз, награждался командиром части, командиром дивизии и даже министром обороны Советского Союза, отпусками на Родину и другими разными видами поощрения в советской армии. Видимо уже при первой нашей стычки на уборке урожая прапорщик Веревка пожалел о том, что его направили на уборку урожая вместе со мной. К этому времени за свою службу в советской армии я постоянно добровольно уделял много внимания своей физической культуры. У меня были такие мышцы, что любой солдат в нашей воинской части завидовал мне. В то время как прапорщик Веревка выделялся среди других лишь своим большим костлявым ростом.
Так что при первой же нашей стычке на уборке урожая, я так его отделал, что он едва выжил в центральной больнице города Краснодар. Подать в суд на меня прапорщик Веревка никак не мог. Так как на виду у солдат и офицеров прапорщик Веревка кинулся на меня с топором. У меня была чистая самозащита. Если бы я не постоял за себя, то прапорщик Веревка меня просто по пьянке мог зарубить топором. К тому же я в это время был совершенно трезвый. Так что прапорщик Веревка еще легко отделался, что попал в центральную больницу города Краснодар, а не за решетку в штрафной батальон. Офицеры и солдаты требовали от меня написать на него рапорт в военную прокуратуру. Но я в присутствии солдат и офицеров сказал прапорщику Веревке, что если он еще раз поднимет на меня руку, то тогда ему никакая медицина, а так же ни какой полевой суд не помогут. Так как я в целях собственной самозащиты просто убью его. Меня никто судить не будет. Потому, что я открыто, буду защищать свою жизнь от придурка жизни.
За все время уборки урожая в течение шести месяцев прапорщик Веревка обходил меня стороной. Когда мы вернулись после уборки урожая в свою воинскую часть, то я узнал, что меня демобилизовали досрочно на целый год вперед. Дело в том, что я призывался служить в Советскую Армию на три года. Но через год вышел указ от министерства обороны Советского Союза, что служба в рядах войск, где я служил, будет заменена с трех лет на два года службы. Так что по прибытию в свою воинскую часть мне нужно было забрать свое табельное оружие из взвода управления, где я числился и сдать оружие в оружейное хранилище воинской части. За мной числился пистолет. Я забрал пистолет из взвода управления и по пути зашел к себе в художественную мастерскую, где в это время был салага, новый художник из Абхазии. Он только что получил свое табельное оружие пистолет, который должен был отнести на хранение, в взвод управления нашей воинской части, куда салагу зачислили на время службы в армии.
Видимо, прапорщик Веревка следил все это время за мной. Наверно, хотел как-то навредить мне перед моей демобилизацией. Я всего пару минут постоял в художественной мастерской. Затем пошел в оружейное хранилище сдавать свой пистолет. Следом за мной из художественной мастерской вышел салага, новый художник нашей воинской части. Он лишь пошел в туалет за угол здания штаба нашей воинской части, чтобы там сходить по малой нужде. Дверь художественной мастерской была открыта. Этим тотчас воспользовался прапорщик Веревка, который в отсутствии художников вошел в художественную мастерскую. Я не знаю, на какую диверсию готовился прапорщик Веревка в художественной мастерской. Я не успел удалиться и на сто метров от художественной мастерской, как, вдруг, за моей спиной раздался пистолетный выстрел из художественной мастерской. В туже секунду я побежал обратно в художественную мастерскую. У меня были мысли лишь о том, что наверно салага, новый художник нашей воинской части, не умея обращаться пистолетом, случайно выстрелил в самого себя из пистолета. Такое иногда случалось. Когда я, вместе с другими солдатами и офицерами штаба нашей воинской части, заскочил в художественную мастерскую, то увидел ужасную и в тоже время весьма странную картину. Прапорщик Веревка лежал на полу художественной мастерской с простреленным левым плечом. В стороне от него валялся пистолет. В художественной мастерской больше никого не было. Новый художник-оформитель воинской части стоял за моей спиной. Я успел первый войти в художественную мастерскую.
- Он пытался меня убить. - сказал прапорщик Веревка, указывая на меня рукой. - Я успел выбить пистолет.
- Это не правда! - удивленно, возразил я. - Я вообще сегодня не видел прапорщика Веревку в художественной мастерской. Всего пару минут назад я был здесь с новым художником. Прапорщика Веревки здесь не было в это время.
- Вы проверьте отпечатки пальцев на его пистолете. - сказал прапорщик Веревка, указывая на пистолет, который валялся на полу возле стола. - Тогда вы убедитесь, что это он стрелял в меня и пытался убийство свалить на других.
- Пожалуйста, проверяйте отпечатки моих пальцев на моем пистолете. - согласился я, протягивая коробку со своим пистолетом, который я не держал в руках. - На полу валяется ни мой пистолет. Можете проверить номер пистолета.
- Ах, ты зараза! Я сейчас застрелю тебя! - заорал прапорщик Веревка и бросился к пистолету на полу.
Я ни стал ждать, когда прапорщик Веревка застрелит меня. Прапорщик Веревка не успел добраться до пистолета. Едва прапорщик Веревка попытался вскочить со своего места на полу к пистолету, как тут же получил от меня сильный удар в челюсть кованным солдатским сапогом. Зубы прапорщика Веревки, как простреленные гильзы от пистолета, разлетелись в разные стороны в художественной мастерской. В этот момент какой-то офицер успел ногой откинуть в сторону пистолет, который валялся на полу художественной мастерской. Два офицера кинулись к прапорщику Веревки и закрутили ему руки за спину. Прапорщика Веревку в бессознательном состоянии арестовали. Отвезли в камеру предварительного заключения. Там ему оказали медицинскую помощь. Как стало известно позже, то прапорщик Веревка от пистолета пострадал меньше, чем от моего кованного солдатского сапога. Симулируя покушение на себя, прапорщик Веревка всего лишь прострелил мякоть своего тела на левом плече. Пуля прошла на вылет и жизненно важных органов тела не зацепила. От сильного удара в челюсть, кованым солдатским сапогом. Прапорщик Веревка потерял много зубов. Остался с поломанной челюстью, которую предстояло устанавливать в нашем санбате. В часть вызвали военного следователя. В ходе следствия выяснилось, что прапорщик Веревка следил за мной, чтобы убить меня куском железа, который был у него в кармане. Поэтому прапорщик Веревка тайно проник в художественную мастерскую воинской части, чтобы совершить свой криминальный поступок. Ударить сзади мне по голове куском железа. Когда прапорщик Веревка увидел на столе пистолет забытый новым художником, то подумал, что пистолет принадлежит мне. Вот он и решил воспользоваться тем, что я вышел на минуту из художественной мастерской, а свой пистолет оставил на столе. Видимо прапорщик Веревка не знал, что на моем месте находится новый художник. Об этом новом художнике я сам узнал в тот самый первый день, когда вернулся в воинскую часть с уборки урожая по территории Советского Союза.
Пока я готовился к демобилизации из рядов Советской Армии, командир воинской части издал указ о разжаловании прапорщика Веревки до рядового и об открытии уголовного дела против бывшего прапорщика Веревки. Когда бывший прапорщик Веревка узнал, что его разжаловали до рядового, а затем будут судить военным трибуналом, то видимо его нервы не выдержали. Утром бывшего прапорщика Веревку нашли в камере заключения повешенным. Так закончилась затянувшаяся на два года моя разборка с придурком жизни, с фамилией Веревка. На следующий день после смерти Веревки я демобилизовался из рядов Советской Армии. Как поступили с трупом Веревки, я не знаю. Может быть, его труп отправили к нему на Родину в Республику Украина или просто похоронили, как собаку, где-то на краю кладбища в городе Батуми? Мне это было совершенно не нужно знать. Меня не интересовал конечный путь человека с фамилией Веревка, который ровно два года часто издевался надо мной и пытался меня убить.
2.Семья придурков жизни.
- Папа! Это очень маленький рассказ о придурках жизни. - стала канючить Виктория. - Я даже не успела вникнуть в сюжет рассказа. Пожалуйста, расскажи мне еще один рассказ о придурках жизни. Ты говорил, что их было много.
- Хорошо! Хорошо! Расскажу тебе еще один рассказ о придурках жизни. - согласился я. - Все равно я сегодня никуда не пойду. День почти закончился, а завтра по местному времени в Государстве Израиль общий у всех выходной день. Можно будет всей семьей сходить искупаться в Средиземное море, которое совсем близко от нашего дома.
Так вот, о придурках жизни. Было это давно. До моего призыва на службу в ряды Советской Армии. В начале шестидесятых годов. Мы тогда едва приехали из поселка Псебай в Краснодарском крае, в город Беслан в Северной Осетии. В поселке Псебай остался жить наш отец вместе со всем нашим хозяйством, которое отец вскоре пропил. Мы с мамой временно поселились в городе Беслан у маминой средней сестры Щепихиной Надежды, которая жила со своей семьей в шесть человек в трехкомнатном домике в поселке щебеночно-шпального завода. Главным инженером на этом заводе был муж тети Нади, Щепихин Михаил, который устроил мою маму работать на щебеночно-шпальный завод крановщицей мостового крана. Дядя Миша сразу стал настаивать, чтобы нам дали какое-нибудь жилье. Так как жить в трехкомнатном доме в одиннадцать человек было невозможно. На улице то же жить нельзя нашей семье. Между городом Беслан и поселком Зильги был старый заброшенный карьер, который когда-то относился к щебеночно-шпальному заводу. В этом карьере было несколько бараков подлежащих под снос. Вот в один из этих бараков в однокомнатную квартиру поселили нас четверых. Моя мама и два брата близнеца, Сергей и Юрка. Вполне понятно, что я тоже поселился там жить. Мне тогда еще не было шестнадцати лет. Я не мог жить самостоятельно отдельно от своей мамы и братьев близнецов. Один из близнецов, Сергей, был инвалид с рождения. Вынимая новорожденного Сергея из чрева мамы во время рождения первым, щипцами проломили мягкий детский череп. Сергею с рождения суждено было стать инвалидом с открытым черепом. По вине акушеров во время его рождения в городе Избербаш, в Республике Дагестан. Я постоянно думаю о своем младшем брате Сергее, каково ему быть с открытым черепом, где всего лишь под кожей головы храниться его разум, а также вся его остальная жизнь. Мы берегли Сергея от удара...
Ну, ладно, не будем говорить об этом. Так вот, поселились мы жить вчетверо в однокомнатную квартиру в бараке, который трудно было назвать жильем. Так как в одной комнате без перегородок находились все условия жизни, которых, точнее, вообще не было в этой комнате. По нужде мы бегали за бугорки в карьере. Готовили пищу на примитивной электрической печке, которую нам смастерил кто-то сердобольный из кирпичей и спирали. Стирала мама белье в одном из многочисленных родников в старом заброшенном карьере, который постепенно превращался в городскую свалку. Мама с младшими сыновьями близнецами один раз в неделю ходила мыться к своей средней сестре Надежде Щепихиной. Мне было интереснее мыться в самом большом роднике в заброшенном карьере. Здесь было много рыбы, неизвестно как попавшей в родники заброшенного карьера. На этом роднике я познакомился с многими друзьями, с которыми после ходили в походы по горам Северного Кавказа. Почти все мои друзья вместе и врозь в разные годы служили в одной воинской части Советской Армии в городе Батуми. Конечно, это было совершенно случайно.
Но мой рассказ не об этом. Прямо над нашим бараком на горе стоял частный дом, с которого, фактически, начинался город Беслан. Все местные жители говорили, что в этом доме живет семья придурков жизни. Папа, мама и дети в этой семье были с причудами. Постоянно в их доме что-то происходило. По ночам можно было услышать вой собак исходящий из человеческого голоса. Бывало так, что вся семья забирала среди ночи на крышу своего дома. Там на крыше своего дома до самой зори все семейство мяукало. Говорили, что все в этой семье были лунатики и во время полной луны летали над крышей своего дома, как птицы или как ангелы, хотя ангелами эту семью назвать никак нельзя. Скорее всего, эта семья была по духу своему ближе к дьяволам. Ну, я не верю в ангелов, чертей, леших и дьяволов. Я не верю ни во что мистическое и дьявольское. Но то, что эта семья была с причудами, я охотно верил хотя бы по тому, что замечал нечто необычное в знакомой семье. К примеру, я собственными глазами видел, как дети этой семьи ели с кустов белену, не съедобные волчьи ягоды, несъедобный грибы и все то, что росло на помойках в старом заброшенном карьере и вокруг многочисленных родников в этом карьере. От подобной пищи все обычные люди сходили с ума или вовсе умирали. С этой же семьей ничего подобного не происходило. Видимо они с рождения объелись белены и поэтому стали придурками жизни. Вот на них и не действуют не съедобные растения, так все семейство придурков жизни, со дня своего рождения адоптировалась к этим совершенно не съедобным растениям.
Однако я хотел рассказать тебе не об этом. С этими придурками жизни я столкнулся лично в прямом смысле слова. Произошло это летом на самом большом роднике в старом заброшенном карьере, куда я отправился рано утром с друзьями ловить рыбу, а с выходом солнца купаться и загорать на огромных камнях расположившихся вокруг большого родника. В шестидесятые годы здесь в карьере было самое хорошее место в городе Беслан к отдыху пацанам. Но этот летний отдых нам испортил один из многочисленных сынов семейства придурков жизни. Прямо с утра дети придурков жизни появились рядом с большим родником в старом заброшенном карьере. Придурки дети искали, чем бы несъедобным из растений полакомится возле большого родника. Возле каждого куста с не съедобной растительность придурки дети устраивали разборки за право объедать поганые плоды растений. Своим шумом придурки дети мешали нам ловить рыбу, которая в это утро и без шума придурков очень плохо клевала. День и так у нас пропадал. Мы старались не вмешиваться в семейные разборки придурков. Мало ли что им в тупую голову стукнет. После жди от них всякие неприятности себе и своей семье. Поэтому мы терпеливо ждали, когда придурки уйдут от большого родника. Затем мы станем, ловит свою рыбу. Не будут же эти придурки целый день лазить по камням в поисках своего несъедобного пропитания. Все равно вокруг большого родника ни так много несъедобных растений как на свалке.
Наконец-то мы дождались, что придурки дети успокоились. Разошли по всему старому заброшенному карьеру в поисках несъедобных растений. Возле большого родника остался один из детей придурков жизни. Я даже не знаю его имени, так как никогда не общался с ним. С этим семейством придурков жизни вообще никто не общался. Мне даже неизвестно, чем вообще занимались в семействе придурков жизни. Дети семейства придурков жизни вообще нигде не учились ни в одной из трех школ города Беслан и беслановского маисового комбината, который был по величине почти в половину города Беслан. Взрослые семейства придурков жизни тоже нигде не работали. Неизвестно на что они жили. Возможно, по этой причине дети семейства придурков жизни питались всем, чем попало, что они могли найти для себя съедобным на помойках города Беслан. Хотя по виду придурков и по виду их дома нельзя было сказать, что живет семейство придурков очень плохо. Так как выглядело все семейство придурков весьма упитанными и дом у них был одним из лучших частных домов в городе Беслан. Местные жители искренне завидовали им.
Вновь я уклонился от основы рассказа. Дело в том, что оставшийся возле большого родника, придурок жизни долго сидел на камне у воды. Длительное время всматривался в кристально чистую прозрачную воду родника и никак не убирал взгляда от водяной глади большого родника старого заброшенного карьера. Можно было подумать, что придурок жизни увидел какую-то истину жизни в чистой родниковой воде. Кроме песка и кристально чистой воды ничего другого там не было. Даже мелкая рыбка куда-то спряталась от жаркого летнего солнца или от пристального взгляда пацана, семьи придурков жизни. Наверно пацан кайфовал от сильной жары? Неизвестно, что было у него в голове. Вдруг, ни с того ни с сего, этот придурок жизни свалился в воду родника. Глубина там приличная, несколько метров. Я был с удочкой совсем недалеко от этого придурка жизни. Когда он свалился в воду и не сделал ни одного движения признака жизни, то я подумал, что у него остановилось сердце. Придурок жизни просто замертво пошел ко дну. Поэтому я, не задумываясь о последствиях для себя со стороны семейства придурков жизни, нырнул за телом умершего придурка жизни. Следом за мной в воду большого кристально чистого родника попрыгали мои друзья, которые находились близко с удочками вокруг большого родника в старом карьере. У всех нас было желание спасти человека.
- Ты зачем меня вытащил из воды? - заорал на меня придурок жизни, как только мы сообща вытащили утопленника на поверхность воды. - Я тут понял сущность своей жизни, которая приходит к нам прямо из глубины чистой воды.
Этот придурок жизни развел такую философию бытия жизни на Земле, что самые умные философы Древней Греции и Древнего Рима могли позавидовать его красноречию. Но мне тогда было всего лишь шестнадцать лет. Мир моей философии был далек от тех понятий жизни, которые стал мне вдалбливать этот придурок жизни. Поэтому я выбрался из воды большого родника и вместе с друзьями ушел в сторону от придурка. Пусть один философствует. Вот только придурок жизни не захотел оставить меня в покое. Придурок жизни пошел следом за мной и стал мне объяснять прелести жизни, которая когда-то вышла из воды и по сей день находится в нас. Мне тогда было как-то до одного места от его философии. Хотя с годами я пожалел о том, что внимательно не выслушал философию придурка жизни. Так как в его философии все-таки было какое-то зерно здравого смысла. Однако тогда в старом заброшенном карьере возле большого родника я не знал, как избавиться от придурка жизни с его философией. Куда бы я ни пошел с друзьями, в сторону от него, придурок жизни всюду преследовал меня. Вдалбливал мне свою философию.
- Тебе морду что ли набить, чтобы ты отстал от меня? - спросил я, придурка жизни, когда он в достал меня.
- Набей! - согласился он, с моим предложением. - Может быть, тогда поймешь, что я был прав в суждениях своих.
Я оттолкнул придурка жизни от себя и пошел в сторону. Но придурок жизни стал более настойчивым. Теперь он требовал от меня не внимание к его придурковатой философии, а чтобы я ему обязательно набил морду. Я не мог так поступить с больным человеком. Это было не мое понятие обижать человека, которого при жизни обидела природа разумом. Мало ли что может произойти значительно позже со мной и с беспокойным семейством придурков. Из рассказов местных жителей я слышал много ужасных историй о контактах обычных людей с семейством придурков жизни. Кто из обычных людей входил с ними в обычный бытовой контакт, то вскоре становился подобием семейства придурков жизни или вообще куда-то исчезал на всегда. Видимо слишком сильной была философия семейства придурков жизни, раз люди, послушавшие их философию начинали им верить и входить с ними в контакт. Наверно было на то какое-то основания. Если хотя бы задумываться над тем, что в семействе придурков жизни никто не работает и не учится, а живут и мыслят они с их философией лучше других обычных людей. Возможно, что это была какая-то секта? Но все равно были вопросы. Хотя бы, на что придурки жили? Ведь никто из них не работал. Когда обычные люди не желали входить в мирный контакт с семейством придурков жизни, то между обычными людьми и семейством придурков жизни начиналось настоящее побоище. Бывали случаи увечья. Даже смертельный исход, после побоища между семейством придурков жизни и обычными людьми. Тогда в этот конфликт вмешивались представители местной власти, милиция и даже психушка из города Орджоникидзе, которая находится на улице Камалова. Неизвестно каким путем, но каждый раз семейство придурков жизни выигрывали свой поединок не только в драке, но также в разбирательстве с судебными органами. Даже в психиатрической больнице города Орджоникидзе придурков жизни долго никогда не задерживали. После всех побоищ семейство придурков жизни опять продолжало жить своей жизнью. Вот только люди никак не хотели входить с ними в контакт. Все сторонились придурков жизни.
Но в тот солнечный день в старом заброшенном карьере возле большого родника, придурок жизни достал меня окончательно. Я даже как-то совсем забыл, что все обычные люди сторонятся семейства придурков жизни. Стараясь избежать всяких неприятностей, которые могли бы исходить после контакта с семейством придурков жизни. Обозленный требованием придурка жизни, чтобы я выслушал его философию или побил его за то, что не хочу выслушать его дурацкую философию. Я схватил этого придурка жизни за волосы и несколько раз ударил его лицом об свои колени. После этого придурок жизни встал на свои ноги и, не говоря ни единого слова, ушел в направлении своего дома на горе с разбитым лицом и со слезами на глазах. Словно я обидел его тем, что не выслушал его философию.
- Все, Череп! Придется тебе бежать из Северной Осетии. - сказали мне, мои друзья, которые с детства знали семейство придурков жизни. - Сейчас эта чокнутая семейка придет к вашему жилищу целой оравой. Они сровняют ваш барак и вашу семью с землей. Им все равно ничего не будет. Даже если они убьют вас. Ведь они все придурки жизни.
Лишь после слов моих друзей я понял, что сделал непоправимую ошибку, когда побил сына семейства придурков жизни. Я тут же побежал к себе домой в барак. Мне нужно было спасать своих братьев близнецов, которым в тот год было по семь лет от роду и они собирались пойти первый раз в первый класс, в среднюю школу. Вполне понятно, что больше всего я боялся за жизнь брата Сергея, который мог умереть даже от щелчка в то место головы, где под кожей не было кости черепа защищающей человеческий мозг. Юрка был шустрым подростком. Мог постоять за себя в драке со своими сверстниками. Бегал Юрка очень быстро от тех противников, кого сам не мог побить во время драки. Минут через двадцать после того, как побитый мной придурок жизни ушел к себе домой, я был возле нашего барака. Не успел я собрать своих семилетних братьев, как друзья сообщили мне, что глава семейства придурков жизни спускается к нашему бараку из своего дома на горе. Бежать с братьями было поздно. Я решил принять бой на себя хотя бы до того времени, пока мои друзья вызовут сюда к разборкам наряд местной милиции или взрослых мужчин.
Не дожидаясь прихода придурков жизни, я своим братьям близнецам сказал, чтобы они залезли под кровать и не выбирались оттуда до тех пор, пока к нам на помощь не прибудет наряд милиции или местные мужики. Я как мог, забаррикадировал дверь своей квартиры изнутри. Хотя сама дверь открывалась в бараке наружу и придурку жизни ничего не стоило открыть нашу дверь с улицы. Оружия в нашем жилище никакого не было. В углу стояла водопроводная труба с меня ростом. Эту трубу нам принесли слесаря. Обещали нам к зиме провести тепло из соседнего люка проходящей рядом тепловой городской магистрали. Я вооружился водопроводной трубой. Стал ждать, когда в наше жилище ворвется придурок жизни. Я сразу ударю его по голове этой трубой. После сбегу отсюда с братьями. Долго ждать придурков жизни мне не пришлось. Придурки вначале разбили единственное окно в нашем жилище. Затем глава семейства придурков жизни железным ломом взломал нашу дверь, которую я замкнул изнутри на шпингалет. Передо мной в проеме выломанных дверей, с железным ломом в руках появился огромный мужик, которому ничего не стоило меня одними голыми руками придушить. Наверно на это он рассчитывал, а лом с собой взял лишь для того, чтобы вскрыть нашу дверь. Если, вдруг, наша дверь будет закрыта на внутренний замок и чем-то прижата.
- Посмотри, что ты сделал с моим сыном! - заорал на меня огромный мужик, показывая своего сына с разбитым лицом, которое почему-то покрылось волдырями, словно от ожогов горячим предметом. - Сейчас я тебя размажу по всему твоему бараку. Мне ничего не будет. У меня не хватает мозгов семьдесят пять процентов. Я сейчас убью тебя.
- Тогда мне тоже ничего не будет. - в страхе, сказал я. - Я буду защищать свою жизнь от придурка жизни.
Едва огромный мужик протиснулся в дверной проем сквозь мои жиденькие баррикады, как я ему в это время врезал по темечку железной водопроводной трубой. Мужик покачнулся, но устоял на ногах. Я ни дал мужику опомниться и еще раз повторил свой удар железной водопроводной трубой. В этот раз огромный мужик не выдержал моего удара железной водопроводной трубой. Свалился прямо на мои баррикады, которые я сложил внутри нашего жилища. Мне нельзя было медлить, так как побитый мной отпрыск этого мужика с воплями "Папу убили!", кинулся бежать на горку в сторону своего дома. В любую минуту к нашему жилищу могла примчаться орава придурков жизни. Меня бы точно размазали по земле вместе с нашим дряхлым жилищем. Мне с братьями надо было быстрее удирать отсюда.
- Братьев уводите в сторону города. - сказал я, своим друзьям. - Мне надо разобраться с придурком жизни.
Я прекрасно понимал, что теперь мы обратно остались без жилья и нам придется скитаться по чужим квартирам. Поэтому я не мог так просто уйти от этого придурка жизни, который пытался меня убить и до сих пор валялся без сознания у меня под ногами. Во мне было столько злости к этому придурку жизни, что я стал ногами бить его по морде, в живот и по яйцам. Когда он приходил в себя от боли в лице и пытался встать на ноги. Я долго избивал придурка жизни. Едва я услышал дикие вопли со стороны дома, семейства придурков жизни. Как тут же скрылся с места побоища под прикрытием других соседних бараков расположенных возле старого заброшенного карьера. Уже издали я услышал крики жильцов других бараков, над которыми устроили побоище семейство придурков жизни. Даже страшно было подумать, чтобы было со мной и с моими братьями, если бы мы не успели оттуда удрать. Нас бы просто убили.
- Мы гуляли в центре города и ничего не знаем о драке в бараках. - сказал я, братьям и друзьям, когда догнал их почти возле станции "Беслан". - Надеюсь, что никто из вас не назвал нашу фамилию, когда звал милицию к баракам.
- Нет! Мы лишь вызвали по телефону к нашим баракам наряд милиции. - хором, ответили мои друзья. - Мы сказали милиционерам, что семейство придурков жизни устроили погром в бараках возле старого забро-шенного карьера.
- Ну, тогда полный порядок. - спокойно, сказал я. - Мы пока погуляем по городу на виду у всех, чтобы нас хорошо заметили, затем отправимся на работу к моей маме или домой к тети Нади. Скажем им, что наши бараки возле старого заброшенного карьера разбили мужики из семейства придурков жизни. Теперь нашей семье вовсе негде будет жить.
Мы так и поступили, как договорились. Сразу пошли смотреть кинофильм в кинотеатр "Спутник", куда ходит большая часть жителей города Беслан. После кино с городскими пацанами гоняли футбол на стадионе недалеко от своей школы. Лишь к концу первой рабочей смены отправились к щебеночно-шпальному заводу, чтобы успеть предупредить нашу маму, что наше временное жилище полностью разгромлено придурками жизни. Нам теперь негде жить.
- Бог с ним с жилищем. - испуганно, выслушав нас, сказала мама. - Главное, что мои дети не пострадали.
- Мы были в кинотеатре "Спутник". Когда семейство придурков жизни устроили погром в старых бараках. - сказал я, нашей маме. - После кинотеатра "Спутник" мы были на городском стадионе. Гоняли футбол. Мои городские друзья сказали, что семейство придурков жизни обратно утроили погром в бараках возле старого заброшенного карьера.
Нашей семье нечего было терять в этом временном жилище в бараке возле старого заброшенного карьера. Все документы нашей семьи находились в доме у тети Нади Щепихиной. В бараке были всего лишь старые ржавые кровати, которые мы подобрали на улице и в других заброшенных бараках построенных со времен отечественной войны с фашистами. Наши постельные принадлежности давно были непригодны к употреблению по назначению. Вся одежда, которую можно было назвать одеждой, была одета на нас. Остальная наша одежда была разодрана в лохмотьях. Несколько месяцев нам пришлось скитаться по чужим квартирам. Прежде чем нам дали первую однокомнатную квартиру на четырех человек в блочном доме построенного самими рабочими щебеночно-шпального завода. Так постепенно мы начинали пробиваться к нормальной жизни. Если можно назвать нормальной жизнью, для семьи из четырех человек на зарплату в восемьдесят рублей, которую получала наша мама, работая крановщицей на мостовом кране в щебеночно-шпальном заводе. Отец алименты маме на нас не платил. Других доходов у нас пока не было.
От своих друзей я позже узнал, что произошло после нашего бегства из барака нашего временного жи-лища. Друзья сказали, что когда семейство придурков жизни стали громить бараки возле старого заброшенного карьера, а местные жители едва отбивались от озверевшего семейства придурков жизни. В это время из старого заброшенного карьера выехал бульдозер, который работал несколько лет по расчистке образовавшейся большой городской свалки. Бульдозерист направил огромную машину на дом семейства придурков жизни и сравнял его с землей. В это время возле бараков шел настоящий бой между нарядом милиции и местными жителями с одной стороны, с озверевшим семейством придурков жизни с другой стороны. Когда наконец-то подоспевшая подмога со стороны города взяла в кольцо семейство придурков жизни, то придуркам негде было бы жить. Бульдозер уничтожил все жилье придурков. Если бы даже придурки оправдались от очередной драки с местными жителями, то все равно местные жители готовы были уничтожить семейство придурков жизни. В этот раз местные жители были страшней семейства придурков жизни. Местные жители были готовы разодрать в клочья семью придурков жизни. Поэтому само семейство придурков жизни готово было на жительство в психушке или в тюрьме, которые были готовы их принять к себе на всю оставшуюся жизнь семейства придурков жизни. Там им были рады врачи и менты, а народ мог облегченно вздохнуть.
В действительности я не знаю, как закончились события во время погрома бараков семьей придурков жизни возле старого заброшенного карьера. Я больше никогда не появлялся в той стороне у старого заброшенного карьера. Может быть, действительно было так, как мне рассказали мои друзья. Семейство придурков жизни отправили в психушку или посадили в тюрьму. Могло быть и по-другому. После того, как дом семейства придурков жизни бульдозер сравнял с землей им ничего не оставалось делать, как выехать из города Беслан на новое место жительства. В любом случае после этих событий история с семейством придурков жизни в городе Беслан закончилась навсегда. Когда после службы в армии я проезжал по трассе в автобусе недалеко от бывшего места старого заброшенного карьера. Увидел, что там нет старых бараков со времен отечественной войны с фашистами. Нет старого заброшенного карьера. Бульдозеры сравняли с землей все мое прошлое на месте бывшего старого заброшенного карьера. На том самом месте построен новый жилой квартал частных домов города Беслан. В среде новых домов и новых городских улиц давно затерялись места былых событий с моим участием, а также с участием семейства придурков жизни.