Не было ничего удивительного, что он так разволновался. Пластик стен поглощал звуки, но Харт явственно слышал приближающиеся шаги. Неторопливые, уверенные, безжалостные. Трое, в броне, с оружием - шепнули в ухо многолетние навыки, и Харт заметался по камере, словно из длинного узкого пенала существовал выход. Кулаки нервно сжимались и разжимались, руки вздрагивали, как всегда перед боевым, когда успокаивающе давит на голову титановый шлем, вращается в правом верхнем углу поля зрения объемная цветная карта, дышать трудно из-за пластин нагрудной брони, а в спину неудобно, но весомо упирается ракетный ранец.
Но ничего из этого сейчас не было - только сковывающая движения, колючая тюремная роба на теле, топчан со смятым одеялом и унитаз в углу, всё раздражающе белого цвета. И трое с оружием, уже почти подошедшие к двери. Харт вспомнил, какие ожоги оставляет на теле человека автоматический лазерган в режиме серии импульсов, и почувствовал себя голым и уязвимым, несмотря на немалый рост и внушительную комплекцию.
Уже с утра сегодня все шло не так - вместо эрзац-хлеба и воды, положенных приговоренному к смертной казни, поднос в стене на этот раз вдруг выплюнул тарелку риса с мясом, стакан сока и две подрумяненные булочки. Харт долго с недоверием обнюхивал их, опасаясь подвоха, но голод пересилил - и все было нормально, исключая удивленное бормотание желудка, отвыкшего от нормальной пищи.
Как же он не догадался, с чего ему такая манна небесная? Только у человека в традиции баловать перед исполнением приговора обреченного на смерть. Впрочем, только человек и истребляет хладнокровно и целенаправленно себе подобных. Харт сглотнул и посмотрел на гладкие стены и слабо светящийся потолок. Неужели это последнее, что ему придется увидеть?
Когда дверь с шипением отъехала в сторону, камера выглядела пустой. Человек, вошедший в пенал, удивил Харта - гражданской одеждой вместо ожидаемого мундира, и тем, что вошел просто так, спокойно и вальяжно, как к себе домой, а не в камеру смертника. Войдя, он растерянно посмотрел по сторонам, тронул скомканное одеяло, и стал медленно поднимать голову, когда Харт обрушился на него сверху, обхватывая рукой за горло в попытке закрыться его телом от тех двоих, что должны были стоять в дверном проеме, но они уже врывались внутрь, быстрые, крепкие парни, почему-то не черных тюремных мундирах, а в красных с золотым беретах Императорской гвардии, и когда после короткого замаха в лоб ему прилетел приклад лазергана, Харт не успел даже попытаться убрать голову.
Сознание вернулось, но Харту, понявшему, что он еще помнит себя, а значит - жив, удалось не выдать себя ни вздохом, ни лишним движением. Он понял, что сидит на очень твердом, неудобном стуле, руки заведены назад и зафиксированы, ногами ниже коленей тоже не пошевелить. Медленно, очень медленно Харт приподнял веки на пару миллиметров, и из очень неудобного, свисающего положения головы осмотрел ту часть помещения, которую он мог видеть.
Серые стены без картин и украшений. Лучи солнца сквозь металлические жалюзи. Лучи солнца, сколько же времени Харт не видел их! Сейф в углу, простой стол напротив. За столом сидел человек в черном полковничьем мундире и листал распечатки.
- Очухался? - спросил он, не поднимая головы.
Смысла притворяться больше не было, и Харт сел, поморщившись от боли в голове. Слева на лбу должна вскочить здоровенная шишка, но дотянуться и пощупать ее не было никакой возможности. Мысль работала хаотично, но позитивно - это помещение не похоже на то, где исполняют, значит - казнь не сейчас, значит - еще какое-то время жить. Дышать. Облизывать пересохшие губы. Смотреть на солнечный свет.
- Капитан-лейтенант Эпплби Харт, - прочел человек в мундире полковника, - дважды Герой Империи, полный кавалер боевого Зеленого креста, триста два боевых вылета, свыше ста уничтоженных боевых машин противника. Какой блестящий послужной список! И какой бесславный конец.
Произнеся все это, человек поднял голову и уставился на Харта. Глаза у него были очень красивые - светло-голубые, немигающие. Сколько же ему лет, некстати подумал Харт. Бывают же люди, хрен поймешь по лицу - и тридцать можно дать, и пятьдесят.
- Клевета, - с трудом выдавил он в ответ, - оклеветали. Меня.
Полковник покивал, словно ждал этих слов.
- Сигарету? - миролюбиво спросил.
Харт кивнул. Курить очень хотелось. В ответ на едва заметное движение головой человека за столом кто-то сзади сделал пару шагов, негромко звякнул лазерган, снимаемый с плеча, и два пальца в потертой, пахнущей горелым перчатке с обрезанными на велосипедный манер фалангами вложили ему в рот сигарету и подожгли ее. После чего полковник махнул рукой, и вслед за шипением открывающейся и закрывающейся двери за спиной наступила тишина.
- В деле фигурирует диктофонная запись, где ты говоришь, цитирую: "Император - старый маразматик, из-за которого продолжает литься кровь и гибнут тысячи совсем неплохих людей с обеих сторон. Кроон нуждается в свежей крови, и нуждается в ней немедленно". Говорил ты когда-нибудь такие слова, или... не... говорил?
Здесь полковник поднес ладонь к бровям, словно солнце мешало ему видеть смертника, и Харту показалось, что он смеется - одними глазами. Ощущение того, что его ступни скользят по лезвию бритвы, не оставляло Харта. Воздух пах опасностью и смертью. Любое неверное слово могло вернуть его обратно в белый пенал, или сразу в руки крепких парней в красных беретах. Но молчание закапывало призрачную надежду совсем без вариантов. Тщательно подбирая слова, Харт сказал:
- Я кроонец. Я люблю свою родину.
Полковник убрал руку от глаз, и они снова стали прежними - кусочками мутноватого голубого льда.
- Да, капитан. Верю. Родина тоже любит тебя. И родина дает тебе шанс искупить кровью твои ошибки.
Полковник остановился, видимо ожидая бурных изъявлений готовности, но Харт молчал, ожидая продолжения. Тогда человек в черном коснулся панелей на столе, и в воздухе над полированной поверхностью поплыла цветная голограмма. Планетоид и много разноцветных точек и фигур вокруг.
- Узнаешь?
Харт перебирал в голове все известные ему планеты под контролем Республики Зеон. Голограмма не была похожа ни на одну из них. Сразу три станции орбитального прикрытия! Зеонцы не имеют столько нигде, кроме столицы... и там их четыре, но совсем не в такой конфигурации... а три станции есть только... только...
Сигарета выпала из губ Харта. Полковник удовлетворенно скалился и выглядел на двадцать семь - двадцать девять, не больше.
- Это Кроон, - не выдержал Харт, - наш домашний мир!
- Совершенно верно подмечено, дорогой Эпплби. А теперь скажи мне, возможно ли на диверсионном катере проникнуть в атмосферу? Ну скажем, на Nexusе-5?
Харт еще раз посмотрел на голограмму. Три станции покрывали огнем даже дальние подступы, не говоря уже о планетарных орбитах. Там, где зоны покрытия пересекались, розовый цвет становился красным, где они пересекались для всех трех станций - ярко-алым. Бледно-розовый цвет перед носом Харта переходил в пылающий алый и реже красный на расстоянии метра от шара планетоида во всех направлениях.
- Nexus хорошая машина, но... Нет. Невозможно, сожгут сразу. И, самое главное, зачем? Это же Кроон!
Полковник сел и некоторое время рассматривал Харта. Безучастно и в то же время изучающе, словно решая про себя нечто.
- Родина имеет для тебя поручение, капитан-лейтенант Харт. Ты получишь трофейный зеонский катер, Nexus-6. Проникнешь на Кроон, минуя станции - тебя пропустят. С минимальной высоты произведешь бомбардировку Нью-Сиэтла. Город будет уничтожен. После чего сядешь в столице на специальной площадке, будешь прощен, восстановлен в звании и даже награжден.
Мысли метались, как загнанные волки. Ага, прощен. В затылок и три раза. Что бы ни значила эта акция, свидетелей они не оставят. Вплоть до этого самого полковника напротив - может быть, и он получит свое прощение. Да только что толку, делать-то что, что вот конкретно сейчас делать?
- Я не понимаю, - сипло выдавил Харт.
Полковник подался вперед.
- А тебе и не надо понимать, - с неожиданной злобой выдохнул он в лицо Харту, - тебе надо выполнить приказ. Доказать свою верность Императору.
- Это цена, которую необходимо заплатить за победу. Победу, которую мы все так давно ждем и которая сейчас близка так, как никогда.
- Но у нас сейчас мир с Зеоном!
- Именно потому, что сейчас мир. Их силы рассредоточены, большинство станций и боевых кораблей на ремонте. В то время как мы более чем готовы. Конечно, просто так нарушить мирный договор Кроон не может. Но после злодейской диверсии зеонцев и гибели пятнадцати миллионов мирных жителей... мы будем просто вынуждены.
Здесь полковник улыбнулся, да так, что мороз прошел у Харта по коже. Расклад прояснился, но легче от этого не стало. В живых пилота такой акции точно не оставят, вопрос лишь в способе. Гибель при детонации зарядов? Просто тупо собьют в небе над Нью-Сиэтлом? Смотрелось бы зрелищно. Возмездие подлому зеонскому диверсанту покажут по всем каналам. Или тихо пристрелят в ангаре столичного аэродрома? Конец везде один. Командиров смен орбитальных станций защиты тоже быстренько осудят трибуналом и грохнут, не слушая слабого блеяния про то, что они действовали по приказу свыше. И концы в воду.
- Есть одна проблема, - сказал Харт, - в Нью-Сиэтле...
- ...твоя семья, - закончил человек в черном, - тем лучше! На тебя не подумают.
Несколько долгих секунд они смотрели друг другу в глаза.
- Разумеется, их тайно вывезут, - пояснил полковник, - слово офицера.
Черта лысого ты офицер, крыса тыловая, подумал Харт, а вслух спросил:
- Куда?
- В Джерси, - с легкой запинкой ответил полковник.
- Я смогу поехать к ним, после того как?
- Конечно, - ответил человек в черном, на этот раз быстро и без задержки.
- Хорошо. Это хорошо, - сказал Харт и закрыл глаза, - уберите браслеты. Руки затекли.
Полковник улыбался до ушей.
- Я знал, что верный сын Империи, Эпплби. Ты получишь вкусную еду, спиртное, наркотики... даже женщину. А теперь детали. Nexus понесет два килограмма антивещества в пусковых модулях ближнего действия. Безопасный коридор здесь и здесь, не отклоняйся от курса. В точке сброса проблем не будет - город не имеет военной промышленности, соответственно зенитного заграждения практически нет. Траектория снижения...
Войдя в стратосферу, Харт еще раз проверил приборы. До Нью-Сиэтла оставалось семь минут на автопилоте. Еще целых семь минут пятнадцати миллионам гражданских жить - сопеть, причмокивая губами во сне, гулять по улицам, заниматься любовью. Потом они все падут жертвой планов Императора. Послужат великому делу Кроона. Про великое дело Кроона говорил полковник в конце беседы, когда они подняли по бокалу шампанского за успех. Перед вылетом полковник сказал кое-что еще, положив руку ему на плечо и придвинувшись так близко, что Харт видел пульсирующие прожилки в радужке его светло-голубых, как небо в ясный летний день, глаз.
- Твоя семья очень надеется, что ты всё сделаешь как надо, - сказал он и снова улыбнулся так, что Харту захотелось врезать ему - от души, с разворота, чтобы кулак с хрустом вмял передние резцы, почувствовать, как острые края надломленных зубов режут кожу на костяшках, как сжатые пальцы становятся липкими от поганой крови...
Но вместо этого он просто молча стряхнул его руку, шевельнув плечом, и вошел в катер.
Легче всего будет тем, кто умрет во сне, подумал Харт, они просто легли спать, а утро для них не наступит. Тем, кто увидит яркий свет и резкий свист, придется хуже. Возможно, они даже успеют понять, что случилось, перед тем, как обратятся в пепел.
Он вспомнил девушку, которая провела с ним его последнюю ночь. Удивительно, на что способен мужчина после трех месяцев воздержания и вдобавок понимающий, что эта женщина - вероятнее всего, последняя. Но всему есть предел, и когда он лежал, обессиленный, на спине, а она перебирала волосы на его груди, то спросила:
- Ты грустный. О чем ты все время думаешь?
- О том, почему все время попадаешь в безвыходные ситуации.
Она улыбнулась в темноте.
- Не бывает безвыходных ситуаций, милый. Бывают выходы, которые тебя не устраивают.
- Трепотня. Иди-ка лучше сюда...
Меня не устраивает этот выход, внезапно понял Харт, и бросил машину назад, влево и вниз. Пальцы забегали по панели навигационного компьютера, прокладывая новый курс. Немедленно ожил коммуникатор - он приказывал, угрожал и ругался на разные голоса. Когда зазвучал плачущий голос сына, Харт оборвал связь. Противно заныло сердце, но он привычно приказал себе не думать ни о чем, кроме цели. Катер убегал от солнца, стремясь на всех парах навстречу ночи. Потом, всё потом. Недолго осталось.
Столица Кроона возникла перед ним внезапно, когда он вынырнул из облаков. Башни небоскребов и шпили дворцов под голубым защитным куполом издалека казались небольшими, на Харт знал, насколько они в действительности огромны. Расстояние стремительно сокращалось, и жадно потянулись к небу красные нити тепловых лучей, ища в нем металлическую птицу со скорчившимся человеком внутри.
Много выше и левее Nexusа прошли два перехватчика, не заметив. Десантный катер, последняя модель, отличные маскировочные поля.
Узор тепловых лучей, режущих ночное небо, стал густым, как рыболовная сеть. Харт раз за разом бросал машину в свободные ячейки этой сети, ощущая некое подобие мрачного азарта. Пятьдесят километров. Сорок. Тридцать. Пора.
- Я всё сделал как надо, полкан. Первый раз в жизни - как надо, - сказал он и утопил клавишу сброса пусковых модулей.
Как много света, успел подумать Харт, прежде чем пронзительная белизна поглотила купол, башни, шпили и его самого вместе со скорлупкой Nexusa. На несколько секунд, насколько хватает взгляда, до самого горизонта стало светло, очень светло.
А потом наступила беспросветная чёрная ночь, полный абсолютный мрак за исключением одной только узкой, светлой полоски, окаймлявшей край горизонта с восточной стороны.