Черемухина Светлана : другие произведения.

Мои слезы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:

    Книга выложена полностью

    Говорят же - осторожней с мечтами...
  Говорят же - осторожней с мечтами...
   Я шла по улице, уплетая жареный пончик, обалденный, горячий, с хрустящей корочкой и чуть сыроватым тестом, как я люблю. Да еще посыпанный сахарной пудрой! Такие вкусняшки пекут только в 'Русском чае', и когда мне приходится отправлять почту, я еду на главпочтамт, а уж после не отказываю себе в удовольствие слопать несколько пончиков. Конечно, я уже сама как пончик на двух кривых ножках. Ну, не такие уж они и кривые, но все же, могли быть и поровнее. Не короткие, и на том спасибо. А вот фигуру можно было бы и получше иметь, и главное, есть все задатки. Как-то раз я ходила в шейпинг-центр, где за 170 рублей меня обмерили, взвесили, произвели какие-то расчеты, соотношение массы, роста и подкожного жира, и тренер заявила мне, что Бог наградил меня прекрасной фигурой. Но тому уж лет пять минуло, и вся божественная награда сошла на нет, вернее, заплыла жирком лени, насебямохательства и унылого равнодушия. Нет, не то чтобы я квашня, нет! Я уже три года занимаюсь в секции айки-до, а до этого три года отпахала в тренажерном зале, и делала успехи, но как только бросила качать железо, так и забыла про слегка проступающий рельеф и попрощалась с плоским животом. А вот в секции занимаюсь много, хорошо, слыву одной из лучших учениц, но... не худеется, блин, ну никак!
   Иду я, значит, жую пончик. А что, я давно уже перестала стесняться делать это прилюдно. Раньше боялась лямку бюстгальтера поправить, если съедет, или вытереть брызги из лужи на колготках, а уж достать зеркальце и при всех в него заглянуть - ну не дай боже! Но как только смирилась с тем, что миру я безразлична, как только поняла, что ему до меня фиолетово, так и стесняться перестала. Вернее, делаю вид, что мне все равно. А что, если я запнусь и упаду, никто не подаст руки - был случай. Все просто обходила меня. Или уроню что-то - никто не бросится поднять. Как-то упало что-то, я на кассе расплачивалась, так мужчина, стоящий позади меня отступил вежливо на шаг и ласково предупредил меня: 'У Вас что-то упало'. Чего я покраснела тогда, наклоняясь и поднимая перчатку, не знаю. Всем же все равно было... А меня задело. А уж если сумку выхватит какой-нибудь уличный воришка - придется с ней попрощаться, никто не побежит догонять засранца, но подтверждать это практикой не хочу. Просто знаю, понимаю и чувствую. Была бы я красоткой, так мужчины бы дрались за право услужить мне, я таких видела, но... как говорится и нос картошкой, и ножки как у козерожки... Нет, я на себя не наговариваю, но принц на меня с такой внешностью точно не клюнет.
   Думаете, я мечтаю, что меня полюбит принц? Самый умный, самый красивый, и, разумеется, богатый? Все, как и полагается, и к нему прилагается? Конечно же, я реалистка, я могу смотреть правде в глаза, и ... да, я мечтаю. Именно об этом и мечтаю все дни напролет. И, конечно же, понимаю, что этому не суждено сбыться. Так хоть мечты у меня никто не отнимает. Зеркало каждый день разбивает их в пух и прах, но стоит мне от него отвернуться, быстро намалевав ресницы, размазав тональник (чтобы скрыть все красные сосудики и всякие пятнышки неизвестного происхождения), и я тут же забываю, что надо быть как минимум принцессой, чтобы мечтать заполучить сертифицированного принца. А мне и моих фантазий хватает. А все фантазии - это, вообще-то, из-за моей слепоты.
   Я всю жизнь мучилась с плохим зрением. Ну как мучилась, давно уже свыклась. Перестала смотреть на прохожих. Вдруг увижу знакомых, они мне кивнут, а я и не замечу, на меня они смотрят, или мимо, поэтому, во избежание неловких ситуаций делала вид, что никого не замечаю, да так и привыкла ходить по улицам.
   Поэтому никогда не рассматривала, кто идет, во что одет, как выглядит, с кем гуляет, с кем спит, и прочая и прочая. Здесь еще одна причина, помимо плохого зрения - плохие финансы. Я из семьи с довольно ограниченным доходом, и одеваться по моде никогда не было возможности. Поэтому, магазины и базары для меня были нечастыми местами для посещений, а чтобы не расстраиваться, никогда не смотрела модные журналы. Так я и оказалась не в курсе модных тенденций, ведущих брендов и что такое прет-а-порте - знаю только по звучанию - что-то очень красивое и ультрамодное и супердорогое.
   Во дворе меня считали гордой, типа ходит ни с кем не здоровается. Я не объясняла, что плохо вижу и просто боюсь опростоволоситься. Знаю я эту фишку - бегут к тебе навстречу с радостной улыбкой, а потом огибают и обнимают того, кто стоит позади тебя. Мало ли, такой же эффект окажется и в моем случае. Ну просто неловко было, вот и не поднимала глаз. Так и привыкла. Это стало моей чертой - невнимательность, рассеянность, привычка уходить в себя. Вот и стала придумывать свой мир, в котором мне уютно и хорошо, со своими правилами, в которых я разбираюсь.
   А что мне оставалось делать еще? Одиночество - страшная штука, или ломает, или перестраивает.
   Нет, у меня была одно время подруга. Ну так, приятельница, даже. Она так мной восхищалась, считала меня очень умной, одаренной, эрудированной. Мою способность рифмовать слова (если честно, то просто ботинки с полуботинками) считала талантом. Я, например, много читаю и много чего знаю, и к месту могу употребить, вставить, завернуть и забабахать, так она считала меня умнейшим и интереснейшим собеседником. Столько комплиментов мне говорила, не уставала нахваливать и говорить, что я неординарная, особенная и очень умная. В общем, мне было хорошо с ней, ей было приятно со мной. Мы общались, занимались спортом, бегали вместе, пекли пироги, мечтали о любви. А потом однажды она познакомилась с какой-то компанией, в которой оказался парень, очень ей приглянувшийся. И пошло дело. Она стала проводить с ними все свободное время, там были свои девчонки, которые быстро стали ее подружками, и ей стало как-то не до меня. Я вроде как не вписывалась в тот контекст, меня не приглашали, и надолго оставили в покое. Просто иногда видела ее, оживленную, с расправленными крыльями, сияющую, и подавляла в себе обиду. Кем же мне еще быть, как не брошенной. Такая уж у меня судьба.
   А однажды вернулась с работы и мама сообщила, что заходила Роза (эта самая моя подружка) и просила передать, что она выходит замуж. Типа ждет меня, хочет поделиться радостной новостью. Меня, конечно же, на свадьбу не пригласили, уже отвыкли от меня, просто хотели радостью поделиться.
   Я сидела на стуле и слушала необычный рассказ о том, как она влюбилась. И вроде бы все как раз и обычно, столько миллионов людей проходят через это, испытывая подобное чувство. Но с Розой это было впервые, а со мной так вообще никогда. Нет, я, конечно, влюблялась, и много раз, но чтобы взаимно, чтобы чувство стало официальным, так сказать, и имело право на жизнь, такого не было. И я слушала ее восторженный рассказ и понимала, что между нами возникла стена. Нет, скорее, черта, препятствие. Я просто не могу ее понять, она уже по другую сторону. Она уже перешла эту призрачную границу, этот жизненный Рубикон. Ее там ждали, на той стороне, и она смогла это сделать. А я осталась по эту сторону и слушаю то, во что не могу вникнуть, что не могу понять, что не могу прочувствовать и ощутить. Меня тогда мороз по коже пробрал от этого осознания, и чувство головокружения появилось, я прямо явно осознала разницу и разделение между нами. Ну как будто она из-за стены дождя со мной говорит, и я ее и вижу и слышу, а прикоснуться не могу - она уже в другом измерении. Тогда я впервые поняла, что есть на свете НЕЧТО, очень прекрасное, и еще неизведанное, что мне пока недоступно.
   Так вот иду я, значит, ем пончики и мечтаю... И тут... Короче, нет ничего хуже, страшнее и больнее, чем встретить свою мечту во плоти. Вот честное слово! Одно дело мечтать об идеале, представлять его, как тебе заблагорассудится. В твоих-то мыслях он может все - и обожать тебя, и восхищаться, и на руках носить, любить, в общем, такую, какая ты есть, с твоим весом, с твоими тараканами, с твоими прыщами и длинным носом... А в реале... А в реальном мире он на тебя и не посмотрит, и это больно. Вот намечтать себе такую красоту, а потом увидеть и понять, что кому-то она достанется, или уже досталась! А тебе - только ком в горле и слезы ночью в подушку... Нет, это боже упаси. И именно это со мной и случилось. Аж пончик посреди горла застрял.
   Вообще-то я влюбчивая от природы. Все время кем-то восхищалась, из-за кого-то страдала. Начиная с детского сада.
   Помню, как стояла в раздевалке, когда вся ребятня убежала на улицу, и ревела в три ручья. Нянечка подошла, приобняла меня за плечи и поинтересовалась, что у меня случилось. Я и поведала ей свое горе - Лёва Покусаев меня не любит. Вот как сейчас помню, как его звали. Я забыла, что там дальше было, только этот эпизод в память и врезался. А этот Лёва Покусаев дружил с другой девочкой, потом с ней в одном классе учился, и домой провожал. Я их как-то из окна в классе увидела, их класс раньше домой отпустили, и поняла, что они друзья на всю жизнь. Я не удивлюсь, если они потом поженились. Эх...
   Я всегда влюблялась безответно. Ну не везло мне на мальчишек. Выбирала ведь самых красивых. А они, естественно, тоже не промах - им абы что, то есть меня, не надо было и даром, тоже самое - лучшее подавай. Вот и страдала втихаря, вела дневник, записывала свои переживания, проливала слезы. Зачем-то...
   А тут такой удар - самый лучший, самый классный, самый волшебно-необыкновенный и сказочно-неотразимый, превосходно-неповторимый и сногсшибательно-сексуальный собственной персоной. И не мой!!! И ладно не мой, чей-то!!! Ой, паршиво... Никогда не думала, что смогу так расстроиться...
   И что смешно до слез - когда-то давно, лет в пятнадцать, я повесть сочинила про то, что одна девчонка придумала себе парня, ну идеал в общем, самый совершенный и лучший. Рассказала об этом психологу на профосмотре, так, случайно, к слову пришлось, дядька хороший попался, увидел ее депрессивное состояние, расспрашивать стал, что да как в жизни, интересоваться в общем, а она одинокая была, не понятая, вот и открылась, как-то вышла на этот разговор об идеале. А он, психолог этот мудрый, по описанию понял, кто это может быть, и это оказался его сын. И он посоветовал своему сыну приглядеться к этой девочке. Парень сначала в штыки принял просьбу отца. У него своя девушка красивая была, стерва, правда, ну да по закону жанра так положено, обязан, так сказать иметь такую. И в конечном итоге этот парень, конечно же, влюбился в мою героиню. И это не смотря на наличие красивой ультрамодной подружки. Она, конечно же, заразой подлой оказалась, показала свою сущность продажную и циничную, ограниченность там, глупость, и что это стоит в сравнение с прекрасной душой моей героини, то есть меня! И таким вот образом, мечта якобы стала реальностью. Вот ведь дурочка!
   Это только в моей повести такое может быть. А в настоящей жизни - прямо у меня перед носом из огромных дверей банка, не помню как называется, но реклама по всему городу на баннерах развешена, стремительной походкой занятого делового человека вышел мой принц, в кашемировом пальто на распашку, брюки с иголочки, пиджак такой весь ого-го, ботинки начищены (свое отражение увидеть можно), портфель такой стильный, на руках часы блеснули золотым зайчиком прямо в глаза.
   А парфюм - просто высший класс. И что смешно, никогда не реагировала на цитрусовые, но вот от него - просто улететь... Видимо, в сочетании с его личным запахом, с ароматом кожи, этот флер оказался сногсшибательным замесом для фантазии. И я поплыла, еще долго оставаясь на месте и вбирая ноздрями это послевкусие, этот удивительный шлейф изысканного одеколона и хорошего табака.
   В общем, весь такой ослепительный, такой обворожительный, сосредоточенный, но при этом грациозный, импозантный. Одним словом роскошный. Сразу видно, любит себя и умеет преподнести. Знает себе цену, короче. Ой, мне денег не хватит на такого. Я со всем своим гардеробом дешевле, чем один его ботинок окажусь. А профиль - растаять можно, какой идеальный. А волосы... таких не бывает у реальных людей. Длинные локоны до плеч.
   Я вообще обожаю длинные волосы у мужчин. Вот первое что мне всегда бросается в глаза, что я замечаю, даже не произвольно - это волосы. Кто-то смотрит на лицо, кто-то, как признавался мне, на ягодицы, кто-то на руки (вот одна уж так расписывала как обожает мужские руки), а я вот на длинноволосых западаю. Других и не замечу, пока этих не разгляжу, даже если фотомодели стоять будут. Хоть Антонио Бандерос, хоть Дэвид Бэкхэм. Сначала - длинноволосые. У каждого свой пунктик.
   И надо же, этот такие же волосы имеет. Ладно бы был красивым, как я придумала, но со стрижкой ежиком, например. Так нет же, с такими же волосами, как и в моем воображении. Словно все продумано для меня, устроено и сделано под меня, но... не для меня.
   И что мне делать? Замерла, чтобы не врезаться в него, молча проводила распахнутыми глазами до его авто, водитель дверь ему открыл. И он и был таков. Из моей мечты - в реальность, и сразу по делам. На встречу какую-то, наверное, спешил.
   А я стояла и смотрела, как его машина скрылась за поворотом. И так мне плохо стало. Аж задрожала вся. Глаза защипало от близких слез.
   Поплакать я люблю. И над фильмами реву, и над романами. Как над плохим концом, так и над счастливым. Меня все трогает, такая уж я сентиментальная.
   Однажды в третьем классе я посмотрела свой первый индийский фильм. Не помню название, а главного героя запомнила - Сикандар. Я с ним целую жизнь прожила, пока он в трущобах Бомбея родился и жизнь, полную мытарств, прожил. Столько всего перенес, выстрадал и вопреки всему превратился в прекрасного молодого человека. Вот вырос он, возмужал, полюбил, но у него были враги, и на своей собственной свадьбе он умер, истекая кровью от предательского удара. Уж столько всего испытал, столько всего вытерпел, чтобы жениться на девушке своей мечты, но... не судьба, как оказалось. Для меня это было таким горем, словами не передать. Я плакала, наверное, дня три, оплакивая смерть почти что члена семьи. Помню, девочка одна зашла за мной, чтобы гулять позвать, а я в комнате на диване валялась и ревела. Слышу, тетушка смеется: 'Не пойдет она гулять, у нее горе, Сикандар ее умер'. Им смешно было, а меня тот фильм отпустить не мог. Такое вот впечатление в девять лет. Я как родного человека потеряла, который умер прямо у меня на руках.
   Дальше - больше. Я оплакивала всех киношных героев, и даже счастливчиков. Плакала, потому что влюблялась, а душевных сил относиться к этому философски - не было. Когда подросла, уже не делилась ни с кем своими переживаниями. Да и некому было рассказать. У всех своих дел полно. Даже у родственников.
   А кино я любила. Один раз, в шестом классе, я купила абонемент на фильмы на все зимние каникулы, и ходила одна (!) каждый день на десятичасовые утренние сеансы в кинотеатр! Вот не лень было дурочке вставать и в морозы плестись на автобусную остановку! Столько фильмов пересмотрела! И что-то даже до сих пор помню, какие-то обрывки, лица, сцены.
   В общем, всегда был повод влюбиться, пореветь и пострадать.
   А теперь... труба, в общем. Точно, как буду приезжать на почту, так буду проходить мимо дверей этого банка, и ждать, что снова распахнутся двери, и мой прекрасный принц выбежит по своим суперважным делам, и я смогу насладиться его мимолетным видением. Вот не было печали... Хоть глаза себе выколи, чтобы ничего и никого вокруг не видеть. Так поздно уже, увидела. Словила себе на голову проблему...
   Кстати, был у меня случай, когда подруга излечила меня от одной влюбленности. Я, как всегда, однажды подняла глаза и... пропала. Увидела парня, который просто тихо-мирно проходил мимо, мне навстречу, и чего-то я в нем увидела, сама не знаю, а только с ума сошла капитально и основательно. Ну высокий, ну миловидный, челка такая необычная, в ярко-рыжий цвет выкрашена, и улыбка такая отстраненная. Каждое утро я выходила в школу в такое время, чтобы обязательно повстречаться с ним на узкой тропинке и пройти мимо него, не смея поднять глаз, дрожа и трепеща, чтобы потом таращиться ему в след, гипнотизировать спину. Ну что за радость, а мне вот хорошо было. Я потом узнала, когда он домой возвращается. Из окна увидела случайно, как он с остановки шел мимо моего дома. Я даже проследила за ним однажды, и узнала, что живет он по соседству. У меня даже был план, узнать, в каком подъезде и в какой квартире, но решиться на такой шаг я не смогла, не хватило душевных сил и выдержки последовать за ним. Зато узнала это случайно. Гуляла с девчонкой в его дворе, качалась на качелях, а он вышел на балкон покурить. Так я его и увидела. Третий подъезд, второй этаж. Моя любовь.
   Ходить в его двор часто я не решалась, но время от времени забегала, и могла любоваться им исподтишка, пока он курил и двор не спеша оглядывал, со своей необыкновенной задумчивой улыбкой.
   И вот однажды я решилась, и все рассказала соседке по парте. Ей так интересно стало, и она меня упросила его ей показать. В кого это я так втюрилась. Мы с ней пошли в этот двор, на качелях катаемся, а мой 'рыжик' на балкон вышел. Я Аньке незаметно знак делаю, мол вон там, на втором этаже, смотри, любуйся, восхищайся и дышать не забывай. Она девчонка умная, головой не вертит, глядит завуалировано, будто бы совсем в другую сторону. И вдруг выдает: 'Этот профан? Ты в него, что ли втрескалась? Ну и урод!'. Я сначала растерялась, не нашлась, что сказать. А на следующее утро поймала себя на том, что сердце уже и не бьется, хотя вот он совсем рядом прошел, а я, как всегда, глаз поднять не посмела. Как-то стало все затихать, интерес потихоньку сошел на нет, и в скором времени я совсем остыла и освободилась от своего восхищения.
   Я только один вывод сделала: не стоит делиться своими чувствами с кем бы то ни было. У каждого свое мнение, а то, что тебе особенно дорого, надо беречь в себе, и никому не показывать. Потом в подтверждение у Голсуорси прочла: 'Чем меньше высказываешь свои мысли вслух, тем умнее они кажутся'. Вот и болтаю всю жизнь сама с собой, как ненормальная.
   В офисе меня встретил директор Чащин. Один из трех. Их у меня три. Прикол, да? Три направления в строительстве, три начальника со своими подразделениями, и одна я на них на всех. И за секретаря и за кадровика. Только зарплата одна. Ну да ладно, недавно выпросила себе прибавку, и хорошо.
   Они вообще не жадные. Попросила хороший сейф - купили тут же, а предшественница, когда дела передавала, сетовала, что трудовые книжки приходится в столе держать, и печати тоже, а сейфа не допросишься. И что факс плохой и старый. А мне на следующий день уже новый купили. Один из директоров, тот же Чащин, подошел и сам сказал: 'Надо бы новый факс купить, да?' Я согласно кивнула головой, кто ж спорить-то будет! Он сам съездил и привез новый. Предшественница только глаза большие сделала, как увидела, но ничего не сказала. Жаловалась, что комп старенький, операционка кривая. А я через неделю попросила себе новый комп, и мне купили.
   Еще что мне не нравилось в этом офисе - там почти все сидят на простых стульях, офисных, но на четырех ножках. А мне неудобно - то надо отодвинуться, чтобы печать из стола достать, то подъехать к сканеру, то к ксероксу. И я попросила крутящийся стул мне купить. И благополучно слегла с ангиной, не забыв служебку написать и отдать Иванову, второму директору. Так мне несколько раз звонил третий директор, Кривцов, которому поручили покупку кресла для меня, уточнял, с какой спинкой надо стул, какого цвета, и всякое разное. Вот так. Я с больничного вышла, а меня стульчик дожидается. Мне аж неудобно перед другими сотрудниками стало. Но кто им мешал такую же служебку начальству написать! Кстати, ни один так и не написал.
   А недавно так вообще мне барский подарок сделали. В каких бы фирмах я не работала, у меня всегда стирается клавиатура. Буквы, начиная с английских. И печать электронные адреса становится мучением. Все смеются: 'Надо мыло с рук смывать лучше, а то щелочь разъедает краску'. И вот я что-то делала на компьютере Кривцова, потому что он ни почту отправить сам не может, ни фотографии распечатать, и вдруг увидела, какая клевая у него клава. Беспроводная, и мышка такая же. И так удобно кнопки расположены, и так охотно под пальцами продавливаются, одно удовольствие. И не щелканье слышится, а легкий стрекот. Я вообще печатаю быстро, как из пулемета строчу, и могу оценить хорошее расположение кнопок и степень их чувствительности. Я ему и говорю: 'Я влюбилась в Вашу клавиатуру', а он что-то такое сказал невразумительное, в общем, ушел от ответа. А я загорелась. Заболела просто. Я вообще обожаю все такие примочки, да мне даже новая шариковая ручка красивая настроение поднять может.
   И вот с каким-то документом я пришла в кабинет к Чащину, а он собирается ехать за новым компом для сотрудника и я ему и говорю: 'А вот бы мне новую клавиатуру купить!'. Он говорит: 'Давай, тебе какую?' Я говорю: 'Вообще-то я без ума от Кривцовской'. А он: 'Так бери у него, зачем ему такая, он не так много работает и не печатает сколько ты'. А я: 'Что Вы, как можно. Тем более я ему утром намекала, но он не отреагировал, значит, не согласен'. А Чащин: 'Ну ты тогда спиши ее название и код, я тебе такую же куплю'. Я не поверила. Я правда, думала что он просто хорошую нормальную и новую купит, стала его отговаривать, ну, комплексы-то не дремлют. Так он сам прошел к столу Кривцова, списал артикул, код, и привез мне такую обалденно красивую коробку, а в ней такие классные мышка и клава. Я прямо как подарок на новый год от Деда Мороза получила. Весь день улыбалась, скрыть не могла.
   А недавно Чащин купил новый сервиз, потому что я пожаловалась, что не из чего его гостей поить. К нему и из Израиля приезжает главный инвестор, и директора всякие. А у нас разные чашки с неподходящими блюдцами, и все коцаное, старое, неприглядное. А однажды я ни одной ложки приличной чайной найти не смогла, пришлось кофе подать с алюминиевым безобразием. А что делать, не пальцем же сахар размешивать. А Иванов звонит мне из своего кабинета: 'Ты чего какую ложку принесла?' Я говорю: 'А что делать, не карандаш же ему предлагать'. А Иванов: 'Я ее выбросил'. 'Ну и молодец, она все равно плохая была'. А теперь есть и сахарница, и милые чайные пары, и ложки, и даже нож острый!
   И вот Чащин стоит у лестницы, меня с почты встречает.
   - Анатольевна, и куда это ты так сорвалась стремительно?
   - Как куда? Вы же потребовали письмо ценное отправить, я и поехала.
   - Я ждал гостя, хотел, чтобы ты нас чаем с кофе напоила. Для чего я тебе поднос красивый покупал?
   - Да я же тоже была бы рада его обновить, но... ценное письмо, знаете ли... сами велели...
   - Да какое ценное письмо, у нас договор оферты, такой человек приехал!
   - Вам обидно, что пришлось вместо меня ему кофе делать, да?
   - Мне обидно, что ты с подносом такая вся в кабинет не пришла.
   - Он уехал уже что ли?
   - Да. Еще завтра будет. С пакетом документов.
   - Ну так я ему шарлотку испеку.
   - Вот, давай, молодец, - и Чащин пошел в кабинет, погулюкав немного с рыбками. У нас в холле огромный аквариум с золотыми рыбками.
   Так я и поняла, кто приезжал в мое отсутствие - тот самый красавчик из банка. Мне даже почудился аромат его одеколона. Я прямо слышала его шаги и представляла как стремительно он поднимался по лестнице, держась за перила, на которые я сейчас опиралась... Мой красавчик... Да, мой, потому что я сама его выдумала, своим собственным умом. А вернее, безумием. Пробежал мимо меня, пока я пончиком давилась, спеша в мою же фирму! Знала бы, с ним напросилась бы, все равно по пути. Шучу, конечно же.
   На следующий день все и случилось. Каково же было мое удивление. Нет, не так. Каков был мой ужас. Тоже не совсем верно. Мне просто хотелось умереть. И воскреснуть. И плакать. И смеяться. Короче, на лицо все признаки сумасшествия. И все по одной причине - к нам из банка для подписания важного договора приехал... ну тот самый, мой принц из мечты. А я такая вся не накрашенная, постная и серая. Забыла, в общем, подготовиться. Не удивительно, что он меня не заметил. Прошел мимо и даже не поздоровался, прямо в кабинет директоров прошествовал.
   Прямо все как в детстве - влюбленность в самого красивого мальчика в школе, а он мимо чешет и тебя не замечает. Видимо, это мой крест. Всю жизнь так что ли будет? А чего я хотела? Чтобы он упал к моим ногам и посвятил мне стихи? Не будет такого. Я же реалистка. Мечтательница-реалистка. Дура короче. И нечего реветь.
   Иванов позвонил, потребовал два черных чая (ну, это Кривцову и Чащину), один зеленый (это для себя), и один кофе без сахара. О, это что-то новенькое. Не иначе как мой банкир изъявил такое желание. Мой банкир? А что, в мечтах он давно мой. Теперь, как в мечтах, лишь бы все не уронить и не опозориться.
   Налила, насыпала, размешала, на подносе красивенько расставила, в кабинет поцокала. А там - парфюм моих директоров, всех троих одновременно, мерк под натиском его цитрусового безумия. Их лоск казался просто потертыми портянками по сравнению с его синим костюмом в едва заметную полоску на тон светлее. Ну просто красавец. И заколка в галстуке такая стильная. Голову поднял от своего ноута, взглянул на чашку кофе, до меня глаза так и не сподобились подняться, остановились на уровне груди, и все, и так много чести, видимо... Ну ладно, хоть грудь нормальная, хороший третий размер. Мне хватает. Ему, видимо, тоже хватило, дальше лень разглядывать было.
   - Анатольевна, найди, пожалуйста, последнюю свежую выписку ЕГРЮЛ, принеси, будь другом, - это Иванов.
   Как всегда, все документы нужны в последний момент. Бегай, ищи с раскрытыми глазами, распечатывай, копируй, блин. Я, конечно, привыкла, но тут в грязь ударять не хотелось никаким местом. Хотя, раз на лицо не смотрит, то можно и удариться, все равно не заметит.
   - Хорошо, - говорю, - но насколько она свежая, судить трудно, месяца два как уже. Вам подойдет такая? - и на банкира так глазами. - Зачерствела, немного. Но зато дешевле. Отдам по себестоимости.
   Он глаза поднял, посмотрел внимательно.
   - Что?
   - Выписка черствая, - объясняю, а сама волнуюсь так, просто таю, но по виду - кремень. - То есть не самая свежая. Два месяца.
   - Да, хорошо, спасибо, подойдет.
   И по клавише так щелкнул лихо, и довольный на спинку стула облокотился, кофе пододвинул к себе.
   - Сами варили? - смотрит на меня как-то весело.
   Ну и ну, перепады настроения, что ли? То хмуро мимо, то не в глаза, а то прямо с вопросом. Видимо, пришло время отдохнуть от напряженной работы.
   - Да, еще и из Бразилии зерна везла самолично.
   - Анатольевна у нас такая умелица, в ее руках и простой растворимый кофе заваривается как настоящий в турке, - это Иванов меня выручает.
   Ну нет у нас турки, и плитки, и кофе в зернах. Я и варить-то его не умею. Я даже его запах с трудом переношу. Перепила однажды, в течение трех месяцев принимала по пять чашек в день, и столько же на ночь. Типа, боролась с чувством голода, пока на курсах училась в Риге. Бедные студенты, что с нас было взять, только огромными банками простенького кофе нас и снабдили в дорогу. Так с тех пор год примерно даже от слова 'кофе' тошнило и едва не выворачивало. Потом оклемываться стала, но запах этот терплю по-прежнему еле-еле.
   - Что же, вам повезло, - кивнул банкир. - Моя секретарша и хороший кофе запорет, глазом не моргнет.
   Это он что ли, мне комплимент решил сделать? Видит, что ко мне все тут благосклонны, и решил подыграть. Что ж, и на том спасибо, но слушать дифирамбы в свой адрес мне не пристало. Работы много, да и скромная я. Так еще и выписку надо откопать и копию снять для него. Для моего банкира.
   Надо же. Вот сидит тут, и даже не подозревает, что я о нем много лет мечтаю. Люблю его, обожаю, холю и лелею. А он взял и воплотился. И этим отнял у меня сказку. Серьезно. Вот легко мечтать о том, кто не существует. Что хочешь, то он для тебя и сделает, исполнит и выполнит. А если ты думаешь о живом человеке, то как-то неловко заставлять его в своих мыслях играть тебе на гитаре, делать бутерброды, целовать, в конце концов. Это уже как колдовство получается - попытка подчинения живого и свободного существа своей воле. Нет, он, конечно и не догадается, но как-то самой неловко. Словно попытка манипулирования чужой жизнью. Брр.
   Ну что мне делать? Просто представлять его лицо и рыдать? Умные люди сказали бы - жить настоящим. А чем жить? В моей жизни нет никакой романтики, ничего интересного. Ну, хожу на борьбу. Это здорово, но ничего интересного. Пот, усилия, пыхтение. Парни все или женатые, или не на мой вкус. У меня же вон какой идеал есть.
   Один, Андрей, просто приятель, мой добровольный провожатый. Высокий, большой, улыбчивый и застенчивый. Кулачищи огромные, а сам - пушистый котенок. Вот уж веревки из него будет вить его жена будущая... Вместе добираемся до остановки, довольно долго и далеко, кстати. Болтаем все время без умолку о всякой ерунде. Вернее, болтаю всегда я, он помалкивает, скромный, воспитанный, стеснительный. Постоянно пропускает свой автобус, если мой еще не приходит. Стоит со мной, мерзнет, и ждет. Так, нормальный парень, симпатичный, но... простой. Хороший, и только. Я, конечно, тоже такая же, но... мечтать же мне никто не запрещает.
   Еще один есть, Марк. В спарринге с ним не интересно, он слабоват и вяловат. Не высокий, приличный, в очочках таких модных. Он с машиной, и частенько меня подвозит до дома. И что интересно, в такие вечера мой Андрей, (мой, главное, надо же, собственница) никогда не выходит из мужской раздевалки, если Марк меня ждет. Я столько раз хотела подхватить его, чтобы Марк и его довез хоть до ближайшей к нему остановки, но никогда не получается. Так уж совпадает.
   И все, и никаких событий. В прошлом декабре, правда, Марк меня удивил. Подвез до дома, и вдруг предложил вместе пойти новый год отмечать в одну компанию. Я насилу отбилась. Так сложно было отказаться. И уж сказала, что не люблю новые компании с незнакомыми людьми, а он вторит, что и он плохо всех знает, и нам будет веселей вместе. И говорила, что плохо выгляжу, он, конечно же, не согласился с этим. Но я, правда, заболевала, и простуда выскочила на губе, так что я отмазалась, удивляясь настойчивости парня. Он не обиделся, так и продолжаем общаться дальше. В этом году уж точно не пригласит. И никто уж не пригласит. Больше-то и некому.
   Еще есть танцы. Это отдельная песня! Решила недавно записаться в школу танца - не хватает грации, уверенности, короче, хочу не ходить, а летать. А там такое дело - партнера постоянного нет, каждый элемент разучиваешь, меняя партнера по кругу. Все разные, кто увалень, кто хоть прямо на конкурс посылай. С одни летаешь, с другим маешься. И главное там - чтобы слушаться партнера и позволять ему тебя вести в танце. Когда понимаешь, что он хочет с тобой сделать в следующий миг, если он правильно, конечно, подает тебе сигналы, то все получается само собой, легко и просто. И ты знаешь, в какую сторону шагнуть, какой поворот или разворот будет. В общем, порой так воздушно и легко получается... Но тоже, никаких зацепок.
   Самое трудное там для меня оказалось - танцевать в первые дни, когда стоишь в паре с совершенно незнакомым человеком близко-близко, и должна смотреть ему в глаза. Я постоянно опускала их, или глупо улыбалась, а один прямо так настойчиво: 'Смотри мне в глаза. Они у тебя такие прекрасные, такие голубые, я прямо в небо падаю, когда на тебя смотрю'. И сам в упор сверлит взглядом с легкой улыбкой, я не знала, куда деваться от смущения. Ничего, потом привыкла. Даже поболтать успевали, пока фигуру изучали.
   Ну вот и все. Больше никаких развлечений, никаких событий, и никакой личной жизни. О, совсем забыла про любовника своего упомянуть. Про 'папочку'. Это чудо, а не человек. Вот памятник ему при жизни надо ставить.
   Хотя, совратителям разве их ставят? Ну да там все с полного моего согласия произошло, вернее с моей невменяемости. Я давно знаю Александра, а познакомились, можно сказать, случайно. В старших классах в рамках экспериментальной программы у нас читали лекции преподаватели из университета, как бы готовя нас к новым стандартам, задавая тон и высоту. И психологию вел как раз Александр. Почему он меня выделил из класса, сказать не могу, чем я ему приглянулась, не знаю, но он давал мне понять, что мой нестандартный гибкий ум может открыть передо мной множество дорог, и есть серьезные предпосылки для хорошего старта. И что психология в моем лице может найти прекрасного достойного сподвижника, и всякое такое. Я даже на курсы к нему тогда записалась, ездила по вечерам в универ, а он меня потом до дома подвозил, справедливо полагая, что я еще слишком юна, чтобы одной добираться домой поздно вечером. Ну правильно, у него на курсах только одна школьница была, я, остальные уже все студенты, влюбленные в предмет психологию и в ее преподавателя.
   Вообще, я заметила однажды, что чаще всего если и вызывала хоть какой-то интерес у представителей противоположного пола, то, как правило, у людей старше меня, или немного, или на много. Александру было 42, мне 16. Нормально.
   А в 14 лет со мной история одна приключилась, до сих пор стыдно вспоминать. Совершенно случайно (ну, как со мной всегда и случается) познакомилась с каким-то парнем. Он служил в армии, чем-то отличился на поле боя (он в Афгане, кстати, служил), и его наградили отпуском, и он приехал в родные пенаты на побывку. И первым делом узнал, что его невеста стала чужой женой. Просто песня. В общем, напился, пришел к ней во двор, устроил драку. И на следующий день пришел, и на третий. А потом встретил меня. Трезвый, конечно уже был, но потерянный и несчастный. И пошли ко мне в гости. Надо знать меня - наивную, доверчивую дурочку, совершенно ничего не понимающую в этой жизни. Мои 14 лет были как кристальные 10 для кого-то. На том же уровне и с тем же пониманием жизни.
   Много говорили, ему надо было высказаться, и он это сделал. В кои-то веки кто-то болтал больше меня. А потом стал целоваться. Я имени его даже не помню, но это можно сказать был мой первый парень. Я, говорю, не умею. А он: 'Открой рот и все'. Я сделала, как предложили. Ну ничегошеньки не почувствовала. Даже не екнуло нигде ничего. Ни слюни противными не показались, ни его язык не взволновал, ни с моей стороны ничего не откликнулось. А он-то завелся. Одно слово - мужчина, бррр. И когда я поняла недвусмысленные намеки (глубокий-то французский поцелуй для меня намеком не был, для дураков это не является сигналом, ага, да я и не знала, как это называется), а вот когда он попытался блузку из юбки вытащить, и под юбку рукой заползти, то тут-то я и поняла, какого коварного змея-искусителя на груди пригрела.
   Как в том анекдоте:
   - Ой, меня ограбили, меня ограбили!
   - Как? Что случилось?
   - Еду в троллейбусе, деньги в бюстгальтер спрятала, а тут мужчина, и его рука мне на грудь легла. Я думала, он с добрыми намерениями, а он вон как со мной поступил...
   Ну, вот и я тут же вскочила, и на дверь ему указала. Я и не знала, что порой мужчины доходят до точки невозврата, и с глупенькими девчонками всякие нехорошие ситуации случаются. А этот выругался себе под нос и вылетел из квартиры.
   Я и думать о нем забыла, ну нисколечко он меня и не тронул, я даже только сейчас и поняла, что это был мой самый первый поцелуй с парнем, а он через несколько дней заявился снова. Видимо, нагулялся, и готовился уже отбыть в свою войсковую часть.
   - Чего пришел?
   - Я, это, уезжаю сегодня вечером, - сам грустный такой. Я и не подумала тогда, что нелегко парню оторваться от мирной жизни и снова в пекло добровольно практически лезть. Все друзья остаются, у всех все хорошо, ешь, спи, жуй орбит, а ему...
   - Ну и что, - говорю. - Счастливо отслужить.
   А он: - А ты можешь мне писать? Мне надо с кем-то общаться, я хотел бы от тебя письма получать.
   Я так удивилась. Ну глупая была, ничего не понимала. Я рассердилась. Ничего, говорю, тебе писать не буду, и уезжай спокойно, и забудь сюда дорогу. А он сукой меня обозвал и опять улетел стремительно, злой такой весь. Ну чего он от меня ждал? Ему 19, мне 14. Это сейчас я задним умом понимаю, что ему нужно было просто общение, чтобы быть человеком и не сойти там с ума... Я даже и не знаю, живой он, или нет, вернулся ли тогда из Афгана. Надеюсь, что да...
   Хотя разница в возрасте с Александром меня не напрягала. Конечно, это уже совсем другой уровень, другой стиль, и другое отношение ко мне. Мне было хорошо в его обществе, спокойно, комфортно. А что еще нужно неуверенной в себе девушке, не блещущей никакими явными талантами, да еще и красотой обделенной. Чтобы к тебе относились уважительно, трепетно и серьезно. По-настоящему. Я и откликнулась.
   А вообще я понимаю, что во мне есть что-то, что привлекает ко мне внимание людей, отошедших уже от того, чтобы выбирать внешнее, видимое. Нет, я ни в коем случае не утверждаю, что во мне есть изюминка, которая делает меня неповторимой и особенной, но...
   Это было со мной в 15 лет. Я готовилась к экзамену по литературе. И решила, что почитать 'Войну и мир' лучше всего и полезнее для дела на свежем воздухе. Но не на балконе же мне сидеть, под сигаретный дым соседей, шум и суету города. И я отправилась в бор. Это чудное место. Мой дом стоит в десяти минутах от него. Я не стала заходить глубоко в чащу, выбрала местечко под березкой, откуда было видно верхние этажи жилых домов, уселась на кочку и зачиталась. Толстой ведь очень интересно писал. Про войну я все пропускала и перелистывала, а вот мир описывал увлекательно.
   И вдруг поднимаю глаза и вижу перед собой... грибника. Мужчине немного за тридцать. Тогда он мне взрослым дядькой казался. Он улыбается и рассматривает меня. Что-то сказал о том, как увлеченно я зачиталась, я ответила, что именно изучаю и зачем, в какой школе учусь и как вообще отношусь к системе экзаменов.
   Он предложил немного пройтись, и мы пошли гулять по лесу. Я ведь наивная! А вот именно это всю жизнь меня и спасало. Вот как пьяница, если упадет с высоты, то не разобьется, бывает же так, так и с такой простотой как я ничего ужасного не случалось. Как говорится, вор увидел, в какой бедности живут люди, и сам оставили им денег. И со мной - смотрели на меня и жалели убогую умом. Ну грех такую обижать. Но это не про этот случай. Здесь мужчина и не думал меня обижать. Наоборот.
   Мы много говорили, а поскольку я это дело люблю и умею, то он и не мешал мне. Слушал внимательно и улыбался все время. Я ведь выражаю себя и осмысливаю, только если говорю. Вот и выражала себя, как могла, пока время в эфире мне высвободили. А потом он и говорит вдруг:
   - А давай с тобой дружить. Будем встречаться, вместе ходить на выставки разные, в музеи, в театр. Будем общаться. С тобой интересно.
   Я не знаю, он, наверное, имел в виду то, что и сказал, и посчитал меня достаточной приемлемым собеседником для своего возраста и уровня, но я-то была пятнадцати лет от роду, но с самосознанием гораздо младше!!! Конечно же я отказалась не думая. Сказала что-то, что не готова к таким отношениям. Он поуговаривал меня еще немного, позавлекал, но понял, что с меня взять нечего, на том и расстались. Он мне из леса помог выйти на тропинку, которая привела меня обратно в цивилизацию, а сам ушел снова в лес.
   Это потом я подумала, что предложение было хорошим, и надо было его принять. Кто знает, как сложилась бы моя жизнь, как пошло бы мое развитие. Хотя кто его знает, что ему на самом деле надо было. Это сейчас конкретно говорят - давай, и все. А раньше, может, это и облекали в такую вот словесную форму, и называлось это 'ходить в музеи и на выставки'. А может, он про музеи и говорил, полагая, что со мной это будет интересней. Я склоняюсь к этой версии. Одинокий, наверное, был, искал родственную душу. Только вот старше меня был вдвое...
   Александр же долго меня не трогал. Со временем, когда мы подружились, постоянно общаясь после лекций в его машине, он предложил мне услуги так сказать личного психолога. Я была рада. Я всегда была рада добровольным слушателям. Мое одиночество вынуждало меня навязываться первому встречному, а Александр вообще был профессиональным психологом, мудрым, тактичным, интеллигентным и красивым. Даже сейчас, в свои 56 он выглядит прекрасно, импозантно, и студентки по-прежнему бегают за ним и вздыхают как-то по-особенному, потупив взор.
   Я ему даже про свой идеал рассказала однажды, про выдуманного принца, который банкиром оказался. Он улыбался, слушая, иронизировал. Уж очень рафинированным мой образчик мужской красоты получился. На что я заявила: моя голова, как хочу, так и мечтаю.
   Что же мне делать? Еще пара визитов, и банкиру больше будет нечего делать в моей фирме. И что тогда со мной будет? Каждый день буду ездить на главпочтамт отправлять пустые письма, лишь бы мимо его царства пройти? Пройти, не поднимая глаз, пройти, оставив легкие шаги. Пройти, хотя бы раз по краешку твоей судьбы. Ой, блин, и угораздило меня тогда увидеть его. Ну ладно, не поехала бы я тогда на почту, так могла в любой другой день его там увидеть. Хотя до этого я там уже месяца четыре ходила, как в эту фирму устроилась, а его не видела. Так все равно же он приехал к нам в офис! Короче, как не крути, а встречи было не избежать.
   А все из-за того, что я понравилась моему бывшему директору планетария, откуда я и сбежала в эту строительную фирму. Не сбежала бы, работала бы в планетарии дальше, и все бы было хорошо.
   Леван Теймуразович. Грузин шестидесятидвухгодовалый. Любвеобильный, эмоциональный, крикливый, энергичный, капризный, честолюбивый, сладострастный, злобный, наивный, доверчивый, подозрительный. О моем бывшем директоре можно говорить много, и все равно всех прилагательных и эпитетов не выберешь и не исчерпаешь. Потому что грузин, и этим все и сказано.
   Мне, наверное, повезло, что я на собеседование первой была вызвана. Мне тогда работа очень нужна была, а на это место было еще как минимум четыре соискательницы. А я когда зашла в его светлый просторный кабинет с картинами, с красивой мебелью темно-вишневого цвета, так и ахнула. Как, говорю, у вас красиво, аура такая замечательная, даже уходить не хочется, атмосфера очень приятная.
   Я вообще на такие вещи очень реагирую. Ему это понравилось. Стал со мной беседовать, я открылась ему, честно обо всем поговорили, он о своих трудностях поведал, я его ободрила и поддержала, говорила, что понимаю, как нелегко ему приходится - хозяйство большое, серьезное, дело новое, но вот сразу видно, что все поставлено на широкую ногу и находится в серьезных руках. Мужчины любят такие разговоры. А я его в тот момент просто обожала. Мне казалось так интересно поработать в этой сфере, и офис оказался шикарный, современный, я на такие вещи падкая.
   Он полистал резюме других женщин, отложил и говорит: 'Я склоняюсь к тому, чтобы взять Вас на работу. Вы как на это смотрите?'. Я, говорю, смотрю положительно, за этим и пришла. Он пообещал позвонить вскоре, сообщить о своем решении по поводу моей кандидатуры, но так об этом сказал, что у меня моментально создалось впечатление, что он уже принял решение, и очень для меня положительное. Мы долго любезно расшаркивались друг перед другом, и мило прощались, в результате чего я опоздала на автобус, и минут 45 у меня было, чтобы любоваться видом планетария снаружи. Как говорится, лицом к лицу лица не увидать. Большое видится на расстоянии. И пока я ждала, мне позвонила девочка из кадров, с которой мне предстояло работать, и сообщила, что меня берут. Я подтвердила свое согласие, но попросила день на отдых, так как завтра должна была быть пятница, а с понедельника обещала выйти. Так Теймуразович позвонил мне в воскресенье, справился, довели ли его сотрудники до меня его решение. Я опять подтвердила свою готовность трудиться под его руководством. Так я стала сотрудником планетария, чему радовалась ровно три месяца.
   А потом он меня толи разглядел, толи его обухом по голове ударило, что я такая одаренная личность, и такой прекрасный человек, что сил его нет. Он так всегда и говорил мне: 'Я тебя уважаю как человека, как работника и как женщину'. Когда я ездила с ним в машине, добираясь с совещаний из департамента (он не секретаршу свою брал протоколировать встречи, а меня почему-то), он все время заговаривал о том, как любит смотреть на красоту, на красивую женщину, любоваться тем, что создал Бог. И как он недоволен и огорчен тем, что об этом готовы распускать сплетни в его организации. Мол, что такого плохого, если мужчине нравится женщина. Я странно таращилась на него и оглядывалась исподтишка, мол, кого это он имеет в виду, а он улыбался мне и продолжал заливаться соловьем, что у меня прекрасные глаза, и меня можно разглядывать как картины, а он вообще ценитель всего прекрасного.
   Когда я заходила к нему в кабинет чтобы подписать документы, он откладывал все дела, улыбался мне и его голос теплел. Морщинки лучиками разбегались от глаз, красиво очерченные выразительные губы выгибались в улыбке и он преображался. Он встречал меня словами: 'Вот единственный светлый человек, который не вызывает у меня раздражения. Заходи, дорогая'. Меня даже другие работники часто просили отнести к нему на подпись документы, потому что на них он мог накричать, прогнать, или привязаться к чему-нибудь, а мне все подписывал не глядя. Вернее, глядя прямо на меня. Он сажал меня за стол, садился напротив и начинал разговаривать со мной. Рассказывал про свою молодость, про свои увлечения, хвалился успехами. Ему нравилось, что я делала большие глаза и восхищалась.
   Я не подхалимка и не лицемерка. Когда мне улыбаются, это вызывает ответную улыбку. И если кто-то ждет моего одобрения или похвалы, значит, он в этом нуждается, и мне не жалко, в такие моменты я искренне чувствую то, о чем и говорю. По себе знаю, как это важно и как часто этого не хватает. Мне однажды один мой совсем бывший директор признавался, что хочется ему прийти в храм и просто выреветься перед Богом. Вот как его жизнь достала. И, кстати, он тоже мне рассказывал все-все-все про себя, и про первую жену, и про вторую, на которой не женился, и со мной же и рассуждал, почему никак не может решиться жениться. Вот вызываю я доверие у мужчин в возрасте, и они со мной откровенничают.
   Теймуразович предлагал заходить к нему каждый день, хотя бы минут на пятнадцать, просто так, потому что он всегда рад меня видеть. А однажды, когда я уже выходила от него и держалась за ручку двери, он вдруг произнес: 'Какая ты красивая, Вера'. Я даже не поверила. Я, и красивая? Вот такой он меня видел.
   Однажды он подарил мне коробку конфет. Там одна коробка была как произведение искусства, с каким-то окошечком, и картинкой вставленной, и в ней конфеты ручной работы как маленькие пирожные, я такие и не видела раньше, не то чтобы пробовала. Подарил со словами: 'Я просто рад, что ты работаешь у меня. Вот я даже когда тебя не вижу, а только мимо твоего кабинета прохожу, мне уже светло и радостно на душе, что ты там, за стеной, совсем рядом'. Во как! И обнял со словами, что просто так, что ему хорошо.
   Он строил грандиозные планы, и клялся мне, что возьмет меня с собой, когда пойдет на повышение. Что я буду его правой рукой, всегда рядом с ним, и чуть ли не в одном с ним кабинете. А потом вдруг решил прогнать свою секретаршу и устроить меня к себе под бочок. Там такая война началась. Девочка с насиженного места уходить, разумеется, не хотела, хотя была нерадивой, и мне втихаря все говорили, что были бы рады, если бы я ее заменила. А она рада не была бы, и спорила, саботировала решения директора, а он однажды взял и привел меня в приемную, посадил на ее место и сказал, чтобы я принимала дела. А ее отправил в другой отел. Я как дура уселась, папки стала перекладывать, ну типа, вхожу в курс дела, а у самой аж руки дрожали. Мне такие игры не по нутру.
   На следующий день так несмело с утра захожу в приемную, а секретарша, вопреки своей привычки опаздывать, уже восседает на своем, между прочим, законном месте и заявляет мне, что здесь и останется. Я радостно выдохнула, и вернулась в отдел кадров, где моя напарница и начальница была этому очень рада, как и я. А директор сник, и промолчал. Мне совсем нехорошо стало. Он фигуры типа шахматные переставляет, а какую комбинацию создать хочет, сам не понимает. А меня-то зачем дергать!
   Короче, с той минуты я и задалась целью уйти. Чтобы в этом не участвовать. А он на секретаршу свою срываться стал, орать по поводу и без повода. Заявил, что все равно она здесь не останется. Она на меня волком смотрит, всем сообщает, что я ее подсиживаю, а он ей орет, чтобы она убиралась. Короче, я на первое попавшееся место и сбежала. И так хорошо все вышло - директор как раз заболел. Это конечно не есть гуд, зато я уволилась у его зама без всяких извинений и объяснений. Просто тихо ушла, как будто меня и не было. Вот.
   И попала в фирму, в которую приехал банкир, который разрушил мои иллюзии, в которых я спокойно жила так комфортно несколько лет...
   В общем, завилась я на термобигуди, прическу себе сделала, глаза накрасила так, чтобы в них взглянув, захотелось умереть. Я имею в виду, от счастья. Даже румяна нанесла, губы подкрасила, оделась и залезла в свой 'испанский сапожок'. Это так моя приятельница из планетария назвала мои убойные сапоги на высокой шпильке, когда нога вывернута, голенище сосуды перетянуло и пережало. Смотрится на ногах потрясно, как вторая кожа, красиво, стильно, но домой приходишь еле живая, и долго потом косолапишь по квартире, потому что больно ступить на стопу, всю отбитую и натертую.
   И поехала такая на работу, в кои-то веки сама собой довольная. А как же! Должна же я теперь выглядеть как-то иначе, пока к нам в офис заглядывает мой банкир. О, боже, какой мужчина... Да нет, это не смешно, это очень больно - быть рядом с тем, от которого дух захватывает, и молчать, потому что ты для него никто.
   Вечером напрошусь к Александру в гости, пусть полечит нервы. И ведь надо-то всего просто обнять меня, и увлечь в спальню, типа, я знаю, детка, что тебе нужно, что успокоит твое сердце. Но между нами ничего нет, никаких чувств, просто секс, редко и осторожно, и он по-прежнему оказывает мне психологическую помощь при каждом удобном случае, а с моими нервами и склонностью к депрессиям он делает это практически непрестанно. Друг, одно слово. В постель меня мог бы увлечь банкир... Фу ты, стыд-то какой! Теперь и не помечтать уже о таком. И думать об этом не могу!
   Но пока я об этом все же думала, случилось три несчастья. Во-первых, меня банально окатила из лужи проезжающая мимо машина. Людей на остановке полно, но только я стояла у самого бордюра, и такое счастье привалило мне одной, что обидно-то. Не то чтобы я желала зла другим, но как-то все равно было бы легче, и поругалась бы за компанию, и позубоскалила. А так стою и обсыхаю молча, как будто я не я и фотка не моя. На лицо не попало ни капельки, к моей радости, все-таки спасли мои 172 см, а вот пальто придется чистить, когда приеду в офис. В автобусе толкучка, а от меня все шарахаются, сторонятся, в общем. Хоть доехала вполне комфортно.
   На подступах к офису случилась беда: шагнула, и вроде в ямку пяткой провалилась. Ну ладно, ну появилась в асфальте ямка, темно же утром, не видно, ну бывает. Сделала второй шаг этой же ногой, и опять ямка. Да что такое! Кто их за ночь под мой шаг накопал! Обернулась, а в двух шагах от меня одиноко валяется мой каблук, и жалобно пищит о том, что он сирота и все его бросили. Блин, я чуть в голос не взвыла. Единственные сапоги, на улице холод, на туфли временно не перейти, так еще и денег нет на этот незапланированный ремонт! Вообще денег нет ни на что. Еще четыре дня надо продержаться до зарплаты! И в офисе все повально без денег, все пытаются стрелять друг у друга, и не получается. А директора уехали в командировку сегодня. Как назло!
   А пока копалась в сумке и искала ключи от офиса, да крутилась на одном каблуке, стараясь удержать нехилое тело на носочке другой ноги в покалеченном сапоге, оступилась, и.... У нас же строительная организация, и, как и полагается, крыша течет, краны сломаны, свет мигает, и главное - кругом валяются всякие детали, элементы каких-то странных металлоконструкций, и всякая ерунда. И в предбаннике, и в холле, и в кабинетах, и на столах у замов директоров. Пойдешь, не глядя, задрав нос, и можешь запнуться о какую-то брошенную дрель, или шлифовальный станок. Иногда что-то умудряются и у меня на ресепшене оставить. Не знаю, за что уж я зацепилась, но коленку я поцарапала и колготки, разумеется, порвала. Вот и правда: пришла беда - отворяй ворота. Я отворила, дверь, в смысле, иду на второй этаж, и плачу.
   Так мне себя жалко стало. Ни рожи, ни кожи, ни денег, без сапог, в рваных колготках, теперь и с тушью размазанной, и вообще я несчастливая. Вот всю жизнь не везет. Вот как с рождения не повезло, так и все. Отец всегда уверял, что меня в роддоме подменили. Это конечно всегда был повод для смеха, потому что я с отцом лицом один в один, и характером тоже. Но он красавец, и всегда таким был, а мне его черты на пользу не пошли, я, почему-то не кажусь красавицей. Была бы мужчиной - точно бы отбоя от девушек не было... А пол менять я не собираюсь.
   В общем, стали вспоминаться всякие плохие моменты жизни, опять навалилась депрессия, одиночество скалить зубы принялось, и такая я показалась ненужная, просто пустое место. Чего-то пытаюсь трепыхаться. Ну зачем мне новые колготки? Кто восхитится? Для чего я мучаюсь в модных жутко неудобных сапогах? Напрасная жертва. Зачем краситься, причесываться? Кому это надо? Чего я клоуна из себя строю, пытаюсь из кожи вон вылезти, чтобы привлечь хоть чье-то внимание? Фигня, я ничто. Сиди и молчи, не вякай и не высовывайся.
   А у меня так: если уж я реву, то остановиться не могу. Недавно что-то подобное было, так я документы принимаю у человека, а сама сижу и всхлипываю. Слезы катятся, а я ему указываю, что расписаться надо здесь, здесь и здесь. Он странно на меня косится, а что мне делать - я не могу себя в руки взять. И сейчас так. Коллеги приходят на работу, здороваются, а я пытаюсь отвернуться, что-то буркну, а слезы все катятся. И все горше и горше становится. Вот неудачница я, неумеха, невезучая. Никому не нужна. Так всю жизнь и проживу одна, никто и не заметит. Сижу, смотрю на каблук, зажатый в ладони, и оплакиваю свою судьбу, как будто это мне палец отрезали. Взяла и отбросила его на середину холла. Ненавижу. Себя, его, всех. Вот как меня развезло.
   И тут как награда за мои страдания - глоток мандаринового безумия. Нет, это я безумна. Этот аромат сводит меня с ума. И с горчинкой, и со сладкой нотой, и перелив какой-то такой, что все внутри переворачивается, когда ноздри впитывают эту живительную отраву. Послышались шаги, и через мгновение показалась голова моего банкира. Господин Лановой собственной персоной. Дождалась, блин. Специально готовилась, вот и приготовилась. И главное, зря приехал, директоров-то нет. Я только сейчас я вспомнила, что еще вчера должна была позвонить его секретарше и сообщить об изменении в планах, чтобы перенести их встречу на другой день. Вот черт!!!
   Я на него смотрю, и слезы катятся, как горошины. Он удивился, нахмурился, в следующий миг улыбнулся и направился ко мне.
   - Доброе утро, - говорит, останавливаясь около стойки.
   - У Вас, может и доброе, только зачем же этим хвастаться-то, - отвечаю, а сама смотреть на него не могу - так он прекрасен, и так я ужасна.
   Знаю, что нос красный, щеки бурыми пятнами симафорят, реснички на нижних веках в большие толстые сосульки слиплись.
   - Может, я могу помочь чем-то, чтобы и Ваше утро, хоть его кусочек, стал добрее? - улыбнулся он мне, не обидевшись на мой неуважительный тон. Идеальный человек. И деловитость и замкнутость куда-то делись, наверное, дверью прищемил, когда входил.
   - Боюсь, Вы откажетесь от этой идеи, когда узнаете, как я перед Вами виновата, - говорю, а у самой сердце колотиться. Так не хочется дурой перед ним выглядеть, но придется сообщить, что он зря приехал. А у них, у банкиров, наверное, весь день по минутам расписан. А я его так подвела.
   - В чем дело? Когда Вы успели провиниться? Я даже не заметил.
   - Сейчас заметите. Я не сообщила Вам, что сегодня встреча не состоится. Чащин и Иванов уехали в столицу, а Кривцов на совещании в области, будет только вечером. Поздно.
   Он посмотрел на меня, пожал плечами.
   - Ну что ж, это приятная новость, у меня освободился час, и я знаю, чем его занять, - и он собрался уже раскланяться со мной, когда сделал шаг назад и наступил на мой... каблук.
   - Чем это Вы разбрасываетесь? - спрашивает. - Я чуть не упал, - и смеется.
   - Это мой каблук. Бывший. Отвалился, теперь не знаю, что с ним делать, - сказала, а у самой высохшие было слезы с новой силой потекли.
   - Вот уж ерунда, нечего и голову ломать, - сказал Лановой решительно. - Давайте сюда Ваши сапоги. Из-за такой ерунды разревелись?
   Не из-за ерунды, из-за тебя.
   Я так глаза на него вскинула, он что, шутит? Сейчас чинить будет?
   - Снимайте сапоги, - говорит. И стол обходит, рядом со мной остановился. - Вам помочь?
   Я слюной чуть не подавилась. Я конечно же готова была закудахтать что да, мне помочь! Но вот несчастье - мои сапоги внутри отделаны такой кожей такой выработки, что колготки мажутся, и носки и пятки стали черными. Колготки телесного цвета, но как будто с черных следках. Вот как в прошлом веке были такие мужские штиблеты - белые, с черной окантовкой, как в калошах. Вот и у меня калоши. Позор! Как же я буду при нем раздеваться! Он, может, и привык расстегивать молнии на сапогах у женщин, и, я возможно, первая дура, и, наверное, единственная, кто отказала себе в таком удовольствии, но я и не могла поступить иначе.
   А он смеется. Понял, что ли, что мне неудобно, отошел. Вот ведь, черт, знает, какое действие оказывает на женщин, все он знает, все понимает. И про меня все наверняка понял. Я быстренько переоделась, влезла в туфли, и держу так неуверенно сапоги.
   Он подошел, взял их и пошел на выход. Я даже слова не произнесла. А он прямо через мгновение возвращается, ладони отряхивает.
   - Что, - спрашиваю, - выкинули, да?
   - Что? Почему выкинул? Нет, отдал шоферу, он в ремонт их повез, - не понимает, видно шуток, на полном серьезе отвечает.
   И тут я хотела было сказать, что мне нечем заплатить за ремонт, но поняла, что гусары денег не берут, и стало еще более неловко.
   - Мало того, что утро у Вас украла, так еще и на бабки поставила, - пробормотала я.
   Тут он расхохотался. Красивый смех красивого мужчины вызывает восхищение. А у меня - новый поток слез. Вот дурацкое утро!
   - Ну, тогда, с Вас кофе, - говорит и улыбается. - Угостите?
   - Спрашиваете! Да я Вам целый обед должна, - говорю с энтузиазмом.
   - Вот как? Вы пытаетесь пригласить меня пообедать? Сегодня, к сожалению, не могу, - и не понятно, то ли вдруг юморнул, то ли серьезно. Самоуверенный - это бесспорно. Я даже покраснела.
   - Между прочим, я сама неплохо готовлю, - промямлила я, безбожно завирая.
   - Между прочим, я тоже, и даже не неплохо, а очень даже мастерски, - вдруг в тон ответил мне Лановой.
   - Ну тогда Вы меня пригласите, раз так, - ляпнула я, не моргнув глазом, а в животе все аж в тугой узел завязалось от страха. Сейчас как скажет, что жена его готовит лучше, или подружка. Ну ясное дело, что он не одинок.
   - На днях я приглашаю друзей на шашлыки по поводу удачной сделки, - говорит он, - могу угостить Вас. Придете?
   - А почему бы и нет. Надо же будет обновить новые каблуки, - говорю.
   - Э, нет, форма одежды - спортивная. Поедем на базу отдыха, я пару-тройку домиков снял, так что каблуки там Ваши будут неуместны, как бы славно они не цокали, и как бы шикарно не смотрелись Ваши сапоги на стройных ножках.
   Вот завернул так завернул. Я даже позволила себе повернуться к нему всем корпусом и молча на него воззриться. Он улыбнулся. Так мило, и улыбка приятная. Ничего общего с тем деловым человеком, который ничего не замечает вокруг кроме своих процентов, договоров и сделок.
   - Итак, кофе, - заставила я себя очнуться, взяла себя в руки, поставила на ноги и направилась на кухню.
   - Кстати, кофе растворимый, Вы помните, да? - кричу ему из столовой.
   - Да, ничего, спасибо, - и снова улыбается.
   Боже, какой симпатичный, милый, какие черты лица! Идеал! Мой идеал. Вот недаром я его таким красивым придумала. А Александр иронизировал, что я чуть ли не девочку выдумала, с длинными пушистыми ресницами, серыми ясными глубокими глазами, идеальным овалом лица и чувственным ртом, ну нос там греческий, прямой и аккуратный, или аккуратный - это уже не греческий? Не знаю, но он - воплощение красоты, стиля, элегантности и вкуса. Мой банкир. Чужой, незнакомый, далекий. А вот сейчас я ему готовлю кофе, вот так! Еще несколько дней назад он пролетал мимо меня, не зная и не замечая моего существования, а сегодня уже занялся моими сапогами, участвует, так сказать, в моей судьбе, вот пить будет из моих рук.
   Но последнее сделать не получилось, это я пила из его рук. Потому что мои оказались ногами, и выросли из одного места. От стыда я готова была провалиться на первый этаж, но строители хоть народ и не аккуратный, разбрасывают везде инструменты и детали, но строят на славу и капитально, провалиться бы я не смогла, даже если бы очень постаралась.
   Вообще-то не скажу, что я косорукая. Только если на меня кто-то смотрит. Кто-то очень красивый и прекрасный. Я опрокинула кувшин с холодной водой, разбила две чайные пары и рассыпала банку со столовыми приборами. Грохоту было!
   Лановой меня пожалел, улыбнулся, подошел к кухонному гарнитуру и достал банку с кофе, налил воды в чайник, достал новые чашки с блюдцами, а меня так осторожно взял под локоток и направил в сторону стола. Мол, посиди, я сам справлюсь.
   Красная как рак, недовольная собой, я уселась, поставила локти на стол и уставилась в окно.
   Нет, ну так не бывает - чтобы в человеке все было прекрасно. И я понимала, что в последнее время сильно взвинчена и возбуждена, и не могу судить объективно и адекватно, идеализируя его, но мне он казался верхом совершенства. И то, что он не просыпал кофе, не разлил, и ничего не разбил, также прибавило ему очков в моих глазах.
   Передо мной оказалась чашка с ароматным кофе, и я поморщилась. Он это заметил. - Что не так? Я не должен был класть сахар в Вашу чашку? - усмехнулся он, усаживаясь рядом со мной.
   - Вы не должны были насыпать в мою чашку кофе, я его терпеть не могу, - пробормотала я, понимая, что забыла его предупредить. Да и как я могла это сделать, если вообще не собиралась пить вместе с ним. Чтобы поперхнуться, захлебнуться и свалиться под стол?
   - Вот как, я не знал, - просто сказал он. - Сделаю Вам чай, - легко поднялся и пошел к столу, стал по-хозяйски копаться в шкафчиках.
   - Зеленый с клубникой, - сориентировала я его. Нет, а он точно банкир? А где спесь? Чванство и самоуверенность? Это какой-то не нормальный банкир. Странный, но хороший.
   Мы сидели и ждали, пока остынет мой чай и его кофе.
   - А мы с Вами даже не знакомы, - заметил мужчина моей мечты.
   - Ну, Вас-то я знаю, - решила я проявить свою осведомленность.
   - Правда? И как меня зовут? - он хитро улыбнулся.
   - Ну.... - разумеется, я не знала его имени. - Котик. Угадала? - я улыбнулась, а Лановой расхохотался. - Что, неужели Вас так никто не зовет? Нет? Может быть ...
   Он не стал продолжать этот эксперимент с отгадыванием. Возможно, это показалось ему слишком личным, он не собирался никого посвящать в такой интимный вопрос. Ну и ладно.
   - Савелий, - пресек он мои поползновения в зону его личного комфорта.
   - Крамаров? - ничего умнее ляпнуть не могла, да?
   - О, Вы стали десятитысячным человеком, который употребил эту шутку, и Вам полагается приз, - усмехнулся Лановой. Было видно, что этот вопрос его достал своею тупостью.
   - Ну, есть еще Морозов, - попыталась я оправдаться, вспомнив известного мецената Савву Морозова.
   - И снова бинго! Вы снова попали на приз. Вы пятитысячный человек.
   - Простите.
   - Ладно, Анатольевна, ничего страшного. Поверьте, я привык. С годами человек привыкает и не к такому, - он усмехнулся.
   Вот зацепил, да. Вот же вредина! Мои директора редко называют меня по имени. Почти все в нашей фирме обращаются друг к другу по отчеству. Откуда же ему знать, что я - Вера. А из его уст мое отчество прозвучало как-то... насмешливо. Пусть произнесет лучше мое имя.
   - Вера, - он и произнес. - Ну что же, будем знакомы, - и он чокнулся своей чашкой с моей, а я чуть не чокнулась от того, как он это произнес. Мое имя жесткое, твердое и холодное. Нет, чтобы меня Олесей назвать, или Настей, Катей или Олей. Так нет же, Верой назвали. Я, вообще-то, всегда относилась к этому равнодушно до сегодняшнего дня. А сегодня увидела, что мое холодное имя может быть нежным и теплым. Смотря, кто его произносит. Короче, я размечталась.
   И вдруг его взгляд зацепился за мой кулон. О, это необычное украшение. Во-первых, это подарок от Александра, а во-вторых - это кусочек застывшей лавы, натуральный, только покрытый лаком и вставленный в серебряную оправу. Маленький, красивый и необыкновенный. Мне он очень понравился.
   У Александра есть племянник, довольно необычный человек, который ни во что не ставит свою жизнь. Спуск на сноуборде с крутой горы - это для него как игра в песочнице. Он прыгает с парашютом со скалы, он плавает на серфе, ездит на байке, а отпуск предпочитает проводить в Африке, этакое сафари на джипах. И он привез этот кусочек лавы из настоящего вулкана.
   Вообще-то, Александр не любит говорить о своем родственнике, я мало что про него знаю, и никогда не видела, но между ними есть какое-то напряжение, и отношения довольно сложные. А раз уж у психолога есть напряги в общении с другим человеком, тем более родным, то я не рискну лезть туда с попыткой в этом разобраться.
   - Вот это да. Вера, что я вижу! - он не сводил глаз с моего кулона.
   - Это лава... - начала я.
   - Я знаю, что это - перебил меня Лановой.
   - Правда? А я бы не догадалась.
   - А я догадался.
   Он стал какой-то странный. Ну он и так странный, это я уже выяснила, только он как-то подозрительно стал смотреть на мой кулон. Может, этот камень обладает какой-то магической силой и оказывает какое-то воздействие на мужчин? Хм, на моих директоров он никак не воздействовал ни разу, или они просто защищены от его силы.
   - Могу я спросить, откуда он у вас? - спросил Савелий.
   - Можете, - я кивнула и замолчала. Ну ответила на вопрос конкретно.
   Видно, что ему это не понравилось. Он ждал пояснений.
   - Ладно, я не знаю, откуда он. Вернее, мне его подарили.
   - А кто Вам подарил его?
   - Слушайте, такое ощущение, что Вы или хотите попросить себе такой же, или желаете наказать того, кто его мне подарил. Вы что-то имеете против застывшей лавы или вулканов вообще?
   - Я всего лишь спросил. Определенно точно, что такое не продают в наших ювелирных салонах.
   - Вы угадали, его привезли из другой страны, в которой есть вулкан, застывший. Извините, не вспомню сейчас. Что-то слышала, но название мне непонятное, и быстро вылетело из головы, - я пожала плечами.
   - А Вы странная штучка, Вера, - задумчиво произнес Савелий Лановой, разглядывая и мой кулон, и грудь, на которой он спокойно лежал.
   Я все-таки поперхнулась чаем, который он мне заварил.
   - Да, я такая, - просипела я, после того, как он совершенно спокойно постучал меня по спине.
   - Ну, спасибо за кофе, мне пора, - он засобирался.
   Да, я опозорилась по полной программе. Встретила его в не пойми каком виде, лохонулась с предупреждением о переносе встречи, обещала напоить кофе, а вместо этого заставила еще и мне чай делать, подавилась им, да вдобавок ему мой кулон не понравился. Все, плакал мой шашлык на свежем воздухе.
   - Да, кстати, на счет выходных. Я Вам позвоню, - сказал он уже в дверях.
   Сил ответить у меня не было, я только согласно кивнула. Надо же, не забыл! Человек слова. Уважаю таких. Может, уже и пожалел о своем скоропостижном решении пригласить меня, тем более что я сама так нагло и бесцеремонно напросилась, а вот не отступит, не откажется от своего обещания. Ну и я не откажусь. Может, и придется потом пожалеть, когда он появится в обнимку с красивой девушкой и начет меня знакомить со своими друзьями, такими же прекрасными, как и он. Все будут парами, а я одна, такая плебейка. Ну и что, зато хоть мяса поем.
   Мы вышли в холл, и Савелий набрал номер на мобильном телефоне.
   - Володь, ты где? А когда будут готовы? Отлично, жду, - и повернулся ко мне. - Скоро прибудут Ваши сапоги, - он снова улыбнулся.
   Но мне было уже не важно, какая у него улыбка. Что-то произошло, я это чувствовала. Только не могла понять, что я такого сделала, чтобы в его поведении и взгляде появилась такая прохладца. С утра он был более дружелюбен и внимателен. Было больше теплоты, что ли. Может, человек сейчас отходит на второй план и деловая жилка берет верх, приходит привычная сухость, замкнутость и равнодушие?
  
   Ладно, потерплю два дня, а там выходные, и более близкое общение. Будет он с кем-то, или один - не важно. Зато я буду возле него. Фу. Я уже как зависимая становлюсь. Успокаивает только то, что он-то этого не знает!
   А все-таки, странные это мероприятия - отдых на природе и вообще. Все всегда начинается чинно и благопристойно. А заканчивается тем, что серьезные дяди и тети превращаются в свиней или развязных сладострастников. Вот честно, столько раз видела!
   Да чего далеко ходить за примером. Был у нас корпоратив пару месяцев назад по поводу дня рождения Иванова. Мои директора такие праздники любят отмечать с размахом, в ресторане с полным набором услуг аниматоров или как их там называют. И пригласил меня на один танец наш прораб. Виктор Иванович Мокин. Парню 65 лет, солидный, умный, деловой, все его уважают, и у нас с ним с первого дня хорошие отношения сложились. И вот значит танец закончился, он меня на мое место проводил, и вдруг уселся рядом, а уже к этому времени он хорошенький был! И вот глаз с меня не сводит, коленку от моей не отодвигает. И так проникновенно и настойчиво говорит: 'Поехали со мной'. Я аж отвернулась даже, слов не нашлось. Поворачиваюсь, а он на месте, никуда не ушел, меня взглядом осоловелым сверлит и снова: 'Поехали, ты хорошая'. Я попыталась вежливо улыбнуться. Мне не до веселья, уже пожалела, что пошла - трезвой на таких мероприятиях делать нечего, но становиться пьющей я не собираюсь. А он опять: 'Ты не думай, я люблю свою жену'. И стал что-то про нее и про себя хорошее говорить, а потом опять, поехали да поехали. Я на силу отбилась.
   А на следующий день я на работу шла, думала, как мы в глаза друг другу смотреть будем. А он как ни в чем не бывало: 'Анатольевна, сделай копии с этих документов, и оформи этого человечка в мою бригаду на пол ставки'. Ну и ладно, я и забыла.
   Зато в тот вечер удивил Чащин. Правильно Кривцов про него сказал: 'Интеллигента всегда видно'. Чащин напился в зюзю. Просто в хлам. И знаете, в чем это проявилось? Он полез ко всем целоваться. И знаете, не так, как Мокин, мол приспичило, поехали. Нет, а со словами: 'Ты мой зайчик, ты моя рыбка' и так далее. И молодым двадцатипятилетним мастерам ласки перепало, и замам его и их женам. Все так прилично, с отцовской нежностью, вот честное слово, ни капли похабности. Но все равно я стояла и смотрела, как он, сидя на стуле, потому что стоять не мог, по очереди всех к себе призывал и обнимал, называя ласковыми словами, и внутренне сжималась. Стою и думаю: я не подойду. Это он меня при всех... ну комплексы, в общем.
   Дошла очередь и до меня. Он ко мне обернулся всем корпусом, руки протянул для объятий, говорит: 'Анатольевна, иди сюда'. 'Нет, я не пойду', - говорю. А он зовет, настаивает, улыбается так ласково. Меня в спину толкают, мол, иди, надо. Пришлось подчиниться, начальство, все-таки. А он в живот мне уткнулся, рыбкой, лапочкой и еще какими-то зверюшками назвал и с нежностью отпустил.
   А в гардеробе, пока главбух на нем куртку застегивала, он опять меня заметил. 'Ангел, - говорит. - Анатольевна, ты ангел'. Наутро он приехал в офис весь какой-то покоцаный, поцарапанный. Я думала, к кошаку своему лез вечером с поцелуями, а главбух по секрету сообщила, что он из машины вывалился. Вот и асфальту его нежности перепало.
   Ой, а в другой фирме я работала, там по охране труда и технике безопасности у нас подполковник был устроен. Ну вояка воякой, всю жизнь, как говорится, провел в седле и с шашкой наголо. Вот он когда на новогоднем вечере напился, у него мат полез через каждое слово, и вроде хотел мне что-то хорошее сказать, а все грубо выходило. Стал говорить какой я незаменимый работник, и закончил тем, что пообещал порвать меня как тузик грелку, если я только надумаю уволиться.
   Но тот вечер запомнился мне совсем не этим. На торжественную часть из Питера приехал наш главный учредитель, мужчина с большой буквы М. И вдруг, когда он говорил тост, я не помню, о чем он был, но что взрезало буквально мой слух - так это то, что он хотел бы выпить за такую красивую женщину как я. Я - красивая женщина? Вот, что творит с мужчинами водка, шампанское и кусок материи темно-фиолетового цвета, удачно скроенный и сшитый по фигуре. И это при том, что напротив него сидели самые видные и красивые девушки, по крайней мере, моложе меня и действительно одетые богато и роскошно. И еще уверенные в себе, не то, что я, забившаяся в самый угол стола и спрятавшаяся там. Через весь стол он сообщил мне, что я напоминаю ему его секретаршу, я такая же умная и красивая. И что-то еще говорил, но я уже не в силах была это воспринимать. А все сидели и улыбались мне.
   Это означало для меня то, что он не сердился. Потому что в самый первые дни, когда я устроилась в эту организацию, со мной случился казус. Генеральная с главбухшей заперлись у себя в кабинете, чтобы пообедать и попросили меня никого к ним не впускать, а в прихожую пружинистым шагом зашел энергичный мужчина, деловой, улыбчивый и счастливый. На вопрос где моя начальница, я предложила ему присесть и подождать, потому что она занята. Он присел, но по тому, какое выражение промелькнуло у него на лице, озадаченность, изумление и растерянность, я все же заставила себя догадаться, что, он, скорее всего, не из тех, кто ожидает в приемных. Мне хватило ума спросить его фамилию и рискнуть побеспокоить директора, чтобы узнать, сможет ли она его принять. Оказалось, что это и есть самый главный, наш учредитель и отец родной, и что ему можно заходить, открывая дверь с ноги. Когда он вышел из кабинета генерального директора, он мне улыбнулся, заметив, что свое начальство надо знать в лицо. Видимо, злости не затаил. Вот и хорошо.
   Интересно, а на вечеринках у банкиров как все бывает? Тоже напиваются, или все ведут себя прилично, обсуждают котировки, акции и индексы? А может, поют под гитару и читают стихи?
   Ну, мне предстоит это узнать, лишь бы опыт оказался положительный. Блин, а может, не ехать? Мало ли что, компания неизвестная, ну и что, что Лановой ведет дела с моей фирмой. Там-то обстановка будет неформальная, и кто как расслабляется и до какой степени и кондиции набирается, я не знаю. И лично Савелий Лановой как себя ведет, когда напивается? А почему я решила, что он вообще выпивает? Может, он не терпит это дело вообще.
   Мои сомнения разрешились самым плачевным образом. В офис поднялся Володя, молодой парень, водитель Ланового, принес мои сапоги, красивые, надраенные до блеска, с крепкими каблуками, и главное! с профилактикой во всю подошву!!! Боже, это же надо! Это же какой подарок для меня! Я на этом деле постоянно деньги экономила, ходила и каждый камешек чувствовала, ноги ранила, а теперь - как внедорожники будут!
   - Спасибо, - говорю, - Вы так меня выручили. И Вам, Володя, большое русское мерси.
   Парень вежливо улыбнулся. Мол, заставили, выбора не было, отказаться не мог, но рад, что Вы довольны. И тут зазвонил мобильник у Ланового. Он кого-то внимательно слушал и мрачнел все больше. Сказал неохотно 'Ладно, я разберусь', и повернулся к водителю.
   - Пора ехать.
   Володя кивнул, попрощался со мной и побежал по лестнице вниз, а Лановой повернулся ко мне.
   - Вера, очень сожалею, но, боюсь, что нашу встречу придется перенести на неопределенный срок. Непредвиденные обстоятельства требуют моего отъезда из города в эти выходные.
   Я отважно улыбнулась и понимающе кивнула.
   - Я позвоню Вам, - крикнул он мне, уже спускаясь по лестнице. - Да мы еще и встретимся. На следующей неделе я подъеду за документами. Всего доброго.
   И снова скрылся из моей жизни. Вот так. Закрой один глаз и скажи: 'Размечталась, одноглазая'.
   Нет, точно к Александру сегодня поеду. Это единственная альтернатива ночным рыданиям в подушку. Лановой больше не позовет, не пригласит, это точно. Нет, ну а чего я хотела! Кто я такая для него! Секретарша в одной фирме. Сколько таких компаний, с которыми его банк заключает договора. Всех секретарш не наприглашаешься на шашлыки. И тут меня как кипятком ошпарило. Ведь везде, где он только появляется, обязательно, не поверю, что это не так, появляются разбитые сердца, влюбленные девушки и ... кто знает, может, он кем-то и увлекся. Может, он не пропускает ни одной юбки, и только я так неприятна ему, что он даже и не думает со мной заигрывать... Блин, как обидно! Нет, не от того, что мне отказал, на что и надеяться-то, а что... а собственно, что? За что мне обидно? Что с другими спит, а со мной нет? А я бы согласилась? Я бы отступила от своих правил? Какие, к черту, правила? Если я отдалась без любви постороннему человеку однажды. Ну, не такому уж постороннему. Он мне как старший брат, как отец, как друг. Мой Александр...
   Он сделал это ненавязчиво. Без патетики, без обжигающей страсти. Это было так естественно, что можно сказать, что я даже не заметила, как оказалась в его объятиях, обнаженной на его постели. Столько лет он был разведен, и ясное дело, он не был одинок, у него были женщины. Но тут вдруг он счел возможным, что его женщиной могу стать и я. Почему он так решил, чем было вызвано это его решение, я не знаю. Я так и не спросила его ни разу об этом. Но про себя я знала четко, что просто решила это сделать. Мол, пусть так будет. Пора. Пора узнать, что это такое. Переступить за грань. Без спроса, конечно, без приглашения, не так, как у Розы, но... а если приглашения так и не дождусь?
   Опять закипают предательские слезы. Ну не любит меня никто. Ну говорят какие-то комплименты, пытаются оказать какое-то сомнительное внимание, а потом растворяются в серых буднях, а я так и состарюсь со своим одиночеством один на один. Александр стал моим утешением от этой боли, притупил ее остроту, резкость. Размыл контуры моего одиночества, и я ему всегда буду за это благодарна.
   С его стороны это, возможно, был просто интерес. С моей - решительный переход в новый статус. И я не пожалела ни о чем. Он ласковый, внимательный, заботливый. Он знает, что мне нужно, и знает, что делать.
   Когда я прихожу к нему в гости, он не позволяет мне даже сделать бутерброды. Все делает сам. И ужин готовит, и на стол накрывает, и утром чай мне в постель приносит. Это меня бы радовало, если бы не было просто формой, частью протокола. Для него это заведенный порядок, а не желание, продиктованное каким-то особенным чувством ко мне. Но я чувствую с его стороны большую нежность ко мне. И благодарна ему за это. Эти отношения без обязательств устраивают обе стороны. У меня есть хоть что-то в моей пустой и беспросветной жизни.
   Раньше я стыдилась молодых девчонок, у которых уже были парни и секс, и я чувствовала себя ущербной, бракованной, и избегала всех и каждого. Теперь же могу спокойно чувствовать себя в любом обществе, ощущая себя женщиной, пусть не страстно желанной, но востребованной хорошим человеком. Ладно, в чем хоть я себя убеждаю! Одна из многих в череде его любовниц. Зато постоянная. Уже несколько лет. И он, как видно, не спешит заканчивать наши отношения.
   А чувства, страсть... Ну что, страсть. Ну что, влюбленность. В наш век быстрых скоростей и чувства все скороспелые, поверхностные, неглубокие. Зачем влюбляться, зачем добиваться, когда не одна, так другая обязательно приголубит.
   Долгое время меня шокировало отношение некоторых моих знакомых к вопросу своей ценности в глазах окружающих. Они считали, что именно большое количество любовников делает их значимыми, востребованными, и подтверждает их красоту и спрос на них. В таком случае я просто ничтожество, которое пожалел один добрый человек.
   Вспоминаю с каким-то недоумением и даже легким возмущением одно свое случайное свидание вслепую. Как это бывает - утром в аське знакомство, а вечером уже свидание на набережной, или у театра, или на площади Богоявления. Не миновала сия чаша и меня, правда, толку из этого не вышло никакого.
   И вот иду я с очередным моим добровольным провожатым по набережной, он соловьем заливается про свою жизнь, спешит меня очаровать и восхитить, забыв, что женщина сама обожает это делать, и вдруг я слышу:
   - Ну, похвастаться своими победами в сексуальном плане не могу, нечем. К сожалению, мало подвигов, только восемь женщин было, да.
   И что мне было делать, девственнице, что говорить? Этим он подписал приговор нашим возможным отношениям.
   Другой парень наоборот, решил поразить меня размахом своей необоримой сексуальности и масштабом своих эротической поползновений.
   - Ой, ты бы знала, Верка, скольких девок я попортил, скольким девушкам я жизнь поломал, - и типа сокрушенно так головой качает, пока перед его внутренним взором проносятся прекрасные печальные лица безутешно рыдающих девиц, отвергнутых им в свое время. - Сколько их сделало аборты от меня... - и на меня так нежно смотрит, мол, смотри какой я, опасный, ужасный и прекрасный. Типа видит во мне уже очередную жертву.
   Спасибо, думаю, что предупредил меня. С таким типом я уж точно не свяжусь. И я насилу от него отвязалась. Этот парень обожал повторять, что в жизни любит только три вещи: пиво, футбол и рок-н-ролл. И все это мне пришлось испытать на своей шкуре.
   Во-первых, он никогда не приходил ко мне трезвым, не раздавив пару кружек пива. Как однажды признался: 'А трезвым я к тебе и не решусь подойти, ты ж такая...'. Музыка меня устраивала, хотя на тот момент я отчаянно тащилась от Холлуина и Айрен Мейден, но когда он заявлялся ко мне в комнату, тут же вытаскивал из магнитофона мою кассету и вставлял свою. По крайней мере, я ему благодарна за 'Дом восходящего солнца' Анималс, так что с этим все нормально. А вот футбол...
   В те вечера, в которые в нашем городе проводились футбольные матчи, можно было не ложиться спать в положенное время, бесполезно, потому что Олег считал своим долгом заявиться ко мне в первом часу ночи, чтобы радостно прокричать, что наши выиграли, или прорыдать, что проиграли. И ему было без разницы, что мама, по началу, пыталась объяснить ему, что Вера уже спит, ей завтра рано на работу.
   - Ну пожалуйста, ну разбудите ее, ну на минутку, мне надо сказать ей что-то очень важное!
   И я, шатаясь и лупоглазясь, тащилась на кухню, даже не трудясь снять бигуди (еще чего, с таким трудом накручивала), и слушала восторги или пьяные слезы по поводу игры и непременного 'махалова' после оной.
   А он называл меня принцессой. Пожалуй, единственный из всех, с кем я когда-то общалась. Но это звучало так странно: 'Сколько времени, принцесса?'. Мне казалось это наигранным и неестественным.
   Ему отчаянно не везло со мной, и он наврал своим друзьям, будто я его подружка, ну, в том самом смысле. Они предлагали ему то одну девчонку, то другую (это он мне так рассказывал, когда в очередной раз пытался цену себе набить), а он им типа ответил: ' Вы че, пацаны, в своем уме? Смотрите, какая у меня женщина'! Это про меня, мол.
   Но я была неумолима. Умри, но не дай поцелуя без любви. И вообще, умри, но не дай. Но дала, и не умерла. Нет, Александр, все-таки, самый достойный из всех, кого я знаю, и он подходит мне лучше всего. Ничего не требует, никому не будет распространяться, не делает глупостей и не обижает меня. Вот только что со мной будет, если он, все же решит связать свою судьбу с кем-то... Мне же тогда придется вернуться в свою холодную пустую конуру... Ладно, пока этого не случилось, будем жить и не грустить.
   Выходные я провела у своего любовника. Вау, как звучит! Может, это все-таки, аморально, что мы спим, а он меня не любит, а я вообще ему призналась, что у меня есть идеал в голове. Вот только никак не могу решиться рассказать ему о том, что встретила его в настоящей жизни. Интересно, какой совет он мне даст, чтобы бороться с отчаянием?
   Эта сделка с 'Линбанком', принадлежащим господину Лановому, дорого мне далась. Столько документов, столько исполнительной документации мне еще не приходилось собирать. Да ладно собирать, я как вышибала, боролась за каждый листок, вызванивая людей, которые должны были предоставить мне данные, строча письма и рассылая электронные сообщения.
   - Анатольевна, как там дела с каэсками обстоят? - спросил меня во вторник утром Чащин.
   - Я звонила Началову вчера, он обещал все сделать и прислать. С утра сторожу электронку, жду весточки, - отчиталась я.
   - Хорошо, значит, заверь у нотариуса баланс, и добей Началова, чтобы он... чтобы он... -Чащин отвлекся на входящий звонок, читая автора.
   - ... чтобы он не поднялся, - подсказал Иванов.
   Иванов вообще юморист. Меня он позиционирует всем своим коллегам и партнерам так: 'Это моя помощница, мое второе 'я', только не пьет и не ругается матом'. Однажды он вызвался починить розетку в офисе, и коротнуло так, что мы на час остались без света, пока разбирались в чем дело и где что перегорело. А он так бодренько: 'Ничего, пока у нас есть руки, хоть и очень кривые, мы не импотенты'. И все в таком духе. Но из начальства он самый серьезный и строгий. При всем том, что ни разу ни на кого не повысил голоса.
   Нет, он, бывает, ругается, но не шумно, и тогда предупреждает меня: 'Анатольевна, закрой уши', и шпарит на своем жаргоне с шутками на грани фола. Я говорю ему: 'У Вас что ни высказывание, то перл. Мне пора завести ПЕРЛовую книгу и записывать туда все Ваши мудрости'.
   А вот Чащин матерится так, что стены дрожат. Умница, интеллигент, красивый мужчина с умопомрачительным баритональным дискантом, с субподрядчиками по телефону он ругается так, что ошметки и невидимые перья летят в разные стороны. В такие моменты я предпочитаю куда-нибудь деться с каким-нибудь делом. Например, уйти в бухгалтерию для какой-нибудь сверки, а попросту почесать языком.
   Короче, послали меня к нотариусу. Ясное дело, что я выберу того, который ближе к площади Кирова. Чтобы мне мимо Линбанка пройти. Это же ясно. И тут мне очень кстати вспомнилось, что у меня есть неоплаченные платежки за свет и коммунальные услуги. Очень удачно, что по пути я забегу в банк, чтобы не делать долгов и избежать пени.
   С готовым планом и продуманным маршрутом я быстро собралась и поехала в центр. У нотариуса просидела всего минут сорок. Это ерунда по сравнению с тем, сколько часов и дней в общей сложности я провела в подобных очередях.
   И вот с замирающим сердцем я распахнула двери заветного дворца. Это легко сказать, а дверь оказалась такой тяжелой, будто каждому предлагалось хорошенько подумать, а стоит ли сюда заходить, в смысле, достойны ли они? Мне было не важно, я знала, что не достойна. Я осознавала, что выгляжу слишком дешево для того, чтобы даже начинающий и неопытный работник банка принял меня за потенциального клиента, но какое-то количество копеечек, я все же собиралась у них оставить. И поэтому наигранно уверенно процокала к терминалу.
   В сумке пришлось копаться долго, чтобы отыскать на дне смятые квитанции. Интересно, Лановой уже вернулся в город? В нашей организации она пока так и не появился.
   - Я могу Вам помочь? - услышала я за спиной вежливый голос клерка.
   - Ах, нет, спасибо, в моей сумочке никто не разберется кроме меня, да и я с трудом это делаю.
   Девушка в униформе улыбнулась. Красивая, стройная. И операционисты за стеклом все такие же, ухоженные, нарядные, как на подбор. Да у Савелия здесь рассадник красоты! Видно, что любит окружать себя чем-то идеальным и эстетически приятным. Я вздохнула. Стоило сюда переться, чтобы лишний раз вспомнить, что ко мне это не относится и на меня не распространяется.
   - Может, чем-то еще? - снова улыбнулась мне прекрасная брюнетка, миниатюрная и лакированная.
   - А пожалуй, что и да, - я повернулась к ней, уже держа в руках заветные бумажки. - Заплатите за меня мой долг?
   И замерла, потому что в конце просторного холла заметила его, моего красивого, подтянутого, собранного и по-деловому замкнутого любимого. Значит, он вернулся! И скоро окажется в моем офисе. Опять пройдет мимо не взглянув? Или поговорит, как со старой знакомой? Все-таки между нами уже есть что-то. Например... мои сапоги. Скажешь кому, засмеют. Нас объединяют сапоги, и еще - моя наглость. Потому что я напросилась к нему в гости. Правда, он очень изысканно и галантно меня развел в конце, но сделал это так идеально... А почему развел? Он был вынужден отказать, потому что изменились обстоятельства. Этот звонок не был запланирован и подстроен. Да, но вот и особого желания провести время со мной он не испытывал.
   Ладно, о чем это я? Если я от него без ума, на него это не распространяется автоматически... А жаль...
   Вдруг я резко отвернулась. Блин, зачем я пришла! Он увидит меня, и все поймет, обо всем догадается. И посмеется, хотя бы и про себя. Он не так воспитан, чтобы высказать явно свое презрение или насмешку, но меня может убить и то, что он просто обо мне подумает.
   Я решительно набросилась на терминал, желая все по-быстрому оплатить и незамеченной улизнуть. И не получилось!
   - Привет! - услышала я приятный глубокий голос. Спиной ощущала, что он улыбается.
   Я резко обернулась и обворожительно улыбнулась. Ну, это мне так казалось, что обворожительно. Наверняка идиотская ухмылка получилась.
   - Привет! - говорю. - Уже в городе?
   - Да, только ночью приехал.
   - И с утра уже в работу впрягся?
   - Дела не терпят отлагательств. Время - деньги, и приходится крутиться, - он улыбнулся. - Как сапоги? Все в порядке?
   - Да, еще раз спасибо, - сказала я с чувством.
   Ходить с профилактикой стало намного легче. Он поморщился, как от зубной боли.
   - Если бы мне нужна была Ваша благодарность, Вера, я бы снова заслужил ее, но придумал что-то новое, а не намекал бы на старые заслуги.
   - А Вам не нужна моя благодарность? - я округлила глаза.
   - А пожалуй, что нужна, - проговорил он и протянул мне руку. - Я угощу Вас чаем, и Вы меня поблагодарите. Идет?
   Чем дальше в лес, тем толще партизаны. Проблем у меня будет... неогребная. Или я везунчик и любимица богов, или я самое несчастное создание во Вселенной. Оживший идеал, воплощенная мечта, только недавно увиденная и обнаруженная мной, уже разговаривает со мной, сам подходит первым поздороваться (ничего, что я в его банк приперлась), вот чаем хочет напоить (опять!!!). Ой, это мне выйдет боком, и еще каким! В смысле, нечего мне на что-то надеться, а мысли мои - мои скакуны. Олег Газманов меня бы понял. Сейчас раскатаю губу, а потом слезами умываться буду.
   Но я смотрела на его руку, изящную, с длинными тонкими пальцами, с узкой кистью, с легкими волосками, с браслетом часов, и просто глотала слюну - как красиво! Кажется, я понимаю девушек, которые без ума от мужских рук. Ой, в моем банкире нет ничего, что может оставлять равнодушным. НИЧЕГО???!!! Сердце бешено заколотилось, ну я и развратница! Меня всего лишь на чай позвали!
   В общем, протянула я робко свою потную ладошку, моя-то навряд ли вызовет подобные чувства, хоть у него, хоть у кого. Самое ужасное, что у меня пальцы, как у ведьмы из диснеевской 'Белоснежки' - крючковатые, с широкими косточками. Я как-то однажды подумала, что в ЗАГСе мне будет сложно надеть кольцо на палец, и так расстроилась, что в тот же день после просмотра мультика возненавидела свои пальцы. Даже кольца не ношу принципиально, чтобы лишний раз внимание к рукам не привлекать, ведь украшать надо только то, что уже и так красиво. Ногти не ровные, круглые, в общем, все не айс, как говорит Чащин. Но это он не про мои руки говорит, а любит такое выражение. Хотя я прекрасно училась в музыкальной школе с такими-то пальцами, и меня даже хвалили, да. Подавала надежды.
   А вот Александр, когда я ему со слезами показала свои ужасные 'ведьминские' руки, растопырив пальцы, чтобы он лучше рассмотрел это природное безобразие, почему-то их поцеловал. Ну, психолог же одним словом, его задача - успокоить и утихомирить пациента.
   В общем, смяла я свои жалкие рубли и квитанции, хотела убрать в сумку, а Савелий это заметил. И главное, держит мою руку, а сам распоряжение отдает девочке, которая попалась мне для оттачивания остроумия:
   - Настя, можешь оформить оплату? - и предлагает мне отдать ей документы.
   Настя с готовностью кивнула, забрала у меня бумажки, и Савелий повел меня к мраморной лестнице. Прямо как Золушку на бал. Но я-то понимаю, что не Золушка! Я та самая тыква, которая ей каретой служила. И вместо мозгов у меня тыквенная мякоть! Куда иду, зачем? Пить чай. Разбивать свое сердце. Раздирать свою душу.
   А что, если я не удержусь, и выдам себя, свои чувства? У меня было что-то подобное однажды.
   Мне нравился один мальчик. Ну как мальчик, нам уже по двадцать с хвостиком было. И не просто нравился, а я его уважала, восхищалась им. Он читал мне свои стихи, играл на гитаре, слушал мою белиберду и абракадабру. И как-то мы общались с ним, разговаривали о всякой всячине, я сидела на его диване, он на стуле, слушали музыку, делились впечатлениями, и я ловила себя на мысли, что испытываю почти эйфорию от происходящего. Я больше не была одинока в тот момент, я находилась в компании прекрасного человека, красивого, умного, доброго, порядочного. И тогда я испугалась, что сейчас проговорюсь, или выдам себя чем-то, что он поймет по выражению моего лица, о чем я думаю и что испытываю. Потому что в голове крутились слова 'милый, какой ты милый, как ты мне нравишься, я без ума от тебя, ты такой красивый'. Кстати, он однажды все-таки меня разгадал. Но там я сама была виновата. Подставилась классически глупо и красиво.
   Тогда близился день святого Валентина. И я поняла, что мне просто необходимо сообщить ему о своем чувстве, но так, безадресно, инкогнито, не раскрывая себя. Вроде бы и сказала, чтоб легче стало, а кто, этого он не узнает. И я стала думать, что я ему напишу. Это должно быть емко, глубоко, содержательно и ... коротко, что для меня вещь невыполнимая, так как глубина и та самая краткость в моем случае практически не совместимы. А он к тому времени уже сближался со мной, провожал меня до дома, выслушал однажды какую-то мою невольную жалобу на тоску и непонимание окружающих, и даже предложил никогда не грустить и не страдать в одиночку, а сразу бежать к нему, и за руку так взял трогательно и нежно. Мы вроде еще не были очень близки, но он как бы показал мне, как он ко мне относится. И вот я загорелась этой идеей - послать ему валентинку.
   Чтобы дело сделать серьезно и основательно, я решила прибегнуть к помощи старой знакомой - одной милой женщины, которая была воспитательницей в детском саду в группе, в которой я работала нянечкой, когда училась заочно. Она помогала мне писать работы для сессии, делать контрольные, снабжала учебниками по педагогике. И вот в тот вечер Наталья Константиновна достала все свои тетрадки, блокноты и записные книжки, мы обложились ими, сидя прямо на полу, и стали выбирать стихи, надписи и посвящения, которые стали бы достойны того, чтобы донести мои чувства и эмоции до милого человека. Мне ничего не нравилось, я раскритиковала все. Мы часа два провели за чтением и перелистыванием, но, в конце концов, я решила написать просто: 'Ты самый лучший. Спасибо, что ты есть'. Больше ничего на ум не пришло, а это приглянулось. Так и сделала.
   Оставить валентинку решила просто в его почтовом ящике, в тот вечер, когда обещала забежать и принести ему книгу 'Доктор Живаго'. Был вечер, и он и его родители встретили меня приветливо, и Саня стал зазывать меня на чай.
   - Да ты что, в такое время! Половина десятого, - отнекивалась я.
   - Самое время пить чай, ты что, не знала? - улыбался он мне, но я осталась непоколебима, и даже не позволила ему проводить меня, так была взволнована только что сделанным.
   В общем, на следующий день я летала в облаках, представляя, как он обрадуется, обнаружив послание в почтовом ящике, а вот ближе к обеду я испугалась. Мне вдруг, почему-то, не знаю, почему, представилось, что он идет по проходу моего мебельного салона, мимо фирменных диванов и журнальных столиков, с недовольным лицом и останавливается напротив меня. Сует мне под нос мою открытку, и гневно спрашивает: 'Это ты написала?' Его раздражает мой положительный ответ, и он швыряет эту валентинку мне под ноги, гордо удаляясь.
   Меня даже пот холодный прошиб, когда я все это в лицах и деталях представила и увидела. Мой коллега, красивый молодой парень Демьян заметил перемены, и даже спросил: 'Верк, что с тобой? Ты в лице переменилась. Что тебя так напугало?' Я неопределенно пожала плечами, мол, так, ерунда, но настроение было испорчено моим больным воображением. Только к следующему дню пришла спасительная мысль, что у Сани нет никаких причин сердиться и злиться на меня за такое признание, даже если я ему совершенно не нравлюсь и он не имеет на меня никаких видов. Он слишком воспитан, чтобы поступить так, как в моем воспаленном воображариуме. Еще через несколько дней я была совершенно спокойна. В общем, удачно пережила 14 февраля и даже стала забывать о том, что сделала, когда в один из вечеров он мне выдал кое-что, что я едва не упала с дивана.
   Я как раз делилась впечатлениями от прочитанного романа Жорж Санд 'Консуэло', рассказывая про восторженных юношей, коленопреклоненно целующих руки прекрасным дамам, про высокие чувства и все такое. Саня внимательно слушал, немного отстраненно, как бы глядя внутрь себя, в общем, сидел с загадочным видом. И выдает вдруг такой:
   - Вера, а это не ты мне письмо написала?
   Я даже глазом не моргнула:
   - Какое письмо? - а у самой все внутренности прямо кипятком ошпарило. И главное, внутри буря кипит, ураган чувств, смесь страха и ужаса, а внешне я такая же, как и была, ни бровью не повела, ни одним мускулом не дрогнула.
   - Ну, мне письмо такое кто-то в ящик бросил...
   - Ну-ка, какое? Интересно, расскажи, - типа я не в курсе, что такое произошло?
   - Ну, там про то, что я самый лучший, в общем, - и как-то мило и смущенно улыбнулся.
   - Оу, - говорю, - как здорово! Нет, это не я, Саш, но хорошо, что кто-то его написал. Теперь ты знаешь, что кто-то считает тебя самым лучшим. Поздравляю.
   Он усмехнулся, глядя на меня.
   - Саня, а почему ты меня о нем спросил?
   Короче, в этот вечер я за одно мгновение научилась вести себя так, как будто ни при чем. Мгновенно скрывать свои истинные чувства и переживания за маской доброжелательного спокойствия и невозмутимости.
   - Ну, не знаю, просто ты так говоришь... Из всех моих знакомых только у тебя такой богатый словарный запас. Больше никто так не выражает свои мысли.
   Короче, любовь к классическим историческим любовным романам меня чуть не выдала. Но я так повела себя, что он усомнился в своем мнении, и я выиграла. Хотя, я так и не поняла, удалось ли мне убедить его в моей непричастности, или он просто сделал вид, что поверил мне... Больше к этому вопросу мы с ним не возвращались, а вскоре наши пути разошлись. Спустя много лет я узнала, что он погиб.
   И вот я иду, моя рука в руке самого красивого молодого человека, которого я только смогла выдумать, и только одна мысль: ты дура, он герой, ты смешная, он красавец. Не вздумай подумать, что ты его любишь, а то он мигом прочитает это на твоем глупом лице.
   - Как красиво, говорю, у Вас. Роскошный дворец, а не здание банка.
   - Это мой друг, - улыбнулся Савелий. - Мой компаньон помешан на готике, на вычурности и помпезности. Это его решение отделать холл и лестницу в стиле средневеково замка. А вот мой кабинет - самый обычный, среднестатистический, так что, боюсь, что Вы разочаруетесь, когда в него войдете.
   Милый, да я бы и про шалаш стихи писала, в который ты бы меня втолкнул, согнувшись в три погибели.
   Короче, он наврал, цену, наверное, набивал, или просто кривлялся. Его кабинет - это и есть самая главная комната замка. Библиотека, кабинет, комната отдыха в одном флаконе. С камином, с огромными книжными шкафами, с мягкой кожаной мебелью, с огромным столом темного цвета из благородных пород дерева.
   - Да, действительно, простенько и скромненько, - пробормотала я, оглядываясь, и делая вид, что не замечаю насмешливый взгляд директора банка. - Вы здесь живете?
   - Располагайтесь, и чувствуйте себя, как дома, - предложил он и направился к столу, к телефону, чтобы по внутренней связи попросить своего секретаря принести один чай, зеленый с клубникой, и один кофе. - Нет, конечно, но провожу здесь очень много времени, так что сделал все, чтобы было уютно и удобно.
   Я села в глубокое мягкое кресло и расслабилась. Находиться в кабинете директора банка и ждать чай, просто так, не имея к нему никаких дел и поручений от начальства было... кайфово!!! Вовремя пришла спасительная и убийственная одновременно мысль, что сюда наверняка часто заходит его подружка или невеста, так что, нечего расслабляться. И возможно, если сейчас вдруг она решит так и сделать - забежать, чтобы поцеловать своего милого котика, и если вдруг увидит меня, она, я уверена, даже не заревнует. Меня-то? Зачем? Это шутка, да?
   Вот такого я о себе мнения. Зато, челюсть не отвисла, слюна не потекла, и глаза не загорелись. В общем, я как кремень, ничем себя не выдала.
   Секретарша оказалась девицей, явно приглашенной из модельного агентства. Ее рост, внешность и самомнение говорили о том, что она знает, что она красавица. Да, такой девушке можно простить то, что она не умеет готовить кофе. С улыбкой она вошла в кабинет и поставила на журнальный столик поднос с сервизом. Собралась было расставить чашки, когда Савелий поднялся и дал знак ей уйти. Он сам подал мне чашку с чаем, подвинул вазочку с конфетами и тарелку с пирожными. Вот видно, что парень может все. Совершенно самостоятельный. И это мне так понравилось!
   Сейчас обычно все по-другому: банкиры машут зелеными или красными бумажками, и для них все как по волшебству появляется на столе, или вырисовывается на постели, в зависимости от того, что им приспичит.
   - Угощайся, - предложил Лановой, и я замерла. Что я слышу? Мы на 'ты'?
   Он, кажется, уловил мое замешательство, взял свою чашку, и говорит:
   - Можем же мы перейти на 'ты' после всего, что между нами было? - и улыбается хитро.
   А что было-то? А, ну да, сапоги.
   - Ну, Ваш статус, и мое положение... - начала я неуверенно, но он перебил.
   - Твое положение? Ты беженка без гражданских прав? Ты потерянный для общества человек? Я вижу интересную молодую женщину приятной внешности, и хочу с ней общаться. И про мой статус. У меня что-то написано на лбу по поводу моего статуса? - и он убрал волосы со лба и дал мне насладиться красотой его чистого высокого лба, и лицом в такой близи от моего носа, что я чуть не задохнулась от восторга.
   Одно дело все продумывать мысленно, в своей голове, все мельчайшие детали и черты лица, и другое дело - видеть это в реальности и так близко. Я демиург! Я его выдумала и создала! Нет, конечно, нет. Ведь он прожил самостоятельную жизнь, параллельно со мной, и у него есть родители, и своя судьба, и это не имеет ко мне никакого отношения. А он продолжил:
   - По моей одежде можно определить мое финансовое положение, но это не так важно. Всегда считал, что если встречают по одежке, то помимо оной у тебя обязательно должен наличествовать и ум, потому что провожать обязательно будут по нему, - он тихо рассмеялся, забавляясь моим смятением.
   А я и была смятенна. Нет, сметена. Мощным ураганом счастья и недоумения. Богатый человек с высоким общественным положением, действительно со статусом, говорит мне о том, что деньги - это не главное. Вот это да!
   - Абсолютно с Вами согласна, я вот...
   - С тобой, - перебил он сразу.
   - Что? - я мгновенно сбилась с мысли. С ним вообще сложно чувствовать себя уверенно.
   - Не с Вами, а с тобой, мы же перешли на 'ты'? Ты как хочешь, а я уже.
   - Да ну не вопрос, если ты настаиваешь, - пожала я плечами.
   А сама растерялась. Это же новый уровень отношений, а о чем нам говорить, мы все же разные, как не крути, что бы он ни утверждал.
   - Почему ты все время опускаешь глаза? - спросил Савелий. - Почти не смотришь на собеседника. Во-первых, сразу кажется, что я тебе не интересен, и выпить чашку чая ты согласилась лишь из вежливости, не зная, как отказаться, а во-вторых, ты не даешь насладиться таким прекрасным взглядом, таким изумительным цветом твоих глаз. Ведь это не линзы, да? Очень необычный насыщенный цвет.
   Нет, ну о чем после этого с ним говорить? Если я уже сварилась как рак в кипятке своей бурлящей крови.
   - Такое небо бывает весной, в Карелии, - продолжал он, присев в соседнее кресло совсем рядом со мной. - Вот сплавляешься на байдарке по стремнине, и тебе не до чего, только одна мысль - выдержать и не перевернуться, назло Джону, Джон - это мой друг, - с улыбкой пояснил мне Савелий. - А потом затишье, покой, и пока пытаешься набрать побольше воздуха в грудь, слушая, как за спиной беснуется поток, слава Богу, уже пройденный и побежденный, смотришь вокруг - такая красота, и небо просто волшебное. Вот точь-в-точь как твои глаза.
   Если честно, то мне захотелось заплакать. Доброе слово, оно и бурундучку приятно, а тут я, с огромной опухолью неуверенности в себе, с большим жизненным разочарованием, без конкретных надежд на будущее, и вдруг такое - мои глаза прекрасны как небо в Карелии. Может, это и не очень романтично звучит, типа как в фильме: 'Ваш прекрасный образ отражается в начищенных боках моей лошади', но и то, и другое сказано искренне, и оттого дорого и лестно.
   - Плавала раньше на байдарках? - между тем решил нарушить тишину в кабинете Лановой.
   Мне-то сказать было нечего. Хотя, вот у Чехова есть же такое: когда в женщине нет ничего красивого, и не за что ее похвалить, в смысле сделать комплимент, то ей говорят, что у нее красивые глаза... Нет, определенно, нет, он не это имел в виду. Ну а откуда я знаю, что он вообще имеет в виду? Я же его совсем не знаю.
   - Эй, да ты совсем меня не слушаешь, - попенял он мне, когда я все же соизволила прийти в себя, оторвавшись от раздумий.
   - Слушаю, нет, почему, же, небо Карелии.
   - Я спросил, любишь ли ты Брамса? - Лановой как-то хитро на меня посмотрел.
   - Брамса? Ну, это у Франсуазы Саган? - спросила я.
   Просто у нее есть произведение с таким названием. Я понимаю, что он не ее имел в виду, и наверняка спросил не про композитора, но надо было передать мяч, я и отфутболила, как смогла. Блин, я даже поговорить с ним нормально не могу, а он: 'статус ни при чем, статус ни при чем'. Разница в образовании, в образе жизни и мыслей налицо, к сожалению. Я просто глупа, надо смотреть правде в лицо. Или в глаза?
   - Ну ладно, вот это - эклеры, мои любимые пирожные, поэтому, если еще раз решишь заглянуть ко мне на огонек, знай, что эклеры всегда будут, - и он рассмеялся. - Угощайся.
   Это намек? Да какой намек - это конкретное приглашение! Вообще сегодня он такой веселый. Видимо, поездка, которая оказалась вынужденной и нежелательной, закончилась положительно и удачно. Вот он и радуется все время.
   Я люблю эклеры, я обожаю их, а с сегодняшнего дня я готова их боготворить, потому что их любит мой идеал.
   - Так на чем мы остановились? - спросила я, откусив от волшебного произведения кулинарного искусства.
   - Мы говорили про байдарки.
   - Увы, мне не посчастливилось испытать на себе это удовольствие.
   И главное, я однажды даже дошла до одного клуба любителей такого вида отдыха, или спорта, и даже пообщалась с его директором, волосатым и бородатым дядечкой, но так и не решилась там остаться. Просто струхнула. Там уже свой коллектив, свои отношения, дружба, я просто побоялась, что не смогу вписаться, и чтобы не разочаровываться, решила и не пытаться.
   - Зато я занималась охотой на лис, - я прямо как анкету заполняю. - Очень интересное дело, скажу я тебе. Я совершенно не боялась леса, спокойно ориентировалась на звук (по карте соображать так и не научилась), и у меня неплохо получалось. А еще там же обучали азбуке Морзе, и я просто влюбилась в это дело. Я не пропускала ни одной тренировки, и даже после восьми месяцев занятий, тренер уже взял меня на общероссийские соревнования. Вот так. Правда, зря он это сделал, я заняла 11 место из двенадцати. Но меня успокаивало то, что, зато хоть не самое последнее.
   В то время меня огорчало только одно, что на тренировки ходили два моих одноклассника. И проблема была не в этом, а в том, что один из них решил, что я ему нравлюсь, а его приятель - что он ему поможет мне это доказать.
   Все было хорошо, пока Лешка ограничивался отправкой мне писем, благодаря чему у меня накопилось много открыток, календариков и фантиков. Он, почему-то, считал, что все девочки обязательно увлекаются их собиранием, и обильно меня этим всем снабжал. А, еще мне было подарено им, также посредством почтовых отправлений, три засушенных цветка для гербария. Ну очень романтический мальчик. Хотя в 12 лет мы все еще романтики. Были.
   Но вот когда он решил перейти к конкретным действиям, начались проблемы. У меня. Он просто не нравился мне. Нет, нормальный, все при нем, тихий, скромный, романтичный. Но я-то болела совсем другими образами! Я просто не могла его заметить. А его друг Сашка меня за это колотил и обзывал.
   Вот дежурю после уроков, мою доску. Открывается дверь и в класс робко заглядывает Лешка:
   - Вера, можешь выйти в коридор на пять минут?
   - Чего, не видишь, я занята? - а сама недовольная такая, ну чего он ко мне привязался?
   - А, ну ладно,- говорит и уходит.
   Через минуту дверь с треском распахивается на всю Ивановскую, и его дружок Загоров Сашка орет на весь класс:
   - Ступенькина, а ну вышла быстро, Леха с тобой поговорить хочет.
   С Загоровым не поспоришь, его все девчонки боятся. Злой и грубый, и главное, его внешность. Первый раз видела такого мальчика, в лице которого собраны все уродства и изъяны внешности. Узкие щелочки глаз с короткими ресницами, высокие скулы якута, нос крючком и с горбиком, но не как грузинский или армянский, а как в мультиках ведьм рисуют, такой и у него, и рваная полоска узких губ. При этом страшно лопоухий, и картавит 'р' так, что ухо режет. Вот честное слово, ничего не приврала.
   Я выхожу, мысленно ругая Лешку, который нажаловался другу на меня. А тот стоит, как ни в чем не бывало, у лестницы, ждет, когда я подойду.
   - Ну чего тебе? - смотрю волком.
   - Вера, а что ты после школы делаешь?
   - Уроки, понятно?
   - А, ну ладно, тогда пока.
   - Пока, - поворачиваюсь, и ухожу.
   А перед началом тренировок Загоров мог меня поджидать за углом школы, чтобы толкнуть или пнуть, типа, чтобы я Лешке не грубила. И я часто опаздывала, лишь бы с ним не сталкиваться. Так мне во время занятий азбукой Морзе все равно доставалось. Вот сидим все, там много ребят и девчонок собиралось, болтаем после занятия, и вдруг Загоров так неожиданно при всех заявляет: 'Ступенькина, а из вас с Лехой вышла бы неплохая пара'. Я краснею, бледнею, меня в жар кидает. 'Дурак, что ли, - говорю'. А сама глаз от стыда поднять не могу. А он: 'Ну и вобла сушеная'! А я в слезы.
   Правда, я поменяла свое мнение об этом мальчишке, о Загорове, когда мы отпраздновали всем классом 23 Февраля. Анька Пилевина испекла огромный вкусный торт. Ну не важно, что кто-то на него попытался присесть, смазав узор из крема, мы Аньку успокоили, обошлось без валерьянки, но главное заключалось в том, что его хватило только на часть класса. И девчонки самоотверженно решили угостить мальчишек, все-таки их праздник. И вот сидим мы все за столами, расставленными буквой П, смотрим, как наши будущие защитники уплетают сладости, поглощают тортик, и пьем чай с конфетами, конечно же, не вкусными. А Загоров сидит и не ест. А он в ряду столов был последним мальчиком, а дальше уже девочки сидели. И он так раз, и Женьке Болотиной свое блюдце с тортиком придвинул. Я глаз от него оторвать не могу. Женька ложку попробовала, дальше блюдце подвинула, и всем нам по мизерному кусочку тоже перепало. Вот с тех самых пор я Сашку Загорова стала уважать. Ну не мог он есть на глазах у голодных девчонок. А это были годы, когда сладости на полках не лежали, и не так просто было наесться сладким. И не смог он есть, когда девочки с такими голодными глазами сидели и в сторону смотрели. Я как-то по-другому стала к нему относиться, и он перестал мня обзывать и обижать. Мы даже несколько раз вместе гуляли, я, Лешка и он.
   Кстати, он из нашего класса одним из первых женился. И к двадцати годам у него было уже двое детей, крепкая семья, он работал мастером на заводе и был уважаемым человеком. Один из редких примеров, что внешность в жизни человека не главное. Тогда выходит, что если я одинока не из-за своей невзрачной внешности, то из-за ... того что пустая, неинтересная и глупая? А что, может быть все вместе...
   Я рассказала эту историю банкиру, чтобы не казаться молчаливой и смущенной, и по его виду могу сказать, что ему было интересно. Свои выводы по поводу внешности, в частности своей, я, разумеется, оставила за скобками.
   - С Лешкой так и не срослось?
   - Не-а, - я потянулась уже к третьему эклеру. - Ничего, что я их с такой скоростью уминаю? Я тоже их очень люблю, и пользуюсь ситуацией.
   - Да ты что, ешь на здоровье, они у меня не переводятся.
   - Да какое уж с ними здоровье, но удовольствия - море, это да, - притворно грустно вздыхаю.
   - Вот ты какая, я тебе слово, ты мне три, - опять смеется. - Есть одна кофейня, очень милое место, там пирожные - ручной работы, я как-нибудь тебе покажу, ты обязательно должна попробовать те сладости. Можем с тобой...
   Но договорить Савелий не успел. Как писано в одном сочинении: 'Наташа хотела что-то сказать, но открывшаяся дверь закрыла ей рот'.
   В кабинет вбежал, просто вихрем влетел молодой мужчина. О, о его внешности можно слагать баллады, так он прекрасен. Я засмотрелась на него с полным ртом. Лицо сделано с тщанием искусного скульптора, посвятившим себя всего этой кропотливой работе. И результат превзошел все его ожидания - лицо было прекрасно. Римский профиль, чувственные губы, большие говорящие и все понимающие глаза, открытый лоб и волнистый чуб, зачесанный назад. Одет с иголочки, аккуратен, подтянут, благоухает прекрасным мужским одеколоном, в меру тонким и насыщенным. О, это было что-то! На секунду мне показалось, что образ моего прекрасного банкира померк, в сравнении с этим мужчиной. Но только на мгновение. Все же мое 'детище' мне дороже любой холодной красоты, а этого мужчину можно было назвать холодным с полной уверенностью.
   - Сэв, у тебя гости? Я не знал, Вероника не предупредила меня в приемной, - сказал он, бросив на меня внимательный взгляд и осмотрев с головы до ног, но сделал это очень быстро, осторожно и в рамках приличия, как мне показалось. И результат оказался таков, что он спокойно и равнодушно от меня отвернулся, вежливо мне кивнув в знак приветствия.
   Я ему не интересна. Что ж, именно об этом я и говорю. Вот это про меня. Особенность настоящего осмотра заключается лишь в том, что обычно такие красавцы вообще на меня не смотрят, у меня не бывает возможности попадаться им на глаза и в поле их зрения.
   - О, Джон, знакомься, это Вера. Вера, это Джон, мой друг и компаньон. Этот несуразный замок - детище его больного разума, - сообщил Савелий с улыбкой, пожав руку другу.
   - Да ладно, всем нравится, и в газетах об этом писали, и интервью на местном телевидении я давал, - гордо заявил Джон. - Да, Сэв, я за зеленой папкой, той самой. Ты привез? - и многозначительно на него смотрит.
   Сэв, значит, да? Не Савва, не Савик, а Сэв. Что ж, красиво, но мне ближе и роднее Савва, Саввушка. Ладно, никто не позволит мне так его называть, дело до этого просто не может дойти. Если только я наскребу денег на пластическую операцию. И то не факт, Сэв... Савва, конкретно объяснил мне, что ценит острый ум и сообразительность. А я этим похвастаться особо не могу.
   Пока Савелий выуживал из ящика стола затребованную папку, я заглотила остаток пирожного и быстро запила чаем, да так ловко, что не подавилась и не захлебнулась. Что ж, дождусь, пока мужчину переговорят, чтобы не отвлекать их, и быстро откланяюсь.
   Но первым быстро откланялся Джон. Опять только кивнул мне сухо, и вышел в коридор. Я, было, раскрыла рот, и даже стала приподниматься из кресла, такого уютного, такого манящего, как Савелий это заметил.
   - Так, пожалуй, нам нужен еще чай, - весело сказал он.
   Но я его остановила от попытки вновь вызвать Веронику.
   - Пожалуй, мне нужно совсем другое, - сказала я, сожалея, что эти слова так некстати пришлось произнести.
   - Ах, да, пойдем, я провожу тебя, - и мужчина стремительно подошел ко мне и протянул руку. Конечно, соблазн, признаюсь, был велик, но... эта тема для меня настолько деликатная, что я не смогла позволить себе вновь насладиться его прикосновением.
   - Может, лучше, попросить помощи у твоей секретарши? - просительно затянула я.
   По его глазам я четко поняла, что он меня не понял. Но пожал плечами, открыл дверь из кабинета и окликнул девушку.
   - Вероника, проводи Веру в туалет, пожалуйста, - и для меня распахнул дверь пошире.
   Нет, ну надо так кричать об этом громко, а? Пробормотав 'спасибо', я прошла мимо, не поднимая глаз. Высокая девушка, выше меня на пол головы, бодро и уверенно цокала каблуками рядом со мной. Мы свернули за угол, и оказались перед огромной дубовой дверью, такой же, как и все на этом этаже. Вот ни в жизнь бы не догадалась, что это вход в уборную.
   Поблагодарив ее за любезность, я скрылась внутри, поражаясь тому, как в одно мгновение оказалась в Версале. Бра в виде канделябров, огромное зеркало в золоченом резном багете, фрески на стенах, лепнина на потолке, все говорило о том, что я в музее, но наличие унитаза и огромной раковине однозначно намекали на постмодернизм.
   Когда я смогла заставить себя отвлечься от этой красоты, и, быстро сделав свои дела, вышла в коридор Вероника меня ждала. Это было удивительно. Видимо, его слуги вышколены так, что вежливое внимание и готовность услужить является обязательным условием для приема на работу в Линбанк'.
   - Дело в том, что я ухожу, - пробормотала я, направляясь к лестнице, - передайте, пожалуйста, Савелию мою благодарность и попрощайтесь с ним за меня.
   - Конечно, Вера, обязательно передам. А можно спросить, вы всегда пьете зеленый чай с клубникой?
   - Ну, мне нравится. Бывает, что и черный, тоже с клубникой. Еще люблю с апельсином.
   - Хорошо, я приобрету парочку коробок и того и другого для следующего раза.
   Я с удивлением посмотрела на нее. Она меня с кем-то путает?
   - А что Вы предпочитаете на сладкое? - продолжала опрос вежливая секретарша.
   - Ну, тут мои вкусы с Сэвом полностью совпадают, это Эклеры с большой буквы 'Э', - и глазами на нее зыркнула, мол, как она отнесется к такой фамильярности.
   Но Вероника и глазом не повела.
   - Хорошо, - говорит, просто буду больше закупать. - Всего хорошего, приходите чаще, - попрощалась она со мной, когда я уже ступила на ступеньку огромной лестницы.
   - Да, до свидании, - пробормотала я.
   Нет, вот это сервис! А я-то собой гордилась, что у меня есть коробка черного чая, зеленого, а банка кофе. Учусь, студент. Вот он, ассортимент услуг на любой вкус.
   Когда я оказалась на улице и вдохнула глоток холодного свежего воздуха, меня кольнула мысль, что я все же дура! Вот зачем я ему про Лешку с Сашкой рассказала! Он как человек предупредительный, с самого начала обозначил свой уровень развития, намекнув на то, что приветствуется образованность, эрудиция и просто здравомыслие. А я ему - про страсти-мордасти в двенадцать лет?! Ну вот дурочка-то!
   Он мне про горные реки, про отлогие спуски, про небо Карелии, про красоту и романтику, а я ему про торт какой-то, про тумаки и воблу сушеную? Нет, ну точно, нет ума - пиши 'калека'.
   Так мне обидно и стыдно за себя стало, аж слезы от досады выступили на 'прекрасных глазах насыщенного цвета'. Все, рот на замок, и молчать при мужчинах. Ступенькина, ты поняла? Молчать! Все равно ничего умного сказать не можешь. Так хоть не будешь засорять эфир ерундой.
   А ляпать-то я могу. Вот как сказану что-то иной раз, а потом маюсь - зачем это сказала, как теперь себя вести, куда от стыда деваться? Слово же не воробей, и кого-то может рассмешить, а кого-то и обидеть.
   Вот у меня был случай. Я училась в 11-ом классе, в новой школе. В вечерней, да, такой я неуч, что пошла работать, и доучивалась в вечерке. И был там парень один, скромный, но не стеснительный, спокойный, но не закомплексованный, приятной внешности, но не красавец. Простой обычный парень 17-ти лет. Мы с ним в нормальных отношениях были, здоровались, разговаривали, все хорошо. И вот ближе к зиме в класс пришла новенькая. Такая красивая девушка, что с нее картины можно было писать. Кстати, она и подрабатывала натурщицей в художественной академии, потому что такие красивые лица надо увековечивать для истории. И эта Карина очень понравилась Андрею, тому спокойному парню. А надо сказать, что мы с этой Кариной как-то быстро сошлись, стали дружить, ходили в гости, ночевали друг у друга. Вот уж красавица и чудовище. Не было ни разу, чтобы мы прошли с ней по улице, и на нее никто не обратил внимания. В кафе было ходить просто невозможно - сразу находилось много парней, которые мечтали с ней познакомиться. Это было время, когда я как никогда чувствовала свою ущербность и уродство. Особенно на ее фоне. Ну да это отдельная тема. Речь о другом.
   Зимой она уехала в другой город, где раньше жила, и на уроках не появлялась. И мы с Андреем вместе ходили на остановку после занятий, чтобы он мог поговорить о Карине. О ее красоте, о том, как она прекрасна и нежна. В общем, нравилась она ему, и он ловил любые новости о ней, какие у меня были. Вместе, в общем, ждали ее возвращения.
   И однажды, когда его не было на уроках, а Карина вернулась и мы уже отучись, мы решили с ней пойти в кино. Едем в трамвае, болтаем. И она что-то про Андрея сказала. Мне бы по сторонам посмотреть, но я же слепая, ничего не увижу, так и смотреть было нечего. И я ей стала рассказывать, как мы с ним болтали о ней каждый вечер после уроков, ждали, скучали. Но мой монолог, почему-то получился как бы сатирический, с насмешливыми нотами. Не знаю, такой настрой получился, как будто бы я Андрея высмеяла за его наивную влюбленность. Я ничего не имела против него, не завидовала, не критиковала, ну не знаю, почему, но тон был неуважительный. На мой взгляд. Но поняла я это только тогда, когда двери открылись, и Андрей выскочил на остановке из трамвая. Тогда я его и увидела! Не буду говорить о том, что фильм я практически не смотрела, весь сеанс сгорая от стыда.
   Весь следующий день я провела в мучении. Я подбирала слова, которые скажу Андрею вечером в свое оправдание. Мне было так стыдно, что я практически походя и ни за что обидела хорошего парня, который мне доверился. Я кляла свой язык и свою глупость. К вечеру пришла в школу, ни жива, ни мертва. Мне, почему-то, было очень важно не потерять его уважение и доверие. И первый, кого я встретила в пустом коридоре, был Андрей. Он тут же сообщил мне, что физика будет в другом классе, и я поплелась вслед за ним. Учитель еще не пришел, и все болтали кто о чем. И тут Андрей поворачивается ко мне и спрашивает:
   - Вы вчера с Кариной в кино ездили?
   Ну я тут же как с цепи сорвалась:
   - Андрей, пожалуйста, прости меня, я поступила очень плохо, я виновата перед тобой...
   А он так удивленно:
   - Вера, ты о чем сейчас говоришь?
   А я так быстренько соринтеровавашись:
   - Ни о чем, Андрей, просто ты прости, и все, ладно?
   Он пожал плечами и ответил ладно. И вот я до сих пор столько лет гадаю: он слышал мой монолог, или все-таки нет? Или он решил сделать вид, что не в курсе и не в теме, чтобы мне не так стыдно и неуютно было? Ведь если бы он на самом деле не понял, за что я извиняюсь, ему бы стало любопытно, и он должен же был задать мне хоть несколько вопросов, о чем я говорю и что я такого сделала. Но не спросил ничего. Так что я склоняюсь к мысли, что исключительно его доброта и воспитание, благородство и великодушие помогли нам замять этот неприятный инцидент и все забыть.
   Хотя, потом я все же замечала, что он слегка, но стал меня сторониться, мы уже не были так близки. Хотя, потом несколько раз встречались, когда он уже был женат, причем на очень хорошей девушке, красивой и доброй. Они так подходили друг к другу, что я постоянно делала им комплименты при каждой случайной встрече.
   Ну и ладно, что сказала, то сказала. Он слушал и улыбался, не морщился и не делал вид, что отчаянно хочет спать.
   На следующее утро я прибыла в офис без приключений, а то стала уже с опаской относиться к своей поездке на работу. Мало ли. Стою теперь у самого киоска сигаретного, туда-то уж никакие брызги не достанут от проезжающих машин. Под ноги смотрю также. Не будет же мне Лановой каждую неделю каблуки приделывать. А вот бы... ладно, проехали.
   Рабочий день начался с мытья посуды. Накануне вечером поздравляли с днем рождения нашего зама по строительству. 32 года, молодой и перспективный, ну и так далее. Дело не в этом. Душевно посидели, но я, как всегда, ускакала домой одна из первых - не пью, чего мне там делать, когда все деликатесы попробовала и тортика отведала. А утром меня ждала полная раковина посуды. Вот тебе, Вера, подарочек к утреннему чаю.
   Ну и ладно, почему бы и нет! Тем более на улице уже так холодно, что я обрадовалась возможности погреться под горячей водой.
   Ничего-то с праздничного стола не осталось, ни конфетки ни виноградинки. Мне вообще никто никогда ничего не оставляет. И не дарит. Вот сколько фильмов смотрю, когда секретарей одаривают шоколадками и всякими другими презентами. А я всем все даром делаю, и справки левые, и напечатать что-то личное, и отсканировать что-то для жены, или ребенку в школу. Ну и ладно, ну и пусть. Мне, конечно, не жалко. Жалко другое - забыла к чаю что-нибудь купить, придется с 'таком' пить.
   Навела, в общем, порядок, развесила тряпочки, полила цветы на окнах в столовой, задвинула все стулья, пора и за основную работу приниматься. То есть проверить почту, заглянуть на форум, почитать новости в инете. Подхожу к столу, а на столе стоит коробка такая красивая, и надпись на ней иностранная загогулистая. Я и печатные-то слова читаю с трудом, а уж таким витиеватым шрифтом написанные - и подавно не смогу.
   - Народ, кто оставил коробку свою? - спрашиваю, чтобы всем меня было слышно.
   Кто голову поднял и недоуменно пожал плечами, а кто и попросту проигнорировал. Ну и я не знаю. У меня, бывает, то письмо оставят, то пакет, то документ, но обычно прикрепляют цветной стикер с надписью, кому и от кого. Я всех приучила. А тут - полная анонимность.
   - У меня на столе чья-то коробка, - еще раз решила предупредить всех я.
   Тишина. Ну, все, вскрываю. Пахнет так вкусно. Вытащила бумажный язычок, раскрыла верхнюю крышку, и замерла. Маленькие волшебные пирожинки, все разные, ни одного одинакового нет, и такая красота! А на одном даже имя 'Вера' синим кремом написано. Ну точно, думаю, это для меня. Не будут же Тане или Лене дарить сладости, подписанные для Веры. Только вот кто?
   - Ну чего там? - заглядывает ко мне через стойку начальница сметного отдела. Пошла курить, и полюбопытствовала.
   - Это мне, - тут же отвечаю я, сглатывая слюну.
   - Ой, какие милипусенькие! - восхищается коллега. - Дай хоть попробовать-то!
   - Конечно, - говорю, - угощайся, но я вот все же не уверена, что это мне, и не знаю, от кого.
   - Ну и что, я вот это возьму, и это, можно?
   - Бери.
   - Девчонки, идите сюда, здесь Вера угощает какой-то неизвестной вкуснятиной, - закричала на весь офис.
   Мне не жалко, нет. Я всегда угощаю всех, если есть чем, но пирожинок на всех не хватит, а мне попробовать-то хочется. У меня проблема одна есть - если много желающих на одну тарелку, я отхожу в сторону. Стесняюсь, что ли, или сразу считаю себя не достойной, чтобы забирать последнее, не знаю, но так всегда.
   Как-то на дачах работала в детском саду, и там к нам строители по вечерам приходили в гости, к нянечкам и воспитательницам молодым. А какие в лесу сладости? А девчонок-то одиноких и веселых, то есть нас, угощать чем-то надо! Вот один расщедрился, принес банку малинового варенья. Все мои соседки по комнате как налетели, а я так в стороне и осталась. Вот как-то стесняюсь давиться, пищать и лезть с ложкой в узкое горлышко баночки. А один парень посмотрел на меня, подошел к толпе, зачерпнул огромную столовую ложку с горкой вкуснятского варенья, и мне протянул. Таким образом, мне досталось больше всех!!! Кто-то считает, что наглость второе счастье, но иногда и скромность тоже может принести свои плоды. Но так редко случается. Обычно, прощелкав клювом в большой семье, отхожу ни солоно хлебавши.
   Короче, осталось на дне одно пирожное, с моим именем, изрядно помятое, пока других его сестер и братьев извлекали из коробки на свет божий. Сижу, смотрю с грустью. Не сладостей жалко. Себя жалко. Вот так и парней всех хороших порасхватали, а мне ничего не оставили... Или один, с надписью 'Вера', где-то сидит и меня дожидается? Ну, уж если проводить аналогию в данном случае, то сидит в коробке, бомж какой-то помятый, как и этот эклерчик... Эх...Ну и пусть сидит, где сидит.
   И тут голос надо мной. Нет, даже сначала аромат, и потом уже волшебный голос:
   - Вера, добрый день! - и приветливо улыбается Савелий. Сэв.
   - Привет, - говорю, - рада видеть. Кофе хочешь?
   - Нет, спасибо, я уже ухожу.
   - Как уходишь? - встрепенулась. - А разве ты не ... не только что пришел?
   - Да я уже все дела сделал, пока ты на кухне порядок наводила, - улыбается. - Вижу, ты уже угостилась? Как тебе мой подарок?
   - Так это ты? - я удивилась. Вот честное слово, не подумала бы. - Не ожидала. Спасибо. Здорово.
   - Какое тебе понравилось больше всего?
   Нет, ну детский сад какой-то 'Три поросенка'.
   - Ну... не знаю, я пока ... не определилась, - не буду же я жаловаться, что меня весело и ловко обокрали. Вернее, кража, это когда под покровом неизвестности, а меня открыто грабанули.
   - Ясно, ладно, я понял, что надо приносить больше, а то пока всех угостишь, сама голодной останешься, - улыбнулся Савелий.
   Какой он все-таки проницательный. Я же не знала, что он в стороне стоял и на все это дело смотрел с ухмылкой.
   - Да, кстати, я принес твои квитанции, - и полез во внутренний карман за моими бумажками. Вот, под сердцем нес. - Ты почему вчера убежала?
   - Ну... я.... Я подумала, что и так долго тебя отвлекала, а у тебя дела, работать надо...
   - Ну, я сам себе начальник, и могу работать, а могу не работать, - он усмехнулся. - Ладно, понял. Вот квитки, вот сдача. Спасибо, что воспользовались услугами нашего банка, - и расхохотался. - Просто я собирался пригласить тебя в кофейню. Кстати, эти пирожные были оттуда. Сходим как-нибудь?
   И на меня смотрит, ждет ответа. Не скажу, что с надеждой и волнением, но все-таки ждет. Сам пригласил, между прочим! В этот раз я не напрашивалась. Но вот есть Бог на свете! И Он меня очень любит! Ну разве так бывает? Чтобы мне так повезло. Чтобы меня заметил такой человек... стоп!!! Или ему от меня что-то надо?
   Внутри сразу все похолодело и замерло. А что ему от меня может быть нужно? Только одна мысль по этому поводу появилась в голове - кулон. Или с камнем что-то связано, или я не знаю. Он тогда странно посмотрел на него. Может, это какой-то действующий амулет? Ага, точно! Открывает порталы в иные миры! Ну я и дурочка! Не знаю, что ему нужно, но отказываться я не собираюсь. Из задумчивости меня выдернули длинные пальцы, щелчками мелькающие перед моими глазами.
   - Эй, Вера, не покидая меня, останься со мной! - смеется и водит рукой перед моим носом.
   - А? Что? Я согласна.
   - Согласна? Отлично, значит завтра, как и договорились. Ну счастливо, до встречи, - и направился к лестнице.
   А о чем мы договорились? Лично я с ним ни о чем не договаривалась... Блин, задумалась, и все пропустила, а признаться не смогла. Вот со мной так всегда. Надо что-то сказать, а я молчу. И ничего с собой поделать не могу. Может, позвонить потом Веронике, спросить у нее, на какое время запланирован обед у ее патрона? Вот попалась.
   А что, если я ему нравлюсь? Может такое быть? Теоретически, конечно, да. Но практически... Красивый, здоровый, успешный, удачливый, с легким, как оказалось, характером, здравомыслящий и умный, он не может не стремиться к совершенству во всем. И для этого ему необходимо, чтобы его девушка, его избранница, во всем была ему под стать. И ладно, умная, ладно, с хорошим характером, но и красоты всем хочется. Чтобы глаз не отвести от лица, чтобы рук не оторвать от тела... А во мне нет ничего, на чем мог бы задержаться мужской взгляд искушенного мужчины.
   А с чего я взяла, что он искушенный? А с того, что с такими внешними данными, не говоря уже о внутренних качествах, человек не может провести жизнь в затворничестве. И даже если он разборчив, вокруг него непременно вьется множество женщин, красивых и видных, потому что равнодушным к нему, я уверена, не может остаться ну никто. Или может? Ну, все равно, гораздо больше тех, кто им очарован, тем тех, кто к нему равнодушен. Это уж как пить дать. И поэтому всегда существует соблазн не устоять, поддаться на уговор, купиться на завлекалочку. Мужчины это могут. А женщины это умеют. Тем более, когда речь идет не только о внешней привлекательности, но еще и о больших деньгах...
   Эх, а я-то ту причем? Или он временно одинок? Точно, поругался со своей подружкой, и теперь мстит ей. Мол, смотри, кого я тебе предпочел! Решил осчастливить типичный 'синий челок', вот я какой. От меня все без ума, а ты иди, кусай локти!
   Боже, меня как молнией пронзила боль от этой догадки. Конечно же! Он просто манипулирует мной ради каких-то своих целей! Ну не может человек такого уровня взять и заинтересоваться секретаршей-неудачницей престарелого возраста! Или может?
   Вон, принцесса Диана была простым воспитателем в детском саду, но вот стала же женой принца крови! Как-то же она поверила в свою значимость? Или там расчет был? Да, с ее стороны, может, и был, я не знаю, но с его-то стороны какой? Влюбился парень, крышу снесло, вот и женился на простолюдинке. А я могу у кого-то крышу сорвать? Никогда такого не было. А скоро уже мой закат. Там не то, что крышу, досочку из забора уронить не смогу...
   Не скажу, что вообще никому никогда не нравилась, но вот взаимности ни разу не случилось. Наоборот, если кто-то и начинал проявлять ко мне интерес, то автоматически становился моим врагом. Ну вот по-настоящему вызывал мою ненависть. Никак не могу это объяснить, но всегда страдала от этого. Факт.
   Началось класса с четвертого. Вот ведь точно, все проблемы из детства тянутся. Построили новую школу, пошла туда учиться. Увидела симпатичного мальчишку, не самого красивого, но нормального. В один из осенних дней сентября пошла с ним гулять. Не одна, конечно, нас несколько девчонок было, которые тоже оценили его. Саша Ершаков.
   И вот гуляем, бродим по улицам всем стадом, и не помню как, но я устроила так, что мы с ним вроде как поотстали ото всех, и немного заблудились. Вроде как в другую сторону свернули. Я стала притворно охать, мол, ой, что же делать, где теперь всех искать, а он предложил не беспокоиться, мол, сами погуляем, нам еще и лучше будет. Я и рада. И как-то разговор зашел о том, кто кому нравится. Уж не помню, как мы до такого договорились. И вот он спрашивает меня: 'А хочешь знать, кто мне нравится?' И глаза такие загадочные сделал. У меня аж сердце забилось часто-часто, я вся как талое мороженое стала. 'Скажи', - говорю, а сама вроде как уже догадываюсь, что услышу. Он и сказал: 'Ты'. Я не помню, что ответила, чем в тот день дело закончилось, только на следующий день я уже так его ненавидела, что он, наверное, обалдел от неожиданности.
   После уроков стоит на балконе и кричит мне: 'Вера Ступенькина, привет!' А я как стала его обзывать, аж сама удивилась. И Ермашишка, Ерашунище, и как только не склоняла его фамилию в бессильной злобе. Вот откуда это взялось? Надо ли говорить, что больше мы с ним не общались.
   Во дворе так же двух хороших, между прочим, пацанов против себя настроила, потому что они имели неосторожность проявить ко мне интерес. Один, заглядывая мне в глаза, спросил, что теперь ведь мы друзья? А второй неосмотрительно делал комплименты. Так что, сколько жила в родительском дворе, пока и они там жили, ходили и не здоровались друг с другом. Ну что это? Это же не логикой продиктовано, это как-то подсознательно у меня выходило.
   В 16 лет познакомилась с парнем, и тоже пока общались, меня все в нем бесило. Особенно, если он меня обнять хотел или за руку взять. Я шипела, грубила, кололась. А вот он поникнет, замолчит, и мне, вроде как его жалко становится, и только тогда я могла его взять сама за руку, или что-то ласковое сказать.
   Познакомилась с ним случайно, когда приехала к брату погостить. Он жил в другом городе, у него была семья, жена и пятилетний сын, мой племяш Андрюшка. Они жили в общежитии, куда и заглянул однажды Костик. Ему было 24, недавно он вышел из тюрьмы, хотелось общения, а он на меня нарвался. Я давай его пытать по какой статье он сидел и за что, а он молчит, только бумажки какие-то показал, а я статьи и запомнила. Зачем? А у меня брат в милиции работал, и дома уголовный кодекс был. Так я и узнала, что его взяли за хулиганство и грабеж. Но меня это не напрягало. Гораздо хуже было, что оно пытался быть со мной нежным.
   Когда я сообщила ему, что знаю про его статьи, он обиделся. Мол, зачем интересовалась? Что, такой не подхожу тебе?
   - Должна же я знать, кого собираюсь пригласить в гости на чай, - отвечаю спокойно. Ну вот нисколечко во мне страха не было, что я уголовника в дом пущу. Причем, в чужой.
   Он не поверил, стоит, глазами хлопает.
   - Что, серьезно? - спрашивает.
   Я его привела, усадила, говорю:
   - Ты посиди, а я на кухню схожу, чайник поставлю.
   Это же общежитие, там одна кухня на весь этаж. А он:
   - И ты не боишься меня оставить одного в комнате???
   Сейчас я, конечно, понимаю его удивление, но тогда я просто пожала плечами и вышла. Мы пили чай, и из разговора он узнал, что мой брат - мент. Его аж в жар бросило. Понятно, почему. Когда он увидел фуражку моего Гоши, у него прямо руки затряслись.
   - Можно, - спрашивает, - померить?
   У него такие глаза были, когда он ее на голову водрузил, как корону. Сам признался, что странные чувства. В общем, после этого он уже не мог меня обидеть, и мы с ним общались, пока я гостила у родственников. Но все так и продолжалось: он ко мне - я от него, он отстанет и обидится - я к нему.
   И так все время. Однажды у нас в доме гостил один мужчина молодой, из Архангельска, и вот он слушал мои россказни, и заметил вскользь однажды, что мне нужен заботливый муж, особенный мужчина. Я пожала плечами, мол кто ж спорит-то! В один из дней я пришла домой под вечер, а мой папуля с этим Иваном уже крякнутые, хорошенькие, по душам говорят на кухне. Я сапоги в шкаф спрятала, и в зимней одежде в свою комнату прошла. Думаю, отдохну, потом к ним выйду. Бросила в кресло куртку, улеглась на кровать. Думаю, посплю немножко. И тут меня как подбросило на кровати! Слышу из кухни такой разговор: 'Дядь Толь, (это моего отца так зовут, Анатольевна я), дядь Толь, а что ты скажешь, если я твоей Вере предложение сделаю?' 'Очень даже хорошо!'- отвечает мой пьяный добрый папочка. 'Ну тогда, я за цветами побегу, да?' - предложил обрадованный молодой человек. 'Давай, беги' - отпустил его отец.
   И так мне стало плохо! У меня, наверное, давление подскочило, или упало. Сердце колотится. Я вдруг представила, что вот он приходит в мою комнату, шаркая шлепками, садится на кровать, и ... дальше я думать уже не могла, меня и от этого уже выворачивало. Ну вот не знаю я, почему. И тут я вспомнила, как утром он мне руку на плечо положил и с такой масляной улыбочкой спросил: 'Верочка, куда ты собралась?'. Чего так было улыбаться-то? Мне бы догадаться, что я ему понравилась, что у него на меня виды, но я-то ни сном, ни духом. И вот сижу, руки дрожат. Мне противно. Ну не смогу объяснить, почему. Оделась тихо-тихо, благо одежда здесь была. А он уже дверью хлопнул, в коридор выскочил. Я в прихожую прокралась, пока отец на кухне прибирался, сапоги достала осторожно, а сама дрожу, лишь бы не попасться, но попалась. Отец случайно выглянул в коридор, когда я уже влезла в сапоги.
   - Света, ты что? Ты пришла или уходишь? Что случилось?
   Его обескуражило выражение моего лица. Я, ни слова не говоря, выскочила из квартиры, и как помчусь по лестнице вниз. И так летела, что на первом этаже чуть с Иваном не столкнулась. Он как раз из дверей на улицу выходил. Я на секунду притормозила, чтобы себя не обнаружить. А на улице он в одну сторону повернул, ну а я в другую рванула. Только пробежав квартал, я остановилась, чтобы зашнуровать сапоги. Так и бежала с развевающимися по ветру шнурками. Ночевать я пошла к своей бывшей учительнице, и так и провела у нее все выходные, вернувшись домой только в понедельник утром, когда Иван уже уехал к себе в Архангельск.
   Интересно, если бы мой банкир стал оказывать мне конкретные и явные знаки внимания, я бы также отреагировала? Вот если бы он знал о такой моей особенности, и его тяготила бы моя влюбленность, и ему надо было бы меня отшить, он бы мог за мной 'приударить', и тогда точно бы избавился, наверное... Или, может, нет? Не знаю. Может, с ним все было бы по-другому? Боже, мы пойдем с ним есть пирожные! Ну хоть что-то общее помимо сапог - сладости. Хи-хи!
   В общем, с самого утра дел было столько, что я даже не вспомнила о желании позвонить секретарю Савелия. А если бы и вспомнила, то не нашла бы возможности сделать это. Печатала письма под диктовку Чащину, искала в инете образцы референт-листов для Иванова, отправляла электронку Кривцову, сканировала доки менеджерам, заполняла реестры по актам скрытых работ сметному отделу, уволила двоих бетонщиков и приняла на пол ставки специалиста по охране труда.
   Короче, к одиннадцати часам я была немного пьяна и замотана, но ужасно довольна своим КПД (коэффициент полезной деятельности).
   Когда зазвонил мой телефон, я пыталась выпить чаю, во рту была половина пряника, в глазах - сумасшедшинка.
   - Да!? - сказала я в трубку, пытаясь быстро прожевать.
   - Верочка, добрый день, - услышала я голос Александра.
   - Александр! Рада тебя слышать! - он действительно звонил мне крайней редко, предпочитая отдавать инициативу в мои руки и предоставляя мне полную свободу решать, когда мы увидимся. - Чем обязана такой радости?
   - Ты действительно рада меня слышать?
   - А ты сомневаешься?
   - Нет. Конечно нет, милая. Я тебя не отвлекаю?
   - Отвлекаешь, конечно же, отвлекаешь, еще как! Но я этому рада. В этом и заключается прелесть личных звонков в рабочее время, да? - вторая половина пряника удачно разместилась у меня во рту. - Ты извини, я немного пожую в трубку, можно?
   - Можно, тебе можно все, ты же знаешь, моя хорошая. Я вот по какому поводу звоню...
   И тут я боковым зрением увидела, как к моему столу направляется ... Савелий! Вот это да! Вроде на сегодня встреча не была назначена, директора уже разбежались по делам, замы разъехались по объектам, девчонки пустились по магазинам, офис почти пуст.
   Ах, да, мы же собирались с ним попробовать сладостей, но только я не знаю, во сколько мне надо было приехать в эту кофейню, и где она находится. А позвонить я забыла! Видимо, он меня там не дождался, и решил заехать ко мне, узнать, почему я не пришла. Но в такое время? У меня обед с двенадцати. Ничего не понимаю.
   - Вера, здравствуй, - улыбнулся мне Савелий.
   - Вот это да! - сказала я почти растерянно.
   - Знаешь, я тут подумал, а почему бы нам не съездить куда-нибудь вместе отдохнуть? Не далеко, куда-нибудь за город, в хороший пансионат... - предложил вдруг Александр.
   - Ну как, ты готова? - бодро спрашивает меня Савелий.
   - Я не знаю, - отвечаю я в трубку.
   - Как это, мы же договорились! Ты сказала, что в половине двенадцатого ты будешь свободна, и это время тебе подходит, - Савва пожал плечами.
   - Вера, это ненадолго, в кои-то веки отдохнем. Будет время поговорить обо всем на свете. Отоспаться, отдохнуть, ничего не делая и ни о чем не заботясь, а?
   - Я, конечно, могу приехать и попозже, но... возможно, я тебя не правильно понял, - Савелий готов отступить.
   - Мне надо время, чтобы подумать, - отвечаю я.
   - Я не тороплю, Вера, подумай, а вечером созвонимся, хорошо? - Александр никогда не давит, он умеет отступить и ждать. Профессионал.
   - Подумать? Чего тут думать? Я думал, мы с тобой одного крема, ты и я, - Савелий смотрит обиженно, но глаза его смеются.
   - Да, созвонимся вечером, - говорю я и отключаю телефон. И тут только Лановой замечает, что я была с мобильным у уха.
   - Вот как! С кем ты разговариваешь? Ты назначила мне время, я приехал, а ты...
   - Я назначила?
   - Ну вот, теперь отказывается... Ну так как? Мы едем, или ты передумала?
   - Еще чего! Для пирожных я доступна 24 часа в сутки!
   - Ну так я с тобой!
   Лановой помог мне надеть пальто, подал руку, пока мы спускались по лестнице, придержал входную дверь, выпуская меня на улицу, и открыл дверь своего джипа, чтобы усадить меня на переднее место для пассажиров. Я почувствовала себя принцессой. Нет, королевой! Столько внимания за пять минут - это сверхконцентрация счастья! Подумать только, элементарная вежливость вызвала во мне такую бурю восторга.
   А вот Александр... меня удивил. Я всегда полагала, что у него есть с кем поехать куда-то отдохнуть, он никогда не звал меня с собой в отпуск на протяжении всех пятнадцати лет. И тут такой поворот событий... И главное, звучит заманчиво, но почему-то... не вызывает особой радости.
   - Ты так и будешь игнорировать все мои вопросы? - услышала я голос банкира.
   Он маневрировал, пытаясь выехать со двора, оглядываясь назад, выворачивая руль, и делал это так красиво, что я засмотрелась на него, почти раскрыв рот. Простая работа, обычное действие, но как красиво. Такие изящные ухоженные руки, такой королевский поворот головы, такая осанка, и голос благородный. А его едва уловимый парфюм делает со мной что-то такое, будто наркотический аромат, отравляя мое сознание. Подумать только, и это парень всего-то пытается выехать из неудобного дворика, заставленного машинами.
   - Чем я провинился перед тобой? - продолжал Савелий шутливо.
   Мне пришлось даже помотать головой, чтобы прийти в себя. Он заметил это и улыбнулся.
   - Что, работа не отпускает?
   - Ага, даже не расслабиться. Сосредоточиться не могу. Ничего, стакан водки, и я буду в полном порядке, - сказала я глупость и зыркнула на него, как он отреагирует. Савелий ухмыльнулся. - Так что ты там говорил? Теперь я точно услышу. Я смогу, у меня получится, - и я подмигнула ему.
   Вот он ни в жизнь не догадается, что происходит у меня внутри. Внешне-то я спокойна и раскрепощена.
   Однажды я быстро этому научилась, скрывать свои истинные чувства. Обстоятельства вынудили.
   Я только пришла в вечернюю школу, в 11-ый класс, никого не знаю, а ребята там отучились уже год. И вот я целый месяц слышала восторженные разговоры девушек об одном парне, который редко посещал уроки, но завоевал сердца почти всех девчонок в классе. Ухов Сергей. Ухов такой красавчик, Ухов такая лапочка, Ухов то, Ухов се. Я его еще ни разу не видела, но уже много о нем слышала.
   На одной из перемен я решила прикорнуть после тяжелого трудового дня. Когда очнулась, услышала незнакомый голос, сразу поняв, что в классе кто-то посторонний, кого на предыдущем уроке не было. Когда я подняла голову, прямо на меня были устремлены глаза... нет, волшебно прекрасные глаза волшебно прекрасного парня. Это был Ухов, который соизволил прийти поучиться немного, ну и заодно порадовать всю женскую половину коллектива.
   - Привет, ты новенькая? - сразу спросил она меня.
   - Да, - пробормотала я. - А ты?
   - Меня зовут Сергей Ухов, а тебя?
   - Вера, Ступенькина.
   - А ты где живешь?
   Я назвала район.
   - Я тоже там живу, поедем после уроков вместе?
   Для меня это было необычно. Никто, абсолютно никто и никогда не знакомился со мной так быстро, и никто никогда не изъявлял желания меня проводить. Мне было, конечно, всего 16 лет, но уже было много поводов для того, чтобы разочароваться в себе и в жизни вообще. А тут такой человек, голубые глаза в обрамлении черных ресниц, стрелами разлетающихся вверх и вниз, русые волосы, вьющаяся челка зачесана назад, такие точеные черты лица, и этакая хитринка во всем облике. Его можно было сравнить с лукавым и коварным Мефистофелем, разница была в том, что он не брюнет и не носит бородку. А так - очень напоминал этакий образ.
   И вот мы шли с ним по вечернему городу и болтали о всякой всячине. Это я болтала, конечно. Я читала ему стихи, я делилась своими впечатлениями о каких-то фильмах, я рассказывала ему про выставку авангардистов. Потому что была одинока, и потому что мне необходимо было высказаться хоть кому-то. Разве я могла знать, что этим-то его и оттолкну!
   Его хватило только на четыре таких провожания. И в один из вечеров, когда мы уже подходили к остановке, он сообщил мне:
   - Вера, мы, наверное, больше не будем встречаться с тобой.
   - Почему? - я даже испугалась.
   Я рвалась в школу, потому что он приходил и садился со мной за парту, потому что после уроков он брал мою сумку, и мы с ним вместе шли по улицам, потому в автобусе мы стояли с ним близко-близко, и я любовалась его красивым лицом. И вдруг такой облом. А он сказал все честно и открыто. Вот за это я ему благодарна. Он сказал:
   - Рядом с тобой я чувствую себя серой мышью.
   - Почему?
   - Потому что ты умная. Я не знаю, когда мы сможем с тобой встречаться.
   - А когда мы сможем?
   - Ну, наверное, когда я начну читать умные книжки, - сознался он.
   Мне оставалось просто улыбнуться. Но самое страшное случилось на следующий день, когда он вошел в класс, как всегда, опоздав, и сел не со мной, а передо мной. Там всегда сидела одна девочка, милая, скромная, тихая и незаметная. Тоненькая, с тихим голоском. Она, как и я, училась первый год в этом классе. И с ней-то он и уселся. И не просто уселся, а после уроков пошел ее провожать! То есть он не просто меня оставил, он перестал со мной общаться в классе, да еще и начал ухаживать за другой девочкой. Что я могла? Только делать равнодушный вид и улыбаться шуткам одноклассников. А сердце-то мое обливалось кровью. Вкусить и потерять. Это как раз тот случай, когда бегут к тебе, а обнимают того, кто стоит за твоей спиной, и все над тобой смеются.
   Но и это не самое худшее. Хуже было то, что после уроков Сергей брал ее сумку, вешал себе на плечо... и тащил ее провожать меня до остановки! Они стояли и мерзли рядом со мной, и я постоянно отпускала их, уверяя, что прекрасно одна дождусь своего автобуса. Юля ничего никогда не возражала, она не умела этого делать. А ко мне относилась вообще как к особенному человеку. Даже спустя год, когда мы уже отучились, я случайно встречала ее в центре города несколько раз, она всегда прогуливалась рядом с двумя пожилыми женщинами, и они очень вежливо со мной здоровались. Она почти что с раболепством, они - чуть ли не раскланивалсь. Вот так пытались выказать мне свое уважение. Не знаю, чем уж я его у нее вызвала...
   Вот так. Зато когда мы, например, стояли и курили в тамбуре школы, и в компании был Сергей Ухов, он постоянно одергивал всех, кто ругался матом. А молодые люди в моем возрасте обычно иначе и не разговаривали. А он так прямо и говорил:
   - Эй, хорош материться при Вере.
   И обрывал всех.
   Так что сейчас, когда меня никто и не думал обижать, мне тем более было легко изображать спокойного адекватного человека, едущего в огромном джипе в кафе с красивым молодым банкиром, не лысым, толстым и старым, а с супер-крутым и необыкновенным. Обычное дело для меня.
   - А где твой водитель? - спросила я, когда до меня дошло, что Лановой сам управляет автомобилем.
   - У него обед. Обычно, когда я приглашаю женщину на свидание, я обхожусь без посторонней помощи и без лишних свидетелей, - и улыбнулся.
   - Обычное дело, да, - кивнула я, а внутри что-то неприятно ёкнуло.
   'Обычно', как же. И как часто это 'обычно' происходит? Постоянно? Блин, ну сказал, так сказал. Кажется, он заметил мою не очень приятную реакцию на его слова, и решил сменить тему. Мне бы порадоваться, что нашу поездку он воспринимает как свидание, так нет же, я еще чем-то недовольна. Надо уметь быть благодарной. Как говорится: дают - бери, а бьют - беги. Так что нечего жаловаться и не на что обижаться.
   А Савелий уже рассказывал, что в армии он служил радистом. Оказывается, он прекрасно знает азбуку Морзе, только в прошлый раз я не дала ему возможности об этом сообщить, а потом сразу же убежала. Мы немного поговорили об этом, когда подъехали к красивому старинному зданию, на первом этаже которого было оформлено кафе, с яркой вывеской и изысканным интерьером. Все в нем было воздушно, хрустально, уютно. И даже сильный аромат кофе так не раздражал обоняние, как обычно.
   Савелий усадил меня за столик у огромного окна, и что-то говорил подошедшей официантке, приветливо ему улыбающейся. Сразу видно, что он здесь частый и желанный гость.
   Оказалось, что я и здесь кое-кого знаю. Тот самый парень, который любит падать в мои глаза как в небо, пока мы кружимся с ним на паркете в школе танцев, подошел к нашему столику со своей неизменной улыбкой.
   - Привет, - сказал он мне, не смущаясь присутствия моего спутника.
   Я поздоровалась и задумалась, стоит ли их знакомить? И тот и другой не являются моими друзьями. Просто знакомые, причем не близкие. Пока я думала и гадала, он уже присел за наш столик, чтобы поболтать со мной. Приветливо кивнув Савелию, он обратился ко мне с каким-то вопросом, но прежде, чем я открыла рот, Сэв меня удивил.
   - Эй, ковбой, - сказал он, придвинувшись к столу и положив на него локти. - Эта дама со мной, и вопросы ей задавать намерен я, а также мило улыбаться и сидеть в такой близи от ее лица.
   Танцор пожал плечами, и снова повернулся ко мне. Но я-то заметила, как покраснел Сэв. Он не собирался терпеть такую беспардонность, но он просто не знал, что Илья такой и есть. В этом он весь.
   - Я обычно не предупреждаю дважды, - медленно проговорил Сэв таким тоном, что Илья соизволил взглянуть на него повнимательнее, замер, потом вдруг резко поднялся и быстро распрощался со мной, на прощанье бросив:
   - Ну давай, до встречи. Вечером полетаем, - и, махнув рукой, вышел из кофейни.
   Сэв немного помолчал, приходя в себя, а потом поинтересовался:
   - И как ты собираешься с ним летать? Могу я узнать, или это очень личное?
   А мне так весело стало, я даже улыбки не сдержала.
   - Ну как-как, - говорю и пожимаю плечами. - Обнимемся, и понесемся.
   - Куда понесетесь? - на лице непонимание, поиск подвоха.
   - В рай, - смеюсь. - Мы танцуем вместе. Ну, не совсем вместе, вернее, не всегда, но часто попадаем в пару.
   - Вот как? Так значит, ты занимаешься танцами? Ты меня удивила.
   - Это почему? Я просто хочу, чтобы в моей жизни была гармония, грация и ... немного красоты... Мне нравится. Там весело. Забываются все проблемы, все комплексы отступают на задний план, и приходит легкость. И мыслей, и бытия.
   Савелий внимательно разглядывал меня, но на его лице я не могла прочесть никаких эмоций. Просто доброжелательность, как и всегда.
   - Удиви меня еще чем-нибудь, - попросил он.
   - О, и не проси. Это не ко мне, - я сразу сникла.
   Сдулась. Ну как и чем я могу удивить, заинтересовать, привлечь к себе его внимание?
   - Вот уж нет, в тебе столько загадок, таинственности и необычности, что я уверен, ты можешь удивлять каждый день.
   Вот после этих слов мне захотелось убежать. Вот так всегда. Когда на меня возлагают тяжкий крест чужих надежд и ожиданий, для меня это становится невыносимо. Я не могу выдавать себя за того, кем меня видят другие. Я не такая! Я такая, какая есть, а меня пытаются приукрасить, немного подретушировать и чуть-чуть превознести. Но это уже буду не я. Выходит, именно я - не нужна? И тогда я убегаю.
   Однажды я попала в интересную тусовку театралов. Ну вот серьезно, самых настоящих студентов, болеющих театром. Они собирались по вечерам за чаем (ни капли спиртного), травили байки, говорили голосами известных актеров, и с ними было так весело! Я забывала про свою неуверенность, поддаваясь общему настроению, и веселилась от души. Мы могли собраться у кого-нибудь на квартире и смотреть какой-нибудь классический фильм, а потом его обсуждать, и не только с театральной точки зрения, но и с психологической, ища смысл, мораль, разбирая сюжет и замысел создателей. У меня дух захватывало в такие моменты.
   Но однажды одна девушка передала мне диалог двух ребят из этой компании, когда они обсуждали один вопрос, и не могли найти ответ. И вот один другому говорит: 'Надо будет в следующий раз спросить у Веры. Она что-то говорила об этом. Наверное, она знает. Она много чего знает. С ней интересно'. Мне этот диалог был передан доброжелателем с единственной целью - поддержать меня и ободрить. Но все получилось с точностью до наоборот. Я вдруг испугалась. Испугалась, не понятно чего и почему. Что не найду ответа, что разочарую, что не оправдаю их надежд, что потеряю их интерес, не удержу их внимание.
   Не знаю, но с того дня я стала избегать своих новых друзей, особенно тех двоих. При встрече делала вид, что не замечаю, один раз не ответила на приветствие, второй, и они, как люди понимающие, перестали мне 'досаждать'. И я снова вернулась в свое одиночество, без риска, без каверз, без волнений. В пустоту. И разговоры с Александром не помогли мне набраться мужества и возобновить те отношения.
   И вот опять от меня чего-то ждут, в чем-то уверены лучше меня. Боже, меня вообще кто-то видит такой, какая я есть на самом деле?
   - Я не буду тебя удивлять, - сказала я тихо и серьезно. - Это не входит в мои планы.
   - А что в них входит? Можно узнать?
   - Натрескаться как можно больше пирожных и сбежать не заплатив, - буркнула я. Настроения уже не было.
   - Тебе и так не надо платить, - засмеялся он. - За все платит мужчина.
   Он не понял, что платить придется мне, причем очень высокую цену. За то, что я сижу здесь с ним, за то, что я его люблю.
   А он как-то вдруг посмотрел на меня по-особенному, его серые глаза вспыхнули каким-то светом, словно озарив все вокруг. У меня прямо сердце заболело. Это, конечно, образно, слава Богу, я даже не знаю, где точно оно находится, но мне все равно стало больно. Где-то внутри, какой-то метафизической болью. Оттого, что нельзя прикоснуться к этой красоте, насладиться этой нежностью, что все это не мое.
   - Мне хочется о тебе заботиться, - сказал Сэв тихо.
   Я чуть со стула не вскочила, чтобы убежать не оглядываясь. Вместо этого сидела и молчала.
   - Ты скажешь мне что-нибудь? - позвал меня Сэв.
   Я подняла на него грустные глаза и заставила себя улыбнуться. Вот так всегда. Все не успев начаться, уже заканчивается.
   - Понимаешь, - проговорила я тихо, - это очень приятно слышать... и мне, поверь, очень лестно, но....
   - Но? Появилось 'но', и я хочу услышать и понять, каким оно будет, - поторопил меня Сэв.
   - Меня легко приручить, - сказала я, не поднимая глаз от чашки с остывшим чаем. - Для этого не надо быть каким-то особенным, а уж ты, поверь моему мнению, действительно необыкновенный, ты... да ладно, ты и сам знаешь, какой ты.
   - Какой? Я хочу услышать это от тебя. Такого я точно не смогу услышать больше нигде и ни от кого, - заявил он порывисто, глядя мне в глаза.
   - Не перебивай, дело не в этом. Уверена, дифирамбы тебе поют довольно часто. Просто, я быстро привыкаю, легко привязываюсь, охотно всему верю, но вот потом... что будет потом? Ты знаешь это? - и я с надеждой посмотрела на него.
   Он опустил глаза. Да, мальчики умеют влюбляться, но не умеют любить. Зачем ему 'потом', зачем ему задумываться о таком? Есть 'сейчас', и этого достаточно.
   - Ну, мне пора, - я стала вставать из-за стола. - Спасибо, все было очень вкусно, и очень мило, но работа зовет. Она не волк, в лес не убежит, поджидает меня на том же месте, где я ее и оставила.
   - Да, я провожу тебя, довезу до офиса, - Савелий словно очнулся и быстро поднялся. - Подожди, пожалуйста, минуту, я только расплачусь.
   Мое сердце плакало, я уже прощалась с моим прекрасным принцем. Он не мог предложить мне то, что так нужно мне - вечную любовь. А временное... а это у меня уже есть...
   Он посадил меня в машину, снова придержав все двери, но его галантность теперь больно ранила меня. Зачем он так хорош и прекрасен. Мысль о том, что будь на моем месте другая девушка, она не отказалась бы ни от чего, услышав такое заявление Сэва, и уже, возможно, сегодня вечером могла бы наслаждаться тем счастьем, которое намеревался ей выделить Лановой, рвала мою душу в клочья. Ну а я этим вечером буду танцевать и плакать... И реветь всю ночь.
   - Понимаешь, я не готов сейчас ответить тебе на твой вопрос, - проговорил неожиданно Савелий, когда мы въехали во двор и затормозили у крыльца моего офиса. - Но если ты дашь мне время, то я...
   Я порывалась что-то ответить, что-то отрицательное и лаконичное, но он не дал мне это сделать. Он крепко взял меня за предплечье и приблизил ко мне.
   - Определенно, в тебе что-то есть. Вера. Я намерен это выяснить. Я намерен открыть тебя как Америку, и ты можешь сопротивляться, но я, как и пионеры-первопроходцы, буду упорно идти вперед.
   - А что же будет со мной?
   - Я не обижу тебя. Честно. Что угодно, только не это. Кого угодно, только не тебя... Что же в тебе такого, если даже ... - внезапно он осекся и замолчал. Было ясно, что продолжать он не намерен.
   - Хорошо, я поверю тебе, - сказала я и выскочила из машины. Мужество оставляло меня, и было необходимо укрыться в офисе, за моей стойкой ресепшена.
   Поздно вечером я опять стучалась в дверь квартиры Александра. Было немного неловко, что я без звонка. Почему-то, преследовало подозрение, что он может оказаться не один, но мои страхи развеялись, когда он открыл мне дверь в старом теплом джемпере на молнии, в котором я так любила греться, сидя в кресле, а он подавал мне чашку горячего чая и присаживался рядом.
   - Боже, Вера, я так рад, - воскликнул мой любовник, затягивая меня в прихожую. - Но почему так поздно и одна?
   - А с кем же мне надо было к тебе заявиться?
   - Ни с кем, но опасно ходить так поздно по улицам одной.
   - Ой, ну вот в этом-то плане мне не угрожает никакая опасность, - кисло усмехнулась я. - И я вообще-то, уже большая девочка.
   - Детка, опять ты за свое, - он щелкнул меня по носу, стягивая мое пальто. - Пойдем, я напою тебя горячим чаем. Могу предложить что-то более существенное, но ты ведь откажешься? - он улыбнулся.
   - Да, и так уже юбки по швам трещат, - я скривилась, невольно бросив взгляд на себя в зеркало, когда мы проходили на кухню.
   - Послушай, опять ты об этом! - Александр притянул меня к себе и обнял за талию. - Ты прекрасна, и должна это знать.
   - Разве лишний вес и жир могут быть прекрасными? - буркнула я, вырываясь и направляясь в ванную мыть руки.
   Вообще-то по поводу того, что ко мне никто не подойдет на улице, это правда. У меня всегда такое выражение лица, когда я одна, что я выгляжу или уныло, или мрачно. А это точно не может привлечь ничье внимание. Нет, ну всегда бывают отклонения от нормы, случайности. Но на то они и случайности.
   Еще в бытность знакомства с сумасшедшим футбольным фанатом Олегом, который выдавал меня за свою любовницу, я однажды предупредила его, чтобы вечером он ко мне не приходил.
   - Я сегодня встречаюсь с подружкой, мы пойдем прогуляемся по набережной, поболтаем обо всем.
   Он замер на минутку, задумался, а потом повернулся ко мне и выдал:
   - Ну хорошо. Я все равно не боюсь тебя отпускать одну. Ты всегда с таким лицом ходишь, что к тебе никто и не подойдет.
   Это он вроде как объяснил мне, что не станет ревновать... Смешной. Забавный. Трезвый не мог ко мне на шаг подойти, а выпивший не имел ни одного шанса произвести на меня серьезное впечатление. А однажды заявил: 'Мы с тобой если бы поженились, то я бы спился. Потому что ты все время бы ругала меня, выговаривая буквально за все, ведь ты же такая правильная. А я бы с горя стал тихо пить'. А когда при прощании однажды я сказала ему: 'Ну, пока, давай, не забывай меня', он сказал: 'Тебя разве забудешь'... Я долго не могла распрощаться с ним, такой прилипчивый оказался.
   Когда я вошла на кухню, передо мной уже стоял большой бокал с душистым чаем. Александр нарезал бутерброды.
   - Говорю же, я не буду есть, - решила я остановить его.
   - Но у меня нет ничего сладкого. Так уж оказалось, не знал о твоем приходе и ничего не купил.
   - О, нет, спасибо. Сладкого мне сегодня хватило. Вообще недели на две вперед наелась, - вздохнула я. - Я бы вот от маринованного огурца не отказалась бы, а то мой организм просто весь насквозь пропирожился и проэклерился. У тебя случайно нет? - и с робкой надеждой посмотрела на него.
   - Это где это ты так оторвалась? День рождения очередной отмечали?
   - Нет, один молодой человек угостил, - сказала и на него посмотрела.
   Я решила, что сегодня все ему расскажу. Про то, что моя мечта давно уже благополучно существует в этом подлунном мире среди живых, и мне от этого только хуже.
   - Я могу сбегать в супермаркет, - решил вдруг Александр. - Куплю тебе огурцов. И еще чего-нибудь, чего пожелает твоя душа.
   - Ну уж нет, я тебя не отпущу, - я возмутилась. - Спасибо, но я обойдусь. Честно!
   Мне точно будет неуютно и тревожно, если он в одиннадцать вечера пойдет куда-то в темноту. Мало ли, что может случиться. Сейчас время такое... Не отпущу.
   - Ну так что там за молодой человек угощал тебя сегодня? - Александр присел рядом и с улыбкой воззрился на меня.
   Делать нечего, мне пришлось протянуть руку за бутербродом с колбасой и сыром. Не с сахаром же пить крепкий чай!
   - Понимаешь, Александр... не знаю, как и сказать. Вернее, знаю, только трудно, - в горле сразу образовался ком, и стало невозможно прожевать откусанный бутерброд.
   - Давай сделаем так, - сказал мой друг и положил мне руку на плечо. - Ты спокойно допивай чай, а потом мы с тобой обо всем поговорим. Я буду слушать тебя столько, сколько пожелаешь.
   - Вот хороший ты, - сказала я, улыбнувшись сквозь слезы. А они потекли, не собираясь останавливаться. Так мне себя жалко было в этот момент. - Я правда тебя не помешала? А то ворвалась без приглашения. Я понимаю, что ты, вероятно, уже никого не ждал в такое время. Но, может быть, ты просто планировал побыть один?
   - Нет, если я бываю один, это вовсе не от того, что у меня таковые планы. Напротив, твой приход всегда привносит радость в мое размеренное существование старого холостяка. И тебе не нужно особое приглашение. Я ... всегда тебя жду, - он чмокнул меня в висок и вышел из-за стола. Ушел на балкон покурить и прикрыл за собой дверь.
   Я вздохнула, и принялась поглощать бутерброды. Самое сложное пройдено - начало важного разговора положено, и теперь мне придется все ему выложить, а уж он мне поможет.
   Мы сидели на диване, горела только настольная лампа, было тихо и уютно. Я прижалась к его груди, поджав ноги, он обнимал меня за плечи, чтобы я чувствовала себя в полной безопасности.
   - Ты влюблена? - спросил он меня.
   - Да, - ответила я, закрыв глаза. - И разумеется, безответно.
   - Ну, если он приглашает тебя куда-то, это значит, что интерес к тебе у него явно присутствует.
   - Ну, есть, наверное, только... ты же знаешь, мне не нужен секс, я если только под венец.
   Александр грустно улыбнулся и погладил меня по голове.
   - Я украл у тебя самое ценное, - проговорил он тихо.
   - Не думаю. Во-первых, я сама это тебе отдала, добровольно. А потом, кто это оценил бы? Сейчас это так незаметно теряется, что никто и не вспоминает об этом. Возможно, он не отказался бы от интрижки, но на большее рассчитывать мне не приходится. Он сам это сказал.
   - Вот как? Ты честно с ним обо всем поговорила?
   - Нет, конечно, все же мы не так близко знакомы. И конкретного приглашения от него не было, так, одни намеки, тени и размытые полутона...
   - Расскажи мне о нем. Составь его портрет. Только не в розовых тонах. Постарайся быть объективной.
   - Ну, про внешность его говорить не стоит, ты и так ее знаешь.
   - Откуда?
   - Да в том-то и дело, что это ожившая мечта, понимаешь? Вот я его придумала, нарисовала в своем воображение, а потом встретила на улице, воочию, так близко, как тебя. Просто один в один. Я сначала мучилась, а потом... кажется, потом все стало только хуже.
   Александр не мигая смотрел на меня.
   - Понимаешь, ты еще смеялся, что таких лиц не бывает, что это не красиво - женственные нежные черты, и идеальный характер. А вот он существует такой, и довольно успешно. Он банкир. Да, он богат и ни в чем не нуждается. Может жить так, как ему хочется. При этом он умный, порядочный, воспитанный и галантный, - проговорила я мечтательно, и вздохнула.
   - А где ты с ним познакомилась? При каких обстоятельствах?
   И я рассказала ему всю историю моего короткого знакомства с самым лучшим мужчиной на свете.
   - Представляешь, он очень странно отнесся к твоему подарку, - вспомнила я вдруг. - Долго рассматривал твой кулон, а потом пристал, пытаясь выяснить, откуда он у меня взялся. Назвал меня, почему-то, странной штучкой. Ах, Савелий Лановой...
   Александр как-то слишком крепко обнял меня и вдруг заговорил о другом.
   - Вера, ты помнишь наш сегодняшний разговор? Мое предложение остается в силе. Мы поедем куда-нибудь?
   Я замерла. Если честно, в эту минуту я подумала, что спать с одним мужчиной, когда мне нравится другой - аморально. Конечно, может, ему и нет до этого дела, но внутри самой себя я хочу быть спокойна, что никто ни в чем меня не укорит. Мне бы было больно знать, что он обнимает другую женщину. Вот только подумала, и уже больно. Он, конечно, не испытывает таких чувств, но, он как хочет, а я не желаю спорить со своей совестью...
   С другой стороны, сегодня Александр сделал несколько намеков на то, что чувствует себя одиноким. Может, ему нужен товарищ, друг, близкий человек, который мог бы быть с ним какое-то время, пока он в этом нуждается? Но если я поеду с ним, а об этом узнает Савелий? Я не думаю, что он расстроится, и станет жутко ревновать. Нет, конечно, я понимаю, что ему нет особого дела до этого, но то, что мне будет неудобно и неловко, это факт.
   - Александр..., - начала, было, я, когда он остановил меня.
   - Тсс, ничего не отвечай сейчас, - почти прошептал он.
   И вдруг обнял как-то по-особенному. Он вообще не часто это делает, и в его прикосновениях я никогда не чувствовала интимности, но может быть, это от того, что я и не искала ее, и не желала замечать? Что же происходит сейчас? Почему непонятный водоворот неизвестных мне чувств захватывает меня и начинает кружить? Почему сердце вдруг забилось в бешеном ритме? Что происходит? Что случилось-то? Какой сигнал или знак я пропустила?
   - Понимаешь, любовь молодого человека - это всегда боль для девушки, особенно для такой чувствительной как ты, - вдруг стал объяснять Александр, не выпуская меня из странных объятий. - У тебя нет иммунитета против этого мира, жестокого, беспощадного, циничного. Современные богатые мужчины сейчас не умеют любить. Им все досталось в этой жизни легко и просто. Они не платили цену, какую в свое время заплатил мы, мое поколение. И им не понять ценность того, что попадает им в руки. И бриллиант и бижутерия для них ничего не стоят, потому что достаются легко. Они и теряют все просто и без сожаления. Разве может твой банкир оценить твой ум, твою душу? Полет твоей фантазии? - он нежно погладил меня по лицу. - Разве он умеет просто слушать? Слушать и понимать, читая между строк? Откуда ему это уметь? Где бы он мог этому научиться? Бегая из постели в постель? В перерывах между сделками? - Александр взволнованно поднялся с дивана и заходил по комнате. Таким я его еще никогда не видела. Мое сердце сжималось, я все больше скукоживалась от его правильных и верных слов. Это факт, с ним не поспоришь. - Вера, пойми, это акулы, они безжалостны, и им нельзя раскрываться, а то проглотят и не заметят, и не подавятся.
   Наконец, он заметил мои глаза, выражение на моем лице, и подскочил ко мне.
   - Верочка, ты что? Ты расстроилась? Прости, что-то на меня нашло, и я перестал подбирать выражения, - стал он извиняться. - Прости меня, малышка, и не бери в голову. Конечно же, твой герой не такой. - Он взял меня за руки, чтобы успокоить.
   Но семя сомнения уже было посеяно в умело вспаханную почву.
   - Нет, ты прав, ты все верно сказал, - кивнула я грустно. - Мне нет места в этом мире. Я не вписываюсь в этот ритм, все так и есть. Я не подхожу такому типу мужчин.
   - Поэтому я и зову тебя прочь из города! - с жаром воскликнул Александр. - Верочка, давай уедем! Хочешь, мы уедем в другой город, и поселимся там? Хочешь, я увезу тебя за границу? Я буду оберегать тебя.
   - От чего? - слезы потекли из моих глаз. - От чего оберегать? От любви?
   - У тебя будет любовь. Я окружу тебя такой любовью... - и тут Александр запнулся.
   Я медленно повернулась к нему. Что он только что сказал? Он что, признался мне в любви??? О, боже!!! Нет! Только не это!
   А он уже приблизился к моему лицу и захватил в плен мои губы. Мы вообще с ним почти никогда не целовались в губы. Смешно, я уже несколько лет сплю со взрослым мужчиной, но по-прежнему считаю, что поцелуй - это очень интимно, и возможен только по любви... А тут получился ну такой французский поцелуище, что все во мне задрожало и растаяло.
   А ведь именно Александр учил меня в 16 лет: 'Никогда не целуйся с молодыми людьми. Тем более с тем, кто тебе очень нравится. Особенно с ним. Мужчины коварны, и он сделает все, чтобы ты растаяла как пластилин в его руках, и он будет лепить из тебя все, что ему захочется. А ты и не заметишь, как это произойдет'. И я берегла себя, старательно избегала этого, поэтому сейчас была просто сражена таким напором, такой неистовостью, такой силой и страстью. Да, я назвала это страстью. А он уже гладил меня, и я вдруг поняла, что мне хочется этого. Блин, ну хоть раз в жизни испытать настоящую страсть мужчины, который меня желает, а не просто оказывает мне добрую услугу, заодно снимая свое напряжение.
   - Вера, будь моей, будь со мной, и я никогда тебя не обижу, - шептал он, срывая с меня рубашку. - Доверься мне. Пойми, я знаю тебя как никто другой, и только я могу оценить тебя по достоинству. Я могу воздать честь всем твоим достоинствам, - он схватил меня на руки и понес в свою спальню.
   А я и не возражала. Мое сердце рвалось к Савелию, а тело уже полностью покорилось натиску моего старинного друга. Он действительно знает меня. Мой характер, мой внутренний мир (он и формировал его на протяжении многих лет), знает мои мысли, знает мое тело, и даже все мои точки и кнопки, на которые сейчас так умело нажимает опытной рукой, и не только рукой...
   Такой страсти в моей жизни не было никогда. И вряд ли будет. Когда мой мужчина заснул, не выпуская меня из своих рук, и даже закинув на меня ногу, чтобы я никуда не убежала, я лежала в темноте и думала. Не знаю, даже, о чем.
   Неужели, в нем проснулись чувства? К кому? Ко мне? Наивной, глупенькой, так и не повзрослевшей? Одинокой и неуверенной в себе? Или так было всегда, только он ждал своего часа? Он мой создатель. Он значит для меня так много. Вот только сердце мое не поет при нем так, как при Савелии. Только вот Савелию я не нужна, а тут человек клянется мне в любви. В той самой, вечной... Чего тут думать? Чего выбирать? Разве у меня есть выбор? Снова нет.
   Два дня пронеслись как в тумане. Просто в сумасшедшем ритме. Без мыслей, без эмоций. Я запретила себе обсуждать произошедшее у Александра. Конечно же, это смахивало на зарывание головы в песок, но на данный момент это меня устраивало. Мне очень было страшно вдруг осознать, что чувство моего старинного друга переросло в нечто большее, чем простая привязанность, и страх, что оно станет меня тяготить, заставлял меня отнекиваться, отметать любые предположения и искать утешение в работе.
   Этого просто не может быть. Серьезный взрослый мужчина, уважаемый человек, заслуженный преподаватель, ректор, человек, имеющий вес в определенных кругах, с пронзительным взглядом и острым умом, мужественный, импозантный, обеспеченный и независимый влюблен в ... меня? Ну как же так! Где логика? Где смысл? Могу ли я поверить в это? Принять это чувство? Достойна ли я?
   Да к чему эти рассуждения, если я не могу ответить всего лишь на один-единственный вопрос - нужно ли мне это?
   Нет, сам факт того, что я смогла вызвать такое чувство - уже не может не радовать и наполняет мое сердце гордостью. Но... всего лишь маленькое но: я люблю другого. Того, кто не сможет меня полюбить. Да? Тогда зачем он ухаживает за мной? Зачем приглашает меня на свидания? Зачем говорит нежным голосом слова о том, что хочет узнать меня ближе? Мучает только одни вопрос: зачем ему это? Неужели, правда, поспорил, или хочет кого-то проучить?
   Не верю, что он может поступить со мной так подло! Он сказал, что никогда не обидит меня. И я в этом не сомневаюсь. Тогда вообще ничего не понимаю... Блин, совсем забыла про допсоглашение. Все, за работу! Долой всякие мысли. Летают как галки, работать мешают.
   Нет, мне невыносима мысль, что Александр теперь нуждается во мне. Что он ожидает чего-то от меня и может страдать, если я не смогу это ему дать. Боже, как тяжело сознавать, что кто-то от меня зависит. Что чье-то счастье зависит от моего решения. Нет, я так не могу! Я этого не выдержу! А если бы в любви мне признался Савелий, то что бы было? Как бы я отреагировала? Не знаю. Такого просто не может быть, чего зря ломать голову.
   А с Александром, могло? Кто бы мог подумать? Но ведь случилось! Разглядел-таки за 15 лет в гадком утенке прекрасного лебедя. Может, только он его и видит? Каким-то внутренним взором.
   Утро следующего дня после признания было тяжелым. Я прятала глаза и боялась произнести хоть слово. Александр же летал как на крыльях. Он опять принес мне чай в кровать, накормил завтраком на просторной светлой кухне. Он все время о чем-то говорил, давая мне возможность прийти в себя и оправиться от смущения. А на прощание поцеловал так, что все внутри заныло, и я поплыла. Ну прямо хоть в душ беги, переодевайся. Ну вот зачем он так меня соблазняет?
   При воспоминании об этом меня снова бросило в жар, внутри все затикало и заекало. Боже, как же должна чувствовать себя женщина при интимных воспоминаниях о любимом мужчине! О том, по ком сходит с ума! Мамочки, как я ей завидую...
   Звонок телефона вывел меня из ступора. Вздрогнув, я схватила трубку.
   - Группа компаний 'Вершина'.
   - Добрый день, группа компаний 'Вершина', - услышала я голос, который не могла спутать ни с каким другим. - Как дела? Как себя чувствуешь?
   - Привет, Савелий. Я не успела с утра спросить себя, как себя чувствую, поэтому не знаю, не могу ответить точно.
   - Что, опять вся в работе?
   - Ага, опять и снова.
   - Что, даже ни минутки свободной нет?
   - Ну вот, только что выкроила для тебя.
   - Эх, моя бы секретарша так крутилась, как ты, цены бы ей не было, - он хохотнул.
   - О, меня всегда огорчает это выражение. Что значит, 'нет цены'? Очень важно быть оцененным, и, желательно, по достоинству, - начала я нудеть. Но Савелий, видимо, был в хорошем настроении, в отличие от меня.
   - Вера, я тут подумал ... а почему бы нам не пообедать вместе? - задал, наконец, Лановой свой вопрос.
   - Это, в свою очередь, заставило задуматься меня... а почему мы должны обедать вместе? - лучше уж буду зеркалить его, чем ломать голову над тем, что сказать.
   - Потому что с тобой здорово, - просто ответил банкир.
   - Что, такие простушки, как я, большая редкость? Я вроде экзотики? Улучшаю пищеварение?
   - О, да ты просто в плохом настроении! - догадался Савелий.
   - Ага, в ужасном.
   - Ну так будем это исправлять. Через сорок минут буду у твоего офиса. Выходи без напоминания. Не то я сам за тобой поднимусь, понятно? Но ты об этом пожалеешь. Все, время пошло! - и прежде чем я успела что-то возразить, Савелий отключился.
   Ну как это называется? Когда была с Александром, было ощущение, что я предаю Савелия. А сейчас кажется, что я изменяю Александру. Надо же, заблудилась в мужчинах, и кто? Я!!!
   Через сорок минут, накрашенная, надушенная, с подправленным макияжем и взбитой прической я... сидела за своим рабочим столом и клялась себе, что не сдвинусь с места. Все разбежались на обед, в офисе никого не было, я молча наблюдала за рыбками, снующими без всякой цели в большом аквариуме, то скрываясь за плоской стеной замка с флигелями и башенками, то снова появляясь в полной красе на просторах своего сырого мира.
   Я слышала, как открылась и закрылась дверь, я слушала шаги человека, поднимающегося сейчас по лестнице, и мое сердце бешено колотилось. Когда Сэв появился в поле моего зрения, появился новый смысл моей жизни - смотреть на него во все глаза. Ничего лучше на свете быть не может!
   В сером коротком пальто, в сером костюме, сияющий и благоухающий, холеный и ухоженный, передо мной стоял бог. Бог моей маленькой вселенной, и я могла только задыхаться от счастья, глядя в его веселые глаза, пытающиеся в данную минуту укорить меня за опоздание.
   - Если ты ждешь, что я буду раскаиваться, то ошибаешься, - решила я сразу перейти в наступление.
   - Я предупреждал тебя, что сам вынесу тебя на улицу? - спросил он задорно.
   - Нет, и ты не посмеешь! - я на всякий случай вцепилась в край стола.
   Он уставился на меня с усмешкой, призванной дать мне понять, что останется неумолим в своем решении вытащить меня на улицу. Я знаю, что с моим лицом было не все в порядке, поэтому он умолк как-то быстро, на полуслове.
   - Что-то случилось? - спросил он вдруг тихо.
   Вот честное слово, ну не знаю я, почему, но я ляпнула:
   - Я выхожу замуж.
   Он не отпрянул от стойки, над которой склонился, он просто выпрямился. Он не погрустнел, просто улыбка, как последний осенний листок слетела с дерева. Он стоял и разглядывал меня. Я это чувствовала, не поднимая глаз.
   - Что ж, поздравляю, - медленно сказал он после недолгого молчания.
   -Спасибо, - прошелестела я.
   - Не знал, что у тебя есть жених... Вернее, не думал, что все так серьезно, то есть... мне казалось, что ты .... что я .... Ладно, все, проехали, - он убрал волосы со лба.
   Я тихо вздохнула. Кажется, я все испортила. Нет, я просто решила проблему, разрешила диллему, и все сейчас само собой встанет на свои законные места. Я отделила мух от котлет. Только почему так тошно-то, а?
   - А знаешь, я хотел бы взглянуть в твои прекрасные глаза, сияющие от счастья, - вдруг произнес Савелий совсем другим тоном. Он что, не поверил мне? - Вера, почему ты опять опускаешь глаза? Кто и что с тобой сделал однажды, что ты не смотришь на людей? Кто тебя так обидел?
   Двумя пальцами он поднял мой подбородок, и я не стала сопротивляться, смело посмотрев на него.
   - О, а где же особый свет? Где искры радости? Где пьяное счастье? Вера, я этого не вижу!
   Он провел большим пальцем по моему подбородку и быстро убрал руку.
   - Это что, брак по расчету? - спросил он резко и требовательно.
   - А ты станешь презирать меня за такое? - в тон ему ответила я.
   - Не знаю, меня бы это унизило, покоробило, я бы это не простил своей невесте, - проговорил он сухо.
   - Ну, с тобой такое, едва ли случится, - усмехнулась я.
   - Кто знает, что в нас привлекает людей, чего они ищут, чего от нас ожидают. Мы думаем, им нравится наше сердце, а на самом деле их интересует наш кошелек. Или считаем, что у кого-то тонкий расчет, а любят нашу душу, - почти прошептал он. - Чужая душа потемки, и нужно много времени, чтобы во всем разобраться, и понять, кто рядом с тобой - друг, или очередная пустышка.
   - Вопрос в том, что тебе нужно? Каждый получает то, чего хочет, или то, чего заслуживает.
   - Мы все заслуживаем любви. У нас у каждого есть божественное право быть любимым, востребованным и нужным просто так, безусловно.
   - Как можно говорить о безусловной любви в наш продажный век! - вскричала я в сердцах. И кто мне об этом говорит! Богатый красивый любимец фортуны! Он-то что знает о настоящем чувстве?
   - Я лучше останусь один, чем продамся за красивые глаза или за какую-то выгоду. Я не предам свое сердце, - сказал он, как хлестнул по щеке.
   Я скорбно на него посмотрела.
   - Что же, твоей невесте повезет, если она правильно все поймет. Желаю тебе счастья.
   - Это я должен желать тебе счастья, ведь это ты решила выйти замуж, - спаясничал он.
   - Да, решила, имею право, - я опять опустила глаза.
   - Никто не собирается лишать тебя твоих законных прав. Только подумай, надо ли тебе это? Ты интересная молодая девушка, и связывать свою жизнь со ст...
   - Да что ты знаешь обо мне и о моем избраннике! - я рассердилась. А в чем он меня упрекает? Не понравилось, что кто-то вблизи его света выбрал не его? Не похоже. Тогда в чем дело?
   - Савелий, прости, что тебе так и не представилась возможность открыть Америку... мне жаль, что я не оправдала каких-то твоих надежд, если они были...
   - Ты все еще можешь их оправдать, - перебил он меня. - Я наконец-то решил вопрос с пикником. Дубль номер два: Вера, могу я пригласить тебя на шашлыки в эту субботу?
   Он что, издевается? А я-то что улыбаюсь как идиотка?
   - Разумеется, да. Когда это я отказывалась от еды на халяву!
   - Можешь приехать со своим ... мм... женихом, - сказал он насмешливо.
   - Ну уж нет, в Тулу со своим самоваром не ездят, - не отреагировала я.
   - Тогда решено, я заеду за тобой в девять утра.
   - Куда?
   - Домой, разумеется. Или куда скажешь. Где ты будешь ночевать?
   - Тебя это не касается! - я даже рассердилась на него. Похоже, все же, что ему все равно. Прочитал мне нотацию, поморализировал, и успокоился. Теперь его душенька опять жаждет развлечений. А он вдруг протянул ко мне руку.
   - Дай, пожалуйста, свой телефон.
   Я удивленно протянула ему аппарат. Он ловко стал тыкать в кнопки.
   - Вообще-то, обычно приличные парни просят у девушек номер телефона, а сам телефон забирают только гопники, - пробормотала я.
   - Я не гопник, - успокоил он меня, и через секунду раздалась красивая мелодия Roba Dougana 'Club to death'.
   Он вытащил из кармана пальто свой телефон, сбросил вызов и стал что-то записывать. Через несколько мгновений, заиграла мелодия на моем телефоне. K Maro 'Take You Away'.
   - Как красиво, - оценил Лановой мою мелодию. Кто это?
   - Как-нибудь расскажу, - ответила я, забирая телефон. Теперь у меня был вбит его номер и подписан 'СЭВ'. Как записал меня он, я спрашивать не стала. Хоть чучело, мне все равно.
   - Могу я пригласить чужую невесту все-таки пообедать со мной? - вспомнил вдруг мой Сэв про цель приезда.
   - Сейчас, только отпрошусь у своего жениха, - сказала я и потянулась к телефону, набирая кнопки. Я блефовала, но это произвело эффект.
   Это надо было видеть, как покраснел Савелий. Он выхватил у меня из рук аппарат с таким рвением, что я растерялась.
   - Пока ты не стала женой, шансы равны у всех мужчин на планете, - проворчал он. - Все, больше ничего не хочу слышать. Собирайся. Где твое пальто? - и он направился к шкафу, ловко отодвинув створку так, что она чуть не съехала с полозьев, стремясь вникуда.
   Через минуту мы уже спускались по лестнице на улицу.
   Не смотря ни на что я провела время с Сэвом легко. Он как-то быстро нашел тему для разговора в машине, он легко поддерживал меня за локоток пока мы шли к стеклянным дверям ресторана, он ненавязчиво помог мне раздеться и по-мальчишески нетерпеливо потащил меня в зал, где нас встретил распорядитель. Мы болтали о всякой всячине, о ерунде и фигне, только бы не вспоминать о моей 'свадьбе'. И напряжение постепенно отпускало меня.
   Я видела перед собой интересного молодого человека, а не надутого индюка, и даже забыла о его профессии, таким интересным рассказчиком он оказался. Добросердечный, приятный, культурный. И главное - простой. Как будто забыл о своей внешности, ухоженных ногтях и идеальном теле! О роскошных волосах и бархатном голосе, сногсшибательной улыбке и белоснежных зубах!
   Я никогда не любила агрессивную саморекламу. Людей, которые набивают себе цену за счет собеседника, или привлекают к себе внимание, расписывая свои достоинства и задевая человека. Сэв оказался как раз таким, с кем уютно и легко. А это я ценила всегда.
   У меня был случай, когда работала в одной фирме. Мой молодой начальник (старше меня всего на 10 лет), устроил к себе своего бывшего одноклассника и приятеля. Сережку Крюкова. Ну какой уж он Сережка был - 37 лет все-таки. И вот он, заходя в приемную, почему-то всегда меня цеплял, что-то такое ляпал, не всегда приличное и уместное, наивно полагая, что заигрывает со мной. Этим он добился только того, что день на четвертый я его просто возненавидела. Я его обрывала, пригвождала к месту ледяным взглядом, здоровалась сквозь губу. Ну не терплю я панибратства и вульгарности.
   И вот однажды вечером я задержалась, потому что наивно ждала письма от одного парня по электронке. У меня в тот период как раз зарождалось новое чувство, чтобы в скором времени перерасти в любовь и причинить мне очередную боль, с которой потом я опять побегу к Александру 'лечиться'. И Сережка чего-то зашел в кабинет, и подошел ко мне. Спросил что-то, неожиданно приличное, и я ему спокойно ответила. И как-то слово за слово у нас завязался разговор. Мы действительно просто разговорились. Я показала ему фотку своего обожаемого виртуального приятеля, он рассказал мне, как отчаянно ухаживал за своей будущей женой, работником комсомольской организации, будучи шалопаем и разгильдяем. Было весело и интересно.
   Мы вместе пошли на остановку, и он остался ос мной ждать мой автобус. Он даже поделился своей болью, что однажды ударил родного отца, хоть тот и заслужил такое, будучи пьяным и нападая на жену, мать Сергея. Я выяснила, что прощения Сережка все же попросил, и отец, протрезвев, его простил и сам раскаялся в своем поведении, но боль от свершившегося факта до сих пор жжет каленым железом, когда отец уже много лет в могиле. Рассказал, что его коробят анекдоты про тещу, потому что у него самая золотая теща в мире, и он называет ее мамой и близок с ней даже больше, чем с родной матерью. В общем, оказался нормальным адекватным парнем.
   - А чего же ты тогда приставал ко мне и насмехался? - спросила я его под конец разговора.
   - Разве? - почесал затылок Крюков. - Я просто пытался с тобой заигрывать.
   - Так это по твоему 'заигрывание? - удивилась я. Уж чего-чего, а такого подхода к вопросу от взрослого мужчины я не ожидала.
   - Ну... Меня все равно твой босс притормозил, - сознался он.
   - Это как?
   - Просто, запретил тебя обижать. Предупредил, что ты девушка серьезная и порядочная, и с тобой так нельзя. Вот я и сменил тактику.
   - А чего ты вообще ко мне приставать-то начал?
   - Да просто увидел самую симпатичную девчонку, и захотелось подкатить, - признался он.
   Я до сих пор, конечно, сомневаюсь в честности его ответа, потому что в нашей фирме симпатичных девчонок было пруд пруди, и даже красивые попадались. Но мне было приятно. С тех пор мы стали хорошими приятелями, и на каждый корпоратив он приглашал меня на первый танец. Это была уже традиция. Только звучала музыка, и на весь зал слышалось:
   - Ступенькина, Вера, я иду к тебе.
   Это уже было нормой.
   Когда на десерт нам подали, разумеется, эклеры, покрытые сладким кремом, случилось непредвиденное. Ну, я так говорю, потому что уж такого-то я от Сэва не ожидала. Когда он закинул в рот последний кусочек пирожного, напоминанием о нем остался крем у него на пальцах. Он посмотрел на них, и, не долго думая, мазнул меня по носу. Вот серьезно! Ткнул меня сладким пальцем в нос и засмеялся. Я, конечно, такое дело оставить без реакции не смогла, и выдала ему свою ноту протеста. Ткнула недоеденным пирожным его туда же, в нос, а поскольку, у меня была не съедена добрая половина лакомства, то на носу у него остался хороший слой крема, который я тут же пальцем собрала обратно и сунула в рот, запив чаем.
   Мы так захохотали, что на нас даже стали оглядываться. Это была приятная часть нашей встречи. А потом случилась неприятность.
   Это произошло когда мы подъехали к моему офису. Савелий как раз рассказывал про случай на африканском сафари, когда его приятель залез в нору, нос к носу столкнувшись там с геенной, когда это и произошло. Он взял у меня электронный ключ и сам открыл железную дверь, мы поднимались по ступенькам на крыльцо, когда он сильно размахнулся, и попал пальцами по лезвию электролобзика, оставленного на скамейке у дверей. Закапала кровь, и он вдруг нервно стал растирать ее ботинком. Он как-то побледнел, но я не понимала его реакции. Речи не могло идти о большой кровопотере, и не было видно, что он готов упасть в обморок от вида крови, но он занервничал. Я схватила его за рукав пальто и потащила в туалет на первом этаже, а сама побежала наверх за аптечкой. Достав лейкопластырь, я спустилась вниз. Он судорожно смывал кровь с пальцев, обильно струящуюся и стекающую в раковину, и маниакально смывал ее с фаянсовой поверхности раковины.
   Я набрала бумажных салфеток и попыталась промокнуть его руку, но он дернулся так, будто я была заразная.
   - Я сам, - выдавил он, не глядя на меня.
   Я пожала плечами, слегка огорошенная его реакцией. Вообще-то, момент был хорош для того, чтобы я нежно перевязала его раны, слегка касаясь его кожи, держа его руку в своих руках, успокаивая его и что-то тихо говоря. Но все мои поползновения были пресечены на корню. Видимо, бережет свою голубую кровь.
   Да ладно, чего я ехидничаю. Все люди разные. Может, это его зона комфорта, и очень личное, и пока побратимом со мной он становиться не собирается.
   Я вот, например, была бы не против, чтобы Сэв меня перебинтовал и вымазался в моей крови... Черт, ни к месту представился Александр... мой кровный побратим... мой мужчина...
   Я даже помотала головой, чтобы прогнать наваждение. Эк меня пробрало от вида крови... и совсем не в ту степь занесло.
   В общем, Савелий обработал рану сам, и сам залепил пальцы пластырем, так и не позволив мне к нему прикоснуться. После чего очень быстро попрощался со мной и уехал. А я осталась в полном недоумении, и осадок оставался еще долгое время.
   Приближался вечер, конец рабочего дня, и я почувствовала сильное беспокойство. Александр еще с утра звал меня к себе, а мне все тяжелее и тяжелее было соглашаться на новую встречу. Хотелось убежать, уехать, скрыться, только чтобы не видеть эти глаза, все понимающие, все прощающие, ожидающие. Только одного он не видит - как мне это тяжело...
   Мои сомнения разрешились самым неожиданным образом. У крыльца, когда я прощалась с девчонками из бухгалтерии, появился автомобиль Александра. Мой красавец выскочил из машины и я замерла на месте. В руках у него был огромный букет роз.
   Я стояла, и слезы катились по щекам. Ну зачем он так?
   - Это тебе, - сказал он, протягивая цветы, наклонился и поцеловал меня в щеку. Изумительный аромат его парфюма заставил что-то екнуть в самой глубине груди.
   - Ты привязываешь меня к себе, - тихо проговорила я, держа цветы неуверенно, как чужого ребенка.
   - Вовсе нет, просто исправляю свою ошибку. Мне давно следовало делать это - дарить тебе цветы, засыпать тебя подарками, комплиментами, поцелуями, - он искренне мне улыбался, но что-то в глубине его глаз насторожило меня. Что это? Отчаяние? Страх? Печаль? Не понимаю. Я ничего не понимаю!
   - Хорошо, пошли, - вздохнула я и направилась к его машине.
   Он опередил меня, распахнув дверцу. Я видела, что Александр заметил, что со мной что-то не то, что я устала и напряжена, что меня что-то гложет, но он упорно делал вид, что все в порядке. Ну и как хочет.
   - Хочешь, поужинаем где-нибудь? - предложил он, когда мы ехали по вечернему городу, в море разноцветных огней и неонового сияния.
   - Нет, домой, - прошептала я, отвернувшись к окну.
   Я кожей чувствовала все его телодвижения, спинным мозгом ощущала наэлектризованный воздух в салоне, внутренне сжимаясь при мысли, что он может ко мне прикоснуться в любой момент... Но главное, чтобы он молчал. Пусть все будет молча. Я так устала.
   В этот вечер мой мужчина оказался еще более страстным и темпераментным, чем в день признания. Боже, он что, на самом деле в меня влюблен? По крайней мере, он обуян страстью ко мне, потому что такого остервенения, такого поклонения своей телесной красоте и такого обожания я еще не встречала, даже от него.
   Сейчас тишина в доме умиротворяла Мы лежали в темноте и слушали завывание ветра за окном. Было тепло и уютно. Я заставила себя устроиться на его груди, когда его руки могли обнимать меня всю, и касаться всего, чего он только пожелает. А он желал всего и много. Пусть, буду себя тренировать. Чтобы не убегать от нежности, от доброты и внимания. Кто знает, может, произойдет какой-нибудь вселенский сбой в программе, и Савелий воспылает ко мне чувством, и кто знает, не побегу ли я и от него? Что это? Физиология или проблема психологического характера? И ведь не поговоришь об этом с Александром. После того, что между нами было, это может его обидеть.
   - Саш, а можно вопрос?
   - Конечно, милая, спрашивай, что хочешь, - он крепче обнял меня.
   - Саш, а почему ты так ни разу в жизни и не женился?
   - Вот ты как... Если я скажу правду, ты мне поверишь? - он усмехнулся.
   - Конечно. Ты ни разу меня не обманул. Ты порядочный и честный. У меня нет оснований сомневаться в твоих словах, - я даже пожала плечами от удивления.
   - Ну, у меня была невеста, и дело шло к свадьбе... она хорошая женщина, красивая, умная, только... только в глубине души я понимал, что она не моя. Вот не мой человек, и все. Ты понимаешь меня?
   - Ты про родство душ?
   - Именно, - он чмокнул меня в макушку. - Просто красивый чужой человек. Я уже было собрался плыть по течению, по воле волн, согласиться с тем, что есть, и будь, что будет, готовился смалодушничать, когда...
   - Ну, чего замолчал? Когда что? Что случилось? - я подняла к нему свое лицо. Он был задумчив, и улыбался в темноте.
   - Все изменилось, когда я увидел чудо. Один маленький глазастый человечек, малюсенький мышонок, только-только показавший свой носик из норки в первый раз, тронул мое сердце так, что я забыл про все на свете.
   - О чем ты говоришь? - мое сердце сильно забилось. Мне стало жарко.
   - Я понял, чего хочу в жизни. Оберегать это создание, стать для него всем на свете, незаменимым, необходимым, любимым.
   - Почему же ты так долго ждал?
   - Я боялся спугнуть тебя. Ты все, что у меня было в этой жизни, ради чего я добивался того, что у меня сейчас есть. И все это я делал для тебя, и хочу положить к твоим ногам.
   - Ну, я даже не знаю, что сказать.
   - Смотреть на тебя, как ты изучаешь этот мир, озираясь по сторонам, делаешь робкие шаги во взрослую жизнь, влюбляешься, ломаешь дрова, обжигаешься, разочаровываешься, страдаешь, но становишься только сильнее, умнее и возвышеннее - это моя вечная боль, это мое настоящее счастье.
   - Почему ты так говоришь?
   - Каждый день отпускать тебя в этот жестокий мир, и бояться больше никогда не увидеть... это страшно, Верочка...
   Мы надолго замолчали. Выходит, каждый раз, когда я расписывала ему физически и моральные достоинства своих возлюбленных, я вонзала тонкие иглы в сердце своего друга.
   - Я неосознанно постоянно причиняла тебе боль, - сказала я тихо.
   - Нет, не ты, я сам. Во всем виноват я сам. Я клялся себе, что отпущу тебя, как только пойму, что ты встретила настоящую любовь. Высвобожу тебя полностью из под своей опеки, перестану думать о тебе днем и ночью, но... так и не смог. Для чего тогда было бы жить? К чему были бы все мои старания? Просто жалкие потуги одинокого никчемного человека.
   - Разве ты одинок? У тебя так много друзей, и все они достойные люди.
   - Тебе они не нравятся, я же знаю, - он тихо засмеялся. - Ты всегда скучаешь в их компании. Скучные разговоры, не интересные темы, пустое кривлянье.
   - Ну и что, зато ты с ними расслабляешься и получаешь удовольствие.
   - Только в те дни, когда эти компании посещаю с тобой, - признался Александр. - Ты придаешь вкус моей жизни, зажигаешь все вокруг, делаешь волшебным, насыщенным, осмысленным, значительным...
   Его руки стали настойчивыми, дыхание прерывистым, и я почувствовала волнение во всем теле. Что он делает со мной?
   - Этот мир жесток, Вера, - шептал он в перерывах между поцелуями. - Я всегда старался защитить тебя от его цинизма, уберечь от его зла.
   - И ты сделал это, - проговорила я немного растерянно. - Ты всегда был рядом со мной. С нужным советом, вовремя оказывающий скорую душевную помощь.
   Я хотела навести разговор на его профессиональную деятельность. Но он уже не слушал меня.
   - Ты моя, ты моя родная. Самый близкий человек. Я всегда слышу, как стучит твое сердце. Сколько твоих слез я осушил, сколько твоих улыбок согревали меня в холодные дни моей одинокой жизни, - он уже навис надо мной, целуя без разбору, куда попадали его губы. Его руки обжигали мою кожу.
   А у меня перед глазами возникла рука. Длинные тонкие пальцы, узкое запястье, алая лента крови, и капли, стекающие по кисти. Мне хотелось взять эту руку своими, мне хотелось прикоснуться к этой крови губами, мне хотелось... Я просто заплакала.
   - Я не знаю, как бы я жила, если бы тебя не было рядом, - проговорила я, тихонько утирая слезы, пока он их не заметил, занятый моей грудью. - Ты всегда помогал мне выпутываться из моих надуманных большей частью проблем.
   Он поднял голову и посмотрел на меня, но в темноте он не видел моего лица.
   - Да нет, - проговорил он тихо, - от одной опасности я тебя, похоже, уберечь не смог. Ты того и гляди попадешь на зуб акуле.
   Меня как током пронзило, когда я поняла, кого он имеет в виду. Но ведь он совершенно его не знает! Я попыталась высвободиться из его объятий, но он меня не отпустил с жаром продолжая:
   - Спроси его, сколько женщин у нег было? Узнай, какой образ жизни он привык вести, откуда его капиталы, и не замешана ли в этом мафия?
   Я снова дернулась, но он был начеку.
   - Зачем ему ты? - он приблизился ко мне, я ощущала его дыхание на своем виске. Он волновал и пугал меня одновременно. - Диковинная вещь, почти раритет, таких не бывает, ты одна, и ему вздумалось заполучить тебя, понимаешь? Но для чего? Чтобы показывать своим друзьям и хвалиться. А что он, именно он может дать тебе? - он повысил голос. Я почувствовала злость. - Способен ли он дать тебе что-то кроме безудержного секса? И разве это тебе надо? А душа? Верочка! - он потряс меня за плечи. - Она умрет рядом с равнодушным человеком, влюбленным в самого себя! Ты будешь просто как еще одна заколка для галстука, как еще одно украшение ловеласа.
   - Ты так его описал, будто он вообще моральный урод. Мне показалось, что он очень даже душевный человек, понимающий и чувствующий глубоко... Не знаю, может, я ошибаюсь.
   - Конечно, он умный. А как же иначе! В противном случае ты просто на него не клюнула бы тогда. Он понимает прекрасно, что на хромой козе к тебе не подъедешь, и пустил в ход все свои чары, все свое обаяние, таланты и умения. Но цель одна - получить тебя, упиться, насладиться, насытиться. А что потом? Какой порядковый номер он тебе оставит на память о жарких ночах?
   Вырвав руки из крепких захватов, я закрыла уши, громко разревевшись. Да, мне необходимо набраться смелости попрощаться со своей мечтой. Все стало заходить слишком далеко. Падать с такой высоты больно, но ничего не поделаешь. Пока не поздно, надо спрыгивать. Тем более, что меня есть кому подхватить, не дадут удариться. Боже, как его забыть?
   Наверное, Александр прав, мне надо уехать, хотя бы на время, чтобы на расстоянии порвать все ниточки, которыми я успела опутать себя и Сэва. В эти же выходные и уедем за город. Александр будет только рад.
   С тяжелым сердцем я пришла на работу в пятницу. Что-то во мне умирало. Надежда на самое лучшее, светлое, на что-то веселое и даже беззаботное. Я словно расставалась с детской непосредственностью, готовясь вступить совсем в другую жизнь, в которой все четко, размеренно, все называется своими именами и имеет свое конкретное место. Но это чужая жизнь! Чужой ритм! Это не мое! Но другого мне и не светит.
   Боже, я поступаю подло, соглашаясь принять чувство нелюбимого? У меня выбор - или пустая жизнь в одиночестве под аккомпонимент собственного гнобления, или жизнь с Александром по его правилам. Я бы выбрала третий вариант - солнечное счастье, но мне его никто не предоставит... Не ожидала, и никогда не думала, что в вопросе замужества однажды мне придется выбирать из двух зол меньшее...
   Ну почему, почему Александр так поступил со мной? Из года в год зрело его чувство ко мне, только я об этом даже не догадывалась, а теперь мне надо его принять как должное. Но я-то куда дену свои чувства? И где мне взять что-то по отношению к нему? Мне-то не было дано время на взращивание и культивирование любви к Александру.
   Фу, как я об этом говорю. Любовь или есть, или ее нет. Ее не воспитывают, оно просто приходит. Нечаянно как нагрянет. Вот и Александр сказал об этом же. Просто увидел и полюбил. А я увидела и... ничего. Так откуда же взяться чему-то сильному и серьезному? Но оттолкнув его, я останусь одна. Одна на всем белом свете. В моем-то возрасте, с моим характером и такими внешними данными мне грозит остаться синим чулком на веки вечные.
   А что страшнее - жить с нелюбимым, но очень хорошим и достойным человеком, или плакать в подушку в холодной постели всю оставшуюся жизнь? Нет, я подлая, расчетливая тварь. Савелий сказал, что не простил бы такого расчета своей невесте. Но ему меня не понять. Он никогда не испытывал одиночества. А почему я так говорю? Откуда я знаю? Ведь сейчас он один. Ну не может быть, что по вечерам дома его ждет красотка. Или ждет? А со мной тогда что он делает? Почему не со своей красоткой? Блин, я не знаю. И нечего мне о нем думать. Его пора забыть. И сердце опять заныло, потому что я попыталась еще один кусочек любви отодрать от него. Приросло, прижилось, и теперь больно. Но делать нечего, буду рвать без наркоза.
   По всей видимости, мои переживания были написаны у меня на лице. Иванов заметил это сразу. Он вообще очень проницательный человек, а ко мне относится вообще с интересом, будто я какая-то диковинная штучка. Он постоянно что-то выспрашивает у меня: какую музыку я слушаю, какие книги я читаю, как отношусь к этому вопросу, да к этому... И я знаю, что больше никого он так не пытает.
   - Анатольевна, зуб болит? - спросил он участливо.
   - И не только, - отозвалась я, прогоняя свои невеселые думы.
   - Нет, серьезно? Могу отвезти к хорошему дантисту, прямо сейчас, вот только с рыбками закончу, - и он отважно полез в аквариум за сильно разросшимися водорослями, чтобы проредить их и дать больше простора своим золотым любимицам.
   - Нет, спасибо, не зуб, - отказалась я.
   - А что тогда случилось? Я привык, что ты всегда улыбаешься, ну или хотя бы просто спокойно сидишь и думаешь о своем, а тут - такая потерянная и расстроенная.
   - Ну... неделя на море, и я восстановлю свои силы и душевный баланс, - пожала я плечами.
   - Идет, недели хватит? Бери отпуск, и дуй на море, - я посмотрела на него, он не шутил. - Денег надо?
   - Я подумаю, спасибо. Нет, денег не надо, - спохватилась я.
   Вообще Иванов классный. Недавно он мне такой подарок сделал, я до сих пор в себя прийти не могу.
   Я решила скрыть, что у меня день рождения. Дело в том, что я вообще не люблю этот праздник, и мысль о том, что я окажусь в центре внимания, под градом искренних, но большей частью неискренних поздравлений и пожеланий, меня всегда убивает. А уж как только представлю, как будут собирать деньги.... Нет, спасибо, не надо. В этой фирме я еще ни разу не справляла свою днюху, так что никто не знает о дате. Тут еще сыграло роль одно мое большое разочарование.
   Однажды летом я как обычно собирала деньги на подарок для девочки из бухгалтерии. Она никогда не отказывалась от таких сборов, всегда отдавала легко и с радостью, ни разу не пожаловалась, что денег нет, что именинников так много и все такое. И вообще хорошая девочка, умная, воспитанная, выдержанная. Ну просто самой хочется такому человеку приятное сделать.
   И вот в пятницу я делаю обход, втихаря то одного то другого предупреждаю, что в понедельник поздравляем Настю, мол сдавайте денежки. И тут девочка сметчица говорит: 'Вера, меня в понедельник не будет, я же в отпуске уже буду!' И деньги не сдала. Да фиг с этими ее 150 рулями! Ну а уважение? Проявить участие к человеку, поздравить, поучаствовать? Мне так обидно за Настю стало, что тогда я и подумала, чтобы мне так выпрашивали деньги - да не в жизнь! А через месяц у этой сметчицы у самой настал день рождения. И дня за три до даты ко мне подходит та самая Настя из бухгалтерии, и кладет на стол 150 рублей. 'Вера, - говорит, - я с завтрашнего дня иду в отпуск, так я заранее тебе отдам, вот'. Знала бы об этом та сметчица!
   И вот настал день моего рождения, я вся такая загадочная, мол, никто не знает, а я и не скажу. Знаю, что только родители поздравят, и Александр. Огромный букет роз мне обеспечен, а еще духи, или сережки. Он особенно не заморачивается с подарками. И тут подходит ко мне Иванов.
   - Анатольевна, с чем тебя поздравить-то надо сегодня?
   Я прямо обалдела. Как узнал? Все данные по кадрам у меня, он понятия не имеет, когда у меня праздник, и тут он все прояснил:
   - Мне пришла эсэмэска, чтобы тебя поздравить, а с чем, не сказано.
   А меня в эту фирму рекомендовала одна девочка из планетария, она раньше у Иванова бухгалтером работала, и они иногда общаются в Одноклассниках. И так мне обидно стало, что она могла же и меня там поздравить, сохранив мою тайну. А я так бездарно спалилась. Вернее, меня спалили.
   - Ну, - говорю, - я просто в лотерею крупную сумму выиграла, а рассказывать не хочу, чтобы не делиться. Наверное, меня с выигрышем поздравить нужно.
   Я стала отнекиваться, играть в партизана, и наркотики, мол, мне подкинули, ничего не знаю. Так и не созналась, но по глазам его вижу, что он все знает и все понял. И так мне стыдно стало не удобно, что я как малое дите, но признаться так и не решилась. В общем, настроение было испорчено.
   А через день он вызывает меня к себе, такой задумчивый, и говорит:
   - Анатольевна, издай приказ, что в связи с днем рождения премировать Ступенькину денежной суммой в размере пяти тысяч рублей. Распечатай и на стол Чащину. Все, свободна.
   Я пыталась было возмутиться, отнекаться, но он порой такой недосягаемый и строгий, что я даже не решилась оспаривать его приказ. А это действительно был приказ.
   Не стоит упоминать, в каком настроении я напечатала этот документ. Днем я попыталась с ним все же переговорить, пока он делал себе кофе на кухне, но он остался глух к моему блеянию.
   - Вот Вы какой, и бесполезно с Вами спорить, - сказала я в сердцах, а он равнодушно прошел мимо меня в свой кабинет.
   Еще через два дня он вернул мне подписанный приказ и отправил меня с ним в бухгалтерию. Мол, отдай, и в день зарплаты получишь премию.
   Разумеется, я этот приказ никуда не понесла, спрятала под кипой документов, а в офис заказала два вкусных пирога из одной очень престижной пекарни 'Штолле'. Там и на приличную сумму вышло, и угостить не стыдно. Про свой день рождения я так ничего и не сказала, а появление пирога объяснила какой-то ерундой.
   Вот как все получилось. Хотела скрыть, чтобы все пронеслось незаметненько, а сама попала чуть ли не в эпицентр директорского внимания. И смех, и грех.
   А после зарплаты ехала уже домой, удобно усевшись у окна в забитом автобусе, когда на служебный мобильник позвонил Иванов.
   - Анатольевна, а что же ты премию на забрала?
   Я опять что-то бессвязно промычала. А на следующий день Иванов сам положил мне на стол пятитысячную купюру, избавив меня тем самым от излишней скромности и нерешительности.
   А надо сказать, что премии на день рождения больше трех тысяч еще никому не выдавались. Так что при всей моей радости к такой сумме, смущалась я довольно долгое время, стыдливо скрывая сей факт.
   И вот Иванов опять готов оказать мен помощь. Разумеется, больше я не соглашусь ни на что. Тем более, это забота Александра, где и на что мы будем отдыхать. Ехать далеко не хочу, куда-нибудь за город, в спокойный тихий дом отдыха. Чтобы действительно отдохнуть, забыться и на какое-то время потерять память, чувства, зрение и слух...
   В обед я позвонила Александру и сообщила, что с понедельника нахожусь в отпуске, путь думает, куда меня повезет. Надо ли говорить, что он очень обрадовался.
   Вечером опять был бурный секс. Что ж, если Александр хочет меня окончательно потерять, то пусть и продолжает в том же духе и в заданном темпе, мне же легче будет. Я чувствую, что скоро потеряю контроль над мыслями и чувствами, и убегу от него так далеко, что он меня даже не найдет. Ну вот честное слово! Но моя физиология... проклятье, мое тело меня подводит. Ну реагирует, понимаете! Оно уже не может без этих прикосновений. Только вот когда я закрываю глаза, я представляю совсем другого человека. И хоть запретила себе мечтать об этом, но ничего не могу поделать с собой. Или не хочу... Какая разница, все равно я подлая тварь по отношению к тому, кто так ко мне добр и внимателен. Нет, ну свалилось на меня 'счастье'.
   Утром меня разбудил звонок мобильника. Я с трудом разодрала сонные глаза и протянула руку за трубкой. И тут меня как обожгло! Нет, это не мобильник раскалился, это я прочитала имя того, кто звонил. СЭВ.
   - Эй, соня, вставай, - услышала я бодрый голос. Такой молодой, такой полный жизни, энергии, каких-то путешествий и приключений. Если голоса такими бывают. Внутри все напряглось, закрутилось, затрепетало.
   - Зачем? - по утрам мне трудно стать человеком в первые минуты после пробуждения.
   - Как зачем? Мы едем на пикник. Я же просил тебя быть готовой к девяти утра. Сейчас восемь тридцать. Хотелось бы узнать, на какой стадии твои сборы?
   - Сплю, - зевнула я в трубку.
   - Понятно, - он помолчал. - Собирайся по-быстрому и выходи во двор.
   - Что? - мой сон как рукой сняло. - Но я...
   - Выходи во двор, - сказал он твердым тоном, не терпящим возражений, и отключился.
   Я покосилась на своего любовника. Он все еще спал. Я тихонько выскользнула из под одеяла. Ну и что, что я говорила себе еще вчера. Пока у меня есть возможность нормально по-настоящему жить, я буду жить. А рядом с Савелием - это есть жизнь. Меня тянет к нему, к его спокойной уверенности, доброжелательной силе, с ним легко и спокойно. Я хочу к нему. Я быстро оделась и вышла из квартиры. Даже записки не написала, просто не подумала об этом...
   Спускаясь по лестнице с четвертого этажа, я гадала, когда Сэв позвонит, чтобы узнать, где меня подбирать? И одета я не по теме - юбка, короткое пальто и сапоги на каблуках, те самые, геройски реанимированные Лановым. Но во дворе меня ждал сюрприз. Савелий стоял, скрестив руки на груди и подпирая свой черный джип.
   - Этого не может быть! - вскричала я, забыв поздороваться. - Как ты узнал, где я? Это в телефоне такие примочки существуют, что ли? Ты меня вычислил, когда звонил?
   - И тебе доброе утро, Вера, - усмехнулся Сэв.
   Взял меня за руку и подвел к пассажирскому месту. Открыл дверь, усадил, обошел джип, сам сел в машину, завел двигатель, и все в полном молчании.
   - Куда ехать? - спросил он меня, когда мы уже выехали со двора.
   - Ты меня спрашиваешь? Думаешь, если угадал, где я ночевала, то я должна угадать, где мы будем есть шашлыки?
   - Нет, я спрашиваю, где ты живешь? Куда тебя везти, чтобы ты могла переодеться. Все-таки на природу едем, тебе удобнее будет в кроссовках. У тебя есть кроссовки?
   - Есть, конечно.
   Почему он это спросил? Я что, похожа на бедную? Ну да, я такая и есть, только все равно выгляжу более-менее прилично. Ну, одеваюсь скромно, но не скудно и не жалко... Или, я все же ошибаюсь на свой счет?
   Однажды, лет пять назад один мужчина, директор соседней фирмы, когда мы как-то разговорились, признался, что я вполне симпатичная девушка, только одеваюсь как серая мышка. Во как! Ну, видимо, с тех пор мышка только растолстела, а вкуса у нее не прибавилось ни на йоту...
   - Тогда быстренько переодевайся, и вперед. И так опаздываем, - проговорил Савелий, внимательно глядя на дорогу.
   Я назвала адрес, и вскоре он уже тормозил перед моим крыльцом. Я сидела в нерешительности, не зная, должна ли я предложить ему подняться ко мне, или это не прилично, или вообще так делать не положено, да и что ему у меня делать, только вроде не хорошо, если я его брошу на улице, но просто... блин, я не знаю. Тем временем банкир обошел машину и помог мне выйти.
   - Я пока покурю, и за это время тебе лучше успеть переодеться и выскочить во двор веселой и бодрой, - сказал Сэв с улыбкой.
   - А то что будет? - спросила я, вспомнив его угрозу вытащить меня на улицу на руках.
   - А то мне придется закурить вторую сигарету, а мне этого очень не хотелось бы, - и он рассмеялся.
   - Ладно, уже бегу, все ради твоего здоровья, - пробурчала я и рванула в подъезд.
   Не стану говорить, какое волнение я испытывала, подъезжая к турбазе. Впереди показались красивые разноцветные домики, с башенками и флигелями, и попроще, бревенчатые срубы. На любой вкус и цвет. База была поделена на несколько зон, но Савелий, конечно же, проехал прямо в VIP зону, куда же еще. На дороге толпились люди, по обочине стояло множество машин. Мужчины выгружали коробки и сумки из багажников, девушки переговаривались и бегали, мешаясь у них под ногами. Было весело и шумно.
   Увидев эту картину, я вжалась в кресло и сразу захотела домой. Вот не выйду, и все! У меня такое было, когда я не могла войти в первый раз в комнату, где собрались театралы.
   Я была в гостях у приятельницы, и она позвала меня в комнату брата, студента театрального училища. Я стояла перед дверью и тихо ойкала, потому что ну не знаю, почему, но сильно боялась. Незнакомые люди, дружная компания, а тут я... Она еле втолкнула меня, предварительно вручив мне несколько чашек с блюдцами, чтобы у меня снизилась маневренность для отмашек. Мало кто вообще в тот момент обратил на нас с ней внимание, потому что все внимательно слушали рассказчика. Зато потом, в последующие встречи, появился один мальчик, который стал провожать меня домой, и даже был очень мил со мной. Но первый шаг для меня всегда очень труден.
   И тут совершенно неизвестные люди, да еще определенного круга, уровня моего начальства, у которого я, как говорится, работаю на посылках, а я как бы из грязи в князи, прыгаю не в свои сани...
   - Савелий, извини, но я туда не пойду, - проговорила я, набычившись.
   Я собиралась упираться, как бы смешно это не выглядело со стороны. И о чем я только думала раньше! Да ни о чем. Лишь бы подольше побыть рядом с моей мечтой.
   Я почувствовала, как Лановой повернулся ко мне и стал меня рассматривать. А надо сказать, что в профиль я ну просто уродина! Со своим длинным носом, и короткой верхней губой, я вся какая-то ужасная. Вот он сейчас посмотрит на меня, и предложит проводить до автобусной остановки. Вместо этого он наклонился ко мне, облокотился на спинку моего кресла, второй рукой взял меня за подбородок и развернул к себе.
   - Здесь нет никого, кто мог бы тебя обидеть. Если бы такая опасность существовала хотя бы в теории, я бы тебя просто не повез. И потом, я все время буду рядом. Вер, тебе нечего бояться.
   - Это хорошо, но я все равно не выйду, - я скрестила руки на груди.
   Понимаю, что глупо, но это сильнее меня. Страх перед толпой... Все комплексы тут же ожили, и я уже не могла рассуждать здраво.
   Когда-то, когда я работала воспитателем в детском саду, методист предложила мне поучаствовать в празднике Масленицы. Я так бурно отказывалась, но она поняла мое состояние. И знаете, что она предложила? Держать чучело масленицы в костюме снеговика. У меня было закрыто все лицо! Вот тогда-то я и почувствовала себя спокойно. Мне совершенно ничего не было страшно, потому что не было зрительного контакта, и никто не мог меня рассмотреть. Видимо, Савелий тоже это понял, только его предложение меня повергло в шок.
   - Хорошо, - проговорил он, сузив глаза. - Не хочешь выходить из машины, оставайся в ней. Только тогда я подъеду на ней к самому костру, и буду через окно кормить тебя и угощать.
   Конечно, как пытать и мучить, так горазд, нет бы, понять и поддержать! Я даже не стала пытаться проверить эти слова на честность, потому что поняла, что так и сделает. И опять получится, что пытаясь скрыться и затеряться, я окажусь в самом центре людной толпы посреди городской площади в час пик.
   - Ладно, я выхожу, - проворчала я, - но я недовольна.
   А про себя подумала, что он справедливо мог заметить мне, что, типа, а зачем тогда вообще было приезжать? Но он этого не сказал, и ничем меня не упрекнул.
   Он вышел из машины, открыл мою дверь, и протянул мне руку с двумя залепленными пластырем пальцами. Я неуверенно вышла и остановилась как вкопанная. А к нам уже устремилась толпа прибывших ранее. Все что-то кричали, обнимая Сэва, он пожимал руки, чмокал девушек, щекотал животы чьим-то карапузам и дернул за косички маленькую принцессу, которая тут же повисла у него на шее. Он так с ней и стоял, представляя меня.
   - Знакомьтесь, это - ВЕРА. Прошу любить, и жаловать.
   Я выдавила улыбку, кивнула, и мы все направились к домикам. Маленькие бунгало были оснащены всем необходимым. Каждый домик выходил верандой на пруд, имелось оборудование для барбекю, мангал, столы и скамьи, у самого края веранды, стояли скамейки, на которых, удобно разместившись, можно ловить рыбу.
   Савелий как раз и обсуждал, запустили ли рыбу в пруд, и кого именно. Нормальные люди, много семейных пар, с детками, и девушки... не какие-то содержанки вульгарного типа, а очень милые девчонки, простые и красивые. В общем, как оказалось, душевные люди. Зря я волновалась. Вот говорят же: скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты. И можно предположить, что у Савелия много положительных качеств, которые привлекли и вызвали уважение такого количества народа, приятного во всех отношениях. Я, конечно, сразу бросилась их одной колеи в другую, но... такая уж я.
   Мои самые глубокие страхи не подтвердились - к Савелию не подбежала ни одна девица, чтобы повиснуть у него на шее и не отходить от него ни на шаг. Он, как и обещал, не отпускал меня от себя ни на шаг, чтобы исполнить свое обещание - все время быть рядом. Часто он брал меня за руку, если ему надо было куда-то пойти, и вел за собой. Несколько раз он спрашивал, не устала ли я, не хочу ли присесть, но я мотала головой. Мало ли, как повернется моя судьба, может, завтра я уже не увижу его никогда в жизни. И лучше я проведу это время рядом с ним.
   Мы пособирали ветки для костра, хотя это можно назвать чисто символическим занятием, потому что аккуратно распиленные бревна уже были сложены в центре костра. Помогли ребятишкам собрать целый пакет шишек для школьных поделок. Побросали хлеб уткам, гордо и плавно рассекающим по зеркальной глади серого пруда. Сэв стянул несколько бутербродов, чтобы мы могли съесть их, спрятавшись в ельнике, недалеко от домиков, пока готовили мясо.
   Там и состоялся наш странный разговор. Мы сидели на бревне, Савелий мастерил мне какую-то игрушку из природных материалов, я что-то по обыкновению болтала, когда он задал свой вопрос:
   - Вер, сколько лет твоему ... жениху?
   Я поперхнулась. Мне, почему-то, стало стыдно. Чего? Того, что мой любовник - взрослый мужчина? Или того, что он старый? Только сейчас мне пришла в голову эта мысль. Александр - старый...
   - 56. А что?
   - А тебе?
   - Тридцать ... один. А что? Я уже разменяла четвертый десяток, видишь? Я старая.
   - Ты полагаешь, что на столько, чтобы жениться на мужчине, которому под шестьдесят? - он смотрел на меня в упор своими серыми глазами, такими большими и темными. И он ждал ответа! Какого????
   - На что ты намекаешь? Он не старый. Он в полном расцвете сил, и, между прочим, каждую ночь это доказывает, - конечно же, кровь моментально прилила к моим щекам, как только я это ляпнула.
   Тоже мне, кого я решила позлить? Может, он сейчас расхохочется. Старик и уродина, конечно, есть повод для зависти!
   - Это хорошо, что доказывает. Я рад, нет, я просто счастлив, что ему еще удается это доказать. Но артриты, сердечные приступы, ревматизм, это что, думаешь, его не мучает? - откуда столько презрения в его взгляде? Это вообще Савелий сейчас сидит передо мной с шишками на коленях?
   Ну вот... Один упрекает одного, другой другого. Александр обвиняет Савелия в распутстве и нечистой игре, Савелий готов рассказать обо всех болячках Александра. Лишь бы очернить друг друга...
   - Он никогда не говорил мне об этом и не жаловался, - я пожала плечами.
   Мне, действительно, сложно представить Александра больным и немощным. Он никогда, ну просто никогда ни разу не пожаловался на здоровье и самочувствие. Его даже простуда не берет!
   - А почему бы ему не расслабиться после свадьбы? Не вечно же он будет таким бодрым. Возраст всегда возьмет свое.
   - И что? Это серьезный повод, чтобы бросить человека? Из-за боли в спине или в суставах? Женятся даже и на людях с более серьезными заболеваниями, - вскричала я с жаром. - И на инвалидах даже! И даже на смертельно больны людях, - это я вспомнила фильм, где парень влюбился в девушку, умирающую от рака, и все равно на ней женился. И у них был год полного счастья, пока она не умерла у него на руках. Я, наверное, несколько дней была под впечатлением от этого фильма, от такого чувства.
   - На смертельно больных? - он как-то по-особенному посмотрел на меня.
   Савелий резко сбросил шишки с коленей и вскочил. Я видела, что он нервничает. И мне хотелось думать, что он расстраивается из-за моей 'мнимой' свадьбы. А почему, собственно, мнимой? Я ведь как раз думаю над этим, убеждая себя, что это самый лучший вариант для моей жизни - связать свою жизнь с Александром. Хотя... Вера, Вера, какая же ты дурочка! Ведь Александр тебе даже не намекнул на то, что хотел бы зарегистрировать с тобой отношения официально! Хороша же ты будешь, когда это выяснится!
   - Я просто прошу тебя, Вера, не выходи за него замуж, - Савелий повернулся ко мне. - Просто не выходи! - Он серьезно посмотрел мне в глаза, и меня даже в жар бросило.
   - Что же мне делать? - спросила я, не поднимая головы. - Слушай, а что ты мне можешь предложить?
   Он опустил голову и промолчал.
   - А, ну конечно, помню твои слова про расчет. Это несправедливо по отношению ко всем влюбленным, да? - я заставила себя рассмеяться, но это был смех на грани истерики. - Просто отговорить девушку, пусть остается в одиночестве, сидит дома в четырех стенах, зато это будет справедливо, и гармония в твоей вселенной не будет нарушена, да?
   - А тебе просто не терпится сменить статус? Так хочется выйти замуж, не важно, за кого, лишь бы выйти?
   - Почему не важно? Я знаю этого человека 15 лет! Разве это такой маленький срок? И отношения у нас появились лишь спустя 10 лет общения! Так что меня или его сложно обвинить в безнравственности или расчете! - я чувствовала, что закипаю, но не знала, почему.
   Возможно, я ожидала, что он предложит свою кандидатуру в качестве альтернативы моему скоропалительному выбору, но было видно, что я такой чести не дождусь.
   - И ты его любишь? - он уставился на меня в ожидании ответа.
   - Все равно у каждого человека разное понимание любви, - не могла же я сказать ему правду. - И этим словом могут называться совершенно разные чувства, ощущения и явления. И даже, возможно те, которые противоречат друг другу...
   - Понятно, - Савелий насмешливо хмыкнул. - Короче, я еще раз говорю тебе - будет лучше, если ты за него не выйдешь.
   - А за кого тогда? У тебя ведь нет предложения? Нет? Я правильно поняла?
   - Какого ответа ты от меня ждешь? - он спросил это с таким выражением на лице, что я дрогнула, не устояла, и рухнула в пропасть его магнетизма.
   - А я скажу тебе, какого, - тихо проговорила я, не спуская с него глаз, чтобы уловить малейшее изменение в выражении и тут же заткнуться. - Я ждала, что ты признаешься мне в том, чего не может быть на самом деле. Что ты полюбил меня. Вопреки здравому смыслу, вопреки логике и рассудку. Вот как-то так...
   Мы не сводили друг с друга глаз, но я никак не могла понять, о чем же он думает. То, что мои слова не вызвали у него протеста и возмущения, это факт, но... похоже, они вообще ничего не вызвали.
   - Вера, так ты меня любишь? - спросил он тихо, не двигаясь с места и не меняя выражения лица, то есть, продолжая стоять передо мной вообще без выражения, в виде прекрасной холодной статуи.
   Я просто кивнула, пытаясь проглотить ком в горле, который вдруг стал царапать горло и мешать дышать. Может, поэтому на глазах выступили первые слезы? Да нет, это сердце готово разорваться от горя и стыда...
   - Я сволочь, - тихо произнес Лановой. - Я не хотел тебя влюблять в себя. Вернее, нет, хотел, хотел, это правда, но.... Я не старался. Я не делал ничего особенного, чтобы вызвать в тебе чувство к себе, просто, я тайно мечтал об этом. Не знаю, почему, понимал, что не следует, понимал, что не должен обрекать тебя на страдание, но очень хотел тебе понравиться, хотел, чтобы ты меня полюбила... - он потер лоб, и как-то растерянно на меня посмотрел.
   - Тебе незачем было это делать, - сказала я.
   - Вот как? - он растерянно улыбнулся. - Ты права, я поступил подло, - он опустил голову и совсем не смотрел мне в глаза.
   - Да нет, же, Сэв, ты не понял меня, - я взяла его за руку.
   Он сначала попытался ее высвободить, но потом спохватился, замер.
   - Сэв, тебе ничего не надо было делать для того, чтобы влюбить меня в себя, потому что я уже любила тебя. До того, как мы с тобой впервые встретились.
   - Я не понимаю.
   И я все ему рассказала. О том, что выдумала себе прекрасное лицо, придумала ему прическу, подарила дивный характер, наградила чУдной душой. И лелеяла долгие годы. А потом увидела, и ничего уже не надо было в моем сердце культивировать - оно было уже готово - оно уже любило только его.
   - Тебя одного, - закончила я свой сбивчивый рассказ.
   Он посмотрел мне в глаза.
   - Так не бывает, - произнес он после недолгого молчания. - Наверняка, ты меня где-то видела, когда-то, давно, и просто вспомнила этот образ однажды.
   - Что? И где же я могла тебя видеть? Мы из разных миров, и не могли пересечься...
   - Ну, может, я приходил к дяде, и ты меня видела. Ты же бывала у него в университете? Мы могли там столкнуться, просто ты это забыла. И тогда, возможно, не придала этому значения. Мой образ всплыл позже.
   - Про какого дддядю ты говоришь?
   - Про Александра Солнцева. Брата моей матери. Твоего жениха.
   Я только и могла, что выдавить глухое 'О!' На большее не было никаких душевных сил.
   - Так ты знал, с кем я встречаюсь? - спросила я с обидой.
   - Да, понял, - я хотела было выпустить его руку, но тут он сам задержал мою ладонь в своей руке.
   - И давно?
   - Когда увидел кулон.
   - Это твой?
   - Старик попросил меня перед поездкой привезти ему что-то необычное, для самой неординарной девушки, как он выразился. Признался, что хочет поразить одно создание. Я тогда еще рассмеялся, предложил ему просто купить бриллианты. Это же лучшие друзья девушек, не так ли? - и он лукаво посмотрел на меня.
   - Не знаю, у меня таких друзей никогда не было, - буркнула я.
   - Он сказал, что это необыкновенная девушка, и побрякушки ее не впечатлят. А вот что-то красивое, особенное, экстраординарное - самое то для нее, потому что она волшебная. И когда я побывал на том месте, топая по застывшей лаве, я и решил, что привезу кусочек настоящего вулкана для настоящей женщины, которая так поразила моего старика. Старик это оценил, обрадовался как ребенок, и отдал ювелиру для обработки. Так к тебе попал мой подарок. И так я узнал, кто твой ... любовник, - закончил он, и вздохнул.
   - Наверное, тебе было противно общаться со мной?
   - Нет, я все равно не мог воспринимать тебя, как его девушку. Просто в голове не укладывалось, и я абстрагировался от его образа.
   - Савелий, к чему весь этот разговор? Я поняла, что между нами ничего не может быть, тогда, может, мы закроем эту тему?
   Я ждала, что он опровергнет мои последние слова, но он промолчал. Кивнул, взял меня за руку и повел к костру. А мое сердце кровоточило. Я улыбалась тем, кто ко мне обращался, я бездумно глотала безвкусное мясо и просто не позволяла ни одной мысли проникнуть в мой мозг, чтобы не заорать от боли и разочарования прямо здесь, при всех. Я только ждала, когда меня отвезут домой.
   А добил меня Джон. Он подошел ко мне, когда Савелия оттеснили от меня молодые люди, желающие похвалиться своим уловом.
   Красивый холеный мужчина приблизился ко мне вальяжной походкой, с ленивой улыбочкой.
   - Привет, как дела? - задал он дежурный вопрос, но мне сразу стало как-то не по себе.
   Его тон, весь его вид как-то не внушал мне доверия. Такие красивые холодные люди, абсолютно ко всем равнодушные, пугали меня. Я чувствовала себя мелкой букашкой, не достойной их мимолетного внимания. Чего ему от меня надо?
   - Привет, никаких дел. Наоборот, от всего отдыхаю, - заставила я себя улыбнуться.
   - Да, погодка как на заказ. Сэву вообще всегда фартит, - он запрокинул голову и посмотрел на светлое ясное небо. - Если бы пикник задумал и организовывал я - обязательно пошел бы дождь, или вообще снег, - он тихо рассмеялся неискренним смехом.
   Он завидует своему другу?
   - Ну, возможно, это простое стечение обстоятельств, - я вежливо пожала плечами. - Или Сэв - волшебник, - я сделала большие глаза и даже подмигнула ему. Зря.
   - Послушай, Вера. Вера, кажется, да? - он сделал вид, что с трудом припоминает мое имя, хотя часа три назад Савелий официально меня всем представил, а неделей раньше Джону лично называл мое имя. - Зачем ты приехала?
   - Как зачем? Я услышала, что здесь бесплатно угощают, и вот я тут.
   Джон уставился на меня демонстративно долгим взглядом. Конечно, я почувствовала неуверенность и смущение. А Савелий, как назло, обернувшись раз, увидел, что я с Джоном, и спокойно отвернулся, продолжая какой-то разговор. Мол, я в надежных руках его близкого друга.
   - Верочка, - Джон произнес мое имя так, что я внутренне скукожилась. - Сэв все равно не будет с тобой, поверь мне. - Он наклонился надо мной. - Вот увидишь, только потом пожалеешь, локти будешь кусать.
   Меня бросило в жар, потом обдало холодом, потом опять обожгло, а потом мои ноги стали ватными, и в груди как-то что-то беспокойно заныло...
   - Джон, скажи... Савелий... голубой? - спросила я.
   Нет, Джон, все-таки, может быть искренним. Он так весело рассмеялся. Он хохотал, утирая слезы, а потом выдал:
   - Нет, ну если Савелий голубой, то я - папа Римский.
   - Понятно, значит, дело во мне, - поникла я головой.
   - А ты что думала, что если парень на тебя не смотрит, значит, он однозначно гей? Ты такого высокого мнения о себе? - и Джон посмотрел на меня с брезгливым сомнением.
   - Нет, конечно, нет, - прошептала я.
   Не скажу, что мне хотелось в тот момент умереть, но куда-то убраться, залезть в какую-то норку - очень! Сама призналась Савелию в любви, а он ее не принял. Хотя сказал, что хотел этого. Как его понять? И при этом не хочет, чтобы я выходила за Александра. Мамочка, роди меня обратно! Или хотя бы, кто-нибудь, отвезите меня домой!
   Домой я сбежала при первом удобном случае - с одной семейной парой, чей маленький ребенок сильно устал и начал капризничать. Они тепло и нежно попрощались со всеми, и я подбежала к ним уже у самой их машины. Я что-то наплела про то, что Сэв отпустил мен в город, доверив им мою безопасность, и они с улыбкой усадили меня рядом с малышом в креслице, который замолк на какое-то время, изучая незнакомую тетю. Но как только первый интерес прошел и плач возобновился, я отработала свое право доехать до города тем, что крутила перед его носом погремушкой и что-то ему бурмулила и гулюкала.
   Я не ждала звонка от Савелия - специально оставила мобильник дома утром, чтобы не общаться с Александром и не врать, что не слышала звонка. Сэв знает мой дом, но не знает квартиру. Ну и ладно. Я вообще не поеду домой. К Александру! И завтра же уедем из города, или я за себя не ручаюсь, просто наложу на себя руки!
   Моему 'жениху' я запретила вообще спрашивать меня о чем-либо. Так и сказала с порога:
   - Не вздумай спросить, где я была. Один вопрос, и я разворачиваюсь и уезжаю домой, - и прошла в комнату, плюхнулась в кресло, включила телевизор и замерла. Вот так. Пусть знает, что я не марионетка. У меня могут быть требования, желания и условия.
   Александр тихо подошел ко мне, положил руку на плечо, и я вспрыгнула на него, прижалась к нему, к такому теплому, родному, домашнему, и разрыдалась. В голос, до серебряных точек в глазах, до дрожи в губах. Сквозь слезы я требовала, чтобы завтра же мы уехали из города! Он гладил меня и обещал все что угодно, лишь бы я была счастлива. О, вот это как раз ему не под силу... Но это я оставила при себе.
   В воскресенье мы встали рано, быстро собрались, так как необходимые вещи приготовили с вечера, как только Александр справился с моей истерикой, и в десять утра уже шли по пустынным аллеям загородного санатория к своему корпусу.
   Тишина вокруг была настолько благотворна, что я, забыв на время обо всех своих горестях, тихо стала напевать какой-то мотивчик. Дышалось легко, шагалось весело, и я подумала, что здесь быстро приду в себя, успокоюсь и восстановлю душевное спокойствие. Только... если удастся внушить Александру мысль отдохнуть от секса.
   Мы сидели на балконе, закутавшись в плед, я держала в руках чашку горячего чая и думала, что это настоящее блаженство.
   Холодный ветер доносил настойчивый запах хвои с горчинкой смолы, шумел в ветвях, осыпая иголки к подножию елей-исполинов, и мне хотелось плакать от избытка новых чувств.
   Больше мне ничего не хотелось. Я даже была бы не против, если бы Александр вышел из номера и ушел бы куда-нибудь по своим делам, тем более, что главный врач этого пансионата - его большой друг, и еще парочка пенсионеров отдыхают здесь, ожидая встречи со старинным приятелем.
   Мне было пронзительно светло и грустно, легко и невесомо, словно я оборвала все нити, связывающие меня с цивилизацией, с людьми, словно весь груз проблем остался так далеко, что можно о нем забыть и больше никогда не вспоминать.
   Но мой друг напомнил о нем очень скоро. Обнимая меня за плечи, прижимая к себе, он вдруг сказал:
   - Дорогая, а ведь у меня для тебя подарок, - и замолчал, видимо, ожидая моей заинтересованности и проявления веселого любопытства.
   Я как-то сразу подумала на кольцо. На то самое особенное кольцо, как знак глубокого чувства и желание узаконит отношения. И я испугалась.
   - Саш, ты сделал мне прекрасный подарок - эту поездку. Я очень тебе благодарна. Больше мне ничего не надо.
   - Совсем?
   Я кивнула.
   - Совсем-совсем? - он с лукавой улыбкой заглянул мне в глаза.
   Я заставила себя вежливо улыбнуться.
   - Здесь отличная кровать, - прошептал он мне на ухо. - Я буду делать тебе подарки каждую ночь, - он поцеловал меня в висок. - И каждый день.
   Меня замутило. Я смотрела на небо, напоминающее серые глаза одного человека... Низкое, затянутое облаками, оно вдруг стало давить на меня, словно груз в несколько атмосфер. Еще вчера я держала его за руку, и я сказала ему что люблю, а он извинился передо мной за это... Видимо, я побледнела, потому что Александр с беспокойством потрогал мой лоб, провел по щеке.
   - Ты хорошо себя чувствуешь? Впрочем, здесь отличные врачи, они тобой займутся, и через несколько дней ты себя не узнаешь.
   - Не узнаю? Здесь что, сплошь пластические хирурги?
   - Глупенькая, - засмеялся психолог. - Может, хочешь лечь, отдохнуть? Ты, наверное, не выспалась?
   Мне тут же захотелось броситься на кровать, но мысль о том, что Александр может последовать за мной и лечь рядом, остановила меня. Боже, я не смогу с ним жить! Я не смогу! Я не выдержу! Я сломаюсь! Я не хочууууу!!!!!
   - Александр... - начала я, даже не зная, что хочу сказать. - Я должна тебе сказать... - что же я должна ему сказать?
   Он только взглянул в мои глаза, и, думаю, все понял. Он как-то подобрался, перестал улыбаться, сгреб меня в охапку и прижал к себе.
   - Ты забудешь его. Ты забудешь, милая, и все станет как прежде.
   А как было прежде? Одиночество и отчаяние? Пустота и холод? Разве я этого хочу? Нет, я не хочу, как прежде.
   - Александр, когда ты понял, что я влюблена в твоего племянника? - в лоб спросила я.
   Он убрал от меня руки, отвернулся, выпрямившись и напрягшись, и я смогла вздохнуть полной грудью ароматы осеннего леса, прелость полусгнившей листвы.
   - Скажи, наверное, еще года три назад, когда я только описала тебе его внешность, ты уже понял, что это Савелий Лановой?
   Он молчал. Подумать только! Мой выдуманный психолог из юношеских фантазий сделал все, чтобы девочка обрела свое счастье с его сыном, подталкивая его к встрече с ней, а этот человек держал своего племянника вдали от меня, старался, чтобы мы не пересеклись. У них натянутые отношения, говорил он... И тем не менее, просил его о подарке для своей девушки, то есть для меня. Выходит, отношения между ними, все-таки, есть? Или он специально для меня говорил о сложностях в общении? Боялся нашей встречи?
   - Ты сказал, что был готов отпустить меня, если я встречу настоящую любовь, - прошептала я.
   Глупые слезы уже готовились к своему выходу на сцену. Душевная драма - их любимая пьеса.
   - Я признался, что так и не смог этого сделать, - проговорил Александр, по-прежнему избегая смотреть мне в глаза.
   - Так вот, Саш, - я уже шептала, мне почему-то стало больно говорить. Или страшно, уж не знаю. Мне сейчас вообще было сложно понять свои чувства. И я по-прежнему не знала, что скажу в следующую секунду... - Отпусти меня, потому что это случилось. Теперь я точно знаю, что люблю.
   Он хотел что-то возразить, но я не собиралась уступать ему. Пока я еще не сломалась окончательно и не впала в истерику, я буду излагать.
   - Да, я люблю. Безответно, без надежды на взаимность. Знаю, мне будет больно, но... все же я люблю. И я не хочу отрекаться от этого чувства.
   - Верочка, ты не понимаешь, что ты говоришь...
   - Почему это я не понимаю? Саша, я выросла! Мне не 16 лет, и даже не 20. Я взрослая женщина, и я могу отличить похоть от влюбленности.
   А к тебе я не испытываю вообще ничего, пронеслось у меня в голове. Спать с другом - это извращение. Я больше не буду извращаться. С друзьями надо дружить. Да и друг ли он мне? Я не знаю. Я теперь ничего не знаю. И в данную минуту даже не хочу биться над ответами на эти вопросы. Я хочу жить, я хочу дышать, я хочу летать. Я хочу рыдать... Мне нужно, чтобы убрали руку с моего горла!!!
   - Саш, отпусти меня, - попросила я тихо.
   Я не хотела обижать его, я не хотела ни в чем его обвинять. Долгие годы он служил мне верой и правдой, терпеливо сносил мои слезы и истерики, помогал мне, как только мог, и любил, не навязывая свое чувство, ничего от меня не требуя. Так пусть бы так все и оставалось...
   В дверь постучались, и через мгновение на балкон шагнул мужчина, чуть старше моего Александра. Солнцеву пришлось натянуть улыбку и подняться навстречу другу. Они пожали руки, слегка приобнявшись, Александр нас представил, и я, сообщив, что не намерена им мешать, решительно направилась к двери в номер. Я видела глаза моего друга, он умолял меня остаться, но я сделала вид, что не заметила его немой просьбы.
   Схватив с дивана куртку, я выбежала из номера, и только на улице почувствовала себя совершенно свободной. Мысль, что прямо отсюда я могу уйти куда глаза глядят, позволила мне улыбнуться. Вот только куда мне идти? В неизвестность? Или в прошлое? Блин, некуда...
   Выбор ограничился аллеей, обсаженной тополем, только деревья стояли обнаженные, неприглядные, одинокие. Впереди виднелся главный корпус и ворота, раскрытые настежь. Туда я и пошла. И уже приблизившись к резным воротам железного забора, ограждающего периметр территории, я увидела, на дороге черный джип. Мало ли таких джипов в городе, но мое сердце учащенно забилось. А когда из него вышел Савелий, мое сердце вообще готово было выпрыгнуть прямо к нему в руки. Знает своего хозяина. Любимого, выбранного добровольно и без принуждения.
   Я оглянулась на наш корпус, балкон нашего номера выходил прямо на главную аллею, Александр с приятелем курили, облокотившись на перила. Я не могла видеть глаза своего друга, но по тому, в какой напряженной позе он застыл, понимала, что он взволнован, что он, возможно, страдает, потому что не заметить Савелия было невозможно. А мой идеал уже направлялся в мою сторону решительным шагом.
  
   Он не улыбался. Взял меня за руку и молча направился по аллее. Думаю, он тоже видел Александра, и спешил к нему. Ну надо же какой, не поздоровался, будто мы чужие. Тогда почему держит за руку так крепко, как будто решил пресечь любую мою попытку вырваться и убежать? Но я и не убегу. От него-то? Да ни за что. Чтобы я там не решила с отрыванием от сердца. Вот вижу его, и отрекаюсь от самой себя.
   Нет, ну а для чего тогда жить, если не для любви? Просто влачить свое существование, пусть и не жалкое, ходить на работу, покупать хлеб, платить квартплату, и все? Ну, читать хорошие книги, заучивать стихи и смотреть комедии? И все? Я не знаю, но делать все тоже самое рядом с Сэвом - это счастье, а без него - смерть. Просто пустота и бессмыслица.
   Надо же, как один человек может преобразить все вокруг тебя просто одним своим присутствием. Просто своим существованием. Вот он есть, и мне уже хорошо. Я никогда не испытывала ничего подобного ни с одним человеком. Вот честное слово!
   Мы остановились под балконом. Александр с высоты второго этажа молча смотрел на нас.
   - Здравствуй, дядя, - это первые слова, которые я услышала от Савелия с момента нашей встречи.
   - Савелий, - Александр слегка наклонил голову, на лице маска, не понять, какие чувства его обуревают.
   - Это твой племянник? Ух, какой ковбой, - улыбнулся приятель Александра. - Я помню его еще школьником. Как годы летят.
   - Я приехал поговорить с твоей... невестой, - продолжал между тем Лановой.
   Вот гад! Что он делает! Зачем он так? Я видела, что Александр дернулся, словно получил пощечину.
   - А почему ты решил, что можешь говорить с моей невестой наедине?
   - Думаю, ты не захочешь присутствовать при этом разговоре, - в тоне Сэва послышались грозные нотки.
   Я стояла, как бесплатное приложение к этим двоим. Они оба мучают меня. За что? Савелий повернулся ко мне.
   - Вера, ты можешь уделить мне время и поговорить со мной?
   Такой официоз просто смутил меня... Я подняла глаза и посмотрела на Александра.
   - Саш? - спросила я у него разрешения.
   Думаю, я пошла бы с Сэвом в любом случае, но вот обижать друга мне не хотелось. Тем более разговор происходит в присутствии постороннего человека.
   Александр ничего не сказал, лишь кивнул, как-то обреченно.
   - Вот и хорошо, - хлопнул его по плечу друг. - А мы с тобой пойдем, пропустим по стопарику, а? Пока молодые гуляют, - и увлек его в комнату.
   Я молча шла за Савелием. Он не торопился начать разговор. Только сжимал мою руку, скрестив наши пальцы. Я могла бы так идти всю жизнь, неизвестно куда, лишь бы с ним, лишь бы вдыхать этот аромат его одеколона, и коситься на его профиль. Мужчина моей мечты.
   - Ты вчера убежала, - сказал он утвердительно, но я поняла, что это вопрос. Мне надо дать объяснение.
   - Савелий...
   - Тебе было плохо и не уютно там?
   - А ты как думаешь? Я сказала тебе о своих чувствах, а ты... о своих. Вернее, об их отсутствии... - ну и хорошо, что сейчас все выясниться. Нельзя жить с глупой надеждой на чудо, которое никогда не произойдет.
   - Разве? Разве я не сказал тебе о своих чувствах, Вера? - Савелий, наконец, повернулся ко мне, чтобы мое дыхание сбилось от красоты его глаз.
   Мои глаза - как небо весной в Карелии. Его глаза - как осенью в лесу.
   - Вера, почему ты постоянно отводишь глаза? - в который раз задал мне этот вопрос Лановой. - Честное слово, расстрелял бы того, кто тебя обидел. У тебя была несчастная любовь? Тебя обидели, и ты потеряла веру в себя?
   - Нет, - я помотала головой. - Я никогда никого не любила так... - я чуть не проговорилась, но зачем ему лишний раз слушать то, что в прошлый раз не произвело на него особенного впечатления. - Так, чтобы сойти с ума и разочароваться в жизни...
   - Тогда что случилось?
   - Тебе будет не интересно, - улыбнулась я немного грустно.
   - Мне интересно все, что ты говоришь.
   От этих слов раскаленная нежность потекла по моим жилам. Впереди мы увидели кафе. Домик, стилизованный под избушку на курьих ножках, окруженный разлапистыми елями. Красиво! Особенно, когда смотришь на него, держа свою руку в горячей ладони Савелия.
   Конечно, я мгу спросить его, мол, зачем ты приехал? Давай поговорим и расставим все точки над i, но... я не готова так быстро с ним расстаться. Пока есть возможность продлить время его присутствия, я буду молчать и ждать.
   - Ты не замерзла? Хочешь чая? - спросил меня Сэв, и не дожидаясь ответа, свернул к избушке.
   Внутри было тепло, пахло свежей выпечкой, играла музыка. Савелий хотел накормить меня всем подряд, но мы сошлись на чае и шоколадке. Поскольку, шоколад был только горький, мне оставался только чай. Не терплю горький шоколад. Мне даже молочный отечественный кажется не достаточно сладким.
   Мы взяли чашки, и вышли на улицу. Недалеко от кафе виднелась открытая беседка, туда мы и направились.
   - Расскажи про себя, - напомнил Сэв.
   - В общем, рассказывать особенно не о чем, - произнесла я, а слезы уже побежали по моим щекам прозрачными ручейками.
   Вот честное слово, не собиралась реветь, но тут столько всего навалилось, как во всем разобраться. Без помощи психолога не разберешься, но... кто спасет меня от самого психолога?
   - Глупая история, даже и говорить о таком стыдно, - начала я, не обращая внимания на слезы. - Это было в лагере. Нет, там ничего не было, я просто подцепила болезнь.
   - Какую? - Сэв округлил глаза.
   - Детскую, - сказала я возмущенно. - Что я могу подцепить в 11 лет в пионерском лагере? Заразный лишай.
   - А, мало ли про какой лагерь ты говоришь....
   - Короче, это случилось летом, я пролежала месяц в больнице. Это было, в общем-то, интересное время. У нас оказалась дружная палата, и девчонки, и мальчишки. Мы устраивали театр теней, вешая на окно покрывало, делали разные инсценировки, придумывали еще какие-то игры. Было только одно, что омрачало мою радость - мне состригли волосы.
   - Совсем?
   - Я была как колобок. И там это было в порядке вещей, но я приехала в город, и мне предстояло пойти в новую школу, в новый класс. В четвертый.
   - Ну, можно ходить в шапке, тем более, что осень, это нормально.
   - Да, это нормально. У меня был зеленый берет, в нем я и пришла 1 сентября на линейку. Учителя были предупреждены, а вот детей разбирало любопытство. И вот примерно день на четвертый после начала занятий, с меня первый раз сорвали берет, - я остановилась, чтобы успокоиться.
   Боже, как давно это было, двадцать лет назад!! Почему же так больно!
   - Надо ли говорить, что замерли все, кто находились на первом этаже возле раздевалки. Это было шоу. Мне предстояло добежать за беретом, потому что его отшвырнули довольно далеко. И под улюлюканье и громкие ахи, я ринулась за ним. Я задыхалась от рыданий и ужаса, мне казалось, что сейчас погаснет солнце, а учительница пожала плечами, сказала, что ничего страшного не случилось, и повела наш класс дальше в столовую на обед.
   К этому времени мы уже вошли в беседку. Савелий взял из моих рук чашку, и вместе со своей поставил на перила. Я увидела в его глазах сочувствие. Не жалость, а участие. Он как будто понимал мои переживания. Страдания маленькой девочки, которой страшно оказаться опозоренной перед веселой толпой.
   - С тех пор сдирание берета с моей головы стало развлечением на переменах. Я часто отсиживалась в туалете, в дальней кабинке, глотая слезы, и возвращалась в класс только после звонка на урок.
   - У тебя были друзья в том классе? - Савелий приблизился ко мне и... обнял меня за талию, прижав к себе.
   Вот тогда мне захотелось умереть. От счастья. Потому что ничего нет лучше, чем прижиматься к нему...
   - Ну, периодически они со мной общались, но большей частью мне устраивали бойкоты, и девчонки опасались со мной говорить под предлогом того, что если их увидят, то с ними тоже не станут больше разговаривать.
   - Злые дети, - выдохнул Сэв.
   - Да, обычное дело. Однажды со мной за парту посадили самого красивого мальчика в классе. Он возмущался несколько уроков подряд, почему с ним так поступили, демонстративно отворачивался от меня, а потом все же добился того, что меня отсадили на заднюю парту...
   - Дурак.
   - Положение обязывало, - грустно улыбнулась я. - Для подержания статуса он должен был быть недосягаем для таких уродов и изгоев как я.
   - Но потом ведь волосы отрасли?
   - Не сразу, первый год я так и ходила в берете. А учительница по трудам заставляла меня его снимать. Когда я заходила в ее класс, я была обязана снимать головной убор.
   - Почему?
   - Не знаю, или не помню, но она требовала.
   - И ты никому не жаловалась?
   - Как я могу пожаловаться на взрослого человека? Взрослый человек всегда прав априори. Этому меня учли.
   - Понимаю, - Савелий вздохнул. - И что дальше?
   - Хочешь еще про эту учительницу?
   - Так это ее надо убить?
   - Зачем? Это она убила меня, - слезы все не высыхали.
   - Рассказывай.
   - Однажды мы готовили кашу. Понимаешь, я дома никогда до этого ничего такого не делала. И не умела. А тут взяла, и высыпала в кастрюлю весь пакет пшенки. А надо было отмерить немного. Учительницу это возмутило, и она долго ругалась, что я такая глупая. Заставила потом меня давиться этой кашей, есть ее перед всеми... Всю, конечно, я не осилила, но с тех пор пшенку ненавижу.
   - Гадина, - процедил Сэв.
   - С тех пор она всегда меня гнобила. Никогда не упускала возможности поругать, тем более что я постоянно ей эту возможность предоставляла. И однажды она накричала на мою одноклассницу, потому что та попросила меня выдавить из пакета творог, знаешь, был такой в узких круглых брикетах. 'Кому доверила? - кричала она через класс. - Кому ты доверила? Забери сейчас же!'. И девочка неуверенно забрала у меня пакет, а я весь урок просидела просто так, не смея поднять глаза. С тех пор учительница отправляла меня со своего урока в детский сад за своей дочкой, поясняя, что на ее уроках мне делать нечего. Надо ли говорить, что я ненавижу готовить с тех самых пор?
   - А говорила мне, что отлично это делаешь, - улыбнулся Сэв.
   - Ну, это мне надо было перед тобой цену набить, - я тоже улыбнулась. - Потом я ушла из этой школы. Мы переехали в другой микрорайон, и все было нормально. Но когда я появлялась в этих местах спустя много лет, мне постоянно летело вдогонку то из одного двора, то из другого: 'Эй, лысая!'. Я много лет проходила с длинными волосами, и даже челку не стригла. Боялась.
   - Но сейчас все по-другому, - он погладил мои волосы.
   - Не знаю. Я совершенно не верю в то, что могу хоть что-то. Я боюсь похвалы, потому что она всегда незаслуженна. Просто, видимо, мне как-то ловко удается пустить пыль людям в глаза. Я боюсь, что однажды откроется то, что я ничего не умею и не могу, и с меня сорвут все эти эполеты похвалы и почестей. А когда я слышала лет в 17-18 в свой адрес что-то типа: 'Ой, какая симпатичная девушка, одна и скучает', я не воспринимала это как комплимент. Я ждала подвоха, поэтому не позволяла себе вестись на эти слова и улыбки. Это говорили с одной целью - убедить меня поверить, чтобы потом посмеяться надо мной.
   - Ты живешь прошлыми страхами, которые остались в прошлом. Но ты их не отпускаешь. Не они тебя, Вера. Пора просто все забыть. Эту боль, эту несправедливость то, что никто за тебя не вступился... просто забыть... Это не правда. Это ложь.
   - А я так и отношусь к этому до сих пор. Даже Александр не смог ничего с этим поделать...
   - Слушай, Вера, ты же его не любишь? - ухватился за эту тему Савелий. - У вас огромная разница в возрасте.
   - Ну и что!
   - Ты просто благодарна ему, что он помог тебе, когда тебе было трудно. Он был рядом, и ты не так остро чувствовала свое одиночество, но разве выходят замуж только из чувства благодарности?
   - Послушай, Савелий, а почему ты сам не женишься? Может, ты противник этого действия в принципе, а? А то мне вдруг на минуту показалось, что ты имеешь что-то против конкретно моей кандидатуры жениха.
   - Я нормально отношусь к браку по любви, - пожал он плечами.
   - Сколько тебе лет?
   - 35.
   - А почему ты все еще не женат?
   - Для этого нужно...
   - Что?
   - Не могу сказать.
   - Ну вот, а я думала, что узнаю секрет, и может быть, мне повезет... - буду говорить правду, и ничего кроме правды. Так легче. К чему играть, интриговать?
   - Ты хотела бы выйти за меня замуж? - оно сузил глаза, в которых запрыгали чертики.
   - Хотела бы... Но ты молчишь, и шансов у меня - никаких.
   - Вера, наш чай! Он совсем остыл, - и Савелий, решив ловко сменить тему, подал мне чашку. - Так, подожди шоколад, - он принялся ловко разворачивать шуршащую обертку.
   - О, нет, спасибо, такой я не ем.
   - Как это не ешь? Ты знаешь, что настоящий шоколад должен быть горьким?
   - Знаю, и не люблю. Я люблю ненастоящий молочный импортный шоколад, вредный и некачественный, - улыбнулась я.
   - Просто попробуй, - он отломил мне кусочек.
   - Ты что, я не ем такой! - я даже отвернул голову, и отскочила от него в сторону.
   - Но почему?
   - Потому что он горький!
   - Так в этом-то самый смак!
   - От горького меня тошнит.
   - Не поверю. Пока сам не увижу, - с этими словами он нагнал меня и снова протянул мне квадратик шоколада.
   Я опять попыталась увернуться. Он прижал меня к стене, чтобы я не двигалась, поставил рядом свою чашку, и снова попытался засунуть в меня этот противный шоколад. Ему стало весело, он смеялся.
   - Давай, за маму, за папу, за меня. Ты хочешь, чтобы я был здоров и жил долго? Тогда ешь.
   Он прижал меня к перилам так сильно, что мне показалось, что я чувствую его маслы, или как это называется - кости таза? Меня даже в жар бросило, но я по-прежнему пыталась увернуться. В конечном итоге я поддалась, потому что больше не могла заставлять себя сопротивляться, и он довольный засунул шоколад мне в рот.
   Боже, как противно! Я же говорю, что ненавижу горький шоколад! Он даже показался каким-то сладковатым, но на ум пришло только сравнение со сладким трупным запахом, и меня замутило. Я извернулась, и выплюнула то, что попыталась разжевать.
   Под смех Савелия я стояла и отплевывалась. Моя чашка была далеко, и я решила, что в такой ситуации могу воспользоваться чаем из его кружки. Я схватила еще горячий чай, намереваясь запить то безобразие, от которого только что избавилась, краем глаза вдруг заметив, как изменилось лицо Савелия.
   Только что он смеялся надо мной, сузив хитрые глаза, недоумевая по поводу моей нелюбви к сладости, а теперь его перекосило от гнева. Дальнейшее вспоминается как в замедленной съемке. Вот я поднимаю чашку, приоткрыв уже рот, его рука вылетает вперед, выбивает чашку у меня из рук, и брызги горячего напитка попадают мне на лицо и плечо. В недоумении я застываю, раскрыв рот, чашка падает у моих ног с гулким шумом, но не разбивается. А в следующую секунду гнев пропадает с красивого лица банкира, и он уже отбегает к перилам, ограждающим беседку, замирает, отвернувшись от меня.
   - Что это было? - спрашиваю я тихо, в глазах закипают слезы.
   - Прости, - еле слышно отзывается он, не оборачиваясь.
   Нет, я понимаю, брезгливость. Бывает, я из папиной чашки тоже пить никогда не могла, а он часто предлагал попробовать то свой чай, то сок. Но тогда Сэв мог просто не пить после меня, сделав вид, что не хочет. К чему такие крайние меры?
  
   И тут мне вспомнилось, как он отреагировал, когда порезался. Как затирал капли крови на бетонных ступенях, как тщательно смывал ее с раковины, не подпустил меня к себе. Теперь вот чашка. Что щелкнула у меня в голове. Стала вырисовываться картинка, но не хватало кое-каких подтверждений.
   - Савелий, - позвала я его тихо. Он едва повернул голову в мою сторону, но я видела, как он напрягся. - Савелий, повернись ко мне. Пожалуйста.
   Я медленно подошла сзади, и когда он порывисто обернулся, он столкнулся со мной нос к носу и от неожиданности вздрогнул. Я уловила его дыхание, с легким привкусом клубничного чая. Боже, какой аромат. Как мне хочется вдохнуть его еще раз. Но Сэв попытался отодвинуться, теперь уже стараясь не демонстрировать это.
   - Что ты сказала?
   Меня била дрожь, но я потянулась к нему. Своим некрасивым лицом с ужасным носом, с дурацкими губами, такая вся слепленная пьяным сапожником, совершенно никогда до этого не имевшим дело с человеческим материалом, я тянулась к красоте и совершенству. И мне было все равно, я просто хотела глотать его дыхание, я хотела...
   - Я попросила тебя поцеловать меня. Знаю, это может быть неприятно тебе, я знаю, как я выгляжу. И одно дело просто дружить и общаться, и другое дело целовать не красивую девушку, но я очень тебя прошу, один раз в жизни, сделай это. И мне хватит этого воспоминания до конца моих дней. Я буду благодарить судьбу за этот подарок до самой смерти. Сэв, поцелуй меня.
   Голос мой истончился и оборвался, мне было трудно говорить, мне было трудно дышать. Мне было больно, потому что мужчина моей мечты замер, боясь дышать, и не шевелился. Он не собирался ответить на мою мольбу!!!
   И тут меня прорвало.
   - Ты бережешь свою кровь! Ты так жаден, что не хочешь поделиться со мной даже своей слюной! У тебя что, все микробы на пересчет, и их ты тоже жалеешь для меня? Не хочешь расставаться со своим, да? Тебе жалко микробов дял меня?
   Меня стала бить дрожь. Я опозорилась. Я опростоволосилась. Я попросила о том, что он никогда не захочет сделать. Я оказалась в глупейшем положении. Мне стало больно и обидно.
   - Дурочка, если бы ты знала, как ты права, - проговорил, наконец он.
   - Что? Я не понимаю. Ты о чем?
   Он замолчал, сжав губы, словно старался сдержаться и не проговориться.
   - Савелий, объясни мне пожалуйста, прошу тебя. Я словно собачка. Ты держишь меня на коротком поводке. И убежать не позволяешь, и когда на грудь тебе лапки положить хочу, отталкиваешь. Бедная псина не понимает, как ей себя вести. Ее гладят по голове, чешут за ушком, но как только она хочет облизать лицо обожаемого хозяина, тут же получает по носу. Как ей себя вести? Как к ней относятся?
   - Что ты хочешь, чтобы я тебе сказал? - Савелий поднял на меня усталые глаза.
   - Ничего. Я больше ни о чем тебя не попрошу.
   Все, я тоже устала. Все бесполезно. Я больше не буду бороться за него. Все, конец. Тушите свет.
   - Я больше не прошу, я требую - отпусти меня. Дай мне уйти. И больше не зови.
   - Что? Что ты хочешь сказать? Куда ты пойдешь? К нему? К Александру? - его глаза сверкнула гневом.
   - Да. Он честен со мной. Он говорит, что чувствует, и также поступает. Я ему верю. С ним спокойно и надежно. Я иду к нему.
   - Стой. Скажи, что он тебе говорил про меня? - он придержал меня за рукав куртки не давая мне уйти.
   - А что? Почему ты спрашиваешь? И теперь тебе не все ли равно?
   - Ты можешь думать что хочешь, но мне не все равно. Он говорил тебе, что я повеса и бабник, да? Что веду такой образ жизни, который тебе не подобает. И я тебя, в сущности, не заслуживаю, так? Потому что по просто не способен оценить тебя по достоинству, да?
   - Ну, примерно. Знаешь, он не говорил конкретно о тебе. Ничего плохого, никаких фактов, - начала я оправдывать Александра. - Просто про такой тип людей.
   - Какой тип? Все люди разные, и типы настолько приблизительны, что это просто чушь, эта его попытка общей классификации.
   Я молчала. Я смотрела на его губы, оставшиеся для меня недостижимыми. А сколько женщин и девушек вкусили их сладость? Сколько девушек испытали на себе его страсть? Сколько девушек знают его, прекрасного Адама?
   Вот он просто стоит рядом, смотрит на меня, а мое тело уже поет. Александру надо сделать так много, чтобы разжечь меня. Он знает мои эрогенные зоны, и они-то меня выдают. Но вот Савелий даже не прикасаясь ко мне, делает со мной тоже самое. Может, это и есть совпадение на генном уровне, что он мой? Вот только я не его.
   - Вера, я не распутник, - произнес Лановой очень серьезно. - Да, в моей жизни были женщины, но все они нравились мне в свое время, и я испытывал к ним искренние чувства. Но все проходило, страсть остывала, и я нуждался в новом чувстве. Я не мог жить в сердечной пустоте и покое. Но каждый раз я был искренен и честен с той, с которой вступал в связь. И прощался со всем порядочно, - он вздохнул, и столько печали и тяжести было в этом вздохе. - Рассказать тебе теперь мою беду?
   - Расскажи, - меня обдало кипятком от страха, что сейчас я услышу что-то, что объяснит мне, почему мы не можем быть вместе.
   Он увлек меня к скамейке, усадил, сам сел рядом. Взял мою руку своими горячими ладонями.
   - Меня подвела навязчивая идея - переспать с негритянкой, - он отвернулся, потому что я всем корпусом развернулась к нему. Нет, я не ханжа, и я не собиралась его отчитывать, просто не удержалась. - Да, Вер, знаю, глупость, - он усмехнулся. - Джон рассказывал, что они такие темпераментные и знойные, и я даже не ожидал, что эта дурацкая мысль засядет у меня в голове. В тот год мы проводили отпуск на сафари, как обычно. И в одном селении я повстречал ее. Красивую, высокую, крепкую, уверенную. Бедная крестьянка, но с королевской осанкой, с горделивой поступью. В общем, я не мог не влюбиться в нее... И еще эта идея-фикс... Приехал в город, и, конечно же, забыл про нее. Просто эпизод. Раз попробовал, и сразу же освободился от этой зависимости. Ну да что я рассказываю тебе, у тебя вон какие глаза огромные. Тебя шокирует моя откровенность?
   - Нет, продолжай, пожалуйста, - попросила я, боясь даже моргать, чтобы не сбить его.
   - А потом появились странные симптомы. Здоровье стало подводить. Понимаешь... Эх, нет, конечно, ты такое не поймешь... Проклятье! Ну как о таком можно рассказывать неискушенной девушке! - вскричал Савелий и даже ударил себя по лбу кулаком, вскочив.
   - Ну, не такая уж я и неискушенная, - я даже слегка порозовела.
   - Ах, ну да, Александр. Интеллигент и умница, культурнейший человек и мудрый учитель. Только, милая, это все равно, что ты девственница, - проговорил он со странной злой улыбкой. - Разве ты узнала, что такое страсть? Сжигающая, испепеляющая, сводящая с ума? - опять его глаза странно изменили цвет.
   - Узнала, - пролепетала я.
   - С ним? - да, он знал, что спрашивать...
   Я отвела взгляд. Конечно же, нет. Да, он прав. Он все понимает про меня. Словно все знает.
   - Пожалуйста, продолжай, - попросила я.
   - Хорошо. Я испугался. Я занервничал. Рассказал Джону. Тут мы вспомнили про тот случай, про ту чернокожую королеву. Джоник посоветовал сдать кровь на анализ. У него есть знакомый врач, который гарантирует полную анонимность в любом случае, при любом результате, понимаешь? Ах, да, - спохватился он. - И анализ показал, что я... словил вирус, - он достал сигареты и закурил. Молча глотал дым, делал затяжку за затяжкой, а мое сердце наполнялось страхом. За него.
   - Что за вирус? - выдавила я.
   - Смертельный, - Сэв нервно хмыкнул. - Еще и заразный, понимаешь? - и он как-то зло посмотрел на меня. - Я выяснил, что он не передается со слюной, и воздушно-капельным путем от меня не заразиться, и я был вынужден прекратить всякие отношения с женщинами, и на поцелуи тоже наложил табу. Так моя жизнь превратилась в ничто, в пустыню, - он опустил голову, бездумно смахивая пепел с сигареты.
   - Отсутствие секса лишило твою жизнь смысла? - отважилась я на вопрос хриплым голосом.
   Он медленно поднял глаза и посмотрел на меня так, что я смутилась.
   - Вер, я знаю разницу между сексом и любовью, - тихо сказал он. Даже как-то излишне нежно. Или мне так показалось. - Но поверь, одно другому не мешает. А любить мне стало противопоказано, и я избегал любых знакомств и отношений.
   А как же тогда я? Меня ему было не жалко? Или отношения со мной не могли перерасти ни в секс, ни тем более в любовь?
   - Ты первая, кто за этот год растормошила меня. Ты первая, с кем я рискнул... - он резко отвернулся. - О ком я решился мечтать, понимая, что мне не на что надеяться...
   - Ты влюблял меня, прекрасно зная, что ничего не сможешь мне дать, - я пыталась осмыслить это.
   - Я влюблял тебя, потому что сам влюбился, и не мог думать и рассуждать здраво, - возразил он с горячностью. - Да, я эгоист, я знаю... Просто страшно... - он снова отвел глаза, и я заметила, что он пытается сдержать слезы, отчаянно смаргивая их, но влага уже сверкала в широко раскрытых глазах. - Вера, страшно умереть в одиночестве, без тепла, без внимания, без сочувствия... - он почти шептал. - Можешь ненавидеть меня, и я признаюсь, что не знаю, чем бы закончились наши отношения. Нет, не так, я не причинил бы тебе вреда и не заразил бы тебя, но, может быть, не признался бы в том, что смертельно болен и умираю... Я просто хотел немного счастья... Да, Вер, виновен, - он грустно улыбнулся и снова затянулся сигаретой.
   Я решилась погладить его по предплечью, чувствуя, как напряжен его бицепс под легкой курткой.
   - Как ты со всем этим справился? - спросила я. - Что с тобой было, когда ты узнал правду. Это... страшно?
   Савелий вдруг благодарно улыбнулся мне. Похоже, ему казалось необходимо выговориться, и он рад такой возможности. Что ж, а я готова слушать его бесконечно. Только.... Только... бесконечности-то, похоже, у нас как раз и нет. Мое сердце уже рыдало. Боже, он умирает. Моя любовь, мой герой, моя мечта умирает...
   - Было сложно. Сначала запил, потом стал искать смерти. Рисковал, не берег себя совсем, ходил по острию ножа. Я перепробовал практически все экстремальные виды спорта за этот год. Я и до этого многим увлекался, только теперь был без тормозов. И знаешь, что самое смешное - не получил ни одного увечья. Со мной не случилось ни одного несчастного случая. Синяки, и все. Рядом погибали или становились инвалидами друзья и знакомые, а мне хоть бы что. Проклятый вирус словно оберегал меня, отстаивая свое индивидуально право на мое уничтожение... - Лановой отбросил выкуренную до фильтра сигарету и тут же потянулся за пачкой, но я взяла его руки, останавливая. Он ухватился за меня, и уже не отпускал.
   Я позволила себе положить голову ему на плечо. Пусть чувствует тепло родственной души. Он помог выговориться мне, я хочу помочь ему. Хоть какая-то польза от меня будет.
   - Ты все же взялся за ум, и завязал с рискованными занятиями? - помогла я ему продолжить свой рассказ.
   - Да, ради матери и отца подумал, что не стану самоубийцей. Пусть все идет своим чередом и когда смерть придет за мной, я буду спокоен. Продолжал жить, даже опять начал радоваться каким-то событиям, получать удовольствие. Только забыл что такое запах женщины... Даже как-то смирился с этим. Я и пить бросил, чтобы контроль над собой не терять. А тут... ты. Глазастая, озорная, смешливая, с претензией на ироничность. Ты понравилась мне сразу, когда первый раз принесла мне кофе. Я решил приглядеться к тебе. Понимаешь, в тебе есть что-то такое... как глоток свежего воздуха. И это небо в твоих глазах... И столько надежды. Как будто ты немного заморожена, и только и ждешь, когда тебя разбудят, отогреют и вернут к жизни. В тебе столько силы и огня, что это притягивало меня все сильнее с каждым днем. Мне просто захотелось жить и чувствовать. Я больше не хотел быть просто рыбой, бессмысленно встречая и провожая очередной день. Я опасался, что однажды не сдержусь, и тогда я поклялся, что никогда не поцелую тебя. Потому что иначе... я просто подвергну твою жизнь опасности.
   - Я не понимаю... - пробормотала я, сотрясаясь в нервных конвульсиях от только что услышанного. - Я не поняла, Савелий, ты что.... умрешь? - последнее слово я практически прошептала, сил озвучить эту страшное известие у меня не было.
   До меня только сейчас начало доходить то, что он сказал. Как только я услышала о его чувстве ко мне, я сразу испытала боль близкой утраты.
   - Да, я умираю. Только неизвестно, проживу я еще один день, или один год, - сказал он грустно.
   - Я не понимаю, почему все так? Мамочки, как же мне страшно, - слезы прорвали плотину и ринулись с силой ниагарского водопада, тут же замочив все лицо. - Савелий, как же так? А я? Как же я? Что тогда будет со мной?
   Красота, такая красота не должна умирать. Она должна быть вечно. Но узнать, что ее срок подходит уже к концу, оказалось невыносимо. Как же жестока ко мне судьба, этот злой рок, который решил уничтожить меня, дав мне в руки самое ценное и дорогое, но лишь на минуту, чтобы отнять навечно.
   - Глупенькая, у тебя все будет хорошо, - проговорил Савелий с нежностью. - Честно сказать, я не думал, что вызову у тебя такие чувства. Я, в общем-то, и не старался влюбить тебя в себя. Я просто сам был влюблен, без надежды на счастье. Но я смалодушничал, я не смог пройти мимо, равнодушно, чтобы уберечь тебя от такого разочарования. Прости.
   - Простить? За что? За то, что я люблю тебя? Саввушка, да я просто родилась, чтобы любить тебя, понимаешь? Каждая клеточка моего тела откликается на твое присутствие. Моя душа поет рядом с тобой. Я живу в последнее время только от встречи до встречи с тобой. Я готова забыть про все на свете, оставить все, что было дорого, лишь бы иметь возможность делать то, от чего тебе будет хорошо, - слезы уже жили своей жизнью, сердце самостоятельно выбрало ритм, в каком ему биться, все во мне было натянуто струной, звенящей и гудящей. Голова кружилась от пьянящего пронзительного счастья и горя. Как это все понять, осмыслить и уложить в моей бедной душе? Боже, как же я сейчас смертельно счастлива, трагично рада...
   Он просто смотрел на меня, а мое тело уже пело, волновалось и звенело от напряжения. Александру нужны были руки, слова и усилия, чтобы завести мое тело. А здесь человек не прикоснулся ни к одной эрогенной зоне, а все во мне горит и тает, течет и полыхает от одного только взгляда пронзительных серых глаз, глаз цвета осеннего неба над лесом.
   - Савелий, сколько ты уже болен?
   - Год.
   - И год ты живешь в ожидании смерти?
   - Да.
   - Я хочу быть с тобой столько времени, сколько тебе отмерено на этой земле. Ты не прогонишь меня?
   - Вера, когда я просил тебя отказаться от свадьбы с Александром, я вовсе не имел в виду себя как альтернативу, понимаешь? Я не смогу быть с тобой. Я не прикоснусь к тебе никогда. Я отказываюсь даже поцеловать тебя.
   - Но почему? Ты же сам сказал, что твоя слюна не отравлена, и это не опасно для меня! - вскричала я в порыве обиды и непонимания.
   - Дурочка, это опасно для меня, - сказал Сэв со странным выражением лица.
   Краска залила мое лицо. Что я слышу - он... не ручается за себя, потому что я его волную???? Нет, он должен мне это сказать. Я хочу это услышать, чтобы в это поверить!!!
   - Сэв, почему?
   - Ты знаешь. Вера, ты должна знать - я тебя люблю. И ... нет, я не буду говорить об этом, - он выпустил мои руки и порывисто вскочил, чтобы нервно заходить по веранде из стороны в сторону.
   - А если мне это очень надо? - и я решила прочитать ему кое-что:
   Худа, веснушчата, курноса,
   И ничего от женской стати.
   Среди подруг, красивых, рослых, она как будто и некстати.
   Но самый умный, лучший самый
   Ежеминутно, ежечасно
   Твердил неверящей упрямо: 'Ты так прекрасна! Так прекрасна'!'
   Ему поверила однажды, улыбкой расцветя счастливой.
   И взором, и движеньем каждым
   Открылась всем такой красивой.
   Явилось столько в ней, откуда?
   Тепла, и нежности, и света.
   Дивились люди: 'Что за чудо?!'
   А ведь и вправду чудо это.
   (Стих. Ирины Бариновой)
  
   Савелий посмотрел на меня, и вдруг с тихим вздохом обнял меня.
   - Ну почему ты не веришь в себя? Если бы ты могла увидеть себя моими глазами. Милая, нежная, хрупкая, сильная... Ты необыкновенная. И да, ты прекрасна!
   Он отодвинул меня, держа руками за плечи, и с улыбкой разглядывал мое лицо. Я, конечно же, опустила глаза. Так близко от себя видеть эти совершенные черты и сознавать что я ему не пара...
   - Э, нет, не смей опускать глаза! Только не это!
   - Савелий, поцелуй меня, - попросила я снова.
   Я уже знала, чего хочу. Чего мне надо. Если подлая судьба не хочет дать мне счастливую жизнь, то я силой заберу из ее лап счастливую смерть.
   - Ты же знаешь, что я не могу, - проговорил Савелий грустно и с какой-то злостью. Но я понимала, что он злится не на меня. - Всего одна ошибка, и такая жестокая расплата, - пробормотал он. - Я не хочу, чтобы ты совершила подобную ошибку.
   Он не ожидал того, что я сделаю в следующую секунду, поэтому не смог вовремя защититься и избежать нападения. А поэтому я, будучи изначально слабее, но хитрее и изворотливее, набросилась на него в тот момент, когда он не смотрел на меня.
   Пока он падал навзничь, я висела на нем, держась за его шею так, что никто, пожалуй, не мог бы оторвать моих рук от него, и главное - я успела вцепиться зубами в его губу, отчаянно прокусывая ее изо всей силы, чтобы было наверняка. Мы падали секунды три, и за этот длинный отрезок вечности он только успел всплеснуть руками, я же успела слизать первые капли его крови, которую он так оберегал от моих посягательств еще недавно.
   Но как только Савелий пришел в себя, игнорируя боль в ушибленной голове и прокушенной губе, он с силой тряхнул меня за плечи, отрывая от себя, и сбросил на дощатый пол, стараясь не ударить меня. Я же не могла оторвать жадного взгляда от тонкой струйки крови, стекающей ему на подбородок.
   Пусть думает что хочет, пусть ненавидит меня и бесится, но мне нужна его кровь, больше крови. Я недаром занимаюсь борьбой! Как же мне это сейчас пригодилось. Освободившись от захвата его цепких рук, я юркнула ему под локоть, мягким ударом ладони в подбородок запрокинула его голову, плечом оттесняя вторую его руку, и снова припала к его лицу, яростно слизывая кровь и высасывая ее из разорванной губы.
   Он зло зарычал, срывая меня с себя. На этот раз он причинял мне боль, желая отбросить меня куда-нибудь подальше. И все это молча, под мое тяжелое дыхание, под его рык. Мы катались по полу, и я каждый раз счастливо вскрикивала, когда мне вновь удавалось измазаться в его крови. Мне не было его жалко, я не собиралась извиняться за то, что сделала ему больно. Я хотела получить хоть что-то от этого человека.
   - Вера, хватит! Ты с ума сошла! - наконец заорал Савелий, рывком отпихивая меня от себя.
   Я засмеялась, отползая к ограде беседки. Слезы блестели у меня в глазах, но я давилась смехом.
   - Ты дура!!! - орал Савелий, вскочив на ноги и сжав кулаки. - Ты сумасшедшая! Ненормальная! Ты псих!!!
   Я все смеялась.
   - Идиотка! Что ты наделала!!! Ты понимаешь, что ты наделала??? - он в отчаянии заламывал руки. Потом подбежал ко мне и рывком поставил меня на ноги. - Быстро к машине! Мы едем в город. Я везу тебя в больницу. Может быть, можно успеть что-то еще сделать!
   Как только я поняла, чего он хочет, я тут же вырвалась. Вообще-то освободиться от захвата - плевое дело для меня. Отскочив на безопасное расстояние, я остановилась напротив него, облизывая губы и подбородок, чтобы ни капли его крови не осталось снаружи, все только вовнутрь!
   - Савелий, - сказала я, тяжело дыша после неожиданного спарринга, - я никуда не поеду. Если ты еще раз заикнешься про город и больницу, я просто убегу куда-нибудь в лес, и ты меня не найдешь, понятно?
   - Тебе нужна помощь, глупая! - его глаза умоляли меня понять всю серьезность моего положения.
   - Ты же сказал, кажется, что этот вирус неизлечим, - прошептала я.
   - Но может, он еще не успел отравить всю твою кровь, - на его глазах выступили первые крупные слезы.
   - Ой, я очень надеюсь, что успел, - прошептала я, медленно приходя в себя.
   Осознание того, что и я теперь смертельно заражена, вызвало странное чувство. Внутри стало пусто и холодно, какой-то ураган пронесся сверху вниз через весь организм, сердце забилось в бешеном ритме. Страх, липкий тягучий страх схватил за горло, и мне вдруг стало трудно дышать.
   - Что ты со мной делаешь, - прошептал Сэв, глядя на меня с пронзительной тоской. - Как мне теперь умирать, зная, что я виноват в том, что только что произошло. Вера...
   - Ни слова больше, - прервала я его и подошла к нему. - Сэв, тебе было одиноко. Ты сам сказал об этом.
   - Да, но я не требовал, я не ждал такой жертвы... - его глаза умоляли меня, он не мог поверить в то, что только что произошло. Он облизывал раненую губу, не сводя с меня испуганных глаз.
   - Теперь ты, хочешь того или нет, будешь со мной. Ты можешь меня целовать, ты можешь со мной... быть, - нет, я не собиралась краснеть и опускать глаза. Напротив, теперь я собиралась взять от жизни все. И от этого человека напротив, с сумасшедшим отчаянием в глазах, тоже.
   - А если я откажусь? Должен же я как-то наказать тебя?
   - Дурачок, - я засмеялась. - Теперь-то уж ты точно мой, не отпущу тебя, - и я подошла к нему, чтобы прижаться к его груди, бурно вздымаемой от прошедшего боя и перенесенного волнения.
   Савелий протянул руки ко мне навстречу, но как только я прижалась к нему, он почти грубо сгреб меня в охапку и потащил прочь из беседки.
   - Ненормальная, я все равно тебя спасу, - прорычал он, таща меня по тропинке к центральному въезду в санаторий.
   Разумеется, я могла вырваться, хоть мягко, хоть положив Ланового на лопатки, но... для него так важно, чтобы со мной все было хорошо, он так за меня тревожится... И я подчинилась. Я тихо и безропотно пошла туда, куда он меня тащил.
   Он лишь подозрительно покосился на меня, перестав чувствовать мое сопротивление, но хватку не ослабил, полагая, что это может быть каким-то обманным маневром с моей стороны, призванным усыпить его бдительность. Дурачок, как он не понимает - я все равно никому не позволю меня излечить... и разлучить с ним...
   Я позволила усадить себя в машину, и Сэв, как только оказался в салоне, тут же заблокировал все двери. Я лишь усмехнулась.
   Савелий молчал всю дорогу, недовольно косясь на меня. Я тоже не произнесла ни звука. Нет, а о чем говорить? Что я его люблю? Что я хочу быть с ним? Что мне страшно, но я ни о чем не жалею? Так это уж все сказано. Я только рассматривала его побелевшие пальцы рук, вцепившиеся в руль, его плотно сжатые губы и суженные глаза. Он недоволен, знаю. С тихим вздохом без единого намека на сожаление, я прислонилась к его плечу, и просидела так довольно долгое время. Потом, осмелев, обхватила руками за талию, и снова замерла, слушая, как он дышит. Так и ехали.
   Подъезжая к городу, Савелий достал мобильник и кого-то набрал.
   - Алё, Наталья? Добрый день, это Лановой Савелий. Нас познакомил Евгений Калистратов, помните? Я делал анализ примерно десять месяцев наз... А, да, да, да! Спасибо, все хорошо. Да, пока все очень даже хорошо. У меня к Вам просьба, Наташа. Я привезу к Вам одного человека. Девушку. Пожалуйста, проверьте ее кровь на тот же вирус. Да, есть огромная опасность. Да, буду очень благодарен. Наташ, этот визит тоже регистрировать не нужно, Вы понимаете? Я уж Вас отблагодарю. Хорошо, минут через тридцать будем у Вас, спасибо.
   Довольный, он убрал мобильник и посмотрел на меня сверху вниз. Я как раз уже примостилась почти у него на груди, чтобы было довольно неудобно, учитывая, что пассажирское кресло расположено отдельно от водительского и на расстоянии. У меня уже начинала предательски ныть поясница.
   - Ну что ж, хулиганка Вера, - усмехнулся он мне. - Скоро все решится. Мы тебя вылечим. Если надо, сделаем переливание крови. За любые деньги.
   Я медленно отстранилась от него и прижалась к стеклу со своей стороны.
   - Ты так хочешь отделать от меня? - спросила я с закипающей обидой.
   - Нет, но я хочу, чтобы ты жила, - прошептал он.
   - Если для того, чтобы быть с тобой, мне надо умереть, я снова пойду на это,- проворчала я.
   - Дурочка, - только и сказал Сэв.
   - А вообще, знаешь, если тебе некуда девать деньги и больше нечего делать, давай, сделай мне это чертово переливание, - взорвалась я. - Только знай, что я все равно найду способ как заразиться. Если не от тебя, то от кого-то другого! Понятно? Опять или укушу, или изнасилую, но я заражусь, тебе ясно? Понял? И снова приду к тебе. Приползу, и больше не дам меня прогнать! - слезы закипали на глазах, голос зазвенел.
   Савелий нежно посмотрел на меня.
   - Если бы я знал, что ты меня любишь, когда впервые увидел тебя, я бы не терял время на всякие ухаживания и вежливые беседы, - сказал он с грустной улыбкой. - Если бы я знал, я бы не терял время. Столько времени... Я бы сразу стал говорить тебе, как ты прекрасна. Просто не знал, как ты относишься ко мне на самом деле.
   - Как не знал? Я думала, что все и так понятно. Разве это не было написано на моем наивном лице?
   - Часто можно выдавать желаемое за действительное, - пожал он плечами.
   - Трус, - грустно усмехнулась я. - Трусил с самого начала. И даже после того, как я отважно во всем созналась, открывшись полностью, ты и тогда медлил. Чего же сейчас сожалеешь?
   - Не знаю... я не знаю... Вера...
   Лановой резко свернул к обочине и затормозил. Мимо проносились машины, проезжал общественный транспорт, по тротуару спешили многочисленные прохожие. Город жил своей жизнью. Никто и не догадывался, что в черном джипе сидят два смертника. Два человека, которые медленно умирают.
   Это так непривычно и необычно. Я поймала себя на мысли, что представляю, что вот приду на работу, буду, как ни в чем не бывало, общаться с коллегами, с начальством, а они и знать не будут, что я уже другая, что включены мои биологические часы, которые отсчитывают срок моей жизни, приближаясь к нулю...
   Савелий смотрел на меня странным взглядом.
   - Что случилось? - тихо спросила я.
   Вместо ответа он протянул руку и погладил мои волосы. А потом наклонился и поцеловал. Ну наконец-то!!!! Сказать, что он меня осчастливил, и что это было супер, значит, не сказать ничего. В общем, это стоило того, чтобы умереть. Поцелуй мужчины, воздерживающегося год, и вложившего в него всю страсть, нежность и боль - стоит целой жизни, которую я и так уже положила на алтарь своей любви. Я заплатила дорогую цену, и поняла, что не продешевила. Но вот он оторвался от меня, я видела, что с сожалением, тяжело дыша и глядя на меня так тоскливо.
   - Нет, - проговорил он четко и твердо. - Нет, я не могу. Нет! Едем! Я должен тебя спасти!
   И эта сволочь, мой единственный любимый человек, снова завел мотор и ринулся прямо на красный свет, спеша в лабораторию. Он не может принять мою жертву? Да кто его спросит! После того, как я рассказала ему о своих страхах и комплексах, я такой груз с души сбросила, что просто перестала стесняться самой себя. Теперь я поборюсь! Теперь меня не одолеть, и не забить ни одним презрительным взглядом, ни одной обидной фразой! Еще посмотрим, кто кого.
   Савелий лихо подъехал к парадному входу в здание центральной городской больницы, быстро выскочил из машины, протянул мне руку и рывком вытащил меня, словно репку из земли. Я еле успевала за ним, прыгая через ступеньку. В холле он сам натянул мне бахилы, набросил на плечи халат и потащил за собой в лифт. Как только створки захлопнулись, он притянул меня к себе.
   - Пока еще можно, пока есть последние секунды... - и он стал целовать меня.
   Когда двери раскрылись, на стене прямо перед собой я узрела табличку 'Отделение медицинской паразитологии и тропической медицины'. Савелий безжалостно оторвался от меня, снова схватил за руку и увлек по длинному коридору в бежевых тонах к самой последней двери, окрашенной в серый цвет. Нет, ему меня совсем не жалко?
   Без стука он влетел в помещение и остановился, сразу же заметив молодую женщину, сидящую за столом у окна. Она что-то внимательно рассматривала в микроскоп. Рядом стояло множество пробирок, лежали какие-то инструменты, весь кабинет был таким красивым, интересным. Множество стеллажей, заставленных колбами, пробирками, какими-то аппаратами неизвестного мне назначения. Кругом белизна и чистота, тишина и покой. И только мы, двое сумасшедших, тяжело дышащих, с расширенными глазами, посреди этого мира с царящим в нем порядком.
   - Добрый день, Наташа, - произнес Савелий, тяжело дыша. - Вот, смотрите, этой девушке надо срочно сделать анализ и почистиь кровь. Все, что угодно, лишь бы вывести из ее крови вирус. Прошу Вас.
   Женщина встала с места, подошла к нам, посмотрела на меня, и, молча взяв за руку, направилась в соседний кабинет, куда можно было попасть через металлическую дверь из этой комнаты.
   - Присядьте, Савелий, - бросила она на ходу Лановому.
   Я заметила, обернувшись, как он тяжело плюхнулся в кресло, но на лице застыла печать решительности и беспокойства. Бедненький, так спешил, так гнал машину, и изводил себя ненужными сомнениями. Его ждет большое разочарование. Или радость? Ничего, он привыкнет.
   Молодая женщина закрыла за нами дверь на ключ, усадила меня на крутящийся табурет, надела маску на лицо, перчатки на тонкие длинные руки, такие изящные и хрупкие, достала какую-то коробку с инструментарием и занялась мной. И все это в полной тишине. С образцом моей крови она пересела за другой стол, принялась рассматривать что-то в микроскоп, другую часть моей крови отправила в центрифугу, делала еще какие-то манипуляции, а я молчала, заворожено наблюдая за ней. Я словно оказалась на съемках фильма 'След'. Было интересно и совсем не страшно.
   Наконец, она произвела все замеры и анализы, сняла маску и устало выдохнула, уставившись на меня грустным взглядом.
   - Я... инфицирована? - тихо спросила я.
   Наталья взглянула на меня. В ее глазах мелькнуло человеческое сочувствие.
   - Время покажет. Мне надо два часа на получение результата.
   - А если я все-таки заражена, переливание крови поможет?
   - Когда был контакт?
   - Ну, примерно час назад.
   - Можно попробовать, но, предупреждаю, надежды мало, если наличие вируса подтвердится. Это мутировавший вирус, и за год в организме Вашего мужчины он еще сильнее видоизменился. От него сложно избавиться. Его невозможно вылечить. Я ... сожалею.
   - Спасибо Вам, - сказала я с чувством, чем изрядно удивила женщину. - Прошу Вас, скажите Савелию Лановому, что ничего невозможно изменить. Что Вы бессильны, хорошо? Чтобы он не мучил меня бесполезными процедурами, а то я очень боюсь иголок, прямо ну очень сильно боюсь,- и я нетерпеливо вскочила с неудобного табурета, торопясь увидеться со своим ... со своим мужчиной.
   - Стойте, - остановила меня врач. - Я не понимаю, Вам что, совершенно безразлично, что с вами произошло?
   - Это трудно понять, но... я готова смириться с неизбежным, - я даже пожала плечами.
   Савелий мерил размашистыми шагами кабинет и остановился как вкопанный, увидев нас.
   - Ну что? - спросил он, не сводя глаз с лица вирусолога.
   Наталья вздохнула и опустила глаза.
   - Вам придется подождать часа два, - сказала она, - Вы же знаете эту процедуру.
   - Да, конечно, мы подойдем к 16-00, - Савелий взглянул на наручные часы, взял меня за плечи и вывел в коридор.
   Как только за нами захлопнулась дверь и мы остались в одиночестве в пустынном коридоре, Сэв увлек меня в какую-то нишу, скрытую за углом, и мы оказались на служебной лестнице. Не говоря ни слова, он обнял меня, прижал к себе и стал гладить мои волосы, целуя в макушку, как маленького ребенка. Я понимала его, ему было жалко меня.
   - Вера, - зашептал он, легкое эхо понеслось вверх и вниз по лестнице. - Вера моя Вера, что же ты наделала, - и он все гладил и целовал меня. А потом крепко прижал к себе и замер. Не знаю, сколько мы так простояли, у меня даже слезы успели покапать и высохнуть, когда он очнулся от своих раздумий. - Слушай, ты же, наверное, голодная. Я совсем о тебе не забочусь, - и он за руку повел меня обратно в коридор и вниз на первый этаж.
   Мы сели в машину и Сэв отвез меня в кафе. И вот когда я устроилась за столом в уютном зале, взяла ложку и набросилась на солянку, меня вдруг стала бить дрожь. Видимо, стала отходить какая-то психологическая заморозка, умственная заторможенность. Мне стало страшно, пот выступил на лбу, я чувствовала, как ужас наполняет мое сердце. Кажется, сейчас я осознаю то, что со мной произошло, и завизжу от страха.
   Савелий увидел, как изменилось мое лицо.
   - Меня ломало недели две, - проговорил он невесело. Сразу понял, в чем дело. - Две недели ужаса, до рвоты, до крика в ночи, до холодного пота. Уже через пару дней я запил.
   - Я не буду пить, - я даже замотала головой. - Ты был один, а у меня есть ты. Ты уже прошел через это, значит, поможешь и мне, ведь так? - и я доверчиво взглянула на него.
   - Нет, малыш, - он покачал головой. - Здесь каждый сам за себя. Мое присутствие ничего не изменит. Тебе придется одной пройти через это.
   - Ну, ты так говоришь, потому что у нас разный менталитет, - бодро отвечала я. - Вот ты рядом, и все хорошо. Женщина на все смотрит по-другому.
   - Конечно я рядом. Я всегда буду рядом, - сказал Сэв и, протянув руку, взял мою ладонь. - Ты же сама так решила.
   - А ты жалеешь? - я взглянула ему прямо в глаза. В его волшебные глубокие глаза.
   - Нет, - он не отвел взгляда.
   Подумать только, вот я его увидела, решила быть с ним, и сделала все для этого. У меня закружилась голова от этой мысли. Да, мне пришлось надавить, взять ситуацию в свои руки, потому что этот человек не был готов к решительным действиям.
   - Ты хотел бы, чтобы на моем месте оказался кто-то другой? Вернее, другая? - спросила я и замерла. - Конечно, понимаю, ты был бы просто счастлив, если бы зараженной оказалась какая-нибудь красотка с осиной талией, ногами от ушей и большими губами, да? А тут я, Вера Ступенькина, блин!
   Сэв вдруг задумался. Что? Задумался? Я похолодела еще больше.
   - Ну, может, Анджелина Джоли, - выдал он наконец.
   - Чего-чего? Что я слышу? Я покажу тебе Джоли, негодник, - я радостно рассмеялась, замахнувшись и легонько треснув его по плечу.
   - Послушай, Вера, есть вероятность того, что ты осталась здоровой, - сказал он.
   - Что? - я похолодела.
   - Ты не обязательно могла заразиться, понятно? Может быть и такое.
   - Ну уж нет, не пугай меня так, - пробормотала я, удивившись, какие большие глаза сделал Савелий на эту мою реплику.
   Через пару минут я уже могла спокойно дышать и вновь набросилась на ароматную похлебку. Когда еще за мной придет смерть, и не голодная же она будет.
   И вот мы вновь стоим в кабинете Натальи. Я чувствую, как дрожит мой спутник. Его прямо трясет, но он ведет себя, как ни в чем не бывало. Лицо непроницаемое, сосредоточенное и умное. Дурачок. Все уже решено. Я все уже сделала. Мы будем вместе. Неужели он боится, что сейчас не подтвердится диагноз, и он снова останется в полном одиночестве? Нет, я в любом случае теперь его не оставлю. Его болезнь - это мой шанс. Возможность оказаться сильной, решительной и активной. Могла ли я мечтать подойти к здоровому красивому парню? Он бы этого мне не позволил.
   Вирусолог вновь проводила меня в отдельную лабораторию, усадила на ту же неудобную табуретку.
   - Должна Вам сказать, что результат не утешительный, - проговорила она.
   Я ожидала этого, почему же так забилось мое бедное сердце?
   - Недели через две мы сделаем повторный анализ. Оставьте Ваш телефон, я с Вами свяжусь.
   - Постойте, не надо, - остановила я женщину. - Прошу Вас, не надо повторного анализа. И, пожалуйста, не говорите об этом Савелию.
   - Но ему известна процедура, он сам проходил через это.
   - Да, только у него была надежда на ошибку, а у меня ее нет. Меня устраивает и этот анализ.
   - Ну хорошо, это Ваша жизнь. Вам решать. Тогда возьмите мой телефон. Может, Вы все же захотите мне позвонить, - Наталья написала быстрым почерком цифры на блокнотном листе и протянула мне.
   Мы вышли из лаборатории. Савелий резко вскочил, когда мы вошли в помещение. Я не смогла понять, чего он больше боится - того, что я все же неизлечимо больна, или, что есть надежда на мое выздоровление.
   - Я сожалею, - произнесла Наталья, - но сделать ничего невозможно.
   Савелий что-то воскликнул, издал какой-то не понятный всхлип, схватившись за голову, и отскочил к окну. Но в следующее мгновение он уже подскочил ко мне и принялся трясти меня за плечи.
   - Что ты наделала? Ты понимаешь, что ты наделала?
   - Да, понимаю, - сообщила я, едва сдерживаясь, чтобы не улыбнуться во весь рот.
   Савелий быстро прижал меня к своей груди. Его сердце сильно стучало, я это отчетливо слышала. Он тяжело дышал.
   - Неужели ничего не поможет? А переливание? - снова спросил он, не отпуская меня.
   - К сожалению, время упущено, - Наталья опустила голову и прошла к своему столу.
   Осторожно усадив меня в кресло, Сэв направился к ней, на ходу доставая бумажник. Вот здорово, когда в любой момент можешь достать кошелек и расплатиться с кем угодно. Так и каблук сломать не страшно, и последние колготки порвать. И до зарплаты дотягивать не нужно, слушая по вечерам пение в желудке. Я видела, что вознаграждение за страшную, вообще трагическую весть, мой банкир приготовил не хилое. Ах, да, это за анонимность. Чтобы мы могли спокойно жить, и нам никто не мешал.
   Он положил деньги на стол рядом с ее рукой, но Наталья вдруг подняла на него глаза.
   - Послушайте, как Вы могли? - спросила она. - Неужели Вы настолько потеряли контроль, что позволили себе подвергнуть жизнь другого человека смертельной опасности?
   Я увидела, как бледность стала разливаться по лицу моего Сэва, но он молчал.
   - По правде, Вас надо судить, - резко бросила женщина. - Я сохранила Вам секретность, сочувствуя Вашему горю. Вас никто не контролировал, Вы никому не давали отчет, но... Вы преступили закон, переступили черту, Вы нарушили условия нашего договора и заразили человека...
   - Это не так, - я не могла больше молчать, хотя видела, что Сэв не собирался оправдываться. - Это не так, Наталья. Савелий тут не причем.
   - То есть как ни причем? - врач разволновалась. - А что же тогда произошло? Есть еще кто-то, кто Вас инфицировал? - она сама сделалась бледной.
   - Да нет же! Это Сэв, то есть Савелий, но он не специально. Он не нарушил никакой договор, никакое соглашение. Это я сама все сделала...
   Женщина вопросительно посмотрела на меня. В ее глазах плескалось непонимание, и даже какое-то... смущение, волнение.
   - Я сама добралась до его крови, чтобы заразиться. Видите, у него губа прокушена, - и я указала на Савелия, который стоял, закрыв глаза и сжав кулаки.
   Наталья перевела обескураженный взгляд с меня на набравшего в рот воды Ланового, и направилась к одному из стеллажей. Снова надела перчатки, взяла кусочек бинта, обмакнула его в какую-то жидкость и вернулась к Савелию. Осторожно промокнула его рану, от чего Сэв невольно поморщился, но стерпел и не охнул.
   - Ничего, - улыбнулась я, - до свадьбы заживет.
   - Я возьму большой ремень, и тебе попадет, - проворчал Савелий, и было не понятно, шутит он, или говорит серьезно. В любом случае, это было бы незабываемое зрелище.
   - Извини, дорогой, но интим только после свадьбы, - сказала я и подмигнула ему.
   Его взгляд полыхнул огнем, отчего теплота разлилась по всему моему телу. Он подошел ко мне, взял за руку.
   - Спасибо, - сказал он вирусологу. - Я очень признателен Вам за помощь.
   - Мне жаль, что я не смогла помочь Вам по-настоящему. Я не в силах спасти жизнь Вашей любимой, - сказала Наташа.
   Действительно так и скала: 'Вашей любимой!'. Вау!
   Мы молча шли по коридору, и я чувствовала, что Савелий опустошен, обессилен и очень расстроен. В лифте он забыл меня обнять, так и стоял, держа за руку. Ладно, дам ему время. Ему надо привыкнуть к этим изменениям.
   - Мы едем ко мне, - сказал он тихо, как только мы оказались в машине.
   - Савелий, не могу, - я покачала головой. - Мне надо к Александру.
   - Что? - он прямо-таки взревел медведем. - Что ты сказала? Какой Александр? Забудь про него! Теперь в любом случае он для тебя недосягаем, как бы ты не хотела его и не рвалась к нему!
   Блин, он, все-таки ревнует меня к нему? Нет, невероятно. Мужчина, взрослый, а такой глупый... Я только недавно пожертвовала своей жизнью ради того, чтобы быть рядом с ним, а он уже устраивает мне сцену ревности! Дурачок!
   - Саввушка, любимый, - я прямо наслаждалась, произнося эти слова, немного, правда, смущаясь, не привыкнув к тому, что теперь могу это говорить, - я должна с ним попрощаться. Я должна все ему объяснить. Он не сделал мне ничего плохого, чтобы я вот так сбежала, оставив его в неведении.
   - Можно же ему позвонить, - Савелий все же сбавил тон.
   - Ты думаешь, что такие дела решаются по телефону? Ты бы хотел такого разрыва? Ты бы воспринял это нормально?
   - Какая разница, по телефону или в глаза ты скажешь ему, что любишь... меня? - Сэв не хотел сдаваться.
   - Ну, мой телефон вообще у меня дома.
   - Возьми мой, - он быстро вытащил из кармана куртки свой телефон и решительно протянул его мне.
   С усмешкой я взяла мобильник и по памяти набрала номер Александра.
   - Саш, - сказала я сразу, как только он включил свой телефон. - Это я. Извини, что пропала. Саш, я скоро приеду, и все тебе объясню, - я видела, как Сэв возмущенно ко мне повернулся. Я обманула его, ему все же придется ехать за город. - Со мной все в порядке. Нет, разговор будет неприятный. Я приеду попрощаться.
   Александр сказал, что ждет, и сбросил звонок.
   Савелий завел мотор и осторожно выехал со двора больницы на забитое транспортом шоссе. Он был не мрачен, но как-то... потерян. Столько свалилось на его голову, и я понимала, что ему нужно время, чтобы все осмыслить.
   Он сказал, что влюблен в меня, но свыкся с мыслью, что нам не быть вместе, а тут такой крутой поворот сюжета, изменяющий все обстоятельства и ставший привычным для него уклад жизни. Но это вступает в конфликт с его совестью. Получается, что пусть и косвенно, но именно он виновен в моем заражении. Эта мысль гложет и гнетет его, я же вижу. Как он побледнел, когда врач пыталась обвинить его в этом.
   - Савелий, послушай, - обратилась я к нему тихо, но он даже не повернул головы в мою сторону. Ну и пусть, все равно он меня слышит. - Я люблю тебя. Я люблю тебя вот уже столько лет! И года четыре об этом знает Александр.
   Тут Сэв не смог удержаться от того, чтобы изумленно ко мне не обернуться.
   - Да, примерно тогда я призналась ему, что в моей голове живет один образ, идеальное лицо, идеальный человек, которого я обожаю, с которым невольно сравниваю всех мужчин и молодых людей. И я подробно описала ему твою внешность. Он выслушал меня и улыбнулся. Он сказал, что таких лиц не бывает, слащаво-рафинированных, женственных и преувеличенно идеальных. Но, думаю, уже тогда он понял, что я описала ему тебя. Один в один.
   - Я рафинированно-слащавый? - Сэв снизошел до вопроса.
   - Нет, конечно же, нет. Это Александр так выразился, пытаясь остудить мой пыл, отвести меня от этой картинки, - я вздохнула.
   - Что? Почему?
   - Он все время скрывал тебя от меня. Предлагая взамен себя. Можно обвинить меня в распущенности, и это так и есть, потому что я совершенно добровольно стала его женщиной, но... хочешь верь, хочешь не верь, Савелий, а все это время, все эти годы я так и любила тебя. Ты ведь понимаешь разницу между журавлем в небе и синицей в руках. Я же не знала, что ты существуешь реально.
   Савелий что-то пробурчал, но я не разобрала.
   - В принципе, скажи Александр еще тогда, четыре года назад мне о тебе, даже познакомь он нас, неизвестно, что из этого вышло бы. Вернее, ничего бы не вышло. В то время ты был здоровым, счастливым, успешным, тебе не нужна была закомплексованная дурнушка. Только заболев, ты произвел переоценку ценностей, и у меня появился шанс попасть в поле твоего зрения, привлечь твое внимание и вызвать какое-то чувство, - закончила я.
   - Хочешь сказать, что все произошло тогда, когда и должно было произойти?
   - Думаю, да. И Александр не коварный злодей, манипулирующий нашими жизнями, а одинокий человек, который просто хотел счастья. Немного тепла и участия.
   - Да у него полно женщин, полно воздыхательниц! - вскричал Савелий, и даже ударил по рулю, отчего джип вильну в сторону.
   - Ну и что?
   - А он еще и тебя обесчестил! И нет бы, был верен только одной тебе, а то ведь и других женщин водил домой! Ты что, не знала этого?
   - Знала, - тихо сказала я. - Только давай не будем начинать сначала. Он вылил помои на тебя, ты на него. Пора уже успокоиться. Я хочу сказать о другом, - и я многозначительно замолчала.
   - Говори, - поторопил меня Сэв.
   - Савелий, я люблю тебя. Я любила тебя, и я умру, любя тебя. Есть только ты, и больше никого.
   Он тяжело вздохнул, улыбка тронула его плотно сжатые губы. Я видела, как начали расслабляться мышцы его лица.
   - Мне просто надо сказать это Александру. Попрощаться и уйти из его жизни навсегда. Вот и все.
   Савелий протянул руку и накрыл мою ладонь, лежащую на коленях. Взял и поднес к своим губам.
   - Хорошо, скажи ему это, - разрешил он.
   Когда я зашла в номер, мне показалось, что я попала в другое измерение, где буквально все замерло и остановилось. Сумерки завладели территорией. И ни один звук не проникал сквозь невидимый полог. Не слышалось даже карканья ворон, облюбовавших дерево рядом с нашим корпусом. Тишина и какой-то гнет. Александр стоял у окна и даже не обернулся, когда я вошла.
   - Саш, это я, - зачем-то произнесла я, и мой голос прозвучал как-то неестественно в этом помещении с наэлектризованным и загустевшим воздухом. Да, что-то у меня воображение разыгралось.
   Мужчина медленно повернулся ко мне. За эти несколько часов он как-то осунулся и постарел. На лице обозначились морщинки, мимические и возрастные, и он напоминал какую-то неестественную маску. Но глаза, глаза горели. Они буравили меня, они рвали мою душу на части, я чувствовала в них упрек. Его взгляд меня напугал.
   - Саш, я уезжаю, - сказала я тихо.
   Было неловко начинать разговор. Я вдруг почувствовала себя маленькой девочкой, не оправдавшей ожиданий, тем самым вызвав осуждение своего учителя, его разочарование и... боль.
   - Саш, скажи что-нибудь, пожалуйста,- я растерялась.
   - Что я должен тебе сказать, Вера? - он засунул руки в карманы брюк.
   - Что ты желаешь мне счастья.
   - А я должен? Если я не желаю, должен ли я ... лгать?
   - Это просто слова. За ними можно спрятать свою ненависть и злость.
   - Вера, я не могу тебя ненавидеть. Как ты могла такое подумать? Разве ты не знаешь меня?
   - Тогда... почему... ты так... - мне было жаль его, себя, ситуация казалась такой ужасной. Как из всего этого выйти? Он столько сделал для меня, а я вот так его бросаю.
   - Мне просто больно. Вы спелись за моей спиной, вы что-то решили, и сейчас ты пришла ко мне, чтобы поставить меня перед фактом.
   - Да, интересно получилось, правда? - мне стало обидно и за себя и за Савелия. - Ты столько сделал для того, чтобы мы не встретились, а мы даже умудрились 'спеться за твоей спиной', - передразнила я его.
   - Что мне остается? Только отпустить тебя, - тихо сказал Александр. - Я проиграл.
   - Что? Разве, это была игра? Соревнования? Это моя жизнь, понимаешь? И мое сердце! Ты играл моим сердцем? - не хватало еще, чтобы я сейчас расплакалась. - И ты врал мне. Когда говорил о распутстве своего племянника.
   Александр подобрался весь и пронзил меня холодным взглядом.
   - Саш, ты разве не знал, что целый год у него вообще никого не было? Не то что мимолетного романа, а даже ни одного поцелуя. Ты об этом знал?
   - Нет, впервые слышу. Но почему ты веришь этому?
   - А если ты не знал этого, зачем говорил о том, чего не знаешь, да так уверенно? - я не собиралась его слушать. Мне самой есть что сказать. - Ты бросил тень на человека, ни в чем перед тобой не повинного. И вообще, ты знаешь, что твой племянник болен?
   - Вера, ты о чем?
   - О том, что Савелий умирает.
   Повисал тишина. Александр, похоже, не знал, что сказать. А я подумала, что, может, не стоило открывать всей правды? Мало ли, как все обернется. Нет, ну что это такое! Почему сейчас все так, а? Я всегда доверяла Александру, почему же сейчас лезут в голову мысли о том, что он способен на подлость и коварство? Нет, этого не может быть. Это воображение разыгралось. Конечно, мой бедный мозг не может справиться с ситуацией. Еще с утра в моей жизни все было сравнительно неплохо, а уже ближе к обеду я стала умирать.
   - Что с ним случилось? СПИД?
   - Нет, что-то другое. Боже мой, Саша, я не знаю. И не хочу знать. Просто не хочу это знать!
   - А ничего удивительно! С его-то образом жизни! - вскричал вдруг Александр гневно. Он оживился, даже словно повеселел. Нет же, это опять игры разума. Или, вернее, безумия. Все-таки, мне страшно, что бы я себе не говорила. - Это только подтверждает мои слова, слышишь, Вера? Это наглядно показывает, что я прав! И что, ты хочешь уйти к человеку, который смертельно болен?
   - Тебе совсем его не жаль? Ты только что узнал, что его дни на этой земле сочтены, и тебе нисколечко его не жаль?
   - Нет, он пожинает то, что посеял, - Александр резко отвернулся к окну. - Он сам выбрал эту жизнь, он позволял себе слишком много, а за все приходится платить. Привык делать все, что только хочется, ни за что не отвечая. Идти по жизни не думая, походя совершая грехи и грешочки! - мой друг прямо раздухарился.
   - Саш, я тоже умираю. Меня тебе тоже не жаль? Я тоже получила то, что заслужила?
   Как он смог в одно мгновение перескочить все пространство, разделяющее нас, я не поняла, или просто не заметила, но Александр сжал меня, причиняя боль, стал тискать горячими руками.
   - Верочка, что ты говоришь? Что ты имеешь в виду? Как это ты умираешь? Что с тобой случилось?
   - Ты же все понял, - прошептала я. - Ты все услышал и понял.
   Александр замер, отодвинув меня от себя, и его лицо пошло пятнами.
   - О, боже!!! Нет! Этого не может быть! - в его глазах мелькнул неподдельный ужас. - Он и тебя ... заразил?
   - Можно и так сказать. Одним словом, я инфицирована.
   - То есть, он соблазнил тебя, мою невинную девочку, мою любимую, мою единственную, и только потом сознался, что неизлечимо болен? Ах он мразь, ах он негодяй. Я убью его! Своими собственными руками! - Александр закричал. Его трясло он нервного возбуждения. Мне стало жалко его. - Мы засадим его за решетку, и он сгниет в тюрьме от своей грязной болезни!
   - Нет, Саш, Савелий тут не причем, - тихо сказала я. - Я все сделала сама. И... я тебе не изменила. Между нами ничего не было.
   Эти слова заставили Александра закрыть глаза. Я прямо увидела, что он практически счастлив. Представляю, сколько всего он передумал за то время, что оставался один в номере. Как больно и тяжело ему было... Да, мысли... они могут убивать. Сами себе напридумываем, сами себя до отчаяния доведем. Приехал молодой человек, увел молодую девушку, и вот под вечер она является, чтобы сказать, что она уходит от него навсегда. Да еще и при таких обстоятельствах. Любому будет больно.
   - Послушай, девочка моя, а может, ты ошибаешься? Может, ничего страшного не произошло? - он гладил мои плечи и смотрел на меня с надеждой. - Есть вероятность, что все обойдется?
   - Нет, я надеюсь. Да я просто уверена, - уж если рубить, то сразу и все. Сжечь все мосты. Закрыть все двери. Уйти и больше не возвращаться.
   Но Александр не мог понять мои мотивы и осознать мои действия.
   - Это сумасшествие. Может, ты просто пьяна? Да нет, я бы уловил запах. Может, он дал тебе опробовать какой-то наркотик? Ты знаешь, он ими одно время очень увлекался.
   - Саш, я выпила его крови, и теперь я больна, так же, как и он.
   - Что? - я видела в его глазах непонимание. - Что??? Вера, что ты говоришь? Ты меня разыгрываешь? Я не понимаю! Какая кровь? Вы что, вампиры? Что за чушь?
   Не знаю, надо ли ему говорить, что я люблю Савелия до смерти, или это будет уж очень больно? Но раз я сказала А, надо бы сказать и Б.
   - Саш, послушай меня внимательно, без эмоций, хорошо? Я все тебе расскажу.
   - Хорошо, только давай сядем, а то что-то ноги меня не держат, - пробормотал Александр.
   Боже, да он же старик! Я бросаю человека в таком состоянии. И кто я после этого? Да, меня можно назвать кем угодно, я все вытерплю, утрусь, но все равно уйду. Я уйду к тому, с кем хочу быть. Тем более, теперь бесполезно думать о других вариантах. В любом случае мне с Александром не быть.
   И я все ему рассказала. О том, что узнала о болезни Савелия, и как набросилась на него, как заразилась, решив остаться с ним. По лицу Александра побежали слезы. Боже, нет! Не надо! Только не это! Я чувствую себя сволочью!
   - Меня никто никогда так не любил, - прошептал мой друг.
   - Саш, не надо, прошу тебя, - умоляла я. - Я в любом случае теперь не могу остаться.
   - Думаешь, мне страшно умирать? - он поднял на меня свои глаза. Бледно-голубые, усталые, с красными лопнувшими сосудиками.
   - Хочешь рискнуть? - я была уверена, что он не решится. Александр отвел взгляд.
   - Мне пора, - я быстренько поднялась с кровати. - Я приехала за своими вещами.
   - Он здесь? Внизу? - Александр снова отошел к окну. Он почему-то избегал смотреть на меня. Смешной. Разве я упрекну его в трусости?
   - Да, ждет меня на улице, - я запихивала футболки в пакет.
   - Полагаю, он счастлив? - Александр любовался видом из окна, голос такой спокойный, даже равнодушный.
   - Не совсем. Мысль что я смертельно заражена по его вине, отравляет его радость.
   - Надеюсь, - кивнул Александр. - Я надеюсь, что он будет страдать.
   - Странно, ведь ты же упрекал его в бессердечии, бездушии, развращенности. Как же ты ожидаешь от него мук совести?
   Александр стремительно направился ко мне.
   - Девочка моя, - он взял меня за руки. - Верочка, прости меня за все. Я виноват перед тобой, я делал так что ....
   - Саш, остановись, не надо, я уже все поняла и осознала. Познакомь ты нас раньше, и могло ничего не произойти, просто ничего. Все случилось в своем время. Что было, то и было. Не надо сожалеть об этом.
   Я видела его волнение, его беспокойство, его переживания.
   - Саш, пожалуйста, прости меня, - тихо попросила я.
   - Я желаю... тебе счастья, - проговорил он, и я видела, с каким трудом дались ему эти слова.
   - Спасибо, и я тебе тоже, - я обняла его, прижавшись к его груди, поглаживая его плечи.
   Подумать только, еще с утра мы были любовниками, близкими друзьями, и я раздумывала, выходить ли мне за него замуж. И вот сейчас все изменилось в моей жизни кардинальным образом. Да, от таких событий дух захватывает.
   Я сбежала по ступенькам с опасностью свернуть себе шею, потому что внизу меня ждал прекрасный принц. Властитель моей жизни, герой моих самых прекрасных грез. Только мой.
   Он уже повернулся в мою сторону, оторвавшись от стойки ресепшена, и раскрыл свои объятия. Я видела его улыбку, я решительно шагнула к нему.
   Так я перелистнула очередную страницу своей жизни.
   Я уже несколько лет пользуюсь линзами. За что очень благодарна Александру. Правда, когда люди узнают, что я в них, сразу заявляют: 'А, вот почему у тебя такой неестественно голубой цвет глаз! Оказывается, это линзы'. Ну ненормальные, неужели я при своих комплексах стала бы приобретать линзы с неестественным цветом, чтобы привлекать к себе излишнее внимание? Мой это цвет. Мой собственный, понятно? Теперь я знаю, что цвета карельского весеннего неба.
   Так же и про волосы постоянно спрашивают. Мол, какой краской Вы пользуетесь? Я когда одно время работала продавцом в косметическом магазине, так меня замучили: 'Девушка, а мне такую же краску как и у Вас'. В поликлинику приду, или еще куда, там обязательно кто-нибудь да спросит, как называется цвет моих волос. И вот начинается гадание: скандинавский блондин, нет, шведский блондин, да нет же, пепельный, и так далее, и проча и прочая. А я, почему-то, всегда смущаюсь, мнусь, и лепечу что-то про то, что это мой натуральный цвет волос. Ну не знаю я, в общем, как называется.
   Я помню, как в детстве, мне тогда было лет пять, старшие девчонки в деревне тоже меня спросили однажды: 'Вер, ты красишь волосы?' А я еще подумала: дурочки какие-то, чего это я буду красить волосы? Своим детским умом я понимала, что акварельными красками красить волосы себе довольно глупо. Ну про волосы это я так, к слову.
   Так вот как только я приобрела линзы и вышла на улицу - я словно родилась второй раз! Я видела каждый листочек на дереве, каждый камушек под ногами. Мало того! Я поехала в троллейбусе, и через лобовое стекло в кабине водителя увидела, как с остановки меня разглядывает какой-то парень. И тут меня осенило: оказывается, я существую!!! И этот мир - реальный!
   Линзы стали с тех пор неотъемлемой частью моего гардероба, что ли. Вот и в этот раз они мне помогли. Выручили. Была бы я слепая - прошла бы мимо, и ничего бы не узнала еще, наверное, долгое время.
   А увидела я Наталью, вирусолога. И не одну, а с Джоном. С Евгением Калистратовым. И сердце так забилось тревожно, словно я что-то нехорошее подсмотрела, или в какую-то государственную тайну влезла. Но это уж точно - в заговор, это то самое слово!
   Я выходила из 'Русского чая' со своими пончиками. А эта красивая высокая девушка цокала своими каблучками погромче меня. И бежала навстречу мужчине, который смутно кого-то мне напоминал. Как только он обернулся, чтобы принять в свои объятия эмоционально возбужденную Наталью, я ахнула. Это оказался Джон!
   Вот честное слово, меня можно охарактеризовать одним только словом, и в нем буду вся я: глупая. У меня напрочь отсутствует интуиция, не возникает никаких подозрений, моя наивность бьет все рекорды по количеству ляпов и конфузов, но, кстати, она же и спасала меня всю жизнь, наверное... я думаю...
   Но вот сейчас, стоя с пакетиком пончиков, глядя как Джон, красивый денди, надменный, холеный сноб обнимает пусть и красивого, но довольно простого вирусолога, в мое сердце стали закрадываться сомнения. В кои-то веки я не стала принимать все за чистую монету. А раньше у меня до смешного доходило.
   Как-то я плыла с родителями на теплоходе на дачу, и на одной пристани к нам по трапу забежала уличная собака. А матрос чего-то отвлекся, и заметил ее только тогда, когда сходни были забраны и мы отчалили от берега. Махнул рукой и ушел в рубку к капитану. А на следующей остановке он взяла и сама выбежала на берег, помахивая крендельком хвоста. Женщины, сидевшие за нами, по этому поводу сказали: 'Убежала? Какая жалость, а мы-то собирались ее взять к себе'. Я тут же вскинулась, мол, мама, давай ее поймаем, позовем. Просто я подумала, что быть домашним песиком гораздо лучше, чем бегать по улицам в поисках пропитания. И мне очень хотелось, чтобы хоть один пес был осчастливлен. Я даже попыталась вскочить, чтобы крикнуть матросу, а мама дернула меня за руку: 'Сядь, Вера, они просто пошутили'. А я понять не могла - зачем?
   И вот сейчас у меня возник похожий вопрос - зачем? Зачем Джон обнимает Наталью? Зачем они юркнули в ближайшую подворотню? Что у них общего? Да, конечно, Джон и посоветовал этого специалиста Савелию. Но... В кои-то веки у меня возникли вопросы, и надо обязательно их удовлетворить.
   Конечно, я пошла за ними. Было неудобно, стыдно и немного страшно. Ну, страшно - это потому что неудобно и стыдно, если меня обнаружат. Но я не могла не пойти. А сердце заколотилось так, как будто я начинающий шпион на боевом задании. Дурдом, ей-богу!
   Под эту арку я иногда заглядывала. Она ведет через старый двор к торговому центру, на первом этаже которого обосновались различные кафешки и забегаловки. При всей своей скромности, я полагаю, что пассию водить следует совсем в другие места, хотя...
   Вот мы, например, уже три дня обедаем в шикарных ресторанах. Савелий решил поражать меня каждый день разнообразием кухни и изысканных интерьеров. Вообще он воспринимает меня как чудо, нежданно-негаданно упавшее ему с неба. И обращается со мной соответственно. Конечно, я довольна. Есть же разница между разбавленным соком и концентратом! Так вот любовь и обожание Сэва - это сверхконцентрат! А у меня и разбавленного-то сока было немного в жизни.
   Столько не разделенной нежности, столько не отданной ласки, столько невостребованного обаяния! И все мне одной. Тоже награда за годы одиночества и затворничества. Я, конечно, думаю, что не заслужила это, и только благодаря трагическому стечению обстоятельств оказалась допущена и к его сердцу, и к его божественному телу, но... чего сейчас думать и сомневаться! Ни он, ни я не знаем, сколько нам отпущено дней на этой земле, и мы собираемся наслаждаться каждым из них.
   Как только я вышла от Александра, он повез меня к себе. Он даже не стал слушать мои скромные возражения, и доводы разума по поводу подвешенности наших отношений и моего пять минут назад произошедшего разрыва с другим мужчиной. И еще он сразу заявил, чтобы я даже не заикалась о свадьбе, мол, до свадьбы ни-ни. Едем к нему и точка.
   Когда мы оказались в замкнутом пространстве под покровом темноты с островками мягкого света ламп и светильников, я тут же забыла и про свою фигуру, и про свои кривые ноги... некогда было, потому что я летала. А когда очнулась - было уже поздно стесняться.
   А на следующий день мы пошли в районное отделение ЗАГСа и подали заявления. Он что-то там доплатил, и теперь через две недели я поменяю свой статус с синего чулка на замужнюю женщину. Ой, да что я несу чушь какую-то! Не в статусе дело! Я бы за ним и просто так на край света побежала бы, если бы он позвал. Я выхожу замуж за любимого человека, и это главное. Не статус, а факт - по любви, с уважением, с сердцем, полным обожания и восхищения.
   Итак, вот про этих голубков. Пара - странная. Наталья - хоть и миловидная девушка, но до уровня Джона все же не дотягивает, как ни крути. А он обнимает ее по-хозяйски, и быстро ведет в кафе 'Ивушка'. Ну что ж, изучим ассортимент. А что, может, здесь выпечка вкуснее!
   'Ивушка' оказалась удачным для меня местом - все столики, предполагая относительный интим, разделялись небольшими перегородками, обвитыми как раз искусственными ветками ивняка, красиво, кстати, и мне не составило труда, скорчившись в три погибели, пройти и присесть как раз через одну такую 'изгородь' от интересующей меня пары.
   Блин, я услышала все! Наталья рассказывала, как Савелий приводил меня к ней для анализа. Она так нервничала, она думала, что это было один раз, ведь Джоник обещал ей, что риска больше не будет. А тут ей пришлось снова лгать и изворачиваться.
   - Киска, но ведь он тебе заплатил, не так ли? - произнес лениво мужчина.
   - Да, конечно, он не поскупился.
   - Скоро банк будет моим, и ты ни в чем не будешь нуждаться, - пообещал Джон и я похолодела.
   У меня мгновенно вспотели ладони и застучали зубы. Даже не знаю, почему мне стало так страшно.
   - Я такая умница у тебя, - решила покривляться девушка, напрашиваясь на очередной комплимент, - я даже отругала его, и пригрозила разоблачением и судом за то, что он инфицировал ни в чем не повинного человека! Видел бы ты его лицо! Он был готов покончить жизнь самоубийством от чувства вины прямо у меня в кабинете!
   - Эх, надо было дожать его, а эта дуреха свидетелем бы пошла, - хмыкнул Джон. - Ладно, я почти уломал его на гонки. Вот уж где он точно не выкарабкается. Я теперь не буду просто ждать. Я ему помогу.
   Я испугалась, что они услышат буханье моего сердца. Надо глубоко вдохнуть и медленно выдохнуть. И так несколько раз. А то из-за этого стука я не смогу все как следует расслышать. А я боялась пропустить хоть что-то.
   - Короче, ей ты, разумеется, тоже сказала, что она больна? - Джон глотнул кофе и громко стукнул чашкой о блюдце.
   - Да, но знаешь, она совсем не испугалась. Никакой истерики, никакого ужаса на лице. Так, следка побледнела, и все.
   - Не поняла, может, что произошло?
   - Может, не дошло пока? Надо было ей про симптоматику и последствия рассказать.
   - Зачем? Мало ли, истерить начнет, шум лишний поднимет. Надо же, козел, не ожидал от него такого. Чтобы он рискнул переспать, да еще с кем? С этой простофилей?
   - Да нет же, представляешь, они и не спали.
   - Это как? А что же они делали? Осенний букет собирали?
   - Она через кровь якобы заразилась. Целовались так, что в порыве страсти она прокусила ему губу. Вот он и повез ее ко мне.
   - Понятно. У нашего мальчика гормоны проснулись. Ладно, на следующей неделе погоним в Ригу, там он угробится благополучно, а там уже и Штефан приедет из Мюнхена. У меня почти все документы уже готовы. Надо же было этому идиоту поехать улаживать дела в филиал! И ведь почти навел там порядок. Но ничего, я кое-что успел подтасовать и подстроить. Он даже не заметил. Пусть у него деньги, зато у меня светлая и ясная голова.
   Дальше слушать я не стала, потому что это уже была болтовня на их личные темы. У меня кружилась голова, когда я встала из-за столика и направилась к выходу. Что же делать? Как все это уладить? Как распорядиться данной информацией?
   Во-первых, нельзя ни за что отпускать Сэва в Ригу. Он что-то вчера говорил про гонки на мотоциклах. Так все расписывал, у него аж глаза блестели. Нет, на этот раз все опасней, чем раньше. В прошлые разы опасность была эфимерной, относительной, в этот же раз несчастный случай произойдет обязательно. Ни за что я его не отпущу. Вот лягу на пороге и умру. Через мой труп-то, надеюсь, он не перешагнет?
   Мамочки! Тут меня торкнуло. Я здорова? Я не умру? Отчего-то я побежала по улице, так быстро, насколько позволяли каблуки, и ветер свистел в ушах. Слезы текли без остановки. Мне захотелось прыгать, мне захотелось что-то крикнуть, но... вокруг были люди. И я только и позволила себе, что тихо зареветь.
   Милые! Так и Савелий тоже здоров? Боже!!! Боже!!! О небеса, мой любимый не умирает? Это все только обман? Я сжала кулаки и тихо завизжала. Меня распирала такая радость, что я и смеялась и плакала, и все бежала и не могла остановиться. А что, может, я тороплюсь на какую-то важную встречу! На встречу с новой счастливой жизнью без страха, без гнета, без смертной тени над душой!
   Ну они у меня и попляшут! Джигу будут танцевать! Ирландские танцы и чечетку отбрякивать! На горячей сковородке! Боже, спасибо тебе! Спасибо! Слава тебе! И спасибо!
   Я осмотрелась, куда забежала в порыве неожиданной радости. О, какая удача! Если пройти еще один квартал, будет университет моего Александра. Надо же, так по привычке и называю его 'моим'. И вот сейчас нагло заявлюсь к нему в аудиторию. Одно успокаивает - Александр интеллигент до мозга костей, он очень порядочный человек. И думаю, в помощи мне не откажет.
   Я быстро поднялась на третий этаж: знала, что после занятий он всегда задерживается, предпочитая проверять работы студентов в аудитории, не забирает их домой. Так и есть. Сидит, включил лампу, чтобы было больше света, нацепил очки в металлической оправе и сосредоточенно читает что-то и правит. Островок покоя и невозмутимости в океане человеческих страстей.
   Я тихонько подошла к его столу, и только тогда он меня заметил. Поднял глаза и непонимающе уставился на меня. Я успела в одно мгновение смутиться. Нет, ну а на что я надеялась? У человека такой стресс, а он еще нашел силы прийти на работу и выполнять свои обязанности. А тут снова я. Вроде уже все сказали, попрощались. А я ворвалась в его жизнь, вся такая сияющая, не в силах скрыть своего счастья.
   Мне и на работе третий день задают вопросы чего я такая загадочная, почему свечусь и постоянно улыбаюсь. А я молчу, что собираюсь замуж за директора 'Линбанка'. Вот все удивятся, скидки, наверное, потребуют по своему договору. Ну а Савелий не жадный, думаю, для моих-то директоров он расщедрится.
   - Верочка? Не ожидал, - ожил Александр.
   - Здравствуй, Саш, извини, что помешала.
   - Рад, очень рад. Проходи, присаживайся, - и он тепло мне улыбнулся. У меня отлегло от сердца.
   - Я, собственно, на минутку, но по очень важному делу, - сразу определилась я со временем.
   - Говори, - кивнул он, снимая очки. - Как живешь, не спрашиваю. Вижу, что счастлива. Я рад, Вера, правда. Хоть и больно, но... должен признать, со мной ты такой не была.
   Я потупилась. Очень не хотелось затрагивать эту тему. Что я должна на это сказать? Что нет, мне было хорошо с ним? Все равно, ТАК - не было.
   - Я и чай в постель, и цветы к твоим ногам, и все свое время для тебя, но... - он развел руками и мягко улыбнулся. - Не это было нужно молодой девушке в самом расцвете сил. Тебе нужна была молодость и красота. Только я не хотел это понять.
   Это что, упрек? Мне нужен был только Савелий. Пусть бы он был бедным и старым. Не знаю, только он, и все. Даже смертельно больной. Нужен, и все.
   - Саш...
   - Ничего не говори, я все понимаю. Теперь уже все понимаю.
   - А чай в постель - это разве для меня?
   - Ну а для кого же еще?
   - Ну, может, у тебя манера такая была, привычка. Правило, - я пожала плечами.
   - Ты знаешь, Вер, я не терплю беспорядка. И есть или пить в постели - для меня это серьезное испытание, - Александр улыбнулся. - Но я делал это ради тебя, и терпел внутренний дискомфорт.
   Вот это да! А я и не знала! Думала, ко мне это не имеет никакого отношения. Вот и выяснили...
   - Ну так к делу. Чем я могу тебе помочь?
   - Не совсем уверена, что пришла по адресу, но, помятуя о твоих связях в медицине...
   - Верочка, с кем свести? Ты про болезнь? - Александр сразу посерел.
   Вновь тревога охватила его. И я поняла, что он не выкинул меня из головы, и не забыл и не отмахнулся. Он переживает за меня, страдает из-за моей беды. Я увидела это прямо сейчас.
   - Саш, помоги, пожалуйста, - неожиданно на глазах выступили слезы. - Мне нужно сдать анализ. Свою кровь и... Савелия. Анонимно и очень быстро. Речь идет о жизни и смерти.
   - О жизни и смерти... - эхом повторил Александр.
   - Да, есть вероятность того, что смертельный диагноз ошибочный.
   Не успела я договорить, как Александр нервно вскочил с места и схватил свой телефон. Он только похлопал меня по плечу и тут же принялся набирать чей-то номер.
   - Семен? Приветствую тебя, дорогой! Как твое ничего? Правда? Ну и отлично! Да и я скриплю помаленьку. Извини, я сразу к делу. Посоветуй хорошего вирусолога. Да, быстро и надежно. И чтобы без передачи. Да, конечно, - Александр замер, ожидая кого-то на том конце телефона. - Что? Да, да, записываю, - он подскочил к столу, схватил ручку и настрочил телефон. - Как зовут? Адрес? Хорошо. Спасибо. Я перед тобой в долгу. Ну ты что, о чем разговор! Всех твоих родственников выучу и в люди выведу, - он засмеялся, сказал еще пару любезностей своему собеседнику и отключился.
   Мельком взглянув на меня, он улыбнулся, и в следующую минуту уже набирал новый телефон.
   - Дмитрий Степанович? Добрый день. Солнцев беспокоит, Александр Николаевич. Семен Заборский рекомендовал мне Вас как специалиста по очень важному и щекотливому делу. Дмитрий Степанович, анализ бы сделать, быстро и качественно. Что? Да, да. Конечно. Назначайте любое время, да. Завтра? - Александр взглянул на меня, я судорожно кивнула. - Конечно, во сколько? В 12-00? - опять взгляд в мою сторону, и опять я кивнула. - Отлично. Спасибо, да, за ценой не постою. Благодарю, да, спасибо. Рад знакомству. Нет, придет девушка. Вы уж, пожалуйста, позаботьтесь о ней. Да, да, конечно. Я и не сомневаюсь. Спасибо. Буду рад быть Вам полезным. Так что, не прощаюсь с Вами, Дмитрий Степанович.
   Александр быстро написал мне адрес, дату и время и протянул листок.
   - Вот, Верочка, завтра - пожалуйста, без опоздания. Я оплачу все расходы, не беспокойся и даже ни о чем не задумывайся, - говорил он быстро и сбивчиво.
   - Саш, спасибо, но у Савелия есть деньги, - я протянула руку за заветным листком. - Спасибо тебе, ты очень мне помог.
   - Я буду всегда тебе помогать, чем могу, - сказал он проникновенно.
   Я посмотрела на него и поняла, что он очень хочет меня обнять. Не знаю почему, но я шагнула к нему навстречу. Между нами столько всего было, и я не могу просто использовать его в своих личных целях. Я могу хотя бы быть ему благодарна. И я прижалась к нему, позволила себя обнять, но как только его руки стали лихорадочно шарить по моей спине, я вежливо отпрянула, откланялась и вылетела из аудитории.
   Так, теперь в аптеку, а потом на работу. Ждать вечера и готовиться к серьезному делу - исполнить роль криворукого мясника.
   Мамочки, что-то будет!
   Он назвал меня 'моя пышечка'! Нет, ну это надо же! Пышечка! Все равно, что толстушка, или корова. Ну, коровка, допустим. Но все равно ведь обидно. Моя пышечка! Иди ко мне, моя пышечка, чего ты там так долго возишься, говорит. Я уже повернулась, чтобы ему что-то такое сказать, что обычно говорится при дрожании нижней губы и с подозрительным блеском в глазах, но как увидела его ожидающие жадные глаза, его протянутые ко мне руки, его улыбку во все лицо, так и ухнула в него, как в омут с головой. Ладно, буду пышечкой, тем более, что когда одеваю стринги, и правда кое-что выделяется снизу и сверху от тоненьких лямочек. Так что... уговорил на пышечку.
   У меня знакомый был, ну, лет на двадцать меня старше, в возрасте, казалось бы, но все друзья называли его слонопотамом, потому что о деликатности и такте он знал только понаслышке. И не скажу, что он грубил или хамил, но совершено не имел понятия, как надо разговаривать с девушками, натурами ранимыми, и склонными к депрессиям и истерикам. И частенько в них загонял своих знакомых барышень.
   Встречает меня однажды, например, и здоровается так: 'Ну привет, серая мышка'. А надо признаться, что для одинокой незамужней девушки я очень остро реагировала на такие заявления. И так-то неуверенная в себе, а тут еще и такое слышу в свой адрес. Оказалось, он имел в виду только то, что я постоянно сижу за компом и работаю с мышкой. Ну назвал бы тогда меня лакированной клавой, или железным компиком. А одну девчонку так вообще до слез довел. Она потом с ним долго здороваться не могла. У нее были такие роскошные волосы, ну просто грива. Чтобы мне сотворить на своей голове что-то, хотя бы отдаленно напоминающее то, что дано ей от природы, надо было завиваться на термобигуди, или ночь проспать на простых, предварительно намазавшись пенкой для волос. Потом сделать дикий начес, и все это обильно покрыть лаком, чтобы дойдя до угла дома не растерять всю эту красоту. А она просыпается утром - а у нее на голове такое богатство. Вымыла голову и высушила волосы - а ее богатство осталось при ней.
   И вот она решила немного постричься, а девочка-любитель взяла, да и обкорнала ее чуть ли не под мальчика. Бывшая обладательница гривы, конечно, в слезы, а наш слонопотам давай ее утешать: 'Ирочка, да брось ты расстраиваться, да ну их, эти волосы. Да и кто вообще на тебя смотрит!' Мы насилу ее успокоили. Дело в том, что она была девушкой разведенной, одна воспитывала сына, и заявление, что ее никто не заметит и вообще никто не посмотрит, оказалось для ее души слишком болезненным. В процессе разбирательства выяснилось, что наш незадачливый приятель имел в виду лишь то, что никто и не заметит, что что-то не так, потому что с ней все равно все в порядке.
   Вот и я не стала заморачиваться. Да, я не косточка. И судя по тому, что эклеры у нас не переводятся, еще много лет не смогу ею стать. Пусть наслаждается тем, что есть. Я вообще-то один раз живу, стоит ли изводить себя диетами? Боже, я живу! Живу! Один раз, но зато долго!!! О, я, по всей видимости, еще долго буду радоваться этому факту.
   Когда мы устали, отдохнули, потом опять устали, и попили чаю, я заявила Сэву, что он ужасно колючий, и я терпела эти муки лишь потому, что он не отразим.
   - Ну так побрей меня, - нагло заявил Савелий.
   Батюшки, Бог на моей стороне! Мне только этого и надо. Я повела его в ванную, усадила на стул и принялась за дело. Я уже один раз попробовала это под чутким руководством мастера, но сейчас передо мной стояла сложнейшая задача - сделать так, чтобы он истек кровью. И чем больше я себя на это настраивала, тем тщательней и осторожней были все мои манипуляции и бритвенным станком. Нет, ну надо же, это закон Мерфи! Когда не надо - человек может порезаться от одного до пятидесяти раз, а когда надо - ничего не выходит. Ну ладно, про пятьдесят - это я загнула. Но как мне решиться провести по его плоти острым лезвием так, чтобы выступила кровь? Руки мои дрожали, я сильно разволновалась, но аккуратными точными движениями я сбривала слой за слоем его едва ощутимой щетины. Так уже скоро ничего и не останется. Не набрасываться же мне потом на него словно я маньяк! И тут он чихнул без предупреждения, сам, наверное, не ожидал, а я так дернулась, да еще и помогла себе как-то, что порез получился просто отличный!
   Савелий тихо ойкнул, а я заохала, запричитала.
   - Вера, срочно вытри чем-нибудь и осторожней.
   - Да ладно, мне теперь постоянно слизывать языком можно, - успокоила я его.
   - Вер, я серьезно. И выброси потом, завернув в пакет какой-нибудь, слышишь?
   - Да слышу, слышу. У меня и салфеточка есть чистая, - проговорила я и приготовленную марлечку беру, стерилизованную. И так тщательно промакиваю многострадальную шею, чтобы все впиталось.
   - В пакет заверни, - указывает мне что делать Савелий.
   - Конечно, босс, все будет исполнено, - чмокаю его в лоб и выбегаю из ванной, чтобы спрятать мой трофей в надежном месте - прячу запечатанный пакет в холодильник поглубже, прикрываю сверху свежими овощами, из которых наутро приготовлю моему банкиру салат.
   Ну все, дело сделано. Теперь только от обеда завтра отвертеться, и ровно в 12-00 к Дмитрию Степановичу в кабинет постучаться. Пусть потом Наталья попрыгает, когда сравним результаты.
   Дмитрий Степанович оказался очень милым человеком, мягким, обходительным и деликатным. Все быстренько сделал, что надо было, и за стол свой уселся.
   - Ну-с, голубушка, ждите завтра звонка.
   - Как завтра? А сегодня? Нельзя сегодня? - мое сердце так колотилось, что того и гляди выпрыгнет из груди.
   Мне заражаться было не так страшно, как сейчас услышать правду о том, что я здорова. И вроде все говорит о том, что это так, но вот... а вдруг...
   - Голубушка, - врач повернулся ко мне с улыбкой, - я известен не срочностью, а точностью. И ни разу еще не ошибался, смею Вас заверить. Да и то, спешу Вам сообщить, что завтрашние результаты мы будем проверять. Недельки так через две. Ну как, все понятно? - и он дружелюбно мне улыбнулся.
   Понурая, я возвращалась на работу. И вроде нет причин для особого беспокойства, но... нет ничего хуже ожидания. Ожидание и беспокойство - вот два моих самых больших врага до завтрашнего дня. Еще и снег повалил, да такими крупными хлопьями. Я вышла из здания больницы, а уже все ветки обсыпаны мокрым тяжелым порошком, заставляющим ветви клониться к земле от тяжести. Я побрела по щиколотку в снегу, сапоги моментально отсырели, ноги заледенели, и сердце сжало каким-то ледяным обручем. Боже, дожить до завтра! Дождаться бы!
   Конечно, все во мне рвалось к Савелию, и я очень хотела рассказать ему об услышанном разговоре. Но меня останавливали две вещи: ожидание конкретного диагноза (все же сначала нужен медицинский результат, а потом уже радостное сообщение), и возможное сомнение Сэва в моих словах по поводу его друга. А вот с документом на руках я уже смогу говорить аргументировано. Ничего, миленький, подожди до завтра, завтра ты будешь счастлив! Точно будешь! Прочь все сомнения!
   Но сама я явилась на работу без лица. Мне так это и заявил Кривцов.
   - Анатольевна, где лицо забыла?
   - Сдала в химчистку постирать и погладить, завтра верну, - буркнула я.
   - Нет, молодец ты, - засмеялся Кривцов. - Маленькая, а наглая.
   Это его любимая присказка.
   - Кстати, с первым снегом тебя, - поздравил он меня с сыростью и слякотью.
   - Блин, как же не хочется, я так не готова к зиме. Ну вот просто психологически, - пожаловалась я совершенно искренне.
   - Анатольевна, ты не волнуйся, завтра будет минус семнадцать, а потом опять тепло.
   - Хорошо бы.
   - Все сделаем, протянем, ты только не раскисай, - пообещал мой начальник с самым серьезным лицом.
   - Ой, а до весны дотянете? - с надеждой попросила я.
   - Бум стараться.
   И мы рассмеялись. Ну не хочу я зиму, не жду я снега. Мое чувство расцвело в пору осени, под оккомпонимент падающих листьев, под крики улетающих на юг птиц... Эк меня развезло...
   Кривцов стал рассказывать какой-то анекдот, а я даже не могла сосредоточиться, чтобы понять, о чем он говорит. Мы с самого начала стали общаться друг с другом достаточно откровенно. Он делился семейными проблемами, и я старательно мотала на ус чужие уроки, докапываясь до причин и скрытого смысла. Он всегда выслушивал меня, мое впечатление от прочитанной книги, или увиденного фильма. С ним интересно. И сейчас так хотелось пожаловаться, все рассказать и поплакать в надежное плечо... Но... я сильная, сама справлюсь.
   На обед меня, все-таки, забрали. Савелий приехал за мной на работу, причем без предупреждения. Первым его увидел Чащин. Он что-то рассказывал мне, что-то смешное, потому что довольный, улыбался, но я опять не могла ничего понять. Только увидела, как мой главный директор меняется в лице.
   - Добрый день, чем обязаны? Надеюсь, с нашим договором все в порядке? - начал неуверенно Чащин, обращаясь к кому-то, кто поднимался по лестнице в холл.
   И тут до меня донесся знакомый аромат любимого человека. Я улыбнулась.
   - День добрый, - услышала я такой родной голос. Он улыбается. - Не пугайтесь, я всего лишь на минутку. За одним человеком.
   - За кем же это, интересно знать? - Чащин смотрел на него с подозрением.
   Он недавно рассказывал, как долго выходил на гендиректора 'Линбанка', какой кровью дался ему этот договор на таких условиях, и вот он видит этого еще недавно такого недоступного человека в холле в своей фирме и не может понять, с какой целью.
   - Ну, я подумываю о ряде скидок, о понижении процента, и думаю...
   - Интересно, интересно... - Чащин гипнотизировал Савелия, пытаясь проникнуть к нему в черепную коробку и прочесть его мысли. - А давайте пройдем в мой кабинет! - и быстро развернулся ко мне. - Анатольевна, сделай нам чего-нибудь попить. Давай-давай, быстренько организуй! - он даже покрутил рукой, давая понять, какой ритм мне задает.
   А я давилась смехом.
   - Увы, времени нет, я забежал только лишь сказать, что пойду на существенные уступки при одном условии, - Савелий без особого успеха старался скрыть улыбку.
   - Что за условие? Заранее готов, - Чащин чувствовал, что пахнет жареным, так пахнет удача!
   - Ваша сотрудница должна... со мной пообедать, - выдавил Сэв с серьезным тоном.
   - Таааак... - протянул Чащин, как делал всегда, когда сильно задумывался. - Я своих девчонок не продаю, - это он шутит. Ну, не в смысле, что шутит, что не продает, а вообще шутит. Конечно, не продает.
   - Как жаль, а я так рассчитывал на Ваше понимание, - протянул с притворным сожалением банкир. - Ну что же, не смею Вас больше отвлекать от серьезных дел.
   - Стойте, Савелий ... Николаевич! Я совершенно Вас не понимаю.
   - Ну это и не удивительно, я же ничего Вам не объяснил, - усмехнулся Сэв. - Так вот, дело в том, что я хотел бы просить... руки Вашей ... секретарши, - выдал Савелий просто изумительный перл. - На короткое время, пока. На время обеда.
   Я закрыла рот рукой.
   - Что??? - спросил Чащин, косясь на меня.
   - В смысле, я хотел бы отвезти ее пообедать. Вот. Вы разрешите? Я понимаю, время обеда уже прошло, но... может быть Вы снизойдете, в порядке исключения... - при этом он уже подошел к стойке ресепшена, взял мою руку и, притянув к себе, поцеловал со словами 'Здравствуй, зайчик'. И снова уставился на начальника.
   - Так вы... - Чащин ткнул пальцем в Сэва, потом в меня, потом покрутил им и нарисовал в воздухе сердечко. - Да? - его глаза округлились.
   Голову даю на отсечение, он мог подумать на кого угодно, только не на меня. Блин, мне даже обидно стало. Немного. И потом, мне кажется, что Савелий торопится... есть у меня одно большое сомнение по этому поводу, ну да ладно, не сейчас же мне сомневаться, когда рядом со мной моя ожившая мечта. Сейчас он только мой!
   - Ну так мы пообедаем? Обещаю, я долго не задержу Вашу незаменимую сотрудницу, - упрашивал Савелий с самым серьезным видом с капелькой просительности во взгляде.
   - И когда вы успели только, - Чащин понемногу стал приходить в себя.
   Понимаю, как трудно ему поверить в то, что этот холодной вначале, неприступный человек испытывает чувства, не чужд страстей человеческих, и интересуется в жизни кое-чем помимо умножения своего капитала. Что-то пронеслось в его взгляде, мол, знал бы раньше, через Анатольевну бы действовал. В общем, было смешно.
   Он пожал плечами, мол, а кто тут против!
   - Да, Анатольевна... - протянул он, сунув руки в карманы, пока я одевала пальто, и Сэв молча сверлил меня нетерпеливым взглядом. - В тихом омуте черти водятся.
   - Да, такой вот черт, - я подошла к Сэву и потеребила его за локоть.
   - В таком вот омуте, - улыбнулся Сэв, легонько щелкнув меня по носу.
   Мы оставили моего босса в полном изумлении, поспешившего в сметный отдел с неожиданной новостью. Ну точно, приду с обеда, и все уже будут знать.
   Весь обед по моей просьбе Савелий рассказывал мне про своего друга Евгения Калистратова. Какой это хороший парень, надежный товарищ. И в одной палатке они с ним в джунглях спали, и из одного котелка уху хлебали, и на байдарках сплавлялись, и с парашютами прыгали, и на опасных трассах соревновались. Ну с ним можно и в огонь, и куда угодно. Вот кто не ударит в спину. А я сидела и думала, до чего же наивным может быть человек. Вроде такие деньги, такая сфера, а вот он сохранил и наивность, и доверчивость. Может, он и банкиром-то стал по воле родителей, а сам гонял бы гонщиком по сложным трассам, и был бы по-настоящему счастлив... Ничего, дорогой, я тебя защищу. Я тебя в обиду не дам.
   Смаргивая непрошенные слезы, вызванные пронзительной нежностью, я внимательно слушала рассказ, кивая где надо, а сама изнывала в неизвестности, ожидая, когда же закончится этот день и начнется другой. День победы, день освобождения. Осталось немного. Я даже не почувствовала вкус эклеров, настолько была задумчива и напряжена.
   В офисе меня встретили чуть ли не аплодисментами. Вокруг меня сроду не крутилось столько человек. Всем сразу стало нужно от меня что-то. Так и хотелось сказать: 'Да, мы вместе. Да, я выхожу за него замуж'. Но никто же не спрашивал. В глазах читался этот вопрос, но озвучить его никто так и не решился. Даже прямолинейный Кривцов только крякал, проходя мимо меня, напевая неприличные частушки из своего богатого репертуара.
   Думаю, Савелий немного на меня обиделся. Во всяком случае, вид у него был слегка растерянный, когда я не ответила на его ласки с достаточным рвением, как, например, накануне. Я сослалась на головную боль. Вот серьезно! На банальную дурацкую, ненавистную всем мужчинам мира головную боль...
   Он вздохнул. Я понимала его сожаление, но ничего не могла с собой поделать... Мне было страшно. Не страшно даже, а волнительно, и Савелий смирился. Он весь вечер пролежал рядом и обнимал меня, гладил по голове и рассказывал какие-то сказки. А я тихо млела и... плакала. Все-таки я никак не могу привыкнуть к тому, что со мной произошло. Вот никак не поверю, что попала в сказку. Еще недавно все было серо и уныло, а сегодня я уже практически хозяйка дворца и без пяти минут жена короля. Кто? Я? Вера Ступенькина? Одинокая, несчастливая, невзрачная, пустая мечтательница. А вот и нет! Почему пустая? Вон я себе чего намечтала! Пусть кто-нибудь меня переплюнет. Ну, из моей весовой категории, разумеется.
   И все же... эх, ощущение у меня такое, что девчонки в офисе не столько удивлялись, что мне так повезло, сколько недоумевали, что это МНЕ так повезло. Или, я все не так поняла и опять преувеличиваю? Александр бы мне быстренько мозги вправил, но, увы, я сделала ему больно, и он сейчас, наверное, лечит себя.
   Я подняла глаза и посмотрела на Савелия. И так мне его стало жалко - вот как он завтра будет себя чувствовать, когда узнает страшную правду? Какой удар, какое разочарование. Какая боль. Нет, я должна его подготовить, должна его укрепить, должна его утешить... От этой мысли мгновенно жар разлился по всему телу, и я нафиг забыла про всякую головную боль, про страхи, про волнение и беспокойство. Что лучше всего лечит от всего этого? Правильно, в моем случае - любовь Савелия Ланового. В его случае - моя. Короче, заснули только в полночь.
   Все утро я не выпускала из рук свой мобильный телефон. Проверяла постоянно, работает ли, есть ли сеть, есть ли связь. Если бы мой аппарат работал на солнечных батареях, он бы вышел из строя от чрезмерного перегрева, так крепко я сжимала его в потных ладошках.
   Даже по вызову в кабинет директоров я ходила с телефоном в руке - а вдруг позвонят?
   Звонок промурлыкал, когда я его не ожидала, ну как же иначе! Просто настолько забылась, что вздрогнула. Схватила, включила, заорала 'Да, я Вас слушаю!'
   - Вера? Добрый день! Что Вы так кричите, голубушка моя? Это Дмитрий Степанович.
   - Да, я Вас узнала. Здрассте. Ну, что скажете?
   - Ну что скажу... Глова у Вас не кружится? - спросил он вместо конкретного ответа.
   - Кружится, - говорю, холодея.
   - Да? И как часто?
   - Вот сейчас. Сижу, а она кружится. И руки холодеют. И ноги. И сердцебиение сильное, - лепечу в трубку, а у самой сердце обрывается.
   - Ой, Вы меня напугали. Верочка, не волнуйтесь, с Вами все в порядке, - поспешно успокоил меня врач. - А вот гемоглобинчик низкий. Попить бы Вам таблеточки не мешало, да. Гранаты кушайте. Очень хорошее средство.
   - Дмитрий Степаныч, - чуть не плачу в трубку, - или убейте, или скажите - что с моей кровью не так?
   - Да что не так-то? Я же говорю, гемоглобин низкий, РОЭ не плохое, да. А в остальном - Вы здоровы, голубушка.
   - Здорова? Я здорова? А вирус?
   - Помилуйте, какой вирус? Я не нашел ничего такого в Вашей крови, что подтвердило бы основание Вашего обращения именно ко мне, как к узкому специалисту.
   - Боже мой! Не может быть! - вскричала я.
   - Да помилуйте, очень даже так и есть.
   - А второй образец? Что с ним?
   - Да то же самое. Но показатели получше, чем Ваши. Никаких претензий. Видно, что человек ведет здоровый образ жизни. Так что... мои поздравления. Вы оба - не мои пациенты, определенно.
   - Дмитрий Степаныч, родной, дорогой, любимый, милый... Боже, Дмитрий Степаныч!
   - Ну-ну-ну! Стойте, остановитесь, голубушка. Этак Вы договоритесь не известно до чего, а я человек семейный, мне, знаете ли, не пристало слушать восторги молодых девушек, да, - он тихо рассмеялся. - И никакой я не боже, к Вашему сведению. Да. Так что, берегите себя, и будьте счастливы.
   - Спасибо. Спасибо Вам, - меня заклинило.
   Я сидела, и слезы струились по моему лицу. Блин, так и состариться недолго, с таким-то обилием эмоций.
   - За заключением заедете к нам, ко мне подниматься не надо. Все передал в десятый кабинет. Просто назовете Вашу фамилию, Вам отдадут бумаги. Все, кланяюсь, всего доброго.
   И врач отключился.
   Блин, а ведь Наталья нам никакого заключения не дала на руки, подумала я. Может, у Савелия оно есть? Наверняка. Ладно, приступим к разоблачению. Я набрала номер секретаря гендиректора 'Линбанка'.
   - Вероника? Добрый день, это Ступенькина... Вера беспокоит.
   - Добрый день, Вера, я Вас узнала. Давно не заходили, - услышала я приветливый голос красавицы.
   - А вот как раз и собираюсь. Вы не подскажете распорядок дня Савелия на сегодня? Хочу сделать ему сюрприз.
   - Одну минуту, - Вероника зашуршала бумагой. - Через сорок минут у него рабочее совещание, а после двенадцати он свободен в течение двух часов. Потом сделка, потом обед с инвестором, потом...
   - Все, достаточно, спасибо, я все поняла. Не прощаюсь, - крикнула я и отключилась.
   Итак, бегом на рабочее совещание!
   Я на одном дыхании преодолела все ступени, взлетев по лестнице на второй этаж, и вихрем ворвалась в приемную Ланового. Вероника немного удивленно улыбнулась мне, пытаясь сообщить, что ее шеф немного занят, но я не дала ей и рта раскрыть.
   - Где этот негодяй? - заорала я так, чтобы меня могли услышать в кабинете.
   - Что? Вера, я не понимаю. О ком Вы говорите? - девушка хлопала ресницами, недоуменно глядя на меня.
   - Я ему все скажу, сейчас он у меня попляшет! - взвыла я еще громче и решительно толкнула дверь в кабинет любимого банкира.
   Оба, и Савелий и Джон, поднялись со своих мест и уставились на меня. Один в растерянности, второй со злостью в красивых ледяных глазах. Вероника маячила в дверях.
   - Вера, - выдохнул Савелий.
   - Вера? Сейчас я покажу тебе Веру, мерзавец! - закричала я, изобразив на лице свирепость. - Ты у меня в тюрьму сядешь, и там сгниешь, понятно? - я подошла к двери и беспардонно захлопнула ее, чтобы хотя бы пресечь попытки подглядывания, если невозможно избежать подслушивания.
   - Вера! Что случилось? - Савелий повысил голос, у него заходили желваки. Он совершенно ничего не понимал.
   Я видела, насколько он обескуражен. Мне было его жаль, но мне важно спровоцировать его друга.
   - А случилось то, что до меня, наконец, дошло, чем же ты меня наградил, красавчик! - проговорила я замогильным голосом, сверкая глазами. - Слава богам, есть интернет. Я чуть с ума не сошла, когда все прочитала.
   Савелий сильно побледнел, его глаза стали такими жалобными, что захотелось целовать ему руки, но Джон стоял непробиваемый и непрошибаемый.
   - Короче, я только что из милиции, - сообщила я присутствующим.
   Савелий как-то неестественно дернулся, в следующую минуту схватил пластиковую бутылку, стоявшую на столе, и стал жадно пить воду.
   - Из районного отделения милиции! - отчеканила я торжественно. Вот когда лицо скандинавского красавца дрогнуло! Савелий чуть не подавился, он резко отвернулся к окну. Я видела, как он сжал бедную бутылку, пластик щелкал под его нервными напряженными пальцами. - Спешу уведомить вас, что написала заявление о привлечении к уголовной ответственности этого человека, - и указала пальцем на самого дорогого для меня мужчину.
   Он обернулся ко мне через плечо. В его глазах мелькнуло что-то... звериное, нечеловеческое. Толи он хотел на меня броситься, толи выскочить в окно. Я видела, как вздымается его грудь, как тяжело он дышит. Не сдержавшись, он швырнул открытую бутылку в стену. Сырое пятно растеклось по обоям бежевых оттенков, но это никого не волновало. А он по-прежнему ничего не говорил.
   - Вера, - только и смог он выдавить.
   - А в чем дело? - ошарашено спросил Джон. - Можно узнать причину такого... странного поведения?
   Ну хорошо, Джон ошарашен, но почему мой Сэв пребывает в таком же состоянии? Он что, совсем мне не доверяет? Стоит сейчас и думает, какую змею пригрел на своей груди? Дурачок!
   - Можно! Разумеется, можно! Этот гад, - указательный палец в сторону Ланового, он тут же прикрыл глаза, как от удара, - передал мне свой вирус. Я теперь все знаю про эту болезнь и ее последствия! У меня волосы на голове зашевелились, когда я все это выясняла.
   Савелий врезал кулаком в стену, и я от неожиданности вздрогнула. Мой любимый схватился за голову.
   - Вера, - опять только это. И больше ничего.
   - Так, всем надо успокоиться, - Джон решил взять ситуацию под контроль. - Давайте поговорим спокойно! Давайте сядем, и все обсудим, как цивилизованные люди.
   Савелий так и стоял, замерев, лишь впился в меня пронзительным взглядом. А вид - как у смертельно раненого человека. Нет, ну с этим надо что-то делать! Неужели он так мне доверился, что теперь переживает из-за того, что происходит? Милый, а что с тобой будет, как только Джон снимет свою маску? Нет, не маску, а шелуху, как луковица. Да, и слез будет море, как от лука...
   - Он успокоится. В камере, - взвыла я. - Я зашла предупредить, чтобы он ждал повестки в суд! А еще - повторного освидетельствования. Нужно подтвердить факт заражения. Я сейчас к Наталье забегу, заберу бумагу с заключением. А потом сделаю повторно, для суда. И ты, миленький, тоже! - я кивнула на Савелия.
   Савелий стал белее снега, виднеющегося за окном.
   - Чего? - тут уж Джон не сдержался. Он подскочил ко мне и схватил меня за плечи. - Слушай... Вера! Зачем вообще вся эта мышиная возня с судом? - он стал подталкивать меня к дивану. - Давай Сэв заплатит тебе неустойку, а? Все равно ведь ничего не исправить и назад не отыграть. Я понимаю, обидно, что все так произошло, но все равно теперь все останется так, как есть, ты же умная девочка, и понимаешь это. Зачем же кричать, махать руками и стучать ногами? Зато получишь хорошую такую неустоечку, дом сможешь купить себе где-нибудь на побережье, а? Моральная компенсация, так сказать.
   - Мне моральной компенсацией послужит ордер на его арест и заключение под стражу! - не унималась я. - Чтобы неповадно было совращать девушек, и заражать их своей отравленной кровью, - и я решительно смахнула с плеч тяжелые руки Джона Калистратова.
   Савелий тихо застонал сквозь сцепленные зубы.
   - Послушай, ты, - Джон вдруг стал грозно на меня надвигаться, - я пока по-хорошему тебя предупреждаю, но могу ведь и силу применить, - его глаза опасно сверкнули.
   Да уж, не сомневаюсь, такому не сложно руку на женщину поднять. Или друга убить. Или девушку, влюбленную в него, нагло обманывать, водя за нос и используя в своих грязных махинациях. Он все может! На все руки мастер.
   - Ты мне угрожаешь? - я повысила голос. Не даст же меня Сэв в обиду!
   - Послушай меня, матрешка, - Джон стал цедить слова, словно ему противно даже говорить со мной, - если ты не закроешь свою пасть, ты вылетишь отсюда пробкой, причем через окно, и твои мозги будут...
   - Заткнись! - это закричал Савелий. На него было страшно смотреть. Он тяжело дышал, расширенными от потрясения глазами глядя на друга. - Джон, не смей обижать ее. Что ты говоришь?
   - Да ты только послушай, что она несет! Дать ей денег, и пусть проваливает ко всем чертям! Она еще тут права качать будет! - красивым движением он убрал со лба растрепавшуюся челку. А дрожащие руки выдали его волнение.
   - Не трогай ее! И не смей с ней так разговаривать! - Савелий направился ко мне. Я замерла, ожидая пока он ко мне приблизится. Сэв взял меня за руки. - Вера, я виноват перед тобой, - ну не дурак ли? Это же я к нему лезла, а он отчаянно сопротивлялся, и если бы не мои навыки спарринга, я бы до него и не добралась. И он еще за что-то извиняется. - Я отвечу за все. И заплачу тебе. Действительно, тебе понадобятся деньги на лечение. Может, можно как-то заглушить эту болезнь, замедлить ее развитие. Это мне уже все равно, я и не старался что-то изменить... Прости.
   - Твои извинения меня не спасут! - заставила я себя снова раздухариться. - Ты завтра же пойдешь со мной на освидетельствование, слышишь? Ты за все ответишь!
   - Нет, ну не понятно, что ли? - Джон снова обратил на себя внимание. - Тебе говорят - заплатим деньги. Много денег! Чего ты никак не уймешься?
   - Деньги? - я живо повернулась к нему.
   - Деньги, деньги! Вон как сразу оживилась. Нравится, да? - глумился Джон. - И на шубку хватит, и на цацки.
   - Вы заплатите деньги? - повторила я свой вопрос.
   - Да, мы заплатим тебе деньги. Чтобы ты заткнулась и навсегда убралась из жизни Сэва.
   - А, это то, о чем ты мне говорил на пикнике, да? - прикинулась я простофилей. - Когда твердил, что у нас ничего не выйдет и Сэва я не получу, да?
   Джон как-то резко покраснел, а Сэв вскинул голову.
   - Джон, в чем дело? О чем это вы?
   - Да ни о чем, не видишь, она не в себе, - попытался отмахнуться Джон. - Гони ее к чертовой матери!
   - Слушай, Джон, а ты разве можешь заплатить мне деньги? - спросила я, прищурившись.
   - Ты это о чем? - холодные глаза прищурены, шарят по моему невзрачному на его вкус лицу, выискивают в моем облике подвох.
   - Ну, Сэв-то, допустим, может мне заплатить, а вот ты...сомневаюсь. Или, все-таки, у тебя есть свой капитал? Есть своя часть в этом деле, а? Или ты так смело распоряжаешься деньгами друга? Прямо, как своими.
   Джон внимательно смотрел на меня. Все пыжился что-то прочесть по глазам. Но они простые-простые, наивные и голубые, как небо Карелии.
   - Деньги у тебя появятся только после того, как ты замутишь кое-что со Штефаном, не так ли? Для этого ты и путал карты в филиале. Готовил почву, плацдарм.
   Как только я это произнесла, Джон, не медля просто ни секунды, прыгнул на меня, и если бы не Сэв, он что-то сделал бы мне, так что я даже блок не успела бы поставить. Да честно сказать, я и не ожидала такого. Видно, здорово задела за живое. Куда вся холодность и надменность делись...
   - Джон, в чем дело? - требовательно спросил Савелий, отбрасывая мужчину от меня. - Если ты еще раз к ней прикоснешься, я тебя уничтожу, клянусь. И говорю это только один раз, - сказал таким тоном, что я мгновенно поверила. Джона это немного охладило.
   А у моего Саввушки силы есть! А с виду такой весь тонкий, худощавый. Но жилистый, это факт. И мышцы в тонусе. Не бугрятся, но... есть, сама видела, и трогала. Мммм. Но об этом позже.
   - Эта дрянь мутит воду, ты что, не видишь? - взревел Джон. - Она ведет какую-то свою игру, и ей надо гораздо больше, чем она хочет показать.
   - Это я-то мучу? И не мучу, и даже не мутю. Вернее, не я это делаю. И вообще, откуда это я знаю про Штефана, а? - мне даже язык захотелось высунуть.
   - Может, тебе Сэв рассказывал.
   - Сэв, а кто такой Штефан? - спросила я своего друга.
   - Так, один ... человек. Хотел купить мой банк, но я отказал, - он как-то весь потерялся, посерел, осунулся. Взгляд потух. И это мне показалось самым страшным. Чтобы с ним было, если бы на самом деле он в один момент лишился и лучшего друга и своей невесты...
   - Понятно! Ты отказал, а Джон решил согласиться.
   Оба уставились на меня. Один с удивленным непониманием, другой с ненавистью. Если взглядом можно испепелить, то от меня уже осталась кучка пепла... или горстка? Ну не важно, в общем, потому что я жива и даже здорова. Боже, я здорова!!!
   - Это невозможно, Вера, у меня контрольный пакет акций, генеральная доверенность и вообще, я здесь решаю такие вопросы, - Савелий грустно улыбнулся. Похоже, ему было уже все равно.
   - А когда ты должен ехать в Ригу на гонки? - я прищурила глаза.
   Джон посерел. Он что-то тихо произнес, какое-то ругательство, судя по выражению его лица.
   - Пятнадцатого, и я собирался взять тебя с собой. Это было бы наше свадебное путешествие, - сказано это было таким печальным тоном. Конечно, теперь нас ждет судебное разбирательство, а не медовый месяц.
   - Так вот, приехал бы ты оттуда по кусочкам, Сэв, - сказала я тихо. Но прозвучало это так эффектно, словно разорвалась бомба. И осколком задело Джона. Прямо в голову, потому что то, что он сделал в следующую минуту, с точки зрения разума объяснить невозможно.
   Он подскочил ко мне, схватил меня за горло и даже попытался сильно сжать. Савелий побелел.
   - Стой, Джон, стой! Ничего ей не делай. Чего ты хочешь? Я все отдам, только не трогай ее. Джон!!!
   - Как же я вас всех ненавижу, - прошипел Джон, пребывая, вероятно, в последней стадии бешенства. После этого, наверное, падают в обморок от избытка яда и ненависти.
   - Джон, я убью тебя, если ты не отпустишь ее! - тихо проговорил Сэв таким тоном, что даже мне стало страшно. Я прямо увидела, как встают дыбом волосы на голове Джона.
   - Ненавижу, - твердил сумасшедший мужчина.
   - Конечно, настолько, что решил угробить своего друга, завладев его банком, - прошипела я, примеряясь произвести один приемчик. Надо только развернуться в нужном направлении.
   - Что??? - ну вот, наконец-то в глазах Савелия появились проблески понимания! - Нет, этого не может быть!
   - Джон, а ведь это ты за решетку сядешь, - просипела я. - За ложь и клевету, за попытку доведения человека до самоубийства.
   - Вера, ты о чем? - тихо спросил Савелий. Он вытянул руку, как бы умоляя Джона разжать пальцы.
   Я сделала ложный выпад и резко присела, увлекая своего противника вперед. Он кувыркнулся через меня, аккурат приложившись лбом о журнальный столик, за которым не так давно мы с Сэвом пили чай и говорили обо всем на свете.
   - Савелий, Джон убедил тебя, что ты смертельно болен, желая, чтобы ты что-то сделал с собой. Он поддерживал тебя в твоем увлечении опасными видами спорта, ожидая несчастного случая, - я поднялась с колен, тяжело дыша от натуги. Тяжелый, гад, оказался. - Не удивлюсь, если он и был зачинщиком и инициатором всех твоих безумств. Но поскольку близился приезд Штефана, он решил все закончить в Риге. Живым бы ты оттуда не вернулся, - проговорила я, отряхивая руки. - Уж он бы постарался.
   - Вера, - прошептал Савелий, и столько всего было в его взгляде. И боль, и восхищение, и нежность, и потерянность.
   - Савелий, ты не умрешь, - прошептала я. - Слышишь? Ты не болен! И никогда не был! Это все ложь.
   У него на глазах показались слезы. Ну, понятно, я же тоже плакала, когда только это узнала.
   - Вот заключение независимого эксперта. Здесь все честно. Александр постарался по своим каналам, нашел честного специалиста, не влюбленного в Джона как кошка, или как кот, - я позволила себе улыбнуться. - Тут ничего не подстроено и неподтасовано. Читай.
   Савелий хотел было шагнуть ко мне, но вместо этого подскочил к столу, нажал кнопку на телефоне:
   - Макса ко мне в кабинет, срочно, - он потер глаза, взлохматил волосы, он не знал, что еще ему сделать, чтобы как-то выпустить на волю все свои эмоции.
   Наконец, он сжал кулаки, запрокинул голову и издал победный рык. Это оказалось завораживающим зрелищем. Это был и вопль боли, и крик радости, в нем было столько всего, что глаза у меня увлажнились.
   Буквально через минуту в кабинет уверенной походкой зашел начальник охраны. Его должность была буквально выгравирована у него на лбу. Он мгновенно оценил обстановку, увидев пытающегося встать Джона, бледного Савелия с сумасшедшими глазами и раскрасневшуюся меня с трясущимися губами и руками, и ногами, и вообще всю трясущуюся от перевозбуждения.
   Взяв под руки валяющегося в легкой прострации мужчину и рывком поставив его на ноги, Макс получил разрешение увести его из кабинета.
   После того, как дверь за ними закрылась, Савелий бросился ко мне. Но я отступила на шаг. Теперь самое сложное.
   - Савелий, я хочу сказать, что безумно рада, что все так получилось, - почти прошептала я.
   - Да? А мне еще нужно время, чтобы все понять и осознать, - Савелий улыбался, но в глазах читалось радостное непонимание.
   Он словно почувствовал, что тучи над его головой рассеялись, но они столько времени висели над ним, что казалось просто невероятным, как много солнца появилось в его жизни.
   - Я все тебе расскажу, когда ты будешь готов меня выслушать, - сказала я.
   - Хорошо, но почему ты такая грустная?
   - Потому что пришло время прощаться.
   - Что? Почему? И если прощаться, то только до вечера. Не понимаю, Вера. Вера! В чем дело? - Савелий хотел меня обнять, но я опять отступила.
   - Сэв, ты был болен, смертельно, в твоей жизни долго никого не было, твоя душа нуждалась в любви, тебе нужно было тепло и забота, и я вовремя появилась, чтобы все это дать тебе.
   - Это так, и я всю жизнь с благодарностью буду вспоминать твою жертву.
   - Да, я тоже, я буду благодарить тебя за то счастье, которое испытала рядом с тобой.
   - Вера, объясни, наконец, почему на твоих глазах слезы? Недолгий опыт общения с тобой подсказывает мне, что это не слезы радости. В чем дело?
   - Теперь, когда ты снова стал прежним Савелием Лановым, успешным, везучим, здоровым, я буду только мешать тебе. Теперь ничто не препятствует тебе вернуться к привычной жизни. У тебя все будет как прежде. И в этой жизни не может быть места для меня.
   - Что ты такое говоришь... - он меня не понимал.
   Может, я напрасно затеяла этот никому не нужный разговор? Но я просто не хочу стать ненужной вещью, обузой, и смотреть, как любимый человек отдаляется и охладевает ко мне. Нет, уж лучше сразу все отрубить, одним махом.
   - Сэв, перед тобой открыты все дороги, ты можешь с ноги открывать любую дверь. И в новой жизни тебя ждут...
   - Кто, кто меня ждет? - перебил меня банкир.
   - Радость, любовь, красивые женщины, приятные соблазны, море удовольствия, - перечисляла я бесцветным голосом. - Все то, к чему ты привык, чем ты наслаждался всю жизнь, пока это все не оборвали грубым образом.
   - Да я же рад, что это все закончено. Я давно перелистнул эту страницу своей жизни, - Савелий протянул ко мне руки. Так сложно удержаться и не броситься к нему. - Ну же, моя пышечка, ты же моя единственная! - вот ведь какой, знает, как соблазнить, как посмотреть, как вздохнуть, как сглотнуть, чтобы у меня вмиг закружилась голова и во рту пересохло.
   - У тебя теперь будет столько этих 'пышечек', - проговорила я, отступая на шаг.
   Просто я знаю, что такое - стать ненужной. Меня и подруга бросала, и в детстве обманывали девчонки. Вот прогонят из игры, а потом пошушукаются, и снова позовут. А в самый напряженный и интересный момент возьмут и снова выгонят Я в слезы, мол вы чего, сами же позвали! А они мне: 'Это мы специально сделали, чтобы опять тебя прогнать!' Вот такой садизм в пять лет. И парни отказывались от меня. Знаю я, что это такое - вернуться побитой собачонкой в свою холодную конуру.
   - Вер, ты же знаешь, все познается в сравнении, и я сравнил. И сделал выводы. И мой выбор очевиден, - нет, как он упорен.
   Конечно, я же подарила ему эту радость. От меня он узнал, что здоров, и его благодарность сейчас сродни верности, но... первое впечатление пройдет, и он снова станет обычным человеком. Обычным красивым, умным, шикарным мужчиной. Такие и не смотрят в мою сторону.
   - Стой, не надо больше слов. Не надо меня уговаривать, и ты вообще не должен мне ничего объяснять. Просто мы из разных миров.
   - Ну, когда ты рвала меня зубами на части, чтобы напиться моей крови, тебя это не останавливало, - улыбнулся Сэв.
   - Да, тогда все было по-другому.
   - То есть, мое здоровье стало непреодолимым препятствием для того, чтобы нам оставаться вместе? - Савелий нахмурился.
   - Теперь-то я тебе не нужна. Ты здоров, ты жив, весь мир лежит у твоих ног. А я буду тебе только мешать. Я свое уже получила. Мне уже достаточно того, что я буду беречь и лелеять всю жизнь. Эти воспоминания будут согревать и поддерживать меня до самой смерти.
   - То есть, ты согласишься быть со мной, только если я заболею? - он посмотрел на меня так, что я похолодела. Неужели решится?
   - Сэв, милый, не надо. Просто живи и будь счастлив.
   Он уже раскрыл рот, чтобы сказать что-то не очень лицеприятное, потому что на его лице читалось недовольство и даже раздражение, но меня спасло появление Вероники.
   Растерянная девушка неуверенно заглянула в кабинет.
   - Савелий Николаевич, Штефан на проводе, он просит соединить его с Евгением Владимировичем. Что мне ему сказать? Евгений же... Владимирович... он ...
   - Хорошо, переведи разговор на мой телефон, - сориентировался Савелий. - Верочка, сядь, мы сейчас продолжим, ладно? - он взял меня за плечи, подвел к дивану и насильно усадил. А сам бросился к столу, на котором натужно и тревожно зазвонил телефон. На проводе ждал человек, который хотел купить этот бизнес любой ценой. Чьи деньги толкнули одного жадного и алчного мужчину на преступление.
   Савелий вдруг заговорил на английском языке, да так, что я прямо заслушалась. Резкий звук клаксона сквозь закрытое окно достиг моего слуха и заставил вздрогнуть. Ну что ж, самое время уйти. Уйти, не поднимая глаз... А все-таки мне удалось пройти по краешку его судьбы... Снег падал медленно и тихо, покрывая тротуары, заметая мои следы, скрывая сам факт моего присутствия в этом мире, чуждом мне и чужом.
   Весь запал от выведения на чистую воду преступника угас, и теперь я медленно замерзала, словно пробежала стометровку, и сейчас остывала на пронзительном ветру.
   Не помню, как я добралась до работы. Долго ждала троллейбуса, уйдя за квартал от банка Ланового, долго ехала, долго ждала, пока незадачливый водитель поправлял слетевшие 'рога', долго тащилась от остановки до офиса. Прошло часа два, наверное, не меньше. Или мне так показалось?
   Поднимаясь по лестнице в холл, мое сердце замирало от страха: что я теперь скажу коллегам, которые знают о моих отношениях с банкиром? Как объясню наш разрыв? Понимаю, что не обязана, но ...
   Большая корзина роз стояла на полу посреди приемной. Бледно-розовые не распустившиеся бутоны с закрученными лепестками. Боже, как они прелестны. Разве сегодня у кого-то день рождения? Да нет, я была бы в курсе. Или за всеми этими душевными и полукриминальными перепитиями я упустила из виду чье-то торжество?
   - Народ, это чья красота? - спросила я негромко. Я не могла не улыбнуться, смотря на эту нежность.
   - Кажется, твоя, - из кабинета выглянул Иванов. - Анатольевна, хорошо, что это розы. Вон, у тебя на столе еще такая же корзина. А третью девчонки утащили в сметный отдел. Ты же знаешь, они не могли этого не сделать, - он мне подмигнул. - А если бы он решил поразить твое воображение и подарил тебе аллигатора? А что? Это сейчас модно.
   - Да кто он? - нет, я отказывалась думать на Савелия. Я ушла, все конечно, я уже смирилась с этим. Почти. Вот пролью пять ведер слез, и успокоюсь. Или пятьдесят. Или всю жизнь буду оплакивать эту потерю. А что, он того стоит.
   - Да не знаю, там записка какая-то воткнута, мы не читали, конечно, - и Иванов невинно метнул взгляд на аквариум, потом на потолок, потом улыбнулся мне, подмигнул и скрылся за дверью.
   Дрожащими руками я достала маленький кусочек красочного картона, развернула, и слезы заструились по лицу. Как же, два часа, считай, не плакала.
   'Пышечка, 13-го наша свадьба, так что в 18-00 будь готова - идем выбирать тебе наряд. Уже скучаю, уже тоскую, люблю еще сильнее. Ты мое все. Твой Сэв. P.S. А если тебе не нужна моя жизнь, то и мне тоже. Целую.'
   В общем, так и закончилась эта история. Конец у нее оказался счастливым. Просто я проплакала весь день до 18-00, и вышла на улицу вся зареванная и счастливая. Ухнула в объятия своего банкира, чтобы больше никогда с ним не расставаться. А что я, ненормальная, отказываться от такого счастья? Мечты сбываются.
  
  КОНЕЦ
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"