Владыка Нуруфантур, я падаю в ноги тебе, мне не в чем раскаиваться и нечем просить за себя. И мой голос, и голос моей флейты - сопровождают на Бесконечном Неведомом Пути - Ее... тот же побуревший октябрьский лист, что упал тебе под ноги, молит лишь об одном - "Позволь мне остаться в Чертогах Твоих до Второй Музыки... мне больше нечем жить..."
И впрямь, впрямь, Владыка Нуруфантур, после того, как Она покинула Арду, я - только тень без голоса и лица, с той поры я не спел и не создал ни одной песни, ни одной мелодии. С той поры мои руки знали только холод рукояти меча, а мои уста - только боевые кличи и праздность бесед на пиру. Никогда и никому не говорил я о Ней с тех пор, как покинул Дориат в день Ее свадьбы, сломав флейту у Ее ног; Даэмарт - Тень Рока - назвался я Нолдор, к которым пришел: вольно мне было с ними, не любят Смертных дети Фэанора. Знали меня, как яростного в бою воителя, не ведающего пощады, и удивлялись, наверное, все слезам моим, когда слушал я баллады Маглора Фэанариона - теплыми летними вечерами. Многие, и даже сам Маглор, спрашивали меня о причине слез моих, но молчал я, нечего было мне сказать им. Тот, кто не видел Ее никогда, не поймет меня, тот, кто видел - не забудет Ее и не станет спрашивать.
Будь прокляты Камни Фэанаро, Владыка, о воистину! Свет их отнял у меня - любимую, у Маглора - разум, у Арды - покой. Несчастными стали все, кого коснулся их Рок... так не отпускай Тень Рока за пределы своих Чертогов никогда более! Тенью Рока стал я, Даэрон из Дориата, раз не дано мне было стать Ее тенью на Ее пути!..
Я помню ее еще ребенком, Владыка Судеб, я, Перворожденный Эльда. Я помню ее детство, но это не имеет никакого значения, это не стояло между мною и моей любовью никогда. И, несмотря на то, что сотню лет я прожил в мире, где еще не было ее голоса, следа ее ног на песке у ручья, я забыл об этих годах, я забыл о том, что когда-то мог жить без нее. А она не знала мира без меня, я был для нее такой же неизбежностью, как ее мать, ее отец и другие синдар Дориата. Может быть, потому Она никогда и не помышляла ни о чем, кроме дружбы?.. Может быть, именно быстротечность и непостижимость краткого срока Смертных привлекла ее в этом оборванном немытом бродяге?
Я знаю, что мне надлежало бы говорить иначе об одном из тех, кто заставил пошатнуться трон Врага; но я не могу, Владыка, я не могу... сладко и сейчас думать мне, что сгнила бы его плоть в застенках Гортаура, и не осталось бы от него в Арде - ни следа, ни доброй памяти, если бы Она не пришла ему на помощь. О, всеми силами я стремился этому помешать!
(Я говорю, говорю, Владыка, я чувствую, как тяжелеет Твой взгляд и радуюсь тому, что мои слова сами молят за тот приговор, который столь необходим мне, как бы ни был он ужасен...)
Да, Владыка Нуруфантур, я бы и сейчас, зная все, совершил бы все то, что совершил тогда, ничего не зная. Потому что - какова цена любви, если она готова принести себя в жертву Судьбе?..
Ты дозволяешь мне остаться в твоих Чертогах до скончания веков, о Владыка, благодарю... благодарю. Мой путь окончен, в хрониках я останусь жалким безумцем, чинившим помехи героям, идущим путем Любви и Замысла; пусть... Важно не это, важно то, что наконец я могу затихнуть в сумраке безвременья, не думая ни о чем, не зная, сколько столетий Арда живет без Нее. Это и к лучшему, чтоя погиб, о Владыка, потому что я не мог простить миру то, что он может счастливо жить, когда Ее больше нет... мне не дано второго.
... Время было бессильно излечить меня, не лечит меня и безвременье. Правда оно, что от любви не излечить.
Сумрак Чертогов, в которых бродят тени, не лечит от одиночества, потому что ни в одной из этих теней мне не дано узнать тебя, Тинувиэль. Нет среди этих теней даже тех, в чьих чертах лица, повороте головы, взмахе руки - я мог бы увидеть хотя бы тень от тени, бледное подобие. Ни яда, ни лекарства от памяти о тебе - мне не дано.
И я читаю в тенях знаки будущего, в своем одиночестве. Знаки будущего, которого у меня нет...
А мы с тобой читали знаки троп. И когда тропы - или ветви - скрещивались, как линии на твоей или моей ладони, я был счастлив.
Мы часто гуляли вместе; мы были свободны, не было сказано никаких Слов - ни мною, ни тобою, может быть, потому что никто не хотел до срока рвать связующие нити, чувствуя больше, чем мог понять. Когда наступали сумерки, я каждое мгновение боролся с желанием взять тебя за руку - потому что мне начинало казаться, что вот сейчас ты растворишься в тенях, еще один шаг, первый лунный блик - и мне останется только воспоминание о тебе. Даже теперь, когда мне и вправду осталась только память, я еще не готов с этим смириться. Даже здесь, где не смириться с чем бы то ни было - невозможно.
Что же это было тогда - страх или предвидение? Ты не знала и я не знал, не думал, я шел за тобою, а ты скользила в лунных лучах, как будто не касаясь земли. Я стоял за твоей спиной затаив дыхание, когда ты склонялась к своему отражению в зеркалах озер. Ты так любила совершенную красоту своего лица, ты могла часами смотреть в воду. И я мог. Когда стоял за твоей спиной. Потому что я эту красоту любил много больше, чем ты.
Потом ты смеялась и била ладонью по воде; твое отражение теряло четкость, дрожало и размывалось, только круги шли по воде... ты поворачивалась ко мне и смеялась, cмеялась, а я готов был бежать, закрыв лицо руками, тщась забыть этот страшный момент, когда твое лицо искажалось под ударом твоей же руки, исчезало в движении воды. Мне казалось тогда, что я понимаю смерть, что это она и есть... а тебя - не это ли смешило, прекраснейшая из детей Эру?
Прекраснейшая, как же жестока ты была - невольно, бездумно. Наверное, так же бездумно и невольно жестока прекрасная золотая змея; мы смотрим на нее неотрывно, нас чаруют ее текучие движения, отблески солнца по ее чешуе. Ей по сердцу влечение наших сердец, и она вползает на протянутую руку, свивается вокруг запястья; разум тихо стонет в ужасе, ибо знает, что это смерть, а сердце ликует ее неизбежности, когда красота так близка, страх бессилен. И змея целует ладонь, ее яд может быть быстрым и смертельным, а может быть медленным и мучительным. Она ни в чем не виновна, и ты будешь умирать, вспоминая ее поцелуй, как вершину счастья и величия твоего пути. Долго я умирал от твоего прикосновения, от отравленного поцелуя твоей души, о Тинувиэль, благословляя тебя за него! Как беспечно, ни о чем не догадываясь, ты позволяла мне вплетать алые колокольчики лесных цветов в твои волосы!
Я сидел у твоих ног и играл тебе на флейте. Тебе и только тебе, музыка должна была рассказать обо всем там, где слова бессильны и немы. Играл, не поднимая взора, зная, что временами ты простираешь руки в закат - и бабочки слетаются, садятся на твои пальцы. И музыка моя говорила тебе: как жаль, что я - не одна из этих бабочек, им дозволено то, в чем отказано мне. А ты смеялась...
И что я должен был делать, когда, подходя к поляне, где обычно играл тебе, в сплетениях ветвей увидел, как обнимает тебя за плечи - оборванный Смертный, заросший лохматой бородой, в поношенных одеждах! Как я мог смотреть, как ты позволяешь ему касаться твоих волос грязными руками, как ты подаешься навстречу его ласкам!..
Я бежал, словно обезумев. Я желал убить его, уничтожить, навеки разлучить вас, лишить его возможности еще раз повторить это кощунство. Мир рушился под моими ногами. Так не могло быть - и так было... о, Валар!
И я пал в ноги твоему отцу, я рассказал ему все, что видел и чувствовал... умолчав лишь о том, что любил тебя больше жизни. Потому что я знал, сколь ревнива отцовская любовь Тингола. Так же, как не мог он отдать твою руку какому-то Смертному, так же не мог он отдать твою руку и мне, он не мог допустить того, чтобы кого-то ты любила больше них с Мэлиан.
И, после того, как Тингол с позором прогнал этого смертного щенка - "к Морготу за Сильмариллом!" - ты отомстила мне за все, любимая, ты поцеловала меня насмерть - попросив помочь тебе бежать вслед за любимым, разделив с ним Судьбу, Подвиг и Смерть. Ты действительно верила, что моя любовь настолько беззаветна, что я не смогу тебе отказать, побегу, словно пес, по следам твоим, стоит тебе лишь приказать... О, принцесса, ты привыкла к тому, что нет отказа дочери короля, нет отказа прекраснейшей из эрухини, ты верила, что вольна требовать любых жертв от тех, кто взглянул на тебя с любовью!..
Но я - не пес, ты забылась, забылась, мэльда!.. Ты пожелала слишком многого от того, кто любил тебя! Где было так, чтобы любящий уступил свою любимую - другому, низшему, недостойному? О, нет... хвала Единому, что не носил я на поясе меча, иначе я убил бы тебя, чтобы не свершилось того, что свершилось! Смерть бы уберегла тебя от этой проклятой любви, скрыла бы тебя от его взоров и исканий под сенью своих крыл, ты ушла бы в Валинор и стала бы там королевою королев... и рано или поздно мы бы встретились. И даже если бы ты не простила меня, я мог бы - смотреть на тебя, хотя бы издалека...
... и пес за тобою пошел, пес, не я. А я бился, как птица в силках, я пытался отвратить неотвратимое. Что мне было до судьбы, до Эстэль, до Освобождения - если я терял тебя! Я готов был платить за Надежду для мира - любую другую цену, только не эту...
Все тщетно, все было тщетно с самого начала, когда тебе, несмотря ни на что (так и должно было быть) удалось бежать, Государыня Мэлиан не раз говорила со мною о судьбе, пытаясь облегчить мою скорбь - но не было ей облегчения. Не надо слов о судьбе, королева, говорил ей я, лучше покажи мне Ее облик в зеркале озер - еще раз... еще один раз...
Был взмах ее руки подобен взмаху крыла - и появлялся Твой образ передо мною в зеркале вод. И, преклонив колени, сидел я у озер - часами, пока ночь не скрывала Твой образ от меня, сидел и смотрел в воду, благодаря небеса за то, что ты не подойдешь сзади - и не ударишь по воде рукою, как раньше, и не пропадет, не покинет меня колдовское наваждение, созданное королевой.
Когда ты вернулась - я смотрел на тебя, не решаясь выйти навстречу, смотрел и видел - только шрамы на твоей душе, не осквернившие твоей красоты. Я нисколь не удивился, узнав после, что Песнь твоя повергла в прах мощь Гортаура, смирила ярость и волю Моргота, отняла силу у его приспешников - перед Красотой все падает ниц, даже Закон Арды не устоял перед нею. Ты была прекрасна и юна, как и прежде, но все минувшее оставило на тебе след своей ладони. Как счастлив был бы я, если бы мог тогда - подойти к тебе сзади, укрыть своим плащом от почестей и расспросов двора твоего отца, увести к чистым прозрачным ручьям, смыть с тебя их водою - память о былых страданиях и скитаниях, стремлениях и лишениях, смыть с тебя пыль дорог, страсть фэанариони, Тень Моргота...
Но я знал, что ты не позволишь, что - от того, другого ты приняла бы подобный жест, от него ты хотела бы тепла и заботы. А мне было дозволено лишь сломать флейту мою, стоя перед тобою на одном колене.
О, почему... если бы подобный выкуп за твою руку Тингол назначил мне, я не позволил бы себе стать виновником гибели своего сюзерена и друзей его, я не позволил бы тебе идти за мною в холод и мрак, в царство Боли и Смерти. Я сам - прошел бы все, что должно, теми или иными путями добыл бы Камень из короны Моргота, вернулся бы - как я мог бы не вернуться к тебе, я не погиб бы, никак не погиб... и не стал бы презреннейшим из презренных, который даже рукою любимой женщины обязан - ей самой, ее помощи! Зная это, он, твой "герой", мог плясать на вашей свадьбе, целовать тебя с легким сердцем и принимать хвалы синдар Дориата, чувствуя себя венцом Эа! О, Валар, почему великих всегда окружают ничтожества. Чванливые, неграмотные, в любви своей любящие только разгулье своих страстей.
Я уже знал, что будет потом. Отчаяние нашептывает свои откровения. Тингол веселился на твоей свадьбе, думая о кратости человечьего срока, а я уже знал, покидая Менегрот, покидая Дориат, не оглядываясь, задыхаясь от рыданий, что вслед за ним уйдешь и ты. И наши пути с тобою разошлись - навеки, даже воля Всеотца не властна связать нити наших судеб. Мог ли я после этого жить долго?
И каждый раз, когда плащ сумерек накрывал землю, я уходил от друзей, я не мог оставаться с ними. Я уходил в тени дерев, чтобы забыться, чтобы поверить, что в них на мгновения может возникнуть - твой образ, твой силуэт, что ты, как ранее, скользнешь по лунному лучу, по траве, вскинешь руки в танце, плеснут на ветру твои волосы... я ждал, ждал твой призрак, я любил тебя так, как будто ты не умерла.
И я не мог забыть, я вспоминал, потому что лучше боль разлуки, боль потери, чем мертвая тишина в сердце -
--
Даэрон, зачем ты предал меня? - наверное, только тяготы дорог, железо и пламя Моргота и Тень, навеки оставшаяся в твоей памяти, могли научить тебя говорить без королевской отрешенной беспечности с тем, кто тебя любил, не будучи любимым тобою. Боль и тоска не украсили твои волосы серебром, но седина появилась в твоем голосе, мудрость вечной юности, прошедшей путями Подвига и Любви, появилась в твоем взоре. Ты склонилась ко мне с высокого трона, принцесса Дориата, княгиня Дортониона, увенчанная алмазной диадемой, блиставшей, словно созвездие в твоих волосах. В твоих словах, в твоем взгляде и голосе был только укор; не гнев, не обвинение. За это я простил тебе все. И опустил голову:
--
Принцесса, я не жалею ни о чем. В конце-концов, это Судьба, чему суждено было совершиться - совершилось, твоя мудрая матушка права. А что кровь из ран души ныне стала моей Песнью - твоя ли в том вина, о Тинувиэль...
--
Нет, Даэрон. Не моя. - нотки справедливой суровости были новы для тебя, новы, но верны, иначе и быть не могло, - Нам дано любить лишь единажды и я следую своей любви. Так же, как ты следуешь своей, ветер приносит мне ее горький полынный запах. Разойдемся же - без печали, там, где нет надежды на встречу.
Мне стало больно дышать.
--
Ты тоже знаешь, что умрешь, моя госпожа?.. - полубеззвучно прошептал я, клонясь к ее ногам, милосердная боль давала мне забытье, позволяла - бросить кровавым сгустком в лицо Ей все, что было на душе, сейчас, раз никогда более.
--
Да. - твой голос не дрогнул, в нем не зазвучало скорби, не появилось тоски. Ты смотрела на меня с высокого трона, и лишь печаль неизбежного прощения была в твоем взгляде.
И я понял - мне незачем и нечем жить. Разум и помыслить не мог о том, что можно сотворить такое, а руки делали - сломав флейту, они положили безгласное ее тело к ногам твоим, а уста мои прошептали -
--
Прощай, мэльда, прощай, Лютиэн Тинувиэль...
--
Лети. - ответила ты, взглянув мне в глаза последний раз.
В в твоих темных глазах сейчас был только звездный свет, ты исполнила Замысел, поняла свой долг и получила награду. Я не мог оставаться с тобою более... я не мог более оставаться в Дориате. Тингол и Мэлиан не задерживали меня... и не потому, что я был не нужен.
И исхода нет. Есть только печаль - второй лик любви. Даже в смерти они не покидают меня.
Есть птицы, которые поют лишь перед смертью. Я и перед смертью не пел, госпожа моя Соловушка.