Чепилова Диана Георгиевна : другие произведения.

Паззлы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Это было написано в рамках игры ума. Задачки ћв семи пунктах опишите поставленную темуЋ. Темы мне ставили участники этого произвольного "семинара". Как и я - им. В результате, кажется, получилось нечто, что не грешно выпустить в вольное плавание...

   Предисловие.
  
   Это было написано в рамках игры ума. Задачки "в семи пунктах опишите поставленную тему". Темы мне ставили участники этого произвольного семинара. Как и я - им. В результате, кажется, получилось нечто, что не грешно выпустить в вольное плавание...
  

Д. Чепилова.

  

БЕЛЫЕ СТЕНЫ

  
   Итак, потрясающая, на самом деле, тема, по которой можно писать книгу философских эссе, а не семь пунктов "галопа по Европам" - "Белые стены".
  
   "Белые стены храните спасите нас
   без зеркал в которых соблазн
   без слов в которых беда
   молчанье мое - заклинанье мое..."
   (И. Кормильцев)
  
   1. Начну с того, что всю жизнь, что бы я ни делала, куда бы и где бы я ни шла, вокруг меня были белые стены. Всюду я окружена незримыми стенами, очерчивающими предел незримой молельни, из которой нет выхода. Из которой я не ищу выхода - хоть иногда мне казалось, что ищу. Никогда так не казалось в настоящем времени - всегда постфактум, всегда - оценивая диалектику происшедшего и сделанного. Всегда оценивая и рассматривая - сквозь призму чужих взглядов и оценок. В моей системе координат нет места желанию вырваться за пределы молельни, сломать ее стены.
   В молельне меня не интересуют даже вопросы всемогущества. Молельня всегда и неизбежно - "делай что должен и совершится чему суждено". Так лучше. Если угодно, доступная мне форма благодати. "Здоровье не лучше болезни, богатство не лучше нищеты, почести не лучше унижений, долгая жизнь не лучше короткой. Лучше то, что ведет и приводит к цели". Это формула белых стен.
  
   2. Отдельно люблю больницы за побеленные потолки и известку коридорных стен. Стены, у которых расстреливают, всегда становятся белыми. Алая кровь преображает сопричастный смерти материал, и он "белеет". Белые стены больниц и коридоров некоторых официальных учреждений - фантомы непорочности. Все, что насквозь официально - всегда недосягаемо для рук, губ и зова, и сим как бы девственно. И ты проходишь по таким коридорам, как бы не ощущая своего права находиться в пространстве белого. Особенно когда это пространство пропитано еще и запахом лекарств, по-своему высоким и чистым. Я не удивлюсь, если навстречу мне в таком коридоре выйдет ангел. Призрак. Что угодно. Белизна способна породить нечто жестоко-непорочное. В этом есть свое смертельное очарование.
  
   3. Когда-нибудь, когда у меня будет достаточно времени, я озадачусь обдиранием обоев в своей комнате, выравниванием стен и окрашиванием их в чистый белый цвет. Страшно подумать, на что это будет похоже через пару-тройку лет, все выцветает, облупливается, населенное людьми пространство не способно хранить белизну без обновлений и подкрашиваний; именно поэтому этот грандиозный план еще не осуществлен. Колеблюсь :)
  
   4. Пространство, окруженное белыми стенами, ассоциируется с монашеской кельей или операционной. У детей нашего века - преимущественно с операционной. В которой можно быть либо врачом, либо пациентом. Чтобы знать правду о себе - врач ты или пациент, - нужно оказаться в "операционном" пространстве, окруженном белыми стенами. В известном смысле, именно в пространстве, окруженном белыми стенами, встречаешься со своим Призванием. Главное - найти в себе терпение пробыть там нужное количество времени (столько, сколько надо, чтобы встреча состоялась) и мужество войти в него, оставив часы и долги снаружи.
  
   5. Белые стены хранят от зеркал и глаз, в которых соблазн. Воистину. Дело не в том, что от соблазна нужно прятать в песок голову; просто в какой-то момент от них устаешь. Как от пурги, которая не проникает под кожу и не отравляет кровь, но делает пространство вокруг неподходящим для полноценной жизнедеятельности в нем. Калейдоскоп суеты настойчиво побуждает уйти с головой во "внутреннюю эмиграцию".
   Между белых стен зеркала и глаза, беспокойные изнутри, не выживают. Рассыпаются на осколки, из которых слова "вечность" не составишь, изначально негодный материал. Потом распадаются в пыль.
   Белые стены отражают все, что происходит в пространстве между ними. Особенно отчетливо они отражают мучительно-светлую метафизическую тоску. Отраженными лучами пронизаны пространство и время между ними. Живущие в этом пространстве узнаются по привычке мало спать, много читать и глубинно, потаенно вожделеть тишины.
  
   6. Один из любимых моих снов в подростковом возрасте - белые стены, которые сдвигаются над моей головой, сдвигают очертания комнаты, пока я стою: потолок сужается, пол, напротив, становится шире, а я вырастаю, к вящему моему неудобству, в размерах, вытягиваюсь ввысь, как раз туда, где стены сойдутся, как Сцилла и Харибда. И когда кто-то невидимый резко толкает меня в грудь и я падаю на пол, уменьшаясь, белые стены начинают игру с конфигурацией комнаты - потолок снова расходится вширь, пространство смещается, превращается в кубик-рубик; но никогда пропорции не нарушаются. Сила, которая играет с параметрами этой комнаты, относится к области внутренней логики ее движения сквозь время во вселенной; это не чья-то персонифицированная воля.
   Ближе к моему двадцатилетию эти сны закончились и с тех пор не повторялись. Но я помню этот сон, он повторялся много раз - всегда с одним и тем же сюжетом, без изменений. Словно раз и навсегда записанная кинопленка. Я его любила. Просыпалась я после него с очень светлой усталостью опустошения. Никаких тревожностей и дурных предчувствий, словно всё уже произошло.
  
   7. Сейчас иногда мне снится Белый Город. Город, в котором только белые стены. В разные периоды своей истории - населенный людьми в белом (именно людьми), с белыми волосами и глазами, уже без людей, но еще в целости, уже в руинах... Никогда он не снился мне ночью. Всегда - днем, когда солнце в зените. Иногда на белых стенах нарисованы чертежи пирамид. Иногда - формулы. Иногда - геометрические фигуры. Иногда - нотные партитуры. Иногда все вперемешку, и для жителей этого Города это не "граффити", а способ сохранять свои мысли для тех, кто придет сюда сквозь сон. Кажется, что они уходят иногда из города - все - чтобы не мешать сновидцам. Однажды не вернулись (не вернутся?.. кто знает, в каком времени пребывает сейчас этот Город, или во всех потоках времени сразу?..). И ветер гоняет песок по белым мостовым между белых стен. Белый песок. А на бледном небе горят - днем - белые звезды.
   Белые стены Белого Города - никогда не сожаление. Никогда не торжественность. Всегда - восхитительная данность, "живая вода" пребывания в бытии.
  
   * * *
  

ЧУЖИЕ БЕРЕГА

  
   Как обычно, не без "эпиграфа":
  
   "... - Из всех наших наблюдений - это наиболее значимое, - сказала она. - Жизнь - это маска, посредством которой вселенная выражает самое себя. Мы допускаем, что человечество и поддерживаемые им живые формы представляют собой естественную общность, и что судьба всей жизни является ставкой в решении судеб отдельно взятого человека. Таким образом, когда дело доходит до самопознания, до amor fati, мы перестаем играть в бога и обращаемся к обучению..."
   (Ф. Херберт, "Дети Дюны")
  
   Итак, к теме.
  
   1. Первая ассоциация на словосочетание "чужие берега" у меня - изгнание. Корабль отошел от причала и удаляется в сторону туманных чужих берегов под низким небом, истекающим отвратительной дождевой моросью, которая, в целом, уже не отвратительна, ибо "все познается в сравнении" (спорное утверждение...), и есть, с чем сравнить. Так уж получилось, что я оказалась среди пассажиров этого корабля. И туманные чужие берега теперь должны принять меня и перестать - или не перестать - быть чужими. От этого ничего не меняется.
  
   "... Мы свиделись с вами в гостях у какого-то странного века.
   И нынче меж нами - обряды, обеты, законы, запреты.
   Мы были чужими, мы стали друзьями... Попутного ветра!
   И пусть вас минуют жестокие штормы, подводные камни и прочие беды!
   Плывите, плывите, и пусть ничего не осталось в залоге.
   Мы были друзьями, мы стали чужими... Счастливой дороги!.."
   (М. Щербаков, "Прощальная II")
  
   2. Чужие берега туманны и пасмурны при любой погоде. Для изгнанника не существует другой погоды. Для изгнанника существует только Дело, только оно оправдывает жизнь с того момента, как ты предпочел изгнание - смерти на своей земле, по тем или иным причинам. Погода глубоко вторична, но и она оказывает на изгнанника свое влияние - в качестве зримого проявления повернутого к нему одного из ликов миропорядка. С момента согласия на изгнание человек оказывается в положении постоянно оправдывающегося, и за "спасение души" он должен теперь постараться - вдвое и втрое больше "обычного", как тот, кто предпочел продление жизни земной провозглашению символа веры и переходу к "жизни вечной". В точке подобного выбора жизнь земная и жизнь вечная, на мой взгляд, глубоко противопоставлены.
  
   3. Переживание прекрасного на чужих берегах неизбежно связано с цивилизацией и только с цивилизацией. Чужие берега - они на то и чужие, что не эта земля тебя породила и вскормила. И не сразу примет, земля вообще материя довольно неторопливая - в суждениях и движениях. И это отторжение земли изгнанник всегда чувствует. Каждым шагом. С каждой наступающей ночью оно обостряется, потому что в большинстве своем мы видим "сны земли". Как андерсеновская Русалочка, изгнанник ступает по чужой земле, как по лезвиям, и как Рахметов, спит на гвоздях. По крайней мере, пока не прольет свою кровь за эту землю. Тогда происходит в некотором смысле братание и земля его "усыновляет".
   Людям, в отличие от земли, есть, куда спешить. Выучи язык, обычаи, нравы, постарайся встроиться в систему - и ты будешь принят. Сначала с теми или иными оглядками, потом про них забудут. И откроют тебе свои общедоступные сокровищницы музеев, театров, выставок, парков, торжественных высоких лестниц в общественных приемных... радуйся тому, чему можешь радоваться.
  
   4. Словосочетание "чужие берега" и весь всплывающий ассоциативный ряд (см. выше) отдает неизбывной осенней усталостью, с которой можно жить. Которая не лечится ни бездельем, ни покоем. Такая усталость лечится только торжеством победителя. Или amor fati, отказом "играть в бога" со всеми сопутствующими просветлениями (см. "эпиграф").
  
   5. Для меня тема изгнания архетипична. "Прошита в биос", так сказать. Безо всякого ложного пафоса по поводу "изгнания из рая"; скорее, изгнания оттуда, где того, что можно было бы назвать домом, тоже не было. Ранний подъем утром, холодная проветренная кухня, кофе в "турке", шаль, бумаги, стол, работа - это для меня атрибутика изгнанничества. И неважно при этом, снимаю я квартиру, живу ли в своей или вообще в квартире плохо знакомого человека "на птичьих правах" гостя - в любом случае, у изгнанника нет дома и это не мой дом. Временная "стоянка". "Мансарда". Единственная постоянная константа в жизни - книги. Изгнанник должен мало есть, но много работать и читать. Книги своей покинутой родины, чтобы не забыть ее язык. Когда речь идет о "метафизической родине", так тем более... ее язык - язык идей. Язык эстетических и этических нормативов. Язык воли к действиям, язык поступков.
  
   6. А вот умирать за чужие берега, когда на них приходит война и всех, кто может держать оружие, ставят в строй, не обидно. Некое такое подведение баланса, когда можно считать себя в расчете с этой землей за гостеприимство, хлеб и сны. Если уж предпочитаешь рассчитываться, а не брататься.
  
   7. Самая великая радость на чужих берегах - наполовину, как бы, тебе не принадлежит. Сразу. И непринадлежащая тебе половина отъедается пространством и временем беззлобно и беспощадно. Самая неизбывная тоска - тоска по солнцу. "Солнце чужих берегов" никогда не светит тебе. Есть солнечный свет, но "нить связи" перерублена. И солнечный свет теряет свое значение.
  
   P.S. Еще мне дали тему "гильотина", я ее думаю (в который раз...), и единственное, что пока хочу о гильотине сказать - что есть большое желание обойтись без банальностей вроде "самый гуманный способ казни в конце XVIII века" и т.п.; казнь - она и есть казнь, в известном смысле уже неважно - как именно казнят. Сам факт казни имеет большее значение. А в гильотине существенно важнее другое: она состоит из геометрических фигур. Вся. ("не знающий геометрию да не войдет..." (с) ) И вряд ли любому, кто видел гильотину - даже в уменьшенном виде, в качестве карманной гильотинки для обрезания сигар, или в кино, - не пришла в голову ассоциация с вратами. "Вдвойне" врата: два столба с перекладиной наверху - "первый уровень врат", прошедший его переходит из одного мира в другой. "Второй уровень врат" - доски, в которых закрепляется голова: становится очевидно, что придется оставить тому миру, который покидаешь, как дань за постой, и кто это оставляет, т.е. кто уходит. Все лишнее разом отсекается от головы :) (хоть юмор, конечно, "замогильный" и сим не слишком-то хорош, но оно относится к разряду "в каждой шутке есть доля шутки").
   В гильотине зачаровывает именно ее геометричность. Через эту геометричность можно понять очень многое... если, конечно, ориентировать свое рацио не только на объекты материального мира в материалистическом ключе. Геометричность "оттачивает", делает очевидной для визуалов сущность гильотины, как Знака. Эдакий иероглиф Страшного Суда, возникший в демиургическом пространстве революции. Открытию врат рая предшествует Страшный Суд, который вершится не всегда по законам исключительно человеческой справедливости (см. казни вроде как невинных... не эти ли мысли и ассоциации пришли в голову Робеспьеру, когда он сказал свое знаменитое "А был ли казнен хоть один невиновный?..").
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"