Аннотация: Прежде чем желать справедливости, стоило бы подумать, чего ты хочешь на самом деле. Потому что потом может оказаться поздно...
После отзвучавшего грохота салюта, ярких вспышек в тёмном небе, на фоне всеобщего восторга и радости, особенно странно было слышать от родного человека, которого знаешь с самого детства:
-- А ты думала, в сказку попала? -- с неожиданной злостью. Остальные её слова я даже не смогла воспринять, настолько была поражена силой направленной ярости. Они словно слились в шум. Ядовитый, разрушающий шум. И что самое обидное, незаслуженный. Я-то тут при чем?
-- Алёна, ты серьезно? -- попыталась остановить, отгородиться. Может, еще не поздно всё свести к шутке?
-- А ты думала? Или ты возомнила, что я дам обидеть своего брата? -- с ядовитой, оскорбительной усмешкой.
-- А если бы твой сын оказался на моём месте? -- но тётя не желала меня услышать. Как она может мне всё это говорить? Этого не может быть. Но всё равно, к переговорам с отцом, маму допустить я не могла - от неё и так осталась лишь тень. А отец тоже хорош... Приволок группу поддержки для выяснения отношений с собственной дочерью.
Право слово, я столько раз смеялась, отрицала, негодовала по поводу возможности ссор между родственниками из-за "квартирного вопроса". Мне казалось это невозможным, ведь наша семья не так уж и велика, чтобы мы еще и ссорились между собой. Но сейчас смешно не было. Обида и непонимание закручивались тугой пружиной. Да еще и фонари на площади начали мигать, раздражая всё сильнее.
-- Всё. Хватит! Не желаю ни видеть тебя, ни слышать! -- парламентер из меня не очень, видимо. Справиться с эмоциями я уже не могла. -- Поверь, дорогая тётушка, справедливость скоро восторжествует. Я этого искренне тебе желаю.
Несчастные фонари мигнув последний раз, погасли. А я почувствовала облегчение, взглянув последний раз в лицо Алёны, что приобрело какой-то землистый оттенок - наверное, её яд просочился наружу.
Отвела отца в сторону и рассказала, о принятом мной и мамой решении взять кредит, чтобы выплатить его долю за квартиру. Сухо, чётко, без эмоций. Потому что их уже просто не осталось. Хотелось побыстрее закончить со всем этим, чтобы никогда уже с ними не общаться.
Это неправильно, грустно, но это жизнь.
***
Всё же вера в чудо лично во мне неистребима. И традиционное русское авось да в сочетании с чётко сформулированным желанием дало результат. Спустя неделю практически из ниоткуда у нас появилась необходимая сумма. Нет, не кредит. Его мы не успели взять. Неожиданно нашелся покупатель на ветхий, не приспособленный для жизни дом, где жила моя прабабушка. При чём сумма, которую он с радостью предоставил, была явно выше рыночной. Поэтому той доли, что нам выплатили, как раз хватило.
Мы наконец могли быть уверены в завтрашнем дне, что не окажемся на улице. Меня отсутствие собственной квартиры не слишком пугало: ведь временно можно пожить и в съемной. Но мама воспринимала всё очень болезненно. Позволить её обидеть я, естественно, не могла, поэтому и решила взять переговоры на себя. Однако, оказалась не вполне готова к ненависти. Как будто к ней можно подготовиться! Впрочем, можно. Но не верилось, что такое может произойти и с нами.
Вопрос был решён, но прощать тётю не было никакого желания. Вычеркнула её из жизни, не желая иметь ничего общего. А спустя год, на моём дне рождения, когда о ней случайно зашёл разговор, я ответила, что её для меня не существует.
Не существует...
Спустя пару дней, я узнала, что тётя больна. Рак. И врачи обещают не больше месяца.
Шок.
-- Справедливость. Справедливость? Справедливость?! -- набатом звучало у меня в голове.
Да, нет же! Совпадение. Как такое возможно? Наверное, просто попала пальцем в небо.
Я отпросилась с работы и, в попытке унять нервы, пошла в скверик. Конец на редкость жаркого мая радовал по-летнему сочной травой и яркими солнышками одуванчиков. Жизнь...
-- Кхм... -- мужчина приятной наружности, улыбаясь словно давней знакомой, сел рядом со мной на лавочку.
-- Ну, здравствуй, ведьма, -- не сводя пристального, с огоньком взгляда.
-- Простите? -- может, я ослышалась?
-- Ну, уж нет! -- раскатисто рассмеялся, -- прощать - это в другую канцелярию. Не обучен-с.
-- У меня нет настроения слушать ваши оскорбления, -- зато есть желание сбежать, да побыстрее, но я словно приклеилась к этой лавочке.
-- Хм. Какие невоспитанные нынче ведьмы пошли. Я уже год как стараюсь, выполняю все желания. И никакой благодарности...
-- Да, о чем вы говорите? -- ошеломленно переспрашиваю.
-- Вот только не надо строить оскорбленную невинность! -- гаденько ухмыльнулся. -- Хотя у тебя отлично получается, Анжелика.
Анжелика? Но откуда он...
Имя заставило отмереть. Вскочила и, стараясь не смотреть на странного мужчину, бросилась прочь.
-- Сама ко мне прибежишь! -- прошептал вслед, но я услышала. До дома меня провожало эхо: прибежишь... прибежишь... бежишь...
Я схожу с ума?
***
Не опуститься в пучину терзаний было очень тяжело. Что уж говорить, подобные совпадения не просто настораживают, а изматывают, душат, доводя до саморазрушения. Поэтому старалась не обращать внимание на творящуюся вокруг чертовщину: мигающий свет давно стал моим спутником, так же как и открывающиеся или закрывающиеся якобы от сквозняка двери.
Но если раньше я легко могла всё списать на неисправность проводки или изношенность дверных петель, то теперь, после разговора в скверике, это было сложнее. Ведьма... Даже если отбросить здравый смысл и рациональность, я не могу признать своё "ведовство" хотя бы потому, что тогда придется взять на себя вину и за болезнь тёти.
В надежде получить ударную долю скепсиса, вызвонила Люську, мою подругу, что была юристом по образованию и прокурором по признанию. Энергичная, яркая, дотошная. Она с легкостью доводила до белого каления любого, но неизменно находила суть вещей, событий, явлений.
Узрев мой кислый вид, Люсинда жестом фокусника достала небольшую бутылочку коньяка, посмотрела на меня еще раз и выудила из недр сумки еще одну, побольше.
-- Так вот он какой, твой эликсир бодрости? -- я всё же улыбнулась.
Люська только хмыкнула. Впрочем, она была права. Как всегда. Мой рассказ получился удивительно слаженным и больше походил на анекдот, чем на правду.
Мы вдоволь насмеялись, представляя мои полёты на метле при полной луне и непременно голышом. Образ булгаковской Маргариты был признан самым подходящим. Осталось только достать рецепт волшебного крема.
И тем нелогичнее, впрочем, это наверняка говорил коньяк, было наше решение, а точнее скорее Люськино. Она записала мне адрес "проверенной бабушки". Когда я поинтересовалась, кем же она была проверена, Люська, хихикая, доверительно сообщила: "Народом!".
Ну, если народом, то ладно.
***
Наутро идти даже к проверенной народом бабушке мне не очень-то хотелось. Но я знала Люську. Если вечером я ей не отчитаюсь, завтра она поедет со мной. И это будет на порядок унизительнее. Конечно был соблазн применить опять эликсир бодрости, чтобы прогнать страхи и сомнения, но не в восемь же утра?
Уютный домик бабушки Серафимы, имя было указано на листочке, внушал уважение: были и пучки трав, подвешенные к потолку, и бусы из ягод, и даже какие-то зародыши в баночках. Но рассмотреть их не дали. Чуть подталкивая меня в спину, что в обычной ситуации я бы терпеть не стала: ненавижу прикосновения посторонних людей, Серафима провела меня к столу.
На самом деле, не знаю уж, как народ проверял "бабушку", но оказалась она не такой уж и бабушкой. В смысле, есть снять платок, длинную застиранную юбку, пушистую кофту на маленьких пуговичках, смыть явно пририсованные морщинки, то получилась бы женщина лет сорока пяти.
Как можно доверять этой "проверенной бабушке", наблюдая явный маскарад?
-- Видишь? -- это было первое, что она произнесла. -- Другие не видят. Наша, значит.
-- Я не понимаю, зачем вам этот маскарад, Серафима?
-- Это для тебя маскарад, деточка. А я-то не старею, но для солидности надо.
-- Вы не разыгрываете меня?
-- Зачем оно мне, милая? Да и не за тем ты пришла, так ведь? Не моей оболочке дивиться.
По коже побежали мурашки, когда ведьма словно пронзила меня взглядом. Её глаза цвета вишни (уж не линзы ли?) ярко светились в полумраке. Плотные занавески на окнах почти не пропускали свет, видимо, и скудность освещения была призвана расположить клиента должным образом.
-- Год назад твой дар пробудился. Разозлилась, обиделась сильно. В гневе плохого пожелала, о чем сама жалеешь.
-- И что же теперь? -- Думать о том, что это невозможно потом буду, потом.
-- Как что? Смерть. -- Серафима уже без улыбки на меня смотрела.
-- И что же... совсем ничего нельзя сделать? Я... я не хочу, чтобы она умирала! -- в отчаянье повысила голос. Неужели тётя умрёт из-за меня?
-- Почему же нельзя. Всё можно. Только вот простила ли ты её? Сможешь ли обиду отпустить?
Какой интересный вопрос. Я... не знаю. Если б не обнаружилась эта болезнь, я никогда бы её не простила. Но смерть! Это уже совсем другое. Только вот как? Как найти в себе силы отпустить обиду?
Ведьма словно прочла мои эмоции.
-- Вижу тяжело тебе. Столько времени злость в своём сердце хранила, оберегала, взращивала, -- каждое её слово обрушивалось на меня. Но это правда.
-- Да, тяжело, -- вынуждено признала.
-- Что ж, тогда смерть, иного не вижу в её пути... -- Серафима отвернулась.
-- Нет, нет! Я... я хочу её простить, -- с трудом выдавила, сглатывая слёзы, -- но не знаю как.
-- Врёшь! -- вишенки глаз вспыхнули алым, -- впрочем, помогу. Но ты должна стараться. Потому как если не получится, пружина твоей злости дальше будет раскручиваться, задевая не только обидевших тебя, но и близких.
Мне стало действительно жутко. Я ловила каждое слово женщины, которую при встрече даже всерьез не восприняла.
-- У вас с ней одна кровь, поэтому возьмешь ленту алую да в лес пойдешь. Пока идешь -- ни с кем не разговаривай, вспоминай те дни, которые вы вместе проводили. Хорошее вспоминай и плохое. Как придешь в лес -- выбери деревце сильное, в котором жизнь увидишь. Обними его, спиной прижмись, да наверх посмотри, в крону. Попроси забрать твою обиду, ленточкой поблагодари. Запомнила? Иди тогда!
Серафима опять подталкивая, выпроводила меня вон.
*** Я не стала тянуть, зная, что потом будет сложнее решиться, и хотела уже сразу поехать в магазин, чтоб купить ленточку. Но чуть замешкалась, и услышала из приоткрытой двери...
-- Ты как всегда на высоте, Фимочка! -- прозвучал голос того самого мужчины из сквера.
-- Уйди, рогатый! Не наша она еще. Поторопился ты! Да и что за ведьма с именем Анжелика? Вряд ли нашей будет.
-- Ну, что ты! Будет, еще как будет, -- предвкушающе рассмеялся, -- ты сомнения её подтвердила, а уж я-то постараюсь! Как Алёнка умрет, точно нашей станет!
-- Я всю правду ей сказала!
-- Конечно, конечно! Я и не просил тебя лгать. Это как есть правда!
-- Но не вся. Да и не проклинала она её, ты ж знаешь! Видящая она: вот и меня тоже разглядела.
-- Не важно! Зла она желала? Желала! Я всё выполнил. Увеличится её ненависть, только на этот раз к самой себе!
-- Услугу я тебе больше не должна, рогатый.
В ужасе отпрянула от двери, чтобы быстрее покинуть это место. Рогатый, видящая? Вот тебе и "проверенная бабушка". Что же мне делать? Серафима сказала правду? Но поможет ли это Алёне?
Как ни старалась запереть эмоции, получалось плохо. Пожалуй, придется сначала действовать, а потом уже думать.
***
Парк встретил меня прохладой ветерка, что щекотал пальчики и дарил танец алой ленте. И я кружилась вместе с ними по просторам памяти.
Вспоминала совместные пикники, колкости, "тюленей", уподобившись которым, мы лежали на диване. Момент, когда родился один из моих кузенов и мою гордость, ведь уже в мои четыре годика дали подержать его на выписке. Как меня сонную соседки принимали за Алёну, когда я оставалась на ночь у бабушки, ведь мы так похожи...
И, пожалуй, я бы тоже стала защищать своего брата, да что там! Точно бы стала. Так что её можно понять. А то, что она меня выбрала объектом, чтобы излить свою злость... Ошиблась. Со всеми бывает.
Я увидела его. То дерево, что было самой жизнью. Его могучие корни крепко обнимали землю, а крона стремилась вверх, ловя солнечные лучи.
Сделав всё так, как и говорила Серафима, я почувствовала облегчение. Действительно, мне стало легче. Словно тяжелый груз, что я была вынуждена таскать повсюду, пропал. Исчез, растворился.
Я больше не злилась на неё. Но и позвонить не могла.
Пропасть, что выросла за год, прекратила шириться, но от этого пропастью она быть не перестала.
Почему, почему я не могла позвонить? Не знаю. Я действительно на нее не злилась, скорее переживала. Но нет. Да и что бы я ей сказала?
Спустя месяц на семейном празднике мы встретились. Почти не говорили, но было понятно, что никаких обид между нами нет. Как и тепла.
Алёна очень похудела. Прошел обещанный врачами месяц. Они удивлялись тому, что она еще жива. Нет, конечно, прямо это не говорилось, но всё было ясно.
И тогда...
Тогда я вновь призвала справедливость. Всей своей сутью я желала этого. Ведь зла больше не было, справедливость должна была сработать в обратную сторону. Да. Мне так хотелось.
***
На следующий же день в том же скверике, я увидела... рогатого. Сначала хотела пройти мимо, но возможно, он мог мне что-то объяснить. Да, это глупо, наверное, но я подошла и села рядом с ним, чтобы услышать:
-- И тебе не хворать, рогатый, -- зачем я вообще с ним разговариваю?!
-- Ты пришла, сама пришла, Анжелика.
-- Эм... Скорее мимо проходила.
-- Хорошо, пусть будет мимо, -- благодушно согласился. -- Значит, по-прежнему хочешь справедливости?
-- Хочу. Конечно, хочу, чтобы тётя справилась, победила болезнь.
Мужчина рассмеялся. Обидно как-то, зло.
-- А если справедливость в другом? С чего ты вообще взяла, ведьмочка, что справедливость она такая? Ты что, судья? Решила, что можешь решать? Что справедливо, что нет? А чем ты готова платить за свою справедливость?
-- Платить? Что ты имеешь в виду?
-- Если я уберу последствия твоего зла, я должен что-то получить взамен. Ничто не уходит в никуда.
-- Я могу оказать услугу, -- выпалила, вспомнив подслушанный разговор.
-- Заинтригован, -- хитро блеснул глазами.
-- Что ты бы хотел?
-- А ты придумай, Анжелика.
-- Я знаю! Я могу сменить имя. Ты же сам говорил, что для ведьмы оно неподходящее.
-- Что ж. Я подготовлю ритуал. Завтра на рассвете, ведьмочка.
*** Рогатый так легко согласился, что мне было не по себе. Неужели, смена имени значит что-то большее?
И посоветоваться не с кем. А может у Люськи есть номер Серафимы? Если, конечно, ведьмы пользуются телефоном. Да и захочет ли она со мной говорить?
Пока я искала телефон в сумочке, он зазвонил.
Номер неизвестный. Я растеряно села в кресло, не в силах принять решение. Да что со мной? Хватит! Нажала на приём.
-- Анжелика, не думай даже менять имя! Если наречет тебя рогатый, вечно под его властью будешь! Не в его силах жизнь твоей тёте продлить, как бы не подкупал он, не соглашайся! -- быстрым шепотом проговорила Серафима и бросила трубку.
Я не знаю кому верить. Впрочем, если выбирать между рогатым и ведьмой, явно доверия больше Серафиме. Но тётя. Кто ей поможет, если не я? Почему Серафима так быстро бросила трубку? Неужели по-человечески нельзя объяснить?
"Люсь, а у бабки твоей проверенной есть телефон? Скинь её номер?" -- настрочила сообщение, потому как голос мог подвести.
"Да откуда? Она принципиально, говорят, не пользуется. У тебя всё норм?"
Быстро ответила. Да уж, если Люсинда не владеет всей информацией, значит искать где-то еще бесполезно.
Просто голова кругом. Впрочем, ведьма меня предупредила, и на том спасибо. Хотя и до этого было понятно, что рогатый попытается обмануть.
***
Всю ночь я промучилась, никак не могла заснуть. Если меня назвали видящей, почему же не вижу правильного решения? Несправедливость получается. Интересно, а на видящих где-то учат?
Мысли лениво бродили по кругу. Раньше не задумывалась, а теперь прям вот самое время. Выходит, есть ведьмы, рогатые, видящие. Но тогда, и обратная сторона должна быть. Кто-то же должен уравновешивать зло, что творит рогатый хотя бы. Ведьмы они вроде как нейтральные. Могут и добро, и зло совершать. Хотя, я могу, конечно, заблуждаться.
И вот если эта уравновешивающая сила есть, вот сейчас именно самое время ей проявиться. Да-да, я к вам обращаюсь!
-- Видящая, ты могла бы быть и повежливее -- раздался слегка обиженный голос со стороны окна, открытого чтоб хоть как-то бороться с духотой.
-- Ну, простите. А вы кто?
-- Как ты там рассуждала? Обратная сторона? Так вот, я -- вестник, -- и столько гордости в голосе. Как будто фраза "Я -- вестник", что-то должна мне объяснить.
-- И? Ты можешь мне чем-то помочь?
-- Ну, так как ты опять пытаешься идти по светлому пути, правда в большой близости от темного, но все же ты можешь спросить. Я отвечу.
Нет, я понимаю ведьма: ей положено загадками говорить. Но и вестники ничем не лучше получаются.
-- Контролируй свои мысли, видящая!
-- А нечего подсматривать! -- а глаза у него холодные, хоть он и со светлой стороны, вроде как. Можно ли доверять вестникам?
-- Так ты будешь спрашивать? -- сделал шаг ближе к окну, будто собираясь уходить.
-- Да, -- немного поспешно ответила, -- расскажи мне про ритуал смены имени.
-- Темный ритуал? -- недовольно скривился на мой кивок.
-- Что ж, слушай. Но если ты его пройдешь, уже не сможешь идти по светлому пути. Дороги назад нет. Ты попадешь под власть темных. Кто будет проводить ритуал? Рогатый?
Вот не чувствуется, что он пытается меня отговорить. Просто информация. Что ж, мне это подходит.
-- Да, рогатый. Он обещал отсрочить смерть моей тёти, -- я задумалась. Может вестник знает, как можно ослабить эту власть? Или вовсе обмануть рогатого?
-- Обмануть... Это вряд ли. А ослабить -- да, можно. Ты должна сама выбрать имя. Светлое. Дарующее защиту, как дает сейчас твоё.
-- А рогатый согласится?
-- Ты имеешь на это право. Некоторые правила он все-таки обязан соблюдать. Но имей в виду, власть он будет иметь. Будет давить на тебя. Они это умеют. Темные не дают свободы выбора, как светлые.
-- Серафима мне сказала, что не во власти рогатого продлить жизнь моей тёте. Это правда?
-- Продлить жизнь, победить болезнь, он не сможет. А вот отсрочить смерть -- вполне.
-- Но она будет той же? Будет живой? Она не станет каким-нибудь полутрупом? -- серебристый смех был мне ответом.
-- Ты начиталась сказок, девочка. -- Я угрюмо на него посмотрела.
-- Ладно. Ведь это единственный выход? Иначе Алёна умрет?
-- Да.
-- Благодарю, вестник. -- Светлый кивнул и растаял.
Похоже, я начинаю привыкать ко всем этим странностям. Или это просто стресс?
*** Остаток ночи я провела придумывая имя. Вообще мне нравилось то, что у меня было. Было, да... Именно в прошедшем времени. Потому как оглядываться бессмысленно. И уж если решила - что метаться.
Пролистала множество сайтов, примеряя на себя имена. Ничто не вызывало отклика. Но я упорно листала страницу за страницей, потому как отчаиваться - это не про меня.
Вот это, кажется, ничего. Небесная. Селестина. Ага, мне прям идет. Ладно. Значение есть, звучание резонирует. Подходит.
Рассвет.
От росы на траве промокли босоножки. Я уже сидела на лавочке в скверике, а рогатого все не было. Он же сказал, что нужна какая-то подготовка. А сам опаздывает.
Подавив тошноту, возникшую то ли от волнения, то ли от отсутствия завтрака, поднялась навстречу приближающемуся мужчине. Я-то думала, он выйдет из портала или выпрыгнет из-за дерева. Но да, наверное, вестник был прав. Сказок я начиталась, определенно.
-- Ну, здравствуй, ведьма, -- уже традиционно приветствовал меня рогатый.
-- И тебе доброго утра, -- на шутки я настроена не была. Страшно все-таки.
-- Ну что, ты готова к спасению Алёны? По-прежнему хочешь отсрочить её смерть?
-- Да, -- уверенность давалась мне нелегко и рогатый это видел.
-- Тогда переходим к ритуалу.
Мужчина, нарочито не спеша, достал кинжал. От лезвия исходил бордовый свет, а навершие украшал глаз с вертикальным зрачком. Живой глаз, который пристально на меня смотрел и даже моргал.
-- Что это? --непроизвольно я сделала пару шагов назад.
-- Ты умрешь, расстанешься со старым именем, чтобы возродиться с новым.
Аааа! Страшно-то как! Но вслух я не издала ни звука.
Рогатый подтолкнул меня на лавочку, а я могла смотреть только на моргающий глаз на кинжале.
Не оторвала от него взгляда и когда клинок вошёл мне прямо в сердце. Странно. Я умираю?
Рогатый болтал какую-то тарабарщину вполголоса, я слышала его словно через воду. Зато последняя фраза прозвучала отчетливо, стоило вытащить клинок из моего сердца.
-- Анжелика умерла, да возродится...
-- Селестина! -- перебила поспешно.
Рогатый выругался. Да-да, в приличном обществе такие слова не говорят. Ой, кажется я сказала это вслух.
-- Поговори еще мне, ведьма! -- прорычал сквозь сомкнутые зубы.
Эм, у него клыки?
-- Что ж, Селестина, приветствую тебя на тёмной стороне, -- получилось бы торжественно, если б не бездна злорадства в его голосе.
-- И то, что ты выбрала имя сама, тебя не спасёт, ты в моей власти! Если, конечно, всё еще не хочешь визита смерти к Алёне, -- только злодейского смеха не хватает.
-- Да, тут крыть нечем.
-- Рад, что понимаешь.
Обворожительная улыбка, вызывающая желание проредить её, и меня рывком подняли с лавочки.