Камера медленно наезжает на силуэт женщины, сидящей к нам спиной на скамейке недалеко от дома. Сидит она прямо, из чего можно предположить, что это не старая женщина. Волосы убраны в пучок на затылке.
Грязная, заскорузлая рука хлопает ее по левому плечу. Она вздрагивает и поворачивает к нам голову. Это пожилая женщина. Ей за пятьдесят. На лице следы "помятости", запущенности. Но глаза ясные и даже беззащитные.
Смена плана. Средний план. Рядом с ней лицом к нам сидят два "синячка" среднего пола и предлагают ей стакан. Она берет, и по мере того, как она выпивает, спина ее сгибается, ссутуливается. И вот перед нами уже три "синячка".
Один толкает другого и подмигивая говорит:
--
Когда я была в Испании, мужик мой дипломатом там работал... Помню, решили мы пойти на корриду...
--
Ты что, белены объелась? Какой дипломат? Какая коррида? - улыбается другой беззубым ртом. - Ты дальше Гатчины на электричке со своим алкашом поди никогда и не ездила.
--
Ш-ш-ш. Да тихо ты. Слушай. - опять толкает его локтем и кивает в сторону ссутулившейся женщины.
--
Да, да, - говорит та как будто своим мыслям. - Я тоже была в Испании. В Мадриде. Я танцевала там Кармен. Как замечательно нас принимали...
--
Кармен, ха-ха-ха. Кармен-мармен. Ха-ха-ха. - оба заливаются смехом, довольные тем, что шутка удалась. А женщина не реагирует. Она думает о своем. Сумерки.
Вечер другого дня. Воскресенье. Это видно по квадратику на настольном календаре, который Елена Ивановна передвигает с субботы на воскресенье. Она берет чайник со стола и идет на коммунальную кухню. В коридоре сталкивается с соседкой.
--
Привет, артистка. - с подколкой говорит та.
--
Здравствуй, Верочка.
--
Если еще раз явишься домой после двеннадцати, дверь на засов закрою.
--
Но ведь спектакль заканчивается поздно...
--
Знаю я твои спектакли. С пьяницами по подвалам, да по чердакам ошиваешься, а потом рабочему люду спать не даешь.
--
Не беспокойся, Верочка, я постараюсь приходить пораньше.
--
Я тебя предупредила? Имей ввиду, я ведь и выселить могу. У меня на любого управа найдется, не то что на тебя. Артистка...
Елена Ивановна спешит на трамвай. Там она садится у окна. Трамвай проезжает мимо служебного входа в Мариинский театр. К подъезду гурьбой идут молодые артисты балета: девушки и юноши. Елена Ивановна жадно всматривается в них, почти "прилипает" к стеклу, выпрямляется, как струна, и поворачивает голову, когда трамвай после остановки вновь начинает двигаться. Проехав еще одну остановку, она выходит и пешком идет к театру.
У главного входа обычная суета. Елена Ивановна стоит среди ожидающих и делает вид, что ждет кого-то. Нервничает. Смотрит на часы. Народ потихоньку рассасывается, а она продолжает "ждать". Наконец у подъезда не остается никого, кроме нее. Спектакль начался. Она меняет маску "ожидающей" на "случайно здесь оказавшейся" и тихонько идет к трамваю.
У подъезда ее встречает один "синячок" мужского пола.
--
Шустиха, по тебе можно часы сверять.
--
Да, работа заканчивается всегда одинаково. Трамвай подходит вовремя. И еду минут пятнадцать.
--
Посиди со мной. А хочешь, винца сгоношим? (Она отрицательно качает головой).
--
Странная ты какая-то. Ну да дело твое. Дождусь Тамарку, тогда и выпью. Она аккурат из Испании со своим дипломатом приедет... - хохочет.
--
А что ты смеешься? У меня хоть в жизни что-то светлое и хорошее было, а у нее?.. Муж умер от цероза печени. Да и хорошо, что умер, а то бы забил ее до смерти. Ребенка еще по молодости родила - да только урода. Пришлось в приют сдать. (Он слушает с круглыми глазами).
--
Ну да!? А ты все это откуда знаешь?
--
Знаю... Ты, Витька, тоже хлебанул жизни. Ведь ты детдомовский, да?
--
Ага. Я на улице росла, меня курица снесла...
--
Ты ведь так семьи и не создал. Работал на заводе, а теперь на инвалидности после производственной травмы.
--
Ну ты, Шустиха, как отдел кадров прямо! (Тихо смеются).
--
Знаешь, что у пьяного на уме, то и на языке. (Смеются сильнее).
--
А сама-то ты откуда?
--
А вот из этой квартиры. (Показывает на окна на третьем этаже). Сначала я не здесь жила. У метро Владимирская, дом прямо на площади. Там еще в низочке мастерская по ремонту зонтов была... А сейчас ресторан. (Пауза). Мы с мужем получили ту квартиру от театра. Жили счастливо почти десять лет. А потом развод, размен. И вот я здесь...
--
Чего развелись-то?
--
Чего-чего. Помоложе нашел. Мужики и в семьдесят - мужики. А женщины в пятьдесят - уже старушки.
--
(Оценивающе смотрит на нее). Да ты и сейчас еще ничего, еще это, ну сама знаешь. (Опять смеются).
--
Спасибо за комплимент. (Поправляет волосы почти кокетливо). Может я действительн ничего. Только для кого?
--
Если бы я не инвалид был, я б тебя взял. (Смеются).
--
И чего бы мы делали вместе?
--
Знамо дел. Пили бы! (Он продолжает смеяться, а она резко останавливается и грустно говорит):
--
Пора мне. А то соседка домой не пустит.
--
Ну бывай, Шустиха. А то может ко мне в гости на бутылочку?
--
(Суетливо): Тамарку дожидайся. Пока.
Через неделю. Елена Ивановна передвигает квадратик календаря. Опять воскресенье. Она одевает выходное платье, приводит в порядок волосы и выходит из комнаты.
Вновь стоит у театрального подъезда, поглядывая на часы.
--
Что, опаздывает? - спокойно спрашивает мужчина рядом. Она пугливо оглядывается и оценивающе смотрит на него. Он выглядит старше нее, одет хорошо и ухожен. Внешне очень приятный, располагающий.
--
Да, знаете ли. - отвечает смущенно, так как врет. - Подруга. И билеты у нее...
--
И мой внук не торопится. Три дня его уговаривал пойти со мной на балет, но, похоже, не уговорил.
--
Мальчики больше кино любят.
--
Да. Поздновато взялся к высокому искусству его приобщать.
--
Да... (Оба понимают, что разговор исчерпан).
Она вновь смотрит на часы, а он подходит к телефону и звонит. У подъезда становится все меньше и меньше народу. Она собирается уходить, но вдруг он окликивает ее.
--
Простите...
--
Это вы мне?
--
Конечно, мы же с вами друзья по несчастью. Мой внук приболел внезапно, а ваша подруга не пришла. Но у нас есть два билета, и я вас приглашаю.
--
А я пойду. - сразу и утвердительно отвечает она. - Правда. Я так настроилась, что непременно пойду. Сколько билет стоит?
--
Я же сказал: я вас приглашаю.
Ее глаза счастливо светятся. (Наезд на глаза. Отъезд - она сидит в зрительном зале, смотрит на сцену, а он украдкой на нее).
После спектакля они неторопливо идут к трамвайной остановке. Он совершенно искренне:
--
Это был чудесный вечер. Спасибо вам.
--
Ну что вы, это вам спасибо. Я ведь уже чуть не плакала, когда поняла, что Тамара не придет.
--
И хорошо, что она не пришла.
--
Да, наверное... Может быть ее муж опять себя плохо почувствовал. Знаете, он у нее дипломатом был.
--
А вы, если не секрет? Кем были? (Она останавливается и окрыленная предыдущей ложью, загадочно улыбаясь, медленно говорит).
--
А я была балериной. (Пауза).
--
Господи, какой сюрприз! А где вы танцевали?
--
Здесь. - она кивает на Мариинский театр. Улыбается. Потом как спохватывается. Улыбка мгновенно сходит с лица. - Спасибо вам за все. Не провожайте дальше. Я обязательно вам позвоню. А вот и мой трамвай. (Она суетливо входит в трамвай. Двери закрываются. Она машет рукой).
У дома стоит скорая помощь и несколько соседок. С одной из них беседует милиционер. На подходе к дому Елену Ивановну кто-то окликает.
--
Шустиха. Шустиха.
--
А?
--
Да это я, Витька. Сюда иди. - он прячется за деревом и плачет, растирая слезы грязной рукой.
--
Что случилось?
--
Тамарка, похоже, кинулась. - всхлипывает он и озирается.
--
Как кинулась?
--
Ну померла.
--
Да говори ты нормально!
--
Мы пили тут и нехватило. Знаешь же как это бывает.
--
Ну знаю, знаю.
--
Мужик из соседнего двора еще принес. А бухалово паленое оказалось. Тамарка сначала морщилась, потом за живот схватилась и охать начала. Потом упала. Мы ее на скамейку положили. Мужик скорую вызвал. А я тут спрятался, приглядывал за ней. Боюсь я, что меня в ментуру заберут. Разбираться ведь не будут: кто виноват. Знамо дело, с кем пила, тот и виноват. - плачет.
--
Брось, Витька, может жива она. Знаешь, я сейчас выясню, куда ее отвезут. И мы туда поедем, если это не морг, конечно.
Скорая уезжает, милиционер уходит. Остаются две старушки, обсуждающие происшедшее. Елена Ивановна:
--
Не скажете, живая ли она?
--
Живая еще.
--
А куда повезли?
--
В районную. Она сегодня дежурная.
--
Спасибо.
В больнице Елена Ивановна и Витька. Они стоят у кровати Тамарки. Кровать в коридоре, так как в палатах мест нет. Тамара лежит под капельницей, но уже пришла в себя. Слезы текут из ее глаз. Она испугана.
--
Шустиха, я что умру?
--
Нет, что ты. У тебя простой аппендицит. - Елена Ивановна говорит улыбаясь, но слезы тоже катятся по щекам.
--
Аппендицит? - у Тамары сразу загораются глаза, она тоже улыбается. - Ты знаешь, Лена, я ведь другая. Ну я не дипломатская жена.
--
Знаю, знаю. Молчи. Копи силы. А то ведь может быть операцию делать будут.
--
А ты красивая, правда. Балериной, говоришь, была? Я верю. На дне ведь не только потомственные алкаши оказываются. Видно жизнь и тебя поломала.
--
Молчи, молчи.
--
Послушай. А ты не пей больше. И я не буду. Вот выйду из больницы и завяжу. Клянусь тебе. На работу устроюсь. Комнату в порядок приведу. Завивку сделаю. - Все молчат. После паузы: - И ты, Витька, не пей больше...
--
Угу.
Елена Ивановна и Витька на улице.
--
А скоро она выйдет-то?
--
Никогда, Витенька.
--
Как?!!
--
Рак у нее, а не аппендицит. Рак желудка, неоперабильный.
--
А она ж... хотела... завивку.
Елена Ивановна поднимается по лестнице. Уже заполночь. Открывает ключом входную дверь. Но дверь держит внутренняя цепочка. Она пытается поддеть ее ключом. Вдруг в коридоре зажигается свет и возникает лицо соседки. Она шипит:
--
Ну что, артистка, допрыгалась. Предупреждала тебя, что еще раз от своих алкашей поздно придешь, не пущу.
--
Да я в больнице была, Верочка.
--
В больнице? Рассказывай кому другому. - хлопает дверью. Слышен звук засова и ее голос: - Развели тут пьяниц. Житья от вас нет нормальным людям. (Елена Ивановна выходит во двор, садится на скамейку и смотрит на небо).
Вечер другого дня. Она набирает номер телефона.
--
Сергей Тимофеевич. Да, да, это Елена Ивановна. Хотела вас в гости пригласить, на чай, в благодарность за тот чудесный вечер. Придете, правда? Я очень рада. Послезавтра? Тогда завтра давайте еще созвонимся. Чтобы никаких непредвиденностей. Спасибо, спасибо. До свидания.
Елена Ивановна сидит с Витькой во дворе.
--
Скоро у меня, Виктор, новая жизнь начнется. Совершенно новая. Пить я брошу. Ни к чему это мне теперь. Я такого человека встретила... Замечательного. Будем с ним в театр ходить, на балет. Когда есть о ком думать и заботиться, то пить незачем.
--
Конечно. - убежденно кивает Витька. - Это надо отметить.
--
Нет, не надо. Я больше не буду компанию тебе составлять. Я теперь другой человек, как раньше.
--
Ты не будешь, Томка не будет. И кому я тогда нужен? - Молчат. - Ну давай хоть Тамаркину душу грешную помянем?
--
Помянуть? Да это, вроде, по-христиански. Последний раз, понял?
Елена Ивановна пьяная поднимается по лестнице. Открывает ключом. Но дверь уже закрыта на засов. Она разительно отличается от себя самой --трезвой. В этот раз она опускается на коврик у двери и засыпает.
Просыпается от толчка двери. Испуганно вскакивает. Из квартиры выходит соседка.
--
Послушай. Терпение мое кончилось. Я в милицию тебя сейчас сдам.
--
Не надо, не надо в милицию. Клянусь, это был последний раз. Последний-препоследний.
--
А ну тебя... - соседка махнула рукой и ушла, видимо на работу.
Елена Ивановна испуганно вошла в квартиру, в комнату. Взглянула на себя в зеркало, и в глазах появилась такая тоска. Потом она посмотрела на календарь. Сегодня должен придти ее гость. Она стала метаться по комнате, затем к телефону.
--
Сергей Тимофеевич? Ой, как хорошо, что вы дома. Нет, нет, у меня ничего не случилось. Просто дома телефон не работал. И в округе, знаете, все автоматы сломаны. А сегодня починили, да. Так вы придете? Очень, очень хорошо. Я жду вас в семь часов. Третий этаж без лифта. Звонок с надписью: Елена Ивановна Шустицкая. Да. Жду. До свиданья.
Душ. Кухня. Готовка. Магазины. Заходит туда, где продаются балетные тапочки. Продавщица, обращаясь к Елене Ивановне:
--
Вам какой размер касков?
--
А какие бывают? - смутилась она.
--
Ну если размер обуви 35-й, то эти подойдут.
--
Да, заверните эти. Это мой счастливый лотерейный билет.
--
Что вы сказали? - не поняла продавщица.
--
Ничего. - Елена Ивановна улыбается. - Башмачки для Золушки...
Продавщица с улыбкой протягивает ей покупку. Счастливая она идет домой, прижимая сверток к груди. Дома она примеряется к каждой стене, думая, куда бы повесить каски. Находит место. Затем накрывает на стол. Смотрит на часы. Время без пятнадцати семь. Еще раз оглядывает комнату и удовлетворенно останавливает взгляд на каксках. Вдруг лицо ее мгновенно меняется. Смятение, испуг, ужас, отчаяние. Она хватает каски со стены, бежит на кухню, хватает терку и начинает тереть на ней тапочки. Придирчиво рассматривает то, что получается, опять трет, затем опускается на пол и начинает возить ими по полу, стараясь немного загрязнить их.
В таком виде, на корточках, ее застает звонок в дверь. Она застывает и медленно поднимает лицо на камеру. В глазах вопрос.