Человек, он как улитка, слабый, мягкий, розовый, норовит растечься соплей, а потому, как улитка же, прячется от суровой реальности за стенами дома: будь то язык ("дом Бытия"); будь то маршрут дом - офис, с промежуточной раковиной - машиной; будь то замена жизни алгоритмами, заслонение ее бытом; будь то стоящие между ним и природой машины и механизмы. Люди, они слабые, норовят спрятаться и растечься.
Где-то в далекой Сайберии еще доживают осколки другого вида человека. Такого, что не боятся природы и не прячутся от нее. Те, для кого язык - средство общения, а не самоцельное круговращение языковых игр, те, для кого дома - временное пристанище, а не замена миру, те, кто не боится молчать и оказаться под открытым небом.
Последние люди уходящего Хаоса.
Тарковский удивлялся халтуре кинематографистов, что снимали тайгу в каком-то европейском лесу, - дескать, разница очевидна. Это для нас очевидна, а для европейца тайга просто большой лес. Тайга же трансцендентна, это не просто большой лес, это места, которые способны вывести вовне улиточного смыслового пространства, места, где волшебным образом перестают работать алгоритмы и привычные защитные механизмы, где человек остается сам с собой, утрачивая защиту, которую дает человеческая масса.