- Я видел это! Я доплывал до края моря и трогал горизонт, я поднимался по Великому Столбу и прикасался к небу! И это говорю тебе я - Василий, сын Михаила из рода Пупкиных!
"Юла" там?! А что же на карте? Ладно, Хемингуэй с картой: раз уж летим на "Юлу", то - лево на пло-о-скость...
Я снял руку с "дублёра" и плавно, аккуратненько встал на дугу. Пассажиры (очередная смена техников для объекта "Юла") и не должны были что-то заметить: вожу я нормально, а насчёт изменения вектора тяги - так это ещё товарищ Эйнштейн сказал. Мол, ни один эксперимент, не выходящий за границу закрытого лифта, не скажет тебе, покоится лифт на планете или движется равноускоренно. Корабль, конечно, не лифт, однако если не рявкать мотором и не рулить с вибрацией, как полный "сосуд с носиком", имя которому чайник, то никакой пень о вираже не догадается.
Другое дело, что мой аппарат способен вложиться в вираж на четырёх "гравитациях" (не заметить чего относительно сложно), а вот упомянутый "Академик" - аппарат не очень-то шустрый. "Кличко" ведь - старый добрый "мерседес" (обычное прозвище старичков на дейтериевой тяге: небольшой грузовой модуль, громадное кольцо реактора на трёх "спицах" - уж очень напоминали они старинную эмблему "даймлер-крайслер-кенворт-запорожца"). Это сейчас - кило аннито в бензобаке и мотор весом в тонну. Весь мой "Арктос" легко уместился бы в топливном баке старинного "мерседеса".
Кстати, имя "Арктос" тоже принадлежало "мерседесу". Мы никогда не называем корабль именем пропавшего звездолёта - точнее именем звездолёта, факт уничтожения которого не подтверждён. Дело в "релятивистском" времени: кто его знает - может, через столетие данный корабль появится и выйдет в эфир с оригинальными позывными. Корабль-то идёт на субсвете: мы, например, двигались минуту по корабельному и пятнадцать лет по "общему" времени. Тот же "Академик Кличко": 105 лет назад он вылетел со склада и через пятнадцать лет, не найдя в указанной точке "Юлу", согласно Уставу, взялся за поиски. Подождав тридцать лет (пятнадцать туда, пятнадцать - обратно), на "Юлу" отправили "Горлум". Планировалось, что где-то около склада (не более параллакс-секунды) кораблики встретятся, обменяются данными... "Горлум", наверное, тоже "ищет Сусанина". Кстати, прикол: следующим кораблём был именно катер "Сусанин". Когда же и он оправдал своё громкое имя, к "Юле" отправили "Арктос". Пока что летим.
Так вот: когда списывали прежний "Арктос", я по традиции отвинтил у него старый добрый хронометр. Теперь он стоит у меня, рядом с экраном цезиевого аналога. Впрочем, аналоговый именно старый, мало того: он - механический!
Я не удержался и погладил сияющую прохладу его корпуса, коснулся ключа... Знаете, как прикольно поворачивать этот ключик, слушать щелчки настоящего храпового механизма, ощущая пульсации... Кайф!..
* * *
- Я видел это! Я доплывал до края моря и трогал горизонт, я поднимался по Великому Столбу и прикасался к небу! И это говорю тебе я - Василий, сын Михаила из рода Пупкиных!
О том, что горизонт можно потрогать, многие догадывались. Вот только считалось, что удалён он настолько, что нам его не достигнуть. И вот путешественник Пупкин, отчалив на громадном судне, специально построенном для его путешествия, достиг-таки горизонта, и привёз в подтверждение своих слов фотографии.
Фотография - дар Демиургов. Сложная последовательность химических опытов, камера-обскура со стеклянной пластинкою... мы это делаем, успешно делаем, но, так и не поняв принципа действия, не совершенствуем. В том, видимо, наша судьба: пользуемся дарами, лишённые главного дара: не знаем, как это работает.
Может, когда и узнаем. Пастор об этом сказал, что, мол, тогда и только тогда мы сможем стать Демиургами. Не знаю как мы, а Демиурги-то точно не пользовались готовыми знаниями, они всё придумали сами - ну может не "наши" конкретные Демиурги, но точно уж их цивилизация. Впрочем, об этом-то он и сказал: надо понять, как это работает. Не принимать как данность, а взять и понять, разобраться. Только знающий, как мир устроен, способен создать его.
Мы во всём хотим походить на Демиургов. А Демиурги, как говорит предание (да и старики, которые помнят их), радовались, будто дети, если им удавалось узнать чуть ли не прописную истину. "Может и хорошо, что Смена задерживается", - сказал как-то один из них, - "Иначе мы б так и остались зацикленными на своих профессиях". Вот и мы хотим блеснуть перед Сменой, перед вновь пришедшими Демиургами. Ну, может и не блеснуть (что мы в сравнении с ними?), но показать себя достойными продолжателями, Хранителями нашего мира.
К тому же теперь, когда нас, живых, покинули Демиурги, именно нам осталась обязанность вызывать, и, буде надобно, встретить запоздавшую Смену.
Каждые тридцать Лет мы ждём её. Тридцать Лет, три Дня плюс три и три в периоде Часа. Вспомним предание: те, что создали Мир, вернулись на Дальние Небеса, где живут Демиурги. Однако ж улетели не все. Осталась дюжина, семь мужчин да пять девушек. От них и ведут корни все наши династии.
Демиурги ждали Прибытия, ибо каждые тридцать Лет должна приходить сюда Смена. Теперь вот и мы ждём, и каждые тридцать лет, во время Великого праздника Смены, верховный пастор выносит древнюю Рацию (артефакт Демиургов), и говорит ей магические слова. Смысл их до нас не дошёл: Демиурги-то знали, что делали; мы же, простые смертные, лишь тупо их повторяем.
Повторяем, хоть и не в миру, за ними и счёт нашего времени. Нам-то удобнее числить его по зажиганью и прекращению дня (чтобы не путаться, День Демиургов принято поминать и записывать с заглавной буквы); "наши" движенья планет не соответствуют Месяцу, а Год Демиургов - это около (но не точно!) двух Обращений, двух Появлений Точечного Светила.
Незадолго до Появления и причалил славный корабль путешественника.
- Я видел, как восходит наше Светило над гладью земли, видел его появление над океаном, - сказал он, - А теперь хочу посмотреть на Рассвет из-под купола Вечного Здания.
По преданию Демиургов, здание это было построено вместе с землёй. В случае, почти невероятном случае повреждения неба купол здания оставался хранилищем жизни. Если же Демиургам не удалось бы залатать небо, то это должна была выполнить Смена. Впрочем, небо так ни разу и не прохудилось. В остальное же время войти туда считали себя вправе лишь посвящённые - те, кто славен своей мудростью и/или многое сделал для познания мира.
Стоит ли говорить, что посвящённые с радостью приняли его в своём замкнутом доме. Насколько он замкнутый, понимаешь сразу, как только минуешь его мощные двери. Ни звука, ни ветерка не приходит вовнутрь из "обычного", окружающего мира. Истинно откровение Демиургов: Здание - это отдельный мир, в котором можно спастись при крушении нашего.
Великий Столб, на котором держится небо, тоже выполняет какую-то Функцию. Какую - Демиурги рассказывали, но, видимо, чтобы понять её, нужно и самому быть Демиургом. Понятно лишь то, что опора для неба - не главное предназначение у стоящего в геометрическом центре мира Столба.
Незадолго до появленья Светила на верхнюю, Оптическую, площадь здания вбежал посвящённый. Яркий блеск Только-Что-Познавшего в его глазах был у посвящённых надёжней любого бумажного пропуска.
- Небо искажает и расстояния до планет, и их начертания, однако долгие наблюдения склонили меня к мысли: верно, говорю я вам, верно откровение Демиургов! - воскликнул он, - Все тела во Вселенной взаимно притягиваются!!!
Пастор Шлаг тщательно запротоколировал эти слова. Так уж заведено, что на самом мудром из нас лежит обязанность архивариуса, коллекционера находок, заблуждений, догадок...
Пастор Шлаг - почётное, переходящее имя. Раз в Год все посвящённые собираются только лишь для того, чтобы избрать его, а что вы хотели: Пастор Шлаг, говорят, даже у Демиургов был мифическим персонажем.
- Когда я лазил на Столб... - сказал путешественник, и, смутившись, добавил: - Можно?
Пастор собрался записывать. С минуту Пупкин рассказывал, после чего Шлаг, сформулировав и испросив разрешенья записать именно так, зафиксировал: "Вглядевшись с великое небо, я увидел там линии света. Говорю вам: свет состоит из сияющих трубочек. Раз в день они зажигаются; вечером - гаснут. Так происходит до Обращения (термин ввели Демиурги, кто вокруг кого обращается - не нам пока что судить), когда диск нашего мира, вопреки правилу гироскопа, подставляет Землю под Его ласковый свет".
На Великом Столбе, почти отвесно над зданием, сверкнули первые лучики Точечного Светила.
Ты, спиралью восходящее в зенит, и спиралью уходящее в небытие. Дающее нам пример того, что если путь к успеху длинен и труден, то и схождение вниз будет неспешным.
Ты, приходящее и уходящее. Дающее нам смысл и счёт неумолимого Времени.
Ты, возвращающееся. Дающее надежду на новое возвращение; на существование мира и впредь.
- Красивое Приветствие дали нам Демиурги, - сказав ритуальную речь, присовокупил путешественник.
- Вот давай, вали всё на Демиургов, - беззлобно хихикнул Шлаг, - Нет чтобы взять, да и почитать "настоящие" книги - те, что были у Демиургов. Я их читал. Так вот: наше Светило там обозначено дли-инной последовательностью. Знаешь, одним светилам там уважительно дадено имя, другие обозначены коротко. Таких же как наше - миллионы и миллиарды. Не думаю, что Демиурги стали бы так приветствовать рядовой объект, имя которому - строка в каталоге. Нет, дорогой, эта песня придумана позже. Зажмурься, представь: восторженный смертный, пленённый восходом, слагает в честь его песню. Не для других - для себя. Творит и не ведает, что мать-Гусыня возьмёт его песню под крылышко.
Есть у нас такое выражение. Известно ведь, что принцип возникновения ритуала превелемудрый Нобелевский Лауреат (се речь "премного почитаемый самими Демиургами") Конрад Лоренц описывал на примере серого домашнего гуся. Точнее, гусыни.
Вдруг из Хранилища вылетел служка, и, страшно напуганный, пролепетал:
- Она того... разговаривает...
Единственная "она" (из тех, что были в Хранилище) оказалась Рацией Демиургов. Причём артефакт, как ему и положено, вёл тихую, смирную жизнь оберегаемого и ценимого хлама.
Шлаг обошёл её. Служка озадаченно почесался. Рация молчала как партизан.
И тут, едва пастор привычно торжественно взял её, в Рации объявился Голос:
- "Арктос" - "Юле"... Приём - пять баллов... Ждите... Поправка на два инерциальных запоздания - по классу семнадцать минус два процента... До встречи... Семь-три...
- Довызывались, - крякнул Шлаг. Потом долго смотрел на Хронометр, в маленькое окошко, где неумолимо бежали Секунды.
Секунда - неоправданно малая единица времени, зачем-то принятая у Демиургов. Мы бы о ней и не помнили, если б не их, Демиургов, Хронометр. Из поколения в поколение мы наблюдаем, как через равные малые промежутки времени на его экране сменяются цифры - это Секунды. Сущие мгновения, однако ж Демиурги так не считали: "Не думай о Секундах свысока", - заклинали они.
Только сейчас мы, видимо, поняли, как дорого стоят мгновения. Сколько это - "по классу семнадцать"? Месяц, День, Год, Обращение? Не всё ли равно: теперь, когда Смена придёт к нам с минуты на минуту, нам, встречающим их, в суете подготовки будут дороги даже пресловутые исчезающе маленькие Секунды. "Хронометр" на древне-демиуржьем значит "меряю время". Так, может быть, установив эту тонкую секундную индикацию, Демиурги предупреждали нас, что цейтноты бывают не только в шахматных партиях...
- Н-да, - вздохнул Пастор, - Мы будем свидетелями последних дней нашей цивилизации. Знаете, ведь Демиурги с опаскою ждали второго пришествия своего Демиурга, считали его несбыточным... нет, не пришествия Смены, а Второго Пришествия, просьба не путать. Теперь я их понял.
- Не знаю как их Демиург, а наши-то, вроде, незлобными были... - сказал путешественник.
- Дело не в этом. Их цивилизация старше. Как только они прилетят, мы тотчас же станем учиться, и если мы их вряд ли чему-то научим, то они нас - многому. Физически мы не исчезнем, мало того - наверняка заживётся нам лучше. Уйдёт самобытность - то, чем мы от них отличаемся, вот и получится, что вроде мы есть, но нас уже нет.
* * *
Закончив манёвр, я вновь пробежался по файлам спецификации: надо же знать, где у объекта причалы. Да и не стоят ли на орбитах спутники - а то ведь бывало: прицеливается человек одним торможением к шлюзу, а тут ка-ак...
Впрочем, "Юла" оказалась довольно удобным парковочным местом. Как и все технологические объекты: проект "Юла" ведь - гигантский, планетарных масштабов, радиотелескоп. Не совсем, правда, "радио" (длина волны - десятки, а то и сотни километров), но похож: "тарелочка" прямой засветки с облучателем на вертикальной опоре. Стоит "Юла" на планете, больше всего напоминающей околоземную Луну. Планета вращается (разогнали искусственно) для стабилизации антенны.
Планета безжизненна, и для того, чтобы вахта была хоть чуточку автономной, в чаше антенны проложена почва, а пресное "море" (центробежные силы держат его у краёв "блюдечка") и свет местного Солнца обеспечивают приличные урожаи.
Точнее, надеюсь, что обеспечивают: техника там хоть и надёжная, но без регулярного ТО и она может не выдержать. Тем более столько времени. Вот, например, по результатам сканирования, уже перегорело несколько лампочек дневного света (прикол: когда они светят, в чаше "Юлы" действительно царствует день), а старые озонаторы давно уж работают на пределе. Ничего: везём им и лампочки, и новые озонаторы... Интересно, а чьи на "Юле" пассажиры: "Сусанина"? "Горлума"? Ведь раз люди "Кличко" вызывают - значит, его там не видели. Меня, правда, тоже не видели, так ведь откуда же им обо мне знать? К тому же "меня" тогда ещё не построили...
Оптический контакт! Бьюсь об заклад, что пассажиры и не почувствовали, как я вставал на экваториальную орбиту. Это всё потому, что именно там я заканчивал торможение, а маневрировал я значительно раньше. Выключив двигатель (а вот это вряд ли прошло незамеченным), я поднялся в Обзорную. Я тысячи раз видел сооружения, сотни раз - громадные, десятки - циклопические, размером в астрономическую единицу, но каждый раз любовался технической красотой даже относительно небольших объектов, типа "Юлы".
Вернувшись в кабину, я нашёл глазами старый механический хронометр, и, словно выполняя загадочный ритуал, привычно и ласково погладил его металлический корпус. Потом заново сверился с каждым пульсаром, внёс исправления в карту, и на полной мощности дал это в эфир.
* * *
Через Галактику снова неслись координаты заштатного телескопа, но мощность передатчика, установленного на привёзшем ремонтников корабле, на порядки превосходила ту, которой Пасторы пробивали эфир в поисках давно пропавшего звездолёта.