На крик, этот вопль боли, обернулась молодая девушка. Она смеялась, сверкая белоснежными зубами, сине-фиолетовые, необыкновенно большие глаза лучились теплом и радостью. За ней, крича и спотыкаясь, бежал мальчик лет шести, он протягивал к ней руки и все пытался догнать...
- Верка! Верка! Не оставляй меня! Верка!
За ним по пятам от самых ворот детского лагеря спешила высокая полноватая женщина, в съехавшем с головы платке. Она подбежала к ребенку, дернула его за руку, заставив остановиться и что-то начала выговаривать. Но он не хотел слышать эту чужую и непонятную женщину, его душа рвалась к своему, такому знакомому источнику тепла и заботы, к девчонке, что стояла под сенью деревьев метрах в пятнадцати и улыбалась своему спутнику, такому же незнакомому и чужому, как и женщина, державшая его самого. Он бежал, рвался к ней, а Верка...не обращала внимания на него, на его боль, и потому на душе мальчонки становилось совсем тускло. Он повесил голову и по его лицу, несмотря на упрямо стиснутые зубы, потекли большие, блестящие и чуть солоноватые слезы...
В последний раз он прошептал: "Верка", и побрел обратно к воротам залитого солнцем детского лагеря для беспризорников.
А девушка помахала ему рукой, крикнула: "Пока", и звонко хохоча над очередной шуткой собеседника, исчезла среди громады лесов, молчаливо сомкнувшихся за ней.
Кто ты мир? Зачем ты носишь на себе подобные существа, приносящие окружающим их людям лишь страдания и боль? И как объяснить, как позабыть эти шесть лет, которые они провели вместе, разве могут они за одно лишь мгновение, один теплый взгляд со стороны превратиться в прах? Она присутствовала при его родах, выхаживала и воспитывала с самого младенчества, вела по проторенным дорогам Знания, Любви и Истины, открывая перед ним красоты и прелести существования, даже такого, без мамы и папы, с людьми, работавшими в их учреждении лишь по указке, с неблагодарными воспитателями с чужими лицами, которых дома ждут свои маленькие и голодные дети и которым совсем нет дела до маленьких душ, ежечасно изнывающих от одиночества и тоскующих по незнакомой, но такой желанной, ласке матери. Она сама стала для него мамой, самым близким человеком на свете, а теперь... Что изменилось с приходом этого странного юноши, который так сразу не понравился ему? Он что-то плел Верке про её таланты, про необыкновенную её красоту, про душу, что "готова мир объять".
Он забирал её ...
Мальчик сидел на своей кровати, облокотившись на железную спинку, и неподвижно смотрел в одну точку.
Верка, Верка, Верка, где же ты? В каком доме ты сейчас? Кому читаешь на ночь сказки, кому поешь свои милые песенки? С кем играешь, с кем валяешься на траве? Неужели, не может быть, так не бывает.... Верка! Вернись!!! Верка!
Внезапно, мальчик встрепенулся, будто обжегшись о какую-то мысль. Он встал, и молча вышел во двор, тихо спокойно прошел мимо классной комнаты, где они раньше вместе изучали буквы и учились писать, а потом составлять рассказы, так сходу, о птицах и зверях, о красоте природы, о душе и о Боге. Теперь эта комната уже не манила и не звала, дальше, дальше, к озеру, на берегу которого растет высокая-высокая сосна. Они часто соревновались, кто выше заберется, она почти всегда ему поддавалась, а он делал вид, что не понимает этого и, удобно примостившись на условленной ветке, смеялся и кричал: "Я первый, первый, Верка!", и она смеялась вместе с ним, а потом стаскивала его вниз и начинала щекотать.
Он поднялся до условной отметки, это была не верхушка, туда Верка просила его не забираться, но ведь сосна большая и сильная! Значит, выдержит, значит, забравшись чуть повыше он сможет увидеть дорогу, по которой ездят быстрые машины, там остановка, там Верка! Увидеть, хотя бы в последний раз! И отпустить её, а вместе с ней и свое сердце. Он ещё маленький, вот подрастет и поедет к ней, и тогда он никуда её не отпустит!
Ребенок собрался с силами и полез на самый верх сосны, уже стала видна дорога, но остановки не было на горизонте. Он одолел ещё несколько веток, и... сосна не выдержала, сучок подломился под маленькой ножкой и мальчик полетел вниз...
Дальше была темнота и боль, и какое-то пугающее чувство отрешенности, и мысль, что он так и не смог с ней попрощаться...
Потом, кто знает, видел ли он, как у небольшого холмика, покрытого цветами и травой, лежала без сознания девушка, приехавшая слишком, слишком поздно. И как потом, внезапно постаревшая, она неуклонно приходила сюда в окружении малышей из детского лагеря для беспризорников, они цеплялись за неё, она улыбалась, и слезы текли из её сине-фиолетовых, необыкновенно больших глаз.
Видел ли он? Да, видел, и, несмотря ни на что любил эту милую и добрую девушку, и потому, каждую весну весь берег озера и холмик у сосны покрывался всевозможнейшими полевыми цветами, но только теми, что любила она....