Аннотация: Моя первая повесть, написанная давным давно и вошедшая в книгу "Финита ля...", изданную в 1990 году Новосибирским книжным издательством.
Владимир Царицын
Цена жизни
Научно-фантастическая повесть.
Поль Вийяр, владелец нотариальной конторы, отложил прочитанную корреспонденцию на край стола, убрал ценные бумаги в сейф и вышел из кабинета. Зал был пуст. Служащие конторы, честно закончив рабочую неделю, устремились навстречу субботним развлечениям. Только машинистка, мадемуазель Франсуаза, усердно стучала на стареньком "Вундервуде".
-- Франсуаза, рабочий день окончен. Вы свободны до понедельника, -- мягко заметил мсье Вийяр.
Ему нравилась эта худенькая девочка, похожая на воробья, почти подросток. Она недавно приехала из провинции и очень старалась, видимо, боялась потерять место.
-- Я хотела закончить перепечатку ваших писем и отправить их еще сегодня, -- как бы оправдываясь, ответила девушка.
-- Ничего, отправите в понедельник.
Франсуаза поспешно засобиралась. Мсье Вийяр попрощался с ней и, выйдя из кондиционированной прохлады зала, окунулся в жару июльского вечера. Солнце стояло еще высоко и нещадно палило, растапливая асфальт и накаляя камни мостовой и бетонные стены домов.
У Поля Вийяра вошло в привычку возвращаться домой пешком. По дороге он заходил в небольшое уютное бистро выпить кружечку пива, а затем в течение часа сидел на лавочке в сквере и смотрел на играющих детей.
Сегодня его любимая лавочка, под развесистым платаном, была занята группой молодых людей, одетых все, как один, в потертые джинсы и короткие маечки с разноцветной рекламой текстильных фирм. Под мышкой у одного бородатого верзилы был зажат футляр для чертежей. У всех в руках книги, тетради.
"Студенты", -- подумал Вийяр.
Молодые люди о чем-то горячо спорили. Бородатый ожесточенно жестикулировал руками, и футляр постоянно вылетал у него из-под мышки. Он поднимал его, совал на место и снова ронял.
Мсье Вийяр свернул на тенистую аллею и, пройдя вокруг сквера, снова вернулся к своей лавочке. Молодые люди уже ушли, а на лавке одиноко лежала случайно оставленная кем-то тетрадь. Мсье Вийяр взял тетрадь, раскрыл посредине и быстро пробежал глазами. Высшая математика. Вот уже двадцать лет, как он, Поль Вийяр, не брал в руки ни одного учебника или научного журнала по высшей математике: он заставил себя забыть о том, что когда-то был математиком и не мыслил себя никем другим. Он листал страницы тетради и узнавал забытые формулы, символы. Внезапно сердце его сжалось, рука дрогнула -- взгляд уперся в написанное мелким, убористым почерком название: "Доказательство теоремы Поля Гардье".
Мсье Вийяр захлопнул тетрадь и откинулся на спинку скамьи. Подождав, пока сердце перестанет бешено колотиться, а руки дрожать, он снова открыл тетрадь.
Да, это она, это его теорема! Он узнавал все неожиданные повороты решения и парадоксальные выводы. Закрыв тетрадь, положил ее рядом с собой. Мысли унесли его далеко, в события двадцатилетней давности. Он закрыл глаза и увидел высокого молодого блондина с застывшим взглядом, стоявшего посредине огромного кабинета доктора Марти.
* * *
Поль стоял совершенно разбитый и уничтоженный. Он давно ждал этих слов и готовился к ним, но когда их услышал, в груди стало холодно и пусто. Видимо, жила где-то глубоко в душе маленькая искорка надежды, жила и заставляла верить, что все это не так, что врачи ошибаются и что ему предстоит еще длинная и счастливая жизнь. Но вот эта искорка потухла.
Поль не слушал последних, стандартно сочувственных слов доктора Марти, не слышал, как за ним закрылась дверь, и не понимал, чего хочет от него ассистент доктора, показывая ему какие-то бумаги, рецепты и что-то объясняя. Поль машинально подписал чек, сунул в карман рецепт и вышел на улицу. В ушах у него звучала и многократно повторялась последняя фраза доктора: "Два-три месяца. Это все, что могу вам обещать".
Два-три месяца! А потом конец -- мрак, пустота, вечный сон. И не будет больше ничего -- ни этого бездонного голубого неба, ни ласкового ветерка, ни солнечных лучиков, пробивающихся через густую крону каштанов. Пустота, небытие.
Резкая боль пронзила все его тело и запульсировала в позвоночнике. Боли начались давно. Поль уже свыкся с ними. Он чувствовал их приближение и, когда они начинались, был готов к ним. Но такой сильной еще не было. У Поля потемнело в глазах. Не в силах стоять, он опустился на выщербленные ступени крыльца и посидел без движения несколько минут. Боль, парализующая волю, вышибающая, словно пинком, мысли из головы, постепенно уходила.
"Ну вот и все. Финита ля комедия, -- подумал Поль. -- Скоро, совсем скоро я не смогу подняться с постели. А ведь я еще молод. Тридцать три -- это средний возраст космонавта и почти предельный возраст спортсмена. А я? Что я успел сделать в жизни? Чего достиг?"
Поль вспомнил о своей работе. Кто доведет ее до конца? Никто, кроме него самого, не верил в эту идею, а значит, не будет и последователей. Значит, пройдет много лет, прежде чем кто-то так же, как он, Поль, поверит и начнет разработку.
Боль совсем прошла. Как всегда в таких случаях, пересохло в горле, страшно хотелось пить. Поль встал и медленно пошел по улице.
Пройдя несколько десятков шагов, он свернул в переулок и увидел небольшой ресторанчик. Под полосатым тентом стояло несколько пустых столиков. За оцинкованной стойкой бармен -- маленький, толстенький, лысоватый итальянец усердно протирал высокие стеклянные стаканы белоснежной салфеткой. Увидев Поля, он картинно улыбнулся и сделал приглашающий жест. Поль подошел к стойке и заказал мартини. Бармен почтительно поставил перед ним бокал. Выбрав место за дальним столиком, Поль уставился на улицу. Он не хотел думать о близкой смерти, но все, на что бы ни натыкался взгляд, возвращало мысли к неотвратимому реальному факту. Женщины, идущие по тротуару, такие соблазнительные в своих летних откровенных платьях; малыш, играющий с сенбернаром; крики детворы, гоняющей пустую консервную банку где-то во дворе дома напротив. Все это будет вечно, но не для него, Поля. Не будет горячего песка и ласковых лазурных волн Атлантики; не будет городской бестолковой сутолоки и шепота любимой; не будет солнца и звезд; не будет всего того разнообразия, которое вмещается в коротком, но емком слове "ЖИЗНЬ".
Поль, погруженный в свои мрачные мысли, не заметил, как к нему подсел человек, и вздрогнул от неожиданности, когда тот деликатно кашлянул. Поль взглянул на незнакомца, Напротив сидел человек довольно странной внешности. На вид ему было лет пятьдесят. Коротко остриженные совершенно седые волосы торчат бобриком; нос с горбинкой чуть не нависает над верхней губой; тонкие губы плотно сжаты; седые кустистые брови нахмурены. Черные бездонные глаза незнакомца, не мигая, смотрели на Поля из-под этих белых бровей. Полю сделалось жутко и холодно от пристального взгляда.
-- Извините, но я хочу побыть один, -- резко ответил Поль.
-- В вашем положении не следует быть одному. Вам нужна поддержка, помощь.
-- Что вы знаете о моем положении и почему решили, что мне нужна ваша помощь?
-- Я вижу это и чувствую, что могу вам помочь.
-- Мне уже никто и ничто не поможет, -- с горечью в голосе ответил Поль.
-- Вы ошибаетесь. Случай может изменить все. В моей жизни было много таких счастливых случаев.
Внезапно Поль понял, что он очень устал от своих горестных мыслей, что он устал держать их в себе. Ему захотелось рассказать все кому-нибудь, и он начал рассказывать свою историю, свою жизнь, торопливо, постоянно сбиваясь.
-- Меня зовут Поль Гардье. Я математик, математик-теоретик, математика для меня -- все. Ради нее я готов на любые лишения...
-- Простите, -- прервал его незнакомец, -- Вы имеете какое-нибудь отношение к Жану-Пьеру Гардье?
-- Да, это мой отец, но мы далеки друг от друга. Вот уже восемь лет, как мы порвали всяческие отношения. Он хотел сделать из меня банкира, своего преемника, но я рассуждал иначе. Собственно говоря, мои отношения с отцом к делу не относятся.
"Как сказать, -- подумал незнакомец. -- Это, возможно, самое главное. Я попытаюсь развязать этот денежный мешок".
-- Я болен, -- продолжал Поль, -- я неизлечимо болен. Сегодня рухнула моя последняя надежда. Врачи подписали мне смертный приговор. Острый лейкоз. Жить осталось два-три месяца. Это в лучшем случае... Жалко расставаться с жизнью, когда осознаешь, что после тебя ничего не останется. У меня нет никого: ни любимой женщины, ни детей. Любимой для меня была математика, а ребенком -- моя теорема, которую я так и не успел доказать.
Незнакомец очень внимательно слушал Поля и изучающе глядел на него, как осматривает покупатель предложенный ему товар. Взгляд незнакомца скользнул по недопитому бокалу мартини и задержался на платиновом кольце с изумрудом, надетом на указательный палец Поля. Видимо, когда-то оно носилось на безымянном пальце, но теперь руки Поля исхудали, и кольцо не держалось на прежнем месте. Потом незнакомец обратил внимание на дорогой, элегантно сшитый костюм и, удовлетворенный осмотром, откинулся на спинке кресла.
Когда Поль закончил, он не спеша достал из кармана пачку "Честерфилда", так же не спеша закурил и вдруг улыбнулся.
-- Молодой человек, вам повезло, что вы встретили меня. Как я уже говорил, я смогу вам помочь, -- сказал он.
-- Мою историю болезни изучали многие врачи-онкологи. Для них я уже не существую. Я обречен.
-- Современные врачи -- это мясники. Единственное, что они умеют делать хорошо, так это лечить гонорею и выдавливать фурункулы, да и то иной раз делают промашки. Будущее в медицине не ланцет в руках хирурга. Будущее медицины -- наука. Это физика, химия, кибернетика, генная инженерия. Как вы понимаете, я не врач в привычном смысле этого слова, хоть и имею высшее медицинское образование. Я бизнесмен. У меня в руках открытие, которое приносит мне деньги, и, поверьте на слово, немалые. Оно позволяет лечить неизлечимые болезни, уродов делать красавцами, лысых-- обладателями шикарной шевелюры и многое, многое другое.
-- Я не совсем верю вам, -- прервал его Поль. -- Почему же ваше открытие никому неизвестно?
-- Я предпочитаю оставаться в тени. Мое открытие чрезвычайно просто, как просты все гениальные открытия. Если оно станет достоянием общества, оно обесценится. А пока открытие у меня в руках, оно приносит мне неплохие прибыли. Но это финансовая сторона дела. Есть еще и социальная. Предположим, что мое открытие станет известно всем. Это значит, что каждый сможет открыть свою клинику и творить в ней такие вещи, что вам и во сне не снилось. Например, абсолютно изменять внешность преступникам -- уголовным и политическим. И не только внешность, но и тембр голоса, цвет глаз, походку, рост.
-- Неужели вы так всемогущи? -- воскликнул Поль.
-- Да, я всемогущ. Вернее, почти всемогущ. Единственное, что я не могу делать -- воскрешать мертвых. Дайте мне любого человека, в котором хоть чуть-чуть теплится жизнь, и он через три дня встанет на ноги. Вы, конечно, читали о чудесном исцелении Джуди Мак-Лей, звезды Голливуда. У нее была саркома. Болезнь прогрессировала, и жить ей оставалось считанные дни. И вдруг внезапный перелом в ходе болезни. Метастазы исчезли бесследно, и через неделю она уже была на съемках. Тогда много писали о скрытых возможностях организма, психическом шоке, стремлении к жизни и прочей ерунде. А все очень просто. Джуди была моей пациенткой, и я за три дня вернул ей то, что не смог бы дать ей ни один врач -- жизнь.
Незнакомец глубоко затянулся сигаретой и, выпуская дым через ноздри, испытующе посмотрел на Поля.
Поль молчал и сосредоточенно думал: "Кто этот человек? Авантюрист? Нет, не похоже. Хотя авантюристы, как правило, не похожи на авантюристов. Чем я рискую? Ничем. Жизнь все равно кончена".
-- Но как вы это делаете? В чем принцип вашего открытия? -- спросил он незнакомца.
-- Прежде чем ответить на ваши вопросы, позвольте мне задать вопрос вам. Представляете ли вы себе, хотя бы в общих чертах, проблемы генной инженерии?
-- Довольно смутно, -- честно признался Поль.
-- Тогда я кое-что расскажу вам. Всем известно, еще со школьной скамьи, что наше тело состоит из многих миллиардов клеток. В центре каждой клетки находится ядро, которое содержит всю информацию о развитии, старении организма, об изменениях, происходящих в нем. Оно состоит из нитевых химических структур, называемых хромосомами. Их в каждой клетке сорок шесть, и каждая хромосома, в свою очередь, образована тысячами мельчайших частичек, соединенных между собой, которые носят название ДНК. Простите, мсье Гардье, я вас не утомил?
-- Нет, продолжайте, прошу вас.
-- Итак, ДНК. Каждая частичка ее представляет собой мельчайшую структуру, напоминающую лестницу. В каждой хромосоме десятки миллионов "перекладин" этой лестницы, расположенных одна за другой в строгом порядке. Эта структура и есть наши гены. Это, так сказать, "матрица" всей нашей жизни, где записано, как на ленте магнитофона, все, чем мы располагаем: цвет глаз и волос, рост, форма носа, зрение -- все, вплоть до наиболее сложных черт характера.
-- Значит, вы оперируете генами, как с магнитофонной лентой: стираете устаревшую или испорченную запись и заменяете ее новой?
-- Да, -- улыбнулся незнакомец, -- вы все прекрасно поняли. Чувствуется аналитический склад ума... Основная цель генной инженерии -- научиться расшифровать информацию, находящуюся в генах, и, воздействуя на них, меняя их структуру, воздействовать на весь организм в целом.
-- И вы достигли этой цели?
-- Да! Современная генетика топчется на месте, а я шагаю вперед. Да, я достиг цели. Я один!
Поль слушал внимательно, не замечая подкрадывающейся тупой боли. Искорка надежды, потухшая, как казалось ему после приговора доктора Марти, снова разгоралась.
Поль с прежней силой подумал о жизни, о той жизни, которая может быть впереди.
Во время разговора Поль держал стакан в руках, Золотистая жидкость кругами расходилась от центра к тонким стенкам стекла. Пальцы Поля дрожали.
Поль думал, а боль все усиливалась, распространяясь по всему телу, просачиваясь в каждую клетку его тела. Стало темнеть в глазах, как при солнечном затмении. Окружающее поплыло и закрутилось в каком-то адском круговороте: бармен с белым пятном салфетки, ряды бутылок за стойкой, глаза незнакомца, удивленно и вместе с тем понимающе глядевшие на Поля.
Поль понял, что сейчас потеряет сознание, и испугался: незнакомец может уйти, так и не получив согласия, и все кончится, так и не начавшись. Превозмогая боль, он прохрипел: "Спасите меня. Я готов на все".
Внезапная боль прекратилась, видимо, достигнув своего апогея. Свет абсолютно померк, тело сделалось необычайно легким, и Поль провалился в пустоту.
Доктор Отто Шнайдер вел свой "ситроен" осторожно. Слишком дорого стоила его жизнь, чтобы рисковать ею. Да и кругленькую сумму, заключенную в теле лежавшего на заднем сиденье клиента, терять не хотелось. Доктор Шнайдер взглянул в зеркало заднего вида. Поль был почти трупом, черты заостирились, кожа приобрела какой-то зеленоватый оттенок, голова безвольно болталась при поворотах. "Надо торопиться", -- подумал он и посильнее придавил педаль газа. Скорость заметно возросла, машина стала обходить ехавшие рядом автомобили. Выбравшись, наконец, за черту города и благополучно, без задержки, миновав железнодорожный переезд, Шнайдер позволил себе еще увеличить скорость.
Однообразие пейзажа и монотонность движения "ситроена" по гладкой бетонной одежде автомагистрали вызывали скуку и располагали к размышлениям и воспоминаниям...
Вот он, молодой Отто Шнайдер, выпускник Мюнхенского университета, только что получивший степень бакалавра медицины. Шнайдер теперешний криво усмехнулся. Как много было тогда в его голове всякой глупости: стремление сделать что-то на благо общества и нации, желание помочь всем страждущим, творить добро и быть любимым и почитаемым в народе.
А потом -- война, фронтовой госпиталь. По шесть-восемь операций разной сложности за день. Он работал на пределе своих возможностей. Уже тогда вся эта "мысленная мишура" стала выветриваться из его головы. Теперь он рассуждал иначе. Добро -- это понятие философское. Если ему самому хорошо -- что это? Неужели не добро? А любовь и почитание придут, когда он будет богат.
Раненые и больные все более и более становились ему безразличны. Он работал, как автомат, и к страданиям людей относился холодно, не чувствуя их боли и считая эти страдания неотъемлемой частью объективной реальности.
Ему было неизвестно и безразлично, что его ожидало в будущем. Возможно, оп бы погиб под бомбежкой или попал в плен. Резко изменил его бытие случай. Случай явился в лице его бывшего сокурсника по университету Герберта Шумахера, единственного сына одного из высших чинов СС. Герберт прибыл на передовую с инспектирующей проверкой госпиталей, цель которой была неизвестна даже высшему фронтовому командованию.
Скрипя новенькими щеголеватыми хромовыми сапожками, Герберт Шумахер в сопровождении нескольких штабных офицеров и начальника госпиталя капитана медицинской службы Райзе ходил по палатам в накинутом на черный мундир белом халате. Капитан Райзе знакомил его с сотрудниками.
Лица, Герберта не покидало брезгливое выражение. В самом деле: весь госпиталь провонял запахом крови, пота, солдатских испражнений и лекарств. Увидав Отто, Герберт вяло улыбнулся и кивнул головой. Останавливаться и разговаривать он не стал, молча прошел дальше. Шнайдер подумал, что они больше не увидятся, но он ошибся. Вечером он получил вызов явиться в кабинет капитана Райзе. Придя туда, Отто увидел Герберта, удобно устроившегося в кресле хозяина и попыхивающего толстой сигарой. Отто Шнайдер поймал себя на том, что смотрит не на Герберта, а на кончик сигареты. Пепел вот-вот должен отвалиться и упасть на полированную поверхность стола.
Герберт перехватил его взгляд и, улыбнувшись, стряхнул пепел в массивную черную пепельницу.
-- Здравствуй, Отто, -- сказал он, вставая и выходя из-за стола. Шнайдер, улыбнувшись, шагнул ему навстречу.
Пожимая руку и глядя в глаза один другому, каждый пытался проникнуть сквозь холодный стальной занавес отчужденности во взгляде бывшего товарища, понять, насколько откровенным можно быть с ним. Лица у обоих были непроницаемые, но, видимо, Герберт что-то уловил во взгляде Шнайдера, что-то, что ему понравилось.
-- А ведь я приехал за тобой, Отто, -- сказал Шумахер. -- Как ты к этому отнесешься? Тебе, наверное, уже надоело нюхать здесь солдатские портянки?
-- Ты приехал предложить мне чистый воздух швейцарских альп, горную тишину и уютную виллу?
-- Ну, конечно, не виллу, но чистую, светлую лабораторию, хороший паек и творческую работу -- это как минимум.
Шнайдер не стал ломаться и заставлять себя упрашивать. Он нужен Шумахеру -- это вполне понятно. А работа во фронтовом госпитале ему уже порядком осточертела.
-- Что я должен буду делать? -- спросил он.
-- Ты помнишь мою дипломную работу? -- вопросом на вопрос ответил Герберт.
Да, Шнайдер помнил ее. Трансплантация органов. Как он сразу не догадался? Это было навязчивой идеей Герберта на протяжении всех лет учебы в университете. И теперь, наконец, он смог развернуться. Пленных было сколько угодно, а теоретически Герберт уже многого достиг. Теперь можно и попрактиковаться. Странно, но эти мысли не вызывали у Шнайдера никаких неприятных ощущений.
Договорились они быстро. На прощание Герберт сказал:
-- А вилла в Швейцарских Альпах у тебя еще будет. После войны.
Доктор снова взглянул в зеркало заднего вида. Поль был еще жив. До виллы Шнайдера, оборудованной под клинику, было недалеко.
-- Дотянет, -- решил он и не стал делать повторной инъекции. Свернув с автомагистрали, мягко зашуршав колесами по гравию, "ситроен" подъехал к двухэтажной вилле, обнесенной невысоким каменным забором. Шнайдер нетерпеливо засигналил, и ворота моментально распахнулись. Из дверей виллы вышел и стал быстро спускался по мраморным ступеням огромного роста марокканец Сэм Барнет, долго и преданно служащий доктору Шнайдеру и исполняющий многие обязанности. Он был и управляющим виллы, и механиком, и электриком, и даже личным телохранителем Шнайдера. Кроме него на вилле жили еще один марокканец Анри, выполняющий всю черную работу, и ассистентка доктора -- Тереза.
-- Больного в голубую комнату, -- бросил на ходу Шнайдер подошедшему Сэму.
Очнувшись, Поль долго не мог понять, где он и что с ним произошло. Комната, в которой он находился, была кубической формы и освещалась голубым светом, лившимся с потолка. Ни окон, ни дверей, ни какой бы то ни было мебели, кроме кушетки, на которой лежал Поль. Никого, кроме него, не было в этой голубоватой комнате. Поль закрыл глаза. В его памяти сначала смутно и расплывчато, а затем все более четко стали появляться различные предметы, лица, какие-то бездонные глаза. Кому они принадлежали? Ах, да! Незнакомец! Незнакомец из кафе. Что это было: сон или бред, вызванный болью?
С легким шипением пневматической системы раздвинулась стена, и в проеме возникла фигура медсестры, одетой в голубой халат и голубую шапочку. Медсестра казалась такой же чистой и стерильной, каким было все в этой голубой комнате.
Поль приподнялся на локтях и спросил у вошедшей:
-- Где я? -- Голос был хриплый.
-- Вы в клинике доктора Шнайдера. Вас привез сам доктор три часа назад. Вы были очень плохи, пришлось сделать инъекцию.
-- Где доктор? Я должен его увидеть.
-- Сейчас это невозможно, -- ответила медсестра, мягко улыбаясь. -- Уже ночь. Доктор Шнайдер отдыхает. Вам тоже необходимо отдохнуть и успокоиться. Я вижу, что вы не все понимаете, и кое-что я объясню, все, что знаю из рассказа доктора Шнайдера. Вчера вы встретились с доктором в кафе "Голубой соловей", и он предложил вам свою помощь. Но потом вам стало плохо -- и вот вы здесь. Не волнуйтесь. Завтра вы увидитесь с доктором Шнайдером. А пока... -- она сделала знак рукой, и в комнату вошел темнолицый служитель в голубом комбинезоне, толкая перед собой столик на колесиках, -- здесь вы найдете самое необходимое. Желаю вам спокойно провести ночь.
Она снова мягко улыбнулась и удалилась из комнаты. Стенка с шипением закрылась.
Когда Поль остался один, он взглянул на столик. Под салфеткой -- ужин и чашечка кофе. Есть Поль не стал, но кофе выпил с удовольствием. Кофе был не холодным, не горячим, каким-то тепловатым, но весьма ароматным и крепким. Тут же лежала пачка "Честерфилда", зажигалка и какая-то коробочка с тремя кнопочками. Под каждой кнопкой надписи: "душ", "туалет", "выход", "экстренный вызов". "Блок дистанционного управления", -- подумал Поль и нажал первую кнопку. Стена, противоположная той, через которую входили стерильная медсестра и негр, с таким же легким шипением раздвинулась, и в глубине открывшейся ниши Поль увидел какого-то худого блондина с помятым лицом, одетого в голубую больничную пижаму. Поль шагнул навстречу. Блондин тоже сделал шаг.
"Зеркало", -- догадался Поль, подойдя к зеркалу, он долго и внимательно рассматривал свое отражение. На него смотрело бледное, худое лицо с ввалившимися щеками и тенями под глазами. Но глаза! Они лихорадочно блестели, и в их выражении появилась какая-то уверенность и надежда.
Поль разделся и встал под душ. Он долго стоял, ни о чем не думая, с наслаждением ощущая упругие удары водяных струй о свои плечи. Выключив краны и растеревшись большим махровым полотенцем, Поль вернулся в свою келью, не забыв "запереть" дверь в душ. Взял со столика пачку сигарет. "Видимо, любимые сигареты доктора", -- подумал он, вспомнив, что такую же пачку видел у Шнайдера в кафе. Закурил и, с наслаждением затянувшись, лег на кушетку. Он лежал, курил и смотрел на тоненькую сизую струйку дыма, тянувшуюся к небольшому вентиляционному отверстию в потолке. Лежал и не мог заставить себя о чем-либо думать. Мыслей не было. Спать тоже не хотел. Поль взял со столика блок дистанционного управления и нажал кнопку "выход".
В коридоре, где очутился Поль, выйдя из голубой комнаты,
было прохладно и сумрачно. В конце коридора -- окно, через которое с улицы проникал слабый свет догорающего заката. Поль подошел к окну и взглянул во двор. Он увидел обычную картину внутреннего двора загородной виллы: дорожки, посыпанные гравием, ровные ряды аккуратно подстриженных кустарников, цветочные клумбы, внутренние постройки. Внезапно Поль услышал шум приближающейся машины -- и через открывающиеся ворота въехал "ситроен". Въехал и остановился у крыльца. Водитель зажег свет в салоне, и Поль узнал незнакомца из кафе, доктора Шнайдера. Рядом с ним сидела женщина, молодая и красивая, как отметил про себя Поль, с вьющимися каштановыми волосами, откинутыми назад и спускающимися за плечи. Лицо ее было не грустное и не веселое, какое-то безразличное. Шнайдер повернулся к ней и стал что-то объяснять. Женщина безучастно кивнула. Шнайдер вышел из машины и помог выйти даме.
Неожиданно Поль услышал за спиной шаги. Повернувшись, он увидел служителя, того самого, в голубом комбинезоне. Широкое лицо африканца расплылось в услужливой улыбке.
-- Мсье нужно отдыхать, -- сказал он. -- Мсье нужно в голубую комнату.
Поль не стал возражать и прошел к себе. Он лег на кушетку и закрыл глаза, но заснуть не смог. Треволнения минувшего дня не давали покоя. Что его ожидает завтра? Радость или разочарование? Кто такой Шнайдер? -- добрый волшебник или авантюрист, преследующий какую-то свою цель? Потом Поль вспомнил о женщине из "ситроена". Кем она могла быть? Для жены -- слишком молода и красива. Любовница? А может быть, такая же пациентка доктора, как и он?
Поль понял, что не ответит на все вопросы, поставленные им самим, нужно ждать утра.
Оставив спутницу на попечение Терезы, Шнайдер поднялся в свой кабинет. Закурив сигарету, он уселся в удобное кресло, угодливо принявшее форму его тела, и глубоко задумался.
Что-то непонятное происходит с его донорами, с его первыми донорами. Сначала Патрик Ламершан. Участвовал в качестве донора в операции по излечению обширного инфаркта. Его нашли мертвым два года назад на окраине города в собственном автомобиле. Причину смерти следственным врачам, установить не удалось. Затем сразу два случая подряд. Джоан Деверт повесилась у себя дома, в сортире, и Пьера Венжана с параноидальным приступом увезли в психиатрическую клинику. Пьер совершенно потерял способность членораздельно говорить и почему-то постепенно стал обрастать густыми, жесткими волосами. И, наконец, самый тревожный для него, Шнайдера, случай. Мишель Годо умер на пороге редакции "Юманите". Врачи констатировали крайнюю степень нервного истощения. Зачем он туда шел? Чтобы сделать заявление? Какое? Хотел разоблачить "темные делишки" доктора Шнайдера? Черта с два бы у него что-нибудь вышло! У него, Шнайдера, сильные позиции, ему бы удалось замять любое скандальное дело, связанное с его именем. Хотя все это чертовски неприятно. Шумиха в прессе ему ни к чему.
Еще совсем недавно этой проблемы не стояло. Доноры находились легко и охотно шли на повторные предложения. Деньги они получали практически ни за что: тысячу франков за три сеанса гипнотического сна. И никаких видимых изменений здоровья. Видимых! Шнайдер задумался над этим словом. Какие-то мутации происходят с генным материалом донора в процессе направленной "перекачки" информации из генов донора в гены реципиента. Несомненно одно -- нужны дополнительные исследования, а для дополнительных исследований нужны дополнительные средства. Отчасти поэтому Поль Гардье находится здесь, у Шнайдера в клинике. А у Гардье, видимо, есть деньги. Шнайдер вспомнил, как Поль заказал мартини и цедил его с небрежным видом человека, привыкшего не стеснять себя в средствах.
За жизнь и здоровье Поля Шнайдер не волновался. А вот Маргарита... Как это отразится на ней? Доктор Шнайдер уже три года пользовался ее услугами. И здоровье ее не ухудшается. Правда, в последнее время она временами становилась какой-то унылой и безразличной ко всему окружающему, но Шнайдер не обращал на это внимания. Изменения в настроении -- в порядке вещей у всех красивых и взбалмошных женщин, да и была-то она для него не больше чем подопытный кролик, правда, очень красивый кролик. Шнайдер использовал ее в основном для косметических операций. Она делилась с привередливыми женами банкиров и коммерсантов информацией о своих густых каштановых волосах, о своей совершенно гармоничной фигуре, о прекрасных огромных серых глазах, о бархатистой коже.
Маргарита, конечно, была не одна, но все-таки с донорами было трудновато. Шнайдер вспомнил об избытке "материала", как называл доноров Герберт Шумахер, привезший его в конце 1943 года в концлагерь Биргенау, в Северной Баварии, для участия в своих "экспериментах". Герберт был страшно увлечен идеей трансплантации органов. Уже тогда, в сорок третьем, они с Гербертом добились результатов, которых медицина достигла только спустя четверть века. Но все-таки Отто Шнайдер не разделял мнения Герберта, что трансплантация органов -- это будущее медицины. В свободное время он усиленно штудировал евгенические труды Меллера, Шульца, Гернье, Мьёена, стремился проникнуть в тайны человеческого генотипа.
Война закончилась. Герберт погиб во время восстания заключенных концлагеря, а Шнайдера судьба забросила в Штаты, где он много учился и работал, живя почти впроголодь, пока не стал тем, кем он был теперь.
Поль не заметил, как уснул, устав искать ответы на вопросы, копошившиеся у него в мозгу, и не знал, когда проснулся, -- день это или ночь. Комната освещалась все тем же голубоватым светом: понятия дня и ночи здесь не существовало. Поль взглянул на столик. Нетронутый ужин исчез, вместо него появился завтрак. Поль без удовольствия поел и, не зная, что делать дальше, потянулся было к блоку дистанционного управления, но стена, отделяющая комнату от коридора, раздвинулась, предупреждая его желание. Доктор Шнайдер стоял в проеме.
-- Доброе утро, мсье Гардье. Если вы уже позавтракали, то давайте продолжим наш вчерашний разговор.
-- Да, я готов, -- ответил Поль.
-- Тогда пройдемте в мой кабинет.
В кабинете Шнайдера было прохладно -- окно выходило на теневую сторону.
Пригласив Поля сесть в кресло возле столика и подвинув к нему пепельницу и неизменную пачку "Честерфилда", доктор в упор посмотрел на Поля и сказал:
-- Вчера мы не договорили с вами. Нам помешал ваш приступ. Как вы сейчас себя чувствуете?
-- Лучше, чем вчера, но тело как деревянное. Во всяком случае, болей нет.
-- Тогда ближе к делу. Нужно торопиться. Еще один болевой шок, и все может оказаться напрасным. Вчера вы сказали, что готовы на все. Теперь слушайте мои условия: операция будет стоить вам... -- Шнайдер назвал сумму, которая в другом случае показалась бы Полю чудовищной, но теперь не вызвала никаких эмоций. -- Деньги вы переведете сегодня же в один из швейцарских банков. Имя, на которое нужно оформить перевод, я вам скажу. Кроме этого -- абсолютная тайна. Никто не должен знать, где вы были. Причины такой конспирации вам, надеюсь, понятны. Итак?.. -- Шнайдер ожидающе посмотрел на Поля.
-- Итак, я подтверждаю свое согласие. Думаю, что меркантильность в этом вопросе абсурдна. Но мне нужны гарантии, что все произойдет именно так.
Шнайдер улыбнулся понимающе.
-- А вы деловой человек, мсье Гардье, -- сказал он, -- В вас все-таки есть кое-что от вашего отца. Значит, вам нужны гарантии. Гарантией вашей личной безопасности и безопасности вашего капитала будет то, что в контракт мы впишем один пункт. В нем будет говориться, что мой швейцарский коллега получит эти деньги только после письменного подтверждения, которое вы дадите после операции, когда выйдите из моей клиники не только живым, но и абсолютно здоровым. Подобная оговорка будет сделана и при оформлении перевода. А моими гарантиями будет сам факт заключения контракта. Вас удовлетворяют такие условия?
-- Вполне.
-- Таким образом, когда все будет оформлено, -- немедленно операция. Если у вас есть вопросы -- спрашивайте.
-- Как будет проходить операция? Я готов к любым страданиям, но все же хотелось бы узнать. И еще один вопрос -- какова гарантия выздоровления?
-- Гарантия стопроцентная: в моей практике было кое-что и посложнее лейкемии. А относительно операции -- тут вы можете тоже не волноваться. Операцией мои действия называются чисто условно, потому что названия этому еще не придумано. Так вот, в ходе операции происходит стирание информации о мутации генов в хромосомах больного и замена этой информации информацией здорового генного материала донора. Этот процесс происходит абсолютно безболезненно.
-- Кто будет моим донором?
-- Ее зовут Маргарита Дюпре, моя давняя помощница в таких делах, как ваше.
-- Женщина?
-- Да, женщина. Что вас здесь шокирует? Боитесь, что изменится ваш пол? -- Доктор Шнайдер усмехнулся. -- Не волнуйтесь, все мужское останется при вас. Я изменяю не весь генетический материал, а только те его части, которые подвержены заболеванию. Дело в том, что вся информация, содержащаяся в генах, излучается мозгом человека в виде неких флюидов, образующих биополе человеческого организма. Эти флюиды можно усилить, уловить, расшифровать и дифференцировать. Вернее будет сказать: это может сделать только один человек в мире -- ваш покорный слуга. Не так-то все это просто... Я объясняю все это вам потому, -- добавил Шнайдер, немного помолчав, -- что вы человек образованный; многим своим пациентам я вообще ничего не объясняю, да им этого и не нужно. Им достаточно того, что результат оправдывает вложенные средства.
Доктор Шнайдер помолчал в ожидании следующих вопросов. Поль тоже молчал. Он думал о том, что женщина, привезенная вчера Шнайдером в "ситроене", видимо, и есть его донор, Маргарита Дюпре. Он задал этот вопрос доктору, и тот ответил утвердительно.
-- Ну, как она вам, понравилась? -- спросил Шнайдер, испытующе глядя на смущенного Поля. -- Прелестная девочка, не правда ли? С ее мордашкой можно делать неплохие деньги, но она этим не занимается. Живет совершенно одна, на скромную зарплату учительницы и только изредка подрабатывает у меня. Будут еще вопросы?
-- Да, последний. Не отражаются ли результаты операции нездоровье донора? -- задал Поль вопрос, на который боялся получить положительный ответ, но доктор Шнайдер рассеял, его тревогу.
-- Для здоровья донора все это абсолютно безвредно, -- ответил он, и в памяти возникло перекошенное лицо Пьера Венжана, вытаращенные в безумной ярости глаза и его пальцы -- длинные и узловатые, с пучками рыжих волос на фалангах. -- Это еще безвреднее, чем переливание крови. При переливании крови донор теряет от двухсот до четырехсот граммов крови, а при моей операции донор не теряет ничего, ни унции своего веса. Он просто делится информацией о своем здоровье, и все. Тем не менее я им плачу, в качестве компенсации за беспокойство. Если вопросов больше нет, -- сказал Шнайдер после небольшой паузы, -- тогда приступим к оформлению контракта и перевода. Телефон, бумага, стило -- в вашем распоряжении.
Оформить перевод было вроде бы делом несложным. Поль связался по телефону из кабинета Шнайдера со своим поверенным -- мсье Жаком Флери, но когда тот услышал сумму перевода, то наотрез отказался что-либо предпринимать без личного свидания с Полем. Время и место было назначено, и Полю, в сопровождении доктора Шнайдера, пришлось совершить утомительную поездку в город.
Когда со всеми формальностями было покончено и они вернулись, было уже два часа дня. Операция назначена на следующее утро. По дороге на виллу Шнайдер рассказал Полю о том, как будет проходить операция. По его словам выходило, что через три дня Поль будет абсолютно здоров. В это очень хотелось верить, и он верил.
Вечером, после ужина, Поль спустился в сад. Бродя по гравийным дорожкам и вдыхая аромат цветущих пионов, он с надеждой думал о завтрашнем дне. Что его ожидает завтра? Выполнит ли Шнайдер свои обещания?
В дальнем углу сада, у самого забора, стояла беседка, оплетенная каким-то вьющимся растением (Поль был не силен в ботанике). Подойдя к ней, Поль заглянул внутрь и вздрогнул от неожиданности: в беседке, в глубоком мягком кресле, сидела с закрытыми глазами Маргарита Дюпре. На ее коленях лежала раскрытая книга. Спала ли она, Поль не знал. Он неотрывно смотрел на Маргариту и восхищался ее красотой. Густые каштановые волосы волнами падали на плечи. Длинные черные ресницы были опущены и контрастно выделялись на матовой белизне лица, присущей жителям севера страны.
"Спящая красавица", -- подумал Поль.
Неожиданно Маргарита открыла глаза и удивленно посмотрела на Поля. Потом взгляд ее серых глаз стал понимающим: видимо, догадалась, кто перед ней.
-- Извините, я не знал, что вы здесь, -- стал оправдываться Поль. -- Я вам помешал?
-- Нет, -- ответила Маргарита, все так же глядя на Поля.
Наступило неловкое молчание. Чтобы прервать его, Поль представился:
-- Меня зовут Поль Гардье, я пациент доктора Шнайдера.
-- Я догадалась. Вы здесь человек новый. Всех обитателей виллы я знаю, а гостей у доктора не бывает. -- Голос Маргариты был низкий, но приятный.
-- Присаживайтесь, -- продолжала Маргарита, указывая Полю на кресло рядом с собой.
Поль, обрадованный таким поворотом дела, зашарил у себя в карманах и достал пачку шнайдеровских сигарет. Маргарита отказалась от предложенной сигареты.
-- Я не курю. Я старомодна, как мой любимый Мориак, -- сказала она, показывая Полю книгу, которая лежала у нее на коленях. -- Но вы можете курить. Не стесняйтесь.
Поль достал сигарету, покрутил ее в руках, но курить не стал, засунул обратно в пачку.
-- Давно вы знакомы со Шнайдером? -- спросил он, немного помолчав.
-- Уже три года. Мы познакомились на бирже труда, когда я тщетно пыталась найти работу. Он мне очень помог тогда.
"Видимо, там, на бирже, Шнайдер находит своих доноров, пользуясь их положением", -- подумал Поль и спросил вслух:
-- Как вы считаете, поможет ли мне Шнайдер?
-- Конечно! Я в этом уверена. Вы не представляете себе, что это за человек. Он волшебник. Да, да, тот самый волшебник из сказки, который может исполнить любое ваше желание. Сначала я удивлялась, а потом привыкла. Первый раз, когда одна дама, приехавшая сюда, на виллу, почти лысой, уходила с такой же гривой, как у меня, я инстинктивно схватилась за свои волосы и побежала к зеркалу. Мне казалось, что меня обворовали. Но мои волосы остались такими же. Доктор Шнайдер делает копии, абсолютно не отличимые от оригинала.
-- А вам не приходило в голову что-нибудь изменить в своей внешности? -- задал Поль глупый вопрос. Сказал и тут же понял, что вопрос глупее некуда.
Маргарита удивленно взглянула на него.
-- Вы считаете, что мне это нужно сделать?
-- Нет, конечно, вы... Я... -- Поль совершенно смешался и почувствовал себя полным идиотом, но Маргарита не обиделась. Она весело рассмеялась и сказала:
-- Нет. Вот когда я состарюсь, тогда мне понадобится помощь доктора Шнайдера, а пока... -- Маргарита движением головы откинула свои прекрасные волосы и посмотрела на Поля так, будто говорила: "Пока мне это совершенно не нужно. Я молода, красива и здорова". Но, взглянув на Поля, на его нездоровое, бледное лицо с ввалившимися глазами, Маргарита устыдилась своих мыслей, и, чтобы сгладить возникшую неловкость, положила свою теплую ладонь на исхудавшую руку Поля, и сказала, сочувственно глядя своими серыми глазами ему в лицо:
-- Не волнуйтесь. Все будет хорошо. Доктор Шнайдер сказал мне, что у вас острый лейкоз. Он вылечит вас. И я помогу ему в этом.
Лежа на своей кушетке, в голубой комнате, Поль думал о Маргарите. Он так и называл ее в своих мыслях -- Маргарита. Теперь для него не доктор Шнайдер со своим открытием, а она, Маргарита, была его единственной надеждой и спасением. Незнакомое чувство подкрадывалось к душе Поля. Оно вытесняло из его мозга все интегралы, биномы и дифференциальные уравнения.
Комната, куда вошел Поль, сопровождаемый доктором Шнайдером, была абсолютно не похожа на операционную. Посредине на небольшом расстоянии друг от друга стояли два одинаковых кресла с широкими подлокотниками. "Одно для меня, другое для Маргариты", -- мелькнула мысль в голове Поля. Между креслами, поблескивая никелированными гранями, стоял небольшой прибор, напоминающий ЭВМ, с рядами кнопок и двумя экранами дисплея. И больше ничего. Стены и потолок были покрыты каким-то серым игольчатым материалом.
Доктор Шнайдер пригласил Поля сесть в одно из кресел. Поль знал, что сейчас будет погружен в гипнотический сон, что Маргарита придет позже, когда Шнайдер расшифрует и выделит из его биополя нужную информацию. Потом то же самое будет проделано с Маргаритой, и только тогда начнется самое главное -- процесс реконструкции его генов.
Доктор Шнайдер встал напротив Поля, и, не мигая, глядя ему в глаза, начал медленно говорить:
-- Сейчас вы уснете, а когда проснетесь -- будете чувствовать себя намного лучше. Итак, успокойтесь, отбросьте все ненужные, лишние мысли, кроме одной: думайте о том, что ваша болезнь покидает вас. Вам тепло и спокойно...
Поль почувствовал, что тепло разливается по всему его телу. На душе сделалось радостно и спокойно.
-- Вам тепло и спокойно, вам хочется спать. Веки закрываются, -- продолжал Шнайдер. -- Спите!
Это было последнее слово, которое услышал Поль, после которого погрузился в теплую темноту. Но тут же он услышал другое слово, произнесенное властным голосом доктора Шнайдера;
-- Проснитесь!
В первый момент у Поля в голове мелькнула тревожная мысль, что операция не состоялась и не состоится вообще, но, открыв глаза, он с удивлением увидел, что находится уже не в операционной, а в голубой комнате. Он лежит на кушетке, а Шнайдер стоит рядом и мизинцем левой руки чешет переносицу.
-- Как, уже всё? -- спросил Поль, приподнявшись на локтях.
-- Ну,положим, не совсем всё, -- ответил Шнайдер, засовывая руку в карман. -- Это только первый сеанс. Еще два сеанса, и тогда можно будет сказать "всё". Но на сегодня достаточно. Эта комната и сад в вашем полном распоряжении. Завтра утром за вами зайдет Тереза.
Сказав это, Шнайдер покинул Поля. Поль полежал несколько минут, потом встал и прошел в ванную. Подойдя к зеркалу, он долго и внимательно разглядывал свое отражение. То же худое лицо, те же запавшие глаза, но какая-то неуловимая деталь меняла весь облик. "Румянец!" -- догадался Поль. Слабый румянец проступал под кожей. Болезненная бледность исчезла.
Поль взглянул на часы -- четверть второго. Значит, он спал четыре часа. Спал, а Маргарита делилась с ним своим здоровьем.
Вдруг Поль почувствовал, что хочет есть. Это радостно взволновало его. Вот уже больше месяца у него совершенно отсутствовал аппетит.
Пообедав, Поль спустился в сад, надеясь найти Маргариту. Он застал ее на прежнем месте за чтением любимого Франсуа Мориака. Увидев Поля, она приветливо улыбнулась и отложила книгу.
Сразу заметив перемену, происшедшую в его облике, Маргарита ободряюще сказала:
-- Вы выглядите намного лучше, чем вчера. Пожалуй, скоро я разрешу вам немного поухаживать за мной! -- и засмеялась весело и вызывающе.
Поль тут же высказал готовность заняться этим прямо сейчас, не откладывая на завтра.
-- Я чувствую себя здоровее, чем был до болезни, -- так же весело сказал он.
Обычно Поль чувствовал себя скованно в обществе женщин, но с Маргаритой ему было легко и спокойно. Он улыбался, шутил, говорил всякие глупости, немного хвастался -- одни словом, вел себя так, как ведут себя все мужчины в присутствии красивой женщины.
Они провели вдвоем весь этот день и весь вечер. Поль рассказывал о себе, о своей любимой математике, о том, что ему еще предстоит сделать в жизни. Маргарита слушала его и улыбалась. Ей было радостно от сознания того, что это с ее помощью Шнайдер вдохнул жизнь в измученное, исхудавшее тело Поля.
Два дня прошли незаметно. На пятый день пребывания Поля на вилле Шнайдер провел полное обследование состояния здоровья. Все было в норме, да и сам Поль чувствовал себя превосходно. Правда, оставалась худоба, но это была худоба физически здорового человека.
Отвозя Поля в город, Шнайдер еще раз предупредил его о соблюдении полной тайны. Адрес Маргариты он дать отказался. Испытующе глядя в глаза Полю, Шнайдер сказал:
-- Вы сейчас здоровы и полны сил. В вашей жизни будет еще не одна женщина, а Маргариту Дюпре я попрошу вас забыть, так же, как и меня.
Поль попросил Шнайдера высадить его возле своего дома. Ему хотелось побыть одному, опомниться от всего происшедшего с ним, подумать о планах на будущее и разобраться в своих чувствах к Маргарите.
Поль отсутствовал дома три дня. В последний раз он заходил сюда, когда они со Шнайдером оформляли перевод. Консьержка встретила его радостным восклицанием:
-- Ах, мсье Поль! Наконец-то вы пришли. Я думала, с вами что-то случилось. Уже хотела позвонить в полицию. Где же вы были? Я боялась за вас. Вы так плохо выглядели в последнее время.
-- Я лечился в одной частной клинике, -- ответил Поль. Простите, я забыл вас предупредить, что буду отсутствовать три-четыре дня. Мне что-нибудь есть?
-- Да, мсье Поль. Вот пакет от доктора Марти. Его принес посыльный сразу, как только вы ушли, три дня назад.
Поль поднялся в свои комнаты. Здесь царил беспорядок, присущий холостяцким квартирам: постель заправлена кое-как, на столе -- груда бумаг, микрокалькулятор так и остался подключенным к сети. На журнальном столике -- коробочки и целлофановые ленты с таблетками, шприц и прочие атрибуты болезни.
Поль подошел к столику, сгреб все это в кучу и, присовокупив пакет от доктора Марти, спустил в мусоропровод. После этого распахнул настежь окно -- в комнате было душно -- и, усевшись на диван, задумался.
Жизнь, подаренная ему доктором Шнайдером, навалилась на него всей своей реальной тяжестью. Подаренная? Нет, пожалуй, купленная. В обмен на нее Поль отдал все свои сбережения. На какие средства сейчас жить? У него есть работа. Закончив ее, Поль мог бы рассчитывать на солидные дивиденды. Но чтобы закончить, нужно время.
"Можно продать машину, перстень с изумрудом, -- подумал Поль. -- На вырученные деньги некоторое время протяну. А потом? К отцу идти бесполезно. Так что же потом? Ладно, потом будет видно".
Поль закурил и прошелся по комнатам. О том, где достать деньги, он уже не думал. Не в первый раз приходилось Полю начинать с нуля. Он вспомнил о Маргарите. Вспомнил ее улыбающуюся, с головой, чуть склоненной набок. Почему она не попрощалась с ним? Шнайдер! Это, наверное, он запретил им встретиться в последний раз. А может быть, это к лучшему? Легче будет забыть ее.
Поль сел за свой рабочий стол, придвинул к себе пачку бумаги, раскрыл авторучку. Попытался вспомнить свой последний постулат, но ничего не вышло. Пришлось открыть сделанные неделю назад записи и прочитать заново. Прочитав две страницы, Поль поймал себя на мысли, что не понимает смысла написанного и читает совершенно машинально, думая все время о другом. Он попробовал прочитать снова, и опять у него ничего не вышло: мысли его вновь и вновь возвращались к Маргарите. Только о ней он мог думать сейчас. Когда Поль понял, что сегодня ему так и не удастся сосредоточиться, он бросил ручку на чистые листы бумаги и вышел из дома.
Бесцельно бродя по городу, Поль думал о Маргарите. Он знал теперь наверняка, что не сможет заниматься ни математикой, ни чем-либо другим, пока не увидит ее. Вся цель его жизни заключалась теперь в одном -- найти ее, быть рядом с ней, быть нужным ей.
Поль открыл глаза и увидел низкий, оклеенный обоями потолок своей комнаты. Солнечные лучи уже проникали в комнату через жалюзи окна и наполняли ее молочно-голубым светом. Он повернул голову налево и увидел спящую Маргариту с разметавшимися по подушке волосами.
"Спящая красавица!" -- снова подумал Поль, как тогда, на вилле. Только теперь она спит по-настоящему.
Как же все это случилось? Поль вспомнил прошедший день.
Неизвестно, сколько бы ушло времени у него, чтобы отыскать Маргариту в многомиллионном городе: единственное, что он знал о ней, -- это ее имя. И еще Поля мучило обещание, данное Шнайдеру -- не встречаться с Маргаритой. Почему? Может быть, Маргарита знала что-то, что не следовало знать ему?
Под вечер уставший от бесцельных хождений по городу Поль вернулся домой. Посмотрел на рабочий стол и, махнув рукой, завалился на диван.
Завтра он решил искать Маргариту. Он знает, что ее зовут Маргарита Дюпре и что она работает учительницей. Этого почти достаточно. А обещание Шнайдеру? Наплевать! Поль расплатился полностью за свою жизнь.
Неожиданно раздался звонок в передней. Поль встал, открыл дверь и... В дверях стояла Маргарита. Стояла и улыбалась.
Не в силах что-либо сказать, Поль молчал и смотрел на нее. Маргарита тоже молчала.
Поль с нежностью смотрел на Маргариту. Она еще спала. Осторожно, чтобы не разбудить ее, Поль встал и на цыпочках прошел на кухню сварить кофе. Когда он вернулся, Маргарита еще спала.
Первые два дня Маргарита и Поль не расставались ни на минуту, но безмятежная жизнь не может продолжаться вечно. Маргариту ждали ее ученики, а Поля -- его работа.
Сначала Полю казалось, что он не сможет думать ни о чем, кроме своей любви, но когда он решился и сел за стол, все начало получаться. Мысли и идеи шли сами, мощно работал отдохнувший от математики мозг. Новые мысли, неожиданные идеи. Поль работал так, как никогда раньше. Это состояние длилось днями.
Вечером, когда Маргарита была свободна, он откладывал исписанные листы в сторону и спешил к ней. Маргарита стала для Поля источником его вдохновения и смыслом жизни.
Если бы раньше ему сказали, что ради встречи с женщиной он отложит свою работу, Поль рассмеялся бы в лицо этому человеку или счел бы его слова шуткой. Но теперь Поль знал, что без Маргариты он не напишет ни одной строчки, не выведет ни одной формулы.
Все произошло совершенно неожиданно для Поля. И непонятно. Ему казалось, что он знает Маргариту. За это время они переговорили обо всем или почти обо всем и узнали характер друг друга. Но что произошло в тот день, Поль тогда так и не понял.
Прождав двадцать минут в условленном месте и не дождавшись Маргариты, Поль пошел в школу, где она преподавала французскую историю. Там он узнал, что Маргариты сегодня не было на работе и что она даже не предупредила никого о своем отсутствии.
-- И это после того, как я разрешила ей недельный отпуск! -- поджав губы, сказала Полю директриса, высохшая старая дева с зализанными и сколотыми на затылке на манер фигушки редкими черными волосами.
Полю захотелось сказать несколько слов в защиту Маргариты, но, обратив внимание на злобный вид этоймегеры, он не стал ничего говорить и вышел из школы.
Надеясь застать Маргариту дома, он поехал прямо к ней. На звонок ему никто не ответил, и Поль открыл дверь своим ключом. Откинув портьеры и распахнув окно, Поль повернулся и увидел Маргариту, забравшуюся с ногами на кушетку. Она смотрела на него, не мигая. Нет! Не на него, куда-то сквозь него.
-- Маргарита! -- тихо позвал Поль. -- Что с тобой?
Маргарита не ответила. Она, казалась, ничего не слышала и не видела. Поль кинулся к ней. Он взял ее руку и посмотрел в глаза. Зрачки сжаты в точки, веки подрагивают. Рука у Маргариты была теплая, влажная.
-- Что с тобой? -- еще раз тихо повторил Поль. Маргарита не отвечала. "Наркотики?" -- подумал Поль, осматриваясь вокруг. В квартире был беспорядок, но ни шприца, ни ампул он нигде не обнаружил.
Поль закурил, сел рядом и молча стал ждать. Маргарита была такой, будто просто задумалась. Но неподвижность позы и безмолвие делали ее похожей на манекен. Она сидела тут, и в то же время ее не было рядом. Полю показалось, что даже мыслей не было у неев голове.
Не в силах смотреть на Маргариту, он встал и начал машинально убирать в комнате. Неожиданно он услышал шорох за спиной и легкий вздох. Повернувшись, увидел, что Маргарита очнулась от состояния прострации и удивленно и испуганно глядит на него.
-- Почему я здесь? Почему вечер? Почему?.. Что со мной? -- Маргарита бросилась к Полю и, прижавшись к нему всем телом, зарыдала. Плечи ее содрогались не то от рыданий, не то от испуга.
Поль не мог ответить на ее вопросы.
-- Успокойся! Все хорошо. Я с тобой, -- говорил он нежно и гладил ее по волосам и по спине.
-- Я боюсь! Я ничего не понимаю, -- твердила Маргарита, и тело ее сотрясалось от рыданий. Когда она немного успокоилась, Поль узнал, что Маргарита не помнит, что произошло с ней сегодня. Утром они расстались у ворот школьного сада. Поль уехал домой на своем "ягуаре", а Маргарита поцеловала его на прощание. Ей оставалось только открыть дверь и пройти через сад в школу, но почему-то она оказалась у себя дома. Почему это произошло? -- Маргарита не могла ничего сказать. Она помнила, как постояла у ворот, пока "ягуар" не свернул за угол, взялась за ручку дверей. Потом холод и темнота, а затем низкое солнце в ее окне и силуэт Поля, стоящего спиной к ней.
Маргарита почти успокоилась, только пальцы ее, лежащие в руке Поля, чуть подрагивали. Поль предложил проконсультироваться у психиатра, но она отрицательно замотала головой:
-- Нет, дорогой, ты со мной -- и все будет хорошо, по-прежнему.
Но по-прежнему хорошо не было. С Маргаритой творилось что-то непонятное. Она, слабела на глазах. Периоды сомнамбулической прострации перемежались периодами полной апатии. Только изредка она становилась прежней Маргаритой, и тогда Поль убеждал ее обратиться к врачам. Наконец Маргарита согласилась. Поль привез ее в клинику доктора Кутюрье, рекомендованного ему доктором Марти как одного из лучших психиатров не только в стране, но, возможно, и во всей Европе.
Поль долго ожидал в холле, пока Маргариту осматривал и выслушивал доктор. Она вышла от него смущенной и растерянной. Поль, попросив ее подождать, решительно прошел в кабинет.
Доктор Кутюрье, плюгавенький седой старичок, задумчиво чесал лысый затылок. Увидев вошедшего Поля, он сокрушенно развел руками. Сняв очки, он, часто мигая, долго глядел на Поля. Наконец сказал:
-- Я не знаю, что с вашей женой. Я осмотрел ее и очень внимательно выслушал, но не могу поставить диагноз. Это впервые за мой тридцатипятилетний стаж работы в области психиатрии. Может быть, она чего-то не рассказала мне? -- спросил он, с надеждой глядя на Поля. Поль молчал. Доктор встал, прошелся по кабинету. Потом, вдруг взорвавшись, подбежал к Полю и свистящим шепотом закричал ему прямо в ухо.
-- Я не знаю, чем могу помочь вам! Не знаю! -- он повысил голос. -- Ваша жена, или кто там она вам, абсолютно здорова. Аб-со-лют-но!
-- Вы не верите нам? -- спросил Поль.
-- Да верю, черт возьми, верю. Потому-то и злюсь. Я не могу понять, где гнездится болезнь вашей жены. Я проверил ее нервную систему. И ничего не нашел. Ничего!
Доктор снова взволнованно заходил по кабинету, заложив руки за спину и глядя себе под ноги. Наконец он остановился у окна и, не глядя на Поля, сказал:
-- Нужно положить ее ко мне в клинику... На недельку... Я понаблюдаю за ней, сделаю необходимые анализы и тогда... Быть может... Да, только так, -- он резко повернулся к Полю и посмотрел на него грустными усталыми глазами.
Неделя, которую провела Маргарита в клинике Кутюрье, ничего не дали. Диагноз не был установлен, все анализы оказались в норме. В кардиограмме и энцефалограмме -- никаких отклонений. Но, несмотря на это, Маргарита умирала. Жизненные силы быстро покидали ее тело.
У фонтана, находящегося в центре небольшого парка, стояло несколько плетеных кресел. В одном из них сидела Маргарита. Она смотрела на воду и задумчиво помешивала соломинкой коктейль. Поль стоял и с горечью всматривался в дорогое грустное лицо Маргариты. Как она изменилась!
Маргарита почувствовала чье-то присутствие и повернулась в сторону Поля. Узнав его, она улыбнулась, облизнула и покусала губы, убрала прядь волос со лба.
-- Поль, дорогой, -- сказала она, вставая, -- забери меня домой. Здесь мне хуже. Рядом с тобой я быстро поправлюсь.
Она сделала несколько шагов, покачнулась и чуть не упала. Поль подхватил ее легкое, почти невесомое тело и на руках отнес в машину. Потом вернулся в кабинет Кутюрье. Доктор ждал его и нервно курил. Когда Поль зашел, он встал из-за стола и, положив руку Полю на плечо, посмотрел ему в глаза.
-- Молодой человек, -- начал он, -- как вы, наверное, догадываетесь, обследование ничего не дало. Оно и не могло ничего дать. Болезнь вашей жены неизвестна медицинской науке. Поэтому я не смогу вам ничем помочь. И никто вам не поможет. Конечно, возможен перелом в ходе болезни. Человеческий организм постоянно задает загадки нам, медикам. Часто мы их разгадываем, но иногда, как и в случае с вашей женой, мы бессильны. Время! Только оно может что-то прояснить...
Доктор Кутюрье говорил, но Поль его уже не слушал. Он вспомнил, как подобные слова говорил доктор Марти. Только тогда, этот приговор был объявлен ему. Но он жив. И здоров. И будет жить еще долго. Поль понял, что нужно делать. Он понял это уже давно, но решил дождаться результатов обследования. И теперь он больше не сомневался, что у него остался последний шанс.
-- Спасибо, мсье Кутюрье, -- холодно сказал он, когда доктор закончил, и протянул ему конверт с гонораром.