В день своего пятидесятилетия он отдался воспоминаниям о людях и событиях и в первую очередь вспомнил о своих родителях, так как день рождения в этом году совпал с христианским православным днём памяти усопших. Так уж получилось, что для него юбилейный день нельзя было назвать праздником.
Уже который год подряд Виктор Петрович никак не мог решиться и посетить городское кладбище в поминальный день. Православные христиане называют его Родительским днём. Мужчина считал себя атеистом, но глубиной души чувствовал, что вера в Бога всё же теплится где-то на задворках материального сознания.
Виктор Петрович несколько лет служил важным чиновником городского масштаба, однако в сегодняшний день, чтобы никому не бросаться в глаза, быть неузнанным, приехал на кладбище на общественном транспорте.
Виктор вошёл на территорию погоста через боковую калитку и сел на покосившуюся лавочку. Глядя на кресты, почувствовал, как тоска постепенно охватывает его сознание, наваливается некая задумчивость. Так, очевидно, случается со всеми и всегда на краю площади для неживых людей?
Непонятная боль утраты чего-то, медленно-медленно выползала из глубины души. Ныло сердце, будто его точил червь. Тоска, казалось, была не только в нём. Она висела в воздухе кладбища, в шуме поминающих, пахла ладаном, пихтовыми ветками, едой и спиртным.
- Наверно печаль навалилась из-за того, что день какой-то особенный? День памяти усопших. - Спросил он тихо сам себя, наблюдая, как вереница людей вытекает из широких кладбищенских ворот, устремляется ручейками средь могильных холмов, рассаживается у памятников да крестов.
Был вторник, девятый день после пасхи. Рядом со скамейкой деловито копошился растрёпанный кладбищенский воробей, он громко чирикал, призывая сородичей отведать хлебных крошек и зёрен просо, оставленных здесь ранними поминающими.
Со всех концов его родного города к кладбищу волнами накатывал транспорт. Всё новые и новые поминальщики рассаживались вокруг могил, доставали продукты, открывали бутылки со спиртным, галдели как на празднике, будто не поминая усопших, а располагались на пикник, среди редкой могильной растительности.
Виктору Петровичу не верилось, что в другое время люди не вспоминают об умерших родичах и близких. Он сам постоянно думал о родителях, хотя они лежали не на этом кладбище, а где-то далеко за тысячу километров.
- Почему нужно посещать кладбище именно в этот день? - Он напряг память, стараясь припомнить что-нибудь из Библии, и решил, что Бог, если он есть, всё же не мог обуславливать строгие даты поминовения, каждый человек умирает в свой срок и даже высшая сила не смогла бы объединить не совместимое. Что все религиозные даты, назначены богословами.
- Так принято у православных христиан. - Продолжал размышлять мужчина. - Католики, те вроде бы на седьмой день поминают?
Дело всё в служителях церкви. Именно они подогнали даты рождения, смерти и воскресения Сына Божьего Христа, к датам солнечных циклов, да ещё к датам истории еврейского племени. - Петрович покачал головой удовлетворённый тем, что помнит кое-что из религиозных писаний.
Мимо лавочки, на которой он расположился, вдоль крайнего ряда могил, сосредоточенно передвигалась согбенная старушка. Старуха складывала в просторную сумку всё, что ей подавали сердобольные поминающие. С другого конца линии, навстречу бабушке, двигался грязный бомж или просто неряшливый человек. В отличие от старухи он не брал хлеб или печенье, а только более экзотическую пищу: котлеты, колбасу, яйца и обязательно ожидал, когда нальют поминальную стопку спиртного, молча выпивал и неторопливо переходил к следующей могиле.
Позже, покидая кладбище, Виктор Петрович увидел бомжа ещё раз, тот валялся среди заброшенных могил в доску пьяным, сейчас же он разминулся со старушкой, однако что-то сердито буркнув в её сторону. Стало ясно, что завсегдатаи кладбища давно знакомы.
- Буддисты, да ламаисты сжигают мертвецов, а пепел бросают в реку. - Продолжали копошиться в его голове религиозные мысли. - Видно знают тибетцы да индусы, что память о покинувших этот мир людях, должна оставаться в головах живущих, а не в могилах, среди костей. - Петрович вспомнил о пирамидах, и мысль потекла дальше. - Египтяне те поступали с покойниками совсем иначе. Они их бальзамировали и делали это для того, чтобы душа почившего как можно дольше маялась в промежуточном мире, не уходила в иные сферы и не спешила перерождаться в другом теле. Практика поголовного бальзамирования довела нацию до полного исчезновения с лица Земли. Некому было воплощаться в потомках, а другие нации не спешили усиливать своими душами жестокий воинственный народ. -
За размышлениями Петрович не заметил, как к нему подошёл человек, мужчина. На вид он был прост лицом с аккуратной бородкой, в обычной рабочей одежде.
- Что помимо могилы сидишь? - Подошедший внимательно разглядывал Петровича, затем протянул ему горсть поминальных конфет.
- В другом месте родственники лежат. - Ответил Виктор. - Вот пришёл помянуть покойных, хотя сомневаюсь, что души моих давно умерших родителей ожидают этого поминовения? Всегда считал, что самое важное событие для человека это смерть, но только для живущего на этом Свете, а не мертвеца. Умер человек, и для него уже нет проблемы ожидания этого самого страшного события, о котором я упомянул. Или может быть и там, в потустороннем царстве, существует нечто сравнимое с физической кончиной? Или, может быть, не существует потустороннего мира?
- Да..а. Сложный вопрос. - Протянул мужчина. - Умрёт человек, а мы как заведённые всё время стремимся напоминать мертвецу о себе. Обращаемся к душе когда-то жившего предка, зовем вновь появиться на грешной Земле.
- А может наоборот? Может это мёртвые побуждают нас думать о них, держат нас на крючке памяти, обращают её в свою сторону? Если действительно там что-то от человека способно существовать? - Спросил Петрович. - Говорят, любое воспоминание живущих, даёт энергию душам почивших. Правда ли это? -
Мужчина мрачно усмехнулся и ответил, махнув рукой в сторону кладбища.
- Если не верить в Бога, то душам мертвых нет никакого дела до памяти живых, тем более что большинство из нас поминают покойников только для того, чтобы успокоить собственную совесть, любовь или ненависть перед ними, но это чисто земное чувство, не имеющее никакого отношения к возможному существованию душ в не физического тела. Большинство людей вообще никак не думают об окружающем мире, в котором вынуждены существовать. Более того они сузили этот мир до такого состояния, что он превратился в одно или несколько действий, нужных для поддержания жизни. Уходя из физической среды, такие люди не пытаются его расширить за пределы привычных действий и умирая на физическом плане. Продолжают жить, как будто ничего не произошло уже в другом состоянии.
- А если верить в Создателя и его происки? - Спросил Виктор Петрович. - Неужто ни один верующий, ни одного раза не засомневался и не подумал о том, что за чертой смерти прекращается всякое бытие? Разве возможно верить безоговорочно в то, что невозможно засвидетельствовать с помощью материальных чувств?
Людям давно известно, откуда берётся суеверие, но разум человека по-прежнему не способен обходиться без веры в загробную жизнь, в потустороннее существование какой-то неосязаемой мифической сущности под названием душа. Человеческий глаз без труда различает свет различной интенсивности, но почему-то не видит собственной души - частицы от Бога или душ рядом живущих людей. Этому нет подтверждения.
Зачем надо людям, не веря в перевоплощение, верить в какое-то дурацкое воскресение? - Спросил Виктор Петрович и, не дождавшись ответа, продолжил.
- Если перевоплощение души как-то косвенно подтверждается многочисленными исследователями, то факт воскресения был зафиксирован на Земле единственный раз, и воскресшим оказался Сын Божий Иисус. Мне кажется всё, что касается воскресения - есть невероятная выдумка церкви, чтобы чудом подтвердить силу основателя религии. Может прав был Лев Толстой, утверждавший, что без надуманных чудес, Библия превращается из божественного писания в заурядный трактат по истории еврейских племён?
- Согласен. - Кивнул мужчина. - У священников любой религии существует заинтересованность в констатировании чудес. Представь себе Иисуса не сумевшего воскреснуть в этом случае, кто же поверит, что всё живое и неживое на Земле создал Бог? Создатель не может оставаться самим собой, если он не будет приводить в изумление и трепет своих чад.
Что касается непосредственно обрядов связанных с захоронением мертвецов, то здесь каждый народ брал за основу суеверия или какие-то тайные факты о мотырствах души поле смерти человека. Это можно чётко проследить не только у христиан, но и во всех других религиях. Разуму, находящемуся под постоянным страхом неминуемой смерти, приходится выдумывать различные варианты дальнейшего существования.
- Может быть, вы правы насчёт фантазий ума, постоянно готовящегося к завершению своего существования? Однако существует и другой вариант объяснения. Разум, это продукт души, а она в отличие от физического тела помнит о своём существовании и без последнего.
Мне известно, что христиане позаимствовали сроки пребывания души в промежуточном Мире у тибетцев. Переписали тупо и подробно некоторые главы из их Книги Мертвых, кое-что подогнали под свои даты, и получилась стройная, якобы, христианская история странствования души после смерти человека. С тех пор мы придерживаемся этих правил, подразумевая что дух умершего человека, после того как покинет околевшее тело, мотается по божьим пределам пытаясь любым способом оказаться в раю. Однако, не всё так просто и во всех религиях божественная и бесовская братия всячески старается упечь душу грешного человека в ад, или по буддийскому учению отправить обратно на Землю жить в новом теле. Грешным же считается каждый поживший на этом Свете человек. Нет безгрешных людей и в этом, кроется самый сильный аргумент попытаться запихнуть душу почившего в ад. -
Мужчина кивком головы попросил разрешение сесть рядом на лавочку. Виктор Петрович подвинулся на край сидения, предоставляя место, и вдохновенно продолжил беседу.
- Действительно самой страшной вещью для разума человека является смерть тела. - Он поднял вопросительно палец. - Но? Люди, как известно, получают совершенно разное воспитание, посредством которого совершенно не одинаково относятся к неминуемой кончине не только самого себя. Понятно, что страшно всем без исключения, однако христиане к коим, по всей видимости, относитесь и вы, верят в ад и рай - этакие противоположные друг другу пределы Создателя. Они верят в суд божий и поэтому пекутся не о том, как и когда, будут умирать, а о том, как бы с наименьшими потерями пройти грядущее посмертное судебное разбирательство и поэтому, предпочитают чтобы их тела после кончины были правильно захоронены. Это тоже своего рода продукт воспитания. Другое человеческое большинство - материалисты и атеисты уверены и точно знают, что смерть это полное исчезновение в первую очередь разума, а позже и тела. Они не сомневаются, что со смертью исчезнуть вмести с ними все их знания, но понимают, что останется всё остальное.
- Согласен. - Виктор Петрович посмотрел внимательно в глаза собеседнику и почувствовал, что перед ним не простой обыватель, если говорит о таких умных вещах и сказал осторожно. - Я обо всём, так или иначе связанном со смертью, думаю не очень-то традиционно. - Он ещё раз пристально взглянул на незнакомца. - Я почему-то уверен, что кто бы ни умер и верующие, и материалисты и даже животные, все без исключения и, не смотря ни на какие личные верования и учёность, должны становиться после смерти точно тем, чем были до того, как их зачали родители. Вы можете согласиться с такой необычной теорией?
- Да. - Согласился мужчина.
Виктор напряжённо наблюдал, как он нервно помял в ладони кусок кладбищенской земли и бросил его в сторону, в проход между могилами.
- На этом кладбище меня зовут Иваном. - Он вздохнул устало. - Иваном Романовичем. - У русских так принято, всех неизвестных называть Иванами без родства, а у немцев Гансами. Я до этого много лет работал на берлинском кладбище. -
Неожиданное признание Ивана вновь подняло тревогу в душе Петровича, в голове зашевелились мысли связанные с войной, будто он лично был участником сражений.
- В качестве кого вы трудитесь здесь и чем занимались в Берлине? - Спросил он натянуто, чтобы как-то избавится от военных воспоминаний.
- Если моё занятие можно назвать работой, то да, я здесь работаю в качестве приёмщика-распределителя умерших чад Создателя.
- Я что-то не припомню, чтобы существовала такая должность на кладбище? Между кем и что можно распределять в обществе мертвецов, кои совершенно равнодушны к материальным ценностям. -
Тревога всё больше овладевала Виктором Петровичем, он вновь с каким-то тоскливым чувством осмотрел кладбищенский двор заполненный народом. Со стороны главных ворот послышалась песня. Высоким голосом пел молодой человек, но это были не слова молитвы.
- Все эти паломники к могилам, - сказал тихим голосом распределитель, обводя рукой пространство погоста, кишащее поминающими, - с точки понимания обычного земного сознания человека, есть виртуальные особи. - Он посмотрел зорко в глаза Виктору Петровичу. - Это можно сравнить с тем, что мы видим во снах, ибо сон, как известно, сравним с периодической смертью особого вида, смертью при живом теле. То есть человек каждую ночь, как бы тренируется умереть. Уснуть и умереть одно и то же, хотя земной разум это понимает с большим трудом или совсем никак.
- Я не понимаю, о чем вы говорите? Невозможно поверить, что разум способен жить самостоятельно в нескольких реальностях одновременно. Объясните, какова с вашей точки зрения природа разума и почему он может обходиться без физического тела? Ведь не без основания считается, что ум есть продукт мозга, высшей биоматерии на Земле. Исчезнет мозг и тут же, мгновенно прекратит своё существование разум.
- Как не странно, но это всеобщее заблуждение. Оно навязано как раз наукой, а не религией. - Мягко возразил Петровичу бородач.
- Не хотите ли вы сказать, что я сейчас не реален, как не реальны вы и все те, кто явился сюда помянуть усопших?
- Отчего же такая крайность? Уверяю вас, для самого себя, любой разум всегда реален и во сне и наяву и тогда когда физическое тело уже мертво или его совсем нет. Среди этих людей много тех, которые видят сон, считая его явью, и тех которые по-настоящему спят, немало и умерших прицепленных к останкам своих прошлых тел. Последних надо постараться распределить по приделам мироздания или вернуть обратно в физическую оболочку. -
Наступила минута тягостного молчания.
Последний акт самый трудный в моей работе. - Признался Иван. - Сейчас для неприкаянной души нелегко найти подходящее тело в той же среде, в которой жил человек до последней кончины или отыскать местечко в иных как божественных, так и сатанинских приделах. - Он покачал сокрушённо головой. - Многих приходится отправлять на восток Азии или в Африку. Там биологического материала настолько много, что не хватает родственных душ. - Он наклонился доверительно к уху Петровича. - Я ещё с войны многих убиенных не пристроил. Маются бедные, не хотят в рай, им Землю подавай. Не дожили в последней жизни по причине преждевременной гибели на полях сражений. Очень нехорошая вещь война.
- Вы настойчиво пытаетесь убедить меня в существовании реинкарнации, а значит и души, но из ваших объяснений можно сделать вывод, что душа прибывает в том и другом мирах одинаково материальной, как впрочем, в данный момент и мы с вами. -
Виктор Петрович совершенно был сбит с толку странными высказываниями своего собеседника, у него появилось желание притронуться к Ивану и убедиться в его материальности. У него мелькнула страшная мысль о том, что он, по всей видимости, умер и что смерть, по словам его странного собеседника, выглядит именно так, как он её сейчас ощущает.
Угадав мысли Виктора и оценив психическое состояние собеседника, Иван сказал без всяких предисловий.
- Я думаю тебе надо немедленно кое-что вспомнить. В силу своих обязанностей распределителя я готов представить информацию о твоей прошлой, тоесть самой последней смерти. Можешь поверить мне на слово, все без исключения люди умирали не один раз и нечто подобное их ждёт впереди. -
Не дожидаясь реакции Виктора, каким-то выверенным мусульманским движением Иван провёл ладонью по бороде и заговорил изменившимся голосом.
- Предыдущий раз, ты умер в Берлине. - Мужчина впился взглядом в глаза Петровича. - Мне, да и тебе самому, точно известно, что тебя во время штурма городских кварталов германской столицы, убил немецкий солдат. - Еле заметная улыбка тронула каменное лицо загадочного человека. - Вернее выразиться, фашист покончил с твоим телом, отправив душу на тот Свет. Можешь думать, что в потусторонний Мир - это условное название того, куда перемещается душа любого умершего человека. -
Голос Ивана гудел в черепной коробке слушателя. Виктор Петрович с удивлением и страхом осознал, что мысли помимо его воли замелькали в его голове, перебивая одна другую. Глаза его широко раскрылись и застыли, уставившись в одну точку. Он хотел что-то сказать, но рот беззвучно открывался и закрывался, не выталкивая слова из стянутой судорогами глотки. Он силился как можно громче сказать о том, где теперь оказался благодаря действиям Ивана. Действительно какая-то сила перенесла большую часть сознания Петровича в пылающий европейский город, но в то же время он хорошо ощущал под собой скамью, а ногами твёрдую землю. Виктор не мог повернуть голову, но краем глаза видел профиль кладбищенского распределителя. Тот о чём-то рассказывал, но звук не долетел до ушей загипнотизированного слушателя.
Было не понятно, каким способом неизвестно откуда возникший на кладбище таинственный распределитель душ, воздействует на сознание Виктора Петровича, с лёгкость вызывает то состояние, при котором становится возможным углубляться в прошлое, возрождая до мельчайших подробностей не только память текущей жизни, но и события предшествующие ей, будто прожил их лично сам.
Конец войны. Вокруг гремел смертельный бой. Виктор не сомневался, что стоит с автоматом в руках за полуразрушенной стеной старинного берлинского дома и выжидает момент, чтобы перебежать открытое пространство до нового укрытия. Узкая улица была завалена обломками деревьев, битым кирпичом и искорёженным от разрывов снарядов железом от боевой техники.
В какой-то момент пелена дыма разорвалась и его взору открылась стена противоположного дома. Грохот боя по-прежнему разрывал слуховые перепонки и вызывал страшную головную боль, по лицу струился ручеёк крови. Он помнил, его зацепило осколком ещё в начале атаки.
Зрелище перед ним было настолько угрожающим, что стоящий за его спиной щупленький красноармеец по фамилии Тадоренко - хохол из Полтавы, заорал от ужаса и отчаяния, прижимаясь тельцем к развороченной стене строения, будто это могло его спасти от неминуемой гибели в кровавой бойне.
Сейчас сидя на кладбищенской скамье рядом со странным человеком - Иваном без родства, который назвался кладбищенским распределителем душ, Петрович каким-то непостижимым образом понимал, что они с бойцом Тадоренко находятся в охваченном войной Берлине и неминуемо погибнут через несколько секунд, что им осталось жить в этом жутком мире убийств буквально мгновения, секунды, пока летит граната, брошенная в их сторону здоровенным рыжим немцем. Фашист без страха стоял в створе окна на втором этаже и ехидно улыбался беззубым окровавленным ртом. Петрович в тот момент успел подумать, что немцу выбило зубы ударом осколка отбитого пулей от кирпичной стены.
Граната, брошенная немцем, всё ещё продолжала полёт в сторону красноармейцев, а тот, кем был Виктор Петрович, к своему удивлению успел сквозь дым и пыль разглядеть как автоматная очередь выпушенная бойцом Тадоренко, прошила наискосок тело Ганса. По необъяснимой причине Петрович был уверен, что немецкого солдата зовут именно Гансом.
Схватка продолжалась, но все действия протекали невероятно медленно. Рыжий немец, пробитый несколькими пулями, стал медленно валиться назад. В следующий момент, словно в замедленном кадре фильма, в вышине, над зданием взорвался снаряд. Боеприпас прилетел со стороны наступающих частей Красной Армии. Болванка боеприпаса раскололась от взрыва, словно яичная скорлупа и самый крупный осколок её ударил по шее Ганса, перерезал её как бритвой, окровавленная голова немца почему-то полетела вниз, на заваленную мусором войны мостовую, а обезглавленное тело дёрнулось вбок. Всё происходило медленно, словно растянутое во времени, однако он ясно понимал, что ритм лично его тела изменился, что он проживает происходящее в невероятном темпе.
В следующую секунду сзади Виктора рванула брошенная немцем граната.
Однако тот, кто был Петровичем, всё же успел повернуться и к своему ужасу увидел, как Тадоренко бросив автомат, в необъяснимом отчаянии поймал гранату грязными обожженными порохом руками. Глаза солдата при этом были широко раскрыты, а рот выплёвывал матерные слова. Граната разорвалась в руках бойца так же замедленно, как и снаряд в воздухе над улицей. Рванула, отрывая кисти рук несчастного солдата и обезображивая осколками его искаженное от ужаса лицо.
- Всё! Тадоренко погиб и меня убило! - Подумал Петрович или тот, кем он был до своего рождения? Однако сквозь смертельный туман он вновь на миг увидел обезображенное взрывом тело Тадоренко и ещё что-то, очень похожее на его полупрозрачного двойника, выскочило из истерзанного, окровавленного тела бойца и умчалось вон из поля зрения.
Через какое-то время Виктор понял, что вопреки смерти тела всё ещё жив какой-то таинственной и необъяснимой частью или разума, или сердца.
Он не видел себя в новом качестве, но не сомневался, что эта сущность является главной и способна логически рассуждать даже после таких страшных событий произошедших с его теперь уже мёртвым телом.
Бой, к тому времени, откатился за пределы улицы и гремел где-то в соседнем квартале, а здесь немедленно появилась санитарная команда бойцов с повязками на рукавах, на которых были начерчены красные медицинские кресты.
Петрович в жутком оцепенении наблюдал за мужиком лицом и фигурой похожем на Ивана Романовича. Самым невероятным и совершенно необъяснимым для оцепеневшего в трансе Виктора было то, что он ясно помнил о присутствии Ивана, знал, что он сидит сейчас на скамье рядом с ним, в семи тысячах километров от Берлина и пятидесяти годах от событий, разыгравшихся в его воображении.
Петрович, тем временем, находясь в Берлине, с дрожью наблюдал за Иваном, деловито сволакивающим трупы бойцов под стену разрушенного дома, с ужасом увидел, как распределитель равнодушно подобрал оторванные руки Тадоренко и бросил их на кучу из окровавленных тел красноармейцев и немцев. Теперь непримиримые в противостоянии враги, оказались рядом, друг на друге, переплетаясь конечностями и соприкасаясь головами. Дым пожарища вновь стал густо заволакивать жуткую картину и в этот момент Виктор Петрович, будто очнулся от наваждения, он даже вздрогнул всем телом от какого-то резкого звука вернувшего обычное состояние сознания. Иван стоял против него и улыбался одними глазами.
- Что это было? - Спросил он хриплым от напряжения голосом у кладбищенского распределителя. - Какое-то страшное кино? Может быть, вы сумели меня загипнотизировать и заставили думать, что всё увиденное происходило когда-то именно со мной? Если же это действительно был я, то, как меня звали и под чьей фамилией я воевал в той страшной войне? Меня убило взрывом гранаты и где ж теперь находиться прах моего предыдущего тела? -
Виктор Петрович спросил так, будто уже безоговорочно верил в существование души и её неоднократного рождения. Он чувствовал, что в сознании что-то коренным образом изменилось, что этот странный человек, назвавшийся распределителем душ умерших людей, с лёгкостью внушил ему вещи, о которых раньше он думал с лёгкой иронией.
- Мне известно, что погибшего в Берлине мужчину звали Виктором. И вообще в вашем роду, а он существует много веков, всех мужчин называли или Викторами, или Петрами. Так уж сложилось. - Иван развёл руками. - Фамилия мне не известна. Может быть, я её забыл? Нам распределителям нет надобности, запоминать фамилии всех умерших. Мы, приёмщики-распределители, при подборе нового тела для души, утратившей старое, руководствуемся совсем иными критериями. Нам больше важна национальность, расовая принадлежность тела, в котором будет в дальнейшем проживать душа. - Он помолчал, недолго, подыскивая слова. - Над нами стоит высшее начальство, курирующее все, что связано со смертью и перевоплощением, а в дела божественные соваться не безопасно. - Он качнул задумчиво головой. - Например, почтовый служащий, доставляя корреспонденцию, руководствуется только адресом. Простая работа, если не обращать внимания на то, что порой приходится долго ждать того, кому предназначено письмо. -
Виктор Петрович напрягая волю и внимание слушал монотонные объяснения Ивана и вдруг ясно вспомнил, что находится на кладбище, вспомнил, что странный тип, стоящий перед ним представился то ли надсмотрщиком над душами умерших людей, то ли работником ритуальной конторы. Чувствуя нарастающую тревогу и предательскую дрожь в руках, Петрович внимательно окинул взором площадь погоста, силясь вспомнить, что предшествовало этому его состоянию, когда бородатый ввёл его в необъяснимый транс.
- Где народ? - Спросил он у Ивана. - Тут же была толпа поминающих усопших?
- Все разошлись по домам. - Ответил мужчина и как-то протяжно и остро посмотрел в глаза Виктору Петровичу, тому от этого взгляда стало неуютно и страшно. Иван не отрывал взгляда, продолжал.
- Тебе не положено этого знать и поэтому, нарушая правило, информирую под большим секретом. Я тебя уже распределил. -
Слава кладбищенского работника о таинственном распределении полоснули по сердцу Петровича словно бритвой. Внутренности окатило кипятком, и потроха сжались в кучу, трудно стало вдыхать приторный кладбищенский воздух.
- Что вы несёте уважаемый? - Через силу выдавил он из глотки. - Как можно распределить мою душу, если я ещё жив, здоров и сейчас веду с вами беседу? Утром я приехал сюда на городском автобусе, чтобы помянуть своих умерших родителей. Я это помню хорошо до мелочей.
- Да ты не переживай. Твои волнения на этот счёт совершенно необоснованны и возникли только после моего сообщения о распределении и воспоминаний о прошлой жизни и смерти. Это всегда воздействует на психику. В большинстве своём все люди забывают о прошлых жизнях и тем более о смерти. Все уверены, что продолжают жить, как и жили, перешагивают черту, находятся какое-то время у мертвого тела и затем с провожатым переходят в следующую жизнь.
Все всё забывают. - Ещё раз уточнил Иван. - Однако в душе, если тебе так удобней понимать происходящее, всё остаётся навсегда. - Он, наконец, отвёл взгляд от Петровича. - Ты же не сомневаешься, что вспомнил о войне, о причинах гибели того за кем наблюдал. - Он впервые коснулся руки Виктора Петровича и мужчина понял, что распределитель вполне материален. - Так что если кто-то воздействует на твоё подсознание определённым образом, то ты сможешь вспомнить кончину и последнего тела. -
Он как-то странно хрюкнул, вроде бы засмеялся удовлетворённый своим разъяснением. Петрович с какой-то тупой радостью посмотрел на ботинки Ивана и подумал, что такую обувь может носить только бомж или закоренелый бродяга. Ботинки переступили, и рука стоящего рядом распределителя потянула его, заставляя подняться со скамьи.
- Пойдём. Покажу кое-что, чтобы рассеять твои сомнения. -
Иван отошёл на десяток шагов, поманил Петровича и когда тот поравнялся с ним, они зашагали вдоль могил в тот конец погоста, где старый зелёного цвета экскаватор копал ямы для новых мертвецов.
Распределитель остановился у самого последнего холмика с крестом, заваленного венками и еловыми ветками. На ветру чуть колыхалась траурная лента, на которой золотыми буквами были выведены фамилия имя и отчество Петровича.
- Теперь убедился? - Спросил равнодушно Иван. - Посмотри на табличку, на них всегда пишут даты рождения и смерти.
- Если я мёртв, то как же я могу понимать всё это? - Виктор обвёл рукой по кругу. - Как могу болтаться здесь на кладбище, да ещё и в родительский день? И более того видеть могилу, в которой, как вы утверждаете, лежит моё мёртвое тело. - Петрович потрогал себя за грудь, ударил больно по ляжкам и усмехнулся, показывая Ивану, что не очень-то верит всему происходящему. - Табличку можно написать ради розыгрыша. - Сказал он дрожащим голосом.
- Это не спектакль. - Остановил Виктора движением руки распределитель, наклонился и рукавом своей замызганной рубахи, любовно протёр надпись на новеньком памятнике, затем сделал шаг назад и полюбовался чётко выведенным строчкам. - Ты в настоящий момент, как бы уже в ином мире. Этот мир многие называют потусторонним, загробным, параллельным, а то Адом или Раем. Люди не знают других определений и поэтому фантазируют, оперируя знакомыми определениями. Это неверные определения. Не бывает потусторонних Миров. - Он неожиданно вздохнул, как обычный человек и продолжил грустно. - Пойми, для физического разума трудно представить, где располагаются все перечисленные Миры. Я постараюсь объяснить доступно, на пальцах. - Он вновь вздохнул обречённо. - Представь себе огромную русскую куклу матрёшку и реши, что это самый гигантский видимый мир. - Мужчина с интересом уставился в глаза Петровичу. - Открываешь первую куклу, а в ней следующая копия, только чуточку меньше. Потом вынимаешь ещё и ещё и так до бесконечности. Или проведи подобный же эксперимент с китайскими шкатулками, индийскими слониками, да мало ли подобных вещей придуманных человеком? Могу тебя заверить, точно так же, друг в друге располагаются миры. Их можно с большой натяжкой назвать параллельными, но что они занимают одно и то же пространство, это точно. Например, есть тот, который в данный момент нас окружает, а выше его или ниже - это условно, размещаются все иные. В понимании человеческого разума, миры могут быть микроскопическими или наоборот - гигантскими, хотя на самом деле масштаб не играет ни какого значения. - Он осклабился саркастически. - Ты же не будешь отрицать, что в обычном физическом мире людей, в том, в котором ты жил до сегодняшнего дня, всё устроено точно так же, по такому же принципу. Например, есть гигантский мир деревьев и животных, тут же расположен крохотный мир насекомых и ещё один мельче - мир бактерий и вирусов. Люди не умеют разглядеть, но существует ещё неисчислимое множество более мелких в их понимании миров. Можешь мне поверить. Так же всё устроено и с другими мирами, доступ к которым появляется только после смерти человеческого тела, или наоборот, после его рождения. Думай. - он легонько коснулся одежды Петровича.
Иван постоял ещё недолго рядом с тупо молчащим Виктором и заторопился.
- Мне пора. Работы непочатый край, сегодня ещё пяток душ распределить надо. Там среди них один ушлый находится. - Он вновь грустно глянул в глаза Петровичу. - Двадцать лет трётся у своего праха и всё никак не соглашается воплотиться в негритёнка. У них там, в Африке, материала полным-полно, только детская смертность запредельная. Не успеет человек воплотиться, глядишь, а его бедная душа снова на погосте мается. - Он махнул рукой и вздохнул печально. - Ну ладно я пошёл. -
Фигура Ивана мелькнула средь новых крестов и словно провалилась под землю.
Петрович неожиданно вспомнил лицо начальника городского похоронного бюро. Вспомнил, что все сослуживцы относятся к "похоронщику" - так называли за глаза начальника бюро, подчёркнуто любезно, словно боясь чем-то обидеть? Однако Виктору он казался мерзким типом. Наверное, профессия накладывала на мужчину свой отпечаток?
Петрович ясно представил в воображении смежную от кабинета начальника бюро выставку гробов и других погребальных принадлежностей, представил колыхающиеся на сквозняке черные траурные ленточки, подписанные золотой краской и промычал нечленораздельно и болезненно.
- Может зайти к нему в контору и узнать что-нибудь об этом странном распределители душ? - Спросил сам себя Петрович, но тут же передумал, понимая, что к человеку при такой должности, обращаются только в единственном случае, когда требуется место на кладбище. Он повернулся и пошел прочь от могилы с табличкой, на которой было выбито его имя.
- Как же я сумел умереть? - Спрашивал себя Петрович, шагая к автобусной остановке. На полпути по кладбищу, наткнулся на того мужика, что собирал стопки переходя от одной группы поминающих, к другой. Пьяница мирно спал среди могил. - Значит, всё же был народ на погосте и сегодня действительно родительский день. - Обрадовался Виктор. - Вот ведь лежит мужик и вполне живой. Не смог бедняга уехать в город. Надо было спросить у этого чёртового распределителя, каким способом я благополучно скончался. - От этой мысли он даже остановился, готовый вернуться на погост, но тут же внутренним чутьём понял, что Ивана там нет, а возможно и не было? Возможно всё произошедшее только плод его воображения? Уставший разум выдумал не правдоподобную историю о войне или некая генетическая память всколыхнулась от воздействия кладбища, от силы тысяч могил собранных в одном месте.
- Если прав распределитель и у человека действительно есть душа или иная энергетическая структура, в которой умещается разум, и она способна на неоднократное перевоплощение, тогда эта субстанция должна помнить о своих прошлых жизнях и о своём Создателе? - Он хмыкнул в сомнении и подумал. - Что-то за собой я подобного не наблюдал. -
Полурелигиозные мысли лениво копошились в голове Петровича.
- Мы не успеем родиться на Свет божий, а нас уже обрабатывают окружающие, не перестают внушать изощрёнными способами, что смерть штуковина неизбежная и это, по всей видимости, действительно так? Но самое главное нам внушают отцы науки, они не допускают, что душа могла бы существовать отдельно от физического тела. Некоторые прозорливые умы всё же ухитряются признать, что душа как некий привесок к телу существует на самом деле, однако, по их мнению, она умирает вместе с телом, и что нет никаких доказательств её отдельного существования, и тем более пресловутого перевоплощения. Религия же в споре с наукой-естествознанием пошла ещё дальше. Она (религия), бесспорно, признаёт наличие души, но одновременно отказывает ей в вольной вечной жизни, предполагая, что она может сгореть, рассеяться в Аду или превратиться в бессрочного наблюдателя райских кущ. И по всему выходит, что в случае с религиозным мировоззрением, выбор о дальнейшем её существовании за душу делает распределитель - ставленник Создателя. -
Петрович представил в воображении обличие антропоморфного Бога и сплюнул в сердцах, отгоняя религиозные размышления. Прислушался к себе и отметил, что вроде бы успокаивается. Подумал о своих чисто физических рефлексах и инстинктах, о которых знал, что они могут проявляться только у живого организма. Он ясно понимал, что главный инстинкт велит как можно дольше поддерживать жизнь в любом, даже невозможно покорёженном или безнадёжно больном теле. Выводы не приносили удовлетворения. Неожиданно порывистый холодный ветер ударил ему в лицо, но Петрович словно не чувствовал холода, продолжал рассуждать.
- Если я действительно мёртв и распределитель меня уже распределил куда-то, тогда я неминуемо должен появиться в другом мире и, наверное, в другом качестве? Интересно, осознаю ли я своё пребывание в утробе матери? Или, возможно, я появлюсь на Свет из пробирки? И, возможно, где-нибудь не на Земле, а допустим на холодном Нептуне?
- Он не мог понять, почему на ум взбрёл Нептун, о котором ему ничего не было известно. Как-то отстраненно попытался отогнать и эту мысль, но на её место влетела старая о том, что он только что стоял у тысяч могил и даже видел свою собственную. Он усмехнулся не весело, списывая всё произошедшее на ошибку в восприятии, но мысли возникшие ещё на кладбище не покидали слегка замутнённого разума. Петровича радовало одно, он не находил в мыслях и рассуждениях о смерти чего-либо разрушающего его устои, веру в науку и представления о кончине всего живого и неживого.
Он долго топтался на остановке, но автобус не появлялся. Двигаясь от угла к углу лёгкого навеса, уныло думал о том, что если действительно умер, то теперь его место на работе займёт Савельев или крикливая Надежда Павловна, депутат городского совета. Она давно целилась на эту должность, постоянно дискредитировала его перед лицом вышестоящего начальства.
Петрович попытался ещё раз отогнать невесёлые мысли, но ничего не получилось.
- Я вроде бы не болел настолько тяжело, чтобы умереть? И в автокатастрофу не попадал. Что ж со мной произошло? - Вновь как о мёртвом, подумал о себе Виктор. - Люди тонут, травятся, умирают от старости и страшных болезней. Со мной же ничего подобного не происходило. - Он вспомнил свою свежую могилу и то, с каким горестным видом рассказывал о ней распределитель. Иван запоздало содрогнулся от страха.
- Неужели у меня заклинило сердце? - Петрович схватился рукой за левую сторону груди и вспомнил, что в последнее время у него всё чаще и чаще щемило главный мотор. Он со страхом сунул руку в карман и с облегчением нащупал стеклянный цилиндрик заполненный таблетками валидола и мрачно рассмеялся, понимая, что у мертвеца или даже у души мертвого человека не могут в карманах храниться сердечные таблетки.
Так уж воспитаны люди. Человеку с детства известно, что ни одна земная, физическая вещь не может оказаться в загробном мире.
Сзади послышался шум автомобиля. Он автоматически проголосовал, надеясь остановить попутку, но водитель, казалось, даже не среагировал на его сигнал.
- Он меня не увидел. - Содрогнулся Виктор Петрович. - Для обычных людей я наверно действительно умер и невидим? -
Наличие валидола теперь уже не успокаивало, и Петрович напрягся, чтобы представить в воображении как умер два дня назад прямо на рабочем месте в своём уютном кабинете. Однако в воображении всплывали только расширенные от ужаса голубенькие глазки секретарши Эллочки.
- У этой курицы мозгов не хватит позвонить немедленно и вызвать скорую помощь. - Сморщился Петрович, понимая, что умереть на работе вполне возможно и вновь удостоверился в наличии лекарства.
Отгоняя мрачные мысли, Петрович остервенело, сплюнул и проследил за полётом жёлтого сгустка. Шлепок слюны вполне материально отпечатался на пыльном асфальте и это как-то укрепило дух, хотя мысли о смерти продолжали плескаться в усталом разуме, а в глазах всплывала бородатая морда кладбищенского распределителя.
- Может быть, я умер во сне и поэтому не в курсе того, что не живу? - Мрачно подумал Петрович. - Наверно во сне. Не смог проснуться перед смертью и всё осознать, а этот чёртов распределитель приснился мне ещё до кончины. - Он замедлил шаг. - Интересно, если сейчас вернуться на кладбище, сумею ли я отыскать там свою собственную могилу? Может правда всё приснилось? Какой-то дурацкий поминальный день? - Промычал вслух Петрович и вновь поднял руку, чтобы остановить очередную попутку. На этот раз легковушка действительно резко тормознула, и водитель махнул ему, приглашая в солон автомобиля. Он, молча, сунул водителю деньги и с удовольствием вдохнул пропахший бензином воздух. Очевидно, этот запах приближал Петровича к действительности, отодвигая думы о смерти, но мужик заговорил на ту же тему.
- Автобус только до девяти часов ходит по маршруту. Люди не желают оставаться на кладбище до темна. -
Петрович угрюмо молчал, старался не вникать в смысл слов водителя, а тот как назло, продолжал рассказывать.
- Говорят ночью из могил всякая нечисть выползает, так что незачем автобусу ходить до позднего часа. Я вас до дома довезу. Я знаю, где вы живёте.
- Он остановился только потому, что знает меня. - Мелькнула мысль. - Сейчас не те времена, когда водители подбирали всех голосующих. - Он даже усмехнулся над своим предположением о невидимости самого себя для обычных людей.
В подъезде дома было всё как всегда. Петрович автоматически заглянул в почтовый ящик, который зазвенел пустотой.
Войдя в квартиру, не включил свет, чтобы не тревожить жену, подошёл наугад к дивану и лег не раздеваясь. Пружины дивана не скрипнули жалобно, раньше они всегда скрипели. Именно о пружинах успел подумать Петрович и вроде бы, успокоившись, провалился в сон. Ещё, почти сквозь сон, с каким-то равнодушием подумал о том, что если уже не живёт, то ему не надо и умирать. Вдруг вспомнил об уверенности своей жены в том, что жизнь и смерть, как два конца одного чего-то общего, всегда договорятся между собой. Жена всегда говорила, обдумывая смерть кого-либо, что она (смерть) не может враждовать с жизнью, что у этих двух всё заранее согласовано.
Так и уснул, провалился в очередную смерть по версии кладбищенского Ивана.
- Петруша вставай золотой мой. - Ласково тормошила мальчика мама. - Папа уже в машину загрузил вещи. Сегодня родительский день и мы поедем на городское кладбище, помянуть твоего дедушку Витю, могилку его подправим. - Женщина скорбно сложила руки на груди. - Десять лет как умер твой дедушка.
- И мне десять лет будет летом. Папа обещал подарить велосипед.
- Да. Исполнится десять лет, и велосипед обязательно купим в честь дня рождения, как-никак юбилей, круглая дата. - Мама ласково погладила Петю по светлой головке. - Дедушка весной умер, после пасхальной недели, перед родительским днём. Ты летом, через два месяца родился, а назвали мы тебя в честь прадедушки, он на войне погиб, в Берлине захоронен на военном кладбище, в какой-то братской могиле. Мы не знаем, в какой могиле, и дед твой не знал, хоть и ездил в Германию на разведку. -
Петруша протёр ясные глазки и сказал, натягивая штаны.
- Я его во сне видел.
- Кого его? - Спросила мама.
- Его - прадедушку видел и войну видел, как там бойцы сражались с врагами. - Мальчик по-взрослому покачал головой. - Дедушку гранатой убило и ещё одного дядю с автоматом убило.
- Ты военных фильмов насмотрелся. - Печально покачала головой мама. - Сейчас перед праздником Победы одну войну по всем каналам показывают. Страшная она - эта война. Ты не смотри больше фильмы про войну и тогда сны тебе будут хорошие сниться.
- Ладно. - Согласился Петя. - Я теперь буду смотреть фильмы про путешествия, только их редко показывают. Вчера мы с папой смотрели жутик. Там тоже убивали людей, головы им отрезали. Уж лучше про войну, про битву за справедливость. Когда за справедливость воюют, то не страшно смотреть. - Сказал мальчик уверенно. - Я знаю, тот дедушка за справедливость погиб, только его всё одно жалко, а фашиста, которому голову оторвало снарядом, не жалко, это он бросил гранату и убил двух русских солдат. Я видел.
- О чем ты говоришь малыш? Забудь этот страшный сон, а солдат всех жалко, хоть своих, хоть чужих. И на войне погибших жалко и умерших, вот как твой дедушка от сердечного приступа, жалко. -
Мать стояла перед сыном, пригорюнившись, и сказала, вздохнув тяжело.
- Когда человек умрёт, он обо всём забывает. Чтобы он не исчез из памяти для живущих людей, покойного надо поминать. На то и родительский день назначен Боженькой. -
Петя обхватил маму руками, прижался к её телу.
- Я когда был маленьким ребёночком, жил в твоём животике? - Спросил мальчик. - Папа сказал, что туда посадил меня как картошку. Это правда?
- Правда, правда. - Мама ласково поцеловала сына в макушку, но мальчик не унимался.
- А кто распределяет детишек по животикам? - Он задорно посмотрел в глаза матери, самому любимому на свете человеку и сказал. - Во сне я видел дядю, он говорил, что распределяет людей. Я не понял в чём тут дело? Мне кажется, что маленькие детки, такие как моя сестрёнка, вовсе не походят на картошку. Они хоть и маленькие, но уже человечки, умные и всё знают.
- Да, дети уже человечки и ты таким был, но они появляются на свет только потому, что были такие взрослые как твой убитый на войне прадедушка и умерший дедушка Витя. Пойдём пора их помянуть. Сегодня Родительский День. -