Быков Юрий Николаевич : другие произведения.

Гребёнка

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Юрий БЫКОВ
  
  ГРЕБЕНКА
  
  Раз, два, три, четыре, пять.
  Я иду тебя искать.
  Кто не спрятался - я не виноват!
  Детская считалочка.
  
  1
  
  Позевывая и вздрагивая от утренней сырости, Михаил вышел со двора. Он прикрыл калитку, просунул руку в щель между досками и накинул старый проволочный крючок на петлю, вбитую в полусгнивший с прозеленью деревянный столб. Затем выпрямился, немного подпрыгнул, поправляя повешенный через плечо старый выцветший рюкзак, переложил удилище в правую руку и посмотрел по сторонам дороги. Впрочем, этот жест на краю почти заброшенной деревни можно было списать только на любопытство, потому как смотреть, не идет ли здесь транспорт с той или иной стороны было в высшей степени излишней предусмотрительностью. Последний раз Миша видел здесь машину, когда он был еще совсем маленький: к соседям привезли шифер для крыши. Но с тех пор листы шифера на крыше соседского дома успели обрасти чем-то черным вперемешку с одутловатыми зелеными наростами моха, а как выглядела та машина, Миша уже не помнил. Ему запомнилось, что машина была огромная, но это ему казалось в силу его малолетнего возраста и роста, и еще запомнилось большое количество взрослых мужиков, которые с матерком и тяжелым юмором разгружали содержимое кузова. А потом была пьянка. Были песни нетрезвым голосом и, как водится, драка.
  Многих мужиков с тех пор не осталось в живых. Разве что дед Василий, каждый вечер выходящий из дома и сидящий на завалинке, пустым взглядом из-под густых бровей оглядывающий окрестности, и дядя Гриша, еще при силах, что-то стучащий в своем перекошенном временем сараюшке, и иногда выходившем помогать бабе Дуне тяпать сорняки на бесконечном огороде, уменьшающемся с каждым годом в прямой прогрессии с увеличением возраста.
  ...Миша посмотрел на избу деда Кураса с заколоченными досками окнами, тяжело вздохнул и, повернувшись направо, бодро затопал по пыльной дороге. Он прошел шагов пятнадцать, затем остановился, задумчиво потрепал длинные и давно не мытые лохмы на голове, потом решительно развернулся и теперь почти украдкой пошел через дорогу наискосок к избе бабы Лизы, слывущей на их улице, да что там на улице, во всей немногочисленной деревне скандальной и крикливой теткой, способной своим громким ором за несколько минут испортить настроение кому угодно.
  Дело в том, что попасть на озеро, где Миша собрался удить рыбу, можно было двумя путями: обойдя с добрый десяток частных домов и старую заброшенную лесопилку, потом лесной дорожкой через небольшие, но достаточно дремучие посадки выйти к озеру, а можно было скоротать не меньше полукилометра, если втихаря пробраться через огород крикливой бабы Лизы.
  Миша затравленно посмотрел на окна ее дома, убедился, что все они занавешены белыми с зелеными волнами по нижней каемке занавесками, решительно открыл калитку и, прижавшись к забору, двинулся вдоль него, постепенно приближаясь к намеченной цели. Помимо бабы Лизы в ее дворе была еще одна угроза - такая же сварливая как и сама хозяйка, шавка Пэх. Кто и когда дал ей такое странное имя, никто не знал, но ее норов и сволочной характер знали все, кто хотя бы раз проходил вдоль забора двора бабы Лизы. Случайный прохожий, направлявшийся в тот самый дикий лесок, или на озеро, уже подходя к дому бабы Лизы слышал противный звонкий брёх ее собаки, от которого звенело в ушах и страдали перепонки. Прохожий успевал дойти до заброшенной лесопилки, а Пэх еще звенел далеко позади.
  Мише определенно везло. Он уже прошел до дальнего угла избы бабы Лизы, а ни она сама, ни ее зловредный Пэх не появлялись. Миша уже с облегчением вздохнул, как его угораздило зацепиться рюкзаком за торчащий из доски забора гвоздь. Почувствовав сопротивление, Миша слегка дернул плечом. Старая доска не выдержала даже такого легкого рывка и пара старых гвоздей со скрипом отпустили доску, которая не замедлила упасть на старое железное ведро, издав при этом умопомрачающий звон в предутренней звонкой тишине.
  Миша неподвижно застыл и уже через секунду услышал за углом дома звонкий лай Пэха, а еще через короткое мгновение и голос самой бабы Лизы.
  Миша летел как на крыльях. Он добежал до дальнего забора, совсем не обращая внимания на попадавшиеся на его пути грядки и растянутые веревочки и проволочки. Что-то звонко покатилось и с треском разлетелось на мелкие кусочки. Оглядываться не было ни желания, ни возможности. Миша уже резво перелезал через забор, готовый в любую секунду рухнуть под его весом, но все же устоявшем, а позади него неслось:
  - Падла! Мишка! Это ты, сукин сын? Я тебе руки, ноги пообрываю... Ну, попадись ты мне...
  Далее брёх бабы Лизы утонул в неимоверно звонком и оглушительном лае Пэха, приближающемся к Мише со скоростью звука.
  Миша цеплялся вещмешком и удилищем за буйную растительность дикого леса, рискуя остаться без лески или самого удилища, продираясь к намеченной цели, а позади еще долго неслась несусветная ругань, прерываемая визгами и лаем Пэха.
  Уже выходя из леса, краем глаза Миша увидел невероятную картину. Справа от него метрах в ста стояла машина. Старенькая двадцать первая волга бежевого цвета. Ни в самой машине, ни около нее Миша никого не заметил, но не это было предметом его удивления. Просто заехать сюда на машине, тем более на легковой, по его глубокому убеждению не представлялось возможным. Здесь не было дорог, здесь не было колхозных полей, здесь был заброшенный и дикий край. Раз в неделю машина с продуктами и товарами повседневного спроса приезжала на другой конец деревни. В те дни все жители выходили и покупали кто хлеб, кто мыло, кто еще что-нибудь, но там была плохая, но дорога. А здесь... Решив разобраться с этой несуразицей после того, как наловит рыбки, Миши смело раздвинул ветки и вышел из леса.
  Лишь только выбравшись из лесной чащи, Миша остановился у берега озера и, вздохнув, с опаской оглянулся. Тяжело было представить, что баба Лиза бросится в погоню, но неприятный осадок от случившегося остался. Постояв несколько минут и прислушиваясь к звукам, Миша успокоился. Что, в самом деле, произошло страшного? Ну, прошел через этот треклятый огород. Ну и что? Я ведь ей ничего не испортил... Хотя.., Миша с сожалением вспомнил, что все-таки что-то попортил. Он вспомнил, что, когда бежал, что-то порвал, что-то разбил, что-то растоптал... Да пропади оно всё пропадом. Он отчаянно махнул рукой и пошел вдоль берега по едва заметной тропинке к своему месту. По пути он что-то бормотал, вроде бы, как с кем-то разговаривал, потом к бормотанью начали примешиваться и жесты, сначала несмелые, а затем всё более отчаянные и откровенные.
  Вот так, бормоча и отчаянно жестикулируя, изредка подбрасывая плечом лямку вещмешка, чтобы сам вещмешок приподнялся немного выше, Миша и не заметил, как подошел к старому, напрочь разрушенному зданию, стоявшему когда-то у самого берега. Поговаривали, что некий то ли граф, то ли барин жил здесь когда-то. Как бишь его звали... Навроцкий или Суэцкий..., хотя нет, Суэцкий, то вроде бы был канал... в общем, Миша вспомнить не мог. Может, правда это было, а может быть, но поговаривали еще, что здание было построено задолго до того, как там поселился безызвестный граф, а тот только въехал в уже готовое здание. Как выглядели хоромы, тоже никто не помнил, а теперь... Теперь осталась одна стена с пустыми проемами вместо окон и дверей, да собственно и сами окна во многих местах превратились в дверные проемы. Крыши как и не было никогда, задней стены тоже. Торчали лишь тупыми зубцами осколки боковых стен, да фасадная стена торчала странными полуразобранными столбами. Издалека остатки былой графской роскоши выглядели огромной расческой, поставленной вертикально в землю и торчащей вверх изуродованными зубцами.
  А еще поговаривали, что страшное это место, просто ужасное какое-то. Говорили, что вдруг начинает окутывать здание туман, а потом в нем пропадают люди, как правило, охочие до чужого добра, да и просто любопытные тоже. В это не хотелось верить, но верилось. Во всяком случае, на памяти Миши не было ни одного случая, чтобы кто-нибудь из жителей его деревни вот так вот запросто взял, да исчез. Пошел наковырять с десяток кирпичей, да, попав в туман, был им безвозвратно съеден. К слову сказать, и не ходил никто уже на эти развалины. Вот только Миша иной раз, идя на рыбалку, сначала с опаской, а затем все смелее заглядывал через пустые бойницы окон. А однажды даже перемахнул через один из проемов, постоял немного, с опаской озираясь, не увидел ничего интересного и перелез обратно. А потом Миша потерял к брошенным остаткам здания интерес и совсем перестал обращать на него внимание. Хотя иногда хотел обойти бывшее здание с другой стороны и подойти к чудом оставленным задним воротам с какими-то витиеватыми коваными вензелями, но то торопился, то просто было лень, то собирался подойти на обратном пути, а потом забыл...
  Сегодня Миша остановился, и с удивлением начал разглядывать странную стену, изредка оглядываясь и удивляясь, как это он так незаметно для самого себя забрел так далеко.
  Положив удочку на землю и сняв с плеча рюкзак, он шагнул в сторону ближайшего проема. Наступил на изуродованные кирпичи и приподнялся. Постояв несколько секунд, мягко спрыгнул на высокую траву, которой заросло все пространство за стеной, и развернулся. Раньше взгляд Миши не цеплялся за мелочи, потому как все внимание его было обращено на землю, из которой по слухам должен был вылезать всепоглощающий туман. Теперь же он с удивлением разглядывал внутренность стены. Она оказалась вся испещрена надписями и рисунками. Из надписей следовало, что Катя и Игорь любят друг друга, что местный мэр - негодяй и вор, а Зинка, так та и вовсе б-ь... Однако больше всего Мишу удивила длинная математическая формула, написанная хорошей краской. Причем краску, похоже, совсем не жалели - повсюду с нижних элементов математических знаков стекали приличного размера потёки. Миша с сожалением подумал о том, как нерационально расходовалась краска, что ею можно было выкрасить целую скамейку в саду или, скажем, крыльцо дома, что было бы, несомненно, гораздо полезнее, а ее так бесцельно использовали для надписи на полуразрушенной стене. Миша протянул руку к надписи и, не дотянувшись до нее, сделал шаг вперед. При этом наступил ногой на черепок от битой посуды, отчего раздался оглушающий треск. Миша вздрогнул и опустил глаза вниз. То, что он там увидел, заставило его похолодеть. От земли на высоту не меньше, чем на полметра лежал густой белый туман, и создавалось впечатление, что трава растёт не из земли, а из ваты.
  Миша прыгнул в оконный проем и со страхом оглянулся. Туман рос прямо на глазах. Рефлекторно Миша хотел спрыгнуть, но остался наблюдать за растущим туманом. И когда полоса тумана поднялась настолько, что скрыла высокую траву, Миша неожиданно для самого себя спрыгнул прямо в белое молоко, и сразу же по пояс скрылся в нем, иногда опуская глаза и с удивлением, а порой и с ужасом разглядывая все поднимающееся белое марево. А туман тем временем все поднимался и вот он уже достал Мише до груди, а он со страхом и замиранием в груди наблюдал за диковинной картиной и всё ждал, когда случится то, о чем он так часто слышал диковинных рассказах старших.
  Несколько раз в его голове мелькала мысль вернуться, но что-то настойчиво заставляло его замереть и терпеливо ждать неизвестности. Когда он полностью во весь рост скрылся в тумане, вот тогда его действительно охватил неимоверный ужас. Мысли неслись в его голове как ураган, и он сделал шаг назад, затем еще один маленький шажок, пока не уперся лопатками о стену, и тогда он, обхватил шершавую и теплую стену двумя руками и с каким-то упокоением замер. Минуту, тяжело дыша, он слушал, как гулкими ударами колотится его сердце, словно он пережил некий ужас. А потом все стало успокаиваться. Сердце пришло в свой нормальный ритм, а дыхание стало ровным и глубоким.
  Подивившись таким резким переменам, Миша отпустил одну руку от стены и, продолжая держаться за нее одной рукой, вытянул другую руку в направлении оконного поема, пока вторая его рука не коснулась противоположной стены проема, и так застыл неподвижно.
  Постоял так несколько секунд и сделал шаг вперед...
  Туман исчез так быстро, словно его никогда и не было. Он снова оказался в огороде бабы Лизы. Только у него теперь не было ни вещмешка, ни удочки. И тут же вслед ему грянуло:
  - Падла! Мишка! Это ты, сукин сын? Я тебе руки, ноги пообрываю... Ну попадись ты мне...
  Миша поначалу опешил, да так, что ноги его стали почти ватными. Он хотел сделать шаг вперед и не мог. Затравленно оглянулся, увидел выскочившую из-за угла дома проклятую шавку Пэха и только тогда побежал вперед. В этот раз ему посчастливилось зацепиться за какую-то веревку и всё - больше никаких разрушений саду бабы Лизы он не принес. В этот раз ничего не звенело и не разбивалось. Дальний забор к своему удивлению он перемахнул, почти не заметив его, и легко нырнул в густую чащу леса.
  Продравшись сквозь дикие заросли и выбежав к берегу озера, остановился и сразу же оглянулся. Он судорожным движением левой рукой сбросил с волос несколько прилипших листьев и веток и сразу же посмотрел в ту сторону, где, по его мнению, он только что видел стоявшую в ста метрах от него двадцать первую волгу. Машины на месте не оказалось. Зато яркий диск солнца почти наполовину вынырнул из-за линии горизонта.
  Миша бросил настороженный взгляд на полуразрушенную стену, зубьями-огрызками впивающуюся в голубое небо. Стена по-прежнему бордовыми старыми кирпичами тускло отсвечивала в ярком солнце, а его удочка и вещмешок лежали в пяти метрах от ближнего к нему окна.
  Неизвестно, чего стоило больше пугаться, того, что произошло с ним самим: невероятное возвращение на приличный кусок времени назад, или того, что машины на месте не оказалось. И то и другое было настолько невероятным и неправдоподобным, что не хотелось верить ни в то и ни в другое. Крайне скудные познания в психологии личности, почерпнутые из когда-то виденных телевизионных передач, не принесли никакого объяснения. Они лишь только зародили в его голове ужасную мысль, что с его мозгом творится нечто непонятное, а у него появились какие-то видения. Поразмыслив еще какое-то время над случившимся, Миша все-таки пришел к удручающей мысли, что исчезновение автомашины для него все-таки более существенно интересный факт, чем тот, что он нырнул на определенное время назад.
  Устав с непривычки ломать голову над слишком заумными вещами, Миша двинулся к берегу озера, изредка поглядывая то на странную стену, то на то место, где была машина.
  Едва сделав пару шагов в сторону озера, Мишу ждало новое удивление. Вначале он увидел на рябой поверхности озера два поплавка и сразу остановился. Это было еще более невероятно, чем случай с исчезнувшей машиной и возвращением во времени. Он осторожно сделал еще пару шагов и услышал тихий говор. О чем говорили, он не слышал, и поэтому сделал еще несколько шагов вперед. И вот перед ним открылась картина еще более загадочная, чем все события, произошедшие с ним все вместе взятые. Мужичонка, худощавого телосложения в широкой белой панаме на голове, рукава рубашки закатаны по локоть, обнажая отлично загорелую для этого времени года кожу рук, широко расставив коленки, держал двумя руками прекрасное удилище ќ- таких удилищ Мише видеть еще не приходилось. Рядом с ним сидела плотного телосложения женщина в защитного цвета куртке и такого же цвета брюках. Ноги её были босы и испачканы в прибрежном песке. На голове ничего не было надето и черные средней длины волосы ровно лежали на голове. Мужичок и женщина внимательно смотрели на поплавки, а трех шагах от них лежал молодой парень. Он лежал на спине, раскинув ноги и руки, а на его лице лежала такая же панама, как и на бодрствующем рыбаке.
  Какое-то время Миша наблюдал за рыбаками, не зная как себя вести: то ли тихонько по-над берегом двинуться мимо странных посадок ясеня к своему накормленному месту, то ли заговорить с незнакомцами. Он уже хотел сделать шаг назад, как лежащий поднес руку к панаме и, едва приподняв ее, пристальным взглядом посмотрел на "непрошенного" гостя.
  - Эй! У нас гости, - обратился он к своим товарищам.
  Те как по команде обернулись. Миша выдавил на лице ужасного вида улыбку, означающую одновременно и радость по поводу неожиданной встречи и сожаление по поводу того, что ему волей-неволей пришлось отвлечь рыбаков от своего дела.
  ќ- Здрасьте, - хриплым голосом он выдавил из себя приветствие.
  Незнакомые рыбаки молча таращились на него.
  - Здасьте вам, - повторил Миша.
  И тут тот, который ловил рыбу отозвался:
  - Ну, привет, коли не шутишь.
  - Не, не шучу, - вполне серьёзно отозвался Миша.
  Женщина весело рассмеялась, а мужчины переглянулись удивленными взглядами.
  - Вы, я вижу, пришли рыбку поудить? - поинтересовалась женщина.
  - Ага, - Миша послушно кивнул головой.
  - А мы тут не ваше место заняли? - поинтересовалась она.
  - Не-а, - радостно отозвался Миша.
  - Вот и хорошо, - успокоилась женщина и обратилась к до сих пор лежавшему мужчине: - Аркаша, сходил бы в машину и принес бы пива. Валяешься без движения все утро.
  - А чо? - весело отозвался тот. - Почему бы нам не выпить пивка. Вот вы, любезнейший, не отказались бы от бутылочки холодного пива?
  - Не, не отказался бы, - радостно подтвердил Миша.
  - Вот и хорошо. - Он бодро подскочил с песка и, на ходу отряхиваясь, двинулся к пригорку, чтобы направиться за пивом.
  Миша растерянно оглянулся.
  Пока мужчина взбирался на пригорок, женщина обратилась к Мише:
  - Молодой человек, а вы, наверное, местный?
  - Точно, - согласился Миша и оглянулся. Ему стало невыносимо интересно, куда пойдет мужчина. Ведь женщина послала его к какой-то машине. А машину он видел совсем недавно, и машина эта непонятным образом исчезла.
  - Тут где-то есть деревня? - опять обратилась женщина к Мише.
  - Ага. За лесом. Маленькое село. Загульное называется. Совсем небольшое.
  - Странное название, - удивилась женщина.
  Мужчина тем временем выбрался наверх и растерянно озирался.
  - Ты чего? - заметив удивленный взгляд мужчины, поинтересовалась женщина.
  - Машины нет, - отозвался мужчина, продолжая с удивлением оглядываться по сторонам.
  - Да ладно тебе, - не поверила женщина.
  - Точно говорю. Она же вон там стояла, - он ткнул пальцем в то место, где Миша немногим раньше видел машину. Он подозрительно посмотрел на Мишу. - Ты не знаешь, куда делась наша машина?
  - Нет, - честно признался Миша. - Не знаю. - И для большей убедительности развел руки в стороны.
  - Иди и посмотри в том месте, где ты ее оставил, - обратилась женщина к растерянному мужчине. - Может быть, какие-нибудь следы увидишь.
  Мужчина покорно побрел к месту последней дислокации автомобиля, а те, кто находился у берега озера, поспешно выбрались наверх и смотрели вслед бредущему товарищу.
  - Я пойду, - не то спросил, не то просто констатировал Миша. На него никто не обратил внимания. В его сторону даже не повернули головы. И он медленно пошел к своему месту, иногда заинтересованно оглядываясь.
  Дойдя до стены бывшего замка, Миша остановился и осторожно коснулся ее. Стена оказалась нормальной, немного шершавой и едва заметно теплой. Никакого тумана вокруг не было. И Миша решился... Он встал в первый оконный пролет и, зажмурив от страха глаза, сделал осторожный шаг вперед. Несколько мгновений он продолжал стоять с закрытыми глазами, а когда открыл их, то увидел, что вокруг ничего не изменилось. Он глубоко вздохнул и оглянулся. Надписи на стене продолжали иметь место быть. Игорь с Катей продолжали любить друг друга, а местный мэр продолжал что-то воровать. Только вот математическая формула стала вроде бы поярче. Хотя это ему могло и показаться в лучах поднявшегося солнца.
  Миша обошел кругом стену и сделал еще одну попытку проникнуть через оконный проем, на этот раз не зажмуривая глаз. И на этот раз окружающая обстановка не изменилась. Он еще раз вздохнул, но в этот раз с видимым облегчением и, подняв рюкзак и удочку, двинулся к месту своей тихой охоты.
  В ближайшие пару часов все шло как обычно. Садок постепенно наполнялся рыбой, солнце начало быстро подниматься и припекать голову. Правда, на другом берегу озера все шло совсем не так, как всегда. Обычно пустынный берег больше часа бороздила троица, таким удивительным образом потерявшая свою машину. Они бегали и суетились, иногда по одному ныряя в густой лес и тут же из него выскакивая. Они так много и быстро двигались, что Мише, в конце концов, стало казаться, что их там вовсе не трое, а с добрый десяток.
  Они перестали суетиться лишь тогда, когда в их сторону из-за дальней кромки леса двинулся непонятно откуда взявшийся милиционер. То есть, как он там появился, Мише было совершенно очевидно, но внешне это выглядело очень эффектно - вот только что никого не было и вот уже к пострадавшим неспешной походкой идет милиционер. Женщина первой заметила блюстителя порядка и остановилась, пристально глядя в его сторону. Следом за ней перестали суетиться и оба мужчины.
  Милиционер подошел к неподвижным фигуркам, остановился, снял фуражку, выудил из кармана носовой платок, вытер им вначале лоб, а затем прошелся по внутренней стороне фуражки и только после этого, водрузив фуражку на голову, обратился к пострадавшим. О чем шла речь, Мише слышно не было, но после какого-то вопроса, заданного милиционером, все трое начали говорить и отчаянно жестикулировать руками. Милиционер поднял правую руку вверх, и тройка затихла. Затем он задал еще один вопрос, и ему начала что-то объяснять женщина. Их диалог длился около трех минут, а затем все четверо двинулись к тому месту, где стоял исчезнувший автомобиль.
  Еще полчаса ушло на то, чтобы милиционер тщательно изучил местность, что-то разглядывая на земле и сидя при этом на корточках. Потом он вставал, перемещался на несколько шагов, опять садился на корточки и с глубоким вниманием начинал опять изучать поверхность земли. И получилось так, что Миша закончил удить рыбу одновременно с тем, как милиционер закончил свою работу.
  Не спеша собравшись, Миша двинулся вдоль берега. Милиционер стоял, широко расставив ноги, с явным намерением побеседовать с рыбаком, а бывшие владельцы исчезнувшей автомашины расположились поодаль тесной кучкой и что-то оживленно обсуждали.
  Когда Мише оставалось пройти до милиционера шагов десять, тот проделал такую же операцию со своим лбом, фуражкой и носовым платком. Видимо у него была такая традиция.
  - Здравствуйте, - первым начал беседу милиционер, когда Миша хотел уже пройти мимо.
  - Здравствуйте, - вежливо отозвался Миша.
  - Я ваш участковый, - сообщил милиционер, но ни фамилии, ни своего звания не сообщил. - А вы, простите, откуда будете?
  - Я из Загульного, - сказал Миша.
  - А, это вон из той деревни? - участковый махнул рукой позади себя.
  - Ага, - согласился Миша.
  - Чем вы тут занимаетесь, позвольте поинтересоваться? - поинтересовался милиционер.
  - Да вот, знаете ли, рыбку ловил, - усмехнулся Миша.
  - Так, так, - многозначительно молвил милиционер.
  - Я пойду? - спросил Миша.
  - Пожалуй, что нет. Я должен вам задать несколько вопросов.
  - Что вас интересует? - спросил Миша.
  - Вы не видели здесь машину? - милиционер махнул рукой в сторону того места, где раньше стоял автомобиль.
  - Нет, - соврал Миша. - Я здесь никогда не видел автомобиля. Да и как он сюда смог бы проехать? Там густой лес, там глубокий овраг, а там вообще...
  - Да, да, конечно, - быстро согласился милиционер. - Вот эти граждане утверждают, что они сюда приехали на машине, а пока ловили рыбу, автомобиль исчез.
  - А я здесь причем? - искренне удивился Миша. - Я даже водить машину не умею.
  - Нет, я вас и не подозреваю, - задумчиво отозвался милиционер. - Я хочу знать, может быть, вы видели что-нибудь или кого-нибудь подозрительного.
  - Нет, не видел, - ответил Миша, глядя прямо в глаза милиционера.
  - Ну и ладненько, - ответил милиционер и развернулся.
  Миша понял, что разговор окончен и сделал шаг вперед, как милиционер резко повернулся в его сторону и спросил:
  - Так вы говорите, что сюда на машине проехать решительно невозможно?
  - Точно, - с готовностью отозвался Миша. - Я решительно это заявляю. А вы разве этого не знали?
  Участковый не торопясь выудил из кармана хорошо выглаженных брюк носовой платок, снял с головы фуражку и начал протирать то лоб, то внутренность головного убора, не отрывая при этом пронзительного взгляда от лица Миши. Миша тяжелый взгляд милиционера выдержал легко. И тогда милиционер пробурчал что-то невнятное, надвинул фуражку глубоко на глаза и отвернулся.
  Не успел Миша сделать еще один шаг, как милиционер опять резко повернулся к нему и снова обратился к Мише.
  - А как здесь с рыбалкой? Рыбка водится?
  - А то? - обрадовано вскрикнул Миша. - Двухсотлетние щуки, сомы на центнер, никак не меньше, карпы килограмм на сорок каждый...
  - А ну покажи, - милиционер ткнул рукой в мешок Миши.
  Миша тут же с готовностью стянул мешок с плеча и развернул перед лицом милиционера. Тот осторожно заглянул внутрь и лицо его совершенно непритворно скривилось.
  - Болван! - вскинув голову, обратился он к Мише. - Двухсотлетние сомы, говоришь? А пошел вон отсюда!
  - Не, - замахал руками Миша, - двухсотлетние - это щуки, а сомы в центнер весом...
  - Пошел вон, - зашипел милиционер, и на его нижней губе образовались пузырьки слюны.
  Миша повернулся и, не оглядываясь, бросился в сторону леса.
  
  
  2
  
  Рано утром в среду Миша собрал свои нехитрые пожитки и направился на рыбалку. Утро выдалось теплым и безветренным.
  Постояв несколько мгновений у своей калитки и с неприязнью глядя на калитку огорода бабы Лизы, Миша вздрогнул, вспомнив последний разговор с крикливой особой, постоянно прерываемой лаем Пэха. Тогда соседка начала кричать на него, а когда к беседе подключился противный Пэх, соседка стала кричать на них обоих: на Мишу за его "подлючий набег на огород", и на Пэха за то, что мешал бабе Лизе слышать саму себя. У Миши тогда через пару минут страшно разболелась голова и он, в отчаянии махнув рукой, ушел домой и плотно запер все двери и окна. Но, несмотря на это, он еще долго слышал взвывания и выкрикивания оскорблений бабы Лизы, прерываемые время от времени отчаянными воплями Пэха.
  Решив в этот раз сделать небольшой по деревенским меркам крюк, Миша двинулся вдоль дороги. На дорогу ушло чуть больше четверти часа, зато без нервотрепки и криков.
  Пройдя мимо странной стены и похлопав по ней ладонью, Миша направился к своему месту. Удобно расположившись и закинув удочку, стал следить за поплавком. Клёв не шел. Немало подивившись этому факту, он разместил удочку на треноге и, отвалившись на спину, стал смотреть в чистое еще бледное небо. От долгого смотрения в бездонность космоса, а еще от того, что он рано встал, его глаза стали слипаться. Чтобы окончательно не заснуть, он встал, подошел к берегу, нагнулся к воде и обильно смочил лицо холодной водой. Сон тут же, как по мановению волшебной палочки, улетучился.
  Миша разогнулся и бросил быстрый взгляд на стену. Он уже отвернулся от неё, как тут же сообразил, что там творится нечто из ряда вон выходящее. Он опять посмотрел на знакомую стену и увидел, как вокруг неё и из проемов, словно из-под земли, вырастает белое марево.
  - Елки-палки! - с чувством произнес он вслух.
  Бросив быстрый взгляд на неподвижную леску, дугой свисающею с конца удилища, Миша махнул рукой и, сначала медленно, а потом и быстрым шагом, порой переходящим на бег, двинулся к стене.
  Когда он подбежал к ней, плотный белый туман поднялся почти до колен и продолжал быстро подниматься вверх. Миша бросился к крайнему проему, туда, где с ним произошло столь чудесное перемещение, вспрыгнул на битые кирпичи между стенами и остановился. А туман тем временем добрался уже до его подбородка.
  Миша бросил мимолетный взгляд на разрушенную стену и, неожиданно даже для самого себя, сделал шаг вперед. Он прыгнул во второй от края пролет и встал на таких же разрушенных кирпичах, держась обеими руками за края проема. Потом вздохнув в легкие побольше воздуха, и шагнул в белое плотное молоко, окутавшее его с головой...
  Как это произошло, ему заметить не удалось, но белый, плотный, и даже какой-то маслянистый белый туман вдруг приобрел черный цвет. Это было так неожиданно, что Миша в первую секунду испугался так, что ему стало трудно дышать. И лишь только сообразив, что это всего лишь ночь, темная, теплая, безлунная и безветренная, он начал понемногу успокаиваться.
  Как ни вглядывался он в совершенно темное пространство, все равно никак не мог определить, где он находится. Лишь только то, что в небе светили звезды, свидетельствовало о том, что он находится не в помещении, а на улице. Миша подумал, что хорошо, что сейчас не зима, да и то, что нет дождя, хотя была теплая погода, тоже оказалось хорошо, как где-то вдалеке послышались человеческие голоса.
  Обрадованный, он повернулся в сторону голосов и бросился бежать, не подумав, что передвигаться в полных потемках надо как можно аккуратнее. И то, о чем Миша совершенно не подумал, случилось. Попав ногой в невидимую кротовую яму, он потерял равновесие и упал, сильно ударившись обо что-то головой, и почти сразу же потерял сознание. Когда он пришел в себя, то от боли даже сразу и не сообразил, что начало светлеть, и можно было разглядеть окружающее. Он с трудом присел и потрогал лоб. Там вздулась огромная и очень болезненная шишка. Коснувшись ее, Миша тихонько застонал и чертыхнулся. Сразу же невдалеке послышался голос:
  - Ты слышал?
  - Ага, подтвердил второй голос.
  - Эй! Кто там? ќ- спросил первый голос, и в нем слышался некий испуг.
  Затем лязгнуло что-то металлическое, и первый голос опять сказал:
  - Сиди здесь, а я пойду посмотрю, что там произошло.
  Миша хотел отозваться, но в голове что-то зазвенело, и он решил молча дождаться незнакомца. И через минуту, после тихого потрескивания под ногами неизвестного ломаемых сухих палок, слева от Миши раздался голос:
  - Ты кто такой?
  Миша обернулся. Перед ним стоял парень лет восемнадцати, одетый в длинное рубище, перехваченное толстой веревкой по поясу. На его голове красовалась буденовка, показывающая что-то своим острым шпилем в продолжающее быстро светать небо. На ногах его были самые настоящие лапти, высоко внахлест перевязанные длинными шнурками. И все это было так нелепо и смешно, что Миша хотел рассмеяться. Но, заметив в руках парня винтовку с длинным штыком, направленную в сторону его живота, смех почему-то у него не задался.
  - Я из Загульного, - ответил он и скривился от боли. - В потемках, понимаешь, оступился и ударился головой.
  - Как из Загульного, - удивился незнакомец с винтовкой.
  - Да так, - сердито ответил Миша. - Что здесь такого удивительного. Ближайшая деревня за двадцать километров. Не мог же я оттуда придти.
  - Так в Загульном же белые, - растерянно сообщил паренек.
  - Какие еще белые? - с удивлением отозвался Миша.
  - А ну встать! - зычно гаркнул паренек и начал передергивать затвор. С ходу передернуть у него не получилось - он в отчаянии дергал его, но затвор либо заклинило, либо винтовка была бутафорской.
  Миша какое-то время смотрел на потуги паренька, а затем начал вставать. Скривившись от боли, ему все-таки удалось поднялся, но и у паренька в этот момент затвор все же передернулся, и из затворной рамы вылетел длинный патрон. Паренек по невнимательности, а может быть, из-за того, что очень нервничал, забыл, что затвор он передернул уже тогда, когда беседовал со своим товарищем. Он удивленным взглядом проводил летящий патрон и нажал на спусковой крючок. Бабахнуло так громко, будто выстрелила пушка. Что-то противно верещащее пронеслось около уха Миши, обдав при этом его щеку горячим воздухом. Пришлось от неожиданности присесть, а паренек уже снова пытается передернуть затвор, причем испуганные его глазки снуют между тремя объектами: Михаилом, сопротивляющимся затвором и улетевшим на землю патроном.
  Наконец-то Миша сопоставил своей больной головой, что вокруг происходит. Он вспомнил и странную стену и первый свой проход через крайний оконный проем, он вспомнил плотный белый туман, он вспомнил всё... И теперь, в создавшейся ситуации, его мозг начал лихорадочно и очень активно работать. На уровне рефлексов он вдруг сообразил, что пока странный паренек передернет свой затвор и опять начнет палить, ему надо как можно быстрее исчезнуть с этого места. От неожиданности у него перестала болеть голова и он, развернувшись, побежал, как, пожалуй, не бегал никогда в жизни. О том, что выстрел паренька должен был разворошить все гнездо, которое пряталось в лесу, он не подумал. Он летел как на крыльях, озираясь по сторонам и думая только о том, чтобы по пути ему попалось хоть какая-нибудь ямка, дерево, камень, за которыми можно было бы скрыться, но вокруг ничего не было. Вокруг было ровное поле.
  Что-то опять прожужжало у него над ухом и улетело далеко вперед, обогнав его, хотя ему казалось, что при его скорости обогнать его уже ничто не сможет. Позади защелкали выстрелы. А потом что-то тяжелое и горячее со всего маху ткнуло его в левое плечо. Удар оказался очень сильным и Миша, словно мешок с картошкой, свалившийся с кузова грузовика, нелепо разбрасывая руки и подворачивая ноги, покатился по еще влажной траве.
  Шевелиться не было никакого желания: опять страшно болела голова, и к этой боли примешивалась тупая, стреляющая боль в левом плече. И очень трудно было сказать, что же больше болит, голова или плечо. А еще через некоторое время и размышлять на эту тему не захотелось. Было желание закрыть глаза, чтобы окружающий мир перестал плыть и рябить и уснуть а, проснувшись, встать живым и здоровым, собрать нехитрые свои вещи и пойти на рыбалку...
  Их подбежало сразу очень много, человек десять, не меньше. Один из них ткнул Михаила винтовкой. Тот не пошевелился. А дальше пошла какая-то тарабарщина:
  - Сдох, никак, выкормыш буржуйский.
  - А то? Я стреляю ловко. У меня не забалуешь. Ишь, гадюка белопузая.
  Миша почувствовал, что его тело опять тыкают чем-то тупым. Боли не было. В голове шумел птичий базар.
  - А чо это ты решил, что это ты стреляешь ловко? Я, кажись, и целил ему в плечо... Ага, в то самое...
  - Кажись, кажись! - передразнил голос. Вот ты и пальнул в небо. А пуля, точно моя. Вот, надысь, помню у...
  - Мужики, да ён, кажись, двигается... Вон, точно, и глазом лупаеть.
  - А одет-то как! - после небольшого молчания произнес уже совершенно другой голос. - Чоботы-то чисто городские... А рубаха... Эх, зря попортили. Надо было догнать.
  - Дык, куда ж его догонишь. Видал, как птица летел. Едва ногами травы касался.
  Все замолчали, а потом кто-то ткнул его сапогом в то самое место, куда вошла пуля, и Миша потерял сознание.
  Сколько он был в таком состоянии, он сказать не мог. Когда открыл глаза, то увидел перед собой нежное и голубое небо. Несло запахом недавно догоревшего костра, а вокруг была полная тишина. Страшно хотелось пить. Он повернул голову сначала в одну сторону, затем в другую. Он лежал на маленькой полянке. И действительно, догоревший костер имел место быть совсем рядом, это от него пахло так вкусно. Нет, пахло не едой, а пахло именно так, когда после удачной рыбалки, чтобы скоротать время, а заодно и перекусить, сваришь в котелке ушицы, отъешь ее, родимую, с полкотелка, никак не меньше - наваристую, вкусную, ложкой прямо из котелка без тарелок там всяких и блюдец, и завалишься спать. Минут десять затем смотришь вот также в голубое небо, а от костра в ноздри несет недавно погасшими угольками...
  Вдалеке что-то с оглушительным треском лопнуло. "Наверное, гранату бросили", - подумал Миша, и тут же раздался нестройный хор сухих щелчков. Где-то шла перестрелка. Учитывая то, что рядом с Михаилом никого не оказалось, а треск доносился издалека, и молодой паренек сообщил, что в Загульном белые, Миша сделал вывод, что красные пытаются отбить село. Треск выстрелов внезапно смолк. А потом кто-то душераздирающим криком заорал "Ура-А-А...!" и опять раздался нестройный хор выстрелов, который вскорости тоже смолк.
  Миша прикрыл глаза в ожидании того, что ранившие его красноармейцы вот-вот вернутся. Но их все не было, и он опять забылся сном. Проснулся он, когда солнце уже клонилось к закату. Его знобило, а пить хотелось еще сильнее. Миша попробовал встать, но резкая боль в плече бросила его обратно на землю. Он и не помнил, сколько раз он делал попытки подняться, но в конце концов ему это удалось. Голова кружилась, но он, широко расставив ноги, продолжал держаться на ногах.
  С трудом оглядевшись и, совершенно не узнав местности, вслепую, наугад он побрел прочь от того места, откуда была слышна стрельба. Несколько раз он падал, с трудом поднимался, опять падал, и через какое-то время опять был на ногах.
  Ему повезло. Совершенно обессилевший, с висящей плетью левой рукой, здоровенной шишкой на лбу, уже под утро он выбрался из леса. Прямо перед ним раскинулось озеро, и он узнал его. От радости у него на глазах выступили слезы. Пусть он оказался неизвестно в каком времени и неизвестно, что ему делать дальше, но он понял, что находится все-таки дома. А, если хватит сил, то скоро он напьется воды, а там... А там видно будет. Не пропадет.
  Часа два он добирался до берега, и последние метры уже не шел, а полз, работая одной рукой, но до воды все же добрался. Скатился по пологому берегу, едва не потеряв в очередной раз сознание от боли, пронзившей его тело, и жадно прильнул к спасительной влаге. Отдышался, еще раз напился воды, потом, как смог, промыл рану в плече. Она оказалась сквозной и кость была не задета, что немного успокоило Мишу.
  Он улегся на спину и закрыл глаза. Где-то позади раздался дробный топот копыт. Кто-то засвистел, кто-то заулюлюкал, кто-то стрельнул, судя по звуку, из пистолета - хлопок оказался несомненно более тихий, чем тот, который издает стреляющая винтовка. Раздалась непотребная ругань со смачным ядреным матом, перемежающимся отрывистыми словами, что надо беречь патроны. Причем в речи мата оказалось раза в три больше, чем нормальных человеческих слов.
  Когда топот стал затихать, Миша осторожно выглянул из-за обрывистого берега и увидел, что группа людей на конях, голов эдак в двадцать, аллюром мчит вдоль берега. Он тут же опустил голову вниз, боясь оказаться замеченным, хотя это было совсем не реально.
  Опять напившись воды, он встал, выбрался на берег и огляделся. Ландшафт местности неуловимо изменился, стало больше зелени, лес оказался несравненно ближе к пруду, чем он привык его видеть. А вот странной полуразрушенной стены не было. Вместо стены стоял полуразрушенный дом. Дырявая крыша с отодранными в некоторых местах стальными листами. Стекла почти все выбиты полностью, но в некоторых окнах в стеклах причудливыми розетками, возможно от осколков или же от пуль красовались осколочные узоры. Два крайних слева окна были совершенно целы. На одной петле висела перекошенная входная дверь, за которой чернел прямоугольник тьмы. Все четыре стены, похоже, были целы, во всяком случае, с точки зрения Миши.
  К концу дня он сидел около крайнего окна, прислонившись к стене спиной. От усталости он прикрыл глаза и задремал. Сказывалась усталость, ранение с неожиданно открывавшимся кровотечением, да и голова продолжала иногда болеть, хотя шишка на лбу значительно уменьшилась в размерах.
  Проснулся Миша задолго до того, как должно было встать солнце. Было сыро и холодно. Его был озноб а, пощупав свой лоб, он понял, что у него ко всем остальным бедам добавилась еще одна - у него поднялась температура, отчего он сильно испугался. Подрагивая от холода и сырости, Миша дождался-таки утра. Он сидел и гипнотизировал медленно светлеющую часть восточного горизонта, пытаясь заставить солнце быстрее выбраться наружу, чтобы согреться хотя бы в его лучах. Но не успел. Внезапно от земли стал подниматься белый туман. Ему стало страшно, однако мысль, неожиданно пришедшая ему в голову, заставила его немного успокоиться и сосредоточиться. С трудом приподнявшись, цепляясь за выщерблины в стене, он оперся на нее и прислонился к ней лбом. Стена дома оказалась теплее, чем он ожидал, и отрываться от нее ну совершенно не было никакого желания.
  Туман медленно поднимался, а Миша стоял, закрыв глаза. Внезапно, будто кто-то толкнул его, и Миша, открыв глаза, с ужасом увидел, что туман подобрался к его коленям, а ему еще надо было добраться до заветного места. С трудом и великой неохотой разлепив руки, он, пошатываясь, смертельно боясь упасть и опоздать, двинулся ко второму от края оконному проему.
  Миша неподвижно стоял. У него кружилась голова, в руках и ногах он ощущал сильную слабость и понимал что, если он не сможет сейчас найти выход из создавшегося положения, то ему никогда не выбраться из этой революционной ситуации. Даже если он останется жить после такого ранения, то не факт, что он сможет выжить в результате повсеместного ведения братоубийственных боев. Он прислонился лбом к стене, и сразу же в его голове родилась удачная мысль. Ему вдруг стало понятно: чтобы вернуться в свое время, надо пройти по направлению, обратному его последнему движению в оконном проеме.
  В его голове еще мелькнула мысль, что можно еще раз пройти в том же направлении, в результате которого он оказался во времени, где его едва не убили красноармейцы, но он эту мысль с негодованием отмёл.
  Собрав последние силы, Миша как мог быстро двинулся к входной двери, отодвинув которую, оказался в широком холле. По правую сторону оказалась прикрытая дверь. Миша дернул ее, с ужасом предполагая, что она может оказаться запертой, но на его счастье дверь легко распахнулась. И тогда он понял, что закрытых дверей в этом здании просто быть не может: это здание подверглось беспощадному разграблению, и тот, кто занимался вандализмом, не мог оставить ни одну запертую дверь. Туман поднялся к его груди и рос необыкновенно быстро. У Миши на лбу проступил от волнения пот: он начинал сомневаться, что ему удастся успеть проделать то, что он задумал. Он, как мог, побежал по широкому коридору и, когда он подбегал к концу коридора, ему, превозмогая боль, пришлось даже подпрыгивать, чтобы случаем не врезаться лбом в стену и не посадить на голове вторую шишку.
  Миша на ощупь нашел крайнюю дверь и бросился к предполагаемому месту расположения второго от левого края окна. Больно ударившись о валявшийся а полу развороченный стул, а затем и о подоконник, он быстро взобрался на последний и... Размышлять и пробовать было некогда и Миша, как стоял в направлении обратном последнему движению, так и шагнул вперед.
  
  
  3
  
  ...ярко светило полуденное солнце. За спиной вдалеке надрывно кричала какая-то мелкая птичья сволочь, раздражая своим утробным криком. Вкусно пахло травой. Басовито жужжа, рядом с головой неторопливо пролетел крупный шмель, коснулся лапками синего цветка, но задерживаться не стал, также неторопливо и важно оттолкнулся, и, сделав дугу, ушел в неизвестность. Со всех сторон раздавался напряженный ор кузнечиков, словно они хотели показать всему миру, кто в доме хозяин.
  Голову совершенно не хотелось поднимать. Опять захотелось спать. Миша прикрыл глаза, но тут же широко их раскрыл. Где-то совсем рядом послышались человеческие голоса. Он с трудом приподнял голову и увидел медленно бредущего к нему участкового, который что-то напряженно искал в траве.
  - Эй! - как мог громко крикнул Миша и, уронив голову, потерял сознание.
  ...Очнулся он в больничной палате.
  Около него на стуле с высокой, обитой коричневым дерматином, спинкой сидел человек в достаточно приличном возрасте, во всяком случае, об этом можно было догадаться по морщинам, испещрившим его лицо - они кривыми, густыми, часто и внезапно прерывающимися и глубокими бороздами пролегали по его широкому лбу, а еще начинались от крыльев носа и, круто заваливаясь, терялись в пышных белых усах. На мужчине был накинутый сверху белоснежный халат. Мужчина держал на коленях большой блокнот и руками, выпростанными из-под халата, хороводил страницами, иногда возвращаясь на предыдущую, но в основном перелистывая их в привычном положении.
  Видимо почувствовав, что на него смотрят, мужчина перестал листать страницы блокнота с, наверное, очень увлекательным чтивом, и быстро поднял глаза на Мишу. Тот от неожиданности даже не успел прикрыть глаза, чтобы притвориться спящим и успеть обдумать свое положение.
  - Вот и хорошо, - густым скрипучим голосом произнес мужчина. - Мы уже пришли в себя?
  - Ну, не мы, а я, - ответил Миша и не узнал своего голоса. Он немедленно прокашлялся, доставив себе при этом немного болезненных ощущений.
  - И то верно, - весело согласился мужчина и нагнулся, чтобы поправить уголок простыни, хотя в этом не было совершенно никакой нужды. Он выпрямился и с легкой ухмылкой стал смотреть Мише прямо в глаза.
  - А вы кто? - поинтересовался Миша.
  - Я твой ангелќ-хранитель. Если бы не я, вы бы, юноша, давно изволили почивать в сырой земле-матушке.
  - Что за хрень? - возмущенным голосом изрек Миша.
  Лицо собеседника Миши внезапно начало меняться. Оно потускнело и сморщилось еще больше, а затем приобрело некий зеленоватый отблеск, глаза его начали будто бы светиться и, вообще, вид он стал являть собой невозможно жуткий и губительный. Седые усы сидящего начали топорщиться, чем напомнили Мише некую мультяшную фигурку, вроде кота. Сидящий протянул руку к тумбочке, для чего ему пришлось немного согнуться и выпростать руку из-под халата, и положил на нее свой блокнот. Халат при этом едва не съехал с его плеча. Он поддернул его, затем поправил лацканы, сдул несуществующую пылинку и вперил свой взгляд в Мишу.
  - Я вас, юноша, попросил бы более тщательно выбирать слова, и следить за своей речью. Здесь вам не Загульное, понимаешь, и не покос с девками, здесь вам серьезное заведение. И вы, вместо того, чтобы бросаться такими словами, должны будете немедленно ответить на все мои вопросы. И по возможности более честно.
  - Слушаю вас, - покорным голосом отозвался Миша.
  - Кто в вас стрелял?
  - Не знаю.
  - То есть, как это, "не знаю". В вас стреляли?
  - Определенно.
  - Кто?
  - Понятия не имею.
  - Когда это произошло?
  - Не помню.
  - Что значит "не помню". В вас стреляли?
  - Несомненно.
  - Когда?
  - А какое сегодня число?
  - Пятое июня.
  - Ё-моё, - удивился Миша. - Получается, что я почитай, как неделю здесь лежу?
  - Не неделю, а три дня, - поправил его сидящий.
  - Так как же три дня, если участковый приходил неделю назад.
  - Вот как раз и нет, - возразил сидящий. - Если вы имеете в виду того милиционера, который выехал по факту угона автомобиля, то это случилось ровно трое суток назад.
  - Но ведь вы говорите, что сегодня пятое июня.
  - Говорю, - согласился усатый. - Более того, я на этом настаиваю. Сегодня имеет быть пятое июня две тысячи девятого года. И это так же неоспоримо, как и то, что вы тут лежите передо мной, а я сижу рядом с вашей постелью.
  - Дела.., - протянул Миша. - А машину вы нашли? - Он почему-то решил, что седоусый тоже, как и участковый, каким-то образом имеет отношение к правоохранительным органам.
  - Не знаю. Мне это совершенно не интересно. Меня интересует, когда и кто в вас стрелял?
  - Да кто вы такой, черт вас побери? - неожиданно для самого себя закричал Миша.
  - Что-о-о?.. - В голосе седоусого появился даже не металл, а целый сталелитейный завод вдруг заговорил его тоном.
  У Миши что-то екнуло в груди. Седоусый медленно встал и навис над больным. И тут открылась дверь.
  В проеме стояла женщина лет пятидесяти с колоссальным количеством черной косметики на глазах, ярко-красными от помады губами, красными пятнами на щеках, и тройным подбородком. А теперь можно себе представить, что все это находилось под желтовато-белыми соломенными, совершенно не расчесанными волосами (как у клоуна Карандаша), на которых черными шпильками был прикреплен к волосам белый цилиндрический, густо-накрахмаленный колпак.
  - Что здесь происходит? - густым прокуренным голосом осведомилась она, глядя на нависшего над Мишей седоусого.
  Седоусый тут же обмяк, но выпрямиться от неожиданности забыл, и Михаилу представилась возможность непосредственно вблизи наблюдать за трансформацией лица незваного гостя. Из злого и сердитого, излучающего громы и молнии, оно стало мякнуть и расправляться, пока, наконец, не превратилось в добродушную физиономию. Даже глубокие старческие бороздки на его лице как-то распрямились. А те, которые не распрямились, удивительным образом поднялись вверх, словно изображая радостную улыбку.
  - Вы кто такой, товарищ? - соломенные волосы сделали шаг в палату.
  - Я собственно приходил к своему племяннику, - радостным и заискивающим тоном сообщил седоусый. - Вот, даже гостинчиков принес. Пускай парень порадуется. Ему, небось, не хватает здесь витаминчиков.
  Как по волшебству, из-под его халата появился огромный полиэтиленовый прозрачный пакет, завязанный узлом наверху. А в пакете - у Миши даже слюнки потекли - красивый ананас, несколько темнорозовых апельсинов, маленькая желтая дыня и два совершенно спелых, судя по багровой окраске, персика.
  - Вы что несете, гражданин? - соломенные волосы сделали еще шаг внутрь палаты. - Это где не хватает витаминов? Вы на что намекаете, гражданин?
  У седоусого лицо начало приобретать совсем уж немыслимые формы, оно словно ртуть, переливалось в разнообразии своих чувств: тут были и заискивание, и радость, и восторг, и даже желание подчиняться любым приказаниям. У Миши от удивления приоткрылся рот. Надо же, какой у него дядюшка выискался. Черт... А ведь выкрутится, мелькнуло у него в голове.
  Тем временем соломенные волосы сделали еще два решительных шага внутрь палаты и, оказавшись в самом ее центре, ровно на траектории от седоусого до двери, уперли толстые кулаки в бока.
  - Как вы сюда попали, гражданин? - вопросила она.
  Казалось, теперь седоусому невозможно было выкрутиться, казалось, что соломенные волосы еще немного и дожмут прохвоста, но тот совершенно немыслимым образом, словно извивающийся уж между травинок, как был в полусогнутом состоянии, в том же и, вычерчивая хитроумные па, остроумно обошел соломенные волосы стороной, не переставая преданно пялиться ей в глаза, совершенно уж незаметнейшим образом прошмыгнул в дверь. Дверь плавно без щелчка и стука закрылась, и Миша остался один на один с хозяйкой соломенных волос.
  - Тетя Катя, - представилась тетка.
  - Михаил, - растерянно ответил Миша.
  Тетка залилась густым и переливчатым смехом. Она махнула рукой, словно отгоняла крупную муху, и процедила:
  - Да знаю я. Кто это был у тебя?
  - Не знаю, - честно ответил Миша. - Я его впервые вижу.
  - То есть как это впервые. У нас, понимаешь, режим. Никто чужой здесь пройти не смог бы вот так вот просто.
  - Правду вам говорю. Я его не знаю.
  - А это что? - подозрительно глядя на пакет с фруктами, спросила тетка. - Незнакомые люди такие передачки не носят.
  - Честно говорю - не знаю я его, - страдальческим голосом произнес Миша.
  - А что он хотел? - продолжала допытываться тетя Катя.
  - Спрашивал, кто в меня стрелял.
  - А ты?
  - Говорил, что не знаю.
  - А он?
  - А потом вошли вы.
  - Ага, - загадочно сообщила тетя Катя. - Погодь минутку.
  И она с несвойственной её дородности прытью, выскочила из палаты, хлопнув дверью так, что Мише показалось, что по помещению прошелся ветер.
  Он украдкой передохнул. Теперь у него появилась возможность оглядеться. Палата оказалась довольно просторным помещением, в которой расположилось шесть коек, пять из которых были аккуратно застелены, а на шестой лежал он ќ- Миша. Два широких окна. Одно из них занавешено белыми занавесками, на втором они просто отсутствовали. Рядом с его койкой стоит тумбочка, выкрашенная старой потрескавшейся от времени зеленой краской. На тумбочке стоит захватанный руками графин, полностью наполненный водой и граненый стакан, а на углу тумбочки лежит пакет неизвестно откуда взявшегося гостя. Один из персиков свисал с угля тумбочки, натянув прозрачную пленку пакета и выставив на всеобщее обозрение аппетитный красный бок. У Миши возникло непреодолимое желание освободить пакет от этого персика и, пока тетя Катя бегает в поисках правды, пытаясь выяснить, как седоусый попал к нему в палату, быстро съесть этот, безусловно, очень вкусный плод.
  Осуществить свое желание он не успел. В комнату опять ворвалась, словно ураган, тетя Катя. Теперь она была не одна. Рядом с ней стоял молодой парень в светлой рубашке и светлых же, плохо выглаженных брюках. Его темные волосы были аккуратно зачесаны назад, а под мышкой у него оказалась крепло прижатая рукой к телу черная кожаная папка.
  - Вот, полюбуйтесь, - показывая на Мишу, произнесла тетя Катя. ќ- У нас не больница, а проходной двор. Кто не попадя сюда заходит, а затем также незаметно исчезает. Мое терпение скоро лопнет, и я начну принимать радикальные меры. Мне это уже окончательно надоело.
  - Бросьте кипятиться, Катерина Пална, - ответил молодой человек. - Мы во всем разберемся. И эти безобразия мы, безусловно, прекратим. - Он неотрывно смотрел на Мишу, словно на уникальный экспонат. Миша не выдержал пристального взгляда молодого человека и, сначала немного поерзав под одеялом, наконец, отвел глаза в сторону.
  - Да вы уж разберитесь, Серафим Кузьмич. Уж разберитесь вы. А то, понимаешь, надоели эти безобразия. То одно, то другое, а теперь вот это...
  - Катерина Пална, я же сказал, что мы наведем здесь порядок, - переминаясь с ноги на ногу, нетерпеливо сказал Серафим Кузьмич.
  Екатерина Павловна внезапно успокоилась и, бросив кроткий взгляд на Серафима Кузьмича, тихим голосом испросила разрешения выйти, дабы не мешать их, Серафима Кузьмича беседе с молодым человеком.
  Молодой человек любезно поблагодарил Екатерину Павловну, выразив в конце надежду на плодотворное дальнейшее сотрудничество, и проводил ее взглядом до двери.
  Когда же дверь за Екатериной Павловной захлопнулась, молодой человек опять вперил свой взгляд в Михаила и так стоял несколько минут, а затем, словно очнувшись, произнес глубокомысленное "М-да-а..." и двинулся к стулу, на котором еще совсем недавно сидел непрошенный гость.
  Он удобно расположился на стуле, еще раз внимательно посмотрел на Мишу и, вжикнув молнией своей кожаной папки, выудил оттуда стопку чистых листов.
  - Приступим, - сообщил Серафим Кузьмич.
  - К чему? - поинтересовался Миша.
  - Как? - удивился Серафим Кузьмич. - Вы что, до сих пор ничего не поняли?
  - А что я должен был понять? - удивился Миша.
  - Что, что? - передразнил его Серафим Кузьмич. - Разве вы, молодой человек, еще не поняли, в какую историю, понимаешь, с географией вы попали?
  - Нет, - честно ответил Миша.
  - Ну, те-с, тогда извольте вам задать свой первый вопрос.
  - Будьте любезны, - вежливо согласился Миша.
  Молодой человек вскинул на него удивленный взгляд, несколько секунд его разглядывал, будто увидел его здесь только что, и спросил:
  - Кто в вас стрелял?
  - Не знаю, - быстро ответил Миша.
  - Ой ли? - не поверил молодой человек.
  - Ей Богу, не знаю, - подтвердил Миша.
  - А когда это случилось? - спросил Серафим Кузьмич.
  - Боюсь ошибиться в датах, - начал Миша, - но случилось это как раз тогда, когда участковый пришел разбираться по поводу похищенной машины.
  - Угнанной? - попытался уточнить Серафим Кузьмич.
  - Вот этого я не знаю. Говорят, что машина сначала была, а потом ее не стало. А угнали ее или похитили, это мне неизвестно.
  - А вы еще та штучка, - восхитился молодой человек. - С вами одновременно и приятно иметь дело, и в то же время противно. Простите меня за прямолинейность.
  - Да что уж там, - Миша вздохнул и молитвенно сложил на груди руки, сморщившись при этом от боли в левом предплечье.
  - Больно? - сочувственно спросил Серафим Кузьмич.
  - В вас когда-нибудь стреляли? - вместо ответа спросил Миша.
  - Случалось, - сообщил молодой человек и зачем-то встал.
  Он положил бумаги и папку на стул, затем сделал шаг в сторону и, выпростал рубашку из брюк. При этом он задрал ее так высоко, что ее край оставлял возможность только одними глазами следить за Мишей.
  Миша с удивлением разглядывал тело молодого человека. Если бы он был медиком и, соответственно, имел бы медицинское образование, он бы ни за что не поверил в увиденное, но, так как из медицинских познаний он имел понятие только о нормальной и повышенной температуре, он просто удивился. Вся грудь молодого человека оказалась в шрамах и дырках.
  - Вот это, - молодой человек, не глядя ткнул пальцем в один из шрамов, - я получил, когда мы задерживали банду убийц. А вот это меня полоснули ножичком. Вот таким, - он бросил края рубашки и развел руки в стороны. Получалось нечто невообразимое. Получалось, что его полоснули не меньше чем двуручным мечом, но, если это было так, то Серафима Кузьмича должны были бы разрубить пополам. Подол рубашки, более не придерживаемый руками, послушно упал вниз. Молодой человек поспешно подхватил упавший подол и опять задрал его вверх. - А вот эти три отверстия, - теперь он даже не удосужился показать, какие, - я получил при штурме...
  - Все, все, - закричал Миша. - Я вам верю. Достаточно с меня этих страстей. - Он гулко сглотнул слюну и отвернулся.
  - Как пожелаете, - ответил Серафим Кузьмич, и послушно опустил подол рубашки. - А то еще могу...
  - Нет, нет, - Миша отчаянно замахал здоровой рукой. - Увольте меня от этого безобразия.
  - Какое же это безобразие? - возмутился Серафим Кузьмич. - Это следы моего героического прошлого. Это следы, свидетельствующие о том, что я не жалел ни здоровья, ни самой жизни, чтобы такие как вы...
  - Я вам верю. Достаточно. Задавайте свои дурацкие вопросы.
  Серафим Кузьмич отвернулся, расстегнул штаны, аккуратно заправил в них рубашку, пригладил свои, и так зализанные по самое не балуй, черные волосы, повернулся и, подошедши к стулу, сначала приподнял стопку бумаги с кожаной папкой, а затем уселся, закинув ногу за ногу.
  - Так на чем мы остановились? - вежливо спросил он.
  - Я спросил, стреляли ли в вас.
  - Так я могу вам еще показать.
  - Нет уж. Спасибо. Увольте меня от этого зрелища.
  - Тогда продолжим.
  - Валяйте, - со вздохом согласился Миша.
  - Кто в вас стрелял?
  - Не помню.
  - Экий вы, простите, баран! - вскричал Серафим Кузьмич. - Я же вам помочь хочу, а вы...
  - А чем вы мне хотите помочь? - заинтересованным голосом спросил Миша.
  - Ну как! - удивился молодой человек. - Если в вас стреляли один раз и не добились нужного результата, то значит что? - Молодой человек сделал театральную паузу и даже приподнял вверх свободную руку.
  - Что? - спросил Миша.
  - А то!.. - закричал Серафим Кузьмич. - Значит, в вас будут стрелять еще раз. И второй раз они уже не промахнутся.
  - Кто "они"? - испуганно спросил Миша.
  - Издеваешься? - устало спросил молодой человек и, не обращая внимания на чистые листы бумаги и кожаную папку, вскочил со стула. Листы бумаги мягко и плавно спланировали на пол, а вот папка с громким щелчком плашмя шлепнулась на линолеум. От этого звука Миша вздрогнул.
  - Как можно? У меня и в мыслях ничего подобного не было, - не отрывая взгляда от глаз Серафима Кузьмича, сообщил Миша. - Я и не думаю над вами издеваться. Только я и в самом деле не помню и не видел, кто в меня стрелял.
  - Ладно, верю, - усталым голосом сообщил молодой человек. - Но тогда скажите мне, когда это случилось?
  - Да я же уже говорил. Аккурат, когда...
  - Сука! - зашипел молодой человек и низко наклонился над лицом Миши. - С огнем играешь, падла! Я же тебя...
  И тут открылась входная дверь. В образовавшуюся щель протиснулась голова с килограммом черной косметики на лице, соломенными волосами и тремя подбородками.
  - Извините Серафим Кузьмич, у вас все в порядке?
  - Конечно, - ответил молодой человек и обернулся. - А почему вы спрашиваете?
  - Тут из милиции пришли. Хотят видеть вот его, - в дверной проем просунулась толстая рука и показала на Мишу.
  - Сейчас я его освобожу, - ласковым тоном сообщил Серафим Кузьмич. - Пусть подождут буквально одну минутку.
  
  
  4
  
  На следующее утро Мишу разбудила молоденькая медсестра. Она перевязала рану и совершенно безболезненно сделала ему укол. Напомнила, что скоро завтрак и ему надлежит обязательно туда прибыть, а затем быстро исчезла, почти неслышно притворив за собой дверь.
  Миша поднялся, надел на себя лежащие на стуле штаны на резинке и нечто похожее на куртку. Залез в широкие и разношенные тапочки без задников. Осмотрелся. Его одежды нигде не было видно. Тогда он решительно двинулся к входной двери, но дверь оказалась заперта. Немало подивившись такому обстоятельству: пригласить на завтрак и запереть дверь, двинулся к большому окну с широким подоконником. На этом подоконнике можно было лежать, такой он оказался огромный, но ничего интересного ни на подоконнике, ни за ним не оказалось. Щелкнул замок двери, и в образовавшуюся щель просунулась детская головка, пропищавшая, что ему, дяде Мише, значит, надлежит срочно идти на процедуры. Миша только поднял руку и открыл рот, желая сообщить девочке, что процедуру в виде укола ему только что сделали, но не успел: девочка, бросив заинтересованный мимолетный взгляд по комнате, тут же хлопнула дверью и исчезла.
  Миша махнул поднятой рукой и двинулся к двери. На сей раз дверь оказалась открытой и он, поначалу осторожно выглянув, а затем уже смелее, вышел в коридор. Первое, что ему бросилось в глаза, так это количество больных. Они, словно в центральном гастрономе в период застоя, когда привезли некий дефицит, которого ни у кого до того никогда не было, плотными потоками шли по узкому, полутемному, но с огромными потолками коридору. Поначалу Миша хотел прижаться к стене, но толпа подхватила и понесла его вправо. Он перестал сопротивляться, и передвигаться сразу же стало свободнее. Он шел и с удивлением рассматривал своих соседей. Мужчина с перевязанной бинтом наискосок головой, как при зубной боли, женщина без видимых признаков заболевания, с тщательной ухоженными волосами, будто только что вышла из парикмахерской, молодой паренек с плотно перевязанной головой так, что не было видно волосяного покрова, старичок, передвигавшийся на двух костылях.
  Мужчина с перевязанной головой посмотрел на Мишу и весело ему подмигнул, Миша ответил тем же, а вот женщина, поймав на себе взгляд Миши, гордо отвернулась, приподняла голову выше и попыталась пойти быстрее, но у нее это почти совсем не получилось. Молоденький паренек с перевязанной головой загнанным хищным зверьком глянул на Мишу, дико осклабился и отвернулся.
  Они шли по правой стороне коридора, а по противоположной шел поток навстречу. От этой круговерти у Миши начала кружиться голова. Дойдя до конца коридора, с поставленной в торце стены маленькой скамейкой, толпа больных поворачивала и шла обратно. Противоположная сторона оказалась заставленной столами и стульями, и каждый проходящий норовил удариться ногой или животом. При этом стулья ударялись спинками о стену, на столах звякали стеклянные пузырьки и колбочки, а больные стонали и кряхтели.
  Когда толпа пронесла Мишу вдоль двойной лестницы, у него мелькнула мысль выйти из этого потока и убежать, куда глаза глядят. И тогда никто не будет приставать к нему с идиотскими вопросами. Он сделал попытку выйти из движущейся толпы, но ему не дали: кто-то зло зашипел, кто-то ткнул его локтем в бок, а кто-то просто сомкнулся плечами, перекрывая возможные пути отступления. Гигантская людская лента пронесла Мишу мимо лестницы и расслабилась, но пробиться назад было невозможно. Он разочарованно оглянулся, но его тут же начали нетерпеливо подталкивать, а сразу же за лестничным маршем в стене открылась дверь, через людскую массу просунулась крепкая рука, схватила Мишу и с силой притянула к себе. От сильного рывка он едва не упал, а шедшие рядом с ним, притормозили. Кто-то кому-то наступил на пятку, кто-то за кого-то схватился и, не удержавшись, начал падать. Создалось множественное, беспорядочное и хаотичное движение, кто-то смачно ругнулся, и чей-то тяжелый кулак зацепил ухо Миши. Миша дернулся и ввалился в комнату. Дверь за ним захлопнулась и наступила тишина.
  У противоположной стены стоял длинный стол, за которым сидели трое. В самом центре Серафим Кузьмич, по левую от него сторону - знакомый старичок, назвавший Мишу своим племянником, и справа - незнакомая женщина, лет двадцати пяти, с коротко стрижеными волосами, приятными, но чересчур худощавыми чертами лица. В одном ухе у нее болталась огромных размеров, но вовсе нетяжелая серьга, если судить по тому, что она совсем не оттягивала мочку уха. Женщина нервно стучала пальцами с длинными ногтями по полированной поверхности стола, отчего на всю комнату раздавалась не совсем приятная дробь.
  За дверью шум понемногу прекратился. Видимо, вся суматоха пришла в нормальное русло, и людской червяк продолжил свое нелепое движение по кругу.
  - Что здесь происходит? - оглядываясь кругом, спросил Миша. - Разве такое в больницах происходит?
  - А что вас смущает, молодой человек? - поинтересовался старичок.
  - Как-то это... не так, - Миша кивнул рукой за спину в сторону закрытой двери. - Чего-то ходят у вас тут больные.
  - А что же им еще делать? - спросила дамочка.
  - Как что? - удивился Миша. - Конечно, лежать в палатах, лечиться, значит...
  - По-вашему, значит, лежать - это лечиться, - заинтересованно спросил Серафим Кузьмич.
  - Ну да, - согласился Миша.
  - Интересная мысль, - отозвался Серафим Кузьмич, и сделал какую-то пометку у себя в блокноте. - Инга Дмитриевна, надо взять это утверждение на заметку и сделать затем доклад на научном совете.
  Инга Дмитриевна буркнула "Угу" и, наклонив голову, тоже сделала пометку у себя в блокноте. Затем подняла голову и вперила свой, ничего не выражающий взгляд, в Мишу. Тот поежился, словно его раздели и пристально разглядывали.
  - Ну, молодой человек, - начал Серафим Кузьмич. - Чем вы нас еще хотите удивить?
  - Странные вы, ребята, - переводя взгляд по очереди на каждого, тихо сказал Миша. - И больница эта ваша тоже странная... Я, пожалуй, пойду отсюда.
  - Куда же вы пойдете, друг мой любезный? - заинтересованно спросил старичок.
  - Куда-нибудь, только подальше от вас, - кротко произнес Миша.
  Серафим Кузьмич переглянулся со старичком. Старичок пожал плечами. Тогда Серафим Кузьмич посмотрел на Ингу Дмитриевну. Та развела руками и едва слышно произнесла "Как хотите". Серафим Кузьмич недовольно сморщился и потряс головой, как бы говоря "Ну и помощнички!?". Потом он внимательно посмотрел на тихо стоящего Мишу и после минутной паузы сообщил:
  - Ладно, молодой человек, можете быть свободны.
  - Спасибо, - промямлил Миша и дернулся к двери, но внезапно остановился и, повернувшись к странной троице, растерянно спросил: - А каяк я выйду отсюда?
  - Можно через дверь, - ответил Серафим Кузьмич.
  - Спасибо, - отозвался Миша. Он хотел было повернуться, но дернулся и, опять развернувшись лицом к троице, сказал: - Но...
  - Можно через окно, - тут же высказал свою точку зрения старичок. - А что? Здесь только третий этаж... Внизу клумба с цветами... Мягкая, между прочим.
  Миша стоял без движения.
  - А хотите, мы вас расчленим и вынесем в маленьких коробочках, - предложила Инга Дмитриевна. - Нам это ничего не стоит. - Она полезла под стол и через мгновение выудила оттуда два скальпеля. Бросила их на стол. Те звонко перекатились и остановились. А Инга Дмитриевна уже опять шарила под столом и через мгновение на свет появилась электрическая пила. Она приподняла ее в воздухе и лениво спросила у Миши: - Как вам такой вариант?
  - Спасибо, - не сразу переварив эту странную выходку, отозвался Миша. - Я как-нибудь сам, без этого вашего... расчленения.
  Он подошел к двери и взялся за ручку, но открывать ее не стал, а прислушался к происходящему снаружи. Там была полная тишина. Миша оглянулся и увидел, как вся троица внимательно следит за его действиями. Инга Дмитриевна так даже забыла положить на стол электрическую пилу, а у старичка низко отвесилась нижняя челюсть. И тогда Миша глубоко вздохнул и рванул дверную ручку на себя.
  В коридоре никого не оказалось. Миша осторожно выглянул из-за двери и нос к носу столкнулся с тетей Катей.
  - Миша? - удивленно воскликнула та. - Что вы здесь делаете?
  - Так это... Меня сюда затащили ваши.., - он показал рукой к себе за спину.
  Тетя Катя выглянула у него из-за плеча, для чего ей пришлось привстать на цыпочки.
  - Кто наши? - спросила она.
  - Так это.., - Миша медленно повернул назад голову и в прямом смысле, онемел.
  В комнате никого не оказалось. В самом центре стоял стол, но теперь он был расположен от окна к входной двери. Да и был он на метр длиннее и на полметра выше, чем тот, за которым сидела странная троица. Сверху стол оказался покрыт плотной коричневой клеенкой, края которой свешивались к самому полу. Справа вдоль стены стояли стеллажи, на полках которых аккуратно расположились разнообразные банки, коробки и ящички. По левую сторону стояли закрытые и открытые шкафы. И все. В комнате никого не было.
  - Так это.., - повторил Миша и сразу же замолчал. Он растерянно посмотрел на тетю Катю.
  - И кто тебя сюда затащил?
  - Не знаю, - отозвался Миша, и сразу побежал к столу. Быстро поднял клеенку и заглянул под нее. Как и следовало ожидать, там никого не оказалось. Тогда он бросился к шкафам и начал открывать их один за другим. Зазвенело содержимое, а тетя Катя стояла и с интересом наблюдала за действиями Миши.
  Когда все было проверено, и Миша, опустив голову, подошел к тете Кате, та коснулась ладонью его лба.
  - С тобой всё в порядке? - осведомилась она.
  Миша только пожал плечами.
  - Ладно, пойдем, - предложила тетя Катя и, взяв его под руку, повела по совершенно пустому коридору.
  Проходя мимо открытых дверей палат Миша с удивлением наблюдал за тем, как больные спокойно лежат на своих кроватях. Одни читали газеты, другие что-то медленно и нехотя жевали, сидя около прикроватных тумбочек и глядя в окно, а третьи просто спали.
  Женщина с аккуратной прической, словно она никогда и не ложилась спать, дабы ее не испортить, вышла из процедурного кабинета и, не обратив ровно никакого внимания на шедших навстречу Мишу и медицинскую сестру, гордо продефилировала к своей палате. Миша остановился и оглянулся.
  - Иди уж, - подтолкнула его тетя Катя. - Еще насмотришься. Тебе тут неделю с хвостиком париться.
  Тетя Катя открыла дверь палаты, в которой лежал Миша, и легонько подтолкнула его внутрь. Миша вошел. Всё оставалось в таком виде, в каком и было прежде, чем он вышел в людскую массу. Даже пакет с фруктами оставался лежать на тумбочке и красный, основательно вызревший персик, также свешивался через край тумбочки.
  Последующие три дня прошли без каких-либо странностей, и Миша стал подозревать, что все то, что с ним случилось, совсем не имело быть место. Ему это приснилось в результате горячки из-за не вовремя оказанной медицинской помощи.
  А на четвертый день рано утром, сразу после завтрака к нему в палату поселили еще одного больного. Рослый крепкий парень, с коротко стрижеными волосами, зачесанными назад, как потом оказалось совсем немногословный, но каким-то чудесным образом расположивший к себе и путем нехитрых комбинаций заставивший Мишу выложить ему всё, что с ним произошло. Аккурат после этого парня вызвали на проведение процедур и он больше не появлялся. Миша интересовался у тети Кати, куда, мол, делся его сосед, но та отмахивалась, а однажды присела на кровать рядом с Мишей и доверительным шепотом сообщила, что парень этот оказался вовсе не так уж и прост. Он оказывается какая-то знаменитость, любящая инкогнито решать все свои проблемы. Да и рана у него оказалась совершенно пустячная, какая-то царапина, полученная в результате того, что он неудачно на что-то наступил и, падая, неудачно подвернул руку. Собственно и растяжением это назвать было бы крайне затруднительно, но кто-то там настоял, чтобы его поместили в больницу и провели полный комплекс обследования. Поместить его хотели в другую больницу, но он почему-то настоял на том, чтобы его поместили именно сюда и именно в это отделение. В общем, вот такая вот совершенно неинтересная история. Тетя Катя посоветовала Мише забыть своего нового товарища, и пошла к выходу. У самой двери остановилась и, будто только сейчас вспомнив, сообщила:
  - Да, голова, моя садовая, - воскликнула она и хлопнула руками по бокам. - Тебя уже завтра выписывают. Так что готовься.
  - Наконец-то, - с облегчением сказал Миша.
  - Надоело? - поинтересовалась тетя Катя.
  - Конечно! - горячо откликнулся Миша. - Кому же в больнице-то нравится?
  - Да и то верно, - согласилась тетя Катя. - Вот только, к большому сожалению, без больниц никак не обойтись. И как бы здесь не было неприятно находиться, однако отсюда выходят совершенно здоровые... ну или почти здоровые люди.
  Миша согласно кивнул головой и, когда тетя Катя вышла, взял в руки газету и принялся за чтение. Только здесь ему посчастливилось узнавать все последние новости благодаря газетам и телевизору. И если последним разрешали пользоваться далеко не все время, то газету можно было читать тогда, когда это захочется. А читать ему здесь хотелось всегда. Он и сам был удивлен этим обстоятельством, но не сопротивлялся своим желаниям, а наоборот, иногда даже просил тетю Катю "принести чего-нибудь почитать". И та приносила. Он даже умудрился прочесть две книги: один детектив и одну фантастику.
  
  
  5
  
  Выйдя из автобуса на совершенно пустынной дороге, Миша первым делом зашел в придорожные посадки и глубоко вдохнул пряный воздух, отчего у него даже немного закружилась голова, словно с похмелья. Постояв так минут пять, Миша похлопал по стволу толстую раскидистую акацию, вздохнул и двинулся в свое село, минуя дорогу, сразу напрямки через давно не сеяное, заросшее бурьяном, поле.
  Через три часа он входил в Загульное весь потный и покрытый пылью. С наслаждением напившись воды из колодца, стоящего на окраине села, он умылся и, не вытираясь, медленно двинулся в сторону своего дома. К его удивлению, на своем пути он не встретил никого из жителей, словно все вымерли. Хотя, какие там жители - старики да старухи, и только один его одногодка. Но Миша с ним не поддерживал контакта по причине беспробудного пьянства и лени последнего.
  Дом за время его отсутствия лишился запаха жилого помещения. Пахло пылью и застоялым воздухом. Пришлось открыть все окна, подмести пол, вымыть посуду, и уже через пару часов дом приобрел и жилой вид и соответствующий запах.
  Миша залез на чердак и в совершенно невообразимой пыли и грязи, среди старых газет и журналов внезапно увидел непонятно каким образом попавшую туда книгу Стендаля "Красное и черное". Отряхнув ее от пыли, спустился вниз, улегся на старый, жалобно скрипнувший диван и принялся за чтение.
  На следующее утро, когда еще солнце не поднялось из-за горизонта, Миша собрал нехитрые пожитки, вспомнил, что его любимая удочка и рюкзак остались около развалин дома, взял старую удочку, сложил необходимые вещи в совершенно потрепанный и древний маленький мешок, закрыл дом и двинулся в сторону озера.
  На этот раз решил не искушать судьбу, а потому сразу же двинулся направо, минуя дом бабы Лизы. Несмотря на столь ранний час, противный Пэх услышал скрип закрываемой калитки и захлебнулся в яростном приливе злобы. Миша ускорил шаг, но Пэх продолжал провожать его злобным лаем. И лишь только когда Миша повернул за покосившийся забор брошенной лесопилки, Пэх замолчал, лишь иногда взбрёхивая, но сразу же замолкая.
  К озеру Миша подошел, когда первые проблески наступающего дня начали высвечивать окружающий ландшафт. Вся поверхность озера оказалась покрыта рваными хлопьями тумана. Тонкая полоска тумана лежала и на поле, скрывая траву, а вот остатки разрушенного дома туман обошел стороной, и острые клыки разрушенных межоконных стен выглядели страшно и опасно, словно нижняя челюсть гигантского животного, приготовившегося к охоте, ждала своей жертвы.
  Миша поежился и, стараясь идти по-над самым берегом, подальше от страшных развалин, двинулся к своему месту.
  Когда солнце взошло достаточно высоко, а в садке набралась увесистая добыча, Миша начал собираться. Старый мешок, с которым он пришел на рыбалку, положил на самое дно вещмешка, обнаруженного, кстати, в предполагаемом месте около развалин, равно как и его любимую удочку, затем сложил всю свою добычу, свернул удочки и, нехотя встав, двинулся в сторону дома.
  Не успел пройти и десятка шагов, как со страхом увидел, что единственная сохранившаяся, но полуразвалившаяся стена, начинает утопать в страшном, как это уже знал Миша, тумане. Он остановился и начал отступать обратно. Сделал поначалу маленький шаг, затем еще один, а потом в недоумении остановился. Из леса выскочил милиционер...
  Присмотревшись, Миша с удивлением узнал в нем того самого участкового, который приходил по вопросу угона автомашины. Участковый выскочил, остановился, осмотрелся и, на ходу сдирая с себя милицейское обмундирование, помчался в сторону развалин. Одежду он не расстегивал, а с нечеловеческой силой сдирал с себя. В стороны летели пуговицы, а за ними и клочья сдираемых тряпок. Когда дошла очередь до обуви, ему пришлось скакать начала на одной ноге, а затем на другой. Это существенно замедлило его скорость, но останавливаться он и не думал. Когда уже совсем полностью разоблачившийся от форменной одежды милиционер остался в чем-то, отдаленно напоминавшем сиреневого цвета трикотажный спортивный костюм, он находился ровно посередине расстояния от леса до развалин. И тут из леса выскочили Серафим Кузьмич, Инга Дмитриевна и старичок. Они остановились, огляделись, а затем, заметив беглеца, бросились за ним.
  Серафим Кузьмич сразу пошел в отрыв: сила и молодость брали свое, Инга Дмитриевна безнадежно начала отставать, а вот старичок, тот и вовсе едва шевелился. Несмотря на весь свой грозный вид во время посещения им Миши, он оказался обыкновенным тщедушным и слабым старичком. Преследователи, в отличие от убегавшего, переоблачаться не желали, а потому времени на раздевание не тратили и, когда участковый подбежал к развалинам, повертел головой в разные стороны, выбирая маршрут своего передвижения, Серафим Кузьмич его почти догнал. Между ними оставалось не больше десятка метров, как раздевшийся участковый, выбрав, наконец, пролет, буквально рыбкой нырнул в него, сразу же исчезнув в тумане. Через секунду туда же нырнул и Серафим Кузьмич. Инга Дмитриевна, хотя и прилично отстала, но успела заметить тот самый пролет, куда нырнули ее предшественники, и сама таким же образом, сделав отчаянный толчок, прыгнула в проем.
  И сразу же туман исчез, обнажив безобразную стену. Через минуту к стене подковылял старичок и, согнувшись в поясе, стал тяжело дышать. Отдышавшись, он выпрямился, подошел к стене, облокотился на нее, а затем, ни с того, ни с сего со злостью пнул ее ногой. Потом перегнулся через стену, куда нырнули его предшественники и, сердито сплюнув, огляделся. И тут же увидел растерянно наблюдавшего за ним Мишу. Старичок выпрямился, приосанился и бодрым шагом двинулся навстречу с Мишей.
  Миша стоял и не шевелился, с опаской наблюдая за подходящим старичком.
  - Здорово, стреляный воробей, - произнес старичок, останавливаясь в двух шагах от Миши.
  - Здравствуйте, - осторожно ответил тот.
  - Всё видел? - поинтересовался старичок.
  Миша согласно закивал головой.
  - Коль так, то пойдем, - предложил старичок.
  - Куда? - испуганно спросил Миша.
  - Да не бойся ты, - ласковым голосом произнес старик. - Мы идем к тебе домой.
  - Это еще зачем? - спросил Миша, и не думая трогаться с места.
  - Как зачем? - удивился старичок. - Я думал, что ты всё давно понял.
  - Что я должен был понять? - удивленно спросил Миша.
  - Как что? - удивился старик. - Про ту, так сказать, стену. - Он кивнул в сторону развалин.
  - Про нее я понял, а вот про вас - нет.
  - Это дело поправимо, - со смехом произнес старик. - Как только мы придем к тебе домой, я тебе всё и расскажу. Договорились?
  - Не знаю, - Миша с сомнением пожал плечами.
  - Что тебя смущает? - с нотками нетерпения в голосе спросил старичок.
  - Да всё! - вдруг крикнул Миша. - И ваши фокусы в больнице, которые меня едва с ума не свели, и эти странные развалины, которые, как я начинаю понимать и не развалины вовсе, а нечто другое.
  - Молодец, - одобрил слова Миши старичок. - Мы с тобой сварим каши.
  - Кашу, - отозвался Миша.
  - Чего?
  - Я говорю, что правильно надо говорить "сварим кашу", а не "сварим каши".
  Старичок, округлив глаза, неподвижно смотрел на Мишу.
  - Я понятно излагаю? - спросил Миша.
  - Да, - наконец-то отозвался старичок.
  - А что не так? - поинтересовался Миша. - Вы себя как-то странно начали вести.
  - Да нет, все так, - бодро отозвался старичок. - Я просто удивлен не менее твоего, как у вас вырос уровень образования.
  - У кого это "у вас"? - спросил Миша.
  - Слушай, пацан, хватит лясы точить. Пойдем к тебе домой. Я хочу отдохнуть, умыться и... я есть хочу.
  - Я не поведу вас к себе домой, - уперся Миша. - Идите к себе в больницу. Там умывайтесь, кушайте и чего там еще?... а... и, конечно же, отдыхайте.
  - Молодой человек, это же глупо с вашей стороны, отказываться. Поверьте, во-первых, вам будет очень интересно, во-вторых, я и сам могу придти к вам домой, и, наконец, в-третьих, я могу сделать так, что вы сами к себе домой придти не сможете.
  - Ладно, - согласился Миша, немного подумав. - Черт с вами, пойдемте.
  Дома гость сразу же уселся на диван и с любопытством стал наблюдать за действиями Миши. Тот же, скрипя зубами, принес воды, почистил рыбу, и поставил ее варить.
  - Скоро будет готово? - поинтересовался старичок.
  - Как сварится, так и будет готово, - зло буркнул Миша.
  Старичок пожал плечами и откинулся на спинку, показывая своим поведением, что готов ждать столько, сколько будет нужно. Он никак не начинал беседу, но и Миша не торопился задавать вопросы. Так в полном молчании они и дождались обеда.
  - Готово, - буркнул Миша, и уселся за стол.
  Он взял черпак и, откинув крышку кастрюли, налил себе аппетитно пахнущего рыбного супа. Старичок уселся рядышком и всё ждал, когда Миша нальет и ему супа. Миша, тем временем, вытер ложку рядом лежащим полотенцем и приступил к трапезе. Старичок не выдержал и спросил:
  - А мне?
  - Сам, - коротко ответил Миша, не поднимая головы.
  - Ладно, - покорно согласился старичок и, схватив крышку кастрюли голой рукой, в отчаянии вскрикнул: - Горячо!
  Мишу поднял на него удивленные глаза и, ничего не сказав, подвинул ему тряпку, коей надлежало взяться за крышку кастрюли. Старичок неловко обмотал руку тряпкой и теперь уже осторожно через тряпку взялся за горячую крышку. Довольно хмыкнув, другой рукой взял черпак и, следуя примеру Миши, налил суп в свою тарелку. Первую ложку он отхлебнул с большой предосторожностью, а вот все последующие только и успевали мелькать в воздухе. Миша не успел съесть и половину своей порции, а старичок, облизываясь, нескромно заглядывал в незакрытую кастрюлю.
  - Когда же вы начнете рассказывать? - поинтересовался Миша, делая вид, что не замечает желания гостя.
  - Да хоть сейчас, - с готовностью отозвался старичок. - Вот только... Вы, любезный не позволите мне съесть еще одну порцию вашего такого вкусного блюда.
  - Позволю, - отозвался Миша. Старичок быстро подхватил половник и поднес его к кастрюле. - Вот только.., - рука старичка замерла над кастрюлей. - Вот только при условии, что завтра рано утром вам придется вместе со мной идти на рыбалку и ловить рыбу.
  - Согласен! - в восторге прокричал старичок и налил себе еще одну полную тарелку супа.
  Старик работал ложкой, будто боялся, что Миша передумает и отнимет у него остатки еды, а когда опустела и вторая тарелка, он с сожалением посмотрел на кастрюлю, облизал ложку и положил ее сверху тарелки по образу и подобию того, как это сделал Миша.
  - Итак, - произнес Миша, заметив, что гость успокоился и позывов потребовать еще одну порцию больше не делает.
  - Вы о чем? - спросил старичок.
  - Как о чем? - удивился Миша и напомнил: - Вы же обещали мне что-то там такое интересное рассказать.
  - Ах, вы об этом.., - разочарованно произнес старичок. - Пожалуйте.
  И он начал свой рассказ.
  - Лет так, эдак, около двух тысяч назад по земному летоисчислению, некто Джуно, совершил тяжкое преступление: украл зуиту. - Миша взмахнул рукой, останавливая старичка.
  - Что не так? - спросил старичок.
  - Я ничего не понимаю, - объяснил Миша.
  - Что тут непонятного? - удивился старичок.
  - По какому такому земному летоисчислению?
  - Ах, простите, - глаза старичка заметались, усы бодро распрямились и даже начали немного приподниматься. - Понимаете, юноша, я.., как бы выразиться подоступнее? Я не совсем с вашей планеты. Я бы даже сказал, что я совсем не с вашей планеты.
  - Как это? - удивился Миша.
  - Я оттуда, - старичок, не глядя, ткнул пальцем в потолок дома. Миша послушно поднял глаза.
  - Нет, нет, - с улыбкой отчаянно замахал руками старичок. - Я не с вашего чердака. Я с другой планеты.
  - А-а.., - протянул Миша с таким тоном, будто всё понял и во всё сразу поверил.
  - Молодой человек, я серьезно утверждаю, что я с другой планеты, - настойчиво сообщил старичок.
  - Я вам верю, - согласно кивнул головой Миша. - А по вашему летоисчислению, сколько времени прошло?
  - Двенадцать захов, - быстро ответил старичок и добавил: - по вашему - дней.
  - Здорово! - воскликнул Миша.
  - Куда уж.., - согласился старичок.
  - И что же случилось дальше, когда этот, как его...
  - Джуно, - напомнил старичок.
  - Может быть. Так он украл у вас, как её?
  - Зуиту, - еще раз напомнил старичок. - Но украл не у меня, а у другого человека.
  - Ладно. И что же было дальше? И что такое зуита?
  - Зуита - это такой дробильник мудрости.
  - Чего дробильник?
  - Мудрости. Мне, наверное, лучше приводить аналогии, иначе будет трудно понять. - Миша согласно кивнул головой. - Это своего рода справочник на все случаи жизни, вроде вашей энциклопедии, но гораздо обширнее в знаниях. Туда включены даже ответы на вопросы, как следует поступать в той или иной ситуации. И этот справочник надо заслужить. Так вот этот Джуно выкрал этот справочник у уважаемого в обществе человека. Только он ошибся и выкрал детскую версию этого справочника. Пока понятно?
  - Ага, - согласно кивнул головой Миша.
  - Значит так, - удовлетворенно расправив рукой усы, продолжил старичок. - Он немедленно обратился к справочнику, как ему действовать дальше, чтобы одновременно остаться со справочником и избежать наказания. И этот детский вариант справочника не нашел ничего лучше, как посоветовать глупому Джуно воспользоваться дуйхаком... это такая детская игра, вроде ваших пряток. У вас дети закрывают глаза, а затем ищут спрятавшихся товарищей, а у нас используют дуйхак. Это что-то вроде огромного гребня, пройдя через промежутки между зубчиками которого можно прятаться во времени и пространстве. Очень занимательная игра. Тренирует пространственное мышление и пытливость ума. В дуйхаке есть определенные настройки его работы. В том, которым воспользовался глупый Джуно, крайние зубчики дают возможность перемещаться в прошлое, а если зайти в те же зубчики с другой стороны, то можно вернуться в ту же временную точку в будущее. С другой стороны дуйхака все расположено с точностью до наоборот. И чем ближе промежутки к центру дуйхака, тем дальше можно скакнуть во времени. Но, повторяю, что это - детский вариант, и он позволяет перемещаться на мизерные расстояния, - старичок задумался, что-то вспоминая, - не больше трех с половиной миллионов лет по вашему летоисчислению.
  - Ничего себе? - восхитился Миша. - А сколько же вы живете?
  - Некорректный вопрос, - отозвался старичок. - Мы живем не столько, сколько сможем, а столько, сколько захотим. Когда устаем, нас раскладывают на составляющие, переделывают и все повторяется снова и снова. Жизни конца нет...
  - Здорово! - еще больше изумился Миша.
  - Так вот, - подождав несколько секунд в ожидании других вопросов, и не дождавшись их, продолжил старичок. - Глупый Джуно был у нас почти в руках, как в дело вмешались вы. Да, да. Вы! - старичок показал пальцем на Мишу. - Вы прошли между зубцов через недопустимо малый промежуток времени, не имея на это ни возможности, ни соответствующего разрешения. Но вы прошли, чем и ввели нас в заблуждение. Мы подозревали вас в соучастии с Джуно, а потому, простите нас, так с вами и обращались.
  - Стойте, - воскликнул Миша. - Я, кажется, начал понимать. Джуно - это том самый лжемилиционер, который разыскивал машину, и за которым вы так безуспешно сегодня гнались.
  - Всё верно, кроме одного. - Мы безуспешно гнаться не можем по определению. Даже если бы глупый Джуно украл взрослый вариант дуйхака. Нам бы просто понадобилось больше времени, чтобы его поймать.
  - А что это за туман такой вокруг вашей расчески, или как там ее... гребня вашего, что ли?
  - Это период работы игрушки. У вас очень много в воздухе азота, вот игрушка и дымится. Но это не страшно. На ее работе это никак не отражается.
  - Вот даже как, - задумчиво сказал Миша. - А откуда пошли слухи, что у нас люди исчезают в этих развалинах?
  - Действительно, - легко согласился старичок. - Четыре человека. Один погиб при трагических обстоятельствах вроде тех, в каких оказались и вы. А трое остальных живут до сих пор в полном внимании и заботе к себе. И проживут еще очень долго. У них, кстати, нет никакого желания возвращаться обратно в ваше Загульное.
  - Мне тоже, - вдруг сказал Миша.
  - Так зачем дело стало? - даже как-то обрадовано воскликнул старичок. - Вот вернутся наши, и мы вас заберем с собой.
  - Еще два вопроса.
  - Да, пожалуйста, - с готовностью наклонился вперед старичок.
  - Почему зубчики вашего дхука...
  - Дуйхака, - поправил старичок.
  - Точно, - согласился Миша, - в общем, вашего этого детского гребня обложены старым кирпичом.
  - Старая история. Лет двести назад эти прочные зубцы хотели отломать, но когда это не удалось, решили использовать их, как несущую конструкцию для строительства дома. Потом дом перестраивался, пока не превратился в большой дом, в котором и поселился богатенький купчишка. Но у него что-то там не заладилось, а когда произошла революция, дом тот и вовсе разнесли по кирпичику, - старичок добродушно хихикнул. - А теперь вот и кирпичный бой никому не нужен, хотя к слову сказать, чем ближе к самому телу дуйхака, тем крепче становится материя, а потому оставшийся кирпич можно добыть только в виде порошка, да и то, если очень постараться. И второй вопрос. - Старичок уставился на Мишу.
  - Простите?
  - Вы сказали, что у вас два вопроса. На один я вам ответил, а каков будет ваш второй вопрос?
  Миша провел пятерней по волосам, пытаясь вспомнить, что он хотел спросить еще, а затем радостно воскликнул:
  - Вспомнил! Куда делась украденная автомашина?
  - Тут приложил руку всё тот же глупый Джуно. С ее помощью он хотел запутать следы, но получилось с точностью до наоборот. Машина помогла нам выяснить точное местоположение Джуно. А тут еще вы...
  Последующие три дня прошли в полном единении с природой. Миша и старичок каждое утро ходили на озеро ловить рыбу. Забрать старичка с озера не представлялось возможным, настолько тот увлекся рыбалкой. И лишь только напоминание о том, что из свежей рыбы надо делать продукты питания, иначе она, в смысле рыба, просто-напросто испортится, заставляли старичка нехотя собирать снасти и идти домой.
  Старичок пожинал рыбу килограммами во всех ее видах: и соленую, и вяленую, и жареную, и в супах. Миша как-то спросил, у них, мол, там что, рыбы вовсе нет? На что получил утвердительный ответ, и больше этот вопрос не задавал.
  К Мишиному дому стали тянуться люди. По вечерам они собирались около крылечка, а затем выходил старичок и начинал вещать. Это было что-то вроде молитвы, только на непонятном никому языке. Однако всем становилось лучше. Бабе Лизе он вылечил застарелый радикулит, соседа, дядю, Петю с его супругой враз поднял на ноги, и те, словно молодые, целыми днями возились в огороде, совершенно не обращая внимания на возраст. Даже злобный Пэх, перестал выворачиваться наизнанку от беспричинной злобы, а стал ласковым и нежным взглядом взирать на старичка.
  И всё было бы хорошо, если бы рано утром на четвертый день, как только Миша встал с постели, в окно не раздался настойчивый и громкий стук. Миша бросился к окну и не то к своему удивлению, не то к разочарованию, увидел с той стороны Серафима Кузьмича и Ингу Дмитриевну. Рядом с ними стоял бывший участковый милиционер всё в том же синем спортивном костюме. Одежда же Серафима Кузьмича и Инги Дмитриевны являла собой жалкое зрелище: вся подрана и изрезана, а у Серафима Кузьмича, так даже и с огромной опалиной на нижней части живота.
  Миша показал им, чтобы они двигались в строну входной двери. Серафим Кузьмич согласно кивнул головой и через несколько секунд вся троица вошла в дом. Инга Дмитриевна всё пыталась приладить оторванный рукав, но тот успешно сваливался вниз.
  Старичок, уже одетый, стоял посреди комнаты и, улыбаясь, ждал гостей.
  - Нам пора, - сказал Серафим Кузьмич. - Через неозах откроется проход, а до него еще добраться надо.
  - Миша выразил желание отправиться с нами, - сообщил старичок.
  - Без проблем, ответил Серафим Кузьмич. Собирайтесь.
  - Подождите, - взмолился Миша.
  - Что еще? - нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, спросил Серафим Кузьмич.
  - Я останусь здесь, - сообщил Миша и опустил голову. И вдруг у себя за спиной он услышал надтреснутый голос:
  - Я тоже.
  Миша обернулся и с удивлением уставился на старичка.
  - Как можно? - обратился он к уже полюбившемуся старичку.
  - Ты, Миш, не волнуйся, - с улыбкой отозвался старичок. Они за мной еще прилетят. Ты лучше о себе подумай.
  - Время, - напомнил Серафим Кузьмич.
  - А что тут думать, - сказал Миша. - Менять шило на мыло...
  - Там хорошо, - начал, было, старичок.
  - Нет, - как отрезал, сказал Миша и отвернулся.
  - Время! - совсем уж потеряв терпение, воскликнул Серафим Кузьмич.
  - Всё, уходите, - отозвался глухим голосом старичок и, уже обращаясь к Мише, разъяснил: - Им еще дуйхак забирать с собой.
  Миша отвернулся.
  Хлопнула входная дверь, и через несколько мгновений в окне полоснул яркий свет, о котором баба Лиза потом многократно будет рассказывать бабам:
  - Вышла я во двор, бабы, и тут как даст откуда-то сверху... Так я сразу же и ослепла. Думала, насовсем. Но, ничего. Прошло. Это всё она, шариковая молния, я о ней по телевизеру слыхала.
  Бабы сочувственно охали и жалели бабу Лизу.
  Вечером, перед закатом солнца, все заспешили к дому Миши. Едва все собрались, на крыльцо вышел старичок, которого с легкой Мишиной руки все стали звать Иван Иванович и представлять его, как дядю по линии матери, почившей уж как пять лет назад.
  Баба Лиза не выдержала и, не дав сказать Ивану Ивановичу слова, задала вопрос про шариковую молнию, едва не ослепившую ее.
  Иван Иванович хмыкнул в густые усы, сообщил, что молния не шариковая, а шаровая, а бабе Лизе персонально сообщил, что она правильно поняла природу этого загадочного явления, а затем принялся за свою стандартную ежедневную молитву. Через полчаса он закончил, произнес слова благодарности и пожелал всем удачи и здоровья, с чем все и разошлись.
  На следующий день рано утром Миша и Иван Иванович сидели на берегу озера и с удовольствием ловили рыбу. Миша иной раз бросал взгляд на то место, где совсем недавно стояли развалины дома. При этом что-то тревожно ёкало у него в груди, но понять причину этого он никак не мог.
  
  13.08.2008
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"