Даже если Джазуалдас сердился бы на Гедрюса за то, что тот называет его Джазуалдасом - Гедрюс не называл бы его иначе - только Джазуалдасом:
- Джазуалдас.
- Джазуалдаса.
- Джазуалдасу.
- Джазуалдаса.
- Джазуалдасом.
- В Джазуалдасе.
- Джазуалдас!
Но если Джазуалдас попросил бы Гедрюса объяснить, почему тот называет его Джазуалдасом, Гедрюс смутился бы: ведь бумага называется бумагой, чернила - чернилами, а осень - осенью; так и Джазуалдас может называться только Джазуалдасом:
- Твоя матушка тронулась именно тогда когда задумала назвать тебя Гражвидасом - ни раньше, ни позже.
Ведь Джазуалдас никакой не Гражвидас, да и самой матушке это, надо думать, довольно скоро стало ясно, как вскоре выяснилось и то, что если б знала, что понесёт Джазуалдаса, - хорошо бы подумала, прежде чем его понести:
- Что угодно, только не Джазуалдас!
Левый глаз Джазуалдаса коричневый, правый зелёный, волосы на голове Джазуалдаса растут жидко, клоками, борода тоже растет клоками, но густо. Рук Дазуалдаса почти невидно, потому что они всегда летают: вспархивают как мокрые испуганные воробьи и нервно садятся на стол, голову или за спину. Гедрюс говорит, что если разговаривая Джазуалдас не поднимается в воздух, то только по тому, что на его руках не растут перья:
- Не это я имел в виду но неважно...
Когда Джазуалдас счастлив его руки отдыхают, а глаза похожи на две влажные чёрточки. Счастье у Джазуалдаса может быть вызвано всем чем угодно: дождём, жестяной трубой, лужей, пряником и даже числами, по тому, что числа Джазуалдас воспринимает как декоративный элемент арабские ценя больше чем латинские; прямое их значение так и осталась ему неизвестно:
- Эти - пластичны, а эти - нет...
Бог, создавая душу Джазуалдаса, забыл, что созданию придется жить в мире людей, а когда спохватился, было уже поздно что-то менять. Не зная чем помочь, Бог послал Джазуалдасу Гедрюса. И умыл руки.
- Ты - мой лучший друг. Правда.
- Только не лезь целоваться Джазуалдас.
В тёплое время года, дважды в неделю, по средам и пятницам, Джазуалдас обедает вместе с Гедрюсом. Ровно в первом часу он покидает своё рабочее место и, стуча солдатскими сапогами, отправляется в кафе. По средам и пятницам в памяти Джазуалдаса звучит "Лос Манолос" Боккерини, а глаза бывают похожи на две влажные чёрточки. Тогда время течёт замедленно, придавая окружающему миру благородство, и, хотя нельзя утверждать, что по средам и пятницам Джазуалдас любит весь мир, но всё же чувствует, что он чище и лучше обычного.
Он заходит в продовольственный магазин, выходит, неся булочку, и раздаёт её городским голубям: разбрасывает крошки налево и направо, словно сея зёрна, а птицы следуют за страшноватой кормушкой целою тучей.
По средам и пятницам Гедрюс, который появляется в террасе кафе раньше на десять минут, может наблюдать за передвижением Джазуалдаса, пока самого Джазуалдаса ещё невидно: достаточно взглянуть на голубиную тучу, нависшую над городскими крышами. А когда Джазуалдас, словно святой окружённый воркующими птицами, наконец ныряет в кресло напротив, в террасе поднимается суматоха - питомцы Джазуалдаса, подумав, что попали в общество добрых людей, бросаются дружить с остальными посетителями кафе.
- Килограмм свинца весит больше чем килограмм пуха...
Джазуалдас восхищается индийскими йогами. По его сведениям, один индийский йог живёт без пищи и воды вот уже пятьдесят лет. Научился усваивать воду из воздуха. Засасывает поверхностью кожи словно лягушка. А пища, тем временем, по учению индийских йогов, совсем не нужна человеку - это знает каждый начинающий:
- Пойми, тут главное вера, подготовка и медитация. Вот увидишь, как в конце концов научусь жить без пищи. Вот увидишь...
- Свято в это верю, Джазуалдас.
Раньше, увидев Джазуалдаса, официант всегда подлетал с пустым стаканом. Из-за кефира, который Джазуалдас приносит с собой и пьёт прямо из пакета. С начала, увидев принесённый стакан, Джазуалдас по-дружески делился кефиром с официантом. Но, заметив, что тот не спешит угощаться, прекратил это делать. Официант тоже прекратил приносить стакан.
- Жарко сегодня.
- Да.
От горячей мостовой поднимается жар, а над городскими крышами плывут белые плюшевые медвежата. Полуголые девушки за соседним столиком кушают мороженое. Глаза Джазуалдаса превращаются во влажные чёрточки и с любовью наблюдают за видом вокруг.
- Начну голодать...
- Опять?!.
Три года назад, оставшись без работы и денег, Джазуалдас голодал под стать индийским йогам - удалял из тела ядовитые шлаки и одно другое ядовитое воспоминание. Первую неделю питался одними яблоками, а когда те кончились, питался водою. Мысли освободились от земных тисков. Сознание Джазуалдаса осветило прозрение:
- Люди могли бы быть счастливы. Могли бы...
Неизвестно от воды ли, а может от постигнутой истины - всю неделю слонялся по улицам глупо ухмыляясь и не мог надивиться на то, что видел.
- Раньше просто не задумывался над этим...
Следующую неделю пития воды Джазуалдас ожесточённо рассуждал, как спасёт человечество. Умственный труд потребовал пищи, от которой Джазуалдас, в отличии от индийских йогов, ещё не успел отвыкнуть. Так, как есть было нечего, Джазуалдас очутился в госпитале:
- Я и сам выкарабкался бы...
В палате кроме Джазуалдаса лежали три стонущие старики. Днями их стенания свинцовыми ядрами ударялись об стены палаты, а по ночам старики вооружались зубными протезами и покушались на жизнь Джазуалдаса.
- Почему?
- Наверное, из-за места у окна...
Подпихнув подмышку Библию, грозясь эбеновым крестом и бисером из чеснока, Джазуалдас ожесточённо сопротивлялся:
- Хоть я иду по долине смерти, я не страшусь лукового!..
А иногда какой ни будь старик умирал. Такими ночами Джазуалдаса оставляли в покое, потому что оставшиеся в живых до утра воевали с тем, который возвращался из холодильника.
- И всё же время там страшно растянулось...
- Я это уже слышал. Тысячу раз.
Над городскими крышами всё ещё плывут белые плюшевые медвежата. И полуголые девушки всё ещё кушают мороженое. Глаза Джазуалдаса влажными чёрточками наблюдают за видом вокруг, а в памяти звучит "Лос Манолос" Боккерини:
- Когда уезжаешь?
- В понедельник.
- Люди могли бы быть счастливы. Могли бы...