В стране уже вовсю бушевала гражданская война. Вскоре после переезда в город и Петя, и Анисим были призваны в Красную Армию, и вот уже целый год не было никаких вестей ни от одного, ни от другого. Как они там, живы ли, - неизвестно. Оставалось только надеяться и ждать.
Агриппина вплотную занялась воспитанием Лизы, стараясь научить ее всему тому, что дала ей в свое время мадам Лили. Но Лиза обучалась с трудом, грамоте выучилась кое-как, книги ни читать, ни слушать не хотела. И особым послушанием тоже не отличалась. После простой деревенской жизни, она полюбила город, его шумную толпу и трамваи. Она часто ускользала из дома без спроса, гуляла по набережной или не спеша прохаживалась по широким улицам, разглядывая бесчисленные витрины. А о том, что маленькой девочке одной гулять опасно, она и слушать не хотела. В другие дни она часами слушала патефон, обнаруженный в одной из комнат, и вертелась возле зеркала, воображая из себя великую актрису.
Пытаясь хоть как-то свести концы с концами, Агриппина стала давать уроки музыки соседским ребятишкам за весьма скромное вознаграждение. Вскоре молва о талантливой и необычайно доброй учительнице распространилась далеко за пределами их дома, но денег все равно не хватало и приходилось на всем экономить. И уже не раз она ходила на базар, выменивая последнюю, оставшуюся от тетки одежду на продукты и даже дрова. Из экономии дров они с Лизой теперь ютились в одной комнате.
Страшные вести время от времени приходили из окрестных деревень - там царил голодомор. Поговаривали даже о людоедстве и, видимо в связи с этим, появились случаи пропажи детей. Лизе строго-настрого было велено не покидать квартиру без Агриппины и тем более не гулять одной по городу. Но девочка, хоть и напуганная этими разговорами, все же убегала на улицу, уверенная, что ничего с ней не случится.
Однажды, когда Агриппина в очередной раз отправилась добывать продукты, Лиза, устав сидеть одна в четырех стенах, и наблюдать из окна за бесконечно падающими снежинками, осмелилась выйти во двор. Вечерело, и начиналась легкая метель. Она не собиралась уходить далеко, просто она очень хотела кушать. От голода ее детский животик сводило судорогой, и она решила подождать Агриппину на улице, возле парадной, потому что так ей казалось, время пройдет быстрее.
Сначала она просто лепила снежки, а потом увидела пушистого щенка дворника, выпущенного на вечернюю прогулку. Заигравшись с ним, она не заметила здоровую, розовощекую бабу, которая неслышно подошла к ней.
- Девочка! - окликнула ее баба и достала из сумки рогалик. - Хочешь?
Рогалик, такой мягкий, со сладкой ягодной начинкой внутри, тут же исчез во рту девочки.
- Хочешь еще? У меня много. И леденцы, и пирожки с мясом!
- Хочу! - обрадовалась Лиза, не веря своим ушам.
- А хочешь покататься? - спросила баба, указывая ей на запряженные сани, стоящие поодаль. - Там и покушаешь!
Лиза, немного поколебавшись, согласилась пойти с этой замечательной женщиной. Девочка обрадовалась, что и Агриппине она принесет чего-нибудь вкусненького, и ее не будут ругать, за то, что она без спроса вышла из дома.
Баба взяла ее за руку и быстро повела со двора. В тот же миг, Лиза увидела Агриппину, которая спешила домой с противоположной стороны. Она хотела закричать ей, чтобы та не беспокоилась, и что она сейчас тоже принесет ей много вкусной еды, но баба закрыла ей рот рукой, не давая не то что закричать, невозможно было даже вздохнуть!
- Давай быстрей! Чего возишься? Видишь, идет кто-то! - поторапливал бородатый мужик, сидевший в санях.
Баба волоком потащила к нему вырывающуюся девочку и насмерть перепуганная Лиза, укусила ее за руку.
- Ах ты, зараза! - вскрикнула баба и отняла руку.
- Агриппина! Помоги! - испуганно позвала она, но ветер уносил ее слова в противоположную сторону.
Мужик успел крепко схватить ее за воротник и, трогая лошадь с места, затащил девочку в сани, и этот самый миг Лиза завизжала. Громко, пронзительно и так отчаянно, что Агриппина вздрогнула.
Услышав детский крик и увидев удаляющиеся сани, Агриппина машинально посмотрела на темное окно комнаты, выходящее во двор. Сразу сообразив, что к чему, она истошно завопила и ринулась вслед. На крики выбежал и полуодетый дворник - высоченный могучий старик с колуном в руке.
- Что случилось? Кто кричит? - обеспокоенно спросил он, в два прыжка догнав Агриппину.
- Лизу увозят! Вон сани!
- А ну стой! - угрожая топором рявкнул дворник.
- Да брось ты ее, видишь переполох какой! - велела баба.
И девочку сбросили на снег. Лиза тут же вскочила и, не помня себя, кинулась прочь от этих страшных людей.
- Прости меня! Я больше никогда-никогда так не буду... - всхлипывая, виновато произнесла она, крепко обнимая Агриппину.
- Ну что с тобой делать? - безнадежно вздохнула Агриппина, поднимая дрожащую от страха девочку на руки. - Наказание какое-то, а не ребенок! Пойдем домой! ... Хоть бы Анисим поскорей вернулся, да выпорол тебя как следует... - но они обе понимали, что это только слова отчаявшейся женщины - никогда Анисим не поднимет руку на свою единственную дочь.
После этого случая Лиза притихла и на улицу больше одна не выходила. Было одно только место, куда она могла пойти, покинув квартиру, это в гости к соседской девочке Тане, с которой она подружилась.
Как-то раз Лиза пожаловалась на недомогание и боль в горле.
- Да ты вся горишь! - воскликнула Агриппина, пощупав ей лоб.
В дверь позвонили. Открыв ее, она увидела маму девочки, с которой дружила Лиза.
- Моя Танечка заболела! Пожалуйста, вы не побудете с ней, пока я за доктором сбегаю? - с тревогой в голосе попросила женщина.
- И моя тоже! Что же делать?.. Может быть дворника за доктором послать?
Уставший доктор, в насквозь промокших ботинках, долго отогревал покрасневшие от холода руки возле остывающей печки. Осмотрев девочку, он нашел у нее скарлатину.
- Я оставлю вам порошки, - простуженным голосом обратился он к Агриппине. - Вот здесь я написал, как их принимать. А вот и рецепт. Когда порошки закончатся, в аптеке на углу купите еще. Да не тяните! В городе эпидемия, повсюду лекарства разбирают, а здесь, в центральной аптеке они пока есть.
- Неужто и лекарства могут закончиться? - испугалась Агриппина.
- Все может быть, матушка, - война! - безнадежно вздохнул доктор.
Но денег на лекарства у Агриппины не было. И когда оставленные доктором порошки закончились, Агриппина не на шутку перепугалась. Болезнь Лизы протекала в очень тяжелой форме, жар не проходил, она совсем ничего не ела и лишь без конца просила пить. Но не воды. Она просила принести ей хоть пол стакана, хоть два глоточка яблочного компотика.
А где же его взять, этот яблочный компот? И лекарства! Нужны были лекарства... Агриппина с ужасом думала о том, что Лиза не поправится. И что она потом скажет Анисиму? Почему она не уберегла его единственную дочь?
Ничего лишнего из вещей уже не оставалось, только черные нитяные перчатки, но что с них возьмешь? Да и кому они нужны в такую стужу? Были бы хоть шерстяные... Если бы она могла добраться до сундука!.. Что там есть?.. Швейная машинка, столовое серебро, китайские чашечки... - да, на какое-то время у них были бы и продукты, и лекарства, и дрова... Но за окном стоял морозный февраль, и Агриппина в отчаянии понимала, что ей в одиночку ни за что не выдолбить промерзшую землю! А просить о помощи и некого, и опасно... да и до Белой Рощи ей сейчас не доехать... на чем? И как оставить больную Лизу?
Лихорадочно соображая, что еще можно продать, она вспомнила про маленькую голубую сумочку, которая все еще лежала в жестяной коробке, так и не распечатанной после переезда в город. Агриппина сняла крышку - бисер красиво переливался в свете люстры и она, взяв сумочку в руки, впервые после отъезда барыни, открыла ее.
То, что Агриппина увидела внутри, лишило ее дара речи - там лежали драгоценности Ольги Николаевны! Все или нет, она не знала, но в том, что это были ее украшения, она не сомневалась.
Трясущимися от волнения руками она высыпала содержимое на стол. Золотые цепочки, кольца, серьги, брошь, усыпанная камнями, медальон, маленький крестик, браслеты и дивной красоты жемчужное ожерелье - да, это все Ольга Николаевна забыла взять с собой, в спешке покидая усадьбу! "А что же осталось при ней? - встревоженно подумала Агриппина. - В дорогу барыня не надевала на себя никаких украшений! - это она помнила точно. - Так получается, что она отправилась в далекий путь, на чужбину, без ничего?!"
Долго она просидела над этим сокровищем, обхватив голову руками и вспоминая, как они лежали все это время совсем рядом. А барыня, которая умчалась из России без оглядки, где она теперь?.. Нищая и тоже наверняка голодная... И удалось ли ей до Парижа добраться? Вряд ли.... Но может быть у Андрея Николаевича что-нибудь было с собой? Может быть этого хватило и на него, и на свою рассеянную сестру, и на Прасковью...
А им, оставшимся в разграбленной Белой Роще, где их семья чуть не умерла от голода, тоже было несладко... Ведь не будь Пети, они никогда не попали бы в город, а там, в деревне, уж точно бы не выжили!.. И вот, оказывается, проверь она содержимое сумочки сразу, может быть и Пелагея была бы до сих пор жива...
"Ну что ж, простите меня, Ольга Николаевна!" - мысленно обратилась к ней Агриппина. - Я воспользуюсь вашим добром. Время сейчас такое, надо выживать, надо спасать Лизу. А если вы когда-нибудь вернетесь, вы поймете меня!"
И она, отложив одно колечко, убрала остальные украшения на место и застегнула сумочку, успокоенная тем, что теперь уже что бы ни случилось, они не будут знать нужды. А о своей нечаянной находке она решила никому не говорить, даже Пете...
Закончилась гражданская война. Возвращались домой уцелевшие мужики, искалеченные и душевно, и физически, так и не осознавшие до конца, против кого они воевали и зачем. Пришел и старый израненный Анисим. Он надрывно кашлял, никуда не выходил из дома, и подолгу сидел у печки, завернувшись в теплый плед.
Петя вернулся героем, но взгляд его стал жестче, и совсем исчезли лучистые искорки, которые Агриппина так любила. После небольшого отпуска он приступил к своей прежней идеологической работе, и дома его почти не видели.
В документах Агриппины было записано, что она, урожденная Лаптева, дочь потомственного крестьянина Василия Лаптева. И, затерявшись в большом городе, среди тысяч таких же, как и она, покинувших деревню в поисках лучшей жизни, никто так и не узнал о ее прошлом, и никто ни разу не усомнился в ее истинно крестьянском происхождении. Самое удивительное было в том, что никому даже в голову не пришло спросить, откуда эта крестьянская девушка знает ноты.
И Петина карьера была в безопасности, впрочем, это был уже не Петя, а Петр Кириллович...
- Агрипиночка, милая, помоги мне уговорить Петра Кирилловича посещать уроки танцев! - как-то попросила ее Лиза.
- Ах ты попрыгунья-стрекоза! Тебе бы на учебу поднажать вместо танцев! - сказала Агриппина, - стоя у плиты, она помешивала ложкой отвар, который должен был помочь Анисиму - он по-прежнему сильно кашлял.
- Да ну ее к черту эту учебу! Я все равно актрисой собираюсь стать, буду как Вера Холодная, кутаться в меха и разбивать чужие сердца! - она рассмеялась.
- Насмотрелась кино!.. На вот, отнеси-ка отцу, пусть выпьет! - она перелила отвар в глубокую чашку.
- Да, я обожаю кино! Я слышала, что в театре старая балерина дает уроки. Учит, как правильно ходить, и все такое... понимаешь, а мне так надо! - с этими словами она схватила чашку с отваром и унеслась в комнату.
- Да не разлей! Ох, непоседа...
- Ну что, могу я рассчитывать на твою поддержку? - спросила Лиза, вернувшись с пустой чашкой.
"Вот чудачка!" - подумала Агриппина. Она придирчиво оглядела девушку. А что? Лиза хорошенькая, учиться правда не хочет, но может быть и получится из нее актриса? А если бы она и сама была помоложе и хоть чуточку покрасивее, может быть тоже мечтала бы о такой карьере. Ведь сколько раз, сидя с Лизой в кинотеатре, она примеряла на себя различные образы, уверенная в том, что смогла бы сыграть не хуже! И она согласилась помочь ей.
Все были заняты своими делами. Петя партийной работой, Агриппина музыкой и заботами по дому, а Лиза танцами. И Анисим, так и не найдя себе применения в городе, затосковал, заскучал по своей деревне.
- Петя, отвези меня обратно, домой хочу! - все чаще просил он.
- Дядя, ну зачем? Что ты будешь там делать один? - отговаривал его Петя, с сомнением глядя на больного старика.
- Не могу я больше в городе, по земле соскучился. Отвези!
Несколько дней спустя после этого разговора, Петя приехал на служебной машине. Он погрузил его вещи, самого Анисима, а также Лизу и Агриппину, и они отправились в путь.
Дом, заколоченный досками, покинутый несколько лет назад, стоял заросший бурьяном под самую крышу, не тронутый, не разоренный. Этому все удивились и обрадовались.
- Ну, слава Богу! Вот он родимый, стоит! И я тут возле своей Пелагеи останусь, - удовлетворенно произнес Анисим.
Отодрав доски и проникнув в дом, девушки огляделись и принялись за дело. Чтобы проветрить избу, во всех комнатах открыли окна, создавая сквозняк. На дворе стоял май, и поток свежего воздуха ворвался в дом, принося с собой запах распустившейся листвы. Из углов была выметена паутина, вымыты полы, вычищены чашки, плошки, чугунки. Петя прочистил старый колодец, залатал крышу и пообещал Анисиму выписать дров и раздобыть кое-какие припасы впрок, чтобы дядя ни в коем случае не знал нужды.
Закончив с обустройством старика, Агриппина с Петей пробрались на задний двор, туда, где они когда-то закопали заветный сундук.
- Ну что, лежит еще здесь барское добро? - весело спросил Петя.
- Лежит, - вздохнула Агриппина.
- Барыня твоя наверное не вернется, а мы достанем сундук, когда совсем спокойная жизнь наступит, - сказал Петя.
- А когда она наступит? Дождаться бы... - опять вздохнула Агриппина.
Она итак уже достаточно долго ждала лучших времен и новой светлой жизни, которую он пообещал ей несколько лет назад, обнимая ее возле опустевшей усадьбы. И до сих пор надеялась, что Петя когда-нибудь женится на ней. Она его по-прежнему любила.
Только о свадьбе Петя больше не заговаривал.
В тридцатые годы страну захлестнула всеобщая индустриализация. Переполненные поезда уносились в разные стороны, доставляя комсомольцев на знаменитые ударные стройки. Лиза, давно забросив танцы, увлеченно читала газеты, где писали о таких же молодых, как она, но уже знаменитых на всю страну. Она больше не хотела становиться актрисой. Теперь она мечтала стать знаменитой ткачихой или летчицей, и вообще, совершить подвиг!
Петр Кириллович устроил ее на работу, на швейную фабрику, но Лизе, с ее непоседливым характером было очень трудно смириться с тем, что вместо ожидаемых ею почестей за проявленное мужество и героизм, она должна была с утра до ночи всего лишь строчить бесконечные рукавицы, предназначенные для передовиков далеких строек. И ей было обидно, что кто-то другой вместо Лизы совершал трудовые подвиги в этих самых рукавицах. А она так хотела привнести и свой вклад в общее дело! Но рукавицы - это было слишком банально, поэтому на работу она ходила, план выполняла, и даже ее фотография в скором времени появилась на доске почета, но - она не любила свою работу и продолжала мечтать о чем-то другом, о великом!
О том, что она дочка бывшего управляющего барского имения, на фабрике никто не знал, а она разумно умолчала. И принимая во внимание ее трудовые успехи, Лизу приняли в комсомол. У нее появилось множество друзей. Шумной гурьбой они ходили в кино, и на всевозможные, ставшими очень популярными лекции. Или собирались у кого-нибудь на квартире, и танцевали под патефон...
Однажды Агриппина заметила, что Лиза перестала есть.
- Что же ты не кушаешь ничего? Так и ноги протянуть недолго! - в недоумении спросила она.
- Не хочу, - ответила Лиза, отодвигая тарелку, и вдруг побледнев, побежала в ванную.
- Скажи мне, Лиза... - медленно произнесла Агриппина, направляясь следом, - ...это то, о чем я думаю?
Лиза ничего не ответила.
- Ты беременна.... говорила я, что эти танцы под патефон не доведут до добра! Кто же постарался? Я хоть видела его?
- Нет, не видела, и не увидишь! Очень надеюсь, что и я его больше никогда не увижу!
- А что же ты отцу скажешь? И Петру Кирилловичу? ... Ох, гроза будет, Лиза, готовься!
Но никакой грозы не последовало. Анисим, узнав об интересном положении дочери, спокойно произнес:
- Ты, Лизонька не переживай, вырастим! Вон нас сколько!
А Петя вообще не скрывал своей радости:
- Ничего, Лизок! Родишь богатыря - нового строителя коммунизма!
И на следующий же день он пришел домой с новой ванночкой и трехколесным велосипедом.
- Не удержался... - смущенно улыбаясь пробормотал он.
Пятнадцатого октября тысяча девятьсот тридцать четвертого года Лиза родила здоровую, крепкую девочку. Агриппина, с присущей ей добротой и ответственностью, тут же взяла на себя заботу о малышке, точно так же как и много лет назад о маленькой Лизе. Кто был отцом ребенка, навсегда осталось тайной, и девочку записали на Анисима.
Едва оправившись от родов, Лиза, с помощью Петра Кирилловича все-таки выхлопотала себе комсомольскую путевку и укатила на Дальний Восток строить новый молодежный город. А Петр Кириллович исправно оставлял Агриппине деньги на хозяйство и раз в месяц приносил продовольственный паек, но, как и прежде, он проводил все свое время в частых командировках и редко появлялся дома. И Агриппина теперь подолгу оставалась одна, с крошечной Сашей на руках.
Когда у Пети случался редкий выходной, они отправлялись в деревню, проведать старика. Давно уже был выдернут бурьян, и вокруг дома опять появилась ухоженная лужайка. Анисим, не смотря на опасения близких, действительно почувствовал себя на родной земле значительно лучше. Он окреп, почти перестал кашлять, правда, передвигался с трудом, волоча раненую ногу, но, все равно, держался достаточно бодро. Он ловко навел порядок в саду, убрал мусор, обрезал старые ветки, вишни ожили, и среди них Анисим повесил Лизину люльку и укладывал туда спать маленькую Сашу. Агриппина снова варила варенье, как когда-то давно, в те счастливые времена, вместе с Ольгой Николаевной и Прасковьей...
Они с Петей накрывали стол на террасе, и здесь, в тени могучего каштана, чаевничали. Сверху, открывался чарующий вид на речку, через которую был перекинут деревянный горбатый мост с высокими перилами, соединяющий барскую усадьбу с деревней. Саму деревню отсюда летом не было видно - среди густой листвы пробивались только кончики крыш и поднимающийся в небо дымок. И в этой идиллии Агриппине не хватало только одного - своей собственной семьи и детей...