Жюль Верн как пропагандист дешёвой
добропорядочности, бывший не в ладах с механикой
Есть авторы-явные-выродки -- порнографы всякие, некрофилы,
смакователи насилия, раздувальщики примитивной ненависти к ино-
родцам, демонстраторы "потока сознания", грязноругатели и пр. --
и есть авторы вроде бы очень гладенькие и где-то даже "добрые
старые", но всё-таки сворачивающие мозги своих читателей в не
совсем правильную сторону. Виднейший из таких -- гордость XIX
века -- великий Жюль Верн.
Ну не было у меня чёрного замысла обгадить под видом критики
какую-нибудь знаменитость, и я специально не выискивал, к кому
бы придраться: я просто захотел узнать, что такое важное находили
"отцы космонавтики" в "лунных" романах Жюля Верна. А ещё я очень
XIX век люблю (и ставлю его в пример двадцать первому), так что
была надежда отдохнуть душой на старомодном чтиве. Но как бы не
так! Взявшись читать "С Земли на Луну", я вскоре обнаружил, что с
Жюлем нашим Верном довольно-таки большой непорядок. Настолько
большой, что надо с ним разбираться, иначе не понять, почему
вокруг так много вроде бы честных, умных, добрых и местами даже
талантливых людей, а человечество устойчиво движется к
катастрофе.
Я пришёл к выводу, что фантастику Жюля Верна лучше читать в
раннем возрасте: 8-12 лет, не старше (если только обошлось без
задержки в умственном развитии). В этом случае он проходит как
сказочник, и его чепуха оказывается продолжением ковра-самолёта
и Конька-горбунка и не накладывает сколько-нибудь значительного
деструктивного отпечатка на формирующуюся психику. Для 14-16-лет-
них он уже существенно опасен. Поглощать же его "технические"
романы в 20 лет и старше можно разве что в исследовательских
целях, поскольку при попытке использования их по прямому
литературному назначению они слишком раздражают своей простотой и
своими нелепицами. Ну, может быть, раздражают не всех.
Из русской Википедии:
"Жюль Габриэль Верн (фр. Jules Gabriel Verne; 8 февраля 1828,
Нант, Франция -- 24 марта 1905, Амьен) -- французский географ,
широко известный писатель, классик приключенческой литературы;
его произведения в значительной мере способствовали не только
становлению научной фантастики, но и послужили стимулом к началу
практических работ по освоению космоса, начатых Годдардом и
Обертом."
"Творчество Жюля Верна проникнуто романтикой науки, верой во
благо прогресса, преклонением перед силой мысли. Сочувственно
описывает он и борьбу за национальное освобождение."
"В его поздних произведениях появился страх перед использованием
науки в преступных целях:
'Флаг родины' (1896),
'Властелин мира' (1904),
'Необыкновенные приключения экспедиции Барсака (1919).
Вера в неизменный прогресс сменилась тревожным ожиданием неиз-
вестности. Однако эти книги никогда не пользовались таким
огромным успехом, как его предыдущие произведения."
"...насчитывается более 200 экранизаций произведений великого
писателя. Рекордсменом по числу экранизаций является роман
'Михаил Строгов'."
"По статистике ЮНЕСКО, Верн -- самый 'переводимый' автор в
мире. Его книги были напечатаны на 148 языках."
Жюль Верн -- прогрессист-гуманист, защитник угнетённых, в общем
-- феномен на первый взгляд положительный. В некоторых его произ-
ведениях даже имеется лёгкий налёт социальной критики. Но в целом
ему свойственны бонвиванский настрой, "исторический оптимизм",
вера в науку и в неопределённое светлое будущее человечества. В
его романах -- популяризация достижений науки, техники и промыш-
ленности, романтика дальних странствий и погружений в неведомое.
Сам Жюль Верн был путешественником, скажем так, небольшим.
Личные его странствия -- ближние, а не дальние. О дальних стран-
ствиях он мог только мечтать -- вместе со своими читателями.
Ездил он по Западной Европе, побывал в нескольких городах США и
Северной Африки и на нескольких островах Средиземного моря. До
России не доехал, до Турции не доплыл, Азию, Южную Америку,
Австралию, Новую Зеландию и пр. знавал только по чужим книжкам с
картинками. И это при том, что в его время уже можно было "за 80
дней" обогнуть Земной шар, не преодолевая современных сложностей
с визами, а деньги у знаменитого автора обычно водились. И даже
собственная моторная яхта была. Конечно, сумасшедший племянник
сделал его инвалидом (прострелил из револьвера лодыжку), но ведь
это случилось в 1886 г., когда Верну было уже 58 лет, из них 24
года славы и больших гонораров. Да и не вполне отстреленная
лодыжка выглядит скорее как предлог, а не как истинная причина
отказа от поездок: если очень надо, путешествуют даже одноногие
(пример: Джон Сильвер в "Острове сокровищ").
Из "Дат жизни и творчества":
"Жюль Верн впервые увидел океан, когда ему было уже двадцать
шесть лет."
А он ведь во Франции жил, а не в Чехии, к примеру. Видно, не
очень-то он к океану и рвался.
Будучи последовательно владельцем трёх небольших морских судов,
Жюль Верн больше использовал их как плавучие дачи. Из "Дат жизни
и творчества":
"...на новой большой яхте 'Сен-Мишель III' было совершено
только четыре плавания вдоль берегов Европы. Эти увеселительные
поездки не принесли Жюлю Верну тех ярких впечатлений, на которые
он надеялся."
Каботажный путешественник, однако.
Скромность маршрутов собственных путешествий Жюля Верна застав-
ляет подозревать в нём любителя комфорта, который выезжал из дома
в основном для того, чтобы поддержать имидж. Наверное, Филеас
Фогг (из "Вокруг света за восемьдесят дней"), деливший жизнь меж-
ду домом и клубом, -- не "просто так" любимый герой Жюля Верна.
Через него писатель как бы убеждал самого себя: нет, если очень
понадобится, я всё-таки осилю и дальние странствия. Не будет
удивительно, если однажды выяснится, что Жюль Верн даже костра ни
разу сам не разжёг. В общем, в жюльверновских романах о путешест-
виях нет джеклондоновского привкуса подлинности.
О том же в "Датах жизни и творчества":
"Обычно писатели пишут, опираясь на свой жизненный опыт, о том,
что они хорошо знают, что сами видели и пережили. Достаточно
вспомнить современников Жюля Верна -- Мопассана, Тургенева, Брет-
Гарта: всё, что ими создано, создано на основе личных впечатле-
ний. Полную противоположность этому являет Жюль Верн -- он никог-
да не был в Центральной Африке, не поднимался на воздушном шаре и
не опускался под воду, никогда не бывал ни в России, ни в Индии,
ни в Австралии, а страуса или белого медведя мог видеть только в
зоопарке."
"Жюль Верн во многих своих романах писал об Америке, но пробыл
он там всего лишь несколько дней, совершив короткую экскурсию к
Ниагарскому водопаду."
Путешествовать Верну было затруднительно хотя бы потому, что
он испытывал трудности с пониманием иностранной речи. С сайта
jv.gilead.org.il:
"Жюль Верн не владел иностранными языками, поэтому большой
объем информации на иностранных языках, необходимый для работы,
оказался для него недоступным."
К этнографическим, географическим, ботаническим и пр. заметкам
Жюля Верна о дальних странах, в которых он никогда не был, надо
относиться с большой осторожностью, поскольку его неоднократно
ловили на довольно больших неточностях.
А ещё у Жюля Верна следует опасаться отклонений от законов
физики. Эти отклонения у него случаются не для того даже, чтобы
склеился сюжет, а всего лишь потому что Верн понимает эти законы
упрощённо или превратно. И у него не просто ошибки, но ошибки
элементарные. Уж основы-то механики можно было как-нибудь выучить
и юристу. Вдобавок мог бы Жюль Верн и консультироваться -- у
любого заурядного физика или даже толкового студента -- но по-ви-
димому, не хотел ни с кем делиться гонорарами. Строчил, как ему
представлялось правильным, а значит, либо был слишком самоуверен-
ным, либо вынашивал невысокое мнение о своих читателях.
* * *
Я нашёл, что любимые зачинателями "космической эры" романы Жюля
Верна "С Земли на Луну" и "Вокруг Луны" -- чудовищные, причём не
только из-за своей ненаучности. Это апология поверхностности и
беспечности. По сути -- недоумочное чтиво. Собственно, наверняка
отсюда и огромная популярность этих произведений.
"С Земли на Луну", о строительстве огромной пушки -- колумбины
-- для выстреливания снаряда в Луну:
"На дне этого углубления было построено дубовое кольцо, подобие
диска, скрепленное железными болтами и отличавшееся чрезвычайной
прочностью; внутренний его диаметр был равен внешнему диаметру
колумбиады. На это кольцо были положены первые слои строительного
камня; промежутки между камнями тут же заливались раствором
цемента, прочно скреплявшим их. Кладку эту производили, начиная
от внешней окружности кольца, к центру; окончив ее, рабочие
оказались в колодце диаметром в двадцать один фут.
Когда эта работа была завершена, землекопы снова взялись за свои
кирки и ломы и стали выбирать породу из-под деревянного кольца; в
образовавшиеся пустоты всякий раз вдвигали подставки чрезвычайной
прочности; когда грунт был выбит на два фута из-под всего кольца,
убирали одну за другой все подставки; мало-помалу кольцо
опускалось, а вместе с ним вся надстроенная кольцевая каменная
стена. Работавшие над ее кладкой каменщики проделывали в разных
местах отдушины, чтобы дать выход газам, которые неизбежно будут
выделяться при отливке пушки.
Все эти работы требовали от рабочих не только чрезвычайной
ловкости, но и постоянного напряженного внимания. Уже во время
копки под кольцом некоторые рабочие были серьезно ранены
осколками камня, бывали даже смертельные случаи."
Действительно, выбирать грунт из-под опускающегося дубового
кольца очень затруднительно и рискованно, и смертельных случаев
на самом деле было бы много. Следовало разместить под дубовым
кольцом кольцеобразный стальной нож с отвалом, как у плуга,
направленным внутрь кольца. Диаметр лезвия ножа должен был быть
чуть шире создававшейся каменной кладки. Даже если бы нож был
очень тупым, а порода -- очень твёрдой, описанный подход избавил
бы от придавливания инструментов и рабочих. Король Франции
Людовик XVI в своё время предложил сделать косым нож гильотины,
поскольку что-то понимал в механике. В данном случае ситуация
довольно схожая с гильотинной, но Жюль Верн, по-видимому, понимал
в механике меньше Людовика.
"С Земли на Луну":
"На дно снаряда наливается слой воды толщиной в три фута, на
который кладется деревянный круг, совершенно непроницаемый для
воды и скользящий вдоль стенок снаряда. Путешественники
помещаются на настоящем плоту. Слой воды разделен во всю ширину
горизонтальными перегородками, которые одна за другой будут
сплющены при толчке от выстрела. От каждого слоя проведены трубы
к верхушке снаряда. Во время толчка вода в нижнем отделении,
разбив перегородку, устремится по трубам наверх и будет выброшена
наружу. Точно так же и вода следующих отделений вплоть до
верхнего. Таким образом, вода сыграет роль пружины, и деревянный
круг, снабженные, в свою очередь, мощными пружинами, ударится о
дно кабины лишь после того, как будут расплющены все перегородки.
Конечно, путешественники испытают сильный толчок, после того как
вся вода будет выброшена из снаряда, но все же этот толчок будет
значительно ослаблен благодаря системе 'водяных пружин'."
Сложность в том, что вода устремилась бы по трубам вверх лишь
до того предела, пока давление водяного столба в этих трубах не
уравновесило бы давления деревянного круга на воду. Это школьная
задача о двух поршнях. Если помимо кожаного дивана, собак и трёх
чудаков ничего на деревянном поршне нет, равновесие наступит ещё
до того, как вода в трубах поднимется хотя бы на метр. Это не
говоря уж о то, что 1) непонятно, зачем "слой воды разделен во
всю ширину горизонтальными перегородками", 2) вода как амортиза-
тор срабатывает лишь при не очень быстром нарастании нагрузки, а
при очень быстром ведёт себя как довольно твёрдое тело, что
известно всякому, кто прыгал в неё с высоты хотя бы два метра,
не вытянувшись вертикально.
"Вокруг Луны", сразу после взлёта:
"Что же до Сателлита, то он исчез. Лишь после долгих поисков
его удалось обнаружить в верхней части снаряда, куда он был
самым непостижимым образом отброшен толчком при вылете снаряда.
Бедный пес был в жалком состоянии."
Тот же толчок (или другой?!) почему-то не подействовал на трёх
человеческих пассажиров, которые во время взлёта спокойно отлежа-
лись на тюфяках:
- Храни нас бог,-- сказал набожный Барбикен.
Ардан и Николь растянулись на тюфяках, положенных в середине
диска."
Вряд ли Жюль Верн намекал на то, что сработало обращение за
помощью к Господу. На самом деле по вылете из ствола пушки должны
были оказаться на потолке ВСЕ путешественники -- по той простой
причине, что снаряд в первые секунды испытывал сильное сопротив-
ление атмосферы и существенно замедлял своё движение. Можно поду-
мать, Жюль Верн никогда не оказывался в резко тормозящем экипаже.
Наверное, всё-таки оказывался, но был попросту не очень наблюда-
тельным человеком без тяги к самостоятельным исследованиям.
"Вокруг Луны", умничание Жюля Верна (слышал звон, да не понял,
где он):
"Но не проспали они и сорока пяти минут, как Барбикен вскочил и
начал будить товарищей.
- Понял! Понял! -- кричал он.
- Что понял, что? -- спросил Мишель Ардан, вскакивая с тюфяка.
- Понял, почему мы не слыхали выстрела колумбиады!
- Ну? -- спросил Николь.
- Потому что наше ядро летит быстрее звука и опередило его!"
Грохот выстрела пассажиры снаряда услышали бы (если бы остались
при этом живы) уже просто потому, что возгорание пороха случилось
ДО ТОГО, как снаряд набрал высокую скорость. Да и трение снаряда
о стенки ствола пушки производило бы настолько жуткий шум, что
надо было бы думать о защите не только от перегрузки, но и от
этого шума.
"Вокруг Луны", выбрасывание мёртвой собаки за борт снаряда:
"По указаниям Барбикена, вся процедура похорон требовала край-
ней расторопности, чтобы предотвратить потерю воздуха, который
благодаря своей эластичности мог быстро улетучиться в мировое
пространство. Болты правого окна, шириной около тридцати санти-
метров, были осторожно отвинчены, и Мишель, подняв на руки труп
Сателлита, приготовился вышвырнуть его в окно. При помощи мощного
рычага, позволявшего преодолеть давление внутреннего воздуха на
стенки снаряда, стекло быстро повернулось на шарнирах, и Сателлит
был выброшен... Из снаряда улетучилось при этом самое большее
несколько молекул воздуха, и вся операция была выполнена так
удачно, что впоследствии Барбикен уже не боялся таким же манером
отделываться от всякого хлама, загромождавшего их вагон."
Вот это "самое большее несколько молекул воздуха" заставляет
предположить, что личный опыт Жюля Верна в возне со всякими
нетиповыми изделиями был чрезвычайно ограниченным. В XIX веке,
конечно же, не было надувных матрасов и футбольных мячей, но ведь
хоть что-то тогда надували. Ещё Леонардо да Винчи, к примеру,
надувал бараньи кишки. В детстве я развлекался со сверстниками
тем, что надувал лягушек, вставив им в клоаку соломинку. Я крайне
об этом сожалею, но Жюль Верн мог надуть хотя бы собственные щёки
и убедиться, что большая разница давлений ведёт к быстрому выходу
воздуха даже через малую щель.
Глупости вокруг мёртвой собаки продолжаются:
"Председатель 'Пушечного клуба' поспешно подошел к окну и увидел
нечто вроде сплющенного мешка, который летел в нескольких метрах
от снаряда. Мешок, казалось, висел неподвижно. Следовательно, он
летел с тою же скоростью, что и ядро.
- Это еще что за штука? -- спросил Ардан.-- Может быть, это
какая-нибудь межпланетная частица, которую наш снаряд захватил в
сферу своего притяжения, и этот 'спутник' будет сопровождать нас
до самой Луны?
- Меня вот что удивляет,-- заметил Николь.-- Каким образом это
тело, удельный вес которого несомненно намного меньше удельного
веса нашего снаряда, может так стойко держаться на одном уровне с
нами.
- Николь,-- сказал Барбикен после нескольких минут размышления,--
я не знаю, что это за тело, но могу вам объяснить, почему оно
держится на одном уровне с нашим снарядом.
- Почему же?
- Потому что мы теперь летим в пустоте, мой дорогой капитан, а в
пустоте все тела падают или движутся (что одно и то же) с одина-
ковой скоростью, независимо ни от формы тела, ни от его веса. Это
воздух своим сопротивлением создает различия в весе. Если из
длинной трубы выкачать насосом весь воздух, то всякий предмет,
который вы введете в эту трубу, будь то пылинки или кусочки
свинца, станет двигаться в ней с одинаковой скоростью. И здесь, в
межпланетном пространстве, мы имеем ту же причину и те же
следствия.
- Совершенно верно,-- подтвердил Николь.-- Значит, все, что бы мы
ни выкинули из снаряда, будет лететь вместе с нами вплоть до
самой Луны.
- Какие же мы дураки! -- воскликнул Мишель.
- Чем же мы заслужили такую лестную характеристику? -- спросил
Барбикен.
- А тем, что мы не догадались наполнить наш вагон всякими полез-
ными предметами: книгами, инструментами, орудиями и так далее. Мы
теперь могли бы их выбросить, и все это следовало бы за ними к
месту назначения. Вот это мысль! Почему бы нам самим не прогу-
ляться, как этот болид? Почему бы не выпрыгнуть в пространство
через одно из окон? Какое должно быть наслаждение парить в эфире!
И притом в более выгодном положении, чем птица, которая должна
работать крыльями, чтобы не упасть.
- Прекрасно,-- сказал Барбикен.-- А чем бы ты стал дышать?
- Проклятый воздух, его всегда не хватает там, где он нужен!
- Зато если бы воздуха хватило, Мишель, ты очень скоро отстал бы
от нас, так как твои удельный вес меньше веса снаряда.
- Выходит, что это заколдованный круг?
- Самый что ни на есть заколдованный!
- Значит, придется еще посидеть взаперти в этом вагоне?
- Придется.
- Черт побери! -- неистово закричал Мишель.
- Что с тобой? -- спросил Николь.
- Я угадал, что это за мнимый болид. Никакой это не астероид и не
осколок планеты!
- Что же это, по-твоему? -- спросил председатель "Пушечного клуба".
- Это наш несчастный пес! Это супруг Дианы. Действительно, этот
предмет, сплющенный, неузнаваемый, плоский, как волынка, из которой
выпустили воздух, был труп Сателлита, летевший вслед за снарядом к
Луне."
На самом деле практически невозможно, поместив предмет за борт,
оставить его там в полной неподвижности относительно снаряда, а
даже незначительная относительная скорость приведёт со временем
к изменению расстояния между предметом и бортом -- в соответствии
с первым законом Ньютона.
И это ещё не всё. Здесь собака за бортом пребывает в состоянии
невесомости, а люди в снаряде -- почему-то нет. Если бы собаку
втащили обратно в снаряд (потеряв при этом ещё "несколько моле-
кул" воздуха), она бы, если экстраполировать Жюля Верна, снова
приобрела вес. Верн много треплется о притяжении тел, но на самом
деле главного в нём не понимает. По мнению Верна невесомость
наступит только в точке траектории, в которой уравняется
притяжение Земли и Луны:
"С той самой минуты, как они стали удаляться от Земли, их соб-
ственный вес, вес ядра и всех предметов, находившихся в нем,
постепенно уменьшался.
Если они и не могли обнаружить уменьшения веса снаряда, то в
конце концов должна была наступить минута, когда это странное
явление они заметили бы на самих себе, на приборах и предметах,
которыми они пользовались.
Обычные весы, конечно, не могли бы обнаружить этого уменьшения
тяжести, потому что гири, при помощи которых взвешивается всякий
предмет, потеряли бы такую же долю веса, что и самый предмет.
Другое дело -- пружинные весы: упругость пружины не зависит от
земного притяжения, и такие весы позволили бы точно определить
уменьшение веса."
"До сих пор путешественники хотя и знали, что земное тяготение
постепенно убывает, однако не могли еще заметить полного его
исчезновения. Но как раз в этот день утром, около одиннадцати
часов, Николь уронил стакан, и, к общему изумлению, стакан не
упал, а повис в воздухе.
- Вот так штука! -- воскликнул Ардан.-- Вот тебе и законы физики!
Действительно: различные предметы, оружие, бутылки, брошенные
и предоставленные самим себе, словно чудом держались в воздухе."
По-видимому, Жюль Верн ездил в экипажах не только медленно, но
ещё и исключительно по хорошим дорогам, поэтому никогда не взле-
тал на ухабах (не ощущал возникающей при этом под задом пустоты).
А ещё у него не хватило соображения, чтобы провести элементарный
эксперимент: положить на ладонь предмет и потом резко опустить
руку.
И снаряд, и находившиеся в нём предметы получили одинаковую
скорость при взрыве пороха и, по преодолении земной атмосферы,
одинаково теряют эту скорость из-за действия силы земного
притяжения. С какого перепоя Жюль Верн решил, что предметы внутри
снаряда теряют скорость быстрее (а не, скажем, медленнее), чем
сам снаряд, -- непонятно. Жюль Верн НЕ ПОНИМАЕТ элементарной
механики своего времени (а она в затронутой Верном области вполне
сформировалась ещё при Ньютоне). Любопытно, какие комментарии
отпускали тогдашние физики его произведениям. Да, он учился на
юриста, но вот же пытается впечатлить читателей откуда-то
передранной формулой:
"Не прошло и получаса, как Барбикен, подняв голову, показал
Ардану бумажку, исписанную алгебраическими знаками, среди
которых выделялась следующая формула:
... [длинная, и не хватает для неё символов в ASCII -- А. Б.]
- Что же это значит? -- спросил Мишель.
- Это значит, -- ответил Николь,-- что одна вторая V в квадрате
минус V нулевое в квадрате равно gr, помноженное на r, деленное
на х, минус единица плюс m прим, деленное на m, умноженное на r,
деленное на d минус х, минус r, деленное на d минус r..."
Ещё нелепица по поводу тяготения:
"- Это не может долго продолжаться,-- сказал Барбикен.-- Как
только снаряд перейдет за нейтральную линию, тотчас же начнет
действовать лунное притяжение, и мы начнем падать на Луну.
- Что же, тогда нам придется стоять на верхушке снаряда, кверху
ногами? -- спросил Мишель.
- Нет, этого не случится,-- успокоил его Барбикен,-- потому что
снаряд, центр тяжести которого расположен в самом низу, начнет
постепенно поворачиваться дном к Луне."
С какой стати снаряду поворачиваться, если притяжение Луны дейс-
твует на любую единичную порцию массы в снаряде одинаково? Опыт
с падением пера и дробинки в стекляной трубке из которой выкачан
воздух, был придуман не во времена Жюля Верна, а много ранее.
Снаряд поворачивался бы, если бы было сопротивление лунной атмо-
сферы или если бы внутри этого снаряда что-нибудь поворачивали.
* * *
"Вокруг Луны":
"И вот теперь снаряд летел на Землю, притом со все возрастающей
скоростью, вследствие непрерывно усиливающегося земного притяже-
ния. Страшное падение с высоты 78 тысяч лье, которого уже ничто
не в состоянии было ослабить! По законам баллистики снаряд должен
был удариться о Землю со скоростью, равной его первоначальной
скорости по вылете из колумбиады, то есть достигающей 16 тысяч
метров в секунду."
Что это за такие законы баллистики, Жюль Верн не оговаривает.
Про тормозящее действие земной атмосферы он на этот раз почему-то
не думает. Про уменьшение поражающей способности пули на излёте
он, наверное, никогда не слышал.
Быть может, следовало в XIX веке запрещать в судебном порядке
некоторым авторам ссылаться на законы науки, потому что в этих
ссылках всё равно не было толку, поскольку авторы мало что в этих
законах понимали и в результате лишь дезориентировали массу чита-
телей. Первый среди таких авторов -- Жюль Верн.
Жюль Верн небрежно противоречит не только научным законам, но
при случае ещё и сам себе. "С Земли на Луну", о возвращении
снаряда на землю:
"Сила этого странного звука нарастала с ужасающей быстротой, и
не успели офицеры обменяться мнениями о его происхождении, как
перед их ослепленными глазами показался громадный болид, докрасна
раскаленный от трения об атмосферные слои.
Огненная масса продолжала расти на глазах и, наконец, с неверо-
ятным грохотом обрушившись на бушприт корвета, разбила его и с
оглушительным шипением исчезла в волнах...
Если "по законам баллистики снаряд должен был удариться о Землю
со скоростью, равной его первоначальной скорости по вылете из ко-
лумбиады", а из колумбиады он вылетел со сверхзвуковой скоростью
("Потому что наше ядро летит быстрее звука и опередило его!"), то
непонятно, почему моряки сначала СЛЫШАТ приближение снаряда и
лишь потом ВИДЯТ его падение в воду. Это при условии пренебреже-
ния тем, что на самом деле снаряд бы не "исчез в волнах", а
разбился о воду (если бы ранее не сгорел от трения в атмосфере).
* * *
О несообразительности Жюля Верна. "С Земли на Луну", подготовка
экспедиции:
"Разумеется, съестные припасы могли состоять только из мясных и
овощных консервов, подвергнутых действию гидравлического пресса,
доведенных до минимального объема и содержащих большое количество
питательных веществ."
Можно спрессовать в более плотную массу кучку сушёных грибов
или фруктов, но говорится ведь не о них. Невозможно спрессовать,
к примеру, свиную тушёнку или банку консервированных помидоров.
Обезвоженные же консервы не имели смысла, потому что воду так или
иначе надо было брать с собой. И пустоты в консервах могли запол-
няться если не водой, то жиром или сахарным сиропом, поэтому
гидравлический пресс был так или иначе не нужен. Я бы предложил
Жюлю Верну набивать диван и тюфяки в снаряде мелконарезанными
НЕПРЕСОВАННЫМИ сушёными яблоками и/или НЕПРЕСОВАННОЙ сушёной
морской капустой (идея не вполне моя: в детстве я читал в журнале
"Юный техник" статью о том, что в межпланетных космических кораб-
лях можно будет на всякий случай делать внутреннее оборудование
частично из съедобных материалов, пусть и не очень вкусных).
Чтобы замедлять движение падающего на Луну снаряда, Жюль Верн
предложил ПУСКАТЬ со снаряда ракеты. "Вокруг Луны":
"Николь утверждал тогда, что при ударе о Луну снаряд разобьется,
как стекло, а Ардан возражал, что он задержит падение при помощи
своевременно пущенных ракет.
И в самом деле, мощные ракеты, имея точкой опоры дно снаряда и
вылетая наружу, должны были вызвать обратное действие снаряда и
тем самым до некоторой степени замедлить скорость его падения.
Правда, этим ракетам пришлось бы гореть в безвоздушном простран-
стве, но кислорода им хватило бы, потому что он заключался в
самих ракетах. Ведь извержению лунных вулканов никогда не
препятствовал недостаток атмосферы вокруг Луны.
Барбикен перед отъездом запасся ракетами в маленьких стальных
цилиндрах с нарезкой, которые ввинчивались в дно снаряда. Изнутри
они были заделаны в уровень с дном, а снаружи выступали на пол-
фута. Их было двадцать штук. Специальное отверстие, проделанное в
диске, позволяло зажечь фитили, которыми были снабжены ракеты.
Самые взрывы ракет должны были произойти за пределами снаряда.
Взрывчатая смесь была заблаговременно заложена в каждый цилиндр.
Оставалось только вовремя вынуть металлические пробки, вставлен-
ные в дно снаряда, и вместо них ввинтить цилиндры с ракетами,
плотно пригнанные к отверстиям."
Эффективнее было бы, конечно же, ТОЛКАТЬ ракетами снаряд или
просто что-нибудь выстреливать, хотя и пускаемые ракеты немного
действовали бы, особенно если бы горение в них заканчивалось
сразу же после вылета. Здесь показательно то, что великий Жюль
Верн НЕ СООБРАЗИЛ, каким боком приспособить к космическим полётам
реактивное движение.
О поглощении излишней влаги в салоне снаряда и о регенерации
воды Жюль Верн не позаботился. Его "трое в банке, не считая
собаки", оказались бы в условиях стопроцентной влажности и не
успевали бы вытирать пот с физиономий и лужи со всяких поверх-
ностей. Поэтому непонятно, какими такими вещами прельстил Жюль
Верн энтузиастов космических полётов, если почти всё приходилось
додумывать за него.
Я не придираюсь к вещам, которые во времена Жюля Верна были
неизвестны или трудно предвидимы. Например, к быстрому спуску на
7-километровую глубину на дно океана в водолазной камере (навер-
няка в "колоколе", то есть, открытом снизу) и не менее быстрому
(за 6 часов) последующему подъёму (в двадцать второй главе "С
Земли на Луну"). Я придираюсь только к тому, что попадало в
пределы тогдашней не очень могучей образованности или даже просто
тогдашнего повседневного жизненного опыта.
* * *
Фантастика у Жюля Верна не научная, а квазинаучная. Он разма-
шисто пишет про Луну, к примеру, следующее ("Вокруг Луны"):
"Все горы видимого полушария измерены совершенно точно. Это
может показаться невероятным, однако же нельзя сомневаться в
правильности гипсометрических показаний."
Человек с научным складом ума сказал бы в таком случае, что
горы измерены, может быть, "с точностью плюс-минус сто метров"
или хотя бы "довольно точно" (чтобы не грузить читателей
деталями), а наш популяризатор лепит своё "совершенно точно" и
вдобавок "нельзя сомневаться".
Первые нелепые впечатления в полёте ("Вокруг Луны"):
"Барбикен уже двинулся было к противоположному ставню, как
вдруг, его внимание было привлечено каким-то приближающимся блес-
тящим предметом. Это был сверкающий шар, колоссальные размеры
которого трудно было определить. Поверхность шара, обращенная к
Земле, была ярко освещена. Его можно было принять за какую-то
маленькую Луну, отражавшую свет большой Луны. Шар двигался с
необычайной быстротой и описывал, по-видимому, вокруг Земли
кривую, пересекавшую траекторию летящего снаряда. Поступательное
движение этого тела дополнялось вращением его вокруг своей
оси..."
Ну как можно невооружённым глазом заметить вращательное
движение сверкающего шара с небольшим угловым размером? Может
быть, в несверкающей части двигались какие-то пятна? Но слепила
бы сверкающая часть...
Учёный жюльверновского типа вещает (там же):
"- Итак, друзья мои, -- продолжал Барбикен, -- всякое резко
прерванное движение порождает теплоту."
Да не только РЕЗКО, а и НЕРЕЗКО прерванное движение порождает
теплоту тоже. Это называется переходом кинетической энергии в
тепловую. XIX век это уже знает, а Жюль Верн -- ещё нет.
Типичный жюльверновский псевдонаучный диалог (всё ещё там):
"- Если бы Солнце окружить слоем угля толщиной в двадцать семь
километров, то сгорание его дало бы теплоту, равную солнечной.
- И эта теплота?..
- Посредством этой теплоты можно бы в час вскипятить два
миллиарда девятьсот миллионов кубических мириаметров воды."
Сгорание угля ЗА КАКОЕ ВРЕМЯ дало бы такую теплоту? Человек с
элементарным научным соображением упёрся бы в это обстоятельство
сразу, а Жюль Верн несётся налегке дальше.
История с кстати взорвавшимся болидом ("Вокруг Луны"):
"- Черт возьми! -- вскричал Мишель.-- На нас просто страшно
взглянуть! Это еще что за новая Луна!
- Это болид,-- ответил Барбикен.
- Болид, горящий в пустоте?
- Да."
"Источник горения блуждающих небесных тел заключен в них самих."
"По приблизительным расчетам Барбикена, летящий шар, внезапно
появившийся из темноты в ста лье от снаряда, должен был достигать
двух тысяч метров в диаметре. Шар приближался со скоростью два
километра в секунду, или тридцать лье в минуту."
"Две минуты, прошедшие с момента появления болида, показались
им двумя веками смертельного ужаса! Снаряд должен был с минуты
на минуту столкнуться с болидом. Вдруг огненный шар, как бомба,
разорвался на их глазах, но при этом совершенно беззвучно.
Никакого звука, возникающего в результате воздушных колебаний, в
окружавшей их пустоте произойти не могло."
Во-первых, болиду нет причины светить собственным светом в
безвоздушном пространстве, потому что нет трения об атмосферу.
К середине XIX века в Европе уже были собраны коллекции
метеоритов и было ясно, что внутри у блуждающих небесных тел
только железо и/или камень. Но это возражение, так и быть, можно
снять, потому что до астрономических журналов середины XIX века
мне практически не дорыться.
Во-вторых, "приблизительные расчёты" за две минуты выглядят
неубедительными.
В-третьих, с чего бы это болиду вдруг взрываться в безвоздуш-
ном пространстве, причём именно во время его наблюдения?
История с болидом понадобилась Верну, может быть, отчасти для
того, чтобы блеснуть знанием факта, что звук в пустоте не
распространяется.
Продолжение чепухи с болидом:
"Горящие осколки скрещивались, сталкивались, дробились на более
мелкие части."
С какой стати осколкам сталкиваться, если они разлетаются из
одного центра? Может, некоторые отскакивали от жюльверновского
межпланетного снаряда и летели обратно?!
* * *
Абсурдемы от Жюля Верна. "Вокруг Луны":
"...в верхних помещениях снаряда. Здесь, под куполом, образо-
вался своего рода чердак, который изобретательный француз завалил
целыми горами какой-то утвари. Что именно там хранилось, было
неизвестно. Мишель не считал нужным ставить об этом в известность
своих товарищей."
Это люди так собирались на другую планету. Добавим, что Мишель
этот -- явно припыленный. А остальные два члена экипажа -- неявно
припыленные, поскольку доверили сборы явно припыленному. По-мое-
му, даже в поездку к морю нормальные люди собираются более
тщательно.
Обсуждение способа возвращения на землю:
"- Вот что, -- сказал капитан, -- лететь на Луну, конечно,
очень интересно, а как-то мы вернемся назад? Собеседники с
изумлением переглянулись. Можно было подумать, что этот вопрос
встал перед ними впервые.
- Что ты хочешь сказать? -- серьезно спросил Барбикен.
- Мне кажется неуместным толковать о возвращении из страны, в
которую мы даже еще и не прибыли, -- добавил Мишель.
- Я же не говорю об отступлении, -- возразил Николь, -- но я
повторяю свой вопрос: каким способом мы вернемся?
- Этого я не знаю, -- ответил Барбикен.
- А я и знал бы, все равно не вернулся бы,-- ответил Мишель.
- Вот так ответ! -- воскликнул Николь.
- Я его одобряю, -- заявил Барбикен.-- И прибавлю со своей
стороны, что ваш вопрос в настоящую минуту не имеет никакого
существенного значения. Впоследствии, если мы найдем нужным
вернуться на Землю, мы и подумаем об этом. Если колумбиады на
Луне и не будет, то снаряд-то ведь всегда останется с нами."
Разговор о способе возвращения происходит, конечно, когда эти
люди УЖЕ ЛЕТЯТ к Луне.
Обсуждение проблемы посадки на Луну -- разумеется, тоже уже ВО
ВРЕМЯ ПОЛЁТА, поскольку роман -- жюльверновский:
"- Есть и еще одно удобство, -- добавил капитан Николь, -- если
снаряд упадет на плоскую поверхность, он остановится тотчас же,
как только прикоснется к ней. С горы же, наоборот, он покатится
как колесо, а так как мы не белки, то нам уже не выйти живыми из
ядра."
Получается, вылет из пушки вполне пережили, а скатывание с горы
считают смертельным. О возможности закреплении себя внутри колеса
в окружении амортизаторов они как-то не думают. Может быть,
потому что уже поздно.
После того, как почти долетели до Луны:
"Луна необитаема. Нет, Луна, по всем признакам, не может быть
обитаема! И тем не менее они все-таки собирались сделать все
возможное, чтобы попасть на эту необитаемую Луну!"
Ну и за каким чёртом их туда понесло, если даже сообщить
результаты своих предсмертных наблюдений они не смогут? Всякая
такая ерунда откладывается в подсознании у читателей, и потом они
пренебрегают правилами безопасности -- и хорошо, если гробят
при этом только себя, а не посторонних.
Возвращение на Землю ("Вокруг Луны"):
"Снаряд же должен был удариться о Землю со скоростью 57 600 лье
в час.
- Мы погибли! -- хладнокровно произнес Николь.
- Ну что ж, -- отозвался Барбикен в каком-то религиозном экстазе.
-- Это только еще больше углубит наш опыт. Теперь уже сам бог
посвятит нас в тайны своего творения. На том свете наша душа уже
не будет нуждаться для познания Вселенной ни в машинах, ни в
приборах! Она сольется воедино с вечной мудростью!"
Вот, наконец, обнаружилась причина неимоверной беспечности по
крайней мере одного из жюльверновских героев: он верит в то, что
худший случай -- на самом деле лучший, поскольку ускорит слияние
с "вечной мудростью". Явное самоубийство строго осуждается в
христианстве, а неявное -- через беспечность -- как видно, при-
ветствуется. Да уж, Западная цивилизация -- довольно христианс-
кая. И она пока ещё не погибла разве лишь потому, что в посмерт-
ное слияние с "вечной мудростью" верят в ней далеко не все.
* * *
Герои Жюля Верна не только маются дурью, но ещё курят табак и
пьют алкогольные напитки. Не то чтобы писатель грешит этим силь-
но, но многочисленные факты таки имеют место в его книжках, и
эта печальная "правда жизни" откладывается в подсознании у
читающих Жюля Верна детишек, из-за чего они сами становятся
несколько более податливыми для пороков.
Пропаганда курения в романе "Вокруг Луны":
"...предмет весом в семьдесят килограммов на Земле будет весить
на поверхности Солнца тысячу девятьсот тридцать килограммов. Твоя
шляпа -- десяток килограммов! Твоя сигара -- полфунта."
С точки зрения Верна, сигара -- убедительный пример.
"Барбикен приводит в порядок свои путевые заметки, а Мишель
Ардан разгуливает по лунным полям, покуривая душистую сигарету."
Да, и заваливает Луну окурками.
Пропаганда употребления алкогольных напитков в романе "С Земли
на Луну":
"Продавцы наперебой предлагали всевозможные напитки.
- Мятное прохладительное! Кому мятной прохлады? -- кричал один
оглушительным голосом.
- Сангари на бордосском вине! -- пронзительно пищал другой.
- Джин-смерч, джин-смерч! -- ревел третий.
- Коктейль! Бренди-наповал! -- голосил четвертый."
Здесь Жюль Верн демонстрирует свою алкогольную эрудицию.
"Разнообразные, самые изысканные блюда, точно с неба, спуска-
лись на стол перед пирующими; лучшие французские вина текли
рекой, и пир шел горою в пушке, на глубине девятисот футов под
землей!"
"...от бокалов вина, которые ему пришлось выпить в честь всех
округов Соединенных Штатов, он едва не получил острый катар
желудка." (или тут уже антиалкогольная пропаганда?)
И т. д.
Пропаганда употребления алкогольных напитков в романе "Вокруг
Луны" (в нём герои спрыскивают алкоголем каждый благоприятный
поворот событий):
"Предложенное Мишелем меню было обычным, но его увенчала
бутылка доброго вина, извлеченная из потайного погребка."
"В довершение пиршества было выпито несколько стаканов отмен-
ного французского вина, причем Ардан не упустил случая заметить,
что лунные виноградники -- если они существуют -- должны под
палящими лучами Солнца давать самые прекрасные сорта вин."
И т. д.
* * *
Герои Жюля Верна в романе "Вокруг Луны" (и не только) много
треплются, из-за чего выглядят поверхностными, суетливыми и плохо
подготовившимися ко всяким ситуациям (хорошо подготовившиеся люди
почти всё обговаривают заранее). Причина разговорчивости жюльвер-
новских героев -- наверняка отчасти в общительности самого Жюля
Верна, отчасти в том, что он начинал как драматург и у него заве-
лась привычка "нагружать" реплики героев, а не авторский текст.
Между тем, это нехорошо, когда герои говорят для читателя-зрите-
ля, а не для других героев, которые на самом деле и без того уже
должны быть "в курсе". Поэтому, к примеру, мне понравилось, когда
в фильме "Подъём из глубины" (не по Жюлю Верну) главарь банды,
высаживающейся на круизный лайнер, сказал своим орлам только "Ну,
вы знаете, что делать" -- вместо того, чтобы в последний момент
раздавать дурацким образом указания, поясняющие зрителям его
намерения. По сравнению с романом "Вокруг Луны" это большой шаг
вперёд.
* * *
Жюль Верн -- мастер сюжета, это да. Но положительные персонажи
у него -- либо схематичные, либо противоестественно яркие, но
всегда неглубокие, нежизненные, а иногда и противные. Он не реа-
лист и не назидатель, а развлекатель и, как ему наверняка пред-
ставлялось, пропагандист достижений науки и техники.
Один из самых тяжёлых жюльверновских психопатов -- француз
непонятной национальности Мишель Ардан в романе "С Земли на Луну"
(далее выделение большими буквами -- моё, А. Б.):
"Это был человек лет сорока двух, высокого роста, но уже слегка
сутуловатый, подобно кариатидам, которые на своих плечах поддер-
живают балконы. Крупная львиная голова была украшена копной
огненных волос, и он встряхивал ими порой, точно гривой. Круглое
лицо, широкие скулы, оттопыренные щетинистые усы и пучки
рыжеватых волос на щеках, круглые, близорукие и НЕСКОЛЬКО
БЛУЖДАЮЩИЕ ГЛАЗА придавали ему сходство с котом. Но его нос был
очерчен смелой линией, выражение губ добродушное, а высокий умный
лоб изборожден морщинами [в жалкие сорок два! -- А. Б.], как
поле, которое никогда не отдыхает. Наконец, сильно развитой торс,
крепко посаженный на длинных ногах, мускулистые, ловкие руки,
решительная походка -- все доказывало, что этот европеец --
здоровенный малый, которого, говоря на языке металлургов, природа
'скорее выковала, чем отлила'.
Последователи Лафатера и Грасиоле легко распознали бы в форме
черепа и в физиономии этого человека черты воинственности
[агрессивности -- А. Б.], то есть мужества во время опасности и
упорства в преодолении препятствий; они обнаружили бы также
добродушие, любознательность, прирожденное стремление ко всему
необычайному; зато совершенно отсутствовали шишки любостяжания,
скопидомства и пристрастия к материальным благам.
Чтобы закончить описание внешнего облика пассажира 'Атланты',
следует отметить широкую, но ладно сидевшую одежду (на его пальто
и брюки пошло столько материи, что Мишель Ардан называл себя
'смерть сукну'), НЕБРЕЖНО ЗАВЯЗАННЫЙ ГАЛСТУК, отложной воротни-
чок, открывавший крепкую шею, и ВСЕГДА РАССТЕГНУТЫЕ МАНЖЕТЫ, из
которых выступали мускулистые руки с ПОДВИЖНЫМИ ПАЛЬЦАМИ.
Чувствовалось, что этот человек не замерзнет в самый жестокий
мороз и не похолодеет от страха в час опасности.
Даже на палубе 'Атланты' он НИ МИНУТЫ НЕ ОСТАВАЛСЯ В ПОКОЕ, был
'неустойчив на якоре', как выражаются матросы; двигался среди
толпы взад и вперед, ЖЕСТИКУЛИРУЯ, ТО И ДЕЛО НЕРВНО ОБКУСЫВАЯ
НОГТИ, беседуя со всеми и ОБРАЩАЯСЬ ЧУТЬ ЛИ НЕ К КАЖДОМУ НА ТЫ'
[в английском языке на 'ты' (thou) обращаются только к Богу, то
есть, 'ты' по сути отсутствует -- А. Б.]. Это был один из редких
оригиналов, которых творец создает в минуты особого вдохновения и
тотчас же разбивает модель.
Действительно, личность Мишеля Ардана представляла широкое
поле для психологических наблюдений и анализа. Этот удивительный
человек ИМЕЛ СКЛОННОСТЬ К ГИПЕРБОЛАМ, питая юношеское пристрастие
к превосходной степени; все предметы отражались в сетчатке его
глаз в сверхъестественных размерах. Отсюда у него беспрестанно
возникали большие и смелые идеи; ВСЕ РИСОВАЛОСЬ ЕМУ В ПРЕУВЕЛИ-
ЧЕННОМ ВИДЕ, КРОМЕ препятствий и ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ДОСТОИНСТВ.
Словом, это была богатая натура; художник до мозга костей,
остроумный малый. Он избегал фейерверка острот, зато наносил
словесные удары с ловкостью фехтовальщика. Во время диспутов он
МАЛО ЗАБОТИЛСЯ О ЛОГИКЕ и о формально правильных силлогизмах, в
которых никогда не был силен, зато у него были свои излюбленные
приемы. Отъявленный спорщик, он поражал противника прямо в грудь
аргументами ad hominem, перед которыми тем оставалось только
пасовать, он любил отстаивать С ПЕНОЙ У РТА самые безнадежные
положения.
У него были свои странности; так, подобно Шекспиру, он любил
называть себя 'блистательным невеждой' и кичился тем, что
презирает ученых. 'Они только отмечают удары, когда мы ведем
игру', -- говорил он. Эти был чистокровный цыган, кочующий по
странам чудес, склонный к приключениям, но не искатель
приключений, сорвиголова. Фаэтон, летящий во весь дух на
колеснице солнца, Икар, но с запасными крыльями.
Впрочем, он подтверждал свои слова делом и, НЕ РАЗДУМЫВАЯ,
СТАВИЛ НА КАРТУ СВОЮ ЖИЗНЬ. ОН ОЧЕРТЯ ГОЛОВУ БРОСАЛСЯ в самые
отчаянные предприятия, всегда готов был сжечь свои корабли,
подобно Агафоклу, ВСЯКИЙ ЧАС РИСКОВАЛ СЛОМАТЬ СЕБЕ ШЕЮ и тем не
менее всегда вставал на ноги, подобно игрушечному
ваньке-встаньке.
Одним словом, его девизом было: 'Во что бы то ни стало!'
Страсть к невозможному, невероятному была его 'ruling passion',
по меткому выражению Попа.
Но достоинства Мишеля Ардана имели и свою оборотную сторону.
'Кто не рискует, тот не выигрывает', гласит пословица. Ардан не
раз рисковал, но ничего не приобретал. Это был БЕЗЗАБОТНЫЙ
РАСТОЧИТЕЛЬ ДЕНЕГ, своего рода бездонная бочка Данаид. Он был
глубоко бескорыстен, и бурные порывы его сердца не уступали
смелости идей его горячей головы. Отзывчивый, рыцарски
великодушный, он готов был помиловать злейшего врага и охотно
продался бы в рабство, чтобы выкупить негра.
Во Франции и во всей Европе очень многие знали этого блестящего
и беспокойного человека. Стоустая молва охрипла, день и ночь
твердя о нем. Ни от кого не было у него тайн, всем были известны
самые интимные подробности его жизни, точно стены его квартиры
состояли из прозрачного стекла.
У Мишеля Ардана была также богатая коллекция врагов из числа
тех ЛЮДЕЙ, КОТОРЫХ ОН ОБИДЕЛ, задевая и бесцеремонно расталкивая,
работая вовсю локтями, чтобы проложить себе путь сквозь толпу.
Но в общем это был любимец общества, и к нему относились как к
балованному ребенку. Мирились с его причудами; принимали его,
каков он есть; все интересовались его смелыми предприятиями и с
участием, с тревогой следили за его судьбой. Иной раз, когда
приятель старался уговорить его, удерживая от опасного шага,
предсказывая близкую гибель, Мишель Ардан с беззаботной улыбкой
отвечал, что 'лес сгорает только от собственных деревьев', сам не
зная, что цитирует одну из самых красивых арабских пословиц.
Таков был этот пассажир 'Атланты', ПОДВИЖНЫЙ, КАК РТУТЬ, ВЕЧНО
ГОРЯЩИЙ ВНУТРЕННИМ ОГНЕМ, ВЕЧНО ВЗВОЛНОВАННЫЙ. Быть может, его
тревожила мысль о том, на какое дело он отваживается в Америке?
Ничуть не бывало. Он всегда был возбужден в силу своей нервной
организации."
Такие акцентуированные типы формируются только на дармовых
наследственных деньгах либо в богемной среде "свободных художни-
ков" -- если вообще успевают вполне созреть до того, как сворачи-
вают себе шею. Любоваться здесь нечем: этот герой Жюля Верна --
нервный, припыленный, существенно абсурдизированный и в реальнос-
ти очень опасный для общества своей никчемной энергией. Нормаль-
ным людям соседствовать рядом с такими индивидами неприятно.
Можно использовать подобных людей в качестве "неуправляемых
торпед" для выполнения некоторых разрушительных действий или для
исследования чего-нибудь "методом тыка", но это, наверное, не
честно. Эстетизировать в литературе таких ПСИХИЧЕСКИХ УРОДОВ --
значит, поощрять их и в жизни, поскольку таким образом свихнутые
делаются разновидностью нормы и вдобавок получают образцы для
подражания.
* * *
Ещё один положительный жюльверновский урод -- Филеас Фогг из
романа "Вокруг света за восемьдесят дней", богатый шизоид, кото-
рый проживает наследство, не занимаясь ничем, кроме чтения газет
и игры в вист, и деля время между домом и клубом:
"Те, кто имел честь знать его несколько ближе, утверждали, что
его можно встретить только по дороге из дома в клуб или обратно,
и нигде больше. Времяпрепровождение Филеаса Фогга в клубе
сводилось к чтению газет и игре в вист. Он часто выигрывал в этой
молчаливой, столь подходившей к его натуре игре, но выигрыш
никогда не оставался у него в кошельке, а составлял значительную
долю в его пожертвованиях на благотворительные цели. Уместно
заметить, что мистер Фогг вообще играл не ради выигрыша. Игра для
него была состязанием, борьбой с затруднениями, но борьбой, не
требующей ни движения, ни перемены места, а потому не утомитель-
ной. А это соответствовало его характеру.
Насколько известно, Филеас Фогг был холост и бездетен, -- что
случается даже с самыми почтенными людьми, -- и не имел ни родных,
ни друзей, -- что уже случается поистине редко. Он жил одиноко в
своем доме на Сэвиль-роу, куда никто не был вхож. Его личная
жизнь никогда не являлась предметом обсуждения. Ему прислуживал
лишь один человек. Завтракал и обедал он в клубе в точно
установленные часы, всегда в одном и том же зале и за одним и тем
же столиком, не угощая своих партнеров по игре и не приглашая
никого из посторонних. Ровно в полночь он возвращался домой,
никогда не оставаясь ночевать в прекрасных комфортабельных
комнатах, которые Реформ-клуб предоставляет для этой цели своим
членам. Из двадцати четырех часов десять он проводил дома -- либо
в постели, либо за туалетом. Если уж Филеас Фогг прогуливался, то
неизменно мерил своими ровными шагами приемный зал клуба..."
"Если человека, ведущего подобную жизнь, именуют чудаком, то
следует признать, что чудачество вещь весьма приятная!"
"Филеас Фогг принадлежал к числу тех математически-точных
людей, которые никогда не спешат и всегда поспевают вовремя,
экономя при этом каждое движение. Он никогда не делал лишнего
шага и шел всегда кратчайшим путем. Не позволяя себе глядеть по
сторонам, он не допускал ни одного лишнего жеста. Его никогда не
видели ни возбужденным, ни подавленным. То был самый неторопливый
и одновременно самый аккуратный человек на свете. Само собою
понятно, что такой человек жил одиноко и, если так можно
выразиться, вне всяких общественных связей."
Шизоид заключает пари с несколькими членами клуба по поводу
того, что за 80 дней объедет вокруг Земного шара. Все его после-
дующие путешественнические подвиги -- не ради блага человечества
или какой-нибудь одной страны и даже не для личного спасения, а
ради выигрыша указанного пари. Если он попутно выручил индийскую
дамочку Ауду, на которой впоследствии женился, то это в его
начальном плане не значилось и произошло случайно. И вот эта по
сути отвратительная история, потакающая нездоровым вкусам парази-
тической части "среднего класса", с 1872 г. умиляет образованное
человечество. Скажем, д'Артаньян, добывавший подвески королевы,
хотя бы боролся за благополучие Франции. А за что боролся Филеас
Фогг? Да за чепуху.
* * *
По-видимому, североамериканцы были любимейшей нацией Жюля Верна
-- после французской. А может, даже впереди французской, а фран-
цузов Жюль Верн там-сям вставлял в свои произведения потому, что
сбыт книг предполагался в первую очередь во Франции. Так или
иначе, а тёплых слов о североамериканцах в его произведениях
много. К примеру:
"Янки -- первые механики в мире; они словно родятся инженерами,
как итальянцы -- музыкантами, а немцы -- метафизиками. Естествен-
но, и в артиллерийскую науку они внесли свою смелую, подчас
дерзкую изобретательность. Отсюда -- их гигантские пушки, гораздо
менее полезные, чем их швейные машины, но столь же удивительные и
вызывающие еще большее восхищение. Всем известны необыкновенные
огнестрельные орудия Паррота, Дальгрина и Родмена. Их европейским
коллегам Армстронгу, Пализеру и Трей-де-Болье оставалось только
преклониться перед своими заморскими соперниками." ("С Земли
на Луну", гл. I)
Любовь Жюля Верна к североамериканцам -- на фоне его сдержанно-
го отношения к англичанам -- это следствие его огромной располо-
женности не столько к свободе, сколько к "научно-техническому
прогрессу", в оправдание которой можно разве что сказать, что во
времена Жюля Верна пороки торопливого "прогресса", особенно в его
размашистом американском варианте, были очевидными лишь для очень
и очень немногих.
У Жюля Верна, наверное, связывались с североамериканцами надеж-
ды на технизированное "светлое будущее" человечества. В самом
деле, США -- это страна со множеством удивительных технических
достижений и в жюльверновские времена, и в нынешние, но эти
достижения оказываются перемешанными с разной нелепицей, так что
в целом качество североамериканской жизни не повышается от всяких
вещичек, а даже наоборот.
К примеру, у Жюля Верна находим ("С Земли на Луну"):
"Потребовалось несколько дней для выгрузки привезенной парохо-
дами партии материалов, машин и съестных припасов, а также
отдельных, занумерованных частей разборных домиков для рабочих."
Упомянутые вскользь разборные домики -- это наверняка не жюль-
верновская фантазия, а американская реальность середины XIX века.
Так вот, наладив к середине XIX века производство замечательных
разборных домиков, американцы даже в XXI веке не перешли ещё к
массовому строительству УРАГАНОПРОЧНЫХ малоэтажных домов, так что
почти каждый прошедший по суше тайфун вызывает у них большие
разрушения.
* * *
Нелады Жюля Верна с механикой -- это всё же мелочь по сравнению
с -- рискнём выразиться резко -- слабоватым чутьём его на истину.
К примеру, в романе "Пятнадцатилетний капитан" (ч. II, гл. 18) он
пишет:
"Огонь они добывали, вращая с большой скоростью деревянную
палочку, вставленную в углубление в сухой ветви смоковницы, на
манер местных жителей или даже обезьян, так как говорят, что
таким же способом добывают огонь и некоторые гориллы."
Гориллы, добывающие огонь, упоминаются ныне только у Жюля
Верна. Может быть, в его время этот вопрос и в самом деле обсуж-
дался в околонаучных и псевдонаучных кругах, но вообще-то даже
людям очень сложно добыть огонь вращением палочки в дырочке, тем
более что нужен ещё трут. И это притом, что даже спичкой разжечь
костёр с первого раза не у всех получается. Вдобавок не понятно,
зачем был нужен жюльверновским гориллам огонь? Может быть, они
запекали в золе бананы, завернутые в банановые же листья? Нет,
скорее грелись холодными африканскими ночами.
* * *
В защиту Жюля Верна. Великая заслуга его, среди прочего, в том,
что он сделал героями работяг прогресса -- учёных, изобретателей,
инженеров -- вместо авантюристов со шпагами, плутов, вояк, донжу-
анов, мстителей, сыщиков, влюблённых вьюношей, свободных художни-
ков и т. п.
* * *
Поздний, "прозревший" ("поздно прозревший") Жюль Верн представ-
лен в романах "Плавучий остров", "Вечный Адам", "Кораблекрушение
'Джонатана' и "Удивительные приключения экспедиции Барсака".
Такой Жюль Верн массовому читателю не известен -- не потому, что
он хуже качеством, чем ранний и "подслеповатый", а потому что не
отвечает чаяниям и навевает печаль по поводу общества.
Лучше бы Жюль Верн изложил свои поздние пессимистические сооб-
ражения по поводу общества и прогресса не в форме романов, а в
форме трактатов. Тогда бы много проще было эти соображения
изучать и обсуждать. Но писать трактаты было для него, наверное,
слишком сложно: одно дело -- вставить пару абзацев с рассуждения-
ми то ли литературного героя, то ли автора, другое -- выстраивать
аргументированную систему взглядов.
* * *
Ко времени писания романа "Робур-завоеватель" (1886) Жюль Верн
прозрел ещё не вполне. Выражение осторожного отношения его к
"прогрессу" сводится к следующему высказыванию главного героя
(гл. 18):
"...отныне я полагаю, что ничего не следует делать раньше вре-
мени. Это относится и к прогрессу: успехи науки не должны обго-
нять совершенствование нравов."
Мысль эта осталась у Жюля Верна неразвитой, да и выражена она
не вполне корректно: "прогресс" вредит не успехами науки непо-
средственно, а успехами "техники", достигаемыми на основе этой
науки. Если бы успехи науки оставались в пределах науки до лучшей
поры, то вреда бы от науки не было. Далее, наука вполне может
заниматься и "совершенствованием нравов", а не занимается им в
основном потому, что пошёл перекос в сторону развития изделий, а
не людей.
* * *
Нелады Жюля Верна с механикой в "Робуре-завоевателе" (гл 6):
"...опытом и расчётами было с полной очевидностью доказано, что
воздушная среда -- весьма прочная опора. Парашют диаметром в один
метр может не только замедлить падение человека в воздухе, но и
превратить его в плавный спуск."
Вряд ли состав и плотность земной атмосферы значительно измени-
лись со времён Жюля Верна, но сегодня даже два метра диаметра не
достаточны для парашюта, чтобы сохранить человеку ноги в целости.
Парашют диаметром 1 м уж можно было из простыни за полдня сделать
и хотя бы со второго этажа прыгнуть, но у Жюля Верна, по-видимо-
му, совершенно отсутствовало желание проверять свои утверждения
практикой даже в наиболее лёгких случаях.
Там же:
"Было установлено также, что при значительной скорости передви-
жения в пространстве сила тяжести изменяется приблизительно
обратно пропорционально квадрату этой скорости и движущееся тело
становится как бы невесомым."
На самом деле при значительной скорости передвижения в прост-
ранстве сила тяжести остаётся неизменной (хотя при ОЧЕНЬ значи-
тельной -- субсветовой -- возможно, с ней что-то и случается). Но
даже если бы сила тяжести и уменьшалась, летящее тело (а Жюль
Верн обсуждает полёт) не становилось бы как бы невесомым, потому
что понятие веса к нему было бы неприменимо -- ввиду того, что
вес -- это сила, с которой тело ДАВИТ НА ОПОРУ или НАТЯГИВАЕТ
ПОДВЕС.
* * *
Утраченные достижения XIX века. Суперизделия в романе "Робур-
завоеватель" (гл. 6):
"Остаётся выяснить, какой материал употребил инженер Робур для
своего воздушного корабля (...) Что же это был за материал --
столь прочный, что острый нож Фила Эванса не мог его даже поцара-
пать, а дядюшке Пруденту не удалось разгадать его природу? Всего-
навсего бумага!
Уже много лет изготовление такого рода бумаги приняло широкие
размеры. Неклеенная бумага, листы которой пропитаны декстрином и
крахмалом, а затем пропущены через гидравлический пресс, образует
материал твёрдый, как сталь. Изготовленные из него блоки, рельсы
и колёса для вагонов прочнее, чем изделия из металла, но зато
куда легче."
Чем плоха "fiction", так это тем, что на таких вот местах
спотыкаешься и гадаешь: то ли автор отсебякнул, то ли верная
картинка эпохи представлена.
Там же, о приёме пищи на летучем корабле:
"На завтрак были поданы различного рода консервы, а также
галеты, приготовленные наполовину из муки, наполовину из мясного
порошка..."
Эти замечательные галеты -- тоже выдумка Жюля Верна, или мы ещё
что-то потеряли?! Вообще-то я думаю, что потеряно немало -- в
дурацкой погоне за новинками.
* * *
Писательский старт Жюля Верна существенно облегчался тем, что
в возрасте 21 года, не отличаясь ни родовитостью, ни доходами --
и ничего ещё толком не написав, -- он как-то умудрился втиснуться
в самую что ни на есть литературную среду -- и не где-нибудь, а
в Париже. Из "Дат жизни и творчества":
"1849. Светские знакомства позволили Жюлю Верну установить и
некоторые литературные связи: он был представлен Виктору Гюго,
находившемуся тогда на вершине славы; познакомился с поэтом
Теофилем Готье -- идеологом романтизма; был принят Дюма."
"1850. 12 июня благодаря поддержке Александра Дюма Жюль Верн
добивается первого успеха в литературе."
* * *
"До последнего вздоха я буду на стороне всех угнетённых, и
каждый угнетённый был, есть и будет мне братом!" -- заявляет
любимый герой Жюля Верна капитан Немо. Но сам Жюль Верн как-то
благополучно уклонялся от участия в битвах за свободу и пр.
Из "Дат жизни и творчества":
"1871. 18 марта в Париже происходит вооружённое восстание
пролетариата. Буржуазное 'Правительство национальной обороны'
бежит в Версаль. Жюль Верн в этот день был в Париже."
И чем он там, в Париже, в это время занимался? Да наверное,
тем же, чем и обычно: читал, писал, иногда выглядывал из окна
и тревожно прислушивался.
"Трагические события, связанные с разгромом Коммуны, почти
не коснулись самого Жюля Верна: его семья в это время была в
Нанте."
Вот и вся информация о его причастности к великим событиям.
Наверное, надо было срочно книжку в издательство сдавать. И ведь
нельзя сказать, что Жюль Верн совсем не участвовал в обществен-
ной жизни: в 1888 г. его избрали депутатом Амьенского муници-
пального совета по списку... социалистов, и писатель много лет
добросовестно исполнял соответствующие обязанности, отрываясь
от работы над книгами.
Можно предположить, что Жюль Верн был попросту трусоват. Этим
объясняется и каботажность его путешествий, и неучастие его в
политической борьбе. Кстати, никто ведь не рассказывает о каких-
нибудь крупных его конфликтах -- чтоб с накалом страстей, вплоть
до драки.
* * *
Для лучшего понимания каких-то вещей полезно сопоставлять их с
вещами похожими. Творчество Жюля Верна можно сравнить с творчест-
вом его почти-современника Герберта Уэллса.
С сайта jv.gilead.org.il:
"В чём отличия между произведениями Жюля Верна и Герберта
Джорджа Уэллса? Жюль Верн писал в основном приключенческие рома-
ны, а Уэллс писал научную фантастику. Уэллса можно назвать отцом
'Научной Фантастики'. Жюль Верн описывал машины, о которых уже
имелось какое-то представление учёных его времени. Он только
развивал и усовершенствовал эти машины. Жюль Верн очень подробно
описывает эти изобретения. Фантастика Уэллса, со своей стороны,
не была основана на научных познаниях того времени и опиралась
исключительно на воображение автора. Природа и устройство этих
изобретений не объясняется автором, они являются лишь плодом его
воображения."
Герберт Джордж Уэллс (1866-1946) -- в некоторых аспектах проти-
воположность Жюлю Верну. Если Жюль Верн в отношении прогресса
оптимист, то Герберт Уэллс в значительной степени пессимистичен.
Если Верна легко ловить на наукообразной чепухе, то в отношении
Уэллса это затруднительно. Если у первого положительные герои --
это зачастую взбалмошенные психопаты, то у второго это нормальные
или почти нормальные люди. Если первый -- из рано стартовавших
литераторов с гуманитарным образованием, то второй -- не в по-
следнюю очередь учёный-естественник, то есть человек с системати-
чными познаниями, опытом исследовательской работы, научным скла-
дом ума. Если первый по-французски жив, то второй по-английски
сдержан. Если первый потакает массе недоумков в её простеньких
вкусах, то второй размышляет о подправлении общества. Высказы-
ваться неуважительно о Герберте Уэллсе мне что-то не хочется,
придираться к его сюжетным "натяжкам" не тянет. Это гигант,
могучий человечище.
Количество ссылок на того и другого автора (состояние на 5 мая
2010 г.), по-видимому, более-менее отражает размер аудиторий, на
которые тот и другой ориентированы:
Яндекс: Рамблер: Апорт: Гугл:
Герберт Уэллс: 469 000 301 000 49 213 65 999
Жюль Верн: 1 000 000 748 000 60 714 350 000
По сравнению с Гербертом Уэллсом Жюль Верн -- феномен низшего
порядка, отсюда и его более широкая востребованность.
Нет, Жюль Верн -- романист в целом хороший, но только когда
дело не касается научных вопросов, особенно из области механики,
и только при условии, что будут закрываться глаза на социально
опасный абсурдизм некоторых его любимых героев.
* * *
Жюль Верн был и остаётся чрезвычайно популярным автором. Сегод-
ня он дорог ещё и тем, что стал "ретро" -- символом доброго ста-
рого времени, когда мир был просторнее и чище. Согласно сайту
jv.gilead.org.il, существуют целых три периодических издания, по-
свящённых исключительно Жюлю Верну, и целых шесть жюльверновских
обществ. А много ли ныне, к примеру, левтолстовских или даже
александрдюмовских периодических изданий или обществ? Вообще, из
"старичков" похвастаться схожим уровнем внимания может разве что
Дж. Толкиен -- автор "Трилогии о Кольце". Востребованнее Жюля
Верна бывают только модные здравствующие авторы, да и то лишь
временно: пока мода на них не сходит.
Нельзя сказать, что Жюль Верн не вполне заслужил такую потряса-
ющую популярность. Он всё-таки автор 66 вполне читабельных рома-
нов и много чего ещё. Причём он не живописал сцен насилия и мучи-
тельной смерти, не плодил порнографии, не склонял читателей к
самоубийству (по крайней мере к явному), не стравливал поколений,
наций, рас, социальных классов и, как правило, обеспечивал своим
героям благополучное окончание приключений. Его стиль -- класси-
ческая здоровая проза с лёгким юмором. В общем, он вроде бы дале-
ко не из первых, от кого надо защищать молодёжь. И тем не менее
защищать от него надо.
Роль Жюля Верна в абсурдизации европейского мышления -- может
быть, даже очень большая (сколько-нибудь точное измерение невоз-
можно). Направления подрывной деятельности Жюля Верна:
1) идеализация науки;
2) идеализация научно-технического прогресса;
3) позитивизация психопатических типов личности;
4) пропаганда беспечности, "экстрима", самоутверждения через
не нужные обществу подвиги;
5) пропаганда поверхностного гуманизма, выливающегося в конечном
счёте в ущерб обществу.
Жюльверновские романы должны проскакивать в чтиве до того, как
вьюноша (или девица) начнёт задумываться о науке, прогрессе,
абсурде, припыленности, разрушении среды обитания и т. п., а
главное -- до того, как начнёт изучать физику, особенно механику,
с которой у великого писателя особые нелады.
Жюль Верн -- выразитель простоватых устремлений культурного
слоя европейцев в XIX веке. Были и в то время люди, которые смот-
рели глубоко и видели сложности, но в силу своего высокого
интеллектуального качества они плохо воспринимались читающей
массой, а близким ей был он -- дружище Жюль Верн.
Жюль Верн -- бодрячок-оптимист, научно-технический сказочник
для любознательных детишек и не вполне дозревших взрослых. Люди,
переходящие улицу, не оглядываясь по сторонам, -- это вполне
возможные следствия жюльверновского воздействия на общество.
Расплывчатый жюльверновский гуманизм был приемлемым для всех
политических режимов, включая совсем уж авторитарные. Да что
режимы -- даже церковь могла попрекнуть великого сказочника разве
что тем, что он ОТВЛЕКАЛ. В общем -- душка с звучным именем и
картинной бородкой, украшение любой журнальной обложки. В СССР с
его невыездным населением почему-то любили снимать фильмы по
романам Жюля Верна о путешествиях по всяким дальним морям и стра-
нам. И почему-то все в пределах кругового "железного занавеса"
воспринимали это как должное, а не как издевательство.
Да, всё было пристойненько, вот только легкомысленный жюльвер-
новский менталитет оказался по сути одной из предпосылок Первой
Мировой войны (а значит, и всего, что из неё вытекло): куча мощ-
ных технических средств при недоразвитых моральных представлени-
ях, абсурдизированном мышлении, непродуманной социальной органи-
зации, культе порывистости и риска и не очень глубокой озабочен-
ности возможными последствиями тех или иных действий -- это же
всё его, Жюля Верна.
Разве не так?
Литература
"Жюль Верн. Даты жизни и творчества", примечания к Собранию
сочинений, изд. "Правда", 1985.
Жан Жюль-Верн "Жюль Верн", М., "Прогресс", 1978.
Жюль Верн "Вокруг света за восемьдесят дней".
Жюль Верн "С Земли на Луну прямым путем за 97 часов 20 минут".
Жюль Верн "Вокруг Луны".
Возврат на главную страницу Александр Бурьяк / Жюль Верн как пропагандист дешёвой добропорядочности, бывший не в ладах с механикой