Извращенным ваятелям неймется сделать что-то ненатурально,
соответственно своим вывернутым мозгам -- и так, чтобы у зрителей
мозги тоже выворачивались. Чем заковыристей выверт, тем богоиз-
бранноее считается скульпторствующий извращенец. Ладно бы ставили
всё это уродство на своих вернисажах и пленэрах (хоть убейте, не
знаю в точности -- и знать не хочу -- что это такое и чем отлича-
ется от выставок), так нет же, лезут на улицы, и хочешь -- не
хочешь, а попадается всё это на глаза. Отсюда мое почти постоян-
ное желание разбить кому-нибудь из них голову.
Один шмендрик "пробил" установку своего бронзового опуса в
центре Минска. Уродство называется, кажется, "Прикуривающий".
Мало того, что налицо пропаганда курения, так у никотинного
наркомана еще и отвратительно-заискивающее отклонение позвоноч-
ника от вертикали, а это вряд ли поспособствует воспитанию
твердого характера у белорусов. Да и весь виду него какой-то
еврейский.
* * *
Среди прочего, меня очень раздражают скульптуры без деталей:
с одеждой без складок, с волосами без локонов, с лицами без
морщин, с ботинками без шнурков. Абстрагированные, так сказать,
образы. Недорисованные, недоделанные, неправдоподобные, дешевые.
Первая ступень к художественному маразму. Что могут рассказать
они об изображаемом?
Одной из самых подлых особенностей государства является принцип
"Незнание закона не освобождает от ответственности по нему".
Получается, что всякий гражданин, если он не хочет вляпаться в
большие неприятности, вроде нескольких лет за решеткой или
конфискации честно нажитого имущества, должен постоянно сохранять
бдительность и неустанно рыскать по источникам информации в
поисках новых законов, исподтишка принятых государством. Он
должен быть в курсе всех новостей уголовного, административного и
гражданского права, указов президента, решений правительства,
постановлений парламента (или наоборот, постановлений
правительства и решений парламента?). Даже если он будет воздер-
живаться от какой-нибудь новой и необычной деятельности, он может
стать жертвой изменения порядка своей обычной деятельности или
оказаться осужденным за преступную бездеятельность. Государство
не считает себя обязанным доводить свои законы даже до тех
граждан, которых они касаются, не говоря уже о тех, которых они
могут когда-нибудь коснуться.
"Закон (указ и пр.) вступает в силу со дня своего публикования"
-- обычная приписка к основному тексту документа, заступающего
в засаду на честных граждан. Но публикования где? В газете
парламента? В газете правительства? В сборнике указов президента?
В "Ведомостях Верховного суда"? Нужно затратить пять лет на то,
чтобы получить юридическое образование: узнать законы, а также
способы уклонения от ответственности за их неисполнение. Но и
юридическое образование не избавляет от необходимости шарить по
источникам, в которых могут появиться новые законы или дополнения
к старым.
Мало того, что законов много; что они противоречат один
другому; что они всё время изменяются, так они еще и могут быть
по-разному истолкованы: повернуты в ту или иную сторону, как
пресловутое дышло. Государство нагло ухмыляется смущенным
честным гражданам, которые все под законом ходят, как под
дамокловым мечом.
Ненавижу стишок Николая Заболоцкого "Некрасивая девочка".
Слезоточивая собачья чушь. Отвратительная ложь. Ненавижу, потому
что очень жалко девочку.
И девочка ликует и смеется,
Охваченная счастьем бытия. (!)
Некрасивая девочка счастлива, пока не осознала, какая взрослая
жизнь для нее уготована. Если кто-то и возьмет ее в будущем
замуж, так разве что какой-нибудь урод. А если она отважится
родить, то, скорее всего, столь же некрасивого и несчастного
ребенка. Чтобы он тоже мучился всю жизнь. И чтобы она сама
мучилась от сознания, что он будет мучиться. По-моему, только
педик, не планирующий завести детей, может находить утешение для
некрасивости.
А сколько отвращения у меня всегда вызывала глупо-торжествующая
концовка этого стишка!:
А если так, то что есть красота,
И почему ее обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?
Поколения морализаторствующих интеллигентов восторженно мусоли-
ли эти извращенческие строки, добиваясь непонятно чего: то ли
того, чтоб я женился на уродине, то ли того, чтобы уродина не
печалилась, если я на ней не женился, то ли утешения для самих
себя. И вообще, что делать некрасивым людям? Заботиться о красте
души? А чего ради? Они -- ветви древа жизни, которым надлежит
усохнуть. Я им сочувствую очень -- хотя бы потому что сам не
очень далеко от них ушел.
В моде забота об инвалидах-колясочниках. И конечно же, она
порождает массу абсурда. Какую долю составляют колясочники от
всего населения? Думаю, несколько человек на тысячу, не больше.
Как часто они выбираются из дома? Наверное, в несколько раз реже
других. Часто ли они передвигаются на большие расстояния? Я
думаю, не так часто, как другие. И не только потому, что в городе
полно лестниц. Но вот обновляют подземный переход под площадью и
занимают треть ширины лестницы под пологий спуск (кажется, он
называется пандусом) да еще огораживают его перилами. Пусть видят
все это броское доказательство торжества гуманизма в стране.
Конечно, по отгороженной части лестницы могут спускаться и
нормальные люди, но им неудобно. А из-за перил там еще и не
разминуться. Особенно если какого-нибудь придурка понесет в этот
переход и на этот пандус с детской коляской. А сколько труда
истрачено впустую! И зачем колясочникам переться в этот подземный
переход? Милостыню просить? Живи в соответствии со своими
возможностями. Выжимай максимум из того, что тебе доступно. Люди
сильно различаются везением и физическими возможностями. Если у
кого-то аллергия на древесную пыльцу, так не вырубать же в городе
все ветроопыляемые деревья! Если некоторые (к примеру, я) не
выносят табачного дыма, так, может, запретим курение на улицах?!
Или взять, к примеру, инвалидов-костыльщиков: если кто-то из-них
устремится по лестнице, зауженной пандусом, да еще при плотном
потоке пешеходов, хорошо ли он будет себя чувствовать, когда его
будут если не толкать в спину, то хотя бы подсознательно посылать
подальше? А инвалиды-астматики? В городе и без пандусов дышать
нечем, а "пандусование" городской среды -- это дополнительный
расход энергии, а значит, и дополнительные вредные выбросы в
атмосферу.
Далее, если кто-то при интенсивном движении по лестнице, тем
более зимой, вздумает воспользоваться пандусом, не имея коляски,
он рискует пополнить число инвалидов-колясочиков. А еще и дети
любят скользить по пандусам, рискуя удариться позвоночником
и головой о ступеньки!
А можно вспомнить и о кошмарной давке, которая произошла в
Минске 30 мая 1999 года, когда из-за внезапно хлынувшего ливня
толпа зевак с пивного праздника рванула в подземный переход у
станции метро "Немига" и люди начали падать под ноги идущих
следом. Работая над этой главой, я специально ходил смотреть, был
ли там пандус. Вроде, не было. А если бы был, то в такой ситуации
жертв оказалось бы значительно больше.
Мне довелось читать об инвалидных колясках, на которых можно
передвигаться и по лестницам. Не лучше ли было бы сосредоточиться
на этих колясках, а не сооружать пандусы? Ну уж нет: пандусы --
это как монументы заботливости, воплощение гуманизма в камне. Они
бросаются в глаза, даже если поблизости нет ни одной инвалидной
коляски и даже если вообще хоть одна проезжает по ним в неделю
раз.
Не знаю, как инвалиды, а я не рискнул бы спускаться на инвалид-
ной коляске в подземный переход: слишком большой наклон. Я поста-
рался бы обойтись как-нибудь без этого. Но инвалиды, наверное,
рисковые ребята: некоторые из них потому и стали инвалидами, а
некоторым просто жизнь не мила.
Наконец, самое главное. Я уже много лет хожу в подземных
переходах по пандусам и мимо них, но я НИКОГДА НЕ ВИДЕЛ НА НИХ
ИНВАЛИДОВ-КОЛЯСОЧНИКОВ. Даже на Западе. Там колясочники
предпочитают крутить баранку автомобиля. А в этой несчастной
стране, наверное, просто не хватает колясок: государство имеет
возможность потратиться либо на коляски, либо на пандусы, но
никак ни на то и другое вместе. Правда, я иногда видел
колясочников, просящих милостыню в подземных переходах. В этих
переходах, кажется, как раз были пандусы. Интересно, что выбрали
бы сами инвалиды: пандусы или добавку к пенсиям?
Но наверняка есть людишки, которые подкармливаются если не от
строительства пандусов, то от говорильни этот насчет. Ведь это
всегда так: если есть какое-то непотребство, то есть и сволочь,
которая от этого непотребства в выигрыше.
Но кто осмелится высказаться о пандусах критично? Ведь рискуешь
прослыть безнравственным. И вообще, забота о колясочниках теперь
в моде. Если ты не уселся в коляску, ты вроде бы еще не заслужил
сочувствия. Ах, если бы в моду вошла забота о моральных калеках!
Тогда, может, и мне что-нибудь досталось бы -- хотя бы и по
ошибке. Что касается придурков с детскими колясками, то им тоже
нечего делать в том переходе. А если им кажется, что им есть что
делать, то они ошибаются, и это их проблема. Лично я никуда с
детской коляской не таскался: это просто не было нужно. А если
бы и было нужно, то не потащился бы -- хотя бы из соображений
безопасности (но не потому, что где-то нет пандусов).
* * *
Кто-то скажет: пандусы -- мелочь. Но по большому счету почти
всё -- мелочь, а что-то крупное получается, когда много мелочи
соберешь в одну кучу. В малом отражается большое. Всё начинается
с мелочей. Если что-то вам не мешает, а мне мешает, то это, может
быть, не потому что мне нечем заняться или я мелочная извращенная
личность, а потому что я вижу чуть дальше и глубже, чем вы. Но я
легко соглашусь с тем, что пандусы -- опасный пример для рассуж-
дения о мелочах. Только ведь вас иначе не проймешь (по крайней
мере, у меня не получалось).
Вообще, разве это не кошмар, что прежде чем сказать правду
(или то, что таковой представляется), сначала думаешь о том, как
защититься от плевков? Много ли дала вам ваша благообразная ложь?
Да вы же скоро попросту вымрете вообще. И я не собираюсь воздер-
живаться от каких-либо необходимых действий только потому, что
они могут быть неправильно понятыми или намеренно истолкованными
во вред мне.
Разумеется, мне жалко некоторых инвалидов. И я здесь нехорошо
отзываюсь не об инвалидах, а о пандусах. Но я готов отозваться
нехорошо и об инвалидах, потому что никто не безгрешен и никто
не должен быть защищен от критики под каким бы то ни было пред-
логом: где появляются "запретные зоны", там начинается ложь, а
вслед за нею -- деградация мировоззрения и далее утрата способ-
ности действовать эффективно. Я не против "лжи во спасение" или,
скажем, сокрытия военных секретов, но я против виляний на
мировоззренческом уровне. Если вам не нравится мое отношение к
тому или иному феномену, возражайте доводами, а не эмоциями,
потому что на ваши эмоции у меня тоже есть эмоции -- и чем мои
хуже ваших? И вообще, у вас процветают авторы-некрофилы,
авторы-порнушники, авторы-матершинники и даже авторы-абсурдисты
и авторы-демагоги и только по отношению ко мне -- стороннику
искренности, здравомыслия и корректности в рассуждениях -- вы
проявляете устойчивое неприятие. Наверное, вы чувствуете, что от
меня исходит какая-то значительная угроза вашему любимому образу
жизни.
Инвалиды неприятны окружающим тем, что напоминают о хрупкости
человеческого здоровья, об опасности неосторожной езды на
автомобиле и разных других привлекательных занятий. Они также
досаждают тем, что заставляют мучительно думать, как себя по
отношению к ним вести; принуждают разрываться между противоречи-
выми влечениями. Те, кто не чувствуют неприятия по отношению к
инвалидам, должны подозреваться в абсурдизме и латентной
суицидальности. Лучше держаться от таких людей подальше, потому
что они своей неосторожностью могут доставить вам большие
неприятности, в том числе сделать вас инвалидом!
С учетом сказанного можно сделать вывод: инвалидам лучше сидеть
дома. А если они все-таки рвутся на улицу, то это бессовестные
инвалиды, и ну их к черту!
Любой из вас, кто внимательно прочтет эту книгу, сможет под-
твердить, что я нигде не глумлюсь над какими бы ни было обижен-
ными Богом, но лишь признаюсь иногда в отсутствии беспричинной
любви к ним. И я не собираюсь подавлять в себе мысль, что неко-
торые несчастные хотят выглядеть обиженными Богом, хотя на самом
деле их несчастия -- результат их собственных дурных наклоннос-
тей, а Бог ни при чем.
* * *
И ведь что занимательно: я, наверное, единственный человек в
этих краях, который всерьез занят проблемой предотвращения
инвалидности. Именно я пишу "Искусство выживания", "Общую теорию
безопасности", "Гигиеническую систему" и т. д. И при этом именно
я отношусь к инвалидам с неприязнью! Неужели тут нет связи?!
Неужели первое не обусловлено вторым?! Или хотя бы второе --
первым?
* * *
Кстати, я все-таки однажды увидел детскую коляску на том
пандусе, который вдохновил меня на данную главу. Колеса коляски
не "вписывались" в смонтированный для них железный желобок, и
она скользила осями колес по этому желобку. Владелица следующей
коляски той же конструкции даже не стала пробовать "вписаться"
в заумный пандус и потащила коляску наверх, держа в руках.
В другой раз, другой женщине, коляску тащил уже я. Можно было
бы и не говорить здесь о такой мелочи, но ведь какая-нибудь дрянь
наверняка бы додумалась заявить, что мне нравится наблюдать, как
люди мучаются. Нет, мне нравится нагружать свои мускулы.
* * *
Это совершенно естественно и справедливо, что люди не одинаковы
физически и из-за этого имеют неодинаковые внешние возможности
(бывает очень часто, что они имеют неодинаковые внешние возмож-
ности даже тогда, когда физически они одинаковы). Зато несправед-
ливо, когда по отношению к какой-нибудь модной категории имеющих
меньшие, чем у других, возможности, общество проявляет значитель-
но больше заботы, чем по отношению к другим категориям, а то даже
и в ущерб им. Правде, если оно в той же степени, что и о колясоч-
никах, будет заботиться о слепых, глухих, немых, безруких, астма-
тиках, костыльщиках, слишком толстых, слишком высоких, прикован-
ных к постели, страдающих недержанием мочи, метеоризмом, открытой
формой туберкулёза и т. п., то оно попросту не выдержит трудовой
нагрузки, которая на него ляжет. А ведь есть ещё и немощные пси-
хически: в первую очередь, неврастеники! Кстати, они порой тоже
не в состоянии без мук передвигаться по вашим улицам.
И вдобавок ведь имеется альтернатива: тратиться на заботу о не-
мощных или на предотвращение немощности. Но чем меньше немощных,
тем абсурднее будет выглядеть тотальная забота о них. К тому же
люди не смогут умиляться собственной добротой и душевной щедрос-
тью, а также спокойно смотреть в собственное будущее ("я не боюсь
стать калекой!"). А для предотвращения немощности, наоборот, при-
дётся отказываться от приятного: от своего любимого образа жизни.
Вдобавок потребуется перестройка социальной системы, переделка
системы образования, перетряхивание идеологической муры. Правда,
на перестройке системы можно тоже хорошо заработать очень многим
людям, хотя, конечно, не так хорошо, как на придумывании, разду-
вании и последующем удовлетворении различных псевдопотребностей.
К чёрту свободу печати. Я требую цензуры. По крайней мере,
для себя. Что такое свобода печати в этой несчастной стране,
а, может, и повсюду? Печатай что хочешь, если тема твоей
публикации не запрещена законом. А запрещена ли она, решаешь
ты сам. И вот ты решаешь, что не запрещена, а по издании твоей
книжки какой-нибудь уполномоченный государством говнюк решает,
что запрещена. Суд во всех сколько-нибудь сомнительных случаях,
конечно же, принимает сторону этого говнюка. У тебя конфискуют
тираж и в придачу облагают тебя таким штрафом, что у тебя сразу
же возникает желание заняться международным терроризмом. С дру-
гой стороны, цензор -- тоже не лучший выход, поскольку перестра-
ховывается. Меня бы устроил промежуточный вариант: если сомне-
ваешься в законности своей предполагаемой публикации -- идешь
к цензору, а решение цензора можешь оспорить через суд -- еще
до выхода тиража. Проигрыш на таком суде не грозит тебе конфис-
кацией тиража, а также домашнего имущества (в счет штрафа). Но,
может быть, кого-то не устраивает, что при таком подходе не будет
"элемента устрашения" -- той пленительной опасной неопределен-
ности, которая внушает мистический страх перед государством и
отбивает у людей охоту проявлять какую бы то ни было гражданскую
инициативу.