Как стать великим врачом? И не просто врачом, но и тем, кто скажет новое слово в медицине?
Это действительно трудно, и только несколько людей смогли достичь этого за всю историю человечества. Одним из таких представителей был Николай Иванович Пирогов.
Детство
Николай Иванович Пирогов родился в ноябре 1810 года в Москве. Его отец происходил из крестьян и был чиновником военного ведомства. Мать с отцом, которые любили детей, жили дружно, но никакими медицинскими науками не увлекались.
Был однако у семьи домашний врач Ефим Осипович Мухин, на которого маленький Николай всегда смотрел восторженными глазами и даже подражал, когда играл в одну из любимых своих детских игр - лекаря.
А началась эта игра, когда старший брат Николая лежал больной ревматизмом. Как потом рассказывал Пирогов, "болезнь долго не уступала лечению, и уже несколько докторов поступали на смену один другому, когда призван был на помощь Ефрем Осипович Мухин, в то время едва ли не лучший практик в Москве".
Николай присматривался к действиям доктора у постели больного. А врач оказался хорошим. После того как, несмотря на усилия пяти-шести врачей, болезнь все продолжала прогрессировать, не прошло и нескольких дней лечения у нового врача, а больной уже начал поправляться.
Когда брат выздоровел, Николай продолжил играть в лекаря. Он просил кого-то из домашних лечь в кровать, а сам, приняв вид и осанку доктора, важно подходил к мнимобольному, щупал пульс, смотрел на язык, давал какой-то совет, садился за стол, писал рецепты и толковал, как принимать лекарства.
Образование
Научился Николай русским буквам, когда ему было 6 лет. В это время русский народ ликовал после победы над Наполеоном, и были распространены карточки в алфавитном порядке, изображающие отступление французских войск из России. Как потом вспоминал Пирогов "первая буква "А" представляла глухого мужика и бегущих от него в крайнем беспорядке французских солдат с подписью:
Ась, право глух, Мусье, что мучит старика,
Коль надобно чего, спросите казака."
Соответственно, научился читать Пирогов рано и жадно набросился на книге уже в семи-восьмилетнем возрасте. Не так много существует детей, которые в этом возрасте зачитываются книгами, не правда ли?
При этом Пирогов читал книги на разных языках: латыни, русском и немецком языках. "Чтение детских книг было для меня истинным наслаждением; я помню, с каким восторгом я ждал подарка от отца книги: "Зрелище вселенной", "Золотое зеркало для детей", "Детский вертоград", "Детский магнит", "Пильпаевы и Эзоповы басни", и все с картинками, читались и прочитывались по несколько раз, и все с аппетитом, как лакомства".
Первый учитель появился у Николая на девятом году жизни. До того времени Николай учился самостоятельно при помощи матери и сестер. Как писал Пирогов: "странно, что я помню довольно ясно занятия грамотою и чтением, но совсем не помню, когда и как научился писать".
Второй учитель Николая был студентом из Московской медико-хирургической академии. С ним Пирогов в основном занимался переводами из латинских текстов.
Когда мальчику исполнилось 11 лет, его отдали в одну из лучших школ в Москве. Там он изучал в том числе русский язык, латынь, немецкий и французский языки, арифметику, алгебру, геометрию, историю, географию.
Больше всего Николаю по его собственному признанию нравились уроки русского языка, или как они назывались тогда - уроки словесности. Когда много лет спустя Пирогов встретил своего учителя русского языка в университетской клинике, учитель был "удивлён, услышав, что я пошел по медицинскому, а не по словесному факультету".
Но это ни в коем случае не значит, что Николай только учился. Как потом вспоминал он сам: "Помню и игры в саду в кегли, в крючки и кольца, цветы с капельками утренней росы на лепестках... живо, живо, как будто вижу их теперь. Итак, жизнь моя ребенком до тринадцати лет была весела и привольна, а потому и не могла не оставить одни приятные воспоминания".
Обучение врачебному искусству
Домашнему врачу семьи Пироговых Ефиму Осиповичу Мухину, профессору Московского университета, предопределенно было повлиять на судьбу Николая.
Как потом говорил Николай, "в глазах моей семьи он был посланником Неба; в глазах 10-летнего ребенка, каким я был в 1820-х годах нашего века, он был благодетельным волшебником, чудесно исцелившим лютые муки брата".
Мухин заметил способности мальчик, посоветовал отдать его в медицину и помог подготовить Николая к университету.
Пирогов поступил в университет в 14 лет в отличие от других молодых людей, которые начинали учиться в 16-летнем возрасте. Для этого Николаю пришлось прибавить себе два года, но экзамены он сдал не хуже более старших ребят.
Воспоминания об экзамене у Николая были следующие. "Вступление в университет было таким для меня громадным событием, что я, как солдат, идущий в бой на жизнь или смерть, осилил и перемог волнение и шел хладнокровно. Помню только, что на экзамене присутствовал и Мухин как декан медицинского факультета, что, конечно, не могло не ободрять меня; помню Чумакова, похвалившего меня за воздушное решение теоремы (вместо черчения на доске я размахивал по воздуху руками); помню, что спутался при извлечении какого-то кубического корня, не настолько, однако же, чтобы совсем опозориться. Знаю только наверное, что я знал гораздо более, чем от меня требовали на экзамене".
У Николая было неотступное желание учиться и учиться.
С поступлением в Университет казалось бы сбылась мечта Николая, и дальше должно быть всё только хорошо. Но здесь Пирогова ждало разочарование.
В Университете царил дух подчинения, а не развития науки. Лекции по медицине читались на основании переводных с ошибками учебников, на основании иллюстраций, а не человеческого тела, без проведения опытов, рассказывалось более о добродетелях врача, а не о тех медицинских знаниях, которые он должен иметь.
Впоследствии Пирогов писал, что окончил он курс, "не делал ни одной операции, не исключая кровопускания и выдергивания зубов".
Но тут вмешался случай. Для лучшей подготовки русских медиков царской властью было решено направить их усовершенствоваться в науках. Так Пирогов попал в Дерпт, город ранее принадлежащий Швеции, а потом завоеванный русскими в ходе Северной войны.
"Что же я вез с собою в Дерпт?" - спрашивал себя Пирогов. - "Как видно, весьма ничтожный запас сведений и сведений более книжных, тетрадочных, а не наглядных, не приобретенных под руководством опыта и наблюдения. Да и эти книжные сведения не могли быть сколько-нибудь удовлетворительны, так как я в течение всего университетского курса не прочел ни одной научной книги, ни одного учебника, что называется, от доски до доски, а только урывками, становясь в пень пред непонятными местами; а понять много без руководства я и не мог. Хорош я был лекарь с моим дипломом, дававшим мне право на жизнь и смерть, не видав ни однажды тифозного больного, не имев ни разу ланцета в руках! Вся моя медицинская практика в клинике ограничивалась тем, что я написал одну историю болезни, видев только однажды моего больного в клинике, и для ясности прибавив в эту историю такую массу вычитанных из книг припадков, что она поневоле из истории превратилась в сказку".
Для обучения в Дерпте было отобрано 20 лучших студентов с любовью и прилежанием к наукам. Штат профессоров и преподавателей Дерптского университета почти весь состоял из немцев, у которых был несколько иной подход к обучению.
В Дерпте Пирогову понравилось. Хоть и условия жизни не были комфортными. Как потом сообщал Николай своим родным, кроме изломанного стола с разбросанными книгами, двух стульев и кровати, ничего не было, но Пирогов усиленно учился, ложась спать в 12 часов ночи и вставая в 6 часов утра.
Приехав в Дерпт без всякой подготовки к экспериментальным научным занятиям, Пирогов бросился, сломя голову, экспериментировать и практиковаться.
В Дерпте Пирогов начинает серьёзно изучать анатомию и хирургию под руководством профессора Мойера. Там он становится одним из лучших студентов, награждается золотой медалью. Все свои деньги Пирогов тратит на покупку книг и материала для анатомических исследований, ходя в одном и том же старом сюртуке все пять лет пребывания в Дерпте.
Пирогов настолько увлёкся хирургией, что он перестал посещать лекции по другим наукам.
В Дерпте Пирогов первый раз столкнулся с холерой, страшным заболеванием, от которого в истории человечества погибли миллионы человек. Вот как описывает это событие Пирогов: "Первый случай встретился между нами; один из нас, некто Шрамков из Харьковского университета (фармаколог), странный ипохондрик, чернолицый, с желтоватым оттенком, вдруг, к вечеру, занемог чисто азиатскою холерою, и ночью, чрез шесть часов, Богу душу отдал. Мы, медики, были неотлучно при постели больного; растирали, грели, делали, что могли; привели двух профессоров: Замена (терапии) и Эрдмана (фармакологии). Ничего не помогло. Замен даже, кажется, струсил немного, и ушел как-то очень скоро, но Эрдман, старик, остался вместе с нами. После того холера появилась в инвалидном лазарете в конце города. Вообще, однако же, она была умеренная и продолжалась не более шести недель (в октябре)".
Для докторской диссертации Пирогов выбрал редкую операцию - перевязку брюшной аорты, сделанную только однажды на живом человеке английским хирургом и то неудачно. Эту часть анатомии разрабатывали во Франции и Англии, но в России и Германии её почти не знали. Пирогов хотел доказать, что "эта операция может быть произведена с надеждою на успех".
Работа Пирогова была замечена за границей и напечатана в известном тогда хирургическом журнале.
В 1833 году Пирогов отправился учиться дальше в Берлин. Там у Пирогова были широкие возможности присутствия на операциях, а потом и самому осуществлять их.
Одним из ярких воспоминаний Пирогова в Берлине связано с преподавателем Лангенбеком. Как Пирогов потом говорил, "к характеристике Лангенбека как хирурга относится еще одна весьма важная и оригинальная черта. Он возводил в принцип при производстве хирургических операций избегать давления рукою на нож и пилу. - Нож должен быть смычком в руке настоящего хирурга. И это были не пустые слова. Лангенбек научил меня не держать ножа полною рукою, кулаком, не давить на него, а тянуть, как смычок, по разрезываемой ткани. И я строго соблюдал это правило во все время моей хирургической практики везде, где можно было это сделать. Ампутационный нож Лангенбека был им придуман именно с той целью, чтобы не давить, а скользить тонким, как бритва, и выпуклым, и дугообразно выгнутым лезвием".
Через два года Пирогов вернулся в Россию и начал делать операцию за операцией.
Совершенствование мастерства
Пирогов удивлял своих коллег в России. В своих операциях он использовал острые инструменты и проводил молниеносные операции в отличие от других врачей, которые делали операции очень медленно. А ведь в то время ещё не было обезболивающих средств.
Быстрота его действий, знания и готовность к неординарным случаям привлекало к нему всё больше и больше пациентов.
Параллельно по просьбе врачей и профессоров Пирогов читал им лекции по хирургии и анатомии.
Вначале Николай предполагал, что будет работать в Московском университете, но кафедра уже была занята. В конце концов молодой врач получил кафедру в Дерптском университете, где раньше сам и учился.
Первые лекции Пирогова вызвали смех у студентов. Вы наверное можете и себя вспомнить, когда вы стояли перед большой аудиторией и краснели, и бледнели, и слова, которые были заранее подготовлены, куда-то терялись. Но уже через несколько лекций у Пирогова толпились даже те студенты, которые не относились к его кафедре.
Параллельно увеличивалась хирургическая практика Пирогова. Он брал больных с интересными случаями и делал операции бесплатно. Пирогова можно было нередко встретить на улицах, где он убеждал случайного прохожего с необычным наростом или болезнью сделать операцию у него и был даже готов заплатить за это.
Опыт Пирогова рос и рос. Но Пирогов хотел учиться дальше. Ему казалось, что знаний всё равно не хватает.
В 1838 году Пирогов прибывает в Париж. Там он посещает лекции и практические занятия известных профессоров, бывает в госпиталях и клиниках. Возвратившись в Дерпт, Пирогов издал несколько книг, которые принесли ему ещё большую известность. В это же время он утвердился в своей позиции, что практические врачи могут сделать намного больше для развития медицины, чем теоретические профессора. Ведь именно на операциях можно приобрести тот опыт, который невозможно иметь, если только читать учебники.
Взрослая жизнь
Через какое-то время Пирогова перевели в Петербург, и там ему пришлось столкнуться с большими сложностями: антисанитарией, обвинениями в умопомешательстве, пропагандой против его хирургических знаний, отрицанием новых медицинских достижений, отсутствием условий и должного места для экспериментов и для операций. Но Пирогов был слишком увлечён своим делом.
В частности, Пирогов начал изучение действия эфира как помогающего больному не чувствовать боль при операциях. В то время медики не верили, что можно делать операции без боли, над использованием эфира и других болеутоляющих средств работали только единицы.
Основная же масса врачей говорила, что режущий инструмент и боль - два понятия, неотделимые друг от друга. Опробовать свои изобретения, связанные с обезболиванием с помощью эфира, Пирогову удалось в обстановке войны на Кавказе в 1847 году. Сотни раненых доставляли к врачам, и Пирогов успешно употреблял эфир для обезболивания.
Через год в Петербурге свирепствовала холера, и Пирогов рванулся туда в то время как другие люди спешно покидали город. Пирогов образовал в своей клинике особое отделение для холерных больных и глубоко исследовал эту болезнь, что вылилось в нескольких его работах о холере, которые были удостоены премии Академии наук.
Во время Крымской войны в 1855 году Пирогов был главным хирургом осаждённого англо-французскими войсками Севастополя. Оперируя раненых, Пирогов впервые в истории мировой медицины применил гипсовую повязку, накладываемую на руки или ноги, избавив многих солдат и офицеров от ампутации.
Там же в Севастополе Пирогов внедрил новый метод ухода за ранеными. Раненые тщательно отбирались на первом перевязочном пункте. В зависимости от тяжести ранений одни из них подлежали немедленной операции в полевых условиях, тогда как другие с более лёгкими ранениями эвакуировались вглубь страны для лечения в стационарных военных госпиталях. Эта тактика помогла спасти жизни сотням солдат.
Волновался Николай Иванович и о гигиене - науке, изучающей влияние факторов окружающей среды, микробов и иных микроорганизмов на здоровье человека, его работоспособность и продолжительность жизни. Пирогов даже ходатайствовал о введении преподавания основных начал гигиены в школьную программу.
Однажды Пирогов потребовал, чтобы хирурги проводили операции в халатах, которые были прокипячены в горячей воде, чтобы убить опасных микробов, передающихся от больного к больному. За это его же коллеги упрятали Пирогова в сумасшедший дом. Однако его выпустили через три дня, не обнаружив нарушений в психике.
Боролся Пирогов и за отмену телесных наказаний учащихся ввиду вредности этой меры в педагогическом отношении. В то время физические наказания, в том числе розгами, были очень распространены в школах.
Выступал Пирогов и за доступ в университеты низших сословиям, даже крестьянам, чем навлёк на себя ещё больше недовольства и неодобрение русского царя.
На несколько лет Пирогов отошёл от практической деятельности врача, начал заниматься общественной деятельностью, активно участвовал в обсуждении вопросов будущих отношений между помещиками и крестьянами, которые в то время считались собственностью помещиков. Но эта деятельность и двойственная позиция Пирогова встретили критику как со стороны царской администрации, так и тех, кто боролся за освобождение крестьян от крепостного права.
Поэтому когда Пирогову предложили поехать с молодыми учёными в Германию, он тут же согласился. Проживая в Гейдельберге, Пирогов ездил к раненому Гарибальди, известному итальянскому общественному деятелю, которого лечили светила хирургии, но не смогли извлечь засевшую в ноге пулю. Это получилось у Пирогова. По всеобщему мнению, именно Пирогов тогда спас ногу, а, может быть, и жизнь Гарибальди.
В Германии Пирогов обработал накопленный материал, собранный им на полях сражений во время Крымской войны и Кавказской экспедиции и выпустил большой труд "Основы общей военно-полевой хирургии". По мнению некоторых в этой книге были заложены начала общества Красного креста, организации, предоставляющей защиту и оказывающей помощь пострадавшим в вооружённых конфликтах и внутренних беспорядках, которая возникла в 1863 году. Через несколько лет Николай Пирогов сам иногда становился представителем русского общества Красного креста.
Также в Основах были заложены начала предупреждения инфекционных заболеваний, заражения ран, гигиены в госпиталях.
* * *
Пирогов оставил заметный след в медицине. Его нововведения, такие как применение острых инструментов для операций, использование эфира как обезболивающего, подчеркивание необходимости широкой практики для хорошего врача, введение начал гигиены были необходимы для развития медицинского искусства как в России, так и за рубежом.
Как писал сам Пирогов: "Целых двадцать пять лет я занимался хирургической практикой и в хороших и в худых госпиталях, и на открытом поле, в солдатских и госпитальных палатках, в хижинах крестьян и в великолепных домах".
Многие европейские университеты дали Пирогову дипломы почётного доктора. Академия наук почтила Николая Пирогова званием члена-корреспондента.