Она сидела на качелях в осеннем парке и смотрелась в зеркальце.... Подумать только, сколько раз на дню она глядит на собственное изображение! Похоже, свое лицо она видит гораздо чаще, чем лица всех остальных людей. И как тут не стать эгоисткой? Сегодня ее уволили с работы. Нет, не за какие-то провинности, просто сокращение штатов. Но какая, в сущности, разница, за что "ушли", если только и есть что крохотная квартирка на окраине с лежачей бабкой в нагрузку да интересная должность? Впрочем, не будем о грустном, иначе и до психоза недолго, а бабка как же? Не будь старухи, неизвестно, что бы держало ее на земном шарике. И держало бы? Вдруг... на зеркальце упал какой-то странноватый отблеск. Или почудилось? Что бы это могло быть? Сразу вспомнился эпизод из детства, когда мальчик из дома напротив выходил на балкон и оттуда кусочком фольги от шоколадки пускал зайчиков в окно ей, своей очаровательной соседке... Какой же нужной она себя чувствовала тогда! Впрочем, сейчас она действительно нужное существо, только... как-то она этого сама не чувствует. Будто живет с КПД процентов 12, не больше... О! Снова зайчик! Что это все-таки на самом деле? Она обернулась. Вокруг ни души...Странно... Или мерещится? Впрочем, сейчас может. Хотя глаза уже и высохли, паршивое настроение осталось. Разревелась на улице - это ж надо? В тридцать шесть-то! Она еще раз взглянула в зеркальце и увидела... Странное дело, на дереве сидел человек! Какой-то парень с оттопыренными ушами и странными карими глазами. Видимо, псих. Но очень симпатичный. Неожиданно, незнакомец подмигнул ей в зеркальце и улыбнулся, и ей вдруг отчего-то безумно захотелось с ним поговорить. Он не заставил себя ждать: - Привет! Давай поболтаем. Я тоже одинок. Сейчас, погоди, только слезу. Ты ведь не убегешь, а? Нет, ну точно псих. Но вот странно - она ведь не "убегет"? - Нет, хотя и следовало бы... - с этим мальчиком ей отчего-то захотелось приобрести вид строгой мамаши. Есть у нее такая особенность: она всегда чувствует, с кем и какой облик нужно принимать. Но когда одновременно попадается много разных личностей? Под всех же не подстроишься. Поэтому она никогда не уживалась в больших коллективах. Да и в маленьких тоже, если уж совсем честно. Тем временем псих уже спустился и сел к ней на качели. Ему было на вид года двадцать два-двадцать три, а по глазам - за шестьдесят. Или это оттого, что ненормальный? - Ну что, дружок, о чем поговорим? - Ты несчастна. И что он себе позволяет? С места в карьер лезть в душу! - С чего ты взял? - спросила она как можно ласковее, хотя по-хорошему следовало треснуть нахалу по морде...Но бить по такому лицу? Это все равно что бросать бумеранг, зная, что он тут же вернется и снесет тебе половину черепушки. - Ты давно в нашем городе? - отвечать на личные вопросы ей совершенно не хотелось. Лишь бы он не заупрямился! Есть ведь такая порода людей, которых медом не корми, дай только в душу к тебе залезть. И, скорее всего, он из этих... Но он ответил: - Со вчерашнего дня! - фу, пронесло! - И уже успел осчастливить несколько десятков человек! - Вот как? Осчастливить? Это уже интересно. - Ее бы кто осчастливить решил. Хм... А вдруг он и вправду приносит удачу? Чего на белом свете не бывает. - Да, осчастливил! - в голосе у него слышался мальчишеский задор. Тембр, кстати, был странноватый, будто плачет потрескавшееся дерево или старая дверь. Очень старая дверь... Интересно все-таки, сколько ему самому лет? И что занесло его в такое захолустье? С виду - ребенок ведь, но какой-то раньше времени постаревший. Юный дед. И так уверенно говорит "осчастливил". - И каким же образом? - Самым что ни на есть простым. Я им дал то, чего они по-настоящему хотели. Кому денег, кому признания. Кого-то надо просто выслушать. Вот как вас. - Тебе что же, и меня осчастливить в голову стукнуло? Думаешь, сейчас выложу тебе всю душу и разрыдаюсь на плече?! - Боже ты мой, какая она дура! Что она такое говорит! "Разрыдаться на плече". Хотя стоило признать, к своему стыду, что именно этого ей и хотелось... - Нет, ну что вы...Разрыдаться - это только первая ступенька, - печально улыбнулся парень. Да что он мелет! - Вам нужно нечто большее. Вам нужно... узнать. - Что узнать? Да кто вы вообще такой? - нет, это уже переходит всякие границы! - Да и потом, с чего вы взяли, что я хочу плакаться у вас на плече? - он просто несносен. По той простой причине, что прав. - Потому что я чувствую людей. У нас много общего, мадемуазель. Вы безупречно чувствуете, в какой роли вас представляют окружающие, чего они хотят от вас. А я - прекрасно вижу, чего они хотят от жизни. И даю им это. - Откуда... Откуда вы знаете? В смысле, про меня... - странное дело, они незаметно оба перешли на "вы". Обычно бывает наоборот. - Говорю же, я чувствую людей. - Э-э-э... А вы уверены, что делаете их счастливыми? Ну, дадите вы человеку то, что ему нужно. Порадуется, поиграется. А дальше? У него возникнут новые желания. Или вы хотите всю жизнь кормить кучку дармоедов и тунеядцев? - А кто вам сказал, что человек может быть счастливым всю жизнь? Эти слова прозвучали как выстрел. Да, как же это верно! Всегда быть счастливым нельзя. Она вот, например, сколько себя помнит, была несчастлива. Так значит, ей все это еще предстоит? Впереди что-то чудесное? Надо же! Вдруг она поймала себя на том, что улыбается. Впервые за столько времени! Между тем, странный парень продолжал: - Вы действительно чувствуете, какую маску когда надеть... И считаете, что это идеальная форма защиты. - Ну да, - сказала она с вызовом. - Тысячу раз да! Люди друг другу совершенно не нужны. Им нужны какие-то наши роли. То, что они хотят в нас увидать. - Вот именно! А вы - просто врать не умеете. Прикрываетесь масками, как щитами. Но ни одного из щитов не любите, потому и счастья никогда не видели. Приучили вас, что надо хитрить. Что поделать - провинция. Зато сейчас, со мной вы сняли латы - заметили? Часто с вами такое случается? - Да уж, и не говорите... - В самую ведь точку! Неужели дело и вправду в феноменальной интуиции? - Давайте угадаю - у вас мать была лицемерка. Попал? - Меня воспитывала бабушка. Мать лишили родительских прав, я никогда с ней не сталкивалась. А вот бабушка - самая натуральная лицемерка. Правда она уже лет восемь парализованная лежит. Всю жизнь - директор театра, все перед ней расстилались, а как инсульт - так все позабыли старую. Все! Тяжело ей сейчас, стерве, словами не передашь. Одна я у нее осталась, да и ту с работы уволили... Как дальше жить - ума не приложу... Все-таки раскололась! Как вам это понравится? - Так значит, у вас есть повод начать жизнь заново? Как вам повезло! - что он мелет? А впрочем... - Да, начать жить! Пусть бабка тебя держит. Но ты оглянись вокруг - красиво же! Самой не надоело каждое воскресенье в музей ходить, а раз в месяц - в театр или кино? Бассейн по вторникам и пятницам - не противно? - Надоело... Все картины знаю, каждый мазок. И в спектаклях роли наизусть... - Вот-вот! Теперь работу новую найдешь, в другую сторону ездить каждый день станешь. Вот тебе и новая обстановка! Все условия! Смотри по сторонам. Снова на "ты". Эти переходы туда-сюда уже добивали, однако происходило нечто совершенно фантастическое: она ему доверяла! - Вы мне верите? - словно прочитал он ее мысли. - Как ни странно, да. Собеседник больше не казался ей ненормальным, скорее наоборот. Вдруг она поймала себя на том, что пристально его рассматривает, пытаясь запомнить каждую мелочь, каждую деталь. Оказалось, у него на подбородке мягкая, полудетская светлая щетина. Что уголки карих глаз по-собачьи опущены вниз. А вот линия рта - довольно жесткая, нехорошая. Ой, куда тебя понесло, дорогуша? Ты его оцениваешь как нечто глобальное, раз навсегда меняющее судьбу! Судьбоносец вдруг резко повернулся затылком. Да, рот с жесточинкой. А сзади на шее - розовый детский шрамик. Интересно, сколько ему лет? Парень обернулся снова: - Гляди, народ меня зовет. И вправду. Толпа на площади рядом с парка стояла и скандировала. Неужели в самом деле ему? Взялись за руки и что-то орут, глаза безумные. Ну как так можно? Нет, все-таки не любит она своих горожан. - И это вас радует? Она вдруг почувствовала себя лишней и порывалась уйти, но собеседник схватил ее за руку. Мягко и одновременно - властно. Она почувствовала, как по всему телу пробежал предательский холодок. А потом - теплая волна, комнатной температуры. - Стой, глупая! - глаза у него стали горячими. - Ты ведь всю жизнь станешь жалеть, что не спросила у меня телефон. Давай увидимся снова! Тебя как зовут? - На...талья Романовна, - голос, иуда, дрожал! Если бы он обратился к ней на "вы" - наверняка бы сказала "Наташа". - Ну диктуй телефон, Наталья Романовна. Она нервным голосом называла цифры, он записывал. Тьфу! Она же свой аппарат на работе забыла. Теперь туда возвращаться придется. Вот уж поистине - труба! Глупый каламбур... - А я свой телефон забыла дома... - вдруг она рассмеялась, как деревенская девчонка, наивно и задорно. - Вернее, на бывшей работе. Думала, на порог не ступлю, за три километра ее обходить буду! А тут... Ваш номер высветится. Как вас назвать? Собеседник поджал губы и посмотрел в небо. Так обычно глядит в потолок школьник, не выучивший урока и вызванный к доске. - Назови меня... - он поднял глаза, будто считывая ответ с проплывающего облака, и прыснул, - Фокус! - Мой милый мальчик, не смешно, - снова в Наталье Романовне заговорила "мамаша" - Э-э-э... А разве мне не подходит? - Подходит! - ей стало весело. - Ну пусть будет Фокус. Так и прикажете вас величать? - Называйте меня так, как вам будет угодно. Вам можно все, - и вдруг - резко встал на качелях, наклонился - ресницы касаются лба - и - поцеловал - мягко и жарко... по всему телу - раскаленная лава, шелковый шарфик обжигает шею, кислота, что же делать? Наталья Романовна открыла глаза. Фокуса уже не было.
Ну вот, приплыли... Наталья Романовна никогда не обманывала себя. Влюбиться, как девчонка! В тридцать шесть-то! Удивительно. Хотя что уж тут говорить. В девятнадцать лет - счастливая молодоженка. В двадцать один - вдова. Муж, сыщик-оперативник, был убит во время спецоперации. После этого мужчины Наталью Романовну перестали интересовать в принципе. А тут... На ватных ногах шла она в офис, за спиной - привычное шушуканье. Впрочем, ее состояние приписывали увольнению, оно и к лучшему. Подумать только, еще какой-нибудь час назад это казалось ей концом света! Ага, вот и телефон. В ящике стола. Кажется, к ней обратились. Лишь бы номер высветился! Есть! Четыре упущенных вызова Так, Фокус... Тьфу ты, какая-то собачья кличка! Как-то дошла домой. Бабка уже спала, соседки ей наверняка все уже разболтали, та же Вера. Тут ведь как? За бабкой следить надо, мало ли что. Вот у Веры ключ и есть. Раз в день забегает проведать, даром что домохозяйка. Наталья Романовна представила: "А девку-то твою уволили. Знать, за растрату. Того глядишь, под статью попадет, с кем тогда останешься, старая? В инвалидный дом разве что, больше-то некуда.." Да, любит Вера сказать приятное. Наталья Романовна вдруг почувствовала свинцовую усталость во всем теле. Разделась и провалилась в сон.
Разбудил ее звонок в три часа ночи: "Наталья Романовна, вы? Это Фокус. Давайте завтра увидимся в парке, в одиннадцать часов. Придете? Ну, сладких снов". Она не успела вставить ни слова.
На следующее утро Наталья Романовна тщательно собралась и все время напевала что-то под нос. Настроение было великолепное. Привычное, как радио, ворчание бабки, казалось, гармонировало с песней. Стало быть, Вера ничего не сказала? Странно. Уж кто-кто, а она не упустит возможности. В парке Наталья Романовна была ровно в одиннадцать. Как всегда, точная, словно швейцарские часы "Romanson", сказывается бабкино воспитание. Фокус появился в тот же момент, довольный и слегка усталый. Глаза горели густо-коричневым огнем. - Привет, - и чмокнул в щеку. Весело! - Опять людей осчастливливал? На сколько страдальцев меньше стало? - Мнэ-э-э... Пятнадцать. Нет, шестнадцать. А как ты их осчастливливаешь? И кого, если не секрет? - Для вас, мадам, я раскрою любую тайну. Поскольку вы цените доверие, - опять "вы"? Что за новости? - Слушаю вас, - Наталья Романовна нарочно взяла тон посуше. - Линду Константинову знаешь? У которой дочка глухая и муж погиб? - Еще бы не знать... Их супруги были убиты на одном задании. Только Константинов - мгновенно, без мучений. Но Фокусу эту историю знать ни к чему. Впрочем, Линда уже могла растрепать. - Да, знаю. -Ей дочка как обуза, она спит и видит, как ее кому-нибудь сбагрить. Замуж Линда хочет, вот и все. А Коротков, директор приборного завода... Короче, он баллотируется в мэры, и ему нужна реклама. Типа, акт милосердия, - Фокус вдруг затрясся от смеха. - Он мне за девчонку сто тысяч деревянными дал! Вот тебе - двое счастливцев. И третий не в обиде. Это, кстати, тебе, - он достал из кармана футляр с чем-то драгоценным. - Ой, мне? - Наталья Романовна повертела в руках коробочку. Внутри оказался золотой перстенек с изумрудом, очень скромный и изящный. Как раз в ее вкусе. - Так... И вы, значит, взяли деньги? - Ну... Он предложил, я взял. Значит, был готов отдать. Видимо, он глубоко убежден, что милосердие должно быть оплачено. И он в чем-то прав. Платят люди за все. - Хм.. А мне какая плата за бабку? Квартира, да? - она посмотрела слегка презрительно. - Нет. Плата такая, что это поневоле заставляет вас любить себя. Чего вы совершенно не умеете. Уважать - уважаете, но не любите. У Линды наоборот все, поэтому ей и хотелось сбагрить дочку. Я мадам Константиновой, кстати, жениха нашел. Богатого и красивого. Престиж, все обзавидуются. - Вы еще и сваха! - Наталья закатилась смехом. А колечко-то ее размера, в тютельку. Вот как угадал! - Они вместе проживут года три и разведутся. - Почему? - Скучно ей станет, вот и все. - Так жених тоже из разряда осчастливленных? Она ведь его бросит. - Нельзя быть счастливыми всю жизнь, приедается, ценить перестаешь. Ведь счастье - что это? Совокупность радостных мгновений. Как конфеты. Поэтому кондитеров перед приемом на работу и пичкают сладким до отвала, чтобы надоело. - Да, можно сказать и так... Он резко притянул ее к себе и начал целовать. Как школьники в большую перемену, право слово. На дальней лавочке, чтоб никто не увидал. Ну же, еще разок! Потом он рассказал про остальных осчастливленных. Кому на месяц хватит радости, кому на год, кому - лет на десять. Подумать только, как просто он увязал интересы всех горожан! И каждый доволен. Вера, оказывается, сломала ногу. Отдохнет от хозяйства, повеселеет. Кирпич, о который она споткнулась, подложил он. Какая изобретательность! Это вызвало у Натальи Романовны приступ смеха. Так вот почему бабка ее вчера и с утра не сгрызла! - Ты только старуху мою никому не сбагривай и не сватай. - Хоть ты с ватой, хоть без ваты, все равно тебя люблю, - пропел в ответ Фокус, и они расхохотались как дети. Люблю... - Я тебя тоже, - прошептала в ответ она.
Посидели в кафе. Говорили в живописи. Фокус тоже, оказывается, в ней разбирался. Как будто невзначай он сказал, что Короткову нужен опытный секретарь-референт, дама лет тридцати пяти. На сегодня в пять у нее назначено собеседование. Остановив ее красноречивый поток благодарности, Фокус перешел на особенности местной кухни. Потом - китайские рестораны, конфуцианство, символика, символисты, Блок и Менделеева - платонический союз, дабы не осквернить музу, девять муз в греческой мифологии, Клио, исторические подтасовки, Екатерина Великая, немцы в России, особенности обрусения иностранных фамилий, половина пятого... Пора. Долгий поцелуй и пожелание удачи.
С собеседования вернулась окрыленная. Взяли сразу, и видно, что за профессионализм. Наталье Романовне место понравилось, все по делу и уважительно. Коротков, пухлый господин, лысый, как коленка, оказался весьма добродушным дядькой. Сработаемся, видно сразу. Иногда надо будет сидеть с Любочкой Константиновой. Ну это не беда, с девочкой у них контакт прекрасный, еще когда Линда была подругой. Дочке одиннадцать лет. Отец умер за пять месяцев до ее появления на свет. Фокус ждал Наталью Романовну у выхода. Решил проводить до дома и... остался на ночь.
Наталья Романовна работала у Короткова. Времени уходило много, зато без лишних нервотрепок. И заработок не в пример прежнему. Коллеги обращались с ней уважительно. Приближались выборы, и шанс, что Коротков станет мэром, был велик. Уходила она в семь, а возвращалась в восемь вечера. Дома ее неизменно ждал вкусный ужин и радостный Фокус в ее длинном черном халате, который почему-то сразу облюбовал. Она не чувствовала под собой ног. Так вот оно, счастье! Бабка, кстати, больше не ворчала. В первое утро новой жизни внучки, конечно, подняла гвалт. Но Фокус ее как-то уговорил. Капризная старуха теперь была от него в форменном восторге и называла не иначе как "любезный зять". За все время Наталья Романовна узнала о своем спутнике очень немного. Ему двадцать восемь лет, вырос в детдоме, "по образованию гуманитарий". Периодически Фокус куда-то пропадал на несколько дней, всегда заранее предупреждая. Мобильный с собой не брал. Возвращался каждый раз довольный и с деньгами. Наталья Романовна не расспрашивала. Надо будет - сам расскажет. Да и работала она очень много, на разговоры дома сил практически не оставалось. Разве что о прекрасном.
Однажды она выходила из здания мэрии и увидела на улице громадную толпу. Собрались практически все жители города. Они держали друг друга за руки и, подняв их кверху, скандировали: "Фо-кус! Фо-кус!" Там была и Вера, которая теперь ходила с палочкой, и Линда с новым мужем, и многие другие "осчастливленные". Наталье Романовне стало не по себе. Она бы скорее провалилась сквозь землю, чем присоединилась бы к толпе. Это при всем том, что сам Фокус стоял, прижавшись спиной к серому зданию мэрии, и молчал. Вид у него был задумчивый и стеснительный. Она спешно подошла к нему: - Ты что? С ума сошел? - Они же счастливы... - медленно откликнулся он, словно человек, находящийся под гипнозом. - Ну и что? Это же безумие! - Как это - "ну и что"? - Фокус не менял тона. Может, и вправду "ну и что"? Ладно, вечером они вернутся к этому разговору.
Лучше бы не возвращались. - Народ у нас совсем отупел. Видишь, как на площади с ума сходили? - Это они с первого дня, как я тут появился. Что с них взять - провинция. Новости разносятся как проказа. Люди легковерны, они хотят чуда и периодически его получают. Предлагали мне мэром сделаться, я отказался, лучше быть в тени. - Боже, как он уверен, что идеально прав! - И тебя это радует? Они же дикие! Им скажи пару слов, помаши флажком - и они начнут дергаться в такт и хлопать в ладоши. Что-нибудь такое погромче: свобода, справедливость, счастье... А потом, как запахнет жареным, они сразу во всем обвинят тебя. Или забьются в нору и начнут оттуда объедками кидаться. Они ведь не тебя любят. А то, что ты им даешь. Дармоеды! - Они счастливы, значит, вся моя деятельность оправдана. - Не согласна! Тысячу раз не согласна! Ты оглупляешь народ. Погляди - кроме тебя да меня в городе умных людей не осталось. Или я тоже уже... того? - Ты нет. И еще священник. Ты в церковь не ходишь, а то бы знала, что он против меня всех настраивает. Но его не слушает никто, - Фокус пожал плечами с невинной улыбкой, которая Наталью Романовну просто взбесила. - А что же ты его не осчастливишь? А?! - А он счастлив, - с вызовом откликнулся Фокус. - Счастлив сознанием того, что он прав. - Ну не может же он не видеть, что все стали как тупые зомби! Думаешь, я такая слепая? - вообще-то, конечно, слепая. А теперь как пелена с глаз упала. Лучше бы не падала. - Я вижу. Он поседел весь даже, ходит чернее тучи! - Он же убежден, что он прав. Да и потом - пускай действует, я готов принять вызов. Да, Наташа, удивительная ты все-таки женщина. Сама счастлива, и при этом способна думать о других... - А ты счастлив? - Мне это слишком жирно, - ответил он. Да, она совсем иное от него хотела услышать. И добавил: "Я о других думать должен"... Вот сволочь! Она наградила его звонкой пощечиной. Этой ночью Фокус спал на кухонном диванчике. Впервые за все время совместной жизни. Утром она перед ним извинялась. Он себя вел как ни в чем не бывало. Кем бы он ни был, она его любит. На том, собственно, и порешили.
Новости в городе и в самом деле разносятся, как проказа. Наталья Романовна сидела за своим секретарским столом и принимала очередной факс - персональную благодарность от губернатора области. Большая честь, мэр, надо сказать, все-таки молодец. Что это за шум на площади? Как-то громче обычного. Сердце впервые за долгое время почувствовало неладное. Хотя, что может стрястись в "счастливом городе"? Фокус хоть оглупляет народ, а все-таки дело свое добре знает, ему и мэр во многом репутацией обязан. Нет, ну что за гул такой стоит? Наверное, опять дифирамбы ему поют. Ну это ладно, чем бы дите не тешилось. Так, теперь кликнуть "Ок", все, готово. Нет, работать совсем невозможно, хоть бы орали потише! И голоса все какие-то возмущенные. - Анют, что там творится на площади? - обернулась она к столу одной из сотрудниц. Но ее стол, к удивлению Натальи Романовны, был пуст. Как и все остальные. Что произошло? Гул усиливался. Из дикого многоголосья то и дело вырывались слова "предатель", "шантажист", "Два года нас, падла, за бобиков держал и денежки выкачивал", "я на службе по десять часов горбачусь и тебя, тунеядца, кормлю! Тысячу в месяц - отдай не греши" и еще что-то, совсем площадное. Не помня себя, Наталья Романовна кинулась на улицу. На площади собрался весь город... Фокус! Люди плотным кольцом обступали его. А он стоял и виновато улыбался на их оскорбления. Ну вот и приплыли. Осчастливил, на свою голову! Предупреждала ведь его, что плохо все это дело кончится. Господи, что же делать-то? Вдруг на середине площади появился священник, отец Борис. Он был очень взволнован. - Люди, люди! Что же вы делаете? Как так можно обращаться с человеком? Да, он два года вас обманывал. Но ведь вы сами этого хотели! Вы хотели мгновенного исполнения всех желаний! И думали, что это счастье. Вы же получили свое! За символическую плату! Ну вот, любуйтесь на себя, счастливцы! Любуйтесь! Может быть, хоть чему-то это вас научит. И вы поймете, что счастье - это не "удовольствие без раскаяния". Это нечто большее, нечто великое! Это когда знаешь, зачем и во имя чего ты живешь. Это... Он внезапно замолк на полуслове и упал, получив, очевидно, удар по голове чем-то тяжелым. Наталья Романовна стояла ни жива ни мертва. Подумать только, от Фокуса отреклись все, кроме человека, которого он считал врагом! А что же она, любимая женщина? Кто еще может его спасти? Решение созрело мгновенно. Только бы протиснуться через толпу. Так, локтями, смелее... Вот она и в центре. Фокус стоит и улыбается ей. - Люди! Выслушайте меня! Из толпы послышалось: - Где ж ты раньше была, мразь? Небось накупила себе брюликов на наши денежки? А? - Люди, да! Это я его заставляла, я, я виновата! Не трогайте его, он только исполнял мои прихоти! - да что она такое говорит. И самое главное - похоже, ей не верят! Это ж надо - всю жизнь торчать в такой дырище и почти до сорока не научиться врать. - Он ни в чем не виноват, это я, я! Как она его любит! Как он, наверное, гордится своей женщиной! Наталья Романовна обернулась на Фокуса, но он лишь пожал плечами с виноватой улыбкой и развел руками. Дескать, ничего не поделаешь, господа, любовь. Предатель!
Солнце нещадно било в глаза. Наталья Романовна очнулась в маленькой побеленной комнатке. На окнах - самодельные занавески из дешевого цветастого ситчика. И все жилище такое - нищее и уютное. Рядом стоял отец Борис, очевидно, он и являлся хозяином этого дома. - Добрый вечер, - сказал он. - Здравствуйте. Это я у вас? - Да. Я очнулся первым, вас тоже ударили. Ну и принес вас сюда. - Э-э-э... А почему не ко мне? Где Фокус? - Сбежал он. Господи, жив! Не убили! - Как это ему удалось? Батюшка как-то замялся, видимо не хотел отвечать: - Договорился он с ними. Откупился. - То есть? - Видите ли... - продолжал отец Борис. Как непохож он был на того непримиримого борца на площади. - Он действительно всех шантажировал, причем давно уже, почти сразу как прибыл. Например, Линде угрожал, что расскажет ее мужу о том, что она Любочку мэру продала. И она платила. - Но... Но его же обожал весь город! На площади сами видели как восхваляют... - Начали те, кого он не шантажировал. Остальные подхватили из страха быть раскрытыми. - Вот оно что... - Ну, он и сказал, что вернет им все деньги. Вы ведь почти ничего не тратили, все откладывали, да? Короче, он продал все ваше имущество. Осталась только квартира. - Да и та - бабушкина. Я там только числюсь. - Умерла ваша бабушка. Ей, естественно, все сразу разболтали, что произошло. И с ней случился еще один инсульт, - священник скорбно опустил голову. - Я не успел ничего сделать, все уже случилось, когда я очнулся. Простите меня. Наталье Романовне казалось, что все ее тело набито ватой. Слезы прожигали на лице и шее раны, как кислотой. - Ох, голубушка... Ты больше всех пострадала от этой истории. Пожалуй, единственная в городе. Мой тебе совет: не убивайся. Похорони бабушку и уезжай отсюда. Здесь тебя ничего не держит. Места тебе тут нет, а остальное все у тебя и так есть. Есть силы, есть душа, есть разум, есть красота и вера в прекрасное. Не в чудо на дармовщинку, а в самое настоящее ЧУДО, при столкновении с которым вопрос о плате за него просто немыслим. А место ты себе найдешь. Живи во имя добра, во имя разума и совести, во имя ЧУДА. Это у тебя лучше всего получается. - Да, вы правы. Именно этого я и хотела всю жизнь. Никогда не знала, а вот теперь узнала. Так и Фокус говорил, что для счастья мне нужно "узнать". Благословите, святой отец. Она наклонила голову, а отец Борис ее перекрестил.
Наталья Романовна медленно шла в опустевший дом и, как и в день встречи с Фокусом, не замечала взглядов окружающих. Впрочем, автор может смело заверить читателя, что сразу после исчезновения Фокуса город мгновенно затих. Почти на каждой кухне слышалось шушуканье по поводу того, куда потратить деньги. Но наша героиня, повторимся, этого не слышала. В мозгу у нее неотступно вертелось: "Счастье - это нечто великое, когда знаешь, зачем и во имя чего живешь"