Помнится, я сидела на табуретке у него на кухне. А он сидел и матерился. Он знал, как это меня раздражает и злит, и все-таки сидел и матерился именно по той простой причине, что это меня злило и раздражало. Но я молчала. Хотелось встать и уйти с гордым видом оскорбленной леди. И это было бы оправданно. Я бы ни капли не солгала, сделав это. Тем не менее, что-то заставляло меня сидеть на стуле. Я не понимала, почему не могу встать. А он сидел и матерился. Он видел мое желание, видел мое бессилие. Сидел и матерился.
И не то чтобы он сильно мог меня высмеять, если бы я ушла с независимым видом. Просто это выглядело бы так, словно я беру на себя чужую роль, пытаюсь сделаться тем, чем не являюсь, и - следовательно - лгу. А он не лгал. Он просто сидел и матерился.
Нет, в тот вечер ничего между нами не изменилось. Мы, как и прежде, относимся к одной дружеской компании. Нас все так же считают приятелями. Общие знакомые при встрече расспрашивают нас друг о друге. И мы знаем, что ответить. Просто... Не знаю, есть ли на свете такие вещи, которые бы заставили меня поверить в его искренность. В его доброе отношение ко мне. Но причина этого далеко не в том давнем эпизоде, когда я сидела на стуле у него на кухне и злилась от бессилия. А он - сидел и матерился.
ЭХ!
P.S. Он всегда любил говорить, что у меня это "ЭХ" получается "драматургично".