Аннотация: Берегись, принимая подарок из чужих рук - как бы он со временем не заменил тебе целый мир. Тот, кто дал, может и отнять. И тогда все, что тебе остается - умереть...
"БЕЗ ИМЕНИ"
-Ты опять сорвалась?! Опять! Ты же обещала, Анька, ты же клялась! И чем? Чем? Здоровьем своим клялась! Матерью своей клялась... Верить тебе после этого? Дрянь, какая ж ты дрянь!
Низко поставленный мужской голос терзал слух. Слова долетали издалека. По дороге они путались, из них выпадали буквы, слоги. Фраза раздувалась как воздушный шар - когда между началом и окончанием тянулось бесконечное время. В результате то, что оставалось от слов, теряло всякий смысл.
-...лась, лась... янь, янь.
Мужской голос то отдалялся, то приближался. И как далекий колокольный звон не волновал, а скорее успокаивал.
-Открой глаза, Анька, открой глаза!
Ногти впились в щеки и заставили Анку поднять голову. Ей захотелось сделать приятное тому, кто навис над ней. Она попыталась открыть глаза. Тяжелые веки дрогнули дважды, но одного желания оказалось недостаточно.
-Какой я был дурак, что тебе поверил, какой дурак... Открой глаза, ну же, открой!
Анка чувствовала его дыхание, с переменным успехом холодившее лоб. Мужчина устал и выдохся. Его голос постепенно терял уверенность и напор. Теперь беспомощный, он внушал жалость. И мысленно девушка пожалела его. Сухие губы разжались с трудом. Однако вместо слов, пусть тихих, но несущих покой тому, кто так волновался за нее, ее горло вытолкнуло сдавленный хрип.
-Не хочешь добровольно, буду лечить тебя насильно, - пообещал ей тот, от кого пахло знакомым одеколоном. - Буду лечить тебя...дрянь чертова.
Анка почувствовала, как сильные руки без всякой пощады сжали ее плечи и вздернули тело вверх, оторвав от той поверхности, на которой было уютно и безопасно. Полы ее длинного пальто разошлись, обнажив коленки. Девушку несколько раз встряхнули. Безвольные руки качнулись из стороны в сторону.
-Какая ж ты дура, Анька, какая ж ты дура.
Руки разжались. Подобно тряпичной кукле Анка упала на прежнее место.
-Ну! Приди в себя! Анька, приди в себя! Сейчас врач приедет, ну? Не вздумай коньки отбросить... Анька!
Голос стал опять набирать силу. Пощечина обожгла левую половину лица. Анка порывисто вздохнула - ни на что большее сил уже не хватило.
Постепенно голос стал растворяться. Звуки таяли в тишине.
Анка блаженно улыбалась, уходя в привычную пустоту. Туда, где было тихо и покойно.
Стеклянные двери, пугающие своей кажущейся хрупкостью, разъехались в стороны, пропуская в фойе очередного посетителя.
Анка бросила взгляд на монитор - там улыбался прошедший идентификацию клиент. Черные волосы отливавшие синевой падали на лоб, почти закрывая половину лица, странный для мужчины миндалевидный разрез глаз - по всему видно, не обошлось без вмешательства пластического хирурга, тонкие губы. Ни имени, ни каких-либо других данных на мониторе не высветилось. Оно и понятно - статус VIP. Все, что можно было знать простому администратору - это ник. Золотой Мальчик. Во всяком случае здесь, в ночном клубе "Экс-Курс" экзальтированного молодого человека никто по-другому не называл.
Вполне возможно, у Хозяина закрытого заведения имелись и другие сведения. Однако рядовому обслуживающему персоналу иметь их не полагалось.
-Меньше знаешь - крепче спишь, больше ешь и меньше пьешь, - любил повторять Хозяин.
Анка, не предпринимавшая попыток вникнуть в подробности личной жизни клиентов, склонна была с ним согласиться. Какая ей, собственно говоря, разница, чем конкретно занимался Золотой Мальчик - почти гот, почти сатанист - где жил и кого имел по ночам? В данном случае ей достаточно было знать как обращаться к нему, чтобы не вызвать неудовольствия.
Золотому Мальчику, к примеру, нравилось, когда девушка приветствовала его, максимально понижая голос и при этом не улыбалась. Кто-то из клиентов обожал широкую - во все тридцать два зуба - улыбку и громкое приветствие. Кого-то устраивал томный взгляд и тихое "добрывечер", сказанное шепотом.
Никто не учил Анку индивидуальному подходу к клиенту: за четыре года приходилось до всего доходить своим умом. Недовольный клиент - не просто неприятность - это реальная угроза мирному и хорошо обеспеченному существованию. Это своего рода призма, сквозь которую Хозяин разглядывал обслуживающий персонал. Клиент, плативший в год членский взнос, равнозначный цене на однокомнатную квартиру, не просто был прав - а прав априори.
Золотой Мальчик задержался у стойки гардероба, дожидаясь, пока гардеробщик - высокий, вышколенный парень, с готовностью застынет у него за спиной.
Анка пересекла холл, сдерживая профессиональную улыбку. Сегодня это далось ей легче, чем обычно: нестерпимо ныла шея, стянутая тугим воротничком белой блузки. Если бы кто-то посмел расстегнуть верхнюю пуговицу, то скорее всего был бы неприятно удивлен: на белой шее еще чернели синяки, оставленные пальцами того, кто так беспокоился за ее здоровье.
-Добрый вечер, Золотой Мальчик, - сказала девушка, максимально понизив голос. И с удовольствием отметила, как замедлились движения, с которыми клиент по-барски поводя плечами, освобождался от длинного кожаного плаща, тут же подхваченного гардеробщиком. Как вальяжно Золотой Мальчик повернулся в ее сторону - словно сжатая пружина, весь день державшая его в напряжении, вдруг стала осторожно и медленно разжиматься.
-Рад вас видеть, Анна. Надеюсь, эта ночь подарит нам что-нибудь необыкновенное, - Золотой Мальчик кровожадно улыбнулся. В ослепительной улыбке блеснул верхний ряд зубов с удлиненными клыками.
-Я тоже надеюсь, - Анна наклонила голову и едва сдержала стон - от неловкого движения заныла шея.
Ближе к полуночи поток клиентов стал ослабевать. Скоро должна была начаться программа Постоянные клиенты предпочитали не опаздывать, поэтому после двенадцати можно было вздохнуть с облегчением.
Анка сидела за столом, не отрывая усталых глаз от красочной заставки на мониторе. В голове крутились мысли. Кроме обычных - от долгожданной горячей ванны до рюмки коньяка перед сном, они неизменно возвращались к одному предмету. Если говорить правду, то от этого предмета мысли отталкивались и брали разгон, чтобы спустя минуту опять к нему вернуться.
А маленькая, почти невесомая штучка, о которой столько думалось - всего лишь серебряная капсула с завинчивающимся колпачком была девственно пуста. Однако удивительные метаморфозы претерпевали мысли, вращаясь вокруг нее. От решительного настроя "и слава богу, что пуста", доминировавшего с утра не осталось и следа - растаял как утренний туман, оставив после себя тревогу.
Кто наркоманка? Анка даже позволила себе криво усмехнуться. Как в старом анекдоте, когда мать застает на кухне сынка, поедающего замороженные пельмени. "Что ж ты не отварил их, сынок?" - интересуется сердобольная мамаша. "Кто обкурился?" - удивляется сынок.
То, что случилось три дня назад - нонсенс, исключение из правил, которое больше не повторится. Что бы там ни говорил тот, кому положено за нее волноваться. Иными словами Муж. Этот человек всерьез полагал, что вправе ей диктовать - что делать, с кем общаться. И имеет ли она право раз в... месяц побаловать себя чудесным белым порошком. Тем более, достающимся ей таким таинственным и... пугающим способом. Пожалуй, пугающим это было тогда, год назад, в первый раз. Сейчас, к определению "таинственный", Анка бы добавила слово "волнующий".
Мысли послушно закружили, завлекли в глубину воспоминаний. Вернулись к тому, самому первому разу, о котором хотелось думать снова и снова. Да так, что Анка не сразу и поняла, чего от нее хочет гардеробщик.
-Ты спишь сидя, что ли? Анька? - ему пришлось обратиться к ней снова. - Все хотел у тебя спросить - Ань, тебе не в лом их всех запоминать? Для меня они вообще на одно лицо - клиенты, клиенты и есть. Чего так стелиться перед каждым? Прикинь, когда входит очередной клиент, я, типа, ломаю голову - как ты с ним заговоришь? Убей ведром, в упор не помню. Вот твоя напарница так не извращается...
Он еще что-то говорил, но девушка его не слушала. Высокий, с модной стрижкой а ля Дэвид Бэкхам парень, откликался на неблагозвучную кличку Убей Ведром. На взгляд Анки подходила она ему исключительно. Потому что была такой же странной, как и ее обладатель. Пустопорожняя жесть. Только с двойным дном. Говорит вроде бы правильные слова, только что табло на лбу не светится "служить бы рад, прислуживаться тошно", а как доходит до дела, вдруг простое ведро помойным оказывается.
Вот и сейчас. В то время как гардеробщик упивался чувством собственного достоинства, Анке вспомнился словно другой человек. Белое от страха лицо, трясущиеся губы и бегающий взгляд, ищущий за что бы зацепиться. И посыпалась с парня словесная шелуха как листья с деревьев осенью. Случилась тогда неприятность - никто не спорит. Но не такая, чтобы самому голову в петлю совать и от стульчика отталкиваться - упало у клиента пальто. Упало на пол. Да, был скандал. И хорошо еще, что клиент попался сговорчивый - извиненья принял и ушел. Тем более такие извиненья, от которых гардеробщика колотило не по-детски. Даже Анке, привычной к проявлениям человеческой слабости, стало стыдно.
С тех пор, как бы ни старался гардеробщик строить из себя крутого парня - а он старался будто нарочно, словно каждым словом и жестом доказывал в первую очередь себе какой он крутышок - Анка видела перед собой дрожащего, потерявшего способность соображать человека.
Прервав - хотелось бы думать! - иссякающий словесный поток, девушка поднялась из-за стола.
-Пойду кофе попью, что-то в сон потянуло, - на ходу бросила она, нимало не беспокоясь о том, что Убей Ведром прервал себя на полуслове.
Все время, пока она шла до поворота, на физическом уровне ощущала тяжелый взгляд, дулом пистолета подталкивающий в спину.
Кофейный автомат утробным журчанием отозвался на утопленную в панель клавишу, слева от которой значилось пояснение "экпрессо". Получив в пластиковый стаканчик порцию горячего напитка, Анка осторожно взяла его за ободок. Еще несколько шагов и можно было устроиться на диване, стоявшем неподалеку.
Анка успела сделать лишь первый глоток. Дверь, ведущая в помещение где находился пункт охраны распахнулась и на пороге возник улыбающийся мужчина. Коренастый, широкоплечий охранник излучал уверенность и спокойствие.
-Привет, Анюта. Устала, радость моя?
Мужчина осторожно присел рядом с Анкой, на самый краешек дивана, словно боялся к ней прикоснуться. А может, так и было? Сколько раз он говорил ей, что его возбуждает даже легкое прикосновение ее руки.
-Привет, солнце, - именно поэтому Анка не отказала себе в удовольствии положить горячую от пластикового стаканчика руку на дрогнувшее колено.
Любовник. Никуда от него не денешься - даже если бы и захотелось. Ярая противница служебных романов, Анка попалась в хитроумно расставленные сети пару лет назад. Корпоративка в ресторане, восьмое марта, шампанское, разговор по душам в закрытом кабинете. Слово за слово, а когда чуть протрезвела - заявлять о своей принципиальности стало поздно. Нет, можно было конечно и поговорить, но очень неудобно это делать, оставшись в одних чулках и туфлях на высоких каблуках.
-У меня завтра выходной, у тебя тоже. Как ты на это смотришь? - Любовник повернулся к ней и просительно заглянул в глаза. - Мы могли бы кое-что придумать.
Анка улыбнулся, но отвечать не спешила.
-Анюта? - он так и не дождался ответа. - Я так по тебе соскучился.
Он потянулся к ней, подцепил пальцем локон светлых волос. Анка сгоряча крутанула головой, высвобождая прядь. Судя по округлившимся от ужаса глазам Любовника, немного не рассчитала.
-Что это? - Он без спроса отогнул воротник блузки и долгую секунду, пока она не отмахнулась, разглядывал черные пятна на шее. - Это он? - Желваки заиграли на мужественном лице. - Опять приревновал? Я не понимаю мужиков, поднимающих руку на женщину, - он понизил голос до шепота и наклонился к самому ее уху. - Может, хватит все это терпеть? Однажды он тебя просто убьет. Я говорил тебе - бросай его к чертовой матери. Анюта... я люблю тебя. Ты такая маленькая, хрупкая, что мне все время хочется тебя защитить. Я хочу сделать тебя счастливой - ты будешь свободной со мной, будешь жить так, как хочешь...
Анка кивала, слушая его. Ревность. Пусть так и думает. Любовнику ни к чему знать, из-за чего разгорелся сыр-бор. Все мужчины одинаковы. Сначала он говорит "ты будешь жить так, как хочешь", а потом "молчи в тряпочку и делай то, что я скажу". И если свобода вдвоем - мечта недостижимая, не все ли равно, от кого терпеть наказание? Тем более, когда присутствует чувство вины, с какой стороны ни посмотри.
Рука непроизвольно коснулась накладного кармана короткой юбки, где сиротливо покоилась пустая капсула. За удовольствие надо платить и расплачиваться легче, зная установленную цену. С Мужем все ясно, а вот что позволит себе Любовник, как только тайное станет явным - с его-то принципами и мускулатурой - не знает никто.
-Анюта! Ты не слушаешь меня! - Любовник дышал ей в шею. - Уходи от него! Собери вещи и я встречу тебя завтра у подъезда. Поверь мне, я смогу тебя защитить. Пусть хоть раз поговорит со мной на равных, как мужик с мужиком...
На ее счастье раздался мелодичный звонок, возвещавший о том, что очередной клиент проходил идентификацию. Анка выбросила в мусорный ящик опустевший стаканчик и встала с дивана.
-Я подумаю, солнце, - тихо сказал она. Дождавшись, когда Любовник поднимется своего места и подойдет к ней, Анка взялась за ремень на форменных брюках. Притянула Любовника к себе и привстав на цыпочки, быстро провела языком по его губам. - Я подумаю.
-Анюта, ты знаешь, - задохнулся он. Однако ответить на долгожданную ласку не решился.
-А завтра... Да, может быть и встретимся. Скорее всего, - шепнула она напоследок.
Капсула пуста и серебряная трубочка, сквозь которую прошло столько чудесного порошка - вещь абсолютно бесполезная. Скрытая в кармане, без невесомой белой пыли годная только на то, чтобы время от времени колоть левый бок.
Парадокс заключался в том, что именно Муж, тогда еще будущий, подарил ей этот набор. Он был без ума от тех сексуальных извращений, которые она позволяла себе, будучи под кайфом. Однако то, что заводило в гражданском браке - вызвало у Мужа резкое неприятие в семейной жизни. Когда на голове у Анки забелел свадебный венок, а безымянный палец украсило обручальное кольцо, Муж взял с нее клятву "никогда и ни за что". Он даже потребовал вернуть ему гламурные штучки. Анке, пустившей в ход все актерское мастерство на которое оказалась способна, с трудом удалось его убедить, что вещь потеряна и ей самой очень-очень жалко. В том смысле, что вещь дорогая, а жена должна беречь деньги мужа.
Первое время Анке легко удавалось скрывать свою слабость. Этому способствовали частые командировки Мужа, во время которых можно было позволить себе все и даже больше.
Так продолжалось вплоть до того памятного события. Разве могла она предположить, когда полумертвая от ужаса благодарила бога за свое спасенье, что этот случай подарит ей новую, ни с чем не сравнимую жизнь? И Игру. Ту самую, которая продолжалась до сегодняшнего дня. Кому можно было объяснить, что каждый раз, направляясь по долгому коридору в уборную для обслуживающего персонала, Анка заново испытывает адскую смесь из животного ужаса, возбуждения и восторга?
В ту ночь перед Рождеством, год назад, посетителей было немного. Программа закончилась рано и ближе к трем часам почти все разошлись. Из-за этого одного "почти", Анка и не могла покинуть свой пост. Мучился в гардеробной и Убей Ведром. Тоскливо вздыхал, глядя на единственное пальто, подбитое голубой норкой.
За прозрачными дверями, подсвеченный бледным светом фонарей падал снег. Белые хлопья терпеливо скрывали от глаз серую ленту асфальта.
В клубе установилась удивительная и редкая тишина. Смолкла музыка и если бы не шумные вдохи и выдохи гардеробщика, можно было подумать, что время остановилось.
Анка сидела за столом, перед монитором, но взгляд ее то и дело тянулся к белоснежному миру за окном. Нестерпимо хотелось выйти на улицу, запрокинуть голову и долго, до головокружения стоять и ждать, пока укрытое снегом лицо не станет принадлежностью остального мира. Только одна мысль вызывала беспокойство и портила созерцательное настроение: в драгоценной капсуле оставалось совсем немного порошка.
Эту ночь Анка наметила себе давно. Никогда она не позволяла себе открывать капсулу в клубе, где даже в туалетах стояли видеокамеры. Нет, она придет в пустую квартиру - Муж вернется домой только через три дня - закроет шторы, чтобы утром ее не разбудил свет, зажжет свечи и...
Когда наконец появился припозднившийся клиент - а это был именно Золотой Мальчик, Анка сама готова была вздыхать от нетерпения. Она проводила его до дверей, терпеливо дождалась прощальной улыбки. Почти гот обожал улыбаться и делал это по любому поводу, а чаще без повода. Ему нравилась реакция на удлиненные клыки.
Анка и оглянуться не успела, как гардеробщик был таков, только холодом потянуло из открывшейся двери.
Девушка заторопилась. Хотела было, пойти в комнату для персонала, где всегда оставляла пальто, но тут приспичило. И так приспичило, словно целый день не была в туалете.
Слыша стук своих каблуков, Анка повернула за угол. Длинный коридор заканчивался дверью, на которой светился значок "WC".
Девушка прошла половину пути, когда свет внезапно погас. После яркого света темнота показалась кромешной. От неожиданности Анка споткнулась и едва не упала, в последний момент успев облокотиться на стену.
Свет погас - вроде бы ничего страшного. Однако какой смысл теперь идти в туалет, если там тоже было темно? Справлять естественные потребности на ощупь? Либо промахнешься, либо... промахнешься. Третьего не дано.
Пока Анка решала в уме сложную задачу: повернуть назад или немного подождать, авось свет да и зажжется, неожиданно в тишине, от которой закладывало уши, послышались осторожные шаги.
-Кто тут? - Анка обернулась на звук шагов. - Эй! Что, везде свет погас?
Девушка двинулась назад. Она успела сделать несколько шагов. Что-то большое и тяжелое навалилось на нее сбоку, отбросило к стене. Сильные руки прижали ее лицом к настенным плитам. От резкого удара по спине Анка с трудом удержалась на ногах.
-Что..., - всхлипнула она.
-Стой тихо, сука, - полузадушенный хрип раздался у самого уха. Горячее дыханье обожгло шею.
Анка попыталась вырваться и тут же получила еще один жестокий удар. На этот раз по ногам. От боли она застонала. Тотчас рот ей закрыла рука в перчатке.
Тут случилось нечто, от чего душа у Анки, подобравшись к самому горлу, камнем рухнула вниз. В шею - как последний довод в надоевшем споре - ткнулось холодное лезвие.
-Я не шучу. Тихо стой. Не дергайся.
Анка стояла, прижавшись щекой к стене, широко расставив ноги и боялась пошевелиться. Мочевой пузырь отказывался удерживать то, что просилось наружу. Еще секунда и горячая влага полилась бы по ногам, если бы не одно но.
Тяжелая рука сдавила плечо, сильно сжала грудь. Потом забралась под короткую юбку, ощупала бедро и медленно опустилась к колену. Движения нападавшего были цепкими, напористыми. И вдруг, несмотря на весь ужас происходящего, Анка ощутила сквозь удушливую волну животного страха, как в ней стало просыпаться другое чувство.
Незнакомец обыскивал ее настойчиво, неторопливо, словно имел в запасе много времени. Однако девушка дрожала уже не от страха. Бесцеремонный, агрессивный обыск пробудил в ней иное чувство - желание того, чтобы это подольше не кончалось.
Смутно знакомый запах, исходивший от нападавшего успокаивал и возбуждал. Анка и не заметила, куда девался нож, только что упиравшийся в шею. Вдруг все ее тело оказалось по власти незнакомца. Она чувствовала, как сильные, цепкие руки забираются под юбку, до боли сжимают бедра, скользят по ягодицам.
Возбуждение оказалось настолько сильным, настолько лишающим разума, что Анка не сразу поняла смысл того, что сказал ей нападавший. Только потом, когда ее оставили в покое, она вспомнила эти слова.
-Тебе понравится... сука.
Когда включился свет, девушка стояла у стены, прижимаясь горячим лбом к мраморным плитам. Опустошенная, разбитая. Без единой мысли в голове. На ней не было ни царапины, если не считать синяка на голени. У нее ничего не пропало - да и нечему было пропадать.
Анка никому не рассказала о том, что с ней произошло - не могла придумать под каким соусом подать рассказ. Ведь ничего не пропало и сама она не пострадала. Да и вряд ли поверят ей в таком случае. Менее всего хотелось, чтобы шептались за спиной, крутя пальцем у виска. Слишком все это походило на чью-то глупую шутку.
Еще одна странность происшедшего обнаружилась через час, когда девушка открутила колпачок заветной капсулы. Вместо ожидаемой почти пустоты, там оказалось полным полно порошка. Анка отмахнулась от загадки как от надоедливой мухи - на столе серебрились две дорожки, дающие ответы на все вопросы.
В ту ночь девушка впервые испытала то, чего не испытывала никогда. Вдруг зажглась непередаваемыми красками обыденность, заплясали огни свечей, оторванные от фитилей, выдвинулась вперед окружавшая привычные вещи загадочная аура неизвестной сути - той глубины, что пряталась внутри.
Так началась Игра, в которой было два действующих лица - она и незнакомец. Анка не знала, когда окажется в его власти. Не часто, раз - два в месяц ее настигала судьба. Появлялась, чтобы заставить постепенно проходить все стадии - от страха до вожделения. И уходила, всякий раз унося с собой пустую капсулу и взамен оставляя новую, полную заветного порошка. Наверное, это был совсем не тот порошок, к которому привыкла девушка, но утверждать точно она бы не стала. Игра есть Игра. А зачем, почему, для чего и кто был тот загадочный незнакомец - как разница? Чем загадочней правила, тем интересней Игра.
-Анька, блин, где ты ходишь?
Громкий голос заставил Анку очнуться. Она обнаружила себя сидящей на диване в комнате для отдыха. Третий стакан кофе вместо того чтобы взбодрить оказался подобен таблетке со снотворным. Судя по всему, в какой-то момент она попросту уснула. Быстрый взгляд на настенные часы успокоил девушку - половина первого, если она и спала, то минут десять - пятнадцать.
В двух шагах от дивана, подперев руками бока стоял Шоумен. Бритый налысо, с тонкой дорожкой усов, очерчивающих верхнюю губу, с острым взглядом почти черных глаз. Спаянная из нарочито грубых звеньев златая цепь блестела на шее, в распахнутой на груди рубашке. И никаких ди-джеев - только Мен, отвечающий за Шоу.
-Что-то случилось? - встрепенулась Анка. Шоумен поймал ее на лету.
-Случилось. Ты мне нужна, - он критически оглядел ее с ног до головы. - Вот она постоит за тебя на входе, - словно того и дожидалась - в комнату вошла молоденькая официантка. - На крайняк. А ты топай за мной.
Не оглядываясь, Шоумен пошел по коридору и Анке пришлось поторопиться.
Девушке доводилось бывать в святая святых клуба - гримерке, имеющей свой выход на сцену всего только раз. Тогда в клубе устанавливали новейшую видеоаппаратуру. Анка не удержалась и пошла на поводу у собственного любопытства. До начала программы оставалось время и девушка заглянула в гримерку, по слухам обитую фиолетово-коричневым кингвудом - деревом, растущим в Бразилии.
Шоумен остановился, не доходя до закрытой двери гримерки. У самой стены стояла оттоманка, на которой сиротливо лежал пестрый женский халат.
-Раздевайся, - не терпящим возражений тоном сказал Шоумен. - И быстро. Мне нужен твой прикид - и блузка и юбка... чулки и туфли можешь оставить себе.
-Я не...
-Ты - да. И очень быстро. Наденешь это, - он кивнул на халат. - Номер был рассчитан на нашу форменную одежду, но эта... разиня, блин, все забыла. А где я в час ночи достану эту фигню - да еще твоего размера? Я не волшебник. Но будет вещь... убойная, - он хитро прищурился. - В темпе. Стесняешься? Я отвернусь. Да... забыл тебе сказать - Хозяин накинет тебе премиальных по полной. Довольна будешь. Я бы сам за такие деньги разделся.
Анка спорить не стала. Тем более, что обещаны премиальные. Ей не трудно посидеть в предбаннике. В последний момент вспомнила про любимые штучки и переложила их в карман халата.
-Убойная вещь, - еще раз повторил Шоумен, принимая от нее одежду.
Когда дверь за ним закрылась, Анка запахнула полы халата и села на оттоманку. Откуда-то потянуло сквозняком и ей пришлось скрестить ноги, чтобы не замерзнуть.
Программа началась. По начальным аккордам музыкального сопровождения Анка без труда узнала "Mindless Self Indulgence".
Некоторое время Анка слушала музыку, запрокинув голову на спинку оттоманки. Если быть откровенной перед собой, то сама бы она выбрала для стриптиза именно эту тему - "Mastermind". Импульсивная, чувственная, агрессивная. Анка где-то понимала всех этих дамочек, как к запретному плоду тянущихся к возможности раздеться перед публикой, храня инкогнито под маской.
К тому же, еще свежи были в памяти те слова, которые сказал ей Шоумен. Такой вот неожиданной откровенностью ознаменовался корпоративный выезд прошлой весной на природу.
-Не понимаю, разве профессиональный стриптиз не лучше любительского? - вдруг неожиданно для себя спросила Анка, когда они с Шоуменом остались наедине. То ли смелости добавила просыпающаяся весной природа, то ли белый порошок, которым вопреки принципам она воспользовалась незадолго до поездки.
-Что бы ты вообще понимала, девочка моя, - Шоумен опрокинул в рот полбокала неразбавленного виски.
Девушка на продолжение и не надеялась, однако Мен, ответственный за Шоу, заговорил снова.
-Профессиональный стриптиз - как хорошая кухня для знатока. Но поверь мне, - он придвинулся к ней, - нет ничего более возбуждающего для мужчины, чем подглядывать в замочную скважину. Эта... трогательная непосредственность. Это... обнаженное тело, еще не замыленное сотнями взглядов. Все дышит... все сопротивляется. Ты видишь эту игру, эту борьбу с собой... которую никогда не сможет воссоздать даже гениальная актриса. Если брать этих засидевшихся домохозяек, или каких-нибудь служащих банка - чистюль и недотрог, тщательно скрывающих в жизни свои желания... трепетные... дрожащие. Или бизнесвумен - тут все наоборот - агрессия, разнузданность, доведенная до извращения, до крайней точки - когда ты можешь позволить себе все, скрывая лицо под маской! Все! Наслаждаться тем, что эти извечные конкуренты в бизнесе, эти мужчины, вот сейчас, в этом зале, повержены - и каждый мысленно имеет тебя, не в силах прикоснуться к вожделенному телу... В непристойных позах, открытую, распахнутую настежь... Нет, девочка моя. Это блюдо не для знатоков - это блюдо для настоящих гурманов.
-Как они не боятся...
-Хозяин не дурак, - Шоумен тяжело вздохнул. - Их там, нелегалов... в ФСБ... и не такому учили. И алиби, и прикрытие... по всем правилам.
-А как ты, - опьяненная его откровенностью спросила она, - мне рассказывать все это не боишься?
-Я? - он повернул голову, посмотрел ей в глаза и странно улыбнулся. - Тебя? Нет, не боюсь. Я слишком много про тебя знаю, девочка моя...
Ноги замерзли. Постепенно закипала злость, подогретая мыслью о пустой капсуле. Анка закусила губу: Шоумен мог бы лучше позаботиться о ней и дать ей что-то потеплее халатика. Никакие деньги не способны окупить то беспокойство, которое доставит болезнь. Любое недомогание Анка переносила тяжело - даже мимолетной мысли об этом хватило, чтобы окончательно выйти из себя.
Девушка поднялась с оттоманки и подошла к двери. Постучалась. Некоторое время она постояла, дожидаясь ответа. Потом положила руку в карман, сжала для смелости обжигающе холодную капсулу и решительно распахнула дверь. На нее пахнуло сигаретным дымом, смешанным с запахом духов.
-Эй, Шоумен, - позвала она. - Дай мне что-нибудь укрыться, мне холодно...
Ей никто не ответил. Гремела музыка. Волнующий шепот солиста кружил голову. Анка шагнула за порог безвольная, как кролик перед удавом.
В комнате никого не было. Теплый свет бра оттенял фиолетовые прожилки на бразильском дереве. В углах гримерки прятались тени. Огромные зеркала отразили Анку в полный рост - на белом лице расширенные от собственной храбрости глаза, рассыпавшиеся по плечам светлые кудри, на тонкой талии затянут поясок халата.
Здесь, в гримерке, не было видеокамер. Любовник как-то проговорился, что если и есть у Хозяина компромат на любительниц поиграть в русскую рулетку, то добыт он другим способом. И может быть единственное, в чем нельзя обвинить Хозяина - в том, что он подглядывает в замочную скважину гримерки.
Дверь, ведущая на сцену, была приоткрыта. Анка стояла посреди комнаты, прислушиваясь к тому, что шептал ей разум. Откуда-то снизу выполз липкий червяк сомненья, подобрался ближе к сердцу. Но капсула, согретая теплом ее руки, так привычно устроилась в ладони, что заглушила страх.
Анка подошла к приоткрытой двери и застыла на пороге.
Слабо освещенная сцена была пуста. По прозрачному пластиковому заднику бродили разноцветные пятна. Потом лучи света сошлись у шеста. И в этом перекрестье лучей возникла девушка. Светлые кудри, рассыпавшиеся по плечам, точеная фигура, на которой идеально сидела форменная одежда клуба.
Чем дольше Анка разглядывала девушку, тем скорее таяла ее уверенность в том, что все это происходит на самом деле. Стриптезерша, скромной дюймовочкой стоявшая у шеста была не просто похожа на нее - она была ее зеркальным отражением.
Звучал бешеный, неистовый электроклэш. Странное сочетание агрессивной музыки и неуверенных, даже стеснительных движений стриптизерши усиливало ощущение нереальности происходящего. Анке казалось, что она видит сон наяву. И так же, как во сне сознание вдруг раздвоилось. Она видела себя со стороны, застывшую в дверях и в то же время себя же, извивающуюся возле шеста. Рука ее до боли сжимала в кармане капсулу, и в то же время она чувствовала холодный металл пуговиц, которые расстегивала одну за одной. Еще не согревшаяся после холодного коридора, она ощущала на щеках жар от софитов, направленных в лицо.
Ослепительно сверкнула в люминесцентном свете сброшенная на стул блузка. Туда же крылатой птицей полетел бюстгальтер. И когда обнажилась маленькая грудь с торчащими сосками, Анке пришлось зажать себе рот, чтобы не закричать от ужаса. Это была ее грудь. Высокая, округлая, с родинкой - как раз посередине, чуть повыше солнечного сплетения...
Анка плохо помнила, как оказалась в коридоре. Как спустя некоторое время к ней подошел Шоумен и долго, участливо чем-то интересовался. На все вопросы Анка согласно кивала головой, потому что это движение давалось ей на порядок легче отрицания.
Только оказавшись в пальто, накинутом сверху на халат за дверью клуба, Анка догадалась, что ее отпустили домой.
Шел снег. По девственно белому снежному покрову за девушкой потянулась цепочка следов. Анка шла домой, тщетно пытаясь сосредоточиться. Мысли путались, терялись, сплетались в клубок необъяснимых событий.
Падал снег. Окружающий мир терял привычные очертания. Крыши домов, фонари, деревья - все пропало, скрытое за снежным саваном.
Анка шла по тротуару. Неожиданно снежная пелена всколыхнулась. Мягко прошумев, у обочины остановился черный автомобиль с затемненными стеклами. Хлопнула дверца.
Прямо перед девушкой, перегораживая путь возник человек в длинном кожаном плаще. Анке пришлось остановиться, словно ее лишили единственного выбора и шаг влево или вправо, был равнозначен падению в пропасть.
Она медленно подняла голову и так же медленно отдельные детали - черные волосы, миндалевидные глаза, улыбка - соединились и обрели вполне материальный образ. Перед ней, ослепительно улыбаясь, стоял Золотой Мальчик.
-Анна, я не смог проехать мимо. Вы были бесподобны... сегодня, - он завладел ее рукой, повернул ладонь тыльной стороной. Потом чувственно приник к ней губами, оставив на запястье влажный след. - Бесподобны. Я никогда не видел ничего подобного. Я растерян... Может быть, вы позволите мне отвезти вас домой?
Лицо его, с белозубой улыбкой плохого мальчика, показалось Анке совершенно чужим, незнакомым. Воздух сгущался. Белые хлопья, что падали на черные волосы не таяли. Вдруг почудилось, что и без того длинные клыки стали удлиняться. И не было сил, чтобы вырвать руку, которую почти гот продолжал крепко держать.
Видимо, остановившийся взгляд девушки, лишенный всякого смысла, сказал Золотому Мальчику больше, чем любой ее ответ. Он оставил, наконец, в покое ее руку, низко кивнул головой и исчез, оставив Анку наедине со снегопадом.
Мелодично звякнул домофон, впуская девушку в подъезд. Каждая ступенька доставляла физическую боль - темнота пустой квартиры так же безответна, как и снег на улице. Жизнь распалась на фрагменты - Муж, Любовник, работа. На отдельные слайды. И перед глазами, как на мониторе светилось окошко "начать показ слайд-шоу?". Только не было возможности запустить программу, нажать на вожделенное "да".
Та, что могла это сделать, собрать все воедино и запустить программу под названием "жизнь" без своего чудесного содержания, не более чем скомканная обертка из-под шоколадки.
Ровно за секунду до того, как войти в открытую дверь квартиры, Анка почувствовала дуновение ветра и как награду приняла и толчок в спину и жаркий шепот - наконец-то, можно было ни о чем не думать! От всех чувств осталось лишь одно: желание подчиняться.
-Не дергайся, сука.
Они вошли в темную прихожую вместе.
-Давай, ну же, - шепот подталкивал в спину. - Я хочу посмотреть, как ты это делаешь...
Потом Анка опять впала в прострацию.
Когда она очнулась, кругом горели свечи. Много свечей. Все - которые нашлись. Анка сидела на диване, по-прежнему в пальто. Перед ней, на журнальном столике белели две дорожки и голубым серебром дрожала в руках тонкая трубочка. Напротив, в кресле, вальяжно раскинулся незнакомец. Темная маска закрывала лицо, оставляя свободными глаза, нос и рот. В черных глазах тонул отблеск многочисленных свечей. Это все Анка отметила вскользь: у нее не было ни сил, ни желания разбираться в том, что происходит.
Нестерпимо обожгло носоглотку. Да так, что из глаз потекли слезы. Анка потерла переносицу, но боль не отступила. Ей пришлось открыть рот. Холодный воздух, проникший в гортань, вместо того, чтобы принести облегчение, только усилил жжение.
-Ну вот и все, - сказал незнакомец с чувством выполненного долга. - Вот и все, что было. Тебе же нравилось, правда?
Лицо в маске приблизилось и Анка разглядела ожидание в черных глазах.
-Я... что это? - говорить было трудно. В горле пересохло.
-Я знаю, что нравилось. Да... совсем послушная стала, как собачонка. Хотя... мне тоже было интересно. Мне еще следует сказать тебе спасибо за то, что ты держала язык за зубами. Я по поводу нашей с тобой тайны.
-Тайны? Какой? - сердце пустилось вскачь. Анка хотела пошевелиться, но странное дело - тело отказывалось ей повиноваться.
-Нашей с тобой, конечно. Знаешь, как я тебя все это время называла? Кракозябля. И только так. Потому что имени ты не заслужила.
-Назы... вала?
-Узнаешь? - маска исчезла с лица незнакомца. Короткая стрижка, тонкие брови, идеально очерченные пухлые губы.
-Ты - жена, - голос Анки дрогнул.
-Да, я жена того самого, имя которого мы с тобой не будем называть. Я ценю то, что ты так долго молчала после того, как увидела меня в гримерке. Но согласись, оставлять за спиной мину замедленного действия не могу... Тем более сейчас. Политика дело грязное... А у нас пока не Франция... чтобы мы вот так... выставлялись напоказ.
-Я тебя не видела...я...
-Разве ты не понимаешь, что теперь это не имеет никакого значения, - незнакомка не дала Анке договорить. Она подалась вперед. В распахнутом вороте куртки, на тонкой шее чернела бархотка. - Знаешь, что будет, если человеку дать одновременно и гиперстимулятор и депрессант?
-Нет...
-Такой человек умрет. Вернее, ты умрешь...
-Я... не хочу, - язык с трудом повернулся в распухшей гортани. Сердце все убыстряло ритм. Мощный выброс адреналина требовал движения. Однако сама мысль о том, чтобы пошевелиться, внушала ей ужас - как будто те связи, что соединяли мозг с телом порвались и теперь все существовало по отдельности.
-Понятно, что не хочешь... Хотя, с каких это пор ты стала задумываться о собственной жизни? Ты давно уже живешь от дозы до дозы. А то, что между ними, давно уже жизнью быть перестало. Я по сути делаю тебе добро - отправляю тебя туда, где тебе самое и место. Я подарила тебе мир, который уместился для тебя в одной маленькой капсуле. Теперь настало время его отнять. Здесь, на земле, нет ни одного человека, который заплачет на твоей могиле. Муж? Это смешно. Неужели ты думаешь, что все эти годы его устраивало то, что ты постепенно скатываешься в небытие? У него есть другая женщина. Странно, что ты этого не замечала. Мать? Когда ты видела ее в последний раз? Знаешь ли ты, что она в больнице? Любовник? Погрустит о тебе до следующей корпоративки - тем более, что твоя сменщица давно уже строит ему глазки. Ни друзей... Ни близких... Ни детей... Ты никому не нужна.
Анка прокусила язык, пытаясь привести себя в чувство. Кровь наполнила рот, потекла по подбородку. Боли девушка не чувствовала. Сердце бешено колотилось, но тело оставалось безучастным. В глазах замелькали радужные круги.
-Ты давно мертва... давно. А мертвые должны лежать в могилах.
Анка силилась ответить, но вместо слов изо рта лилась кровь. Последним усилием воли, она подняла руку. Тяжелая непослушная рука сорвалась вниз, так и не дотянувшись до ненавистного лица. Падая, зацепилась за бархотку.
Незнакомка не двигалась. Она смотрела на Анку и широко улыбалась. В теплом свете свечей блестели зубы. Под весом Анкиной руки бархотка порвалась, словно держалась на одной нитке и только и ждала момента, когда можно будет черной змеей скользнуть мучительнице на грудь, чтобы открыть тайну.
Нет, не шрам скрывала бархотка от посторонних глаз - кожа на белой шее раскрылась, обнажая серые нити сухожилий, давно запекшуюся кровь, черной коркой налипшую на мышцы. Некоторое время голова держалась на шее, потом медленно стала заваливаться набок, по-прежнему скаля зубы в страшной улыбке...
-...вскрытие? Не думаю, что в этом есть необходимость. Все и так ясно... Мне ясно. До сих пор не могу придти в себя.
-Всегда трудно принимать смерть. Особенно, когда речь идет о молодых людях. Сколько ей было, двадцать два?
-Двадцать четыре...
Анка слушала разговор, пытаясь вникнуть в суть. Для нее отсутствовал смысл - и в каждом слове в отдельности, и во всех сразу. Единственное, что она хотела понимать - это то, что осталась жива. Назло судьбе, назло той страшной женщине, которая хотела ее смерти.
-Не спас я тебя, Анька. Прости... Если сможешь.
Печальный голос явно принадлежал Мужу. И тоска, что сквозила в его тоне, не оставила Анку равнодушной. Она хотела открыть глаза, но забыла, как это делается.
-Кремация или похороны?
-Нет... не думаю, что ей бы... Я похороню ее.
-Хорошо. Я отвезу ее тело в морг.
Тело? Чье тело? Она жива и сейчас докажет это тем, кто собирался похоронить ее заживо. Однако как она ни старалась - тело оставалось неподвижным. Более того, до нее вдруг с опозданием дошло, что сердце не бьется, а грудь не поднимается, пропуская через легкие живительный воздух.
-Прощай, Анка, прощай, - эхом отразились от стен страшные слова.
"Я жива, жива!!" - вопила, стонала, плакала Анка, всеми силами пытаясь вытолкнуть наружу сводящие с ума слова.
Царило молчание, которое прерывал неотвязный, пронзительный скрежет колес каталки, на которой ее тело везли в морг.
И только сознание, запертое в черепной коробке трепетало, не в силах смириться и принять как наказание неотвратимую вечность.