Аннотация: Бывший богатырь, вынужденный работать демонтажником, сталкивается с призраками прошлого, когда ему поручают разборку корабля, на котором он когда-то служил.
ЧАСТЬ I.
СТАНОВЛЕНИЕ БОГАТЫРЯ.
...Вчера прошёл через последний этап. Теперь я - богатырь, боец Ордена Багровых уравнителей. На левом плече - знак Ордена, на правом плече двуглавый орёл, в душе - пустота. Сколько нас было, неофитов, полгода тому назад? Сотни жаждущих славы и подвигов юных душ, влетевших, словно мотыльки, в ослепительный свет крепости. И сколько нас осталось сейчас? Горстка изломанных судеб, прошедших через горнило испытаний. Боль, страх, отчаяние - вот спутники каждого из нас на этой долгой дороге.
Говорят, становление богатыря - это перерождение. Словно Феникс, мы сгораем в огне трансформации, чтобы возродиться в новом обличье. Тело усилили, мышцы перестроили, разум обострили. И всё же, чувствую - что-то во мне умерло навсегда. Тот Володя, пятнадцатилетний пацан, мечтавший о звёздах и подвигах, растворился во мгле операционной. На его месте - чужой, холодный, неуязвимый солдат.
Смотрю на спящую Светлану - еле живая, вся в шрамах и проводах. Её тонкие пальцы дрожат, словно крылья подстреленной птицы. Чудом она выжила, но превращение высосало из неё все её силы. Боюсь, даже с помощью Павла она едва ли восстановится полностью.
И всё же, наблюдая за её угасающим дыханием, я понимаю: цена силы может быть слишком высокой. Иногда, чтобы стать богатырём, приходится отказаться от самого дорогого - от самого себя...
Архив Ордена Багровых Уравнителей
Личный журнал Богатыря ? ТК-6653, год 4996. о.э.
ГЛАВА ПЕРВАЯ.
КАМНЕШАХТИНСК.
С первыми лучами, отброшенными огромным зеркалом, вершины зданий Камнешахтинска окрасились золотым сиянием. Первые звуки пробуждающегося города - еле слышный шорох транспорта - проникали в дом через открытое окно на кухне.
На подоконнике, облокотившись на прозрачную трансфлаериновую поверхность, сидела Настасья. Высокая, скульптурная женщина в лёгкой сорочке. Её костяной нарост, покрывающий лоб и напоминающий черепаший панцирь, создавал экзотическое очарование. Волосы средней длины, оформленные в аккуратное каре, свисали по её шее, подчеркивая грациозность ее осанки.
Мягкие розовые и оранжевые лучи утреннего света играли на её лице, подчёркивая изящество и женственность её черт. Она покуривала сигарету, выдыхая дым с неспешной грацией. Её полные губы покраснели от тепла сигареты, при этом взгляд её больших глаз был прикован к восходящему солнцу. Которым являлось гигантских размеров зеркало, находящееся в центре кольцеобразной конструкции, парившей на фоне многочисленных астероидных скоплений и разбитых остовов погибших кораблей.
В её облике было что-то вневременное и соблазнительное. Её статная фигура, подчёркнутая просторной сорочкой, оставляла место для воображения. Её крупная грудь и изящная талия гармонично сочетались с внушительным ростом. Смуглая кожа, казавшаяся бархатной под мягким светом, исходила теплом и мягкостью.
Настасья взирала на пробуждающийся город, наблюдая, как воздух окрашивался в голубые тона, освещая поля астероидов и дальние корабли, покидавшие пределы космической колонии. Это было началом её дня в Камнешахтинске - простой ритуал, который приносил ей удовольствие и покой. Она была женщиной с притягательной энергией, невозмутимой и требовательной, а её красота была столь же яркой, сколь и уникальной. Медленно она посмотрела в сторону балкона и увидела, как оттуда уже собирался уходить Кондратий. Она недовольно хмыкнула и, с разочарованием прицелившись, бросила в направлении балкона бычок от сигареты. Тягостно вздохнув, она посмотрела на соседнее здание, где жила куда более зажиточная семья. На то, как был обставлен дом, на множество комнат, женщину, которая собиралась на работу, одеваясь в куда более изысканную и богатую одежду. И тягостно вздохнула.
Она вновь осмотрела пустую кухню. Без единого слова достала сигарету и аккуратно зажала её между губами. Лёгким движением руки щёлкнула плазменной зажигалкой. Пламя на мгновение осветило её лицо. За дверью послышались шаги. С лёгким вздохом, поджигая сигарету, она глубоко затянулась и тут же выдохнула, позволяя дыму легко стелиться вокруг.
Медленно повернувшись к приближающемуся мужчине, Настасья встретила его взгляд. Её алые глаза не смогли скрыть капли презрения, усталости от его колебаний, нежелания двигаться вперёд.
Однако, встретив его взгляд, она была вынуждена признать некоторую привлекательность Кондратия. Сердце говорило одно, разум - другое. Жизнь в этих мирах была тяжела и жестока, не оставляя места для слабости или сомнений.
В глубине души она понимала сложность их ситуации. Её собственные мечты и стремления мешали увидеть истинное значение их совместной жизни. Настасья могла бы просто позволить себе жить, наслаждаясь каждым моментом рядом с любимым мужчиной. Но желания, амбиции не позволяли ей отложить их в сторону. Она хотела большего: жизни, наполненной красотой и страстью, мужчины, который бы дарил ей эту жизнь без просьб.
Мысли о Владимире смешались с раздумьями о сложной природе любви и отношений. Любовь для неё была парадоксальной, сложной и противоречивой. Возможно, именно это делало её такой неотразимо привлекательной. Женские мечты, подумала она, глупы и в то же время необходимы как воздух. Они были слишком дорогой ценой за счастье, но она не могла от них отказаться.
Кондратий, облачённый в серый рабочий комбинезон, стоял в центре уютной кухни. Простота рабочей одежды отражала его добродушный характер. Окружавшее его пространство было наполнено современными удобствами, чей стиль напоминал об ушедшей эпохе. В углу возвышался хрондир - приспособление, словно застывшее во времени. Он напоминал старинный холодильник - медный, увесистый, с плавно изогнутой дверцей. Он таинственно гудел, словно хранил внутри не просто продукты, а саму суть остановившегося времени. Невидимые хронотоны, рождённые в его механическом чреве, сплетали кружево квантовых полей, замедляя бег мгновений. Говорили, что продукты, заключённые в хронокамеру, способны годами сохранять свежесть, словно законсервированные в янтаре вечности.
В другом углу, на прочной столешнице, стоял пищевой синтезатор. Он, словно добрый домовой, приготавливал еду, формируя из ингредиентов завтрак Кондратия. Привлеченный жужжанием машины, мужчина внимательно наблюдал за процессом, его лицо было немного напряжено, но в тоже время спокойно.
- Настя, почему опять синтезатор? - без всякой обиды спросил он, разглядывая материализовавшуюся тарелку с едой.
Настасья, продолжая держать дымящуюся сигарету между губ, пожала плечами. Её взгляд был прикован к хрондиру, она взяла сигарету в руки и снова выдохнула клуб дыма, не забыв поправить сорочку, чтобы пышная грудь не вывалилась наружу. Кондратий тут же обратил на это внимание, и Настасья, желая отвлечь его, ответила:
- А в чём разница? - проговорила она мягким, немного насмешливым голосом. - Ты всё равно не заметишь.
Бывший богатырь промолчал. Тихонько выдохнув, он с сомнением посмотрел на хрондир. Подойдя к нему, аккуратно нажал на ручку. Машина издала протяжный звук, и через мгновение на ручке загорелся зелёный индикатор - знак того, что хронотоны нормализовались. Владимир открыл хрондир и достал оттуда бутылку с синим соком под названием 'Ививи'.
- Так в том-то и суть, что разница как раз-таки есть, и ты прекрасно это знаешь. Мне нравится, когда ты сама всё готовишь, а не отдаешь всё на откуп бездушной машине, - начал он, повернувшись к Настасье с бутылкой в руке.
Женщина хмыкнула.
- Да ну, скажешь тоже. У меня всегда то пригорает, то я временами переборщу со специями. То ещё какая-нибудь фигня вылезет.
- Ну так в этом и заключается весь смысл, - ответил он, открутив крышку бутылки и сделав глоток. Сок оказался горьким, Владимир скривился, вытирая губы рукавом. - Ух, терпкая. Вот о чём я и говорю: разнообразие во вкусе украшает еду. А машина - она на то и машина, чтобы делать всё слишком идеально.
Наклонив голову, Настасья глубоко затянулась. Огонёк сигареты на мгновение озарил её лицо алым светом, придавая ему демонический оттенок. Выдохнув клуб дыма в сторону мужчины, она продолжила разговор.
- О, ты оказывается не любишь фальшь, как интересно. И я не люблю, и ты знаешь, что мне надоело ждать! - ответила Настасья. Её глаза сверкали гневом, а голос звучал на удивление спокойно.
- Я же... - начал он, но Настасья его перебила.
- Ты вечно только обещаешь! И где те обещания? Я не вижу ничего, кроме твоего постоянного ухода от ответственности! - голос Настасьи становился всё громче, и вспыхнув под конец яростью, она схватила стоящую на столе рядом с ней кружку и с силой бросила в Кондратия, словно подтверждая свои слова.
Бывший богатырь даже не шелохнулся, когда кружка, врезавшись в него, разлетелась на множество осколков. Он молча отвёл взгляд и, поразмыслив, снова повернулся к ней.
- Настасья, я...
- Что я? Что? - крикнула она, отвернувшись и затянувшись сигаретой.
Её глаза были полны слёз, Владимир молча наблюдал за ней, не зная, что сказать. Стиснув губы, она тихонько покачала головой и, резко повернувшись, опалила его взглядом.
- Какой же ты всё-таки проблемный. Ладно бы ещё какую-то пользу приносил, а то либо с друзьями-алкашами кутишь, либо забываешь обо мне. То ночами не даешь мне спать, то драки вечные устраиваешь, а мне потом вытаскивай тебя из отделения, - и после этих слов она спрыгнула с окна и выпрямилась во весь свой рост.
Мужчина оглядел её и тихонько сглотнул. Его рост составлял двести пятнадцать сантиметров, что для человека было весьма внушительно. Но Настасья почти не уступала ему, она была всего на семь сантиметров ниже. Хотя для Фаридки это считалось низким ростом, в отличие от большинства её соплеменников.
Девушка в негодовании подошла к столешнице, где медленно жужжал пищевой синтезатор, склонилась над ним. Пышные формы под сорочкой подчеркивали её привлекательность. Подумав, она утвердительно кивнула и, взглянув через плечо на Владимира, заговорила тихим голосом.
- Знаешь, моя мама была против нашего союза, - медленно повернувшись, она начала доставать из пачки очередную сигарету. - Постоянно твердила: 'Настенька, зачем он тебе? Он же блаженный. Вся округа надо мной смеялась, жалкий растяпа', - продолжала Настасья, не вынимая сигарету изо рта и попутно ища зажигалку. Найдя её на подоконнике, она быстро схватила её, вернулась и нервно начала щёлкать, продолжая свой рассказ.
- А мама всё причитала: 'Он же богатырь, смертник, вечный должник. Да ещё и человек, хотя нет, уже не человек. Вспомни, какие дети рождаются у богатырей'. - Её голос дрожал, искажался; она дрожащими руками подожгла сигарету, медленно затянулась и резко выдохнула. - А я, я даже не спорила, сама всё знала. Что ты смертник и вечный должник, который должен служить обществу. И про детей знала. А что мне оставалось? Я верила, что с тобой будет хорошо. Ты был таким благородным, с красивой улыбкой, так красиво говорил... А я, как глупая девочка, повелась. Просто думала, что лучше горькое счастье, чем серая, унылая жизнь. А что в итоге получила? То, чего так боялась. Или, может, всё это выдумала потом, чтобы оправдать свой выбор? Может, просто боялась остаться одна? А ты тогда подошёл и сказал: 'Пошли со мной', и я пошла. И ни разу не пожалела. И когда мы голодали, и когда вместе покупали эту проклятую квартиру. Я всегда повторяла себе: 'Он же богатырь, умнейший, сильнейший'. А ты оказался просто беглецом, дезертиром, который сбежал от своего долга. По сути, ты - ничто.
Слушая гражданскую жену, Владимир понурив взгляд, молча смотрел себе под ноги, не зная, что сказать.
- Всё не так просто...
Настасья флегматично усмехнулась.
- Ой, только не начинай. Я уже достаточно наслушалась о причинах твоего ухода. И не виню тебя за это, сама не знаю, как бы поступила. Но это не оправдывает твоих нынешних поступков. Понимаешь? - Потушив сигарету об один из своих костяных наростов на руке, она выкинула окурок в мусорку и медленно подошла к Владимиру. Одним движением руки приподняла его подбородок и, прищурившись, посмотрела в голубые глаза.
- Ты помнишь, кем ты был до встречи со мной? - Он отрицательно покачал головой.
- О-о-о не помнишь? Тогда я тебе напомню. Ты был никем. У тебя не было ни прописки, ни жилья. Ты даже не был бродником. Ты, по сути, был бродягой, скрывавшимся от закона. Всё, что сейчас ты имеешь, ты получил благодаря мне. Я договорилась насчёт новых документов, устроила тебя на эту жалкую работу, грела холодными ночами. И каждый день терпела твои выходки. И как ты мне за это отплатил?
Владимир продолжал молчать, глядя на неё дрожащим от неуверенности взглядом.
- Я всего лишь жду подходящего момента... - начал он, но Настасья перебила, с силой впившись острыми когтями ему в подбородок. Она вонзилась так сильно, что Владимир, не выдержав, оскалил зубы.
- Вечные обещания! Ты заморозил нас в ожидании лучшего будущего! И где оно? - её голос нарастал, словно шторм, готовый вырваться.
Кондратий, ошеломленный её вспышкой, стоял безмолвно, точно человек перед неумолимой бурей.
- Вот и я больше не могу жить в твоём 'завтра'. Мне нужно 'сегодня'! - крикнула она, и слёзы покатились по её щекам.
В комнате повисло тяжёлое напряжение. Настасья, слегка согнувшись, не отпускала лицо Владимира, впивалась в его глаза взглядом, полным отвращения. Её дыхание было тяжёлым. Она, склонившись вперёд, словно ждала, что он, наконец, сделает шаг вперёд и произнесёт долгожданные слова. Но Владимир молчал, в его глазах была вина.
Не дождавшись ответа, Настасья тихо кивнула, как будто сама нашла ответы.
- Вова, ты больше не космический витязь, пора это признать и начать жить как обычный человек, - произнесла она с тихой убеждённостью.
Её слова заставили его в ужасе распахнуть глаза. Почувствовав, как его губы задрожали, Настасья тут же отпустила его лицо и отступила на шаг назад.
- Но ведь я же...
- НЕТ НИКАКИХ 'НО'! - Истерично закричала Настя и, нечаянно ударив по столу, задела стоящую рядом кружку. От сильного удара кружка разлетелась на куски, один из которых рассек её ладонь. С громким воплем она схватилась за рану и, отступая назад, быстро схватила кухонное полотенце, начав обматывать кровоточащую руку. Боль, пронзившая её палец, вынудила её всхлипнуть.
Кондратий сделал шаг вперёд, желая помочь, но она резко зашипела:
- Не трогай меня!
Он остановился, смотря на неё с грустью в глазах, не в силах совладать с внутренней болью, что овладела его душой. Он хотел её утешить, но беспомощность сковывала его действия.
- Ну что ты творишь, в самом деле? - молвил он мягко.
- Это всё ты виноват! Доволен, надеюсь, что довёл меня до истерики? - проговорила она, не в силах сдержать слезы, и тут же, шмыгая носом, захныкала.
- Я не понимаю, что с тобой не так. Ты же умный мужчина, образованный. Ты был офицером, ты можешь быть больше, чем ты есть сейчас. Ты можешь стать бригадиром, а потом и вовсе руководителем. - Девушка, крепко сжимая полотенцем порезанную руку, повернулась к раковине и аккуратно разжимая её, стала не спеша осматривать порез.
Грустно наблюдая за действиями своей гражданской жены, он хотел было подойти к ней, но внутренне сопротивлялся. Он был уставшим от всего этого: от постоянных скандалов, обвинений и попыток изменить его. Посмотрев в окно на крыши зданий, на свет, который постепенно освещал улицы, он тягостно вздохнул и снова повернул голову к своей жене. Она была для него единственным лучиком жизни с тех пор, как он много лет тому назад покинул орден. Она та, кто его приютила, та, что дала ему смысл. Но он не мог забыть кто он на самом деле. Ведь кто он без своей брони? Просто человек, без смысла к существованию.
Тихонько кивая головой, он мысленно начал соглашаться со словами Насти и, вздохнув, сделал шаг в её направлении. Как она тут же вытянула руку и тихим, шепчущим голосом произнесла:
- Не прикасайся ко мне. Тебе уже пора идти на работу.
Вытянутые ладони в направлении талии Настасьи медленно сжались в кулаки, которые спустя мгновение опустились. Согнувшись, он тихонько закивал головой и, не спеша, развернувшись, вышел вон.
Из коридора донеслись звуки, как Кондратий распаковывал свои рабочие сапоги. Настасья тщательно промыла рану водой, встряхнула капли с руки и, склонившись над столешницей, краем глаза украдкой взглянула в сторону выхода. Удостоверившись, что он её не видит, она быстро подскочила к шкафу над собой. С ловкостью вора она открыла дверцу и из-за ряда тарелок извлекла небольшую флягу. Одним решительным движением откупорила её и сделала глубокий глоток, а затем ещё один. Опьяняющий вкус алкоголя мгновенно распространился по её горлу, вызвав тягостный вздох. Тяжело дыша, девушка медленно закупорила флягу и аккуратно спрятала её обратно за рядами тарелок.
Облокотившись на столешницу, Настасья склонилась вперёд, обрисовывая изящный изгиб своей фигуры. Лёгкий свет утреннего солнца пробивался сквозь окно, играя на её рыжих волосах, которые небрежно спадали на её плечи, добавляя образу непринуждённой элегантности. Её блузка слегка оттягивалась, подчёркивая стройность талии, создавая образ женственности и нежности. Этот момент улавливал её уязвимость и красоту, делая её фигуру ещё более выразительной на фоне обыденности кухонной утвари. Нежно опустив глаза, она казалась погружённой в свои раздумья, что придавало ей особое очарование и загадочность.
В такие моменты ей не хватало рядом Кондратия. И она размышляла о своих страхах - о том, как тонка грань между любовью и свободой, между желанием удержать рядом и испугом его потерять. В каждой его молчаливой паузе, в каждом его усталом взгляде Настасья видела отражение своих собственных переживаний. Каждый глоток из фляги казался ей искуплением вины за своё вспыльчивое поведение. За слова, брошенные на ветер в пылу ссоры.
Медленно она погладила себя по шее, и её рука непринуждённо опустилась ниже, к её пышной и мягкой груди, опускаясь при этом к её животу. Не скрывая страсти, которая внутри неё начинала нарастать, она прикусила свою нижнюю губу и тихо выдохнула.
"Может, я действительно требую от него слишком многого?" - думала она, позволяя холодной деревянной столешнице утешить её дрожащие пальцы.
"Может, мои мечты слишком тяжелы для его утомлённых плеч?" Но в глубине души Настасья знала, что не может отказаться от своих стремлений, так же как не может отказаться и от любви к Кондратию. Она должна найти способ помочь ему вернуться к жизни, которую они оба заслуживают. Она должна найти такую меру, при которой её мечты не будут казаться ему тягостью, а его присутствие рядом станет её утешением.
Она вышла в коридор и, облокотившись на косяк дверного проёма, аккуратно сложила руки, подперев свою грудь. Прижавшись щекой к холодной древесине, Настасья молча уставилась на своего мужчину. Тот, присев на одно колено, тщательно защелкивал зажимы своих герметичных сапогов. Осматривая их с разных сторон, он проверял каждый шов: в этих сапогах ему предстояло выйти в открытый космос, где каждая малейшая небрежность могла стоить жизни.
Поднявшись на ноги, он потоптался, убеждаясь в надежности своего снаряжения.
- У меня на эту ночь на тебя планы, поэтому не задерживайся на работе, - мягко сказала она, едва уловимым голосом. - И никаких вечерних гулянок.
Не оборачиваясь, Кондратий потянулся за своим рабочим рюкзаком, но в момент, когда его рука уже была готова схватиться за лямки, он замер.
- Как всегда взять что-нибудь покрепче? - Та утвердительно кивнула. Он тихонько хмыкнул, и одним взмахом руки закинул рюкзак за правое плечо. Однако, собравшись уже уходить, Кондратий услышал её оклик.
- Вова, пожалуйста, подумай над моими словами. И вспомни, какой риск я когда-то на себя взяла ради тебя.
В тот момент он на секунду замер, затем тяжело вздохнул. Её слова, как лезвие, прошлись по его душе. Заставив почувствовать себя эгоистом. Забывшим о благодарности той, которая привела его к нормальной жизни, рискнув всем ради его новой личности и документов. Без единого слова, он молча вышел и со скрежетом захлопнул за собой дверь, оставив Настасью наедине со своими мыслями.
Вернувшись на кухню, Настасья осмотрелась и, поджав губы, быстро подошла к окну. Свет, отражённый от огромного зеркала, играл на её фигуре, облачённой в тонкую сорочку, которая придавала ей некий загадочный и соблазнительный вид. Лучи солнца, проникающие сквозь стекло, подчеркивали изящество её силуэта, делая обыденные движения почти театральными.
Став у окна, она, как роковая героиня, начала пристально наблюдать за подъездом, ожидая момента, когда Кондратий появится в дверях. Её взгляд был наполнен решимостью и холодным расчётом. В этот момент она была не просто женой, ожидающей мужа, а хищником, который точно знает, как и когда добыча окажется в её когтях. Настасья чувствовала, как власть и контроль наполняют её, давая силы и уверенность в правильности своих действий.
Она знала, что всё будет именно так, как она этого хочет, ведь чего она хочет, того и добивается, несмотря на любые препятствия. В её глазах скользнуло выражение нахальства и эгоизма, а на устах медленно зародилась ехидная улыбка роковой женщины, добивающейся своих целей. Это было не просто наблюдение - это было выражение мощи, игра, в которой она всегда была на шаг впереди.
В этот момент Настасья ощутила, как каждая часть её бытия сливается с образом властной женщины, которая не просто живёт в мире мужчин, но умеет управлять этим миром, направляя его по избранному пути. Эта мысль заставила её глубоко вздохнуть, испытывая смесь удовлетворения и возбуждения от осознания своей власти.
*****
Владимир шагнул за порог, оставляя за собой тепло квартиры и тяжесть неразрешённого спора.
'Вот ведь ехидна', - проворчал он про себя, вспоминая утреннюю перепалку с Настасьей. - "Вечно ей неймётся, покоя не даёт человеку". Дверь с глухим стуком захлопнулась, словно отсекая его от прежней жизни, полной сомнений и терзаний. Он ступил на лестничную клетку. Погружённую в полумрак. Где единственным источником света служили тусклые лампы, отбрасывающие длинные, причудливые тени. Запах старого металла и пластика висел в воздухе, словно напоминание о том, что он находится не в уютном доме, а в чреве гигантской космической колонии.
Выйдя из подъезда, он едва успел сделать шаг, как прямо перед его носом пронесся парящий грузовик, обдав потоком воздуха и заставив отпрянуть.
- Эй, баран! Глаза разуй! - рявкнул он вслед удаляющемуся транспорту, чувствуя, как в груди поднимается волна гнева. - Смотри, куда прёшь, окаянный! Совсем совесть потеряли!
Он сплюнул на асфальт, отряхнулся и, продолжая бурчать, двинулся по улице.
'Вот тебе и жизнь', - подумал он, оглядываясь. - 'Суета да толкотня. Никакого порядка, дисциплины.'
Город, подобно гигантскому муравейнику, уже проснулся и зажил своей жизнью. Потоки флайеров - местных аэрокаров - струились по воздушным магистралям, переплетаясь в замысловатом танце света и движения. Их обтекаемые формы и переливающиеся на солнце корпуса напоминали стаи диковинных рыб, парящих в бескрайнем океане воздуха.
- Буржуи проклятые, - проворчал Кондратий, глядя на роскошные флайеры, проносящиеся мимо. - Жируют, пока честный трудовой люд вкалывает.
Высотные здания из трансфлаерина и адамантиновых сплавов тянулись к искусственному солнцу, словно стремясь впитать его живительную энергию. Их остроконечные крыши, украшенные элементами в форме луковиц, напоминали о древних борейских сказках, в которых герои сражались с чудовищами и покоряли звёзды. Между этими исполинами архитектуры ютились небольшие домики с черепичными крышами, словно затерявшиеся осколки старого мира, напоминающие о временах, когда люди еще жили на поверхности планет, под открытым небом.
Кондратий шёл по улице, погруженный в свои мысли, подобно одинокому путнику в бескрайней пустыне. Он размышлял о своей жизни, о своем прошлом и будущем, о своем месте в этом сложном и противоречивом мире. Он был подобен осколку астероида, затерянному в бескрайнем космосе, ищущему свой путь среди мириады звёзд.
'Вот ведь жизнь,' - думал он, вздыхая. - 'Ни покоя, ни радости. Только труд, да заботы'.
Город вокруг него жил и дышал, словно гигантский организм. Люди спешили по своим делам, толкаясь и переговариваясь, их голоса сливались в нестройный хор, полный надежд и тревог. Дети, одетые в яркие комбинезоны, играли на площадках. Их звонкий смех разносился по улице, словно напоминание о том, что жизнь продолжается, несмотря на все трудности и испытания.
Между людскими потоками, словно безмолвные слуги, скользили роботы, выполняя свои задачи с механической точностью. Одни, подобно стальным муравьям, перевозили грузы, другие, с ловкостью пауков, ремонтировали поврежденные элементы инфраструктуры. В небе, подобно стаям стрекоз, сновали дроны, следя за порядком и транслируя рекламные голограммы.
'Вот ведь до чего техника дошла', - подумал он, наблюдая за слаженной работой роботов. - 'Скоро и вовсе разумных существ заменят, оставят без куска хлеба'.
Он вспомнил лекции в академии о стремительном развитии искусственного интеллекта, о перспективах создания полностью автономных роботов, способных выполнять любую работу, не требуя отдыха и оплаты. И об опасностях проявления разумности.
'А что тогда будет с разумным существом'? - промелькнула тревожная мысль. - 'Станет ли он хозяином машин, или же превратится в их раба'?
Внезапно Кондратий остановился, словно споткнувшись о невидимую преграду.
- Едрить твою налево, - пробормотал он, схватившись за голову. - О чём это я думаю? Какие глупости лезут в голову!
Он был богатырём, воином, чьё предназначение - защищать Гиперборею, а не размышлять о философских вопросах. 'И Настасью зря обидел', - подумал он с укором. - 'Не ехидна она, а женщина любящая, о семье мечтающая. И ведь если подумать, на какой риск она пошла, создав мне новую личность, скрывая меня от властей. Узнали бы власти о её поступке тут же села бы лет на десять'.
Он посмотрел на свои руки, мозолистые и сильные, способные раздробить камень и согнуть стальную балку. 'Вот моё оружие', - подумал он, сжимая кулаки. - 'Какая же я скотина, не этому меня учили в ордене, и назад я не смогу вернуться'. Сомнения и угрызения совести терзали его душу, но он понимал, что путь назад закрыт. Он должен найти новый путь, новый смысл в этой жизни.
- Нет, так жить больше нельзя, - прошептал он и в тот же миг решимость загорелась в его глазах. - Настасья права, если я не изменюсь, если не начну действовать, я и вправду могу её потерять. А кто я без неё? Что же я за скотина такая.
С этими мыслями, Кондратий ускорил шаг, направляясь к остановке, где его уже ждали товарищи по работе. Он молча наблюдал за маленьким дроидом, который, словно трудолюбивый муравей, нес в своих манипуляторах скомканную обертку от шоколадки.
'От каждого по способности, каждому по потребности', - вспомнил он один из главных принципов Гипербореи. - 'И моя способность - это сила. Сила, которую я должен использовать, а не прозябать в размышлениях что я больше не богатырь'.
И в его сердце, подобно искре во тьме, затеплилась надежда.
Пройдя несколько кварталов, он оказался на остановке, где толпа рабочих, подобно стае пингвинов, пыталась протиснуться сквозь узкие двери транспортного судна. Их разномастные комбинезоны и мятые кепки напоминали о буднях тяжелого труда. А ругательства, доносившиеся из толпы, добавляли красок в картину утреннего хаоса.
- Вот ведь черти полосатые, - усмехнулся Кондратий, наблюдая за тщетными попытками рабочих втиснуться в переполненный транспорт. - Никак не уймутся.
Двери транспортного судна то и дело открывались и закрывались, словно пасть гигантского зверя, пытающегося проглотить свою добычу. Рабочие, оставшиеся снаружи, громко возмущались и просили остальных поторопиться.
- Давай, давай, Федька, залезай! Пока наш верзила не подошел, - крикнул один из них, указывая на приближающегося Кондратия.
Услышав свое прозвище, Кондратий расплылся в широкой улыбке и, закатав рукава комбинезона, радостно воскликнул:
- Ну что, братцы, поднатужимся?!
- НЕ СМЕЙ! - разом закричала толпа, в ужасе озаряясь в сторону бывшего богатыря.
Он сделал несколько шагов назад, грозно выпучил свои глаза разбежался и, словно таран, врезался в толпу. Рабочие, не ожидавшие такого напора, с криками и воплями полетели внутрь корабля, словно кегли, сбитые могучим ударом. Некоторые из них, не удержавшись на ногах, впечатались в стекло кабины водителя, вызвав у того приступ паники.
- Демиург всемогущий! - воскликнул водитель, осеняя себя божественным знамением. - Это что ещё за чертовщина? Не уж-то снова Кондратьев? И услышав из салона радостный смех бывшего богатыря, грустно покачал головой.
- Трогай, начальник! - раздался из глубины салона голос зачинщика веселья. - Все на месте!
Водитель, поправив усы и убедившись, что все пассажиры наконец-то уместились внутри, запустил двигатели. Транспортное судно, издав протяжный гул, медленно оторвалось от стальной посадочной площадки и, набирая высоту, устремилось сквозь длинные потоки транспорта.
'Вот так-то лучше', - подумал Кондратий, устраиваясь поудобнее на сиденье. - 'Порядок должен быть во всём, даже в посадке на транспортном корабле'.
Город, словно паутина, сотканная из звездного света и адамантиевых нитей, простирался по внутренней поверхности величественного ореола. Мириады огней, подобно россыпи драгоценных камней, мерцали в его сердце, отражаясь в гладких поверхностях трансфлаериновых зданий. Транспортные суда, словно стальные парящие бычки, устремлялись к стыковочным докам, выстраиваясь в стройные ряды.
Из сопел их электровакуумных двигателей вырывались потоки раскаленной плазмы, оставляя за собой завораживающий след, напоминающий хвост кометы. Эти следы, подобно эфемерным кистям художника, рисовали на черном холсте космоса причудливые узоры, рассыпаясь мириадами искрящихся частиц. Холод космической бездны касался прозрачных трансфлаериновых окон, оставляя на них тонкий слой инея, словно морозные узоры на зимнем стекле.
Сквозь эту ледяную завесу виднелись бескрайние просторы космоса, где вдали, подобно хищным птицам, вцепившимся в останки давно угасшей звезды, раскинулись на её поверхности заводы и шахты. А на орбите, зависли многочисленные обломки кораблей и астероидных полей, где трудовой люд Гипербореи, подобно гномам в недрах гор, добывал ресурсы, необходимые для жизни и процветания страны.
Кондратий, погруженный в свои мысли, наблюдал за этим монотонным и повторяющимся изо дня в день зрелищем, с нескрываемым разочарованием. Он думал о своей судьбе, о своем месте в этом сложном и противоречивом мире. Кто он - бывший богатырь, изгнанник, или же простой рабочий, винтик в гигантской машине государства? Сейчас он практически никто, а ведь до этого он был элитой, тем кто вершил судьбы миров.
Внезапно его размышления прервал знакомый голос:
- Давай, давай, мужичьё, расступаемся! Дайте пройти заслуженному рабочему Камнешахтинска! - знакомый голос, словно рык медведя, прорезал утреннюю толкотню в транспорте. Кондратий обернулся и увидел своего товарища по работе, Николая Степановича Хрюшина, который, подобно ледоколу, прокладывал себе путь к нему.
- Ну слава Демиургу вечному, наконец-то добрался до тебя, ну здравствуй, Володя! - воскликнул Николай Степанович, плюхнувшись на сиденье напротив Кондратия. - Ну рассказывай, как жизнь молодая?
- Да как сказать, Николай Степанович, - ответил он, каждое слово давалось с трудом, словно он тащил на себе тяжелый груз. - Живем потихоньку, трудимся во благо Родины.
- Тю-ю-ю, а чего такой грустный? - удивился Николай, поправляя свою кепку и внимательно вглядываясь в лицо товарища. Внезапно его словно осенило.
- А-а-а-а, снова Настасья не даёт тебе покоя?
Кондратий лишь молча развел руками, подтверждая его догадку.
- Вот же ж зараза, - выпалил Николай, не скрывая своего негодования. - А я говорил тебе, и Тамарочка моя тоже тебе говорила, не пара вы. Вон, Зинаида, что в столовой работает, чем не женщина? Хорошая, работящая, и к тебе, поглядываю, неплохо относится, а временами даже хитро посматривает.
- Зинаида? - Кондратий едва не поперхнулся от возмущения. - Да вы что, Николай Степанович! Дивлинг она, да ещё и кручинорка, мохнатая вся, да и ростом она метр с шапкой, а я выше двух метров!
- А что такого? - Николай отмахнулся от его возражений. - Рост не главное, а главное, что работящая, заботливая, красивая, а грудь, та грудь, та какая, эххх...
Кондратий усмехнулся:
- Похоже, шутку про хомяка и банан вы явно не слышали.
- Да глупости всё это ты говоришь, - упорствовал Николай. - Главное, что женщина та работящая.
- Нет, Николай Степанович, я уже с Настей, а значит, надо идти до конца, - твердо сказал Кондратий, и в его голосе прозвучала решимость.
Услышав ответ, бывшего богатыря Николай грустно покачал головой:
- О-хо-хо-хо что с вами поделать молодёжь, тяжёлый ты выбор сделал. Ну да ладно, то дело твоё. Но в чём Настасья права, так это в том, что от каждого по способности, каждому по потребности. А ты, вона, засиделся уже в обычных рабочих. В бригадиры тебе надо, а ты всё штаны протираешь, ленишься. Вон какие способности у тебя, негоже способности свои да навыки от рабочего народа прятать. Того глядишь, и в тунеядцы превратишься.
- Да какие там способности, Николай Степанович, - отмахнулся Кондратий. - Обычный я рабочий, как и все.
- Обычный? - усмехнулся Николай. - Да ты, Володя, бывший офицер, силач, каких поди поищи, а сидишь на самой нижней должности. Не порядок это. Не по-гиперборейски. Надо тебе уже двигаться дальше, и забыть тебе уже о прошлом.
Спор между Николаем Степановичем и Кондратием прервался, когда взгляд последнего упал на обломки буксируемого корабля. Искореженный металл, словно шрамы на теле старого друга, напомнил ему о прошлом, о днях славы и боли, о битве на Ачите.
ѓѓ- 'Пылкий,' - прошептал он, и горечь утраты отразилась в его глазах, наполненных тяжестью воспоминаний.
Николай Степанович, заметив реакцию друга, умолк. Он поправил усы и украдкой посмотрел на разрушенный остов корабля. В его взгляде читалось понимание и сочувствие. Он знал, что сейчас лучше оставить друга наедине с призраками прошлого, которые вновь восстали из пепла, чтобы напомнить ему о том, кем он был и кем он мог бы стать.
Взгляд Николая Степановича заскользил по искореженному корпусу 'Пылкого'. Вырванные куски обшивки, прожженные элементы, обгорелые останки - все это напоминало ему о жестокости войны, о хрупкости жизни, о том, как легко разрушить то, что создавалось годами. Он перевел взгляд на Кондратия и увидел в его глазах отражение той же боли, той же утраты.
- Чего это ты? Небось служил на нём? - тихо спросил Николай Степанович, боясь нарушить хрупкое равновесие, установившееся между ними.
Кондратий медленно кивнул, не отрывая взгляда от разрушенного остова.
- Да, - прошептал он, и горечь наполнила его голос. - Это один из тех кораблей, что были в составе флота Багровых Уравнителей. Он участвовал во множестве сражений, был гордостью ордена... но, к сожалению, погиб от козней предателей, при том так глупо и внезапно. Не такой судьбы он заслуживал. Ох, не такой.
Боль и отчаяние в его голосе заставили Николая Степановича тяжело вздохнуть. Он видел перед собой не просто рабочего. Не просто бывшего богатыря. А человека, который до сих пор не смог отпустить прошлое, который жил с призраками погибших товарищей.
- Володя, - начал он осторожно, словно боясь спугнуть его. - Я понимаю, что тебе тяжело. Я сам прошел, как и ты, войны прошлого. Вначале войну четырех императоров, потом гражданскую войну, а потом и солнечную войну первого контакта. Мне уже сто восемьдесят лет, и кто как не я, прекрасно понимаю, что именно ты сейчас чувствуешь. Но прошлое осталось позади. Когда ты постоянно воюешь, постоянно кого-то убиваешь, вернуться к нормальной жизни невероятно сложно. Ты должен найти новый смысл, новую цель.
- Легко сказать, - горько усмехнулся Кондратий. - Вас там не было, Николай Степанович. Вы не видели того, что видел я. Вы не знаете, каково это - потерять всё в одно мгновение.
- Ну конечно, куда уж мне до тебя. Ну да, может быть, и не был, - согласился Николай Степанович. - Но я видел, как люди ломаются под тяжестью горя. Я видел, как они теряют себя, свою душу. И я не хочу, чтобы это случилось и с тобой.
Он положил руку на плечо Кондратия, пытаясь передать ему свою поддержку, свою веру в него.
- Ты сильный, Володя. Ты справишься. Ты найдешь свой путь. Но послушай старого человека, не тяни с этим, а иначе ты можешь потерять то, что есть у тебя сейчас.
Кондратий посмотрел на него с неудовольствием.
- Я пытаюсь, Николай Степанович, - прошептал он. - Я правда пытаюсь. И замолчав снова уткнулся в окно, словно обдумывая что-то.
Транспортное судно, огибая поле обломков, начало снижаться, направляясь к центру распределения. Это была огромная база, вырубленная прямо в астероиде. Её металлические стены, словно чешуя гигантского зверя, отражали холодный свет далеких звезд.
Кондратий, словно вынырнув из пучины воспоминаний, встряхнул головой и поднялся с сиденья.
- Ладно, хватит тут нюни распускать. Пойдёмте уже что ли поработаем, Николай Степанович. - сказал он, и в его голосе прозвучала новая нотка - нотка надежды, смешанной с болью.
Николай Степанович, увидев, что друг немного повеселел, по-старчески улыбнулся. Потом поправив кепку набекрень, быстро поднялся со своего места.
- Вот это от души, правильно! Так держать, а то ты смотри, нюни распустил, детина двухметровая.
Двери транспортного судна распахнулись, выпустив Кондратия и Николая Степановича в бурлящий поток рабочего люда. Толпа, словно река в половодье, устремилась к центру распределения, унося с собой бывших попутчиков. Каждый из этих людей, одетых в серые комбинезоны, нёс на своих плечах невидимый груз - заботы, проблемы, несбывшиеся мечты, подобно мешкам с картошкой, нагруженным на старую клячу.
Над их головами, словно надоедливые мухи, жужжали рабочие дроны, снуя туда-сюда, перенося инструменты и детали. В отдалении, на посадочных площадках, громоздкие транспортные корабли, подобно усталым китам, извергали из своих чрев новые потоки рабочих, которые тут же вливались в общую людскую реку. Воздух был пропитан запахом машинного масла, горелого металла и пота, создавая ощущение гнетущей обыденности, серости будней.
Кондратий, словно щепка, подхваченная течением, двигался вместе с толпой. Его сердце, подобно маятнику старинных часов, раскачивалось между прошлым и будущим. Он знал, что прошлое, подобно разбитому зеркалу, не собрать воедино, что он больше никогда не вернется к славным дням богатыря. Но будущее, словно чистый лист бумаги, лежало перед ним, и он был готов попробовать. Хотя бы разок, начертать на нем свою новую историю.
В этой серости будней, среди безликой толпы, Кондратий ощущал себя потерянным, словно заблудившийся в лабиринте бродник. Но где-то в глубине его души, словно огонек свечи во тьме, теплилась надежда. Надежда на то, что он сможет найти своё место в этом мире, свое счастье, свою любовь.
*****
Рабочие, словно муравьи, выползшие из разворошенного муравейника, заполнили зону погрузки. Они распределились между погрузочными платформами, где их ждали бездушные скафандры - броня для тех, кто отправляется в чрево разбитых кораблей. Пять бригад, словно пять пальцев на руке трудяги, сменяли друг друга каждые шесть часов, обеспечивая непрерывную работу производственных линий. Камнешахтинск, подобно неутомимому зверю, вечно вращался, меняя время в каждой зоне, и за сутки сменялись четыре смены.
От рудодобывающих предприятий на поверхности потухшей звезды до разборочных цехов, где демонтировали старые постройки и корабли, кипела работа. Утилизация и переработка, превращение старого в новое - вот пульс Камнешахтинска. Колония, подобно младенцу, критически зависела от поставок извне, отправляя все добытые ресурсы на главную звездную базу номер "Один". Этот гигантский логистический центр, словно сердце Алатырской народной республики, распределял ресурсы по всей Гиперборейской федерации, обеспечивая бесперебойный поток необходимых товаров.
Гиперборейская федерация, раскинувшаяся по просторам исследованного космоса Ирии на десятки тысяч световых лет, подобно могучему дереву, простирала свои ветви в самые дальние уголки. Система распределения товаров и ресурсов, словно кровеносная система, позволяла быстро и эффективно снабжать все регионы федерации.
Но не все области были подобны ухоженному саду. Дикие и необжитые территории Гипербореи, были населены малыми до сверхпространственными цивилизациями, пиратскими кланами, колониями берхамеров и бог знает какой еще гадостью, представляли собой опасную чащу. Безопасных зон было мало, и крупные логистические центры, подобно сторожевым крепостям, охраняли покой федерации.
Ученые бились над созданием специальных врат, позволяющих мгновенно перемещаться между звёздными базами, тем самым сведя опасность путешествий на торговых путях к минимуму, но пока что все попытки создать врата перемещения как у древних Иундуан были безуспешными. А потому лишь только мощный военно-космический и торговый флот, словно щит и меч, оставались главными гарантами стабильности.
Одно радовало, что связь была мгновенной, а всё благодаря тахионным ретрансляторам, которые словно нервная система, обеспечивали мгновенную передачу информации, но и они требовали защиты. Пиратские кланы, подобно хищным волкам, то и дело совершали налеты, взламывая банковские счета и связь. Малые народы, не желающие вступать в состав федерации, подобно комарам, досаждали своими набегами, а всё ради того, чтобы завладеть ценными технологиями.
С ними ВКС расправлялся быстро, но закон о невмешательстве в развитие, словно невидимый барьер, сдерживал федерацию от окончательного решения проблемы. В других звездных государствах с малыми народами разговор был короткий - их либо ассимилировали, либо вдалбливали в каменный век, чтобы они вообще никак не мешали.
Но Гиперборея выбирала иной путь - путь терпимости и сотрудничества. Путь, который не всегда был легким, но который вёл к процветанию и развитию.
Словно волна, разбивающаяся о скалистый берег, рабочие ввалились в огромное ангарное помещение, приветствуя уставшую, покидающую свои посты смену. В центре ангара, подобно стальным исполинам, выстроились строительные, погрузочные и транспортно-сортировочные корабли. За их спинами зияли открытые створки ангара, открывая вид на поле обломков, а дальше, словно ожерелье из светлячков, сиял огнями Камнешахтинск, окруженный роем снующих кораблей.
Рабочие разбились на группы, словно стая птиц, разлетевшаяся по ветвям дерева. По бокам ангара располагались небольшие помещения, где хранились скафандры - броня для тех, кто отправляется в холодные объятия космоса. В каждом из этих помещений, словно часовые на посту, стояли двадцать пять стоек, на которых висели скафандры, а перед ними - необходимое оборудование.
Прибыв в ангар третьей бригады, рабочие, словно пчёлы, вернувшиеся в улей, быстро разошлись по своим местам. Скинув рабочую одежду, они начали облачаться в скафандры, готовясь к новому трудовому дню, к новой схватке с хаосом и разрушением.
Пятый производственный комплекс, словно муравейник, кишел жизнью. Пять сотен человек, подобно трудолюбивым муравьям, разбирали и демонтировали старые разбитые корабли, отделяя их на составляющие, которые затем отправлялись на заводы по переплавке. Но поле обломков, словно бескрайнее море, простиралось до самого горизонта, и рук катастрофически не хватало.
Полсотни таких комплексов, разбросанных по огромному поясу обломков, подобно маякам, освещали своим трудом космическую пустошь. Но поле обломков, словно ненасытный монстр, всё росло и росло, грозя поглотить Камнешахтинск.
Десять миллионов жителей - капля в море космической бездны. Найти квалифицированных рабочих было трудно, привлечь новых жителей - ещё труднее. Не каждый хотел переезжать на станцию, несмотря на все программы по бесплатному жилью, льготам и образованию. Покинуть обжитые планеты или безопасный космос - решение непростое.
Камнешахтинск, словно космическая деревня, жил своей размеренной жизнью. Но в его будущем, подобно зерну, скрывался потенциал крупного промышленного мира, подобного мирам-кузницам Азгарда или Пэнлая.
Роботы могли бы решить проблему нехватки рабочих рук, но это противоречило законам Гипербореи. Люди не должны были оставаться без дела. Роботы - лишь помощники, но не замена человеку. Безработица, словно чума, могла поразить экономику.
Гиперборейская федерация, несмотря на свои социалистические воззрения, ввиду разрухи и экономического упадка после войн и набегов, не могла пока осуществить переход к социализму. Сейчас её целью было наладить капиталистическую систему - фундамент для будущего перехода к социализму, а затем и к коммунизму.
Камнешахтинск, словно зеркало, отражал сложности и противоречия, с которыми столкнулась Гиперборея на своём пути к светлому будущему.
Но хуже всего было то, что расширяющееся поле обломков, словно раковая опухоль, грозило перерасти в зону беззакония. Контролировать эти бесчисленные мусорные зоны было бы невозможно, а где беззаконие - там пиршество для рейдеров, банд и прочей швали.
Появление гнёзд берхамеров, словно чумных бубонов, означало неизбежные военные действия. Выгнать этих паразитов, словно тараканов из щелей, было практически невозможно.
Поэтому производственные мощности, словно сердце неутомимого трудяги, работали круглые сутки. Смена за сменой, рабочие, словно жрецы древнего культа, перерабатывали поступающие суда, пытаясь сдержать наступление хаоса и разрушения.
Кондратий, натягивая скафандр, словно вторую кожу, то и дело поглядывал по сторонам. В воздухе витал сладковатый запах табака, и, обернувшись, он увидел рабочего, который, невозмутимо попыхивая трубкой, застегивал ремни безопасности на своем скафандре. По правилам курение в ангаре было запрещено, но на это, как правило, закрывали глаза.
Убедившись, что скафандр сидит как влитой, Кондратий облокотился на выступ и, пошарив в карманах, достал сигару, упакованную в блестящую обертку. Аккуратно распечатав её и достав зажигалку, он прикурил, глубоко затянулся и огляделся.
В этот момент к нему подошел Николай Степанович, пытаясь совладать со своим скафандром.
Кондратий сначала не понял, о чем речь, а потом до него дошло - Николай Степанович рассказывал о своем сыне, который вступил в неофиты ордена космических витязей Сияющие Мечи.
- Переживал за него сильно, - продолжал Николай Степанович, застегивая ремни безопасности. - Из всех троих моих сыновей он самый слабый был, в детстве постоянно болел.
Кондратий, затянувшись еще раз, выдохнул дым и заметил:
- И зря волновались, сила не так важна в испытании, Николай Степанович. Важнее ум и смекалка. А в этом плане он у вас всегда был смышлёным. Тяжелее всего будет во время превращения, там могут быть эксцессы.
- Стращаешь меня Володька, ох стращаешь, но на это я тебе так скажу, глупости всё это, - отмахнулся Николай Степанович, застегнув последний ремень. - Нечто мы при корпоратах что ли живём, и ни при царе батюшке, как никак на дворе пятьдесят пятый век, медицина далеко шагнула. Даже слабого на ноги поднимут, а мёртвого оживят. Услышав подобные слова, в голове тут же мелькнули воспоминания, как ему когда-то так же говорили, и к чему это чуть было не привело.
Кондратий хотел было возразить, но его перебил громкий сигнал, раздавшийся по всему ангару.
Николай оглянулся и, хлопнув Владимира по животу, резюмировал:
- О, слышишь, зовут на собрание. Потом поговорим.
Услышав сигнал, призывающий к вниманию, все рабочие оглянулись и ленивым шагом направились к выходу. Из бригадных ангаров, где они облачались в рабочие скафандры, выходили огромные толпы людей. Собравшись на просторной площадке возле кораблей, рабочие стали осматриваться. В помещении стоял гул - каждый беседовал о своём: кто-то о личной жизни, кто-то о работе, кто-то жаловался - текла обычная жизнь. Но вновь раздался гудок, и все замолчали. Сверху, освещаемая тусклыми фонарями, начала спускаться летающая платформа. На ней, опершись на парапет, стоял Никодим Вениаминович Хворин - руководитель производственного цеха. Это был мужчина лет двухсот, довольно упитанный, на голове блестела лысина, виднелись статные седые усы и пышные бакенбарды. Левой ноги у него не было - вместо неё был механический протез. Немного скрючившись, он хитрым взглядом окидывал собравшихся рабочих и что-то отмечал в своём планшете. Потирая щетинистый подбородок, тихонько почмакивая, он заговорил.
- Ну что, работники мусорно-перерабатывающей отрасли, готовы сегодня как следует поработать?
Все радостно загоготали, соглашаясь с его словами: мол, конечно готовы, а куда мы денемся. Увидев реакцию подчинённых, Хворин радостно прокряхтел, прокашлялся и, надев на нос очки, висевшие на цепочке, всмотрелся в планшет. Затем, причмокнув, снова посмотрел на рабочих.
- Итак, прекращаем языком чесать. Сегодня у меня для вас приятная новость: приволокли новое судно класса ДЛ-02, именуемое... - он снова взглянул на планшет, скривился и, найдя название, быстро произнёс: - 'Пылкий'. Судно необычное, входило в состав ордена багровых уравнителей, один из первых кораблей, сошедших со стапелей. Разбирать его будем внимательнее. Само собой, подобные суда, особенно в орденах, частенько переделывали, кто во что горазд. В помощь нам рудокопы выделили 'допытчик', чтобы его на мелкие детали распилить. - Услышав эти слова, все тут же начали возмущаться, и Хворин закряхтел.
- Чего сразу возмущаться? Помогут разок и снова побегут в своей земле копаться. Но есть нюанс: судно сложное, нужны те, кто хотя бы понимает внутреннюю структуру подобных кораблей. Есть ли среди вас хоть кто-то, кто служил на таких кораблях? - И он пристально осмотрел толпу. Рабочие начали переглядываться. Николай, посмотрев сначала на Кондратия, затем на начальника, нетерпеливо ткнул Владимира в бок.
- Ну чего молчишь? - прошептал Николай. - Скажи им, ты же служил на нём.
Но Владимир лишь отмахнулся: мол, не надо. И тогда Николай сделал шаг вперёд и, повысив голос, произнёс:
- Конечно есть! Вот наш Кондратушка! Служил на 'Пылком', когда богатырём был!
Никодим Вениаминович, отпрянув, одним движением нажал рычаг управления. Платформа, приблизившись к Кондратию и Николаю, заставила Николая отступить. Но, быстро взяв себя в руки, он выпрямился, горделиво глядя на начальника. Рабочие уставились на Владимира, возвышавшегося над всеми подобно великану. Когда платформа остановилась рядом, начальник, наклонившись, хриплым голосом заговорил:
- Для начала, быстро потуши сигару!
Владимир, выдохнув, вытащил изо рта зажжённую сигару, наклонился и быстро начал тушить её об свой сапог. Убедившись, что она потухла, с недовольным видом завернул её обратно в фольгу и спрятал в карман. Все загоготали, на что начальник, оглянувшись, рявкнул:
- А вы что ржёте, крысы мусорные? Всех остальных это тоже касается! Думаете, я ничего не вижу? Задолбали уже! И так дышать нечем, а ещё вы тут дымите! - Окинув всех грозным взглядом, он повернулся к Владимиру.
- Так ты служил на 'Пылком'?
Тот пожал плечами.
- Ну, было дело.
- Сколько?
- Да почти всю войну. Да и во времена царя-батюшки тоже бывало.
Начальник, сузив глаза, покачал головой. Отъехав на платформе чуть подальше, чтобы его лучше видели, он громко произнёс:
- Вот как, да у нас тут ветеран войны! - И все снова засмеялись, заставив Владимира напрячься.
- А я не понял, я что-то смешное сказал? - проговорил начальник цеха и грозным взглядом окинул толпу. Все тут же замолчали, в ангаре воцарилась тишина. Хворин внимательно осматривал рабочих.
- Вы лучше берите с него пример! Проявил инициативу!
- Так это же Николай предложил! - крикнул кто-то из толпы.
- Не важно! Главное, что он не отрицает и готов трудиться. В отличие от всех вас, готовых вечно сидеть на одном месте. Мол, есть работа - и ладно. Зачем стараться, и так всё хорошо. А вот и нет! - промолвил он, опершись на парапет, и, вытянув вперёд руку, громко закричал:
- Соловьёв! Я кому сказал убрать курительную трубку? Это что такое за неуважение к правилам? Я же сказал, дышать и так нечем! - И, словно подтверждая свои слова, он громко прокашлялся, брызжа слюной. Откашлявшись и вытерев слюни, снова выпрямился и продолжил:
- Итак, третью бригаду ставлю на корпус, остальных - в цеха на демонтаж. И смотрите мне, тунеядцы, никаких перепалок с рудокопами! - Он грозно погрозил кулаком, и тут же третья бригада радостно закричала, поднимая руки. Остальные бригады в негодовании завыли. Хворин уже собрался было уезжать, но остановился и, повернувшись, добавил:
- Кстати, ваш бригадир сегодня отсутствует, а потому назначаю тебя, Кондратьев, временно исполняющим обязанности бригадира третьей группы. Ввиду ухода на пенсию Захарьева побудешь за главного, пока не найдём замену, - проговорил начальник и, тихонько усмехнувшись, подмигнул Владимиру правым глазом. Затем, махнув головой, он двинулся дальше, паря на своей платформе над толпой и продолжая распределять задания.
- Ну вот, я же говорил! - прошептал Хрюшин, хлопая Владимира по плечу. - Нужно лишь шаг вперёд сделать - и вот ты уже бригадир.
Но бывший богатырь не разделял радости своего коллеги.
- Не уверен, что это хорошая идея. Слишком легко всё идёт, - пробормотал он. Хрюшин развёл руками.
- Да ты чего сразу скис? Не скромничай! Побудешь временным бригадиром, а если сегодня хорошо поработаем - того гляди, и премиальные получим, и тебя бригадиром утвердят, вот увидишь! А там, глядишь, и Настасья сменит гнев на милость...
Остальные рабочие тоже поддержали Владимира. Но он всё равно недоверчиво покачал головой - словно предчувствовал недоброе.
- Ох, не зарекайтесь, Николай Степанович... не зарекайтесь, - вздохнул он.
Начальник цеха, окинув толпу взглядом, закончил свою речь:
- Вроде бы всем всё объяснил. Напоминаю, ваша смена открывает рабочий день, а потому старайтесь. Задавайте темп. Ну а раз всем всё понятно - быстро по кораблям! Работать!
Рабочие надели прозрачные шлемы, точно призраки, прячущие свои лица. Скафандры, превратившие их в странных существ из стекла и металла, мерцали в тусклом свете ангара. Затем, нестройными рядами, словно армия на параде, они начали подниматься на борт своих кораблей.
Последний рабочий шагнул на трап, и тяжелые шлюзы со скрежетом захлопнулись. Рёв двигателей прокатился по ангару, и погрузочно-строительные суда, отрываясь от пола, один за другим выплывали из ангара, словно стая китов, устремляясь в космос.