Булатова Елена Ошеровна : другие произведения.

В склянке темного стекла

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


   В СКЛЯНКЕ ТЕМНОГО СТЕКЛА
  
   Прилетела в Москву на самолете Аэрофлота. Ничего не изменилось вокруг, а дома стало тихо. Я поняла, насколько одиноко чувствовала себя Аняка, которую отказ в визе резко сбросил с облаков на землю. Она рассказала, что в приступе отчаяния лупила кошек, чем отводила душу. Хорошо, что хотя бы кошки были при ней. Я бросилась в магазины, стараясь закупить долгоиграющие продукты, чтобы облегчить хозяйственные заботы. Мясо, лук, какие-то консервы, крупы. Забивала морозилку и холодильник. Бегала на овощебазу, в заводской молочный магазин, чтоб и подешевле получалось.
   ***
   Через годы Аня вспоминала, что в кризисное время, попав как-то в дом наших друзей, она с удивлением заметила, какие хорошие куски мяса предназначаются собаке, и с пониманием голодного подумала - это же могут есть люди, как же такое дают собаке? Я тоже вспомнила с ней вместе, как старушки покупали в магазинах кости, говоря - это для собачки, стесняясь того, что сами съедят предназначенные собакам кости и обрезки.
   ***
   Я привезла для Аняки какие-то интересные для молодой девочки тряпочки, какую-то обувку, лисенка - радиоприемник на батарейках, и несколько ракушек в коллекцию. Сама носилась по бесплатным консерваторским концертам, навещала родню и друзей. По выходным часто выходили в лес, проживали с ним весну и лето, смотрели, как неизменны перемены. Бегали с Аней в дешевый обувной магазин, куда-то на Октябрьское поле, стояли в длинной очереди. Купили что-то по делу - Ане и для души - мне. Я выбрала босоножки с большим количеством золотишка из соображений - если покупать для удовольствия, то - самое дикое и неожиданное. Работали много лет - оказалось, куплены по делу. Кто-то приглашал на дачу, кто-то дарил высушенные яблоки. Сильные дружеские связи помогали - с Аней общались родные и наши друзья, у нее были собственные и многочисленные - по институту, по школе, по соседству, по танцам. И при этом было чувство жестокого удара - потери семьи. Нужно было обладать очень твердым характером, чтобы не свалиться, большой живучестью. Моя бабушка, потерявшая мужа, эмигрировавшего в никуда во время революции, и сына, погибшего в 42-м, моя мама, лишившаяся мужа и брата в войне, Сашины бабушка и мама передали по наследству гены стойкости и выносливости, пригодившиеся Аняке. Но как жаль, что это понадобилось моей дочери, и не только в тот момент. Аняка решила учиться в магистратуре и, по возможности, поступить в аспирантуру. Так все и случилось.
   Тем временем ребята кончили свою среднюю школу Буксер (их символом была рысь) в Санта-Клара, и Саша сумел нанять квартиру в Пало-Алто. Ждали моего возвращения из Москвы.
  
   Битком набито чрево до Сиэтла,
   А дальше - половина лишь летит.
   7, 6 и 7 опять кончает лето.
   Бессоница двужильных укротит.
  
   Прощай, Москва, пока! - диктует время.
   И снова Калифорнии пора.
   Назвался груздем - ногу ставь на стремя -
   За тыщи миль Алтуфьева нора.
  
   Там тихо ночью,
   Лишь поют пьянчуги.
   Там не гудит, пронзая, ультразвук.
   Там дочь моя закована в кольчуги
   Ее премудрости...
   И слышен сердца стук.
  
   К моему возвращению они уже обустроились на новом месте. Аня же нашла работу - помните лисенка-радиоприемник? Услышала по нему приглашение на работу в Службу Спасения и была принята в диспетчерскую. Наслушалась и навидалась много, прошла целую школу жизни. Не знаю, нужны ли такие впечатления молодой девчонке, но - таковы факты.
   Наша новая квартира находилась неподалеку от 101-го хайвэя на улице Сан-Антонио в комплексе Грин-Хауз, на первом приподнятом этаже. Над нами жила пожилая дама, часто обращавшаяся к ребятам с просьбой подтащить-передвинуть что-нибудь, очень рано встающая и начинавшая уборку-грохотание. Ее гараж находился под нашей спальней, и каждое утро рано-ранехонько она уезжала куда-то по делам. Гаражная дверь открывалась и закрывалась с грохотом взрыва атомной бомбы. Я не сразу определила причину шума и долго безумствовала на тему - что же это такое. Старый анекдот о профессоре, жившем ниже этажом своего студента, еженощно швырявшего свои сапоги об пол. После жесткого предупреждения о плохих для него последствиях, придя домой ночью и, как всегда, грохнув один сапог об пол, он опомнился и второй положил на пол тихо. Несчастный профессор, привычно ждавший второго удара в потолок, не мог заснуть всю ночь. А, может, студент так отомстил за пару на экзамене. В нашем случае важно другое - я тоже ждала два взрыва, и успокоенная, засыпала.
   А 101 хайвэй не давал покоя с раннего утра до позднего времени, но был удобен и нашему папе, ездившему в Санта-Клару, и Славе, гонявшему на своей Тойоте в Сан-Хозе и другие места, где находился его университет, разные колледжи и постепенно образовавшиеся друзья, а потом и подработка в ресторане Рашн хауз в Сан-Франциско. К этому времени Саша, бравший в аренду Форд на один год и намотавший на нем порядочно миль, решился на новую аренду, соблазнившись тем, что обещалась выплата пробега за счет новых дилеров. Но бесплатный сыр только в мышеловке - арендная плата была высокой и срок - 5лет. Сейчас этот Додж по-прежнему с нами, т.к. хозяин к нему привык и не любит перемен и новых забот.
   Квартира была более просторна, но и дети тоже подросли и требовали пространства. Поэтому пришлось построить своими руками из хороших досок двухэтажную кровать, значительно дешевле предлагаемых на рынке и в магазинах. Как ни странно, в это время мы еще не познакомились толком с системой секонд-хэнда, всякими Гуд-вилами, Трифтами, гараж-сейлами, Пенни-сейверами и бесплатной страницей в Крег-листе. Все это пришло постепенно и очень кстати, т.к. одна зарплата Саши не была резиновой. А в постройке кровати принял самое активное участие новый герой моего рассказа - Андрей Смирнов, приятель моей Аняки по университету. Приехав в Америку с мелкими ухищрениями, о которых нечего и говорить, они общеизвестны, и обладая удивительным даром привлекать сердца людей, он, принятый нами по рекомендации Ани, очень скоро стал и продолжает быть Славиным и нашим другом. И вообще, милый человек. Вместе с Андреем Слава нашел ребят и девочек из бывшего Союза и других стран, готовых к приятному времяпровождению, или приехавших по рабочей визе на место беби-ситтеров в семьи. У Славы была своя комната, где через какое-то время поселилась подружка.
   Школа детей была довольно далеко, но в пределах велосипедной достижимости и неподалеку от недорогого жилья моей кузины Славочки с мужем. Их комплекс располагался около Еврейского культурного центра с библиотекой, где мы были заинтересованы в дешевых распродажах книг, и с бассейном, который мы тут же и опробовали. Поступившие в школу назывались "фрешменами", все равно, как наши "новенькие". Классы были обязательные и по выбору. Я огорчилась, узнав, что дети не взяли музыку. Впрочем, Кирилл выбрал искусство - рисовал, лепил, гончарил. Кое-какие его вещи до сих пор в домашнем быту. И французский - по старой памяти, алжирской. В старших классах они взяли робототехнику, Кирилл на два, а Никита - на один год. Это меня удивило. Мне казалось, что Никита очень изобретателен. В детстве он строил замысловатые ловушки для кошек, что-то падало, запускалось, грохотало, пугало. Те разбегались, кто куда. Занимался Лего, конструкторами, оставшимися в большом количестве от Славы. Но все-таки оба съездили на Всеамериканские соревнования старшеклассников в Орландо, Флорида, где мощно развлекались на аттракционах в парке, куда они со всеми получили бесплатные билеты. Жаль, что потом, уже после их окончания класс погиб, разрушенный конфликтом между учеником и преподавателем. А их класс получал награды, призы за высокие места на разных - региональных и федеральных конкурсах, призы и спонсорскую поддержку от компаний, заинтересованных в перспективе в хороших конструкторах и изобретателях.
   А тем временем Кирилл, под некоторым впечатлением от моих рассказов о занятиях бадмингтоном и от домашних игр, - мы даже привезли с собой ракетки из Москвы, - занялся серьезно этой, любимой мной игрой. Саша же активно искал и нашел-таки место для игры в настольный теннис и пытался привлечь Славу и Кирилла. Удалось на недолгое время, но потом они периодически все-таки возвращались к пинг-понгу. А в бадмингтон Кирилл стал играть серьезно и получал небольшие призы за межшкольные парные и одиночные соревнования. Саша же, как оказалось, со своих дворовых времен увлекся настольным теннисом. Тогда в Москве во многих дворах стояли столы, а в Парке Горького играли серьезные игроки, и наш Саша набирался опыта, и даже его увлечение этой игрой вступило в конфликт с интересами институтского тренера по стрельбе. Как-то разобрались, но страсть осталась и реализовалась неожиданно вдали от московских дворов. Подвиги же нашего Кирилла были недолговечны - довольно скоро пошли травмы коленного сустава, и ему пришлось все оставить. Что до меня - я, как настоящая Рыба по гороскопу, плавала в бассейне при аппартаментах, иногда в Международном бассейне в Санта-Кларе, иногда - в общественном парке Ринконада в Пало-Алто, когда зимой в открытом бассейне становилось очень холодно. Это о спорте.
   В соседнем общественном центре Каберли находился комплекс для обучения взрослых иностранцев английскому языку - English - second language. Сдав какой-то тест, я попала в продвинутую группу и начала усердные занятия вместе с китайцами, японцами, аргентинцами, мексиканцами, чехами и русскими. Многие оказались приятны и интересны, а вскоре стало понятно, что кое-кто ходит сюда, в основном, для общения. Народ разновозрастный, в основном, женщины. Перезнакомились, начали дружить. Преподаватель - молодая женщина старалась изо всех сил, подвигая учеников на подвиги. Обсуждали самые разные темы, демонстрировали национальные кухни и традиции, учили друг друга, - все под заботливым приглядом нашей милой учительницы.
   Там я познакомилась и подружилась с очень пожилой китаянкой, муж которой был уничтожен во время культурной революции в наказание за образование, полученное у капиталистов. Семья эмигрировала в Америку с помощью родни. Сама Сан-нан, миссис Лиу, была химиком и одновременно тренером Тай-чи, ученицей известного в Китае мэтра. Там в Китае, где все в больших масштабах, она тренировала сотни учеников, а здесь продолжала очень понемногу и пригласила меня.
   В находящемся неподалеку Митчелл-парке она учила по одному движению Тай-чи в день, не более, и даже разбивала из на части. Каким трудным оказалось для меня это обучение - другие идеи, другой стиль движений, плавность, неторопливость, постоянство и настойчивость. Надо сказать, что каждое движение я старалась описать, как можно подробнее, и за год мне удалось выучить все 88 движений, ежедневно их повторяя. Стоило мне, однако, пропустить пару месяцев, и к тому же потерять тренера в превратностях судьбы, и я забыла напрочь все, и никакие записи, никакие книги мне не помогли - ушло живое общение, ушел постоянный пример, да и курс Тай-чи был нестандартный.
  
   Приподнято бедро, плывут вдоль тела руки,
   Рисуя знаки, непонятные пока.
   Вновь поворот, и тишь.
   Лишь полтергейста звуки
   Сопровождают танец знатока.
  
   Улыбка Джиоконды сдвинет губы,
   Уйдёт в себя задумчивый танцор,
   Блеснут слегка, едва заметно зубы,
   Скользнёт и минет равнодушный взор.
  
   Не разложить движенья на кусочки,
   Аналогово движется рука,
   И лишь к концу строфы приставлены три точки -
   - Не познано, не понято "пока"...
  
   Порыскав по окрестностям, Слава нашел для меня дополнительное развлечение - магазин благотворительного общества, куда я бегала пешком закупать вполне носимые вещички, необходимую посуду, постельное белье, полотенца, какую-то мебель - назовите еще - по вполне разумным ценам. Моя кузина говорила мне с достоинством, что они покупают только новые вещи - я слушала и поступала по-своему. Через несколько лет я выслушивала те же соображения от своей соседки, добавлявшей насчет ауры прошлых хозяев. На это я предлагала свои резоны о намоленных иконах, свою позицию по поводу ауры, рассуждения об обществе потребления, пожирании природных ресурсов и чересчур богатых странах. Но в основе моих доводов были, конечно, экономические посылки.
  
  
   Я иду на охоту. Мой верный надёжный ягдташ,
   Нагружённый добычей, оттянет мне плечи и руки.
   Маскхалат надеваю - джинсовые брюки.
   - За такие минуты спокойно пол-жизни отдашь.
  
   Магазин недалёко. Там много цветного тряпья
   И посуды стеклянной, которая весело бьётся.
   Там, наверное, много полезных вещичек найдётся.
   И охотник за дичью, - вы знаете, это же я.
  
   Где-то там в глубине ДНК, в тишине затаясь,
   Дух охотничий, жадный к добыче - кровавому мясу,
   Вдруг-внезапно-незванно-нежданно прорвётся к урочному часу -
   И походкою ниндзя бегу в магазин, по асфальту стелясь.
  
   Отпраляя народ на праведные труды и провернув наскоро домашние дела, я садилась за рисование. Темы брала из собственных впечатлений, наших путевых фотограий и... Недалеко от нашего комплекса в парке находилась очень хорошая общественная библиотека. При всем добром желании я не могу ее сравнивать с нашими районными библиотеками, а в особенности с той, которой я не раз и с благодарностью пользовалась в Алтуфьеве, и мои дети тоже по своим учебным делам.. Там работали бескорыстные и хорошие люди, но в каких ужасающих условиях - вонь невыносимая, миазмы, пьяные хулиганы и худенькие беззащитные женщины. В Пало-Алто насквозь компьюторизованная библиотека снабжала меня книгами по искусству. Служители находили для меня нужные книги. Приводили к полкам. Предлагали помощь. Выбирали со мной книги. И т.д. И т.п. И нежная ненавязчивая музыка. Так вот - там я нашла книги о художнике Климте, знакомом мне только по имени и репродукции одной из картин, с которой я рисовала как-то в Москве. Уже с той первой репродукции я была подавлена магической силой его картин, они меня завораживали своей невероятной красотой, даже те, которые, казалось, не для того предназначены, их красота среди того, что могло бы считаться безобразием, эпатажем благопристойности, была безупречной стильной образцом изящества. Скажите еще сами. Я эту картину повторила для себя в акварели и поразилась необыкновенному сходству лица натурщицы художника с лицом моей кузины Киры. Акварель осталась в Москве, а здесь я снова сделала ее, и еще около десятка других на одном дыхании, почти по одной в день, работая, как заколдованная, как зомби. А потом с той навязчивой работоспособностью на одном порыве - огромное количество рисунков фломастером с японской классической графики из прекрасно выполненных полиграфически книг на эту тему.
  
   Фронтальная стена завешена японской
   Гравюрою. И вечно по ночам
   Мне шопот слышится и будто смех содомский,
   И тени мечутся, как мыши по углам.
  
   Традиция веков - актеры в женском платье
   Жеманятся, позируя творцу.
   Застыла под стеклом бесчисленная братия,
   Давая отдохнуть уставшему лицу.
  
   Места для работы у меня не было, я располагалась на полу, опираясь спиной на стенку комодика с бельем. Саша подарил мне огромный деревянный ящик с акварелью, фломастерами, карандашами и пастелью. Впрочем, использовалась акварель все-таки ленинградская, привезенная с собой в самом начале.
   А Саша подарил мне и электронный клавишник, невероятный подарок для меня, никогда не знавшей нот. Проказница мартышка была, наверное, более умела в музыке, чем я. Но смелости и полного отсутствия смущения - хоть отбавляй. Я купалась в звуках, перебирая их, быстро шевеля пальцами, или в ритме вальса - раз-два-три, раз-два-три, или грохотала маршеподобно, или изобретала свои ритмы. Переключала на орган, нажимая педаль, и звуки заполоняли меня, нового Баха. Переключала на арфу и возила пальцем или ногтем по клавишам-струнам, звуки бурлили, как поток. А потом на вокал, и дирижировала огромным хором басов и сопрано, поющих a capella мои фантазийные "сольфеджио". Гавайская гитара мурлыкала что-то свое - мое. Вставала из-за чудо-рояля освеженно-опустошенная. В Москве продолжала свои опыты, раздражая присутствующих - или нахальством, или неумением сыграть даже собачий вальс на настоящем фоно, оставшемся от детей. Особенно же я возмущала тех, кто учился когда-то музыке - наверное, за мой апломб, с которым я относилась к этой "какофонии" как к настоящей музыке. Я же, как варвар, самовыражалась, изявляя в звуках некие глубинные образы, процессы, воплощая смутные возможности, удовлетворяя непонятную потребность самоопьянения. Сейчас я думаю, что облако звуков, окружавших меня, являло род доппинга, экстази, марихуаны, если хотите - наркотика в моем ибыточно стрессовом существовании. Чего извиняться, чего объясняться - а мне было так надо.
   Именно к этому приезду в Москву и относится начало сочинения стихов - как прорвало плотину, как вырвало кляп, как резануло по зашитому.
  
   В двухтысячный год от эр ха
   Непрестанно писала стихи.
   Дневник зарифмованный
   Велся из месяца в месяц,
   Начавшися в летней Москве,
   Собирая грехи
   И радости быта
   И свежесть веселого леса.
  
   Сменил говорливый мой стих
   Тишину акварелей моих,
   И точности глаза не нужно
   Туманному оку,
   И только гляжу с удивленьем
   На дело ручонок своих,
   Как будто не я исполняла
   Урок, мной же заданный к сроку.
  
   А музыка стихла.
   В углу позабытый рояль-
   -Так звалось бы в прошлом
   Мое электронное чудо.
   И жаль почему-то,
   Поистине, искренне жаль,
   Что я ни художником,
   Ни музыкантом не буду.
  
   Куда мне теперь...
   Да и надо ли думать о том,
   Что где-то лежит горюч-камень
   Под горкой, поросшею лесом.
   Ведь главное сделано -
   Дочь продолжает наш дом,
   А мальчики вырастут
   И разлетятся, как бесы.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"