Аннотация: "И кто к кому попадёт во внутрь - не столь важно. Важно то, что мы станем едины, и я всё равно одержу верх" (с) волчица Алиса.
- А теперь мы будем играть в молчалки, - сообщила волчица Алиса маленькой девочке. - Кто первый скажет слово, тот того СЪЕСТ. И кто к кому попадёт во внутрь - не столь важно. Важно то, что мы станем едины, и я всё равно одержу верх.
...
- Проговорилась! - как-то по-дивчачьи воскликнула Алиса, хотя девочка не вымолвила ни слова. Она с ужасом попятилась, но Алиса подскочила к ней, крепко, как лучшую подругу, обхватила девочку лапами, и медленно-медленно, по кусочку, стала отрывать от себя и запихивать девочке в рот. Кусочек за кусочком проскальзывали вовнутрь через отчаянно зажатые губы. После чего нос и рот нежно и крепко зажимались лапами до тех пор, пока девочка не совершала глотательное движение. На третьем кусочке девочка сдалась и дальше уже глотала безропотно. В ней будто что-то сломалось.
...
Через некоторое время, когда последний кусочек был проглочен, девочка осталась одна. Ни волчицы Алисы, ни чего-то напоминающего её вокруг не было. Девочка побежала туда, куда ноги несли. "Я здесь", - вдруг раздался непонятно откуда ласковый голос. Девочка стала вертеть головой, так как звук явственно исходил откуда-то снаружи. Только вот непонятно откуда. "Да здесь я, - откровенно издеваясь произнёс кто-то. - Здесь, здесь, здесь, Здесь, ЗдЕсь, ЗДЕСЬ, ЗДЕСЬ, ЗДЕСЬ, ЗДЕСЬ!"
...
У неё начала от боли раскалываться голова. Сердце бешено колотилось, будто кто-то внутри бросался на него, кусал и грыз. И повсюду, вокруг неё, одуряющий запах волчицы. Она бежала. Она кричала. Никого не было рядом. Только боль. Только кто-то враждебный внутри неё пытался подавить остатки её воли, подчинить её, одержать верх, загнать в уголки подсознания... её ли подсознания? Воспоминания становились какими-то рваными, будто их кто-то порвал.
...
Она подмята. Сломлена. Безлика. Она всего лишь воспоминание в собственной голове. Мысль, послушная новой хозяйке. Она может бунтовать, но это лишь забавляло новую владелицу её души и тела. И, когда она надоедала, ей приказывали, и ей ничего не оставалось делать, кроме как убираться прочь, в глубины памяти. Туда, где её ожидало забвение...